В бесцельном, бесполезном, В бессмысленном стремленье
Найти ту сеть, где свиты
Гармонии запросы.
Но там лишь -- паразиты, Но там лишь -- кровососы!
Часть I
БАЛАГАН
-1-
Весеннее солнце в этом году с трудом пробивалось своими лучами до заснеженной, скованной зимним морозом земли. Зима сдаваться не желала, возвращая утраченные позиции ночным похолоданием и дневным снегопадом. В середине марта снова прилично закрутило, и даже яркое солнце не могло пока разбить снежный панцирь. Солнечные мечи и копья отскакивали от белоснежной брони, плавя ее только по краям дорог, что полностью подтверждало теорию о "глобальном потеплении". Весна забуксовала по колено в снегу.
Олег смотрел на этот вечный бой из окна своей квартиры. На душе было сумрачно и тоскливо, несмотря на солнечное, хоть и холодное, но всё же весеннее утро. Ничего хорошего он от предстоящей весны не ждал. Жизнь его со всё возрастающей скоростью, словно вечернее солнце, клонилась к закату, забравшись уже за горизонт большей частью второй половины. И никаких перспектив, только всё более угасающая надежда на неожиданное чудо. Но чудес, как известно, в Мире не бывает, несмотря на наши мечты и фантазии. Мир рационален и жесток. И он не щадит никого. Но некоторые всю жизнь купаются в славе и роскоши, совершенно не заслужив ни того ни другого. А другие "дохнут в черном теле" по никому неведомой "Программе" высших сил, для которых люди и их судьбы -- всего лишь балаган для пустых забав и игр.
Повалил густой, мокрый снег. На душе у Олега стало еще тоскливей. Чтобы сбить этот приступ тоски, он отправился на кухню, где на полу, возле плиты стояла початая со вчерашнего дня бутыль пива "Охота". Пиво Олег пил практически каждый день, глуша в крепком хмеле отзвуки своих жизненных неудач, особенно в реализации творчества, следовавших непрерывной чередой. Все усилия, которые предпринимал писатель, чтобы добиться литературного успеха и признания, оказывались напрасными. В московских издательствах, куда Олег привозил свои произведения, книги, напечатанные мизерным тиражом, принимались, но, как правило, даже не рассматривались, так как "совершенно не читались". В последний год шли для "отмазки" ссылки на кризис, охвативший весь Мир. Тем не менее полки книжных магазинов ломились от многочисленных томов разных авторов -- российских и зарубежных. Изданные с полиграфическим изяществом, в дорогих и не очень переплетах, они вызывали у Олега тоскливую зависть. Чем он хуже? Он мог прославить не только свой провинциальный городок, но и всю Россию. Он это осознавал вполне реально. Его книги покупались в окрестностях довольно бойко. Отзывы читателей были в основном восторженными. Люди, прочитавшие его книги, при встрече жали с благодарностью руку. Но перед ним стояла вся Россия. И она была Закрыта...
Нынешняя власть, конечно, никого из писателей-поэтов-бунтарей по тюрьмам и психушкам не рассаживала: не то наступило время, но на их духовные и эстетические порывы не обращала внимания. Власть интересовалась воспроизводством "бабла". Поэты и писатели мешались возле ее ног. Они хотели обратить на себя внимание. Но напрасно.
Олег несколько раз пытался "достучаться до власти". Местные административные руководители, возглавляемые мэром города Шариковым, при встрече дружески жали Олегу руку, хлопали по плечу, но помощи в издании его книг не оказывали, пуская это дело на самотек, то есть на ничтожные финансовые возможности самого писателя-поэта.
Тогда Олег в последней надежде решил найти поддержку у областной власти. Его вместе с редактором газеты "Наша среда" Ангелиной Авоськиной пригласили на торжество в связи с двадцатилетней годовщиной открытия за пределами соседнего города филиала американской фирмы по производству моющих средств. На торжествах присутствовал губернатор-демократ, заменивший старого коммуниста-агрария. После открытия мемориальной доски губернатор, окруженный охраной, помощниками и американцами, двинулся через толпу журналистов для осмотра цехов предприятия. Олег, улучив момент, на ходу вручил ему свою книгу с просьбой о переиздании. Губернатор, не останавливаясь, взял книгу, взглянул безразличными пустыми глазами на писателя и, ничего не сказав, передал том кому-то из своих помощников. Олег не дождался "ни ответа, ни привета" и тревожить областное начальство больше не стал. Ему и так всё было ясно.
Редакция газеты "Наша среда" на протяжении десяти лет активной печатной деятельности неоднократно меняла точки своего обитания. Олег как старослужащий при каждом переезде с место на место принимал непосредственное участие в погрузке и выгрузке редакционного скарба: столов, стульев, кресел, компьютеров, мониторов и так далее Однажды "Наша среда" поселилась "на птичьих правах" в конторе бывшего ее учредителя, где вовсю кипела строительно-подрядческая жизнь. Там Олег познакомился с заместителем директора этой строительной компании -- довольно бодрым старичком-пенсионером, бывшим при советской власти крупным работником одной из монопольных отраслей "народного хозяйства". Времена изменились, а отрасль всё равно осталась монопольной и диктовали свои раздутые цены на продукцию всей стране. Да и не только ей. Василий Викторович прочел книги Олега, им подаренные, и загорелся желанием помочь писателю. В реальности поддержки своих бывших коллег он не сомневался. Те обзавелись таким богатством, о котором при советской власти даже не мечтали. Что им стоит по просьбе своего бывшего начальника выделить для издания книг несколько сотен тысяч рублей. Пустяки какие! И, как говорится, судьба благоволила ходатаю. Вскоре Василия Викторовича пригласили на поминки одного из руководителей отрасли. Поминальный стол был накрыт с размахом. Он ломился от коньяков, водок, вин и закусок. О существовании многих ветеран отрасли не имел представления. На центральных местах восседал генералитет в полном составе. После поминальных тостов, когда все уже достаточно опьянели и расслабились, Василий Викторович решил обратиться со своей просьбой к генералитету. Его приняли милостиво. Плеснули в рюмку коньяка. Но когда он рассказал о цели своего появления на "барским" столом, вся генеральная комиссия пьяно загоготала:
-- Ты что, Викторыч, е...нулся? Какие книги? Кто их читает? Кому они нужны? -- И ветеран получил несколько дружеских шлепков по лысине. Для вразумления... Он пунцово покраснел. Ему было стыдно.
-- Да не бери ты в голову, Викторыч! -- похлопал его, на этот раз по плечу, его бывший подчиненный-прораб, а ныне один из замов генерального. -- Поехали сейчас с нами, я тебе настоящую, а не книжную жизнь покажу...
Кортеж "Мерседесов" под блеск мигалок и вой сирен помчался прочь из Москвы в лесную зону. Там, вдали от посторонних взглядов, был построен специальный особняк, огороженный высоченным забором с охраной по периметру. На специальной стоянке оставили автомобили и дружной полупьяной компанией вошли в ворота. За ними был еще один забор, а дальше, возле дома, раскинулся "райский уголок", утопающий в цветах. В центре голубела вода декоративного бассейна с фонтаном посередине и маленькими водопадами по неровным каменистым краям. На веранде был накрыт обильный стол. Суетились официантки в коротких фартучках на голое тело. Но их было всего три-четыре. А руководящая компания появилась довольно многочисленная. На всех не хватит. И тут ворота открылись вновь, пропуская целый взвод молоденьких девиц в коротких юбочках и шортиках. На подмогу официанткам.
И началось разгульно-поминальное веселье. Девицы заливисто визжали. Пузатые, голые начальники ржали, словно жеребцы. Бассейн наполнился совокупающимися телами. Василий Викторович сидел в шезлонге на берегу бассейна и краснел. Ему было стыдно. И тут, в разгар веселья, к нему подошла голая молоденькая девушка и, наклонившись к уху, томно прошептала:
-- Дедушка, давай я у тебя отсосу...
-- Ты что, внучка, -- опешил ветеран, -- мне же 74 года...
-- Меня к тебе послали, -- сообщила девица и добавила: -- За всё заплачено. Это вам не книжки издавать...
Василий Викторович еще более вспыхнул. Он вскочил с шезлонга и бросился к своему бывшему прорабу, занятому непотребным делом.
-- Отправь меня обратно! -- почти закричал старик.
-- Ну, как хочешь, Викторыч, -- пожал плечами зам и, прервав свою работу, позвонил по мобильному водителю...
-- У них такой кавардак почти каждую неделю, -- доверительно сообщил водитель по пути в родной город Василия Викторовича...
...Олег хлебнул из бокала. Пиво через несколько минут мягко ударило в голову, на время заглушив душевную тоску. Всего лишь на время. До конца ее не унять, как ни старайся. Полунищенское существование провинциального писателя-неудачника не настраивало на оптимизм. Годы мчались вереницей. Пролетело уже десять лет нового века, которых Олег словно и не заметил. Вернее, он замечал их каждое утро в зеркале перед бритьем и после умывания. Но глядя на календарик с мордой тигра-альбиноса, он всё еще внутренне удивлялся десятке, пристроившейся вплотную к двадцатке. Ведь четко помнил: как бы только вчера он встречал "миллениум" в компании своих друзей. Как все одобряли честный поступок Бориса Ельцина, ушедшего накануне нового века в отставку. Как они с Верой рано поутру долго стояли в безлюдной церкви, освещенной только тусклым отблеском свечей. Впереди были неведомые годы нового столетия. И вот уже десять лет промчались, как пять минут. И ничего не изменилось, кроме отражения в зеркале. Время сжималось, будто "шагреневая кожа", а впереди черным бездонным провалом черепных глазниц смотрела Неизбежность. И не было от нее спасения и утешения. А он всё время бегает по кругу в кармическом круговороте сансеры, откуда нет выхода, пока жив. Но еще немного осталось. Путевка в поднебесный концлагерь уже заказана. Здесь хоть какая-то видимость свободы, а там безжалостные законы Зоны. И спастись, увильнуть от них не дано Никому. Какой уж тут Рай?
Что будет, кроме Рая?
Дымящий зимний Ад.
Где, в холоде сгорая,
Нам нет пути назад.
Что будет, кроме мая?
Безжалостный январь!
Где, нашу жизнь ломая,
Дымится смерти гарь.
Что будет, кроме лета?
Морозная зима!
На грани тьмы и света,
Сводящая с ума.
И, старость примеряя,
Как драное пальто,
Поймем: не будет Рая,
Но будет Ад зато!
И смириться с Неизбежным невозможно! Сейчас ты, пока, относительно здоров. Но в любой, неведомый тебе день что-то сломается в твоем организме по их запредельному плану. И тогда начнется Ужас Бытия! Начнется отчаянное и безнадежное цепляние за жизнь. Но ее плоскость уже наклонена, а "ноготки" маленькие, поломанные и беспомощные. Всё бесполезно. Ты улетишь в Пропасть без дна на потеху неведомым и совсем недобрым силам, которые как могли издевались над тобой при жизни и станут глумиться над твоей душой в их "райской преисподней". А другого отношения не будет, судя по творящемуся здесь, на Земле, беспорядку на протяжении многих веков. И новый век не стал исключением. Но вместо бесконечных войн, чумного и холерного мора, революций, массовых казней, геноцида и других бедствий, в которых, "естественно, виноваты сами люди", появился другой ползучий убийца-спрут -- террористический экстремизм. В авангарде его шли исламисты-вахабиты. Задача проста: мировое господство. Ислам должен править Миром. А для этого хороши все средства. От ползучей исламизации Европы до взрывов в электричках, поездах, метро, в магазинах, барах, ресторанах -- да мало ли где?! В торговом центре Нью-Йорка, например. В конце марта шахидки-смертницы взорвали два вагона в московском метро. Погибло сорок человек. В первый день страстной недели. И погибли те, кто был каким-то образом причастен к событиям на Кавказе. Случайно?
Игры. Игры недоброй воли. Чьей? Как говорили испокон веков, нами правит Рок. И рок злой, беспощадный. Ну, а персофицированная Личность на неведомых Небесах -- их оправдание и наши Утешение и Надежда на Высшую Справедливость, которой нет.
-2-
Раздался стук в дверь. Олег вздрогнул, отрываясь от своих горестных мыслей. Испуг волной прошел по позвоночнику и ударил в голову, выбив из нее пивной хмель. Каждый день он ждал незваных гостей -- судебных приставов. Он уже получил решение мирового судьи о взыскании с него большой суммы за невыплаченный квартирный "долг". Хотя сам он должником себя не считал. В долг у ЖЭУ, которая в одночасье превратилась в Управляющую компанию, он ничего не брал. Договора с ней не подписывал. Но их это не останавливало. Компания требовала сатисфакции за оказанные коммунальные услуги. Олег пока сдаваться не собирался. Да что от этого толку. Закон, как известно, что дышло... И выйдет всё равно так, как его трактуют власть имущие. Хоть голову себе расшиби, по-твоему не будет.
Олег чувствовал свое безнадежное положение. Но в глубине души еще тлела искорка: а вдруг пронесет? Видно, не пронесло. Открывать или не открывать? А что, если начнут ломать дверь? С них станется!
Он тихонько встал из-за кухонного стола и на цыпочках подошел к входной двери. В дверь снова легонько постучали. Приставы должны были бы барабанить и требовательно орать. Значит, не они.
-- Кто? -- негромко спросил Олег, отворив первую "утеплительную" дверь.
-- Это я, -- донесся с площадки голос Ильи Кротова. У Олега отлегло от сердца. Но почему Илья не позвонил? Он всегда извещал о своем появлении по мобильнику. Наверное, такая первоапрельская шутка.
Олег повернул ключ в замке. Илья стоял на площадке весь облепленный снегом и был похож на Деда Мороза, только с черной бородой. Центр бороды пропалила снежная проседь. После страшной смерти одной из своих дочерей Илья изменился не только внешне, но и внутренне. Он словно стал другим человеком: замкнутым и каким-то раздражительным. Но его можно было понять. Такая трагедия! Дочь его убили в Москве какие-то азиатские подонки. И не просто убили, а зверски надругались над телом. Илья будто сам был убит. Он выполнял все процедуры погребения с совершенно отчужденным лицом, почти не реагируя на вопросы, молча, механически. И стал всё чаще прикладываться к бутылке, в основном в обществе Олега. И вот прошло уже больше года, а рана всё еще до конца не зажила. А когда -- иногда -- Илья "слегка перебирал", он терял голову и искал поводы для выплеска своего горя, обрушивая придуманные им самим обвинения в адрес Олега. Тот никакой своей вины не чувствовал, и друзья после таких размолвок расставались чуть ли не врагами. Но Олег понимал состояние Ильи и шел на примирение первым. Илья встречал его как ни в чем не бывало. Распивали "мировую". И всё до нового инцидента. Но они оба скучали друг без друга в эти "сорные дни". Их тянуло, как два разноименных полюса.
Вера и Мила переживали размолвки своих мужей. Жили они неподалеку и встречались гораздо чаще. Они стали подругами, но в отношения мужчин не вмешивались. Они переживали за них.
Такое странное противостояние продолжалось около года. Потом Илья стал вроде успокаиваться. Приступы нелепых обвинений как будто прошли. Но всё же Олег держал себя с Ильей настороженно. Кто его знает.
-- Заходи. -- Олег пропустил "Деда Мороза" Илью мимо себя в узкую прихожую и закрыл за ним дверь.
-- Извини, не предупредил, -- проговорил Илья, снимая с головы вязаную "монашескую" шапочку, облепленную уже тающим снегом. Стряхнул снег на пол. Через плечо у него была надета холщовая сумка. Длинное темное пальто делало его схожим не столько с языческим повелителем снежных бурь, сколько со "странствующим" монахом. И его потому часто принимали за "батюшку". Просили благословления, особенно пьяные мужики в пивном пабе, куда Илья иногда заглядывал пропустить "сто граммов" с пивной "полировкой". Весь день Илья просиживал в своей художественной мастерской, расположенной рядом с храмом, за кропотливой канонической иконописью. Заказы поступали крайне нерегулярно, и ему приходилось экономить средства. Но впроголодь, как раньше, Илья не жил. С приходом в дом Милы -- как оказалось, швеи высокой квалификации и поварихи по совместительству -- сытная жизнь художника вошла в свое постоянное русло. И если бы не регулярные колдовские происки мадам Гнидяк, то можно было бы его нынешнюю жизнь назвать благополучной. Но бывшая хохлушка-жена успокаиваться пока не собиралась. Она названивала Илье по телефону по несколько раз в день. Требовала денег и угрожала расправой над ним и над Милой. И не бросала слов на ветер. Затыкала за дверные косяки "заряженные иголки", кидала через забор утыканных такими же иголками резиновых голышей-карапузов, сыпала в почтовый ящик наговоренную соль... После таких процедур супругов настигали "внезапные" недуги. У Ильи опухали руки и ноги, а у Милы страшно болела голова. Они часто ссорились без всяких на то поводов, что очень напоминало Олегу их ссоры с Ильей. Машина раздора работала на полную катушку. Затем на некоторое время, когда мадам Гнидяк уходила в длительный запой, супругам предоставлялась передышка. А потом повторялось всё сызнова.
В один из таких запоев мадам чуть не отдала богу душу, решив разнообразить употребляемые ею напитки, разбавив их почему-то молоком. Стеклянная банка с этим необычным напитком выскользнула из трясущихся рук дамы и грохнулась об пол кухни. Мадам тут же поскользнулась на луже и упала прямо на острые осколки разбитой банки. И рассекла себе вену на руке. Густой поток крови слился с молоком. В доме кроме маленького внучка, сына позже убитой дочери, никого не было. А на дворе стоял уже поздний вечер. Мадам так бы и истекала кровью. Но ее спасло чудо. Позаботился, видно, ее "ангел-хранитель"-исполнитель. В разгар истекания в дом через незапертую почему-то дверь вошел отец внучка -- бесшабашный молодой человек, но именно в этот час вдруг вспомнивший о сыне, брошенном на попечение вечно пьяной бабки. Мама его в это время трудилась на московских просторах. Зять спас свою тещу.
Но это драматическое происшествие мадам Гнидяк не исправило. Выйдя из больницы, она продолжала мстить за свою "поруганную честь" Миле и Илье. Олег пытался энергетически защитить их, но ему это плохо удавалось. Илья помощи не просил, испытывая какую-то мазохистскую радость от происков бывшей супруги. Он упорно уверял, что бог его в беде не оставит, в чем Олег сильно сомневался. Он всю "божественную благодать" испытал на себе, когда один из его знакомых, "черный астральный рыцарь", "повесил" ему на сердце "квотера" -- энергетического паразита, запрограммированного на "таймер" аритмической скачки. Перципиент Олег попал в круговорот ежедневных сердечных перебоев, рассчитанных его индуктором буквально по часам. Он "умирал" в одно и то же время, затем несколько часов чувствовал себя более или менее сносно. А следом опять приступ аритмии, с которым не могли справиться многочасовые молитвы и крестные знамения. С ним играли, как с мышью. И так продолжалось несколько месяцев, пока Олегу вдруг не раскрылась схема "защиты", совершенно не связанная с христианским обрядом. И ее претворение помогло. "Рыцарь" скинул латы и попросил пощады. Но Олегу от этого было не легче. Божественная сила молитвы, на которую он так надеялся, ему не помогла. Помогла магия. И этот положительный результат настраивал на горькие размышления. Медленно, капля за каплей исчезала не Вера -- доверие. Рушилась система ценностей, в которой Олег жил много лет. Образы Иисуса Христа и Богородицы стали колебаться, словно пустынные иудейские миражи. Олег не хотел исчезновения. Он свято верил. Но от него отвернулись. Ему помогали выжить другие силы. И это его не радовало, а удручало. Ему было не всё равно!
На стене в прихожей висело компьютерное изображение Спасителя, переформатированное с "Туринской Плащаницы". Христос смотрел светлым взглядом темных пронзительных глаз. Олег молился перед этим образом каждый день. И это его немного утешало. Но всего лишь чуть-чуть. Он хотел помощи в самом главном для себя -- в издании своих книг в России. Но ситуация из года в год была закрыта. Его не пускали. Почему? Тысячи фильмов и книг издавались по всему миру. Позволялись всякие мерзости, садизм, извращения, ужасы, убийства и прочая гнусная жуть вперемешку с духовными, светлыми произведениями, которыми тоже не было запрета. Перед Олегом же стояла Стена. Глухая, непробиваемая. Кто ее поставил? И зачем? "Дайте мне мой кусок жизни, пока я не вышел вон". Гребенщиков свой кусок получил. Олегу доставались лишь жалкие крохи со стола жизни. А время неумолимо мчалось вперед-вниз. И ничего не изменялось к лучшему. Но ведь могло быть и хуже! Простая жизненная дилемма.
Но вся человеческая сущность не хотела смириться с таким положением вещей. Когда вокруг столько богатых, процветающих, знаменитых. Их процент, конечно, невелик. Но всё же, почему они, а не ты? Судьба? Такая несправедливость гнетет сердца многих. И этим очень умело пользуются новоявленные устроители "счастливой, изобильной жизни". Они издают множество книг, в которых проталкивают нехитрую идею, помогающую нищему, больному калеке вдруг стать миллионером. Просто нужно "позитивно мыслить" и верить, что ты уже богат, словно персидский шах. И хотя ты дохнешь с голоду в холодном подвале, нужно уверить себя, что это золотой дворец, а черствый кусок хлеба -- инжир, щербет и жареные гуси-лебеди. И тогда добрые, милостивые силы Вселенной, откликаясь на твои позитивные мыслеформы, одарят тебя, убогого, сказочным богатством. И станешь ты остатки своих дней "жить-поживать изобильно, да добра несметного наживать, да как сыр в масле кататься". Ну, а если ничего в твоей несчастной жизни не изменяется, то ты сам во всем виноват. Не умеешь правильно позитивно мыслить. Но ведь изрекли на Востоке: "Сколько ни говори "щербет" -- во рту слаще не станет". И самый искренне верующий в то, что он "Наполеон", пациент "дурдома" не видит перед зарешеченными окнами ряды его "старой гвардии" и бьется в смирительной рубашке в желании вырваться на оперативный простор своей "императорской власти".
-3-
-- Тетя Поля умерла, -- почти с порога объявил Илья. -- Просила перед смертью, чтобы мы на Пасху на кладбище сходили. К Юре.
Илья, раздевшись, прошел на кухню, достал из своей холщовой сумки бутылку водки и полторашку пива. Затем стал выгружать закуску, зная наверняка, что у Олега в доме шаром покати. Илья часто бывал щедр на угощенья, в отличие от экономного Олега. Позволял побаловать себя и друга достаточно дорогими яствами. Дешевую водку никогда не пил, встав на более прочные финансовые рельсы, хотя в начале века позволительно было даже употребление всем известной "Настойки боярышника" и самоварных заквасов. Сейчас вроде времена изменились на более устойчивые. Потому и появлялись изыски.
-- Ну, давай помянем Юрину маму, -- произнес Илья, наливая себе рюмку водки. Олег наполнил бокал пенистым пивом. Выпили, не чокаясь. Через минуту повторили, потом "строили", и оба слегка захмелели.
Воспоминания о Юре взбередили душу. Их друг Юра Садко, старший научный сотрудник городского музея, погиб почти три года назад при странных, загадочных обстоятельствах. Его нашли поздно ночью на дороге, ведущей в его родной поселок, с двойным переломом основания черепа. Рядом лежал совершенно целый велосипед, на котором он возвращался домой. Жил Юра в домике вдвоем со своей престарелой матерью -- "тетей Полей". Он никогда не был женат, хотя и шел Юре уже сорок шестой год, но, видно по всему, он был "невинен", словно младенец, в смысле близости с противоположным полом. Не имел он и модной сейчас "голубой окраски". Коренастый, сильный "мужик", совершенно непохожий на музейного работника-затворника, хотя и упорно писавшего по ночам кандидатскую диссертацию по историческому краеведению Светлой (Голой) Горы и ее окрестностей.
Парадоксально еще и то, что Юру в музее окружал сплошной женский коллектив, начиная с директорши Вероники Дмитриевны, которая относилась к своему заместителю с требовательным пристрастием. А Юра любил творческую и житейскую свободу и был не прочь частенько "заложить за воротник" в обществе Ильи и Олега. Но их "тройственные" встречи происходили, в основном, после окончания Юриного рабочего дня в мастерской Ильи за дружеской беседой у накрытого оберточной бумагой стола со сдвинутыми в сторону баночками с гуашью и темперой, в окружении не дописанных художником икон. Рассуждали обычно о возвышенном или об истории, в которой Юра был силен, включая мелкие местные детали, "отрытые" им в городском, областном и даже в государственных архивах, куда Юру Садко иногда командировала Вероника Дмитриевна.
Беседы на возвышенно-исторические темы заканчивались подчас довольно поздно. Но у Ильи и Олега это обстоятельство не вызывало особого беспокойства: они могли заночевать неподалеку, рядом с Милой и Верой. А вот Юре приходилось зимой поспевать на последнюю "поселковую" ГАЗель, а летом по темноте нажимать на педали своего старинного велосипеда, чтобы доехать до своего поселка, отстоящего от Голой горы аж на пятнадцать километров. Да еще в не совсем трезвом виде. Но на предложения друзей остаться переночевать у кого-нибудь из них Юра категорически отказывался. "Мама ждет. Она будет волноваться", -- говорил он и "улетал" в темную даль, вниз по плохо освещенной полуразбитой дороге. Эти ночные путешествия вызывали у обоих друзей естественное беспокойство. Да мало ли что может случиться ночью на дороге. Но всё обходилось. До того июльского дня.
За сутки до этого Олег внезапно "прихворнул" без всяких на то оснований. Не выходил из своей городской квартиры, грустно переживая свою хворь. Наконец к вечеру второго дня вроде оклемался и решил прогуляться по городу, насидевшись в четырех стенах. Но чувствовал он себя еще не совсем хорошо.
Было около половины пятого. Теплое, почти жаркое летнее предвечерье закутало Олега в свое воздушное одеяло. Ни ветерка. Начинающее краснеть и толстеть солнце медленно ползло к еще далекому горизонту. Городок жил своей обыденной, обывательской жизнью. Люди шли по пыльным тротуарам по своим делам: кто с работы, кто по магазинам, кто просто так, от безделья, как Олег, слонялся по центральной улице, по которой мчали вереницы автомобилей. Она еще была более иди менее ухоженной. На других же то там, то сям возвышались горы мусора. Народ не доставлял себе заботы в поисках урн и контейнеров. Швырял пустые бутылки, пакеты, сигаретные пачки прямо под ноги. Таков уж российский менталитет. Гадят там, где живут, и не обращают на это никакого внимания. Сила привычки.
Олег шел по тротуару, прикрытый от солнца военизированной кепкой полевого образца. Здоровался по пути со знакомыми, заглядывал на девушек. И вдруг нос к носу столкнулся с неким целителем Юрием, который держал в соседнем городе салон "нетрадиционной медицины". Олег с год назад как-то забрел туда из любопытства, да и в тайной надежде разрешения своих проблем. "А вдруг ситуация сдвинется с места?" -- наивно подумал он.
В маленькой комнатке среди висящих на стенах православных и католических икон, индуистских мандел и буддистско-китайских божков сидел за столом с горящими свечами сам маг в цветастой накидке и пристально смотрел в одну точку, медитируя. Пальцы рук его сплелись в какую-то мудреную мудру. Рот вибрационно выдыхал мантру "аум". На вошедшего Олега маг не обратил никакого внимания, продолжая свою медитацию. Наконец мантра была пропета, и мудрец вышел из состояния "Архата". Взгляд его стал осмысленным. Он кивнул Олегу, указав на рядом стоящий стул. Через несколько минут они разговорились. Юрий оказался нормальным, понимающим парнем. Но был зациклен на "правдинско-зеландовской" заморочке об "изобильном" подаянии высших космических сил, мечтающих обогатить каждого жителя Земли, если он подключится к их благостным порталам и станет не просто верить, но твердо "знать" о своем "божественном обогащении". Сделать каждого миллионером -- вот желание высших сил. Кто же тогда говно будет убирать? Наивная детская мечта и наивный детский лепет, облаченный в сказочные одежды, украшенные фальшивыми "брюликами". Но катит. Кто же не мечтает стать миллиардером? Только дураки и поэты. Такие образовательно-волшебные книги покупаются нарасхват. А их авторы -- уж точно не бедняки. Почитают Мамону.
Никакой помощи маг Юрий Олегу не оказал, ссылаясь на его внутреннее нежелание разбогатеть и прославиться. Олег высказал свою точку зрения. Юрий задумался. Так же задумчиво он вел себя с Олегом при той встрече на улице. Они стояли под деревом, спрятавшись в его тени от солнечных лучей, и вели тихую беседу на всё ту же тему. И вдруг Олег услышал, как у него над головой, словно от сильного ветра, зашумели листья дерева. Но вокруг не было ни дуновения. Он недоуменно поднял голову вверх. Крона шаталась, будто при буре. И тут на голову Олега свалилась ветка-рогатина без листьев. Сушняк. Козырек кепки смягчил удар. Рогатина в виде латинской буквы "Y" упала на тротуар, под ноги. Шум в листве тут же прекратился. Юрий задумчиво поднял на Олега сосредоточенный взгляд.
-- Это знак, -- тихо произнес он.
Олег и сам это понял. Только что означает этот знак? Если бы он знал. Только потом, после гибели Юры Садко, Олег понял, что означала эта вилка-рогатка -- первая буква в имени Юры, только по латинской азбуке. И ведь рядом с ним тоже стоял Юрий. Только ничего нельзя было предотвратить, даже при догадке. Всё -- предрешено.
НОЧНОЙ ВЕЛОСИПЕДИСТ
Перед глазами темнота
И серый шлейф дороги.
Всё суета, всё маета,
Лишь жмут педали ноги.
И каждый день круговорот
Музейного бедлама.
И так летит за годом год,
И всё стареет мама.
Она ждет сына каждый день.
Лишь заскрипит калитка,
Мелькнет ее в окошке тень,
И дверь уже открыта.
Ее единственный сынок,
Ее надежда, гордость!
Вот, подождите, будет срок:
Проявит он ученость.
Он столько книг перечитал
И столько знал событий,
Что исторический журнал
Назвал его "открытием".
Он написал про город наш
Свою большую книгу.
И был об этом репортаж,
Чтоб заложить интригу.
А вот семьи всё нет и нет:
Невинен он, как агнец.
Молилась мать -- всё ждет ответ,
Но не летит Посланец.
И сын сегодня запоздал:
Вон, быстро вечереет,
Опять чего-нибудь искал...
А сердце холодеет.
А сердце чувствует беду.
Вот полночь -- нет сыночка.
Уж грела три раза еду.
Ох, темная ты ночка!
А он всё гнал велосипед,
Крутя в ночи дорогу.
И верил: с ним не будет бед,
И не молился Богу.
И вдруг -- слепая вспышка фар,
Удар, полет мгновенный.
И в голове возник пожар,
Как зарево Вселенной...
А после -- Тьма. А после -- Свет
И чей-то взгляд знакомый:
"Ты прожил там немного лет.
Теперь ты снова -- Дома.
Теперь ты здесь. Теперь со мной
До нового рожденья.
Проходят жизни чередой,
Как тусклые виденья.
Тебе я утешенье дам...".
Но шепчет он упрямо
Сквозь утешительный бальзам
Одно лишь слово: мама.
-- Ты помнишь тот день? -- спросил Олег Илью. Они были уже в изрядном подпитии. У Ильи в сумке оказалась еще четвертинка. А Олег поймал пивной "кайф" -- светлый и чистый, как сам напиток.
-- Меня тянуло с Горы, -- признался Илья, наливая себе еще рюмку. -- Не хотелось там оставаться, хотя нужно было доделать еще какую-то работу. Но я уехал, словно чувствовал. И встретил тебя.
-- Ты не хотел возвращаться. И предложил выпить пива. Но я отказался. По программе. И ты вернулся на Гору. "Очень вовремя"...
-- Я только продолжил работу, как приехал на велосипеде Юра. Он получил отпускные. Ну, и пошло-поехало... Принимали на автобусной площадке...
-- А ко мне приехала Вера и осталась. И у меня все болезни прошли. Как рукой сняло. Знаю, чьей...
-- Мы уже хотели заканчивать. Выпили, в общем-то, немного. И вдруг к "площадке" подкатил наш старый знакомый на своей "тачке". А у него... Ну, и продолжили. Я предложил Юре остаться у меня. Но где уж там! Он о маме беспокоился. И поехал. В ночь. Что-то у меня екнуло в груди. Предчувствие.
-- А я увидел сон. Будто мы все трое стоим на "площадке", где вы были. И у меня обломился зуб. И висит на какой-то ниточке. Ну, я его и сорвал. Проснулся. Вера не спит. Рассказал ей. Знал, что что-то случится. И ты мне позвонил.
-- Узнал я от дочери-медсестры. В ее дежурство утром Юру привезли. Двойной перелом основания черепа. А велосипед цел-целехонький. Убили...
-- Цыгане! Я слышал, они ограду вокруг Усыпальницы сломали и в скупку отволокли. А их там поймали.
-- Юра в суде выступал. А они ему грозили. Всем табором. Обещали убить. Ну и убили. Тому цыгану-вору два года дали. И он за месяц до того вернулся. И отомстил, подстерег. Но это только версия. Ничего не доказано. Да и нужно это ментам? На ДТП сослались и закрыли дело.
-- И нет воздаяния... -- подытожил со вздохом Олег.
-- Всем им воздастся на небесах! -- убежденно проговорил Илья.
-- Если бы, -- Олег покачал головой. -- Но я этом сильно сомневаюсь.
-- Отошел ты от веры, -- констатировал Илья, наливая себе еще рюмку, -- много умствуешь, а Бог не в голове, а в сердце...
-- Тогда зачем же голова нужна? -- усмехнулся Олег.
-- Чтобы передавать Божье слово и выполнять Божьи заповеди.
-- Ну, не повторяй расхожих фраз. Ты же умный человек и сам знаешь, что всё не так просто.
-- Православному от канонов отступать нельзя, а то скатишься в еретизм и безбожие. Ты вот, кстати, в одном шаге. Бесы тебя от истины уводят.
-- Где истина? -- повторил Олег известную фразу.
-- Истина в миссии Христа, в его предначертании.
-- А как же тогда быть с буддистами, индуистами, иудеями и мусульманами, наконец? Каждый считает, что истина с ними.
-- Их увели соблазн, искушение и прелесть! -- Илья повысил голос. -- Только Христос -- сын Божий. Остальные -- проводники нечистых сил!
-- Ну, так огульно нельзя хаять мировые религии, -- снова покачал головой Олег. -- Им же не одна тысяча лет. Кроме ислама, конечно. Но взгляни, какие у него "успехи". Пол-Европы под себя фактически подмял. Лондон весь в мечетях, и Париж тоже. А христианские церкви пустеют. Что поделаешь -- толерантность!
-- При втором Пришествии Божья Истина восторжествует! -- пафосно воскликнул Илья и опрокинул в рот рюмку водки.
-- А будет ли оно вообще? -- грустно проговорил Олег, отхлебнув из бокала пива.
-- По-другому не может быть! -- убежденно сказал Илья и немного осоловело взглянул на друга.
-- Я тебе завидую, -- улыбнулся Олег, -- ты еще под властью мифологии. Так жить легче. А вот я...
-- Я от Христа не отступался, -- твердо произнес Олег. -- Я просто взглянул на всю космогонию с другой точки отсчета. И ужаснулся. А возвращаться в старую "систему координат" уже не могу. Хоть и хотелось бы.
-- Это тебя Бурьянов утянул со своей компьютерной ахинеей. Я буду лучше жить среди ангелов и бесов, чем среди твоих "энерго-информационных паразитов", -- Илья досадливо махнул рукой.
-- Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой, -- со вздохом процитировал Олег и снова отхлебнул пива.
-- Безумцы те, кто искажает образ Божий. Творец -- любящий, строгий и справедливый Отец. -- Илья поднял вверх измазанный в краске указательный палец.
-- Мы приписываем высшим силам наши человеческие эмоции и чувства, как древние греки своим богам. Но те, как оказалось, -- только выдумка невежественных греков, а сменивший их божественный ареопаг существует на самом деле! И все ангелы, архангелы, начала, силы, господства, власти, серафимы, херувимы, престолы да и сам Господь Бог любят наш смертный человеческий род, затерянный где-то во внутренней части спирального рукава одной из миллионов галактик на крошечной планетке и живущий всего одну микросекунду по сравнению со временем существования Вселенной?! Я понимаю, что это какой-то холодный, безжалостный эксперимент, облаченный в маску любви, которая только констатирована, но реально ничем не подтверждена. В чем любовь-то? -- Олег налил себе в бокал еще пива. Илья сумрачно взглянул на Олега и задумался. Видно, вопрос застал его врасплох.
-- Он дал нам жизнь, -- наконец проговорил Илья неуверенно. -- Жизнь вечную во Христе, -- добавил он уже более убежденно.
-- Ну, это там, по ту сторону бытия, и то под большим вопросом, -- "развел руками Олег. -- А наша земная жизнь не так уж чудесна. Мимолетна, словно миг. Напичкана страданиями, болезнями, страхами, катастрофами, голодом... Да всего и не перечислишь. Ты сам об этом прекрасно знаешь. Дети рождаются инвалидами, слепыми, глухими, олигофренами, идиотами. Умирают в раннем возрасте, погибают на войне юношами. Люди мрут от эпидемий. Их парализует. Некоторые в конце концов становятся немощными стариками, полоумными склеротиками, маразматиками и сумасшедшими. И всё это за какие-нибудь 70-80 лет, 20 из которых приходятся на детство. Как они познают премудрость и божественную Любовь, если не знают, для чего родились, зачем живут, почему их, без их ведома, бросили в эту мясорубку и требуют какого-то духовного совершенства, без всякой жалости вытрясая тонкую душу из их тленного, недолговечного, слабого тела. Какая же это любовь? Это издевательство над беспомощными существами. Экспериментальная лаборатория, где ставят преступные опыты, прикрываясь возвышенными словами о Любви и милосердии! Неспособны они любить и милосердствовать. Сердец у них нет!
-- Ты рассуждаешь, как физик, -- с обидой в голосе произнес Илья. -- "Лаборатории", "эксперименты"... Перед нами -- Жизнь Вечная с Господом в его Кущах, где не будет ни зла, ни болезней, ни голода, ни страха, а будет только радость от единения с Духом Божьим!
-- И идиоты станут мудрецами? -- усмехнулся Олег.
-- Всё может быть по Воле Господа! -- изрек Илья.
-- "Раз всё на свете просто -- думать бросьте!" -- тихо пропел Олег куплет из старой песенки. -- "Пусть вас не мучат -- это вовсе ни к чему -- сто тысяч ваших "почему"...
-4-
С мелодичным колокольным звоном затрепетала на столе коробочка мобильника. Звонила Вера.
-- Меня на ночное дежурство вызвали, -- сказала она. -- Так что можешь ночевать у себя. До завтра, -- добавила Вера и отключилась. Совместная поездка с Ильей на Гору отменялась.
-- А мне нужно ехать, -- сказал художник, -- а то Мила заждалась. Поздно уже.
И правда, за разговором Олег не заметил, как за окном потемнело. Он включил торшер, стоящий рядом с отключенным холодильником. Засунул кассету в открытую пасть магнитофона, стоящего наверху. Борис Гребенщиков запел о том, "как нехило быть духовным. В голове одни кресты...".
-- Вот он -- гений, просветленный, махатма, живущий среди нас. И мы этого не осознаем! -- вдохновенно произнес Олег, слушая "Гребня". Илья ухмыльнулся в бороду:
-- Ты стал буддистом? Или индуистом?
-- При чем здесь это? Неужели ты не понимаешь, что всё взаимосвязано! Мы живем по Программе, а каждая религия -- ее воплощение. И каждая религия нас -- утешает. Успокаивает. Мясорубка-мукомолка -- безжалостна! Мы -- энерго-информационный скот. С нас сосут энергию и эмоции, которыми те "парни", "сидящие наверху", питаются. Другой альтернативы нет и быть не может! "Гребень" это понял раньше меня, но он оставляет Надежду? У меня ее нет! И потому мне страшно. Ему -- нет. И он -- гений. Ему позволено. Мне -- нет! Моя судьба -- сдохнуть в безвестности. Я -- программный неудачник. Он -- просветленный. Махатма. Но я ему не завидую. Я перед ним преклоняюсь. Ему открыта часть истины. Мне -- всё!
-- Не слишком ли ты высоко себя ценишь? -- снова ухмыльнулся в бороду Илья. -- Духовный мученик на заклании. Не смеши меня. Тебя не распинали?!
-- Лучше бы распяли, тогда я знал бы Цель! А так -- одна пустая маята. Долгие годы.
-- Гвозди хочешь получить в ладони? Больно это! Ох, как больно!
-- Лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца!
-- Какой же у тебя ужас? Пивко попиваешь, философствуешь праздно! Не били тебя плетями, не клали на голову терновый венец! Блажь всё это! Блажь!
-- Не за себя радею. За людей. Их впихнули в эту жизнь без их ведома. И каждый должен погибнуть. Кто быстро, кто в страшных мученьях. Во имя чего?
-- Грех на роду человеческом. Отступление от Бога.
-- Да брось ты лабуду штампованную талдычить! То ангел Люцифер решил с Богом побороться, то полоумные Адам и Ева. Что ты сказки дурацкие повторяешь? Для малограмотных. Ты же не дурак!
-- Не хочу я богохульствовать! Я верю Богу! -- Илья повысил голос. Глаза его горели гневом. Олег понял, что переборщил. Сейчас будет ссора, а он ссориться совсем не желал.
-- Ладно, -- махнул он рукой, -- пусть каждый остается при своем мнении. Тем более что ничего не решается, по сути. Я прав или ты? Какая разница! Всё равно будет не по-нашему, а так, как Они пожелают.
-- Нужно каяться в грехах и причащаться. Душу спасать! -- снова назидательно изрек Илья, поднимаясь со стула. -- Мне пора, -- добавил он уже более спокойно и вышел в прихожую.
-- Я тебя провожу, -- Олег надел куртку и ботинки.
Они вышли из подъезда. На улице заметно потеплело. Выпавший снег уже почти весь растаял. Вдоль тротуара текли ручейки, сверкающие в блеске фонарей. Темное вечернее небо очистилось и засверкало множеством звезд. Олег, привычно бросив взгляд вверх, вдруг заметил среди неподвижных светил яркую, сверкающую, словно бриллиант, медленно плывущую по небосклону звезду. Это был явно не самолет, и летел этот "алмаз" поперек обычных аэромаршрутов и гораздо ниже самолетных высот. Это было заметно сразу. И Олег знал, что за звезда летит по небу.
-- Смотри, тарелка, -- он обратил внимание глядящего себе под ноги художника. Илья поднял голову.
-- Бесы, облеченные в плоть! -- произнес он отрешенно. Олег протяжно охнул:
-- Ломай стереотипы! Это другой разум! Это -- наблюдатели! Я видел их тарелку очень близко. Над церковью. Кстати, вместе с Верой. Несколько лет назад. Она летела низко-низко и сверкала алыми огнями. При чем здесь бесы?
-- Сатана изощрен в искушениях. Бесовская прелесть затягивает в умствование. Какие инопланетяне? Нас, людей, хотят увести от божественной Истины! Подсовывают всякие тарелки, полтергейст, Бермудские треугольники и прочую ахинею. Нам закрывают глаза. Тьма ослепляет Свет! -- Илья перекрестил звезду. И внезапно звезда потухла. Осталась только ее тень, которая продолжала двигаться по маршруту. -- Вот видишь! -- произнес Илья. -- Боятся бесы Креста животворящего!
-- Они выключили энергетическое поле, -- проговорил Олег, озадаченный неслучайными совпадениями в этой ситуации с тарелкой наблюдателей-инопланетян. Видно, те что-то почувствовали и отключились. Но зачем?
-- Господь ставит преграды искусителям, -- снова изрек Илья.
-- Твоими устами да мед пить, -- грустно улыбнулся Олег. Илья был неисправим. Да и зачем его исправлять? Он погружен в иллюзию. И ему там удобно... Есть объяснение всему. Как у атеистов-коммунистов.
Друзья зашли в круглосуточный "маркет". Купили еще по литру "коробочного" дешевого вина и распили "дозу" в палисаднике за магазином. И опьянели окончательно.
-- Не сбивайся с Пути! -- сверкая черными глазами, сказал Илья, держась за локоть друга. Хватка у него была мертвая. Олегу даже стало больно. Он высвободил руку.
-- Путь у каждого свой, -- тихо проговорил он. -- "Стыдно всем стадом прямо в царство Отца", как Гребень поет. А я ему верю.
К остановке, рядом с которой располагался "маркет", подошла вечерняя полупустая "ГАЗель" на Гору. Пьяные друзья трижды, "по-христиански", расцеловались. Олег подтолкнул Илью в раскрытую дверь и задвинул ее следом. Махнул на прощанье рукой и, слегка пошатываясь, побрел к себе на квартиру. В голове стоял полупьяный туман. Этот туман накатывался на его мозг почти каждый вечер. Он на время кутал и растворял в себе тоску, сосущую душу ежедневно, словно туда проник какой-нибудь селитер. Жизнь мчалась под откос, секундомером отсчитывая дни, недели, месяцы и годы. Сколько их осталось? Поди, отгадай! Да наверняка совсем немного! А цель жизни -- не достигнута. Его гоняют по кругу, будто пса на цепи. Для чего? Неужели в этом есть какой-то смысл? Как говорит Илья, испытывают? Кролик он подопытный, что ли?! Лаборанты наслаждаются опытом?! Только неясна конечная Цель. Для чего? Бесследно исчезают поколения, появившиеся здесь неведомо зачем на страдания и муки. Ведь никаких просьб и заявлений "помучаться и пострадать" от появляющихся на Земле каждый день в "небесную канцелярию" наверняка не поступало. Кому же такого хочется? Тогда, как говорят атеисты, это "естественный природный процесс" или чья-то явно недобрая воля, которой безразлична короткая жизнь отдельного индивидуума, как, впрочем, и целых звездных систем, галактик и метагалактик. Но его низшие сателлиты, каждый на своем уровне, вмешиваются во Вселенский процесс, вплоть до микроорганизмов и атомов, которые суть тоже вселенные, но на другом структурном уровне. Идет всепроникающий обмен Энергиями. Мир, видно, бескрайний энергетический транслятор и аккумулятор одновременно. Он накапливает и преобразует механическую, тепловую, электромагнитную, химическую, гравитационную и атомную энергии, а также их духовный аналог - Прану, которая поддерживает сознательно-эмоционально-чувственное состояние на экспериментальных планетах, где искусственно зародилась жизнь и были созданы так называемые "разумные существа". Недолговременные сгустки активной протоплазмы, размножающиеся физиологическим путем по половому и другим биологическим признакам.
Каждое недолговечное плотское тело обволакивают тонкие полевые оболочки. Внутри функционируют энергетические центры, так называемые чакры, соединенные, словно сердце сосудами, каналами, по которым струится энергия Праны. А индивиды вырабатывают свою энергию -- чувств, эмоций... Ее ежесекундно "ссасывают" и аккумулируют энерго-информационные сущности низшего разряда, соединенные, будто паутиной, с другими такими же "паразитами". По программному распределению индивидуально спланированной судьбы. Осуществляется ситуационно-событийная задача, которую индивид должен разрешить. Не справится - нарушит свой энергетический баланс. Произойдет утечка -- эмоциональный выброс. И его ссасывают энергетические паразиты. И не только духовные, а и вполне материальные -- разные там колдуны, вампиры, да и просто злые, завистливые люди, такие, к примеру, как Оскар Юдкевич, наполненный до краев этой самой злобой и завистью. Хотя что Олегу завидовать? Он беден, непризнан, да уже и не молод, признаться. Нет, собственно, поводов для зависти. Талант? Ну, это понятие сугубо относительное. Поди угадай, есть он у тебя или тебе только кажется, что ты талантлив. Сколько по земле ходит бездарностей и графоманов, считающих себя "божественными избранниками". И попробуй докажи им обратное. Они тебя возненавидят. Многие пробиваются на большую сцену или в большую литературу. У них программа благоприятная. Таков сценарий их жизни. И талант здесь ни при чем!
Жизнь бездарного Оськи ничем не отличалась от существования "даровитого" Олега. Те же однообразные тоскливые дни, летящие стремительной чередой. Тот же узкий круг знакомых -- и никаких перспектив в одинаково коротком будущем. Но Юдкевич хоть ни на что и не надеялся. А вот Олег...
Оська, конечно же, знал об амбициях своего бывшего друга-недруга и о его литературных неудачах и злорадствовал. И наверное, чтобы еще больше допечь Олегу, завел тесную дружбу с Андреем. Уж чем он его к себе притянул, неведомо. Но Андрей во время своих приездов в родной город из Москвы зачастил к Юдкевичу в гости, ссылаясь на совместное увлечение музыкой. Музыку, которую слушал Олег, Андрей не выносил. Он терпеть не мог Гребенщикова, Макаревича, "Воскресение", а слушал какой-то психоделический джаз-рок с элементами рэпа, к которому приучил его Юдкевич.
Наладившиеся было отношения с сыном снова начали катастрофически расстраиваться. И вовсе не по вине Олега. Во всяком случае, он своей вины не ощущал. И видно, никакого сожаления не чувствовал и Андрей. Они стали видеться всё реже и реже, пока короткие встречи не прекратились совершенно. На звонки отца сын не отвечал, словно затаил какую-то обиду. А Оська радовался несказанно такому положению вещей. При встрече со своими знакомыми он расписывал достоинства Андрея и добавлял, как тот презирает своего отца -- неудачника-писаку. Общие знакомые передавали эти слова Олегу, и тому на душе было больно, чего, собственно, и добивался Юдкевич. Выйдя на пенсию, он ушел из школы и поступил работать на кладбище бригадиром могильщиков. И был своей новой профессией невероятно доволен. Она оказалась близка ему по духу. Раньше он гробил детские души, теперь зарывал мертвые тела. И он частенько ехидно замечал, что в случае чего зароет Олега по высшему разряду -- глубоко и надежно. И Олег понимал: Юдкевич не шутит. Какие уж тут шутки.
-5-
Ввалившись на кухню, Олег обнаружил, что забыл выключить из розетки магнитофон, но не очень этим огорчился. Нажал на клавишу, и "Гребень" запел свою очередную словесно-медитационную композицию: "Как странно то, что затеваю я: подобие Любви создать из жажды...".
Олег многие песни Гребенщикова знал наизусть. Тот, можно сказать, был его музыкальным кумиром. Тексты его песен отражались созвучием в творческом зеркале провинциального поэта. Хотя поначалу словесная эквилибристика Б.Г. вызывала у Олега недоумение. Но постепенно тексты стали расшифровываться, и пришло Понимание. Каждая на первый взгляд неясная фраза оказывалась полной смысла. Буддийские, христианские, ведические символы переплетались сложным, многоцветным орнаментом, непонятным для непросвещенного обывателя. Но тем не менее залы на концертах "Аквариума", как правило, наполнялись до отказа. Поклонников хватало с избытком, хотя многие наверняка не совсем понимали содержание гребенщиковских "треков". Но он завораживал. Он приоткрывал дверь в Неведомое, и из этой узкой щели тонким солнечным светом струилась Надежда. Утопающий в безнадежно темном омуте неизбежной безысходности, Олег пытался из последних сил ухватиться за яркий тонкий лучик. Но это у него слабо получалось. Он уже ушел во тьму почти по горло.
"Промочил горло" он в тот вечер тоже довольно прилично и, наслушавшись вдосталь "Гребня", в конце концов далеко за полночь завалился спать. Он уже провалился в беспамятную яму глубокого сна, когда какой-то настойчивый, внятный звук выкинул его из "сонного царства" назад в ночную действительность. Стучали настойчиво во входную дверь. Волна страха пронеслась по телу. Олег вскочил с дивана на дрожащие ноги. "Кто это среди ночи? Неужели они -- судебные приставы-исполнители? Подстерегли, увидели свет на кухне. Услышали музыку. Если не открою, вдруг станут ломать дверь? С них станется!".
Стук снова повторился. Не включая свет, Олег босиком на цыпочках подошел к двери и тихо спросил: "Кто там?". И вдруг в голове, именно в голове услышал странный, какой-то вкрадчиво-шелестящий голос, произнесший: "Орел, телец и лев".
Подумалось на секунду: "Может, друзья-приятели шутят?". Но руки уже сами повернули ключ в замке и отворили дверь. У порога на темной лестничной клетке стояли какие-то странные светящиеся фигуры.
"Всё, -- мелькнула мысль, -- допился до чертиков!". Светящиеся фигуры чинно строем прошествовали в прихожую и озарили ее матовым радужным светом. Фигур оказалось четыре. И они были по пояс Олегу. Впереди вышагивал на двух когтистых лапах светящийся золотой орел. За ним шагал, топая копытцами, сине-сиреневый бычок. Следом важно и мягко, по-кошачьи, ступал гривастый огненно-алый лев. И завершал шествие человечек вполне взрослого вида с небольшой витой бородкой. В руках человек держал какой-то странный инструмент, похожий на гитару и лиру одновременно.
Ошеломленный Олег успел только взглянуть в лицо светящегося серебристо-зеленоватым светом человека. И тут же его узнал. Это был Б.Г. собственной персоной. Вернее, его уменьшенная копия. Да и у остальных "зверушек" при повторном взгляде оказались человеческие лица. И лица очень знакомые. Лев имел "фейс" Андрея Макаревича, телец -- физиономию лидера группы "Воскресение" Алексея Романова, ну а орел носил черты Константина Никольского. Час от часу не легче! Олег понял, что докатился до зрительных и слуховых галлюцинаций. У него подкосились ноги.
Между тем гости такой же размеренной, чинной походкой прошествовали в большую комнату и встали полукругом на паласе, глядя пристальными светящимися глазами на еле державшегося на ногах хозяина. Зрелище было совершенно абсурдным, противоестественным. Олег не знал, как себя вести. Если это галлюцинация, то тут нужно собрать остатки здравого смысла и не обращать на видение никакого внимания, словно призраков нет и в помине. Но как не обратишь, если они стоят напротив тебя и глаз с тебя не сводят. Бредятина какая-то!
"Ты нам нужен", -- раздался в голове всё тот же бархатно-шелестящий голос. Они были явно телепатами. И кто они, если всё же не "глюки"?
-- Неужели? -- пробормотал Олег, внутренне понимая, что совершает промах, вступая в разговор с "плодами своего воображения".
"Вам угрожает гибель", -- на спокойно-бесстрастной ноте прошелестел голос.
-- Кому это -- "нам"? -- немного насторожился Олег. Его эмоциональный тонус стал изменяться. Ему вдруг стало любопытно.
"Людям, всей вашей планете", -- уточнил голос.
-- Кто же нам угрожает? -- любопытство стало набирать обороты, превращаясь в заинтересованность. Олег стал уже догадываться, что это за существа с лицами его любимых музыкантов.
"Их Матка уже повисла над вашей планетой, над вашей страной, над вашим городом. Она ждет только времени, только часа, чтобы разбить "критическую точку" под "культовым знаком". И тогда планета окажется в их руках. Вас деструктуризируют, и вы займете низшую нишу в организационной конструкции. Человечество исчезнет навсегда. А их -- миллиарды. И они -- ненасытны. Мы не в силах с ними бороться. У нас нет против них оружия. У нас вообще нет никакого оружия, кроме разума. Только сами люди могут защититься от вторжения. Но вторжение будет не из космоса. Матка -- только катализатор, "активатор" внутренних сил. И эти силы неисчерпаемы".
-- Кто она такие? -- спросил Олег уже достаточно внутренне напряженно.
"Мы их называем "формициды". Для вас же они -- муравьи. Ты обратил внимание, что за последние годы они неимоверно размножились. По всем лучам вокруг вашего города возвышаются муравейники".
"А ведь точно, -- промелькнуло в голове у Олега. -- Муравьиных куч стало видимо-невидимо".
"На их ускоренное размножение повлияла радиация, пришедшая сюда с облаком после взрыва на Чернобыльской атомной станции. Мы могли бы этот взрыв предотвратить, если бы он был только "аварийного" происхождения. Но он был спланирован и осуществлен агентами космических формицидов, которые есть и среди людей. Нам не были известны их планы. Мы, увы, не всесильны. Вторжение планировалось сотни лет назад. Но космические "формициды" -- аморфные сущности, не имеющие плоти как таковой. Тела их строятся на другом молекулярном уровне. Они для людей безвредны физически. Но они обладают хищным разумом и могут проникать на тонкий энергетический план, разрушая структурную систему ценностей человека. Люди по наитию стали называть их "бесами". Но их сдерживала система религиозных верований. Они не могли ее разрушить, не найдя "критической точки". Она знали, что эта точка находится в вашей стране, но не знали, где точно. Тогда был осуществлен план захвата территории всей вашей страны агентами формицидов для дальнейшего разрушения храмовых сооружений, находящихся в центрах сеточных энерго-информационных разломов и держащих на своих духовно-вибрационных столбах защитные поля Земли. Захват был произведен специально обученными агентами во главе с рыжим лысым резидентом...".
-- Владимир Ильич и его "Великая октябрьская соцреволюция"! -- догадался Олег.