Хорошо, легко, тихое счастье - смотреть на солнечные узоры на желтых обоях с искрой-намеком, что зимних праздников недолго ждать. И пусть впереди, потом, только жуткий холод без конца и края, пока можно перебиться праздниками. Раньше тоже было хорошо, но там обычно было лето, в детстве, и беленая стена с разными оттенками серого от листьев за окном. Листья колышет ветер, тени колышутся, а у смотрящего тихо плывет в голове, словно смотришь на воду. Тот же эффект - от ритмичного качания теней на сумеречном асфальте. Через некоторое время кажется, что ты уже - в параллельном мире, словно бы и ты идешь, но явно уже не ты, потому что по этой зыби не можно идти, не должно, потому как ее вовсе нет, кроме как у тебя в голове.
От мыслей и пары минут спокойствия отвлекают посетители. Они не часты, конечно, хотя приближающиеся праздники заставляют всех совершать несвойственные действия: бегать, вертеться, успевать, словно за последним днем года вообще нет жизни.
Однако вернемся к посетителям. Напротив меня сидит почти Кристиан Бэйл, поодаль стоит рыжий, похожий (ой, стыдоба-то какая) на Тора из пошлой киношки, а чуть правее что-то такое, среднее, между Бандерасом в его лучшие годы и этим, как его, Хавьером Бардемом, подпирает узорную стену. Шведский стол, не иначе, только бери ложку и кушай. И все улыбаются вполне аппетитно... Бррр, явно пора больше спать и меньше работать, чтобы мерещилось что-нибудь более жизненное, не утверждающее: скажем, "если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича..." А так, когда все идеально, даже фантазии негде разгуляться, хотя глаз радуется, глядя на них троих, определенно и сильно.
"Тор" подходит поближе и ласково говорит что-то, но смысл я слабо постигаю. Наверное, слишком устала, чтобы поверить в услышанное.
***
Иногда принято вспоминать, "с чего все началось". А я не знаю, не могу вспомнить, вернее, все намеки настолько зыбки, как пляска теней в сумерках. Нормальный человек никогда в такое не поверит, тем более, реалист до мозга костей, почти атеист, почти - потому что не взаправду.
Итак, начала не было. Были ситуации, люди. Кому-то нужна была помощь, кому-то совет, кому-то сочувствие. И все норовили прилепить меня к больному месту, как пластырь. Сначала я радовалась, потом сомневалась, позже - злилась. Теперь я попросту устала. Время к закату, а у меня по меркам среднестатистического человека все очень скучно: крохотная квартирка, унылая работка, старенькая машинка и ничем не ограниченная свободка. Конечно, если решать чужие проблемы, на свои как-то не остается времени, вернее, своих проблем просто не возникает, неоткуда: ни семьи, ни детей, что называется. Пошло, смешно и набило оскомину. Скука, одним словом. И тут являются эти красавцы. С предложением "поиграть". Дескать, творить добро просто так - довольно утомительно, особенно когда никаких соблазнов на пути (конечно, шоколад без ограничений - это такая мелочь, что на нее даже Цербер уже давно плевать хотел), вот их и отрядили мне слегка усложнить задачу, а, вместе с тем, сделать мою жизнь как-то поинтереснее, что ли.
***
В общем, да, я согласна, вечер в дорогущей едальне с обольстительными (пардон за пошлое слово) кавалерами (пардон еще раз) - это в высшей степени неожиданно и приятно, но тут, конечно, звонит подруга с горем, нет, с ГОРЕМ, и мой пластырь идеально подходит для кухни, дешевого коньяка и еще более дешевых проблем. Конечно, ее бросили, конечно, я ее убеждаю, что это она бросила, и еще, и потом, и о-го-го, и э-ге-ге. Кажется, у меня даже получается это сделать, хотя я не верю в успех предприятия, а на горизонте, в туманной дымке в это время растворяются Тор с Бэйлом и иже с ними Бандерас с Бардемом в одном флаконе. Шьёрт побъери. Иначе не скажешь.
***
А потом я снова обещаю уделить им "немного (моего) драгоценного времени", но опять коллега (калека, ей же ей) заболела, и ее долю канцелярской волокиты кидают на мои хрупкие плечи.
И вот вечер, я, шатаясь, тащусь к знакомому подъезду, тени шатаются у меня под ногами, а возле подъезда стоит Тор, источает безграничное сочувствие, утешает, вот искра пролетела - и жареным запахло из утлой моей груди, а от него пахнет... нет, не серой, а "Серым ветивером", он безупречно добр к моим страданиям, направляет меня и поддерживает, еще один шаг - я взойду на прекрасный корабль и унесусь в Валгаллу, бросив на поругание бумажки моей коллеги, и прочих калек. Но нет, нет и нет! Я обещала умереть за них, и я умру, умру, и так и будет.
Холодная постель старого холостяка, скудный завтрак, кофе похож на пепел и хрустит на зубах, а в глубине бесконечно романтического вечера остался миляга Тор и почти что поцелуй, который уже висел между нами на последнем волоске, но так и не обломился, ибо мне тоже оставлена была последняя воля, последнее нежелание: игра честная и ведется по всем правилам. А его - что же, его развоплотят, наверное, транклюкируют к чертям собачьим, то есть, конечно, ему останется гнить с ему подобными, а не выбиться в люди. Мне и его безмерно жаль, даже больше, чем себя. Это все я осознаю пока еду на работу: потому что честно выполнять свой долг, даже идиотский, весьма важно для всех миров во все эпохи. Еще одна моя победа, такая же скучная и безрадостная, как и понимание того, что романтика была смоделирована абсолютно по моей памяти, как когда-то было со мной, было - и не случилось со мной же. И вся моя любовь к этому, который как Тор, всего лишь моя память о любви. Моей, к неидеальному мальчику. Еще одна победа, браво, могу подудеть в свернутую колечком трубочку и надеть себе на голову сверкающий колпак. Вместо этого вырезаю снежинку, леплю ее на окно, за которым тоскливо от неохватной зимы, смотрю на снежинку и улыбаюсь, весьма цинично не веря надеждам, что вот в праздники неожиданно упадет на меня взаправдашнее счастье. Настоящее, с настоящим То... ладно, наверное, у меня все-таки есть грехи покруче шоколада. Скорее всего, вернее, что-то мне говорит о том, что сие есть - неверие, но, пожалуй, я не буду больше предаваться философии.
Солнце скрылось за тучей, и веселые искры на обоях померкли.