Лагун Павел Адамович : другие произведения.

Семь дней полнолуния. Книга 1. Семя зла. Книга 2. Цветок раздора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

-ПАВЕЛ ЛАГУН

  

СЕМЬ ДНЕЙ ПОЛНОЛУНИЯ

  

РОМАН - ПРИТЧА

  
   Писателю Николаю Руденко* и протоирею Александру Меню посвящается.
  
   " И создал Господь Бог человека из праха земного,
   и вдул в лице его дыхание жизни,
   и стал человек душою живою".
  
   (бытие гл.2,ст.7)
  
   * Руденко Николай Данилович - украинский писатель - диссидент, член Хельсинской группы по соблюдению прав человека в СССР. Несколько лет отбыл в лагерях. Умер за границей. Автор Романа Феерии "Волшебный бумеранг". (1966 г.)
  
  

Бог один есть свет без тени,

Нераздельно в Нём слита

Совокупность всех явлений,

Всех сияний полнота ...

Но усильям духа злого

Все держатель волю дал.

И свершается всё снова

Спор враждующих начал.

В битве смерти и рожденья

Основало Божество

Нескончаемость творенья,

Мирозданья продолженье,

Вечной жизни торжество.

  
   А Толстой.
  
  

КНИГА I

"СЕМЯ ЗЛА"

ДЕНЬ I

  
   Он появился внезапно, словно сотканный из лунного света. Старик с длинной седой бородой. Он стоял, не касаясь, пола маленькой комнаты и прозрачными глазами смотрел на лежащего в кровати мальчика. Полная луна светила в окно. Оно в комнате было открыто и не зашторено. Мальчик нарочно оставил его так. Ему в яркие ночи нравилось засыпать в отблесках лунного сияния, струящегося из окна. Мальчик превращал свою кровать в лодку. Спускал её в мерцающую голубыми отблесками желтую реку и плыл по этой реке среди россыпи разноцветных звезд к далеким неведомым мирам. Он видел прекрасные планеты: горы, моря, леса, долины, покрытые благоухающими коврами невиданных цветов. Он видел большие города, застроенные домами, похожими на драгоценные камни в оправе садов и парков. Он видел красивых, высоких людей, гуляющих по улицам этих городов или порхающих в небесах на бесшумных летательных аппаратах, а то и просто на широких белых крыльях. Ото всюду слышался смех и радостный гомон множества людских голосов. Дети играли в песке на пляже возле тихого теплого моря. Счастье и спокойствие царило на этих планетах. Мальчик засыпал, плывя в лодке по желтой лунной реке. Ему было двенадцать лет. Он любил читать фантастику Ефремова, Мартынова, Казанцева. Он верил в Светлое будущее. Он любил лунный свет ...
   Старик поднял прозрачную ладонь. В голове у мальчика зазвучал чистый, уверенный голос: - "Я пришёл к тебе из глубины Времени. Ты - часть меня. Ты - моё я. Ты - моё воплощение. Ты - тот, кем я буду, у Последних Времен. Знай, что они скоро наступят. Как наступают они, с рассветом в моем мире, где царствовала Ложь и Безверие. За это мой мир поплатился Гибелью. Ему нет Избавления. Он отверг избавителя своего. Но у твоего мира есть шанс. Последний шанс на Жизнь. Ты должен встретить Избавителя в тот день, когда он снова придёт в твой мир в Первый день Великого Появления. Он знает о тебе. Он знает обо всех остальных. Ты должен найти их, соединив твой знак с их знаками. Эти знаки будут вести вас друг к другу по жизни и когда волосы ваши станут седыми, вы все соединитесь в одном месте за день до Появления. И тогда вы узнаете час!"
   "Я сплю" - подумал мальчик.
   "Ты не спишь" - сказал голос Старика.
   "Я сплю" - повторил мальчик.
   "Думай, как хочешь" - сказал голос Старика, но знай свою цель. Ты запомнишь мои слова на всю жизнь. Я буду незримо в тебе. Я буду помогать тебе в минуты отчаянья. Потому что ты - это я. Меня давно уже нет, но я жив, в тебе. Ведь жизнь не кончается во веки веков. Её вдохнул в нас Творец. И мы живём вечно. Умирает тело, но бессмертен дух, вселенный туда. Он возрождается в другом, совершенствуясь и стремясь к совершенству Творца. Тебе, как и твоей планете дан шанс быть достойным Избавителя. Ответить Любовью на его Любовь. Стать его преданным Учеником в мире Счастья и Гармонии, которая воцариться после Великого Появления.
   Я оставляю тебе этот знак. Это символ соединения наших миров: погибшего и пока живого. Храни его. Соедини его с остальными в Единое целое, и внутри Единого сгорит Зло мира. Старик стал растворяться в лунном свете. Медленно растекаясь, тая, будто восковая свеча. Исчезла голова, плечи, туловище. Комнату заливало полнолуние. Призрачный старик исчез, словно его и не было. Мальчик окончательно понял - это ему пригрезилось в полусне. Бывают такие явления: он где-то читал - искаженное световое преломление даёт зрительный эффект - мираж. Всё объяснимо ... Но ... голос? Голос до сих пор звучал в голове мальчика. Он не понял и половины того, что сказал ему призрачный старик-мираж. Но запомнил всё, до последнего слова. И, как это по научному объяснить? Слуховая галлюцинация? Тогда дело плохо. Он заболел. Мальчику стало страшно. Нужно отвлечься. Нужно думать о чём-то другом. Нужно забыть этот тихий голос. И мальчик стал вспоминать прошедший день. С самого утра, когда он проснулся в этой же самой постели, после того, как ему приснился странный нездешний сон. Он проснулся рано от солнечного луча, бьющего прямо в глаза. Сон ещё царствовал в нём темно и властно, а солнечный луч уже ломал сонное царство. Рушил его власть слепящими копьями и мечами пробуждения. Мальчик открыл глаза и снова закрыл их, ослеплённый ярким светом. Отвернул голову в сторону и сел на кровати, ещё плохо соображая. За окном трепетала, словно зелёным флагом, своими листьями молоденькая берёзка. На одном листке пристроилась дождевая капелька. Она никак не хотела падать на землю, хотя дождь прошёл ещё вчера вечером. Солнечный лучик преломлялся в ней радужным отражением. И это отражение переливалось семицветьем на белой подушке, это оно било спящему в глаза. Это оно его пробудило от кошмара. Словно, он был не он. Мальчик встал с кровати и, как был в трусах и в майке, вышел из своей комнаты в коридор. Двери на террасу и дальше в сад оказались раскрытыми настежь. Мальчик босиком выбежал на крыльцо и подставил солнцу своё заспанное лицо. Ещё одно летнее утро. Ещё один бесконечный, тёплый день. Каникулы. Длинные - предлинные летние каникулы.
   Отчим с матерью на работе. В огороде среди помидорных кустов виднелся сгорбленный силуэт тетки, старшей сестры матери, бездетной, никогда не бывшей замужем. Она в доме заменяла няньку и домработницу. Была она хроменькой. В своём далёком детстве бегала босиком по первым заморозкам и простудила седалищный нерв. Мучилась страшными болями, перенесла несколько, возможных в те времена, операций. Да так и осталась скрюченной хромоножкой, рано превратившейся в старуху. Она нашла приют у младшей сестры и стала нянчить её детей. О своей болезни говорила, что на неё было наслано заклятье. Злые дети дразнили жившую на их улице хромую Нюшу: Нюшка - Хромушка! - как и все, кричала босоногая девчонка, завидев сгорбленную фигуру. "Такой же будешь! - однажды прокричала в ответ Нюша, показывая пальцем на девчонку. Как в воду глядела. Накляла на всю жизнь. Тетка была богобоязненной. Держала в своём уголке иконы, и по ночам слышалось её долгое, тихое бормотание.
   -Грех отмаливает, - ухмылялся отчим, ярый атеист и большой начальник. Он возглавлял в городе жилищно-коммунальное хозяйство. По утрам уезжал на персональной "Волге", возвращался поздно вечером, обычно немного навеселе. Но был невесел, а зол на своих домочадцев. Мелочно придирался к матери, скрипел зубами на тетку и люто ненавидел пасынка. Свою родную, маленькую дочь он всё же любил, но очень своеобразно. Иногда, словно играя, подбрасывал к самому потолку. И, когда девочка, от ужаса крича, падала вниз, ловил её у самого пола, нехорошо гогоча.
   Мальчику от отчима частенько доставалось "по первое число". Колотил он его по малейшему поводу. За случайно схваченную в школе двойку. За неправильно решенную задачку по математике, в которой отчим был очень силен. Однажды он чуть не убил пасынка, кинув в него кирпич, за то, что мальчик выстругал из доски автомат для игры в войну. Доски у отчима были все наперечёт. Он считал себя плотником и краснодеревщиком. Сарай с досками и инструментом запирал на висячий замок. Ключ прятал. Но мальчик знал, где лежит этот ключ. И, когда все были на работе, открыл сарай, отпилил часть доски и сделал себе красивый немецкий автомат. Вечером грянула расплата. Обрезок доски и стружки с опилками оказались обнаруженными. Отчим, изрыгая проклятья, схватил возле сарая кирпич и швырнул в только что вошедшего в калитку пасынка. Мальчик успел увернуться. Кирпич вдребезги расколотил доску в заборе. В эту ночь мальчик вернулся домой очень поздно. Мать ждала его возле окна и впустила в раскрытые створки, горестно шепотом причитая, боясь, как бы не услышал, спящий в соседней комнате отчим.
   Мать была женщиной тихой, безропотной, почти такой же, как её сестра. И долго не выходила замуж. Она работала в местной поликлинике от зари до зари врачом - терапевтом, по направлению института крупного волжского города. Там она прожила большую часть детства и юности. Отец её ещё до революции служил инженером - телефонистом. Руководил установкой телефонных станций в городках и селах вдоль берега Волги. Происходил инженер из разорившегося мелкопоместного дворянского рода. Женился по любви на безграмотной, но очень красивой крестьянской девушке из своей деревни. И взял её с собой в "рабочий поход" вдоль Великой русской реки. Во время долгих остановок для монтажа станций молодая красавица в каждом городке дарила мужу - инженеру по подарку. Рождались ,в основном, девочки. На шесть сестер пришелся всего один брат. Их мать, выполнив свою миссию на земле, внезапно заболела и тихо умерла, оставив отцу семерых детей - полусирот. Жили они, к тому времени, в большом волжском городе, где их за семь лет до этого застала губительная революция.
   Отец стал воспитывать детей в одиночестве, так никогда и не женившись. Видно, любил всего раз. Жили впроголодь, но дружно и весело все в одной комнате серого коммунального дома, стоящего в центре города. Чтобы как - то прокормить свою большую семью, отец брался за любую работу. И приходил домой только поздно ночью. Роль матери взяла на себя излечившаяся, но оставшаяся на всю жизнь хромоногой, старшая сестра. Младшая своей матери не помнила. Она с детства жила в окружении сестёр, которые заботились о ней, как могли. Самую старшую она называла "мамой" почти до самого своего совершеннолетия. Была, как и все остальные, пионеркой и комсомолкой. Любила товарища Сталина, больше родного отца. Тот каким - то образом сумел скрыть своё "непролетарское" происхождение, и в мясорубку "Отца народов" не попал.
   Младшая дочь окончила школу и поступила учиться в местный медицинский институт. Закончила его в самом конце войны, получив, очевидно, не без умысла, распределение в Минск, тогда ещё занятый немцами. Слёзно распростившись с сестрами и отцом (брат к тому времени погиб в бою на Украинском фронте), поехала в тыл к противнику, даже не подозревая об этом. Но добралась только до центральных областей России. В Минск её не пустили, в областном здравотделе ,посмеявшись над шутниками. И отправили в маленький районный городок врачом - терапевтом.
   Городок весной и осенью утопал в грязи. Зимой в снегу. Летом по нему летала горячая пыль. Вокруг шахт громоздились барачные поселки: рассадники антисанитарии и бандитизма. Здесь был один из центров угледобычи. Сюда высылали "неблагонадёжных" из столицы. Здесь неподалёку находился лагерь для военнопленных. Военнопленные немецкие солдаты работали на шахтах и частенько болели. Несмотря на свой "стойкий арийский дух". А так, как в лагере врачи отсутствовали, то приболевших пленников водили в городскую поликлинику. Так молодая врач - терапевт познакомилась с белокурым немецким капитаном Вильямом Гарлебаусом. После этого знакомства "белокурая бестия" Вилли расхворался окончательно и был помещён в городской стационар, в спец - палату и его лечащим врачом стала девушка - терапевт с большими грустными глазами. Она подолгу просиживала у постели больного. Держала его за руку, проверяя пульс, а он ей что - то говорил, коверкая русские слова и сбиваясь на баварский диалект.
   А в одну из тёмных российских ночей немецкий военнопленный капитан Вильям Гарлебаус исчез из спец - палаты. Исчез совершенно бесследно. Дежурная медсестра и милиционер - охранник, неотлучно находившиеся поблизости, на допросе в МГБ, словно сговорившись, утверждали об яркой вспышке света, озарившей спец - палату. Потом они потеряли сознание, а очнувшись, обнаружили исчезновение немецкого капитана, хотя решетки на окнах оказались нетронутыми и замки на дверях целехонькими. Медсестре и милиционеру, естественно, не поверили, логично подозревая сговор и побег. Медсестра и милиционер отправились в ГУЛАГ и тоже, как и немец, бесследно исчезли. А беглеца так и не поймали, хотя, по той же самой логике,смысла в этом побеге не было никакого: всех пленных через месяц - другой репатриировали на "Фатерляд". А капитан исчез и нигде с тех пор не объявлялся. Молодую женщину - терапевта тоже неоднократно допрашивали. Но она искренне не знала о беглеце, хотя при упоминании о нём, лицо её покрывалось краской. Но на этот нюанс, почему - то, не обратили внимания. Её оставили в покое. А через несколько месяцев у терапевта на свет появился белокурый мальчуган с неизвестной отцовской родословной. Коллеги - врачи и медсестры шептались по углам. Кое - кто, кое о чем догадывался, но времена уже наступили другие: товарища Берию казнили в подвале, и МГБ теперь прежней свирепостью не отличалось. На происхождение мальчика закрыли глаза, и мать - одиночка стала растить сына, очень похожего на отца. Но так, как одной, при почти непрерывной работе, ухаживать за ребенком было невозможно, молодая мать пригласила к себе свою старшую сестру из родного города. Та приехала, не раздумывая. Её младшие сестры давно стали взрослыми, и отец - пенсионер был под надежной опекой.
   Прошло несколько лет. Они так и жили втроём: две сестры и маленький белокурый мальчик, пока в их треугольник не вклинился отчим. Его познакомила с матерью коллега - врач, мужем которой был сослуживец отчима. Тот только что развёлся с первой женой. С ней он почти непрерывно ругался и даже дрался во дворе собственного дома, собирая на потеху окрестный соседский люд. Был отчим маниакально самолюбив, упрям и бешен, как колхозный бык. В припадке гнева глаза у него наливались кровью. Он нецензурно орал и размахивал короткими волосатыми руками. И всё его остальное тело тоже заросло густыми чёрными волосами, кроме головы. Голова сверкала идеальной лысиной с самых молодых лет.
   Войну отчим отсидел на местном складе пиломатериалов за надежной "бронёй", полученной от уполномоченного НКВД, с которым он имел дружеские и деловые отношения. На фотографиях того времени отчим запечатлен в военном мундире, с каким - то орденом на груди. И теперь, при случае, он не забывал упомянуть, что кровь проливал за товарища Сталина. Чью кровь - не уточнял.
   После войны он вступил в должность главного инженера коммунального хозяйства, а спустя два года, стал его начальником. От первого брака у него остался сын - нервный и болезненный мальчик. После развода, он вместе с матерью уехал к родственникам в столицу, и об отце с тех пор не вспоминал. А тот, через некоторое время, пресытился местными телефонистками, с которыми, городские начальники всех рангов частенько, собравшись тесной компанией, устраивали групповой "кавардак" в шахтной бане. Начальнику горкомхоза захотелось снова семейной жизни. И он стал усиленно разыскивать новую спутницу жизни. Искать пришлось не долго. Их познакомили из лучших побуждений. Матери в это время было уже далеко за тридцать. И она решилась на замужество, хотя за отчимом по городу шла недобрая слава. Конечно, о любви здесь не было и речи. Тогда, зачем мать пошла замуж за такого человека? От одиночества? А может, он был немного похож на пропавшего немецкого капитана? Не считая, конечно, отсутствия волос на голове ...
   Но эта мнимая схожесть оказалась роковой. Месяца через два - три после свадьбы отчим стал "показывать характер", а потом и совсем "распоясался". Оскорбления на мать и на тётку сыпались постоянно. Отчим не стеснялся в выражениях. И он откуда - то узнал о знакомстве своей жены с немцем десять лет назад. Определение "немецкая подстилка" всё чаще срывалось с языка отчима, а пасынка он называл не иначе, как "фашистский выродок".
   Мать молчала и плакала, словно чувствуя за собой какую - то вину. Мальчик ненавидел отчима и очень его боялся. И ещё ему было обидно за приклеенный "фашистский ярлык", который тут же подхватили окрестные друзья - товарищи мальчишки. "Петька - фриц" - кличка надёжно пристала к белобрысому сухопарому мальчику в черных сатиновых шароварах и белой майке - футболке - традиционной летней одежде пацанов того времени. Поначалу, он встречал это прозвище в штыки: дрался с соседскими мальчишками. Но такая реакция их только раззадоривала. И тогда он смирился. И стал даже усиленно играть уготованную ему роль. Военные баталии проходили на улице почти каждый день. По устоявшемуся обычаю, делились на "наших" и "немцев". Но из патриотических чувств немцами никто служить не желал. Тогда, выбирали самых младших и слабосильных. И, по тактическим соображениям, те должны были ещё, и наступать на засевших в кустах многочисленных "наших". Петька "фриц" - добровольно взял на себя командование вражеской группировкой, которая с ним во главе стала одерживать блестящие победы в уличных сражениях ...
  
   II
  
   ... Мальчик стоял на крыльце, подставив утреннему солнцу лицо. Прохладный ветерок обдувал его худое тело, вызывая внутри легкий озноб. В шелестящей листве березы, растущей за забором возле калитки, о чем - то своём чирикали воробьи. Ещё один летний день.
   - Петька! - раздался с улицы голос. - Петька - фриц! Айда на разбитый! Там башня прорвалась! Искупаемся!
   Он знал, куда его зовут соседские мальчишки. Взорванный во время войны железнодорожный мост, так и остался стоять "разбитым" на высокой насыпи, без шпал и рельсов. Зимой с этой насыпи мальчишки катались на лыжах. Летом внизу зацветал луг с ложбинами и впадинами, обсаженный с краю лесопосадкой. Чуть в стороне от луга, за деревянным забором МТС стояла высокая водонапорная башня, снабжающая водой город. И вот сегодня она, почему - то, прорвалась?
   Они бежали по лугу вдоль насыпи, не чуя под собой ног, обутых в кеды. Голубые, розовые и желтые луговые мотыльки испуганно отлетали в сторону, уступая неукротимому топоту разгоряченных великанов. Стадо великанов мчалось по цветущему лугу, предвкушая наслаждение. Мальчишки добежали до "разбитого" моста. На одном жарком дыхании взлетели на крутую насыпь и остановились сбивчиво дыша. Внизу, огороженный лесопосадкой ,лежал луг с ложбиной по середине. Сейчас на месте ложбины оказалось озеро, сверкающее зеленоватой водой под лучами утреннего солнца, которое уже стало припекать стриженые макушки пацанов. И те горлащей оравой полетели вниз, на ходу стаскивая с себя майки. У края ложбины с ног слетели кеды, сатиновые шаровары. И мальчишки поплюхались в воду. Вода оказалась теплой, как парное молоко. Объяснить это было не трудно. Очевидно, с водонапорной башни почему - то сбросили ночью горячую воду, и она слегка поостыла, но ещё до конца не растеряла первозданное тепло.
   Мальчик погрузил своё разгоряченное тело в эту негу и тихонько поплыл на середину озерца. Остальные мальчишки шумно плескались возле лугового берега. Ложбина была не глубокой. На дне её росли одуванчики. Теперь они, живые, ещё свежие, далёкими жёлтыми солнышками просвечивались сквозь толщу воды. Сверху, из голубого простора, ярко сверкало настоящее жаркое солнце. Его лучи, преломляясь сквозь зеленые листья деревьев лесопосадки, бликами блистали на воде, проникая в глубину и отражаясь там, в лепестковой желтизне подводных одуванчиков. Мальчику показалось, что он плывёт по звёздному небу, среди неведомых миров. Вот сейчас он нырнёт поглубже и окажется на далёкой планете, в прекрасной сказочной стране, среди добрых счастливых людей. Там все его будут любить. Он заживет в маленьком уютном домике на берегу теплого ласкового озера, в чудесном саду, среди тенистых деревьев и прекрасных цветов. Рядом будут мама и тетушка. Но не будет отчима. А будет ... Он даже в эти минуты не мог признаться самому себе в своём тайном мечтании. Он долго плавал в этом теплом озерце, нырял и с минуту сидел под водой на мягкой луговой траве среди множества одуванчиков. Запрокидывал голову, и сквозь невысокий колыхающийся и сверкающий водяной слой, видел призрачное небо и край выползающего из-за деревьев солнца. Воздуха в легких не хватало, и мальчик выныривал на поверхность из тишины, под щебет птиц и ребячий гомон. Отдышавшись, нырял снова, трепеща от счастья и блаженства. Таких мгновений в его жизни ещё не было. И ему хотелось, чтобы они продолжались бесконечно. Но всё кончилось часа через полтора. Ребята накупались вдоволь, просохли на незатопленном лужку и засобирались уходить. Время близилось к обеду. А худенький мальчик всё плавал и нырял, забыв о времени. Забыв обо всём.
   -Эй, фриц! Смотри, в жабу не превратись! - ребячий гогот возвратил мальчика к действительности. Он нехотя выбрался на берег и стал натягивать шаровары прямо на мокрые трусы, всё еще ощущая себя плывущим в теплой воде.
   Назад возвращались уже не бегом, а лениво - усталым шагом, почти не толкаясь, и не мутузя друг друга. Солнце поднялось в зенит и нестерпимо пекло головы. Шли вдоль железнодорожной линии, проходившей перпендикулярно под "разбитым мостом". От горячих деревянных шпал сладостно - ядовито пахло гудроном. Напряжённые рельсы чуть слышно гудели от приближающегося состава, словно внутри их поселился пчелиный рой. Голубая рельсовая змея, плавно изгибаясь, убегала вдаль к железнодорожной станции, и где - то на полпути растворялась в горячем, будто жидком, воздухе. И сквозь это воздушное марево, с каждой минутой распаляя "рельсовых пчел", до гулкого содрогания, свистя и огрызаясь паром и дымом, чёрным драконом, приближался паровоз с длинным вагонным составом. Он промчался мимо, обдав мальчишек жаром летнего нагретого воздуха и раскалённой топки. Из паровозного окна вперед смотрел чумазый машинист в засаленной кепке. Следом за паровозом загрохотали вагоны. Стальные колеса бились о рельсы на стыках, повторяя какую - то тяжелую скороговорку. Вагоны были крытыми. В хвосте последнего сидел охранник с карабином. Ребята замахали ему руками. Он в ответ махнул тоже. Поезд скрылся в провал, разбитого моста, оставив в воздухе едкий запах дыма и копоти.
   А после обеда была война. Петька - фриц и ещё четыре карапуза лет по семи - восьми шли в наступление на десяток, засевших в кустах перед железной дорогой, "красноармейцев", вооруженных деревянным пулемётом "Максим" и такими же автоматами ППШ. "Немцы" шли по голому лугу парадным шагом, прижав свои автоматы к животам. На командире наступавших красовалась военная фуражка отчима, на которой вместо вывернутой оттуда красной звезды, был наклеен, вырезанный из бумаги, белый германский орёл. Фуражку мальчик обнаружил в шкафу на террасе. Там же висел мундир отчима без погон, но с "орденом" в петлице. На ордене был изображен щит, пересеченный сверху вниз большим острым мечом. Фуражка была мальчику великовата. Но он подложил вдоль околыша сложенную в несколько раз газету, изогнул тулью вверх и клеем прилепил к ней самодельного орла. Засучил рукава у куртки с такими же самодельными погонами, и в бой с автоматом наизготовку, парадным шагом на трещащего из кустов противника, в соответствии с популярным фильмом про "Орлёнка".
   "Партизаны" отбивались яростно. Их рты, изрыгающие автоматно - пулемётные очереди, охрипли от перенапряжения. "Немцы" под этим "шквальным огнём" кувыркались и падали, но упорно лезли на кусты. Дело дошло до "рукопашной". Здесь карапузы - "фашисты" слегка оплошали. Более рослые "наши" швыряли их на землю, как тряпичных кукол. Но бравый "оберлейтенант" бросался на помощь к своим, выручая их в "смертельной схватке". И тут в одном из единоборств с него слетела фуражка и упала под ноги возящимся воякам. Под чьей - то ступней козырек лопнул и раскололся на двое. В считанные секунды фуражка отчима была измята до неузнаваемости. В пылу боя мальчик не сразу понял весь ужас этой ситуации. И только, когда поднял с земли бесформенную тряпку, то внутренне содрогнулся. Война для него потеряла всякий смысл. Он со слезами на глазах побрел в сторону дома, держа в одной руке помятую фуражку, а другой волоча за ремень деревянный немецкий автомат.
   Остаток дня был посвящен реставрации фуражки. Она отпаривалась утюгом. Расколотый козырек интенсивно мазался клеем и неоднократно сушился на солнышке. Но всё напрасно. Былую строгость предмет гордости отчима потерял навсегда. Хромая тетушка, видя бесплодные действия племянника, горестно вздыхала, крестилась и стирала слезинки, текущие по морщинистым щекам, кончиками темного платка.
   К вечеру вернулась с работы мать. Сестра сообщила ей о происшедшем. Мать удрученно закачала головой и тоже заплакала, понимая безвыходность положения. Но всё - таки, кое - как склеенный козырек подмазали "кузбасс - лаком" и повесили мятую фуражку на прежнее место, в шкаф. "Авось не заметит" - для успокоения прошептала мать. Но её слабая надежда оказалась, естественно, напрасной.
  
  

ДЕНЬ II

   На тумбочке перед изголовьем кровати стояла небольшая пирамидка. Она была прозрачной, и граненой и в её хрустальных гранях отражался радугой призрачный холодный лунный свет. И, казалось, что он, отраженный, превратился в теплый солнечный, точно такой, какой разбудил мальчика в прошлое утро. Откуда взялась эта пирамидка? Такая же нереальная, как и тот старик, пригрезившийся мальчику несколько минут назад?
   На ощупь пирамидка оказалась тонкой и хрупкой, словно сделанная из шоколадной фольги и легонькой, будто ёлочная игрушка. И ещё, что - то произошло с мальчиком, когда он взял её в руки. Какой - то вибрирующий, теплый, сладостный поток понесся от рук и разлился по всему телу невидимым, но ощутимым светом и затрепетал радостным блаженством невыразимого Счастья и Любви. Это чувство было немного сродни тому, что испытывал мальчик, купаясь в теплой воде залитой лощины, но всего лишь сродни. Просто он ни с чем другим сравнить не мог. Не было у него сравнений. И он засмеялся от радости. Хлопнула входная дверь. На террасу, протопали тяжелые, пьяные шаги. Отчим за полночь возвратился с "работы". Мама, конечно же, не спит и плачет. Он стал возвращаться так каждый день, вернее, - каждую ночь, на робкие упреки жены, разражаясь площадной бранью. Но пасынок таким поздним возвращениям был даже рад. Вида отчима он не выносил.
   Что - то он долго не идёт в дом? Возится на террасе. Поёт какую - то песню. "Артиллеристы, Сталин дал приказ ..." - донеслось с террасы. И вдруг, гробовое молчание. За ним матерные выкрики. Треск раскрываемой двери. Грохот кованых сапог и на пороге комнаты в лунном свете страшная фигура отчима в мундире. Поломанной фуражке и с топором в руке.
   -Зарублю! - заорал отчим, - Фашистский выродок! Ублюдок! - и бросился на мальчика.
  
   Тот, не выпуская пирамидку, кинулся к открытому окну, одним прыжком перелетел через подоконник и приземлился в палисаднике, помяв несколько любимых отчимом нарциссов.
   Мальчик вскочил на ноги. Оглянулся. Из темного провала окна лез "плотник и краснодеревщик" в мундире, с топором в руке. Безумные глаза таращились на его перекошенном ненавистью лице. Сзади его за плечи пыталась удержать мама с растрепанными волосами.
   Мальчик побежал. Он выскочил за калитку и помчался по освещенной полнолунным светом улице в сторону кустов лесопосадки, где днем происходило злополучное сражение. Ужас нёс его по пыльной дороге. И теперь он боялся оглянуться. Ему чудилось, что отчим нагоняет его с занесенным над головой топором. Босые ступни утопали в теплой, ещё не остывшей, уличной пыли. Затем мягкая прохладная трава защекотала ноги.
   Мальчик побежал по лугу. До кустов оставалось совсем немного, громадная оранжевая луна нависла над лугом. Она смотрела на бегущую хрупкую маленькую фигурку пристальным взором, словно не упуская из виду мальчика. Взгляд был тяжелым и холодным. И бегущий вдруг замер на месте, посередине луга, сбивчиво дыша. Другой страх охватил мальчика. Теперь он знал твердо: за ним никто не гнался. Но с какой - то второй, неизвестной стороны, надвигалась иная опасность. И убежать от неё было не возможно. Страх закрался в душу, сжал тоскливо сердце, сковал руки и ноги. Страх сломил волю. Мальчик неподвижно стоял на лугу, не в силах сдвинуться с места.
   Из - за посадки медленно вылетело что - то большое, похожее на спортивный диск с бегущими по краям алыми огоньками. В кормовой части диска методично, словно маяк, мигал такой же алый огонь. В полной тишине диск с бегущими огоньками поплыл над лугом и завис над стоящим мальчиком. Страх исчез, уступив место безразличной пустоте. Из середины диска "выдвинулся" широкий красный луч. Он не спеша, приблизился к мальчику и поглотил его. Глаза закрыла красная пелена.
  

II

   Он проснулся в своей комнате, на своей кровати и долго лежал неподвижно, укрытый чистой белой, хрустящей простыней. Такой же свежести и пронзительно белой оказалась и мягкая подушка. Когда мама успела поменять белье? Сквозь приоткрытую форточку, вместе с потоком солнечного света, в комнату лился прохладный воздух. От него кружилась голова, и кровь стучала в висках маленькими тугими молоточками. Воздух был невероятно чист, как и постельное белье, как и комната, кем - то аккуратно убранная: потолок кристалльно белый, обои на стенах, хоть и той же расцветки, но какие - то новенькие, словно только что поклеенные. На полу и на коврике перед кроватью ни пылинки, ни соринки. Стоят домашние тапочки, "пятки - вместе, носки - врозь". Через прозрачное стекло в окне виден сад: яркая зелёная листва совершенно неподвижна. На улице, очевидно, ни дуновенья. И не слышно птиц. Тишина.
   На тумбочке, возле изголовья кровати, стояла пирамидка. В голове всё сразу перепуталось. Что с ним произошло? Если это не сон, тогда остальное, вчерашнее, было во сне. Во сне появился длиннобородый старик, во сне отчим, размахивая топором, лез через окно в сад. Тогда выходит, что старик - то ему вовсе не пригрезился, а пригрезился лишь отчим, радужная пирамидка, бегство по пыльной дороге и лугу. И ... Что было, дальше он не помнил, словно в памяти прошлой ночи, на лугу уткнулся в непроницаемую завесу. Но, так или иначе, нужно вставать. Будильник рядом с пирамидкой уже десятый час показывает. Мальчик откинул простыню и спустил ноги с кровати. Ноги оказались чисто вымытыми: ни единой грязной прожилки. Ещё одно мальчишеское удивление. И не только ноги, волосы на голове были мягкими, их разделял аккуратный пробор. Чудеса.
   Чистые ноги вошли в домашние тапочки, а руки сами протянулись к пирамидке. Он помнил то счастливое чувство, которое захватило его, когда он вчера ночью держал её в руках. Мальчику снова захотелось испытать это чувство. Он взял пирамидку в руки. Подержал на одной ладони, переложил в другую. Ничего. Никаких необычных ощущений. Странно. И на ощупь пирамидка холодная, легкая, сделанная из тонкого граненого стекла или хрусталя. Солнечный свет в ней преломляется радугой. Но это семицветье не радует, как в первый раз, а тревожит.
   Сжимая в руках пирамидку, мальчик вышел из комнаты в коридор. И уже при самых первых шагах почувствовал необычайную легкость в ходьбе. Словно, его что - то отталкивало от пола и при желании он смог бы очень высоко подпрыгнуть, до самого потолка. Таким легковесным, словно прыгающий мячик, он "доскакал" до крыльца. Он взглянул на сад и не узнал своего сада. Нет, деревья были теми же самыми, виденными много раз. Но листва показалась ему неестественно сочной, пронзительно ярко - зеленой и, как он заметил раньше, совершенно неподвижной. Такой же восковой, жирной зеленью сверкала ровная, словно большая одежная щетка, трава. Гвоздики и нарциссы - гордость отчима стояли, высокомерно задрав свои красивые головки, стройными рядами солдатского взвода. На одном из нарциссов сидела бабочка - капустница и механически однообразно двигала крыльями, но никак не взлетала. Что - то её удерживало.
   Пронзительно голубое, совершенно безоблачное небо блистало золотым прожектором солнца. От деревьев на щетину травы падали темные, почти черные тени. Контраст выглядел невероятным. Воздух был необыкновенно свеж и сладок. И он, несмотря на полное безветрие, медленно лился, как вода в широкой спокойной реке.
   Мальчик спустился с крыльца в эту прохладную медленную "реку" и оглянулся на дом. Дом оставался неизменным. Он был два года назад капитально отремонтирован рабочими, подчиненной отчиму жилищной конторы. Но обои и потолок в комнате мальчика отчим не велел обновлять из ненависти к пасынку. Сегодня всё изменилось. Кто - то за ночь решил преобразить его комнату. И не только комнату, но и весь сад. На высоком коньке крыши дома висело какое - то большое металлическое блюдо с чёрным шариком по середине. Откуда оно взялось, мальчику было неведомо. Он никак не мог прийти в себя от изменений, произошедших вокруг. Эти неизвестные Кто - то очень, похоже, и добросовестно скопировали привычную ему обстановку. Всю до мелочей. Но, видно, кое - что не учли или не посчитали нужным учитывать. Мальчишка, не поймёт, не догадается. Вот и создали ... декорации. Но для чего? И кто они эти Кто - то? Или он совсем сошел с ума? А может, это ему только снится? Наверняка! Так легко двигаться можно только во сне. Почти никакой силы тяжести. Если сейчас он высоко, высоко подпрыгнет - значит это сон. Невероятно реальный, но всего лишь сон ... Мальчик оттолкнулся от асфальтовой, без единой выбоины, дорожки и ... взмыл в воздух ... Он поднялся почти до самого конька крыши и увидел сверху улицу: чистую и пустынную. Ни одного человека, ни виделось в округе. Будто все вымерли. А ведь такого не может быть. Соседи - мальчишки уже наверняка - бы носились по улице в это солнечное утро. Мальчик взглянул подальше, поверх соседских домов на город. И ... не увидел его. Видимыми оказались только ближайшая улица, утопавшая в яркой зелени садов. Дальше стояла сверкающая пелена, словно раскалённый воздух размыл весь остальной город. Пелена незаметно сливалась с пронзительным голубым небом. Занавес скрывал основную сцену. Мальчик такому открытию даже обрадовался. Сон, ну конечно же, сон! Всё совпадает. Сердце замерло от восторга и блаженства полета. Он полетел во сне. Значит, растет, как говорила мама. Он перелетел через забор, обросший, кустами сирени и плавно опустился на лужок возле дороги. Асфальт на ней тоже, как и на дорожке перед домом, оказался гладким и идеально чистым. Пыль на обочине отсутствовала.
   Из - за угла бесшумно выплыла черная носатая "Волга" с оленем на капоте. Она в полной тишине подъехала к стоящему у обочине мальчику и остановилась без единого тормозного звука. "Волга" была новенькая. Сверкающая и ... перламутровая, как чёрная драгоценная ракушка. Передняя дверь "ракушки" открылась. За рулем сидел ... отчим. Мальчик узнал его и в тоже время не признал. Это был человек очень похожий на отчима, но не он. Со второго взгляда это стало абсолютно очевидным. Более мягкие черты лица. Голубые, а не карие глаза. Короткие светлые волосы вместо глянцевой лысины. И ... улыбка на губах. Уж отчим ему никогда не улыбался.
   -Садись, - сказал, улыбаясь человек, похожий на отчима. Мальчику послышался легкий акцент. И он подошел к машине совсем без страха. Он не боялся этого улыбчивого человека. Его даже тянуло к нему необъяснимой внутренней тягой. И мальчик не мог дать объяснение этому чувству. Он забрался в приоткрытую заднюю дверцу машины. Рядом, на черном, удивительно мягком сидении расположился ещё один человек. При взгляде на него ощущения мальчика почему - то резко изменились. По всему телу прошла давящая, холодная волна испуга. Лоб и руки покрылись мелкой и холодной испариной. Хотя объективных причин для всего этого внешне совершенно не было. Человек, сидящий сзади так же, как и первый, улыбался приятно и доброжелательно. Его красивое молодое лицо украшала светлая, раздвоенная книзу, борода клинышком. Над верхней губой золотились мягкие пшеничные усы. Такого же цвета шелковистые волосы падали пушистыми прядями на ворот странного одеяния, похожего на длинный балахон, сотканный из разноцветных сверкающих нитей, переплетенных неуловимыми узорами и орнаментами. На талии сверкающий балахон был охвачен узким золотистым поясом, усыпанным мелкими блестящими камушками. На тонких холеных пальцах с розовыми ногтями, переливались перстни разных цветов и размеров.
   Сверкающий человек улыбался мальчику доброй, мягкой улыбкой. Но тому было всё равно не по себе. И он, как и с человеком, похожим на отчима, не понимал причины своего состояния. До тех пор, пока не взглянул в глаза "сверкающему". В холодные, белесые пустые глаза, которые сверлили мальчика стальным взглядом. Добрая маска лица лгала. Глаза нет.
   -Как настроение? - воркующим, глубоким баритоном спросил, улыбаясь, "сверкающий", и погладил мальчика по голове тяжелой холодной рукой.
   Мальчик ничего не ответил. Почему - то ему не хотелось отвечать этому человеку. Он вжался в угол сиденья и опустил взгляд на пол машины.
   -Не бойся, - успокоительно сказал "сверкающий". - Мы не причиним тебе зла. Мы твои друзья. Мы хотим тебе помочь. Но и ты помоги нам. Скажи, откуда у тебя пирамидка? Ведь она же не твоя? Кто тебе её подарил?
   Мальчик молчал, не отрывая взгляда от пола. А в голове заскакали, тревожные мысли: "Так значит, эта пирамидка не настоящая! Поддельная, как и всё тут вокруг. Кто они такие? Чего от него хотят? И где он? Куда он попал? Выходит это не сон?!
   Мальчику стало страшно, словно заплутавшему в дремучем лесу ягнёнку. На его глазах выступили слёзы. Руки задрожали, к горлу подступил какой - то противный тугой комок. Он никак не проглатывался. Ещё минуту и мальчик готов был разреветься от страха и отчаянья.
   -Ну, не хочешь говорить? Мы всё равно узнаем сами, тихо сказал "сверкающий".
   -Поезжай, - добавил он, обращаясь к "отчиму".
   "Волга" бесшумно тронулась и, набирая скорость, помчалась по гладкой дороге, мимо пустынных домов, декораций и бутафорских деревьев, рассекая прохладные потоки струящейся воздушной реки.
   -Ты любишь путешествовать? - спросил "сверкающий". Мальчик не ответил.
   -Все дети это любят.
   -Сейчас ты отправишься в дальний путь, продолжил он. - Так далеко, что и представить не возможно, ты будешь моими глазами и ушами в той далекой стране. Только ты один можешь туда попасть. Только ты один близок к Нему. Я должен узнать о Нём всё!
  
   -Пора, - сказал "сверкающий", обращаясь уже к "отчиму". Тот повернул своё лицо к мальчику и ободряюще ему улыбнулся.
   -Это не страшно, - сказал он, это всего несколько секунд.
   Мальчик обратил внимание, что "отчим" отпустил руль и "Волга" мчалась по прямой сама по себе.
   -Да, кстати, - сообщил "сверкающий", - ты догадался, что это не Земля?
   -Это - Луна, - как эхо добавил "отчим".
   -Но и с неё ты сейчас улетишь, - сказал "сверкающий", - на другую планету и в другое время.
   -Жми! - крикнул он.
   Поперёк улицы перед носом "Волги" внезапно появились высокие, сияющие тысячами звезд ,чёрные ворота.
   "Отчим" резко нажал на тормоз. Мальчик вылетел со своего места, головой пробил крышу машины, но боли не почувствовал. Он, как камень, брошенный мощной пращей, ворвался в эти звёздные ворота и разбил их на множество осколков. Перед глазами закружился звёздный хоровод ...
  
   III
   Винтолёт подлетал к городу. Тот вырастал из - за горизонта серой, бескрайней громадой, прикрытой термальным колпаком, искрящимся в холодных лугах далекого светила.
   Вокруг властвовала зима. Она царила здесь уже около сотни оборотов, с тех пор, как планета стала быстро остывать, куда - то растеряв своё подземное тепло. Вулканы перестали выбрасывать кипящую лаву. Горячие гейзеры обернулись в холодные родники. Океан - источник жизни на Планете из теплого, и ласкового превратился в угрюмый, сумрачный и злой. Он с тупой леденящей ненавистью бился о прибрежные скалы единственного экваториального материка, где когда - то миллиарды лет назад из жаркой парной воды, на сушу выбрались далекие предки сегодняшних обитателей громадного города, стоящего на берегу и прикрытого утеплительным колпаком. Несколько атомных электростанций согревали город. Они были единственным спасеньем от холода снизу и холода сверху. Вечные облака над планетой развеялись, и люди впервые увидели над собой бескрайнее звездное небо. Они увидели Вселенную. И увидели своё Солнце: желтый искрящийся шарик не дающий тепла, а только слабо освещающий призрачным светом остывающую планету. Людям стало холодно и неуютно. Они испугались Бесконечности.
   До того они не знали Богов. Они веками жили в замкнутом мире, прикрытым плотной облачной крышей. Слабые стихии природы не ощущались ими, как неведомые потусторонние силы. Земля давала тепло и пищу. Небо осыпало землю благодатным дождем. На планете не было ни бурь, ни ураганов. Бескрайний океан никогда не штормил. Его серые теплые волны лениво накатывались на берег, не вызывая в душе ничего, кроме тихого умиротворения. Хищные рыбы не водились в неглубоких океанских просторах. Хищные птицы не летали в густом, плотном и сладком, как сироп, воздухе. Хищные звери не рыскали по лесам, больше похожим на парки, заросшие густой бледно-серой травой. Стройные ряды невысоких деревьев не отличались разнообразием пород. Они смахивали на лиственницы с тонкими, серыми, мягкими иголками. Цветы распускали свои невзрачные лепестки тусклых оттенков, тем не менее, источая нежный, пряный аромат, на который летели насекомые. И они не могли ни кусать, ни жалить. И не докучали людям. Те собирали на деревьях обильные плоды, растили тучные стада травоядных животных, дававших им молоко и одежду. Браки между мужчинами и женщинами разных племен поощрялись их вождями. Вожди избирались на короткий срок и не могли, да и не хотели узурпировать власть. Развивались науки и искусства. Планета жила без войн и потрясений.
   Много, много веков. Строились города, создавались всё более совершенные машины и механизмы. Техника достигла невиданных высот. И только мир, только Гармония правили этим миром, прикрытым плотным облачным колпаком.
   Философы, каждый на свой лад, объясняли эту Гармонию. Поэты создавали в честь неё стихи, поэмы и оды. Учёные искали Первопричину, но не находили. Ведь жизнь всего лишь, случайный набор атомов, молекул, хромосом? ... Некоторые сомневались в этом. Но дальше таких сомнений не шли. Перед ними вставала стена, пробиться за которую не дано было их разуму, даже на крыльях воображения. Крылья эти оказались подрезанными. Кем?
   Примерно, за двести оборотов до происходящего, в громадной Столице, расположенной на берегу теплого океана, жил ученый, который посвятил себя поискам Истины. Эту непомерную задачу он поставил перед собой ещё в юности, начитавшись философских трудов предшествующих поколений и своих современников. И разномастные выводы многочисленных философов о причинах Мировой Гармонии не удовлетворили пытливого скептика. Он решил пойти своим путём. И "препарировал" Гармонию. Он "разделил" её на мелкие частицы. Он проанализировал каждую. Сложил снова. И Гармония вновь не образовалась. Она стала распадаться, как разлагается тело умершего человека, обнажая весь ужас материального Бытия. Но жители Планеты, после смерти, не разлагались. Они окоченевали и превращались в неподвижные статуи. И эти статуи закрывались прозрачным колпаком и ставились внутри громадных пирамид, за чертой городов, в полях. Для каждого рода, для каждой семьи, были отведены свои большие залы. Каждый умерший находился в привычной для него при жизни обстановке, воспроизводящей быт его времени. Это были кладбища и музеи одновременно. Между этажами в пирамидах курсировали лифты с многочисленными посетителями. Они смотрели на своих предков. Но и для них самих тоже были заготовлены места в пирамидах. Смерть не воспринималась как горе. Наоборот, она представлялась переходом из мира движения в мир покоя. Из одного состояния счастья в другое. Люди умирали во сне и никогда перед этим не болели. Болезни были не ведомы на Планете. И неведома была старость. Человек рос до своего расцвета сил и затем много десятилетий оставался молодым и полным сил, вплоть до своей неожиданной смерти во сне. Родственники помещали его в пирамиду и заказывали после этого роскошное пиршество. Об ушедшем говорили с радостью, словно день рождения был у него. Словно он сидел рядом за круглым пиршеским столом. Словно, он не замер навеки в прозрачном колпаке, будто восковая фигура с неподвижным взглядом, смотрящем в Вечность.
   Ученый - философ разложил Гармонию. И вечером того же дня к нему в дом явился Гость. Ученый сидел в кабинете, в уютном пневматическом кресле и размышлял о своём открытии. На душе у него было зябко и неуютно, хотя на улице стоял теплый, серый полумрак. За раскрытыми окнами жил вечерний город. Люди шли в театры, на концерты, на стадионы. Бесшумно проносились стремительные экипажи, наполненные весёлой молодежью. Слышалась далёкая музыка, доносился радостный смех счастливых людей. А в доме тихо. Жена ученого на кухне готовила ужин для двоих. Внуки уже спали в дальних комнатах. Двое сыновей и их жены, уехали на какой - то концерт в городской развлекательный центр.
   На письменном столе в кабинете горела неяркая лампа. Её короткая матовая трубка слегка потрескивала, излучая ионизированное поле, полезное для человеческого организма. При желании цвет лампы можно изменить, но сегодняшний вечер ученому хотелось оранжевого цвета. Он немного успокаивал тревожно бьющееся сердце. Тревога и предчувствие чего - то непонятного, томительно разливалось по сердцу и по всему дому. Настенные часы высветили цифры полуночи.
   В кресле напротив сидел человек. Лицо его скрывалось в тени книжного шкафа. Но одет он был по последней моде: в элегантный, обтягивающей фигуру черный чешуйчатый костюм с блесками. На коленях незнакомец держал портфель - шар, какие, обычно носили с собой коммивояжеры - продавцы новой продукции.
   Ученый очень удивился внезапному появлению этого человека. Как тот проник в его дом, в его кабинет? Должно быть, глубоко задумался (было от чего) и забылся и в это время незнакомец прошел в кабинет и сел в кресло для гостей. Сейчас начнет предлагать образцы какого - нибудь мыла или духов для жены.
   -Я ничего не покупаю! - немного раздраженно проговорил ученый.
   -А я ничего не продаю, - мягким голосом ответил незнакомец.
   -Тогда, чем обязан вашему визиту? - ещё больше удивился хозяин кабинета, пытаясь разглядеть лицо незваного гостя. Может, кто - ни будь из университета, с кафедры философии? Хотят предложить прочитать для студентов лекции? Давно он там не был. Но, ведь могли бы, в таком случае, информировать по слуховому аппарату. Зачем же посылать человека? Да ещё так поздно.
   -Я к вам не из университета, - будто прочитал его мысли странный ночной гость. -Я от другой "организации" если её так можно назвать. Я Посланник. И явился к вам по поводу вашего сегодняшнего Открытия. Вернее, приоткрытия. Вы вашим недюжинным умом приоткрыли Канал, и я по нему сумел протиснуться в ваш Мир. Мне поручено открыть вам тайну бытия. Открыть истину. Ведь, это ваше сокровенное желание? Не так ли?
   -Кто вы? - ученый почувствовал, что во рту у него пересохло.
   -Посланник, всего лишь посланник, - невидимо улыбнулся гость. - Но посланник той запредельной Силы, что была вам людям до сих пор неведома. Ваш Мир оградили от нашего, поставив Стену Неведения. Но мы всегда были здесь близко и ждали своего часа. И вот он настал. Вы, великий ученый, помогли пробить крошечное отверстие в этой стене. Этого достаточно. Я здесь, у вас. Теперь станем рушить Стену вместе.
   -Я не понимаю о чём вы говорите? - ученый взглянул на гостя с подозрительным недоумением. Очень странный тип. Какой - ни будь писатель, сочиняющий для научного журнала?! Решил выведать материал для своей новой книги?! Но тогда откуда он узнал об Открытии? О сегодняшнем открытии!
   -Я, не писатель, - тихо сказал незнакомец, - хотя, мог бы написать роман, который перевернул бы весь ваш Материк. В переносном смысле слова, конечно. А может, этот роман напишите вы? Я вам подарю сюжет.
   -Что вы от меня хотите? - ученому стало не по себе. Прежняя тревога переросла в другое чувство. В страх. Но он об этом названии, естественно, не знал.
   -Выслушайте меня в течение некоторого времени, - гость перебросил ногу на ногу. Портфель - шар он поставил на пол, - вы же, мыслитель. Вы меня поймете. Иначе я бы здесь не появился.
   -Ну, что же, говорите, - пробормотал ученый и покорно откинулся на спинку кресла. Легкая вибрация пошла по его спине: это заработал электромассажер. Но от массажа спины на душе легче не стало. Тем не менее, хозяин кабинета, как завороженный, обратил свой взор на невидимое лицо гостя. И тот спросил тихо и вкрадчиво:
   - Вы знаете, что такое ... любовь?
   Вопрос застал ученого врасплох. Он не ожидал вопроса. Он ожидал ответа, на свои вопросы. Это слово на их языке имело расплывчатый смысл. Оно было синонимом привязанности. Муж привязан к жене. Дети к матери. Так у них повелось испокон веков. Так ученый и ответил своему ночному гостю.
   -Вы не знаете любви, тогда вы не знаете счастья, - продолжил тот.
   -Но, мы счастливы, - возразил хозяин, - Ведь у нас, правит Гармония.
   -Но вы сами её сегодня разрушили, - сказал гость, - Значит, она не была совершенной. Людям что - то не доставало. Ведь правда? Ваш пример говорит об этом. Людям подсознательно не доставало любви и связанного с нею счастья. Мы дадим вам любовь. Мы дадим вам счастье.
   -Кто вы? - второй раз спросил ученый. Ему всё больше становилось не по себе. Слова гостя были просты и понятны. Смысл не доступен.
   -Мы - из другого пространственного измерения. Из параллельного Мира, создавшего вас и вашу Вселенную. Мы силы добра. Мы - боги, несущие вашему Миру Любовь и счастье. Но другая Сила, вечная сила зла, поставила между нашими мирами неприступную стену незнания, что бы изолировать вас от счастья и любви. Мы сами не могли разрушить эту стену. Вы - великий ученый, помогли нам. Теперь мы поможем вам. Мы сделаем вас бессмертным, единственного на планете.
   Вы будете жрецом любви и счастья. Вы получите тайные, великие знания. Вы познаете истину. Люди будут поклоняться вам, как богу, вы заслужили такое поклонение. Вы принесете на планету любовь!
   Гость смолк. Хозяин сидел, ошеломленный услышанным. Пауза продолжалась довольно долго. Потом ученый проговорил, ставя последнею слабую преграду, с трудом ворочая языком:
   -Я вам не верю ..., - Он лгал сам себе. Он уже верил ... Гость снова невидимо усмехнулся.
   -Ну, что же, - сказал он, - прошло время доказательств. Его тонкие пальцы подняли за ручку портфель. Щелкнули замки. Пальцы опустились вглубь и извлекли наружу небольшой граненый шар глубокого черного цвета. Он матово отразил оранжевый свет лампы на столе. Но внутри шара, как короткие электрические разряды, трепетали оранжевые искорки.
   -Вот знак любви, вот символ счастья, - многозначительно выговорил незнакомец, отпуская руки из под шара. И черный шар замер в воздухе, а спустя несколько мгновений стал медленно вращаться вокруг оси, тихо потрескивая оранжевыми разрядами. Прошло, ещё несколько мгновений и шар окутался оранжевым облаком, словно плотным коконом и стал похожим на земной апельсин. А внутри него, как маленькие червячки, шустро перемещались жгутики коротких черных переливов.
   Ученый с трудом сглотнул густую вязкую слюну. Он приподнялся с кресла и протянул руки к висящему над столом оранжевому плоду. И вдруг, в голове сверкнула, словно вспышка молнии и пронеслась яркая мысль, облеченная в одно слово "Нельзя!". Ученый отдернул руку.
   -Не бойтесь, - успокоительно сказал гость, - это голос зла. Зло не хочет, чтобы вы ощутили наслаждение любви и счастья. Но впрочем, можете выбирать: продолжать бессмысленное существование, блуждая в потемках невежества или получить высшее знание, познать истину. Приобрести бессмертие и любовь. Выбирайте? Я могу убрать шар?!
   -Нет! - хрипло проговорил ученый и схватил дрожащей рукой оранжевый плод. Тело сотряс сильный вибрирующий разряд. Будто тысячи острых иголок впились в каждую его жилку, в каждый нерв, в каждый сосуд. Мозг наполнился гулом, как в пустой трубе, а вниз живота ворвалась нестерпимая боль. Боль смешалась с этим пустым гулом. Закружилась в вихренном танце голова. В ней замелькали оранжевые искры. Ученый потерял сознание и упал без памяти в кресло.
   Когда он очнулся, то увидел над собой склоненное лицо жены. Оно было озабочено и очень красиво. Конечно, он и до этого знал, что его жена красива. Ведь они нашли друг друга в банке генетической информации по специальной кодировке, которая давалась каждому новорожденному для нахождения идеальной супружеской пары в возрасте полового созревания. От этих браков рождались полноценные дети, но их было не больше двух. Так сохранялся баланс населения на материке. И это было вполне естественно. Иного людям в голову не приходило. Со своей женой ученый прожил достаточно долго. Они произвели на свет двоих сыновей. Те тоже обзавелись семьями, имели по одному ребенку. Все вместе жили дружно под крышей большого дома. Никогда не ссорились и были очень привязаны друг к другу. Родители ученого и его жены "перешли в пирамиду" уже давно. Скоро наступит и их черед. Но ученый не боялся "перехода", так же, как ни один из жителей материка. Было немного любопытно, но не более того. Он и его жена оставались молодыми и полными здоровья много десятилетий и ничем не отличались от своих сыновей и невесток. Но половую близость имели всего два раза с целью зачатия. Об этих минутах остались смутные воспоминания. Было приятно. И только. Но сколько в жизни приятных мгновений?! Бесконечная череда. Жена радовала глаз, как радует глаз, в музее искусно сделанная статуя. Возникает чувство эстетического удовольствия. Не более того.
   Сейчас ученый посмотрел на жену другими глазами. Он словно заново увидел её лицо, плечи, упругую грудь под платьем, изгиб руки. Пальцы тянулись к чему-то, лежащему у него на ладони.
   -Что с тобой ?- озабоченно спросила жена, - и что это у тебя в руке?
   Он скосил глаза на свою ладонь и увидел там оранжевый шар. Пальцы жены дотронулись до шара. И тот будто живой, сам прыгнул к ней в руку. По телу жены прошла судорога. Голубые глаза закатились, и она мягко осела на пол. Её широкая юбка задралась, открыв плотные стройные ноги. И вид этих обнаженных ног вдруг возбудил в нем никогда не ведомое желание. Оно волной прокатилось от головы к животу и перешло в напряжение мужской плоти, в страстный порыв близости. Мужчина выскочил из кресла и, стащив с себя одежду, бросился на лежащую без чувств женщину. И в этот момент она пришла в чувство. Она открыла глаза. И он увидел в них тоже, что она прочла в его глазах. Женские ноги сплелись за мужской спиной. Сладострастие закрутило их в вихре необузданного ритма. Женщина и мужчина в неистовстве катались по полу кабинета, испуская стоны и крики. Это было похоже на безумие, что, в общем-то, таковым и являлось. Ум потерял всякую власть над телом. Тела содрогались от наслаждения близостью. Долго, долго и бесконечно коротко. Но их поджидал ещё апофеоз этого неистовства. Обоюдный оргазм-торжество плотской любви. Высшая точка телесного счастья.
   Когда страсть постепенно утихла и откатилась, как морская волна, ученый еще долго не мог прийти в себя. Он в изнеможении лежал на трепещущем теле жены не в силах подняться на ноги. Да, ночной гость его не обманул. Он только что испытал высшее счастье. Его скрывали от людей. Но теперь оно придет к людям. Он принесет им Дар любви. Ему не жалко. Он щедрый. Он поделится подарком. И за этот подарок его восславят в веках.
   Какой-то неясный шум привлек его слух. Ученый поднял голову. В дверях кабинета стояли его сыновья за их плечами виднелись головы невесток. Старший сын улыбался, чуть раздвинув губы. На лице младшего застыло недоумение. Невестки, на втором плане, неслышно перешептывались, пряча улыбки. Очевидно, они видели почти всё и, конечно, ничего не понимали.
   -Мы узнали божью любовь - тихо сказал отец, в упор, глядя на сыновей. - Хотите, я поделюсь ей с вами?
   Оранжевый шар висел неподалеку, медленно вращаясь на уровне вытянутой руки. Ученый поднялся на ноги и чуть-чуть боязливо взял его на ладонь. Шар замер на ладони, перестав вращаться.
   Обнаженный отец подошел к своим, замершим в дверном проёме сыновьям и протянул им лежащий на ладони шар.
   -Дотроньтесь до него. Все четверо, - дрожащим голосом произнес он.
   Первым руку протянул старший сын. Он был скептик и обладал ироничным складом ума. Чтобы в чем-то убедиться ему необходимо всё проверить на себе. Всё прощупать. Вот он и потянулся первым, не убрав с лица недоверчивую улыбку.
   Младший же сын, наоборот, верил отцу безоглядно. Тот для него с детства был кумиром. Мальчишкой, он, затаив дыхание, слушал каждое слово отца, преданно глядя ему в глаза. И немного ревновал его к брату, если тому оказывалось больше внимания. Сейчас он тоже хотел опередить старшего брата. Но не успел....
   Следом за мужьями, искоса поглядывая на обнаженного свекра, протянули к шару свои руки невестки.
   Шар вспыхнул оранжево-черным огнем. Все четверо свалились на пол с короткими криками. За спиной ученого зашевелилась его жена. Она поднялась на ноги и нетвердой походкой подошла к мужу, поправляя юбку.
   -Ты дал им это?! - утвердительно спросила она.
   Тот молча кивнул головой.
   -Со мной, что-то не так, - снова тихо сказала она, -
   -Конечно, это было невообразимо прекрасно. И я теперь никогда не откажусь от этого...Но..
   -Мы просто испытали незнакомое чувство. Великое чувство! Любовь! - с пафосом ответил ей муж. - Оно преобразит весь наш мир. Гармония станет еще более совершенной.
   Нам обрезали крылья. Мы были домашней птицей. Теперь мы отрастим перья, какие только захотим.Мы станем свободными и улетим ввысь на крыльях блаженства и счастья! И для нашей семьи, первой на континенте, открылась божья любовь! Гордись этим жена!
   - Что-то я не понимаю, о чем ты говоришь, - пробормотала женщина, - Впрочем, я уже привыкла. Ты же, философ. Но в груди все равно, как-то необычно. Не легко.
   -Привыкнешь и к этому, - уверено сказал ученый, натягивая на себя одежду.
   -Ты вот лучше посмотри на детей. Вот они приходят в себя. Для них тоже наступило Время любви.
   Он вдруг, спохватившись, оглянулся на кресло возле книжного шкафа. Но там уже, конечно, никто не сидел.
   * * *
   Сначала оранжевый шар "опробовали" друзья ученого, его жены, их сыновей и невесток. Затем друзья их друзей, их знакомые и знакомые знакомых. Весть о необычных ощущениях и дальнейшая постоянная тяга к близости заинтересованно влекла множество людей к дому ученого. Они молча стояли возле палисадника дни напролёт. Соседние улицы были забиты замершими экипажами. Движение на улицах оказалось перекрытым. Дом ученого очутился в блокаде. Люди стояли и ждали, когда к ним вынесут Шар Любви. Так его нарекли в народе
   Но ученый никак не мог решиться выйти из дома. В последние дни какие-то смутные сомнения мучили его. Первая эйфория страсти сейчас вошла в своё ещё бурное, но уже очерченное русло. Он сближался с женой каждый день и испытывал невообразимое наслаждение. Но на сердце, как и у неё, было почему-то неспокойно. Чего, по всей видимости, нельзя было сказать о молодежи. Они отдали близости всё своё свободное время. А в несвободное вели себя как завороженные, мечтая снова оказаться в постели. Старший сын и его жена преуспевали в этом сладостном занятии гораздо больше младшей пары.
   Однажды перед домом ученого остановился длинный, сверкающий экипаж. Дверцы его раскрылись и на дорожку, ведущую к двери, вступил, облаченный в светлые одежды, Властитель материка и его жена, высокая стройная женщина в шикарном розовом платье. Бело-розовая правительственная чета проследовала в дом. Хозяин и хозяйка встретили гостей с подобающем почтением Их усадили за стол в гостиной, угостили яствами и напитками. После угощения Властитель откинулся на спинку кресла и впервые в упор взглянул на хозяина дома.
   -Я наслышан о вашем открытии, - сказал с улыбкой Властитель, - О нем говорят разные необыкновенные вещи. Оно даёт людям какие-то новые, острые ощущения.
   - Нам бы очень хотелось посмотреть на этот предмет - добавила жена Властителя, приподнимаясь со своего кресла. Лицо её покраснело то ли от смущения, то ли от любопытства.
   - Отказывать я не имею права, - вежливо наклонив голову, сказал ученый, но прошу учесть, этот как вы выразились "предмет", изменит всю вашу жизнь. Она станет совершенно иной. А ведь вы не просто семейная пара. На вас лежит ответственность за материк и его население.
   - Несите, несите, - немного раздраженно проговорил Властитель. Я думаю, мы ответственности не потеряем.
   - Ну что же, - вздохнул ученый. Он отправился в свой кабинет и открыл там верхнюю полку шкафа. Оранжевый шар висел посередине, медленно вращаясь. Ученому показалось, что он стал немного крупнее, хотя на вес это было неощутимо. Ученый вынес шар в гостиную и тот тут же зашипел и заискрился короткими черными змейками. Властитель и его жена встали с кресел. Шар вылетел из руки и повис невысоко над обеденным столом.
   - Прикоснитесь, - сказал ученый, - если хотите .... Властитель и его жена протянули пальцы. На секунду задержались, словно их что-то остановило. Может тот голос?! Но шар уже сам приблизился вплотную к вытянутым рукам. Прикосновение. Короткие вскрики. Двое упали в кресла и некоторое время не шевелились. Первой очнулась женщина. Она обвела гостиную широко открытыми неузнавающими глазами. Наконец её взгляд остановился на ученом.
   - Хочу, - тихо, но внятно проговорила она. - Я этого очень хочу!
   Она вскочила с кресла и сделала несколько шагов в сторону хозяина дома. Жена ученого преградила ей дорогу. Тут взгляд очнувшийся упал на собственного мужа, который зашевелился в кресле. И она бросилась к нему, расстегивая розовую юбку. Через несколько мгновений пара сладострастно стонала, забыв обо всем. Кресло содрогалось от порывистых движений двух тел.
   Когда всё закончилось, Властитель и его жена стали смущенно приводить себя в порядок. Потом снова уселись каждый в своё кресло. Краска стыда ударила женщине в лицо. Мужчина тоже чувствовал себя не спокойно. Он понимал, что публично потерял достоинство Властителя. Но буря испытанного наслаждения ещё не утихла. Властителя трясло мелкой дрожью, высокий лоб покрыла испарина. Он вытер её дрожащей рукой и глубоко протяжно выдохнул.
   - Да, профессор, - с трудом выговорил Властитель, - я предполагал многое, но такое ...!
   - Это названо "божьей любовью", - сказал ученый, искоса поглядев на висящий над обеденным столом оранжевый шар.
   -Понятие не вполне ясное, но я теперь уверен, абсолютно точно, - сказал немного успокоившись Властитель.
   - Мне поручено отдать эту любовь в дар людям.
   - Но процесс, как я испытал, в начале, весьма, неприятный. Теряется сознание. Какое-то плохое ощущение внизу живота. Затем правда, всё резко меняется. Но вдруг некоторые люди не смогут выдержать и до срока "уйдут в пирамиду"?
   -А разве такое возможно? - удивленно спросил ученый.
   -Были случаи, но очень редкие, - после небольшой паузы сказал Властитель. - О них сообщать не принято, с научной точки зрения они совершенно не объяснимы. Люди уходили не ночью, а днём. Внезапно останавливалось сердце. В правительственном архиве таких случаев около двух сотен. Они известны мне и моему ближайшему окружению.
   -Я надеюсь, что это всего лишь случайности?
   -Но от них надо уберечься.
   -Каким образом?
   -Нами изобретен аппарат по координации работы человеческого сердца. Это экспериментальная конструкция, но подстраховаться ею необходимо.
   -Как Вы представляете весь этот процесс? Ведь шар один, а людей многие миллионы. Одновременно к шару могут прикоснуться два, три десятка человек не больше.
   -Я думаю, нужно организовать непрерывную очередность - сказал Властитель, расслабленно откинувшись в кресле. За сутки пройдет несколько тысяч человек. Все должны быть, желательно семьями.
   -Но на детей шар не действует - сообщил ученый, только на созревших.
   -Но это немного облегчает задачу, детей на материке около половины.
   -Всё равно, задача очень трудная, - ученый сидел, задумчиво пощипывая на подбородке
   волосики, которые стали прорастать у него совсем недавно, что вызвало поначалу удивление. Все мужчины на материке были безбородыми.
   -Трудная, но благородная! - Властитель поглядел на жену.
   -Мы осчастливим человечество! Дадим ему любовь! Её нам всем так не хватало ...
  
   * * *
   Под "Дворец любви" отвели самый большой в столице дворец спорта. Оранжевый шар висел, на высоте человеческого роста и со всех сторон к нему шла бесконечная очередь. Люди дотрагивались до шара, падали без сознания. Служители Дворца относили их на специальные лежанки, заменившие кресла спортивных болельщиков. Там у потерявших сознания проверяли частоту биения сердца и оставляли до прихода в себя. Мужа и жену клали рядом и они, очнувшись, тут же бурно и неистово сближались. Стоны, вздохи и крики гулким непрерывным эхом отражались под высоким куполом "Дворца любви". Мужчины и женщины буквально задыхались от неведомого ими до селе переизбытка чувств. Страсть поглощала их в свои бездонные глубины. Они были на высоте блаженства.
   А оранжевый шар с каждым днем паломничества вырастал в своих объёмах. Через месяц он стал размером с земную тыкву, и всё разбухал, превратившись, в конце - концов, в громадный жирный пузырь. Он и в самом деле на ощупь казался смазанным тонким слоем жира. И прикосновения к нему были неприятны. Но люди всё равно шли и шли и благоговейно притрагивались к оранжевому сальному боку.
   Ученого провозгласили "Хранителем Шара любви". Он и его семья теперь жили во Дворце в шикарных апартаментах, и каждый день принимали восхищенных посетителей, испытавших "истинное счастье".
   Буквально за один год на континенте все изменилось. Привычный ритм жизни расстроился, превратившись в беспорядочную, всеобщую оргию. Дела и прежние повседневные заботы были отброшены ради полового наслаждения. Потом стали рождаться дети. Много детей. И они стали рождаться в муках. Мучительные женские крики доносились из родильных домов. Некоторые не выдерживали боли и "уходили в пирамиду" и к ужасу родственников на третий день тела распадались, извергая вонь и смрад. В сердца людей ворвался страх - чувство неведомое и необъяснимое. Люди по одному и группами стали приходить во "Дворец любви". Они просили у ученого объяснения таких перемен в их жизни. Но Хранитель объяснить ничего не мог. У него самого в душе царила муторная тоска - ещё одно до сих пор неизвестное чувство. Ученый стал избегать встреч с такими "ходоками" и принимать их взялся его старший сын. Отец рассказал ему об обстоятельствах появления оранжевого шара. И сын заинтересовался личностью того ночного гостя - посланца бога.
   -Как мне его найти? - спросил сын.
   -Я не знаю, - ответил ученый. - Он появился внезапно, и так же незаметно исчез.
   -Может быть, есть какие - нибудь способы?
   -Зачем он тебе? - недоуменно спросил отец.
   -У меня к нему много вопросов.
   -Тогда дай объявление в прессу.
   -Мысль интересная. Я так и поступлю.
   Но объявлений писать не понадобилось. В тот же вечер гость появился в комнате старшего сына.
   -Вы хотели меня видеть? - сказал гость, материализовавшись прямо на глазах, в только что пустом кресле. Молодой мужчина на несколько мгновений оторопел. Появление посланца поразило его своей внезапностью. Но и последние события на материке тоже нельзя было объяснить. Сын ученого ждал этих объяснений. Он довольно быстро пришел в себя и уже с любопытством стал разглядывать гостя, но так и не уловил черты его лица. Они постоянно менялись, словно камешки в детском калейдоскопе, всякий раз смутно кого - то напоминая, через минуту, другую переливаясь в иной образ. Эти постоянные изменения тоже очень
   - удивили сына ученого. Ему от почти непрерывного мельтешения даже стало как - то не по себе. И он отвел взгляд от неуловимого лица ночного гостя.
   -Вы хотели у меня о чем - то спросить? - прозвучал второй вопрос.
   -Почему люди стали "уходить" в плохом состоянии, а тела их разлагаются и гниют?
   -Это плата, - чуть иронично ответил гость. - За всё нужно платить. А за любовь тем более.
   -Но людей охватывают неизвестные чувства. Они теряют радость и спокойствие.
   -Это противоположная сторона счастья, - снова переменчиво ухмыльнулся гость. - Мир - единство и борьба противоположностей. Дня и ночи. Счастья и несчастья. Добра и зла. Вам был неведом этот непреложный закон Вселенной. Сейчас вы ощутили его действие на себе.
   -Что же нам теперь делать? - спросил сын ученого.
   -Нужно смириться, - ответил гость, - и попытаться обратить неизбежный процесс в плавное русло.
   -Но как?
   -Если вы и ваш отец станете исполнять то, что я вам посоветую, всё стабилизируется.
   -Говорите, я вас слушаю внимательно, - молодой человек откинулся на спинку кресла, погладив небольшую, недавно проросшую светловолосую бородку.
   -Люди должны забыть своё прошлое, - вкрадчиво в растяжку произнес гость. - Изменения, происходящие с ними, их пугают. Я подарю человечеству напиток забвения - "святую воду". Ею - вы - сын Хранителя шара любви станете "причащать" приходящих к вам. Они забудут навсегда, кем они были до " перерождения" любовью. Тела "ушедших" людей нужно будет сжигать в огненных печах, и зарывать пепел в землю. Пирамиды потеряли уже всякий смысл. Их нужно взорвать, не оставляя никаких следов.
   -Но это очень большая работа, - сомнительно покачал головою старший сын, - "К тому же, правительство не позволит взрывать Пирамиды предков".
   -Вы, ваша семья должны стать правительством - твердо проговорил гость.
   -Но выборы будут ещё не скоро, - развел руками старший сын. - И нет никакой гарантии, что кого - ни будь, из нас выберут Властителем.
   -Какие выборы? - усмехнулся гость. - Вы должны захватить власть силой.
   -Но так, ведь никто никогда не делал.
   -Попробуйте, я думаю, у вас, молодой человек, получится. Нужно только зайти к Властителю в кабинет, схватить его за шиворот и выбросить за дверь, а самому сесть на его место. Очень просто.
   -Да, в самом деле, просто, - удивленно проговорил сын ученого, - и ведь никто не воспрепятствует. Как я об это не догадался раньше?
   -Время было другое, - ответил гость, - Теперь оно изменилось и вы все изменились вместе с временем. Но захватить власть просто, - продолжил он, - вот удержать будет сложнее. Вам необходимо будет окружить себя преданными людьми, охранной, вооруженной резаками.
   -А это ещё зачем?
   -Чтобы никто не посмел свергнуть вас. Вы должны будете укрепить свою власть. Стать безраздельным диктатором на материке. Ваши Указы будут безприкословно выполняться во всех городах и поселках. Туда вы назначите наместниками, преданных Вам людей.
   -Но как я удержу их в покорности? Да и всё население материка?
   -Вы им будете говорить не то, что думаете на самом деле или не то, что собираетесь делать. Народ должен будет воспринимать вас, как самого мудрого, заботливого, честного Властителя, не совершающего ошибок. Вокруг вас должен стоять ореол славы и величия. А кто вдруг начнет сомневаться в этом, будет схвачен и отправлен на перевоспитание в специально для этого отведенные места. Там он честным, добросовестным трудом сможет искупить свои грехи перед вами. Сомневающихся в вашей безупречности быть не должно. Вы, как и ваш отец, станете бессмертным. Но только биологически. На физическом уровне вы останетесь уязвимы. Вас могут убить.
   -Это как? - не понял последней фразы будущий Властитель.
   -Насильственно лишить вас жизни. Любым острым или тяжелым предметом. Вот, для избежания подобных попыток, вам и нужна, будет охрана.
   -А кто, вдруг на такое решиться, если весь народ станет меня уважать и почитать?
   -Ну, уважение и почитание - это идеальный вариант. Обязательно найдутся недовольные и желающие занять ваше место. Власть, а тем более безграничная - вещь очень соблазнительная. Её упускать нельзя.
   -Если вы станете помогать мне ...
   -Советом, только советом.
   -Что же и на том спасибо. Да, кстати, где же ваш напиток, ваша "святая вода"?
   -Вот она, при мне, - сказал гость, доставая, откуда - то из под кресла большую черную бутыль. Достаточно одной - двух капель на ложку воды и человек забудет о своем прошлом, где не было "божьей любви" и "счастья". Вы согласны действовать по моему плану? - спросил он, протягивая бутыль собеседнику.
   -Да, - проговорил тот, забирая дар, - я принимаю ваши условия. Они меня устраивают.
   -Тогда, вперед, без сомнений и колебаний! И вся Планета ляжет к вашим ногам, Сиятельный и Бессмертный Властитель, - высокопарно произнес гость. Лицо его неуловимо улыбалось ...
  
   * * *
   Всё произошло так, как предсказал ночной гость. Властитель был, легко низвергнут. Он и не подумал оказать сопротивление старшему сыну Хранителя шара любви, и тот воцарился на материке. "Святая вода" через некоторое время сделала своё дело. Люди забыли прошлое. Все кроме ученого. Он пить эти капли не стал, когда сын предложил ему их.
   -Будь, что будет, - сказал ученый, - я принял эту любовь добровольно и платить, по счету мне придется сполна.
   Последовал примеру отца и его младший сын, брат Властителя. Он был историком и литератором. И он решил написать исторический труд о перепутье старого времени "Гармонии незнания" и новых дней "любви и счастья".
   -Я должен помнить прошлое, - заявил он.
   -Но ведь все люди забыли его, - возразил ему старший брат, - оно их совершенно не интересует.
   -В библиотеках остались книги о Гармонии.
   -Мы уже стали их изымать и сожжем все до единой.
   -Так поступать нельзя! Человечество не может жить без прошлого.
   -Мы создадим ему другое. Если хочешь, мы тебя назначим руководителем группы по воссозданию истинной истории нашей планеты.
   -Я не хочу принимать участие в ваших выдумках!
   Я буду писать настоящую историю, а не придуманную тобой и твоими придворными! - твердо сказал младший брат и вышел из кабинета Властителя, хлопнув дверью. Однажды вечером младший сын ученого сидел у себя в комнате за рукописью исторического труда. Работа шла быстро и практически почти без остановки. Историк делал только небольшие перерывы на еду и короткий сон. Он, словно, куда - то торопился. Торопился успеть. Жену и детей он отправил за город. Половое желание у него утихло, растворившись в жажде Творческой работы. И он работал без устали.
   Скрипнула дверь. Он не услышал скрипа и тихих шагов за спиной и обернулся лишь тогда, когда большая черная бутыль обрушилась на его голову, раскроив затылок. Кровь широкой красной лужей залила рукопись и растворила её красные чернила в своей густой патоке. Голова историка упала на стол лицом в эту патоку.
   Руки у убившего слегка дрожали. Черная бутыль едва не выпала из них на пол. Но не выпала.
   -Оказывается, как это просто, - пробормотал он, переведя дух. - А я думал его снова уговаривать. Чуть бутылку не разбил, - добавил он, - а там ещё "святой воды" почти половина.
   Он поставил черную бутыль на стол рядом с неподвижно застывшей головой брата и, не глядя на убитого, схватил рукой пачку залитых кровью листов. Их оказалось всего несколько десятков. А должно быть гораздо больше. Властитель перерыл весь стол, но остальной, основной части рукописи так и не нашел.
   -Куда же он её засунул? - все больше теряя терпение, повторял Властитель, роясь в книжном шкафу. Но и там он ничего не обнаружил.
   И тут дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял отец. Он держал в руке, какую - то книгу. Книга выскочила из ладони. Звук падения поглотил мягкий ковер. Ученый в ужасе замер, сделав всего шаг внутрь.
   -Что здесь произошло? - наконец с трудом выговорил он, глядя застывшими глазами на труп младшего сына.
   -Он хотел отобрать у меня Власть, - ответил Властитель дрогнувшим голосом.
   -И за это ты лишил его жизни?! - лицо ученого исказила гримаса боли и отчаяния. - Ведь он - твой брат.
   -Он отказался выпить "святую воду"! - перешел на крик Властитель. Он писал историю материка до времени любви и счастья! Он хотел посеять в людях недоверие к моей Власти! И хотел сам стать бессмертным Властителем! Я этого не мог допустить! Или я, или он! Да я лишил его жизни! Но он сам в этом виноват! Я просил его по- хорошему! Он наотрез отказался! Я был вынужден ударить его!
  
   -В кого ты превратился? - горестно опустил голову отец. - Ведь ты был хорошим сыном, внимательным и отзывчивым. И вот лишил, жизни брата ... Ученый заплакал. Это случилось с ним впервые.
   -Если бы, я этого не сделал, то он бы лишил жизни меня! - упрямо повторил старший сын. Отец ничего не ответил, а, только махнув рукой, повернулся и вышел за дверь. По его щекам текли слезы. Тело младшего сына сожгли. Пепел положили в маленькую пирамидку. Пирамидку закопали в землю. Большие пирамиды стали сносить. Нетленные тела сжигать. Пепел засыпали в пирамидки. Пирамидки закапывали. Через некоторое время на материке остались всего три большие "пирамидки предков" Властитель решил их оставить, огородив со всех сторон колючей проволокой. В них застыли его предки. Он нее решился их сжечь, пренебрегая советом ночного гостя. Тот появлялся в кабинете Властителя редко и бессистемно. И давал "полезные советы", не требуя их неукоснительного исполнения. Властитель почувствовал себя свободнее. Он и его окружение вели праздный, расточительный образ жизни. Настроили себе дворцов и особняков. Обзавелись кроме семей любовницами и любовниками. Властитель разрешил на материке многоженство и сам, кроме своей жены, взял к себе вдову убитого им брата. Материк надолго погрузился в беспробудную оргию. И тут к людям пришли болезни. Они вползли незаметно, подспудно, вкрадчиво. И людей стали мучить недуги, о которых они раньше не имели представления. Болели головы, сердца, желудки, животы, печень, легкие, руки, ноги и естественно, половая система. Как избавиться от этих болей, люди не знали и умирали сотнями, тысячами в страшных мучениях. Люди стали бояться смерти. И от этого впали в ещё более бурный разврат. На материке почти никто не работал, кроме отдельных фанатиков труда. Между людьми возникали ссоры. Они стали ревновать друг друга, завидовать, ненавидеть, злобствовать и драться. Несколько драк закончились убийствами. Кое-кто стал собираться в компании для захвата чужого имущества. В ход шли резаки, дубинки, металлические прутья. Правительство было вынужденно создать специальные охранные отряды, для защиты от таких компаний. Те стали, оказывать сопротивление, и делить, сферы влияния безжалостно колотя, и убивая друг друга. Вечерами население столицы боялось выйти на улицу. На любого могли напасть и отобрать личные вещи и деньги. Деньги из простого мерила стоимости товара превратились в культ наживы и обогащения. Но при застойном производстве они быстро обесценились, и большая часть населения материка обнищала. Богатели только придворные Властителя и их родственники, которые сумели сосредоточить в своих руках все остаточное производство и установили на этих заводах и фабриках железную дисциплину. За малейшую провинность рабочих выгоняли на улицу. Постепенно объём продукции стал увеличиваться. Но товары выпускались низкого качества. Такими же были и сельхозпродукты. На полях работали полуголодные, подневольные люди, набранные из самых бедных областей материка. Городские жители в своём большинстве работать не желали принципиально. Одни целыми днями просиживали в своих домах, получая мизерные пособия по безработице. Другие без дела шатались по грязным улицам, выглядывая, где бы - чего украсть. Третьи предпочитали алкогольные напитки и девиц легкого поведения, которые в последние времена расплодилось невероятное множество. Правда, кое-кто ещё работал на фабриках и заводах Властителя и держался за свою работу, потому что она позволяла жить более-менее сносно по сравнению с остальной массой народа. Но безделье уже становилось нормой жизни. Материк катился в пропасть по пути "любви и счастья". Прошло несколько десятилетий. И к людям явилась старость. Она явилась вместе с болезнями: страшными и отвратительными. Старшее поколение изменялось внешне буквально на глазах. Морщины покрывали лица, сгибались спины, выпадали волосы и зубы, слепли глаза, терялся слух. Это было ужасно для стареющих, но молодежь не задумывалась над своим незавидным будущим. Молодежь погрузилась в пучину удовольствий и разврата. Были изобретены специальные стимулирующие средства. Действующие на мозговые центры. Употребляющие их, видели сны наяву, чувствовали беспричинную радость, подъем ощущений, свою особую значимость. После того, как действие стимулятора заканчивалось, приходили противоположные чувства: тоска, упадническое настроение, бессмысленность своего существования. И вполне естественно, стимуляторы принимались вновь и вновь. К ним быстро привыкали. И ради их добывания шли на любые преступления. Чтобы справиться с этим разгулом, Властитель усилил охранные отряды, но они не могли искоренить преступность. На производстве и распространении стимуляторов делались огромные деньги. Этим занимались многочисленные группировки, враждующие между собой за сферы влияния. Часто дело доходило до выяснения отношений при помощи резаков и металлических дубинок. Многих при подобных потасовках лишали жизни. Но теперь этому никто не удивлялся. Люди стали привыкать к насильственной смерти.
   У Хранителя шара любви состарилась и умерла жена. Перед смертью она долго мучилась, тело её разрывали боли, а он, молодой и здоровый, ничем не мог ей помочь. За минуту до кончины жена открыла глаза. Они были полны слез.
   -Прощай,- тихо прошептали её губы. И затем еле слышно добавили:-Тебя обманули. Мы погубили наш Мир ...
   Глаза её остекленели. А слёзы ещё были живыми. Хранитель зарыдал, упав ей на грудь. Так он лежал долго и неподвижно, словно сам умер вместе с женой. Рыдания прекратились. Тело охватило оцепенение. Голова была пустой без мыслей и чувств. И вдруг в этой пустоте сформировался образ безликого человека в черном чешуйчатом с блесками костюме. В руках он держал веревку с петлей на конце. Он протянул веревку Хранителю.
   Хранитель отшатнулся от этого видения. Вскочил с тела жены и опрометчиво бросился из спальни. Он, почти ничего не соображая, пробежал по галереям и лестницам "Дворца любви" и влетел в громадный "Зал счастья". Высоко над прозрачным куполом медленно вращался большой оранжевый шар. А на поперечной балке почти до самого пола висела длинная тонкая веревка с умело сплетенной на конце открытой петлей. Под петлей стояла небольшая коротконогая табуретка. Хранитель в ужасе замер в нескольких шагах. Он стоял, а дрожь пробегала по его телу. Через некоторое время такого стояния его трясло, словно в ознобе. Лоб покрылся холодным потом. Петля манила необъяснимой тягой. Тягой "избавления".
   Он сделал шаг, затем другой. Дрожащая нога согнулась в колене и наступила на табуретку. За первой ногой поднялась вторая. Голова сама легко просунулась в петлю. Хранитель посмотрел вверх на оранжевый шар. Шар всё так же неукротимо медленно вращался вокруг своей оси. Над шаром возвышался прозрачный купол, за которым виднелось темное облачное небо. Ночь стояла над материком. И вдруг черный покров разорвался пополам, словно кто-то гигантскими руками дернул густую материю вечных облаков. И перед глазами Хранителя засверкали тысячи ярких мерцающих огоньков. А посередине прорыва тускло светился круглый фонарь оранжевого цвета, очень похожий на шар любви, висящий под куполом.
   "Другая планета, - догадался ученый - спутник нашей ... Тонкие ножки табуретки внезапно подломились, ноги потеряли опору, петля удавкой захлестнула шею. Дыхание захлебнулось, перед глазами поплыл кровавый туман, превратившийся во тьму. Хранитель, свесив голову, повис посередине громадного зала "Дворца любви" Над его склоненной головой висели два оранжевых шара.
  
   IV
   Винтолёт подлетал к городу. Внутри винтолёта кроме двух пилотов на креслах сидели тринадцать человек. Почти все они были светловолосы, бородаты и голубоглазы. Впрочем, ничего удивительного в том не наблюдалось. Подавляющее большинство жителей материка на остывающей планете имели такой типаж. Встречались, правда, редкие экземпляры с темными волосами и карими глазами, но их оставалось ничтожно мало. На них глядели с удивлением, как на Земле смотрят на людей с ярко-огненными шевелюрами. Один из таких темноволосых и кареглазых сидел на переднем кресле пассажирского салона винтолёта. Его длинные блестящие локоны падали на воротник белого балахона, короткая бородка и усы под тонким прямым носом очерчивали правильный овал ещё достаточно молодого лица. Но короткие лучики морщинок вокруг глубоко посаженных выразительных глаз, говорили о прожитых годах. Тонкие пальцы темноволосого задумчиво перебирали шарики четок, на конце которых была прикреплена небольшая шестигранная пирамидка. Такие же пирамидки висели на четках у остальных, сидящих в винтолёте.
   Все они были одеты в разноцветные балахоны ярких оттенков, что не соответствовало цветовой моде, принятой на материке. Тут одевались, в основном, в одежды темных цветов.
   Только один из сидящих в салоне винтолёта подходил краской своей накидки, под здешнюю моду. Он был закутан в иссяня черный балахон с меховым капюшоном. И волосы у него тоже отличались темнотой. Но главным отличием являлся нос. Большой горбатый. Он утёсом нависал над тонкими поджатыми губами, отчего они казались ещё тоньше. И ещё усиливала эффект тонкогубости не сходящая с них полуулыбка, словно обладатель горбатого носа знал что-то такое, неведомое никому вокруг. Знал некую тайну, и тайна эта постоянно смущала его мозг, спрятанный в тяжелой, лобастой с залысинами голове. Это тайна тускло мерцала в меленьких черных глазах под пушистыми бровями. Горбоносый сумрачно улыбался, держа на коленях овальный портфель с кодированными замками. В портфеле лежали деньги.
   По правую руку от темноволосого человека в белом балахоне, сидел белокурый молодой человек, одетый в зеленое. Светлая бородка обрамляла его правильное лицо. Взгляд был открытым и прямым. Он, изредка поглядывая на сидящего слева. И во взгляде улавливалась едва скрытая восхищенная тяга преданного ученика к своему Наставнику, ловящего и запоминающего каждое его слово, каждый его жест. В руках юноша держал объемную книгу в белой пластиковой обложке. Четки с пятигранной пирамидкой висели у него на запястье левой руки. Несмотря на свои юные годы, молодой человек уже был сложен довольно хорошо. Хотя сейчас его атлетическое телосложение скрывал бесформенный балахон. Но открытые кисти, держащие белую книгу, проявлялись мускулистой силой в едва заметном напряженном движении сухожилий под тонкой, но упругой кожей, покрытой короткими, слегка заметными волосками. Во всем облике юноши чувствовалась скрытая физическая мощь. Белую книгу юноша в зеленом держал бережно, словно укрывал её от какой-то неведомой опасности.
   Видно, книга была ему очень дорога.
   И вдруг могучее тело конвульсивно содрогнулось, будто винтолёт внезапно попал в какую-нибудь воздушную яму, и этот резкий толчок отразился только на юноше с книгой. Других пассажиров он не коснулся. Их позы не изменились. Белая книга стала выскальзывать из задрожавших, ослабевших рук. Перед глазами возникли удивительные видения. Они проскочили перед мысленным взором юноши, как застывшие картинки видеофильма: комнатка, залитая желтым светом, бьющим из странного квадратного окна. Старик, стоящий в этом свете. Пирамидка на тумбочке. Затем яркое большое огненное светило, полыхающее на невероятно пронзительном голубом небосводе. Фантастические разномастные деревья с ярко-зелеными листьями. Группа мальчиков со стрижеными головами в широких одинаковых брюках из простого тонкого материала, бегущие куда-то вниз по зеленой траве. Маленькое озеро, на дне которого растут желтые цветы. Прозрачный водяной слой, и видимое сквозь него полыхающее на голубом небе желтое светило. Нелепый, извергающий дым и копоть агрегат, мчащийся на железных колесах по двум таким же железным путям. Детская игра-схватка. Помятый головной убор. Неудачные попытки починить его вместе с двумя женщинами. Ночь. Снова прозрачный старик в бликах желтого света из квадратного окна. Прозрачная пирамидка в детской руке. Страшный человек в дверях с каким-то оружием в руке. Бег по залитой оранжевыми бликами дороге. Луг и над ним на черном небе оранжевый шар и летящий от него дискообразный аппарат. Красный луч ... и снова комната. Пирамидка на тумбочке. Сверкающий под солнцем сад с неестественно черными тенями. Прыжок над крышей дома на дорогу. Экипаж с двумя странными людьми. Один из них в позолоченных одеждах, а другой водитель смутно знакомый. Езда по пустынной улице. Резкое торможение и звездные ворота, разрываемые маленьким худеньким телом, превращенным в сияющий метеор, соединивший две планеты, два времени, двух людей ...
   Видения прекратились. Юноша открыл глаза. Книга лежала на полу салона винтолёта.
   Юноша чувствовал себя как-то необычно, неестественно, словно в нём сейчас появился кто-то другой, маленький и испуганный. Он оглядывался вокруг глазами юноши в зеленом. И ему было страшно и ... страшно - любопытно.
   Юноша мотнул длинноволосой головой. Ощущение раздвоенности исчезло. Почти. Где-то в уголке сознания притаилось худенькое существо, боязливое, как детеныш домашнего местного зверька.
   Что - то заставило повернуть взгляд влево. На юношу пристально смотрел Наставник. Но глаза у него были не карие, а бездонные темно - синие, проникающие глубоко в душу и видящие там всё насквозь.
   -Подними книгу, - тихо с улыбкой сказал Наставник. Юноша в зелёном наклонился и поднял том в белой обложке. И он ему показался гораздо тяжелее, чем до падения на пол. Словно сильные руки внезапно ослабли, превратившись в детские.
   -Что со мной? - пробормотал юноша, глядя в синие глаза Наставника.
   -Это скоро пройдет, - так же тихо проговорил Наставник, - он хочет знать. Ну что же, пусть знает ...
   Легкая тонкая рука легла на широкое запястье юноши. По телу пробежала теплая волна успокоения. Тело снова обрело силу и твердость. Юношу среди учеников так и называли Твердым, не только за мощные мускулы, но и за непоколебимый характер и безоглядную преданность Наставнику ... Маленький катерок, на котором рыбачил, Твёрдый вместе со своим братом возвращался в тот день без улова в прибрежный поселок по бурному холодному морю. Рыбы в остывающем море с каждым годом оставалось всё меньше и меньше, и прокормиться жителям побережья оказывалось всё труднее и труднее. Наместник Властителя и его чиновники драли с рыбаков три шкуры, облагая непомерными налогами. Твёрдый и его Брат едва сводили концы с концами, но в тот день почувствовали, что конец приблизился вплотную и смотрел на них безжалостными глазами реальной нищеты и голода. Они целые сутки дрейфовали возле небольшого островка, где обычно кормились планктоном рыбы. Но планктон, видно, пропал, и рыба ушла в другое место, которое найти было невозможно даже по эхолокатору. Отчаяние охватило братьев, но ничего поделать они не могли. Нужно возвращаться домой. От островка до побережья около двух кругов ходу. И до этого неспокойное море через полкруга движения разбушевалось не на шутку. Мотор старого катера постоянно захлебывался, словно его нутро заливали дикие боковые волны, грозящие перевернуть маленькое суденышко.
   Твёрдый стоял у штурвала, и, вцепившись в него, "ловил" волну, смягчая манёвром её удары. Брат находился внизу у мотора. Он был хорошим механиком, и сейчас от него зависело, доберутся ли они до дома или их перевернёт и поглотит бушующий океан. А шторм с каждым отрезком времени всё усиливался, пока гигантские водяные валы один за другим не стали накрывать сверху катерок. Холодная солёная вода заливала пустой трюм. И как ни старался Твёрдый направить судно носом к волне, это плохо удавалось. Он промок насквозь даже через облегающий пластиковый костюм с капюшоном. Была ли это морская вода или холодный солёный пот, он не знал. Телесное напряжение слилось в одно целое с душевным. Руки мертвой хваткой сжали штурвал. Но что может даже очень сильный физически человек против океанской стихии? Скоро в сердце стала забираться сосущая пиявка отчаяния, которая высасывала всё большее и большее пространство. Твёрдый боролся с отчаянием уже из последних сил. И тут громадная волна грохнулась с диким свистом о палубу, поломав переборки в каюте и залив её чуть ли не до потолка. Юноше за штурвалом стало, может быть впервые в жизни, по - настоящему страшно. Он сжал зубы, что бы ни закричать от ужаса. И услышал, как внизу чихнул, захлебнулся и заглох мотор.
   Катер тут же потерял управление, и над ним, словно неведомый морской зверь, нависла ещё одна гигантская волна. "Всё" - мелькнуло в голове у юноши. Горло сдавил комок отчаянья. Хотелось жить. Очень хотелось. Волна медленно, но неотвратимо приближалась. Твёрдый не мог отвести от неё взгляда. Серое пенистое по краям чудовище, несущее смерть.
   И вдруг это чудовище замерло на самой высокой точке, не успев обрушиться на беззащитный катер. И стало так же медленно откатываться назад. А затем, уже совершенно неожиданно, волна опала, будто кто - то втянул её в глубину моря. Исчезли и другие волны. Шторм внезапно прекратился, и катер покачивался на тихой воде.
   Такая неожиданная перемена погоды обескуражила молодого человека. Руки его никак не могли оторваться от штурвала. Он посмотрел на них. Пальцы онемели. Он понял это не сразу. В ушах ещё гудел шум шторма, но тишина уже проникала туда, и завораживал мозг своим нелогичным проявлением. Такого просто не могло быть! Твёрдый усилием воли заставил пальцы разжаться, но всё равно не почувствовал их пока не растер ладони. Затем он снова взглянул через окно каюты на океан. И увидел ... стоящего человека. Стоящего неподвижно на тихой и гладкой, как стекло, воде всего в нескольких шагах от катера. Тело человека прикрывала белая накидка с откинутым капюшоном, на который мягкой волной лежали темные пряди волос. Правильные тонкие черты лица обрамляла небольшая бородка, а глаза горели аквамариновой голубизной.
   И человек сделал шаг, и босыми ногами пошёл по поверхности воды, слегка касаясь её, словно и в самом деле чуть ниже водяной глади находилось что - то твердое и неразличимое, как толстое стекло. И человек в белой накидке шел по нему легко и свободно, приближаясь с каждым шагом к застывшему катеру. За спиной у юноши раздался удивленный возглас. Но рулевой даже не оглянулся, понимая, что это появился из машинного отделения его Брат - механик. Он тоже во все глаза смотрел на идущего по воде человека. Человек приблизился к борту катера. Под ногами у него вздыбился водяной бугорок, который, разрастаясь, поднял человека до уровня палубы. И тот вступил на палубу, а бугор опал вниз, соединившись с морской гладью.
   Человек неслышной походкой пошёл по палубе и вошёл в мокрую от морской воды рубку. Мягко улыбнулся двум оцепеневшим братьям и поднял вверх левую руку.
   -Мир вам, - тихо сказал он.
   Братья ничего не ответили. Они были потрясены удивительным появлением незнакомца и не могли проронить ни слова. Они смутно осознавали, что резкая перемена морской погоды, и их неожиданное спасение от гибели, каким - то образом связаны с явлением этого необыкновенного человека.
   -Мир вам, - повторил человек и подошел поближе к Твердому. Положил ему руку на плечо. По телу пробежала вибрирующая чистая волна, наполняющая его, словно опустевший сосуд бодрящим соком. Он заструился по жилам, забурлил в сердце, хмельно ударил в голову. Усталость и напряжение исчезли без следа. Тоже, видно случилось и с Братом, на плечо которого человек положил другую руку.
   -Закиньте невод в море, - предложил незнакомец через некоторое время. Они повиновались ему. Ржавая лебедка заскрипела, разматывая капроновые сети. Катер на малом ходу скользил по ровной холодной морской глади. Сетевые буйки красными шариками легонько скакали по серой воде, повторяя изгибы кормовой волны. Незнакомец стоял на носу катера и пристально смотрел на приближающийся берег. Братья не видели его лица, но "чувствовали" его внутри себя, словно обрели какое - то непонятное "второе зрение". Лицо незнакомца виделось им явственно, как те первые мгновения его появления на внезапно затихшем море. Когда до берега оставалось совсем не далеко, незнакомец повернулся лицом к рубке и поднял вверх правую руку. Твёрдый понял этот знак и заглушил мотор. Заработала лебедка. Сеть стала натягиваться, сужаясь в своей верхней части и поднимаясь из воды. И вдруг за капроновыми сплетениями над водной поверхностью забилось живое серебристое кипение множества гибких чешуйчатых тел. Канат на лебедке натянулся от непомерного груза, и казалось, готов был вот - вот лопнуть под тяжестью невиданного улова. Такого братья не ожидали вовсе. В этом месте так близко от берега не могло быть столько рыбы. Она здесь отсутствовала совсем. И вот откуда - то взялась в неимоверном количестве. Но тут уже задумываться не приходилось. Рыбу стали грузить в трюм. Незнакомец стоял чуть в стороне и молча наблюдал за погрузкой, когда палуба опустела, а ватерлиния заметно опустилась под тяжестью груза в трюме, уставшие от работы братья, снова вспомнили о своем госте. Тот по - прежнему стоял на палубе у носа и наблюдал за рыбаками, сложив руки ладонями под локтями и чему - то мягко улыбался.
   Твердый подошел к нему и взглянул в голубые пронзительные глаза. И словно растворился в их прозрачной чистоте.
   -Кто вы? - с трудом выговорил он.
   -Я тот, кто хочет избавить вас от гибели,- перестав улыбаться, серьёзно сказал незнакомец.
   -Нам угрожает гибель? - в уме переложив слова незнакомца на себя и Брата, спросил Твёрдый.
   -И вам тоже вместе с вашим миром, если не пойдете за мной, - так же серьёзно ответил тот.
   -Куда? - спросил за спиной твёрдого его Брат.
   -В столицу. Там сосредоточение Зла. Там резонатор Лжи. А их Источник - в ядре планеты. Зло хочет ворваться в нашу Вселенную, чтобы сеять свои семена. Ваша планета - исходный трамплин. Но для этого она должна погибнуть вместе со всем человечеством. И Тьма разлетится по Свету.
   -Мы не понимаем, о чем вы говорите, - недоуменно сказал Твердый, - мы простые рыбаки. Вы помогли нам наловить рыбы. Спасибо вам за это. Мы видим, что вы необычный человек, чем - то похожий на Бессмертного Властителя. Вы, наверное, хотите отнять у него власть и набираете бойцов? Но свергнуть его невозможно. Он обладает невероятной силой, и не только физической. Он очень хорошо говорит. Через каждые десять дней выступает по визору. Народ его очень любит и боится. Когда он говорит, оторваться от экрана невозможно. Он очень мудр, строг, но справедлив. Никого другого нам не нужно. К тому же, он бессмертен. Правит нами уже несколько поколений. Мы своим Властителем очень довольны.
   -Ты говоришь не то, что думаешь, - улыбнувшись одними глазами, произнёс незнакомец. -Я знаю о книге.
   Твёрдый вздрогнул, как от удара.
   -О какой книге? - с трудом проговорил он.
   -О той, что спрятана в твоём доме в шкафу за второй стенкой.
   -Откуда вам известно? - Твёрдому стало не по себе. О существовании Книги знали только он и его Брат, которому он доверял, как самому себе. Он оглянулся на Брата. Тот был тоже удивлён и обескуражен.
   -Я никому не говорил, - пролепетал он.
   -Он никому не говорил, - подтвердил незнакомец, - я просто Знаю. И потому, я вас зову с собой. Мне власть не нужна. Мне дана Власть иная. Но моей Власти подчиняются по Доброй воле. Я не могу заставить людей идти моим Путём. Но ,чтобы избавиться от
   приближающейся Гибели, они должны пойти за мной.
   -За вами пойдут, если вдруг вам поверят - сказал Твёрдый, - а сейчас люди не верят ни кому, даже Бессмертному Властителю. Его боятся, но до конца не верят. И "Шар любви" потерял свою притягательность. Дворец счастья всегда полупустой. Поклоняющихся всё меньше и меньше. Мне об этом один знакомый рассказал. Он недавно из Столицы прилетел.
   -У нас есть шанс, единственный, избавиться от неизбежного. Мы должны этим шансом воспользоваться - очень серьёзно произнёс Незнакомец, а затем добавил, глядя прямо в глаза Твердому:
   -Вы идёте со мной?
   -Да,- дрогнувшим голосом сказал тот.
   -Да, как эхо повторил за спиной голос Брата.
   Катер между тем подходил к берегу. Показалась темная прибрежная полоса, а за ней белое пространство земли под серым холодным небом, откуда на землю медленно падали редкие маленькие снежинки. На берегу стоял засыпанный снегом поселок. Над крышами из тонких труб вились короткие голубоватые дымки. В несколько оледенелых причалов тупо бились носами, поставленные на прикол катера и моторные лодки. На самих причалах не было ни души.
   -Вон наше место, - сказал Твёрдый ,и через несколько мгновений нос катера мягко ткнулся в ледяной нарост, отодвинув в стороны две большие лодки. Незнакомец первым сошёл на ледяной причал. Он вступил на него босыми ногами и лед под ступнями вдруг растаял, обнажив бетонную поверхность. Следом спустились братья. Кому - то из них нужно было идти за грузовиком, что бы отвести улов домой. Вызвался Твёрдый. Брат остался возле катера.
   Незнакомец отправился вместе с Твердым. Он шел босиком по снегу, и снег таял, оставляя после шагов глубокие следы. Твёрдый уже этому не удивлялся. Внутренняя сила этого Человека покорила простодушное сердце юноши и заставила его биться учащенно от усиливающегося ощущения чистоты и света, излучающего всем существом его нового знакомого. Твёрдый безоглядно поверил в чистоту и свет, и с каждым шагом рядом с этим необычным человеком укреплялся в вере и преданности ему. Он готов был идти позади, вступая в расплавленные следы, но шёл рядом и видел профиль своего спутника, а, заглянув ему в глаза, увидел, что они из пронзительно голубых превратились в темно синие с желтыми искорками звезд.
   -У тебя больна мать, - тихо сказал спутник, поймав взгляд Твердого.
   -Да, - подтвердил тот, не удивляясь и этой осведомленности. - Она умирает. Врачи отказались от её лечения.
   -Ты пригласишь меня в свой дом? - спросил идущий рядом и пристально посмотрел на Твердого.
   -Вы опередили моё предложение, - смущенно пробормотал юноша.
   Они шли вверх по неширокой улице, вдоль которой стояли дома, словно соединенные из четырех небольших пирамидок с треугольными окнами на фасадах и по бокам. И этажей в этих домах насчитывалось всего три, не считая высокого чердака. Вдоль тротуаров лежали горы неубранного снега, и нижние окна домов были им фактически засыпаны. Прохожих на улице почти не замечалось. Все сидели по домам, отогреваясь у газовых печек. В рыбацком поселке отсутствовала рыба, а ничем другим кроме рыбной ловли, жители заниматься не умели. Продукты питания им доставлялись на винтолёте из большого Города. Но так редко, что в этот день у распределительного пункта выстраивалась длинная очередь. Каждый держал в руках бумажку на право получения куска мяса дойных животных, которые выращивались на подземных фермах большого Города. Мясо распределялось государственными чиновниками по своему усмотрению, и большая часть его и других продуктов не доходила до жителей. Чиновники же, естественно, процветали. Почти у всех в Столице имелись собственные дома и дорогие экипажи. Гаремы насчитывали по десятку жен. Основное население материка такого себе позволить не могло. Люди едва, сводили концы с концами, но ничего в своей жизни менять не желали. Она их вполне устраивала. Безделье и иждивенчество имели свои выгодные стороны. Не нужно было отвечать за себя. За все отвечал Бессмертный Властитель и его правительство. Народ питался подачками с "царского стола" и был относительно доволен. А кто проявлял, недовольство для тех существовал "Тайный совет". Недовольных выявляли и изолировали от общества в специальных подземных катакомбах, где они работали на заводах и фабриках под присмотром охраны, многие обороты планеты. В катакомбы никто попасть не хотел,
   и потому все были довольны своей надземной жизнью и не желали менять её на подземную. И помалкивали и за молчание получали регулярную "пайку". Работали добровольно только энтузиасты, наподобие Твердого и его брата. Им "регулярное продовольственное обеспечение" не полагалось. Они были "частными предпринимателями", и государство обкладывало их налогами, чтобы обеспечить паразитическое существование большей части населения. Таким "предпринимателям" приходилось нелегко. Они вынуждены были работать с утра до ночи не за страх, а за совесть. И большая часть заработка у них отбиралась. И, тем не менее, этим людям ещё и завидовали сидящие на государственных подачках. Их называли "клещами", пьющими народные соки, потому что, не смотря на все поборы, они жили гораздо лучше остальных. Завидовали в посёлке и Твёрдому с братом. Они да, ещё две три семьи, не смирившись, ежедневно выходили в море и хоть изредка, да находили улов, что вызывало приступы неприязни у других жителей, махнувших на свою рыбацкую профессию рукой. Твёрдому и его брату завидовали и их побаивались. Были они оба сильными, резкими и не раз давали сдачи в единственном питейном заведении местным подвыпившим парням, когда те пытались их побить, придравшись к какой ни будь мелочи. Начальник охранной службы поселка и его подчиненные не связывались с братьями, хотя всегда имели привычку совать свои носы в чужие дела. Такая у них была работа. Но важности охранники на себя напускали предостаточно.
   И вот, когда Твердый вместе с новым знакомым поднимался по улице к своему дому, им навстречу из проулка вынырнул охранный патруль. Оба члена патруля были облачены в черные комбинезоны, отороченные белым искусственным мехом со знаками различия на рукавах. На поясах - электродубинки и обоюдоострые резаки. Лица под шапками с кокардами скучающие и унылые. Всех жителей поселка охранники знали наперечёт. Появление незнакомца в сопровождении одного из братьев - гордецов, оживило их воображение. Один их охранников перегородил дорогу идущим.
   -Кто такой? - грубо спросил он, обращаясь, толи к незнакомцу, толи к Твёрдому.
   Незнакомец промолчал, ответил Твёрдый:
   -Это мой двоюродный брат из Столицы. Приехал навестить. Ты же знаешь, мама у меня умирает.
   -А почему босиком? - спросил второй охранник, недоуменно уставившись на босые ноги незнакомца.
   -Это у них в Столице такая мода пошла, - нашелся Твёрдый. Снега ведь там нет. Тепло под Колпаком. Вот они и стали ходить без обуви. И сюда так прилетел. Забыл обувь.
   -И не холодно? - спросил первый охранник, на этот раз босого.
   -Нет, - коротко ответил тот. - Я привык.
   -Надолго в наши края?
   -На несколько дней.
   -Ведите себя прилично.
   -Постараюсь, - слегка улыбнувшись, сказал приезжий.
   -Проходите, - милостиво разрешил охранник.
   Твердый и его спутник сделали несколько шагов, когда за их спинами раздался вскрик, а следом болезненный тоскливый стон.
   Уходящие обернулись. Второй охранник придерживал под мышки первого. Первый, согнувшись пополам, полусидел на снегу, держась обеими руками за живот. Пришлось вернуться из чувства солидарности.
   -Что с ним? - спросил Твёрдый у второго охранника.
   -Да опять приступ. Желудок у него болит. Хотели уже списывать в отставку, да он упросил начальника повременить. Сам, говорит, уйду скоро. Отслужил своё, совсем немного до пенсии осталось. Охранник корчился на руках у своего товарища. Босой человек подошел к ним вплотную и положил правую руку на голову больного. И почти тут же тот перестал стонать, а через несколько мгновений уже стоял на ногах, с недоуменным восхищением глядя на приезжего.
   -Это сделали вы? - тихо вымолвил он, - как?
   -Сейчас вы не поймете, - с улыбкой сказал незнакомец - если только потом ...
   Охранник почесал ладонью свой большой горбатый нос.
   -Я хочу понять, - сказал он. - Можно я зайду в гости? - последовал вопрос. - Я знаю, где он живёт - охранник перевел взгляд на Твёрдого. Тот молча кивнул головой.
   Этот дом почти ничем не отличался от остальных в уличном ряду. Только за ним возвышался большой сарай - лабаз, где братья хранили свой редкий улов. Рядом с лабазом имелся гараж. В нём стоял электрический грузовик с закрытым кузовом. Твердый намеревался идти прямо к нему, когда из треугольной двери дома выскочила неодетая и непричесанная молодая женщина и бросилась к остановившимся во дворе.
   -Она умерла! - раздался её крик, который сменили горькие рыдания.
   Твёрдый сорвался с места и скрылся в темном провале двери. Его гость последовал за ним. Рыдающая девушка вошла в дом последней. За первой дверью оказалась другая. Маленький тусклый коридорчик. Бетонная лестница, ведущая на второй этаж. Пирамидальная комнатка с оранжевым шаром - светильником, висящим в верхнем углу. Такие светильники висели во всех домах материка, олицетворяя столичный "Шар любви". Прямо по центру комнаты, стояла на высоких пирамидальных ножках кровать, на которой неподвижно лежала худая, старая женщина. Лицо её было испещрено морщинами. Седые волосы спутались в комок. Бледно- голубые глаза уставились невидящим взглядом на оранжевый светильник.
   Вошедшие остановились рядом с кроватью. Девушка с тихим плачем прижалась лицом к плечу Твёрдого.
   -Успокойся, сестра, - тихо сказал он. - Ведь этого мы все ждали.
   Но девушка после этих слов только усилила свои рыдания. Твёрдый и сам был готов расплакаться. Мать он очень любил. Та много лет назад ушла от отца, когда он, по сложившемуся обычаю, завел себе вторую жену. Она почему - то не могла с этим смириться, и стала воспитывать одна троих детей. Жили тяжело, почти впроголодь, но выжили. Сыновья стали рыбачить. В семье появился достаток. Можно было жить, да жить. Но смертельная болезнь подкралась и внезапно свалила с ног ещё не старую женщину. И она постарела в мгновение ока. И сгорала на глазах детей, как восковой светильник, мучаясь страшными болями во всем теле. Эта безжалостная болезнь прогрессировала на материке, убивая всё больше и больше людей. Врачи с ней справиться не могли.
   Босоногий гость сделал несколько шагов по ворсистому ковру и приблизился вплотную к кровати с умершей. Простер над ней руки ладонями и тихо, но внятно произнес:
   - Проснись!
   Ресницы лежащей дрогнули. Зрачки сузились и потемнели. Губы раздвинулись и вдохнули воздух. Голова поднялась с валика. Лицо приобрело осмысленное выражение. Пальцы рук зашевелились. Женщина села на кровати. Она словно очнулась от глубокого сна.
   -Я вернулась, - медленно произнесли её губы и так, будто они не говорили очень давно. И в голосе послышалась нотка грусти.
   Твердый и его сестра бросились к ожившей матери. Гость скромно отошёл в сторону, наблюдая за радостной сценой.
   -Я была в чудесном месте, - снова произнесла ожившая, - там очень много света и растут прекрасные красочные цветы. Со мной говорил добрый голос. Но потом другой, похожий, позвал меня назад. А мне очень не хотелось возвращаться. Я вернулась только ради вас.
   -Это он вернул тебя к нам, - сказал Твёрдый и повернулся к гостю, стоящему возле треугольной двери.
   Тот сделал шаг вперёд.
   -Вы были в Доме Отца моего, - сказал он.
   -А кто ваш отец? - спросил Твёрдый, не поняв фразы.
   -Тот, кто создал всех вас, ваш мир и бессчётное число других миров.
   -А разве нас кто - нибудь создал? - внушенные с детства бесспорные истины заставили Твёрдого задать этот вопрос.
   -Всё произошло по Воле и Слову Вседержателя, - убедительно произнёс гость, - и всё происходит, и будет происходить с Его Соизволения.
   -Кто он? - снова спросил Твёрдый, - Мы его не знаем и ни разу не видели.
   -Он невидим, но Вездесущ. Он знает Всё. Он читает в сердцах людей, как в книге. Вы не знали о Нём, потому что вам не дано было знать. Вас готовили к Великой Миссии Расселения по иным мирам. Но силы Зла ворвались в ваш нетронутый мир. Обманом вас заставили принять ретранслятор Зла, названный Шаром любви. Теперь вашей Планете грозит гибель. Внутри её ядра расширяется Чёрная дыра. Она всасывает в себя энергию Планеты, её внутреннее тепло, превращая его в сгусток антиматерии. Когда накопление достигнет критической точки - произойдет страшный взрыв. Планета разорвётся на куски. А зло разлетится по Миру.
   -Значит, наш бессмертный Властитель служит этому самому Злу? - спросил Твёрдый.
   -Посланник этой силы и сделал его Властителем,- ответил гость.
   -Как не хочется погибать, - грустно вздохнула девушка. Она сидела на кровати, обняв ожившую мать. Та внимательно и благоговейно смотрела на воскресившего её человека. "Но человек ли он?" подумалось старой женщине.
   -У вашего мира остается один, последний шанс, избежать гибели и уничтожить Черную дыру. Все жители должны принять меня, пойти за мной, и общая энергия Веры разрушит злой замысел. Но, - проговорил он гораздо тише, словно про себя, - мне известен конец ...
   Его последнею фразу никто не услышал, потому что в дверях комнаты возник черный силуэт. Пожилой охранник стоял на входе, переминаясь с ноги на ногу. В руках он держал утепленный защитный шлем с эмблемой оранжевого шара. На горбоносом бородатом лице застыло выражение сосредоточенности мысли, которое возникает у человека, столкнувшегося с неразрешимой задачей. Но эту задачу ему очень хочется решить.
   -Я пришел, как обещал, - сказал охранник тихим голосом. - Я стоял за дверью, я видел - вы оживили её.
   -Этого не может быть! - продолжил он после паузы, - Это какой - нибудь фокус? Но вы и меня излечили. Желудок совсем не болит. Вы врач?
   -В какой - то мере, - улыбнувшись, сказал гость.
   -Но у вас нет никаких лекарств.
   -Моё лекарство невидимо, но оно лечит лучше всяких таблеток и микстур.
   -Но я о таком лечении никогда не слышал.
   -Вы здесь о многом не знаете. Я и пришел сюда, что бы дать вам эти знания.
   -И знания спасут нас от гибели, о которой вы говорили?
   -Знания не спасут. Спасет Вера, - произнес гость очень серьёзно.
   -Вера в кого?
   -Вера в меня!
   -Но почему вы думаете, что в вас должны поверить?
   -У людей просто нет иного выбора.
   -Но в этом их нужно убедить, - охранник бросил взгляд из - под густых бровей на семью Твердого.
   -Я верю в него, - словно отвечая на взгляд, сказал юноша.
   -Доказывать и убеждать я никого не стану, - на лице гостя появилась грустная полуулыбка. - Люди должны пойти за мной по доброй воле, повинуясь призыву своего сердца. Но таких, я знаю, окажется мало. Слишком мало, - снова почти шепотом произнес он последние два слова.
   -Я пойду за тобой, Наставник, - сделал несколько шагов вперёд Твердый.
   -Ну, что же, видно это и моя судьба, - горбоносый охранник подошел к босоногому человеку с другой стороны. Они встали рядом.
  
   V
   -Винтолет подлетал к городу. Пилот по переговорному устройству запросил посадку.
   -Двести шестой ангар, - ответил диспетчер транспортной службы города.
   Винтолет развернулся чуть влево, снизил скорость и уже почти на бреющем полете нырнул в широкий створ открытых ворот двести шестого ангара, приземлился на свободную площадку и замер на ней. Винт несколько раз просвистел над крышей холостыми оборотами и тоже застыл, погрузив уши пассажиров в относительную тишину. Двери салона винтолёта автоматически раскрылись, и сидевшие внутри вышли по одному на площадку ангара. К ним тут же подошел служащий в форменной одежде и повел их за собой через двери по освещённому сиреневым светом коридору к пропускному пункту, где возле вертящейся металлической калитки стояли несколько охранников. Они тщательно произвели досмотр багажа прибывших, проверили их документы.
   -Цель прибытия в Город? - спросил старший.
   За всех ответил Горбоносый в чёрном балахоне, с портфелем в руке.
   -Мы группа учеников, сопровождающих Наставника - Целителя, - и Горбоносый указал рукой в сторону человека в белом.
   -У вас есть договоренность с городскими властями на проведение сеансов оздоровления?
   -Начальник города знает о нашем прибытии, - ответил Горбоносый, - если хотите, можете запросить его канцелярию.
   Старший охранник достал из нагрудного кармана мундира переносную рацию и на треугольных кнопках, набрал какой - то номер. Переговорив несколько мгновений, он сложил телефонную антенну и повернулся к стоящей в сторонке разноцветной группе.
   -Препятствий для вашего пребывания в Городе не имеется, - сказал охранник, - сейчас вам будут проставлены визы. И, сделав многозначительную паузу, торжественно добавил: -Добро пожаловать в Город Великой Любви!
   Стеклопластиковые двери вестибюля разошлись в стороны и прибывшие оказались на площади перед летным вокзалом, загруженной большими и маленькими пассажирскими экипажами. По дальнему периметру площади возвышались громадные разномастные здания, украшенные надписями, прославляющими Великого Бессметного Властителя, его мудрость и заботу о людях. Надписи должны были светиться, но в связи с экономией электроэнергии, их практически никогда не включали, за исключением Праздника Любви и Дня Рождения Бессмертного Властителя. В центре площади на пирамидальном постаменте стояла фигура Бессмертного с шаром в поднятой вверх руке. Шар тускло мерцал оранжевым светом. И вообще, вокруг стоял какой - то вечерний полумрак, озаряемый только отблесками фар мчащихся в разных направлениях наземных экипажей. Режим экономии соблюдался неукоснительно и громадные осветительные шары под куполом термального колпака, горели в треть накала.
   К стоящей в нерешительности группе подбежал шустрый человек и, распознав в Горбоносом главного, подобострастно улыбнулся прокуренными желтыми зубами.
   -Имеется свободный экипаж на всю вашу компанию. Доставлю в любую часть города. Оплата по договорённости.
   -Едем? - Горбоносый взглянул на Наставника. Тот молча кивнул головой.
   Цепочкой двинулись за шустрым человечком к стоящему чуть в стороне крытому, длинному экипажу. Забрались внутрь салона, расселись по сиденьям, имевшим довольно обшарпанный грязноватый вид. Шустрый человечек уселся к рычагам управления.
   -Куда едем? - бодрым голосом спросил он.
   -В центральную гостиницу, - ответил Горбоносый.
   Мотор заскрежетал, застучал, несколько раз чихнул, наконец, завелся. Человечек вывел экипаж со стоянки, скрежеща, переключил передачу и пустил свою машину в общий поток транспорта, идущего от площади в один из радиальных рукавов - улиц, ведущих к центру Столицы.
   Твёрдый сидел на ближнем от окна сидении и смотрел сквозь его давно немытый пластик на улицу, по которой проезжал их экипаж. Мелькали окна домов с витринами магазинов. Прохожие в темных одеяниях шли, понурясь по бетонным тротуарам, забросанным обертками от продуктов и этикетками от сладостей. Люди обычно не утруждали себя поисками мусорных урн, а швыряли ненужные пакеты и упаковки прямо себе под ноги. Дорожные и уборочные службы со своими обязанностями справлялись крайне плохо. И поэтому Город казался неухоженным и очень грязным. Бумажные клочья носились в воздухе над потоками мчащихся в разных направлениях экипажей и были похожи на полчища растрёпанных птиц, кружащихся в беспорядочном стремлении найти какой - ни будь корм среди бетонного однообразия серых многоэтажных домов, продуваемых со всех сторон искусственными ветрами принудительной вентиляции, развевающей по затаённым городским проулкам рваные клочья ядовитого тумана выхлопных газов и отходов производства заводов и фабрик. Вентиляция кое - как спасала жителей Города от угарного отравления. Но кое - кто уже стал носить на лице противогазы.
   Твёрдый за свою недолгую жизнь впервые попал в Столицу и первые впечатления от Города его разочаровали. Он ожидал увидеть совсем другие картины. Особенно после разглядывания цветных снимков в альбомах ,.прославляющих Город Великой Любви и счастья.
   Эти альбомы продавали в магазинчике его поселка. На снимках были запечатлены широкие чистые улицы, обсаженные деревьями, парки с искусственными прудами, полными водоплавающих птиц. Улыбающиеся счастливые люди, атлетически сложенные физкультурники, вдохновленные музыканты, художники, поэты. И впереди этого бесконечного благополучия и счастья- Лик Великого Бессмертного и Мудрого Властителя в обыкновенной житейской обстановке среди любящих Его и любимых им простых жителей Города. Его, играющего в мяч, плывущего по пруду, держащего на руках симпатичного толстощекого ребенка. Его, благоговейно молящегося во Дворце любви на фоне громадного оранжевого шара. Его - на церемонии открытия очередного монумента самому себе. Его, выступающего с трибуны перед делегатами слета "хранителей любви и счастья".
   Властитель частенько появлялся на экране домашнего визора. Он по - отечески тепло беседовал с невидимым народом. И тот невидимо отвечал ему любовью на любовь. Ну, а кто тайно или явно был недоволен правлением Властителя, того изобличали и разоблачали тайные агенты Тайного Совета, которыми кишели все города и поселки громадного материка. Агенты подслушивали разговоры и люди старались между собой говорить как можно реже, потому что любой из говорящих мог оказаться тем самым агентом. Никто друг - другу не доверял. Каждый боялся, сказать лишнее слово и поэтому все говорили односложно и вели себя сдержанно и даже угрюмо. Но и угрюмость тоже стала опасной защитой. Можно было заподозрить за мрачным видом тайный замысел, к примеру с целью покушения на Властителя или его приближенных, Властителя постоянно оберегала толпа свирепых охранников, вооруженных большими резаками и электрическими дубинками, убивающими разрядом тока на расстоянии до десяти шагов.
   И потому народ Властителя очень любил, хотя и не понимал, как можно совершить покушение, если он Бессмертен и живет уже несколько поколений?
   Твердый тоже любил Властителя ... Любовь эту ему внушили очень рано: и в детской группе, и в учебном центре маленького приморского поселка. Он, как и все остальные дети любил Властителя преданной любовью и верил ему безоглядно, пока однажды, роясь в отцовском книжном шкафу, случайно не нажал на скрытую пружину и за шкафом не открылся тайник, где лежала большая в белом переплете книга - тетрадь, исписанная ровным, твёрдым почерком, красной, старинной пастой.
   Мальчик читал эту книгу, почти не отрываясь, словно захватывающий роман и поначалу не верил ни одной строчке. Да и разве можно было поверить? Когда весь миропорядок, что внушался с детства, опрокидывался - толи невероятной фантазией неизвестного древнего автора, то ли его злонамеренным искажением общеизвестных фактов. Поначалу, он предполагал первое, затем - второе. Но, когда стал подрастать и из мальчика превратился в юношу, то сопоставляя эти самые общеизвестные факты с описаниями прошлой, по мнению автора, жизнью до Времен любви и счастья, то все большие и большие сомнения западали в душу. Он дал почитать книгу Брату. Тот тоже, вначале, ни во что написанное там не поверил и даже предложил отнести крамольный том в местный отдел "тайного совета". Но Твёрдый отговорил его. Братья спрятали книгу на прежнее место и поклялись друг - другу никому о ней не рассказывать. Хотя любопытство раздирало обоих: откуда в их доме взялся этот рукописный том? Кто его автор? Что с ним произошло? Они хотели спросить у матери, но почему - то не решились. Она, скорее всего, ничего не знала. Женщин такие проблемы не интересовали. Они занимались в домах по хозяйству и в большинстве своём никаких книг не читали. Некоторые были вообще малограмотными.
   А отец? По имевшимся сведениям он умер несколько оборотов назад от алкогольной токсикации. Шкаф с книгами достался, матери при разделе имущества во время развода, и если эта рукопись принадлежала отцу, почему он позволил матери увезти её вместе с остальными книгами из дома и ни разу не поинтересовался такой необычной и опасной вещью. Значит, тоже не знал?! Хотя вырос в том старинном доме, где родился, жил и умер и его отец. Так что книга, возможно, принадлежала деду?! А кем был дед? О нем ни Твердый, ни его Брат почти ничего не знали. Дед вел замкнутый образ жизни. Совсем ни с кем не общался. Постоянно сидел дома в своем глубоком мягком кресле, с неизменной книгой в руках, разглаживая длинную седую бороду. Такой осталась вспышка его образа в сознании Твёрдого, отраженная коротким детским воспоминанием. Потом дед умер. Тело его сожгли. Пепел засыпали в пирамидку. Пирамидку закопали на поле мёртвых. Значит, он перед смертью ничего не рассказал о книге своему сыну - отцу братьев. И кто же был её автором? На этот вопрос у них ответа не было. Обычный титульный лист под белой пластиковой обложкой отсутствовал. Автор рукописи не представлялся и ничего не рассказывал о себе. Он рассказывал о времени не совсем далеком, но совершенно не похожем на нынешнее.
   Братья читали: не верили, сомневались, но выбросить или сжечь книгу не могли. Что не давало им это сделать? Может слабая, едва теплящаяся на краю сознания мысль: " а вдруг это всё - правда?!" Они держали белую книгу на том же месте в шкафу и свято хранили тайну. Ни мать, ни сестра, ничего не знали о существовании книги. Но о ней знал,пришедший неведомо откуда Человек, которого они теперь именовали Наставником.
   Это он попросил Твёрдого взять с собой книгу в путешествие в Столицу. И на толстый том не обратили почему - то внимания на столичной таможне. Может, потому что Твёрдый нёс, его не скрывая? Но он заметил: таможенник даже не поинтересовался, книгой. Неужели, просто не увидел?
   Но в последнее время Твёрдый уже почти перестал удивляться необычайным способностям Наставника. Они пошли за Ним, поверившие в Него. Но их было очень мало, и каждый надеялся на что - то своё.
   Чего хотел сам Твёрдый? Он не мог ответить на этот вопрос. Он просто безоглядно шёл за Наставником и дал себе клятву идти с ним до конца.
   Сейчас он с двояким чувством наблюдал из окна пассажирского экипажа за улицами громадной Столицы. Город и манил и отталкивал его. Но кто - то другой крошечный, спрятанный в нём, смотрел на город его глазами. И когда это присутствие на миг - другой обнаруживалось, Твёрдому становилось как - то не по себе. Он не понимал своего состояния, мысленно старался отбросить непонятные ощущения. В конце - концов, это ему удалось, и он на время даже забывал о чужом присутствии внутри себя.
   Экипаж подъехал к высоким треугольным дверям громадной гостиницы и остановился, урча не выключенным мотором. Горбоносый расплатился с шустрым водителем из своего портфеля пластиковыми ассигнациями. Потребовал сдачу, тщательно пересчитал её и занес сумму в счетчик, расположенный под верхней крышкой портфеля. Горбоносый любил во всем расчет и порядок. Все во главе с Наставником вышли из экипажа и направились к прозрачным дверям гостиницы. Те автоматически открылись перед входящими. Гости оказались в большом, ярко освещенном вестибюле, и остановились, образовав плотную разноцветную группу. Какая - то нерешительность охватила их всех. Все они были провинциалами и отродясь не видели такой роскоши. Вестибюль отделали переливчатым мрамором. Отделанные таким же мрамором витые колонны, подпирали высокий потолок с круглыми оранжевыми светильниками - шарами разных размеров, развешенными беспорядочными гирляндами и похожими на гроздья земного винограда. Гирлянды излучали мягкий теплый свет. По обе стороны вестибюля вверх уходили две тоже мраморные лестницы, покрытые мягкими пушистыми коврами. Чуть в стороне виднелись двери скоростных лифтов. Здание гостиницы поднималось аж на двадцать этажей.
   В глубине вестибюля стояла мраморная кабинка с дежурным по гостинице. Рядом неподвижно торчали две чёрные фигуры охранников с электрическими дубинками за поясами. Горбоносый отделился от группы и неспешной походкой чинно подошёл к кабинке. Некоторое время проходил его разговор с дежурным, затем Горбоносый повернул голову и махнул рукой. Все медленно подошли поближе. По бокам от кабинки стояли два низких длинных стола с такими же длинными, похожими на скамьи, сиденьями. Все уселись на них за столы. Горбоносый раздал серые листы анкет для приезжих. Листы содержали десятка три вопросов. На столах в специальных стаканах лежали пастовые ручки. Ими гости стализаполнять листы. К подобным анкетам они уже давно привыкли. Они заполнялись ими с самого детства. В детстве их расспрашивали о родителях и других родственниках. Сейчас, практически о всей биографии и главное о цели приезда в Столицу. Бюрократическая система на Материке функционировала пока бесперебойно. Под гласным и негласным надзором находились все жители.
   На каждого была заведена карточка с портретами и отпечатками пальцев со всеми данными, включая психологические. Никто не проскочил через всеобщую регистрацию. Никто, кроме Одного. И этот Единственный сидел сейчас за общим столом в вестибюле Центральной Гостиницы Столицы и держал в руке перламутровую ручку, но в анкете ничего не писал, а только спокойно поглаживал свою темную бородку, глядя пристальным взглядом куда - то поверх склонённых голов своих учеников. Он видел что - то невидимое другим. На губах его блуждала грустная полуулыбка.
   Лифт поднял их на тринадцатый этаж. Все разошлись по своим номерам. Твёрдому и его Брату достался третий. И остальные, кроме Наставника, получили двухместные номера. В номере у противоположных стен стояли две кровати без спинок с мягкими валиками на изголовье. Шкаф с треугольными дверями, серый пушистый ковер на полу, два мягких массажных кресла, низкий пластмассовый столик, на котором стоял сосуд с водой и два бокала. Боковая дверь вела в ванную комнату. Братья сбросили в прихожей обувь, сняли балахоны и расслабленно уселись в кресла. Автоматически включились массажные устройства, разгоняя усталость и вгоняя в полусон. Постепенно глаза закрылись, и забытьё мягко навалилось на Твёрдого. Юноша провалился во тьму ...
  
   VI
   ... Он проснулся и несколько минут приходил в себя. Приснится же такое? Необычный сон ещё блуждал в его пробуждающемся сознании, а яркое летнее утро своим солнечным светом уже возвращало его к реальности. Он соскочил с кровати и, шлёпая босыми ступнями, выбежал на крыльцо. Сад был усыпан зрелым бисером вишен и крупными самородками яблок и груш. Август властвовал над миром, разливая по нему мягкое предосеннее тепло, насыщая утренний воздух горчащим ароматом отцветших лугов и сладостным дыханием множества созревающих плодов.
   Небо над головой сияло высокой солнечной голубизной. И только где - то в самой вышине вылитым молоком растекалась туманная дымка. И на этой дымке матовым фарфоровым блюдцем лежала блеклая полная луна.
   На скамейке у крыльца сидели мама и тетушка. Что - то неуловимое изменилось в их лицах. Вначале, стоящий на крыльце мальчик, не сообразил, что именно? И только через несколько секунд догадался: обе они постарели. Конечно, не очень сильно, но уже достаточно заметно. Особенно, тетушка. Лицо её сморщилось, щеки впали, нос наоборот стал широким и каким - то ноздреватым. Глаза её непрерывно слезились, и она смахивала слезинки серым платочком.
   Обе женщины улыбнулись мальчику, но ничего не сказали, на крыльцо из - за спины мальчика выбежала темноволосая девочка лет восьми - девяти в цветастом коротком платьице. В одной руке она держала небольшую куклу, в другой - розовую ленточку. Она подбежала к маме и поцеловала её в губы. Мама стала заплетать ей косу, вправляя в неё розовую ленточку. На конце косы ленточка связалась в бантик. Девочка ещё раз поцеловала маму, махнула рукой тетушке и, смеясь о чем - то своём, выбежала за калитку. Мальчик её не узнал.
   Не узнал он и себя. Свои руки и ноги. Они из худых и узких за одну ночь превратились в мускулистые, покрытые короткими светлыми волосками. И на груди под майкой кое - где пробивались такие же волоски.
   Это открытие его немало удивило. Мальчика внезапно охватила какая - то неудержимая внутренняя дрожь. На дрожащих ногах он вернулся в дом и подошёл в коридоре к большому зеркалу - трюмо. Заглянул в него и отпрянул в испуге. Несколько секунд стоял, сдерживая дрожание рук и ног, а потом, превозмогая себя, снова сделал шаг вплотную к зеркалу.
   На него смотрел испуганными голубыми глазами белобрысый парень лет семнадцать с рельефной выпуклостью мускулатуры молодого, подающего надежды, спортсмена. Пот выступил у парня на лбу. По бокам , из-под мышек тоже потекли две тонкие холодные струйки. Кто там в зеркале? Неужели он? Но нельзя вырасти за одну ночь? А он помнил только прошлый день и странный, невероятный сон, который было нелегко понять. Да он и не пытался. Сейчас он пытался понять смысл произошедшей с ним метаморфозы. Он заснул двенадцатилетним мальчиком, а проснулся лет на пять старше. Как такое могло произойти? Или он эти годы, проспал в каком - ни будь летаргическом сне? Но почему тогда мама и тетушка ведут себя, как ни в чем не бывало? Они ведь должны сильно обрадоваться?!
   С тупым недоумением в голове, он вернулся в свою комнату и сел на неубранную кровать. Облик комнаты тоже изменился почти до неузнаваемости. Противоположная стена вся была обклеена цветными и чёрно-белыми фотографиями - вырезками из журналов, на которых запечатлелись моменты острых футбольных поединков. Главный герой в них оказывался одним и тем же. Лысоватым бомбардиром в белой майке и черных трусах. "Эдуард Стрельцов" - прочел под одной из вырезок надпись хозяин комнаты. Фамилия ему ни о чем не говорила. Хотя в футбол он играть любил, но за чемпионатом не следил и к отдельным игрокам был равнодушен. Значит, теперь всё изменилось и в этом отношении?
   Рядом с кроватью лежала спортивная сумка. Не вставая, он подтянул её к себе, раздёрнул тесёмки, засунул руку внутрь и извлёк наружу футбольные бутсы, порядком оббитые, но ещё крепкие. Следом появились зелёные гетры такого же цвета майка с номером три на спине и черные атласные трусы с белой каймой по бокам. Полная экипировка футболиста.
   За окном раздался пронзительный свист, а вслед за ним голос.
   -Петька! Ты, что там застрял? На игру опаздываем!
   Он вскочил с кровати. Инстинктивно схватил спортивную сумку, запихнул туда футбольные причиндалы. Рядом на стуле валялись спортивные трикотажные брюки и такая же фуфайка с молнией вместо застежки. Под стулом стояли китайские кеды. На одевание ушло всего минуты полторы. Он залетел на кухню, схватил со стола надрезанную булку и, жуя её на ходу, выбежал во двор.
   Мама и тетушка по - прежнему сидели на скамейке. Он махнул им рукой и выскочил за калитку. Возле забора его поджидали двое парней. Он их тоже не узнал. Зато они по - мужски, пожали ему руки, побалагурили на счет его "сонливости", вскинули спортивные сумки на плечи и двинулись по улице в сторону стадиона. Они торопились. Матч на первенство города среди юношей должен был начаться в одиннадцать часов утра, а сейчас стрелки часов уже завалили за три четверти одиннадцатого. Впрочем, до стадиона было - "рукой подать". Парни бодрым спортивным аллюром пересекли перпендикулярную с улицей дорогу, по которой, едва не наехав на них, проскочила какая - то легковушка совершенно незнакомой марки.
   -Чуть под "Жигуль" не попали, - с облегчением выдохнул один из приятелей - футболистов.
   За дорогой росли молодые колючие кусты боярышника. А за ними, отражая солнечные блики, открылась водная гладь, когда трое парней миновали эти кусты, то перед ними закованный в асфальтовую окантовку, предстал большой открытый бассейн. В нём возле берега с криками и визгом плескалась ребятня. А на дальнем берегу чинно загорали взрослые любители солнечных утренних ванн.
   На месте этого бассейна раньше, в памятное время располагался мелкий грязный пруд, в котором окрестные мальчишки купались в летнюю пору, за неимением иных водоемов. Возились в той "крюнде" до посинения и даже до почернения под носом и на подбородке от взбаламученной грязи. Такими синими, усатыми и бородатыми вылезали, наконец, на берег и долго тряслись от холода, прикрывши мокрые спины рубашками. Но, какое это было блаженство!
   Сейчас это место "окультурилось", и проснувшийся через пять лет, юноша узнал его только по наитию. Впрочем, раздумывать над всеми странными метаморфозами сегодняшнего утра было некогда. За бассейном уже виднелся и с каждым шагом приближался стадион. Его боковые ворота были, распахнуты настежь и сквозь них виднелась частица зеленого газона и крашенные в синий цвет скамейки трибун. На трибунах отсутствовали болельщики, несмотря на предстоящий через несколько минут футбольный матч.
   На стадион проникли уже бегом и, не сбавляя темпа, проскочили под трибуну в раздевалку. Невысокий человек в спортивном костюме встретил их возле входа, изобразив на добродушном лице строгость.
   -Вы, что это опаздываете? - проговорил он негромко - хотите, что бы на игру не поставил.
   И, сделав паузу, уже торопливо зачастил:
   -Ну, быстро, быстро, переодевайтесь, а то сейчас свисток будет.
   Опоздавшие присоединились к остальной команде, которая уже успела натянуть футбольную экипировку. Кое - кто из парней разминался тут же в раздевалке, разогревая мышцы. Петр и двое его приятелей тоже принялись переодеваться. Юноша делал это автоматически, ещё не совсем осознав смысл круговорота сегодняшних утренних перемен в нем самом и в окружающем мире. В душе, стоял какой - то мутный туман полудремы.
   Словно "просыпание" состоялось не до конца и сознание смотрело вокруг, как сквозь толстое стекло чей - то иной жизни.
   Петр тряхнул головой, пытаясь разбить это невидимое стекло, но движение вызвало смех у парней - футболистов:
   -Ты что с похмелья или с пересыпу? - ехидно спросил рыжеволосый с вздёрнутым широким носом. Остальные загоготали, как табун молодых жеребцов. В раздевалке пахло застарелым потом, плохо простиранными майками, носками и "грибным ароматом" непромытых кожаных бутсов.
   По коридору стадионных трибун раздался глухой переливистый свист.
   -Ну, пора ребята, давайте на выход! - заторопил футболистов тренер и добавил: - играем, как договорились. Не подкачайте - закончил он и стал похлопывать по спине перед выходом каждого из своих воспитанников.
   Петр едва успел одеться и оказался последним в цепочке выходящих на поле футболистов. Тренер тоже хлопнул его по спине и тут же "притормозил" движение другой рукой.
   -Что - то ты мне сегодня не нравишься, - озабочено проговорил он. Может, заболел?
   Играть - то сможешь.
   -Всё нормально, - пробормотал Пётр и на каких - то, словно одеревеневших ногах, затрусил следом за ушедшей командой.
   Он догнал своих уже в центре футбольного поля. Трава на нем была истоптанная, пегая с многочисленными проплешинами и бугорками. Одним словом "огород". Команда соперников уже стояла на месте приветствия, переливаясь красными застиранными майками и разноцветными трусами и гетрами. У "зеленой" команды трусы в основном были черными, только двое натянули на себя иной цветовой фон. Впрочем, это никого не удивляло. Хорошо, хоть майки были одинаковыми.
   Молодые футболисты нестройно гаркнули друг - другу: "физкульт - привет!". Судья бросил монетку, разыгрывая ворота. Все разбежались по своим местам, и только белокурый юноша в зеленой майке стоял в центре, не зная, куда податься.
   -Ты чего, совсем одурел?! - закричал на него рыжий курносый парень с капитанской повязкой на рукаве.
   -Иди назад справа! Забыл, где играешь?
   Петр встрепенулся, огляделся вокруг и, наконец, увидел пустующий правый защитный фланг.
   Он побежал на это место и какая - то непонятная дрожь охватила всё его тело, сердце затрепетало в груди, подмышки потекли знакомыми струйками. Он испугался. Он понял, что не умеет играть в футбол, как это требуется в таком матче. Сейчас он опозорится перед двумя командами. Двенадцатилетний мальчишка, превратившейся вдруг в семнадцатилетнего парня. Но внутри - то ему по - прежнему двенадцать!
   Судья свистнул. Игра началась. "Красные" тут же "схватили" мяч и полезли на чужую половину поля. "Зеленые" пока безуспешно пытались перехватить, окрашенный в оранжевый цвет, кожаный шар, который, скакал, летал, прыгая от одного красного игрока к другому.
   Петр метался по своему правому флангу. Несколько раз отбил летящий в его сторону мяч. Но тот снова оказывался у соперника. Такая массированная атака продолжалась минут десять и закончилась сильным, но неточным ударом по воротам. Мяч пролетел далеко в стороне от створки. Пока вратарь искал его в кустах, остальные футболисты переводили дыхание от бурного "блиц - крига".
   У Петра тряслись колени, а горло перехватывали какие - то спазмы. Ему было явно не по себе. Ему вдруг захотелось прекратить эту бессмысленную беготню за мячом, уйти с поля и прилечь где - нибудь в сторонке. Чувствовал, он себя скверно.
   И тут перед его ногами вспыхнул и завертелся яркий оранжевый шар. Это вратарь выбил мяч прямехонько к своему правому защитнику. Несколько секунд защитник бессмысленным взглядом смотрел на крутящийся волчок, а затем ударил по нему ногой и сам не понял, почему в трясущихся коленях оказалось так много силы. Оранжевый мяч взвился над стадионом, сверкая как новая планета в ярких солнечных лучах. Блестящим метеором полетел по дуге на чужую половину поля над задравшими головы игроками обеих команд. Ударился о крестовину ворот и от этого удара вдруг с треском лопнул. Съежился и большой оранжевой бабочкой впорхнул внутрь сетчатой створки.
   -Вот это да! - изумленно воскликнул кто - то за спиной. Петр даже не оглянулся на восклицание. Ноги у него подкосились, и он опустился на колючую сухую травку футбольного поля ...
   ... А вечером он шел на свидание. Сам толком, не зная к кому. Она позвонила после обеда и тонким срывающимся голосом проговорила:
   -Я хочу тебя видеть! В парке в девять на крайней скамейке!
   И положила трубку. Он ещё несколько минут недоуменно держал в руке свою трубку. Девочку, только что назначившую ему вечернее свидание, он совершенно не помнил. Хотя, в своей памятливой двенадцатилетней жизни, в последние годы, он стал обращать внимание на девчонок уже совсем другими, чем в детстве, глазами. Но вот встречаться один на один, ему тогда ни разу не только не удавалось, но и мысль такая не приходила в голову. И вот первая, в его нынешнем пробужденном состоянии, встреча с девчонкой.
   Сперва он не осознавал всю "эпохальность" этого момента. Но чем ниже августовское солнце клонилось к западу, тем он больше нервничал. Он не находил себе места под вихрем нахлынувших на него новых, никогда не испытанных чувств. Они поглотили даже острые ощущения прошедшего днем футбольного матча. После этого невероятного гола, он всё - таки ушёл с поля, сославшись на сильную боль в ноге, разбившей мяч о штангу соперников. А те не могли уже оправиться, получив такой "нокдаун". Так и проиграли 0 : 1. А
   герой матча, просидев до конца игры на трибуне, демонстративно хромая, отправился домой.
   И вот вечер медным отливом замерцал в листве затихшего, уставшего после жаркого дня, сада.
   В платяном шкафу нашелся серый костюм и светлая не мнущаяся рубашка, сделанная из какого - то неведомого волокна. Воздух она не пропускала. Даже в ней одной было жарко. Так что, пиджак пришлось оставить дома. Мама и тетушка "копались" в огороде возле картофельных грядок, собирая с кустов каких - то многочисленных полосатых жуков. Сестренки нигде не было видно.
   Петр вышел из калитки и, сопровождаемый отблесками заходящего за спиной солнца, отправился в сторону городского парка, где обычно по выходным дням вечерами гуляла и танцевала на площадке местная молодежь. Он шел, с трудом перебирая ногами, словно их постепенно одолевал какой - то паралич. И чем ближе юноша подходил к парку, тем усиливалась тяжесть в ногах, а сердце в груди билось всё чаще и глуше. За бетонным забором почти вплотную друг к другу стояли высокие старые тополя. На их макушках гортанным переливистым эхом скакало непрерывное грачиное карканье. И почти непрерываемыми градинами с макушек летели и разбивались об асфальт белые вонючие капли грачиного помета. Те, кто попадал под такую "бомбардировку" долго оттирали свою одежду или волосы от "фугасов". Немногочисленные прохожие, как правило, обходили стороной опасные зоны гнездования грачей.
   Но одна из "зон обстрела" располагалась как раз над танцевальной верандой, и её серая черепичная крыша покрылась многолетним слоем несмываемых дождями "удобрений". Что, впрочем, не мешало молодому поколению неплохо проводить под "бомбовыми ударами" теплые летние вечера в старом запущенном парке. С танцевальной веранды, неслась какая - то быстрая игривая мелодия. Ей не в такт дружно вторили грачиные голоса. Белые капли, похожие на грязный снег, летели вниз и шлёпались об изляпанный ими же асфальт. Петр зашел в центральные ворота парка и тут же был "обстрелян" пометной "очередью". К счастью, ни одна из "пуль" в него не попала. Он проскочил "сектор обстрела" и вышел на свободную зону, по которой парами и разночисленными группами прогуливались нарядно одетые парни и девушки. Некоторые сидели на скамейках, расставленных вдоль дорожки. Парни курили, плевались и ругались матом. Девчонки одобрительно им подхихикивали. Кто - то бренчал на гитаре и тоскливо заунывным голосом в противовес танцевальной мелодии, пел про свои блатные страдания".
   С крайней правой скамейки навстречу ему поднялась высокая рыжеволосая девушка. В первые секунды он не обратил на неё внимания. И только, когда она сделала в его сторону несколько шагов, понял, что она - та самая ...
   -Добрый вечер, - тихо сказала она, подняв на него свои синие глаза. Взгляд ему показался очень грустным.
   -Добрый ... - эхом отозвался он, почувствовав на руке прикосновение её прохладных тонких пальцев. И это прикосновение ознобом пронеслось по всему телу. Мурашки высыпали на коже. Голова закружилась, как после катания на карусели. Он даже немного отшатнулся от девушки. Она поняла его движение по - своему.
   -Прости меня за вчерашнее, - сказала она, опустив взгляд. - Я была дурой.
   И замолчала. Лицо её стало покрываться пунцовой краской. Щеки вспыхнули и зардели. Пауза затягивалась. Затем губы девушки с трудом, словно через силу пробормотали: - Я согласна ...
   И сразу лицо из красного сделалось бледным. Она взяла Петра за руку и наконец подняла на него взгляд.
   -Пойдем, - окрепшим голосом произнесла она. И уже совсем решительно потянула его за собой к выходу. Петр покорно пошёл рядом, не понимая: куда и зачем?
   Не успели они выйти из ворот, как вокруг их грязным снегопадом зашлёпались грачиные "подарки". Один из них угодил юноше на плечо. Меткое попадание было отмечено радостным гамом "снайперов" на верхушке ближайшего тополя.
   Щеки Петра вспыхнули и загорелись огнём стыда. Получить грачиный шлепок всегда в мальчишечьей среде считалось унизительным оскорблением. А получить такое при девушке, - унизительно вдвойне. Но она, словно не заметила такого конфуза, а, скорее всего, сделала вид, потому что пошла чуть впереди, давая возможность парню как - то исправить возникшую неприятность. В кармане брюк оказался носовой платок. Им Петр, осознав тактичность девушки, смахнул вонючую "слезинку" со своего плеча. На белой нейлоновой рубашке остался небольшой грязный след. "Дома застираю" - решил юноша. Платок он выбросил в ближайшую урну. Не класть же его назад, в карман?!
   Петр догнал ушедшую вперед девушку, и они снова пошли рядом. Свернули за бетонный угол паркового забора и двинулись по тротуару в знакомую Петру сторону. К его дому. Она вела его к нему домой! Зачем? Если бы просто погулять по вечерним улицам, то лучше идти куда - нибудь подальше, где меньше людей. Но она целенаправленно вела его в родные "пенаты". И он не попытался её остановить или задать естественный вопрос.
   Так они и шли. Она чуть впереди: рыжие, густые волосы, короткое до коленей платье в черный по белому горошек, стройная фигура, спортивные икры ног. Последнее Петр отметил про себя с внутренним удовольствием. Он уже стал, внимательней приглядываться к девушке и та ему все больше нравилась. С каждым, шагом рядом с ней, в душе усиливалось какое - то неведомое ему доселе чувство. Оно росло в нем, как снежный ком, заглушая все остальные ощущения. Рука сама протянулась и легонько коснулась девичьей талии. Девушка чуточку вздрогнула, но не отстранилась. Только умерила шаг. Теперь они пошли рядом. И он обнял её за талию.
   Но когда показались первые дома его улицы, Петр словно бы пришел в себя и отпустил упругий бок своей полунезнакомой подруги. И тут же остановился в нерешительности. Девушка тоже встала и повернулась к нему. На её симпатичном, чуть удлиненном лице появилось удивленное выражение.
   -Ты же сам вчера этого хотел, - тихо произнесла она и снова покраснела.
   То, что было "вчера" с нынешним им, Петр не помнил и поэтому засмущался ещё больше. Что он вчера захотел от этой девушки? Может ... поцеловать её?
   При этой мысли краска стыда ударила в лицо. Тот вчерашний, неведомый ему, был очень нахален и смел. И она согласилась, ... вот почему она ведет его в его же дом. Чтобы там без помех и чужих глаз поцеловаться. Он ведь ни разу не целовал девочек. А что если попробовать? Тем более, если она сама хочет. Такого шанса упускать нельзя! Он вдохнул полную грудь воздуха, шумно выдохнул и в упор посмотрел в синие девичьи глаза. И тут же смущенно ответил взгляд.
   -Пойдем - произнес он и, протянув руку, взял её ладонь в свою. Они пошли дальше по улице. И вот перед ними знакомая, выкрашенная в зеленый цвет, калитка. Петр толкнул её. Пропустил девушку вперед. Они вошли во двор, и поднялись на крыльцо. Дверь оказалась открытой. Вдали, на огороде в сумреках вечера виднелись силуэты мамы, тетушки и маленькой сестренки. Дом был оставлен без присмотра. Ну, что же. Так даже лучше.
   Тихо прошли по темному, как грот, коридору. Петр на ощупь открыл дверь в свою комнату. В комнате стоял полумрак. Не заправленная кровать снежно белела в этом полумраке простыней, пододеяльником и подушкой. Полуоткрытое окно радужно отражало на стене последний луч уже зашедшего солнца. Радуга с каждой секундой тускнела и разливалась, превращаясь в сумеречное однотонное пятно.
   Петр повернулся лицом к девушке и ощутил на нём её горячее дыхание, смешанное с тонким запахом духов.
   -Не включай свет - прошептала она. И потом после паузы добавила уже совсем еле слышно:
   -Поцелуй меня.
   Он неумело протянул к ней вытянутые в трубочку губы и дотронулся ими до пылающей щеки.
   -Ты разучился целоваться? - со странной интонацией спросила девушка и, охватив, его шею прохладными руками приникла мягкими сладкими губами к его губам. От этого поцелуя он задохнулся. Голова закружилась. Руки сами сплелись за девичьей спиной и притянули дрожащее тело к своему. Два упругих мячика груди прижалась к нему и по телу, вдруг разлилось какое - то сладостное неудержимое чувство, а внизу живота необычно зашевелился и стал подниматься и набухать его "лучший друг". В конце концов, он уперся в низ девичьего живота и стал жаться в ощутимый им бугорок, прикрытый короткой материей платья.
   -Я твоя, - горячо и сладко прошептала ему на ухо девушка, оторвавшись от поцелуя. Она стала опрокидываться на кровать, увлекая его на себя. На кровати объятья и поцелуи продолжились в ускоренном темпе. Рубашка и брюки как - то сами собой снялись и упали рядом на пол. Руки задрали подол короткого платья и почувствовали гладкие тугие ноги, а между ними и мягким животом - шелк маленьких трусиков, прикрывающих заветный бугорок. Девушка сама стала, спускать вниз эту преграду пока она не соскочила с её ступней. Напряженный пенис уперся в поросший легким пушком лобок и стал нелепо тереться об него.
   -Подожди, подожди, - прерывисто шептала она, - ни туда ... Нужно ниже ... Я сейчас ноги разведу. Я читала. Всё должно получиться ... Не торопись ...
   И в самом деле, ноги её раздвинулись, и разгоряченная головка пениса заскользила по влажным мягким губам.
   -Ещё чуть ниже, - сдавленно шептала девушка - Я знаю, куда ... Я помогу ...
   Он почувствовал, как её пальцы ухватились за пенис и вправили его в узкое отверстие, словно смазанное теплым маслом. Инстинкт подсказал ему, что делать. Пенис одним движением глубоко вошёл внутрь отверстия. Девушка болезненно вскрикнула, но не вывернулась из под него, и просто замерла, переживая своё новое ощущение. Он тоже замер, не вынимая пениса.
   -Немного больно, - раздался её шепот, - но это пройдет. Теперь я твоя ... жена. Ведь так? - спросила она с надеждой в голосе.
   Он не ответил. Возбуждение не проходило. Инстинкт гнал его дальше. Он хотел продолжения. И пенис задвигался в отверстии глубоко и мягко. Руки сжали внизу две тугие половинки. Она с трудом сняла с себя платье, и он почувствовал своей грудью полные девичьи груди, увенчанные выпуклыми пуговками сосков. Она неумело двигала ему в такт навстречу своими широко разведенными ногами и животом и уже стонала в болезненной и сладостной истоме.
   И вдруг какая - то пьянящая головокружительная волна прошла по всему его телу и бурным родником забилась внизу живота, выплескивая в глубину женского отверстия пульсирующий поток густой горячей влаги. С губ его сорвался грудной стон. Девушка тоже ощутила мягким ударом внутри себя этот горячий родник, наполнивший её "чашу" до краёв и вылившийся через края вместе с маленькой красной капелькой девичьего сока.
   Несколько минут они лежали неподвижно, не меняя позы. Петр в вечерней тишине темной комнаты слышал, как прерывисто бьются в груди их сердца. Он ощущал на своей щеке её горячее дыхание. И стал понемногу успокаиваться. Страсть уходила постепенно и, когда упали её последние капельки, он откинулся с девушки в сторону и лег рядом, держа её руку в своей. Это всё, что теперь их соединяло, но он уже почти не верил в произошедшее всего несколько минут назад. А затем, даже какой - то крошечный червячок неприязни к лежащей рядом девушке зашевелился у него в груди и пополз к сердцу. Он мысленно стал давить его, но безуспешно. Никакого счастья от своей первой близости с женщиной он не испытывал.
   Постепенно тьма в комнате стала рассеиваться, уступая место призрачному желто - оранжевому полусвету. Он неясными бликами заскользил, по потолку и стенам пробиваясь сквозь полураскрытое окно вместе с ночным прохладным воздухом уходящего лета. И вот лежащую на кровати пару медленно осветил появившийся в окне полный диск взошедшей луны.
   -Как красиво, - тихо прошептала девушка, немного приподняв голову над подушкой. - Нынче - полнолуние, а луна помогает влюбленным. Ты слышал об этом? - спросила она, повернул бледное лицо к юноше.
   -Нет - пробормотал он, выпуская свою руку из его ладони. Ему уже хотелось поскорее встать, одеться и выйти из дома. Но его подруга не разделяла его желания. Она лежала рядом почти неподвижно, только тело чуть ощутимо дрожало отголосками прошедшего возбуждения.
   -Ведь луна - по - гречески - Селена. Почти мое имя - снова зашептала она в самое ухо. - А из - за спартанской Елены Троянская война началась. Помнишь из древнегреческих мифов? Я люблю на луну смотреть. Но иногда становиться страшно. Что - то в ней всё - таки нехорошее есть. Зловещее ...
   -Я во сне видел, - ответил Петр, - словно там люди живут. И всё, как у нас на Земле, но искусственное, не настоящее, ... а может это и не сон был ... - вдруг, словно про себя проговорил он, вспомнив про своё утреннее пробуждение через пять лет ...
   -Сны разные бывают, - понимающе сказала Лена - некоторые - такие реальные, словно взаправду всё происходило. Даже, когда просыпаешься, не веришь, что проснулся. И не поймешь, где сон, а где явь ...
   -Вот и со мной так, - решил открыться ей Петр - насмотрелся я снов о других планетах, - а когда проснулся, будто память потерял. Пять лет прошло, а я ничего не помню.
   -То - то я смотрю, ты странный какой - то. На себя не похож. Робким стал, и целоваться разучился. - Лена села на кровати, уперев подбородок в колени.
   -Я и тебя не помню, - окончательно сознался Петр. -И узнал, как тебя зовут только вот сейчас. Когда ты сама сказала. Сам не пойму, что со мной?
   -Я слышала, болезнь есть такая - амнезия, кажется, называется, - предположила Лена, - когда память у людей пропадает. Может у тебя тоже самое?
   -Но ведь я не всё забыл, а помню кое - что. Кроме последних пяти лет до сегодняшнего утра.
   -Ну, такое мне непонятно, - пожала плечами Лена. - Тут нужно спросить какого - нибудь ученого, профессора медицины. С человеческой психикой происходит столько всякого ... Нужно идти,- внезапно сменила она медлительность разговора. - А то уже поздно,- и поднялась с кровати.
   Маслянистый свет полнолуния стал литься по её красивому телу, словно перетекая по всем бугоркам и выемкам точеной девичьей фигуры. Петр невольно залюбовался этой игрой света и тени и несколько секунд глядел, заворожено на стоящую возле полураскрытого окна девушку. Та, между тем, надела на себя платье, отыскала на полу, упавшие туда трусики, но надевать не стала, а повернулась к лежащему на кровати Петру.
   -Можно я в ванную забегу? - спросила она, - мне вымыться нужно.
   Петр молча кивнул головой. Лена скрылась за дверью. В ванной раздался всплеск воды. И тут же, заглушая его, шумно хлопнула входная дверь. По коридору погромыхали тяжелые шаги. В туалете зашумел и говорливо залепетал бочек унитаза. В унисон ему послышался громкий протяжный хлопок, переходящий в шип. Потом, дополняя водянистую речь бачка, невнятно забормотал чей - то голос. Понятными были только матерные фразы, произносимые более четко и отчетливо. Затем Петр услышал удивленный возглас, какую - то возню, шлёпанье босых женских ног и следом тяжкий топот мужских.
   В комнату забежала босая Лена. Она испуганно оглянулась назад. И тут же, только что закрытая ею дверь, рванулась и чуть не соскочила с петель. На пороге стоял отчим с вытаращенными от злобы глазами и перекошенным слюнявым ртом. Он разразился витиеватой матерной бранью, а потом заорал, брызгая слюной:
   -Ах ты, фашистский недоносок! Блядей стал в мой дом водить! Убью!
   От него сильно несло перегаром.
   Отчим бросился на вскочившего с кровати Петра, сжав кулаки. Лена взвизгнула и спряталась за спину своего возлюбленного, прижавшись к подоконнику.
   -Прыгай в окно, - сдавленным голосом сказал ей Петр. Лена полезла на подоконник. Отчим налетел на пасынка, размахивая кулачищами. Он смачно ударил его по лицу с обеих рук. В глазах засверкали вспышки ударов. Уже теряя равновесие, Петр каким - то непонятным образом изловчился и голой пяткой изо всей силы врезал отчиму между ног. Отчим схватился за своё слабое место, охнул и упал на колени. Но и Петр не удержался и, отлетев к подоконнику, ударился затылком об угол батареи. И потерял сознание.
  
   ДЕНЬ III
  
   I
   Он пришел в себя внезапно, словно его выдернули из сна быстрым коротким движением. Он открыл, глаза и огляделся по сторонам, ещё не совсем понимая, где находится? В комнате царил полумрак. Только за окном, в дали тускло светилось размытое круглое оранжевое пятно. В его закатно - сумеречной мгле по комнате бесшумно двигался призрачный женский силуэт. Руки призрачной женщины шарили вокруг, словно в поисках какой - то потерянной или забытой вещи. Тихий шепот донесся до проснувшегося: "Да где же она? Где?"- и следом такое же тихое ругательство.
   Он пытался сообразить, кто эта женщина и откуда она взялась? И кто же он сам, наконец?
   Отголоски сна бились в нем загнанными в клетку птицами. Он никак не мог выгнать их из клетки своего сознания. Чужая жизнь, чужие лица, чужой мир?
   Он тряхнул головой в попытке вернуться в действительность. Это движение привело его в чувство. Он ощутил себя сидящим в мягком кресле. Массажер, видно, давно отключился, но всё равно в кресле было тепло и уютно. Но вот женщина? Что она делает здесь? Никто с добрыми намерениями в темной комнате с сидящим жильцом, по углам не шарит. Значит, какая - нибудь воровка? Но что она ищет? Он приподнялся в кресле, и это слабое движение тут же дошло до слуха призрачной женщины. Она повернула в его сторону свою темную голову - силуэт и громко, но чуть заметно дрогнувшим голосом проговорила:
   -Извините, я не хотела будить, не включив света. А лампа куда - то запропастилась. Не могу её нигде найти. Я служанка. Принесла вам ужин.
   -Я не заказывал ужина, - он сам не узнал собственный голос, тот показался ему чужим, по детски тонким.
   -Его заказал тот, ваш главный, ну с большим носом ... - Женщина подошла ближе к креслу, куда он снова опустился. От неё резко пахло сладким возбуждающим ароматом. Ему показалось, что этот аромат, стал очень быстро проникать во все части его тела. Голова окуталась туманом, руки мелко за вибрировали, словно сам по себе снова включился массажер.
   И самое главное и удивительное: между ног стал набухать и подниматься, распирая узкие в обтяжку брюки - трико, мужской ствол. Впервые в жизни ... До этого Твердый старался сторониться женщин. По той самой причине. Поначалу, его такое положение вещей очень расстраивало. Особенно в мире всеобщего разврата и похоти. Но потом он махнул на своё состояние рукой и смирился с ним, отмечая даже про себя свою исключительную особенность. Но частенько ему было очень муторно. Хотелось хоть раз испытать близость с женщиной. Брат говорил, что это очень приятно.
   И вот сейчас, когда к нему приблизилась эта незнакомая и пока невидимая служанка гостиницы, сладкий аромат её духов возбудил в нем мужчину. Но ведь, сколько до того он вдыхал ароматов. И ... ничего, ... а тут. Женщина приблизилась совсем вплотную. Потом неожиданно быстрым движением уселась на колени. Наклонила голову к самому лицу. Твёрдый увидел два оранжевых отсверка в глубине больших широко раскрытых глаз. Сладкое дыхание изо рта и грудной на выдохе шепот пухлых губ:
   -Возьми меня.
   Он ничего не успел ответить. Губы женщины впились в его рот. Пышные завитые волосы ароматным саваном накрыли его лицо. Длинные сильные пальцы гусеничной стайкой пробежали по его мускулистому животу и нащупали внизу возбужденную, вздувшуюся плоть.
   -Какой громадный! - восхищенно воскликнула женщина, уже сама всем телом сотрясаясь от возбуждения. Левой рукой, словно боясь упустить неожиданный подарок, она играла с мужским стволом, а правой одним движением сбросила с себя короткую юбку и расстегнула пуговицы фирменной куртки. Из под неё на тусклый оранжевый полусвет вывалились два больших упругих плода женских грудей, увенчанных черенками коричневых сосков.
   -Я тебе нравлюсь? - горячо прошептала женщина, сбрасывая на ковер колготки вместе с короткими узкими панталонами.
   -Для этой громадины у меня есть подружка. Мой цветочек хочет принять твоего жука, - задыхаясь от возбуждения, шептала она, охватывая с двух сторон своими раздвинутыми ногами мужские ноги.
   Между раздвинутых ног у женщины Твердый увидел небольшой распустившийся "цветок любви", как росой покрытый капельками влаги. Лепестки накрыли его открытую головку мягкой гладкой плотью, похожей на внутренности устрицы, несчетное количество которых Твердый выловил за свою жизнь в океане. Сейчас он сам попался к женской "устрице на ужин". И уж точно не сожалел об этом. Ствол проникал всё глубже и глубже в эту влажную "устрицу - цветок", пока головка не уперлась во что - то более упругое, непохожее на мягкий хрящик. Из женщины раздался глубокий утробный, переходящий на крик, стон.
   -Ой, ой, ой! - закричала она, внутри терясь этим хрящиком о головку ствола. - Достал, достал! Ещё хочу, ещё, ещё!
   И она терлась, терлась, оглашая утробными криками темный гостиничный номер. Её упругое красивое тело сотрясалось в конвульсиях. Большие тугие груди трепетали возле самого лица Твердого и он ловил губами и сосал то один, то другой напряженный сосок. Руки его не-произвольно ласкали все выемки и впадины сидящей на нём женщины. Женский крик перешёл на хрип. Пальцы длинными острыми ногтями вцепились в его грудь. Волна оргазма пронеслась от головы до полового органа. Два крика слились в один. Два тела тряслись и извивались в угаре любовного экстаза. Из дальнего угла номера за всем происходящим молча наблюдал Брат Твёрдого.
  
   II
   Зал был заполнен больше чем на половину. Зрители сидели развалясь в мягких массажных креслах, лениво переговариваясь между собой. Кое - кто грыз сладкие орешки, плюя скорлупу себе под ноги, на пол. В углу смотровой площадки работники видиохроники устанавливали свою камеру и тянули длинный серый кабель. Сбоку, перед передними рядами в инвалидных колясках сидели несколько парализованных, поверивших от отчаяния рекламному плакату о появлении в Городе Целителя. Остальные явились из любопытства. Ни в какие внезапные исцеления они не верили. Для них предстояло зрелище. Правда, не совсем обычное. Вот потому и такая наполняемость зала. На другие представления столько людей не набиралось. Большинство предпочитало сидеть по домам или пьянствовать в ресторанах. Молодежь же пропадала на танцевальных площадках с громкой долбящей по ушам и мозгам музыкой, где в изобилии продавались наркотические стимуляторы, различного диапазона действия. Так что, те, кто собрались в этот вечер в небольшом зале "Малого дворца зрелищ" седьмого округа Столицы отличались своеобразным снобизмом и не пропускали ни одного нового спектакля или концертного представления. А тут, какой - то Целитель? Как не пойти, не полюбопытствовать?
   За пять делений до начала зал уже почти заполнился. Хотя свободных мест было ещё достаточно. Свет стал медленно гаснуть, разговоры, жевание, хруст, словно вместе с потухающим светом, постепенно затихали, как затихает шум уходящего дождя. Впрочем, на Планете такое сравнение давно было неуместным. О шуме дождя здесь уже забыли вспоминать. Его навсегда заменил бесшумный снег.
   Свет в зале окончательно погас и на несколько мигов воцарилась полная тьма. Потом в глубине черной бездны внезапно вспыхнула оранжевая крошечная точечка, которая стала сиять и разрастаться, превратившись из сверкающей звездочки в громадный полыхающий неощутимым жаром, шар. Шар этот сверкая тысячами лучей, заполнил, всё смотровое пространство и из его глубины на зрителей выплыло объемное голографическое изображение лица, знакомого каждому жителю Планеты. Бессмертный Властитель - молодой, белокурый, голубоглазый с доброй, улыбкой, но пристальным пронзительным взглядом, смотрел на зрителей несколько делений. Зрительный зал в знак почтения затопал ногами.
   Лик Бессмертного стал, постепенно растворяться в оранжевом сиянии и тут по периметру площадки вспыхнули разноцветные прожектора. На подмостки гурьбой выбежали несколько девиц и парней в золотистых, коротких одеждах. Мощные динамики захлестнули зал ритмической - вибрационной музыкой ,очень модной в последнее время у молодежи. Девицы и парни разбились на пары и стали танцевать, переливаясь в лучах прожекторов, быстрый пластический танец, символизировавший различные любовные сцены. Зрители от восторга и возбуждения топали ногами, а через несколько мгновений по всему залу раздалось улюлюканье и визг, когда девицы и парни сбросили позолоту и предстали в первозданном виде. Девицы стали задирать ноги, а парни в ритме музыки дергаться перед ними в нарочитом экстазе. У кого - то из них это получилось, и они сразу приступили к "делу" уложившись под своих партнерш.
   Зал ответил на это событие ревом и топотом. Любовные движения пар продолжались в ускоренном музыкальном ритме и закончились общей повальной оргией танцоров, переставших разбирать кто из них женщины, а кто - мужчины. Фурор был полным и потрясающим. Танцоры вызывались топотом "на бис", но "бисовщины" уже не выходило, и деятели "танцевальных искусств" только имитировали любовный бедлам вхолостую.
   После того, как "пластичная группа" под свист, топот и улюлюканье упорхнула со смотровой площадки. Зал снова погрузился в темноту. И она продолжалась гораздо дольше вступительного времени.
   И снова в глубине внезапно зажглась маленькая яркая звёздочка, которая с каждым мгновением разгоралась всё ярче и шире, пока не превратилась в радужный луч прожектора, осветившего центр площадки. И в центре в белом одеянии, переливающемся всеми цветами спектра, стоял человек небольшого роста с темными, спадающими на плечи волосами и аккуратной курчавой бородкой. Ноги его под переливчатым одеянием были босы.
   Он стоял молча, сложив руки под локтями, выжидая, когда в зале установится полная тишина, хотя вряд ли это могло случиться скоро, учитывая общее возбуждение зрителей предыдущим номером.
   Но, как ни странно, тишина наступила и довольно быстро. Спокойная неподвижная фигура в радужном одеянии притянула взоры присутствующих в зале, какой - то непонятной волнующей силой.
   Человек на площадке поднял согнутые в локтях руки ладонями вперед и негромко с расстановкой, сказал:
   -Вы больны! Вы все больны! Все до единого!
   Микрофон, вмонтированный в его одежду и усиленный динамиками, разнёс эти слова по всему залу.
   Среди только что притихшей публики прошёл недоуменный ропот. Такого начала никто не ожидал.
   "Почему это он решил, что мы все больны? И чем?"
   -Ваша болезнь - грех! - уже более громким голосом произнес Человек на площадке.
   И снова ропот недоумевающего зала:
   "Что за неизвестная болезнь? И почему ею больны все поголовно? Выдумки, какие - то!"
   -Я пришел избавить вас от этой болезни! Вы должны поверить мне! Вы должны поверить ... в меня!
   -С какой это стати! - раздался голос из зала.
   -Мы тебя в первый раз видим!
   -Вашей Планете угрожает скорая гибель! - ещё громче сказал Человек. - Внутри её заложено "Семя зла". Оно множиться. Оно сосет жизненные соки земли. Поэтому Планета остывает. Но суть греха - в ваших душах. Вы впустили в них ложь искушения, заменили истинную Любовь на любовь ложную. Любовь сердца на любовь тела.
   -Ты нам лекции не читай! - раздался тот же голос. Ты - цели, если Целителем назвался! За что мы деньги платили?
   -Тяжело больных я, конечно, исцелю, - проговорил Человек на площадке, - но все остальные, глухие к моим словам, останетесь, неизлечимы и погибните вместе с вашим Миром.
   -Ты нас не пугай! - снова выкрикнул тот же зритель из середины зала. Зал одобрил его топотом ног.
   -Я вас не пугаю, - тихо с грустью в голосе сказал Целитель. - Я говорю вам правду. У Вас остался последний шанс на спасение, - поверить мне и пойдите за мной. Зло отступит. Семя не даст своего страшного Плода. Ваш мир спасется! Вот здесь, в первом ряду сидят те кто поверил мне - продолжил Целитель.
   -Они называют себя Учениками. Они уже знают многое, но их сил недостаточно. Только психофизическая энергия всех жителей планеты может разрушить Зло.
   -Рассказывай эти, сказки в каком - нибудь другом месте! - закричал голос из зала. - Здесь дураков нет! Пришёл целить, так цели! А то тут все разбегутся! Некогда нам слушать всякую чепуху!
   Целитель долго и пристально посмотрел в темную глубину зала, затем поднял правую руку и внятно произнёс:
   -Ты, говорящий со мной! Я знаю - ты смертельно болен. Врачи отказались от тебя. Тебе осталось жить всего несколько отрезков. Потому ты и пришёл сюда, в тайной надежде исцелиться. А споришь со мной из - за страха и неверия. Тебя мучают сомнения. Я излечу тебя. Ты станешь физически здоров. Но твой дух болен и болен так же смертельно, как и тело. Только рядом со мной тебя ждет избавление от греха. И не надейся на пославших тебя сюда!
   -Я не знаю, откуда ты узнал про мою болезнь? - после затянувшейся паузы снова раздался голос из зала, но если ты можешь не только болтать, вылечи меня и может я тогда поверю в твои россказни!
   -Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать, - ответил Целитель, - но с этим мигом ты - здоров! И вы тоже здоровы, - он плавным движением руки указал на сидящих в колясках инвалидов. Те, как один вздрогнули, освещенные разноцветными лучами прожекторов. Осветители профессионально среагировали на жест Целителя.
   -Встаньте! - сказал тот, - Вы можете ходить!
   Один из паралитиков, неуверенно приподнял свою ногу и опустил её на пол. На его лице отразился испуг и недоверие. Руки напряглись, вцепившись в подлокотники инвалидной коляски. Тело с трудом поднялось над сиденьем, и вторая нога оказалась рядом с первой. Человек встал, зашатался и чуть не упал, но его успела поддержать стоящая рядом женщина, очевидно жена. Парализованный с трудом сделал один шаг за ним другой, третий, четвертый и медленно покачиваясь, пошел в сторону площадки. Другие паралитики, увидев такое преображение, тоже встали со своих кресел - колясок и двинулись вслед за первым. Лица их отражали всю гамму чувств человека, внезапно перешедшего из безнадежного тягостного состояния в ощущение вновь обретенной полноценности бытия. Они улыбались, сначала вымученно болезненно, но с каждым шагом на слабых, нетвердых ногах, улыбки становились всё светлее и радостнее.
   Зал замер в потрясённой тишине. На глазах у скептически настроенных людей произошло чудесное исцеление. Но они не понимали, как это произошло? Вот, вот сейчас ... Они поймут, ... они поверят ...
   И вдруг тишину зала пронзил знакомый ехидный голос:
   -И вы поверили? Это же шайка мошенников!Они дурят вас, а вы рты разинули!
   Какой гвалт, топот и свист разорвали зал после этих слов:
   -Жулики! Мошенники! Проходимцы! - ревела толпа, вскочив со своих мест. На площадку полетела фруктовая кожура, орехи и, видно, принесённые заранее мягкие оранжевые плоды с тонкой кожурой и сочной мякотью, выращенные в теплицах. Несколько таких цветов попало на белоснежные одежды Целителя и оставило на них жирные оранжевые следы. Другие плоды полетели в только что исцелённых паралитиков и в учеников, вскочивших с переднего ряда. Охранники, стоящие вдоль смотровой площадки, безучастно наблюдали за происходящем в зале.
   Твердый и его товарищи были в бешенстве. Нет, не такого приёма они ожидали. Как могли все эти люди так поступать с Наставником? Да ещё сейчас, когда он публично показал свою исцеляющую Силу.
   Принять его за обманщика? Или эти люди глупцы? Или ... всё задумано заранее?! Ну, они за это поплатятся! И Твёрдый бросился на ближайшего крикуна, который размахнулся зажатым в руке плодом для броска на смотровую площадку. Из - за рта у крикуна на рыжие усы и бороду брызгами летела слюна.
   -Долой! - орал рот. Рука с плодом целилась в Наставника. Твердый перехватил руку. Дернул и заломил её за спину. Крикун заорал ещё сильней, но уже от боли. Твёрдый вырвал из ослабевшей руки гнилой плод и в ярости размазал его по физиономии крикуна. Рыжие усы и борода окрасились оранжевыми ошмётками. Лицо с белесыми глазами исказили боль и страх.
   И тут вдруг кто - то сзади с двух сторон навалился на Твердого. Тот оглянулся через плечо и видел бородатое лицо в черной круглой форменной шапке на потном красном лбу. С другой стороны над ухом слышалось пыхтение второго охранника. Они пытались скрутить его. Вдвоём? Всего - то?
   Твердый расправил свои широкие плечи. Напрягся и одним движением отшвырнул обоих охранников в разные стороны. Они отлетели, как тряпичные куклы. Но на их место к Твердому бросились другие. За своего товарища вступились остальные Ученики.
   Командир охраны по рации вызвал подмогу. По проходам в зале затопали множество ног. И завязалась потасовка. Засверкали разряды шоковых дубинок. Ученики один за другим в беспамятстве повалились на пол. Отбивались только трое: Твердый, его Брат и Горбоносый, который, зная повадки своих бывших коллег, умело уворачивался от их выпадов и раздавал им короткие хлёсткие удары. Но и он, наконец, не сумел увернуться и, получив шоковый разряд, свалился рядом с остальными. Твердый и его Брат стояли спиной к спине и отбивались от наседавших на них охранников привычно и умело. Ведь у себя в приморском поселке они частенько бились с окрестными парнями, которые почему - то их очень недолюбливали. И вот сейчас умение пригодилось. Под их меткими резкими ударами охранники отлетали в сторону с выбитыми зубами и расквашенными носами. Публика смотрела на это побоище с любопытством зевак, восхищенно топая при каждом удачном попадании здоровяков - братьев. Охранников, естественно, никто не любил. Отбив очередной натиск, Твердый на мгновение поднял голову и взглянул на смотровую площадку. Учитель стоял на самом её краю, опустив голову и сложив под локтями руки. Взгляд его был устремлен на дерущихся. На миг взгляды Наставника и ученика встретились. Твердый увидел в них темную сумеречную грусть.
  
   III
   Дверь камеры захлопнулась, и Твёрдый оказался в полной темноте. Некоторое время он стоял, прислонившись горячей, ноющей от боли спиной к холодному дверному металлу, постепенно ощущая проникающее внутрь ледяное оцепенение усталости. Боль, холод и усталость ознобной волной прокатились по всему телу, заставив его опуститься и сесть на цементный пол. От пола тоже несло холодом. Твёрдый с трудом поднялся и стал вглядываться в темноту камеры. Глаза быстро привыкали к тюремному мраку, и он теперь не казался таким беспросветным, как в первые мгновения.
   Перед взглядом стали смутно "проявляться" очертание стен узкой клетушки с двумя притороченным с боков топчанами без спальных валиков в изголовье. На потолке просматривался более темный треугольник вентиляционного отверстия, в котором наверняка невидимо притаилось всевидящее око телеглаза.
   На усталых ногах Твёрдый подошел к одному из топчанов и опрокинулся на него почти навзничь. Перед глазами размножились и поплыли чёрные треугольники, образуя какой - то сложный узор. Но сон не шел. Да и какой - тут сон в камере? Да ещё после избиения дубинками. В конце концов, их с братом смяли, скрутили и отколотили. Затем погрузили в охранный экипаж, называемый в народе "черной птицей", и привезли вот сюда ,в одну из тюрем, которых говорят, так много в Столице.
   Снаружи заскрежетал дверной засов. Дверь скрипнула несмазанными петлями и распахнулась. На пороге, оттеняясь в тусклом свете коридорной лампы, стояли две темные фигуры. В задней Твердый по шапке определил охранника - надзирателя тюрьмы. Фигура надзирателя втолкнула другую в камеру. Дверь захлопнулась. Заскрежетал засов.
   Человек несколько мгновений стоял, переминаясь с ноги на ногу, привыкая к темноте, затем сделал пару неуверенных шагов в глубину камеры, наскочил на край топчана, невнятно выругался и, наконец, уселся с краю. Темная бородатая голова повернулась к полулежащему напротив Твёрдому.
   -Привет, - сказал человек, - ты давно здесь?
   -Да нет, - ответил Твёрдый, - тоже только что в толкнули.
   -А за что тебя? - снова спросил сосед по камере.
   -За драку с охранниками, - откровенно признался Твёрдый.-Всю нашу компанию повязали, привезли сюда и по камерам рассовали.
   -Да, теперь пару оборотов впаяют, - сочувственно проговорил сосед, - Не любят охранники, когда их бьют, об авторитете своем заботятся.
   -Вот попались, так попались, - ещё по инерции разговора сказал Твердый, но внутри его стало расти осознание последствий всего произошедшего. Неизвестно, что остальным Ученикам, но им троим: ему, его брату и Горбоносому за активное сопротивление охране, наверняка грозит срок принудительных работ на подземных заводах синтетической пищи или на таких же подземных плантациях, снабжающих настоящими овощами и фруктами высшую элиту материка с многочисленными чиновниками, охранниками и прочей челядью, которой развелось неимоверное количество. И каждый из них хочет хорошо жить и вкусно кушать. А условия там, говорят жуткие. Редко кто оттуда выходит здоровым, а некоторые не возвращаются совсем.
   Такая "перспектива" совершенно не устраивала Твердого. Настроение и без того никуда не годное, упало ниже самого низкого уровня. Юноша откинулся на топчан, и безвыходная тоска ворвалась в его сердце. Она сжала грудь и злобной пиявкой принялась сосать душу. Твёрдый теперь знал, что на этом месте у человека находиться бессмертная душа. Так объяснил Наставник. Сосед тоже долгое время молчал, сидя на краю своего топчана. Его присутствие выдавало только слабое дыхание, да скрип топчанных дюралевых ножек под тяжестью сидящего. Потом топчан скрипнул сильнее. Сосед пересел на ложе Твердого и, наклонившись к самому уху лежащего, сдавлено зашептал:
   -Я могу помочь бежать. Сразу после суда. Хотел один дернуть. Теперь решил тебя с собой взять. У меня друзья по ту сторону забора. Крепкие ребята. Они и нас и твоих приятелей отобьют. Ну, что согласен?
   Изо рта у него неприятно пахло. Но сам он источал запах очень дорого, но горького одеколона. Твёрдый такой аромат терпеть не мог. Он задыхался от него. И невольно отодвинулся от Соседа.
   Тот понял этот жест по своему.
   -Да ты не бойся. Я не провокатор. Вор я. По жилищам специалист. Да вот вчера застукали в домике одного толстозадого. Одну сигнализацию я отключил, а он гад, второй подстраховался. Ну и налетели черные птички, когда я их совсем не ждал. Но они все продажные. Я одному и сунул, писулю, чтобы передал за забор. А сегодня опять через него ответ пришёл. Парни из моей команды обещали перехватить меня, ну ... нас, в общем, при перевозке отсюда к шахте ...
   Сосед сделал паузу, немного отстранившись от уха Твёрдого. Затем снова приблизил к нему свой вонючий рот и прошептал, повторив вопрос:
   -Ну, согласен? Договорились?
   Что мог на это ответить Твёрдый? Выбора у него не было. Он молча кивнул головой и отвернулся к спине, чтобы передохнуть от удушливого запаха одеколона.
   ... Их троих: Твёрдого, его брата и Горбоносого осудили к полутора оборотам принудительных работ в подземных теплицах за активное сопротивление представителям власти. Соседу дали оборот за проникновение в чужое жилище с целью похищения имущества хозяина. Остальных Учеников Целителя милостиво отпустили. Наставника на суде не было, и где он находился - не знал никто.
   Под усиленным конвоем осужденных вывели во двор суда и втолкнули в бронированный черный экипаж с узенькими стеклопластиковыми окошками по обоим бортам. Твёрдый сидел на одной стороне с Братом, разделенный глухой матовой перегородкой. Был заметен только смутный силуэт Брата. Напротив, за такими же матовыми перегородками, сидели Сосед и Горбоносый. В центре ,спиной к водителю ,находился охранник с дубинкой - резаком и излучателем. Руки и ноги осужденных были прикованы к пластиковым скамейкам тонкими, но прочными цепями. Говорить не разрешалось. Да и не слышно ничего, всё равно, через эту перегородку.
   Тюремный экипаж плавно тронулся, выехал за ворота суда и включился в один из рукавов бесконечного уличного движения громадного Города. Ехали на небольшой скорости, постоянно застревая в многочисленных пробках перед светофорам и на развилках встречных потоков. Наконец экипаж выбрался на окраину, где движение оказалось не таким интенсивным. Водитель прибавил скорость. За окнами замелькали старые одноэтажные домишки, затем пошли склады и лабазы портового района. Скоро должны появиться высокая стена специальной шахтной зоны, где по стволам в клетях спускали на громадную глубину заключенных для работы на подземных заводах и теплицах. Экипаж свернул за угол, и внезапно дорогу ему перегородил большой, крытый грузовик.
   Водитель "черной птицы" затормозил, дал задний ход, но и сзади появился другой, похожий на первый грузовик, отрезая отступление.
   Охранник, сидящий рядом с осужденными, поначалу, видно, не сообразил, что произошло? Он несколько раз заглянул в узкие боковые окна и только затем отстегнул от пояса излучатель.
   Недобро оглядев всех четверых осужденных, охранник по звуковому устройству стал о чем - то переговариваться с сидящими в кабине. О чём, Твёрдый не слышал. Изоляция за его перегородкой была глухой и полной. Он тоже вначале не понял смысла резкой остановки, заднего хода и нового удара по тормозам водителя экипажа. Но, когда снаружи что - то еле слышно захлопало, а экипаж затрясся от вибраций, догадка об обещанным Соседом нападении пришла к нему в голову. От этой догадки Твёрдый внутренне напрягся. Напряглись и его мускулы на руках. Узкие цепи натянулись, тонкие кандалы въелись в запястья. И прочные звенья не выдержали: лопнули одно за другим. И, словно резонансом этого надрыва, под брюхом экипажа в тот же миг раздался гулкий взрыв. Задние дверные створки слетели с петель. Охранник с излучателем повалился на пол, выронив своё оружие. Внутрь поверженного экипажа ворвались несколько людей в масках. Один из них быстрым точным ударом тяжелого парализатора оглушил лежащего на полу охранника. Два других, молча по - деловому, острыми кусачками срезали цепи на руках осужденных, а потом вместе с ними выпрыгнули из тюремного экипажа на дорогу.
   -Скорее, - коротко поторопил тот, кто ударил охранника. Все нервной трусцой подбежали к стоящему на парах одному их грузовиков. Боковые двери борта с надписью "Рыба" открылись.
   -Прячьтесь за контейнеры, - подсказал тот же человек в маске.
   Внутри грузовика стояли раздвижные контейнеры, в которых слышался плеск множества рыбьих тел. За контейнерами в дальнем углу оказалось довольно просторное свободное место. Освобожденные один, за другим нырнули туда и сели, плотно прижавшись, друг к другу. Бортовая дверь задвинулась с ржавым скрипом, заключая беглецов в полную темноту. Гулко со скрежетом завелся мотор и грузовик, бренча контейнерами, покинул место захвата тюремного экипажа. Судьба его водителя и второго охранника для пассажиров рыбного грузовика осталась неясной.
   Ехали долго по каким - то колдобинам и только выбрались на гладкую дорогу, как внезапно затормозили. Снаружи за бортом грузовика еле слышно раздались невнятные голоса, хлопнула дверца кабины, а затем неохотно со скрежетом медленно сдвинулась боковая дверь.
   -Да нет здесь, командир, ничего, кроме рыбы, - с наигранным безразличием произнес знакомый голос.
   Тонкий белый луг фонарика стал рыскать между контейнеров. Вот - вот он доберется до темного угла, куда вжались, затаив дыхание, четверо беглецов. Но луч только слепяще скользнул по их склоненными головами.
   -Проезжайте, - донесся командирский голос. Дверь снова заскрежетала и задвинулась. Поехали дальше уже по гладкой дороге, очевидно в какой - то престижный район Города. Но всё равно скорость прибавлена была совсем не намного. Сидящие в темном углу ,между собой почему - то не разговаривали. Очевидно, сказывалось неснятое ещё напряжение возможной погони. Твёрдый своим плечом чувствовал сильное плечо Брата, а носом ощущал смрадный запах из - за рта Соседа. Горбоносый за всё время поездки никак себя не проявлял. Он сидел на корточках в самом углу, и, казалось, даже не дышал. Но Твёрдый чувствовал его присутствие почему - то сильнее, чем остальных. К Горбоносому он относился с каким - то двойным, смешанным чувством. Он был его земляком, к тому же бывшим охранником. А отпечаток этой профессии навсегда откладывается на этих людях, даже если они уже давно внутренне изменились. И те, кто окружают такого человека, тоже частенько испытывают какой - то неясный неуют, словно в любой самый неподходящий момент в том снова проснётся спящий охранник и уж тогда даже его близким не поздоровится.
   Твёрдый подспудно так и относился к Горбоносому со спрятанным в глубину души тайным недоверием, хотя отношения у них в стане Учеников всегда были ровными и почти дружескими. Впрочем, Горбоносый вряд ли мог быть способен на дружбу. Он в компании Учеников всегда держался особняком, и только Наставник был для него непререкаемым авторитетом и, очевидно, сильной единственной привязанностью.
   Экипаж, между тем, совершив несколько замысловатых манёвров, нырнул куда - то глубоко вниз и, прокатив ещё некоторое время, резко остановился. Контейнеры с гулким плеском ударились о борта грузовика. Живые существа внутри контейнеров забились о стенки множеством хвостов и плавников.
   -Всё, - смрадно произнес Сосед, - приехали.
   -Куда, - почему - то шепотом спросил Брат .
   -К нашим - ответил Сосед, ничего не уточняя.
   Боковые бортовые двери со скрежетом отошли в сторону.
   -Выходите, - раздался снаружи голос. Голос прозвучал гулко, словно его отразило эхо.
   Первым выбрался Сосед. Он поочередно обнялся с людьми, стоящими возле экипажа и повернул голову назад, словно ещё раз приглашая к выходу остальных.
   В тусклом наружном освещении его лицо показалось Твёрдому ещё более неприятным, чем за все предыдущие дни их знакомства. Ещё больше проявились конопушки вокруг широкого носа. Толстые губы блестели, словно обмазанные жиром. Улыбка была явно фальшивой. Но Твёрдый спрыгнул на каменную плитку пола, устилавшую большое просторное помещение, похожее на общественный гараж. Под высоким сводчатым потолком тускло мерцали неоновые лампы. Некоторые из них перегорели и помещение заполнял полусвет, то ли , полумрак.
   Несколько человек в масках с парализаторами в руках окружили выбравшихся из экипажа, и как под конвоем повели в ещё более темный боковой коридор. Открылись двери лифта и вся компания втиснулась в небольшую кабину со слабосветящейся лампочкой на потолке. От сопровождающих сильно пахло застойным потом. На них были надеты плотные светло - синие куртки с маленькими золотыми рыбками в петлицах. Лифт понёсся вниз, так что у Твёрдого захватило дух. Но этот спуск продолжался совсем недолго. Кабина плавно затормозила и раскрылась в уютный полукруглый холл, отделанный бледно - голубым пластиком. Сверху, с потолка мягко лился такой же голубой свет, окрашивая лица, не закрытые масками, какой - то неприятной мертвенной бледностью. Вдоль стены стояло несколько кресел с более темной, чем стены обивкой, сюда и уселись прибывшие сверху. Их сопровождающие, кроме одного, очевидно старшего, бесшумно исчезли за матовой раздвижной дверью.
   Напротив кресел находилась ещё одна дверь, обитая тем же материалом, что и кресла. В центре обивки в бледно - голубом свете блестела большая золотая рыбка с оскаленной зубастой пастью.
   Старший в маске скрылся за этой дверью и пробыл там всего несколько мгновений. Вышел назад и жестом предложил сидящим войти туда, откуда он только что вернулся.
   Первым, пригладив короткую бородку и рыжие курчавые волосы, за дверь проник Сосед. За ним, почему - то, сузив черные щелочки глаз, отправился Горбоносый. Брат третьим исчез за дверью. Замкнул движение Твёрдый.
   Они попали в большой кабинет, выполненный в том же сине - голубом стиле. С потолка, вдоль боковых стен, из скрытых за прозрачными панелями неоновых ламп, лился мягкий лазоревый свет. Противоположная от входа стена представляла собой огромный аквариум, в котором среди водорослей и искусственных гротов, украшенных разномастными ракушками плавали, помахивая хвостами и плавниками, почему - то хищные рыбины.
   На фоне аквариума, за массивным пластиковым столом сидел маленький человечек с большой ярко- рыжей бородой. По его курносому розовому лицу звёздной россыпью разлетелись яркие рябины, и потому лицо его казалось обгорелым и даже бледный голубой свет в кабинете не сглаживал этого впечатления. Увидев вошедших, Рябой вскочил из - за своего огромного стола и оказался ещё меньше, чем предположил поначалу Твёрдый. И шёл он необычной вихляющей, подпрыгивающей походкой. Подошёл к Соседу и бросился в его объятия. Они простояли, так обнявшись несколько мгновений. ПотомРябой,высвободившись из объятий Соседа, приблизился к остальным троим посетителям. С ними обниматься не стал, а только внимательно осмотрел каждого большими ярко - синими глазами с длинными подведенными ресницами. Губы у него тоже были подкрашены. А лицо припудрено, но рябины - всё равно горели.
   -Присаживайтесь, - коротко сказал Рябой и взмахнул маленькой, с ухоженными пальцами рукой, показывая на ряд голубых глубоких кресел, расположенных вдоль боковой стены. Все сели. В креслах заработали вибромассажеры. Хозяин кабинета возвратился за свой стол и тоже уселся в изящное мягкое кресло, почти утонув в нём, что выглядело очень забавно. Твёрдый не сдержался и улыбнулся и эта улыбка не осталась незамеченной. Рябой скосил на Твёрдого свои ярко - синие глаза, словно выстрелил дуплетом.
   -Да, я такой! - сказал он звонким юношеским голосом, немного растягивая слова на гласных звуках.
   -Такой я маленький, рыжий, неказистый!
   Но это я вытащил вас из тюрьмы! Да нет, то место, куда вас отправляли гораздо хуже тюрьмы! Вы бы там сдохли очень скоро! И спас я вас не за ваши красивые глаза, - тут он сделал паузу и снова взглянул на Твёрдого, но уже открыто, оценивающе. От этого взгляда повеяло чем - то непонятным и нехорошим, но чем, Твёрдый не уловил.
   -У меня к вам вполне деловое предложение, - продолжил Рябой. - Я - человек деловой - владею вот этой рыбно перерабатывающей компанией. Я один из богатейших людей на Континенте. Я могу всё - почти всё. Во всяком случае - такой пустяк, как освободить заключенных ... - Он сделал ещё одну паузу и вдруг резко спросил:
   -Вам нравиться наш Бессмертный Властитель?
   Этот вопрос застал врасплох. Твёрдый это почувствовал. Все трое недоуменно переглянулись. Только Сосед сидел спокойно, пощипывая рыжеватую бороденку.
   -Только не повторяйте мне избитых фраз о всеобщей любви к этому прохвосту. Его уже никто не любит, кроме его самого и его гарема. Боятся - да! Но любить? Он всем надоел за эти две сотни оборотов. Пора его менять на кого - нибудь другого!
   -На кого? - не выдержал Горбоносый.
   -А вот в этом и суть моего делового предложения, - многозначительно сказал Рябой и, повернувшись вместе с креслом спиной к собеседникам, одновременно нажал какую - то кнопку на столе. В углу, возле стены - аквариума, вспыхнул большой экран визора. На экране замелькали знакомые пропагандистские кадры из жизни Властителя. И вдруг они сменились тоже очень знакомым, но никогда не виданным ни одним из троих Учеников, эпизодом. Первый и пока последний сеанс целительства. На площадке в свете прожекторов Наставник, простирающий руки над свистящим, топающим и улюлюкающим залом. Летящие оттуда в него оранжевые плоды. Драка с охранниками, Твёрдый видел себя, Брата и Горбоносого, отбивающихся от наседающих бородатых людей в черной униформе. И снова - Наставник, грустными темными глазами смотрящий на всё это безобразие.
   Экран погас. Рябой опять повернулся лицом к посетителям и пристально поглядел на каждого.
   -Вы поняли, кого я имел в виду? - спросил он и привстал, оперевшись руками, о край стола.
   Они поняли сразу. Поняли, но все трое не поверили в серьёзность слов Рябого.
   -Вы хотите совершить государственный переворот? - наконец проговорил Горбоносый.
   -И уверен, что вы все будете в нём участвовать.
   -Почему это вы так уверены? - ещё раз спросил Горбоносый, тоже приподнявшись в своём кресле.
   -Во- первых, потому что вы все трое теперь вне закона. Вы - беглые каторжники. Вас разыскивает охрана по всему Городу и, наверное, уже за его пределами. Здесь единственное место, где вы будете в безопасности. Вы знаете о моих планах, и уже невольно втянуты в них. И кто же вас теперь выпустит отсюда, даже если вы этого очень сильно захотите?
   И во - вторых: я думаю, что имею дело с умными людьми, и вы поймете все ваши перспективы, если мой план осуществится. Из изгоев и беглых преступников вы превратитесь в самых уважаемых и богатых людей Континента, почти таких же, как я. Ваш Наставник станет, Властителем и будет управлять согласно своим воззрениям. Пусть исцеляет, вдохновляет, ведёт за собой миллионы людей. Только бы не мешал нам делать наше дело.
   -А нынешний Властитель, что сильно мешает? - спросил Брат, сглотнув от волнения слюну.
   -Просто он до конца не осознает, кто на планете настоящие хозяева. Он пытается диктовать нам свои законы. Его Тайный Совет и служба безопасности вмешиваются в наши дела, а это вмешательство нам совсем не нравиться. Мы пытались пойти с Властителем на компромисс, на сделку, но он вообразил, что является именно тем, кем его представила, подчиненная ему пресса: суровым, но справедливым Хозяином.
   Нужно в глазах народа развенчать лживый ореол, а потому людям необходим новый лидер, совершенно не похожий на старого. Мы считаем, что ваш Наставник для этой роли вполне подойдет, и не стоит обращать внимания на его первую публичную неудачу. Это была спланированная провокация, нами спланированная. Помните того крикливого, что обвинил вас в шарлатанстве? Можете с ним ещё раз познакомиться, - и Рябой открытой ладонью указал на сидящего рядом с Твёрдым Соседа. Тот, как театральный актёр, приподнялся в кресле и поклонился.
   А Твёрдого это представление болезненно резануло. И до того Сосед был ему, подспудно, очень неприятен, а тут и вообще стал отвратителен. И, словно поняв чувство, которое к нему испытывают, Сосед, вновь усевшись в кресло, наклонился к Твёрдому и тихо проговорил:
   -Я только выполнял задание. Так было нужно ...
   И затем, после паузы, добавил:
   -А ведь Он меня излечил. И я Ему верю ...
   Но Твёрдый, почему - то, ему не поверил.
   -Мы придумали эту провокацию специально, что бы сбить нюх ищейкам Властителя, - между тем, продолжил Рябой, - нужно было притупить их бдительность. Пусть соперник, поначалу, окажется осмеянным и покажется не опасным. На него перестанут, обращать внимание и вот тогда начнется его мощная "реклама". Мы тоже обладаем кое, какими возможностями. Властитель контролирует не все газеты и не все каналы видео. Мы обклеим город листовками и плакатами. На подкупленных нами каналах будет развернута широкая пропаганда достоинств Великого Наставника, его необычайных способностей по излечиванию больных. Всё это будет вначале преподноситься без всякой политической окраски, но Властитель и глазом не успеет моргнуть, как популярность вашего Наставника подскочит на недосягаемую высоту. И вот тогда мы совершим переворот при полном одобрении народа. На престол взойдёт Великий Наставник и пусть он продолжает исцелять, принимать поклонения и милостиво отвечать на всеобщую любовь народа. Людям нужен кумир, в котором они могли бы безоглядно верить. Но Вечных кумиров не бывает, время от времени они должны заменяться. И такое время настало. Время смены Кумира!
   Рябой перевел дух. И посмотрел своими ярко - синими глазами на слушателей. Те молчали, не зная, что сказать. Пауза затягивалась, наконец, не выдержал Горбоносый:
   -Ну, хорошо, - сказал он, - но какую роль в вашей авантюре вы отводите нам?
   -Напрасно вы называете наш план авантюрой, - быстро отпарировал Рябой, - мы предприниматели, авантюрами не занимаемся. Всё просчитано до мелочей. Могут, конечно, случится неувязки и сбои, но в основном, должно произойти так, как мы задумали:
   -Есть только одна существенная деталь, - вдруг вырвалось у молчавшего до сих пор Твёрдого, - согласится ли Он?
   -Вы, молодой человек, своевременно задали этот вопрос, - улыбнулся сквозь тонкие напомаженные усики Рябой. Он пристально оглядел подкрашенными глазами всю мощную фигуру Твёрдого и улыбнулся второй раз. Глаза, его стали задумчивыми и какими - то маслянистыми. Они даже поблекли, словно покрылись поволокой. И опять, что - то неприятное зашевелилось, в груди у юноши и снова он не осознал, что именно.
   -В разрешении этого вопроса, этой задачи, этой как вы выразились, существенной детали, я и вызволил вас троих из застенков, куда вы попали тоже, так сказать, с моей подачи. Наша задача: уговорить вашего Наставника!
   -А если Он не согласится? - с вызовом в голосе спросил Горбоносый.
   -Он согласится! Он должен согласиться! - вдруг почти прокричал Рябой.
   -Если он вас любит! Если он к вам привязан! Он согласится!
   -А если не согласимся мы? - снова спросил Горбоносый, но уже другим тоном, предполагая ответ.
   -Вы тоже согласитесь, - так же понизил голос Рябой, усмехнувшись в тонкие усики.
   -Зачем повторяться.В моей власти вернуть вас туда, откуда только что вызволил. Без проблем. Ну, что хотите назад? Так я и думал, - расцвел в улыбке Рябой. Лицо у него тут же покраснело, и рябины стали почти незаметны.
   Затем воцарилось продолжительное молчание. Горбоносый поочередно вопросительно поглядел на братьев. Твёрдый только пожал плечами, а Брат слегка махнул рукой.
   -Вы не оставляете нам выбора, - подытожил молчаливые переговоры Горбоносый, - мы вынуждены согласиться ...
   -Ну, вот и замечательно! - Рябой потер маленькие ручки, с хорошо ухоженными ногтями, ладошками друг о друга.
   -Так что же делать нам? - спросил Горбоносый, с презрительным прищуром поглядев на хозяина рыбной корпорации, поймавшего их на свою удочку.
   -Вы должны написать Вашему Наставнику письмо, которое мы вам продиктуем. Со своей стороны мы тоже составили ему послание с нашими конкретными предложениями. Эти письма доставит адресату наш посланник, - и Рябой своими тонкими пальцами указал на Соседа. Тот скромно потупил взор.
   IV
   Им каждому отвели по комнате в громадном подводном дворце Рябого. Комнаты были вполне комфортабельными и уютными: с кондиционерами, массажными креслами и кроватями, с тренажерными снарядами в одном углу и большим видео экраном в другом. Здесь же, за раздвижной перегородкой находился компактный санузел. Рядом с видео экраном на тумбочке, стоял какой - то незнакомый Твёрдому шаровидный аппарат, соединенный с экраном тонким кабелем. Тут же на тумбочке, в специальной подставке лежали несколько разноцветных шариков размером с кулак. Шарики были пронумерованы с первого по двенадцатый. На вершине аппарата имелось круглое отверстие, совпадающее по размерам с диаметром шариков. Твёрдый взял шарик с номером один и вложил его в отверстие. Шарик медленно провалился в глубь аппарата. На пульте над треугольной кнопкой зажглась розовая точка - лампочка. Твёрдый нажал на кнопку. Видео экран засветился. На нём появилось изображение шикарно обставленной комнаты с мягкими диванами, коврами на полу и на стенах. Посередине стоял столик с сосудами и двумя высокими бокалами. Здесь же стояла ваза, наполненная фруктами. Под тихую музыку в комнату вошли двое молодых мужчин. Зашли они в обнимку, словно влюблённая парочка.
   Потом сели рядышком на диван к столу, выпили по бокалу и стали раздевать друг - друга, ласкаясь, как домашние зверюшки. Затем один полез второму ртом между ног.
   Твёрдый отвернулся от экрана. Ему стало тошнотворно. Он принялся, нажимать наугад на все кнопки подряд и одна из них выключила изображение. Шарик вылез из аппарата. Твёрдый брезгливо взял его двумя пальцами и положил на место. Можно было на этом закончить просмотр, но юношу разобрало какое - то странное любопытство. Он решил узнать, что записано на остальных шариках. В аппарат забрался ещё один, затем другой, третий, и на всех разыгрывались с вариантами примерно одни и те же сцены.
   Голые молодые мужчины устраивали парные или групповые оргии. Разнообразием видео тека в комнате Твёрдого не отличалась. Он уже безнадёжно махнул рукой, но всё же решил попробовать в последний раз и взял из оставшихся белый шарик с седьмым номером на круглом боку.
   Это был какой - то игровой фильм. И с первых кадров Твёрдого поразил необычный яркий, чужой пейзаж, на фоне которого стало разворачиваться действие фильма. На пронзительном голубом небе сверкало огромное желто - огненное солнце. Под его, видно, очень горячими лучами простиралось безжизненно гористая местность. Съемочная камера находилась на одном из невысоких горных уступов. Внизу по пыльной дороге двигалось несколько человек, в длинных мешковатых одеждах. Камера медленно укрупнила план и сфокусировалась на идущим первым мужчине в белом одеянии. От него, даже под этим ярким солнцем, исходило какое - то чистое сияние. И он внешне был очень похож на их Наставника.
   Люди приближались к белокаменному городу, окруженному высокой стеной. Редкие зеленые деревца и чахлый кустарник росли вдоль узкой мелководной речки, протекающей возле городских стен. В речке, стоя по колено в воде, плескалась голая ребятня.
   Городские ворота были распахнуты. Возле них стояла толпа народа с длинными узколистными ветвями в руках. Для вновь прибывших образовался проход. К человеку в белом одеянии, подвели какое - то небольшое копытное животное с длинными ушами. Человек уселся ему на спину и въехал в городские ворота под взмахами множества ветвей и восторженные крики толпы. Всё это действие происходило в полной тишине: то ли Твёрдый не включил звук, то ли фильм был немой.
   Человек на животном въехал в белокаменный город. За ним вошли его сопровождающие. Один из них мельком взглянул на камеру, и Твёрдый на мгновение почудилось, что это он сам на миг посмотрел в зеркало. Он даже отпрянул от экрана, так поразило его сходство с тем человеком из фильма. Он узнал себя. Но в ином мире и, кажется, в другом времени.
   Фильм внезапно прервался. По экрану пошли диагональные полосы, потом замелькали какие - то серые пятна. Затем цветная картинка возобновилась, но это были всё те же "мужские игры". Твёрдый отмотал изображение назад, включил фильм сначала, но увидел лишь полосы и пятна и снова голых похотливых юношей, которые вызывали у него отвращение. Треугольная дверь вдруг сдвинулась в сторону, и на пороге, облеченный в легкий голубой с серебристым отливом халат, появился ... Рябой. Он улыбнулся Твёрдому пухлыми, подкрашенными синей помадой губами и томно стрельнул в него взглядом пронзительных глаз из подведенных ресниц. Борода у него была аккуратно подстрижена и напомажена. На щеках играл искусственный румянец. Весь он источал благоухание. В руке он держал большой флакон с сине - зеленой жидкостью,
   -Можно к тебе в гости? - спросил Рябой, скосив взгляд на экран, где " мальчуганы" приступили к своей любимой забаве.
   -Тебе нравиться это? - не дождавшись ответа на первый вопрос, Рябой задал второй.
   -А что в этом хорошего? - сказал Твёрдый.--Я предпочитаю женщин.
   -Ну, это ты не узнал настоящего мужчину!
   -Рябой уселся в кресло.
   -Мужчины гораздо нежнее женщин. И они преданнее их ... Давай выпьем! - предложил он доставая из нижнего ящика стола два серебристых бокала.
   Он открыл флакон и налил в бокалы до самого верха густой ароматной сине - зелёной жидкости.
   Твёрдому выпивать с Рябым совершенно не хотелось. В этом внезапном посещении он угадал цель. И цель для него очень неприятную.
   -Пей! - Рябой томно протянул ему один из бокалов. Твёрдый взял в руку сосуд. Он показался ему тяжелым, холодным и влажным, словно покрытым потом. Влажным был и флакон, стоящий на столе. Но сам напиток оказался теплым, почти горячим с терпким на вкус ароматом удушливых горько - пряных духов. Пить его было противно, и всё же Твёрдый отхлебнул глоток. Напиток ворвался через горло в желудок и зажегся там, словно огненный шарик. И почти мгновенно по телу растеклось опьянение, и какое - то непонятное сладостное возбуждение. Твёрдый вдруг почувствовал, как сам по себе зашевелился и стал напрягаться его мужской ствол.
   Это движение заметил и Рябой. Он, видно, даже ожидал его. Руки его затряслись. Лоб, даже через обильный грим, покрыл испариной.
   -Можно я сделаю тебе хорошо? - прошептал он и накрыл рукой вздувшийся бугор. Рука расстегнула кнопки на брюках и полезла ещё дальше. Следом двинулась бородатая голова с выступающем из - за рта длинным красным языком, рот Рябого тяжко дышал от вожделения. Губы уже коснулись возбужденного ствола, когда с Твёрдым, внезапно, что - то произошло. Он резко отстранился от Рябого и отодвинулся вместе со своим креслом. Рябой ткнулся бородой ему в сапоги. Оказался на коленях и ошарашено поглядел на юношу. - -Ты меня не любишь? - пробормотал он слюнявыми губами.
   -Полюби меня, - произнес он более громко с мольбой в голосе, - я сделаю тебя начальником своей охраны. Ты будешь, богат, очень богат! Только позволь мне иногда быть твоим! Недолго, всего несколько мгновений! А в другое время можешь иметь, сколько хочешь женщин! Я ревновать не стану. Ты мне очень понравился. Я тебя озолочу. Уступи моему капризу. Ну, что тебе стоит?
   Твёрдый, отъехав на кресле в угол, смотрел оттуда на коленопреклоненного Рябого.
   Он стал приходить в себя. Возбуждение, вызванное, очевидно, небольшой дозой напитка, проходило очень быстро. И этот женоподобный рыбный магнат стал вызывать у него ещё большую неприязнь.
   Вдруг дверь снова сдвинулась с места, и в комнату не вошел, а вбежал, чем - то возбужденный Сосед. Увидев картину страстного объяснения, он понял, всё и от возбуждения не осталось и следа.
   -Ты хотел изменить мне, - проговорил Сосед упавшим голосом, обращаясь к Рябому.
   Рябой с трудом поднялся с коленей. Лицо его изменилось буквально на глазах. Из униженного просителя он мгновенно превратился во властного хозяина.
   -Почему тебя пропустили сюда? - почти завизжал он, глядя снизу вверх на Соседа. Тот сперва опешил, затем попытался взять себя в руки.
   -У меня было к тебе срочное сообщение, - сказал он уже более твёрдым голосом.
   -Что за сообщение? - спросил, нахмурясь, Рябой.
   -Он согласился, - коротко произнёс Сосед.
   -Ну, что же замечательно, - Рябой потёр ладошки друг о друга и улыбнулся довольно искоса взглянув на Твёрдого. Юноша понял, о ком шла речь в этом сообщении Соседа. Значит, план Рябого начал претворяться в жизнь. А они, трое, остаются заложниками.
   Рябой и Сосед скрылись за дверью. Но перед уходом Сосед "одарил" Твёрдого таким взглядом, что тот сразу понял, что заимел ревнивого врага.
   Следующие одни за другими дни проходили вереницей в комфортном заточении. Твёрдый ел, спал, "качался" на тренажере. Видео не смотрел, зная, что записано на "шариках". И всё
   больше находился наедине со своими мыслями. Он вспоминал Наставника, его горькое пророчество о скорой гибели их Планеты и его желании предотвратить эту гибель, спасти людей. Он искренне верил этим словам, и страх закрадывался в душу юноши. Но где - то в её глубине жила надежда, на несбыточность этого пророчества, наивное детское желание счастливо избежать неизбежного. И в нём жило то самое иное существо из другого мира, из другого времени - мальчик, чьими глазами Твёрдый видел сны об этом ярком солнечном мире, которого ещё нет, но он непременно будет в далёком необозримом времени и пространстве. Он нащупал у себя на груди, висящую на цепочке пирамидку, полученную им от Наставника, как и всеми остальными Учениками. Пирамидка приятно грела грудь. От неё лилось какое - то удивительное умиротворяющее тепло и она, даже в темноте, переливалось всеми цветами, начиная от красного и заканчивая фиолетовым. Может быть, по этому в душе Твёрдого быстро глохли приступы страха и отчаяния, время от времени проникавшие туда. Пирамидка успокаивала нервную систему. Сердце работало ровно, словно часы, Твёрдый засыпал. Он видел сны ...
   V
   ... Он проснулся от холода. Инстинктивно, чтобы согреться, подтянул ноги к животу, обнял колени руками и ощутил ладонями высокие грубые голенища сапог. Стал ощупывать себя дальше и понял, что одет в плотные матерчатые брюки, вправленные в эти самые сапоги. Дальше следовала какая - то куртка, подпоясанная широким кожаным ремнем с пряжкой. А сверху экипировка, оканчивалась каким - то неудобным тугим одеянием, прикрывающим грудь. Руки от него оставались свободными, но это не делало его менее неуклюжим. Под левым боком ощущался ещё какой - то неудобный продолговатый предмет с узким холодным металлическим верхом и более теплым и широким деревянным низом. Сбоку от этого предмета гладким рогом отходило кривое твёрдое ответвление. Голову прикрывал странный круглый металлический колпак, а всё озябшее тело длинный неудобный плащ.
   Лежащий приоткрыл глаза. Вокруг стояла сумеречная мгла, перепелёнатая белым саваном туманных лоскутов, неподвижно заставших в безжизненном воздухе. И сквозь эту мутную пелену высоко, в ещё темном, но уже кое - где блеклом небе, виднелся бледно оранжевый, размытый туманом круг - источник тусклого неясного света.
   С каждой минутой после пробуждения бледный круг опускался всё, ниже за какую - то темную преграду, пока не скрылся совсем, оставив только тонкую полоску вдоль чёрного края высокой остроносой пирамиды. А с противоположной стороны, из - за таких же мрачных вершин вдруг прорезалась яркая огненная спираль, которая стала на глазах разрастаться пока не превратилась в слепящий полуовал, осветивший всю тьму вокруг. И вокруг зашевелились темные силуэты, прикрытые серо - зелёными плащами. Из лежащих, фигуры превращались в сидячие. Некоторые уже вставали на ноги, подгоняемые негромким, но твёрдым голосом: "Подъём, подъём!" Это говорил один из людей, проснувшийся, видно, первым. У него на голове была не каска, а какая - то мягкая фуражка с коротким матерчатым козырьком, с эмблемой в виде овала из лучей и пятиконечной звезды, с каким - то кривым знаком в центре.
   Подъем состоялся в считанные минуты. Оправка, построение. Их было человек пятьдесят - молодых парней во главе с тоже молодым, но уже усатым командиром, решительным и целеустремленным. И задание у них имелось тоже вполне конкретное, и они готовы были его выполнить все, кроме одного - белокурого солдата, который, проснувшись, не знал, где он оказался и зачем стоит в строю и слушает краткие распоряжения усатого начальника.
   -Ходу нам около получаса, - тихо говорил тот, - а потом, мужики, действуем строго по диспозиции. И, чтобы у меня без дрейфа! Кто сдрейфит, тот и сдохнет! Ну, а теперь цепочкой вниз в долину. И не отставать! Нога к ноге!
   Вокруг плотной стеной стояли горы, невысокие, но кряжистые и крутые. Вылезшее из - за них солнце, ярко освещало это мрачное серое нагромождение уступов и обрывов, кое - где поросшее чахлой серо - желтой травой. Утренний туман рассеялся, и солнце уже стало слегка согревать замершие за ночь тела идущих вниз по узкой тропинке солдат. Тропинка петляла между скал, и нужно было следить за каждым своим шагом, чтобы не отступиться и не сбиться с общего ритма движения колонны.
   Белокурый солдат шёл в середине цепочки, стараясь, нога в ногу попадать за идущей впереди спиной в защитной гимнастерке с белыми, просоленными потом разводами и такими же подмышками. Тесемки бронежилета, надетый на спину вещмешок со свернутой плащпалаткой, сухим пайком подсумок, короткий пахнущий смазкой автомат с отвернутым штык - ножом. Другой нож, висящий на поясном ремне. Здесь же гнездовище для круглых, как яблоки, гранат. Фляга с водой и пистолет в кобуре. Вся эта тяжеленная амуниция с непривычки давила на тело, казалась многотонной тяжестью. К тому же, он почувствовал, что левая нога, обутая в грубый кирзовый сапог оказалась натёртой, видно, ещё с прошлого беспамятного дня. Портянки он, по недоумению, не перемотал и левая сбилась, до боли мешая идти. Но останавливаться было, нельзя и солдат шел, стискивая зубы, стараясь не хромать. Ко всему прочему, большая не по размеру каска всё время спадала на глаза, и ему приходилось приподнимать её край пальцами с грязными, нестрижеными ногтями. Пот ручьями стекал по лицу с тонкой "трехдневной" щетиной. Скорее всего, они в походе уже приличное время.
   За ним так же сдавлено дышали другие. Мерный топот сотни ног легким эхом отзывался в расщелинах скал. Впереди двигался командир. Он почти бежал, убыстряя ход цепочки. Понимал, что запоздал со спуском, что солнце уже поднялось. Пожалел солдат и, кажется, погубил задание. Но отступать уже было поздно. Надежда ещё есть. Праздник у тех, вчера был какой - то. Жрали всю ночь. Может, дрыхнут до сих пор?
   Цепочка спустилась в небольшую долину и по приказу командира рассыпалась и залегла за многочисленными валунами, разбросанными почти полукругом в сотне шагов перед большим, похожим на крепость, домом, обнесенным высокой каменной стеной с плотно закрытыми железными воротами. В стене и в нижней части ворот виднелись продолговатые отверстия, похожие на бойницы. Оттуда торчали автоматные стволы. На плоской крыше дома за бетонным возвышением, даже издалека был хорошо заметен большой зенитный пулемет, устремивший свою длинную чёрную трубку в безоблачное голубое небо. Возле пулемета кажется, никого не было. И автоматные стволы торчали видно просто так, для отстраски. Возле бойниц никто не стоял. Во всяком случае, командир в свой очень сильный бинокль никого не разглядел. Потеряли бдительность. А, может, ловушка? Засекли ещё на спуске. Специально попрятались и ждут, когда в открытую подойдут солдаты и перестреляют их как куропаток на выпасе. Но сидеть и ждать тоже не имеет смысла, время идет неумолимо. Утро уже вступило в свои права. Солнце вылезло из - за гор и вовсю сверкает в долине. Нужно спешить. Задание необходимо выполнить любой ценой.
   Белокурый солдат, как и все остальные, лежал за каменным валуном, кое - где поросшим чахлым темно - зеленым мхом. За недолгое время этого стремительного марш- броска парень очень устал. И теперь прилёг за валуном, переводя дыхание и отдыхая. Сапог сильно натёр ногу. Нужно было снять его и перемотать портянку. Но он почему - то пока на этот процесс не решался.
   В голове стояло недоумение. Оно не проходило с самого момента просыпания. Как он оказался здесь? И где он оказался? Попал в армию? Но ему ведь только семнадцать лет! Или двенадцать? Сон и явь смешались в одном клубке. И он в нём запутался, словно мотылёк в паутине. В паутине времени.
   Судя по всему, это не простые учения, а максимально приближённые к боевой обстановке - так, кажется, говорят военные. А, ведь, он не умеет обращаться с оружием. Нет, понаслышке, конечно, представляет, как нужно стрелять. Но, если сейчас дадут приказ, он и выстрелить не сумеет. Надо хоть на взгляд разобраться с автоматом и посмотреть, как другие со своими обращаются.
   Рядом за соседним валуном пристроился конопатый солдат. Он тоже, только что отдышался, но пот ещё тёк по его пятнистому лицу из под каски несколькими тонкими струйками. И он уже передернул затвор автомата, пристально вглядываясь в сторону дома - крепости. Белокурый юноша повторил все его манипуляции с автоматом. И вдруг испуг муторной волной прокатился по всему телу. Пальцы, сжимавшие оружие затряслись от поразившей его мысли: а вдруг это не ученья, а будет настоящий бой и в магазинном рожке не холостые, а боевые патроны? Он оглянулся вокруг и окончательно убедился в своём предположении.
   Солдаты явно готовились убивать пока невидимого противника. Из подсумок доставались гранаты. К стволам автоматов пристегивались штык - ножи. За дальним валуном двое расчехляли и готовили к применению, какое - то, похожее на небольшую трубу, оружие. "Гранатомёт" подсознательно всплыло в голове название "трубы". По другую сторону устанавливался на треногу тяжелый станковый пулемёт.
   Вот, по почти неразличимому приказу командира, двое солдат с гранатомётом, совсем не прячась, пробежали примерно с половину расстояния до дома и, наведя свою трубку на ворота, пальнули в них. Снаряд со свистом преодолел свой путь, гулко ухнул и с оглушительным треском разнёс железные половинки, образовав порядочную неровную дыру. И почти следом с паузой, всего в несколько секунд, раздался второй взрыв. Одна створка накренилась и рухнула на землю. На бетонном уступе плоской крыши возле пулемёта показалось взлохмаченная бородатая голова. Ствол пулемёта стал разворачиваться вниз, но как - то очень медленно, неповоротливо. Со стороны валунов злобным псом рявкнула очередь. Пули взбили бетонную преграду фонтанчиками серой крупы и пыли. Ствол пулемёта перестал опускаться. И тут же гранатомёт выплюнул третий заряд, точно накрыв пулеметное гнездо всполохом серого бетонного разрыва. Раскореженный черный ствол бессильно свалился на крышу.
   -Ну, мужики, пошли! - слабо донёсся после этого грохота голос командира. Солдаты выскочили из - за своих валунов - укрытий и нестройной цепочкой побежали в сторону дома.
   Белокурый юноша немного задержался, но тоже поднялся и, подчиняясь общему порыву, побежал на трясущихся ногах вслед за мелькающей впереди защитной спиной конопатого. Про свой автомат он совсем забыл, и тот болтался на груди, мешая движению. Нога в сапоге заныла саднящей болью. Боль эта отвлекала его внимание от быстро развивающихся событий, и двигался он почти автоматически, в общем - то, не понимая, куда и зачем бежит.
   А бежал он прямо на развороченные взрывами входные ворота, которые зияли перед глазами дымящимся черным провалом.
   Вдруг слева от входа несколько бойниц, ожило короткими трескучими очередями, ударившими прямо по бегущей цепочке солдат. Двое словно воткнулись на бегу в невидимую преграду и, взмахнув руками, свалились на каменистую землю. Остальные бега не остановили, а только пригнулись, стреляя на ходу по амбразурам. Над головой у белокурого солдата что - то свистнуло и ушло далеко за спину. Он и не сообразил, про пулю. Вторая ударила возле натертой ноги, взбив пыльный бурунчик и, с противным визгом, отлетела от каменистой почвы куда - то в сторону. Но он уже окончательно перестал осмысливать в себе сущность происходящего. Сознание, словно перешло на какой - то другой уровень, похожий на яркий и реальный сон. И спящий участвовал в его действии, как актёр, зная, что это всего лишь спектакль, и он скоро уйдет со сцены в настоящую реальность.
   Солдаты, потеряв ещё трёх человек, подбежали к каменной стене и прижались у её основания, обрезая угол обстрела для засевших возле бойниц. Двое солдат оказались возле самых развороченных ворот. Конопатый прислонившись к стене, тяжело и часто дышал. Пот потёк у него по лицу, оставляя на нём светлые разводы. Судя по всему, и его напарник выглядел со стороны не лучше. Несколько секунд они приходили в себя от быстрого бега под обстрелом. И вдруг возле их ног сверху упала граната. Один из солдат даже не понял, что свалилось. Второй среагировал моментально. Он схватил круглую "лимонку" и, швырнув её назад вверх за стену, прохрипел, выпучив страшные зеленые глаза:
   -Ложись! - и плюхнулся каской в основание стены, другой неуклюже упал рядом. Наверху что - то резко треснуло, словно в стену попало прямой наводкой молния. На спину посыпались разномерные камешки. Один больно ужалил натёртую ногу, попав в неприкрытое бедро. Вставать, не хотелось. А его уже тормошили руки конопатого:
   -Петька, ты живой? - спросил он таким же хриплым, но более тихим голосом.
   -Живой, - пробормотал Петр в твердую каменистую землю.
   -Ну, тогда вставай, чифая брать пошли, - и выругался матёрно.
   Пётр с трудом перевернулся с живота на спину и сел, прислонившись к стене. Голова кружилась, в ушах гудело от взрыва гранаты, а глаза с трудом различили, бегущие в чёрный провал ворот серые силуэты солдат.
   Ты что, контужен? - снова закричал в гудящее ухо конопатый, тряся его за плечи.
   Не знаю, - опять пробормотал Петр и сделал попытку подняться на ноги. Попытка удалась не сразу. Но всё же, удалась. И он, превозмогая головокружение, и слегка поддерживаемый конопатым, вошёл вместе с ним в крепостные ворота. И сразу же чуть не споткнулась о труп убитого солдата. Тот лежал на спине, широко раскрыв глаза. Автомат валялся рядом. Поодаль прислонившись к стене, и завалившись на бок, лежал ещё один мертвец, в каком - то большом несуразном берете с окровавленным лицом, опоясанным густой черной бородой. Двое таких же бородачей валялись в глубине двора вперемешку с несколькими солдатами. А двор гудел глухим треском автоматных очередей. Из узких окон дома по нападавшим, велся жидкий но прицельный огонь, на который они отвечали плотными злыми очередями, защищая своих гранатометчиков, которые уже прицеливались снести, обитую железом, входную дверь.
   Короткая очередь ударилась в метре от вошедших последними во двор. Оба солдата отпрянули в сторону, и конопатый навскидку резанул из своего автомата по узкой амбразуре, расположенной почти на самом верху, под плоской крышей. Пули взбили бетонную стенку вокруг черной прорези. Не дожидаясь результатов своей стрельбы, конопатый дернул, Петра за рукав куртки и оба они забежали за угол дома, как раз в ту секунду, когда бойница ответила новым коротким пулевым плевком.
   Они прижались, к стене дома и вдруг стена под плечом Петра сошла, с места и развернулась, под углом образовав вход, очевидно потайной. Конопатый только произнёс короткое "О" и тут же нырнул в этот темный лаз. Петр последовал за ним, наклонив голову в каске, когда он приподнял её, то оказался в слабо освещенном, откуда - то сверху длинном коридоре, который оканчивался деревянной дверью, обитой медной окантовкой. Конопатый, подойдя к двери, дернул за медную фигурную ручку. Дверь неслышно, совсем без скрипа, открылась. Перед ними вверх поднимались ступени добротной лестницы с перилами по правую сторону. Солдаты стали тихо, затая дыхание, подниматься по этой лестнице на второй этаж. Там имелась ещё одна дверь открывающаяся внутрь. Конопатый толкнул её. Перед глазами Петра предстала комната, закрытая по всей высоте витиеватой решеткой, фоном которой служила расписная шелковая ткань, скрывающая внутренности комнаты. За этой ширмой слышался чей - то тихий плач и вскрики, заглушаемые грохотом идущего внизу во дворе боя. Там, внизу, что - то ухнуло, резонансом потряся весь дом, усилив затихший было плач и вскрики. Кричали явно женщины.
   Конопатый просунул руки между переплетениями решетки и дернул за штору. Ткань с первого раза не поддалась. Рука рванула второй. И только с четвертой попытки штора сорвалась с невидимых петель и мягко упала вниз, в стороны открыв просторный интерьер в восточном стиле с низкими кушетками, заваленными пуфиками и подушками. Стены и пол в ярких пушистых коврах, напротив находились несколько узких (не больше полуметра) за- решетчатых окон, с только что пробитыми пулями стеклами. А в дальнем углу на одной из кушеток прижавшись, друг к другу сбились в кучу несколько женщин, совсем не восточной наружности. Кое - кто из них тихо плакал, уткнувшись в колени лицом. Другие в испуге вздрагивали от каждой глухой очереди во дворе. На появившихся за решетчатой перегородкой двух солдат, они по началу не обратили внимания: так те бесшумно подошли. Даже после того, как они сдёрнули покрывало. Женщины были поглощены страхом. И только возглас конопатого "Да, это наши девчонки, русские!", заставил их обернуться в сторону решетки. Они вскочили на ноги и сначала удивленно с испугом, а затем радостно посмотрели на подошедших, и тут же все дружно подбежали к решетке. Все они были симпатичными, а две - три, прямо красивыми. Они сгрудились перед зарешеченной дверью, закрытой снаружи на висячий замок. Одни улыбались, другие стали смотреть пристально и напряженно. И снова испуг отразился на их лицах.
   -Не бойтесь, девчонки! - сказал конопатый, - сейчас мы вас освободим.
   -А кто тебя об этом просил? - вдруг воскликнула одна из девушек - высокая брюнетка с голубыми глазами.
   -Может, нам здесь хорошо было, а вы явились - освободители! - в растяжку проговорила она, сделав на лице, кислую мину.
   Конопатый, да и Пётр тоже, опешили от такого внезапного заявления. Но тут голос подала другая девушка с каштановыми волосами и чуть карими раскосыми глазами:
   -Да не слушайте вы её ребята! - воскликнула косоглазка.-Она у Чифая - любимая жена: вот и изгаляется! В союз не охота ей ехать. Голодно там, говорят.
   -А, где он столько русских - то вас набрал? - спросил конопатый, прилаживаясь, как бы сбить замок автоматом.
   -Да здесь и набрал, - вмешалась ещё одна, русоволосая.
   -По госпиталям и столовым наворовал. Проникают они к нам в части по одиночке, парами, тройками. Кто склады взрывает, а вот наш девчонок симпатичных воровал, к себе в гарем.
   -Да, губа у него - не дура, - чуть усмехнувшись, тихо проговорил конопатый, повернувшись к Петру.
   Чем замок ломать будем? - спросил он, словно, его и самого себя одновременно.-Хоть из автомата отстреливай!
   И эта фраза вдохновила его на действие.
   -А, ну - ка, отойдите, девчонки, подальше, - сказал конопатый, передергивая затвор "калаша".
   -И ты встань за спину, - обратился он уже к Петру, - а то, как бы рикошетом не задело.
   Автомат коротко треснул. Пули ударились в дужку замка и с противным визгом отскочили в открытую дверь, ведущую вниз, в коридор. Замок отлетел в сторону и мягко шлепнулся на ковёр. Конопатый дернул на себя витиеватую дверь - решетку и зашел в гарем. Петр последовал за ним.
   Женщины уже не радостно, а настороженно стояли в глубине комнаты, поглядывая на вошедших солдат и, очевидно, не зная, как себя вести. Не знали, как себя вести и освободители. Пауза затягивалась. За окнами гремел бой.
   И вдруг из дальнего угла комнаты гарема с диванчика поднялась ещё одна, незамеченная до этого, женщина, со медными, убранными на затылок волосами. Она взглянула на Петра большими синими глазами и бросилась к нему, обняв руками за шею. Петр опешил, но не отстранился. Женщина целовала его в небритые щеки мягкими губами. По её лицу текли слёзы.
   -Ты пришёл, - шептала она, слегка задыхающимся голосом.-Я так ждала тебя! И уж не надеялась. А ты пришёл!
   Какое - то смутное воспоминание всплыло из дальних глубин памяти. Неведомый вначале образ женщины вдруг стал обретать знакомые черты. Да, он ведь её хорошо знал . Знал в каком - то другой, забытой им сейчас жизни. А подсознание выдавало лишь одну "картинку". Полутемная комната, освещенная только боковым желто - оранжевым светом полной луны и два юных тела, сплетенных на белых простынях кровати. Как же её зовут? Как и луну - Селену, Еленой.
   Лена! Но почему они встретились здесь, видно, в чужой горной стране, с которой воюет его страна? И он - солдат. То ли захватчик, то ли - освободитель? Автомат мешал прижать к себе Лену. Пётр одной рукой сдвинул его за спину. Другой расстегнул под подбородком ремень каски и сбросил круглый шлем на мягкий ковёр. Потом приподнял вверх заплаканное лицо молодой женщины и поцеловал её в губы. Лена жарко ответила на поцелуй.
   Они стояли так несколько минут на всеобщем обозрении, у Петра кружилась голова, и он уже позабыл, где находиться. Теплые женские губы магически подействовали на него. Он целовал их, а кружение захватило уже не только голову, но и всё тело. Закрытые глаза усиливали эффект, и Петру казалось, что он летит, падая в какой - то круговорот, из которого никогда не будет возврата и выхода.
   Но это продолжалось всего лишь пару минут. Внезапно, чьё - то резкое движение оторвало Лену от Петра. Лена вскрикнула. За спиной закричали и другие женщины. Петр открыл глаза. И несколько секунд никак не мог прийти в себя. Комната, наполненная людьми, всё ещё кружилась перед взором. А в центре неподвижно замерло лицо Лены с испуганными потемневшими глазами. У её правого виска торчал длинный металлический предмет с рукояткой, схваченной волосатыми пальцами. Позади виднелась чья - то бородатая лысая голова. Голова таращила на Петра выпученные черные глазищи. Рот, изрыгал какие - то ругательства на непонятном языке. И лицо орущего было Петру очень знакомо. Он где - то много раз его видел, но сейчас вспомнить не мог. Некогда было вспоминать. Тот, бородатый, держал возле виска Лены пистолет и орал что - то на своём языке, обращаясь явно к двум русским солдатам. И он отступал, от них в сторону коридора прячась за женщину, словно за щит.
   -Чифай, - услышал Петр, позади голос конопатого.-Откуда он, гад, появился? Уйдёт ведь, падло.
   Автомат висел у Петра за спиной. Да и что толку от него? Как тут выстрелишь? Он всё равно успеет первым. Ему только нажать душку.
   -Нужно отвлечь его, - вполголоса говорил сзади конопатый.-Отскочи в сторону. Он на тебя среагирует, а я его шлепну. Я "калаш" снял с охраны.
   Шли драгоценные секунды. Чифай шаг за шагом отступал назад к коридору, таща за собой испуганную Лену!
   -Ну! - почти крикнул конопатый.
   Петр прыгнул вперед навстречу Лене. Она, словно поняв его движение, резко присела под ноги Чифаю. Тот, падая, вскинул пистолет в сторону летящего на него Петра. И в последнюю долю секунды Пётр вспомнил на кого похож этот лысый чернобородый афганец. На отчима ... "Отчим" выстрелил в "пасынка". Петр почувствовал сильный удар в грудь. От удара сердце словно подскочило к горлу. Послышался женский визг, и следом короткая автоматная очередь. Пуля застряла в бронежилете. Пётр потерял сознание ...
  
   VI
   ...Он очнулся и долго лежал, прислушиваясь к звукам за дверями и к отблескам сна внутри себя. Отголоски с каждым мгновением затихали в глубинах пробудившегося сознания. Звуки за дверью с каждым мгновением усиливались. За плотной дверью слышались отголоски, какого - то треска, словно где - то там, в коридоре, замкнула электропроводка.
   В начале Твёрдый не понимал, что там происходит. Кроме треска до слуха доходили неясные крики и шум, похожий на падения людских тел. Затем дверь резко отошла в сторону, и перед взором проснувшегося предстало несколько человек в чёрной блестящей форме с излучателями наизготовку. Первой в комнату вошла женщина с ярко - рыжими волосами, обтянутая чёрным блеском комбинезона с серебряными пряжками и кнопками от подбородка до живота. В руке она держала короткий излучатель, ствол которого ещё не остыл и отливался темно - багровым.
   -Ты должен пойти с нами, - негромко сказала она знакомым голосом.
   Твёрдый поднялся с кресла, на котором заснул и видел сны. Не только голос, но и весь облик стоящей перед ним рыжеволосой теперь показался ему очень знакомым. Они где - то встречались и, кажется, совсем недавно. Долго вспоминать ему не пришлось.
   Существо его вспомнило само. Женщина тоже поняла, что он её узнал и уже измененным тоном, где слышались утробные нотки прошлой близости, проговорила:
   -Я искала тебя. Ты нужен мне, - и дотронулась рукой в перчатке до его лица. А потом, словно спохватилась и отдернула пальцы.
   -Тебя и твоих друзей ждут, - снова по - другому сказала она.-Ждут в Храме любви.
   -Кто? - спросил Твёрдый и за миг до ответа ощутил его:
   -Главный смотритель Шара хочет с вами поговорить.
   -Зачем мы ему?
   -А ты не знаешь, что произошло?
   Твёрдый непонимающе мотнул головой.
   -Однополые подняли мятеж. Треть Города сейчас в их руках. Во главе стоят Рябой и ... ваш Наставник.
   -Он принял их ультиматум ... из - за нас ...
   -Твёрдый сообразил, что тон у него извинительный, и дальше фразу продолжать не стал.
   -Собирайся, - сказала рыжеволосая, - нам нельзя терять время. Мы и так с потерями прорвались сюда, в штаб Рябого, через тайный тоннель.
   -Ну, что же, пошли, - Твёрдый двинулся к выходу. Люди в черном расступились перед ним. Он вышел в коридор. Голубые стены окрасились красными брызгами, и обоженными дырами. На полу в лужах крови лежали несколько человек в синих мундирах с рыбками в петлицах. Чуть дальше один на другом неподвижно застыли двое в черном.
   -Скорее, - слегка подтолкнула его в спину рыжеволосая спутница.
   Твёрдый перешагнул, через лежащий на пути труп и в окружении бородатых охранников, и в сопровождении девицы, быстро пошёл по широкому коридору, освещенному мерцанием голубых шарообразных ламп. Кое - где лампы или потухли или были разбиты во время недавнего боя, и в коридоре царил призрачный полумрак.
   Они подошли к боковой галереи, когда из неё внезапно выскочили несколько человек в синих мундирах.
   -Ложись! - донеслось за спиной. Твёрдый бросился на пол. Над головой прошипели раскаленные шарики. Два охранника в черном упали с глухими стонами. Остальные открыли ответный огонь. Перестрелка продолжалась, несколько отрезков. Твёрдый только один раз поднял голову, как огненный шарик разорвался рядом, проделав дыру в пластиковом полу и обдав край одежды каплями раскаленной плазмы. Затем хлопки выстрелов, шипение разрядов и крики стреляющих стихли.
   -Поднимайся, - сказал за спиной женский голос.-И быстрее, вон туда, в конец коридора!
   Твёрдый поднялся сначала на руки и вдруг заметил, что левая забрызгана большими красными пятнами. Рядом уткнувшись, лицом в пол лежал бородатый охранник в черном мундире, прожженным в нескольких местах плазменными шариками. Из под убитого по полу растекалась большая лужа крови. Ещё двое застыли чуть поодаль.
   Один, прислонившись спиной к стене коридора, другой, распластавшись неподалеку. Пятеро в синих мундирах лежали вповалку в узком проходе боковой галереи.
   Сзади Твёрдого снова легонько подтолкнули. Он вновь перешагнул через убитого и двинулся дальше, сопровождаемый несколькими оставшимися в живых черными бородачами. Медноволосая женщина с коротким излучателем в руке обогнала его и теперь шла чуть впереди. От её блестящих волос тонко несло дорогими духами, смешанными с запахом гари. И такое сочетание будило полузабытые ощущения, совершенно неуместные в подобной обстановке. Женщина, с которой он имел, первую и единственную близость шла впереди, и в обтянутой комбинезоном красивой фигуре чувствовалась вожделенная грация соблазнения. Она прекрасно знала, что он на неё смотрит, и знала как! А влияние опасности обостряло это чувство.
   Сбоку в коридоре внезапно открылся незаметный с первого взгляда проход. Из него показалась бородатая голова. Вся компания устремилась внутрь прохода. И вовремя. Позади раздался шум и топот множества ног. По уходящим в стену ударил залп. Плазменный вихрь расплавил пластиковую обивку задвигаемой двери. Несколько шариков успели пролететь внутрь и разорвались, ударившись в каменную стену бокового прохода.
   Дверь за спиной поспешно задвинулась. Щелкнул какой - то запор с наружной стороны раздались удары и еле слышные крики. У охранников в руках вспыхнули электрические фонари. Они осветили тех, кто уже находился в этом тайном боковом проходе. Два лица были Твердому очень хорошо знакомы. Брат обнял его. Горбоносый просто дотронулся вытянутой рукой до плеча, как было принято при приветствии. Твёрдый тоже положил свою ладонь на плечо Горбоносого. И вдруг из - за его плеча выглянула ещё одна знакомая физиономия, Твёрдый тоже узнал её сразу. В свете фонаря ему ухмыльнулся и, как - то двусмысленно подмигнул ... Сосед. А он, как здесь оказался? Ведь он - правая рука Рябого. Если не сказать большее ...
   -Уходим! - произнёс в темноте голос медноволосой женщины. Все поспешили во мрак тоннеля. Лучи фонарей вырывали из этого мрака куски каменных стен и потолка, сочившегося каплями холодной, очевидно, морской воды. Под ногами тоже было сыро. Какие - то длиннохвостые с чешуйчатой кожей зверьки с противным визгом выскакивали из луж у самых ног и стремглав мчались куда - то в темноту. Один из охранников, не удержавшись, выстрелил по ним, но промахнулся. Плазменный шарик вскипятил лужу, распугав множество других зверюшек. Панический визг эхом отражался от каменной сферы тоннеля и двигался впереди идущих людей.
   Охранники во главе с медноволосой, судя по всему, очень торопились. И этот скоростной ритм движения заставлял ускорить шаг и троих, то ли освобожденных, то ли заново плененных. Хотя их никто и не подгонял, они шли так же быстро, как и остатки отряда охранников.
   Ноги у всех уже давно промокли, а тоннелю, казалось не, было конца. Они все шли, шли, шли. Медноволосая впереди. Чуть позади сбоку в отблесках фонарей мелькал силуэт Соседа. По бокам и сзади хлопали по лужам сапоги охранников. Пленники шли в середине. Этот переход по бесконечному тоннелю, в конце концов стал утомлять даже молодого и здорового Твёрдого. А что говорить о пожилом Горбоносом. Тот такого темпа явно не выдерживал и тяжело сдавленно дышал. И вот он остановился, схватившись рукой за сердце. Твёрдый и Брат подхватили его с обеих сторон.
   -Всё не могу больше, - прошептал Горбоносый, оседая на руках братьев. Сзади на остановившихся наткнулись охранники. Один из них толкнул Твёрдого в спину излучателем.
   -Не останавливаться! - тяжело выдохнул он. Видно тоже устал.
   -Вы, что, не видите? Ему плохо! Он идти не может! - зло проговорил Твёрдый.
   -Нельзя останавливаться! - упрямо прохрипел охранник и добавил, - несите его на руках.
   И ничего другого не оставалось делать. Братья перекрестили руки, сомкнули их друг у друга на запястьях. И на них, как на стул, усадили Горбоносого. Он обнял молодых людей за плечи. Путь, уже более медленный, продолжился. А через некоторое время медноволосая остановила процессию. Братья разжали руки и Горбоносый встал на мокрый каменный пол. Перед ними куда - то высоко вверх уходила поржавелая металлическая лестница. На неё первым и забрался один из охранников, затем второй, третий. Следом рукой в чёрной перчатке за лестницу ухватилась медноволосая. Она быстро стала подниматься, словно и не устала за время длительного перехода. Твёрдый стал забираться за ней. Иногда он приподнимал голову и в неярких отблесках фонарей видел только плоские подошвы её обуви, да изредка, обтянутый чёрной блестящей материей круглый женский зад. При подъеме это мимолетное зрелище никаких ассоциаций не вызывало. Подниматься было нелегко даже такому здоровяку, как Твёрдый. В узкой лестничной шахте оказалось мало воздуха, и ползущий позади Горбоносый, задыхался. Твёрдый явственно слышал его хриплое сдавленное дыхание. Предпоследним лез Сосед, а замыкал восхождение ещё один охранник.
   Лестничные ступеньки оказались не только ржавыми, но и влажными, что делало подъем ещё труднее и неприятнее. Но, наконец, наверху что - то негромко брякнуло, и сразу стало легче дышать. И подниматься стало легче. Твёрдый вслед за медноволосой Спутницей выбрался из люка на грязную, замызганную мостовую. Они оказались среди мусорной свалки. Вокруг стояли забитые до верху баки, которые уже давно никто не чистил и не убирал. Вместо свежего воздуха на людей дохнуло зловоние. Неподалеку на куче отбросов лежал полуразложившийся труп. От него ужасно смердило.
   -Быстрее отсюда! - воскликнула медноволосая, прикрывая ладонью рот и нос.
   Все скорым шагом выбежали из мрачной мусорной арки на еле освещенную тоже замусоренную улицу. И снова наткнулись уже на несколько трупов, лежащих на тротуаре. Окна в домах не светились, а улицу освещали не фонари, а всполохи оранжевого огня, вырывающиеся из окон одного из домов. Живых людей поблизости видно не было.
   -Вот до чего довели однополые! - в сердцах сказала медноволосая.
   -Их только вчера выбили отсюда. Они ненавидят женщин. Убивают их без жалости. Нам нужно торопиться, - добавила она уже другим тоном.
   Почти прижимаясь к стенам темных громадных зданий, они, как могли быстро, двигались по направлению к центру Города. Везде натыкались на следы недавнего боя. Два сожженных боевых экипажа перегородили улицу. Рядом лежали несколько человек в синих мундирах. Их никто не убирал. Высоко над домами под самым куполом терминального колпака слышался свистящий гул нескольких винтолетов. Они летели к портовой окраине для бомбардировки позиций однополых.
  
  

К Н И Г А 2

  

"ЦВЕТОК РАЗДОРА"

  

ДЕНЬ IV

   I
   Площадь перед Храмом Любви со всех сторон была окружена высокими
   железобетонными плитами. И лишь со стороны "главного подъезда" имелась узкая входная калитка, буквально на одного человека. Здесь находился усиленный охранный пост. А по всему огороженному периметру площади, сменяя друг друга, дежурили вооруженные до зубов охранники из личного полка Властителя, одетые в черно-серебристые мундиры.
   В Городе было объявлено военное положение в связи с мятежом однополых. Подача света, тепла и воды сократилась до минимума. Атомные электростанции были взяты под усиленную охрану. Именно вокруг них и происходили самые ожесточенные бои. Однополые, естественно, стремились захватить основные коммуникации, чтобы затем диктовать свои условия. Но их атаки были отбиты, и мятежники откатились на окраины, где стали опять концентрировать силы для нового нападения. Создалось неустойчивое равновесие, которое в любой момент могло заново перерасти в столкновения.
   По широкому, но сейчас совершенно опустевшему проспекту имени Первого Хранителя Шара любви шел небольшой отряд, одетый в черные мундиры, окруживший плотным кольцом трех невооруженных мужчин. Возглавляла отряд женщина в тугом, обтягивающим фигуру, комбинезоне. Она, судя по всему, очень торопилась, и отряд почти бежал по левой стороне проспекта. У обочины стояли брошенные экипажи. Некоторые из них обгорели от прямого попадания плазменных снарядов. Воздух здесь оказался спертым и насыщенным какой - то гарью. Скорее всего, вентиляционные станции перестали работать, и воздух в Городе не очищался.
   В горле у Твёрдого при дыхании неприятно першило. Видно, такие же ощущения испытывали и остальные. Даже медноволосая Спутница уменьшила своё ускоренное движение. За ней притормозил и весь отряд. Из подсумок, висящих на боках, достались пучеглазые, круглорылые противогазы. Они оделись на головы, и весь отряд в одно мгновение стал похожим на видеомонстров, о похождениях, которых Твёрдый много раз смотрел фильмы в кинотеатре своего поселка. И эти люди ему стали ещё более неприятны. Все, кроме женщины. Для троих пленников противогазов не нашлось, и им пришлось продолжить путь с першеньем в горле.
   Проспект Хранителя упирался в его Мавзолей, стоящий посередине площади Шара любви. Площадь была забаррикадирована, и виднелась только верхняя часть мавзолейной пирамиды с обычно светящимся оранжевым шаром на острие. Сейчас шар потух и не вращался. Вдоль железобетонной стены, направив стволы своих плазменных орудий в сторону проспекта, замерли с выключенными моторами несколько приземистых боевых экипажей. Люки у них оказались открытыми, и сбоку виднелись чёрные шлемы и морды противогазов командиров машин.
   Отряд подошёл к узкой лазейке пропускного пункта. Здесь стояли двое дюжих охранников в противогазах, с излучателями наизготовку. Они ещё больше насторожились, увидев идущих, которые вполне могли быть переодетым отрядом однополых. Но вид, шедшей впереди женщины, немного успокоил постовых. Как известно, однополые женщин ненавидели.
   Подойдя к посту, женщина показала одному из охранников пластмассовый жетон с вмонтированной внутрь фотографией и личным светящимся кодом. Охранник вытянулся перед ней во фрунт. Второй тут же последовал примеру товарища.
   Отряд, встав друг за другом в затылок, по одному цепочкой вошёл в проходную калитку и попал на площадь. В дальнем конце её возвышался Храм Шара любви, бывший когда - то спортивным сооружением. Венчал Храм прозрачный купол, внизу которого, в подвешенном состоянии, вращался Истинный Шар любви. Попечителем Храма был сам Властитель. Но лично он редко вел церемонию Поклонения. И то, в основном, для своих приближенных. Для простых горожан существовала целая каста смотрителей. Те, облаченные в оранжевые с черной искрой балахоны, разгуливали по дворцу и большую часть времени бездельничали. Церемонии проходили раз в три оборота, и поклоняющихся на них собиралось крайне мало, иногда даже меньше, чем самих смотрителей. Но с этим положением уже почти все смирились, кроме может быть Главного смотрителя, мечтавшего о новом всплеске религиозного Поклонения Шару. Для этого он организовал в Храме просмотр видео - фильмов скабрезного содержания и бесплатную раздачу наркотических стимуляторов. Женский кардебалет в голом виде выплясывал перед каждой церемонией завлекательные танцы. Но людям и это все давно приелось. И хоть в баре и возле сцены народ толпился, но в Поклонный Зал заходить не торопился, отвергая скучный ритуал. В горячую голову Главного смотрителя пришла мысль о запуске голых девиц в сам Зал, но Совет во главе с Властителем охладил его пыл и такого кощунства не допустил.
   Сам Властитель в этом Храме уже давно не жил. А где находились его апартаменты, неведомо было почти никому, исключая его ближайшее окружение. Но те старались о месторасположении Властителя не распространяться. Даже вездесущие газетчики и видео журналисты не могли раскрыть тайну.
   Властитель внезапно появлялся то на одном мероприятии, то на другом. Выступал там с речью, раздавал автографы и снова исчезал, словно провалился сквозь землю.
   Но, когда произошёл мятеж однополых, Властитель стал публично появляться чуть ли не каждый день. Он в своих речах клеймил, позором мятежников и призывал покончить с бунтом в самые короткие сроки. Но, пока эти его призывы не смогли претвориться в жизнь. Хоть мятежники и были выбиты из центра Столицы, городские окраины оставались под их контролем. Именно там, на окраинах проживало большинство однополых, там процветали рассадники наркомании. И именно на этих полулюдей делал ставку Рябой. И, возможно, он не просчитался. Множество из них болело неизлечимыми недугами. И им, собственно, было уже нечего терять. Они воевали с фанатизмом обреченных, и только дисциплина, профессионализм и численное превосходство, позволили охранной гвардии Властителя отбить их яростные атаки. Но все в правительственном окружении были уверены, что наступление однополых повторится. Для этого их и накачивали возбуждающими агрессию наркотиками. За поимку руководителей мятежа Властитель назначил громадные награды. Первыми в списке на розыск стояли Рябой и ... Наставник. Но об этом трое его Учеников, идущих в окружении отряда охранников, ничего не знали. Не знали они и где находятся остальные Ученики. В стане однополых? Или арестованы, как люди ,близкие Наставнику?
   Отряд вышел на площадь. Храм Шара любви возвышался черно-бетонной громадой, сооруженной из нескольких пирамид разной величины. Центральную, самую большую, усеченную пирамиду, венчал прозрачный оранжевый купол, сейчас, так же, как и шар на Мавзолеи Первого Хранителя, совершенно неосвещенный и потому снизу смотрящийся
   как-то тоскливо и сумеречно. И вся, без обычной иллюминации, площадь, выглядела мрачно. На ней, всегда оживленной, особенно перед Церемонией Поклонения, теперь царил военный порядок. Гвардейцы охранного полка Властителя находились на своих постах по периметру, и по Площади не сновали. И только патруль из трёх охранников остановил отряд на самом подступе к Храму. Проверил у Спутницы её карточку, и тоже, все трое вытянулись. Видно, эта женщина получила какие-то особенные полномочия от властей. Так же, как и предыдущие охранники, повели себя и постовые возле парадного входа в Храм. Они, при показе женщиной карточки, сложили руки по швам, топнули ногами и приподняли подбородки невидимых, скрытых противогазами лиц. К слову сказать, лица самой женщины они по той же причине, не видели, и как распознавали подлинность предъявителя карточки, Твёрдому было неведомо. Но, ведь распознавали.
   Вестибюль Храма освещался рядами тусклых оранжевых шариков, находящихся почти под самым потолком. Полутьма создавала иллюзию суженного пространства. На этот эффект "работали" и черные матовые стены. Посетители, входя в вестибюль, попадали, словно в узкую темную комнатку, из которой было два выхода: назад на площадь или вперед - в широко распахнутые двери Зала Поклонения. Большинство выбирало путь вперед. Тем более, что на пути к любви и счастью, как известно, теперь располагались питейные и увеселительные заведения. Но, в данный момент, они не функционировали по причине чрезвычайных событий. Твёрдый подумал, что привели их сюда не для обряда Поклонения. Но шли они через тёмный вестибюль и такой же темный и длинный коридор и, наконец, перед ними раскрылись матовые двери, видневшиеся светящимся пятном из вестибюля. Сняты с голов противогазы. Охранники знали, а пленники почувствовали свежий воздух.
   Люди вошли внутрь огромной кристаллической сферы. Сейчас полутемной, освещаемой только отблесками таких же тусклых шариков, но расположенных не на потолке, а по всей окружности черного лакированного пола, во многих местах потерявшего свой блеск от потертости множеством ног. Подкрасить его смотрителям Храма было не досуг. В центре сферического зала, совсем невысоко, медленно вращался в воздухе Шар любви. Размером он был, схож с земной тыквой и, окрашен примерно так же. Чёрные всполохи-змейки иногда пробегали по его тусклой поверхности. Впечатление он производил неприятное, и поклоняться ему совсем не хотелось. Впрочем, никто из зашедших в зал, этого делать и не собирался. Все прямиком направились в противоположный от входа конец зала. Женщина, которую Твёрдый стал про себя называть Спутницей, нажала какую-то, скрытую от посторонних глаз, кнопку. Часть стены-сферы отошла в сторону, и весь отряд оказался в большой, ярко освещенной кабине. Снова нажатие кнопки и лифт с чудовищной скоростью помчался вниз. У Твёрдого перехватило дыхание. Он посмотрел на стоящих рядом. Брат выглядел растерянным. Он поймал взгляд Твёрдого и сокрушенно мотнул головой. На лице Горбоносого читалась усталость. Он стоял, опираясь на руку Брата, и чувствовалось, что держится из последних сил. Медноволосая Спутница на Твёрдого не смотрела. Она своими ярко-синими глазами уставилась в пол лифта, наклонив голову со спутанными противогазом волосами. Такое невнимание немного задело самолюбие Твёрдого. Но он постарался заглушить в себе эту досаду и тоже отвернулся от Спутницы. Лица охранников были непроницаемы. Но и на них чувствовалось утомление. И только тут Твёрдый заметил, что в кабине лифта нет одного человека, начавшего вместе с ними путь от подводного дворца Рябого. Где от них "откололся" Сосед, Твёрдый не заметил?
   Наконец лифт остановился. Дверцы раздвинулись, и все дружно вышли в длинный, тускло освещенный коридор. В коридоре было пустынно, и пока они шли куда-то по его темному бесконечному прогону, на пути встретились всего двое Смотрителей Шара в оранжевых одеяниях. Увидев идущих, Смотрители исчезали в боковых ответвлениях коридора, словно призраки. И вот отряд завернул в один из таких проходов, который оказался тупиковым. Большая металлическая дверь преграждала проход. Сбоку на специальном пульте горело в ряд буквенное табло. Спутница подошла к нему и, вставив свою карточку, нажала на несколько светящихся букв-кнопок. Буквы погасли, а дверь с неприятным повизгиванием раздвинула свои треугольные створки.
   Вестибюль заливался ярким светом. Лампы, вмонтированные в стены, освещали несколько пластмассовых стульев с прямыми спинками и массивными ножками, стоящих вдоль стен, выкрашенных тусклой темно-бежевой краской. В центре вестибюля стоял тоже массивный грубо сделанный стол, за котором сидел длинноволосый человек в оранжевом одеянии Смотрителя Шара любви. Один из прототипов шара, в виде настольного светильника, стоял у него на столе. Длинноволосый Смотритель увлеченно стучал по клавишам электронного монитора, и только скрип раздвигаемой двери отвлек его от этой работы.
   Увидев, вошедшею многочисленную, забрызганную грязью и кровью компанию, он вскочил из-за стола и замахал на, остановившихся неподалеку, тонкими руками с длинными пальцами. Но заговорил неожиданно низким басом, совершенно несопоставимым с его внешностью.
   -Куда вы такие? Немедленно в душ!
   И нажал на пульте стола какую-то кнопку. Стена справа от него раздвинулась, образовав темный проход. Прибывшие нестройной гурьбой двинулись туда. Полузатемненный коридор заканчивался рядом кабинок с матовыми полупрозрачными дверцами. Мужчины, во главе с одним из охранников, прошли за перегородку налево. Женщина повернула в правую сторону, но неожиданно остановилась и оглянулась на шедшего позади Твёрдого.
   -Там на всех места не хватит, - тихо и вкрадчиво произнесла она.-Идем со мной.
   И она так выразительно посмотрела, что Твёрдый понял всё. Он сделал несколько шагов вслед за Спутницей в небольшую раздевалку с вешалками на стене и скамейками под ними.
   Повернувшись спиной к Твёрдому, Спутница принялась стягивать с себя комбинезон. Сначала освободились плечи, затем спина, и дальше, словно из черного кокона, появились розовые круглые ягодицы. Комбинезон упал к сильным, стройным ногам. Спутница повернулась к Твёрдому, открыв для его взгляда две тугие полные груди и чуть выпуклый атласный живот с узкой ямочкой пупка посередине. А под животом, ниже покрытого легким рыжеватым пушком, лобка уже были заметны розовые лепестки распускающегося "цветка любви". У Твёрдого перехватило дыхание, и он почувствовал в брюках шевеление .
   -Раздевайся, - на выдохе прошептала медноволосая, он стал снимать с себя одежду, даже не замечая, что делает. Одежда свалилась с него за считанные мгновения. Он сделал шаг навстречу молодой женщине.
   -Идём под душ, - снова прошептала она и, приблизившись, мягко, но сильно ухватилась рукой за напряженный "ствол". Так и ввела Твёрдого в кабинку, которая оказалась довольно просторной даже для двоих.
   Вода полилась тонкими струйками со всех сторон, кроме пола, куда она уходила сквозь мелкую сетку. На полочке прикрытое пластиковой крышкой, лежало мягкое мыло. Спутница, почти не глядя, вытащила кусок и одной рукой стала намыливать им волосатую грудь мужчины, другой, играя с твердым "стволом".
   Мыло дало обильную ароматную пену. У молодого мужчины кружилась голова. Близость желанного женского тела взбудоражила его и лишила способности мыслить и рассуждать. Он только хотел одного, как можно скорее соединиться с этой прекрасной женщиной, как это было тогда ночью, в гостинице. Но медноволосая, словно не спешила отдать себя, хотя, судя по всему, была возбуждена не менее Твёрдого. Но ей почему-то хотелось продлить прелюдию любви, и она продолжила процесс мытья. Намылив мужчину, она стала мылиться сама. Твёрдый, не сдерживаясь, ухватился обеими руками за тугие скользкие груди. Но те, мокрые, вырвались у него из ладоней и заколыхались от этого движения, как спелые плоды под сильным ветром. Твёрдый уже в полном исступлении стал ласкать сильное женское тело, ловя губами пухлые губы Спутницы. Губы впились друг в друга, а тела соединились...
  
   II
   В кабинет они зашли втроём. За огромным треугольным столом сидел хозяин кабинета и что-то, не отрываясь, писал на листе желтой бумаги.
   На вошедших он не обратил никакого внимания, продолжая строчить остроносой красящей палочкой короткие строчки по центру листа. В сторону посетителей была обращена, сверкающая в отблесках мягкого оранжевого света, абсолютно лысая, без единого волоска, голова. По кабинету разливалась тихая, журчащая мелодия, в водянистую канву которой вплетались голоса каких-то птиц и шелеста листвы. Да и весь кабинет был очень похож на оранжерею. Вдоль стен стояли декоративные кадки, густо поросшие серой травой. Из кадок, под высокий потолок кабинета тянули свои стволы, стебли и ветви ползучие растения. Наверху они сплетались в один змеевидный клубок и там распустились большими мясистыми бледно-розовыми цветами, источавшими неприятно резкий, кислый запах. Между цветами порхали на тонких перепончатых крыльях насекомые, похожие одновременно на земных стрекоз и комаров. На обрезанных сучках веток в позолоченных пирамидальных клетках сидели, нахохлившись, невзрачных расцветок птицы. Птицы молчали, сумрачно поглядывая вниз черными бусинками печальных глаз. Вошедшие ещё долго стояли, переминаясь с ноги на ногу, а Лысый всё водил палочкой по бумагу, словно ничего не замечая вокруг. Наконец, уставший стоять Горбоносый, громко и демонстративно кашлянул, распугав порхающих под потолком насекомых. И только тогда Лысый хозяин кабинета оторвался от своей писанины. Он посмотрел на троих, стоящих в дверях отсутствующим взглядом водянистых, почти белых глаз. Его худое, совершенно безволосое лицо, выразило полное недоумение по поводу появления в кабинете незнакомцев. Он нехотя отложил красящую палочку в сторону и пристально оглядел своими белесыми глазами всех троих. Потом приоткрыл рот и слабым меланхолическим голосом спросил:
   -Вы ко мне? - при этом сделал недовольную мину.
   Посетители переглянулись. После душа их практически чуть ли не силой провели через приёмную, мимо длинноволосого смотрителя и втолкнули в этот кабинет. А, оказывается, здесь их и не ждали. Во всяком случае, никакого желания общаться хозяин кабинета, пока что не проявлял. Его оторвали, скорее всего, от любимого занятия, словно по доброй воле какие-то просители и ему приходиться теперь на них отвлекаться.
   -Нас привели к вам для какого-то разговора.
   -Горбоносый под этим взглядом смутился, но свои глаза не опустил, а стал тихонько покашливать, словно реверберируя тот первый громкий кашель.
   -Вы больны? - вдруг быстро среагировал на его покашливание Лысый.
   -Да, немного, - проговорил Горбоносый, - и устал я.
   -Мы тут все устали. Пешком шли издалека. И, с вашего позволения, присядем.
   -Горбоносый покосился на несколько кресел, стоящих под деревьями в кадках.
   -Ну, что же, садитесь, - слабо махнул рукой Лысый - в самом деле, разговор предстоит длинный и тяжелый. А стоя, долго не наговоришься.
   Он нажал под столом на какую - то кнопку. Журчащая музыка смолкла, а кабинет наполнили методичные, похожие на удары сердца, глубокие стуки. Они неприятно отозвались в груди Твёрдого. Его сердце будто отозвалось на этот внешний стук и забилось с ним в такт. Видно, тоже самое почувствовали Брат и Горбоносый. Все трое взволнованно переглянулись между собой, ощущая внутренний дискомфорт.
   -Вас не смущают эти звуки? - негромко спросил Лысый из-за стола. Но его голос каким-то образом усилился и прозвучал чуть ли не в ушах:
   -Вас не смущает этот стук?
   -Смущает, - ответил Горбоносый, - нельзя ли его выключить?
   -Почему же, можно, конечно, - кисло улыбнулся Лысый, - но я так привык разговаривать со своими посетителями под это сопровождение, что будет сложно от него отказаться. Это глубокое биение настраивает на определенную волну мои мысли, да и ваши тоже. Если вы станете говорить неправду, стук изменит свою частоту, и ваши сердца тоже станут биться в том же ритме, вернее аритмии. Так, что беседа вам всем троим, может оказаться приятной, а может и наоборот, очень болезненной, в области сердца.
   -Ну, что же пропустим вопросы ничего не значащие ни для вас, ни для меня. Ваши имена мне известны. Можете их не называть. Меня интересуют другие. Кто такой ваш Наставник? Как он появился на нашем Континенте? И откуда он взялся? Сложные вопросы? - снова улыбнулся кислой гримасой Лысый.
   -Но без ответов на них у вас могут возникнуть большие неприятности не только в области сердца, но и в других областях тела. И этот разговор всего лишь маленькая дружеская беседа. За ней могут последовать и другие, совсем недружеские. Подумайте несколько мигов. И отвечайте, кто что знает. Договорились?
   Сердечный метроном, продолжал отбивать ровный насыщенный ритм. Трое в креслах сидели молча. В голове Твёрдого возникали и тут же исчезали короткие мысли. Что он может рассказать Лысому? Сам он знал немного. Он знал, как встретился им Наставник посередине внезапно затихшего штормового океана. И эта встреча была необъяснимой и, даже, противоестественной. Но они поверили Ему, и пошли за ним. Они, верили Ему до сих пор. И они не смогут Его предать. Пусть даже остановятся их сердца под действием прибора здесь, в кабинете Лысого. Они не станут ему отвечать. Твёрдый это почувствовал, взглянув на Брата и Горбоносого. В их глазах он прочёл те же самые мысли, ту же самую решимость.
   -Мы ничего не скажем! - твёрдо сказал за всех троих Горбоносый.
   Лысый удивленно поднял ко лбу свои тонкие выцветшие брови.
   -Напрасно вы так самоуверенны, - ухмыльнулся он, после паузы.
   -Из этого кабинета ещё никто не уходил без признания. Может быть, вам удастся соврать председателю Тайного Совета? Проверим?
   И Лысый, поклонившись над столом, повернул на нём какой-то рычажок. Сердечный метроном тут же сбился с размеренного ритма и стал давать частые глубокие перебои. И Твёрдый почувствовал в груди очень неприятные ощущения. Словно там то и дело замирал тугой болезненный комочек. Так продолжалось некоторое время. Затем закружилась голова, и стало мутиться сознание. Твёрдый помутневшим взглядом посмотрел на Брата и Горбоносого. Те, видно, чувствовали себя не лучше. Горбоносый схватился рукой за сердце и готов был вот-вот свалиться с кресла. Брат ещё держался, но лицо его было очень бледным, глаза стали закатываться. Он судорожно сжимал подлокотники кресла и силился встать, но ему это не удавалось.
   Твёрдый понял, что они втроём умирают под действием неведомого аппарата, доведшего их до сердечного приступа.
   И вдруг всё прекратилось, сознание стало проясняться. Из тумана выплыл кабинет, увитый растительностью и его хозяин за треугольным столом с ехидно - сочувственной улыбкой на выбритом худом лице. На плече у него сидело большое крылатое насекомое, и они были очень похожи: два безжалостных существа, абсолютно непохожих на людей.
   -Ну, какие ощущения? - с любопытством спросило одно из существ.
   Все трое промолчали, что-то совсем не хотелось разговаривать с этим гнусным типом.
   -Может быть, повторить эксперимент? - Лысый потянул палец к выключателю.
   -Не надо! - внезапно почти крикнул Горбоносый, вытянув по направлению к столу свою худую руку. -Не надо! Я расскажу, всё что знаю - и извинительно посмотрел на братьев.
   -Ну, вот и отлично. Говорите, - оживился Лысый и протер свою лысину бумажной салфеткой. Видно, вспотел, экспериментируя.
   -Я не знаю, кто он такой на самом деле, - медленно, с трудом начал Горбоносый, - но он называет себя Богом.
   -Богом? - удивленно приподнял брови Лысый. - Любопытно. И чего же этому самому вашему Богу здесь у нас делать? Если не секрет?
   -Он говорит, что хочет спасти нашу Планету от гибели. Мы погрязли в грехе. И грех этот внутри нас. Мы должны избавиться от него, измениться и переродиться. Поверить в Любовь.
   -Но ведь, на нашей Планете и так правит любовь. Вот это, например - Храм Шара любви!
   -Он говорил, что всё это никакого отношения к Божьей Любви не имеет. Это - ложь и зло, которое приведёт к нашему уничтожению.
   -И вот ради всеобщего спасения ваш, так называемый "Бог", связался с однополыми и возглавил их мятеж, явно с целью захвата власти и свержения нашего Бессмертного Властителя. Хороши действия мудрого бога, целителя, спасителя и Наставника! Ничего не скажешь! - ритмической скороговоркой сказал Лысый.
   -Я могу понять его мотивы, - проговорил Горбоносый.-Он просто спасал нас троих, взятых однополыми в заложники. А те его использовали в своих целях. Вот им-то, как раз, и нужна власть.
   -Значит, однополые и их руководитель Рябой пользуются вашим, будем называть его, Наставником в качестве приманки?
   -Мы в подробности не посвящены - пожал плечами Горбоносый.
   -Ну, а, предположим, - усмехнулся Лысый, - вашему Наставнику станет известно, что теперь вы находитесь в наших руках. И мы вас будем пытать, а затем казним, если он добровольно не сдастся законной власти для суда над ним. Как он поступит?
   -Я не могу прогнозировать его действия - опустив голову, проговорил Горбоносый.
   -Что ж, есть непосредственная возможность проверить его поступки - снова усмехнулся тонкими губами Лысый.-Вы уж не обессудьте, всё должно быть натурально и пытки и последующая казнь. Пытки у нас изощренные, вы долго будете мучиться. Но не умрете даже от болевого шока. Порог боли преодолен не будет. Чуть-чуть. Самую малость. Современная техника позволяет. А Совет - рекомендует.
   -Начнём с вас молодой человек, - Лысый взглянул своими белесыми глазами на Твёрдого.
   -У меня к вам очень важный и существенный вопрос - и сделав паузу, он четко выговорил каждое слово.
   -Где Книга?
   -Какая книга? - с трудом ворочая пересохшим внезапно языком, спросил Твёрдый. О какой Книге шла речь, он сразу же сообразил. Но в кутерьме прошедших событий, сам о Книге совсем позабыл. А вот Лысый ему напомнил. Но откуда узнал?
   -Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю, - уже без усмешки сказал Лысый.
   -Отвечайте, иначе вам и вашим друзьям придётся, ой как не сладко! ...
   -Я не знаю, где она сейчас, - откровенно ответил Твёрдый.-В гостинице она оставалась, а сейчас, наверное, у Наставника или у кого- нибудь из Учеников.
   -Охотно мог бы вам поверить, молодой человек.-Лысый скептически приподнял левую бровь, - но профессия у меня такая, - не верить никому. Хотя, я, по сути своей, романтик и поэт. Знаете, балуюсь в свободное время стихосложением. Ваше появление и отвлекло меня от сочинения оды нашему Властителю. Так вот, охотно бы поверил, но есть в народе пословица: "Доверяй, но проверяй". Сейчас я и проверю: правду ли вы говорите? И Лысый снова нажал какую - то, спрятанную у него под столом, кнопку. Голову Твёрдого будто сдавило тугим обручем. И обруч этот стал постепенно нагреваться, пока не раскалился до дикого жжения в мозгу. Сознание снова стало теряться от сильной головной боли. И Твёрдый только усилием воли заставил себя не закричать. Он крепко сжал подлокотники своего кресла и попытался приподняться. Но какое-то неведомое притяжение удерживало его в сидячем положении. И тогда он собрал всю свою волю, всю свою силу и дернулся вверх. Внизу что-то затрещало и с оглушительным шумом лопнуло. Боль и жжение горящим обручем мгновенно исчезли. Кресло со сломанными, выкорчеванными из пола ножками упало на бок. Твёрдый ногой отшвырнул его в сторону и, одним прыжком перемахнув стол, несильно ударил Лысого по лбу, расквасив перелетевшее туда насекомое. Лысый охнув, смятым оранжевым кулем свалился под стол. Там он затих, то ли оглушенный, а то ли убитый ,как то существо. Тут же со своих мест вскочили Брат и Горбоносый. Брат тоже подбежал к столу. Вдвоём с Твёрдым они вытащили из под него Лысого, который оказался только оглушенным. Братья перевернули поэта-садиста на живот и скоренько связали ему руки полами его же собственного одеяния. Рот заткнули кляпом из скомканных салфеток, стопкой лежавших на столе. Рядом примостилось несколько желтых листков. На них красящей палочкой, были нацарапаны какие - то строки. Твёрдый беря салфетки, случайно прочел одну фразу:
   Шар и Властитель - близнецы - братья ...
   Дальше он читать не стал, заткнул кляпом рот Лысого и вместе с Братом поспешил к двери, возле которой замер, приложив ухо Горбоносый.
   -Ну что? - шепотом спросил Твёрдый.
   -Вроде, всё тихо, - тяжело дыша, прошептал ему в ответ Горбоносый.
   -Как будем выходить? - вступил в разговор Брат.
   -Спокойно и как ни в чем, ни бывало, - переводя дыхание, проинструктировал Горбоносый и глубоко выдохнув, взялся за ручку двери.
   Длинноволосый секретарь подозрительно взглянул на троих, выходящих из кабинета Главного смотрителя и председателя Тайного Совета.
   -Вас отпустили? - удивлённым басом спросил секретарь. Но ответа не получил. Брат, подойдя к нему, вдруг резко ударил ребром ладони по тонкой секретарской шее. Длинноволосый захрипел и опустился на руки Твёрдого. Секретаря усадили в его же кресло и спеленали, как младенца, заткнули рот какой-то бумагой. Теперь нужно было пройти в коридор между двумя охранниками. Вооруженными в отличие от Главного смотрителя и его секретаря. Да, понадеялся Лысый на надежность своей аппаратуры. Даже пост не оставил в приёмной. Наверное, не предполагал, что его электронные кресла можно вырвать из пола с корнем.
   Горбоносый отыскал на пульте у секретаря кнопку открывания дверей в коридор. Братья встали по краям, возле дверных плинтусов. Дверь медленно разошлась в разные стороны. Показались черные спины охранников. Братья одновременно бросились на них сзади, и своими крепкими руками сжали шеи обоих. Те даже не вскрикнули. Их оттащили в глубь приемной и тоже основательно скрутили. Братья овладели излучателями охранников. Горбоносый взял себе шоковую дубинку. Трое беглецов тихонько вышли в тёмный коридор Тайного Совета Храма Шара любви. Дверь за ними закрылась автоматически. Они поспешным шагом двинулись по направлению к лифтовой площадке, спрятав свои излучатели под одеждой, но сняв оружие с предохранителей, на всякий случай.
   В коридоре им никто не встретился, но, подойдя к лифту, они увидели возле него стоящих в ожидании троих смотрителей в оранжевых длиннополых балахонах с капюшонами на головах. Лица у всех троих были выбриты. Это считалось отличительной особенностью смотрителей Шара любви. План тут же мелькнул в головах беглецов, и они, как по команде, подскочив к смотрителям, повалили их на пол. Братья со своими справились быстро, а вот Горбоносый замешкался. Смотритель оказался не из робкого десятка и, к тому же, достаточно силен физически. Он вскочил на ноги после первого падения и вдруг неожиданно ударил Горбоносого кулаком по лицу, попав по зубам. Горбоносый схватился за окровавленный рот. Смотритель, видя, что его враг нейтрализован, резво бросился, на Брата размахивая кулаками.
   Но тут он ошибся. Брат драчуном был неуступчивым. Он подставил блок под удар смотрителя и со всей силы "засветил" ему под челюсть. Тот свалился, как подкошенный, лязгнув сломанной костью. Изо рта у него потекла тоненькая струйка крови.
   Всех троих поверженных смотрителей отволокли в самый темный угол и стащили с них оранжевые балахоны. Беглецы быстро переоделись в них. Накинули на головы капюшоны и, снова спрятав под одеждами оружие, вошли в лифт. Лифт понесся вверх. У Твердого от перегрузки голову сжали тиски, немного похожие на действие аппарата Лысого. Но неприятное ощущение быстро закончилось. Лифт стал тормозить. И вот двери его разошлись, открывая беглецам путь через зал Поклонения. Они, укрывшись капюшонами, почти бегом проскочили, прикрытое кристаллической сферой пространство и через темный коридор, устремились к выходу из Дворца любви. Двери были закрыты. Беглецы остановились в замешательстве. Как им быть дальше? Предположим, они сумеют открыть двери и пройти без шума мимо стоящих на посту часовых. Но, как они незаметно преодолеют площадь, напичканную солдатами охранного полка? Ведь те их обязательно остановят и догадаются, что под оранжевыми балахонами вовсе не смотрители, а сбежавшие арестанты.
   -Стрелять умеете? - тихо спросил Горбоносый, братьев.
   -Никогда не пробовали, - признался Твёрдый. Руки у него почему-то мелко затряслись, а на лбу выступили холодные капельки пота.
   -Тогда давай сюда свой излучатель, - повелительно прошептал Горбоносый.
   -Пришлось вытаскивать из под балахона оружие и отдать его более опытному товарищу по бегству.
   Взамен излучателя Твёрдый получил шоковую дубинку.
   -В драку не вступать до последнего момента, - приказным тоном тихо изрёк Горбоносый.
   -Ну, пошли, да поможет нам наш Наставник ...
   Горбоносый отыскал сбоку у двери кнопку. Нажал её. Двери Храма с дребезжанием открылись. Беглецы вступили на площадку и, не обращая внимания на часовых, стали спускаться по ступеням вниз, на площадь. Ступеней было очень много, и Твёрдому всё казалось, что уходящих сейчас окликнут и остановят часовые. Он спиной чувствовал их подозрительные взгляды. Но никто не окликнул, и не остановил трёх смотрителей, не спеша опускающихся по храмовой лестнице.
   Смотрители спустились на площадь и так же неспешно, наклонив головы в капюшонах, двинулись по направлению к пропускному посту. Всё ближе узкая лазейка с двумя часовыми по краям выхода. Один из смотрителей, высокий и, кажется, молодой чуть прибавил шаг. Но идущий впереди притормозил его порыв, ухватив за рукав балахона. До выхода оставалось совсем немного, когда на смотрителей обратил внимание, вышедший из-за железобетонных плит, патруль. Старший патруля, с двумя лычками на рукаве, приблизился вплотную к остановившимся в двух шагах от выхода смотрителям. За стёклами противогаза их стали осматривать внимательные глаза.
   -Просветленные - обратился старший к смотрителям с подобающим почтением.
   -Вам нельзя выходить за пределы периметра! Вы можете попасть в руки однополых.
   -У нас срочное задание от Главного Смотрителя - сказал стоящий впереди смотритель, не поворачиваясь лицом к патрульным.
   -В таком случае предъявите пропуск, подписанный им, - старший протянул руку за пропуском и тут же получил удар в пах.
   Твёрдый ударил очень точно. Охранник согнулся пополам и упал на мостовую глухо воя под противогазом от боли.
   Два других патрульных ничего не успели сообразить, как улеглись рядом со своим командиром под точными ударами братьев.
   Трое переодетых беглецов бросили к выходу, но перед ними с двух сторон выскочили, загородив дорогу, постовые с излучателями наизготовку. А позади уже слышался топот сапог солдат заметивших столкновение перед пропускным постом.
   -Лазутчики однополых! - послышался чей-то приглушенный, но услышанный возглас.
   У Твёрдого неприятно заныло в груди. Словно маленький испуганный мальчик сжался там комочком, стараясь найти убежище. Чужой страх, чуть не парализовал волю, но в этот миг оранжевый балахон Горбоносого вдруг оттопырился на животе и два раза коротко вспыхнул. Постовые, уронив излучатели, в бессильных позах повалились друг на друга, перегородив своими телами нижнюю часть выхода. Но через них можно было легко переступить. По ходу Горбоносый подхватил один излучатель постового и бросил его Твёрдому.
   -Теперь стрелять придется! - крикнул он ему.
   И тут же за их спинами в бетонные надолбы ударил плазменный шквал. Но они уже оказались на другой стороне, и сломя голову, кинулись через проспект ближе к домам, распугав робких, одиночных прохожих, осмелившихся войти на улицу по каким-то неотложным делам.
   А через узкий вход, давя друг друга, уже лезла солдатня. Командиры боевых ближайших экипажей не успели вовремя отреагировать на внезапное поспешное бегство троих смотрителей, и стрелки не смогли взять их в прицел своих плазменных орудий.
   -Бейте по охранникам! - закричал Горбоносый и первым выстрелил в сторону прохода, уложив одним шариком сразу двоих, успевших выскочить вперед. Твёрдый и Брат, почти не целясь, тоже открыли беспорядочную стрельбу по появляющимся в отверстии людям в черных мундирах. Те отпрянули назад, не решаясь повторить свой первый яростный порыв.
   И тут заговорили орудия боевых экипажей. Один плазменный шар совершил перелет и разорвался за спинами беглецов, расплавив отверстие в стене ближайшего дома. Блестящие капли раскаленным дождём заплясали по тротуару. Несколько плюхнулось и зашипело у самых ног Твёрдого, обдав его коротким жаром.
   Другой выстрел пришелся на мостовой перед стрелявшими с колена братьями и Горбоносым. Как они успели увернуться от обжигающей, летящей на них лавы, им самим было неведомо.
   -Бежим! - закричал Горбоносый и вдруг вскрикнул уже по другому. Болезненно и протяжно. Он упал на тротуар, но тут же поднялся, тряся левой, свободной от излучателя, рукой. Сзади на предплечье в рукаве образовалось дымящееся обгорелое отверстие. Плазменный комок прожег руку Горбоносого до кости. Горбоносый был в шоке. Он стоял на тротуаре, хватая горелый воздух широко открытым ртом, не в силах произнести ни слова.
   -Быстрее! - прокричал над самым ухом Твёрдого Брат.-Тащим его в сторону, за дома!
   И они подхватили Горбоносого под ноги, и что есть оставшихся сил, побежали с ним в ближайший проход между домами. В тёмном проходе стоял легковой экипаж. Из него только что выбрался хозяин - маленький бородатый человечек в темно - коричневом кургузом балахоне. Он, видно, услыхав пальбу, передумал выезжать на проспект. Человечек уже собирался закрыть на ключ дверцу экипажа, когда из-за угла дома выскочили двое здоровенных парней в одежде смотрителей, несущие на руках третьего - пожилого с вытаращенными глазами на горбоносом лице. У всех троих на плечах болтались излучатели. А балахоны смотрителей были в нескольких местах прожжены и помяты.
   -Мы забираем у вас экипаж! - хрипло прокричал один из парней, сделав страшное лицо.
   -У нас раненный!
   И, не церемонясь, вырвал ключ у маленького человечка. Тот сопротивляться и даже хоть как протестовать совсем не попытался. К войне он уже стал привыкать и ждал, что когда -ни -будь лишится и своего экипажа. Человечек отошёл в сторону и, прижавшись к стене дома, наблюдал, как Брат и Твёрдый заталкивают на заднее сидение Горбоносого и сами с трудом влезают в крохотную кабинку маломерного экипажа. Мотор чихнул, колёса крутанулись. Экипаж вылетел на Проспект и помчался по нему с самой большой скоростью, способной выжиматься из слабосильного агрегата.
   Это скоростное движение по пустому Проспекту не осталось незамеченным. Охрана, поднятая по тревоге, бросилась в погоню на скоростных двухместных экипажах. Маломерка с тремя беглецами оторвалась от погони всего квартала на два. Но охранники мчались гораздо быстрее преследуемых.
   Твёрдый сидел за рычагами. Водителем он был опытным, но Город не знал совершенно, и мчался по пустынным улицам наугад. В зеркале заднего обзора он видел быстро нагоняющих их охранников и прижал педаль скорости до отказа. Но экипаж почти не увеличил скорость. Он и так мчался на пределе своих возможностей. И тогда Твёрдый круто развернул его в первый попавшийся проулок и, наверное, слишком поздно, к своему ужасу сообразил, что проулок оказался тупиком. Большой, почти идеально круглый двор с рядами темных треугольных окон в десяток этажей, три, судя по всему, закрытых наглухо подъезда. Забитые до отказа мусором контейнеры. И несколько дорогих экипажей, припаркованных к центральному подъезду, над которым тускло, светилась какая-то вывеска.
   Разворачиваться назад было уже поздно. Оставалось только принимать бой. Твёрдый подогнал свой экипаж в хвост, стоящим у подъезда, и братья, схватив излучатели, выбрались во двор. Горбоносый на заднем сидении лежал, потеряв сознание, но был жив: грудь его под мятым балахоном смотрителя медленно вздымалась.
   Твёрдый занял оборону за мусорными контейнерами. Брат стремглав побежал назад к выходу из двора и спрятался за нишу в стене, отделенной от двора низким бетонным бордюром - идеальное место для стрельбы. Зарядные магазины у излучателей были почти полны. Твёрдый, для верности, вооружился ещё и излучателем Горбоносого. Численное превосходство охранников компенсировалось удобными позициями беглецов. Но вот, сколько они сумеют продержаться.
   Быстроходные экипажи ворвались в тупик ревущей звериной стаей. Резко взвизгнули тормоза. С десяток моторов наполнили гулкий колодец двора ревом и выхлопным чадом. Охранники водили по сторонам своими безликими резиновыми мордами противогазов, не замечая пока своей добычи. Излучатели болтались у них на плечах.
   Сидя за мусорным баком, Твёрдый очень надеялся, что всё обойдется без боя. Поглядят охранники, да и уедут дальше. Подумают, что ошиблись проулком. И экипаж с раненным Горбоносым очень удачно пристроился за большим перламутровым агрегатом. Но надежды Твёрдого оказались напрасными. Один из охранников, подъехавший ближе всех к скопищу экипажей, слез со своего двухколесного и прямиком направился к спрятанной Твёрдым "маломерке", держа на готове излучатель. Трое других последовали за ним. И тогда, скрытый за контейнерами Твёрдый, выстрелил в первого охранника. Он целился в ноги. Но плазменный шар угодил ниже спины черного мундира. Охранник схватился за ягодицу и свалился на мостовую.
   А Твердый быстро и методично, почти не волнуясь, прострелил ноги троим, идущим следом. Всё произошло в несколько мгновений, и пока, оставшиеся в седлах охранники что-то сообразили, в дело вступил, засевший у них в тылу, Брат. Он церемониться не стал, а двумя точными выстрелами уменьшил превосходство противника. Но всё же оно осталось почти троекратным.
   Уцелевшие охранники, спрыгнули со своих экипажей и, укрывшись за ними, открыли, бешеный огонь в направлении обоих братьев не давая им даже приподнять головы. Что делать дальше, Твёрдый не знал. Он сидел, прижавшись спиной к металлической стенке контейнера. Вокруг него плескались брызги плазменных разрядов. Он понимал, что охранники могут по рации вызвать подмогу. Тогда братьям точно наступит конец. Нужно только подороже продать свою жизнь. Но пока этой возможности не представлялось. Отстреливаться при таком плотном огне было нельзя. Твёрдый краем глаза взглянул на место стоянки экипажей. Дорогие красивые агрегаты были уже в нескольких местах продырявлены. А маломерка осела на обод с пробитым скатом.
   Стрельба, между тем, не прекращалась. Видно, зарядов у охранников было предостаточно. И тут Твёрдому пришла в голову догадка: а вдруг трое поливают их огнём, а двое других уже подползают, где -нибудь сбоку? И не успел он подумать об этом, как справа, за одним из контейнеров мелькнула черная фигура. Твёрдый быстро несколько раз навскидку выпалил по охраннику. Тот глухо вскрикнул, как ужаленный и повалился вниз противогазом на кучу мусора, выпавшую из бака. И вдруг в центре двора что-то взвизгнуло, а затем оглушительно рвануло. Эхо гулко заухало, отражая звук взрыва от стен. И стрельба тут же прекратилась. Через несколько мгновений Твёрдый осторожно выглянул из-за контейнера. Потом приподнялся повыше. Затем встал в полный рост. Трое охранников неподвижно валялись возле своих экипажей. Четвертый лежал неподалеку, не успев доползти до бордюра. Из-за него уже поднимался целый и невредимый Брат.
   III
   Нужно было срочно удирать. Шуму они понаделали предостаточно. Но куда денешься с раненным? Колёса маломерки оказались простреленными и спущенными. Не пешком же уходить? Братья подбежали к своему экипажу. Горбоносый лежал в той же позе, как и до стычки с охранниками. Плазменный шарик навылет прожег оба стекла на дверцах, чуть выше головы лежащего.
   Пока братья в растерянности стояли возле своей маломерки, дверь центрального подъезда сдвинулась в сторону и из неё вышли двое крупных парней в серо-голубой форме. Оба были вооружены ручными излучателями малой мощности. Увидев их, братья вскинули свои, но один из парней предупредительно и миролюбиво поднял свободную от излучателя руку. Оба подошли почти вплотную и на их похожих лицах не отражалось никаких эмоций.
   -Здесь бы нужно прибрать - бесцветным голосом сказал один, махнув излучателем в сторону убитых охранников.
   -А куда же их деть? - Брат огляделся по сторонам.
   -К тому же здесь, вон, четверо раненных и у нас ещё один в экипаже.
   -Ну, насчет этих мы сейчас решим, - парень неспешной походкой подошёл к лежащему на боку раненному Твёрдым охраннику. Поднял излучатель. Раненный в ужасе вытянул вверх руку. Но нельзя рукой защититься от выстрела. С простреленной головой охранник замер на мостовой. Кровь тонкой струйкой вытекла из-под противогаза.
   Остальные раненные охранники, поняв свою участь, попытались оказать сопротивление. Один даже успел выстрелить в серо - голубого, но промахнулся. А тот и его напарник стреляли без промаха. Твёрдому, при виде этой хладнокровной бойни, стало не по себе. Одно дело - бой. И уж совсем другое - вот эта безжалостная расправа. Она вызвала у Твёрдого отвращение и резкую неприязнь к двум серо - голубым убийцам. А те, словно сделав будничную работу, засунули свои излучатели за пояса мундиров и вернулись к замершим возле экипажа братьям.
   -Ну, вот, всё без свидетелей, - заявил первый и ухмыльнулся сквозь тоненькие щегольские усики, обнажив большие желтые зубы.
   -Теперь вопрос, куда трупы девать будем? Ведь скоро сюда этой сволочи понаедет всё наше заведение перетряхнут. А у нас артель мирная, услуги оказывает состоятельным клиентам за большие деньги. Ну, а мы сторожами при заведении состоим и очень эту черную падаль ненавидим. Вот и помогли вам с ними расправиться. И если хотите, спрячем у нас? Только вот куда мертвяков девать?
   -А может, оставим всё, как есть, - вмешался второй сторож.
   -Приедут, скажем: была перестрелка, и эти смылись в неизвестном направлении. Искать, я думаю, не станут.
   -И то верно - поддержал его мысль первый, - к чему лишние хлопоты. Давайте вашего раненного оттащим к нам, а экипаж ваш взорвём для большего эффекта.
   Так они и сделали. Горбоносого осторожно вынесли из экипажа. Твёрдый и Брат в сопровождении второго сторожа скрылись за дверью подъезда, над которым неоново горел большой красный цветок. Из вестибюля, навстречу идущим, выскочили несколько поспешно одетых мужчин. Они скоренько влезли в свои лимузины и те резво, один за другим, рванули прочь из двора, усеянного трупами. Первый сторож оставшийся возле маломерки, открыл мотор и, отойдя назад на несколько шагов, выстрелил в водородный бачок. Тот взорвался ярким голубым пламенем, которое почти в несколько мгновений охватило весь экипаж.
   Брат и Твёрдый внесли Горбоносого в просторный вестибюль, отделанный красивым разноцветным пластиком. По стенам висели несколько стереоскопических снимков, изображающих фривольные сцены. Если смотреть на снимки, меняя точку взгляда, то изображение акта любви словно оживало. Под картинами, вдоль стен, стояли мягкие диваны. На полу лежал пушистый ковёр. Слева и справа вверх вели две лестницы, по краям которых были установлены скульптуры лежащих в откровенных позах красоток, готовых к любви. Окна вестибюля прикрывались темными жалюзями, а с потолка лился мягкий оранжевый свет из светильника - шара.
   Из боковой двери, расположенной под левой лестницей, навстречу гостям вышла женщина средних лет, одетая в тонкий и откровенно открытый халат. Он едва прикрывал её мощные шаровидные груди и при каждом шаге открывал тугие обнаженные бедра. Губы и ресницы дамы были ярко подкрашены. На одутловатых щеках горел искусственный румянец.
   -Несите его ко мне, - низким голосом распорядилась дама, показав рукой с яркими ногтями на вход в небольшую комнату. В комнате стояла двухспальная кровать, стенной шкаф, зеркало под которым на тумбочке расположился целый парфюмерный набор. В комнате, видно давно не проветриваемой, резко пахло духами, пудрой, курительным дымом и потом. Столик возле кровати занимал экран визора. Рядом с экраном стояла пепельница, доверху заполненная окурками. Несколько окурков валялось и на коврике возле столика.
   Брат и Твёрдый уложили Горбоносого на неприбранную грязноватую кровать.
   -Я сейчас врача нашего вызову, - суетливо проговорила дама и нажала на кнопку пульта, ряды огоньков которого светились на другой стороне комнаты возле тыльной стены. Через несколько отрезков появился худой желчный человечек с чемоданчиком в руках. Он, не здороваясь, подошел к лежащему без сознания Горбоносому и стал осматривать его предплечье пробитое плазменным шариком. Осмотрев рану, человечек так же молча открыл свой чемоданчик и стал в нём копаться, вытащил какой-то тюбик. Потом тонким резаком распорол одежду возле раны и смазал её содержимым тюбика. Сверху врач положил антисептический пластырь и сделал несколько уколов в раненную руку. Затем он сложил свои инструменты в чемоданчик и так же молча удалился из комнаты. Дама в халате пошла вслед за ним и скоро вернулась.
   -Он будет спать два оборота, - она передала, очевидно, слова врача.
   -Идите наверх, - уже каким-то другим, более вкрадчивым тоном, сказала дама.
   -Вам нужно вымыться и отдохнуть. Вас проводят, - и при этом она как-то томно и двусмысленно улыбнулась крашеными губами.
   В сопровождение второго сторожа братья поднялись по боковой скрипучей лестнице на второй этаж, и пошли по длинному полутемному коридору, устеленному протёртой ковровой дорожкой. С двух сторон по краям коридора имелись двери с табличками. Прочесть ни одну из них Твёрдому не удалось. В самом конце коридора сторож толкнул последнюю дверь, и они вошли в большую комнату, отделанную разноцветной пластиковой плиткой. Большую часть комнаты занимал неглубокий бассейн, наполненный чуть мутноватой водой. По краям бассейна виднелись лужицы, и многочисленные брызги блестели на пластиковом полу в оранжевом отблеске шаровидных светильников.
   -Мойтесь, - странно усмехнувшись, сказал сторож.
   -Душевые кабины вот здесь, - указал он на две небольшие дверцы в стене сбоку от бассейна.
   -И удалился, так же загадочно улыбаясь.
   За последние сутки Твердому пришлось мыться второй раз, но ни разу не удалось поесть. И потому пустой желудок уже стали сводить неприятные спазмы, и теплый душ эти ощущения только усилил. Он вышел из кабинки и уселся в одно из кресел, стоящих возле края бассейна, дожидаясь, когда из душа выйдет Брат. Входная дверь напротив тихо отворилась, и в комнату вошли две девицы с подносами, уставленными блюдами с едой и сосудами с напитками. Девицы были стройными и симпатичными, но как-то внешне очень похожими одна на другую, словно куклы в магазине игрушек. И одеты они были тоже одинаково: в короткие розовые туники, открывающие чуть ли не до конца крепкие голые ноги. Девицы, заученно улыбаясь, плавно подошли к сидящему в кресле Твёрдому и, наклонившись, поставили подносы почти на край бассейна.
   -Отведайте наших блюд, - сказала первая, сероглазая с сине - зеленой короткой завивкой на голове и вытянула трубочкой сиреневые губы, словно для поцелуя. У второй губы были тёмно - вишневыми и она так же поставила свой поднос рядом с первым. Затем грациозно опустила ноги в бассейн и стала ими болтать в воде, завлекающее поглядывая на Твёрдого голубыми сильно подкрашенными глазами.
   Из своей душевой кабинки вышел Брат, обтираясь полотенцем. Он был абсолютно голым и немного опешил, увидев возле бассейна двух девиц.
   -Иди к нам, - поманила его сероглазая, - ты ведь проголодался?! Брат возражать не стал, и они вместе с Твёрдым буквально набросились на еду. Для этого им пришлось сесть на влажный пол. Девицы уселись рядом и принялись подкармливать братьев буквально из ложечки, подливая им в стаканы крепкий спиртной напиток. Голодные братья захмелели очень быстро. И тогда девицы принялись своими сильными похотливыми пальцами разминать их ещё не возбужденные стволы. И долго им трудиться не пришлось. У Твёрдого ещё больше, чем от алкоголя, закружилась голова от этого, нового для него ощущения. Волны блаженного озноба прокатывались по всему расслабленному телу. Твердый совсем потерял контроль над собой. Словно в тумане он видел, как сероглазая сбросила свой халатик - тунику. Девица закатила свои серые глаза, раскрыла сиреневый рот и заголосила, повизгивая. Твёрдый сквозь опьяненное головокружение, смешанное с половым возбуждением вдруг вспомнил свою утреннею близость с медноволосой Спутницей. Но сероглазая, видно, испытывала необычную новизну чувств. Рядом Брат, как то очень быстро закончил свою близость с голубоглазой. Та плюхнулась в бассейн. Крики сероглазой всё чаще переходили на гортанный хрип, и вылезшая из бассейна голубоглазая, этим сильно заинтересовалась.
   -Эй, подруга, уступи-ка местечко, - сказала она, подойдя сзади и бесцеремонно спихнула сероглазую с Твёрдого. Та по инерции полетела в бассейн, а мокрая голубоглазая, соответственно оценив достоинство мужчины, уселась на него. Тело её билось в экстазе полового возбуждения. А Твёрдый лежал на краю бассейна в каким-то двояком состоянии. Сильно возбужденный внизу и полусонно пьяный выше пояса. Определить эту раздвоенность он никак не мог. Принимая любовь от этих двух девиц, он всё время вспоминал медноволосую Спутницу. С его груди за шею сбился вместе с маленькой пирамидкой тоже небольшой медальон на золотистом шнурке с барельефным портретом этой женщины с медными волосами. Она сама ему повесила на шею медальон, когда они одевались после близости в душе сегодня утром в Храме любви. Но и суток не прошло, а он измерил ей сразу с двумя девицами из "Дома любви"! А что они попали именно сюда, Твёрдый уже не сомневался.
   И убедился он в этом окончательно, когда двери снова распахнулись и в бассейный зал одна за другой впорхнули розовыми бабочками ещё штук десять девиц, возглавляемых незамечено вылезшей из бассейна синеволосо-сероглазой. Любопытной стайкой девицы собрались вокруг Твёрдого. Волосы у них были окрашены в немыслимые различные оттенки, но халатики-туники имели розовый цвет с вышитым красным цветком на левом плече и маленькой белой цифрой внутри. И вдруг халаты почти одновременно упали на пластиковый пол бассейна, и девицы выстроились возле лежащего Твёрдого в живую очередь. Твёрдого охватывало какое-то странное оцепенение и безразличие к тому, что с ним сейчас происходило. С каждым отрезком времени мозг всё больше одолевало забвение и только на несколько мгновений привел в себя не любовный, а какой-то другой вскрик одной из девиц.
   -У него медальон Хранительницы! Он её избранник! - и девицу словно ветром сдуло.
   Остальные снова сгрудились вокруг, но рассматривая на этот раз барельеф медноволосой.
   -Только бы он ей не разболтал про нас, - сказала другая девица.
   -Не расскажешь ей, миленький? - наклонилась над лицом испуганная мордашка сероглазой. Сиреневые губы у неё слегка дрожали.
   Твёрдый в полусне отрицательно мотнул головой. Его закутали в пушистое, мягкое, теплое, одеяло. Всей гурьбой понесли, как мумию в боковую комнату и положили на удобное упругое ложе. Следом самостоятельно зашёл Брат и лёг на соседнее. Девицы, виновато улыбаясь, по одной исчезли за дверью. Твёрдый изнеможенно вытянулся на ложе. Сон наконец-то, не прерываемый ничьим посторонним вмешательством, захватил его уставшее тело и положил свои мягкие, проникновенные ладони на голову, остановив сознание, Твёрдый заснул.
   IV
   Он проснулся. Над головой сияла блестящая россыпь ярких звёзд. Звёзды ему показались совсем близкими, досягаемыми. Только протяни руку и коснешься их мерцающей, жгучей поверхности. И обожжёшь пальцы и исколешь до крови острыми иголками-лучами. И звезды набросятся на тебя, как рой хищных насекомых и высосут всю твою кровь без остатка. А окончательно уничтожит тебя громадный оранжевый шар, мрачно висящий среди этого звездного роя. С поверхности шара вниз смотрело нечто подобное человеческому лицу с пустыми глазницами и провалившейся дыркой носа. Точь в точь - череп. Но какой-то пышнощёкий и довольный своей жизнью - смертью. Череп, не отрываясь, уставил серые глазницы прямо в глаза проснувшегося и тот, только тряхнув головой, развеял это жуткое наваждение.
   Он оглянулся по сторонам, привстав с надувного матраса, на котором он задремал, прикрывшись темным грубошерстным одеялом. Неподалеку от него догорал, обдавая остатками тепла небольшой костерок. Возле костра в разных позах лежали или сидели несколько темных фигур. Освещённые тусклыми отблесками пламени, лица были незнакомы и неузнаваемы, словно ежесекундно меняясь от переливов пламени. И дальше вокруг тоже горели костры. Возле них тоже сидели и лежали люди. Много людей. Одни готовили на кострах какую-то пищу. Другие задумчиво курили, пуская в звёздное небо струйки дыма. Третьи о чём-то негромко переговаривались между собой, поглаживая руками какие-то мерцающие в тусклом свете длинные стволы. Очевидно, это было оружие. Чуть дальше просматривались непонятные с первого взгляда хаотичные сооружения и бетонные балки, загородившие проход к костровому стойбищу. А за ними множеством разноцветных огней спал громадный ночной город. Оттуда доносился нестройный гул тяжелого движения. Гул всё заметней сотрясал костровую площадку перед громадным белостенным зданием, на вершине которого в свете прожекторов развивался полосатый флаг. Чуть ниже на балконе трепыхался другой флаг: кроваво-красного цвета.
   Приближающийся гул всполошил сидящих возле костров. Они повскакивали со своих мест и в беспорядке забегали вокруг, очевидно, не зная, что предпринять. Отовсюду раздавались крики:
   -Танки! Сюда идут танки! Вошли войска!
   Бегающих возле костров охватила паника. Многие бросились внутрь высокого белого здания. Другие, наоборот, кинулись к самодельным заграждениям и залегли там за железобетонными балками, должно быть, с истерической надеждой отразить танковую атаку с помощью винтовок и автоматов.
   Но гул вдруг так же, как и начался, внезапно стих. Танки остановились где-то неподалеку. Наверное, ожидали приказа.
   Проснувшийся человечек был уже тоже на ногах. В руках он держал короткий автомат. Туловище его покрывала утепленная ватиной черная куртка с многочисленными карманами.
   На левом рукаве он заприметил пришитую эмблему: в красном кругу косой с углами в стороны крест в виде нескольких пересеченных мечей без рукояток. Эта эмблема ему почему-то очень не понравилась. Что-то в ней было отталкивающее, отвратительное. Она была похожа на голодного паука. Человек чуть не сорвал её правой рукой, но потом передумал. Любопытство происходящего взяло верх над секундным порывом. Паника постепенно прекратилась. Уже никто бестолково не бегал. Все на несколько минут замерли, прислушиваясь к звукам громадного мега полиса.
   -Притихли, - раздался за спиной чей-то голос. Человек оглянулся и увидел стоящего сзади бородача в лихо заломленной на лоб фуражке с синим околышем. От бородача несло перегаром водки и чеснока. Он был облачен в помятый защитный мундир с синими погонами на плечах, перепоясанных ремнями. Слева на боку у него в ножнах висела длинная сабля, а справа из кобуры торчал револьвер.
   Темно-синие с красными лампасами штаны вылезали из коротких плохо начищенных сапог. Бородач вытащил из кармана мундира мятую пачку сигарет и протянул её стоящему рядом. Тот двумя пальцами свободной от автомата руки вытащил из пачки предпоследнюю изогнутую белую палочку с желтой головкой и засунул её обратным концом в рот.
   -С фильтра будешь курить? - усмехнулся в усы бородач. Человек с эмблемой исправил свою оплошность. Бородач чиркнул зажигалкой. Едкий дым попал в легкие, вызывая кашель.
   -Что, крепкие? - спросил с той же усмешкой бородач.-Это наши, кубанские.
   -Табак у нас забористый, едрёный. Мятая пачка полетела на мостовую. Та вся вокруг оказалась усыпанной различным мусором. Предутренний прохладный осенний ветерок перекатывал пустые пивные банки, подкручивал сигаретные окурки и шевелил застрявшие в кустах обёрточные бумажки.
   -Утром, я думаю, начнется, - выпустив дымовую струю изо рта, вдруг мрачно сказал бородач.-Коли танки ввели - значит, церемонится, не станут. Перестреляют, как курят. Наши телецентр не взяли, видно, крышка тут нам всем. Кровью русской умоются, гады! - бородач в сердцах плюнул на мостовую сгусток желтой слюны.
   -Ты как, тикать со своими баркашами будешь или погибнешь за новую Россию? - косой взгляд стрельнул по стоящему рядом.
   -Опять жиды верх берут. У них деньги, власть, агенты кругом влияния. А у нас что? - бородач поглядел на свой левый бок, - шашка вот одна, пистолетик, да автомат твой. Против танков не попрешь.
   -Ну, пошли, что ли, внутрь ... парламента, - бородач растёр окурок носком сапога.
   -Нужно оборону занимать - вон луна уже заходит, рассвет скоро будет, хоть подстрелю одного-другого наймита империализма ...
   Бородач повернулся спиной и двинулся в сторону ближайшего подъезда белостенного здания. Человек с автоматом покорно пошёл следом. Он абсолютно не знал, где находится и что здесь происходит? Кто с кем воюет? И за что?
   По высоким и широким ступеням он вслед за бородачем поднялся к большим деревянным дверям этого бокового подъезда. За дверями стояли часовые в серых шинелях с автоматами на груди. Бородач показал им какую-то бумажку. Его пропустили и он, не оглядываясь, пошел в левое крыло к лестнице наполненной вооруженными людьми. Один из часовых поднял усталые и красные от недосыпа глаза на человека с автоматом. Тот понял, что нужно показать какой-то пропуск. Он стал свободной от автомата рукой рыться по многочисленным карманам своей куртки, но никакого пропуска пока не находил. От этого он смутился и покраснел. Под белокурым чубом на лбу выступили капельки испарины. Часовой уже смотрел на него не устало, а подозрительно. Второй, проявляя бдительную солидарность, подошел поближе и даже передёрнул затвор своего автомата. Но тут из гула голосов в огромном вестибюле послышался один громкий и явно обращенный в сторону пока безмолвного инцидента, голос:
   -Петр! Ты чего тут застрял? Соратники ждут.
   Петр поднял голову. В двух шагах от него и часовых стоял человек в такой же, как и у него, черной куртке с такой же эмблемой на рукаве. В руке он держал точно такой же короткоствольный автомат с кривым патронным рожком. Немного помятое, сонное, конопатое лицо выражало нетерпение.
   -Пропустите его, ребята, - сказал конопатый, обращаясь к часовым.-Он где-то пропуск обронил.
   -А почем я знаю, - устало сказал первый часовой, - может он лазутчик какой? Убить, кого из руководства хочет?
   -Да наш он, свойский. Русский патриот! - фальшиво воскликнул конопатый - Соратник из национального единства. Друг мой! Вместе Афган прошли!
   -Ну, ладно, пусть проходит, - махнул рукой часовой и освободил дорогу.
   -Только под твою ответственность.
   -Всё будет нормально, братишка, - уверил его конопатый, пожимая руку подошедшему Петру.
   -Поехали наверх, там наши дожидаются, - и конопатый поспешил к одному из лифтов, возле раздвижных дверей которого светился красный огонёк и стояло уже несколько разномастно одетых мужиков. Лифт долго не опускался. А когда, наконец, опустился и в распахнутые двери втиснулся этот разношерстный народ, но наверх не пошёл. Внутри погасла лампочка. Стало темно и в вестибюле.
   -Свет вырубили, сволочи! - выругался один из бородатых казаков, стоящих в кабине сбоку от Петра.
   -Вечером воду отключили - возмущенно поддержал его другой.
   -Все сартиры уже загадили за ночь!
   -Измором берут, падлы! - включился третий.
   -Скоро они нам всем мор устроят, - сказал небритый человек в мундире с офицерскими погонами.
   -Вон уже танки на Кутузовский подвели. С рассветом начнут поливать свинцовым дождиком!
   -Не посмеют?! - с сомнением в голосе проговорил первый казак.
   -Ещё как посмеют,- криво усмехнулся офицер.
   -Раздолбят нашу цитадель в пух и прах.
   -Чего тогда здесь стоять! - воскликнул второй казак.
   -Куда пойдем пешком наверх или вниз, в подвал?
   -Ну уж, кто куда хочет, пожал погонами офицер.
   Все вышли из лифта и, не глядя друг на друга, затопали вверх по широким лестничным ступеням. По ним в том и другом направлении происходило почти непрерывное движение. Бегали вооруженные и безоружные люди. Первые были облачены в разномастную униформу, вторые, почти все, в строгие костюмы с галстуками. У некоторых на лацканах пиджаков имелись значки в виде красного флажка с голубой поперечной полосой. Эти ходили, важно выпятив, кто грудь, кто толстый живот, но в глазах их Петр заметил еле скрытый страх. Страх смерти.
   Подъем по бесконечной лестнице был долгим и утомительным. Петр уже потерял ориентацию, не ведая, какой этаж они проходили. Впереди маячила черная спина конопатого. Голова неприятно кружилась, а сердце тяжело ухало в груди. Петр левой рукой ухватился за перила и на минутку остановился, переводя дыхание. Спина конопатого ушла, далеко вверх и нужно было догонять, чтобы не потерять из виду. Но конопатый уже свернул в сторону одного из этажей. Петр, превозмогая одышку, устремился за ним. По полутемному коридору с множеством дверей, на которых тускло, белели таблички, они прошли в просторный холл, освещаемый блеклым светом зарождаемой зари. В холле на диванах и креслах сидело или лежало человек двадцать, одетых в черную униформу с паучьими эмблемами на рукавах. Столы, стоящие рядом, были завалены съестными объедками, пустыми и полными пивными банками и водочной стеклотарой. В холле стояла тошнотворная смесь спертого пота, табачного дыма и нечистот. Последний запах пёр из приоткрытых дверей, находившихся чуть в стороне за углом.
   На вошедших почти никто не обратил внимания. Только двое или трое вяло махнули им руками. Остальные, кто спал, лежа на диване, укрывшись черной курткой, кто, сидя в кресле, отрешенно пускал в потолок дым, выкуривая очередную сигарету. Окурки желтыми мятыми гильзами валялись на грязной ковровой дорожке. В холле царила мутная предрассветная дрёма, когда слабнет внимание и очень хочется спать. Но спать нельзя. За окнами медленно зажигалась багровая заря нового дня. И этот день не сулил сидящим в холле ничего хорошего.
   Петр подошел к широкому окну, наполовину занавешенному красивыми дорогими гардинами, в нескольких местах измазанными грязными жирными пятнами. Видно, о них вытирали немытые руки. За толстыми двойными стеклами насколько хватало глаз, простирался огромный город. Город тушил ночные огни. Внизу, совсем близко за площадкой перед высоким домом, протекала, закованная в бетонную окантовку, неширокая река. Сверху она казалась, сосем узкой, похожей на серо-голубую змейку, застывшую под холодным осенним утренним небом. Слева, между домов по тонюсенькой улице медленно медленно двигались, выстроившись вереницей, крошечные машинки с едва заметными сквозь рассветную дымку маленькими стволами пушек.
   -Танки. Танки! - сначала негромко проговорил, а затем почти закричал за спиной у Петра конопатый.
   Лежащие и сидящие повыскакивали с мест, расхватывая автоматы. Передергивались затворы, застегивались чёрные мундиры, завязывались высокие армейские ботинки. Боевики готовились к бою. Против танков? Отовсюду слышались возбужденные голоса, усиленные крепкими матерными словечками. Но они тут же смолкли, когда в холл буквально ворвался, перепоясанный ремнями, человек, по виду явный командир. Голова его сияла идеальной лысиной. В руках он держал карабин с оптическим прицелом.
   -Становись! - грозно пророкотал лысый, замерев посередине холла в горделивой позе полководца. Боевики суетливо принялись строится в две шеренги по десять человек в каждой. Петр и конопатый встали рядом чуть в сторонке. Лысый на это нарушение дисциплины внимания не обратил.
   -Соратники? - громко произнес лысый и карие глаза его слегка выкатились из орбит.
   -Настал наш час! Мы должны защитить Россию от поругания её жидовской нечистью! Уничтожим как можно больше приспешников империализма! Докажем всему прогнившему миру, что русские люди умеют сражаться, а если, надо умереть за Родину, за Россию! С нами Бог! Слава России!
   И он выбросил правую руку вперед вверх.
   -Слава, слава! - словно эхо отозвались двадцать его подчиненных. Двадцать рук поднялись в салюте на уровне голов. И только один белокурый боец свою руку вверх не поднял. Не хотелось ему её поднимать. Самому неведомо, почему? Конопатый толкнул Петра локтем в бок, но Петр толчка, словно не заметил. И, словно, не заметил случившегося лысый командир.
   -Так, - уже гораздо тише проговорил он, - диспозиция такая. Сейчас все поднимемся на крышу и держим там оборону. Есть предположения, что они "Альфу" будут туда с вертолетов высаживать. Допустить этого нельзя. Президент велел держаться стойко, до последнего патрона.
   -Так ведь танки идут! - воскликнул кто-то из бойцов.-А они, как жахнут! Мало не покажется.
   -Не боись, до нас не добьют. У них угол обстрела не тот, чтобы по крыше палить, тем более с набережной Нам десант нужно перехватить и перестрелять его на подлёте.
   -Скорее они нас на подлёте перестреляют, - тихо проговорил рядом с Петром конопатый.
   Выстроившись попарно вслед за лысым командиром, бойцы спешным ходом вышли на лестничный пролет и принялись подниматься вверх. Петр и конопатый замыкали шествие. На плече у конопатого примостился длинноносый станковый пулемет. Петр в подсумке нес к нему запасные диски и ленты в двух пластмассовых коробках, "на час боя" уточнил перед загрузкой конопатый. Петр не понял много это или мало?
   Миновали несколько этажей и поднялись в чердачное помещение. Возле люка на крышу стоял часовой - милиционер. Лысый командир показал ему какой-то пропуск и стал первым забираться по лесенке наверх. Петр замыкающим выбрался на огромную крышу. Легкий прохладный осенний ветерок вольготно чувствовал себя на такой значительной высоте. Он раскачивал несколько прутьев - антенн и тупо ударился в ближайшую спутниковую тарелку. Та, при каждом ударе ветра, издавала тонкий жестяной звук. Петр опасливо подошел к бордюру края крыши и взглянул вниз. Перед ним в первых отблесках восходящего солнца раскинулся Город. От края и до края, уходя за горизонт, переплетенные паутиной улиц, рассыпались дома, блистающим звездным переливом огней. И чем скорее поднималось из-за горизонта багровое светило, тем быстрее одна за другой тухли эти земные звездочки. Город встречал утро. Утро смутного дня.
   Бойцы РНЕ рассредоточились по крыше парламента и смотрели кто в небо, ожидая появления вертолетов с десантом, кто вниз на землю, где по ближайшим улицам к набережной крошечным муравьями подползали бронетранспортеры. А вслед за ними двигались, похожие сверху на жуков, танки. Их было не больше десятка, и они почему - то не очень торопились к месту событий. Шли настолько медленно, что смотрящему с крыши Петру, вначале почудилось полное отсутствие движения. Между тем бронетранспортёры, так же не спеша, выползли на набережную и замерли неподвижной чёрной кучкой. Они ещё больше стали похожими на муравьёв, собравшихся для каких-то своих надобностей, возле муравейника.
   К Петру и конопатому, установившим свой пулемёт стволом в сторону набережной, подбежал лысый командир. От него пахло потом, табаком и тошнотворным одеколоном "Шипр".
   -Слушай, братишка, - обратился командир к конопатому, - встретить гостей незваных
   по-русски. Подпали им хвосты. У тебя зажигательные и бронебойные имеются?
   -Есть чуток, - вынимая из-за рта сигарету, ответил тот и посмотрел недоуменно на лысого.
-Но зачем же их провоцировать? Может они первые, и стрелять не станут? А если мы, начнем, у них повод найдётся ...
   -Они не для того сюда подкатили, чтобы перед нами покрасоваться, - мрачно усмехнулся лысый.
   -Сейчас развернутся в боевой порядок и начнут "дом белый" поливать. Опередить их нужно, пока они в кучке. Садани в центр, а вдруг, какой подпалишь?
   -Что-то особого нет желания, - проговорил сумрачно конопатый, выплюнув на крышу густую желтую слюну.
   -Давай, давай, не рассуждай, - грозно произнес лысый, - считай, что это мой приказ.
   -Я глупым приказам не подчиняюсь, - упрямо процедил сквозь зубы конопатый.
   -Если хочешь, сам и стреляй.
   -Вот и постреляю! - свирепо вытаращив глаза, заорал лысый. Лицо его и лысая голова мгновенно покраснели и стали похожи на возбужденный фаллос. Он схватил пулемет, воткнул в казенную часть передний конец ленты. Передернул затвор, и почти не целясь, пустил длинную трассирующую очередь в сторону черных "муравьев". Огненные осы горящей вереницей улетели далеко в сторону от цели. Но вызвали оживление в "муравьином" стане. Те расползлись по набережной и вдруг, конечно по команде, у них в носах вспыхнули блестящие звездочки и через секунду другую над головами пулеметчиков завизжали какие-то яростные существа. Лысый, конопатый и Петр одновременно пригнули головы, спрятавшись за бетонный бордюр.
   -Ну, вот и началось, - зло процедил конопатый. На шее у него болтался небольшой бинокль. В его окулярах отражались первые отблески солнечных лучей. Лысый посмотрел на свои наручные часы.
   -Как по жидовскому заказу начали: в 7.40, - злорадно проговорил он и снова, высунув голову из-за бетонного гребня, несколько раз подряд нажал на спуск пулемета. И на этот раз был перелет. Расплавленные капли кучно, одна за другой врезались в узенькую окантовку береговой полосы и отлетели от неё праздничным фейверком. И тогда БТРы заработали на полную мощь.
   Пули свинцовым градом стали биться в высокий гребень бордюра, обдавая спрятавшихся за ним бойцов острой бетонной крошкой. Те даже головы приподнять не могли, уткнувшись лицами в пахнущую гудроном покатую крышу.
   Такой шквальный огонь продолжался минуты три и вдруг сразу стих, словно кто-то внизу на всех пулеметах выключил "рубильник".
   Петр опасливо выглянул из-за бордюрного частокола. Поднявшееся солнце закрыла мутная серая пелена, и оно стало очень схожим со своей ночной заменой. Тусклый призрачный свет багрово отражался от речной поверхности, и оттого вода в реке показалась Петру кроваво красной.
   На набережной происходило движение. БТРы стояли на месте. Двигались люди. Много людей. Поначалу они показались Петру войсками, стянутыми для штурма. Но толпа при пристальном рассмотрении оказалась пестрой и абсолютно гражданской. Догадку Петра подтвердил и конопатый, осмотревший набережную в бинокль:
   -Зрители собираются на трагифарс "Расстрел Белого дома".
   -Может полосонуть по ним, чтобы разбежались? - кровожадно оскалил желтые клыки лысый командир. Он уже стал прилаживать пулемёт для стрельбы по народу, когда Конопатый схватился рукой за ствол и отдернул его в сторону.
   -Ты что, с ума совсем сошел! - заорал он прямо в лицо лысому.
   -Хочешь, чтобы нас тут с вертолетов постреляли, как цыплят?
   -Если захотят, так и так перестреляют! - огрызнулся лысый.-Жизнь свою нужно дороже продать. Прихватить с собой пару - тройку жидов!
   -Откуда ты знаешь, что там одни жиды стоят?
   -Если бы были русскими, то не позволили по нам стрелять! - выкрикнул Лысый и, схватив свой карабин с оптическим прицелом, несколько раз навскидку выпалил в сторону набережной.
   Неизвестно, попал он в кого или нет, но пулемёты на двух бронетранспортерах тут же ответили густыми длинными очередями. Над головами баркашовцев снова засвистели пули. Одна из них совсем рядом с Петром ударилась о бетонный гребень - бордюр. Отскочила в сторону, разбрызгав вокруг острую серую крошку.
   Лицо Петра обожгла резкая боль. Он провел пальцами по щеке. На них остались красные пятна крови, а вниз потекла тонкая теплая струйка.
   -Ранен? - обеспокоено повернулся к нему конопатый.
   -Так, задело слегка, - выговорил с трудом Петр.
   На него навалилось какое-то странное оцепенение. Он смотрел на всё происходящее вокруг, какими - то не своими глазами. Словно, это был не он, а кто-то другой, далёкий и чужой. И боль от царапины, как - то почти мгновенно утихла. Но он не стал противиться, когда Конопатый заклеил ранку пластырем из своей аптечки.
   Стрельба со стороны набережной так же внезапно прекратилась, и вдруг в неясный шум утреннего города ворвался достаточно громкий, явно усиленный голос:
   -Защитники "Белого дома"! - вешал голос.
   -Во избежание ненужного кровопролития предлагаем вам сложить оружие и сдаться!
   -Русские не сдаются! - хрипло заорал, поднявшись во весь рост над бордюром, лысый, размахивая красным со свастикой флагом, который он притащил с собой на крышу вместе с карабином. Внизу его крика, конечно, никто не слышал, но красный флаг видели все, столпившиеся на набережной. Людская стена зыбко заколыхалась и подвинулась немного вперед, ожидая зрелища.
   Голос из мегафона продолжал увещевать, засевших в высоком белом доме сторонников Верховного Совета, не оказывать бессмысленного сопротивления и, наконец, исчерпав все аргументы, прибегнул к последнему, с его точки зрения, самому существенному.
   -Сейчас к своему мужу, находящемуся среди вас, обратиться его жена, - изрек голос из мегафона. Воцарилась минутная пауза, а затем сдавленный женский голос, явно волнуясь, негромко, но под мощным усилием, вполне отчетливо, произнес:
   -Петя, ты меня слышишь?
   Петр вздрогнул и насторожился. Прозвучало его имя. Но мало ли Петров сидит сейчас за этими стенами. И всё же неясный отзвук чего-то родного и далёкого заставил сердце ударить невпопад и затрепетать со щемящим томлением узнавания.
   -Петя, не нужно стрелять! - снова с волнением, чуть запинаясь, произнесла женщина в мегафон.
   -Спускайся ко мне. Я сейчас выйду на площадь.
   Петр приподнялся и взглянул вниз из-за бордюра. От одного из бронетранспортеров отделилась женская фигура, одетая в светлый плащ. Фигура беспрепятственно миновала несколько солдат из оцепенения и медленно вышла на пустынную площадь перед Белым домом. В руке у светлой женщины взвился и затрепетал на прохладном октябрьском ветерке белый шарф. Женщина подходила все ближе, держа над головой этот шарф, словно белый огонь, плескался у неё в руке. Огонь мира. Огонь надежды. Огонь Любви. Петр смотрел на приближающуюся фигуру с белым факелом, и границы узнавания с каждым её шагом расширялись до полной убежденности. И, когда Петр сам уже понял, кто эта женщина и кому навстречу она вышла. Конопатый подтвердил его догадку:
   -Смотри, твоя идет, - воскликнул он, не отрывая глаз от бинокля, направленного на площадь.
   -Смелая, не боится. Вот, что любовь-то делает! - завистливо покачал он головой, а затем, отложив бинокль, взглянул на Петра. На его конопатом лице промелькнуло нечто подобное улыбки:
   -Ну, беги, не заставляй её ждать, - подтолкнув Петра в плечо, проговорил он.
   Петр поднялся во весь рост и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к люку на крыше.
   -Назад! - ударил ему в спину голос лысого командира.
   -Дезертир! Предатель! Застрелю, как бешеную собаку!
   Петр остановился, но только на секунду, а затем, не оборачиваясь, устремился к люку. Выстрела в спину не последовало. Несколько ступенек до чердачной площадки. Усталый взгляд часового милиционера и убегающие за спину под ногами лестничные пролеты. Мелькающие людские лица и спины. Кто-то нёс на плече пулемет, кто-то подтаскивал к окну ящик с патронами. Сейчас эти люди, суетящиеся на многочисленных этажах, и готовящиеся к обороне стали для Петра похожими на нереальные призраки. Ему сейчас не было никакого дела до их муравьиной суеты. Свой ненужный автомат он оставил на крыше и совсем забыл об его существовании. Он стремительно сбегал вниз по боковым лестничным пролетам, вылетел в набитый казаками, офицерами и милиционерами, нижний холл и подбежал к закрытым дверям. Часовой попытался преградить ему путь, но Петр неожиданной, даже для самого себя, подсечкой сбил его с ног. Одним движением сдвинул тяжелую щеколду и, распахнув створку, выбежал наружу. Разгоряченное после бега вниз по лестнице лицо, обдул прохладный осенний ветерок. В воздухе стоял многоголосый гул толпы, заполнившей набережную. Он смешивался с отдаленным, но с каждой секундой приближающимся рыком танковых моторов. Петр оглянулся по сторонам, ища женский силуэт с белым шарфом в руке. Женщина стояла чуть левее от него почти в центре площади. Белый шарф в руке был полуопущен и только изредка, колыхался под тем же самым ветерком.
   Женщина стояла и ждала. Ждала его. Теперь он, зная это точно. И он пошел к ней навстречу. Она увидела его издалека. Увидела и тоже узнала. Сделала несколько неуверенных шагов навстречу, затем остановилась и. наконец бросилась со всех ног. Обняла за шею, прижалась к его куртке упругим, дрожащим телом. От её волос пахло дымом, смешанным с тонким запахом духов. Или на счет дыма, ему только почудилось? Может, дымом пахло от его рук, которыми он гладил её волосы. Её лица вблизи Петр разглядеть не успел. Она уткнула своё лицо в его грудь и тихо плакала. Он слышал всхлипывания и гладил руками пушистые рыжеватые волосы.
   И тут что-то сильно ударило его сзади в левое плечо. Горячая боль обожгла всё тело и загорелась в предплечье. Он стал терять сознание, оседая на руках Лены, остатком мысли догадавшись, чей это был выстрел. И затемненным взором он увидел лицо с ужасом в широко раскрытых синих глазах. Её белый шарф на его спине стал красным. В голове вспыхнула тьма.
   V
   Он проснулся. Над ним склонилось лицо. Вначале он его не узнал. Левое плечо всё ещё жгла фантомная боль невероятного, почти реального сна. Последние его всплески ещё клубились в проснувшемся сознании странными картинами чужой, но уже знакомой жизни. Женский крик ещё звучал в его ушах. Её наполненные ужасом глаза ещё стояли перед его взором. А из этой реальности, из этой яви уже склонилось над ним другое лицо. И это лицо было не женским, а мужским. С темной небольшой бородкой и такими же мягкими, шелковистыми усами. Глаза на смуглом красивом лице светились мягким отблеском зеленовато-синих морских вод. Губы под усами раздвинулись в улыбке. Но улыбка была какой-то горькой.
   -Вставай, - сказал человек тихим знакомым голосом. И Твёрдый узнал его, своего Наставника. Ещё не совсем придя в себя, он поднялся с ложа и тут же, в какой-то волне слабости, сел на него, ощутив дрожь в ногах.
   Наставник стоял рядом в своём белом одеянии, держа руки ладонями под локтями. Он, глядя на него, молчал, не произнося ни слова. И дрожь в коленях Твердого быстро прошла. И он снова встал, оглядываясь по сторонам в поисках своей одежды. Одежда лежала рядом на тумбочке, аккуратно сложенная и чистая. Твердый стал поспешно одеваться, не глядя на Наставника, словно стыдясь его присутствия в таком месте. Как он оказался в "Доме любви"? Как он отыскал его и Брата? Тот уже стоял одетый рядом со своим ложем и тоже, по всей видимости, смущенный. Но Наставник не упрекнул их ни в чём. Они тоже молча пошли за ним из спальни мимо пустого бассейна, по длинному тоже пустому коридору, спустились в холл, оказавшийся тоже пустым. Вышли во двор. Двор был забит людьми. Людьми в синей форме с золотыми рыбками в петлицах. На фоне этого синего "озера" были заметны два разноцветных островка: маленькая группка молодых мужчин и, стоящая возле стены кучка молодых женщин, кутающихся в розовые халатики. Впереди выделялась тучная фигура матери - настоятельницы. Глаза розовых женщин - жриц любви были полны ужаса. Синие мундиры гудели возмущенно-злобными звуками голосов. Они были готовы к расправе. Они размахивали излучателями и выкрикивали ругательства. И было удивительно, что никто ещё не выстрелил. Ведь, судя по их внешнему виду, большинство уже накачалось одуряющим наркотическим зельцем, потеряв остатки психологических "тормозов".
   Казалось, расправы не миновать, учитывая отношение однополых к женщинам вообще, а к "жрицам любви", в частности.
   Но Наставник, вышедший первым из дверей, сделал несколько шагов в сторону и загородил собой женщин. Крики стали постепенно смолкать. Но однополые всё ещё сверкали злыми возбужденными глазами. Наставник поднял вверх ладонью вперед левую руку, и остатки шума мгновенно затихли. Воцарилась напряженная гробовая тишина. Только возле стены всхлипывали женщины, да с улицы доносился неясный гул множества голосов и топот бесчисленных ног. Однополые снова перешли в наступление.
   -Вы хотите их убить? - тихим, но твердым голосом спросил Наставник у солдат в синих мундирах.
   -Они развращают людей! -выкрикнул один из них. Лицо его перекосила злоба, а руки, державшие излучатель, дрожали от нетерпения.
   -Они подлые, грязные твари! - заорал другой с нечёсаной седой бородой.
   -Давить их нужно без пощады! - выкрикнул третий с длинными сальными волосами, клочьями вылезшими из-под синей, тоже засаленной, шапки. И вслед за этим выкриком новый рев злобных голосов, готовой к расправе синей солдатни.
   И снова повторный жест Наставника и вновь тишина.
   -Хорошо, - сказал Наставник.
   -Вы хотите их убить за то, что они женщины. Женщины, продающие телесную любовь. Тогда, пусть это сделает первый, кто чувствует уверенность в своей правоте. В том, что он лучше этих падших женщин. В том, что он чище их в своих помыслах и поступках.
   После этих слов тишина на площадке двора стала ещё более глубокой и напряженной. Солдаты стояли, опустив головы, переминаясь с ноги на ногу. Выйти первым никто не решался.
   Тогда Наставник повернулся к стоящим у стены женщинам:
   -Идите в свой дом и больше не занимайтесь своим промыслом - сказал он и добавил:
   -Я приду вскоре за вами.
   Женщины без сопротивления со стороны солдат гуськом, одна за другой, скрылись за дверями "Дома любви". И только настоятельница задержалась рядом с Наставником.
   -Спасибо, - сказала она, поклонившись ему.-Вы спасли нас.
   -Береги Горбоносого и своих подопечных. У них будет великая миссия.
   И Наставник повернулся на шум бронированного экипажа, который в этот момент въехал во двор, запруженный солдатами. Те стали сторониться, освобождая путь. Броневик, фыркая газовым мотором, не спеша, прополз через образовавшийся проход и остановился неподалёку от Наставника и его Учеников. Стальная треугольная дверца сдвинулась в сторону и на мостовую, не пригибаясь, выскочил маленький бородатый человечек в ярком голубом мундире, украшенным золотым шитьем, указывающим на его высочайший чин. Две золотые зубастые рыбины уютно примостились на его худосочных плечах. Усталое лицо с наспех подведенными ресницами ярких голубых глаз, было усеяно созвездиями оранжевых точек. Рябой кривоногой походкой подковылял к Наставнику, зло посмотрел на него снизу вверх.
   -Почему вы без моего ведома, покинули штаб? - почти закричал Рябой напомаженными губами.
   -Я не обязан перед вами отчитываться о каждом своём шаге, -твердым голосом ответил Наставник.
   -У нас заключен договор, по которому я должен контролировать вас и ваших учеников на время военных действий во избежание чей-либо гибели. А вы, Целитель, самовольничаете! И я, вместо того, чтобы руководить наступлением войск, разыскиваю вас по всему Городу!
   -Мне нужно, было, найти своих пропавших учеников. А извещать вас об этом у меня не было возможности.
   -Я хочу, чтобы подобный инцидент оказался последним, - строго хмуря лохматые брови, проговорил Рябой.
   -Вы нам нужны целым и невредимым, чтобы после нашей победы было, кому возглавить правительство.
   При этих словах Наставник только грустно улыбнулся.
   -Вы же знаете, что я не желаю быть Властителем и не буду им, как бы вам этого не хотелось.
   Я здесь не для того, чтобы править, а для того, чтобы спасти. Спасти Планету от гибели.
   -Ну, вот когда станете Властителем, тогда и спасете всех. Шансов больше, - подвел итог разговору Рябой.
   -А сейчас садитесь в броневик вместе со своими учениками. Едем к наблюдательному посту. Мы прорвали их внешнюю линию обороны. К вечеру захватим Храм Любви, а там доберемся и до Властителя.
   Наставник, Твёрдый и Брат забрались вместе с Рябым в его броневик. Остальные ученики заполнили другой, появившийся во дворе, следом за первым. Внутри броневика в удобных креслах сидели несколько офицеров штаба однополых. Они вежливо поздоровались с Наставником и братьями. Взревел мотор. Броневик развернулся среди уступивших ему место солдат и на малой скорости выехал на проспект. Проспект был запружен синими войсками и техникой. Войска шли несколькими колоннами, и, растекаясь по улицам, сходу вступили в бой с противником. Броневики и, сопровождающие их быстроходные экипажи с охранной, свернули с Проспекта на одну их боковых улиц и помчались по ней к неизвестной Твердому цели. До его плеча сзади кто-то дотронулся, Твердый оглянулся. С заднего сидения на него, хитро улыбаясь, смотрел ... Сосед. Его уж никак нельзя было здесь ожидать. И это присутствие за спиной, вызвало неприятные ощущения. Словно, сзади находился не человек, а какое-то неведомое и опасное существо, готовое в любой миг вцепиться тебе в шею своими острыми когтями. Твердый даже передернул плечами, отгоняя это явственное ощущение.
   Между тем, броневик заехал в один из проулков, окруженный высокими домами и вдруг стал подниматься вертикально вверх. Над крышей раздался свистящий шелест винта. Броневик - винтолет поднялся над домами и затем медленно опустился на плоскую крышу одного из них. Все вышли наружу, и плотной группой двинулись в сторону края крыши, огороженной невысокой решеткой. Наставник и братья вышли из броневика последними и остановились в стороне от однополых.
   С этой площадки центр Города смотрелся, как на ладони. Улицы и переулки были запружены наступающими синими войсками. Черные охранники Властителя
   где только могли, возвели баррикады из железобетонных плит. Сражение уже шло по всему периметру второй линии обороны. То в одном, то в другом месте вспыхивали, похожие на всполохи электросварки выстрелы плазменных орудий и излучателей. Синие волны накатывались на преграды и после яростной "электрической" схватки, отливались назад, оставляя вокруг неподвижные крохотные фигурки убитых. Отход был, однако недолгим, яростный натиск повторялся снова и снова. Уже горело несколько броневиков однополых, источая, в спертый и без того воздух, едкий черный дым. Но здесь, наверху дышалось ещё достаточно легко. Купол был виден явственно, словно бледно-серая туманная дымка, сквозь которую за событиями, разгорающимися внизу, с любопытством наблюдал одинокий оранжевый зрачок спутницы Планеты. Рельеф на её поверхности, похожий на человеческое лицо, казалось, довольно улыбался, следя за битвой.
   Первые неудачные атаки очень расстроили коротышку Рябого. Он в ярости бегал вдоль заборчика и орал в микрофон рации, которую, повторяя все его движения, таскал на спине один из офицеров с белой кудрявой бородкой клинышком на курносом и каком-то синюшном лице.
   -Бросить резервы! Раздавить их! - орал в микрофон Рябой, скача вдоль решетки, будто злющий гоблин из земной сказки. И, словно подчиняясь его крику, поток людских фигурок в синей форме в нескольких местах прорвался за железобетонные укрепления и вырвался на Проспект Хранителя Шара, который тянулся к самому Храму и тоже был перегорожен бетонными надолбами. Гнев Рябой тут же сменил на радостные крики:
   -Вперед! Вперед! Поддайте им жару! - визжал он, подпрыгивая и грозя вниз своим маленьким кулачком в воинственном азарте. Он бросил микрофон на шнуре синюшному офицеру и, размахивая руками, подскакал к Наставнику и братьям.
   -Мы их разобьем! Разлупим в пух и прах! - радостно выкрикнул он, гордо вскинув напомаженную бороду.
   -Кровь не решит проблемы, - грустно произнес Наставник.
   -Ничего, Планета кровью очистится! - Рябой сжал обе руки в кулачки до такой степени, что они побагровели по самые запястья.
   -А потом - учите народ, исцеляйте, наставляйте на путь истинный.
   Делайте, что хотите! Только нам не мешайте!
   -К, сожалению, наставлять на Путь уже поздно, - сказал Наставник.-Зло слишком далеко зашло. Вот уже докатились до войны. Скоро Планета погибнет.
   -Не каркайте! - рявкнул Рябой, - мы свергнем этого никчемного властителя и установим мир, покой и процветание на всей Планете.
   -Есть один маленький шанс, - произнес Наставник, словно про себя, - но боюсь, что и он не поможет. Все предначертано ...
   Между тем, внизу, синие войска, развивая успех, под защитой идущих впереди броневиков, устремились по проспекту к следующей, третьей линии обороны охранников Властителя. Там их уже поджидали. Спрятанные за бетонными надолбами боевые экипажи открыли по наступающим ураганный огонь. Первый ряд броневиков был подбит и добавил к затхлому городскому воздуху ещё большей копоти. Следующие, дали задний ход и, отстреливаясь, стали пятиться назад, увлекая за собой пехоту. Солдаты и броневики попрятались за вторую линию, подобрав по пути раненных. Судя по всему, на сегодняшний день боевые действия окончились. Это тоже понял и Рябой. Он, вроде бы, успокоился и вместе со своим штабом, погрузившись в винтолет - броневик, отбыл со смотровой площадки к ожидающему его охранному экскорту и броневику с Учениками.
   Наставнику и ученикам отвели для ночлега, большой пустующий дом с колоннами и длинной балюстрадой вдоль широкого бельэтажа, где в просторном зале и уселись ужинать Наставник и его преданные ученики. Визу стояли несколько охранников в синих мундирах.
   Наставник из вместительного пластикого сосуда налил каждому из учеников густой бордовый напиток и разделил поровну круглый пресный пирог. Напиток на вкус оказался сладко-солоноватым с легким алкогольным опьянением. На душе, после выпитого, стало необыкновенно легко и спокойно. А кусочек мягкого пирога быстро насытил голодный за целый день желудок, что было само по себе удивительно. Когда все было съедено и выпито, ученики в полу дрем ном состоянии откинулись на спинки мягких кресел и повернули лица к Наставнику. Тот долго и задумчиво молчал. Твердый наблюдал, как в неярких лучах светильника, стоящего на столе, у Наставника меняется цвет глаз. От глубокого темно-карего до бледно-голубого. И затем - обратно. Потом Наставник тихо заговорил:
   -Приближается Судный день. И я не могу предотвратить его. Планета обречена на гибель. Внутри неё зреет паразит из другого измерения, который разорвет Планету на куски. Зло разлетится по Миру. Оно станет разрывать Вселенную вплоть до моего Последнего возвращения. Но это случится очень не скоро и на другой Планете. Она станет наследницей этой, погибающей. Но разумной жизни на ней ещё нет. И её нужно там сотворить.
   Ученики не понимали, о чём говорит Наставник, хотя и слушали его молча. И только Брат тихо, словно про себя пробормотал с горечью в голосе:
   -Как жалко людей. Неужели их нельзя спасти?
   Но Наставник услышал его фразу. Он поднял на Брата глаза, полные темной печали и тоже тихо ответил:
   -Спасти почти нельзя. Почти ... , - и снова опустил голову перебирая в пальцах разноцветные шарики бус с висящей посередине фигурой из двух перекрещенных линеек, небольших, похожих на деревянные палочки. Твёрдый видел эту фигуру в руках Наставника впервые. Ведь, перед путешествием в Город, тот раздал всем ученикам по маленькой хрустальной пирамидке, не объяснив её предназначение.
   Внезапно внизу раздался какой-то шум. Топот множества ног, крики выстрелы. На 1 этаже явно шёл бой.
   -Уходите! - почти крикнул, вздрогнув, Наставник.
   -Через боковую дверь! Это пришли за мной! Уходите все немедленно!
   Ученики повыскакивали со своих мест. Они заголосили наперебой, отказываясь уходить.
   -Вон! - вдруг, яростно сверкнув стальным блеском глаз, закричал Наставник, указывая на боковую дверь.
   После этого крика все ученики гурьбой бросились к двери и скрылись за ней. За дверью оказалась лестница, ведущая куда-то вниз.
   Твердый повернулся к Брату. У того на лице читалось недоумение.
   -Уводи их, - сказал он, - а я вернусь. Не могу я его бросить!
   -Я с тобой! - нерешительно проговорил Брат.
   -Нет, я останусь с ним один.
   -Твёрдый махнул рукой, словно отсекая все возражения.
   -Им нужна Книга! Пусть они заберут её, а если необходимо, то и меня. Только не его! Он может погибнуть. И за тебя я тоже боюсь. Они вооружены, а мы нет. Тут кулаками не поможешь!
   И Твёрдый выскочил назад за дверь, прижавшись к ней всем телом, чтобы Брат, неровен час, не сумел вломиться следом.
   В зал на бельэтаж уже ворвались грязные и потные черные солдаты с раскаленными после перестрелки стволами излучателей наизготовку.
   Наставник всё так же сидел, за опустевшим столом держа, по своей привычке, ладони под локтями. На столе виднелась белая обложка знакомой Твердому книги.
   Охранники злой кучей подбежали к сидящему Наставнику и окружили его плотным кольцом.
   На стоящего у двери Твердого почему-то никто не обратил внимания. Но зато он вдруг заметил над лестничным пролётом, очень знакомую физиономию. Сосед тоже "засек" Твердого и мгновенно юркнул по лестнице вниз. Твердый, не раздумывая, бросился за ним. Он догнал его возле самого выхода, схватил за шиворот левой рукой и правой уже замахнулся для удара, когда Сосед, по - звериному взвизгнув, вдруг брыкнулся ногой. Удар пяткой пришёлся Твердому прямо в пах. От сильной боли потемнело в глазах. Левая рука сама собой разжалась и схватилась за ушибленное место.
   Твердый со стоном упал на колени, а Сосед, перепрыгнув труп убитого синего солдата, шустро выскочил на улицу. И почти тут же навстречу ему в дом ворвались ещё с десяток солдат Властителя. Они подбежали к беспомощному Твёрдому и с озверевшими лицами, стали колотить его ногами и прикладами излучателей. Но избиение как-то быстро прекратилось. Солдаты отошли в сторону. На лестнице послышались шаги множества ног.
   Твердый поднял затуманенный, от не прошедшей ещё боли, взгляд. По лестнице, в окружении черных фигур, медленно спускалась белая, словно в сияющем блестящем ореоле, фигура.
   -Отпустите его! Возьмите меня! - закричал Твердый, одним рывком поднявшись в полный рост, превозмогая боль. Ему тут же скрутили руки за спиной.
   -Ну, если ты так настаиваешь, - проговорил чей-то насмешливый голос, - прихватим и тебя для компании, чтобы ему не было скучно.
   Их вывели на крыльцо дома. Вокруг валялись тела убитых синих солдат, охранявших Наставника и его учеников. Рядом стояли, фыркая газовыми моторами, несколько черных броневиков с оранжевыми, кругами на дверцах. Пленников втолкнули внутрь одного из броневиков. Дверцы захлопнулись, моторы взревели и вся кавалькада двинулась к центру Города.
   Наставник и Твёрдый сидели в полутьме в окружении двух дюжих, воняющих потом и перегаром, охранников. На коленях у Наставника лежала Белая Книга. Её, почему-то, не отобрали. Это, поначалу, вызвало у Твёрдого недоумение. Но затем смутная догадка переросла в уверенность. Когда они, прилетев в Город, подвергались досмотру в порту, никто из таможенников на Книгу внимания не обратил. И не её ли искала в гостиничном номере Спутница в тот их первый вечер? Не нашла. А ведь Книга лежала на тумбочке, совершенно открыто. И вот сейчас, Книга лежит на коленях Наставника. А ведь она нужна, захватившим их, но они не отобрали Книгу. Почему? Может, они её просто ... не видят?!
   И словно, прочитав его мысли, Наставник посмотрел на Твёрдого, слегка улыбнулся ему и почти незаметно кивнул головой. Боль от ударов охранников и Соседа прошла быстро, будто её и не было вовсе. Тело снова налилось силой, и тонкие металлические цепи, которыми сковали их руки перед посадкой в броневик, в решительных мыслях Твердого уже не представляли преграды для побега. Локтём ударить в лицо охранника со своей стороны, а затем обеими руками другого. Захватить их излучатели и шоковые дубинки и приказать водителю свернуть в какой-нибудь переулок.
   Он уже намеревался выполнить задуманное, когда почувствовал на своей руке пальцы Наставника. От пальцев исходило какое-то удивительное электрическое тепло. Наставник, глядя в глаза Твердому, так же еле заметно отрицательно покачал головой. Он знал его мысли. Он читал их, как строчки в книге. Твёрдый это понял, и открытие оглушило его. Он откинулся на спинку сидения и замер почти неподвижно, ощущая на руке электрическую вибрацию теплых пальцев Наставника.
   Колонна броневиков подкатила к Храму Шара любви. Пленников вытолкнули наружу и под усиленным конвоем повели по знакомому Твердому маршруту, сначала вверх по широкой лестнице, затем, через узкий черный вестибюль в зал Поклонения с оранжевым шаром под куполом. Раздвинулась стена на противоположном конце зала. Все зашли в кабину лифта, и тот помчал их вниз. Потом остановка, длинный темный коридор и до отвращения знакомая металлическая дверь, открывшаяся с дребезжащим скрежетом. Матовая приемная с поднявшимся навстречу худым длинноволосым секретарем ... Охранники остались за дверью.
   Лысый сидел на своем месте и так же, как и в прошлый раз писал что-то в тетради. Он поднял свою "отполированную" голову и взглянул на вошедших. При виде Твёрдого в его белесых, бесцветных глазах промелькнуло темное пятнышко страха. Но только промелькнуло. Его губы скривились в фальшивой улыбке. Он встал из-за стола и развел руки жестом гостеприимного хозяина.
   -Милости прошу в мою скромную обитель "Великий Исцелитель" Наставник! - высокопарно произнес Лысый, раскланиваясь.
   -Присаживайтесь, он указал в сторону знакомых кресел.
   -Нет, уж лучше мы постоим, - ответил за себя и Наставника Твердый и инстинктивно сжал кулаки. Цепочка, сковавшая руки, напряглась и чуть не лопнула, но сильная боль в запястьях заставила Твёрдого расслабиться. Он в упор взглянул на Лысого и тот отвел взгляд. Но смущение его опять продолжалось недолго.
   -Ну, что же, если хотите, можете стоять, - проговорил Лысый, усаживаясь на своё место. Некоторое время он молча сидел, задумчиво разглядывая исписанную бумажку на столе. Затем снова поднял глаза на пленников.
   -Вас ожидает мучительная казнь, - вкрадчиво и даже, как-то ласково, произнес Лысый.
   -Но мне бы не хотелось доводить дело до крайностей, - сожалеющее вздохнул он.
   -Мы можем найти компромисс: вы отдаете мне Книгу, а я не отдаю вас в руки палачей, а отпускаю на все четыре стороны. Всё очень просто и для вас не представляет никаких моральных неудобств. Книга не ваша и она для чего-то нужна нашему Бессмертному Властителю. Отдайте её, и пусть он делает с ней, всё, что заблагорассудится. А вы можете возвращаться к мятежникам - однополым. Мятеж всё равно будет подавлен. И мы эту заразу уничтожим под корень. Тогда и ваша очередь снова придет.
   -Я бы, конечно, мог отдать вам эту Книгу, - тихо, но очень внятно заговорил Наставник:
   -Но я знаю, что вы хотите совсем не того, о чем сейчас говорите. Вы заодно с мятежниками и сами мечтаете стать Властителем. А я вам очень мешаю. Ведь, если свергнут и убьют Бессмертного Властителя ( а вы знаете, что его можно физически умертвить), тогда как задумал Рябой - ваш партнер по заговору, номинальным властителем поставят меня. Но этот вариант не входит в ваши планы. И вы послали двух своих агентов. Одного, чтобы убить Рябого, а другого для убийства Властителя. Перед этим вы захватили меня, чтобы иметь козырь, если это двойное убийство сорвется. Так оно, собственно, и случится.
   -Откуда вы это всё знаете? - Лысый заметно побледнел. У него мелко затряслись пальцы, державшие красящую палочку.
   -Я многое, о чем знаю, - проговорил с чуть заметной улыбкой Наставник.
   -Я даже знаю, как вы сейчас поступите, чтобы спасти себя.
   -Ну, что же вам от этого легче не станет, - сказал Лысый, явно беря в руки после первого потрясения.
   Он нажал на одну из кнопок на пульте стола. В дверь снова вошли охранники.
   -Уведите их в камеры. Каждого в отдельную! - приказал Лысый, а про себя чуть слышно пробормотал.
   -А мне пора - на доклад ... - и осекся, испуганно взглянув на пленников.
   -Поторопитесь, а то Властитель может вам не поверить - напутственно произнес Наставник и, тряхнув длинными, тёмными, волнистыми волосами вместе с Твердым в сопровождении конвоя, вышел за дверь кабинета Лысого ...
   ... Твердого втолкнули в узкую похожую на темный склеп камеру с откидной от стены лежанкой, с полукруглым столиком в противоположном углу и сливным ночным горшком в углу возле двери. Ходить по камере невозможно. От двери до лежанки было всего полтора шага. Твердый тут же улегся на холодную пластмассовую поверхность в попытке согреться.
   Холодина в камере оказалась ужасной. Дрожь постепенно пронизывала каждый мускул озябшего тела. И, естественно, сну, в котором хотел забыться пленник, негде было найти даже маленького теплого уголочка, чтобы погрузить мозг в забытье. Твердый, в конце концов, вскочил с лежанки, которая тут же захлопнулась с противным пружинным визгом. Несколько интенсивных приседаний и отжатий на время согрели озябшего. Но стоило ему только присесть на лежанку, как через некоторое время холод опять пролезал сперва в ноги и быстро карабкался вверх, покрывая мурашками вновь остывающее тело. Такая борьба с холодом продолжалась довольно долго. Но усталость прошедшего дня всё равно сказалась, и Твёрдый, забившись в угол на лежанке, стал забываться в ознобистой полудреме. Он уже видел какой-то несвязный полусон, когда вдруг очнулся, словно от толчка. Перед ним спиной к нему стояла фигура Наставника. Ярко - видимая, но прозрачная, будто сделанная из матового стекла. Над фигурой простирался серебристый купол, в который из открытой смотровой щели камерной двери почти в упор бил зарядами излучатель. Энергетические шарики ударялись в серебристую преграду и тухли с шипением, словно попадая в бурный водяной поток, гасящий раскаленную плазму. Твёрдый замер в своём углу, оцепенев с ужасом и восторгом глядя на это удивительное зрелище. Он уже понял, что выстрелы излучателя предназначались ему. Лысый не простил те удары по голове. Он не простил расправы над собой и бегства. Наставник спас своего ученика от смерти. Защитил какой-то чудесной силой, ведомой только ему. Выстрелы прекратились. Окошко в двери захлопнулось. Фигура Наставника исчезла. Серебряный купол остался. И Твёрдый уснул под его защитой. В тепле.
   ДЕНЬ V
   I
   Он проснулся. И долго лежал в сырой холодной тьме, не понимая, где находится. Тьма была кромешной. Вокруг не просматривалось, ни одной светлой полоски, ни точки, ни искорки. Словно, он полностью ослеп или его закопали глубоко в землю. Заживо закопали. Ужас давящей удушливой волной накатил на сердце и поглотил всё существо лежащего в темноте. Холодея от предчувствия, он с трудом поднял вверх руку, и пальцы дотронулись до липкого мокрого дерева. Левая половина тела тоже ощутила плотно подогнанные доски. Чуть вытянув вперед ноги, он почувствовал преграду и понял, что лежит в каком-то деревянном склепе. И от этого страшного открытия чуть не потерял сознание. Но взял себя в руки, словно вздохнув затхлый, дурно пахнущий воздух. Источник этого запаха находился где-то рядом, справа от него. Протянутая правая рука наткнулась на ржавую поверхность круглого металлического бака, прикрытого неплотно такой - же ржавой крышкой. Из под крышки несло зловонием. Склеп оказался обжитым местом. Уж не он ли его обжил? Но, как он сюда попал? И вообще, что это за место такое? Он напряг затекшие мышцы спины и ощутил под собой нечто, похожее на подстилку или тонкий матрац. И окончательно понял, что проснулся в каком - то тёмном подвале. Но неужели он живёт здесь? Нет, этого не может быть! Его кто - то посадил сюда. Насильно посадил. И он должен вырваться из этой темноты на свет. Вырваться, во что бы то ни стало!
   Он перекатился со спины на живот, ползком обогнул вонючую парашу и почти тут - же почувствовал горячим лбом влажный холод противоположной стены. Его жилище оказалось узким, словно могила. Он встал на колени, упершись головой в потолок, и стал ощупывать его в поисках какого - нибудь выхода наверх. И вскоре пальцы нащупали небольшую и более сухую нишу люка. Попытка приподнять люк головой и плечами окончилась полным провалом. Люк по ту сторону был чем - то плотно придавлен и не сдвинулся с места. Вторая попытка не предпринималась вследствие очевидной бесплодности. Человек сел на сырой холодный земляной пол, в бессилье, опустив дрожащие руки. В душу медленно проникало отчаяние. И отчаяние придало новые силы. Он принялся колотить в крышку люка вновь окрепшими кулаками.
   И на той стороне этот отчаянный стук услышали. Над головой заточенного раздались тяжелые скрипящие шаги. Затем с заметным трудом стало двигаться в сторону, что - то узкое и длинное. И, наконец, тяжелая крышка люка медленно поднялась, пропуская в темень подвала сумеречный тусклый оранжевый отсверк, мерцающий неясными бликами по потолку комнаты, открывшейся под подвалом. Но этот свет почти тут же закрыли две черные фигуры, наклонившиеся над люком.
   -Чего стучишь? - безразличным голосом спросила одна из фигур, и после паузы добавила.
   -Не приехала она ещё. Едет ...
   -Выпустите меня отсюда, - пересохшее горло едва сумело произнести эти слова. Затекшие ноги усилием воли стали поднимать непослушное тело в полный рост в отверстие люка. От прилива свежего воздуха голова сильно закружилась и, что - бы не упасть телу, рука ухватилась за край отверстия. С минуту - другую головокружение смешало все ощущения. Потерялось зрение, слух, и что ответили черные фигуры, до сознания не дошло. Только подмышки с двух сторон сдавились и потянулись вверх. Ноги оказались на деревянном полу и снова подкосились. Двигаться они почти не могли и лишь слегка шаркали подошвами высоких шнурованных ботинок в такт идущих рядом и вцепившихся в подмышки двух черных фигур.
   Его через комнату вывели в совершенно темные, не освещенные сени, а дальше на вечерний двор, тускло освещенный половинкой, поднимающейся из - за гор, луной. Что вокруг горы, он понял не сразу. Вначале показалось нагромождение на небе тяжелых туч. Потом горы узнались как - то сами собой, по каким - то далеким воспоминаниям. Он помнил горы. Эти, или какие - то другие, но уточнять детали не мог. Его усадили на скамейку возле дома, и он стал приходить в себя, дыша часто и порывисто. Воздух был прохладным и словно живительным. Голова кружиться перестала, зрение прояснилось, слух обострился. Глаза осмотрелись по сторонам. Желтовато - оранжевый лунный свет проявлял темные контуры двора, огороженного высоким деревянным забором. Слева располагался добротный сарай с плоской, покрытой шифером, крышей. Возле сарая маячила ещё одна черная человеческая фигура с автоматом в руках.
   Приведшие его двое в высоких меховых шапках, отошли чуть в сторону за крыльцо и принялись о чем - то переговариваться между собой на незнакомом языке. Некоторые слова и интонации неприятно резали слух. Переговариваясь, те двое то и дело поглядывали на закрытые наглухо въездные ворота, будто там внезапно может возникнуть кто - то, давно ими жданный.
   Вокруг стояла какая - то странная звенящая тишина. Только далеко, может на краю аула, а может в горах на одной тоскливой ноте выла то ли собака, то ли волк. От этого далекого воя на душе становилось тоже тоскливо и жутко. Особенно, когда совершенно не помнишь, каким образом попал в эти горы, в этот дом, в этот подвал, в руки этих людей. Тело затекло и казалось парализованным. Видно его долго держали в низком узком закутке без возможности встать в полный рост. И сейчас по ногам стаями кусачих муравьев побежали колкие мурашки возвращающегося кровообращения. Он такими же непослушными, онемевшими руками стал растирать ноги, одетые в грязные пятнистые брюки, сшитые из грубой материи. Кровообращение стало медленно восстанавливаться. Он почувствовал ноющую боль в ногах, которая медленно разливалась по всему телу. Тело оживало. Вместе с телом оживало и сознание. Он осознал, что попал в чьи - то не добрые руки. Эти люди держали его взаперти в узком и низком подвале, с какой - то, пока непонятной ему, целью. И вот они вывели его, наконец, на свежий воздух, усадили на скамейку, а сами чего - то или кого - то ждут. И судя, по их эмоциональному разговору, ждут с нетерпением.
   И вот, когда полная луна уже почти окончательно выплыла из - за гор, осветив двор тягостным призрачным светом, где - то далеко тишина раскололась поначалу неясным, но все более приближающимся гулом автомобильного мотора. Двое в шапках и третий с автоматом возле сарая, всполошились. Двое прекратили свой непонятный разговор и стали прислушиваться к нарастающему моторному гулу. Третий, бросил свой пост, подошел к калитке, открыл её и стал выглядывать на дорогу. Один из тех двоих, что - то сказал, ему на своем языке, но часовой только махнул в ответ рукой. Автомат он закинул за спину и держался обоими руками за край калитки, ловя глазами приближающуюся машину.
   Фары брызнули двумя яркими вспышками по макушке одинокого невысокого дерева, стоящего за забором. Затем исчезли из поля зрения. Зато шум мотора усилился. Машина приблизилась к воротам. Надсадно протяжно заскрипели тормоза. Человек с автоматом за спиной, поспешно бросился открывать створки. Автомобиль снова взревел мотором и на малой скорости вполз во двор. Фыркнул, чихнул и заглох мотор. Все четыре дверцы раскрылись почти одновременно. Из машины на землю вышли люди. Трое мужчин и одна женщина. Женщина была одета в брюки, вправленные в невысокие сапоги и тёмную куртку с капюшоном. Медные, слегка вьющиеся волосы падали на отороченные мехом края капюшона. В руке женщина держала черную спортивную сумку. Глаза её были прикрыты повязкой. Такая же повязка виднелась на глазах одного из мужчин, облаченного в пятнистую форму и высокие шнурованные ботинки. Голова прикрывалась кепи с высокой тульей, на которой проблескивала какая - то эмблема. На левом рукаве тоже мелькнул шеврок с трехцветным флажком, как принадлежность к военному сословию. Двое других мужчин, вылезших из машины, судя по их высоким меховым шапкам, являлись местными жителями. У обоих лица прикрывались окладистыми бородами. И они, так же были наряжены в полувоенную форму. У одного из под мышки торчал ствол короткого автомата. А на боку другого, что выбрался с места водителя, виднелась пистолетная кобура. И, видно по всему, здесь он был главным, потому, как скоренько подбежали к нему двое, стоявших возле крыльца, чтобы получить непонятные, сидящему на скамейке, распоряжения. Но действия подчиненных после этих распоряжений начальника, оказались вполне определенными. Повязки с глаз женщины и военного снялись, и те принялись осматривать место, куда их тайно привезли. Часовой с автоматом резво побежал к сараю, скинул с петель замок и что - то крикнул в глубь двери, просунув туда голову. Некоторое время дверь сарая зияла глубокой чернотой, затем в проёме показалась светлая фигура в расстегнутой военной куртке. Фигура несколько секунд держалась за дверной косяк, потом шагнула на освещенный луной двор. Человек стоял, слегка пошатываясь.
   Женщина, увидав вышедшего из сарая, бросилась к нему, но, подбежав, остановилась в метре, пристально его разглядывая. Затем повернулась к стоящим возле машины:
   -Но это не он! - крикнула она громко в лунной тишине.
   И, словно, после этого крика входная дверь в доме, скрипнув, отворилась и на крыльцо под призрачный свет луны, не спеша вышел ещё один человек, облаченный в черную, блестящую, словно, кожаную форму. На голове его так же красовалась высокая шапка - папаха, лицо украшала тоже черная борода. Но на поясе с двух сторон имелось по пистолетной кобуре, а на левом рукаве просматривалась эмблема зеленого с белой и красной полосками флажка. Над эмблемой тускло поблескивала медная звезда с перевернутым вниз верхним концом.
   Водитель, казавшийся до этого главным, спешно подошел к стоящему на крыльце и что - то тихо ему сказал. Тот слегка повернул бородатое лицо в сторону женщины и пленника возле сарая.
   -Ты чего кричишь? - негромко, но очень внятно проговорил "кожаный".
   -Где мой муж? - уже более сдержано спросила женщина.
   -Ты "баксы" привезла? - снова тихо спросил хозяин дома.
   -Покажите мне сначала мужа! - в голосе женщины опять послышался вызов.
   -Глупая баба! - усмехнулся "кожаный" в бороду. - Если бы мы хотели тебя обмануть, то не привозили бы сюда, а отняли бы твои "бабки" по дороге, а тебя и твоего "федерала" пришили бы и выкинули куда - нибудь в кусты. Здесь твой мужик, - проговорил он после паузы. - Вон, на скамейке сидит, в себя приходит. Иди, обнимай ...
   Женщина повернулась на жест и, увидев сидящего на скамейке, встрепенулась и кинулась в его сторону. Перед скамейкой она упала на колени, уронив сумку, и обняла его обеими руками за шею. Принялась целовать в обросшие щетиной грязные щеки. На её глазах выступили слезы, блеснувшие маленькими лунами.
   -Господи, Петя, миленький, родной мой! - причитала она, целуя его. - Что же они с тобой сделали, изверги! Ну, ничего, ничего, теперь я тебя увезу отсюда. Они обещали тебя отпустить за деньги. Я их привезла. Все продала: дом, мебель, одежду, но собрала, как они велели ...
   Он так же пытался её поцеловать сухими, чёрствыми губами. Но их тугая, шершавая корка не сворачивалась в трубочку, и он только проводил губами по её щекам, а к горлу подступал тоже тугой и шершавый ком, который невозможно было сглотнуть. И глаза его оставались сухими, хотя ему очень хотелось заплакать.
   -Поднимайся, - почти шепотом произнесла Лена, вставая с коленей и помогая Петру приподняться со скамейки. Он с трудом встал на отяжелевшие, плохо ощутимые ноги и сделал ими несколько шагов вперед, в сторону крыльца. Лена вела его пол руку. Сумку она повесила к себе на плечо.
   Они подошли к стоящему на крыльце "кожаному", Лена молча протянула ему снятую с плеча сумку. Тот взял её двумя руками раскрыл молнию, пошарил внутри и вытащил наружу пакет, разорвал бумажку и стал не спеша пересчитывать зеленоватые бумажки. Доставая наугад по несколько штук, он смотрел сквозь них на полный лунный диск, поднявшийся над горами желто - оранжевым фонарем.
   -Настоящие, - удовлетворенно проговорил "кожаный". Затем повернул своё бородатое лицо к стоящим рядом мужчине и женщине и, усмехаясь в бороду сказал:
   -Ну, что же, половину ты привезла. Привезешь вторую - отпущу твоего мужика. Сроку тебе на это две недели. Уяснила?
   Петр явно почувствовал, как затряслась Ленина рука, держащая его под локоть.
   -Как же так, - еле слышно пробормотала она. На глазах у неё снова выступили слезы; слезы обиды, переходящей в возмущение, - как же так, ведь я привезла столько, сколько сказал ваш человек. Я продала всё. Ещё столько я не найду. Мне негде взять.
   -Ну, это твои проблемы, - ехидно произнес "кожаный", пряча деньги к себе за пазуху, - я моему человеку об авансе говорил, а он, наверно, сказать забыл тебе. Да и не один твой муженёк у нас сидит, а вон с тем, приятелем. С ним, что прикажете делать? Кто его будет выкупать. Он нам без надобности.
   Лена опустила голову на грудь и глухо, как - то не по-женски, зарыдала, всё сильнее сжимая ладонью локоть Петра. И тогда к крыльцу подошел приехавший вместе с Леной военный в камуфляже. У него было худое узкое лицо с тонким, немного длинным носом.
   -Я не пытаюсь взывать к вашей совести, - раздельно и отчетливо проговорил он, - нельзя взывать к тому, чего нет. Я хочу предложить вам сделку. Вы отпускаете этих двух пленных, а я остаюсь вместо них у вас. У меня достаточно высокий статус и командование, надеюсь, обменяет скоро меня на какого - нибудь из ваших полевых командиров. Устраивает вас такой вариант?
   "Кожаный" несколько минут в упор разглядывал худого военного, словно про себя размышляя над его предложением. Затем снова усмехнулся в черную бороду.
   -Знаю я ваше командование. Палец о палец оно для этого не ударит. И будешь ты сидеть у меня в подвале, пока не сдохнешь от дистрофии, потому что будет у тебя трехразовое питание: три раза в неделю. Не нужен ты мне и этот, возле сарая, тоже не нужен. И есть у меня, в отличии от вашего, совсем другой вариант. И по иному мы не сговоримся. Хочешь, что бы я простил тебе половину? - "кожаный" повернул голову к Лене. Та недоуменно посмотрела на него заплаканными глазами.
   -Я отпущу тебя, твоего мужа и офицера если... если твой мужик ухлопает своего приятеля. Ну, а если откажется, - здесь вы все четверо и останетесь в общей яме. Так, что выбирайте: или - один труп или - четыре?
   Поначалу до Петра не дошел смысл сказанного "кожаным". И только, когда Лена снова, закрыв лицо руками, горько заплакала, он сообразил, что от него хотят. Он повернул голову в сторону человека, стоящего возле сарая. Тогда сначала, он плохо его разглядел. Он им тогда не заинтересовался. А сейчас вдруг понял, что это его товарищ по несчастью, по плену, возможно, даже близкий друг. Тот должно быть, все слышал и сделал шаг назад, к сараю. Но затем медленно вошел в сторону стоящих возле крыльца. Он остановился в двух шагах и тогда Петр сумел разглядеть его лицо. Полная луна светила прямо на него и можно было увидеть под глазами и вокруг носа звездную россыпь веснушек. Остальные скрывала достаточно густая ярко - рыжая борода. Конопатый в упор посмотрел на Петра темными глазами с отраженными двумя лунными дисками.
   -Ну, что, друг, - хрипло проговорил он сухими, потрескавшимися губами, - тебе решать. Мы с тобой и Афган прошли и в Белом доме под обстрелом сидели и вот сейчас, здесь, вместе. Спасай себя и жену. Она у тебя молодчина. А меня - хлопни, как бродячего пса - кто обо мне горевать станет? Нет у меня никого.
   -Ну, вот, верно он говорит - поддержал "кожаный", - какой ему смысл жить. Так что, давай, по обоюдному согласию, кончай с ним а потом втроем садитесь в "козла" и вас доставят к посту федералов.
   -Если в ближайшие кусты не доставят, - со злой иронией проговорил худой офицер.
   -Тут, я вам даю слово. Честное, - борода "кожаного" искривилась от улыбки. Но в это слово никто, из стоящих рядом с ним, не поверил. Хотя, смотря что, говоривший его, имел в виду? Но он не уточнил.
   После этой фразы возникло молчание. И оно затягивалось. Где - то недалеко тоскливо взвыла собака. Её вой подхватили другие. Полная луна светила ярко и напряженно. Её круглое, самодовольное лицо с высоты вглядывалось в происходящее на земле с одобрительным удивлением.
   "Кожаный" вытащил из левой кобуры черный пистолет, передёрнул затвор и протянул пистолет рукояткой Петру. Тот даже не шевельнул рукой.
   -Бери, бери, - "кожаный" сунул пистолет прямо в ладонь. Пальцы инстинктивно сжали холодную шершавую рукоятку.
   -Подними руку, - приказал "кожаный". Рука, словно сама собой, стала приподниматься, пока не вытянулась почти горизонтально. Пистолет показался очень тяжелым, и рука снова стала опускаться. Но этот обратный процесс остановил возглас "кожаного":
   -Стреляй в него!
   Резко развернув руку. Петр нажал на спуск. Он целился "кожаному" прямо между глаз. Но вместо выстрела раздался сухой щелчок. Осечка. Петр нажимал на душку, с каким - то, непонятным даже ему самому, остервенением. Но сухие щелчки раздавались один за другим из бойка пистолета, направленного в ухмыляющуюся бородатую физиономию "кожаного". Тот, ухмыляясь, протянул руку и уцепился за ствол. Дернул на себя. Петр остался безоружным. "Кожаный" ухмыляется, перестал в один миг.
   -Ты, козёл, решил, что я идиот! - торжествующе зло рявкнул он в самое лицо Петра, обрызгав его слюной и обдав вонючим табачным перегаром.
   -Ну, теперь вам всем хана! - "кожаный" полез в правую кобуру. Он уже почти вытащил пистолет, когда Петр совершенно неожиданно для самого себя, а тем более для бандита, ударил того ногой в пах. Силы у него было немного, но тут сила и не требовалась. Требовалась точность. Удар оказался точным, "Кожаный", выронив пистолет, взвыл и упал на колени, зажав обеими руками место попадания. С его головы свалилась меховая шапка, открыв глянцевую, желтую в лунном свете, лысину. И, кого - то он этой лысиной напомнил Петру. Но особенно вспоминать было не когда. Худой офицер стремительно бросился за упавшим пистолетом. Схватил его и навскидку, почти не целясь, два раза выстрелил в обоих стоящих ближе всего бородачей. Те уже успели потянуться к своим пистолетам, но пули попали в них точно. Один взвизгнул, как ужаленный и стал медленно оседать вдоль крыльца, а второй молча подрубленным бревном, свалился к ногам Петра, ударившись кровавым затылком о каменистую землю. Во лбу у него зияла небольшая темная дыра.
   Трое оставшихся в живых бандитов на несколько секунд замерли в растерянности. Вот часовой принялся лихорадочно тащить из - за спины, отодвинутый им туда, автомат. Но время было упущено, и офицер уже хладнокровно, как в тире разрядил в них остатки боекомплекта. С глухими вскриками они попадали рядом с машиной. Двое, видно, были убиты наповал, а водитель только ранен. Он принялся тихо плаксиво стонать, зажимая рукой рану на животе. Рядом с Петром, катаясь по земле, выл от боли и унижения "кожаный".
   -Быстрее! - глубоко выдохнув, проговорил офицер.
   -Садитесь в машину - махнул он пистолетом в сторону Петра и Лены. Те покорно пошли к автомобилю. Лена держала Петра под руку. Рука у неё дрожала, словно ветка под сильным ветром. Подойдя к "газику", Петр оглянулся. В этот момент офицер ударил рукояткой пистолета "кожаного" по голове. Тот вскрикнул и затих, потеряв сознание.
   -Бери его под мышки - приказал офицер конопатому.
   -С собой его захватим. Давно мы его уже разыскиваем.
   Они вдвоём волоком потащили "кожаного" к машине и, после небольших усилий, запихнули его на багажное место за задними сидениями. Офицер сел за руль, конопатый примостился рядом. Петр и Лена уселись позади. За их спинами лежал оглушенный "кожаный".
   Ключи оказались оставленными в замке зажигания, но "Газик" долго не заводился, визгливо скрежеща износившимся движком. Наконец мотор завёлся. Офицер выбрался из кабины, открыл ворота, снова запрыгнул внутрь машины и, дав задний ход, выехал на каменистую дорогу горного селения. Они сразу поехали в правильном направлении. Хотя, как офицер догадался ехать именно туда, а не в обратную сторону, Петру было непонятно: ведь везли их сюда с Леной с завязанными глазами.
   "Газик" мчался по серпантину узкой горной проселочной дороги, рискуя на каждом повороте сорваться в пропасть. Лена вцепилась в руку Петра "мертвой хваткой", глядя через окно на мелькавшие в свете фар серые каменные выступы. Петр видел со своей стороны только черную бесконечную глубину провала. Но страха он не испытывал. У него на душе было как - то даже спокойно. Тепло женской ладони, вцепившейся в его руку, непонятно согревало и успокаивало его, хотя сама Лена испытывала не спокойствие, а совершенно противоположное чувство. Это было заметно по её напряженному лицу, изредка освещаемому в темноте кабины призрачным мелькающим отсветом лунного сияния, разлившегося над горами.
   -Ничего, держитесь! - не отрывая взгляда от дороги и умело, вертя баранку, воскликнул худой офицер.
   -Ещё километра три по этой спирали, а затем - долина, там наши недалеко!
   Ему никто не ответил. Конопатый молча сидел, уставившись в ветровое стекло и держа на коленях автомат раненного часового. Но Лена от его слов, должно быть немного успокоилась. Она перестала смотреть в окно, ладони её слегка разжались и, в конце концов, её голова легла на плечо Петра в полном успокоении. Но, как выяснилось через несколько минут, успокаиваться ей было рано. За спиной Петру послышалось какое - то шевеление. Он с трудом оглянулся через плечо и увидел глазами, морду "кожаного". В руке тот держал тусклый, явно металлический предмет, похожий на монтировку. Ей он уже, замахиваясь сбоку, наровился ударить Петра по голове. Но брезентовая крыша "Газика" мешала "кожаному" в широком размахе сверху и он с первого косого удара попал вскользь Петру по уху. Удар и боль обжег не только ухо, но и всю голову. Петр вскрикнул и поднял вверх руку защищаясь от второго удара. Пронзительно закричала Лена, вцепившись ногтями "кожаному" в бороду. Тот заорал матерное ругательство и нанес Петру второй удар, но тоже неудачно: прямо по вытянутой вперед руке. Удар осушил руку, и она свалилась на сиденье, как плеть.
   Худой офицер резко нажал на тормоз. Машину на повороте резко занесло и она, визжа тормозами, устремилась по инерции юзом прямо к попасти и замерла от нее всего в нескольких сантиметрах. Пассажиров в машине тряхнуло основательно. Они несколько секунд приходили в себя. И первым, как ни странно, опомнился "кожаный". Его лысая голова снова появилась над сиденьем, рука опять взмахнула монтировкой, целясь в окровавленную голову Петра. Лена, откинутая инерционным поворотом к дверце, с криком кинулась назад к мужу. Конопатый, перевернувшись на своем сидении, передергивал затвор автомата. Худой офицер тянул из кармана пистолет, ругаясь почти, как "кожаный".
   Петр поднял голову. Капельки крови стекали с его уха на грязную гимнастерку. Монтировка, словно в замедленной съемке, медленно приближалась и он, как ни хотел, отстранится не смог. Он видел удар, несильный, но вышибающий сознание. Вспышка. Тьма ...
   II
   Он очнулся. Вокруг стояла непроглядная тьма. Голова на месте удара тупо болела. Но боль постепенно затихала, словно растворялась где - то в глубине мозга. И сейчас же озноб мелкими иголочками стал покалывать ещё усталое, не отдохнувшее тело, заставив его с трудом подняться и сесть на узком неудобном пластиковом ложе. Он принялся растирать озябшие конечности и от этих вынужденных движений окончательно ощутил собственное "Я". И это "Я" чувствовало себя очень скверно. Хотя тело от растирания немного согрелось, всё оно было каким - то слабым, вялым, несмотря на внешнею крепость мускулатуры. Хотелось снова лечь, откинутся во весь рост на ложе, и только проклятый камерный холод не давал этого сделать.
   Лязгнул дверной засов. Дверь с противным металлическим скрипом раскрылась наружу. В образовавшимся, светлом проёме, появилась черная фигура с излучателем в руках.
   -Выходи! - приказала фигура, махнув стволом излучателя.
   Твёрдый встал на свои совершенно нетвердые ноги и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к двери. Ложе за его спиной тут же захлопнулось, словно книжная обложка. Охранник посторонился, пропуская вперед пленника. И, как показалось Твёрдому, посторонился поспешно, будто чего - то опасаясь. Неужели это он стрелял в него вчера? Охранник повел Твердого по чуть освещенному коридору, вдоль похожих друг на друга камерных дверей в самый конец к лифту. Возле лифта их ожидал ещё один охранник. На руки Твердого накинули стальные браслеты с цепочками, памятуя, очевидно, о его недавнем побеге из этого самого места. Лифт поднял их троих на самый верх. Они прошли через совершено пустой Зал Поклонения, с медленно вращающимся Шаром любви, вышли в темный пустой коридор к выходу из Храма любви. Двери Храма были раскрыты настежь, и после тюремной темноты, тусклый наружный свет показался Твердому ослепительным. Он даже на несколько мгновений прикрыл глаза и остановился на пороге, слыша только нестройный гул множества голосов. Его подтолкнули сзади стволом излучателя. Он сделал несколько шагов из дверей Храма любви. И открыл глаза.
   Внизу вся Площадь Первого Хранителя была запружена темными людскими фигурками, стоящими хоть и не плотно друг к другу, но достаточно кучно, чтобы образовать значительную толпу. По периметру толпу оценила шеренга охранников. Охранники оцепили "мавзолей" Хранителя, на трибуне которого виднелась небольшая группа людей, прикрытая по пояс бронещитами, а сверху накрытая прозрачным непробиваемым колпаком. Центральная фигура показалась Твердому очень знакомой. И, приглядевшись, он узнал лысину Главного Смотрителя Шара. Тот стоял в сверкающей оранжевой одежде, простерев
   руки к народу. Перед ним находился микрофон, а все фонари на площади утыканы динамиками. Голос Лысого, усиленный многократно, вещал:
   -Люди! Настал час ваших испытаний и страданий! Однополые подняли мятеж против законной власти! Они ведут бои на улицах Города! Они без пощады убивают наших жен, сестёр и матерей! Они хотят разрушить установленный порядок и превратить его в хаос, в беззаконие и разврат!
   Наши доблестные войска отбили их первые яростные атаки. Как вчера стало известно, их вождь Рябой убит во время наркотической оргии своим любовником из ревности. Это большая победа! И нужно победу закрепить! Сейчас однополые в растерянности, и я отдал приказ о наступлении. Они будут разгромлены! Но, чтобы победа стала полной и окончательной, нужно лишить однополых и тех, кто тайно поддерживает их или сочувствует им, их последней надежды, последнего символа, последнего вождя! Этот вождь сейчас в наших руках! Вон он стоит на площадке Храма любви! - худосочная рука Смотрителя указала чуть в сторону от Твёрдого. Твёрдый оглянулся на этот жест. Непонятно, почему он раньше не посмотрел туда, чуть левее на противоположной стороне широкой площадки. Там, окруженный плотным кольцом охраны стоял Наставник в своём белоснежном одеянии, сложив по обыкновению, руки под локтями. Он спокойным чистым взглядом смотрел куда - то вдаль, поверх толпы. На лице его не отражалось никаких эмоций. Оно было непроницаемым и бесстрастным. Но, что сейчас творилось в его душе? Лысый приступил к обвинениям:
   -Мы отдаём этого, так называемого, исцелителя на суд народа, на ваш суд, люди! Он обвиняется в мятеже против законной власти в попытке духовного растления людей, в хуле на символ нашей жизни - Шара любви и счастья! Он объявил себя каким - то "богом" с целью обмана больных и здоровых, для поднятия собственного авторитета, чтобы после совершения государственного переворота, занять место нашего любимого Властителя. На самом деле - этот человек шарлатан и проходимец, стремящейся к беспредельной власти любыми путями! Только благодаря ему смог состояться мятеж однополых, и мы теперь видим смерть и разрушения в нашем прекрасном Городе. У нас не хватает воздуха, электричества, воды и тепла, лишь потому, что этот человек вознамерился подчинить себе всю нашу Планету и закабалить в рабство наш свободный народ, верный и преданный Бессмертному Властителю и Шару любви и счастья, данного нам настоящими божествами, а не авантюристами и обманщиками!
   Толпа после этих слов затопала ногами на мостовой, засвистела и заулюлюкала, поддерживая сказанное Лысым. И сквозь этот визг и вой до слуха Твёрдого донеслись выкрики, сначала отдельные, а затем переросшие в многоголосый крик:
   -Казнить! Казнить! - скандировала толпа.
   Твердому от этого рева стало не по себе. Он снова взглянул на Наставника. Тот так же спокойно стоял, сложив руки, и ни один мускул не дрогнул на его лице, а в глазах, светился какой - то ранее невиданный огонь. Даже издали глаза явственно сверкали золотистыми отблесками. Что его так вдохновило? Неужели он жаждал своей казни?
   Толпа продолжала скандировать приговор, исполнение которого вполне устроило бы Лысого. По его довольной физиономии это было очень заметно. Он поднял руку, и площадь почти моментально затихла. Лысый выдержал многозначительную паузу, а затем с пафосом в голосе заговорил:
   -Народ произнес свой вердикт! А приговор народа обжалованию не подлежит! Необходимо лишь утверждение его нашим Бессмертным Властителем. Но он, по какой - то причине, задерживается, ... - и Лысый снова сделал паузу. За его спиной, откуда - то, словно, вынырнул человек в оранжевом балахоне и что - то зашептал на ухо Лысому. Тот внимательно и серьёзно выслушал его. И тут на лице его отразилась нескрываемая печаль. Он простёр руки к небу и срывающимся на рыдания голосом, с трудом подбирая слова, снова стал говорить:
   -Люди! Только что, на ваших глазах мне доставили страшную, трагическую весть. Наш любимый Властитель погиб от руки наймита однополых. Вы можете в это не поверить, но это ужасная, правда. Наш бессмертный властитель оказался смертным человеком, и его зарезали ножом. И он скончался на месте. - Лысый опустил свою гладкую голову на грудь, изображая невыразимую скорбь.
   Люди, на площади услышав такую ошеломительную новость, на несколько мгновений замерли, будто оцепенев. Затем молча, один за другим, стали падать на колени, прикрывая лицо руками. Знак скорби по умершему, принятый на Планете, стал в этот момент всеобщим и искренним. Каким бы, хорошим или плохим не казался людям Властитель, они по настоящему были обескуражены этим известием. Горе оказалось неподдельным, в отличие от инсценированной сцены требования казни Наставника. Видео камеры транслировали передачу на весь континент и почти всё население, кроме, наверное, однополых застыло, должно быть, в этой позе, так велико стало потрясение, привыкших жить с мифом о Бессмертии и Вечной мудрости их Властителя. Горестное оцепенение продолжалось довольно длительное время. Люди стояли на коленях и гробовая тишина упала на площадь. Но её, в конце концов, прервал голос Лысого:
   -Люди! Коварный удар ножа наймита однополых лишил нас нашего Светоча! Все мы осиротели. Потеря наша невосполнима. Но теряться перед лицом опасности нам нельзя. Пролитая кровь Властителя требует отмщения. -Этот человек! - рука с вскинутым пальцем указала на Наставника, - этот человек уже получил приговор народа! Он государственный преступник! И он, несомненно, повинен в гибели нашего Великого Властителя! На нем лежит уже два обвинения. Но приговор по ним один ... - Лысый сделал многозначительную паузу, а затем медленно приподнял руки к небу:
   -Смерть! Смерть! - заскандировала толпа, вставшая с коленей.
   -На правах исполняющего обязанности Властителя, я утверждаю, приговор народа, - торжественно произнес Лысый. Даже издалека было заметно, что он уже упивается полученной им властью.
   -Приказываю, немедленно казнить этого государственного преступника и его сообщника! - торжественно проговорил Лысый в микрофон.
   Твёрдый посмотрел на Наставника. Тот, после слов Лысого, всё так же спокойно стоял, сложив руки. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Только глаза вдруг стали угольно черными. А губы под усами слегка улыбались, но улыбались, как - то неестественно. А сам Твёрдый в душе пока не испытывал ничего, словно слова Лысого о казни к нему не имели никакого отношения. Будто всё, это судилище было какой - то несерьезной игрой, чем - то вроде спектакля, распределенного по ролям.
   Твёрдый увидел, как к Наставнику с двух сторон подошли охранники и ухватили его за руки.
   И вдруг он сам почувствовал на своих локтях крепкий зажим. Твердый оглянулся по сторонам. Двое бородатых охранников делали попытку потащить его куда - то в сторону.
   Всего только двое. В таких ситуациях он, обычно, не размышлял. Ярость мгновенно ударила в голову блаженно - сладкой волной. Стальные браслеты на руках были небольшой помехой. Твердый с яростным наслаждением, сложив руки в один общий кулак, заехал по бородатому лицу левого охранника, одновременно пяткой левой ноги врезал правому в пах. Оба черных охранника отлетели в стороны с криком, зажав свои отбитые места. Твердый бросился к конвою, державшему Наставника. Те ничего не успели сообразить, как были сбиты двумя точными ударами и катались по храмовому крыльцу, скуля от боли.
   -Бежим! - крикнул Твёрдый, хватаясь сомкнутыми ладонями за локоть Наставника - Бежим, пока они не опомнились!
   -Нет, тихо, но твердо сказал Наставник, - Ты беги, а мне уходить нельзя.
   Глаза его из черных превратились в синие, сияющие внутренним светом. Ярость в Твёрдом тут же погасла. Он опустил скованные руки.
   -Тогда и я никуда не пойду, - пробормотал он, уже не обращая внимания на несколько сильных рук, вцепившихся в него мертвой хваткой.
   Их повели к плахе, стоявшей, как раз в центре площади, напротив мавзолея Хранителя. Толпу оттеснили, образовав проход. Когда их вели по этому проходу, люди выкрикивали ругательства, плевались и бросали в осужденных гнилые оранжевые плоды. Твёрдый шел по этому, изливающему ненависть людскому коридору, понуро опустив голову. Его уже сосала тоска. Предсмертная тоска. Ему очень хотелось жить. Он ведь был ещё так молод. Теперь всё происходящее уже спектаклем не казалось, а было вполне конкретной реальностью с ужасным итогом. Твердый шел на плаху за Наставником на совершенно нетвердых ногах и проклинал себя за это, но ничего не мог с собой поделать. Предсмертная тоска и животное желание жизни превратили его в почти беспомощное существо, с которым можно было делать всё, что угодно. Словно, он вдруг стал маленьким мальчишкой, потерявшим всю свою волю перед лицом неизбежной смерти. Он шел вслед за Наставником и последние шаги перед ступеньками, ведущими наверх плахи, вступал сонанбулически, почти не сознавая, куда идет. Плаха была похожа на усеченную пирамиду. В центре, в виде треугольника, расположились три стекло пластиковых ложа с небольшими углублениями для тел. По бокам имелись сливы, ведущие в одну общую ёмкость. Автоматические захваты для рук и ног уже "гостеприимно" раскрыли свои зубастые пасти. По всей длине "ложа казни" виднелись сквозные проёмы. Оттуда, снизу из глубины пирамиды, при нажатии рычажков, выскакивали острые круглые вертящиеся лезвия. Они в одно мгновение разрезали жертву казни на части.
   Но могли отсечь только голову или ноги, или гениталии. По выбору палачей. Приговоренных поставили в центре треугольника, лицами к мавзолею. Тот оказался совсем неподалеку. Физиономия Лысого и его окружения хорошо просматривались сквозь непробиваемый пластик. На физиономии и.о. Властителя играла торжествующая улыбка. Его план полностью осуществился: Рябой и Властитель убиты. Сейчас будет казнен последний конкурент на безраздельную власть. Лысый торжествующе посмотрел на Наставника. И не увидел страха. Страх исходил из всего существа другого - здоровенного парня, связавшего и унизившего его совсем недавно. Теперь унижен он и будет унижен ещё больше, когда услышит предложенное ему. Но он очень хочет жить. И он не откажется ...
   С Твердого сорвали одежду. Он остался перед толпой совершенно обнаженным. И тут над площадью пронесся, удивленно - восхищенный вздох. Твёрдый не понял, чем он был вызван. Его душу сковал липкий страх. И он выступил на голой коже потом.
   Наставник стоял в двух шагах. И внимательным взглядом смотрел на своего ученика. И понимал всё. Рука с тонкими пальцами вытянулась в сторону Твёрдого и быстро пробежала вдоль его тела с головы до ног. Волна страха, словно схваченная за гребень, послушная движению руки, укатилась под пятки и сгинула где - то внизу, под плахой.
   -Всё будет хорошо, - одними губами прошептал Наставник. Но Твёрдый его услышал, среди многоголосого шума площади. Страх исчез. Взгляд снова обрел зоркость, а мускулы силу. И он понял, что внутри него испугался маленький мальчик из чужого мира и другого времени. Твёрдый стоял на плахе, как на подиуме. И ему было, что показать, в этом толпа уже убедилась. Понял это и Лысый. По его лицу пробежала тень зависти, и она только усилила ненависть. И ускорила желание изощренной мести.
   -Сейчас ты будешь казнен - сожалеющим тоном произнес в микрофон Лысый. - Ты будешь казнен на глазах у твоего Наставника. Сначала тебе отрежут твой великолепный ствол, затем ноги, руки и уже потом отсекут голову. Тебе будет очень больно. Ты станешь кричать, умолять о пощаде. Мне жалко тебя молодого, красивого. Я хочу, чтобы ты остался жить. Ты хочешь жить? - вкрадчиво, после паузы, спросил Лысый.
   Твёрдый не понимал, куда он клонит, но на вопрос инстинктивно кивнул головой.
   -У нас сегодня большое горе, - продолжил Лысый прерывистым голосом, - погиб наш Великий Властитель. Но, тем не менее, милосердие не знает пределов. Я могу помиловать тебя. Только тебя одного. Твой, так называемый Наставник и Исцелитель, должен быть казнён. Но жизнь тебе будет дарована не даром. За неё ты заплатишь жизнью ... его. Ты лично, сам приведешь приговор в исполнение, а затем будешь отпущен на свободу. Я даю слово! - повысил голос Лысый.
   Он поднес к уху трубку внутреннего фона и неслышно для площади сказал что - то в неё. Из распахнутых дверей Храма любви появилась фигура в оранжевом одеянии. Смотритель что - то нес на вытянутых руках. Когда он приблизился к плахе, стала заметна зажатая в ладонях треугольная секира с длинной пластиковой ручкой. Смотритель поднялся на помост, но секиру в руки Твердого отдавать не стал, а повернулся в сторону мавзолея, глядя на Лысого. Тот некоторое время тоже молчал, внимательно разглядывая стоящих на плахе.
   -Мне нужен твой ответ! - наконец сказал Лысый, - Ты согласен?
   Несколько мгновений Твёрдый соображал, что делать. Конечно, ни о каком согласии убить собственноручно Наставника он и не подумал. И вдруг за спиной услышал его тихую, но вполне разборчивую фразу:
   -Убей меня. Ты спасешь себя и ... Планету ...
   Твёрдый недоуменно повернулся на этот голос. Он не поверил, что фразу произнес Наставник. Но, встретившись с ним взглядом, увидел в голубых бездонных глазах немое повторение тех слов. И вдруг ему стало страшно, но уже не так, как совсем недавно за свою жизнь. Ему стало страшно ... за свой Выбор. Он должен был выбирать. Сердце забилось в груди, словно молот, готовое разорвать грудную клетку на множество частей. Остаться в живых или умереть вместе с Наставником? Решение пришло почти тут же. Другого и не могло быть. Просчитался Лысый. Ох, просчитался!
   Страх пропал так же быстро, как возник. Мускулы вновь налились силой. Твёрдый набрал в лёгкие спертый, затхлый воздух погибающего Города и будто выдохнул его наружу с яростным криком:
   -Не-е-ет!
   Одним прыжком он подлетел к оранжевому смотрителю и схватился двумя руками за секиру. Смотритель вцепился в рукоятку. Тогда Твёрдый толкнул его ногой в живот. Смотритель с криком полетел с помоста плахи. Секира оказалась в руках у Твёрдого. Он перехватил её за нижний конец рукоятки и, размахнувшись, что есть силы, метнул в сторону мавзолея. Секира стремительно описала в воздухе дугу и метко врезалась в непробиваемый пластик. И пробила его. Лысый в этот момент стоял почти вплотную и не успел отскочить. Острие секиры, разрубив преграду, рассекло кожу на его голове. Лысый взвизгнул, как ужаленный и, обливаясь кровью, сполз на руки охранников и смотрителей, стоящих у него за спиной.
   Твёрдый сам не ожидал такого эффекта своего отчаянного поступка. Он в изумлении замер на краю помоста, так же, как замерла вся площадь, пораженная увиденным. Вокруг упавшего Лысого засуетились его подчиненные. В микрофон слышались их короткие фразы, из которых стало ясно, что ничего трагического с Главным Смотрителем не случилось. Застрявшая в пластиковом колпаке секира, лишь слегка рассекла кожу на лысине. Скоро голова, с заклеенным пластырем лбом, снова появилась на всеобщее обозрение. Голова одновременно источала боль и гнев.
   -Вы, видели, что сделал подлый наймит однополых?! - хрипло заорал Лысый, скорчив мученическую гримасу, прикрыв ладонью заклеенный лоб.
   -Я хотел пощадить его. Теперь пощады не будет! Казнить их обоих! - Лысый сделал отмашку другой ладонью и драматически опустил подбородок на грудь.
   Взбежавшие на помост охранники и смотрители, бросились к Твердому. Тот отбивался, что было сил: ногами и скованными руками. Нападавшие, кувыркаясь, летели с плахи с выбитыми зубами и отшибленными конечностями. Но на месте сбитых лезли другие и, в конце концов, Твёрдого скрутили, повалили на помост. К Наставнику, почему - то, никто даже не притронулся.
   Твёрдого поволокли к ближайшему ложу. Браслеты сперва застегнулись на ногах, затем с запястий была снята цепочка. Несколько человек до хруста в костях навалились на руки. И Твёрдый сопротивляться перестал. Он обессилел, уже в душе смиряясь со своей участью. Всё тело болезненно ныло от нанесенных ударов и холодное ложе даже как - то остужало и немного успокаивало эту боль. Несколько мгновений Твёрдый лежал, расслабляя разгоряченное избитое тело и боль удивительным образом очень быстро, бесследно прошла. Твёрдый поднял голову, взглянув на Наставника. Тот, в сопровождении двух смотрителей, подошел ко второму ложу, и сам улегся на него, разбросав руки и босые ноги. Браслеты неслышно защёлкнулись. Наставник опустил голову и устремился взглядом в небо. Твёрдый тоже посмотрел наверх. Над ним высоко - высоко за прозрачным, почти невидимым куполом, тускло освещенными рядами, кое - где уже перегоревших неоновых светильников, тысячами мелких далеких огоньков мерцала почти свободная от облаков темная бездна. В самом зените её сверкало, переливаясь большим золотистым, драгоценным бриллиантом светило, не греющее холодную Планету, но держащую её на невидимой привязи вечного тяготения. А чуть левее, из - за купола Храма любви, медленно выплывал тусклый оранжевый диск, с хорошо видимым на нем изображением человеческого лица, удивленно, испуганного и в тоже время, словно злорадного и самодовольного.
   -Сейчас вас казнят! - раздался в динамиках голос Лысого, - Сначала одному отсекут его здоровенный ствол потом ноги и голову. Второму я повелеваю отсечь только голову. Головы будут выставлены напоказ возле входа в Храм любви в назидание! Приступайте! - после паузы, приказал Лысый. Грохнули барабаны оцепления и вдруг смолкли один за другим. На плаху, размахивая руками, взобрался человек в черном одеянии, очень похожем на мундир охранника, но без знаков различия. В правой руке человек держал какой - то небольшой треугольник. Он махал им в сторону мавзолея. Отупевший и почти потерявший сознание в преддверии смерти Твёрдый, с трудом признал в человеке с треугольником ... Горбоносого, неведомо как оказавшегося на площади и сумевшего прорваться сквозь оцепление.
   -В чем дело?! - проревел голос Лысого. - Кто такой? - и осекся. Он, видно, тоже узнал Горбоносого.
   На площади внезапно, в который раз, наступила тишина.
   -Что тебе надо? - Лысый убавил тональность своего вопроса, но голос был, по - прежнему, очень раздражен.
   -Прошу, отменить казнь! - громко, чтобы слышали все прокричал Горбоносый.
   -С какой это стати? - опять повысил голос Лысый.
   -Я предлагаю за них выкуп! Огромную сумму. Вот карточка центрального банка. Возьмите всё, только отпустите их!
   Несколько мгновений на мавзолее царило молчание, затем Лысый негромко, но внятно сказал:
   -Отберите у него карточку.
   Один из смотрителей подошел к Горбоносому и выдернул у того из пальцев пластиковый треугольник. Затем, резво сбежав с помоста, скоренько потрусил в сторону мавзолея. Там его, видно, радостно приняли. И почти тут же Лысый снова заговорил в свой микрофон:
   -Люди! Только что, нас хотели подкупить! Ещё один наймит однополых, тоже разыскиваемый государственный преступник, наивно полагал, что корысть может нарушить, справедливость и подменить закон. Он ошибся! Я не купился на его гнусное предложение! Я верен закону! Я верен народу! Деньги будут отданы в фонд Храма любви, а взяткодатель казнен вместе со своими сообщниками! Как раз третье место займет, - более тихо дополнил Лысый.
   Обескураженного таким поворотом Горбоносого, без сопротивления кинули на свободное ложе, защелкнув руки и ноги.
   -Начинайте! - махнув рукой, приказал Лысый. В глубине помоста поначалу еле слышно, а затем всё более явственно послышался тонкий металлический свист. Свист, повышая тональность, стал очень медленно приближаться к поверхности, вызывая легкую вибрацию всей плахи. Услышав этот звук, Твёрдый обомлел. Ужас приближающейся смерти вновь захватил его сознание. Мозг стал отключаться, словно внутри его то в одну, то в другую сторону, крутили какой - то рубильник. И в темных промежутках он видел лицо. Испуганное лицо светловолосого мальчика из другого мира. Мальчик что - то неслышно шептал одними губами. Но, что он шептал? Пила приближалась, свистя и подвывая от нетерпения. Сейчас она выползет между раздвинутых ног и врежется, отсекая мужскую плоть. Пила приближалась неукротимо. И вдруг, взвизгнула и остановилась. Твёрдый перестал слышать звук и в начале ему почудилось, что он оглох. Но тишины не было. В ушах раздался шум толпы, шум, как общий крик удивления и радости.
   Твёрдый с трудом приподнял голову. Перед полузамутненным взором предстал прозрачный купол Храма любви. Купол переливался тусклым оранжевым светом, и гудел каким - то вибрирующим низким звуком. Голова поднялась ещё чуть выше, взгляд опустился ещё чуть ниже. На площадке перед входом в Храм стояла большая группа людей. Впереди своим видом выделялся человек в золотистой, переливающейся одежде с белокурыми, ниспадающими на плечи, волосами. Красивое молодое лицо обрамляла светлая бородка и усики. Человек чему - то загадочно - торжественно улыбался, простерев, усеянную перстнями, тонкую длань в сторону замершей, словно в оцепенении, толпы.
   -Я жив, -тихо сказал человек в золотой одежде. И эту тихую короткую фразу, усиленную динамиками, услышала вся площадь. И взорвалась радостными криками. И радовалась долго и искренне. Среди этих восторженных криков был, хорошо различим один доносящийся тоже очень громко.
   -Да здравствует наш Бессмертный Властитель! - орал в микрофон Лысый, но голос его заметно дрожал.
   Когда, наконец, крики по мановению руки воскресшего Властителя стихли, тот медленно обвел взглядом всю площадь. Площадь затаила дыхание.
   -Я жив! - уже более громко повторил Властитель.
   -Заговор против меня окончился провалом. Меня хотели убить, но меня убить нельзя. Я - бессмертен! Заговорщики в это не поверили. Теперь они убедились сами. Моя смерть открывала им путь на вершину Власти. Они поставили на карту все. Они организовали мятеж однополых, который ввел мой народ во взаимное истребление. Заговорщики использовали в своих гнусных целях даже заезжего целителя и его учеников, чтобы затем обвинить их в сговоре с однополыми и публично казнить на площади, после моего запланированного убийства. Я вовремя успел и предотвратил несправедливую казнь. Эти люди, лежащие на помосте, ни в чем не виноваты! Они стали жертвами настоящих предателей и убийц! И во главе их стоит ... - Властитель сделал выразительную паузу, а затем устремил взгляд вместе с указующем перстом в сторону мавзолея:
   -Главный Смотритель Шара любви! - голос Властителя окрасился металлическим гневом.
   Твёрдый перевел взгляд на мавзолей, уже не ожидая увидеть там Лысого. По логике событий, во время вступительной тирады Властителя, такой хитрец, как Лысый давно уже втихую исчез бы из поля зрения. Но он стоял на своем месте неподвижно, как статуя. Только окружен он был не смотрителями в оранжевых балахонах, а людьми в черно - серебристой униформе личной охраны Властителя.
   Толпа на площади потрясённо молчала. Властитель, опустив руку, тоже на некоторое время театрально замолчал, наблюдая за реакцией народа. Затем он посмотрел на плаху.
   -Отпустите этих людей, - негромко произнёс Властитель. - Они ни в чём не виноваты. Их втянули в заговор не по их воле.
   Твёрдый почувствовал, как зажимы на руках и ногах открылись и он сел на ложе, уже стесняясь своей наготы. Наставник и Горбоносый встали за ним в полный рост.
   -Я освобождаю всех вас! - провозгласил Властитель.
   -Мало того, я имею желание приблизить вас к своей особе. Целителя я назначаю придворным лечащим врачом. Человек, пытавшийся выкупить его, как бывший охранник, назначается заместителем начальника моей личной охраны. И для этого сильного молодого человека тоже найдется место. Оно только, что освободилось, - Властитель сделал паузу и грозно посмотрел в сторону мавзолея. Лысый сжался под этим взглядом.
   -Я назначаю его Главным Смотрителем Шара любви вместо этого предателя и заговорщика - снова грозный взгляд на Лысого. - Тем более, что за это назначение имелось ходатайство - широкий жест левой рукой.
   Из - за спины Властителя медленно вышла женщина в длинном оранжевом с черной искрой платье - балахон. Пушистые медные волосы огненными струйками переливались на плечах. Твёрдый, забыв о своей наготе, приподнялся порывом навстречу. Спутница, посмотрев на него, слегка улыбнулась и протянула руку ладонью вверх. Твердый понял этот жест и, уже совершенно не стесняясь, поднялся в полный рост. Он спустился с плахи и по людскому коридору, медленно вступая босыми ступнями по холодным плитам площади, пошел назад к Храму любви. Поднимаясь по ступеням на площадку, он неотрывно смотрел на Спутницу. Та тоже не отводила от него глаз. А, когда он приблизился к ней, сжала его руку своими тонкими, но сильными пальцами.
   Властителя вблизи Твёрдый видел впервые, но замечал его краем глаза. Все внимание было поглощено стоящей рядом женщиной. Сейчас при свете дневных фонарей она показалась ему ещё более красивой. И вовсе не потому, что голову Спутницы украшала сверкающая драгоценными камнями диадема, а на груди переливался круглый оранжевый бриллиант. Она была прекрасна сама по себе в глазах Твёрдого. Он любовался ей с внутренним восторгом человека, спасшего от неминуемой смерти. И эта резкая смена чувственных состояний, обостряла его ощущения при виде этой женщины. Он, уже смотрел на неё не как на красивую "самку". Взгляд его запечатлял в ней совершенные черты, связанные не только с половым чувством, но и с какими - то другими, более тонкими, и ему самому ещё не понятными состояниями души. Он держал её за руку, и их руки по-детски трепетали от взаимного прикосновения.
   Перед нижними ступенями лестницы рядом с оцеплением стояли Горбоносый и Наставник. Горбоносый, опустив голову, мрачно созерцал щербатость бетонной плиты под ногами. Наставник, наоборот, смотрел куда - то высоко вверх грустным, пристальным взором. По лестнице ни тот, ни другой, видно, подниматься пока не собирались. И поняв это, Твёрдый на несколько мгновений почувствовал неловкость и смущение. Но затем они стали изменяться, когда до него дошёл смысл слов, сказанных Властителем после многозначительной паузы.
   -По нашей давней традиции вновь назначенный Главный Смотритель Шара любви должен совершить соединение с Хранительницей. Этот почетный пост после Первого Хранителя, как известно, занимают только женщины. Наша нынешняя Хранительница встречает уже второго Главного Смотрителя. Предыдущим оказался всем вам известный предатель и заговорщик, который тоже будет присутствовать на акте соединения и после него передаст своему приёмнику знак Главного Смотрителя, а затем будет арестован и после суда, сурово наказан.
   Толпа на площади отозвалась ликующим топотом. Совсем недавно эти же люди тем же способом одобряли все слова Лысого.
   -Пойдем, - тихо почти на ухо сказала Спутница и потянула Твёрдого за руку в сторону дверей Храма. Он покорно пошел с ней. Следом двинулся Властитель со свитой и другими приближенными лицами. Видеосъемщики тоже потащили свою громоздкую аппаратуру внутрь Храма, завершая шествие. И уже самым последним, в окружении охраны, был доставлен понурый Лысый. Медальон Главного Смотрителя всё ещё поблескивал у него на груди. Все вошли в зал Преклонения. Шар любви медленно, почти незаметно, вращался, лениво поворачивая свои жирные бока, и никакого боголепия у Твёрдого не вызывал. Прямо под Шаром было уже установлено позолоченное мягкое ложе. На оранжевой обивке лежало несколько живых цветов с черными лепестками. Эти цветы вызвали у Твёрдого неприятные ассоциации. Он прекрасно понял, в каком обряде ему сейчас предстоит участвовать. И его чувства разделялись почти пополам. С одной стороны, желанная близость Спутницы. Её тёплая сильная рука, сжимающая его ладонь, возбуждала внутри соответствующие порывы. Но с другой стороны, проделывать все это на глазах у множества народа во главе с самим Властителем и Наставником, которого вместе с Горбоносым он заметил в дальнем углу зала, не позволял врожденный стыд, почти не свойственный жителям Столицы.
   Под прозрачным куполом Храма вдруг раздался хрустальный звон, и полилась тихая красивая мелодия. Она постепенно наполнила весь зал Поклонения и звучала, как будто отовсюду, разливаясь по телу непонятным возбужденным успокоением. Именно так Твёрдый определил своё состояние через несколько мгновений после хрустального звона. И это ощущение усиливалось всё больше и больше. Тревожные, смущающие сердце мысли уходили куда - то в глубину подсознания, сменяясь, животно - радостным спокойным возбуждением самца, довольного собой и своей мужской силой.
   Твёрдый и Спутница стояли вплотную к ложу любви держась за руки. Над их головами вращался большой оранжевый плод. Он излучал тусклое сияние, вызывая у пары легкое головокружение, переходящее в половое возбуждение. Оно очень быстро захватило их обоих и закружило в вихре нарастающей страсти, поглотив без остатка.
   С плеч Хранительницы упало платье - балахон. Она перешагнула через него обнаженная и прекрасная в своей наготе, обняла Твёрдого за плечи и страстно поцеловала мягкими теплыми губами, прижавшись к его груди своей тугой полной грудью. Твёрдый под гибкой тяжестью тела Спутницы покорно осел и опрокинулся на ложе любви. Присутствующие с возбужденным напряжением наблюдали за актом соединения. Только Наставник смотрел не на страстную пару, а выше её, на оранжевый шар, излучающий всё более яркое сияние, медленно переходящее в темный туман, обволакивающий любовников. Да Властитель иногда оглядывался на Наставника. При этом его красивое лицо хмурилось и бледно - голубые глаза словно стекленели.
   И ещё один человек смотрел на ложе любви пристально, не отрываясь. Про него все забыли. Охранники отпустили его, поглощенные зрелищем. А он смотрел, сузив в щелочки желтые глаза, сжав в одну струну и без того тонкие посиневшие губы. На заклеенном лбу и затылке у него выступили капли пота. Худые жилистые руки переплелись пальцами в судорожном захвате, будто душили они чьё - то горло с дикой ревнивой ненавистью и силой. И чем интенсивней проходил на ложе любви акт соединения, тем сильнее тряслись сжатые жилистые руки Лысого. И вот, когда своды зала Поклонения огласил сладострастный не то стон, не то крик, Лысый вдруг выхватил из кобуры ближайшего к нему охранника излучатель, в два прыжка преодолел расстояние до ложа и, схватив Хранительницу за длинные рыжие волосы, стащил её с Твёрдого на пол. Никто из присутствующих не успел ничего понять, особенно Твёрдый, несколько мгновений назад испытавший совместный оргазм. И тут, внезапно, желанное трепетное тело Спутницы исчезло. Послышался её болезненный вскрик. И потом, ещё напряженный ствол, обожгла резкая боль. Это Лысый с ненавистью ударил по нему стволом излучателя. И, не наслаждаясь результатом, приставил излучатель к виску, побледневшей от боли в корнях волос, Спутницы.
   -Я убью её! - заорал Лысый высоким визжащим голосом, накручивая волосы женщины себе на руку. Все присутствовавшие в зале Преклонения буквально остолбенели от неожиданного поворота событий. Никто из охранников даже не попытался вытащить излучатель. Лицо Лысого выглядело страшным и безумным. Белки глаз вращались по сторонам, словно следили за движениями окружающих. Но движений пока никаких не наблюдалось. И никто не произнес ни звука. Только на ложе любви сдавленно стонал Твёрдый, держась руками за отшибленное место. Твёрдому было больно и унизительно. Лысый, всё же, отомстил ему. Публично и подло.
   Между тем его обидчик пятился все дальше и дальше, таща за волосы Спутницу. Он отступал к задней стене зала, пока не уперся в неё спиной. Локтем нажал на скрытую кнопку. Часть стены сдвинулась. Лысый заволок Спутницу в лифт. Дверь закрылась. И в тишине стало слышно, как лифт со свистом устремился вниз. И только тогда Властитель спокойным голосом произнёс:
   -Догнать его.
   Несколько охранников устремилось к задней стене, но через несколько мгновений, после безуспешных попыток открыть её, возвратились назад. И снова в тишине послышался голос Властителя.
   -Он знает Путь, - произнес тот уже не так спокойно и осекся, очевидно, проговорившись о чем - то важном и не ожидавший такой мертвой тишины в зале.
   И тут в центр, к самому ложу медленно подошел Наставник. Он обвел зал пристальным взором своих глаз и тихо сказал:
   -Я освобожу её оттуда - и поглядел в упор на Властителя. Тот отвел взгляд и промолчал, ничего не ответив. Наставник жестом подозвал к себе Горбоносого. Он подошел, слегка прижимая к груди, раненную несколько дней назад, руку. Затем Наставник повернулся к лежащему на Ложе Твёрдому и провёл вдоль его тела ладонью. Боль мгновенно улетучилась, и юноша поднялся на все ещё ослабленные ноги.
   -Надень её одежду, - сказал Наставник, указывая на лежащий рядом с ним балахон Спутницы.
   Твёрдый безрадостно влез в женское одеяние, хотя и с легким недоумением в душе. Но это чувство тут же прошло, когда он всем телом ощутил её запах. И Твёрдый пошёл следом за Наставником и Горбоносым к стене. И стена, по мановению руки Наставника открылась. Они втроем вошли в лифт и лифт сам по себе, без нажатия кнопки этажа, помчался вниз.
   У Твёрдого захватило дух. Сердце поднялось к самому горлу и там сжалось в большой трепещущий комок. В висках забились молоточки учащенного пульса. Лоб покрылся мелкой испариной. Руки сжались в кулаки и задрожали, реагируя на ускорение.
   Лифт спускался все ниже, и ниже в какую - то запредельную глубину и, наконец, остановился, вернув сердечный комок на положенное для него место. Дверь медленно раздвинулась, и они вышли в громадное тускло освещенное помещение. Прибывшие огляделись по сторонам. Неподалеку на гладком матово белом полу неподвижно лежали несколько человек в серебристых комбинезонах. Чуть в стороне, так же неподвижно застыли в судорожных позах трое охранников, видно не сумевших даже понять, что произошло. Они только вышли навстречу Лысому и его невольной спутнице и были все наповал убиты, как и люди в серебристой форме. Кем те служили, Твёрдому сначала показалось неясным. Он вообще не понимал, куда попал. Воздух в помещении, не смотря на свою чистоту и свежесть, имел какой - то специфический запах. Но тот через некоторое время, словно развеялся, или к нему можно было привыкнуть очень быстро.
   Прямо по центру, похожий на громадную колонну, уходя вверх от пола в сферический потолок, возвышался гладкий металлический цилиндр, издававший по всей своей ширине и высоте какой - то странный низкий вибрирующий звук. Он неприятно резонировал по телу, вызывая в нём дрожь и озноб, хотя в помещении ощущалось тепло, прерывистыми струйками идущее, откуда - то с боков от стен, где отчетливо виделись полукруглые ниши - ангары, а в них на невысоких черных подставках замерли какие - то эллипсовидные аппараты, тоже черные, но более глубокие, маслянистые на взгляд. Не успел ни один из троих сделать и шагу вперед, как вдруг из ниши одного из ангаров им навстречу выбежал человек в серебристом комбинезоне. И при ближайшем рассмотрении, черты его лица показались Твёрдому очень знакомыми. И чем тот ближе подбегал мелкой заискивающей трусцой, тем больше узнавание открывалось в его широком конопатом носе, тонких влажных губах и маленьких бегающих глазках на одутловатом, со всклоченной бородой, лице. Сосед подсеменил к стоящим возле лифта и плюхнулся, в ноги Наставнику.
   -Целитель, я помогу вам попасть туда! - воскликнул он и попытался поцеловать босую ступню. Наставник отстранил ногу от толстых слюнявых губ.
   -Встань, - тихо, но твердо сказал он.
   Сосед поспешно вскочил на ноги и суетливо замахал руками, приглашая за собой.
   -Скорее, - торопил он. - Они уже, наверное, долетели. Потом их будет трудно найти. Я могу управлять этим аппаратом.
   -Ему верить нельзя! - Твёрдый произнес эту фразу, обращаясь к Наставнику, но так громко, что, несмотря на гул центрального цилиндра, её наверняка услышал Сосед. Особенно последнею часть:
   -Это провокатор и предатель! - рявкнул Твёрдый сжав кулаки.
   -Я знаю, - негромко но хорошо слышно ответил Наставник, - но сейчас он действительно хочет помочь. У него свой интерес. Его болезнь вернулась. И вернулась до конца - более тихо добавил Наставник. Сосед, конечно, не расслышал этих слов. Он уже семенящей трусцой подбежал к одному из ангаров и исчез за его перегородкой. Наставник, а за ним Горбоносый и Твёрдый пошли следом. В центре подкововидного с гладкими серыми стенами ангара, стоял на цилиндрической подставке большой дисковидный аппарат. В его черном боку зияло отверстие входа и оттуда выглядывала физиономия Соседа, призывно машущего рукой подходящим.
   Они один за другим поднялись по металлической лесенке, выдвинутой из входа, в небольшой тамбур, за которым имелась ещё одна выдвижная дверь в центральный салон, похожий на зал видеотеатра. На эту аналогию Твёрдого натолкнули несколько рядов высоких кресел, вмонтированных в пол по всей площади салона. Кресла были с высокими мягкими спинками, которые, очевидно, очень легко превращались в спальные ложа. Перед каждым креслом находился маленький пластиковый столик. Салон был неярко освещен оранжевыми светильниками, вмонтированными в потолок. А в носовой части, ещё более увеличивая ассоциацию с видеотеатром, всю ширину занимал полукруглый экран. Под ним находился какой - то щиток с множеством разноцветных кнопок и рычажков. Сосед уже сидел за этим щитком в одном из трех кресел. Он повернул голову и подобострастным жестом пригласил Наставника сесть рядом. Твёрдого он не пригласил, но тот сам уселся справа от Наставника и подальше от Соседа. Горбоносому места перед пультом не досталось и он, тяжело согнувшись, сел в одно из кресел в "общем, зале".
   Сосед вдавил какую - то кнопку на пульте. Наружная лестница заползала внутрь корпуса. Нажатие ещё двух кнопок и входные двери одна за другой бесшумно и герметично задвинулись.
   -Ну, что, поехали?! - произнес Сосед и, не дожидаясь ответа, толкнул один из рычажков чуть от себя. Аппарат ответил легкой вибрацией и медленно сдвинулся с места. Плавно поплыл вперед. Сосед нажал на очередную кнопку. Вспыхнул экран. На нем стал, виден громадный зал с ангарами, заполненными летательными аппаратами. Центральный цилиндр быстро приближался, и вдруг часть его отошла в сторону, образуя широкое черное отверстие, которое поглотило их плывущий аппарат. Экран заполнился темнотой. Сосед двинул другой рычажок и аппарат, наращивал скорость, стал проваливаться в глубину. У Твёрдого сдавило дыхание. Тело вжалось в мягкое кресло. Уши заложило. Перед глазами поплыли цветные круги. Аппарат мчался вниз, словно вверх.
   III
   На экране стояла непроглядная тьма. И хотя аппарат летел с бешеной скоростью, тьма оставалась неподвижной на вид, густой и вязкой, словно грязь глубокого омута. Она засасывала черную крошечную пуговку, и та тонула в ней, опускаясь, всё глубже. Твёрдый постепенно пришел в себя. Сознание его прояснилось, и он стал пристально смотреть на экран со смутной надеждой, увидеть какой - нибудь просвет среди этой глубокой, бесконечной тьмы. И вот тьма постепенно начинает бледнеть. И почти сразу уменьшилась скорость падения аппарата. Он стал, словно бы парить в сером тумане. И туман становился все более прозрачным, пока, наконец, не исчез совсем. Экран вдруг заполнился множеством шаровидных образований, похожих на мыльные пузыри. Только были они не разноцветными, а однотонными, тускло- серыми. Внутри пузырей, будто в грязной мутной воде, шевелились какие - то более темные тени, похожие на людские фигуры. По мере приближения аппарата эти фигуры тоже приближались к стенкам своих пузырей и тогда сидящими перед экраном хорошо просматривались бледные водянистые лица с глазами, полными тоски и муки. Лица беззвучно шевелили ртами, словно что - то говорили. Многие в мольбе простирали руки. Но большинство только пристально глядели горестными глазами.
   Твёрдому одно из лиц показалось удивительно знакомым, хотя он не видел его много много лет с самого детства. Но в его память навсегда врезались черты этого лица. Оно иногда склонялось над его колыбелью. Он целовал эти заросшие блеклой растительностью щеки, когда из младенца превратился в мальчишку, почти подростка. Из - за рта этого лица частенько попахивало перегаром. Но он все равно любил гладить ладонью памятую физиономию вечно пьяного отца, когда тот в порыве хмельного чадолюбия, сажал сына на колени и что - то невнятно бормотал ему тихим сбивчивым голосом. Сейчас это лицо смотрело с экрана серой мутной стенки пузыря тем же самым мучительно - болезненным взглядом, который запомнился Твёрдому с детства.
   Видение стояло на экране несколько мгновений, затем уплыло в сторону из поля зрения, сменившись другими серыми тоскливыми лицами.
   -Я, кажется, видел Первого Хранителя, - раздался за спиной Твёрдого голос Горбоносого. - Очень похож на свой портрет - добавил он после паузы.
   -Они все здесь! - тихо произнес Наставник.
   -А где же тогда была моя мать? - спросил Твёрдый, вспомнив её рассказ после воскрешения.
   -Им всем вначале показывают Дом, а затем отправляют сюда, - грустно сказал, Наставник.
   -Но это жестоко, - Твёрдый взглянул на него чуть искоса.
   -Таков закон Мира, - Наставник опустил взор. - Этого Мира, - уточнил он, снова поднимая взгляд на экран. А на экране навстречу уже летела поверхность неведомой земли, от горизонта до горизонта искрящийся переливами крошечных огоньков - звездочек. Поверхность сверкала сплошным ковром этих огненных искорок, но они не манили своим теплом и светом, а как - то пугающе отталкивали. Словно, кто - то там внизу разжег когда - то гигантский костер. Костер потух, а угольки ещё светятся тускло и недобро. Наступать ногами на эти злые огоньки совсем не хотелось.
   Наверху же, там, откуда они только что прилетели, простиралось бескрайне - ровное темно- серое небо. В центре него неподвижно застыл бархатисто - черный диск, похожий на большую закопченную сковороду с ещё не остывшей ржавой окалиной. По краям черной "сковороды", подчеркивая её раскаленность, переливались красно - оранжевые всполохи огненных протуберанцев. И потому, сливаясь с отблесками нижних искорок, всё вокруг было залито тусклым багряным заревом, похожим на отсверк далекого пожара.
   При виде этого зрелища, Твёрдый невольно передернул плечами. Грудь сдавило неведомое доселе ощущение безысходности и тоски.
   -Куда лететь? - сдавленным голосом спросил Сосед, которому, видно, тоже было не по себе.
   -Аппарат сам долетит на автопилоте, - сказал, улыбнувшись краем губ, Наставник.
   Сосед включил автопилот, и в каком - то изнеможении откинулся в кресле. Его лицо передернула короткая болезненная судорога, и потому оно стало ещё более неприятным и жалким. На лбу выступили капельки испарины, руки на подлокотниках кресла мелко, но явственно тряслись. Да, Наставник был прав. Болезнь Соседа возвратилась и стала прогрессировать. И он, прекрасно это, понимая, решил выслужиться перед целителем, которого недавно предал. Аппарат, между тем, на небольшой высоте понесся сквозь багряное марево с всё увеличивающейся скоростью. Словно, его притягивал невидимый, но очень мощный магнит, хотя двигатели аппарата работали на самой малой тяге.
   Звездочки на поверхности превратились в длинные огненные струи и только черная "сковорода" неслась на экране с той же скоростью, что и летательный аппарат.
   В таком, все нарастающем темпе движения, промчались уже несколько отрезков времени. Постепенно аппарат стал вибрировать и слегка трястись.
   -Нужно тормозить, негромко произнес Наставник, а то ударимся о защиту.
   Сосед выключил автопилот и стал медленно тянуть один из рычажков на себя. Аппарат замедлил ход, но скорость его была ещё очень велика. Несмотря на все тормозные усилия, та самая мощная невидимая сила тянула диск к себе. Источник этой силы был пока визуально незаметен. Но чувствовалось по всему, он вот - вот покажется. И он показался. Над краем бесконечного огненного горизонта вдруг возникла яркая оранжевая звездочка, которая очень быстро поднималась на сером небосводе, увеличиваясь в размерах на острие то ли башни, то ли горы: пока непонятное возвышение ещё до конца не определило свою форму. Но постепенно, громадная, сумрачно угольная пирамидальная гора, окончательно обозначила себя и стремительно росла, заполняя собой весь обзорный экран.
   Сосед до конца придвинул тормозной рычажок, но летательный аппарат не хотел или не мог затормозить. Он только вибрировал и содрогался от напрасных усилий противоборствовать притяжению черной горы. Столкновение казалось неминуемым. Но тут Наставник встал со своего кресла и поднял вперед - вверх раскрытую ладонь. И аппарат замер, повис в воздухе вблизи тускло мерцающего шершавого уступа, похожего на уходящую внутрь спиральную воронку. На широком краю уступа Твёрдый разглядел более светлую по оттенку пуговицу летательного аппарата. Он лежал на боку, очевидно, потерпев аварию. И именно туда в эту воронку тянуло и их аппарат. Но он неподвижно завис неподалеку, хотя ясно, что невидимый поток притяжения не прекратился и не ослаб. Просто одна сила сломила другую.
   -Они здесь, - сказал Наставник, снова садясь в кресло. - Нужно подняться вверх.
   Аппарат стал набирать высоту. Он поднимался вдоль ровных глянцевых стен и те, словно в тусклом черном зеркале смутно отражали его круглый силуэт. И чем выше поднимался этот силуэт на смотровом экране, тем тяжелее и тоскливее становилось на душе у Твёрдого. Будто грудь его с каждым мгновением стискивал тугой и широкий ремень. Дыхание превращалось в трудное и короткое с одышкой и сердцебиением. Перед глазами поплыл красный туман. Твёрдый почти потерял сознание. Но оно очень быстро вернулось и прояснившийся взгляд увидел над собой склоненное лицо Наставника с темно - синими глазами на смуглом лице.
   -Всё прошло, - проговорил Наставник и повернувшись к экрану добавил: - Мы у цели.
   Твёрдый взглянул на экран. Всю его ширину занимал сверкающий гранеными стенами огромный шар - дворец. Что это был именно дворец, Твёрдый, только увидав его, уже не сомневался.
   В нижней части сверкающего шара контрастно выделялся черный пятиугольник. Скорее всего, это был вход во дворец. Аппарат стал медленно подчаливать к площадке перед входом и плавно опустился на неё. Сосед выключил двигатели. Все несколько мгновений молча сидели в своих креслах.
   -Пора выходить, - сказал, наконец, Наставник. - Всем, - он повернул взгляд на Соседа. Тот поспешно и подобострастно вскочил и, нажав кнопку, первым подбежал к отодвигающимся дверям.
   -А там есть воздух? - вдруг пришло в голову Твёрдого.
   -Есть, иначе бы поиски тех двоих потеряли всякий смысл, - ответил Наставник и вслед за Соседом подошел к открытой двери. Оттуда дохнуло жаркой гарью, словно где - то рядом находилось жерло не потухшего вулкана. Покрытие посадочной площадки искрилось такими же угольными огоньками, как и виденная недавно поверхность. Сосед, занесший было ногу, в испуге отступил назад. И тогда Наставник, не колеблясь ни мгновения, вступил своими босыми ногами на эти, должно быть, горячие угли и, сделав несколько шагов, повернулся в пол - оборота, приглашая идти за ним. Сосед отступил ещё дальше, упершись спиной в грудь Горбоносого. И тогда Твёрдый спрыгнул обеими ногами вниз, в этот удушливый жар, забыв, что тоже был босым.
   Горящие красным огнём угли обожгли ступни ... ледяным холодом. Твёрдый от неожиданности даже подпрыгнул. А когда, через мгновенье, снова опустился на площадку, то почти сразу же ноги сковало мерзлое оцепенение, которое быстро и неотвратимо стало продвигаться вверх. В груди заныла безнадежная предсмертная тоска. Дыхание, как и при подлете к шару - дворцу, сдавилось. Сердце сжалось в тугой комок, готовое вот - вот остановиться. Но опять, как и раньше всё очень быстро прошло, стоило только Наставнику поднять руку. Ноги приобрели прежнею уверенность в ходьбе. Ступни уже не холодило. И всё же, вид этих угольков, похожих на черные семена с горящим ядром внутри, вызывал уже инстинктивно неприятные ознобные ощущения. К тому же, в горле надсадно першило, но через несколько шагов и это чувство бесследно пропало.
   Наставник шёл первым прямо к черному пятиугольнику входа. Следом двигался Твёрдый. За ним, чуть поотстав, всё время, оглядываясь по сторонам, семенил Сосед. Замыкал шествие Горбоносый, чуть придерживая свою раненную руку.
   Вход приближался густой мрачной тьмой. И с каждым шагом к этому черному входу Твердому становилось всё страшнее и страшнее, словно внутри, по ту сторону находилось нечто жуткое и невыносимое на взгляд. Хотелось повернуть назад и спрятаться внутри аппарата. Но он переборол свой страх и двинулся следом за Наставником, который уже скрылся за черной пеленой. Твёрдый приблизился вплотную и несколько мгновений стоял, не решаясь сделать шаг. Пелена была похожа на плотную тугую материю, абсолютно черную и непроницаемую для зрения. Она только еле - еле заметно колыхалась, как водная гладь бездонного омута. "Нырять" в этот вертикальный "омут" было страшно. Но Наставник ведь уже внутри, и Твёрдый, закрыв почему - то глаза, сделал шаг. Всего его на несколько мгновений охватил какой - то парализующий ужас. Второй раз он уже шагнул по инерции, готовый вот вот закричать от этого поглотившего все чувства ужаса. И тут же ужас пропал, словно его сдунуло каким - то неощутимым порывом ветра.
   Твёрдый открыл глаза. И закрыл их снова от яркого слепящего света. Так он и простоял в новом страхе ослепнуть, пока его плеча не коснулась чья - то рука.
   -Можешь открывать, - произнёс голос Наставника. Твёрдый приоткрыл веки. Оранжевый свет был так же ярок, но не слепил, будто на глазах находились невидимые фильтрующие очки.
   -Это свет тьмы, - произнёс стоящий рядом Наставник, непонятную Твердому фразу.
   Твёрдый оглянулся вокруг. Они уже все четверо стояли на краю громадной кристаллической сферы. Сфера блистала и переливалась ярким прожекторным светом, явно намеренно взявшим в перекрестье стоящих внизу. Затем под куполом сферы, отражаясь от её кристаллических стен, раздался тихий, но хорошо слышный вкрадчивый голос:
   -Ты пришёл, - мягко проворковало эхо стен, - я ждал тебя. Садитесь, к вам сейчас выйдут.
   Из оранжевого переливчатого светового сгустка вдруг возникли пять глубоких мягких кресел с черной кожаной обивкой. В центре появился круглый тоже черный столик на крепких ножках в виде длинных чешуйчатых существ с плоскими головами и разинутыми пастями. Столик оказался уставленным сосудами и блюдами с разнообразными закусками. Уже давно голодный Твёрдый инстинктивно проглотил слюну. Он вопросительно поглядел на Наставника.
   -Садитесь, - кивнул головой тот.
   Все сели в кресла. Они оказались мягкими и очень удобными. Пустующим осталось лишь одно, напротив Наставника.
   -Ничего не ешьте и не пейте, - тихо проговорил Наставник.
   -Напрасно, - вдруг раздался незнакомый голос.
   Обернувшись на него, Твёрдый увидел, что в пустовавшем несколько мгновений назад кресле, сидит какой - то человек.
   -Напрасно, - повторил он, перекидывая ногу на ногу, обтянутую блестящими чешуйчатыми панталонами. - Напитки бодрящие и освежающие, блюда - изысканные и очень вкусные.
   -Мы воздержимся, - сказал за остальных Наставник. Твёрдый старался не смотреть на стол, источающий ароматные запахи. В желудке у него сосало, и рука сама тянулась к ближайшему блюду. Он еле сдерживал себя, но когда мельком взглянул на Наставника, то взял свою руку "в руки" и отвернулся от соблазнительно пахнущего стола окончательно и бесповоротно. Он стал пристально рассматривать хозяина дворца, вальяжно расположившегося в своём кресле. И первое, на что Твёрдый обратил внимание: у человека, сидящего в кресле не было лица. Точнее, лицо вроде бы и было, но даже пристальный взгляд Твёрдого не мог уловить его черты. Они менялись, как узор в детском калейдоскопе, почти каждое мгновение. Но голос его не менялся и говорил он хорошим баритоном проникновенно и чуть иронично, обращаясь к Наставнику.
   -Я, конечно, знаю, зачем вы пожаловали к нам, - произнес безликий, - вернее не за чем, а за кем. Да ваша дама и её похититель у нас. Даму мы вам, конечно, вернем. Она нам не нужна. Но ведь Вы, Наставник, прибыли сюда не только за этим пустяком. Вы от нас хотите чего - то другого. Мы вас выслушаем, и может быть, найдем компромисс. Говорите, - безликий на миг улыбнулся, неуловимо.
   -Моя миссия на той Планете сорвалась, - тихо произнес Наставник.
   -Ну, ещё не совсем, - снова неуловимо улыбнулся безликий, - коли вы здесь, то есть ещё шанс.
   -Боюсь, что я этим шансом воспользоваться не смогу, - проговорил Наставник, скрестив по привычке руки под локтями.
   -Моё дело - предложить, - односложно сказал безликий.
   -И что же вы предложите? - без любопытства в голосе спросил Наставник. - Впрочем, я знаю, что?
   - А ни на каких других вариантах мы не договоримся, - безликий развел в разные стороны тонкие пальцы своих рук, - Вы присягаете нашему Хозяину, а потом спасаете Планету от физической гибели по вашему усмотрению. Мы вам мешать не станем.
   -Меня - то уж не пытайтесь обманывать, - в свою очередь развел руками Наставник. - Ведь уничтожение Планеты - ваша основная задача для прорыва во Вселенную.
   -Есть и другой способ, - улыбнулся безликий.
   -Если я соглашусь?
   -Само собой. Так что выбирайте - пожалеть растленное, безумное стадо двуногих микробов и их круглый кокон или нести нашу Великую Миссию от планеты к планете от галактики к галактике, от вселенной к вселенной! - голос безликого из ироничного превратился в торжественный. Сам он даже приподнялся в кресле, очевидно, от переполнявших его чувств.
   -Что - то много пафоса, - на этот раз в голосе Наставника послышались ироничные нотки, - Вы же не человек ...
   -Но ничто человеческое мне не чуждо, - возвращаясь в исходное положение в кресле, ответил безликий.
   -Неужели вы подумали, что я включусь в бунт против своего Отца? - Наставник удивленно приподняв брови, взглянул на собеседника.
   -Ваш Отец допускает Всё! - снова улыбнулся тот.
   -Иначе он не был бы собой, - в тон ему ответил Наставник.
   -Так, где же его сила, если Он не может или не хочет ничему противодействовать?
   -А откуда вы знаете, что это так?
   -Но видно же невооруженным глазом! - воскликнул безликий, опять поднимаясь в кресле.
   -Вас это очень волнует?
   -А вас - нет? - парировал безликий.
   -Его Путь вам неведом, - сказал Наставник.
   -А вам? - в упор спросил безликий.
   -Только часть, - тогда я был бы Всемогущ, и не беседовал бы с вами здесь, в этом месте, - Наставник чуть брезгливым взглядом посмотрел на кристаллические стены сверкающей сферы.
   -А хочется стать Всемогущим? - лицо безликого вдруг вместе с вопросом обрело конкретные черты. Черты Наставника. Два очень схожих лица несколько мгновений смотрели друг в друга.
   -Изыди! - твёрдым голосом проговорил Наставник.
   -Значит, хочется! - сказал человек напротив, снова становясь безликим.
   -Ты глупец! - вдруг после паузы резко произнёс Наставник, впервые называя своего соперника на "ты".
   -Я не создание Его - я часть Его! Человеческая часть. Мне не нужно Всемогущество, как его понимаете вы, созданные Им. Я пришел спасти, а ее править! Ты что забыл о душах? А твой хозяин помнит. И знает, что будет у Последней черты!
   -Ваша миссия по спасению душ здесь удалась на славу! - опять иронично воскликнул безликий. - Сами же признались.
   -Да - это ваша победа, но не наше поражение - проговорил Наставник, глядя пристально на безликого.-Поигран бой, но не битва!
   -Надеетесь отыграться?
   -А вы сомневаетесь?
   -Человек слаб, зол, завистлив, ленив и похотлив, - стал загибать пальцы безликий. - Он больше думает о своей утробе, а не о спасении какой - то там души. Эта Планета - яркий тому пример. Думаете, на других будет иначе?
   -Поживем - увидим, сказал Наставник, слегка пожав плечами. Затем, после нескольких мгновений молчания, проговорил уже другим тоном:
   -Вы обещали вернуть женщину?
   -В этом затруднений нет, - широко улыбнулся безликий, - почти нет, - добавил он, - просто похититель выдвигает условие.
   -Какое?
   -А он вам сейчас сам всё скажет, произнес безликий и сделал широкий взмах рукой.
   В нескольких шагах от сидящих открылась какая - то невидимая ширма и за ней, как на сцене появился Лысый, держащий одной рукой за волосы обнаженную Спутницу, а другой приставленный к её голове излучатель.
   -Я убью её! - закричал Лысый, выпучив белесые навыкате глаза. - Отдайте мне Книгу!
   -Эта Книга вам так нужна? - спросил Наставник, полуобернувшись к Лысому, но, не глядя на него.
   -Эта Книга дает мне власть над Планетой! - с каким - то безумным убеждением в голосе заявил Лысый. Спутница стояла рядом с ним почти спокойно. Только в больших синих глазах застыли крупные слёзы. Твёрдый сжал ладонями подлокотники кресла, готовый в любой миг броситься на Лысого и выбить у него излучатель. Но Наставник чуть приподнял,
   только что пустую руку. В руке его был зажат белый корешок Книги.
   -Возьмите, - тихо проговорил Наставник,- и отпустите женщину.
   Лысый за волосы подтянул Спутницу ближе к сидящим в креслах и на несколько мгновений замер, раздумывая. Обе руки у него были заняты. Что бы взять протянутую Наставником книгу, он должен был отпустить Спутницу или отложить излучатель. Ни того, ни другого ему, видно по всему, делать не хотелось.
   -Бросайте Книгу мне под ноги! - приказным тоном рявкнул Лысый. - А то сейчас я ей расплавлю мозги!
   Наставник молча швырнул толстый том в сторону Лысого. Тот наступил на него ногой и стал, подтягивая за собой, отступать к тому месту, откуда появился. Почти приблизившись к нему, Лысый зло и ехидно засмеялся и, раздельно выговаривая каждое слово, произнес:
   -Не получите вы её! Она останется со мной! Будет моей или ничьей!
   И тут Твёрдого словно подбросило с кресла. Он одним прыжком преодолел несколько шагов до Лысого, хотя ему сильно мешало длинное и широкое платье Спутницы. Лысый не успел среагировать, упиваясь своим мстительным чувством. Твёрдый, что было силы, коленкой ударил его в пах. Лысый заорал, выпучив глаза, сразу отпустив Спутницу и выронив излучатель. Руки его ухватились за поверженное место. Он упал на хрустальный пол и стал выть и кататься. Кристаллический купол горным эхом отражал его звериный вой.
   Спутница бросилась к Твёрдому и прижалась к нему дрожащим обнаженным телом. Он укрыл её частью широкого платья. Сзади, слегка перекрывая вой Лысого, раздались размеренные хлопки. Безликий мерно ударял ладонью о ладонь.
   -Браво! - так же размерено выговорил он. - Ты лишил своего соперника репродуктивных способностей. Теперь вы можете лететь намеченным вашим Наставником маршрутом. Мы вам препятствовать не станем. Это и ... в наших интересах тоже. Наставник понимает, о чем я говорю. Только одному из вас я советовал бы остаться, - безликая голова повернулась в сторону Соседа. Тот вздрогнул. Глаза его потемнели и сузились. В них трепетал страх. Страх за свою жизнь. Он правильно понял слова безликого и вскочил со своего кресла.
   -Я останусь, если вы излечите меня! - воскликнул Сосед, делая шаг к безликому.
   -Нет ничего проще, - уверил его тот. - Несколько услуг и вы будите здоровы.
   -Ну, это мне не впервой! - обрадовано произнес Сосед и облегченно сел назад в кресло.
   -Но, как мы вернемся? - подал голос Горбоносый.Если он останется, никто не сможет управлять аппаратом!
   -Мы сумеем улететь, пусть остается, - негромко сказал Наставник.
   -Ему был дан шанс, - после паузы произнеслась ещё одна фраза.
   -А что делать с Книгой? - Твёрдый взглянул на лежащий неподалеку от скрюченного Лысого том.
   -Пусть Книга останется у него, - Наставник махнул рукой в сторону лежащего. - Пользы от неё ему не будет никакой. К тому же, - добавил он, - это всего лишь пересказ другой, Настоящей Книги. Наставник поднялся со своего кресла. Горбоносый последовал его примеру. Они, не прощаясь с сидящим безликим, отправились к выходу. Твёрдый, обняв дрожащую Спутницу, пошел вместе с ней следом. Сосед со своего места проводил их долгим взглядом.
   ... Аппарат поднялся вверх легко и бесшумно и так же легко и быстро стал набирать высоту. Гора и стоящий на её вершине шар - дворец остался далеко внизу. Мерцающая угольными "семенами зла" поверхность, уходила всё дальше и дальше, пока совсем не исчезла с экрана.
   Наставник сидел за пультом управления. Аппарат слушался его беспрекословно. Он поднимался все выше и выше пока не достиг области, наполненной мутными пузырями с человеческими силуэтами внутри. Здесь аппарат неподвижно застыл, со всех сторон окруженный, печально смотрящими сквозь полупрозрачные оболочки лицами давно и недавно умерших людей. Они смотрели, словно чего - то ждали. Наставник тоже молча смотрел на экран, вглядываясь в эти лица. Их было много. Очень много.
   Так продолжалось довольно долгое время. Наконец Наставник медленно поднял правую руку вверх и, приложив большой палец к согнутому безымянному, осенил экран крестообразным движением. И сразу среди шаров стало происходить движение. Некоторые из них устремились высь, меняя цвет из мутно - серого на блестящий радужный и сверкающий. Другие, наоборот, почернели и грязными каплями посыпались вниз. И их было гораздо больше, чем первых. Очень быстро экран очистился. Наставник устало сел в кресло и пальцем дотронулся до рычага. Аппарат помчался вверх.
   Твёрдый почти ничего не понял из того, что произошло за экраном. Он сидел в кресле, обняв рукой сидящую рядом Спутницу. Та устало - доверчиво прижалась к его плечу, положив на него голову. От её пушистых медных волос пахло чем - то пряным и томительным. От этого запаха у Твёрдого слегка закружилась голова. Спутница приподняла лицо с чуть прикрытыми ресницами и Твёрдый, наклонившись, поцеловал её в приоткрытые губы. Спутница ответила горячо и сладко, от чего голова закружилась ещё сильнее, а внизу под женским платьем зашевелился, напомнив о своем существовании, мужской ствол. Но Твёрдый волевым усилием утихомирил возникающее желание. Для него сейчас не было ни места, ни времени.
   Аппарат поднимался всё выше и выше. И вдруг стал заметно тормозить. Тяжесть навалилась на тело Твёрдого. Словно, кто - то придавил его многопудовой гирей. Видно, тоже самое почувствовала и Спутница. Дыхание её сделалось прерывистым и частым. Она судорожно вцепилась пальцами в руку Твёрдого.
   Сидящий впереди за пультом Наставник, с трудом повернул голову и негромко произнес:
   -Это сила Черной дыры. Но мы её преодолеем. Он откинулся в кресле и, приподняв руки ладоням вперед, замер в такой позе. Было видно, что чуть раскрытые пальцы Наставника напряженно подрагивают, будто излучают какую - то энергию. Аппарат вибрировал и трясся, раскачиваясь на тугом и крепком тросе, не дававшем ему улететь вверх. С каждым мгновением борьбы этот невидимый трос все сильнее напрягался, из последних сил удерживая своих пленников. Но, в конце концов, не выдержал и лопнул. Аппарат, как воздушный пузырек, устремился ввысь. Если бы не страховочные ремни, то кресла лишились своих седоков. Наставник движением рычажка утихомирил необузданный подъем аппарата. Кресла снова обрели упругость. И вот на экране на мгновение мелькнул знакомый ангар. Но лишь на мгновение. Аппарат стал подниматься ещё выше. Он вылетел под самый термальный купол. И почти тут же в нём открылось большое круглое отверстие, способное пропустить одновременно не один, а несколько подобных аппаратов.
   -Нам ещё рано туда, - словно самому себе сказал Наставник и, развернув аппарат, направил его вдоль купола. Внизу расстилались кварталы Города. Некоторые из домов были полностью разрушены, в других бушевали пожары. Дым темным шлейфом тянулся вверх и растворялся чуть ниже полета аппарата. Город, по - прежнему, был объят раздором и насилием. Полет шел от центра к окраине, и Твердый догадывался, в какое место они летят.
   Так оно и оказалось. Через некоторое время аппарат заметно замедлил скорость, стал опускаться все ниже и уже почти на бреющем полете медленно летел над крышами домов. Затем замер в нужном для Наставника месте и стал тихо опускаться, пока не замер на площадке посередине окруженного домами двора.
   Этот двор Твёрдый сразу же узнал. Опрокинутые мусорные баки, арка, выходящая на широкую улицу, пересекающуюся с проспектом Хранителя. Большая, наглухо запертая дверь центрального подъезда с потухшей вывеской закрытого "Дома любви". Все по одному вышли из аппарата. Наставник подошел к наглухо запертой металлической двери и несколько раз подряд нажал на треугольную кнопку звонка. Внутри помещения донёсся еле слышный перезвон. Дверь долго не открывали. Наконец послышался скрежет. В поеме показалась заспанная физиономия. Стоящий позади Наставника вместе со Спутницей Твёрдый, узнал одного из учеников. Тот, кутаясь в какой - то полосатый халат, с виноватой улыбкой пропустил пришедших внутрь "Дома любви".
   Внутри царил беспорядок. С первого взгляда было видно, что холл несколько дней не убирали. Кое - где на полированной мебели виднелся слой пыли. Дорогой и тоже пыльный ковер в одном углу сбился в кучу. Занавески, на закрытых ставнями окнах, сдвинулись в одну сторону, покрывала на диванах не поправлялись и они свалились со спинок вниз. На одном из диванов, поперек его валялся мятый подголовный валик. Столик, стоящий в центре, был заставлен блюдами с недоеденной пищей и пустыми сосудами от хмельных напитков. Видно, совсем недавно здесь обильно бражничали и чревоугодничали. Сейчас, в этот ранний час, обитатели дома ещё сладко спали. Вокруг царила сонная тишина. Ученик, открывший входную дверь, топая босыми ногами, поспешил зачем - то вверх по лестнице на второй этаж и скрылся из виду. На некоторое время пришедшие остались одни. Затем под лестницей скрипнула дверь, и на обозрение показалось полная фигура Настоятельницы дома любви. Плавной, величественной походкой она подошла к Наставнику и несколько неуклюже поклонилась ему:
   -Все Ваши ученики здесь в целости и сохранности под присмотром моих девочек, - доверительно проинформировала она грудным низким голосом. - Они сейчас спустятся вниз.
   И словно на звук её голоса, дверь второго этажа приоткрылась, и по лестнице один за другим стали спускаться наспех одетые ученики, придерживая под руку "жриц любви", одетых в свои рабочие розовые халатики с красными цветами на левом плече. Возглавлял шествие Брат с девицей скромно потупившей свои серые глаза. Все спустившиеся тихо поздоровались с Наставником и как были парами, так и уселись на длинный диван рядом со столом, уставленным объедками вчерашнего пиршества.
   Ученики сидели, опустив головы, словно чего - то стыдясь. Девицы тоже смущенно кутались в свои розовые халатики, прикрывая подолами голые колени.
   -Я вас не осуждаю, - негромко произнес Наставник, - только оставайтесь в парах, как вы соединились друг с другом. Это мой промысел. Скоро нам всем предстоит далекое путешествие. В другой Мир, на другую планету. Эта обречена на гибель. Я хочу спасти вашу расу. Вы и ваши потомки будут жить совершенно в иных условиях. И только от них станет зависеть судьба их новой родины. Мы должны улететь отсюда, как можно быстрее, иначе вы погибнете вместе с остальными. Наставник смолк. В образовавшейся тишине тоскливо всхлипнула одна из женщин.
   -Страшно, - проговорил кто - то из учеников - лететь неизвестно куда. А вдруг мы и там погибнем?
   -Там вы будете под моей защитой, -сказал Наставник, присаживаясь на кушетку по другую сторону стола. Твёрдый со Спутницей и Горбоносым тоже уселись на свободный диван.
   -Я распустила всю прислугу, - вдруг заговорила Настоятельница, - сторожа сами ушли. Продукты у нас почти кончились, - она покосилась на стол, - но мы сейчас что - нибудь, приготовим. Вы же, конечно, проголодались с дороги, и ещё дорога предстоит ... дальняя. Покушать надо обязательно.
   -Девочки! - Настоятельница хлопнула в ладони. Несколько девиц принялись убирать со стола вчерашние объедки. Ещё трое отправились вместе с Настоятельницей в подсобное помещение, на кухню. Через некоторое время они вернулись с подносами, уставленными горячими блюдами и закусками. Настоятельница достала из шкафа сосуды с напитками и бокалы. Пластиковые черпачки лежали горкой в центре стола. Их быстро разобрали и приступили к трапезе.
   Наставник почти ничего не ел. Он сидел на кушетке, задумчиво теребя пальцами левой руки бородку. Правая рука перебирала разноцветные шарики на ожерелье с крестообразным символом. Наставник внимательно смотрел на этот символ и в темно - синих глазах его мелькали черные пятна затаенной скорби.
   Когда с едой было покончено, стали собираться в дорогу. Девицы, с набитыми одеждой и косметикой сумками, спустились из своих комнат и снова уселись на диван. Они переоделись в одинаковые комбинезоны, тоже розового цвета, но из плотной и теплой материи. Такой же комбинезон только зеленого цвета Настоятельница с почтением передала Спутнице. В ней она и её подопечные не сразу, но узнали, Хранительницу Шара любви. Девицы поглядывали на неё с немного завистливым уважением. Они видели Хранительницу только на экране визора, а тут она объявилась собственной персоной, совершенно обнаженная, в обществе своего избранника, нового Смотрителя шара, которого они все до этого узнали, как необычного мужчину. Они, видимо, совсем не понимали, куда с ними хочет улететь человек, которого все называют Наставником и который несколько дней назад спас их от расправы однополых. За это спасение они ему были очень благодарны и потому одарили любовью его учеников. Их привел в Дом любви брат нового Смотрителя. И его они тоже хорошо знали. Сидеть взаперти у себя в комнатах им порядком надоело. Богатые клиенты, после начала столкновений, давно уже не появлялись. Страх перед однополыми не покидал девиц, и они были готовы уехать или улететь куда угодно вместе с молодыми здоровыми мужчинами, с которыми они провели две прошлые бурные ночи. И особенно удивительно: каждую из "жриц любви" тянуло теперь избирательно именно к тому из учеников, что провел в ее спальне эти две ночи. Они подобные чувства испытывали впервые, и объяснить их не могли.
   Не мог объяснить своих чувств и Твёрдый, с трепетом и замиранием в сердце следивший за каждым движением Спутницы. И это было совсем не желания физического обладания, а нечто другое, идущее не снизу, а откуда - то из глубины груди, из неведомых сфер его сущности. Смутное волнение, радость и тревога переплетались в нём в один яркий переливистый клубок чувств и желаний. Прикосновение её пальцев к его руке, пушистой пряди волос к его щеке, дергали внутри какую - то струнку и весь он, большой и сильный, как маленький мальчик готов был в любой миг со слезами на глазах прижаться к её груди, в которой до этого всего несколько дней видел лишь притягательные женские формы - один из источников полового наслаждения.
   Пока Спутница одевалась в комнате Настоятельницы, Твёрдый уже по ней соскучился. Потом переодевался он в униформу сторожа, оставленную одним из них в шкафу караулки и пришедшую Твёрдому почти впору. В дальнем углу шкафа он обнаружил спрятанный в одном из сапогов излучатель, а в другом несколько упаковок с плазменными шариками - патронами. Их он уложил в найденную тут же сумку, а излучатель засунул в кобуру, которую привесил к поясному ремню. Посмотрел на себя в зеркало, вмонтированное в шкаф, и своим видом остался, вполне доволен. В самом начале, при первом взгляде. Но потом вдруг сообразил, что в его облике что - то не так. Как - то неуловимо изменились черты его лица. Словно, это был по - прежнему он и в то же время кто - то другой, смотрящий из дальней глубины его сознания в это зеркало. Твёрдому стало даже не по себе. Он передернул плечами и повернулся к зеркалу спиной. Несколько мгновений приходил в себя. Потом решил, что это ему померещилось. Но второй раз в зеркало смотреть всё же не стал.
   Он снова вернулся в холл, где уже собрались все участники предстоящего полёта, обложенные сумками с необходимым добром. Спутница в обтянутом зеленом с искоркой комбинезоне, увидев вошедшего Твёрдого, встала со своего места, подбежала к нему и, обняв за шею, поцеловала в губы.
   -Ты очень красив, - прошептала она затем ему на ухо. - Я без тебя не могу.
   -И я тоже, - так же тихо ответил Твёрдый. Они уселись на диван, крепко взявшись за руки. Наставник осмотрел всю компанию внимательным взглядом. Девицы опускали глаза. Ученики старались выдержать взгляд. Но не у всех это получалось.
   -Я хочу, чтобы вы до конца осознали свою миссию, - негромко заговорил Наставник. - Тот Мир, куда мы летим, совершенно не похож на этот. Там иная температура, другая природа. Вам в начале будет очень трудно, даже при наличии моей помощи. И вот ваша основная задача совершенно конкретная - зачать и родить, как можно больше детей. Воспитать их до совершеннолетия по тем правилам, которые вы запомните, и сами станете по ним жить в том Мире. Иначе зло проникнет и туда. Зло примерно через сорок суток взорвет эту Планету. Оно разлетится по вашей Системе и нужно поставить перед ним заслон там, куда мы скоро отправимся.
   Наставник смолк, и больше никто не проронил ни слова. Все долго молчали, понимая, что говорить сейчас не имеет никакого смысла. Конечно, сидя на мягких диванах в тепле и уюте до конца не понимаешь все предстоящее. Тем более, для всех них какая - то там, "другая планета" представлялась в воображении, как нечто эфимерное и нереальное. Они даже не имели понятия, что это такое, кроме Твёрдого, Спутницы и Горбоносого, которые успели побывать в Мире ином. И впечатление об этом путешествии у них осталось безрадостное. Каково же будет предстоящее?
   Груженные сумками баулами и саквояжами, переселенцы направились к выходу. Впереди шел Наставник, за ним Горбоносый, а следом парами все остальные. Замыкала шествие Настоятельница, которая должна была запереть "Дом любви" на замок.
   Наставник вышел во двор и сделал в направлении стоящего неподалеку летательного аппарата несколько шагов, как вдруг из арочной подворотни выскочили двое людей в серой униформе с излучателями в руках. Один из них вскинул ствол. Плазменная вспышка озарила полутемный двор. Убийца целился в Наставника. Но в последний миг Горбоносый с хриплым криком успел оттолкнуть Наставника в сторону, закрыв его собой. Плазменный шарик с шипеньем прожег грудь Горбоносого насквозь. Тот, захрипев уже конвульсивно, медленно осел на мостовую. Шедший следом Твёрдый, среагировал почти моментально. Не успел второй убийца прицелится, как излучатель оказался в руке Твёрдого и он навскидку несколько раз выпалил в нападавших. И очень удачно. Один заряд попал в шею второму убийце, другой в живот первому. Оба мешками повалились рядом, уронив свои излучатели.
   Вся эта перестрелка произошла в считанные мгновения. И, выходящая вслед за Твёрдым из дверей Спутница, инстинктивно отпрянула назад. А он подбежал к лежащему возле ног Наставника Горбоносому. У того началась агония. Холодеющими пальцами он вцепился в руку, наклонившегося над ним Твердого.
   -Береги Его, - прошептал Горбоносый немеющими губами . Глаза его остекленели и он застыл на руках у Твёрдого ... И тут же снова взгляд обрел осмысленность. Грудь задышала ровно и глубоко. Горбоносый обвел глазами Твёрдого, посмотрел снизу вверх на стоящего над ним Наставника.
   -Я жив? - удивленно произнес Горбоносый.
   -Наставник только улыбнулся краешком губ.
   -Спасибо тебе, - тихо сказал он, и протянул Горбоносому ладонь. Тот вложил в неё свою и поднялся на ноги. Наставник взглянул на Твёрдого и вздохнул.
   -Поторопимся с посадкой, - так же негромко проговорил он.
   Боязливо оглядываясь по сторонам, из дверей стали выходить остальные путешественники. Спутница подбежала к Твёрдому и обняла его сзади за плечи. Он облегченно прижался к ней спиной, но излучатель в кобуру не спрятал, подспудно ожидая нового нападения.
   Двое учеников опасливо подошли к лежащим на мостовой серым убийцам и убедились, что они мертвы. Излучатели и патроны перекочевали в их карманы, и оба ученика возвратились к аппарату с очень солидным выражением на лицах. Видно, чужое оружие добавило им внутренней значимости.
   -Это наши сторожа, - вдруг разъяснила ситуацию Настоятельница, узнав своих бывших подчиненных издали. - Они очень разозлились, когда я решила закрыть "Дом", а когда эти все мальчики пришли, вообще не хотели их пускать. Я настояла. Они пригрозили мне расправой и пропали куда - то. Да вот объявились ...
   -Они объявились не одни, - перебил её Наставник. - Быстрее в аппарат! - почти приказным тоном добавил он.
   Все поспешно стали забираться внутрь летательной машины. Завершали посадку братья и Наставник. И вот, когда Твёрдый, держа излучатель наготове , стал подниматься по лесенке, во двор влетело несколько экипажей с эмблемами рыбки на дверцах. Дверцы раскрылись и на мостовую стали выскакивать синие солдаты. Они гурьбой бросились к летательному аппарату, одновременно открыв по нему шквальный огонь. Но было уже поздно. Дверь за Твёрдым задвинулась, и плазменные шарики ударились в неё, словно земной горох о стену. Наставник не спеша сел за пульт управления в кресло пилота. Все остальные парами расселись по своим местам. Зажегся смотровой экран. На нём замелькали злобные, сальные физиономии однополых. Они в бессильной ярости били прикладами излучателей по корпусу. А на заднем плане, в глубине двора, возле бронированного экипажа топал маленькими ножками и потрясал маленькими ручками бородатый карлик - совершенно живой предводитель однополых - Рябой. Наставник несколько мгновений разглядывал воскресшего Рябого, потом, не торопясь, нажал кнопку подъёма. Аппарат взмыл вверх. Двор, Рябой и его синие солдаты превратились на экране в серое пятно с черными точками. Панорама громадного города с высотными домами и маленькими домиками, длинными улицами и короткими переулками, раскинулась внизу и была видна всем, находящимся внутри аппарата. Видно камеры могли при желании дать и круговой обзор.
   Город был закрыт дымовой завесой. Повсюду горело множество домов, источая вверх едкий дым. Активных боевых действий не велось, но кое - где на улицах возникали перестрелки: вспышки излучателей, словно электросварка появлялись на обзорном экране то здесь, то там. Летательному аппарату попалось навстречу звено правительственных винтолетов, которое усиленно, но безуспешно обстреляло черный диск и скрылось из поля зрения.
   Площадь перед Храмом любви была почти скрыта в дыму. И сам Храм, окутанный черной завесой, очень напомнил Твёрдому тот другой "нижний" дворец, где они недавно побывали.
   Кварталы погибающего Города уходили вниз за дымную пелену, а навстречу приближалась матовая оболочка термального купола. Снаружи её присыпал толстый слой вечного снега, который, естественно, никто не убирал и он, в конце концов, должен где - нибудь проломить пластик колпака. И непонятно, каким ещё образом без сбоев работал механизм люка. Он тут же открылся во всю свою ширину, лишь только летательный аппарат приблизился к нему.
   Диск, вылетев в атмосферный холод Планеты, и помчался вдоль почти застывшего морского побережья. Куда? Поначалу Твёрдый не догадался, а когда понял, то с благодарностью посмотрел на человека сидящего в кресле пилота. Заснеженные крыши родного рыбацкого поселка показались очень быстро, Наставник сбавил скорость и опустил аппарат в поле, неподалеку от окраины, чтобы не привлекать внимание жителей.
   -Мы подождем вас здесь, - сказал Наставник, открывая нажатием кнопки наружную дверь. И тяжело вздохнул, отвернувшись. Спутница вышла из аппарата вместе с Твёрдым и Братом.
   -Я хочу видеть вашу мать и сестру, - сказала она, надевая капюшон на голову.
   По снежному нехоженому полю двинулись в сторону поселка. Снег оказался глубоким - почти по колено и шагать было очень тяжело, хотя поселок от места посадки располагался очень близко - примерно в трех сотнях шагов. Но эти три сотни нужно было ещё пройти. Впереди, протаптывая дорогу, шел Брат. Он поднимал высоко ноги в сапогах, но снег всё равно набился к нему в голенища. За ним след в след с трудом передвигалась Спутница. Замыкал шествие Твёрдый. Он иногда придерживал свою подругу за талию, когда та случайно оступалась в глубоком снегу.
   Дома поселка приближались медленно. Только из некоторых труб в серое замершее небо робко тянулись тоненькие струйки дыма. Остальные крыши домов, заваленные снегом, не подавали признаков жизни. Когда братья и Спутница, вспотевшие от недолгого, но тяжелого перехода, вышли, наконец, на ближайшую улицу, то их взглядам предстала безрадостная картина. Как минимум половина поселка, сгорело дотла. Вместо домов то там, то сям виднелись обугленных остовы с обрушившимися крышами. Их уже кое - где присыпал свежий снежок.
   Брат, шедший впереди, не смотря на усталость, ускорил шаги. Твёрдый и Спутница тоже прибавили ход. Твёрдый знал, куда заторопился Брат. Последний поворот они уже почти бежали. Их дом тоже сгорел и, видно, одним из первых. Густой слой снега, словно погребальным саваном прикрыл его останки. Все трое застыли перед пепелищем, опустив головы. Душу Твёрдого разрывала тоска, и скорбь по матери и сестре. В поселке случилась какая - то беда. И она коснулась не всех. Огонь пожарищ действовал избирательно, иногда даже через дом. Тут явно поджигали намеренно. Но кто? И живы ли их родные?
   Спины Твёрдого коснулась чья - то рука. Он оглянулся. Сзади стояла женщина - соседка из дома напротив. Она куталась в теплую накидку с головой, а глаза у неё испуганно бегали по сторонам.
   -Пойдемте со мной, тихо сказала она и добавила.
   -Быстрее.
   Развернувшись, соседка засеменила по тропинке к своему дому. Братья и Спутница поспешили за ней. Когда они подошли к заваленному снегом порогу, только, что закрытая дверь, снова образовала отверстие, и гости боком проникли в прихожую. Соседка тут же захлопнула за ними дверь и заперлась на щеколду. В прихожей было совершенно темно. В руке соседки вспыхнул фонарик. Тускло на последнем "вздохе".
   -У нас уже давно нет электричества, - сообщила она.
   -Газ ещё идёт, но очень слабо. Плохо греет. Холодно.
   -Они в подвале, - лучик фонаря замер на сером напольном коврике. Соседка наклонилась и отодвинула коврик рукой. Под ним стал, заметен треугольник подвальной дверцы с небольшим кольцом. Соседка потянула за это кольцо. Дверца поднялась, открыв черный провал. В глубину провала вела узкая лесенка.
   -Это все Тайный совет и, охранники натворили - почти шепотом произнесла соседка, - но, видно, весь поселок смотрел, что вы с однополыми за одно. Ну и решили охранники вашу сестру и мать арестовать и в Город отвезти на допрос. А чего, их бедных, допрашивать - ума не приложу? Ну, а они как - то узнали об этом и ко мне прибежали. Я их и спрятала в подвал, а следы замела. Охранники со зла дом ваш подпалили и велели выдать их и всех, сочувствующих однополым. Ну, наши, поселковые, и давай друг на друга доносы строчить. Кто с кем поссорился или ещё что ... А те, без разбора, людей хватать, да дома поджигать по доносам. А меня, слава Шару любви, пронесло. Потом поутихло, вроде, всё. Связь с Городом прервалась. Война там. А тут электричество отключили. Продуктов нет. С голоду скоро помирать начнём. А вы, что с однополыми сюда прилетели? - вдруг спросила соседка.
   -Нет, - как - то даже резко ответил Брат. - Мы сами по себе.
   -И что я, в самом деле, говорю? - поправилась соседка. - Ведь с вами женщина, а однополые нас не жалуют.
   Из черного подвального провала показалась женская голова. Лицо Сестры в тусклом свете фонаря выражало смесь страха и надежды. Глаза немного щурились даже при таком слабом освещении. Сестра оглянулась по сторонам, никого не видя.
   -Я услышала знакомый голос, - тихо произнесла она.
   -Мы пришли за тобой и матерью, - ответил ей Брат.
   -Как я рада, что вы вернулись, - на лице Сестры появилась улыбка.
   Брат помог ей выбраться из подвала. Следом показалась седая голова матери. Губы её тоже улыбались, но в глазах ещё стояла боль.
   Мать обняла сыновей и тихо заплакала. Затем, отстранившись, заметила в полутьме ещё одну фигуру, женскую.
   -Это моя невеста, - негромко произнес Твёрдый.
   -Я рада за тебя, - после небольшой паузы сказала мать.
   -Мы прилетели за вами и должны торопиться - нас ждут - повторил Брат. - Собирайтесь.
   -Нам нечего собирать, - развела руками мать. У нас ничего нет - всё сгорело.
   -Ну, тогда, быстрее уходим! - поторопил Брат.
   -Спасибо тебе, - мать поклонилась соседке. Та всхлипнула и обнялась поочередно с обеими женщинами.
   И вдруг дверь загрохотала от ударов.
   -Открывайте! - заорали снаружи. - Мы знаем, что вы там! Иначе мы вышибем дверь!
   -Это охранники, - в ужасе прошептала соседка.
   -Женщины, быстро снова в подвал! - командирским тоном произнес Брат. - Пусть вышибают дверь, мы их здесь встретим, - продолжил он, вынимая излучатель. Твёрдый тоже вытащил свой и встал за дверным косяком. Женщины, одна за другой, быстро спустились в черный провал. Спутница закрыла за собой люк, хотя несколько мгновений колебалась, раздумывая.
   Брат встал по другую сторону косяка. Грохот в дверь не прекращался. И вот задвижка не выдержала и вылетела со своего места.
   Дверь распахнулась и вместе с тусклым светом, и холодным воздухом в прихожую ввалились несколько черных фигур. Не давая им осмотреться и сориентироваться, братья одновременно открыли огонь с двух сторон, уложив в первые мгновения сразу четверых. Охранников было человек десять во главе с начальником местного тайного совета. Поняв, что попали в ловушку, остальные шестеро отхлынули от двери и принялись поливать огненными шариками излучателей дверной проём. Шарики, ударившись о противоположную стену, подожгли на ней ковер. Искусственное покрытие вспыхнуло и загорелось, источая вонючий, ядовитый дым. Пламя, спалив дотла ковер, перекинулось на пластиковый шкаф. Он тоже ядовито закоптил, разгораясь багряным пламенем. Вскоре дым наполнил прихожую, валя через открытую дверь на улицу черными клубами. Братья стали задыхаться. У Твёрдого страшно запершило в горле. И сразу же пришли мысли о матери, сестре и Спутнице, закрытых в подвале. Попадает ли туда дым? Даже если сейчас не попадает, то когда загорится весь дом, женщины наверняка погибнут. Нужно было действовать и действовать немедленно. Иначе они задохнуться даже раньше женщин в подвале. Сквозь клубы дыма Брата видно почти не было. Твёрдый заметил только его знак рукой. Он и сам хотел так поступить. Братья, пригнувшись, выскочили наружу и, упав в сугроб возле порога, открыли стрельбу по черным фигурам возле калитки. Двое охранников повалились на снег. Остальные ответили нестройно и неметко, разбежавшись вдоль забора. Плазменные шарики с шипением врезались в снег, выплавляя в нём парящие борозды и тоннели.
   Твёрдый уткнулся лицом в холодный снежный пух, выдыхая из себя дымовой угар. Через несколько мгновений ему стало легче, и он приподнял голову над сугробом. Черные фигуры охранников контрастно выделялись на белом фоне. Двое мертвых лежали возле калитки. Четверо живых успели перескочить через низкий забор и вели оттуда суматошный огонь, не причинявший братьям пока никакого вреда. Видно по всему, охранники сильно перепугались, не ожидая такого сопротивления, но убежать им не позволяли остатки достоинства и авторитета представителей власти.
   Справа от крыльца из - за сугроба хлопнул одиночный выстрел. Один из охранников, стоящих возле забора дернулся и, уронив излучатель, тяжело осел на снег. Брат уже ловил на мушку ещё одну черную фигуру, когда Твёрдый краем глаза вдруг увидел, как на противоположной стороне улицы показался какой - то человек. Он неспешным шагом подошел сзади к увлеченным стрельбой охранникам, поднял руку с оружием и выстрелил два раза. Направив излучатель на последнего, оставшегося в живых, Горбоносый почему - то замер. Третий выстрел не прозвучал.
   Твёрдый, а вслед за ним и Брат приподнялись над бруствером сугроба.
   -Всё в порядке, - сказал Горбоносый из - за забора. - Это мой бывший напарник. И я его отпускаю.
   Охранник, отбросив в сторону излучатель, медленно побрел вдоль заснеженной улицы. Но разглядывать его было некогда. Братья повернулись и, не раздумывая, бросились в извергающую ядовитого дыма, дверь. Не выдыхая набранный перед порогом воздух, они на ощупь отыскали люк в подвал. Открыли его. Женщины одна за другой выбрались в задымленную прихожую и, задыхаясь и кашляя, выскочили на свежий воздух. Там они под присмотром Горбоносого некоторое время приходили в себя. За этот срок братья забросали снегом с двух скребков чадящий шкаф. Он потух, в последний раз ядовито и угарно зашипев. Потом братья вытащили наружу трупы убитых охранников. А после вернулись к женщинам, сидящим прямо на сугробе. Спутница вскочила навстречу Твёрдому и обняла его за шею холодными руками. Он нежно поцеловал её в щёку. Мать и Сестра тоже поднялись и с двух сторон прижались к подошедшему к ним Брату. Соседка возвратилась в ещё задымленный дом и очень скоро вернулась с двумя теплыми накидками.
   -Это мой вам подарок, - она набросила накидки на плечи матери и Сестры
   -Полетим с нами, - предложил её Брат.
   -Нет, я останусь в своём доме, - соседка оглянулась на уцелевшее жилище.
   -Планета скоро погибнет, - произнес, стоящий сзади Горбоносый. - Так сказал наш Наставник.
   -Я останусь здесь, чтобы ни случилось, - повторила соседка, а затем более тихим голосом добавила:
   -Счастливого пути, - и поочередно обнялась со всеми, прощаясь навсегда. И долго ещё махала им вслед рукой. Они вышли к окраине поселка. Черный диск летательного аппарата очень контрастно выделялся на бескрайней белизне снежной пустыни. И, видно, их оттуда заметили. Диск плавно невысоко поднялся и, медленно подлетев почти вплотную, опустился в нескольких шагах на выдвинутые опоры. Треугольная дверь шлюза сдвинулась в сторону, открыв вход. Появилась металлическая лесенка, Брат поднялся первым, помогая, Матери и Сестре. За ними в дверях шлюза скрылась Спутница.
   Твёрдый несколько мгновений стоял перед входом, на снежном насте. И душу его вдруг сжала тоска. Он оглянулся на дома своего родного поселка. Здесь он жил долгие годы. Худо - бедно, но жил на этой земле, на которую, конечно, никогда не вернется. Что его ждёт впереди, в ином Мире? Ему внезапно расхотелось улетать неизвестно куда. Но он превозмог свою тоску. И сделал шаг. В неведомое.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   109
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"