Аннотация: Всего лишь описание моего первого прыжка с парашютом
Пальцем в небо
Ночь, ветер, дождь. Мой парашют, запутавшийся в высоковольтных проводах, мокрая дорога глубоко внизу...
Будильник не прозвонил. Мутным рассветом, черным кофе, предвкушением прыжка свежее утро встретило, обняло, вытащило из постели, вбросило в такси...
--
Куда?
--
В военную часть...
(Хотелось сказать n-ского полка).
--
Провожаете кого-то?
--
Собираюсь прыгнуть с парашютом.
--
Не страшно?
--
Нет.
--
Удачи!
Люди, люди возле старенького самолёта, прилепленного на бетонный постамент, жаждущие неба люди... ждём-ожидаем инструкторов и новобудущеиспеченных парашютистов... Наконец-то входим в часть. Синие, свежеокрашенные, старо-многообразно гнутые ворота, солдаты в камуфляже, инструктора в камуфляже, закамуфлированы даже мутные протоки, замаскированы под болота каналы и озерца... бодрым шагом шествуем мимо, перебрасываясь шуточками:
--
А М-то больше не прыгает.
--
Я бухать завязал. Не спится: всё парашютисты травмированные снятся.
--
М - это с ногой?
--
Нет, с сотрясением мозга.
Соседка моя ошуюю внезапно отскакивает в сторону: пыльный змееныш на пыльной тропинке, возле стрел мутно-зеленой травы. Ни одной яркой краски, кроме кумачово-алой футболки одного из "трёхкратно прыгнувших" моих случайных попутчиков. Мужчина неопределенно-гражданско-военной принадлежности удит, видимо, пиявок в притропиночном лужеозере, консистенцией глянцевой тины напоминающем желе. Высокий острый камыш шуршит на ветру, напоминая о том, что скоро жара выжжет всё до пыли, до цвета драной соломенной шляпы рыбака-пиявочника. За густыми зарослями кустарника, пронизавшего сетку-рабицу и почти скрывшего её, просвечивает бассейн с почти чистой водой - для высшего офицерского состава. Периодически попадающиеся на пути строения напоминают о крахе совдепии.
Из внутреннего, почти медитативно-сонного и припудренного пылью захолустья с признаками казарменности (крашенные белым бордюры, ограда в условно-красных звездах возле низкого убого-чистого зданьица, эпизодическая колючая проволока) выпадаем на лётное-вертолётное поле, но сначала - инструктаж. Парит. Мы набиваемся в тесную комнатку с тусклыми оконцами, шаткими столами и неустойчивыми стульями, наглядными пособиями на стенах, пропотевшими инструкторами, чтобы заполнить бумажку-отказ от претензий "в случае чего", хотя нас и уверяют, что ... парашют - самый надежный парашют в мире, а уж запасной парашют и вовсе никогда не используется, несмотря на не меньшую его надежность.
Наконец, выходим на заметно потеплевший воздух, кажущийся прохладным после парной инструктажной каморки.
Подходим к вышке, начинаем спрыгивать с самой низкой приступочки: ноги - вместе, коленки - свести, ступни - параллельно земле под комментарии наблюдающих инструкторов:
--
Так, неплохо.
--
Девушка, на носки не стоит прыгать.
--
Ноги разошлись, молодой человек!
--
Ага! Ощутили! Хоть и больно, но зато правильно!
Взбираемся на площадку в человеческий рост, при прыжке с которой я совершаю единственную за день ошибку уже тем, что лезу с нее прыгать, зная, что я не особо люблю такого рода деятельность именно с такой высоты. Мандражирую, не сразу решаясь выбросить себя на землю, поэтому ноги слегка расходятся. Весь вес моего далеко не мелкого тела перемещается на правую ногу и отзывается в правой коленке. Делаю вид, что всё нормально.
Выходим на открытое пространство. Из машин на брезент выгоревшего цвета выгружают парашюты, запасные парашюты, престарелые шлемофоны (это даже более колоритно, чем каски). Начинают прилаживать парашюты на нас, первенцев, на тех, кто уже несколько раз прыгал, на инструкторов-выбрасывателей-из-самолёта. Нацепили парашют на спину! Это воистину ощутимо! Застегнули карабины креплений на ногах, там, где ноги пристёгиваются к туловищу (ухмыляюсь, вспоминая, как один знакомый говорил, что мужикам это не вполне удобно), карабин на груди, поперек, что значительно усложняет моё дыхание. Завершающим мазком привешивают запасной парашют на пузо... Свыкаюсь с ощущением себя, запертой туловом в узкой тяжелой комнатке-сейфе. Надо взять шлемофон, неуклюже наклоняюсь, почти падая, еле как цепляю что-то странно-старо-кожаное, наверное, времен первой мировой войны. Представляя его у себя на голове, начинаю смеяться, поэтому встать сама уже не в состоянии. Подают руку, вытягивают, иду к белой линии "на осмотр". Несколько раз проверяют крепления, переписывают, наконец, напяливают на меня шлемофон, оглядываюсь по сторонам, хохоча, читая своё гротескно одетое отражение в глазах попутчиков: ослик с поклажей, в шлемофоне.
Ура! Идем к вертолёту, мягкими приливно-отливными волнами шевелящему травы-травы-травы вокруг, стрекочущим шумом винтов забивающему уши (как тут можно услышать руководящие команды с земли?), воздухом провентилированно-пропущенным сквозь лопасти бодрящим над душноватой землей. Подталкиваю-подсаживаю впереди идущую тоненькую девушку во чрево железного геликоптера. Меня тоже подсаживают, захожу, сажусь...
Взлетаем... Сердце наполняется спокойной радостью, воспоминанием полёта в... тогда тоже в самолёте были круглые окошки. Тут они слегка мутноватые, как иссеченные (не желающие выбрасываться ногтями исцарапали). С интересом разглядываю пейзажи внизу, кручу ушлемофоненной головой: ох, и тяжко это - урывать куски поля внизу сквозь окуляры иллюминаторов, торча головой из сейфа парашютов!
Первых "на выход" цепляют крючками к троссу, меня тоже цепляют. Наконец-то дали мне номер! Теперь я пятая. Интересно, что я услышу с земли, если мне уже давно основательно заложило уши под шлемофоном?
--
Первый, пошел! Второй! Третий!
Четвертому помогают.
Не могу сказать, очень может быть, что меня тоже подтолкнули, но мне показалось, что я оттолкнулась ногой от порога сама, крестообразно сложив руки на груди, шагнула в воздух... Эти несколько миллисекунд в небытие после решительного-решающего шага, плотный яростный адреналин внутри, сжавший сущность, душу, сознание до единообразно-яркого сияния, стоят того, чтобы было что-то до них и после них!.. На бесконечное мгновение теряешь себя, а вокруг ничего, кроме воздуха, кроме НЕБА! Какое там, даже кричать невозможно, не в силах расплескать-размазать себя по жидким облакам в свете взбирающегося выше солнца, невидного и неслышного... И тут рывок, резко вверх, привычно упорядочивающий пространство: небо - вверху, притяжение земли внизу. Возвращаюсь к инструкциям: задираю голову вверх, выясняя, открылся ли парашют: кто бы сомневался! Терракотовой медузой с тремя каплеобразными прорезями колышется надо мной, а я под ним на вервии строп - марионетка. Чтобы не быть марионеткой, ищу красные ручечки, о, вот они, на красных канатиках, очаровательно пластмассовые. Беру в каждую руку по ручке, одновременно и, увы, тщетно взглядом пытаясь нашарить т.н. "колдуна" на земле, нечто видом своим напоминающее сачок для ловли потоков воздуха, оранжево-фиолетово-желто-полосато-выгоревшее. Данный прибор должен бы, по идее, указать мне встречный ветер, ибо снижаться надо так, чтобы ветер дул в лицо. Плюнув на попытки найти волшебный сачок, пытаюсь немного порулить, чтобы попасть лицом в ветер. Кажется, получилось, хотя кто его знает? Что-то доносится с земли, кричат кому-то инструкции, а, всё равно. Всё равно не слышно настолько хорошо, чтобы была возможность разобрать слова. Расслабляюсь, "выполнив свой долг", после рулежных недокульбитов, вишу, как в люльке, озирая окрестности, неимоверно приятное, тихое расслабление приходит и спокойствием окружающего синенебесного и зеленоземного пейзажа остаётся внутри, наполняет, прорывается улыбкой... Эх, так бы всегда!
Земля приближается-наступает, летит навстречу. Пора вспомнить о том, что я не молекула воздуха, а человеческое существо, одной ногой целящееся в асфальт лентовидной дороги с ползущим по ней спичечным коробком машины, а другой как раз в центр вполне мирно-пасторального коровьего стада. Постепенно, во всё убыстряющемся темпе, уже можно различить, что ковер земной не однообразно зелен, но разнотравен, разнооттеночен... Свожу ноги и жду встречающую меня землю, встречая её.
Приземляюсь без эксцессов, на обе ноги, группируюсь, как могу, заваливаюсь на бок, памятуя о сказанном перед прыжком, а посему вскакиваю, дабы показать, что я жива и не искалечена. Парашют оседает на длину строп вперед, не вполне загасившись. Тяну за условно нижние стропы, чтобы выпустить остаток воздуха из него.
Теперь - самое сложное: уместить в двух руках необъятно-душный парашют со всеми его веревками. Пока обнимаю необъятное, взмокаю и запариваюсь. Срываю шлемофон - ох, хоть какое-то послабление! Итак, шелк (а шелк ли?) моей воздушной медузы ТП-как-его-там-самый-надежный теперь у меня в руках. "Жизнь за жизнь", усмехаясь, упрощаю: "саночки за катание".
О, поход по неровному полю, после определения направления, пыхтя, оступаясь, с удушающим парашютом в руках, разреши мне воспеть тебя! Что-то выдавало Штирлица: то ли потная, красная рожа, то ли полосатая кофта, то ли парашют, облепивший его плотным облаком. Наконец-то! Наконец-то доползаю почти на остановке сердца до площадки, где нас обряжали в парашютистов.
--
Иди сюда, ну как? Понравилось? О, да ты счастливая! Смотри, во что наступила...
Смеюсь, а ведь и верно! Свежий навоз на правом ботинке:
--
Это я когда шла по полю: ничего не было видно под ногами из-за парашюта. Приземлилась-то я нормально.
Иду оттирать своё дополнительное счастье приполевым пыреем.
Постепенно подтягиваются и остальные, снимают парашюты. Обмениваемся впечатлениями. Остаёмся понаблюдать за второй группой "смертничков".
Сначала сажусь на траву по-турецки, словно султан наложницами окруженная зелеными, коричневыми, бурыми кузнечиками. Наблюдаю взлет вертолёта. Потом, когда отслеживать его становится более удобным лёжа, опускаюсь головой на чей-то рюкзак. В воздухе появляются первые "сброшенные" из второй партии. Неживыми черточками, напоминающими пупсов-негроидов, появляются они ниоткуда, а потом смешно дергаются под открывшимся парашютом: вот так и я конвульсивно танцевала. Странное чувство: не верю!
Итак, все приземлились, парашюты распиханы по багажникам и салонам легковушек (вскоре их увезут на упаковку-запаковку), нас, тех, кто, ну, вы понимаете (шепотом) в первый раз, "посвящают", стукая по задам запасными парашютами. Теперь мы - гордые покорители небес, а не какие-то там сухопутные муравьи! Идем обратно, мимо вертолетов, серебряных ив, камыша, в котором что-то копошится и шуршит, делимся впечатлениями, гнём пальцы, вопим, подтруниваем, ухмыляемся...
Кукушка принимается куковать. Полушутя-полусерьезно мысленно задаю ей извечный вопрос, от чего она испуганно замолкает, что веселит меня ещё больше: опоздала, милая!
Мимо насыщенно-глинистых струй канала, через коридор КПП со скучно-сонными служивыми выходим наружу. ВСЁ! Запрыгиваю в маршрутку и всю душную дорогу домой счастливо улыбаюсь, глядя в небо, а девушка по радио поёт приятно-нежным голосом: "One more time, one more time..."