Аннотация: Позитивный, развивающий, последний рассказ последней части "Майонезовской" трилогии.
РАССКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ. 'РОВЕНА.'
Мальчик отдышался и осмотрел ободранные колени, приподняв короткие штанишки. И одежда, и капельки крови на коже, и тонкие грязные пальцы казались зелёными от зеленовато-изумрудного света, который висел между чёрных деревьев, как газовые декорации на сцене. Ребёнок хотел посмотреть назад, но у него сразу же закружилась голова при одном взгляде на пропасть, из которой он поднялся. Он посмотрел вверх, казалось, этот зелёный свет идёт, точнее свисает, оттуда. 'Ползи, ползи, мой милый!' - снова позвал ласковый матушкин голос, и мальчик, ухватившись за выступающие корни деревьев, сморщив грязное, усталое личико, снова пополз почти по отвесной скале.
Ребёнок всё чаще припадал лицом к переплетённым, как змеи, корням для отдыха, но сразу же его звала матушка: 'Ползи, ползи, мой милый!' И он снова и снова полз, не замечая, что его пальцы уже, словно вымазаны белой глиной, и всё пространство между деревьев заполнено молочным светом.
Наконец, бледный израненный ребёнок выбрался на вершину и, не смотря на усталость и дрожь в руках и ногах, широко открыл изумлённые глаза и засмеялся радостно и счастливо. Он стоял на лепестке гигантской белой лилии, внутренность которой излучала идеально - белый свет!
Мальчик присмотрелся повнимательнее: нет, это не цветок! Это огромный, словно из сияющего снега, город, располагающийся ровными улицами по склонам необъятной чаши, а внутри неё, в самом низу, блестело озеро, по которому плавали, казавшиеся игрушечными, корабли с белыми парусами! Все дома в городе, храмы и дворцы с башенками тоже были белоснежными! И от всего, казалось, исходит это удивительное, немыслемой белизны, сияние!
'Иди туда, мой милый, иди смелее!' - раздался знакомый голос. Мальчик, словно очнулся, нет это не матушкин голос, это голос Маши!
- Нет, нет, - решительно произнёс ребёнок, - мне нужно домой, я не хочу огорчать Варвару Никифоровну и всех наших!
Он повернулся спиной к прекрасному городу и , цепляясь израненными руками за неприятного вида корни, принялся спускаться по опасной скале ...
Профессор вздрогнул всем телом, разжал скрюченные, онемевшие от напряжения пальцы и снова сжал их. Его газета скатилась к ногам в мягких домашних туфлях. Войшило, не открывая глаз, начал прислушиваться к звукам. Удивительно устроен мир: серьёзное и смешное переплетены в одну ткань! В кухне Пыш что - то рассказывает деловым тоном, а Мушка и Берёза смеются, Паралличини при этом верещит: 'Девчонки, где мой лук, где мой лучано?!'
В комнате, где Войшило, было, задремал в кресле, уютно потрескивает камин, а Варвара Никифоровна и Рокки разучивают новый романс 'Усадьба'. Профессор с удовольствием открыл глаза. Ро сидит у рояля в розовой шёлковой блузке с круглым воротничком, а Варвара Никифоровна в серебристой шале с длинными кистями опирается о белую блестящую крышку рояля. Профессор невольно заулыбался, глядя на их лица. Обе очень смешно вытягивали в пении губы и щёки, как поют только оперные авторитеты, смакуя каждый звук. Варвара Никифоровна, распахнув шаль и выкатив бюст, изумительно выводила:
'Мне снится ночная усадьба
С открытыми окнами в сад,
Шумит в ней весёлая свадьба,
Заздравные тосты звучат!'
Рокки, самозабвенно, почти сливаясь длинным носиком с клавишами, притянув плечи к ушам, чувственно подхватывала:
'Душистые яблони сада,
И смотрит невеста на них,
'Услада моя, ты услада!' -
Ей жарко прошепчет жених!'
Варвара Никифоровна, сморщившись на миг и закрыв ухо, обращённое к Ро ладонью, лихорадочно блестя перстнями, продолжает с ещё большим чувством:
'Романсов потребует пьяно
Известный в округе богач,
И старое фортепиано
Исторгнет взволнованный плач.
Повеет сквозь окна прохлада,
И пламя свечей оживёт,
'Услада моя, ты услада!' -
Душа, просыпаясь, поёт.'
Недовольная Варвара Никифоровна отнимает ладонь от уха, морщится, как от имбиря, и заявляет властно: 'Девочка, надо петь: 'Усла-а-ада моя, ты усла-а-ада!', а ты поёшь: 'Услада мо-о-я-яя, ты услада!' Как, скажи, ты умудрялась побеждать на конкурсах?!'
Рокки дёргает подбородком и энергично взмахивает над клавишами руками так, что взлетают лёгкие розовые валанчики на рукавах её блузки. И Ро, вытянув губы чувственной воронкой до самых нот, неистово запевает:
'Спешу я подняться с постели,
Чтоб настеж окно распахнуть,
Всю ночь чтобы птицы мне пели,
Чтоб полнилась радостью грудь!'
Обе, закатив иступлённо глаза, в едином порыве, вздрагивая каждым мускулом, каждой складкой лица, заканчивают, по - мнению Войшило, очень слитно и превосходно:
'Услада, моя ты услада!' -
Влюблённый поёт соловей
Из белого вешнего сада
Цветущей усадьбы моей!'
Профессор энергично аплодирует и думает: 'А ведь, действительно, весна, а я, старый дурень, мог бы сегодня умереть и огорчить моих милых певуний...'
- Ро, ты превзошла все ожидания, - обмахиваясь веером и делая реверанс в сторону профессорского кресла, заявляет Варвара Никифоровна, - кто тебя учил так брать 'до'? Выла, девочка, как голодная гиена!
- Мамочка, я, действительно, очень голодна! - с наивной улыбкой школьницы отвечала взлохмаченная, как Бетховен, Рокки.
- Не забывай, что сегодня четверг, и мы, девушки, на ужин едим только тёртую морковь с молоком! -смягчившись на полтона, наставляла Варвара Никифоровна, - А - то, ведь, знаю я Адрияшку, как пить дать, соблазнит, речистый!
Она скинула эффектно серебристую шаль в бархатных коркаде и, взмахнув широкими гофрированными рукавами изумрудно-зелёного платья, похожего на декорации из недавнего сна профессора, принялась поправлять кружевную скатерть на столе и раскладывать салфетки.
Влетел, почти глобусообразный, в фартучке, как тряпка тореодора, Паралличини с большим деревянным блюдом, напевая сладкозвучной сиреной: 'Удиви - дивительное дело, в рот карто - картошка залетела!'
За Паралличини вошли: грациозная, как жираф, в леопардовом платье Мушка с тёртой морковью на подносе, и пританцовывающая, в короткой кожаной юбке, Рёзи со стаканами молока и серебряными ложечками.
Запутавшись, несколько, в портьерах, степенно вкатился Пыш в клетчатой фланелевой рубашке и шерстяном трикотажном жилете. Поэт сразу же подсел к профессору, подняв его газету, с вопросом: 'О чём полемизируют?'
- Устал я от белой злобы, синей зависти, красных баек и зелёных рассуждений, - действительно, усталым тоном изрёк профессор, - очередная обезьянка пытается доказать миру, что она сверх - человек, но ей, увы, не хватает человечности, как заметил Конфуций, для некоторых - Конфузий, ещё две с половиной тысячи лет назад, то есть, главного качества человека!
- Да-да, помню, Лола его называла в детстве, именно, так, - радостно сообщила душистая и лучистая, изумрудная Варвара Никифоровна, - к столу, конфузии мои, к столу!
Дамы, не глядя на тарелки джентельменов, захрустели приглушённо морковкой, изящно цепляя её серебряными ложечками и запивая неспешно молоком, чтобы лицо имело цвет и бархатистость абрикоса. А джентельмены, без всякого изящества, принялись уписывать луковую пиццу, стараясь погромче хрустеть зажаристой корочкой.
На пятой минуте трапезы наступила традиционная передышка для интеллектуальной беседы, и профессор не замедлил ею воспользоваться, сообщив: 'В жизни всё просто, дети мои: если я делаю добро, то работаю на Бога, а если делаю зло, то работаю на лукового, а после смерти попадаю туда, где заработал, так сказать, местечко. Но какое, спрошу я вас, самое тяжкое испытание посылает Бог людям, чтобы сделать их терпеливее, сильнее, то есть, укрепить их веру?
-Дорогой, это же понятно, - сразу же отозвалась Варвара Никифоровна с абрикосовым румянцем на щеках и белыми усиками над пухлым ртом, - это смерть близких!
- Смерть детей, - уточнила Рокки, сочувственно взглянув на Мушку.
- Непризнание таланта? - предположил Пыш.
- Раззорение, полный крах, - нарушив инструкцию и не запив морковь глотком молока, скороговоркой произнесла Рёзи, - улёт в трубу!
- Болезни, инвалидность, прикованность к постели? - спросила внимательно слушавшая их Мушка, и, сгустив краски, сама себе ответила, - Паралич после инсульта в одиночестве.
- Нет - нет, ребята, это тюрьма! В тюрьме многие ломаются! - почти бестактно, перебил её Паралличини.
- А я, смею заметить, - заметил - таки мудрый профессор, - что нет ничего страшнее периода, когда все хорошо! Тогда человек зажирается, прошу прощения, перестаёт благодарить Бога и начинает изнывать от скуки, а чтобы разогнать её, пускается во все тяжкие! А Бог лишает неблагодарного всего и насылает на него разные беды, чтобы образумить пресыщенного ... Вот у нас сейчас всё хорошо ...
Сидящие за столом напряжённо переглянулись.
- Кстати, Рокки, где старина Кро? - почему-то озабоченно спросил Пыш и нервно посмотрел на старинные бронзовые часы на чёрном рояле.
- Гуляет с коляской, должен подойти минут через пять, - съёжившись и отодвинув молоко, проговорила малышка Ро, - дай мне кусочек, Адриано, малюсенький ...
- Да-да, - с готовностью кладя на протянутую тарелку здоровенный кусок пиццы, с обезоруживающим оскалом забалагурил тенор, - видел я вчера: гуляет себе рядом с нашим и Фигиным домом и не любуется спящим в коляске внучиком, а, вытянув шею, разглядывает, что делает наш старый приятель!
- И что делал Фига? - живо заинтересовался Пыш.
- А Фигурка, со стаканом коньяка, прижался к стёклам и высматривал, что делает старина Кро! - издав здоровый смех, сообщил Паралличини, утирая лоб тряпкой тореодора.
- Бедный Фигурка! - сокрушённо произнесла Варвара Никифоровна, - После смерти Ксении совсем спивается! И жить без нас не может, коттедж построил вплотную к нашему - сосульки срастаются! И общаться с нами не желает!
- Его надо прочихвостить хорошенько всем нашим коллективом! - заявил бодрячок - тенор, - Он совестливый! Обличить его, и баста!
- Всё надо делать с любовью, - сказал умиротворённо профессор, - я расскажу вам одну быль. Она не из наших семейных хроник. Жил - был мудрый старец. Монахи, как - то, прибегают к нему и говорят: ' Авва, скорее пойдём с нами, обличи одного нашего брата, этот блудник, нечестивый, сейчас привёл к себе в келью распутную девку!' И всей возмущенной толпой устремились к жилищу грешника. А он, заметив их, спрятал свою гостью в большую корзину. Старец, как вошёл в келью, сразу понял, где женщина, и сел на эту корзину, предложив: 'Обыщите, братья, всё жилище!' Монахи ничего не нашли, извинились перед блудником и ушли. А старец, поднявшись с корзины, ласково изрёк: 'Думай о своей душе, брат!' и вышел из кельи.
- Мне не по себе, где Кро? - наморщив лоб, заволновалась нервная Рокки, - Добавь мне крошечку, Адриано!
- А что там с нашей Ровенушкой?! - вдруг всполошилась Варвара Никифоровна, - И где, действительно, Зая?!
- В субботу прилетит наша красавица, - жизнерадостно ответила Рёзи, - без паники, ребята! А Фигу надо лечить! Он потерял жену, практически, всех детей, престижный пост, здоровье! Ужас! Дай мне полкусочка, мачо!
- Ровенушка, - снова повторила с истерическими нотками Тётушка, - сердце не на месте! Эти итальянские мужики, такие обаяшки! Положи мне половинку полкусочка, Адрияно ...
- Силы небесные! Сегодня все помолимся о Ровене и пожелаем ей счастливой дороги, - стараясь держаться бодро, произнесла Мушка, - Адриано, дружочек, оставь кусок для Кро, а остаточки положи, пожалуйста, мне, прямо на морковь!
- Морковка проиграла! - подмигнул Пышу радостный тенор, - Я даже предсказал счёт 4:0 в пользу пиццы!
Ровена стояла у окна римского отеля 'Лючи' и смотрела на дождь. Она уже приготовилась ко сну: заплела золотистые волосы в косы, поверх настоящей итальянской ночной рубашки, с кружевными сердечками и крошечными перламутровыми пуговками на манжетах и под вортничком, накинула широкий с кистями шарф с крупными чёрными цветами на тёмно-розовом фоне. Да, она, почти, итальянка. Жаль, волосы не чёрные. Спать не хотелось. Внизу, возле своей сувенирной лавки, тёмнокожие африканцы в широченных джинсах и многоцветных плоских шапочках отплясывали брейк - данс. Узкая улица слабо освещалась, но в кухне ресторанчика напротив горел оранжевый свет, и молодые официанты: парень и девушка, поспешно, прямо руками, что-то доедали с принесённых в мойку тарелок. Ровена сочувственно улыбнулась, она знала, что такое голод. Ещё несколько лет назад она спала на широкой скамье, укрывшись шалью Фуксии, положив под голову мешок с овечьей шерстью. Пахло кислым молоком и свежеиспечённым хлебом, а за оконцем, почти до верха заметённым снегом, выли голодные волки. Фуксия не выдерживала, приглушённо ругаясь, слазила с печи, наливала полный ковшик смородиновой настойки, выпивала её, словно квас, хватала со стены ружьё и, в одной льняной рубахе, босяком, выбежав на заснеженное крыльцо, палила в темноту.
'Кто там, маманя, медмедь?' - сонно спрашивал её с печи носатый сынок. 'Говори: 'ведмедь', скоко тебя учить!' - громким шёпотом отвечала ему разгорячённая мать.
Теперь Фуксия ходит с подросшими сыновьями на охоту и рыбалку. У тёти Мед уже четыре дочки. Она устроила в бывшей Ровененой избе школу, где обучает грамоте деревенских девок и ребятишек. Ещё она ухаживает за парализованным Дудкиным, у которого, к тому же, цирроз. Наверняка, Мед каждый день приговаривает свою любимую присказку: 'Нам, мужикам, всё по зубам!'
Ровене тоже пришлось потрудиться. Она научилась правильно говорить, стильно одеваться и разбираться в европейской культуре. Но, разучилась бесшумно ходить, охотиться и понимать голос природы. Одним словом, приобщилась к западной культуре, изучая её в Риме. И вот, завтра - последний римский денёк, и встреча с Марио, возможно, тоже последняя. Он так мечтал обладать её большим сильным телом, даже не догадываясь, сколько на нём шрамов! Марио, Марио, заводная птичка с пружинкой внутри!
Ровена скинула шарф, подняла кружева подола до подмышек и подошла к зеркалу в овальной бронзовой раме. Очень красивая, как у античной статуи, грудь, но шрамов, увы, не убавилось. И они, по-прежнему, безобразны. Да, пляж не для неё. Что там пляж, даже прозрачную блузку можно носить только с плотной комбинацией, вызывая удивлённые взгляды однокурсников.
Девушка опустила тонкую бледно-розовую рубашку, накинула и плотно запахнула широкий шарф, мельком взглянула на натюрморт под старину в бронзовом же овале. Все, хватит вздыхать, пора спать! Не забыть закрыть окно, иначе могут залезть. Внизу пробежали два мокрых зонтика. Африканские плясуны ещё топали энергично на мокром асфальте. В кухне ресторана напротив всё горел яркий свет, блестели большие кастрюли, и никого не было. Ровена закрыла деревянные ставни со щелями, железные - с рядом дырочек, затем - стеклянные створки - на мощные засовы, задвинула тяжелые зеленовато-кремовые шторы. В рамках современной культуры нужно быть осторожным, потому что Ровена из дикой сильной рыси превратилась в умную домашнюю кошку, которой сделали операцию по удалению когтей. И кто она теперь? Впрочем, обязательно найдется человек, который расскажет ей об этом ...
Девушка выключила жёлтый ночник и с удовольствием, блаженно улыбаясь, вытянулась под шёлковым одеялом. В этом старом здании даже нет отопления. Такие толстые стены, что не холодно. А мартовский дождь слышно через все засовы. Выпускница римского университета так же сладко уснула под его стук, как, когда-то, давно засыпала под шум метели и протяжный вой волков ...
Наспех позавтракав курасанами и чаем со сливками в ресторане отеля, Ровена вышла на залитую весенним солнцем улицу. Африканцы, пившие кофе возле своей лавки и деловито обсуждавшие блестящие лужи, оторвались от бумажных стаканчиков, замолчали и, с детскими улыбками, уставились на богатырскую девушку.
Из рядом стоящего синего фургончика, на боку которого была изображена белокурая пышногрудая красотка с огромными пучками макаронов под мышками, выскочил Марио, как всегда, красивый и элегантный.
- О, пижон, на каком стильном автомобиле ты гоняешь по Риму! - приветствовала друга Ровена.
- Приятель подвёз, - объяснил Марио, потянувшись для поцелуя.
Молодой человек был до плеча Ровене, и она, придерживая золотистые пряди распущенных волос, наклонилась к нему. Марио целовался так нежно, что девушке казалось, будто внутри неё тают соты.
Из макароновозки блеснул завистливый взгляд и белозубая улыбка. Марио обнял Ровену за талию, она его за плечо, и оба, в чёрных пальто нараспашку, в ярких шарфах, зашагали по улочке, заставленной мотоциклами.
- Ты сегодня похож на актёра, пижон!
- Скажи, что-нибудь, новенькое, Солнце моё, я это слышу каждый день!
- Ха! Эти солнцезащитные очки тебе идут!
- Это я сегодня слышал всё утро!
Оба счастливо засмеялись и, обогнув большие горшки с цветущими растениями, свернули за угол. Перед ними шевелился гигантский муравейник - железнодорожный вокзал 'Термине'.
- Говори, Солнце моё, 'Тэрмине', и с ударением на первый слог, иначе полицейские подумают, что ты ругаешься! Обойдем?
- Нет, пойдем через вокзал, мне надо купить подарки!
Возле вокзала один за другим останавливались красные двухэтажные туристические автобусы с открытой верхней палубой, откуда улыбающиеся гости Рима с интересом взирали на колоритную парочку, поспешно снимая её на камеры. Марио улыбался, как при вручении Оскара.
Молодые люди, обнявшись, вошли в вокзал. Справа и слева в нем тянулись пестрые ряды брендовых магазинчиков, а вся центральная часть была заполнена вокзальным людом. Встречающие и отъезжающие стояли с запрокинутыми головами, так как электронное табло с информацией о поездах находилось почти под потолком высокого современного здания.
Ровена с таким лицом, словно собралась побаловать себя пирожными, устремилась к витрине с манекенами в нарядных блузках.
- Мне нужно шесть блузок: бабушке, маме, двум тетям, себе, и еще в гости приедет одна писательница - для неё! Какая женщина, Марио, откажется от итальянской блузки с вишенками!
- Может и для меня прикупишь 'эльку', для моего... для моей... для моей любимой тёти? Тебе сделают скидку...
-Три 'эльки', две 'эмки', две 'эски', желательно с разным фоном и цветом ягодок,- уже деловито диктовала продавцу Ровена.
Все было, в лучших европейских традициях, выписано, оплачено, красиво упаковано с милой улыбкой и за короткое время. Можно продолжить весеннюю прогулку. Последнюю прогулку по прекрасному городу.
- Веди меня, Солнце мое, как слепого, за ручку, я совсем не знаю этот район! А ты, ведь, и квартирку, где-то, здесь снимала на время учебы?
- Да, и покупала запечённую в фольге рыбу с овощами на ужин вот в этом фотсфуде!
Из заведения, на которое указала Ровена, высунулись арабы в белых фартучках и колпачках. Эти смуглые ребята с веселыми возгласами махали улыбающейся знакомой красавице. Продавец сумок и зонтиков тоже присоединился к их бурным приветствиям, отложив выкладку товара на своем лотке.
Ровена шла просто и красиво, как подобает принцессе, с улыбкой информируя друга.
- Идем прямо и прямо, стараясь не попадать под частые трамваи. Скоро увидишь алтарную часть 'Санта Мария Маджоре'. Что ты знаешь об этом храме, пижон?
- Ээ...самая большая Богородичная базилика, где хранятся ясли, в которых родился Христос, а так же, чудотворная икона, и что-то ещё... Сам я там не был, но на слайдах всё это изучал. А Вы что скажете об этой базилике, сеньорита?
- Потолок - шедевр, стены - шедевр, пол - шедевр, всё это делали люди, которые очень любили Бога!
- Или которым хорошо заплатили! Солнце моё, Бога никто, никогда не видел, поэтому я склонен думать, как большинство граждан, что религия возникла в обществе не как духовная потребность, а как социально-экономический рычаг! Но, как человек, связанный с культурой, я думаю, что есть люди, наделенные большой фантазией, которые и пытаются объяснять миру, что они, как-то, видят и чувствуют невидимое!
Марио энергично жестикулировал руками, словно лектор за кафедрой. Мимо, почти бесшумно, проплыл трамвайчик, пассажиры которого, оглядываясь на Ровену, припали к стеклам, промытым ночным дождем. Марио еще плотнее обнял подругу, которой хотелось с ним поспорить.
- А как же чудеса и исцеления, Марио?
- Самовнушение и совпадения!
- А сошествие благодатного огня?
- Еще неизученное природное явление! Я, конечно, хотел бы, как Моисей, пообщаться с Богом, но, как представлю, что родные горы начнут ходить ходуном и дымиться, дрожь по телу! Ха-ха, кстати, у меня тетка живёт у подножия Везувия! Земля, удобренная пеплом, даёт несколько урожаев помидоров в год! А вулканчик-то попыхивает! Тоже, может, кто-то общается с Богом.! Ха-ха-ха!
- Но, ведь, Бога можно услышать и в тихом ветерке, как Илья.
- Девочка моя, оставайся, сгоняем к тётке, я тебя сфоткаю на фоне Везувия и всей Неаполитанской бухты! Если не будет туч, конечно! В Помпеях посетим древний публичный дом! Занимались любовью, представь, на каменных ложах! А хочешь, сгоняем в Венецию, я тебе покажу церквушку, где крестили Вивальди! Помнишь: 'Глория, Глория'? Когда я думаю о тебе, я, почему-то, называю тебя Глорией! Странно?!
Они остановились: он с блестящими влагой глазами, она с грустной улыбкой. Ровена склонилась, рассыпав по его плечам свои чудесные волосы, золотые, совсем, от солнца, и Марио нежно поцеловал её, вызвав восторг у стоявших кучкой и напевавших таксистов.
Узкая улица с окнами, украшенными ящичками с разноцветными цикламенами, закончилась у правого крыла большой нарядной базилики. Вокруг неё стояли рослые, вооруженные до зубов карабинеры, охранявшие храм от террористов, несколько раз обещавших взорвать его. Завидев Ровену, вояки приосанились и, с улыбками и небрежной жестикуляцией, принялись что-то оживлённо обсуждать, не сводя глаз с красавицы. Самый весёлый и самый загорелый из них не выдержал и крикнул: 'Как звать тебя, топ-модель?!'
- Глория! - ответил за девушку счастливый Марио.
Карабинеры радостно засмеялись.
Перед храмом, возле фонтана, фотографировались многочисленные туристы с неестественно застывшими улыбками. Ровена тоже сфотографировалась, с такой же улыбочкой, рядом с Марио. За фонтаном, то есть, за небольшой площадью перед базиликой, улица расходилась на два рукава, левый вёл к станции метро и скверу с цветущими вишневыми и миндальными деревьями, а правая улочка, со старыми платанами вдоль тротуара, спускалась к просторной площади с часами. У развилки, прямо на тротуаре, стояли столики с белыми скатертями, закрепленными зажимами, на каждом столике красовался горшочек с белым, розовым или бордовым цикламеном.
- Марио, зайдём в базилику? Смотри, какие мраморные фигуры в золотых платьях, словно зовут нас с балкона!
- Нет, вдруг у меня при входе найдут в кармане гранату, ха! Веди меня лучше к колизею, Солнце мое!
- Тогда нам направо, запомни, на случай, если потеряешься, улица называется 'Сан Джованни'. Да обрати внимание, юла, на платаны, они, как марсианские деревья!
- По-моему, самые заурядные платаны! Но оставайся, Солнце мое, мы каждый день будем гулять возле этих платанов и думать, что мы на Марсе!
- Нет, меня ждут дома родные!
- Расскажи мне о своих родных!
- Они все с чувством юмора, но больше, чем у остальных, его у дяди Кро! Когда я уезжала, Паралличини испек гигантский торт, покрыл его шоколадом, а дядюшка Кро написал на нем белым кремом: 'Помаши нам, и по машинам!' А сегодня он мне прислал утром сообщение: 'Мы тебя уже любим и ждем!' А пониже вот этот свой стишок.
Ровена достала телефон и прочла с него:
'Один маленький гнусный комар
Истребил мою сладкую ночь,
Словно 'юнкерс', он шел на таран,
То петлял, то ускальзывал прочь!
Я отбил себе уши и нос,
Только чудом не выбил свой глаз!
Но целехонек был кровосос,
И гудел, и звенел подлый ас!'
Оба громко засмеялись, взялись за руки и, покачивая ими, пошли по мощеному тротуару между марсианских деревьев и рядом блестящих витрин в первом этаже старинных зданий. Марио не мог молчать больше трех секунд.
- Ровена, и старые, и молодые любуются тобою! Не уезжай, ты будешь главным украшением Рима! Тебе нравится Рим?
- Да, очень! Мне нравится, что повсюду зацвели белые дикие маргаритки! Через два месяца у нас будет такое же нашествие, но только одуванчиков, и все начнут с ними бороться, хоть уже доказано, что они - лекарство для деревьев!
- Вот и оставайся в этом городе маргариток! А потом мы поедем в Венецию или Флоренцию, и ты увидишь бесконечные поляны красных маков! До самого горизонта - все красно!
- Я плохо говорю по-итальянски!
- Ха! После каждого слова подставляй 'о', и все будут довольны! Например: выпил слабительное таблето, купил билето и пошел на балето.
- Ха-ха-ха, Марио, ты бесподобный учитель!
- А что еще нравится сеньорите в моем родном городе?
- Что в каждой улочке висят большие иконы Девы Марии, украшенные красивыми цветами и свечами! Возле одной я прошу Богородицу об одном моем близком, возле следующей иконы - о другом, на всех маршрутах моих прогулок по Риму висят знакомые мне лики Божьей Матери!
- Да, у нас культ Мадонны! Не уезжай!
В витринах магазинчиков справа стояли пушистые ветки жёлтой мимозы.
- Марио, сегодня же восьмое марта! Почему ты не поздравил свою сеньориту!
- Еще успею, - рассеянно отвечал Марио. Он остановился возле витрины греческого магазина, заставленной черными и красными разрисованными вазами.
У Ровены от его ответа, почему-то, потемнело в душе, и показалось, что сердце падает во мрак. Она повернулась к другу спиной и уставилась с глупой улыбкой на старинную замшелую часовенку с круглым готическим окном, окруженную такими же, как она сама, старыми платанами с опавшей корой. Небо над вечным городом нахмурилось, солнце затянуло тучей.
- Марио, ты когда-нибудь думаешь про ад?
- Я каждый раз думаю про ад, когда смотрю на греческие кувшины, на которых друг за другом бегают голые толстоногие мужики, кто с копьем, кто с мечом, кто, просто, с пенисом!
Ровена улыбнулась. Нет, ей показалось, Марио не такой, он не может её обманывать. Она обняла друга, и они весело зашагали, разглядывая витрины.
- Смотри, Ровена, торты с героями мультиков из крема! Я не отказался бы откусить голову королю-льву! А ты чей бы полизала зад с удовольствием?!
- Пойдем, пойдем, торты не полезная еда!
У следующей витрины с черепом Марио широко оскалил зубы и попытался в таком положении произнести: 'Я, очаровательный череп, рекламирую зубные щетки для чистки черепов!'
- Очень смешно! Я насмотрелась на очаровательные черепа, пойдем! - с грустной улыбкой отвечала девушка.
У следующего магазинчика их уже встречал жизнерадостный продавец, который был одет, как деревянный Буратино в его лавочке. Весельчак предложил молодым сфотографироваться вдвоём в масках из комедии дель арте и рядом с Буратино, который, вовсе, Пиноккио. Получились смешные и яркие кадры. Счастливая парочка продолжила свой путь, крикнув одновременно: 'Грациэ, сеньор!' веселому продавцу в колпачке.
Навстречу, по направлению к Санта Мария Маджоре, по тротуару тянулась большая компания немецких туристов, они дружно загалдели и вскинули фотоаппараты на Ровену. Марио нежно обхватил её, улыбаясь направо и налево, пытаясь пробиться сквозь ряды 'детей Розы Люксембург и Генриха Гейне'.
- Ты знаешь, я один раз видела на пляже девушку, всю в шрамах!
- Я бы удавил эту извращенку, наверняка, занималась садомазохистским сексом! - не переставая улыбаться немцам, ответил он.
Ровена вздрогнула так сильно, что Марио подумал, что она оступилась.
- Осторожно, Солнце мое, здесь все выложено камнями!
- А вот и площадь Сан Джованни с базиликой Сан Джованни ин Лютерано, - дрогнувшим голосом произнесла Ровена.
- Как же, как же, помню университетский курс лекций и старого доброго профессора сеньора Галачио! Я ему рассказывал на экзамене экспромтом: 'Когда Октавиан был в провинции, Август устроил пертурбацию в сенате!' Он смеялся, не замолкая, пять минут, я уже хотел вызывать врача! Оказалось, что Октавиан и Август одно лицо! Так вот, в этой базилике стоят гигантские мраморные статуи двенадцати апостолов! Возле какой-то из них нужно загадывать желание!
- В этом первом христианском храме хранятся головы Петра и Павла, а перед базиликой поляна белоснежных маргариток, и статуя святого Франциска, который, словно, выпускает из своих рук голубей.
- А возле Франциска африканцы продают кожаные сумки, шляпы и зонтики-трости! Как видишь, я не законченный кретин! И знаю больше тебя!
- Ты, наверняка, не знаешь, пижон, что рядом с базиликой расположена церквушка, где стоит лестница из дома Пилата, по которой Христос спускался на крестные муки! Это 'покаянная' лестница, паломники из разных стран ползут по ней с покаянием.
- И ты ползла, Солнце мое?
- Ползла, Марио.
- Надеюсь, не в короткой юбке?!
- Нет, но на верхней ступеньке я поняла, что жизнь, действительно, лестница.
- Согласен, но большинство всю жизнь ходит по своей ступеньке то вправо, то влево, а думает, что вверх! Но пусть они думают, а мы, давай, лучше, поцелуемся!
Начал накрапывать дождь, запестрели зонтики.
- Марио, нам направо!
Молодые люди поспешно свернули в старинную улочку с разноцветными фасадами домов, крошечные балкончики которых были украшены цикламенами и папоротником.
- Обрати внимание, Солнце мое, справа видна древняя стена с остатками еще более древней арки, а на ней цветущая вишенка! Символично для Рима! В Риме ничего не ломают, здесь все работает: древняя гостиница и древняя булочная! Всё сохраняется и все работает!
- Отлично! Но слишком много голодных и злых беженцев!
Дождь ливанул, как из ведра. Марио, схватив за руку, затащил Ровену в ближайшее кафе. Здесь было пусто, в полумраке, сразу возле туалета, их встретила большая раскрашенная гипсовая фигура Элвиса Пресли с гитарой.
- Классные у него баки, я, пожалуй, отпущу такие же!
Ровена и Марио сфотографировались с Элвисом, сходили в туалет, повесив сумки на плечо певца, помыли руки, почитали меню у пустой стойки, и дождь кончился.
Словно две красивые птички, молодые выпорхнули из тени на свет, на улицу, вновь сияющую от солнечных лучей.
- Смотри, Ровена, впереди идет юная мама и разговаривает со своим косолапым плюшевым бамбино! Послушаем, возможно, это пророческие слова, и тебе нужно остаться?!
Перед ними шла высокая, в черных широких очках, худенькая, типичная молодая итальянка, в черном коротком пальто, с бежевой кожаной сумочкой на ремешке и такими же перчатками. Рядом семенил малыш, который, видимо, недавно научился говорить. Оба с удовольствием беседовали. Ровена и Марио догнали их и пошли рядом, развесив уши.
- Я болею, - сказал горестно бамбино.
- Чем же? - удивилась молодая сеньора.
- Болезнью.
- И как называется твоя болезнь? Может, воспаление хитрости?
- Нет, я болею бактериями.
- О, Мадонна! Это потому, что берешь грязные предметы в рот!
Марио и Ровена переглянулись, фыркнули и обогнали маму с малышом.
- Давай, пижон, объясни скорее тупой сеньорите эти тайные знаки! Ха-ха-ха!
- Слушай внимательно и запоминай каждое слово! Внутри нас содержится два килограмма бактерий, да-да, в каждом человеке! Поскольку ты большая, в тебе два килограмма сто грамм! Но они же равномерно распределены во всем теле, а любовь - это, когда все тело - сплошная болезнетворная бактерия! И я, даже, не могу поверит, что ты завтра сядешь и улетишь, и бросишь меня! Не могу поверить!
- Марио, пожалуйста, мне итак не по себе...
- Не переживай, Солнце мое, тебе дадут самолет с колесами и трезвого пилота! Я попрошу об этом Мадонну!
- И спой что-нибудь, Марио!
- Не уезжай, Ровена, я буду петь для тебя двадцать часов в сутки!
- А четыре для кого?
- А четыре часа я буду работать над репертуаром!
Любопытные итальянцы останавливались, разглядывали их, и прислушивались к громкому эмоциональному разговору.
В конце улицы показалась многоарочная стена колизея. Чем ближе к ней продвигалась темпераментная, то спорящая, то целующаяся парочка, тем плотнее становились ряды мотоциклов на проезжей части и на тротуаре. Слева, в боковых старых улочках, на апельсиновых деревьях висели крупные плоды, которые от солнца казались золотыми шарами. Ровена успевала замечать их и любоваться старыми зданиями и добродушными общительными стариками, играющими металлическими шарами в уютных двориках.
- Понаставили! Не протиснешься! - ворчал Марио, - Еще и на мусорном баке написали: 'Здесь живет Марио', надрать бы им зад!
- А вот и брендовый амфитеатр!
- Солнце мое, давай посидим в кафешке возле метро, отдышимся. Я не привык таскаться по Риму пешком.
Снова набежала тучка, и начало накрапывать. Рядом с входом на станцию метро 'Колизей' стояли столики со стеклянными трубками посередине, в которых горел газ, и за столиками было уютно, не смотря на сырость.
- Сеньорита угостит своего пижона?
- Только в честь восьмого марта!
- Смотри, Солнце мое, белый медведь фоткает Викторию!
Девушка в белой шапке, с мордочкой медведя и длинными ушками, фотографировала на фоне колизея дорогим фотоаппаратом долговязого приятеля, поднявшего над головой два пальца.
Весь газон перед древним сооружением пестрел ковром из разноцветных цикламенов, остальное пространство досталось маргариткам.
- У нас цикламены - это дорогие капризные комнатные растения, а здесь их сажают на балконах и клумбах!
- Рим!! А напротив нас древняя незамаскированная культура, простая и вечная: хлеба и зрелищ!
- Марио, но культура должна к Богу звать или адом пугать, или отстаивать высокие идеи! На то она и культура, от слова 'возделывать', а не от слова 'пресыщать' или 'развращать'!
- Солнце мое, на такую культуру способны единицы, сидят эти нелюдимые личности в своих творческих кельях и кропают на века, а остальные миллионы не пугают, не зовут, не отстаивают, а обеспечивают хлебом и зрелищами и называют этот коктейль громко 'культурой'. А обыватели пьют со смаком это пойло и считают себя культурными! А настоящая культура, о которой ты говоришь, только для самых продвинутых, без которых общество превращается в зоопарк!
- Но, ведь, есть и хорошие старые фильмы для всех!
- Да-да, раньше и снег был белее, и сосульки вкуснее! Слышали мы эту песенку!
- Что ты знаешь о вкусных сосульках в Риме?!
- Дай ухо, расскажу!
Ровена с любопытством приблизилась, и Марио поцеловал её, как никогда. Как же он нежно целуется, этот негодный Марио! Может быть остаться и приятно проводить с ним время? Но ведь хотелось бы иметь семью... Да и свои ждут...
- Но, ведь, ты не такой, ты окультуренный?!
- Ровена, я такой, как все, люблю деньги и женщин, макароны и веселую компанию, красивую обувь и стильную одежду, таскаюсь по Европе за впечатлениями и параллельно зарабатываю свои евры, не люблю работать и умру, как-нибудь, тривиально: от сердечного приступа после пьянки, или собьет машина...
- Ты наговариваешь на себя! А что ты думаешь обо мне, почему у меня такой рост?
- Чтобы покорить меня! А если честно, дорогое красивое тело, и темная, то есть, не понятная душа... Как темная материя...
Мимо их столика проехала вереница китайских школьников на электроколёсах - напряжённые дети в одинаковых чёрных шлемах и голубых дождевиках.
Ровена обдумывала слова друга. У Марио зазвонил телефон. Молодой человек, не глядя на Ровену, говорил, то раздражаясь, то виновато, однако, так быстро и на сленге, что она мало уловила смысла. Но девушка поняла, что он говорил кому-то 'Солнце мое' и 'мне надо проводить знакомую'. Сердце, девичье, снова заныло болезненно и беспокойно. Впрочем, что взять с Марио, заводной птички?
Он закончил разговор, взглянул на Ровену и понял, что она поняла...
- Мир, как Рим. Знаешь такой палиндром? Пора, Ровена, через час меня будут ждать в компании.
Ровена понимающе улыбнулась, расплатилась за кофе и бутерброды и, перейдя дорогу, приблизилась к колизею.
Два гладиатора, возможно студенты, с обнаженными мечами, приставали к двум немолодым японкам, предлагая за двадцать евро сфотографироваться с ними. Японки поскромничали, поскромничали и согласились. Гладиаторы поспешно обняли хрупких старушек волосатыми ручищами и, с возгласами: 'Агрессиво, агрессиво!!', сделав свирепые лица, вскинули свои короткие клинки вверх. Ровена улыбнулась. Рим, как мир.
- Солнце мое, это исполинское 'колоссео' вмещало до пятидесяти тысяч зрителей! Великолепный памятник древнеримской архитектуры 75-80 годов нашей эры, пострадавший от землетрясения! Мною истоптан внутри сооружения каждый метр!
Снова выглянуло солнце, и дорога императоров, вдоль которой, собственно, и стояли бронзовые фигуры императоров, засияла в весенних лучах. Переминаясь с ноги на ногу рядом с огромной кастрюлей, арабы продавали горячие жареные каштаны в желтых бумажных пакетиках.
Похожие на зонтичные акации, темнели силуэты высоких средиземноморских сосен, шишки которых достигают в длину двадцати сантиметров. Одна из таких шишечек уже лежала у Ровены в чемодане.
Мимо промчался старинный экипаж, который везла лошадка в смешной вязанной шапочке с прорезями для ушей. В экипаже сидели веселые нарядные девушки с букетиками мимозы. Повсюду витал весенний и праздничный дух. Не хотелось покидать тёплый красивый город.
- Какие красотки! Ровена, пойдем через форум, да расскажи мне, что такое любовь!
- Любовь, как вода, сколько не пьешь, а все хочется.
- Сильно сказано! А еще?
- Любовь, как лед, многое выдержит, но от одного удара разлетится на кусочки.
- Страшная история! Но и наконец - третья водная ипостасия?!
- Пожалуйста. Любовь, как горячий пар, так ошпарит, что раны будут заживать годами.
- Солнце мое, какой денечек! Он создан для любви!
Возле статуи Гая Юлия Цезаря лежала веточка мимозы, и неподалеку играл музыкант на странном музыкальном инструменте. Туристы кидали в коробку исполнителя монетки, удивленно разглядывая приспособление, исторгающее столь нежные звуки. На старинной ограде сидели чайки с голубыми, словно бусинки, глазками и внимательно слушали музыку, разглядывая то разномастную толпу прохожих, то древние развалины.
- Обрати внимание на эту лестницу, Ровена, слева от неё остатки темницы, в которой томились перед казнью, почти две тысячи лет назад, Петр и Павел, а справа растение, которое называется - как?
- Лопух?
- Уф, крутая лесенка! Нет, Солнце мое, это окант, от которого произошло слово 'окантовка', изображением его листьев украшали капители колонн и овалы камей!
- Марио, правда, что из всех римских 'поилок' течет минеральная вода?
Девушка ополоснула пальца под струйкой возле древнего крана, торчащего из бронзовой львиной морды.
- Ха! Солнце мое, даже из всех римских фонтанов бьет питьевая минеральная вода, поступающая с гор по акведукам, построенным еще древнеримскими рабами! Давай, сфотографируемся с волчицей, кстати, твоя макушка загораживает Ромула!
Обнявшись, сфотографировались возле символа вечного города, так и подошли к конной статуе очередного императора, установленной на вершине форума. Девушке казалось, что внутри неё звучит какая-то грустная прощальная мелодия.
- Ровена, вот он, воплощенный Рим! Посмотри на этого всадника, он, как натянутая струна! Он прекрасный полководец, великолепный любовник и бесстрашный воин! Этот гутоперчивый юноша легко взлетает на своего сильного красивого жеребца! У него, даже, нет стремян! Ноги императора обуты в легкие сандалии, но в них он может покорить десятки стран и народов!
- Но, Марио, такие конные статуи есть повсюду, я видела и в Германии!
- Да, я тоже видел: сидит на муле пивной бочонок в стоптанных ботфортах, с сосиской в кармане, ха-ха-ха, и с вилкой в руке! Не путай, девочка моя! Перед тобой папа - Рим, от которого и произошла вся европейская цивилизация!