Аннотация: Рассказ занял 2 место на конкурсе "Презумпция виновности-2024"
"Вначале были пряности".
Стефан Цвейг. Подвиг Магеллана
Далеко внизу глухо хлопнула дверь подъезда. Стоявшие на площадке примолкли. Послышались шаркающие шаги, перемежавшиеся невнятным чертыханьем. Игнат Зотов глянул вниз через перила и слегка отпрянул, наткнувшись на недобрый взгляд поднимавшегося по ступенькам небритого мужика в телогрейке и грязных армейских берцах.
- Что тут у вас? - протискиваясь между людьми, мужик дыхнул перегаром еще и зацепил ящиком с инструментами участкового.
- Твою ж... не так... Поаккуратней нельзя? - чертыхнулся грузный капитан, отряхивая рукав серой шинели. - Тебя только за смертью посылать, Жилин. Давно я тебя на пятнадцать суток не оформлял? Может, освежить? Вот шестьдесят четвертая квартира, приступай.
Слесарь неторопливо осмотрел замки, зачем-то понюхал замочную скважину, поморщился и несколькими ловкими движениями монтировки вскрыл обитую потертым дерматином хлипкую дверь. За ней оказалась вторая, железная, но не запертая на замок.
- Никто не заходит, - рявкнул участковый, отодвинул слесаря и, аккуратно ступая, двинулся внутрь квартиры.
В комнате царил беспорядок - дверцы шкафов и тумбочек открыты, ящики выдвинуты, по полу разбросаны вещи. Откуда-то доносилось слабое мяуканье кота. Посреди гостиной среди раскиданных вещей лежал хозяин квартиры - тщедушный бородатый старик в костюме с галстуком.
Худшие предположения подтвердились...
***
Чайник только закипел, когда дверь резко распахнулась и в кабинет стремительно вошел Панкрат Мотовилов, директор московского издательства "Манифест," в котором Зотов отвечал за кадры и безопасность. Игнат пришел на работу пораньше, чтобы спокойно посидеть над отчетами, пока не набегут коллеги. Но сосредоточиться не удалось. Растрепанная шевелюра и сбитый на бок галстук директора говорили о том, что обычно уравновешенный и благодушный Панкрат выбит из привычной колеи.
- Привет, Игнат, тут такое дело... В общем, поезжай в Подольск, разберись. Куда-то запропастился Кулебякин, - сказал Мотовилов. - Мы его ждали в понедельник утром. Телефона у него нет, на телеграммы не отвечает. Может, в больницу попал, возраст все-таки... А у нас сроки, книгу пора сдавать в печать. Ты же знаешь, не попадем в график типографии - гореть нам в аду.
То есть один из ключевых авторов их издательства Вилен Аристархович Кулебякин, обычно пунктуальный, как все люди старой закалки, не приехал в назначенное время на согласование верстки очередной главы книги. Новость Игнату не понравилась. Где-то в затылке засвербело -верный признак неприятностей. Тем более что Кулебякин был его протеже.
Издательство пребывало в перманентном поиске авторов. С Виленом Аристарховичем Игнат познакомился благодаря своей тете, Раисе Марковне Завадской, бывшей журналистке-международнице, дружившей с Кулебякиным с незапамятных времен. В шестидесятых они учились вместе в МГИМО.
Заполучить в обойму маститого писателя, автора десятка популярных в народе кулинарных книг, который, несмотря на почтенный возраст, прямо-таки фонтанировал идеями, было большой удачей. Практически сразу издательство подписало с Кулебякиным договор на большую иллюстрированную книгу "Кухня века".
***
Кому понадобилось убивать безобидного старика, писателя-кулинара? Чтобы понять, что это убийство, Игнату, афганцу, прошедшему горячие точки и пережившему "лихие девяностые", хватило беглого взгляда на обстановку на месте происшествия.
- Дедок, семьдесят шесть лет, божий одуванчик... может быть несчастный случай, - глухо бубнил в квартире по телефону участковый. - Не возбуждать дело? Посмотрю. Да, товарищ полковник...
Зотов притушил окурок в консервной банке, стоявшей на подоконнике лестничного пролета, поднялся по ступенькам и решительно вошел в квартиру.
- Так, свидетель, пока никуда не уходите, будем протокол составлять, оформлять отказ в возбуждении дела, - зыркнул на него участковый, расчищая кухонный стол для своих бумаг. - Похоже, дедушка не криминальный.
- Не понял. Какой отказ, капитан? Ты считаешь, ничего не случилось? Да тут убийство с особой жестокостью, - Игнат понизил голос и подошел к участковому вплотную. - Вы что, совсем берега попутали? По-твоему, дедушка споткнулся в прихожей, а потом оттащил свое тело в комнату, чтобы лежать удобнее было? Ты что, следов волочения не видишь? А вот этот бардак? По-твоему, он валидол искал?
- Ладно-ладно, не кипишуй, разберемся, - попятился от Зотова капитан. - Может, человек упал, поранился, полз... Ты вообще кто такой, чего раскомандовался?
- Я-то, может, и никто, человек просто, - заиграл желваками Игнат, - но если вы мутить начнете, то сейчас тут будет вся столичная пресса и вас с вашим полковником начнут полоскать на центральном телевидении. Оно вам надо? Давай, вызывай группу. Кулебякин всемирно известный ученый, соскочить у вас не получится.
Зотов сунул в зубы сигарету, демонстративно закурил, глянул еще раз на участкового, развернулся и вышел из квартиры.
Народу в коридоре и на лестнице прибавилось. На пороге квартиры Зотов уперся в худого нескладного мужчину в длинном черном пальто и берете, сжимавшего в руках коричневый кожаный портфель. Выбритое до синевы лицо было бледным. Типичный художник, подумал Зотов. Впрочем, Арсения Верховцева он знал, и тот действительно был художником-иллюстратором, с которым издательство заключило договор на оформление нескольких книг. Среди них была и книга Кулебякина "Кухня века".
- Арсений, вы какими судьбами здесь? - Игнат подхватил художника под локоть, отводя в сторону.
- Да я вот... иллюстрации. Вилен Аристархович перестал выходить на связь, я забеспокоился и приехал. У меня ведь сроки, - бормотал Арсений, пытаясь заглянуть через плечо Зотова в глубину квартиры. - Что-то случилось?
- Случилось. Вы пока езжайте домой, потом мы в издательстве все обсудим, хорошо? - Игнат подтолкнул враз сгорбившегося и потерявшего лоск художника к выходу. Тот вздрогнул и, развернувшись, неуверенно зашаркал грязными, давно не чищенными ботинками вниз по лестнице, продираясь между стоящими людьми.
Зотов тоже решил спуститься и выйти на улицу, глотнуть свежего апрельского воздуха. Запах прогорклой еды и табака в подъезде, перемешанный со сладковато-приторным запахом в квартире, который ни с чем не спутаешь, казалось, въелся в одежду.
Возле почтовых ящиков валялись рекламки и предвыборная агитация. В минувшее воскресенье прошли внеочередные выборы президента России.
"Власть под контроль Закона! Голосуй за Скуратова!" - гласила листовка, наклеенная на почтовый ящик шестьдесят четвертой квартиры. Оглянувшись по сторонам, Зотов найденной в кармане скрепкой вскрыл почтовый ящик и выгреб содержимое. Кроме рекламного мусора, счетов за коммуналку и нескольких повторных квитанций на бандероли, в ящике ничего не было. Игнат засунул все обратно и вышел из подъезда.
Во дворе кучковались зеваки, стоял милицейский уазик. Подъехала скорая. Суетился фотограф. Две старушки что-то рассказывали молодому парню с хвостом, торчащим из-под кепки-хулиганки. У Игната дико разболелась голова - последствия контузии. Проглотив таблетку, он прислонился к дереву и прикрыл глаза.
- Добрый день, не знаете, что там произошло? - выдернул его из небытия приятный женский голос. - Ой, простите... Вам нехорошо?
Игнат открыл глаза. Перед ним стояла, поеживаясь, невысокая девушка в джинсах и короткой курточке.
- Да убийство тут, а так все в порядке. Тишь да гладь да божья благодать...
Внезапно Зотов понял, что дико голоден: со вчерашнего дня удалось перехватить только пару пирожков на вокзале.
- А вы не знаете, где тут можно перекусить? - невпопад спросил он. - Давайте пообедаем...
- А давайте, - улыбнулась девушка. - Хотя могли бы сначала спросить, как меня зовут, или вы всегда, как танк, напролом прете?
- Пру, - покорно согласился Игнат, - но только в экстренных ситуациях, а так я белый и пушистый. А зовут вас Лиля, вас фотограф так называл, которому вы рекомендовали поснимать общие планы. Вы же журналистка? "Подольский рабочий", - показал он взглядом на бейджик в руке у девушки, - верно?
Девушка ему понравилась, к тому же страшно захотелось отключиться от гнетущей обстановки и перекинуться с кем-нибудь парой слов.
В Подольск Зотов приехал накануне, в четверг, на электричке: его "девятка" была в ремонте. Дома у Кулебякина он бывал, поэтому быстро нашел кирпичную пятиэтажную хрущевку в начале Октябрьского проспекта. Долго звонил в дверь квартиры, в недрах которой истошно кричал кот. Прежде, чем идти в милицию, решил, по возможности, проверить все самому, иначе заявление о пропаже человека могли не принять.
Игнат обошел всех соседей. Никто ничего толком сказать не мог. Соседка снизу сразу заявила, что о Кулебякине и слышать не хочет: он уже пару раз ее заливал, теперь в ванной и в кухне надо делать ремонт. По ее словам, вредный старикан никого в квартиру не пускал, если с ним заранее не договаривались о встрече. Из-за этого сантехник воду не мог перекрыть вовремя. Видела его последний раз утром в понедельник, около восьми, обещал ей оплатить ремонт, был при галстуке и направлялся, скорее всего, на электричку. В Москву шастает чуть не каждый день! А теперь не видно, наверное, прячется от нее.
Мамочка с малышом возле подъезда, оказавшаяся соседкой Кулебякина из квартиры напротив, рассказала, что видела его в воскресенье - видимо, шел на выборы. С ней пожилой сосед всегда был вежлив. И гости к нему изредка приходили в основном приличные. Один, лет сорока, предупредительный такой - дверь придержал, помог коляску на четвертый этаж поднять. "Пардон, пардон, извольте, сударыня!" Смешной. Это было на следующий день после выборов. Еще захаживал дяденька постарше, лет шестидесяти - в очках и всегда с большой сумкой. Парень еще молодой иногда появлялся. А кто конкретно когда приходил - сказать трудно: ребенок маленький, все дни и ночи перепутались...
Уже выходя из подъезда, Игнат столкнулся с вихлястым жилистым мужичком, судя по повадкам и наколкам на руках, недавно вернувшимся из мест не столь отдаленных. Тот сказал, что живет на втором этаже и Кулебякина давно не встречал. По словам мужичка, дед правильный: довелось, мол, видеть, как он "строил" кавказцев на рынке - специи ему чем-то не понравились. Больше мужичок рассказать ничего не смог: "Дед дружил с отставным следаком из прокуратуры с третьего этажа, который умер перед новым годом, и мне не с руки было с ними обоими якшаться".
Зотов купил в киоске "Пресса" телефонный справочник и обзвонил все подольские больницы, "скорую" и морг. Подходящий под описание человек никуда не поступал.
Оставалось еще заглянуть на почту. В почтовом отделении Кулебякина хорошо знали. Девушки сказали, что не видели Вилена Аристарховича уже несколько дней и начали беспокоиться, потому что за это время накопилось много корреспонденции. Последний раз он был в понедельник утром - получил посылку.
Обо всем этом Зотов рассказал в местном отделении полиции, где написал заявление о пропаже человека. После чего в сопровождении участкового они направились вскрывать квартиру "без вести пропавшего лица".
Игнат до последнего момента надеялся, что Кулебякин найдется, хотя интуиция подсказывала ему другое. Смерть давнего приятеля станет для его тети ударом. Зотов подозревал, что Раису Марковну и писателя связывало нечто большее, чем деловые отношения. К слову, в молодости у Кулебякина была жена, которая сбежала через полгода после рождения ребенка. После этого он так и жил бобылем.
Игнат и Лиля сидели в небольшом уютном кафе на Октябрьском проспекте. Зотов наслаждался горячей солянкой и рассказывал о Кулебякине, Лиля с интересом слушала. По ее словам, они с фотографом оказались на месте происшествия случайно - делали материал по жалобам на работу ЖЭКа, а тут такое! Оказалось, к тому же, что убит писатель, да еще весьма популярный. Явно попахивало сенсацией.
- Мама моя обожает готовить. У нее даже есть одна его книга - "Тайны хорошей кухни", по-моему... А я не знала, что он в Подольске живет... жил, - поправилась Лиля. - Кому он мог перейти дорогу?
- Ну, убили его явно не из-за того, что кому-то не понравились его рецепты, - сказал Зотов, принявшись за ростбиф. - Кулебякин всю жизнь был неудобным человеком. В свое время его турнули из Академии Наук, когда он на ученом совете заявил, что, как историк-скандинавист, не собирается протирать штаны в кабинете, а должен работать в архивах и библиотеках. Систему, мол, надо менять. В итоге ему не утвердили тему докторской диссертации, и Вилен оказался на улице без средств к существованию. Хорошо, друг в Подольске, секретарь горкома, устроил его лектором на полставки. Вилен поселился тут на окраине в ветхом домишке под снос и как-то выживал, в прямом смысле на хлебе и чае. Это было в шестидесятые.
- Как давно! - округлила глаза Лиля. - Мне кажется, причина убийства где-то поближе. Может, банальные гопники? Подумали, что дедушка скупердяй, деньги под матрас складывает, и решили поживиться?
- Может, - кивнул Зотов. - Только Вилен Аристархович, бывший фронтовик-разведчик, был осторожным до маниакальности. Дверь двойную поставил, железную, танком не прошибешь. Никому не открывал, даже почтальону. О встречах договаривался заранее телеграммами, которые лично забирал на почте. А на случай нападения гопников носил в кармане отвертку. Удобная вещь, и к делу не пришьешь, и отбиться есть чем.
Официант принес кофе и начал убирать посуду.
- Кстати, у вас, случайно, нет знакомых в местном почтовом отделении? - дождавшись, когда официант отойдет, спросил Игнат. - Было бы неплохо раздобыть дубликаты последних телеграмм, которые отправлял и получал Кулебякин. Это помогло бы выяснить, с кем он в последнее время встречался.
- Случайно есть, - оживилась Лиля, - моя одноклассница, Светка, завотделением работает. Но пока ничего не обещаю. Я вот еще что вспомнила: в этом же доме жил следователь городской прокуратуры, которого уволили в прошлом году. Ходили слухи, что он местным авторитетам хвост прищемил. Умер перед новым годом, писали - инфаркт. Может, конечно, совпадение...
Зотов возвращался в Москву вечером в полупустой электричке. По проходу то и дело сновали торговцы всякой всячиной, предлагая лейкопластыри, пирожки с картошкой, газеты, журналы и детские книжки. После сумасшедшего дня и всех протокольных процедур у него наконец-то появилось время подумать. С Лилей они договорились поддерживать связь и обмениваться информацией. Игнат очень надеялся, что она сумеет добыть дубликаты телеграмм. Кроме того, ему удалось пристроить Лиле временно кота Френсиса.
- Там у Вилена в квартире кот, бедняга один остался, может, вы его пока к себе заберете? Иначе пропадет. А я потом его в Москву к тете, Раисе Марковне, отвезу, это она подарила Кулебякину котенка лет шесть назад...
Игнат вспомнил, как тетушка потешалась, рассказывая, что Вилен назвал кота в честь английского философа Френсиса Бекона, которого сильно уважал и любил цитировать: "Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривлённом и обезображенном виде". К слову, самого Кулебякина его отец, видный революционер Самойлов, назвал Виленом в честь Владимира Ильича Ленина, а фамилия Кулебякин была отцовским партийным псевдонимом.
Сейчас спроси у кого-нибудь, что такое кулебяка, вряд ли ответят, подумалось Зотову. Как там у Чехова? "Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на неё глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь её есть, а с неё масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком..."
Мысли о смерти Вилена не давали Игнату покоя. Получается, что после восьми утра понедельника Кулебякина больше никто не видел. Если он уехал в Москву, то как оказался в своей запертой квартире убитым? Дом - кирпичная хрущевка, в этой серии неплохая звукоизоляция, немудрено, что никто ничего не слышал. Хотя стоп. Он был на почте сразу после открытия и получил посылку. Тяжелую. Куда он с ней пошел? Собирался же к нам, в издательство - работать над версткой. Таскать посылку с собой было бы глупо. Решил отнести домой, а потом ехать в Москву? Это было бы логично. То есть он неожиданно вернулся домой и застал там злодея? В этот момент и произошло убийство?
То, что это было убийство, подтвердил судмедэксперт. По его словам, потерпевшему нанесли не менее десятка ударов шлицевой отверткой. Били, судя по всему, в прихожей, а затем тело перетащили в гостиную.
- "Великий псевдоним", новая книга российского ученого Кулебякина! Вся правда о Сталине, которой вы не знали! - раздалось над ухом Игната. - Вся правда о Сталине по цене двух килограмм картошки. Берите, не пожалеете.
Сверху вниз на Зотова смотрел интеллигентного вида, похожий на профессора мужчина в очках с массивной роговой оправой.
- Берете?
Зотов достал купюру, взял книжку, крепко захватил пальцами рукав куртки продавца и, мягко потянув его к себе, негромко спросил:
- А вы книжки берете откуда, уважаемый? Не поделитесь информацией?
- Отпустите, что вы делаете! - возмутился "профессор". - У меня договор с автором, он мне лично дает на реализацию, можете сами спросить...
Оказалось, что Вячеслав Степанович, пенсионер, бывший сотрудник одного из подольских НИИ, помогал автору реализовывать книги, которыми с Кулебякиным рассчитывалось издательство. Он и был тем загадочным интеллигентом в очках и с большой сумкой, о котором рассказывала соседка.
Бывший кандидат наук, а ныне начинающий коммерсант договаривался с реализаторами, имеющими книжные раскладки, киосками прессы, книжными магазинами и лично приторговывал в электричке. Торговля, по словам Вячеслава Степановича, шла не то чтобы бойко, но какая-то копейка для поддержания штанов набегала. На человека, способного хладнокровно убить, Вячеслав Степанович был совершенно не похож. Новость о смерти Кулебякина сначала ввергла его в ступор, потом он тяжело задышал, побледнел и принялся судорожно совать под язык таблетку.
Зотов вспомнил, что рядом с трупом Вилена лежала именно эта книжка - "Великий псевдоним", на обложке которой отпечатался след от ботинка, возможно, преступника. Случайность, дурацкое совпадение - или послание от убийцы? Книга вышла скандальная, содержала весьма неординарные оценки личности Сталина и вызвала жесткие дискуссии в прессе. Особенно негодовали грузинские националисты. Эту версию - месть за Сталина - отметать нельзя, решил Игнат. А может, это попытка пустить следствие по ложному следу?
Более весомым мотивом для убийства, по мнению Игната, могла быть банальная причина - деньги. Лиля права: кто-то мог подумать, что популярный писатель, автор нескольких десятков книг, сколотил изрядный капитал, в потертом пиджачке ходил сугубо из скупости, а в матрасе хранил, как небезызвестный Корейко, миллионы.
На самом деле Кулебякин был не очень практичным человеком. Сначала у него, свято верившего в призыв "храните деньги в сберегательной кассе", после развала Союза сгорел вклад на сберкнижке, потом случились "черный вторник" девяносто четвертого, дефолт, деноминация. Счастливчиков, ухитрившихся сберечь нажитое, добили финансовые пирамиды. Да и зарабатывал Кулебякин в девяностые не так уж много, хоть и написал не один десяток книг. Чаще всего издательства заключали договор с автором с выкупом всех прав. Мол, ты получаешь свой разовый гонорар, а мы берем на себя все риски по печати книги и ее распространению. Вилен потерял права на многие свои книги, получив, по сути, копейки. Ушлые издатели только успевали допечатывать тиражи.
Игнат крутился именно в этой сфере бизнеса, и все уловки прожженных конкурентов были ему известны. Кроме того, Вилен, вместо того чтобы купить стиральную машину и телевизор, издавал некоторые книги и брошюры за свой счет, что являлось недешевым удовольствием.
Но грабители, разумеется, могли об этом не знать.
Большой рыжий кот осторожно вылез из переноски, попил из миски водички, понюхал сухой корм, опасливо огляделся, запрыгнул на кухонный диванчик и улегся, свернувшись клубком.
Игнат, как и обещал, забрал Френсиса у Лили и привез в Москву к тетушке. Для этого ему пришлось купить специальную переноску и долго уговаривать Лилю отдать кота, к которому за несколько дней сильно привязалась ее мама.
Все это время Зотов занимался, кроме работы, двумя делами - пытался вести собственное расследование убийства Кулебякина и поднять шум в прессе, чтобы не дать правоохранителям в Подольске замять это дело. Вторая задача оказалась несложной, ведь убили ученого с мировым именем - специалиста по международным отношениям и геральдике, действительного члена Географического общества СССР и Нью-Йоркской академии наук, лауреата медали Урхо Кекконена и премии Гуго Гроция, автора десятка кулинарных книг и кулинарных колонок в "Неделе"и "Огоньке"...
После статьи Лили в "Подольском рабочем" подтянулась "Независимая газета", за ней -центральные каналы. Сюжеты выходили в эфир один за другим. Падкие на сенсации журналисты вцепились во "вкусную" тему, пресса пестрела заголовками "Смерть кулинара", "Рецепт смерти", "Профессор кислых щей", "Кулинарный Менделеев"... Авторы пустились во все тяжкие, писали, что в квартире была тайная комната, где хранились огромные ценности... под ванной нашли раскуроченный тайник... пропал черный "дипломат", набитый долларами... грузинские националисты атакуют...
Вопросов у Игната меньше не становилось. Как преступник попал в квартиру, если следов взлома на замке не было? Сколько было комплектов ключей - и у кого? Зачем тело перетащили в гостиную? И главное - каков мотив преступления?
Установить контакт со следователем Кравцовым, который вел дело, у Зотова не вышло. Мутный тип попался. Было непонятно даже, есть ли у них подозреваемый. Зато Игнат разузнал, что время смерти Вилена экспертиза определила в промежутке между восьмью и десятью часами утра понедельника. А у соседа-рецидивиста обнаружилось железное алиби: тремя днями ранее он попал в больницу с почечными коликами и в день убийства способен был в лучшем случае лезть на стенку из-за страшных болей.
Когда Игнат заикнулся о возможной связи между убийством Кулебякина и смертью его соседа и приятеля, отставного следователя прокуратуры, Кравцов рассвирепел. Какого черта, мол, лезешь не в свое дело? Причем инфаркт одного пенсионера к убийству другого? Хватит играть в детектива!
Угу, так Зотов и послушался. Не на того напали.
Зато в лице тетушки Раисы Марковны Игнат неожиданно обрел опытного аналитика, способного отделять зерна от плевел. Завадская, к тому же, хорошо знала Кулебякина, круг его интересов и общения.
- Могли ли Вилена убить из-за книги о Сталине? - размышляла вслух Раиса Марковна. -"Великий псевдоним" вышел несколько лет назад мизерным, по современным понятиям, тиражом в три тысячи экземпляров. Стали бы мстители ждать столько времени? Всякие "видные политические деятели" писали о Сталине куда большие гадости - все ходят живые и здоровые. Да и никакие "кавказцы", кроме рыночных торговцев специями, возле Вилена замечены не были. Нет, эта книга тут ни причем, - тетушка решительно завела за ухо прядь выкрашенных в иссиня-черный цвет и подстриженных под короткое каре волос.
Игнат с удовольствием прихлебывал из чашечки тончайшего фарфора горячий ароматный чай, таская из вазочки рассыпчатое печенье.
- К слову, кулинарные книги тоже могут быть предметом политических спекуляций, - заметила Раиса Марковна. - В царской России была популярна книга для домашних хозяек Елены Молоховец. После революции ее страшно клеймили в прессе, писали, что каждая щука была в ней нафарширована откровенно черносотенными идейками, борщ заправлен мелко нарубленными монархическими сентенциями, пельмени начинены благочестием, подлый мещанский душок сквозил в аромате изысканных кушаний. Каково?
- А кто претендует на наследство Кулебякина? - встрепенулся Игнат.
- У Вилена есть сын, Горислав, должно быть, уже взрослый. Насколько я знаю, он ни разу не приезжал в Россию с тех пор, как пять лет назад уехал с матерью в Германию. В Москве живет племянник Вилена, Валентин Самойлов, двадцатилетний разгильдяй. Вилен не поддерживал отношения с братом - после смерти отца они не поделили родительскую квартиру в центре Москвы. Но племянника любил и иногда давал ему денег в долг - долларов двести-триста, чтобы не развращать парня. Вряд ли племяннику светило наследство... Где-то у меня была фотография, - Раиса Марковна покрутила головой. - А, вон, под стеклом в серванте.
На фото Кулебякин и худощавый подросток стояли на Красной площади, на фоне собора Василия Блаженного. Лицо парнишки показалось Зотову знакомым, где-то он его видел и не так давно. Зрительная память подсказала - Подольск, зеваки возле дома Вилена, в толпе парень с хвостом из-под кепки-хулиганки. Как он там оказался? Случайно? А что, если... банально не захотел отдавать дядюшке долг - и убил? Хорошо бы проверить алиби племянника.
- Можно, я возьму фотографию? - спросил Игнат.
- Бери, но не забудь вернуть, - тетушка вытащила снимок из-под стекла.
- А вы, тетя? - хитро прищурился Игнат. - Не было ли у вас личных счетов с Виленом? Или, к примеру, корыстных мотивов?
- Хочешь сказать, что это я съездила в Подольск и с особой жесткостью убила Вилена, чтобы завладеть его ценным имуществом? - усмехнулась Раиса Марковна. - Нет, ну я приложиться могу крепко, но мое коронное оружие - чугунная сковорода, чтобы наверняка, не промазать. Если хочешь знать, Игнат, Вилен сам был готов все мне отдать. Мало того, самые ценные вещи он хранил у меня. Год назад стал особенно подозрительным, ему все казалось, что за ним следят. Боялся воров, ведь его квартиру обокрали два года назад, поэтому кое-какие ценные вещи перевез ко мне. После этого поменял замки и поставил вторую дверь. Он, конечно, не мог перевезти библиотеку, там несколько тысяч настоящих раритетов, и коллекцию китайского фарфора двенадцатого века. Но кое-какие артефакты перевез.
Раиса Марковна достала из секретера картонную коробку.
- Вот, можешь посмотреть. Но, поверь, я на них не претендую, если появится наследник, немедленно все ему передам.
В коробке лежали старинные бумаги, украшенные царскими вензелями.
- Я была у него в гостях в Подольске, когда он туда переехал в шестьдесят шестом году и жил в ветхом доме под снос. Мы проснулись от страшного грохота, выскочили на улицу и увидели, что наш дом ломает бульдозер. Мы еле-еле смогли убедить бульдозериста, что дом еще жилой. А потом, когда трактор уехал, обнаружили, что из сломанной стены за печкой вывалилось огромное количество книг, в том числе на старославянском языке. Настоящий клад. Там были и подлинные исторические документы, дворянские грамоты. Видимо, тайник делали во время революции. В тайнике были и книги по кулинарии. Вот когда Вилена заинтересовала эта тема. Два года он изучал историю возникновения разных пищевых продуктов, анализировал их сочетание и взаимосвязи прежде, чем начал писать книги.
Он был очень экономный, но не скупердяй. Знаешь, как Вилен придумал защитить авторские права на свои книги? Он запаковывал рукопись в бандероль и отправлял по почте на мое имя в Москву. Вот, полюбуйся, полная тумбочка посылок. Бандероли все запечатаны, на каждой есть почтовый штамп с датой отправки. Если дойдет до суда, любая экспертиза докажет, когда создано произведение и кем. В бандероли есть опись вложения, а на упаковке он делал пометки, какая книга внутри. Гениально?..
А я так и не научилась готовить. Так, пару дежурных блюд. Еще вот печенье твое любимое. Каждый раз вспоминаю Хмелевскую, помнишь, она писала, что не могла приготовить печенье, потому что рецепт начинался со слов "возьмите шесть сильных кухонных девок..."
Старинный особняк недалеко от Арбата, в Большом Афанасьевском переулке, где размещались студии Московского союза художников, Зотов нашел легко. Поднявшись на второй этаж, надавил на электрическую кнопку звонка, под которой висела стилизованная под старину изящная латунная табличка с завитушками и надписью на старинный манер "Верховцев Арсений Витольдович. Художник".
Зотову пришлось ехать к Верховцеву, потому что тот позвонил в издательство и сообщил: заболел, сам приехать никак не сможет. Оказалось, что у Арсения были готовы иллюстрации для заключительной главы "Кухни века" а главное, у него имелась окончательная редакция ее текста, которую ему прислал Кулебякин незадолго до своей гибели. Это было большой удачей, потому что редактор в издательстве отредактированный текст получить не успел.
Арсений с распухшим носом, закутанный в махровый халат, выглядел неважно. Видимо, тонкая натура художника не выдержала весенних перепадов температур. В студии царил творческий беспорядок, больше похожий на бардак. Пахло красками, растворителем и лекарствами.
- Ты что, простуду мазью Вишневского лечишь? - спросил Зотов, принюхиваясь.
- А?.. Нет. Простуду я таблетками. Мазью - руку. Поцарапался, а оно покраснело, начало напухать, - объяснил Арсений. - Вы пока проходите, присаживайтесь. Я сейчас все проверю и соберу все бумаги в папочку. Может, чаю? Можете не разуваться, у меня не прибрано.
Зотов, однако, нашарил под вешалкой домашние тапочки, которые валялись рядом с грязными ботинками хозяина, и переобулся.
От чая Игнат отказался и в ожидании с интересом осматривался в студии. Возле окна главенствовал старинный офортный станок с огромным чугунным штурвалом, тут же доска с барельефом из скульптурного пластилина. На мольберте виднелся незаконченный рисунок - стилизованная воловья голова с рогами. Старинные кабинетные фотопортреты в рамочках на стенах, несколько стеллажей с книгами. Атмосфера берлоги художника завораживала, хотя Зотов ничего не понимал в изобразительном искусстве, в чем честно признался Верховцеву. Тот засмеялся.
- В живописи на самом деле мало кто понимает, больше вид делают и щеки надувают. Чтобы вас не приняли за дилетанта, есть простые правила. Если видишь на картине людей - это Мане, если пятна - Моне, если лошадей и балерин - Дега. Ну, а если море и дам в белых платьях и с детьми - то перед вами Хоакин Соролья-и-Бастида. Запомнили? Вот видите, ничего сложного. Можете смело идти на журфикс Московского дворянского собрания, вполне сойдете там за своего.
Зотов взял с полки книгу "Словарь международной символики и эмблематики. Кулебякин В.А" и начал листать. На титульном листе обнаружилась дарственная надпись "Великолепному иллюстратору Верховцеву от автора".
- Вилен Аристархович подарил, когда заходил... в последний раз, - вздохнул Арсений, - он бывал у меня иногда. Он же был признанный авторитет в области геральдики. Меня всегда потрясала широта его интересов. Кстати, я готовить никогда не умел, а тут попробовал сварить гречневую кашу по рецепту Кулебякина - получилось убийственно вкусно...
Время поджимало, и Игнат поторопил Верховцева.
- Извольте, сударь, - Арсений протянул Зотову пакет с бумагами. - А что по делу Вилена Аристарховича? Не знаете, как идет следствие? У них есть подозреваемый?
- Пока отрабатывают версию случайных грабителей, потому что из квартиры ничего значимого вроде не пропало. Книги и китайский фарфор на месте. Значит, не понимали ценности... Искали, быть может, деньги и золото, которого у Вилена не водилось.
- Надеюсь, этих негодяев найдут, - шмыгнул носом Арсений.
- Пока милиция не очень чешется, похоже, пытаются дело замять. Но я им не дам. Землю буду рыть, но найду убийцу...
В офисе издательства объявили аврал: привезли из типографии "пруфы" - контрольные оттиски печатных листов очередной издаваемой книги. Панкрат Мотовилов собрал всех, кто мог участвовать в работе. Пруфы разложили на столах и просматривали лист за листом, передавая друг другу. Редактор подписывал проверенные листы и складывал их в стопочку. Будет обидно, если в готовую книгу закрадется ошибка...
Зотов с Панкратом сидели в директорском кабинете, обсуждая текущие дела, когда заглянула секретарша и сообщила, что курьер доставил посылку.
- О, наконец-то, - явно обрадовался Мотовилов, - давай ее сюда.
Он аккуратно извлек из упаковки довольно больших размеров картину в дорогой раме, написанную маслом. Схватил ее, побегал, прихрамывая, по кабинету, пристроил на тумбочку так, чтобы было лучше видно, и повернулся к Зотову.
- Как тебе? Это герб древнего дворянского рода Мотовиловых. Не поверишь, но два моих предка были с Мининым и Пожарским при избавлении Москвы от поляков и потом при возведении на Всероссийский престол Всеавгустейшего дома Романовых.
- Не шутишь? Это твои предки, правда? Это как-то оформлено официально? - удивился Зотов. - А что нужно для доказательства дворянства?
- Конечно, правда, хотя все не так просто, - воодушевился Мотовилов. - Надо представить документы, доказывающие прямое происхождение заявителя от предка-дворянина, родословные росписи, много чего еще... Но, как говорится, без родовой искры духа Творца даже наследник благородной крови лишь рантье и мот достояния предков.
- Что-то я такое слышал, - рассматривая герб, задумчиво произнес Игнат, - сейчас это модно, да? Вроде есть фирмочки, которые этим занимаются. Любую справку могут нарисовать. Есть спрос, люди готовы платить большие деньги, значит, есть и предложение.
- А мне вот про предков интересно, - распалился Панкрат, - я сам по архивам шастаю. Много чего интересного накопал. Аж в дрожь бросает, когда рассматриваю оригиналы документов вековой давности и понимаю, что это мои пращуры. Хочу книгу об истории своего рода написать. Небольшой тираж, экземпляров двести-триста, для родственников, для памяти. А то мы жили как манкурты. Спроси сейчас, кто твои предки, процентов восемьдесят дальше бабушки с дедушкой и не знают ничего. Хотя я особо не афиширую свою родословную. Разве что иногда хожу на журфиксы в дворянское собрание.
- Да, надо восстанавливать старые традиции, - развеселился Игнат. - Помнится, в поваренной книге тысяча девятьсот пятого года советовали, что делать, если пришли гости, а в доме нет продуктов: пошлите кухарку в погреб, пускай нарежет холодной буженины, лососины, добавит мочёную клюкву, посыплет свежей зеленью и подаст на стол. Разлив домашнюю наливочку, извинитесь перед гостями...
- Как в том анекдоте, где молодожены сели обедать, - подхватил Мотовилов, - муж попробовал и спрашивает у жены: "Почему борщ такой жидкий и без мяса?" "Не знаю. Я варила точно по рецепту из кулинарной книги, оставшейся от твоей прабабушки". "И что там написано?" "Возьми мяса на десять копеек..."
Оба рассмеялись.
- Кстати, может, по коньячку? - Мотовилов достал из бара в виде глобуса пузатую бутылку.
- Можно, - согласился Игнат, - коньяк не помогает найти ответ, зато помогает забыть вопрос.
- Извольте, сударь, за успех нашего безнадежного дела, - лихо махнул свою стопку Панкрат.
Игнат долго не мог заснуть. Назойливые мысли роем вились в голове, подушка превратилась в жесткий неудобный кирпич. В конце концов он встал и пошел на кухню. Пока закипал чайник, закурил, глядя в черноту за окном. Сознание отмечало какие-то незначительные мелочи, на которые в обычной ситуации точно не обратил бы внимания. Червячок беспокойства шевельнулся у него после разговора с Панкратом. Пока непонятно, что именно вызвало это беспокойство. Может, странная хромота Мотовилова?
В день убийства Кулебякина Панкрата на работе не было. Накануне Мотовилов предупредил Игната, что в понедельник планирует работать в каком-то архиве. А когда Панкрат начал хромать? В четверг прихрамывал точно. Что-то еще... Что-то, связанное с рассказами Мотовилова о предках.
"Аж в дрожь бросает, когда рассматриваю оригиналы документов вековой давности", - вспомнилась Игнату фраза Мотовилова. Вспомнил Игнат и то, какие у Панкрата в этот момент были глаза... И принадлежавшие Кулебякину старинные бумаги с вензелями в картонной коробке тоже вспомнил. Не ее ли искал в квартире ученого кулинара убийца?
Нет, это паранойя, этого не может быть! Игнат скрипнул зубами и помотал головой, пытаясь отогнать наваждение. Или... может?
Он налил себе чаю, положил в кружку лимон и достал банку с медом. Проверенное средство от бессонницы.
На следующий день Зотов допоздна засиделся на работе. За окном бойко тарабанил весенний дождь. Позвонила Лиля, пообещала прислать факсом ксерокопию телеграммы, правдами и неправдами выуженной на почте. Накануне Игнат отослал Лиле фотографии нескольких людей, чтобы она показала их соседке Кулебякина по лестничной площадке: вдруг соседка опознает того, кого видела в день убийства. Соседка опознала.
Факс подтвердил догадки Игната. Отправленная за три дня до убийства телеграмма гласила: "В понедельник занят издательстве перенесем встречу на утро вторника Кулебякин".
Картина преступления приобрела более-менее четкие контуры.
Переделав все дела, Зотов спустился из офиса во внутренний дворик дома, в котором располагалось издательство, и кратчайшим путем, чтобы не сильно намокнуть под косыми струями дождя, побежал к подворотне. Навстречу шли двое.
Червячок опасности шевельнулся вовремя. А может, блеснуло в свете фонаря лезвие финки. Тот, который шел вторым, поравнявшись с Игнатом, сделал резкий выпад, пытаясь ударить в корпус. Зотов отработанным приемом отбил удар, сделал перехват и резко вывернул руку нападавшего. Хрустнул сустав, нападавший дико заорал, финка полетела на асфальт. Второй бандит атаковал со спины. Заметив боковым зрением опасное движение, Игнат попытался уклониться, но не успел. Удар бейсбольной битой пришелся сзади в плечо. Второй удар Зотов перехватил. Выбил из рук нападавшего биту и с разворота ударил его ногой в грудь, как на тренировке, почувствовав, что удар достиг цели. Нападавший, глухо охнув, осел на землю, немного отполз, а потом вскочил и рванул вслед за убегающим напарником.
Проезжавший мимо патруль среагировал на странную выбегающую из подворотни парочку. Преступники еще и бросили на месте нападения финку и биту. Валяющуюся в луже собственную фотографию, по всей вероятности, распечатанную с сайта издательства, Игнат успел подобрать и сунуть в карман.
Выходит, нападение было не случайным, кому-то он стал сильно мешать. Явно не конкурентам, с ними уже давно обо всем договорено. Следовательно, у нападения могла быть одна-единственная причина - его интерес к делу об убийстве Кулебякина.
Раиса Марковна хлопотала на кухне, Игнат помогал ей доставать печенье из духовки. Кот Френсис, взобравшись на пианино, улегся спать на разложенных там нотах. Приглашенный в гости Панкрат опаздывал, приехал, когда тетушка уже начала разливать чай.
- Это какой-то злой рок, - стаскивая ботинки в прихожей, начал жаловаться Мотовилов. - Мне позвонили из милиции и сказали, что человек попал под машину на пешеходном переходе, сейчас в тяжелом состоянии в Склифосовского. Без документов, но в кармане нашли мою визитку. По описанию я понял, что это Верховцев. Съездил в больницу, оказалось, действительно Арсений. Врачи пока боятся делать прогнозы...
- Надо же... - протянул Зотов, вместе с Мотовиловым усаживаясь за стол. - Панкрат, мы с Раисой Марковной хотим рассказать тебе нашу версию убийства Вилена Кулебякина. Возможно, мы что-то упускаем, и ты нас поправишь... Образно говоря, в рецепте преступления несколько компонентов: берется мотив, добавляется возможность и приправляется выбором удачного момента. Мы с Раисой Марковной думаем, что преступник изначально не планировал убивать. Он точно знал, что Вилена Аристарховича в понедельник не будет дома, потому что тот собирался работать в Москве в издательстве. К слову, об этом знали немногие. Панкрат, а где был ты в понедельник, в день убийства?
- Я?! - поперхнулся чаем Панкрат. - Вы что, меня подозреваете?!
- Сознаюсь, приходила в голову такая мысль, - кивнул Игнат. - Но выяснилось, что ты в тот день в Ленинке зависал. Почти как в анекдоте: жене сказал, что к любовнице, любовнице - что к жене, а сам в библиотеку... А хромота твоя - следствие покупки новых ботинок, а не стычки с Виленом в его квартире, как я грешным делом предположил. Да и не было у Вилена того, что тебя могло бы заинтересовать. Итак, преступник был твердо уверен, что ему никто не помешает. Он намеревался проникнуть в квартиру, забрать желаемое и спокойно уйти. А если его увидит кто-то из соседей, сказать: да, мол, приходил, но его дома не оказалось. Даже помог соседке поднять коляску на четвертый этаж и при ней позвонил в квартиру Кулебякина - зная, что она его запомнит и подтвердит, что гость не застал соседа дома.
Он обзавелся дубликатами ключей, приехал с утра, проник в квартиру и принялся искать то, за чем пришел. Неожиданно дверь распахнулась и на пороге появился хозяин квартиры с отверткой в руке. Испугавшись разоблачения, злодей выбил из рук Вилена отвертку, схватил ее и начал наносить удары. Когда Вилен упал, преступник оттащил его в гостиную, чтобы убрать с узкого прохода. Потом продолжил поиски. Безрезультатно - на тот момент Вилен уже перевез наиболее ценные вещи к Раисе Марковне. Тетя, можете показать артефакты?
Раиса Марковна достала из секретера коробку и разложила на столе старинные документы, украшенные вензелями.
- Грамота на пожалование потомственного дворянства и родового герба Григорию Маркиановичу Осиповскому от 14 декабря 1851 года с подписью Императора Всероссийского Николая I. Обалдеть! - вытаращил глаза Панкрат.
- Можно это назвать мотивом? - после паузы спросил Игнат. - Если да, то можно с определенной долей уверенности назвать и имя преступника. Думаю, это Арсений Верховцев... Телеграмму о переносе встречи Кулебякин отправил Арсению, то есть тот точно знал, что в понедельник Вилена не будет дома. Арсений, как и ты, Панкрат, знал свою родословную и страстно желал доказать, что он прямой потомок древнего дворянского рода. Думаю, для Верховцева стало большим потрясением увидеть в руках Кулебякина оригиналы этих документов. Дворянский род Осиповских тесно связан с дворянами Верховцевыми. Этих документов было достаточно для подтверждения благородного происхождения Арсения. Когда я был у него в мастерской, на мольберте стоял незаконченный рисунок головы вола с рогами - это элемент герба Осиповских. Вот он на грамоте.
Вероятно, Верховцев просил Кулебякина уступить ему эти документы, а получив отказ, решил их выкрасть. Когда Кулебякин приходил к нему в мастерскую, Арсений смог незаметно сделать оттиски его ключей, используя скульптурный пластилин.
В квартире Вилена Верховцев наследил: отпечаток на книге "Великий псевдоним" оставил его ботинок, который я смог детально рассмотреть, когда переобувался в мастерской Арсения в тапочки. К тому же, Арсений, видимо, не поладил с Френсисом. Возможно, он хотел закрыть кота, мешавшего обыскивать квартиру, в спальне, а Френсис его сильно поцарапал. Потом Верховцев лечил раны мазью Вишневского.
Я посылал Лиле несколько фотографий: твою, Панкрат, Арсения и племянника Вилена, чтобы она показала их соседке Кулебякина. Соседка опознала в Арсении человека, которой помог ей поднять коляску с ребенком на четвертый этаж: "Пардон, извольте, сударыня...."
Наконец, Верховцева сильно взволновала моя фраза о том, что я не дам следствию закрыть дело, поэтому он, видимо, решил избавиться и от меня. Нанял гопников, дал им мою фотографию и адрес офиса. Но не на того напоролись.
- Сложный рецепт убийства получается, - констатировала Раиса Марковна, - с послевкусием.
- А на вид был тихий такой, никогда бы не сказал, что он на такое способен, - вздохнул Панкрат. - Я же говорил, "без родовой искры духа Творца даже наследник благородной крови лишь рантье и мот достояния предков".
Следователь Кравцов, который вел дело Кулебякина, рассказ Игната выслушал молча.
- И что, по-вашему, я должен делать с этой информацией? - устало спросил он. - Все ваши улики косвенные. След от ботинка? Так Верховцев был понятым, тогда мог и наступить на книжку. Незаконченный рисунок чьих-то рогов в качестве мотива? Даже не смешно. Телеграмма? Может, он ее не получил или забыл про нее, художники - люди со странностями. Любой адвокат размажет нас с вами так, что мокрого места не останется.
К тому же, умер ваш подозреваемый в больнице, сегодня утром... Давайте ваш пропуск, я подпишу...
***
Двери электрички с легким шипением открылись, и Игнат вместе с другими пассажирами вышел на перрон. В Подольске он не был больше года, с тех самых пор, как убили Вилена Кулебякина.
Когда Зотов проходил мимо газетного киоска, взгляд за что-то зацепился. Ага, вот. Газета "Подольский рабочий", на первой полосе броский заголовок "Последняя тайна кухмистера" и до боли знакомое фото пожилого мужчины с окладистой бородой.
Зотов купил газету, развернул и пробежал глазами статью: "...В сентябре дело передали новому следователю... Еще через полгода дело закрыли с формулировкой "из-за неустановления лица, подлежащего к привлечению в качестве обвиняемого".