Кузьминский Олег Владимирович : другие произведения.

Дэдлайны и абзацы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:

  
   Дэдлайны и абзацы
  
  

1

   - Это было очень скучно и холодно, я ждал двадцать минут, - Саша недоволен. Я смотрю на часы - 9.20.
   - Смотри не заплачь, - я тоже недоволен. Тем, что пришлось слишком резво идти и тем, что возле входа в гостиницу "Космос" меня кроме Сашки никто не ждет.
   - Чего стоим? - решительный фотограф уже закинул кофр с аппаратурой на плечо.
   - Нас должен здесь встретить человек с пропусками, без них на собрание акционеров не пропустят.
   - Отлично, а я думал, что опоздаешь только ты.
   Я набираю на сотовом телефон Коробкова, миноритарного акционера ОАО "Сити", который должен был обеспечить нас пропусками. Телефон отключен, что уже совсем не хорошо. Обычно заинтересованные в репортаже акционеры заранее дают журналисту доверенность на пару своих акций, что гарантирует тому легальный допуск на собрание. Но в этот раз ни я сам, ни инсайдеры из "Сити" вовремя не подсуетились, и заделаться акционерами нам с фотографом не удалось. Что касается пресс-службы "Сити", то там меня вместе с просьбой об аккредитации вежливо послали. Поэтому весь расчет был только на то, что Коробков передаст нам пропуска, выписанные на чужие фамилии. Но возле входа в "Космос", где проходит собрание, его нет и, судя по всему, и не было.
   - Ну что? - Сашку стало утомлять бездействие.
   - Телефон отключен, пойдем, поищем его в фойе.
   Чтобы никто не заблудился, весь центральный холл гостиницы увешан стрелочками, указующими акционерам "Сити" верный путь к месту их ежегодного сборища. Это, как и следовало ожидать, конгресс-зал "Космоса", фойе которого уже заполнили суровые массы, занятые регистрацией и получением бюллетеней для голосования в совет директоров и прочие руководящие структуры "Сити".
   - Оставайся пока здесь, - я киваю Сашке на ближайший к входу подоконник и начинаю продвигаться вдоль расставленных по периметру фойе регистрационных столов. Коробков вместе с единомышленниками обнаруживается в дальнем конце зала. Вид у них мрачный и озабоченный.
   - Привет, Михаил. Я думал, вы встретите меня возле входа.
   - Олег, у нас форс-мажорные обстоятельства, так что извините, я просто забыл.
   - А что стряслось?
   - Что и следовало ожидать, они отказываются регистрировать наших акционеров. Говорят, что их акциями уже кто-то проголосовал.
   - Здорово. И что теперь будете делать?
   - Роман все расскажет.
   - И где он?
   - Роман! - Коробков призывно машет своему единомышленнику. - Он сейчас подойдет, а у меня, извините, полно дел.
   - Ладно, только как с пропусками на собрание?
   - Роман все сделает.
   Роман меня уже знает, а потому без лишних предисловий переходит к рассказу о гнусной провокации, которую тут учинили регистраторы "Сити":
   - Значит так, у меня одиннадцать тысяч акций, у Андрея Титова около десяти тысяч. Реестр акционеров ведет компания "Ависта". Где-то час назад я попытался у них зарегистрироваться. Даю паспорт, регистратор проверяет данные и говорит, что мои акции уже проголосовали, заочно и досрочно, а потому он регистрировать меня не будет. У Андрея то же самое. Но ни он, ни я досрочно не голосовали. Говорим об этом регистратору, тот проверяет списки еще раз и заявляет, что нашими акциями проголосовали по доверенности. Только никаких доверенностей мы никому не давали.
   - Ну и что это все значит? - спрашиваю я, хотя точно знаю ответ - фокус с досрочным голосованием штука известная.
   - Понятное дело что. Сняли с реестра акционеров наши данные, сделали по ним липовые доверенности на чей то утерянный паспорт и проголосовали досрочно. А я, дурак еще выставил свою кандидатуру в ревизионную комиссию. И Андрей тоже.
   - Да, засада.
   - И знаете, самое обидное, что нашими же акциями наверняка проголосовали против нас.
   - Будете обращаться в суд?
   - Вообще-то до конца регистрации еще есть время, может, получится что-то сделать. А обращаться в суд....Если проиграем выборы, то конечно. Хотя, что толку, с апелляциями и кассациями будем судиться до следующего годового собрания.
   - Понятно.
   Я чувствую, как во мне просыпается желание делать новости. То, что сперли 20 тысяч голосующих акций - конечно, не бог весть что, не больше чем на абзац текста. Но эти шутки как-то бодрят - начинаешь с интересом относиться к работе.
   - Роман, - спрашиваю я, - а как насчет пропусков на собрание для меня и для фотографа?
   - Без проблем, подождете немного? Мне нужно разыскать ребят, которые должны были их получить, и еще надо разобраться с этим свинством насчет регистрации.
   - Хорошо, мы будем возле входа в фойе.
   Терпеливый фотограф обнаруживается там же, где я его и оставил. И пока мы стоим и курим в ожидании пропусков, я рассказываю ему увлекательную историю акционеров "Сити". История еще та. В 92-ом эту контору учредило12 юридических лиц друживших с бонзами из правительства Москвы. Учредили для того, чтобы запустить строительство делового центра "Москва-Сити". Уставного капитала в 48 миллионов тогдашних рублей на такое дело явно не хватало. По этой причине "Сити" выпустило допэмиссию на миллиард сто миллионов. Эмиссию назвали народной, в том смысле, что попросили раскошелиться на нее наивное население. В рекламных проспектах были обещаны акционерные права на самый большой и самый крутой деловой центр России, а может даже и всего мира. И, само собой, это дело должно было принести акционерам немереные дивиденды. Нашлось почти 18 тысяч олухов, выкупивших большую часть эмиссии по тысяче рублей за акцию, что по суровому курсу 93-го года тянуло на целый доллар. На остальное подписались менеджеры "Сити" и их физические и юридические друзья. В следующем году акционеры получили первые и последние дивиденды - 2 рубля на акцию, и на десять лет натурально забыли о доходах от своей народной компании.
   За эти годы классовый состав совладельцев "Сити" сильно изменился. Широкие ряды народных акционеров поредели - мелкие владельцы продавали акции по доллару и по полтора за штуку. Покупали люди со стороны, которые рассчитывали, что со временем обогатятся на "Сити". Но дивидендов по-прежнему не платили, акции в цене не росли, а левые доходы конторы прокачивались мимо новых акционеров. Понятное дело эта ситуация их напрягала, и потому они попробовали выдавить из руководства "Сити" старую команду менеджеров во главе с президентом Ириной Гаазе. Партизанские действия в этом направлении начались с того, что владельцы народных акций собрали около 6% акционерного капитала, а заодно и толстую папку компромата на руководство компании. С этим самым они и пришли ко мне в "Коммерсант". Интересы партизан представлял Михаил Коробков, владелец почти 20 тысяч акций. Материалы были сырые - в основном недоказанные откаты, которые дирекция получала с арендаторов отстроенных площадей и подрядчиков "Сити". Я позвонил Михаилу и сказал, что для того чтобы всерьез наехать на руководство "Сити" ему нужны более веские аргументы, а мне, для того чтобы написать о компании - серьезный информационный повод. На том мы и расстались. Я не верил в его способности, и, как оказалось, напрасно.
   Спустя полгода Коробков позвонил мне и сообщил, что акции "Сити" скупаются инвестиционной компанией "Атон" по 300 рублей и выше. То есть народ, подписавшийся на них в 93-ем или перекупивший позже, наконец, получил возможность сделать выгодный гешефт, продав это дело с десятикратной прибылью. Скупка велась полным ходом. В "Атоне" мне подтвердили, что действительно скупают, но не для себя, а под заказ. Заказ был на 25% акций, информация о заказчике не раскрывалась. Пришлось колоть на это дело Коробкова, который, в общем, ничего и не скрывал. Выяснилось, что заказ на скупку "Атон" получил от компании "Сивест", которая к тому времени успела приобрести у нескольких акционеров, в том числе и сына Гаазе около10% "Сити". За "Сиветом" стоял Юрий Шефлер - известная фигура в российском бизнесе. В начале 90-х его контора под названием SPI зарегистрировала под себя почти все известные марки советских водок. Шефлер собирался стать водочным королем, в чем частично преуспел. Но соискателей на этот пост оказалось слишком много, и потому SPI вскоре лишили прав на все водочные марки (но только на территории России), на Шефлера оформили какое-то уголовное дело, а сам он поспешно слинял за бугор. Я догадывался, откуда Коробков узнал о "Сивесте" и Шефлере. Самый простой, и, наверное, самый правильный ответ заключался в том, что он вместе со своими партизанами сам предложил Шефлеру поучаствовать в скупке. А тот, смекнув, что в "Москва-Сити" вот-вот придут толстые инвесторы и принесут с собой много денег, начал окучивать этот огород.
   Само по себе участие в акционерном капитале компании Шефлеру ничего не дает. Для того чтобы добраться до финансовых потоков "Сити", ему нужно поставить своих людей во главе компании. А для этого сегодня на собрании акционеров его кандидаты должны получить не меньше, чем пять из девяти мест в совете директоров. Я точно знаю, что у "Сивеста" около 36% акций, у Коробкова и его соратников те же 6%, что и раньше, и еще я знаю, что они заключили соглашение о солидарном голосовании по своим кандидатам. У команды Гаазе около 35%, но там рассчитывают, что за их кандидатов проголосует большинство мелких акционеров народного набора. Так что расклад почти равный, даже с учетом того, что 2% из пакета Коробковских друзей досрочно проголосовали налево. Очень может быть, что сегодня "Сити" ждет первая революция за все десять лет ее существования. И наверно, на этом можно будет слепить сенсацию. Побольше - если победит Шефлер, поменьше - если это будет Гаазе.
   Пока я излагал все это дело, основная масса акционеров плавно всосалась в зал заседаний, и потому мне отлично видно Романа. Он уже перестал метаться между регистрационными столами. Наверное, осознал, что сегодня таких ненадежных акционеров, да еще и кандидатов в ревизионную комиссию, регистрировать никто не собирается. Еще через несколько минут он ловит мой взгляд, забирает какие-то бумаги у стоящего рядом парня и идет ко мне.
   - Ну, и как дела? - спрашиваю я, хотя и без комментариев все ясно.
   - Глухо. Сейчас будут составлять официальный протокол отказа в регистрации.
   - А как с пропусками?
   Роман достает из кармана две картонки с логотипом "Сити", на которых написаны фамилии каких-то акционеров и стоит жирная печать "Ависты". Я передаю одну Сашке, другую прячу в карман. Затем записываю телефон Романа, а также его собрата по кидалову с досрочным голосованием, желаю удачи, и иду к ближайшему входу в зал. Вход сторожат парни в галстуках, но мы предъявляем им наши липовые пропуска и проходим без каких-либо проблем. Это забавно. Потому, что если я и похож на мирного акционера, то Сашка на него точно не тянет. Хотя бы потому, что на нем фотоаппарат, кофр с объективами и многокарманный жилет репортера из горячей точки. Я сажусь поближе к президиуму, чтобы видеть алчный блеск в глазах ораторов. Сашка остается где-то позади, искать оптимальные ракурсы для съемки.
   Отчетная часть любого собрания акционеров почти всегда на редкость нудная штука - скучные доклады с демонстрацией диаграмм и разное бла-бла по процедурным вопросам. И в "Сити" поначалу все идет также. Но потом на трибуну выходит Ирина Гаазе. Мощная харизма обрушивается на успевших расслабиться акционеров. Те, кто не смог увернуться, просыпаются и начинают активно строчить записки с вопросами. Гаазе, покончив с зажигательной речью, приступает к ответам. И начинает допускать ошибки, которые могут оставить ее без голосов народных акционеров. Она говорит, что реальная стоимость акций 130-140 рублей за штуку, хотя всему свету известно, что "Атон" предлагал за них по 300-400 рублей. Она говорит, что денег на дивиденды нет. Что прибыль компании упала на 20%, потому что удачных сделок, какие в прежние годы заключали с "Газпромом", теперь уж нет, и больше не будет. И чтобы никто не сомневался, добавляет, что "это медицинский факт". Если бы я был акционером, то, наверно проголосовал за другое руководство. Но пути электората "Сити" неисповедимы. Да и бог с ними. Я продолжаю записывать в блокнот слова и цифры, и заметка натурально обрастает фактурой.
   В общем, все идет свои чередом. И даже жаль, что не очень долго. Проблема нарисовалась вскоре после того, как Сашка приступил к съемкам. Первые двадцать минут он не наглеет и тихо щелкает президиум. Потом начинает работать как всегда - мечется между рядами кресел, насаживает на аппарат объективы один длиннее другого и мерцает фотовспышкой. Эту суету просто нельзя не заметить. Но, наверное, поначалу его принимают за своего. Тем более что по залу уже бродит клерк, запечатлевающий исторические мгновения на бытовую видеокамеру. Только он в цивильном костюме при галстуке и на его безмятежном лице издалека виден штамп "сделано в Сити". В общем, нас быстро вычисляют. К Сашке подходят трое охранников, выдергивают его из кресла и ведут куда-то вдаль в направлении выхода. Меня не трогают, очевидно, опасаясь скандала, который может внести сумятицу в ряды акционеров. Это дает ощущение ложной безопасности, поэтому я поражен почти как громом, когда после объявления перерыва надо мной нависает новая, а может и та же самая партия охранников. Храбрые ребята просят меня пройти вместе с ними. Я настолько деморализован, что даже не спрашиваю, куда и зачем.
   Возле выхода из зала нас ожидает пожилой дядька в типовом костюме охранника и рацией в руке. Судя по всему, это главарь службы безопасности.
   - Покажите ваш пропуск, - требует он строгим голосом.
   - А вы кто такой? - нахально отвечаю я.
   - Я руководитель службы безопасности "Сити" Пашков Александр Васильевич.
   Я вынимаю из кармана свой липовый пропуск и предъявляю его господину Пашкову.
   - Пропуск ваш? - спрашивает он.
   - Похоже, что нет, - ухмыляюсь я.
   - Вы акционер?
   - Нет, но собираюсь им стать.
   - Пожалуйста, предъявите ваши документы.
   Я передаю ему пресс-карту "Коммерсанта".
   - Издательский дом "Коммерсант", Кузьминский Олег Владимирович, старший корреспондент, - Пашков читает вслух, потом еще раз про себя. После этого несколько раз переворачивает пресс-карту, смотрит на пропуск и приходит к закономерному выводу:
   - Вы незаконно проникли на собрание акционеров. Кто дал вам этот пропуск?
   - Нашел на полу, случайно.
   - А ваш фотограф тоже нашел?
   - Нет, просто я нашел два пропуска, и один отдал ему. И кстати, а где мой фотограф?
   - Он отправлен в отделение милиции для составления протокола.
   - Зачем же так круто. Позвоните Ивану Тарханову, он руководит у вас отделом по связям с общественностью. Я думаю, мы урегулируем эту проблему.
   Поразмыслив над моим предложением, Пашков кладет рацию в карман, вынимает оттуда же сотовый телефон и набирает номер.
   - Иван, это Пашков. Да, второй тоже журналист, - он начинает читать по пресс-карте, - Кузьминский Олег Владимирович, старший корреспондент.... Да, хорошо, - Пашков выключает телефон и сообщает мне резюме этого разговора, - вам придется его подождать, вместе с нами.
   В это время раздается звонок моего сотового. Я включаю телефон и слышу голос Сашки:
   - Олег, слушай, я в отделении милиции, здесь в "Космосе". Мне пару раз ткнули, и, похоже, собираются что-то пришить насчет незаконного проникновения на собрание акционеров. Ты как?
   - Все нормально, меня тоже охраняют. Саш, не трусь, я все разрулю.
   - Ты поторопись, а то тут пахнет жареным. Они, знаешь, совсем не любезны, отобрали аппаратуру и хотят, чтобы я засветил пленку.
   - У тебя ведь цифровой аппарат.
   - Знаешь, - голос у Сашки становится немного нервным, - у меня нет никакого желания объяснять им технические детали. Они уже пытались вытащить пленку, но не смогли.
   - Потому что ее там нет.
   - Ну да. Только они мне не верят.
   Меня пробивает на хохот.
   - Это не смешно, - говорит серьезный фотограф, - они ковыряются в аппарате, а ты знаешь, сколько он стоит. И потом, они составляют на меня протокол, и говорят, что если я не отдам им пленку, будут держать в обезьяннике до завтрашнего утра.
   - Держись, - ухахатываюсь я, - помощь близка, черный плащ на большой машинке с восемью колесиками уже мчится тебе на помощь.
   - Пошел ты, - отвечает он и отключается.
   Я кладу телефон в карман и с интересом вглядываюсь в строгие глаза Пашкова.
   - Александр Васильевич, вы что, вместе с залом арендовали и отделение милиции?
   Пашков открывает рот, но отвечать ему не приходится. Звонит его сотовый, и судя по всему, на другом конце никто иной, как Тарханов. Главный охранник молча выслушивает его соображения и ретранслирует их мне:
   - Олег Владимирович, пока решается ваш вопрос, я прошу вас (на самом деле приказывает, сволочь этакая) не покидать фойе и побыть вместе с представителями нашей службы безопасности (в смысле, не вздумай бежать сукин сын).
   Я немного расстроен и слегка напряжен, но ситуация знакомая, как и способ ее решения. Я набираю телефон службы безопасности "Коммерсанта", обрисовываю им ситуацию и прошу прислать помощь. Обычно, это два или три человека в тех же костюмах с галстуком и конкретным понятием насчет того, как именно и о чем разговаривать с представителями правоохранительных органов, криминальных сообществ и корпоративных служб безопасности. Охранники "Сити" слушают мои переговоры с большим вниманием. Не знаю, как их инструктировали, но они абсолютно лояльны - скромно, но с достоинством гуляют со мной по фойе. А когда немного потом я спускаюсь в цокольный этаж, где интенданты "Сити" сообразили временный бар, они даже не следуют за мной, а ограничиваются тем, что блокируют единственную лестницу наверх. В акционерной станции разлива напитков и раздачи бутербродов никакой очереди. Наверно после знакомства с ценниками акционеров сдуло на поиски обеда подешевле. Я выпиваю коньяк, заедаю его бутербродом и кофе, и, как и ожидалось, чувствую прилив оптимизма. Служба эскорта встречают меня на лестнице, и мы дружной компанией выходим в фойе.
   Делать пока нечего. Я сажусь возле окна на батарею отопления, закуриваю и жду развития ситуации. Охранники тем временем образуют вокруг меня что-то вроде треугольника с дистанцией в пять-шесть метров. Акционеры пугливо косятся на это дело и обходят нас по благоразумной траектории. Минут через десять сквозь периметр просачиваются трое миноритариев во главе с Коробковым.
   - А эти здесь зачем? - спрашивает он, косясь на углы треугольника.
   - Меня разоблачили, - отвечаю я, - отобрали ваш липовой пропуск, и сейчас решают, что со мной делать. Фотографа уже отконвоировали в отделение милиции.
   - Круто, - бормочет Коробков. Очевидно, что его радует новая несправедливость менеджмента компании. - Чего еще от них можно ожидать, - добавляет он, теперь уже окончательно уверенный в том, что я его союзник. Но почти тут же в голову ему приходит совсем другая и не такая приятная мысль.
   - А вы сказали, кто дал вам пропуска?
   - Нет, - отвечаю я, наблюдая за его настороженным лицом. - Сказал, что нашел на полу, здесь в фойе. А на кого они выписаны?
   - С этим никаких проблем. Это наши знакомые, у одного двадцать акций, у другого десять. Бюллетени они отдали мне, а на само собрание им наплевать.
   Коробков закуривает сигарету, и после пары затяжек переходит к главному:
   - Олег, а они вас интернировали до заседания или после?
   - Сразу после объявления перерыва.
   - Что-нибудь интересное в зале услышали?
   - В общем, да. Похоже, ваши оппоненты не боятся разочаровать электорат. Акции, по их мнению, переоценены и стоят дешевле, чем за них предлагают. Дивидендов нет и, судя по всему, не будет. При таком гоноре Гаазе должна быть уверена, что ее люди получат большинство в совете директоров.
   - Еще бы ей не быть уверенной, если они голосуют нашими же акциями.
   Коробков продолжает развивать тему с коварным подлогом, но меня беспокоит другое. Я не сомневаюсь, что так или иначе скоро меня отсюда вытурят, и придется ждать результаты голосования на улице или узнавать их по телефону. Скорее всего, второе. Я говорю об этой проблеме Коробкову, и тот клятвенно обещает, что останется на собрании до упора и сообщит его результаты, как только узнает сам. Далее следует сверка телефонов и дружеское прощание. Как раз вовремя, потому что в дверях фойе появляется великий и ужасный Иван Тарханов. Я поднимаюсь и иду навстречу руководителю недружелюбных связей с общественностью.
   - Иван, елы-палы, кто санкционировал этот террор?
   - Вас больше никто не задерживает, - говорит мне Тарханов, возвращая пресс-карту, и кивком показывает охранникам, что и они тоже свободны.
   - Правда? И зачем тогда был нужен весь этот балаган?
   - Олег, вы незаконно проникли на собрание акционеров, мы были вынуждены принять меры.
   - Да? А как насчет незаконного лишения свободы представителя прессы.
   - Олег, это все ни к чему. Вы прекрасно знаете, что не имели права находиться на собрании без аккредитации.
   - А кто мне ее не дал?
   Злобный клерк пронзает меня взглядом.
   - Ладно, Гаазе сказала, чтобы я принес вам от имени компании извинения. Так вот: я извиняюсь.
   - Ну, даже не знаю, простить ли мне вас негодяев.
   - Мне без разницы. А теперь следующее: вы должны немедленно покинуть помещение, арендованное "Сити". И, пожалуйста, заберите в отделении милиции своего фотографа и тех господ, которые за ним приехали.
   - Ладно, - соглашаюсь я, - адье, Иван, и не забудь позвонить, когда проиграете выборы.
   - Мечтай, - последнее слово остается за ним.
   Саша звонит, когда я иду по центральному холлу гостиницы.
   - Ура, меня освободили, - сообщает он, - и вернули аппаратуру. И здесь наша служба безопасности.
   - Я в курсе, - отвечаю я, - отпразднуем возле центрального входа.
   Пришла пора принимать решение. Выбор большой: можно торчать здесь и дальше, можно ломануться на Градостроительный совет мэрии или вернуться к станку в редакции. А можно вообще не принимать никаких решений, а просто позвонить своему непосредственному боссу Лехе Харнасу. Что я и делаю.
   - Леш, охрана "Сити" выперла нас из "Космоса".
   - Отлично, - отвечает он, как будто охрана "Сити" выполняла именно его указание, - я знаю детали. Возвращайся в контору и пиши заметку.
   - Леш, итоги голосования будут не раньше, чем часа через три, может лучше дождаться и узнать, кого изберут в совет директоров.
   - Узнаешь по телефону.
   - Хорошо. Есть еще одно дело, где-то через час начнется Градостроительный совет по поводу "Москва-Сити", может мне стоит туда смотаться.
   - Нет. У тебя еще обзор в "Деньги" и дэдлайн по нему сегодня. Так что пока не сдашь все заметки никаких пресс-конференций, презентаций и прочей пьянки.
   С этим не поспоришь. Остается только залезть в джип службы безопасности и следовать в родную контору. Но перед этим мы еще опрокидываем с Сашкой пару рюмок, наверное, в последнем баре "Космоса", не арендованном "Сити". Храбрый фотограф показывает мне трофей отважного журналиста - копию протокола задержания и рассказывает о двух часах, проведенных в милицейских застенках. В машине мы добавляем из фляжки, закупленной перед отъездом, и продолжаем обмен мнениями по поводу нарушения прав и свобод буржуями из "Сити". В результате я пребываю в контору в слегка расслабленном состоянии. Меня даже как-то ломает подниматься по лестнице на третий этаж. В отделе никого нет, включая Харнаса - пришла пора очередного ланча. Трое коллег обнаруживаются за столиком в редакционном баре. Коля Иванов, Рома Жук и Оля Лихина пьют кофе, курят сигареты и встречают мое появление вялым восторгом.
   - Олег вернулся, - удивляется Оля.
   - Тебя уже выпустили? - сомневается Коля.
   - Он продался, - уверен Рома.
   - Подписался на заказуху, - соглашаюсь я и иду покупать кофе и сэндвичи.
   К тому моменту, когда я возвращаюсь, эта тема выдыхается сама собой.
   - Тебя искал Яковлев, - говорит Оля.
   - И что, нашел?
   - Ха. Я сказала ему, что ты задержан на каком-то акционерном собрании и передан на хранение в милицию.
   - Ну и как, он поверил?
   - Нет, он в курсе, что драма с заложниками завершена, и вас отпустили с миром. Ему нужно, чтобы ты быстро-быстро сдал фотки и графики в "Деньги".
   - Понятно. Это все новости-новости?
   - Нет, Рома разбил машину.
   - Ну, хоть что-то интересное происходит в этом мире. И чья она? - спрашиваю я Рому, почему-то надеясь, что его собственная.
   - Дилер "Опеля", - отвечает он, - взял у них на тест-драйв "Астру" в прошлую пятницу.
   - И как же ты ее угробил?
   - Ехал по Комсомольскому проспекту, по маленькой дорожке. Справа трогается припаркованный мерс, я даже по тормозам дать не успел. Бац, удар - вся правая сторона в гармошку.
   - Значит, на опеле в этом году ты уже не катаешься?
   - Почему? Машина была застрахована, так что все чики-пуки, они уже предложили новую тачку.
   - А ты ее тоже разбей, - советует Коля, - будет сравнительный краш-тест в городских условиях.
   Когда с кофе, бутербродами и последними новостями покончено я, как и просил Яковлев-Яковлев, который есть редактор-редактор "Денег", иду утрясать художественные детали своего обзора в его журнал. Вообще то, у "Денег", как и у "Власти" существует свой штат журналистов. Но они делают только 30-40 процентов заметок. Остальное покрывается за счет корреспондентов газеты, которые по этой причине зовутся сотрудниками объединенной редакции. Формально, объединенные сотрудники за журнальные заметки ничего, кроме положенной им зарплаты, получать не должны. Но где-то год назад в журналы поперла реклама. Учитывая, что она не может занимать большее 40 процентов печатного СМИ, стало расти количество журнальных страниц и, соответственно, количество потребных для журналов заметок. Штаты в "Коммерсе" расширять не стали - этого не сделали, даже когда газета перешла с 16 полос на 24. Но чтобы у объединенных авторов был стимул перенапрягаться, боссы решили дополнительно платить им 75 центов за строчку, в том случае если объем журнала превысит 100 полос. Почему-то при этом за заметки в тематические приложения к газете стали доплачивать доллар за строчку, а за Weekend только 35 центов.
   Родной отдел, под названием "бизнес", почти не пишет во "Власть", но каждую неделю должен сдавать пару заметок в "Деньги". Я вношу свою лепту раз в месяц, заполняя рубрику "Долгий ящик" комплексным обзором по недвижимости: на первое - заметка про цены, которые почти всегда растут, на второе - главные события за прошедший месяц, на десерт - что-нибудь про технологии и прибабахи рынка недвижимости. Рубрику придумал Яковлев, комплексный алгоритм я изобрел сам, а автором производственного цикла стал босс рекламной службы Лера Любимова. В какой-то недолгий момент просветления до нее неожиданно дошло, что рекламодатели от недвижимости, проплачивающие в каждом журнале несколько полос рекламы, хотели бы видеть соразмерное количество текстов про рынок, на котором они работают. В результате рубрика "Долгий ящик", которая до того существовала ad hoc, стала регулярным обзором.
   По утрам в фотослужбе журналами никто не занимается. Но в три часа дня утро заканчивается, и потому я вовремя. Милана, славная и добрая тетка, встречает меня знакомым вопросом:
   - Олег, тебя уже выпустили?
   Я подтверждаю эту смелую догадку, и после разного бла-бла на ту же тему, диктую перечень нужных фоток: строительный котлован с торчащей арматурой, недостроенный коттедж с вывеской "продается", пара "морд" экспертов, пара "морд" ньюсмейкеров и президиум собрания акционеров "Сити", с риском для жизни отснятый Сашей Мерякиным.
   - Что-нибудь еще? - спрашивает Милана.
   - Порнухи нет?
   - Проваливай.
   Сдать графики так же быстро не получится. У художников "Деньгами" занимается Рубен, который из принципа или шутки ради может опустить кривую с ценой квадратного метра на пару сотен долларов. Или подписать три годовые "шайбы" по цементному рынку одним и тем же 2000 годом. Так что этому парню нужно очень внятно излагать, как именно растут цены по новостройкам, вторичному жилью и прочим столь же интересным вещам. И я стараюсь на этот счет изо всех сил. И вроде бы все нормально, Рубен молчит и кивает. Но я знаю, что этот злодей скрывает за маской флегмата, а потому сижу рядом и наблюдаю за процессом, пока последняя линия и последняя цифра не появляются на экране компьютера.
   Развязавшись с этим делом, я возвращаюсь в свой бокс и набираю телефон Коробкова. Он отключен. И бог с ним, нужно заняться текстами в "Деньги". К шести часам я добиваю обзор, большую часть которого слепил за два предыдущих дня, а дальше начинается тревожная пустота. Я еще раз звоню Коробкову, который, похоже, отключил свой телефон навсегда. Потом потерпевшим от заочного голосования Роману и Андрею, результат тот же. После этого я забиваю на гордость и набираю телефон Тарханова, а вернее его автоответчик. Я диктую злобному клерку дружелюбное сообщение о том, что был неправ, думая, что он последняя сволочь, и заканчиваю послание просьбой сообщить результаты голосования по совету директоров, а заодно и свои комментарии. Возможно, он все-таки ответит. Хотя бы для того, чтобы высказать все, что обо мне думает. Затем я звоню в "Сивест" господина Шефлера. Там только секретарша, правда, весьма любезная. Я прошу передать директору конторы Антону Исупову, что жду его звонка по поводу собрания акционеров "Сити". Этот канал запасной, по моим раскладам, звонка Исупова можно ожидать только завтра.
   Тем временем на информленту начинают ползти сообщения о результатах Градостроительного совета по поводу "Москва-Сити". Лужок повелел передвинуть участок под мэрию и Мосгордуму подальше от реки, придумал какую-то архитектурную чушь насчет того, что небоскребы столичной администрации должны напоминать зубцы кремлевских башен, а еще лучше букву "М", и что-то там ляпнул насчет переименования "Москва-Сити" в "Великий посад". Я откладываю телефон и начинаю бегло стучать по клавишам компьютера. Меньше чем за час я набиваю 60 строк про историю "Сити", акционерное собрание и градостроительные новаций мэра. Остается вписать результаты голосования по совету директоров и авторитетный комментарий одного из вновь избранных членов. Я снова набираю телефоны, и снова безрезультатно. В "Сивесте" уже нет ни только Исупова, но и его секретарши. Мобильный Коробкова не отвечает, его подельников тоже. Тарханов существует исключительно в виде автоответчика. Я чувствую, как в меня веселым тремором заползает паника.
   - Как творческие успехи? - с беззаботным напрягом откуда-то из-за спины спрашивает Харнас. Я поворачиваюсь, крутанувшись в кресле, чтобы посмотреть ему в глаза и дать честный ответ:
   - Прекрасно, прекрасно.
   - Они не сломали тебя в своих застенках?
   - Небольшой посттравматический шок, но я еще жив.
   Леха переводит взгляд с меня на экран компьютера.
   - Отлично, отлично, а где заметки?
   - "Деньги" уже скинул. "Сити" почти написал, - я бодро улыбаюсь, - но есть проблема. Я не могу получить результаты голосования по выборам в совет директоров.
   - А на кой хрен без них нужна заметка?
   - Вот и я тоже думаю.
   Леха смотрит на меня как на милого и славного ребенка, совершенно неожиданно обделавшегося при всем честном народе.
   - Олег, заканчивай с этой ерундой. Дедлайн в восемь, я жду заметку.
   - Лех, эти сволочи отключили телефоны, - я использую абсолютно неприемлемый аргумент. - Я ведь говорил, что нужно дождаться результатов голосования, - этот аргумент выглядит намного лучше. Но в любом случае результат моей аппеляции известен заранее:
   - Олег, ты ведь сам все понимаешь. Ты взрослый человек, профессиональный журналист. Ты наверняка знаешь, что делать. Работай, в восемь я жду заметку.
   Вот так вот. И что же мне делать? Я звоню, звоню, а потом звоню еще раз. Пусто, время идет. Шлеп, 20.00.
   - Оле-ег! - раздается вопль из персонального закутка Харнаса.
   - Тружусь! - кричу я в ответ.
   Еще один бессмысленный набор всех телефонов. Затем отчаянный ход - звонок конкурентам в "Ведомости".
   - Ален, привет, как дела?
   - Обхохочешься, мы сегодня с Танькой два часа искали, где проходит этот долбанный Градостроительный совет. Представляешь! Сначала на Никитском, потом в мэрии на Новом Арбате, потом в "Башне две штуки".
   - Ну и как совет? - спрашиваю я, поглядывая на часы.
   - Да ничего интересного, будешь писать?
   - Вообще то я пишу про собрание акционеров "Сити".
   Повисает неприятная пауза.
   - А когда оно было?
   - Сегодня.
   - Блин, и что там было?
   Сердце мое падает все ниже и ниже.
   - Честно говоря, я думал узнать у тебя, нас с фотографом оттуда вытурили.
   - Как это?
   - Оле-ег! - раздался знакомый вопль.
   - Ален, извини, дэдлайн поджимает, расскажу как-нибудь потом, - я кладу трубку, думая, кому бы позвонить еще.
   - Оле-ег!
   - Работаю!
   - Где заметка?!
   - Работаю!
   20.10. Я задумчиво смотрю в монитор и меланхолично набираю номер за номером. 20.15. Черт, это просто свинство. Узнать все: кто, как и почему. И не узнать самую малость - чем все это закончилось. Нужно было остаться там. 20.20. Возможно, заметка заявлена на открытие делового блока, тогда дэдлайн сдвигается на девять часов. Но, скорее всего, на полосу компаний, тогда дэдлайн никуда не сдвигается. И в любом случае ее не станут снимать, и значит я точно в жопе. 20.30: "Оле-ег!".
   И вот тут, почти как в рождественском кино, раздается звонок моего сотового. Конечно, это мог быть кто угодно - подружка, кредитор, а также квартирная хозяйка. Но нет, это был он - долгожданный ньюсмейкер.
   - Алло, будьте добры Олега Кузьминского.
   - Я слушаю.
   - Это Антон Исупов, гендиректор "Сивест". Секретарь оставила мне сообщение, вы хотели со мной поговорить?
   Блин, он еще спрашивает!
   - Антон, как закончилось собрание акционеров "Сити"?
   - Для нас удачно.
   - То есть? Кто вошел в совет директоров?
   - От нашей компании - я, Тигран Мальянц, Татьяна Панкратова и Владимир Сухачев. От старого менеджмента "Сити" - Ирина Гаазе, Валерий Силин, Александр Серегин и Феликс Тандилов. Девятым был избран Михаил Коробков. Это независимый кандидат, но вы, наверное, в курсе, что мы заключили с ним соглашение о взаимной поддержке.
   Отлично, я все-таки вылез из ануса. И дэдлайн почти наверняка будет сдвинут, власть в "Сити" переменилась, и это тянет если не на первую, то точно на открытие делового блока. Я быстро задаю вопросы насчет того, когда пройдет первое заседание нового совета директоров, кого "Сивест" будет выдвигать в президенты, и быстро загоняю в текст ответы Исупова. Я все еще продолжаю стучать по клавишам, когда раздается очередной вопль:
   - Оле-е-ег!
   - Конча-а-ю! - кричу я в ответ, и слышу общий хохот и шутки про то, чем мы с Харнасом занимаемся.
   20.45 - я сдаю заметку. Леха не задает никаких вопросов, почти не правит текст и даже не думает об умном заголовке, оставляя первоначальный: "В "Сити" поселились новые хозяева". 20.50, Леха сдает заметку, и в карте номера появляется первая "R", через десять минут заметку сдает рерайт - вторая "R", еще через пять корректор - последняя "R". Одновременно я скидываю в карту номера подпись к фотке. После этого иду в кабинет Харнаса, наливаю из общественных запасов пару пальцев виски и выпиваю это дело одним глотком. Похоже, что я устал, потому что совсем не чувствую опьянения. В мозгах безмятежная пустота, и это тревожный симптом, который нужно осмыслять в другом месте.
   Бар "Слимс" находится в ста метрах от конторы и половину денег собирает за счет пересохших мозгов журналистов. Я отправляюсь делать свой взнос его кассу, но с этим приходится притормозить. На улице мой взгляд натыкается на Петю Рушайло, который сидит на скамейке паркового ансамбля конторы в окружении пустых пивных банок. Петя пьет мало и редко, а потому зрелище необычное. Я подхожу поближе, чтобы разглядеть подробности и сообщить ему что-нибудь доброе, но он и без того счастлив.
   - Я сегодня сдал десять полос в "Деньги", - говорит Петя, блаженно улыбаясь, и протягивает мне свежую банку пива.
   Петя - финик, то есть корреспондент отдела финансов, и, судя по всему, он вымучил очередное приложение про портфельные инвестиции и прочий финансовый вздор. Такой подвиг достоин уважения. А потому я сажусь рядом и принимаю предложенный мне дар.
   - Я сегодня тоже сдал "Деньги". Шесть полос, - примазываюсь я к его успеху после нескольких глотков.
   - Молодец, - говорит Петя абсолютно серьезно.
   Наверное, теперь мне следует произнести спич про то, что настоящих королей на этом свете только двое - он да я. Но скамейка не тянет на трон и на улице прохладно, а потому я не чувствую вдохновения. А раз так, то допиваю пиво, желаю Пете всех благ и оставляю его в полноценном одиночестве медитировать с десятью полосами и десятью банками.
   В баре Сева Козицын и Сергей Коляда гоняют киями шары, медленно пьянеют и вынашивают чудовищные планы того, как именно и где зажечь весельем ничего не подозревающую Москву.
   - Давай с нами, - говорит Сева.
   - Будет весело, - убеждает Серега.
   На самом деле Сева и Сергей безобидные клоуны, и если что и зажгут, то потушить будет не сложно. Но у меня никаких идей насчет того, чем занять этот вечер и потому я решаю присоединиться. Первая точка программы - клуб "Шестнадцать тонн", в котором PR-агентство "Михайлов и партнеры" устраивает вечеринку для журналистов.
   Когда мы прибываем на место, Михайлов-party уже в самом разгаре. На входе любезные менеджеры раздают бейджы с именами и помечают всех прибывших в списке. Потом, очевидно, пускают по следу своих ребят, которые находят и окучивают нужного корреспондента на предмет теплых взаимоотношений с их клиентом. Внутри обычная суета возле бара, в дансинге "Несчастный случай", в зале пиарщики за работой и журналисты после нее. Я забираю в баре скотч, тарелку с сэндвичами и сажусь рядом с Катей Самойловой, менеджером "Михайловых", почти год снабжавшей меня пресс-релизами, интервью и сувенирами ипотечного банка "ДельтаКредит".
   - Как дела? - спрашиваю я, зная наверняка, что "Михайловы" потеряли контракт с "Дельтой" и общих дел у нас уже нет.
   - Нормально, собираюсь увольняться.
   - Давно пора. И куда теперь?
   - Еще не знаю, но здесь больше не хочу. Ты про наши порядки слышал?
   - Тотальный контроль вплоть до цвета трусов?
   - Вроде того, - Кате хочется рассказать подробности, но здесь не самое удачное место. - Ладно, черт с ними, - решает она, - ты то как?
   - Скучаю, скучаю.
   Я допиваю виски и закуриваю сигарету, чтобы получше прочувствовать, как приятно скучать.
   - Говорят, что хочешь запустить в "Коммерсе" новое приложение, - говорит Катя.
   - Правда? - я удивлен известностью своих планов.
   - Скажи сам.
   - Пытаюсь запустить.
   - И что это будет?
   - "Business to Business" по строительству. Глянец формата A3, такой же, как Weekend и "Спорт", но только раз в месяц.
   - Здорово. И когда оно начнет выходить?
   - Может и никогда. Боссы не хотят напрягаться с новыми проектами, им и так неплохо.
   - Ну и черт с ними.
   - Верно.
   Пришла пора менять пустой бокал на полный. Я отправляюсь в бар, где меня отлавливает следопыт "Михайловых".
   - Извините, а вы не Олег Кузьминский? - спрашивает милая девушка, так и не найдя бейджа ни на одном из предметов моей одежды.
   - Он самый.
   - Очень приятно, меня зовут Мария Кузнецова, я сейчас работаю с PricewaterhouseCoopers, мы могли бы поговорить?
   Именно этого мне сейчас совсем не хочется.
   - Маша, я не думаю, что в этом есть смысл. "Прайсы" - это клиенты отдела финансов, я работаю в "бизнесе" и занимаюсь недвижимостью.
   - Но мне сказали, что вы брали у них интервью.
   - А-а, понятно, - я чувствую, что, наконец, начинаю пьянеть. - Маша, этого больше не повторится.
   - Почему?
   - Ну, потому, что это был случайный эпизод, и потом у них скучные комментарии. И еще, - я подыскиваю решающий аргумент, - нудная процедура их согласования.
   Мария хочет поспорить, но я нет. Соглашаемся на ничью - меняемся визитками и расстаемся друзьями. Когда я возвращаюсь в зал, Кати уже нет, зато появляются коллеги, в том числе Ромка и Коля.
   - Ну, и как здесь, зажигают? - спрашивает Рома, опрокидывая стакан с водкой.
   - Давай проверим, - отвечаю я, делая то же самое со своим виски.
   Зажигают как-то хило, танцпол забит народом, но угара нет. Мы возвращаемся в зал, по пути пополнив запасы спиртного. За столом кроме Коли уже Сева и Коляда, а также финик Пряхин и общее чувство неудовлетворенности происходящим процессом.
   - Поехали в центр, - предлагает Сева.
   - В центр чего? - спрашивает Коля.
   - Города, - решает Сева после некоторых сомнений.
   Совершенно очевидно, что кондиции достигнуты, и пора потратить энергию в каком-нибудь демократичном месте. Выбор падает на "Джао Да", потому что сегодня там "Ундервуд" и Пряха хочет прослушать трагический хит про Гагарина. И еще потому, что рядом запасной "Запасник" (что пробивает Севу на смех) и немереное число прочих клубов, подходящих для буйного веселья.
   Пряха ошибается, в "Китайском летчике" нет "Ундервуда", зато там есть "Пепси". Зал уже пропитался безбашенными припевами, и потому угара навалом. "Парни, музыка, наркотики", - требуют девчонки из "Пепси". "А-а-а-а!" - ору я в ответ вместе с толпой. И праздник движется по нарастающей. Сергей и Сева регулярно подносят текилу блоками по шесть стопок, а "Пепси" - пронзительные песни про несбывшуюся любовь и про то, что и хрен с ней. И я чувствую, как меня заполняет беспечная радость, без всяких колес и прочей химии. Но рано или поздно все кончается, и концерты пополам с беспечной радостью тоже. И немного потом, оглушенный прикосновением к большому искусству и большому алкоголю, я возвращаюсь к реальности. Реальность оказывается стойкой бара и пустым стаканом передо мной.
   - Я не вижу проблем, пойдем, сделаем этих мерзавцев, - голос Ромы доносится откуда-то издалека, хотя он и сидит рядом со мной. Очевидно, что я пьян и что назревает какой-то конфликт.
   - Давно пора, - говорю я, и поворачиваюсь в противоположную от Ромы и разных конфликтов сторону. С другой стороны сидит девушка, которая прихлебывает пиво и смотрит на меня с любопытством.
   - Привет, милая - говорю я ей, - и как тебя зовут?
   - Лена, - улыбается она, - и ты меня уже спрашивал.
   - Правда? - улыбаюсь я в ответ и приглашаю ее потанцевать. Мы отлично попадаем в такт, и несмотря ни на что, мне не удается уронить ни ее, ни себя, ни нас обоих сразу.
   - Вы неплохо смотрелись, - говорит Рома, когда мы возвращаемся в исходное положение возле стойки.
   - Я знаю.
   - Ну что, пойдем, разберемся с мерзавцами? - снова настаивает этот параноик.
   - С какими? - спрашиваю я.
   - Откуда мне знать. Это ведь ты сказал, что на тебя тут наехали какие-то молокососы.
   Похоже, праздник действительно удался. Лена говорит, что минут двадцать назад и в самом деле был какой-то конфликт. Но не настолько серьезный, чтобы помнить о нем так долго.
   - Ну, тогда еще по одной? - спрашивает Рома, и я соглашаюсь.
   - Здорово ты написал про эти паркинги, - убеждает он после того, как мы опрокидываем в себя по стопке.
   - Это ведь ты написал, - возражаю я.
   - Я про себя и говорю.
   - А-а.
   - Хватит хвастать, негодяи, - раздается сзади голос Коляды, которого подводят к нам под руки две девчонки. - Я уже сказал Ире, - он кивает направо, - и Юле, - кивает налево, - что мы знаменитые журналисты.
   - Вы действительно журналисты? - спрашивает та, что слева.
   - Нет, - отвечает Рома, - мы корреспонденты.
   - А в чем разница? - спрашивает та, что справа, но Рома не успевает ответить, потому что появляется Пряха.
   - Если прямо сейчас я не найду себе девчонку, то поеду снимать проститутку, - угрожает он и требует у бармена водку.
   - А это тоже корреспондент? - спрашивает Ира или Юля.
   - Я не тоже, - обижается Паша, - я не просто корреспондент, я специальный корреспондент.
   - А в чем разница?
   Пряха пускается в подробные объяснения, из которых становится ясно, что специальный - это намного круче обычного, после чего предлагает девушке продолжить обсуждение этой темы на танцполе. Тем временем мир вокруг начинает тускнеть, а звуки терять свою отчетливость. Но почему-то кажется, что апофеоз еще впереди. Все становится на свои места, когда к нам присоединяется Коля вместе с Севой и ключевым вопросом этого вечера:
   - Ну и где мы будем купаться? - спрашивает он.
   - Мы едем на побережье, - отвечает Рома.
   - На побережье! - подхватывает Сева с щенячьим восторгом, хотя совершенно очевидно, что он понятия не имеет, о каком побережье идет речь.
   - Вы едите купаться? - спрашивает Лена.
   - Похоже, что да, - отвечаю я, - Поедешь с нами?
   - Нет. Вы славные мальчики, но для меня это чересчур.
   Славные мальчики, за исключением Коляды и Пряхи вываливаются наружу, садятся в "шестерку" Ромы и едут на пляж открывать купальный сезон этого года.
   Я не слежу за дорогой и почти засыпаю, но просыпаюсь еще до того, как мы приезжаем на место. Потому что в какой-то момент происходит остановка и громкий спор насчет того, как двигаться в направлении побережья дальше. Коля и Сева вылезают из машины и предлагают проделать оставшийся путь пешком. Рома не согласен, и я считаю, что он абсолютно прав: это идиотизм - идти пешком, если можно ехать на машине. Эти двое настолько пьяны, что убеждать их в принятии рациональных решений бессмысленно. Но мы с Ромой пробуем настоять на своем, и это приводит к странным последствиям. Эти психи теряют контроль, они в открытую заявляют, что нас нужно связать. В ответ Рома нажимает на газ, и только тут до меня доходит, что оставшийся путь до Москва-реки - это склон с углом градусов в сорок, а может и пятьдесят. Я был неправ, конечно, нужно было идти пешком. Бум! Бах! Ух ты! Черт, я здорово подпрыгнул, и даже ударился о потолок. Но трагедии не случилось. И, как и следовало ожидать, мы прибываем на побережье намного раньше наших пеших друзей.
   - Я должен был вымыть свои покрышки в Москва-реке, - говорит Рома.
   - Я где-то слышал этот лозунг, - отвечаю я.
   - Я тоже, - признает Рома, открывает багажник и вытаскивает из него бутылку водки и коробку с пиццей. После этого на побережье появляются Коля и Сева, которые поздравляют нас с удачным и идиотским спуском.
   Я абсолютно уверен в том, что не хочу купаться, тем более в холодной воде. И я подозреваю, что не одинок в этой мысли. Но в конечном итоге все настоящие журналисты раздеваются и бросаются в воду. Все, кроме Ромы выныривают, крича разнообразный мат, отражающий наш восторг. Рома выныривает намного позже всех метрах в пятидесяти от берега. Сволочь этакая, мы натурально подумали, что он уже утонул.
   Купание в холодной воде очень даже бодрит. После этой процедуры водка пьется особенно быстро, но от этого не становится теплее. Похоже, что Рома завез нас в гиблое место: здесь нет ни муниципальных щитов с надписью "Купаться запрещено", ни покосившихся скамеек, ни других следов цивилизации, пригодных для разжигания костра.
   - Ты знаешь, как отсюда выехать? - спрашивает Коля.
   - Нет, - отвечает Рома, - но у меня есть карта.
   Как ни странно, карта ему помогает, и полчаса спустя мы уже на Волоколамском шоссе, где-то неподалеку от нашей конторы. С меня довольно приключений. Я вылезаю из машины и желаю всем приятного утра. Через пару минут возле меня тормозит такси, а еще через полчаса я дома. Еще один бессмысленный день подошел к своему бессмысленному концу. Ну и хрен с ним, решаю я, почистив зубы и упав в постель. После чего засыпаю глубоким бессмысленным сном.
  
  

2

   Пробуждение мучительно, но не настолько, чтобы забить на все и снова заснуть. Звонит телефон, и, наверное, уже давно. Я включаю трубку и слышу голос Харнаса.
   - Олег, привет. Ты как, проснулся?
   - Ну да.
   - Отлично. Ты ведь знаешь Карташова?
   - Да. Цемент, был правой рукой у Штернфельда.
   - Точно, и его вчера грохнули.
   - Блин, опять. Они что там, совсем сдурели.
   - Ну, я не знаю, спроси у них сам.
   - И как это все было?
   - Его машину расстреляли где-то в Одинцовском районе около одиннадцати часов.
   - А его самого?
   - Ха. Ладно, Олег, я опаздываю на редколлегию. "Преступники" отработают ментов, там, по-моему, Леня Беррес. С тебя все остальное. Так что давай сюда, и за работу.
   Теперь я точно просыпаюсь и вспоминаю, что сегодня утром в "Мариотте" пресс-конференция банка "ДельтаКредит". И что именно там я собирался позавтракать.
   - Леш, прямо сейчас не выйдет. У меня прессуха "Дельты": новые ипотечные продукты и разное бла-бла про перспективы рынка.
   - Во сколько?
   - В двенадцать.
   - А ты знаешь, сколько сейчас?
   Я смотрю на часы, и вижу, что уже 11.15.
   - Знаю, - отвечаю я.
   - Хорошо, только не зависай там.
   Я использую аспирин, душ, кофе и свежую рубашку, после чего становлюсь почти как новенький.
   До "Мариотт-Тверская" можно дойти пешком, поэтому я опаздываю не больше, чем на полчаса. В зале руководство банка и человек пятнадцать журналистов. Общими усилиями они уже преодолели вводную часть и приступили к вопросам и ответам. Я не принимаю участие в процессе, потому что пытаюсь прочитать пресс-релиз и осознать глубинную суть мероприятия. Дочитать до конца не удается, потому что очень скоро следует финальный призыв PR-менеджера "Дельты":
   - Пожалуйста, еще вопросы, - предлагает она голосом аукциониста и обводит зал взглядом. Цену никто не подымает.
   - Если вопросов больше нет, то мы просим вас пройти в соседний зал, где будет предложен фуршет, и можно будет продолжить общение в неформальной обстановке.
   Вчерашние глупости еще дают о себе знать, поэтому я беру бокал вина, а заодно полную тарелку закусок. Затем направляюсь со всем этим к столику корреспондента "Ведомостей" Тани Рютиной.
   - Бедняжка, - говорит она мне, - ты опять пришел слишком рано, пришлось ждать фуршета целых двадцать минут.
   - Я что-нибудь пропустил? - спрашиваю я.
   - Половину пресс-конференции.
   - Да ладно, все первую половину они наверняка зачитывали пресс-релиз.
   - Ну, не только.
   - А что еще?
   - Прочитаешь завтра в "Ведомостях", - смеется она.
   - Что прочитаю? - смеюсь я.
   - Ладно, Олег, расслабься. Сенсаций не было. Хотя, стоило бы тебя проучить.
   - За что?
   - Хотя бы за наш вчерашний просос с "Сити". Знаешь, не очень приятно, когда с утра пораньше тебе вставляют насчет того, почему "Коммерс" написал про это долбаное собрание акционеров, а "Ведомости" нет.
   - Просто звери. Они тебя отшлепали?
   - Да пошел ты. Лучше расскажи, как узнал, кого там выбрали в совет директоров.
   - Позвонил Исупов, чтобы поделиться триумфом. И это было очень вовремя, я уже просадил дэдлайн и хотел наложить на себя руки.
   - А перестань, ты их тех циников, что не воспринимают работу всерьез.
   Я собираюсь поспорить, но в этот время к нам походит Влад, корреспондент "Времени новостей", а также обладатель бокала с пивом и тарелки с тарталетками.
   - Привет, коллеги, - говорит Влад.
   - Привет, - говорит Таня.
   - Привет, - говорю я, - как прессуха, сенсаций не было?
   - Вот гад, проверяет, - удивляется Таня.
   - О чем это вы? - спрашивает Влад.
   - Не обращай внимания.
   - Ладно, - пожимает плечами Влад. - В общем, ничего интересного. Они начинают выдавать кредиты на покупку загородных коттеджей. На сенсацию это не тянет.
   - Ты прав, - соглашаюсь я.
   - Отписываться будешь?
   - Бриф в газету строк на пятнадцать. Может быть два-три абзаца в "Деньги" или "Коммерс-Дом".
   Влад доволен, он тоже не хочет лепить из этого полноценную заметку, но у него есть сомнения:
   - А это действительно первый банк, который будет кредитовать покупку коттеджей?
   - Нет, это первый банк, который устроил по этому поводу пресс-конференцию, - я пробую пошутить, но Влад не слышит.
   - Да, и они собираются давать кредиты под недостроенные коттеджи, - продолжает он, сверившись с релизом, - под 22% годовых.
   - Интересно, где "Дельта" собирается искать клиентов на такие проценты, - говорит Таня.
   Я тоже начинаю думать о перспективах загородной ипотеки и еще о том, что их следует обсудить с президентом "Дельты" Николаем Шитовым, которого за соседним столиком допрашивает корреспондент Moscow Times. И это правильная мысль. Я беру в баре еще один бокал вина, и сменяю представителя англоязычной прессы.
   - Николай, пара вопросов.
   - Да, Олег, конечно.
   - Насчет процентных ставок: 18% годовых на готовый коттедж и 22% на строящийся - это не слишком круто?
   - Олег, мы проанализировали спрос. У людей есть потребность в таких кредитах, и они готовы платить высокие проценты, на самом деле. И потом, вы ведь понимаете, что в этом сегменте рынка у нас пока нет конкурентов. Потребительские кредиты - не в счет, там небольшие суммы и нужен дополнительный залог или гарантии поручителей. А ипотечные, - Николай загибает кавычки двумя пальцами, - кроме нас на коттеджи никто не предлагает. И в ближайшие полгода, а может и год не предложит.
   - Значит, пенки снять успеете.
   - Точно.
   Я продолжаю спрашивать - об условиях предоставления кредитов, о займах "Дельты" во "Всемирном банке", и под конец пытаюсь раскрутить Николая на какой-нибудь инсайд из увлекательного мира ипотеки. Но ничего не выходит - мир ипотеки пребывает в застое.
   Таня подбрасывает меня до конторы на своей машине.
   - Сегодня никакой новой подлости не приготовил? - спрашивает она на прощанье.
   - А как же, - отвечаю я, - кровавая драма на рынке стройматериалов. Расстрелян бывший заместитель бывшего директора.
   - Да пошел ты, - слышу в ответ знакомый лозунг.
   - И тебе, - желаю я, после чего вылезаю из машины и, помахав рукой, иду к станку.
   Карташов действительно бывший заместитель бывшего директора толстого холдинга со звездным названием "Штерн-цемент". Впрочем, "Штерн-цемент" уже тоже бывший. Несколько месяцев назад холдинг купил Филарет Гальчев и по быстрому переименовал его в "Евроцемент", наверное, чтобы не грустить о бывшем владельце и отце-основателе этой конторы Владимире Штернфельде. Штернфельд был боссом Карташова, и их обоих начали выпихивать из компании еще до заключения сделки. Штернфельд не хотел продавать холдинг имени себя, а вот его старинные друзья и партнеры хотели. Кончилось все тем, что на очередном собрании акционеров партнеры сблокировались с миноритариями и сняли Штерфельда с поста президента. Вслед за ним с должности зама по финансам слетел Карташов. Но в конечном итоге Штернфельд получил свою долю от продажи акций, и потому обижаться не стал. Карташов вообще не участвовал в акционерных делах, а после своего увольнения и в делах компании. И поэтому его убийство не вписывается ни в какие расклады.
   Наверное, дело в плохой карме. Или в плохой ауре. А аура в "Штерн-Евроцементе" еще та. Предшественник Карташова на посту главного финансиста пару лет назад получил три пули в заднее место. Это было чем-то вроде намека, причем не ему лично, а миноритарному акционеру - фонду Russia Partners, который поставил его на должность. После этого аура лучше не стала, и при Гальчеве совсем обалдела - на прошлой неделе повесился вице-президент Виктор Островлянчик, по поводу чего мне пришлось отписывать заметку. А теперь нарисовался новый сюжет.
   Гальчев. Был главным угольным трейдером страны - толкал уголек и с большой прибылью. Но около года назад продал свою компанию "Росуглесбыт" Группе МДМ, потому что там тоже очень сильно попросили. После этого вложился в цементный бизнес. Ну и что? Что ему до бывшего менеджера, уволенного еще до того, как он купил холдинг. Тупик, но без версий заметка не прокатит. И значит надежда только на всезнающих мудрецов, отрабатывающих свой хлеб в директорах цементных компаний. Что-нибудь подскажут, off record.
   Но прежде чем звонить, я открываю информленту и смотрю сообщение об убийстве. Там почти ничего интересного: около 23 часов в деревне Бородки Одинцовского района на пороге своего коттеджа был убит..., на месте преступления найдены три гильзы калибра ..., сотрудники милиции считают, что преступление носит заказной ..., контрольный выстрел и бла-бла-бла. Но один факт все-таки прояснился - Леха ошибся, машина Карташова не пострадала.
   Я начинаю прозвон цементников с тех, кто всегда знает больше всех. Но в Lafarge-Россия нет никаких версий. Володя Ростунов потрясен бессмысленностью этого акта вандализма не меньше, чем я. Он выслушивает подробности и обещает сообщить, если что-нибудь узнает. Телефон Штернфельда отключен. То же самое с директорами еще двух цементных компаний. Ладно, пришла пора пообщаться с "Евроцементом", хотя бы для того, чтобы получить официальную цитату с выражением недоумения и сожалений в связи с трагическим происшествием. Пресс-секретаря компании Сергея Мещерякова нет. Трубку берет какой-то мужик, который не представляется, но любезным голосом спрашивает, в чем дело. Я зачитываю ему сообщение "Интерфакса" и прошу дать какой-нибудь комментарий. Как и следовало ожидать, он берет тайм-аут и обещает перезвонить через полчаса. Тем временем в боксе появляется назначенный мне в соавторы "преступник" Леня Беррес. Он садится в соседнее кресло, и с довольной ухмылкой наблюдает за провалом моих переговоров.
   - Привет, - говорю я.
   - Привет, - отвечает Леня, - ну и как, ты уже раскрыл это убийство?
   - Сейчас, только высморкаюсь.
   - Ха. Тебе нужны подробности, как его грохнули?
   - Мне нет, но ньюсмейкерам будет интересно.
   - В общем, он приехал домой на своем "мерсе", вместе с женой и сыном. Жена и сын зашли в дом, а он пошел проверять рабочих, которые что-то там строили. Когда возвращался, возле входной двери его уже ждали. Пистолет был с глушителем, никто ничего не слышал, стреляли три раза...
   - Ладно, остальное я знаю, - я торможу Лёню, потому что в голову приходит еще один источник. Я достаю блокнот и нахожу телефоны бывших партнеров Штернфельда - Добрушкина и Юхновича. И звоню первому по списку.
   - Да?
   - Борис Семенович, добрый день. Это Олег Кузьминский, "Коммерсант".
   - Да, Олег, здравствуйте.
   - Борис Семенович, вы слышали про убийство Карташова?
   - Кирилла Карташова?
   - Да.
   - Как.... И когда это случилось?
   - Вчера вечером, около одиннадцати часов, - я начинаю бегло излагать подробности, но Добрушкин меня останавливает.
   - Олег, этого не может быть. Я говорил с ним по телефону сегодня утром.
   Вот так вот. Мне требуется очень много секунд, чтобы осознать новые аспекты ситуации.
   - Забавно, - говорю я, чтобы что-то сказать. - И во сколько это было?
   - Часов в десять-одиннадцать.
   - Похоже, произошла какая-то накладка, - оправдываюсь я.
   - Да, похоже, что так. Олег, вам дать мобильный Карташова?
   - Спасибо, у меня есть.
   Я кладу трубку и поворачиваюсь к Берресу.
   - Леня, а как все-таки зовут убиенного вчера Карташова?
   - Не помню, Николай или Дмитрий, а что?
   - Похоже, что это совсем не мой клиент. Потому что моего Карташова зовут Кирилл. И потом, он был жив и здоров еще три часа назад.
   - Блин, а кого же они тогда подстрелили?
   - Не знаю, не знаю, - меня разбирает смех, потому что вместо знакомой ухмылки на лице Берреса растерянность и досада. И еще потому, что предстоит позвонить Карташову, и спросить его, жив он или мертв. В этот момент и раздается звонок телефона.
   - Олег? - спрашивает Карташов очень живым голосом.
   - Здравствуйте, Кирилл, - отвечаю я настолько бодро, насколько способен. Чтобы у него не было сомнений в собственном благополучии.
   - Олег, мне сказали, что вы спрашивали о моем убийстве.
   - Да. Кирилл, извините, произошла ошибка. Судя по всему, это был однофамилец, и мы решили, что покушались на вас.
   - Олег, я жив и здоров.
   - Да я уже понял.
   - А кому вы успели сообщить о м-м моей гибели? - спрашивает он после паузы.
   - Пока только Добрушкину и Ростунову из Lafarge. До Штернфельда я не дозвонился.
   - Что значит пока?
   - Ха-ха-ха, - меня все-таки пробивает на смех. - Извините, Кирилл, я просто оговорился. Разумеется, я сообщу им об ошибке. С Добрушкиным, вы, наверное, уже говорили. В Lafarge я позвоню прямо сейчас.
   - Олег, в принципе, у меня претензий нет. Но вам бы все-таки стоило проверять информацию. Могли бы, например, позвонить мне.
   - Знаете, я не думал, что кто-то ответит.
   - Ладно, проехали. Олег, а кто все-таки был убит?
   - Сейчас выясняем.
   Мир и дружба восстановлены. Я обещаю сообщить подробности, когда их узнаю, а Карташов диктует мне новый телефон Штернфельда, наверное, для того, чтобы я не ошибся после следующего покушения.
   - Это, я так понимаю, жертва вчерашнего убийства? - спрашивает Леня.
   - Он самый.
   Похоже, что я отделался от заметки, и Лене нужно искать нового соавтора. Приятные размышления на этот счет прерывает появление Ромы и Ольги.
   - Олег, привет, как искупался? - смеется Оля.
   - Нормально.
   - Леня, а ты что у нас делаешь?
   - Ищу труп.
   - У Олега под столом.
   - Ха-ха-ха, хо-хо-хо, - у Оли и Ромки веселое настроение. Вслед за ними появляется Коля и у него тоже рот до ушей.
   - Ладно, - говорю я Берресу, - давай, ты все же пробьешь, как зовут этого Карташова, и где он работал. Тогда и решим, что делать.
   - Ладно, - Леня снова начинает ухмыляться, - я пошел.
   В боксе по-прежнему смех и веселье. И причина не столько в прогулке на побережье, сколько в ее продолжении. После того, как меня высадили на Волоколамке, Рома смог совершить еще один подвиг. На пересечении с Ленинградским шоссе его "шестерку" тормознула милиция. Менты проверили документы и пришли к выводу, что Рома пьян. Рома так не считал, и, чтобы развеять глупые сомнения в своей трезвости, согласился проследовать для медицинских тестов в отделение милиции. Там его попросили дыхнуть в трубочку, и результаты оказались ошеломляющими - Рома был абсолютно трезв. Вторая проба дала те же результаты.
   - Надо уметь дышать, - доволен собой Рома.
   Я не успеваю отдать должное его таланту, потому что появляется Беррес.
   - Этого мужика зовут Иван, - говорит он, - и он работал заместителем гендиректора в ОАО "Росуглесбыт".
   Вот так вот. Я снова ударяюсь в размышления, потому что это та самая компания, которую Гальчев продал МДМ. Но размышляю не долго, потому что мне не с чего напрягаться. Потому что угольные дела - не моя епархия.
   - Пойдем, переведем стрелки, - говорю я Берресу и направляюсь в кабинет Харнаса.
   - Ну что, где заметка? - спрашивает Леха, как будто до дэдлайна десять минут, а не четыре часа.
   - В жопе, - отвечает ему Леня.
   - Они грохнули другого Карташова, - поясняю я. - Моего зовут Кирилл, а того, которого убили - Иван.
   - Блин. Ну, и кто этот Иван и чем он занимался? - Харнасу нужна новая жертва.
   - Углем. Он работал замом генерального в "Росуглесбыте". В том самом, который Гальчев продал МДМ.
   Наверное, у Лехи тоже перегорает пара предохранителей, но в конечном итоге он принимает правильное решение: тема переходит от меня к куратору угольных разрезов и промышленной химии Диме Бутрину.
   - А что там с "ДельтойКредит"? - спрашивает Харнас, определившись с убийством.
   - Они начинают кредитовать покупку загородных коттеджей. Строк десять-пятнадцать в колонку ведомостей.
   - Ладно, - соглашается он.
   Спустя пятнадцать минут я забиваю текст насчет "Дельты" в карту номера, и как-то вдруг понимаю, что больше ничего не должен делать. Разве что, позвонить Ростунову и сообщить об ошибке. Насчет "Евроцемента" я не беспокоюсь. Бутрин известит людей Гальчева, что их контора в любом случае при делах, и потребует явку с повинной. И если им повезет, они смогут отстоять презумпцию невиновности.
   На всякий случай еще раз смотрю почту и ленту новостей. Пусто. Можно пойти в спортзал накачать ослабленную мускулатуру и принять душ. Можно навестить "Слимс" и устроить себе полноценное похмелье. Но я выбираю третий путь. Потому что пришла пора подумать о финансовом благополучии и карьерном росте.
   Через полчаса я пересекаюсь в чил-ауте с Максом Черниговским. Макс забавным образом совмещает в конторе должность корреспондента со статусом юридического консультанта, а также является моим компаньоном в перспективном начинании по запуску нового проекта "Коммерсанта". Идея в том, чтобы сделать еще одно цветное приложение к газете, дать ему потрясающее название "Коммерсант-Строительство" и заработать на этом немного денег. В принципе, в "Коммерсанте" уже есть приложение по недвижимости - "Коммерсант-Дом" - стандартный глянец газетного формата, рассчитанный на покупателей квадратных метров. Наша версия рассчитана на продавцов. Содержание должны заполнить заметки про суровые будни компаний, про правила игры на рынке недвижимости и про то, где и как можно их нарушать с наибольшей прибылью. Издатели называют такие проекты "Business to Business" или "B to B" и предпочитают ими не заниматься. Потому что потребители товаров и услуг по идее эти издания не читают, ergo - в них не будут давать рекламу, и проект наверняка прогорит.
   Но у меня на этот счет свои расклады. Во-первых, в Москве каждый десятый имеет отношение к бизнесу, связанному с недвижимостью, а потому спрос на новое чтиво будет. Во-вторых, на рынке немало ушлых потребителей, которых проблемы строителей, риэлтеров и прочих контрагентов интересуют не меньше, чем заметки про сезонный рост цен, пентхаусы и ландшафтный дизайн. А значит, будет и реклама. Но главное - контора не собирает всю рекламу по недвижимости, которую могла бы собрать. "Коммерсант-Дом" выходит шесть раз в год, хотя рекламодатели готовы светиться в нем чаще. И не только в нем, но и в любом новом приложении по недвижимости, которое будет выходить в "Коммерсанте". Я уверен в этом, потому что обсуждал перспективы проекта с пиарщиками и директорами компаний. И еще потому, что есть неплохой пример для подражания - год назад конкуренты из "Ведомостей" добавили к старому приложению "Недвижимость" два новых и уплотнили график их выхода. В результате поток рекламы вырос в той же пропорции, что и общее количество номеров. "Ведомости" стали собирать на глянцах по недвижимости не меньше миллионов долларов в год, "Коммерсант" на своем "Доме" - как и в прежние времена не больше пятисот тысяч. А может даже и меньше.
   В общем, идея неплохая, но поначалу боссы не захотели пускать ее в дело. Рекламная служба не верила, что "B to B" соберет рекламу. А если бы и поверила, ничего бы не изменилось. Потому что, как оказалось, в настоящий момент "Коммерсант" ни морально ни физически не готов вкладывать деньги в новые проекты. По крайней мере, собственные деньги. Когда до меня дошел этот фундаментальный принцип редакционной политики, в проекте появился новый смысл. Раньше это была благая идея на пользу работодателя, теперь это был способ заработать деньги лично для себя. В общих чертах план заключался в том, чтобы привлечь к этому делу компаньонов с деньгами, оплатить "Коммерсу" запуск приложения, а взамен получить процент от рекламы. Обсудив это дело с коммерческим директором конторы, я даже поверил, что план реальный. Нашлись и желающие поучаствовать в этом деле деньгами. Но дальше начались проблемы - цифры и условия сделки вытанцовывались с большим трудом, несмотря на помощь моего юридического компаньона.
   - Ну и что, у нас есть прогресс? - спрашиваю я Макса после обмена приветствиями и прочего бла-бла.
   - Я встречался с Филенковым. В общем, как и договаривались - глянец формата А3, одно приложение в месяц, тираж - 50 тысяч, Москва и область.
   - А что насчет контента?
   - Контент Филенкова не интересует, он, как ты знаешь, буковки не читает. Этот вопрос еще надо будет согласовывать с Васей. Если его устроит и B to B и концепция в целом, мы снова пойдем к Филенкову, утрясать детали и подписывать договор.
   В этом нет ничего нового, я отлично знаю, что обо всем и со всеми еще нужно договариваться. И с Павлом Филенковым, который есть коммерческий директор конторы, и с Андреем Васильевым (для простоты именуемым Васей), который есть шеф-редактор, а заодно и генеральный директор. И, кроме того, с Лерой Любимовой, которая есть босс рекламной службы, а заодно и жена Филенкова.
   - Насчет договора, - спрашиваю я, - все, как ты предлагал?
   - Нет, мы не сможем стать совладельцами приложения. "Коммерсант" не будет делать специально под него компанию, и выделять нам в этой компании долю. Филенков говорит, что такие варианты больше не проходят - главный акционер не хочет никаких совладельцев.
   - Понятно. И как выглядит вариант "Б"?
   - Рекламное агентство. Мы регистрируем ООО и получаем эксклюзивные права на продажу рекламны в "Коммерсант-Строительстве".
   - И с какой радости нам их отдадут?
   - Мы предоставим гарантию, что будем продавать не менее пяти полос рекламы в каждом приложении. Если продаем меньше, то весь недостающий объем выкупаем за свой счет.
   - Лихо. И что взамен, кроме эксклюзивных прав?
   - Двадцать пять процентов от всей проданной рекламы.
   - И Филенкова это устраивает?
   - В общем, да.
   Стремный какой-то вариант, и вряд ли в нем все срастется.
   - Ладно, и как мы будем получать свои проценты? - спрашиваю я.
   Рекламодатели заключают договор с нашим агентством. Мы оставляем себе двадцать пять процентов в качестве комиссионного вознаграждения, остальное перечисляем "Коммерсанту".
   - А как насчет тех, кто будет звонить в "Коммерсант" чтобы заключить договор напрямую.
   - Пусть заключают. Все останется в силе, просто мы будем получать свои проценты не с рекламодателя, а с "Коммерсанта".
   - Ясно.
   Что-то все слишком гладко, где-то наверняка есть подвох. Я говорю об этом Максу, и мы начинаем проверять все снова, пункт за пунктом:
   - В каждом номере мы продаем не меньше пяти полос рекламы.
   - Да, - соглашается Макс, - и это даст не меньше 40 тысяч долларов. Себестоимость номера около 20 тысяч, так что "Коммерсант" в любом случае в прибыли.
   - А мы получаем десять тысяч из этих сорока?
   - Да, если соберем пять полос рекламы. Мы ведь их соберем?
   - Соберем. Месяца через три после старта сможем выйти на восемь, а потом может и больше.
   - Тогда все нормально.
   - А на какой срок будет договор с "Коммерсантом"?
   - Я хотел на три года, но, наверное, выйдет только на год.
   - И тогда, если реклама пойдет, "Коммерсант" откажется его пролонгировать.
   - Скорее всего.
   Отлично, по крайней мере, один подвох есть.
   - А как ко всей этой комбинации относится наш инвестор?
   - Нормально. Это, конечно, не так интересно, как быть совладельцем, но все равно интересно. Тем более что при таком раскладе он вкладывает в проект на порядок меньше, чем в первом варианте.
   - А что насчет гарантии, которую наше агентство должно предоставить "Коммерсанту". Речь о банковской гарантии?
   - Да, банковская гарантия на стоимость пяти полос во всех 12 номерах, то есть на 360 тысяч плюс НДС. Никаких проблем, мы ее предоставим.
   Я пытаюсь осмыслить и прокалькулировать это дело. Вроде бы все нормально. "Коммерсант" страхует себя от возможных убытков и через год получает раскрученный и прибыльный проект. Наверное, это стоит того, чтобы пожертвовать нам 25 процентов. Конечно, миллионами здесь не пахнет, но тысяч двести заработать можно. Учитывая договоренность с инвестором, нам с Максом перепадет сотня. Три-четыре годовые зарплаты корреспондента на каждого.
   - Есть еще одни нюанс, - Макс возвращает меня в наши дни и сопутствующую им бедность. - Не должно быть перетока рекламы из "Коммерсанта-Дом" в "Коммерсант-Строительство".
   А вот и второй подвох.
   - И кто и как будет это отслеживать?
   - Рекламная служба "Коммерсанта". Если кто-то из прежних рекламодателей не возобновит контракт на "Коммерсант-Дом" и при этом заключит контракт на "Коммерсант-Строительство", мы с этого ничего не получим.
   Пару минут я просчитываю варианты, но засады как будто нет.
   - Нормально. Перетока не будет.
   - Тогда мы в деле.
   - Похоже, что так. И еще, - вспоминаю я, - твой инвестор в курсе, что все риски его, и если реклама вдруг не пойдет, убытки за его счет?
   - Убытков не будет. Если рекламы окажется меньше, чем нужно, они поставят в номер свою.
   - Отлично, тогда надо встречаться с Васильевым, утрясать с ним насчет контента и получать отмашку.
   - Его сейчас нет в Москве. Он в Лондоне у Березовского и вернется не раньше воскресенья, - Макс сверяется со своим ежедневником. - Давай в понедельник.
   - Давай, - соглашаюсь я.
   Заседание совета директоров закончено. Президент и вице-президент пожимают друг другу руки и преисполненные надежд на лучшее будущее возвращаются в свои корреспондентские боксы. Я вдохновлен открывающимися перспективами, причем настолько, что заново редактирую концепцию приложения, а вслед за ней загоняю в компьютер перечень рубрик, список потенциальных тем и даже конгениальные идеи насчет дизайн-макета. Самозабвенный труд продолжается часа два или три, пока не появляется спонтанное ощущение, что я сочиняю какую-то бессмыслицу, вроде ценового обзора в "Деньги". А пошло оно в зад, решаю я, и направляюсь в каморку папы Харнаса, из которой уже раздается смех и звуки разливаемых напитков. Очевидно в честь успешной сдачи номера и прибывшего из отпуска Петра Сапожникова.
   Если в отделе "бизнеса" есть полезные традиции, то одна из них - это пара бутылок, привозимых сотрудниками из дальних поездок. Поэтому в кабинете Харнаса кроме его самого, Сапога и Ромы имеется свежий Баллантайн и Джонни Уокер.
   - О, Олег, - Харнас уже глотнул и потому необыкновенно весел, - твою "тенденцию" перенесли с понедельника на четверг, так что можешь расслабиться.
   - Здорово.
   - Еще бы. Ты мне завтра что-нибудь напишешь?
   - Не знаю. Толкачев устраивает неформальное общение на тему "Земля в Москве как собственность".
   - Здорово. Ты спроси его, как там федералы приватизируют московскую землю. Может он расскажет тебе еще на одну заметку. И еще на один судебный иск.
   - Он что, с нами судится? - интересуется Рома.
   - А то, - говорит Леха, - Олег оскорбил его честь и достоинство.
   - Хулиган.
   - Да, завтра еще презентация коттеджного поселка, - вспоминаю я. - Большой, навороченный и строится акционерами "Вимм-Билль-Данна".
   - В "Дом", - отвечает Харнас именно так, как я и предполагал.
   - В зад, - требует Рома и приканчивает свой Баллантайн. Затем наливает новую порцию, и этот процесс возвращает его мысли к причине появления виски.
   - Петя, а где ты все-таки был? - спрашивает он.
   - В Египте.
   - Это я знаю. В Шарме или Хургаде?
   - В Хургаде.
   - И как там, нормальная выпивка по-прежнему только в Duty free?
   - Да, и только в первые два дня после прилета, потом в Duty free не обслуживают.
   - Мерзавцы. И как же ты там выжил?
   - Ты знаешь, а я адаптировался к египетскому алкоголю. Ну, конечно, не ко всему. Этот их местный суррогат типа виски-джин-водка пить не стоит. Но пиво и вино когда холодные - вполне. Конечно, тоже не супер, но пьется нормально, тем более что инклюзив.
   - Так вот в чем дело. Ты пристрастился к этому пойлу, потому что оно было бесплатным. Это недостойно российского гражданина.
   - Это просто позор, - поддерживаю я.
   - Это патология, - Рома собирается продолжать, но Сапога спасает появление Оли.
   - Ой, Петенька вернулся, - радуется она. - Как отдохнул?
   - Пил поганое египетское вино, потому что на приличную выпивку было жалко денег.
   Раздается общий смех, и тема умирает.
   - Наверное, я что-то пропустила, - жалеет Оля.
   Я вспоминаю, что тоже кое-что пропустил.
   - А что там с убийством Карташова? - спрашиваю я Харнаса. - Мои цементные друзья отмазались?
   - В легкую: "Евроцемент" не имеет никакого отношения к ОАО "Росуглесбыт" и к проблемам его менеджеров. И знаешь, так оно и есть на самом деле. Это чисто угольные дела, и Гальчев из них уже вышел.
   - Это насчет однофамильцев? - спрашивает Оля.
   - Да, - отвечает Леха.
   - Смешно получилось.
   - Было бы еще смешнее, если бы мы прощелкали, что это другой мужик.
   - А что, запросто, - считает Оля. - После ночных купаний и тяжелого похмелья - запросто.
   - Насчет купаний, - интересуется Рома, - мы едем на природу отмечать мир-труд-май и выходной день?
   - В эту субботу, - говорит Харнас.
   - И что это будет? - Оля встревожена, - опять "Химки-2" и культурный отдых в бессознательном состоянии?
   - Вот именно, - подтверждает Рома.
   Я не принимаю участие в дальнейшем обсуждении этой темы, потому что в боксе надрывается мой сотовый.
   - Ало.
   - Привет, - слышу я знакомый голос.
   - Привет.
   - Ты меня узнал? - спрашивает славная девушка Вики из веселого, но далекого прошлого.
   - Да Вик, узнал.
   - Какие планы на вечер?
   - Ты в Москве?
   - Ага.
   - Давай сходим в кино и трахнемся.
   - Да, черт побери, романтика.
   - Я пошутил. Ты знаешь, где ресторан "Трам"?
   - Да, подвал "Ленкома".
   - Сможешь подъехать через час?
   - Уговорил, - смеется она.
   - Вик, я рад тебя слышать.
   - Сможешь и увидеть, если не опоздаешь.
   Я действительно рад. Светлые воспоминания о беззаботных днях, пикники под солнцем и прогулки под луной, теннис-пенис и рейды по кабакам и клубам. Почти как в песне - она была моей женщиной, и мне ничего больше не было нужно.
   Я не опаздываю. Я даже приезжаю чуть раньше и успеваю приступить к напиткам.
   - Что пьешь? - спрашивает Вики после поцелуя и сигаретной затяжки.
   - Мартини, сухой. А ты?
   - Белое вино.
   Мы делаем заказ, потом несколько глотков и начинаем весело смотреть друг другу в глаза, прямо как в прежние времена.
   - И где ты теперь? - спрашиваю я.
   - Там же - Орландо, Флорида. Сашка паяет для америкосов электронику, а я хожу по магазинам и смотрю телевизор.
   - Да, это счастье.
   - И не говори.
   - А как модельный бизнес, что-нибудь получилось?
   - Нет. Я пробовала пару месяцев, но там с этим слишком много проблем.
   - Ну и черт с ним. Скучаешь?
   - Иногда. Я даже подрабатывала переводами, просто от скуки. Сашка зарабатывает нормально, денег хватает.
   У меня появляются грустные мысли о том, что мне денег, напротив, не хватает. Причем постоянно.
   - А ты как, - спрашивает Вики, - по-прежнему строчишь заметки?
   - Да, иногда даже во сне.
   - Это настолько интересно?
   - Нет, это настолько отвратительно.
   - Представляю, - она улыбается. - И как карьерный рост, ты преуспел?
   - Да, не так давно я был произведен в старшие корреспонденты.
   - Это что-то вроде старшего лейтенанта?
   - Нет, скорее что-то вроде ефрейтора.
   Вики смеется:
   - Не унывай, ефрейтор. В Штатах журналист, тем более в национальной газете - это очень круто.
   - Правда?
   - Да.
   - Жаль, что у меня нет грин-карты.
   - Жаль, что у тебя вообще ничего нет.
   Официант приносит деликатесы с театральными именами. В полупустом и полутемном зале тихо играет музыка, на проекционном экране мелькают кадры какой-то немой комедии и на столе романтично горит свечка. Наверное, поэтому после вина и богемных закусок мы переходим на коньяк и кофе, а потом просто на коньяк.
   - Олег, мне там надоело, - говорит Вики. - Там абсолютно нечего делать, только барбекю по выходным. Можно еще загорать и купаться, что конечно приятно. Но только вначале, потом все меньше и меньше. Потом становится очень грустно оттого, что время идет и ничего не происходит.
   - Заведи детей.
   - Еще успею. И потом сейчас не лучшее время.
   - Проблемы с гороскопом?
   - Вроде того, - она задумывается. - В общем, Сашка стал дурить.
   - И что за дурь - кокс, таблетки?
   - Да ну тебя, - Вики пихает меня своим кулачком в плечо. - Просто у него крыша едет, стал скандалить, сцены какие-то устраивать, или просто молчит и пьет пиво на пару со своим компьютером. Наверное, помешался на работе. Знаешь, я уехала, чтобы посмотреть, как мне будет без него. Может быть лучше, чем с ним.
   - Ты ему так и сказала?
   - Нет, сказала, что еду повидать предков.
   - Наверное, он сильно удивится, если ты не вернешься.
   - Или обрадуется, - Вики становится грустной. - Олег, по моему мы надоели друг другу, и я не знаю, что мне делать.
   - Это твоя жизнь, - вспоминаю я фразу из какого-то фильма, - и ты можешь ее изменить.
   - Да ну?
   - Точно.
   Нас пробивает на смех, а заодно и на следующую порцию коньяка.
   - А что с твоей жизнью? - спрашивает Вики.
   - Она тоже полна страданий, я день и ночь пишу заметки, остается только пара часов, чтобы выпить и проспаться.
   - Что, в самом деле?
   - Я слегка преувеличил.
   - Ладно, в любом случае оно того стоит - новые места, новые лица, четвертая власть и все такое.
   Я вспоминаю, что мне тоже так казалось.
   - Это иллюзии, - говорю я. - Вначале думаешь, что творишь историю, потом просто заполняешь карту номера. Лица одни и те же, места тоже, никакой романтики.
   - А как же специальные репортажи из гущи событий?
   - Специальными репортажами занимаются специальные корреспонденты.
   - А ты?
   - А я делаю работу-труд по сбору информации, и ее изложению в письменном виде.
   - Да ты просто клерк.
   - Точно.
   - Да еще с маниакально-депрессивным синдромом.
   - Это почему?
   - Потому что заметки снятся.
   После такого диагноза нужно выпить еще. Хотя мы и без того близки к состоянию, в котором принимаются исключительно важные и судьбоносные решения.
   - Олег, - говорит Вики, - я знаю, в чем наша проблема.
   - В чем?
   - Мы живем неправильно. Не так, как должны жить.
   - Другой бы спорил.
   - Но есть выход.
   - Правда?
   - Да, давай изменим жизнь к лучшему, вместе.
   - Давай. А каким образом?
   - Очень просто. Я брошу Сашку, а ты свою работу.
   Я не успеваю подумать над ответом:
   - Давай.
   - Точно?
   - Нет, - я вспоминаю о своем издательском проекте. - Я сейчас не могу.
   - Почему?
   - У меня там нарисовался один гешефт - новое приложение к "Коммерсанту", можно будет срубить штук пятьдесят.
   - Да черт с ними, срубишь в другом месте.
   Точно, думаю я, и в пьяной голове начинают мелькать другие места, наполненные большими деньгами и беззаботной жизнью.
   - А пошло оно все на хрен, - решаю я. - Я готов к новой жизни.
   - Ты мой герой, - поддерживает Вики мой революционный дух. - Поехали, отметим. Где-нибудь, где музыка погромче.
   Полный вперед. Мы садимся в такси и едем сквозь центр, пока на пути не попадается "Папа Джоунс". Час пик уже прошел, публика рассосалась и танцпол почти пустой. Мы выпиваем еще и дожидаемся, когда писк-жопей меняет электронный бам-бам на мелодичную серию a-la Moby и прочий фарфор. Я обнимаю Вики одно рукой за талию, другой за ее симпатичный зад, и мы начинаем медленно покачиваться, иногда изгибаясь, и иногда трогая друг друга губами в такт музыки и всплеска гормонов. И время течет медленно, как во сне, пока новый бам-бам и не возвращает нас к реальности.
   - Пора переходить к финальной стадии, - говорит Вики.
   - Пора, - говорю я.
   Мы допиваем то, что недопили и едем ко мне. И любим друг друга, как-то нежно и по-дружески, страраясь доставить друг другу удовольствие, причем почти так же сильно, как и самим себе. А потом засыпаем без всяких признаков маниакально-депрессивного синдрома.
  
  

3

   Я просыпаюсь от звонка телефона. Телефон мой.
   - Олег?
   - Да.
   - Доброе утро, это Андрей Паньковский из ДСК-1.
   - Да, Андрей Александрович.
   - Олег, вы ничего не слышали, что там сейчас происходит в Стройкомплексе мэрии?
   - У Ресина?
   - Да.
   Я начинаю активно соображать, что там у них может происходить, но в голову так ничего и не приходит.
   - Нет, Андрей Александрович, вроде бы ничего нового.
   - Олег, а вы могли бы подъехать сегодня ко мне?
   - Да, конечно, во сколько?
   - В два часа.
   Я вспоминаю про прессуху и презентацию и понимаю, что в два не получается:
   - Андрей Александрович, а нельзя пораньше, скажем в двенадцать?
   - Лучше в одиннадцать.
   - Хорошо.
   Я выключаю телефон и вижу, что Вики смотрит на меня с довольной улыбкой.
   - Так-так, - говорит она, - кто-то стал ренегатом и снова принялся за старое.
   - Я был вчера пьян и безумен, а потому принимал неадекватные решения.
   - Значит, работу бросать не будешь?
   - Не сегодня.
   - Умница, я тоже передумала. По крайней мере, пока.
   Время поджимает, уже начало десятого. Поэтому душ и завтрак проходят в ускоренном темпе. Вики тоже торопится, потому что договорилась пересечься с кем-то из знакомых.
   - Что насчет вечера? - спрашиваю я, когда мы выходим на улицу.
   - Ничего, я сегодня уезжаю к родителям в Нижний.
   - Надолго?
   - Дня на три-четыре.
   Я разочарован, совместный уикенд и сопутствующие ему радости отпадают. Пикник, устраиваемый трудовым коллективом, снова становится актуальным.
   - Поездом? - спрашиваю я.
   - Ага.
   - Проводить?
   - Да ладно, не напрягайся. Делай работу-труд, я позвоню, когда вернусь.
   Мы прощаемся и едем в разные стороны, в прямом и во всех прочих смыслах. Я даже ощущаю легкую грусть, причем почти всю дорогу до ДСК-1.
   В кабинете Паньковского кто-то есть, секретарша просит меня подождать, что я и делаю, развалившись в кожаном кресле и размышляя о возможных причинах его звонка. Вообще то, в ведомстве Ресина может происходить до фига всякого разного, задевающего интересы ДСК-1. Компания строит в городе больше всех прочих и почти половину строит по муниципальному заказу, поэтому любой чих в мэрии может стоить ей несколько миллионов. Вполне возможно, что дело в каком-то локальном конфликте, который не потянет и на самую маленькую заметку. Но это вряд ли. Паньковский в курсе, что "Коммерсант" - это не строительный бюллетень, и потом, он не стал обсуждать свои новости по телефону, а пригласил меня к себе. И значит, действительно происходит что-то серьезное. И одно из двух: либо у Паньковского есть информация, и он заинтересован в том, чтобы я ее опубликовал, либо у него нет какой-то информации, и он надеется, что сможет получить ее с моей помощью.
   Я жду не больше пяти минут. Паньковский встречает меня крепким рукопожатием и широкой улыбкой, знакомит с какими то менеджерами, расточая дифирамбы в мой адрес, затем выпихивает их из кабинета и переходит к делу.
   - Олег, вы ведь в курсе, что ликвидируется несколько управлений Стройкомплекса?
   Я вспоминаю, что пару месяцев назад было распоряжение Лужкова на этот счет. Возглавляемый Ресиным городской "Комплекс архитектуры, строительства, реконструкции и развития", он же КАСРР или Стройкомплекс, должен пережить структурную перестройку - какие-то подразделения будут упразднены, какие-то образованы вместо них.
   - Да, в курсе, - говорю я, - создается новый департамент, кажется, градостроительной политики, и ему будут переданы функции прежних управлений.
   - Да, в общих чертах все так. И что вы по этому поводу думаете?
   - Пытаются уравновесить департамент инвестиционных программ Краснянского, - я предлагаю старую версию, уже не сомневаясь, что дело в чем-то другом. - Я отписал по этому поводу небольшую заметку, месяца два назад, когда вышло распоряжение насчет образования департамента.
   Паньковский размышляет над моими словами, а может быть над тем, как сообщить мне свою новость. Верным оказывается второе:
   - Олег, а вы знаете, что Воронин уволен, и в новом департаменте он работать уже не будет?
   Воронин руководит или руководил одним из управлений Стройкомплекса и попутно лоббировал интересы компании "Главмосстрой". Для этой конторы это неприятный сюрприз, но и только.
   - У него, по-моему, были какие-то проблемы со здоровьем, - говорю я.
   - Да, но говорят, что будет уволен и Балакин.
   Это уже намного интереснее. Балакин рулит в оперативно-распределительном управлении КАСРР, а также является владельцем компании СУ-155. Ключевая фигура в команде Ресина и в отличие от Воронина находится в добром здравии и расцвете жизненных сил. Для того, что бы его уволить должны быть веские причины, и тут к гадалке не ходи, СУ-155 перешло кому-то дорогу. Если, конечно, все это не слухи.
   - Андрей Александрович, а насколько это реально?
   - Не могу сказать точно, но тут есть еще одно обстоятельство. Я не знаю, может вы в курсе, недели две назад была уволена Ирина Сергеева.
   Ай да Паньковский, сыпет новостями как Дед Мороз подарками. Сергеева - заместитель Балакина и вообще монстр рынка - пару лет назад она пробила глобальное соглашение панельных строителей с мэрией - город дает площадки, строители платят за это долей в построенном жилье. Увольнение такой серьезной тетки само по себе событие, даже если ее шеф усидит на своем месте.
   - А вы не знаете, по какой причине ее уволили? - спрашиваю я Паньковского. - И вообще, что означают все эти увольнения, состоявшиеся и будущие?
   - Олег, был бы рад вам помочь, но сам теряюсь в догадках, - Паньковский смотрит на меня кристально искренним взглядом. - Но такому журналисту, как вы, наверное, нетрудно будет узнать, что там происходит на самом деле.
   Я все же делаю еще пару попыток получить какую-нибудь версию. Без шансов, Паньковский говорит только то, что считает нужным. То есть намного меньше, чем знает на самом деле. Впрочем, и так понятно, что в Ресинской конторе попользуются этой реформой, чтобы слегка почистить кадры. Интересно под кого расчищают поляну, и Паньковского, похоже, беспокоит тот же вопрос. И еще больше его беспокоит, сможет ли ДСК-1 занять на этой поляне удачное место.
   - Да, Андрей Александрович, новости действительно интересные, - я понимаю, что больше мне из него ничего не вытянуть. - Спасибо за информацию, я обязательно этим займусь.
   - Рад, что смог вам помочь.
   На всякий случай я прошу его дать официальный комментарий по поводу структурных изменений в КАСРР. Паньковский делает благоразумное заявление, что новый департамент это, конечно, хорошо, но пока не понятно насколько. Цитата есть, и на сегодня этого достаточно. Я обещаю позвонить, если что-то узнаю, еще раз говорю спасибо, и на этом аудиенция заканчивается.
   В Дом журналиста, где должна пройти прессуха Толкачева, я приезжаю слишком рано. Мне еще нужно убить кучу времени, и я пытаюсь сделать это с пользой для дела - звоню инсайдеру в мэрию. Звоню удачно, человек "изнутри" подтверждает, что Воронина уволили и что могут уволить еще кого-нибудь из людей "Главмосстроя". Насчет Сергеевой точно ничего не известно, но основная версия увольнения - конфликт с Еленой Батуриной, которая есть владелец компании "Интеко", а заодно и супруга столичного мэра. У Балакина те же проблемы, и судя по всему, по тому же поводу. И, наверное, поэтому он спрятался от всех в персональной больничной палате, и не вылезает из нее уже несколько дней. В общем, контента навалом. Остается спокойно, не торопясь во всем разобраться, взять комментарии у фигурантов и слепить из этого красивую заметку.
   Я доволен, почти как ребенок, который нашел интересную игрушку. И что особенно приятно, игрушку никто не отберет, потому что пресс-релизов по поводу своих увольнений ребята из КАСРР рассылать не будут. А сами по себе конкуренты из СМИ об этой истории узнают не скоро.
   Я выхожу на улицу, чтобы выкурить сигарету, и сразу натыкаюсь на самого главного конкурента, он же Сергей Жарков, он же главный редактор приложений "Ведомости-Недвижимость".
   - Привет, - говорит Серега.
   - Привет, - говорю я, - пришел на прессуху?
   - Ну да, только до прессухи еще полчаса. Ты как насчет пива?
   Я поддерживаю насчет пива, тем более что из летнего ресторана во дворе Дома журналистов можно наблюдать за центральным входом, и значит, приезд Толкачева мы не пропустим.
   - Я вообще то хотел послать сюда кого-нибудь из девчонок, - Серега напоминает, что у него теперь есть свой штат сотрудников.
   - И чего не послал?
   - Газеты же завтра нет, пусть расслабятся.
   Я вспоминаю, что были благословенные времена, когда "Коммерсант" как и "Ведомости" выходил пять раз в неделю, и я тоже мог не напрягаться по пятницам. И это не единственная несправедливость - в "Ведомостях", в отличие от "Коммерсанта" заметки по недвижимости отписывает сразу несколько человек.
   - И сколько у тебя сейчас ставок? - спрашиваю я.
   - В приложениях три - я, Аленка и Катя. Танька Рютина числится в газете.
   - Какая разница, вы ведь все пишите и туда и туда.
   - В общем, да, только теперь я за прососы в газете не отвечаю.
   - Я все удивляюсь, как тебе удалось раскрутить боссов на такое пополнение.
   - Ты знаешь, вначале я сам удивился. Сказал, что нужен еще один человек, это когда Таньку брали, мне говорят, ладно. А когда запустили второе приложение, я просто реально понял, что не успеваю и нужны еще люди. Но тогда уже реклама поперла, поэтому с новыми ставками проблем не было - сколько нужно столько и бери.
   - У тебя сейчас три приложения?
   - Да, "Жилой фонд", "Стены бизнеса" и "Зарубежная недвижимость".
   - Больше ничего запускать не собираешься?
   - Ты знаешь, был разговор c Дубиком насчет того, чтобы сделать еще и "B to B". Но я надеюсь, что он передумал. Если еще и четвертое приложение будет, вообще труба, я и с тремя еле справляюсь.
   Разговор становится все более интересным.
   - А реклама в новые приложения у тебя пошла сразу? - спрашиваю я.
   - Ну, со "Стенами бизнеса" вначале были проблемы, вернее одна проблема - журнал Commercial Real Estate. Они напрягли консалтинговые компании - Stiles, Noble Gibbons, Colliers и JLL, чтобы те заключили с ними что-то вроде эксклюзивного соглашения. Компании дают рекламу только в их журнал и в обмен получат большую скидку и что-то там еще. Сам понимаешь, что без этой четверки на рынке коммерческой недвижимости рекламы много не соберешь. Так что в начале да, пришлось покрутиться. Ну а потом они посмотрели один наш номер, потом второй, потом я уломал Серегу Рябокобылко дать рекламу Stiles, а после этого она пошла и от всех остальных, куда им было деваться.
   - И как с рекламой сейчас?
   - До фига, не меньше пятнадцати полос в каждом номере. Я запарился делать заметки, чтобы она не вылезала за 40 процентов.
   - Слушай, а ты бонусы какие-нибудь с рекламы получаешь?
   - Нет, я на зарплате. Только кто мне будет платить зарплату, если в приложениях не будет рекламы.
   - Верно.
   - А что у тебя? - спрашивает Серега, - я слышал, тоже собираешься что-то запустить?
   - Если получится.
   - Коммерческая недвижимость?
   - Нет, "B to B".
   - А почему не коммерческая, у вас ведь в "Доме" только жилье?
   - Потому что у меня нет рекламодателей на офисы и ритейл, и теперь понятно почему. А без рекламы, как ты сам сказал, мне никто зарплаты платить не будет. Про бонусы я вообще не говорю.
   - Ну, удачи тебе.
   Мы запиваем этот тост большим глотком пива, и в этот момент во двор Домжура въезжает машина с флагом на номере. Из машины, как и следовало ожидать, вылезает Толкачев и заходит внутрь здания. Мы бросаем свои пивные кружки и устремляемся следом за ним.
   Внутри нас ждет большой сюрприз. Неформальное общение с первым заместителем столичного мэра будет совсем неформальным. В том смысле, что оно будет проходить не в мраморном зале, где обычно устраивают пресс-конференции, а в ресторане в цокольном этаже. Директор Домжура лично встречает дорогих гостей. Столы сдвинуты в один большой, сверху скатерть-самобранка с горкой из напитков и закусок. Я впечатлен, на такое радушие чиновников пробивает не часто.
   Толкачев садится во главе стола и после нескольких слов про то, как он рад всех нас видеть приступает к изложению своего видения земельных проблем в Москве. Я слышал эту речь с разными вариациями несколько раз. Но все равно внимаю ей с большим старанием, потому что кроме обычного бла-бла Толкачев может упомянуть какой-нибудь стоящий факт из жизни больших цифр. В Москве он руководит Комплексом имущественно-земельных отношений и по большому счету решает три задачи: собирает деньги с арендаторов городской недвижимости, душит регулярные попытки несознательных элементов приватизировать столичную землю и ведет позиционную войну с федералами - за памятники архитектуры, земельные участки и субвенции, полагающиеся Москве за исполнение столичных функций. Толкачев - дядька умный и знающий, но в последние полгода стал ходить слух, что Лужок им недоволен, и что его увольнение не за горами. Я тоже недоволен Толкачевым, из-за судебного иска, который он вчинил в мой адрес.
   В принципе, поводов для этого дела у первого зама мэра было навалом. В последнее время я писал о нем либо ничего, либо только плохое. Позитивные заметки про имущественный комплекс Москвы никак не удаются. Когда Толкачев рапортует, что перевыполнил план по сбору арендных платежей, как-то само собой пишется, что он сам же этот план и составлял, и цифры в нем были ниже плинтуса. А когда показатели плана растут, и Толкачев заявляет, что теперь все будут платить по рыночным ставкам, автоматически получается заметка про то, что мэрия лишает СМИ и общественные организации обещанных льгот по арендной плате. Ну и так далее в том же духе - мужик из сил выбивается, дает прессуху за прессухой, а я каждый раз порчу ему всю малину. И иногда даже чувствую угрызения совести, если она действительно есть.
   С толерантностью у Толкачева все нормально, но до известного предела. На одном из мероприятий он все-таки сорвался, обозвал меня "есть тут у нас один журналист", и пообещал разобраться в суде по поводу подтасовки фактов. Обещание так бы им и осталось, но тут случилась еще одна прессуха, на этот раз по поводу приватизации земли, затеянной какой-то компанией при поддержке федерального министерства имущественных отношений. Толкачев, понятное дело, был против. Помимо прочего он как-то вскользь намекнул, что минимущество что-то дешево приватизирует в Москве землю, и что замминистра Сергей Моложавый, наверное, не без корысти. Я оформил эту мысль отдельным абзацем, и в результате между Толкачевым и Моложавым случился недолгий, но бурный конфликт. От обоих мне передали большой привет, а Толкачев добавил к нему судебный иск об оскорблении чести и достоинства. Иск абсолютно бесперспективный, потому что если чья-то честь и пострадала, так это Моложавого. И подан был этот иск, наверное, только для того, чтобы отмазаться от претензий замминистра. Как бы там ни было, личные контакты в результате этой истории пострадали не сильно. И тот и другой злились недолго, потому что в этом все равно не было никакого смысла.
   Вступительная речь Толкачева длится минут двадцать, и если в ней есть что-то интересное, то это заявление о том, что Минимущество отдает Москве в счет столичных субвенций аэропорт "Внуково". В общем, новость стоящая, но я не уверен в том, что настоящая. Мэрия выпрашивает у федералов аэропорт уже больше года, а потому не исключено, что Толкачев просто выдает желаемое за действительное. В любом случае, я отмечаю эту информацию, продолжая запивать салат белым вином, и намереваюсь ее уточнить, наверное, уже после горячего.
   Тем временем директор Домжура протискивается между столом и стенкой поближе к Толкачеву и произносит поздравительный спич по поводу награждения последнего орденом святителя Макария какой-то там степени, которым его удостоила патриархия за успехи в деле просвещения народных масс. Я присоединяюсь к аплодисментам, размышляя о том, что в последнее время Толкачева стали награждать слишком часто, прямо как перед выходом на пенсию. То орден от правительства, то орден от патриарха. Но круче всех монгольская медаль Пограничной славы третьей степени, которую вручал специально прилетевший представитель МВД Монголии. Наверное, у Москвы и там не без земли и имущества.
   Коллеги приступают к вопросам. О земле почти не спрашивают. Больше всего их почему-то интересуют успехи имущественного комплекса по транспортировке в Москву списанной подлодки, предназначенной для плавучего музея военно-морских сил. Толкачев докладывает, что все трудности по преодолению мелей и шлюзов позади, и завтра или послезавтра лодка будет пришвартована в Химкинском водохранилище. Затем начинает увлеченно рассказывать, какую именно лодку они так долго буксировали через полстраны, что там у нее внутри и как она выглядит снаружи. Я вспоминаю, что в его кабинете стоят модели кораблей, висит Андреевский флаг и прочие атрибуты военно-морского флота. И что все это не просто так. Кто-то рассказал мне трогательную историю о том, что Толкачев нашел среди своих предков, то ли в ХYIII, то ли в XIX веке, какого-то прославленного адмирала. И с тех пор в его сухопутной душе не утихает тоска по морю.
   После второй перемены блюд я, наконец, задаю свои вопросы:
   - Олег Михайлович, по поводу аэропорта "Внуково", я правильно понял, что вы договорились с Минимуществом о его передаче в собственность города?
   - Да, Олег, на этот раз вы не ошиблись.
   - Речь идет о федеральном пакете акций?
   - Да, 61 процент.
   - И эти акции пойдут в счет погашения задолженности по субвенциям?
   - Да.
   - И во сколько их оценили?
   - Около полутора миллиардов рублей. Вы можете позвонить Моложавому, - Толкачев ехидно улыбается, - он вам сообщит точную цифру.
   Моложавому придется звонить так и так. Потому что слова Толкачева нуждаются в подтверждении. Пару месяцев назад он тоже заявлял, что договорился с Минимуществом, тогда по поводу раздела памятников архитектуры. И даже дал точную раскладку - сколько зданий Москве, сколько федералам, сколько в совместное пользование. В Минимуществе это дело опровергли, ни о чем таком они не договаривались, и предложенный Толкачевым расклад их совсем не устраивал. В мэрии вообще любят такие шутки. Лужков тоже как-то раз подписал типа согласованный вариант демаркации границ между городом и областью, в котором аэропорт Шереметьево и внешняя сторона МКАД - 45 метров от осевой линии, значились московской территорией. Когда соглашение переслали для подписи областному губернатору Громову, тот натурально испытал глубокий шок. Потому что ничего подобного не согласовывал и спорные территории отдавать не собирался. Так что проверить насчет "Внуково" совсем не мешает.
   Ну а пока я спрашиваю Толкачева, есть ли у московского правительства свой пакет акций аэропорта и когда и как будет погашена остальная задолженность по субвенциям. С этим все в порядке - и акции есть, и задолженность когда-нибудь и как-нибудь погасят. Я записываю цифры и с чувством выполненного долга перехожу к кофе. А потом смотрю на часы. Вообще то время уже три часа и пора перемещаться на презентацию поселка. Но я слегка размяк после обильного обеда, и потому решаю подождать с этим до конца мероприятия.
   На презентацию я приезжаю минут через пятнадцать после ее начала. Таня Рютина тоже здесь, также как и ее ухмылка по поводу моего опоздания. Я сажусь рядом, говорю привет и приступаю к восприятию перспектив коттеджного строительства. Перспективы самые лучшие. Пара акционеров "Вимм-Билль-Данна" - Михаил Дубинин и Александр Орлов решили построить себе загородные дома, а заодно еще двести коттеджей на продажу, чтобы жить в достойном и приятном комьюнити. Поселок назвали "Резиденция Бенилюкс". Лес, речка, три жилых зоны по аналогии с тремя странами Бенилюкса и еще "Амстердам" - рестораны-магазины, сауны-бассейны и прочие инфраструктурные прибабахи. Проект тянет на немереное количество миллионов, и презентация на том же уровне. Ребята арендовали City Hall - здоровенный зал на 27 этаже "Башни 2000" с панорамным обзором Москвы и шестиметровыми потолками. Слайды, буклеты и глянцевый альбом с пасторальными видами на места будущего расселения бельгийцев, голландцев и люксембуржцев. Менеджеры говорят о революционном подходе и большом скачке в новое качество. Потому что уникальная архитектура, ландшафтный дизайн и городской комфорт на свежем воздухе. Но вопросы им задают как-то вяло. Мероприятию явно не хватает помпы, и потому процесс катится к своему завершению очень быстро и без всякого энтузиазма.
   - Надеюсь, в следующий раз вопросов будет больше, - менеджер проекта как-то смущенно улыбается и заканчивает презентацию призывом спуститься на первый этаж в ресторан "Изоле". Чтобы убедиться в наличии фуршета и бесплатного бара.
   - Пойдем, выпьем, - предлагаю я Тане.
   - Нет, Олеж, я за рулем, и мне еще нужно забрать ребенка из детсада.
   - Ладно, увидимся.
   - Давай, пока.
   Я тоже собираюсь свалить, но возле лифта меня догоняет Алексей Вайц - жизнерадостный друг журналистов и продавец пиара оптом и в розницу.
   - Ну как, - спрашивает он, - проект понравился?
   - А ты здесь при каких делах? - удивляюсь я.
   - Я на них работаю. Альбом видел - моя идея, уговаривал их почти неделю.
   Вообще то, фотоальбом с видами голых полей и дремучих лесов - самая идиотская деталь этой презентации. Но я не хочу расстраивать Алексея:
   - Нормальный проект, если все будет так, как они расписывают.
   - Конечно будет.
   Мы спускаемся в ресторан и берем по стакану скотча.
   - Заметку писать будешь? - спрашивает Леша.
   - Да, в приложение.
   - А в газету?
   - Вряд ли, это ведь давно не новость. Всему свету известно, что Дубинин и Орлов продали 3% своих акций в ВБД, чтобы вложиться в коттеджное строительство.
   - Но ведь подробностей раньше не было.
   - Все равно, Леш, только приложение.
   - Ладно, - Вайц вздыхает - он сделал все, что мог.
   - Слушай, - спрашиваю я на всякий случай, - а кроме "Бенилюкса" они ничего строить не собираются?
   - Кажется, нет. А чего это ты вдруг заинтересовался?
   - Ну, у ВБД навалом земли по Рублевке и Новой Риге. Я не думаю, что они собираются застраивать ее коровниками для своего молочного производства.
   - Ты считаешь, что "Бенилюкс" у них что-то вроде пилотного проекта?
   - А что так оно и есть?
   - Нет, - Леша смеется, - я ничего об этом не знаю.
   - Ладно, просто спросил.
   Я допиваю виски и выхожу на террасу ресторана, чтобы насладиться видом на Москва-реку и сделать пару звонков без посторонних ушей.
   - Ало, будьте добры Сергея Владимировича Моложавого. Это Олег Кузьминский, "Коммерсант".
   - Олег, - отвечает Моложавый где-то через минуту, - вас еще не посадили? - честь и достоинство замминистра по-прежнему требуют мести.
   - Да нет, как-то все не получается.
   - Жаль, жаль.
   - Сергей Владимирович, Толкачев сегодня заявил, что договорился с вашим ведомством о передаче Москве федерального пакета акций "Внуково" в счет задолженности по субвенциям. Это как, соответствует?
   - Да, соответствует. Решение согласовано, акции будут переданы до конца года.
   - А в какую сумму их оценили?
   - Один миллиард, семьсот сорок миллионов рублей.
   - Ясно. А как там с "Москвичем", все по-прежнему, отдавать не планируете?
   - Ну, работа ведется. Вы ведь знаете, у завода есть неурегулированная задолженность перед федеральным бюджетом.
   - Знаю, списывать не будете?
   - С какой стати.
   - Сергей Владимирович, а что вообще насчет столичных субвенций, их случайно отменять не собираются?
   - Ну, Олег, это вы обратились не по адресу. Для этого необходимо принимать поправки к закону "О статусе столицы". Так что лучше спросите в Госдуме.
   - Так и сделаю. Спасибо за информацию.
   - Не за что, Олег. Успехов вам в суде.
   Я выключаю телефон и задумываюсь над тем, что зачеты по субвенциям вообще то тема отдела экономической политики. И что может быть стоит на все забить, скинуть им новость с "Внуково", выпить по взрослому и отправиться домой не заезжая в контору. Я звоню Харнасу, рассказываю ему про передачу аэропорта и предлагаю осветить это дело без своего участия.
   - Нет, Олег, давай сюда, - Харнас непреклонен. - Напишешь им "рыбу" и тогда свободен.
   Релаксация в "Изоле" накрылась. А ведь как приятно было бы сидеть на террасе, попивая коньяк или виски и созерцая в тупом оцепенении красоты водного пейзажа.
   В конторе тишина и спокойствие. До дэдлайнов еще не меньше часа, к тому же завтра суббота, в номере только 12 полос, и творческий персонал заготавливает в два раза меньше заметок. На столе среди почты и факсов два приглашения, одно на суд по иску компании "Росбилдинг", другое на очередной праздник стройплощадки, устраиваемый "Дон-Строем". Я выбираю второе. Потом закуриваю сигарету и отправляюсь к Харнасу.
   - Привет, - говорит Леха, - ну как там с "Внуково"?
   - Никак. Давай, я на словах перескажу Вардулю, в чем там дело, дам им цифры, и пусть они отписываются.
   Харнас думает, но недолго:
   - Ладно, только дождись, пока они сдадут заметку, - Леха что-то вспоминает и усмехается. - Ты иск "Росбилдинга" видел? - спрашивает он.
   - Да, лежит на столе.
   - Это третий?
   - Нет, четвертый, наверное, насчет "Асты".
   - Так и есть. Прочитай, веселый иск. Мне понравились аргументы, типа: "Росбилдинг" не ломал ногу заместителю директора "Асты", как это изложено в материале газеты, потому что "Росбилдинг" - это юридическое лицо, которое по своему определению не может нанести травму физическому лицу.
   - Логично, - смеюсь я. Затем вспоминаю о разговоре с Паньковским. - Леш, у меня еще одна новость нарисовалась, в Ресинской конторе увольняют ключевых начальников. Сняли Воронина, это управление экономической и промышленной политики в стройотрасли, и Серегеву...
   - Сергееву уволили?
   - Да, и говорят, что очень скоро уволят Балакина.
   - Это СУ-155?
   - Ага. Он начальник оперативно-распорядительного управления и заместитель Ресина.
   - Ну что, интересно, - Леха доволен. - Давай, только возьми комментарий у Ресина, обязательно.
   - Тогда все будет не очень быстро.
   - Теперь быстро, вчера Васе звонил пресс-секретарь мэра...
   - Который Цой?
   - Он самый, и просил наладить отношения с Ресиным.
   - Как это?
   - Ну типа, вы на него наезжаете, он вас игнорирует и все это не очень здорово. И вроде как пора помириться, взять у дедушки интервью, тем более что он не против и только ждет нашего звонка.
   - Вряд ли ему понравится интервью насчет увольнений в КАСРР.
   - Нам то какая разница? Раз он готов давать интервью, пусть дает.
   - Ладно, - говорю я и отправляюсь на четвертый этаж в отдел экономполитики. Зав отдела Николай Вардуль сидит в одиночестве в своем кабинете, разглядывая экран компьютера и меланхолично щелкая мышью.
   - Николай, у меня тут тема для твоего отдела.
   - Я знаю, Харнас звонил, - Вардуль отрывает взгляд от монитора, - Минимущество отдает "Внуково" Москве.
   - Точно. Подробности нужны?
   - Да нет, - Вардуль задумывается, - может, черт с ним с "Внуково", отпишем его в воскресенье.
   Судя по всему, авторы экономполитики уже разбежались на уикенд.
   - Как скажешь, - говорю я, прикидывая, что еще успеваю вернуться в "Изоле" и возобновить прерванный фуршет. Но этот вариант не проходит, Харнас начеку.
   - Как это ему ничего не надо? - удивляется он. - Ты подожди уходить, я сейчас выясню.
   Леха звонит Вардулю, потом руководителю делового блока Алексею Кондратьеву. И результат неизбежен:
   - Олег, придется писать заметку тебе.
   - А стоит?
   - Стоит, ее уже заявили за первую. Давай, строк тридцать-сорок, там больше все равно не влезет.
   Ладно, тем более что дело плевое. Цифры и даты есть, комменты тоже. А сорок строк - это не больше трех абзацев. Меньше чем через час я отправляю текст Харнасу, который тратит на него не больше пары минут. Но после этого заметка зависает на рерайте, и я вместе с ней. В принципе, рерайт полезная штука. Специально обученный человек проверяет текст на предмет фактических и логических ошибок и исправляет стилистику, если она в том нуждается. То же самое делает и редактор отдела, но подразумевается, что он слишком глубоко сидит в материале и потому не в состоянии оценить заметку с точки зрения нормального читателя. И что это под силу только тому, чей разум не замутнен специальными познаниями, то есть рерайтеру. Проблема в том, что автор должен ждать пока эта tabula rasa не отчитает текст и не задаст все вопросы, которые посчитает нужным задать. А это может длиться очень долго, вплоть до самого дэдлайна.
   В общем, придется торчать в конторе, и чтобы не терять время зря я приступаю к просмотру почты. Ничего интересного, кроме уведомления пресс-службы КАСРР о том, что завтра их босс - В.И. Ресин предпримет традиционный субботний объезд московских строек. Журналисты могут присоединиться, микроавтобус кортежа будет ждать в 8.00 возле здания Стройкомплекса в Никитском переулке. 8.00 - это слишком жестоко. Я распечатываю график поездки в расчете отловить Ресина попозже на какой-нибудь из запланированных к посещению стройплощадок. Неплохо, если получится, потому что на персональное интервью нужно договариваться за несколько дней, а по телефону он не общается с прессой вообще. И я не думаю, что договоренность с Цоем изменила его привычки.
   - О, "Внуково" отдают, - Рома читает мою заметку в карте номера. - Олег, а твой Толкачев про "Москвич" ничего не говорил?
   - Там все глухо. Лужок не хочет брать на себя его долги, а федералы не хотят их списывать.
   - Ну, еще бы, там почти на ярд баксов.
   - Земля под заводом будет стоить больше.
   - Это когда его обанкротят и снесут.
   - Да черт с ним, - я чувствую, что уже наелся проблемами бизнеса. - Лучше скажи, что у нас завтра, дебош на природе состоится?
   - А то. Кворум есть, так что подъезжай где-нибудь к часу или к двум.
   - Химки-2?
   - Точно. И с тебя две сотни на стол.
   Я передаю Ромке деньги и иду в бар пить кофе. Когда я возвращаюсь, заметка уже сдана. Но собирать вещи и двигать домой еще рано. В коридоре начинается знакомая суета, связанная с перемещением бутылок и провианта. Как правило, это означает очередной cocktail party по случаю дня рождения кого-то из коллег по цеху. Но сегодня повод для пьянки серьезнее, чем обычно:
   - Кирилл Вишнепольский уходит делать русский Forbes, - говорит Оля, - замом главного. И вместе с ним Юрка Львов и Варя Васильева.
   Это действительно событие, и потому выпить нужно обязательно.
   Процесс происходит в отделе "общества". Тосты, спичи и подарки. Затем воспоминания о счастливом прошлом в "Коммерсанте" и расспросы о перспективном будущем в Forbes. Напитков хватает, и потому градус веселья неуклонно растет. Через час я уже говорю ребятам, что без них "Коммерсант" будет совсем не тот, если вообще сможет пережить такую потерю. Еще через час я обнаруживаю себя в родном боксе в компании с Ромкой, Олей и еще одним собратом по перу Пашей Арабовым. Мы обсуждаем проблемы профессиональной самореализации.
   - Кирилл умница, - говорит Оля, - здесь ему ничего не светило, так бы и писал заметки до глубокой старости.
   - Это нормально, - возражает Паша, - в смысле писать заметки...
   - До глубокой старости, - заканчивает Рома.
   - Нет, я хотел сказать, что мне нравится писать заметки. И вообще, - Паша собирает мысли для решительного заявления, - я люблю свою работу.
   - Браво! - кричит Оля.
   - Медаль ему, - требую я.
   - И пусть работает бесплатно, - предлагает Рома.
   - Нет, серьезно, - Паша не сдается, - мне нравится в "Коммерсанте".
   - Хороший мальчик.
   - Патриот.
   - Да ну вас на фиг, - Паша забирает свой стакан и уходит в направлении праздника.
   - Коля тоже увольняется, - говорит Рома.
   - Да ладно, - Оля не верит.
   - Спроси сама.
   - И куда он?
   - Аналитиком в ИК "Проспект".
   - Черт. Рома, ты то хоть никуда не уходишь?
   - Не знаю, - Рома хитро улыбается.
   - И что это значит?
   - Предлагают работу в пресс-службе "Базэла". Я пока думаю.
   - Офигеть. Олег, и ты с ними?
   Я вспоминаю вчерашний разговор с Вики и его продолжение сегодня утром.
   - Нет, я все еще здесь.
   - Слава яйцам, хоть кто-то остается, - Оля слегка расстроена. - И что тебе обещают, - спрашивает она Рому, - персональный кабинет и немереные деньжищи?
   - Насчет кабинета не знаю, но денег, ясный пень, больше чем в "Коммерсанте".
   - И сколько?
   - Две штуки плюс бонусы.
   - Не густо, без кабинета не соглашайся.
   У Ромы есть и другие аргументы.
   - Работа не пыльная, - убеждает он, - пара пресс-релизов в неделю, пара интервью. Будет время расслабиться.
   - Типа смотреть порнуху в Интернете?
   - Точно.
   - Рома, забей ты на них. Какой-то клерк на побегушках у Дерипаски. "Базэл" - это ведь Дерипаска?
   - Да, только я буду на побегушках у его заместителя.
   - Видишь, даже "шестерка" и то второго сорта.
   - Там есть перспективы для роста, - уверен Рома.
   - Ну и черт с тобой, - Оля сдается, - надоест, вернешься.
   - Это вряд ли, если уйду, то совсем.
   - Да ладно, не зарекайся. Сапог тоже уходил, два раза и оба раза совсем. Теперь страдает: "Олечка, если бы я тогда остался, сейчас бы был на месте Харнаса".
   Меня пробивает на хохот.
   - Подожди, - говорю я, - он там еще будет.
   - Я не сомневаюсь.
   В боксе появляется Сева, в одной руке стакан, в другой бутылка коньяка, на лице довольная улыбка:
   - Что, не ждали?
   - Наливай, - отвечает Рома
   - А о чем треп? - спрашивает Сева, разливая коньяк по нашим стаканам.
   - Рома собирается свалить в "Базэл", - говорю я, - но не уверен, что стоит.
   - И что по бабкам?
   - Почти на штуку больше, - Рома хочет знать мнение Севы.
   - Соглашайся, деньги это главное.
   - Сева, ты жлоб, - спорит Оля.
   - Я реалист.
   - Да ну?
   - Так и есть, - Сева запивает свои слова прямо из бутылки. - За год из "Коммерсанта" уходит четверть народа. И знаешь, почему?
   - Почему? - спрашивает Оля.
   - Потому что в других местах предлагают больше.
   - Это все?
   - Нет, это короткая версия.
   - А еще есть и длинная?
   - Типа того. Понимаешь, фишка в том, что квалификация у журналистов растет, а зарплата нет. И потому рано или поздно кто-то предлагает им штуку сверху. И это не жлобство, это прогресс. Рома, не сомневайся, увольняйся на хрен и вперед на службу к Дерипаске.
   - Это все чушь, - Оля не верит в будущее Ромы в корпоративном пиаре. - Олег скажи им.
   - Это чушь, - подтверждаю я, - в смысле насчет денег. Насчет прогресса Сева прав, нужно двигаться к новым перспективам. Или станет скучно и наступит какой-нибудь кризис. В общем, поэтому все и уходят, в поисках новых впечатлений и разных там горизонтов..., - я чувствую, что теряю мысль, и что коньяк был уже лишним. - Так о чем это я?
   - О прогрессе.
   - Точно, без него никуда.
   - Аминь, - говорит Оля, и нашей конференции приходит конец.
   Но праздник еще дышит. В "обществе" звучит музыка, в боксах хохот и обмен мнений по актуальным темам мироздания. А прямо по коридору Леха Ходорыч, верхом на самокате, подаренном Кириллу по случаю его отбытия в Forbes. Леха делает возле меня поворот оверштаг и предлагает заняться поиском сакральных мыслей в каком-нибудь из пустых боксов:
   - Поехали красавчик, пыхнем по взрослому.
   - Ладно, - соглашаюсь я, - только я пешком. Самокат не вынесет двоих.
   Трава у Лехи дрянь, но после пятой затяжки мысли все-таки появляются:
   - Самокат - это вещь, - говорит Леха.
   - Железная, - говорю я.
   - А колесики из резины.
   Ха-ха-ха, хо-хо-хо, и дальше в том же духе, пока мимо не проходит Оля и не делает другое предложение:
   - Олег, тебя подвести?
   - Куда?
   - Домой, дурачина.
   - А у тебя есть права?
   - Нет, и никогда не было.
   - Я не поеду, это слишком опасно.
   - На дорогах гибнет очень много людей, - соглашается Леха.
   - Совсем обкурились. За мной Андрей заехал, помнишь такого?
   - Цибульский.
   - И права у него есть.
   Это меняет дело. Я выдвигаюсь вслед за Олей к машине ее бой-френда. Сегодня это новенький Volvo - Андрей тоже пишет про автомобили, только в другой конторе.
   - Рома собрался уходить в "Базовый элемент", - сообщает ему Оля, когда мы выезжаем на проспект.
   - Будет пиарить "РусПромАвто"?
   - А что это такое?
   - Автомобильный бизнес "Базэла" - ГАЗ и еще десяток заводов.
   - Ясно, теперь на тест-драйв у него будут "Волги".
   - Еще могут дать автобус, - говорит Андрей, - или самосвал, у них этого навалом.
   - Рома не может водить самосвал, - спорю я.
   - Да ну?
   - Точно. У него нет прав на вождение большегрузного автотранспорта.
   - Тогда все пропало, - Андрюха смеется, - не видать ему этой работы, а мне своего человека в их пресс-службе.
   Ребята подвозят меня до самого подъезда. Я говорю им привет и поднимаюсь в квартиру. Трава действительно дрянь, башка кружится как виниловая пластинка, а сон похож на приступ маниакально-депрессивного синдрома:
   - В тексте ошибка, - говорю я мрачному редактору с нечеловеческим лицом.
   - Поздно, - отвечает он, - заметка уже на верстке.
  
  
  

4

  
   Я просыпаюсь около десяти, выкуриваю сигарету и вспоминаю, что собирался пообщаться с Ресиным. Плохая идея, если учесть тяжелое состояние, в котором я пребываю. Но не в первый раз, и потом, работа превыше всего. Я просматриваю график путешествий главы КАСРР и вижу, что ловить его на Ходынском поле уже слишком поздно. И это очень жаль, потому что Ходынка - ближайшая ко мне точка в его маршруте. Придется ехать в Марьино, хотя и туда я успеваю на соплях. Поэтому я не принимаю душ и не использую галстук. Достаточно джинсов, куртки и банки пива вместо кофе.
   Пункт назначения называется штаб строительства микрорайона "Марьинский парк". Я никогда там не был, и потому на поиски уходит слишком много времени. Такси проезжает по улице, где он должен находиться, два раза туда и обратно, прежде чем я замечаю скопление черных машин возле небольшой бетонной коробки. В точку, это и есть штаб, на крыше два флага - мэрии и отчизны, возле входной двери двое постовых - один из местных, в униформе и кепи, другой - из ресинских гвардейцев, а потому в пиджаке и галстуке. Я излагаю ему цель визита и предлагаю для просмотра пресс-карту.
   - Да ладно, я вас помню, - говорит он, - видел в мэрии. Только сейчас у них совещание, придется подождать.
   Я выкуриваю сигарету и достаю вторую, когда из дверей начинает валить народ. Через несколько минут выходят все, но Ресина не видно. Я поднимаюсь на второй этаж, но в конференц-зале его тоже нет. Вернее, там вообще никого нет, генералиссимус и его генеральный штаб уже переместились в соседнюю комнату для проведения блиц-банкета. Придется подождать еще, может полчаса, а может и полтора. Но на этот раз я решаю караулить прямо в коридоре.
   В принципе оно к лучшему, после хорошего обеда дедушка должен размякнуть и стать добрым и искренним, что было бы кстати, потому как тема скользкая. "Дедушка" - это корпоративный ник-нейм Ресина, такой же, как и "мадам" у Елены Батуриной. И судя по всему, я здесь из-за того, что у дедушки и мадам что-то там не срослось. Вдвоем они контролируют в Москве почти весь строительный бизнес, Ресин - потому как заместитель мэра, Батурина - потому как его жена. И даже офисы у них в одном здании в Никитском переулке. Но вдвоем, это не значит на пару. Ресин - все-таки глава КАСРР, и потому дружит с разными застройщиками. Батурина - бизнесмен, и дружит только с принадлежащим ей ЗАО "Интеко". Понятное дело, консенсус у них получается не всегда. В этот раз он, похоже, не получился совсем, и мадам сообщила об этом прискорбном факте своему мужу. В результате из ресинской конторы стали сыпаться чиновники, лоббирующие интересы конкурентов "Интеко". Вроде того же СУ-155, а может и "Главмосстроя".
   Это первая версия. Вторая ничем не хуже, но базируется на недостоверных данных, сообщенных of record инсайдером из КАСРР. Типа эти ребята из СУ-155 - Ирина Сергеева и Дмитрий Балакин совсем обалдели оттого, что стали серьезными фигурами в Стройкомплексе. Типа того, что они заметили какие-то там нарушения в деятельности "Интеко" и вызвали к себе на ковер саму мадам. Мадам, понятное дело, эту наглость проигнорировала, но приняла меры, чтобы подобных глупостей не случалось впредь. Поэтому Сергеева уже вылетела со своей работы, а участь Балакина должна быть решена в том же духе в ближайшее время.
   Конечно, от Ресина таких откровений ждать не приходится. Дедушка вообще не так прост, как кажется. В том смысле, что он не просто заслуженный бюрократ с налетом старческой флегмы и корявыми фразами в публичных заявлениях. Это только на поверхности. На самом деле дедушка еще тот перец - держит под контролем строительный рынок с годовым оборотом в децать миллиардов долларов, и держит очень крепко - строители глотки друг другу не режут, а если и режут, то очень редко, потому что есть дедушка, который всегда может разрулить все вопросы в порядке общей очереди. Но об этих аспектах Ресин распространяться не станет. Также как и о реальных причинах увольнений в своей конторе. Будет неплохо, если он выдаст хоть какую-то версию.
   Ждать приходится около сорока минут. Сначала раздается шум сдвигаемых стульев, потом распахиваются двери и штабные работники начинают валить наружу. Ресин выходит одним из последних. Он явно под парами и замечает меня только после того, как кто-то из адъютантов начинает показывать в мою сторону пальцем.
   - А-а, здравствуй, - говорит дедушка, - подожди я сейчас.
   Генералиссимус удаляется в туалетную комнату, затем выходит обратно и спускается вниз вместе со мной и своей свитой. Снаружи нас ждет вся королевская рать - человек тридцать штабистов расположились амфитеатром вокруг входа.
   - Ну, чего тебе? - спрашивает у меня Ресин, окинув взглядом стройные ряды своей гвардии.
   Это не лучший вариант, мы тут как на профсоюзном митинге, и потому на откровения рассчитывать не приходится. Ладно:
   - Владимир Иосифович, я хотел спросить насчет увольнений у вас в Комплексе. Насколько я знаю, были уволены Воронин и Сергеева. И ходят слухи, что скоро будет уволен Балакин.
   - А кого это ебет? - спрашивает дедушка неожиданно резко и как-то чересчур конкретно.
   - Ну, у меня ведь начальство, Владимир Иосифович. Главный редактор, и ему нужна про это заметка.
   - Главный редактор? - переспрашивает Ресин.
   - Он, - перевожу я стрелки.
   - Ты передай своему главному редактору, - глава КАСРР делает грозную паузу, - пошел он на хуй!
   Амфитеатр взрывается громом оваций. Грандиозный фурор, который требует немедленного продолжения:
   - Пошел он на хуй! - повторяет дедушка с видимым удовольствием, и его голос снова тонет в реве восторгов. В слова можно не вслушиваться, контекст понятен и так: вот это Ресин, вот это наш лидер, настоящий мужик, послал этих журналистов, мать их так. И далее в том же духе - всеобщий и нескончаемый энтузиазм, не хуже, чем на митинге. Но дело надо доводить до конца, поэтому я просто жду, когда овации смолкнут, после чего возвращаюсь к своим вопросам:
   - Так что там насчет Воронина, Владимир Иосифович?
   - Ну ладно, чего ты хочешь знать? - после пережитого триумфа дедушка становится мягким и податливым.
   - Он уволен?
   - Да, уволен с должности начальника управления, уже почти месяц как уволен. У него ведь проблемы с почками, недавно операцию перенес. Тяжело ведь работать с почками.
   А без них еще хуже, думаю я.
   - И возраст у него уже не тот, - продолжает дедушка.
   Тоже логично.
   - Но он совсем из комплекса не уходит, - говорит Ресин, - будет моим помощником. Мы для него уже и кабинет подобрали.
   - А как насчет Сергеевой? - спрашиваю я
   - А что с ней? - переспрашивает Ресин.
   - Говорят, что вы ее уволили, - сообщаю я.
   - Да кто это говорит, она сама уволилась.
   - А почему?
   - Вот и спроси у нее, сам спроси.
   Ладно, насчет Сергеевой я не на что другое и не рассчитывал. Надо использовать момент и пробить главное:
   - Владимир Иосифович, а насчет Балакина, говорят, что и он будет уволен.
   - Кто говорит? - Ресин снова начинает злиться.
   - Да так, слухи разные.
   - Ты слухи не слушай, ты ведь журналист, вот и работай с фактами. А то, будет уволен, меня бы сначала спросил.
   - Так я вот и спрашиваю, вы как, Балакина уволите?
   Дедушка делает паузу, большую паузу. И становится совершенно понятно, что проблема действительно есть.
   - Значит так, - говорит Ресин, - по Балакину вопрос будет решен в следующем месяце. Так или иначе, будет решен.
   - А в чем вообще проблема?
   - Я ведь тебе говорю, в следующем месяце.
   Похоже, что это все, и большего мне не добиться.
   - Ты бы лучше про дело писал, - желает на прощание Ресин, - мы ведь здесь в Марьино уже двенадцатый микрорайон заканчиваем.
   - Даст бог, не последний, - говорю я.
   - В Марьино как раз последний, - сообщает он.
   - Ну, так еще где-нибудь построите.
   - Построим. А ты приезжай посмотреть, а то пишешь всякую ..., - дедушка никак не может подобрать подходящий синоним, - ладно, приезжай лучше ко мне, я тебе подробно расскажу, чтоб знал.
   Ресин пожимает мне руку и направляется к своей машине. Теперь действительно все. В общем, не так уж и плохо - дело сделано, комментарий получен. Я смотрю на часы - половина второго. Пора принять участие в корпоративном отдыхе на лоне природы, уже полчаса как шашлыки и напитки ждут моего прибытия в "Химках-2".
   "Химки-2" - это платный пляж на берегу Химкинского водохранилища, прямо напротив руин Водного стадиона. В мае там почти нет отдыхающих, зато есть навесы с мангалами и отличный вид на водную гладь. Общественный транспорт в такие места не ходит, и потому доехать можно только на машине. Можно прямо до пляжа, а можно другой дорогой до пешеходного перехода через шлюз на канале имени Москвы. Я выбираю вариант со шлюзом. Потом придется немного пройтись, зато можно посмотреть на большой бетонный каньон с двумя ржавыми воротами по краям и грязной водой посередине.
   Зрелище действительно впечатляет, даже сильнее, чем скрежет металла о металл. Но насчет небольшой прогулки я ошибся. Прямая дорога до пляжа очень скоро упирается в тупик - впереди госдачи с высоким забором и злой охраной. Придется идти в обход, и это не меньше пяти километров, потому что кроме дач придется обходить еще и территорию Русско-Американской школы. И это, конечно, засада. Но я не впадаю в депрессию, потому как существуют мобильные телефоны и коллеги с личным автотранспортом. Я набираю пляж, и первым отвечает Коля.
   - Ты где? - спрашивает он.
   - Я заблудился, - сообщаю я, - стою возле шлюза и громко плачу.
   - Понятно. Главное не прыгай вниз, все еще наладится.
   - А каким образом?
   - У тебя компас есть?
   - Нет.
   - А GPS? - Коля смеется. Похоже, что пикник уже начал набирать обороты и с вызовом автотранспорта нужно торопиться.
   - Коля, завязывай с этой фигней. Там есть кто-нибудь с машиной?
   - А то, - Коля продолжает смеяться.
   - Ну?
   - Ладно, оставайся на месте, сейчас что-нибудь приедет.
   Минут через десять возле меня тормозит тойота, за рулем Кирилл Горский, бывший корреспондент "Коммерсанта", а ныне зав отделом в "Ведомостях". Справа от него Алексей Вайц, как всегда счастливый и жизнерадостный.
   - Ну, ты и выбрал маршрут, - Кирилл недоволен.
   - Есть прямая дорога, - убеждает Алексей.
   - Знаю, - говорю я.
   Через пару минут мы уже на пляже. Судя по всему, вчерашний праздник обошелся без перерыва и продолжается до сих пор:
   - О, Олег! - кричит Сева, который все в той же рубашке, но уже без галстука. Ниже только трусы, потому как Сева поласкает свои ноги в прибое Химкинского водохранилища. - Подожди, я сейчас, - кричит Сева и начинает пересекать расстояние от кромки воды до нас по какой-то замысловатой диагональной траектории.
   - Сева здесь с самого утра, - говорит Кирилл.
   Сева подтверждает его слова двумя падениями, сначала на границе песка, затем возле навеса. Потом он делает еще один рывок и падает окончательно, застыв в неудобной, но счастливой позе буквально в пяти метрах от нас.
   - Шашлык будет через десять минут, - сообщает Вайц.
   - Зашибись, - говорю я.
   Под навесом Рома со своей женой Таней, Коля, Коляда и корреспондент "Денег" Лена Алеева. Возле мангала Паша Арабов и Серега Чершнев, отписывающий в конторе заметки про паровозы и пароходы. А позади них дерево, с верхушки которого обалдевшая ворона каркает "ура-ура, вся шайка в сборе". Почти как у Роберта Пенн Уоренна.
   - И где ты застрял? - спрашивает Рома.
   - Брал интервью у Ресина.
   - На шлюзе?
   - Нет, там я рассматривал пропасть.
   - И как она, метров тридцать?
   - Не больше двадцати.
   - Все равно, падать больно.
   У меня нет желания болтать. Я трезв и голоден, и это проблема, которую нужно решать. Но Рома уже развеселился и потому не отстает.
   - И как там дедушка Ресин, - продолжает он, - по-прежнему строит дома?
   - Нет, теперь он строит журналистов, - я пересказываю лозунги главы КАСРР по поводу сексуальных перспектив нашего главного редактора.
   - Круто, - говорит Коляда.
   - Мэрия показала свой звериный оскал, - считает Коля. - Олег, это ведь был оскал?
   - Нет, это была ухмылка.
   - Точно, кривая ухмылка мэрии.
   - Да, дает старикашка, - Рома тоже впечатлен, - совсем страх потерял. Олег, я так понимаю, ты дашь ему достойный ответ.
   Я не чувствую в себе энтузиазма:
   - Да хрен с ним, Ром. Дедушка просто расстроился, что всплывет все это дерьмо с увольнениями. К тому же он здорово набрался.
   - А оно всплывет?
   - Что?
   - Дерьмо.
   - Это да, можешь не сомневаться.
   - Шашлыки готовы, - сообщает Серега, и это очень вовремя, потому как сверху начинает моросить мелкий дождик.
   - Надо прикрыть Севу, - говорит Лена.
   Я соглашаюсь. Мы отыскиваем в багаже большую клеенку и закрываем Севу от головы до пят. Зрелище получается еще то - Сева похож на утопленника, прикрытого доброй рукой милиционера на предмет сохранения улик.
   - Он не задохнется? - спрашивает Лена.
   - Нет, - говорю я, делая в полиэтилене большую дырку напротив рта Севы.
   Шашлыки получаются что надо, пиво тоже не хуже чем обычно, и даже дождик заканчивается, так и не успев начаться.
   - Как там Сева? - спрашивает Таня.
   - Отлично, - отвечаю я, - дышит, и очень глубоко.
   - Просто спит, - уверен Коляда. - Он выдохся, всю ночь бродил по боксам. Потом поехал сюда.
   - И часто он так падает? - Таня все еще волнуется.
   - Редко, - успокаивает Рома, - последний раз в "Метле", на дне рождения "Коммерсанта".
   - Там с Севой все было в порядке, - возражает Коляда.
   - А его не было среди тех, кого выносили на улицу?
   - Ни фига, он ушел вместе со мной и своими ногами.
   - А можно подробней, - просит Паша, - я ведь тогда еще не работал. Там что, состоялся массовый вынос тел?
   - А потом массовая драка, - добавляет Рома, - и массовые аресты.
   - Здорово, - Паша в восторге, - и как это было?
   - Как обычно, праздновали годовщину "Коммерсанта", только в тот раз в "Метелице".
   - И что?
   - Вначале ничего, в начале было весело всем. Потом кто-то стал уставать и падать в разных местах для восстановления сил. А охранники "Метлы", которые еще те сволочи, стали на этот счет докапываться.
   - А какое им дело, если "Коммерсант" арендовал клуб.
   - "Коммерсант" арендовал только второй этаж. На первом в "Метле" казино и еще фойе, в котором вся эта драма и разыгралась. Несколько ребят лежало там, никого не трогали и никому не мешали. Но охранники решили, что эти беззащитные тела типа портят им интерьер и начали выносить их на улицу. А там, понятное дело, был декабрь месяц.
   - Могли замерзнуть, - переживает Таня.
   - Точно, вот и Яковлев тоже заметил.
   - Редактор "Денег"? - уточняет Паша.
   - Ну да. Стал втолковывать охранникам, что это типа не гуманно, и что народ нужно складировать в предбаннике, где есть плюсовая температура.
   - И что?
   - Ну, натурально, дали ему несколько раз по репе, а заодно еще паре ребят, которые хотели вмешаться. И потащили их на улицу вслед за остальными.
   - Супер, - говорит Паша, - а где была наша служба безопасности?
   - На втором этаже, праздновала день рождения "Коммерсанта".
   - И что, все так и закончилось?
   - Нет, там еще был Володя Гендлин, как раз проходил мимо.
   - Я где-то слышала это имя, - говорит Таня.
   - По телевизору, - подсказывает Рома, - его отец ведет репортажи с боксерских боев, тоже Владимир Гендлин.
   - А сын?
   - Зав отдела потребрынка в "Коммерсанте".
   - И тоже боксер?
   - Ну да, и потому по быстрому разбил там пару носов и что-то еще. В общем, сравнял счет и поддержал честь "Коммерсанта". Правда потом к охранникам прибежала подмога и его тоже уделали.
   - И тоже понесли на мороз?
   - Нет, вызвали ментов. Володя нанес травмы персоналу "Метлы" и пришла пора ответить перед законом.
   - И что было потом?
   - Да, в общем, ничего, взяли показания, подписали протокол и отправили пострадавших в травмпункт.
   - Там Яковлев и увидел себя в зеркале, - говорю я.
   - И как?
   - Удивился, он не знал, что его лицо может быть таким разноцветным.
   - Здорово, - история нравится Паше все больше и больше, - а как потом было с "Метлой", с ними разбирались?
   - Я не знаю.
   - Разбирались, - говорит Коля. - Праздник стоил что-то около семидесяти тысяч. Я так слышал, что часть этих денег "Метла" вернула.
   - И после этого "Коммерсант" стал устраивать свой день рождения в "Праге", - добавляет Кирилл, - и только с собственной охраной.
   Мы выпиваем за это правильное решение, потом за что-то еще. Потом появляется солнце и начинает припекать. Я вспоминаю, что Сева лежит в полиэтиленовой теплице и, наверное, уже подыхает от жары и влажности. Я отправляюсь снимать с него клеенку, а когда возвращаюсь назад под навесом уже только Лена, Коляда и Черешнев. Остальное общество движется к воде, постепенно стаскивая с себя одежду и обувь.
   - И что это будет, - спрашиваю я, - большой коллективный заплыв?
   - До Водного стадиона, - отвечает Лена, - тебя тоже звали.
   - Нет, я на этой неделе уже купался.
   - И как впечатления?
   - Очень холодно.
   Участники заплыва тоже не торопятся лезть воду. Они стоят на берегу и задумчиво пинают Химкинское водохранилище ногами. В конце концов, Рома бросается в воду, Коля и Паша устремляются следом за ним. Но момент выбран неудачно, потому как одновременно с ними в акватории появляется баржа. Они идут встречным курсом и имеют хорошие шансы пересечься где-то посередине водохранилища. Коля и Паша останавливаются метров через пятьдесят, но Рома с похвальным упорством продолжает плыть к другому берегу.
   - Интересно, - говорит Коляда, - если Рома столкнется с баржей, кто из них потонет?
   - Это будет зависеть от того, какую пробоину сделает Рома в ее корпусе, - Серега Черешнев большой специалист по водному транспорту.
   - Или от того какую дыру сделает баржа в Роминой голове, - Лена тоже кое-что понимает в кораблях.
   Журналист и плавсредство по-прежнему идут наперерез друг другу. Правда, баржа начинает понемногу забирать вправо. Может потому, что такой фарватер, а может потому, что капитан не хочет рисковать корпусом своего судна.
   - Они его боятся, - говорит Коляда.
   Наверное, на барже это слышат, потому что выравнивают курс и теперь точно собираются переехать Рому, чего бы это им не стоило.
   - Нет, - говорит Черешнев, - они его просто не видят.
   - И он их тоже, - говорит Лена.
   - В воде не так легко смотреть по сторонам, - поясняю я, - особенно когда плывешь кролем. Голова почти все время опущена в воду и кругозор очень ограничен.
   - Да что ты?
   - Точно.
   Но Рома все же видит, потому как останавливается и начинает что-то орать в сторону баржи.
   - Вроде ругается, - говорит Лена.
   - Наверное, матом, - говорит Коляда.
   - Жаль, что его никто не слышит.
   Кажется, Рома тоже это понимает, потому что перестает орать и поворачивает обратно.
   - Надо было спорить, - говорит Черешнев, - Рома ставил двадцать баксов, что доплывет до того берега.
   - Тогда бы он не стал поворачивать, - уверена Лена, - и тебе пришлось бы получать деньги с его вдовы.
   Тем временем на дереве в очередной раз начинает каркать ворона, и Коляда говорит, что неплохо бы ее заткнуть. И это удачный повод для другого спора - Черешнев считает, что ему по силам залезть на верхушку дерева и согнать птицу с ее гнезда. Идея абсолютно идиотская, и поэтому Коляда готов увидеть ее воплощение, но не больше чем за десятку. Ставки сделаны, и Серега отправляется совершать свой подвиг.
   - Еще один кандидат на Дарвиновскую премию, - говорит Лена.
   - Это та, которая за самую тупую смерть? - спрашивает Коляда.
   - Ага.
   - Мне там понравилась история про мужика, который отпилил себе бензопилой голову, потому что его приятелю было не слабо отпилить себе руку.
   - Сейчас будет история про мужика, который грохнулся с дерева, потому что его приятелю не понравилось, как каркает ворона.
   - Думаешь, он упадет?
   - Если нет, ты потеряешь десять долларов.
   Черешнев успешно преодолевает первые пять метров, но дальше его продвижение начинает замедляться.
   - Олег, - спрашивает Лена, - а ты бы полез на дерево?
   - За десять баксов?
   - А сколько бы ты хотел?
   - А кто будет платить?
   - А это имеет значение?
   Похоже, мы играем в вопросы.
   - Ты серьезно?
   - А ты шутишь?
   Точно, играем.
   - Розенкранц и Гильдерстен мертвы? - спрашиваю я.
   - С ними что-то случилось? - спрашивает Лена.
   - С чего ты взяла?
   - А сам как думаешь?
   - О чем?
   - Напомнить?
   - Мм, о чем?
   - Повтор, я выиграла, - Лена смеется.
   - Я тоже смеюсь. Но Коляда наше веселье не разделяет:
   - И что это было? - спрашивает он.
   - Где? - спрашивает Лена.
   - Ну, вот сейчас.
   - Не вопрос, выиграла еще раз.
   - Понятно, - Серега замолкает.
   - Это игра в вопросы, - объясняет Лена, - тот, кто не ответит вопросом на вопрос, проигрывает.
   - А кто такие Розенкранц и Гильдерстен?
   - Персонажи из "Гамлета", принца датского. Никогда не читал?
   - Серега предпочитает комиксы, - говорю я, - и еще журнал "Молоток", который нужно читать в школе под партой. По крайней мере, журнал рекомендует это дело своим малолетним подписчикам.
   - Сереж, это правда, - Лена смеется, - ты читаешь детские журналы?
   - Он не детский, он подростковый. И я все равно не понял, причем там были эти мужики из "Гамлета".
   - Да ладно, забудь, - говорю я. Но Лена считает, что Коляда должен знать:
   - Есть один английский дядька, - говорит она, - Том Стоппард, написал пьесу по мотивам "Гамлета" и назвал ее "Розенкранц и Гильдерстен мертвы". Потом еще снял по ней фильм, немного занудный, но тоже ничего. Так вот, эти парни, Розенкранц и Гильдерстен играют там в вопросы. Раньше об этой игре мало кто слышал, и очень может быть, что Стоппард сам ее и придумал. Не важно. Фишка в том, что пьеса стала модной у разных снобов, вроде Олега, и игра в вопросы у них ассоциируется только с ней. Поэтому он и спросил про этих мужиков из "Гамлета".
   - Лен, тебе нужно писать заметки в "Молоток", - говорю я, - просвещать тинэйджеров по вопросам литературы и интеллектуальных игр.
   - Что, в самом деле?
   - Не веришь?
   - Не врешь?
   И так далее и тому подобное, пока команда пловцов не возвращается к напиткам и закускам. И к простым вопросам:
   - Что Серега делает на дереве? - спрашивает Коля.
   - Играет в Тарзана, - Лена устала отвечать вопросами.
   - Ага, - Коля осмысляет информацию, - и это нормально?
   - Ну да, он поспорил на десять долларов, что сгонит оттуда ворону.
   - А, тогда конечно.
   Похоже, что Черешнев выиграл. Рискуя сорваться, он преодолевает последнюю ветку и все-таки достигает гнезда. С вороной происходит серьезная истерика, но против Тарзана не попрешь, и приходится удирать. Немного спустя Серега спускается вниз и предъявляет боевой трофей - похищенное из гнезда свежее воронье яйцо. Лена потрясена.
   - Сереж, - говорит она, - а ты можешь еще за десять долларов влезть обратно и положить это яйцо в гнездо?
   Судя по всему, судьба невылупившегося птенца беспокоит ее больше, чем судьба коллеги Черешнева. Но Серега доволен:
   - О кей, - говорит он и отправляется совершать новое восхождение.
   Тем временем Сева приходит в себя. После небольшого моциона и омовения в водах водохранилища, он возвращается к нам бодрым, свежим и полностью одетым.
   - Что, негодяи, не ждали? - спрашивает Сева. И приходится признать, что да, действительно не ждали, по крайней мере, в ближайшие два часа.
   - Сева, ты что, ночью совсем не спал?- спрашивает болезная Таня.
   - Почему, спал, - отвечает неугомонный Сева, - пару часов в конторе, потом поехал сюда встречать рассвет.
   - Правда? - Таню восхищает патологическая романтика. - И как рассвет?
   - Никак, набежали тучки, и первый луч солнца накрылся, остальные, наверное, тоже. Не знаю, я отрубился почти сразу после восхода. И спал очень крепко, пока не приехал Коляда, и не стал звенеть у меня над ухом бутылками.
   Коляда добавляет комментарий, но я уже не слушаю. Потому что иду получать свой кусок ультрафиолета, где-нибудь поближе к воде и подальше от звона бутылок.
   Солнце работает отлично - мягкий приятный массаж, расслабляющий тело и мозги. К тому же легкий бриз, тишина и полная неподвижность. Я чувствую, что медленно, но уверенно приближаюсь к нирване. Но достичь просветления не удается. Откуда-то извне начинают доноситься радостные вопли, и я возвращаюсь к восприятию реальности. Оказывается, что к отдыху на природе присоединились новые люди. Рядом с навесом Харнас, его жена Аня и Петя Сапожников aka Сапог, блестят улыбками и принюхиваются к очередной партии шашлыка. Я отправляюсь поприветствовать ребят и убеждаюсь, что для бурных восторгов были веские причины. Харнас прихватил с собой почти весь бар нашего отдела - две початых бутылки виски и еще не откупоренный Henessy. И это очень вовремя, потому что пить пиво уже скучно, а водку все еще ломает.
   Пикник получает дополнительный импульс. Обмен последними новостями, анекдотами и прочим бла-бла удивительно хорошо идет под виски, и еще лучше под коньяк. Где-то через час я уже чувствую необыкновенный прилив сил, которые необходимо потратить как можно быстрей и как можно бессмысленней. Например, подраться или устроить еще один заплыв до Водного стадиона. Но Рома предлагает другой вариант:
   - Как насчет футбола? - спрашивает он.
   - Давно пора, - соглашаюсь я.
   Мы вербуем еще пятерых добровольцев и отправляемся на футбольное поле Химок-2. Полем это можно назвать с большим напрягом - пара покосившихся ворот и лысая поляна между ними. Мяча у нас тоже нет, вместо него пластиковая колба из-под пива. Но разве это может остановить настоящих чемпионов. Мы бросаемся на колбу как стадо сдуревших носорогов, пиная все вокруг, толкаясь локтями и вопя какую-то психованную чушь. При счете три два в чью-то пользу все кончено. Колба сплющена в пластиковый блин, дыхалка на пределе, на ногах синяки, на лицах счастливые улыбки.
   - Ух ты, - говорит Сева.
   - Зашибись, - говорит Паша.
   - Пойдем, выпьем, - говорит Рома.
   Мы возвращаемся под навес, допиваем коньяк и водку, с большим аппетитом доедаем остатки шашлыка и выслушиваем насмешки по поводу наших спортивных успехов. Тем временем уже седьмой час и в принципе пора разбегаться. Но сделать это не так просто. Горский и Вайц исчезли по-английски вместе с единственной машиной, находившейся в нашем распоряжении. Ловить тачку в этом тупике дохлый номер, поэтому кто-то пытается вызвать такси по телефону, кто-то идет к ближайшему перекрестку, в надежде поймать его там. В конце концов, эти усилия дают результат - Коля находит бомбилу, который соглашается в три приема перевезти всю нашу компанию до перекрестка Иваньковского шоссе и Волоколамки.
   Я отправляюсь вторым рейсом, вместе с Пашей, Колядой и Севой. По прибытии на место у ребят начинают вытанцовываться перспективные планы насчет клубного досуга сегодняшним вечером. Но у меня в кармане приглашение на очередное sale-шоу компании "Дон-Строй", к тому же с обещанием вручить ценный подарок. Поэтому я отказываюсь, и ребята отправляются в культпоход без меня.
   Пока я размышляю, где и за сколько ловить такси, на противоположной стороне улицы появляется Сапог, доставленный на перекресток с предыдущей партией. Петя бессмысленным взглядом осматривает окрестности, потом замечает меня. Взгляд фокусируется, на лице появляется подозрительно радостная улыбка и Петя, с легким боковым трендом и абсолютным пренебрежением к мчащимся по дороге машинам, направляется в мою сторону. Когда до меня остается не больше двух шагов Сапог делает мощный замах, целясь мне в ухо. Я успеваю отклониться, и удар проходит мимо. Сапог повторят попытку, но с тем же успехом. Твою мать, думаю я, и поднимаю руки с твердым намерением встретить следующий замах сокрушительным ударом, или даже двумя. Сапог фиксирует перемены в моей стойке и отступает на пару шагов назад. На его лице по-прежнему безмятежная улыбка, но в глазах разочарование и какая-то детская досада - нехороший дядя не хочет играть в такую замечательную игру. Сапог пожимает плечами, мол, ладно, не вышло, разворачивается и тем же стремительным шагом с легким уклоном вправо удаляется в направлении центра. Здорово его разобрало, думаю я, останавливая машину. И напрасно он отказался играть в футбол.
   Sale-шоу "Дон-строя" под скромным названием "День открытых дверей" проходит на стройплощадке жилого комплекса "Воробьевы горы". Территорию строительства по такому случаю обычно превращают в небольшой Диснейленд - демонстрация квартир сопровождается бесплатным фуршетом, песнями и плясками в исполнении эстрадных звезд и разнообразными аттракционами для детей и взрослых. В последний раз компания устраивала подобный праздник по поводу сдачи в эксплуатацию другого комплекса - "Алые паруса". Было весело. Напитки лились рекой, столы ломились от закусок, зрелищ было не меньше, чем хлеба. Сначала вокруг комплекса носились легкомоторные самолеты, причем так низко, что с верхних этажей можно было разглядеть лица пилотов. Ребята смотрели вниз недобрым глазами, и казалось, искали гашетку пулемета. Потом прилетел вертолет и попытался приземлиться возле забытого после стройки цемента. Поднялась пылевая завеса, под прикрытием которой вдоль набережной "Алых парусов" продрейфовала флотилия маломерных судов. Если бы они начали пальбу и высадку десанта, сходство с военными маневрами было бы абсолютным.
   На самой набережной тоже не было скучно. Парни в пончо зажигали латинские ритмы, мужики в костюмах факиров - выдыхаемый изо рта керосин. Были еще какие-то цыгане, джаз-банды, клоуны и выкрашенные под мрамор ребята, застывшие в позе античных статуй. Затем к ним присоединилась делегация мэрии и команда дезинфекторов из патриархии, которая обрызгала "Алые паруса" святой водой, обкурила ладаном и благословила на долгую службу квартировладельцам. Кончилось все это, как и положено, грандиозным гала-концертом - приглашенные звезды пели шлягеры и дифирамбы в адрес "Дон-Строя" и поздравляли покупателей квартир с удачным вложением капитала.
   В "Дон-Строе" на такие промо-акции вообще не скупятся. Также как на прямую рекламу и спонсорскую поддержку разного рода помпезных мероприятий с участием богатых и знаменитых. Деньги тратятся не напрасно - возводимые компанией дома имеют высокий рейтинг у отечественных нуворишей. А поскольку среди потенциальных покупателей таких абсолютное большинство, продажи квартир идут с неизменным успехом. С другой стороны вся эта показуха слегка раздражает народные массы, а также коллег-журналистов, которых в "Дон-Строе" принципиально динамят с интервью и пресс-конференциями. Как результат, СМИ с большим удовольствием публикуют материалы о реальных и вымышленных проблемах компании. Типа распоряжения мэрии о демонтаже незаконно возведенных в Филипповском переулке пентхаусов (что имело место) или катастрофического оседания фундамента в "Алых парусах" (чего не было и в помине). Я тоже написал пару заметок, но без сенсаций, с сенсациями у "Дона" напряг. Правда, был один эпизод, когда они вместе с мэрией и Счетной палатой РФ провернули красивую комбинацию с участком на Остоженке. Лужок предоставил его конторе Степашина, а те в свою очередь отдали "Дон-Строю". Понятное дело, что не за так, а за долю в жилом доме, который компания собралась на этом участке построить. Фишка была в том, что ребята из Счетной палаты получали землю, а в конечном итоге квартиры, совершенно безвозмездно, то есть даром. Все это сильно смахивало на оптовую взятку, публично врученную мэрией аудиторам СП. Конкуренты "Дон-Строя", у которых тоже были виды на участок, просекли этот нюанс и попытались поднять вой. Но исполнители из какой-то левой общественной организации провалили пресс-конференцию, и скандал так и не состоялся.
   До "Воробьевых гор" ехать почти через полгорода. Поэтому когда я прибываю на место, день открытых дверей уже переходит в вечер. Праздник встречает меня массовым променадом покупателей квадратных метров. Публика дефилирует взад и вперед, разглядывая достроенные и недостроенные корпуса, окружающие ландшафты и сопроводительные буклеты. В дальнем конце стройплощадки виднеется раскинутый по случаю праздника шатер. Очевидно, там и есть самое веселье, решаю я, и бодрым шагом направляюсь в эту сторону. Где-то на полпути меня тормозит Милана Зотова, второй человек в PR-службе "Дон-Строя" и первый по части организации промо-акций.
   - Ну и где ты был? - спрашивает она с легкой укоризной.
   - Работал, - отвечаю я, - в поте лица своего. - А что, пропустил что-нибудь интересное?
   - Ну, в общем, да. Здесь, например, был балет экскаваторов, - Милана кивает в сторону небольшого котлована, где действительно стоят пять свежевымытых экскаваторов разного размера и раскраски.
   - И как это было, - я на самом деле заинтересован, - они танцевали па-де-де?
   - Вроде того. Делали синхронные повороты и движения ковшами.
   - Здорово.
   - А там строительный гольф, - Милана показывает на открытую площадку на четвертом или пятом этаже одного из корпусов. На площадке серьезная толпа, выстроившаяся в очередь за клюшкой для гольфа. Получивший право на удар запуливает мяч в сторону соседнего корпуса, громко чертыхается и уступает клюшку следующему в очереди.
   - У вас там просто какой-то ажиотаж, - говорю я, - чего это они так надрываются?
   - Видишь на противоположном здании две корзины для бумаг, одна на пятом этаже, другая на третьем?
   - Ну да.
   - Тот, кто забьет мяч в верхнюю корзину, получит пятьдесят тысяч долларов. Тот, кто в нижнюю - тридцать.
   - Очень интересно.
   - Хочешь попробовать, я тебя проведу без очереди.
   Соблазн велик, но гольфист из меня никакой, и потому я отказываюсь. Милана демонстрирует еще пару аттракционов и провожает меня до расположенного внутри шатра бара. Я был прав, эпицентр праздника находится именно здесь: бар, фуршет, столики с клерками для окучивания клиентов и сцена, на которой девчонки из российской версии Lord of the dance лихо отбивают своими каблучками развеселые ирландские ритмы.
   - Никуда не уходи, - говорит Милана и исчезает за одной из установленных по периметру ширм.
   Я беру в баре скотч, потом еще один, потом замечаю возле входа в шатер Алексея Шепеля, директора и владельца строительной компании "С.Холдинг". После приветствий и обмена мнений по поводу "Воробьевых гор" и открытых в это дело дверей я интересуюсь, не известно ли ему чего насчет увольнений в КАСРР. Оказывается, что очень даже известно.
   - Это насчет Балакина? - спрашивает Алексей.
   - Ну да.
   - Возможно, что действительно уволят. Но я так слышал, что Ресин не хочет его сдавать.
   - В самом деле?
   - Не знаю. Просто, когда началась вся эта заварушка, Ресин отдыхал в Австралии, и Балакин с большого перепугу стал звонить ему туда на сотовый. Дедушка сказал, что бы он не суетился, по быстрому залег в больницу и ждал, когда он вернется и все разрулит.
   Я собираюсь выяснить подробности, но в этот момент возвращается Милана.
   - Держи, - говорит она, вручая мне пакет со стандартным набором подарков и отдельно - синюю папку, напоминающую университетский диплом. Внутри папки стилизованный под золото слиток и текст на гознаковской бумаге, из которого становится ясно, что это не что иное, как сертификат особого назначения, стоящий десять тысяч долларов и принимаемый "Дон-Строем" при оплате квартир во всех его новостройках.
   - Здорово, - говорю я, - а как насчет наличных?
   Само собой, на наличные сертификат не меняют. Вместо этого Милана предлагает мне персональную экскурсию в один из корпусов "Воробьевых гор". Идти нужно прямо сейчас, пока не стемнело, и пока не началось финальное шоу. Отказаться никак нельзя, поэтому я прощаюсь с Шепелем, и всем, что он мог рассказать, и спешно отправляюсь осматривать планировку квартир и замечательные виды из их окон.
   Строительный подъемник доставляет нас на тридцать какой-то этаж. Внутри свежая штукатурка и несколько потенциальных покупателей. Квартиры не лучше и не хуже прочих, но панорамные виды на пол Москвы действительно впечатляют.
   - Вон там Mirax с "Золотыми ключами", - Милана показывает на новостройку конкурентов, расположенную по соседству. - Мы здесь за полгода построили больше, чем они за три, - бросает она камешек в этот огород.
   - И еще у них проблемы с экологической экспертизой, - лью я бальзам на ее сердце.
   - Серьезно?
   - Ага, департамент природопользования собирается остановить строительство.
   - Конечно, - радуется Милана, - там ведь пойма реки и какой-то заповедник.
   Понятное дело, что Mirax отмажется, причем в легкую. Но это не повод портить Милане удовольствие.
   Из окон другой квартиры видны не только заоблачные перспективы, но и лежащие у подножья "Воробьевых гор" крошечные домики коттеджного поселка "Сетунь".
   - Рядом с вашим монстром просто как детская песочница, - говорю я.
   - Я вообще не представляю, как они там собираются жить, - отзывается Милана. - Это ведь ненормально, когда на тебя сверху смотрит несколько сот человек. По-хорошему, этот поселок нужно снести и построить на его месте что-нибудь современное.
   - Например, "Воробьевы горы 2", - предлагаю я.
   - Было бы неплохо, - соглашается Милана.
   Я улыбаюсь и вспоминаю другую картинку из истории освоения "Дон-Строем" окружающих пространств. Панельная пятиэтажка напротив "Алых парусов", на балконах толпится народ, разглядывающий великосветские гуляния приехавших на открытие комплекса толстосумов. Вдоль балконов натянут здоровенный транспарант с логотипом "Дон-Строя" и гротескной надписью "Под снос!" - как приговор глазеющим аборигенам хрущевки. Забавное зрелище.
   - Ладно, пора, - говорит Милана, - пойдем, а то опоздаем.
   Мы спускаемся с залитых закатным солнцем этажей в наземный сумрак. Сумрак быстро превращается в полноценную ночь, что очень вовремя, потому как вот-вот должен начаться обещанный Миланой ударный номер программы - торжественный фейерверк с музыкальным прибабахом. Я закуриваю сигарету и смотрю, как поляна возле шатра постепенно наполняется народом, допивающим коктейли и разглядывающим небеса в ожидании чуда.
   Чудо наступает точно по графику. Взлетает сигнальная ракета, и секунду спустя воздух наполняется децибелами симфонической музыки, выворачивающей наизнанку душу, сердце и прочие внутренности. Одновременно небо взрывается десятками сверхновых звезд всех цветов радуги и ее оттенков. Симфонический вал нарастает, космический коллапс тоже. Я потрясен этим делом. Причем настолько, что начинаю думать о том, как бесконечно огромен окружающий мир, и как смехотворно малы цены на квартиры "Дон-Строя". Какими бы они не были.
   Придти в себя удается не сразу. Когда смолкает последний аккорд, и меркнет последний кусок пиротехники, я все еще созерцаю гармонию цен и пространства. Но приступ длится недолго, спустя пару минут я уже смотрю вовне вполне членораздельным взглядом. Посмотреть есть на что: Милана застыла в торжественном экстазе, на лице загадочная улыбка, в глазах загадочная пустота.
   - Мутабор, - говорю я и провожу перед ее глазами рукой.
   - Понравилось? - оживает Милана.
   - Не то слово.
   - Завтра будет повтор, сможешь увидеть все, что пропустил сегодня.
   У меня нет желания разглядывать "Воробьевы горы" по второму кругу. Зато есть повод отказаться - надо делать в газету полосу "тенденции". Милана не в курсе, с чем это едят, но звучит солидно, и потому она не настаивает. Взамен я обещаю прислать фотографа, который отщелкает новостройки и аттракционы. Может быть для заметки, а может быть просто так, на светлую память для фотоархива "Коммерсанта".
   Мы обмениваемся еще парой фраз, но без особого энтузиазма. Время позднее и всем, натурально, пора домой. Милана спрашивает, нужно ли меня подбросить, я отвечаю, что было бы неплохо. Мы садимся в ее джип и едем молча, переживая каждый свое. Милана - триумф креативной мысли, а я - результаты его воздействие на свою психику.
  
  

5

  
   Если в субботу нужно отсыпаться после трудовой недели, то в воскресенье - после субботнего отдыха. Это правило, которое следует соблюдать. Но телефон звонит уже очень давно, и наверняка на то есть своя причина. Скорее всего, на другом конце кто-то набрал мой номер и нажал на зеленую кнопку. Интересно, какой у меня номер и почему я не могу его вспомнить. И еще интересно, почему с каждым разом телефон звонит намного громче, чем прежде.
   - Ало.
   - Олег, ты как? - кнопку на другом конце нажимал Харнас.
   - Нормально.
   - Все в порядке?
   - Ну да, - кажется у Лехи, напротив, что-то совсем не в порядке.
   - Олег, а ты не мог бы сейчас подъехать на редколлегию?
   - Чего это вдруг?
   - Я не успеваю, а ты живешь ближе всех. Выводы делай сам.
   - А почему не Сапог, разве сегодня не его вахта?
   - В том то и дело, что его. Сапога замели за злостное хулиганство. Он вчера избил по пьяни каких-то прохожих и сейчас кается в ОВД "Сокол".
   Здорово. Значит, Петя все-таки нашел спарринг-партнеров, и причем неподалеку от места нашей последней встречи.
   - Ладно, - говорю я, - уже еду.
   Формально редколлегия по газете начинается в 11 часов. Но, как правило, народ подтягивается где-то к 11.10 или 11.15. Поэтому у меня еще есть минут сорок или пятьдесят. Этого достаточно, я прихожу одним из последних, но еще до того, как шеф-редактор включает счетчик для опоздавших - один доллар за одну минуту.
   Зал редколлегий похож на штаб-квартиру Камелота. Мансардные окна, камин, который неизвестно с какого перепугу решили затопить, и круглый стол рыцарей короля Артура, за которым сидят начальники отделов и редакционных служб. Вместо Артура сегодня сам Васильев, если верить Черниговскому, только что возвратившийся из Лондона после консультаций с БАБом. Шеф-редактор листает страницы субботнего номера и запивает впечатления кофе пополам с сигаретой. Большинство его рыцарей занимается тем же самым.
   Слева от меня сидит руководитель "Делового блока" (отделы бизнеса, потребрынка и финансов) Алексей Кондратьев. Он в курсе криминальных достижений Сапога, но ожидал, что его подменит Харнас, и потому немного обеспокоен:
   - Олег, вы посмотрели карту номера? - спрашивает он своим невероятно культурным голосом.
   - Да, от отдела заявлены три заметки.
   - Отлично.
   Судя по всему, больше от меня ничего не потребуется. Я разваливаюсь в кресле и жду начала процесса.
   По субботнему номеру нет ни прососов, ни проваленных дэдлайнов. Поэтому процесс начинается с выдачи премий за первую полосу. После легких сомнений Вася достает два конверта с изображением пятидесятидолларовой купюры и своей физиономии вместо портрета Гранта.
   - Пошлины на нефть, - сообщает он, и конверт летит через стол редактору экономполитики. Второй конверт отправляется в сторону отдела преступности, за репортаж с похорон какого-то авторитетного пахана.
   - Я больше ни хрена не вижу, - подводит итог шеф-редактор.
   Боссы отделов с боссом боссов согласны. Но, не все. Редактор политики настаивает, что на второй полосе есть еще один материал, достойный доброго слова и пятидесяти баксов. Что-то про арест казахского диссидента, произведенный нашими бравыми спецслужбами в аэропорту "Домодедово". Новость вроде как забавная, никто кроме "Коммерсанта" об этом не написал, и к тому же статью цитировали в телевизионных новостях.
   - Ладно, - соглашается Вася и достает еще один конверт.
   Я сразу вспоминаю про свою заметку насчет "Внуково" и про то, что денег осталось мало и лишний полтинник совсем не помешает. Но это вряд ли. Заметка хоть и на первой полосе, но сорок строк на премию не потянут. Поэтому не стоит и пытаться.
   Покончив с предыдущим номером, редколлегия переходит к заполнению следующего. Информслужба зачитывает сообщения о свершившихся и грядущих событиях, народ высказывает мнения, Васильев выносит вердикт - делать из новости заметку или нет. И если да, то на какой полосе, на сколько строк, с фото или без и какой отдел будет ее лепить. Выпускающий редактор забивает приговор в компьютер, и тот вступает в законную силу.
   Поначалу все это дело идет без особого энтузиазма. Кто-то не пришел в себя после веселого уикенда, кто-то после сладких снов, кто-то после поездки в славный город Лондон. Но постепенно процесс налаживается.
   - В Академии труда и социальных отношений прошел круглый стол "Молодежь России и вызовы ХХI века", - сообщает Саша Стукалин, который отрабатывает в информслужбе за главного глашатая. - В обсуждении приняли участие представители Совета федерации, Госдумы и Московского патриархата.
   - Общество? - спрашивает Вася.
   - Я посылал корреспондента, - отвечает Александр Кабаков, который есть руководитель отдела "общества", а заодно известный писатель и самый старый дядька на этом собрании.
   - И что?
   - Еще не знаю. Но в пресс-релизе какой-то бред про то, что 80% детских телепрограмм содержит элементы порнографии, а половина российской молодежи проститутки и наркоманы.
   - Охуительно, - радуется Вася, - нет, на самом деле.
   - На пятую? - спрашивает выпускающий про полосу.
   - Да, пятьдесят строк.
   - Нашествие саранчи в Краснодарском крае, - продолжает Стукалин. - Саранчой уничтожено около 5 тысяч гектаров посевных площадей, засеянных пшеницей и кукурузой.
   Никто не говорит ни слова. Стукалин уже собирается зачитывать следующую новость, когда Володю Гендлина пробивает на реплику:
   - Она появляется каждый год, - заявляет он мрачным голосом, - и ей нужно питаться.
   "Джипперс Крипперс", вспоминаю я, где уже это слышал.
   - Дальше, - командует Вася.
   - В Москве прошли переговоры РАО ЕЭС и Датского агентства по охране окружающей среды. Стороны обсудили ряд совместных природоохранных проектов.
   - И что это значит, Чубайс испортил в Дании воздух?
   - Нет, это по поводу Киотского протокола, - поясняет Вардуль. - Дания собирается вложить шесть "лимонов" в реконструкцию двух наших электростанций. Их переведут с угля на газ, взамен датчане получат часть российской квоты на выброс парниковых газов. Сделка согласована в правительстве, заметку я уже заявил.
   - А чего они не реконструируют у себя в Дании?
   - Наверное, у них уже не осталось электростанций, которые работают на угле.
   - Понятно.
   - ООН приняла резолюцию о разграничении секторов научной деятельности между странами, принимающими участие в исследовании Антарктиды.
   - Общество? - спрашивает Вася.
   - Это не наша тема, - уверен Кабаков. - Это международные отношения и они нас не касаются.
   - Политика?
   - Там ведь насчет научных исследований - отвечает политика. - Мы как-то не пишем о научных исследованиях, особенно о тех, которые в Антарктиде.
   - В общество, - решает Васильев.
   - Андрей, это идиотизм, - недоволен Кабаков.
   - Почему?
   - Да потому что в Антарктиде никакого общества кроме пингвинов.
   Вася размышляет над этой мыслью, но не больше пяти секунд.
   - В общество, - подтверждает он.
   - Блядь, - расстраивается Кабаков.
   - Илья Южанов выступил за изменение законов по наружной рекламе алкоголя, - сообщает Стукалин очередную весть. - На проходящей с Санкт-Петербурге конференции "Задачи и проблемы государственной конкурентной политики" министр заявил о необходимости узаконить наружную рекламу алкоголя и высказался против законопроектов о запрете рекламы табака.
   - Фото с подписью.
   - На время расследования причин катастрофы самолета Ту-154 в Иркутске отстранена от работы бригада диспетчеров, руководившая посадкой самолета, - продолжает Стукалин.
   Насчет самолета вообще то уже заявлена большая заметка с расследованием аварии и вынос с перечнем всех катастроф Ту-154. Но Васильев считает, что этого недостаточно, и что к заметке следует добавить еще и вынос с "прямой речью" - ответами VIPов на прямой и конкретный вопрос, который специально обученный человек задает им по телефону. Шеф-редактор выслушивает несколько вариантов этого самого вопроса, но в конечном итоге останавливается на своем собственном - "А Вы боитесь летать?".
   - Нормальный вопрос, - убеждает Вася то ли редколлегию, то ли самого себя. - До фига ведь людей, которые боятся. Мне, например, страшно, я без пузыря вообще в самолет не сажусь.
   Никто и не спорит. Тем более что после свежей катастрофы у респондентов опроса должен появиться дополнительный повод для авиафобии. И для пузыря в дорогу.
   Следом идет новость про перестрелку с участием ментов, в результате которой был убит какой-то безбашенный бандит, незадолго до того сам подстреливший двоих стражей порядка. Загнав эту тему в карту номера, Вася ударяется в воспоминания. О том, как несколько лет назад были убиты милиционеры, подрабатывавшие в охране "Коммерсанта", и о том, как это событие освещалось отделом преступности.
   - Я тогда офигел, - сообщает он, - звонит Игорь и говорит, что замочили двоих наших ментов. И чтобы я по быстрому высылал фотографа, картинка типа охренительная: тела в мусорных баках, куча ножевых, головы проломлены и мозги наружу. Я спрашиваю у него, чего там случилось, почему наши парни? А он мне, да хрен с ним, потом расскажу, давай высылай фотографа, пока трупы не убрали, такие фотки пропадают.
   Народ выдает смех и улыбки, но как-то хило и без особого энтузиазма. Шеф-редактор считает себя неплохим актером (несколько проходных ролей в кино и главная роль в "Коммерсанте"), и такая реакция его совсем не устраивает.
   - Нет, ну ты пойми, - продолжает он, вперившись взглядом в чьи-то, наверное, самые отзывчивые глаза, - наши ребята, с которыми каждый день здоровались, лежат там в каком-то мусорном баке, порезанные и без мозгов, а он, блин, требует фотографа.
   На этот раз эмоций значительно больше: "твою мать", "охренеть", "фотограф успел?", и прочие проявления интереса и восторга. Вася доволен произведенным эффектом, и, стало быть, Стукалин может зачитывать следующую новость.
   Спустя двадцать минут события информленты подходят к концу. Все, что можно было забить в карту номера, туда забито. Но заметок все равно не хватает, даже с учетом инсайда, который не попал в ленту, но был заявлен отделами. В газете дыра почти на две полосы, и не факт, что ее удастся заполнить свежими новостями, потому как в воскресенье свежие новости случаются не так часто.
   - Там, по идее, еще должна подсосаться реклама, - сообщает выпускающий редактор, - где-то на полполосы, а может и на три четверти.
   - Может еще кого-нибудь убьют, - обещает отдел преступности, - или посадят.
   - Было бы неплохо, - соглашается выпускающий. - Но все равно недобор с деловыми новостями, почти на полосу.
   - Алексей Юрьевич? - спрашивает Вася, вглядываясь в интеллигентное лицо руководителя делового блока.
   - Мы постараемся что-нибудь найти, - обещает Кондратьев.
   - Постарайтесь. А то будет та же фигня, что и в прошлое воскресенье.
   - А что было в прошлое воскресенье? - спрашивает финик Глеб.
   - Жопа, - докладывает Васильев, - причем полная. Пора закрываться, только ни фига не выходит. Потому что в деловых новостях дыра на четверть полосы, и заткнуть ее нечем - ни заметок, ни рекламы. И дэдлайн через двадцать минут. Стали там пробовать варианты, - шеф-редактор выдает кислую ухмылку, - перекинули пару заметок, с тринадцатой на пятнадцатую, с четырнадцатой на тринадцатую. И все равно ни хрена - как была дыра в четверть полосы, так она и осталась.
   - Это такой математический закон, - поясняет Гендлин, - от перестановки слагаемых сумма не меняется.
   - Серьезно?
   - Нет, пошутил.
   - Ну и как закрылись? - спрашивает Глеб
   - Хреново, с немереных размеров заголовками и фотками в полтора раза больше, чем надо.
   Помимо проблем с количеством есть проблемы и с качеством. Большой босс недоволен текстами делового блока. Слишком много специальных терминов, слишком много цифр, должностей и фамилий. И никакого мордобоя и смертоубийства. Совершенно очевидно, что авторы заметок чего-то не догоняют насчет истинной сути событий, и если так будет продолжаться и дальше, то последуют штрафы. И это последнее напутствие, редколлегия завершена и все могут отправляться исполнять свой долг в соответствии с указаниями руководства.
   Исполнение долга начинается в редакционном баре, куда участники редколлегии перемещаются почти в полном составе. Я присоединяюсь к исходу. Кофе, бутерброд, сигарета и обмен приветствиями со всеми, с кем не успел поздороваться раньше. Но после этого вместо приступа трудового энтузиазма, почему-то наступает легкое отупение и желание заснуть часа на два или более. Мне даже приходит в голову забавная мысль насчет того, что, может, стоит сбежать домой и зарыться головой в подушку. Но нет, я ведь профессионал. По крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить. И потому вместо того, что досыпать все, что не доспал за эти и прочие сутки, я иду к станку, в надежде, что творческий тонус восстановится сам собой.
   Тонус ни фига не восстанавливается. Не помогает ни еще одна сигарета, ни просмотр новостей и почты. Я абсолютно точно и совершенно отчетливо хочу спать. В очень большой и очень мягкой кровати, со свежими простынями, перинами и прочими постельными причиндалами. И чтобы работал кондиционер, поддерживающий альпийскую влажность и температуру. И чтобы рядом с моим сонным лицом стояла охлажденная бутылка минеральной воды, а чуть дальше бутылка скотча, и пусть это будет Glenlivet или Glenfiddish. А возле бутылки пусть стоит стакан, в котором очень медленно тает пара кубиков льда. И насчет девушек...
   - Олег, - голос доносится откуда-то извне. И он совсем не женский. Черт, это Харнас, и, похоже, он пихает меня в бок, пытаясь вернуть от сладких снов к пошлой реальности.
   - Привет, - говорю я.
   - Привет, - говорит Леха, - спишь?
   Я проверяю свои рецепторы на предмет восприятия реальности и прихожу к однозначному выводу:
   - Нет, не сплю.
   - Как редколлегия?
   - Вася сказал, что на наш отдел пишет паршивые заметки и пишет намного меньше, чем нужно.
   Похоже, что для Лехи это совсем не новость:
   - Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, - сообщает он. - Как там насчет увольнений в ресинской конторе, ты сегодня про это напишешь?
   Так-так, кажется, Харнас уже побеседовал с Кондратьевым насчет недостачи заметок в деловом блоке. И судя по всему, уже предложил компенсировать это дело за мой счет.
   - Нет, Леха, - говорю я, - ни фига не выйдет. Мне еще нужно набрать кучу комментов, и в воскресенье мне их никто не даст.
   - Да и хрен с ними, - отвечает Леха, - пиши, что есть.
   - Думаешь?
   - Конечно. Газета, Олег, живет один день, послезавтра уже никто не вспомнит, что ты там написал.
   Черт, Харнас умеет подвести теорию. Но я не настолько наивен, чтобы поддаться на это дело:
   - У меня ведь кроме Ресина и неофициальных источников ничего нет, - говорю я. - Ни Балакина, ни Сергеевой, ни Воронина. И потом, неплохо бы получить комментарий пресс-службы мэрии и каких-нибудь строительных компаний. Согласись, что без этого заметка не прокатит. И ты сам ее снимешь, если всего этого не будет.
   - Ладно, - соглашается Харнас после осмысления моих аргументов, - давай подождем, но только до завтра. И кстати, что там у тебя было с Ресиным?
   - Практически ничего, мы едва знакомы и он мне даже не нравится.
   - Ха. Говорят, что он тебя послал вместе со всем "Коммерсантом", включая шеф-редактора и владельца.
   Совершенно очевидно, что инцидент начал обрастать новыми фактами, и потому следует выдать оригинальную версию. Что я и делаю, причем в красках и со всеми подробностями. Харнас впечатлен:
   - Да, весело, - Леха замолкает, очевидно, просчитывая какие-то варианты. - Ладно, давай отложим это до завтра, - повторяет он. И, похоже, что повторяет не просто так. Похоже, что на следующей редколлегии он собирается донести пожелания главы КАСРР до того, кому они предназначались. И посмотреть, что из этого выйдет.
   - Только собери все комменты, - говорит Леха, - и сделай нормальную заметку, строк на 80.
   - Ладно.
   Харнас желает мне творческих узбеков и уже поворачивается в направлении своей коморки, когда я вспоминаю о том, почему сегодня не выспался.
   - А что там с Сапогом?- спрашиваю я.
   - Сидит, однако, - сообщает Леха, снова поворачиваясь фасадом в мою сторону, - и неизвестно когда выйдет.
   - Что, так серьезно?
   - В общем, да. Потому как он совершил не простое хулиганство, а злостное.
   - Ух ты, а в чем разница?
   - Все дело в том, кому бить морду. Если просто прохожему, то можно отделаться штрафом. А если прохожему, который делает замечания насчет хулиганского поведения, то это уже срок, причем до пяти лет.
   - Он что, стал бить прохожего, который делал ему замечания?
   - Именно. Причем намного сильнее, чем того, который никаких замечаний не делал.
   - Это он зря.
   - Вот и я тоже так думаю.
   - И что, на счет этот счет есть специальная статья?
   - 213, пункт 2 - хулиганство, связанное с сопротивление лицу, пресекающему нарушение общественного порядка. И это приравнивается к хулиганству, совершенному группой лиц по предварительному сговору, или совершенному ранее судимым лицом, или связанному с сопротивлением представителю органов власти.
   - Черт, и кто только сочиняет эти кодексы?
   - Юристы.
   - И что, избиение прохожих длилось долго?
   - Да нет, не очень. Там как раз менты мимо проезжали. В общем, они успели его повязать до того, как злостное хулиганство превратилось в суперзлостное.
   - Повезло.
   - Еще как!
   - И что теперь?
   - Отмажется. Но это ему встанет не меньше, чем в штуку. А может и в две, если с компенсацией пострадавшим.
   - Круто.
   - Нормально. Интересно только, с чего его переклинило. Может, кто наступил на ногу или даже на обе?
   - Нет, - говорю я, - он созрел сам, еще на пляже. А на Волоколамке уже пытался заехать мне в ухо.
   - И как, успешно?
   - Нет, промахнулся. Потом решил, что я для него слишком ловкий и пошел искать других кандидатов.
   - И ведь нашел, причем сразу двоих, - Харнас поворачивается и идет в свой кабинет. И, наверное, уже где-то возле дверей снова вспоминает о служебном долге и кричит в мою сторону:
   - Олег, ты не забыл, что у тебя "тенденция"?
   - Помню, - ору я в ответ.
   "Тенденции" - это двадцатая полоса газеты, в которую забивают светлые мысли по поводу конкретных перспектив конкретного бизнеса. А еще это головная боль, потому что раз в два месяца эту полосу приходится делать каждому корреспонденту делового блока. И все 530 строк приходится сдавать одному - большой текст, два или три интервью, графики, карикатура и что-нибудь еще, если останется место. В общем, это напрягает куда сильней, чем обычная заметка на 60 строк и даже сильней, чем ежемесячный обзор в "Деньги".
   По идее, моя "тенденция" должна быть готова уже завтра, потому как отдел "бизнеса" сдает их по понедельникам. Но это дело переиграли. Иногда кто-то не успевает в положенный срок, иногда наоборот, кто-то сдает заранее, например для того, чтобы вовремя смотаться в отпуск. И потому бывает, что отделы меняют свои дни. И на следующей неделе как раз так и будет - финики сдают свою "тенденцию" завтра, а я вместо них в четверг. И это очень даже кстати, учитывая, что у меня до сих пор ничего нет - ни текста, ни интервью, ни графиков, вообще ничего. Нет даже темы и что еще хуже, нет никакого желания всем этим заниматься.
   Ну а раз так, то и черт с ним. Тем более что время еще есть. И, тем более что мне есть чем заняться помимо этого. Например, набросать текст про увольнения в КАСРР. Что я и делаю часа полтора или два, пока не начинает вытанцовываться какое-то подобие заметки, в которой текста почти столько же, сколько и пропусков для мнений и заявлений ньюсмейкеров. Блин, будет очень смешно, если завтра они обломают меня с комментариями. Ладно, в любом случае, на сегодня с этим все.
   Я отправляюсь выпить кофе, а на обратном пути захожу в фотослужбу. Здесь бардак как всегда. В том смысле, что сначала нет редактора цветных приложений, а когда он появляется, оказывается, что нет ни одного свободного фотографа. Редактор говорит, что заявку на съемку нужно было оставлять в пятницу. Я отвечаю, что отснять это дело, то есть день открытых дверей "Дон-Строя", я сообразил только вчера, да и то поздно вечером. Ну и само собой, что это ничего не меняет. Как бы там ни было, я пишу на листке бумаги адрес "Воробьевых гор", чего мне там надо отщелкать, а заодно мобильный Зотовой и свой собственный. Потом объясняю на словах, что это надо сделать пораньше, пока там не свернули все аттракционы. Выслушиваю в ответ что-то вроде того, что это как получится, и возвращаюсь в свой бокс.
   В боксе по-прежнему никого нет. Новостей на информленте тоже. Я уже подумываю вернуться к осмыслению "тенденций", когда в бокс заваливает Коляда. Настроение у Сереги явно не рабочее, и потому он, не тратя времени, предлагает пойти опробовать пиво и шашлыки в раскинутом по соседству летнем шатре ресторана "Узбечка". Неплохая идея, по крайней мере, это веселей, чем зависать в сомнениях по поводу текста, у которого даже нет темы.
   - Ну что, Олег, - спрашивает Коляда после первой бутылки пива (не считая тех, что он выпил раньше), - как твои успехи в бизнесе?
   - В каком?
   - Который насчет нового приложения к "Коммерсанту".
   - Отлично, вот-вот начну грести миллионы.
   - Ни фига не начнешь.
   - Почему?
   - Потому что ты должен не грести, а работать. Типа сидеть за компьютером, стучать по клавишам и делать заметки.
   - От работы кони дохнут.
   - Правда? - Серега вроде как удивлен.
   - Правда.
   - Это ничего не меняет. И вообще, я не про коней, а про то, что на этом деле ты все равно денег не срубишь.
   - Да ну?
   - Точно. Запустишь свое приложение, будешь там жопу рвать, чтобы его раскрутить, а когда все это начнет давать прибыль, тебе скажут большое спасибо и пошлют на хрен.
   - Жестоко. А если будет договор, в котором будет прописано, сколько и за что мне положено. Типа процент от рекламы, ставка за редактуру и гонорарии за заметки.
   - Гонорарии и ставка - это да, это ты отработаешь. А вот насчет процента от рекламы, это ты обломайся, этого тебе не дадут.
   - Это чтоб не отвлекался от работы?
   - А я о чем говорю. Люди, Олег, делятся на тех, которые работают и на тех, которые зарабатывают. Насчет заработать, в "Коммерсанте" и без тебя народу хватает. Так что ты давай вместе с конями, чего они там делают?
   - Дохнут.
   - Точно.
   Серегу, конечно, клинит. Но послушать все равно стоит, может, расскажет что-нибудь интересное.
   - Значит, мне не светит? - спрашиваю я.
   - Однозначно.
   - Типа их там всех жаба задушит?
   - Насчет процента от рекламы?
   - Ну да.
   - Задушит. Если не Филенкова, то Любимову, если не Любимову, то кого-нибудь еще. В общем, кого-нибудь точно задушит.
   - Тогда я приложение делать не буду.
   - Ясный пень.
   - И тогда "Коммерсант" вроде как потеряет прибыль, которую мог бы на этом получить. И прибыль к тому же гарантированную.
   - Кто это ее гарантирует?
   - Да есть спонсор.
   - Да? Все равно, это дело не выгорит. Ты, Олег, натурально не понимаешь. С чего им с кем-то делиться, если они могут запустить этот проект и без тебя и без твоего спонсора.
   - Тут ты ошибаешься. Я так понял, что за свои бабки сейчас в "Коммерсанте" ничего запускать не будут. Такая вот у конторы стратегия.
   - А у тебя что, есть деньги на запуск?
   - Ну, типа того.
   Коляда замолкает. Может потому, что закончились аргументы, а может потому, что принесли шашлыки и это дело будет поважнее. Верным оказывается второе. После нескольких кусков и еще одной бутылки Серега возвращается к дискуссии, правда совсем с другой стороны:
   - А если рекламы не будет? - спрашивает он.
   - Тогда мой спонсор погорел.
   - Это понятно. А что будет с приложением, когда его деньги закончатся?
   - Наверное, закроют.
   - Ни фига. На "Коммерсант-Спорт" тоже давали деньги, типа лимон баксов или около того. Деньги кончились, реклама так и не пошла, а его по-прежнему выпускают. Потому что в падлу признать, что это дело провалилось.
   - Ну и что?
   - Это я к тому, что еще одна такая проблема никому не нужна.
   - А позитивные идеи насчет приложения у тебя есть?
   - Нет.
   - Ясно, давай дальше.
   - Я вот никак не пойму, а с какого боку ты собрался там получать проценты. Тебя что, типа пускают в совладельцы?
   - Нет, не пускают.
   - Тогда точно кинут.
   - Там своя схема, меня устраивает. А насчет совладельцев, "Коммерсант" не берет их в свои издания в принципе. А если и берет, то только в региональные выпуски газеты.
   - Типа "Коммерсант-Кызыл"?
   - Типа того.
   - Ладно, а как насчет Кацмана?
   - Это ты про "Секрет фирмы"?
   - Ну да, про "Секрет фирмы", который Кацман запустил в "Коммерсанте".
   - Ну и что с того, что запустил? "Коммерсант" не был там ни акционером, ни каким другим совладельцем. Насколько я знаю, "Секрет фирмы" с самого начала принадлежал самому Кацману, или кому-то там вместе с ним.
   - Блин, верно, - соглашается Коляда, - а "Коммерс" отрабатывал на аутсорсинге. Типа качал бабло за контент и за распространение. И за все платил Кацман. Знаешь, сколько он платил?
   - Сколько?
   - Я сам не знаю, но он говорил, что ему один целлофан стоил пять штук.
   - Целлофан?
   - Ну да, целлофан. "Секрет фирмы" распространяли же вместе с "Деньгами".
   - И что?
   - И Кацман платил за то, чтобы упаковывать оба журнала в один целлофан. И это стоило ему пять штук баксов.
   - За каждый тираж?
   - Именно.
   - Интересно, сколько стоило все остальное?
   - Не знаю, но что до фига, это точно.
   - Ладно, и к чему это ты?
   - Да, к чему это я?
   - Насчет изданий "Коммерсанта" и его совладельцев.
   - Точно, этих совладельцев до фига.
   - Например?
   - Например, Петька Шура. Заделался акционером "Проверено. Коммерсант". А потом вообще выкупил этот проект на хрен, в смысле целиком.
   - Это справочники-путеводители?
   - Ага.
   - Которые лепят из статей "Коммерсанта", и которые никто не покупает?
   - Почему, покупают, и реклама там тоже есть.
   - Я слышал, что этот проект отстой. И что Шура его выкупил только потому, что "Коммерс" сам хотел от него избавиться.
   - Какая разница, главное прецедент - Шуре это дело отдали. А тебе твое приложение не отдадут. Ни целиком, ни долю малую. И опцион тоже не дадут. В общем, кинут тебя и правильно сделают.
   Черт, Коляда умеет портить настроение. Я допиваю пиво и уже собираюсь свалить, когда Серега начинает развивать новую мысль:
   - В общем, надо делать собственный проект, - заявляет он. - Чтобы без "Коммерсанта" и чтобы самому быть владельцем.
   - Круто. Это ты только что придумал?
   - Нет, это мой стратегический план. Нужно сделать журнал или сайт или и то и другое сразу.
   - Лучше и то и другое.
   - Это точно. Вопрос в том, где взять деньги.
   - И где же их взять?
   - Я работаю над этой проблемой.
   - И как успехи?
   - Скоро будут.
   - Серьезно?
   - Абсолютно. Я ведь не собираюсь все жизнь писать заметки, и тем более за эту гребаную зарплату.
   - Не хватает?
   - Еще бы, я на нее нормальную квартиру смогу купить не раньше, чем через двадцать лет. И то если не буду ни жрать и ни пить.
   - Ну насчет жратвы, бог с ним. А без выпивки ты не протянешь.
   - А я о чем говорю.
   - У нас в конторе одни жлобы.
   - Сволочи!
   - Но другие еще хуже.
   - Точно. Давай, выпьем водки?
   - Нет, - говорю я, - мне еще работать
   - Как хочешь.
   Я расплачиваюсь и выхожу из палатки. И уже снаружи слышу крик Коляды: "Эй, а водка у вас есть?".
   В боксе куча народа и какой-то бессмысленный треп - судя по всему, заметки уже сданы, если их вообще кто-то сдавал.
   - Гороскоп это чушь, - убеждает кого-то Оля. - Я сначала думала, что их вообще сочиняют от фонаря. Оказалось, что нет. Когда заболел Ледовских, нашли кого-то вместо него. Вышло забавно, парень очень грамотно написал, что там, в каком знаке и как влияет на бизнес, травматизм и все остальное. Хотя на самом деле, никакого понятия насчет этой астрологии у него не было. И вроде даже прокатило, правда, потом пришла пара писем от читателей. Типа ваш астролог ошибся, Луна не соединялась в этот день с Марсом, и у нее не было гармочных аспектов с Ураном или там с Нептуном. Обалдеть, а я думала, что на самом деле никто не вникает. И что главное - это чего делать и чего не делать, а астральные аспекты всем до фени.
   - И чем все это закончилось? - спрашивает Коля
   - Ничем, Ледовских вышел на работу, и больше в редакцию никто ничего не писал.
   - Ясно. Олег, а ты веришь в астрологию?
   - Нет, это мракобесие, а также бизнес, который эксплуатирует неуверенность человека в завтрашнем дне.
   - Ты ведь Овен?
   - Ну да.
   - А ты знаешь, что сегодня тебя ждет неприятный разговор с начальником?
   - Правда?
   - Олег! - кричит из своего кабинета Харнас.
   - Очень смешно, - говорю я.
   - Может он даст тебе премию, - лжет Коля.
   - Или даже две, - смеется Рома.
   Нет, премией тут не пахнет. И тем более двумя.
   - Олег, - Харнас явно недоволен, - во-первых, хватит пить.
   - А во-вторых?
   - А во-вторых, что у нас с "тенденцией"? Тебе через три дня ее сдавать.
   - Через четыре.
   - Какая разница, у тебя ведь даже темы нет.
   Ух ты, попался. Почти. На самом деле у меня есть запасной вариант - насчет большого передела на рынке новостроек. Вариант вообще то мутный, но ничего - сойдет.
   - Тема у меня есть, - говорю я.
   - Какая?
   - В прошлом месяце в мэрии начали проводить конкурсы по продаже прав на застройку земли. Это вместо выделения участков за долю стоящегося жилья.
   - Я знаю, и что с того?
   - И все участки на конкурсах получили девелоперские компании, которые будут строить на них дорогие монолитные дома. А домостроительные комбинаты, которые строят панель - ДСК-1, "Главмосстрой" или там СУ-155, либо вообще не участвовали в конкурсах, либо не выиграли ни одного лота.
   - Ну и где здесь тенденция?
   - Тенденция в том, что панельные застройщики, которые пока строят в Москве больше всех прочих, не в состоянии конкурировать с компаниями, которые строят монолит. В смысле, на конкурсах. И это значит, что новых участков им не видать, а когда кончатся старые, их выкинут с рынка и отправят строить жилье по муниципальному заказу.
   - А что, у ДСК нет денег для конкурсов?
   - Деньги, может и есть. Только им нет смысла платить за землю в три дорого. Они ведь не элитные дома строят, а типовую панель. И на продаже квартир они выручат не так до фига, как девелоперские компании. И очень может быть, что даже не отобьют того, что заплатят за землю на конкурсе.
   Харнас ударяется в раздумья.
   - А что, интересно, - решает он, - "Домостроительные комбинаты не прошли по конкурсу". Давай, и побольше интервью. Чтобы были все: и мэрия, и конкурсная комиссия, и девелоперы со своим монолитом и ДСК.
   - Но проблемо.
   - И насчет заметки, которая завтра, помнишь?
   - А то.
   - И еще: мы через неделю сдаем "Коммерсант-Дом".
   - У меня "тенденция".
   - Да ладно, ты ведь сдашь ее в четверг, у тебя еще будет четыре дня.
   - И что ты хочешь?
   - Сделай полосу насчет новых коттеджных поселков. Типа десять самых самых из тех, что начали продавать в этом году. Строк по 25 на каждый и фотки.
   - Ладно.
   Я отправляюсь обратно в бокс. Вышло неплохо - "тенденция" нарисовалась сама собой и всего за пару минут. Правда, у меня большие сомнения насчет того, что все действительно так, как я изложил Харнасу. А потому я еще раз смотрю постановления и распоряжения московских властей. Все правильно, кроме как на конкурсах или аукционах землю под застройку давать не будут. Смотрю результаты конкурсов - никаких домостроительных комбинатов среди победителей. И насчет того, что в ДСК могут ждать плохие времена - тоже верно. У них там в цехах конвейер, в год лепят типовых домов на 3 миллиона квадраметров. И где они будут их ставить, если все участки выкупят конкуренты. Пойдут со своей панелью на панель, в смысле строить за гроши по муниципальному заказу. А может и еще хуже - придется сворачивать лавочку.
   По любому, тема вроде как ничего. Я даже чувствую прилив энтузиазма, и пока он никуда не делся, начинаю стучать по клавишам. Забиваю в компьютер план заметки, список ньюсмейкеров и что там рисовать в графиках и таблицах. Потом закуриваю сигарету и выключаю все это на фиг. Пора расслабиться.
   Точно, пора. Тем более что в кабинете Харнаса шум и веселье. А еще там бутылка бурбона, толпа народа и лично шеф-редактор. На небритом лице Васильева счастливая детская улыбка. В одной руке сигарета, в другой компакт-диск, который он пытается запихнуть в CD-Room компьютера. После нескольких попыток он поручает это дело Харнасу и толкает речь насчет того, как пьяный в жопу сочинял что-то типа стихов, и как потом его друг Лева делал из этого песни. Результат совместного творчества как раз на этом диске.
   Публика взволнована грядущей встречей с большим искусством. Все замолкают и ждут, когда Леха запустит шарманку. Наконец из динамиков раздаются первые аккорды, а следом за ними и чей-то заунывный голос. Текст философский: "шестисотый барак, пролетарий не враг, не желай ему зла, он ни хера не узнал". Я хватаю стакан и делаю большой глоток. И сразу же чувствую, что песня действительно берет за душу, особенно там, где "шестисотая дочь, только спонсор помочь, мог ее блин отцу, но я не отсосу". Ребята тоже впечатлены, но пока прячут эмоции за скромными улыбками, которые расцветают каждый раз, когда Вася поворачивает свое сияющее лицо в их сторону.
   Следом за композицией с шестисотым рефреном следует лирическая исповедь героя, размышляющего на борту авиалайнера о своей жизни. Выясняется, что "наедине со всеми он проебал все семя, страна его Рассея, а он российский гражданин". После небольшой джазовой импровизации герой, кроме того, сообщает, что "наедине с собою я обкурил весь боинг, ссадить меня слабо им, ну вот такое я говно". Меня пробивает на хохот, и я вываливаюсь в коридор, чтобы не мешать остальным ловить кайф с этой баллады.
   На самом деле, действительно смешно. У Васи есть талант весело и забавно окунать в канализацию сокровенные мысли и возвышенные чувства. Этого не отнимешь. Я бы даже остался и дослушал весь репертуар до конца. Но только не сегодня. Сегодня я выдохся, причем с самого утра, и больше всего я хочу вернуться домой и завалиться спать. И потому хрен с ним, с этим концертом. Я забираю сумку и иду по коридору к выходу. И вслед мне несется очередной шлягер шеф-редактора. И на этот раз ему дружных хором подпевают благодарные слушатели. Мотив знакомый - Let it Be Биттлз, слов не разобрать, зато припев слышно отлично. "Наебли, наебли", - надрывают коллеги свои глотки, и их радостные вопли преследуют меня до самого выхода из конторы.
  
  

6

  
   На этот раз я просыпаюсь очень медленно. Смотрю, как светит за окном солнце и как в телевизоре рекламируют памперсы и что-то там еще. А после душа и кофе я размышляю о том, что неплохо бы прикупить пару дисков на Горбушке, может еще поплавать в бассейне в Лужниках и дорисовать картину, которая пылится на полу рядом с засохшими красками. И еще я думаю о том, что сейчас не самое лучшее время для этих планов. Потому что пора валить в контору. Пора отлавливать и раскалывать ньюсмейкеров, аккредитовываться на их сборища, слать секретарям мейлы и факсы и забивать в компьютер строчки и абзацы. В общем, пора отрабатывать зарплату. Пора, блин, пора.
   Контора по-прежнему стоит на своем месте, свет не отключили, канализацию не прорвало. То есть работать придется по любому. Я бросаю сумку под стол и включаю компьютер, и уже через пару минут начинает звонить телефон.
   - Да, "Коммерсант".
   - Мне Олега Кузьминского.
   - Я вас слушаю.
   - Здравствуйте, Олег. Это Шишков Виталий Владимирович, помните, вы звонили мне насчет квот, которые ввела Украина на импорт нашего цемента.
   - Да, Виталий Владимирович, я вас помню. Белгородский цементный завод.
   - Да, все верно. Олег, я хотел спросить, у вас есть магнитофонная запись интервью, которое я вам давал?
   Ух ты, это на кой она ему понадобилась?
   - Да, Виталий Владимирович, где-то лежит. Но боюсь, что прямо сейчас я ее достать не смогу. А вы хотели что-то прослушать?
   - Нет, необязательно.
   - А вообще, в чем вопрос?
   - Да нет, ничего особенного. Спасибо, что сообщили, всего доброго, - Шишков кладет трубку быстрее, чем я успеваю сказать до свиданья.
   Я закуриваю сигарету и откидываюсь в кресле. И, наверное, у меня сильно озадаченный вид. Или с какой еще радости Оля разглядывает меня с любопытной ухмылкой.
   - Чего там тебе накаркали? - спрашивает она
   - Я сам ни фига не понял. Позвонил гендиректор "Белгородского цемента" и спросил, есть ли у меня запись нашей беседы?
   - А где ты с ним встречался?
   - Нигде, разговаривал по телефону.
   - А запись есть?
   - Откуда?
   - Ясно, и что ты ему сказал?
   - Сказал, что где-то лежит.
   - Правильно сделал, что сказал. Это засада. Не знаю, в чем там дело, но это точно засада.
   Пока я размышляю, где тут засада и в чем ее подлый замысел, в бокс вваливается жизнерадостный Харнас. Леха энергично пожимает всем руки, поздравляя с наступлением нового трудового дня, спрашивает как дела и завершает всю эту суету традиционным призывом отправиться в бар пить кофе и поедать сэндвичи с пирожками. Заниматься этим в одиночестве его ломает.
   В очереди за булками Оля рассказывает Харнасу про стремный звонок цементного директора. Я собираюсь сообщить подробности, но это ни к чему. Леха помнит заметку, так же как и комментарий, который давал директор. Тогда он в большом запале клялся, что введение квот пролоббировал французских холдинг Lafarge, чтобы загрузить свой завод в Николаеве. И что он знает, кому именно, когда и сколько занесли эти ребята, чтобы в украинском правительстве все сделали как надо. Шишков вообще очень сильно переживал по этому поводу. Но оно и понятно, квоты отрезали его завод от украинского рынка, и теперь ему надо было искать новых покупателей. В комментарии директора я почти ничего не менял, но в заметке все обвинения звучали как неофициальное мнение представителя завода. Так что формально никаких причин для того, чтобы дергаться, у Шишкова быть не должно. И потом после выхода заметки прошло уже больше недели, и пока все было тихо и гладко.
   - Все равно, - говорит Харнас, - если что, он от всего откажется, и еще вчинит иск насчет клеветы. Так что все разговоры записаны и все пленки лежат в сейфе.
   - Будет смешно, - говорю я, - если когда-нибудь их все-таки потребуют предъявить.
   - Обхохочешься.
   Мой сотовый начинает звенеть, когда мы вместе с чашками и тарелками садимся за столик. На другом конце телефона гендиректор Lafarge-Россия, и вряд ли это совпадение.
   - Привет, Владимир, - говорю я, выходя из бара в фойе.
   - Привет, - отвечает Ростунов каким-то кислым голосом. - Олег, я так понял, неделю назад у вас в газете была статья по поводу введения Украиной квот на импорт российского цемента.
   - Ну да.
   - Там вроде какой-то неофициальный источник из "Белгородского цемента" заявил, что Lafarge дал взятку в правительстве Украины, чтобы эти квоты были введены, и чтобы их объем был минимальным.
   - Очень может быть.
   - А кто это говорил?
   - Владимир, была договоренность, что я не буду называть автора комментария.
   - Это ведь Шишков, директор "Белгородцемента"?
   - Ну, источник информации не раскрывается и разное прочее бла-бла.
   - Ладно, я и так все понял.
   - А что, были какие-то проблемы?
   - Да как тебе сказать. Это даже не проблемы, это один сплошной shit.
   - Вот так вот. И что случилось?
   Владимир тяжко вздыхает. Наверное, чтобы я не сомневался - вспоминать ему больно и неприятно:
   - В воскресение в Цюрихе была конференция, приехало много серьезных людей из цементного бизнеса. И знаешь, всех их очень сильно интересовало, сколько и кому мы заплатили в правительстве Украины и где мы еще собираемся давать взятки, чтобы обеспечить преференции своим предприятиям.
   - Ух ты. Они там что, читают "Коммерсант"?
   - Не знаю, мне дали копию твоей статьи на английском. В общем, сам понимаешь, меня там имели по поводу этой коррупции как хотели. И на конференции, и потом, когда разбирались со всем этим с моими боссами.
   - Сочувствую. Только я не понял, почему именно тебя. Я звонил в ваш офис, мне сказали, что Lafarge-Россия никакого отношения к Lafarge-Украина не имеет.
   - Ну, это они, конечно, соврали. Имеет и самое непосредственное.
   - Да, неприятность. И что теперь?
   - А теперь у нас еще сорвалась сделка. Мы ведь вроде как собирались покупать этот самый Белгородский завод, у "Бурлакова и партнеров".
   - Черт, может, еще договоритесь.
   - Нет, после такого скандала никаких шансов. Я им звонил, Бурлаковым. Спрашиваю, ну и зачем вы все это устроили? Они говорят, что вообще без понятия. Никакого заявления не делали и не собирались. В общем, так оно и есть. Им это ни к чему, сделка была намного важнее.
   - А на заводе насчет этой сделки никто и не догадывался.
   - Конечно, кто ж им скажет. Вот Шишков сдуру и расстарался.
   Я быстро прикидываю, не получится ли сделать из этого заметку. Но Ростунов подумал об этом раньше меня:
   - Олег, только не надо ничего про это писать.
   - Хорошо, - я соглашаюсь почти сразу, у меня и без того до фига заметок. - Жаль, что все так вышло.
   - Мне тоже. Ладно, звони.
   Я выключаю трубку и возвращаюсь обратно в бар.
   - Цемент? - спрашивает Харнас.
   - Он самый.
   - И что там у них?
   - У них там конференция в Цюрихе, - я пересказываю разговор и приступаю к кофе и бутербродам.
   - Может, стоит написать, что сделка сорвалась? - Харнас тоже быстро соображает.
   - Они не будут давать комментарии, ни Бурлаковы, ни Lafarge.
   - Ну и что? Как стало известно "Коммерсанту", по неофициальным данным... Олег, не мне тебя учить.
   - Лех, у меня еще заметка насчет Стройкомплекса и "тенденция".
   - Ладно.
   И уже в отделе Харнас вспоминает, что это не все:
   - А еще у тебя "федералка", - сообщает он необыкновенно радостным голосом.
   - Знаю.
   На самом деле, забыл, причем начисто. Но это дело не горит, дэдлайн по федеральному номеру в три часа, а по первой полосе вообще в пять. К тому же заметки в "федералку" можно отредактировать за полчаса и для этого даже не нужно вникать в смысл текстов. Потому что федеральный номер - еще то изобретение.
   Делается он так: из вчерашнего московского номера выкидываются все не сильно актуальные в федеральном и мировом масштабе новости (особенно те, которые про столичную жизнь). При этом газета должна усохнуть до 11 полос. К ним добавляется полоса с заметками того региона, где этот номер будут печатать и распространять. Чтобы все это не слишком отдавало вчерашним днем, на первую полосу забивают подвал с брифами свежих заметок, а остальные тексты приводят в соответствие с новой датой. В том смысле, что слово "сегодня" меняется в них на слово "вчера", а слово "вчера" на конкретную дату или день недели. Потому как позавчерашних новостей (по крайней мере, номинально) в "Коммерсанте" быть не может.
   Когда это дело только начинали запускать, у народа натурально были вопросы насчет того, а на кой оно надо? И не проще ли было печатать в регионах московский номер. Тем более что его не нужно верстать заново и можно распространять в тот же день, что и в Москве. Потом еще было немереное число жалоб от региональных подписчиков, расстроенных тем, что вместо 24 полос полноценной газеты им доставляют 12-полосный вариант с местным колоритом. Но боссы знали, что делали, и потому не обращали на эти вопли никакого внимания. Фишка была в том, что печатать в регионах 24 полосы при тиражах в 5-10 тысяч было слишком накладно. Это дело не отбивалось - продажа газет и реклама давали меньше, чем стоили печать и распространение. А 12 полос оказалось как раз - дешево и сердито.
   И потом, вкладка с региональными новостями вроде как добавила "Коммерсанту" популярности в провинции. А если не популярности, то, по крайней мере, известности. Кроме того, местные офисы издательского дома получили возможность собирать рекламу среди туземцев. Ну и самое главное: за счет урезанных федеральных номеров "Коммерсант" смог поднять общий тираж до 120 тысяч. А вместе с тиражом, понятное дело, поднялись престиж конторы и выплаты рекламодателей.
   Что касается журналистов, то для них "федералка" стала еще одним напрягом, хотя и не для всех и не таким уж большим. Боссы отделов препоручили это дело своим корреспондентам, назвав их дежурными по федеральному номеру и закрепив за каждым конкретный день недели. В результате во всех отделах появилось по пять дежурных (субботний номер в регионах дублировать не стали). Ну и само собой, когда все это начиналось, дежурным пообещали доплачивать за "федералку" по 150 баксов в месяц. Ясный пень, что потом об этом забыли.
   Мне достался понедельник. И Леха прав, сегодня он самый и есть. И, в общем, чего тянуть, раньше сядешь, раньше встанешь. И потому я по быстрому открываю карту федерального номера и начинаю делать работу-труд - меняю в заметках устаревшее "вчера" на всевозможные эвфемизмы, вроде "в субботу" или "накануне заседания совета директоров". От отдела в номере только три небольших заметки. Поэтому со всей этой фигней я справляюсь в двадцать минут. И в принципе, это все. Правда потом еще будет звонить Иван Кузнецов, который есть выпускающий редактор "федералки", и будет напрягать насчет брифа на первую полосу. Но это его проблемы. Если в нашем отделе все на это забьют, ему придется искать свой бриф в другом месте.
   Может, Ваня этого и не заслужил. Но и меня и всех остальных раздражает эта суета с федеральным номером. Блин, не могли назначить на это дело специальных людей. Скоро еще сократят корректоров или уборщиц. И вместо них тоже поставят дежурных корреспондентов.
   - Ты как, не занят?
   Я оборачиваюсь на голос. Это никто иной, как Макс Черниговский. Точно, сегодня ведь день "Ч" - пора убеждать Васю, что "Коммерсанту" позарез как нужно новое приложение. Макс говорит, что он сейчас как раз один и не занят, а потому самое время идти окучивать огород.
   Я отправляю на распечатку описание приложения и перечень рубрик. Затем подбираю все это на принтере у секретарей шеф-редактора и стучусь в дверь его самого. Вася нас не ждет, но насчет приложения в курсе, и потому можно обойтись без долгих вступлений. Мы садимся в кресла, и пока главный босс вчитывается в мои прокламации, разглядываем интерьер кабинета. Ничего интересного, кроме самого шеф-редактора и искусственной елки, сверху до низу увешанной поздравительными открытками от дядек и теток российского истеблишмента. Может и случайно, но на самом видном месте карточка с респектом от дяди Путина.
   - Понятно, - Вася откладывает листки в сторону, - а деньги на это есть? Номер будет стоить не меньше 20 штук.
   - 240 тысяч, - умножает Макс на двенадцать, - и даже 360, если потребуется.
   - С Филенковым договорились?
   - В общем, да, - Макс пускается в подробные объяснения, о чем именно мы там договорились, но Васильева это не интересует:
   - Ладно, это вы разбирайтесь сами. Если Филенков говорит, что все нормально - значит нормально.
   Вася еще раз смотрит на описание проекта.
   - Значит "B to B", раз в месяц. Типа вся правда про реальный бизнес и никаких потребительских соплей. А вы уверены, что соберете под это дело рекламу?
   Я начинаю рассказывать, почему да отчего я в этом уверен, но Вася слушает не долго. Потому как у него тоже есть, что сказать:
   - Это все понятно, и заметки интересные и инсайда до фига. Только я не думаю, что все эти застройщики и риэлтеры будут охренительно рады, когда вы начнете писать, что там у них происходит на самом деле. И что они станут платить деньги, чтобы разместить в этом "B to B" рекламу.
   Я собираюсь поспорить, но Вася еще не закончил:
   - Ребята, вы поймите, это ведь цветное приложение, а не газета. Это разные вещи. Когда эти парни читают в газете, что они говно, это нормально. Они показывают эту газету своим друзьям и радуются до усрачки, что про них что-то там написали. Но в приложении, в которое они дают рекламу, им этого не нужно.
   - Вообще то я не планировал писать, что они говно.
   - Если будете делать "B to B", то придется писать как на самом деле.
   Очевидно, на самом деле все намного хуже, чем я себе представлял.
   - А в приложении это ни к чему, - продолжает Вася. - Там чем больше конкретных заметок, тем меньше рекламы.
   - Черт, как все не просто.
   - Да просто все. Если, например, какой-нибудь фильм барахло, то отдел культуры в газете так и напишет - барахло. А в Weekend они уже будут писать, что это охренительно дорогой блокбастер, который номинировали на какую-то там звездно-полосатую премию.
   - На то он и Weekend, у них там другой расклад.
   - Расклад везде один и тот же. Возьми, например, "Коммерсант-Дом", в который Харнас поставил заметку этого, как его, с прибалтийской фамилией...
   - Люкайтис, - подсказываю я.
   - Точно, Люкайтис, который обосрал все новостройки ПИКа в "Крылатском". И ведь нормальная была заметка, только ПИК после нее снял на фиг всю свою рекламу в "Доме". На 50 штук, если не больше.
   Я помню эту заметку, она не была нормальной, она была абсолютно идиотской. Дима Люкайтис неизвестно с какой дури решил написать проникновенную story об аборигенах "Крылатского", счастливая и безоблачная жизнь которых была зверски растоптана возводимыми по соседству элитными новостройками. У Харнаса тоже что-то там переклинило, и он поставил ее как есть, со всеми воплями и стенаниями местных старожилов и активистов. И потом еще долго доказывал, что заметка типа была правильная и по делу. Хотя, что ему еще оставалось, не мог же он признать, что эти 50 штук слетели из-за того, что он поставил в номер какой-то отстой.
   Я уже собираюсь пообещать, что совершенно точно не буду писать про страдания москвичей, по соседству с которыми вбивают свои сваи охреневшие застройщики. И что это станет фундаментальным принципом нового приложения. Но не успеваю, шеф-редактор находит еще одно уязвимое место, на этот раз в перечне рубрик:
   - "Власть", - читает он на моем листке, - "законодательные и нормативно-правовые акты..., Москомархитектура, Москомзем ..., кадровая политика..., лоббисты....". Ну, и здесь все то же самое. Какой застройщик будет давать рекламу в приложение, в котором пишут реальное говно про правительство Москвы или про его чиновников. Возьмите хотя бы этих, которые здесь, - Васильев кивает в сторону окна, за которым достраивает один из своих домов компания "Капитал Групп". - В прошлом году, когда мы посрались с мэрией, эти почти сразу нам позвонили и сказали, что им типа порекомендовали не давать рекламу в "Коммерсант". И что хотят они или не хотят, но тут без вариантов - против мэрии они переть не станут.
   - Мы все это учли, - говорю я. - Не будет никаких стремных тем, будут нормальные заметки, без наездов и разоблачений.
   - Точно?
   - Абсолютно.
   - Мы обговаривали эти вопросы с участниками рынка, - говорит Макс, который ничего ни с кем не обговаривал, - они заинтересованы, чтобы приложение было именно "B to B", и у них нет никаких возражений по поводу предложенных нами рубрик.
   - Ладно, - Вася еще раз смотрит рубрики. - А не до фига тут у вас планов насчет эксклюзива? Где вы найдете столько тем?
   - Да есть инсайдеры.
   - И что, будут сливать?
   - Будут, - обещаю я, - не часто, но будут. Хватит на пару заметок в каждый номер.
   - А что с авторами?
   - В начале половину заметок я буду писать сам, остальное - внештатники. Предварительная договоренность на этот счет есть: ребята готовы поработать, если будут платить как в "Доме" - доллар за строчку.
   Вася закуривает сигарету и еще пару минут осмысляет какие-то аспекты. Затем оглашает выводы:
   - Ну что, нормальный проект. Нет, на самом деле. Идея правильная - чем больше приложений, тем больше денег. И "B to B" тоже пора запускать. Только нужно еще раз прикинуть, что сюда писать, а что нет. Чтобы рекламодатели потом не послали нас вместе с этим приложением на хер. Я серьезно, подумайте еще раз насчет заметок. Конкретно подумайте, чтобы у нас там не было перебора со всяким строительным говном.
   Я обещаю подумать, причем очень конкретно.
   - Конечно, они там до фига чего вытворяют с этой недвижимостью, - добавляет неизвестно к чему Вася, - и про это нужно писать все как есть.
   - Это точно, - соглашаюсь я.
   - Но не в приложение.
   - Ясное дело.
   - А в газету.
   - Само собой.
   Про все эти кадровые перестановки и про то, кто там и кого лоббирует в этой мэрии и в этом гребаном Стройкомплексе.
   Ух ты, думаю я, похоже, что Харнас все-таки передал шеф-редактору горячий привет от Ресина.
   - Ладно, - закрывает эту тему Васильев, - насчет приложения, насколько я понимаю, первый номер будет пилотным?
   - Да.
   - Тысячи экземпляров хватит?
   - Хватит.
   Действительно хватит. Потенциальных рекламодателей не до фига. СМИ, которые смогут помочь с раскруткой и того меньше. А рассылать пилотный номер кому-то еще нет никакого смысла.
   - И когда вы планируете его выпустить?
   - В сентябре, - цитирует свой бизнес-план Макс.
   - А успеете? Пока вы подпишете свои дела с Филенковым, останется меньше трех месяцев. Потом еще дизайн-макет. Его, конечно, можно сделать за пару недель, только художник наверняка запьет, и значит не меньше двух месяцев. После этого еще месяц, чтобы подготовить заметки, сверстаться и напечатать номер. Скорее всего, не раньше октября.
   - Лучше все-таки в сентябре, - настаивает Макс, - тогда мы сможем попасть в рекламные бюджеты на четвертый квартал.
   - Ладно, - дает отмашку Васильев, - делайте, там посмотрим.
   И на этом переговоры закончены. Мы уже собираемся валить, когда шеф-редактор еще раз напоминает, что вокруг нашего приложения должен светиться нимб корректности и лояльности. И если не ко всем рекламодателям, но хотя бы к самым платежеспособным.
   - Без проблем, - обещаем мы и закрываем за собой дверь.
   - Ну и что теперь? - спрашиваю я Макса.
   - Теперь я подготовлю проект договора, и завтра или в среду надо будет обсудить его с Филенковым.
   - А дальше?
   - Если там все нормально, регистрируем ООО и подписываем договор с "Коммерсантом".
   - Ок, - я прощаюсь с Максом и спешу к станку. Пора уже творить нетленку насчет увольнений в ресинской конторе.
   Но творить как-то не получается. Ньюсмейкеры попрятались в щели и дыры, и потому с комментами большие напряги. Воронина нет и не будет. Но он по большому счету мне и не нужен, человек действительно в возрасте и с болезнями и потому с его увольнением все понятно. В конторе Балакина мне сообщают только то, что я знаю и без них - "Михаил Дмитриевич госпитализирован в ЦКБ и когда выпишется неизвестно". Это тоже сойдет. Всему свету известно, что делают в ЦКБ абсолютно здоровые чиновники. Особенно, когда появляются слухи об их увольнении. И потому мне даже незачем писать, что Балакин решил залечь на дно, пока наверху не утихнут кадровые катаклизмы. И пока московские боссы спокойно и по-семейному не решат, что делать с ним самим, а может быть и с его бизнесом.
   С остальными все намного хуже. Госпожа Сергеева сгинула в никуда. Никто не знает ни ее телефона, ни нового места работы, ни людей, которые могли бы это подсказать. А без ее комментариев заметка почти наверняка не прокатит. Я делаю еще несколько звонков в расчете на то, что кто-нибудь сообщит Сергеевой, что я ее ищу, затем переключаюсь на мэрию. Здесь тоже все плохо, но я знаю, как с этим бороться:
   Во-первых, когда в пресс-службе мэрии никто не отвечает на звонок минуту или даже две, не нужно бросать трубку. Это их любимая фишка: те, кому очень нужно - дождутся. А тем, кому нужно не очень - незачем и отвечать.
   Во-вторых, выяснив, какой вопрос интересует журналиста, они сразу же отправляют его в пресс-службу какого-нибудь департамента. Причем совсем необязательно того, который на самом деле этому журналисту требуется.
   В-третьих, узнав, что вопрос не в компетенции департамента, и необходим комментарий именно пресс-службы мэрии, они отвечают, что ничем не могут помочь, потому как не в теме обсуждаемого вопроса.
   В-четвертых, когда просишь их соединить с пресс-секретарем Лужкова Сергеем Цоем, они отвечают, что его уже нет, или еще нет, или у него совещание или что-нибудь еще в том же духе. В любом случае, они просят перезвонить позже.
   Я в курсе этой процедуры, и потому сразу после первой стадии перехожу к четвертой. Ясное дело, Цоя нет, но это и не важно. Я прошу сообщить ему, что звонил, и достаю записную книжку с мобильными телефонами. Дальше главное не суетиться, потому что на быстрый результат рассчитывать не приходиться. Я не вхожу в журналистский пул столичного официоза, и уже поэтому Цой постарается меня продинамить. А когда узнает, что именно меня интересует, будет стараться еще больше. Но если его долго доставать, то рано или поздно он сломается и что-нибудь скажет. Хотя бы для того, чтобы я отвязался.
   Но не все так просто, достать такого пресс-секретаря как Цой очень даже нелегко. Сергей Петрович опытный дядька и знает, как посылать прессу. Сначала он будет говорить, что занят. Но больше, чем два или три раза у него это не пройдет, потому как есть приличия, и их необходимо соблюдать даже пресс-секретарям мэра. Потом он может отключить мобильный телефон. У Цоя три мобильных, не считая прямой связи с руководителями московского рейха. Два телефона с собой и один в машине, и я знаю все три номера. Поэтому отключение одного или даже двух телефонов проблемой не будет. Рано или поздно я все-таки достучусь до холодного сердца пресс-секретаря, и ему придется дать комментарий.
   Понятное дело, что первый звонок не более чем попытка сказать "здрасте":
   - Сергей Петрович, день добрый, это Олег Кузьминский, "Коммерсант"...
   - Олег, я сейчас не могу говорить, перезвоните где-то через час...
   Динь-динь-динь, абонент отключился. Отлично. Я засекаю время и думаю, чем заняться дальше. В принципе можно прозвонить кого-нибудь из застройщиков и выяснить, что они там думают по поводу кадровой революции в КАСРР. Но это еще успеется, строители - не Сергей Цой и отключать телефоны не станут. И потом, в любом случае они будут настороже и либо не скажут ничего, либо какое-нибудь бла-бла насчет того, что всецело поддерживают мэрию в ее начинаниях. А такой коммент я уже получил в прошлую пятницу у Паньковского.
   Размышления насчет тактики и стратегии прерывает звонок телефона. Трубку берет Оля, но звонят мне.
   - Ало.
   - Это Олег Кузьминский?
   - Он самый.
   - Вас беспокоят из компании "Росбилдинг".
   - Ага.
   - С вами хотел бы встретиться генеральный директор компании Сергей Гордеев, вы не против?
   - В принципе нет.
   - Вы сможете завтра подъехать в наш офис?
   - А во сколько?
   - Вас устроит в четыре часа.
   - Да, - говорю я, - устроит.
   - Наш офис находится на улице Машкова 9, телефон серетаря....
   - Я знаю адрес и телефоны тоже.
   - Очень хорошо, тогда мы вас ждем.
   Просто обалдеть. "Росбилдинг", рейдерская контора, которая за последние полгода возбудила против меня четыре судебных иска и руководители которой всегда отказывались со мной общаться.... И вот теперь они звонят сами, и вот так запросто приглашают меня на рандеву. Здесь наверняка что-то не чисто, и потому я иду советоваться с Харнасом.
   - Мне позвонил "Росбилдинг", - сообщаю я, - хотят, чтобы я завтра встретился с ихним директором.
   - С Тулуповым?
   - Нет, с Гордеевым.
   - Отлично, - Леха доволен, - возьми диктофон и запиши все, что он будет говорить.
   - Это само собой, только я вот думаю, о чем это он собрался со мной разговаривать.
   - Или о мировом соглашении по искам, или о том, чтобы дать тебе взятку, или о том и другом сразу.
   - И что мне ему отвечать?
   - Насчет мирового соглашения отсылай его к нашим юристам. Насчет взятки соглашайся и проси побольше. И главное, не забудь все это записать.
   - Я как-то не думаю, что он такой дурак, - говорю я.
   - Да я тоже, но вдруг получится.
   - Ладно.
   - А что там с заметкой? - задает Леха свой любимый вопрос.
   - Тружусь, - отвечаю я, и иду обратно к станку.
   В принципе после моего звонка Цою прошло не больше получаса. Но я не думаю, что он засекал время. И в любом случае, он наверняка сказал "через час" только для того, чтобы меня послать. Поэтому можно не стесняться и начинать повторный отзвон:
   - Ало, Сергей Петрович?
   - Да.
   - Это Олег Кузьминский....
   - Олег, я все еще занят.
   - Сергей Дмитриевич, у меня только пара вопросов по поводу кадровых перестановок в КАСРР...
   - Олег, перезвоните немного позже.... Динь-динь-динь.
   Отлично, я медленно, но уверенно движусь к своей цели. Единственное, что меня беспокоит - успею ли я достичь этой цели до конца сегодняшних дэдлайнов.
   - Ух ты, какой конвертик, - говорит Оля, показывая взглядом на угол моего стола, - может с деньгами?
   Я смотрю в указанном направлении и действительно вижу фердипердозный конверт. Похоже, его принесли, пока я совещался с Харнасом. В конверте никаких денег, только приглашение на презентацию в отель "Балчуг". В приглашении опять же ни одной купюры, зато, сколько эстетики - тисненая открытка в пастельных тонах с виньетками a-la рококо, внутри которой листок прозрачной пергаментной бумаги с каллиграфически выписанным текстом. И, по-моему, все это еще надушили духами, потому что презентацию устраивает ни кто-то там, а Sotheby's International Realty и ее российский партнер Kirsanova Realty. Вниманию публики будут представлены необыкновенно замечательные и необыкновенно дорогие объекты недвижимости, произрастающие в Соединенных Штатах. SIR намерена впарить их российским покупателям и потому будет очень рада видеть меня завтра вечером на этом самом мероприятии.
   - Дай посмотреть, - говорит Оля.
   Я передаю ей приглашение и еще раз набираю мобильный Цоя.
   - Ало?
   - Сергей Петрович, это опять Олег Кузьминский. Я просто хотел уточнить, когда можно будет вам перезвонить?
   - После обеда.
   - А это во сколько?
   - Динь-динь-динь...
   - А чего им от тебя надо? - спрашивает Оля, имея в виду приглашение.
   - Чтобы я написал о том, чего они там собираются продавать.
   - Пойдешь?
   - Пойду, мне нравятся презентации в "Балчуге" - вежливые официанты, приятное общество и все эти канапе с креветками, икрой и прочими деликатесами. Единственное, чего не хватает, это крепких напитков, у них там только вино и пиво. Ну и само собой, чай, кофе, пирожные, мороженые...
   - Все, мне хочется есть, - говорит Оля, - пойдем в бар и немедленно.
   Почему бы и нет. Тем более, если позвонить Цою еще раз (в смысле, прямо сейчас), он точно даст комментарий, но совсем не тот, на который я рассчитываю.
   - А что они продают? - спрашивает Оля, когда мы берем в баре кофе и сэндвичи, и ее внимание снова возвращается к приглашению.
   - Недвижимость, - отвечаю я.
   - Десять баллов, - поздравляет Оля, - другого ответа я от тебя и не ожидала.
   - Элитную недвижимость.
   - Правда? А то я уже подумала, что Sotheby's продает панельные новостройки.
   - Ладно, чего ты хочешь знать?
   - Все.
   - Они мне не платят.
   - Это очень даже жаль. А откуда у их представительства такое замороченное название - Kirsanova Realty?
   - Это очень романтичная история.
   - Ну, так рассказывай.
   - В общем, жил-был такой риэлтер Филипп Богданов. Работал на компанию Noble Gibbons, потом еще женился на американке, обзавелся связями на Западе, в том числе и в Sotheby's, и решил создать собственную контору. И вот тут перед ним встал вопрос, как ее назвать. Шли дни и ночи, и ничего так и не приходило ему в голову. Он даже удалился в пустыню и долго сидел там припекаемый солнцем. А потом случилось озарение, а может просто солнечный удар. И Филипп понял, что компанию нужно назвать девичьей фамилией своей матери, ибо только в этом случае его предприятию будет сопутствовать успех. А теперь угадай с трех раз девичью фамилию его матери.
   - Кирсанова.
   И она угадала с первого раза.
   - И что этот Филип из себя представляет? - спрашивает Оля.
   - Вообще то, все зовут его Фил. Очень славный и дружелюбный парень.
   - И это все?
   - Нет, еще он моргает.
   - Как это?
   - Это тик. Он постоянно моргает, и это придает ему особое очарование.
   - Ты определенно должен меня с ним познакомить.
   - А еще он любит разводить журналистов.
   - На деньги?
   - Нет, по разным комнатам. Я как-то попросил, чтобы он дал мне эксклюзивное интервью за день до официальной презентации. И он согласился. А потом оказалось, что пока я снимал с него показания в одной из комнат их офиса, в другой комнате сидел Сергей Жарков из "Ведомостей", которому был обещан аналогичный эксклюзив. И который, само собой, тоже его получил.
   - Бог мой, - восхищается Оля, - да он еще и с юмором.
   Когда мы возвращаемся в бокс, я снова достаю записную книжку и снова звоню Цою. На этот раз с мобильного, потому как у пресс-секретаря уже должен был выработаться рефлекс Павлова на телефон конторы, с которого я звонил раньше.
   - Сергей Петрович, это снова Олег Кузьминский.
   - Я вас слушаю.
   - Сергей Петрович, я насчет увольнений в руководстве Стройкомплекса. В прошлом месяце были уволены Воронини и Сергеева и говорят, что скоро будет уволен заместитель Ресина Михаил Балакин. Я хотел бы узнать причины и уточнить насчет Балакина - его действительно увольняют или нет?
   - А почему бы вам не спросить об этом у самого Ресина?
   - Я разговаривал с ним, но насколько я понял, вопрос по Балакину будет решаться непосредственно мэром.
   Повисает пауза - Цой думает.
   - Хорошо, я постараюсь выяснить, перезвоните часа через полтора. Динь, динь, динь....
   Это уже прогресс, хотя, конечно, никаких комментариев ни через полтора, ни через два часа он давать не собирается. А и ладно, все равно достану.
   Телефон на моем столе снова начинает звонить, и судя по коротким сигналам звонок внутренний.
   - Ало.
   - Уже половина пятого, - сообщает с легкой укоризной Иван Кузнецов.
   - Что, в самом деле?
   - Олег, дэдлайн через полчаса, а вы до сих пор ничего не скинули на первую полосу.
   - Это насчет "федералки"? - насмехаюсь я.
   - Да, насчет "федералки".
   - Ваня, у нас пока ничего нет.
   - Олег, постарайтесь, а то мне абсолютно нечего ставить.
   - Хорошо, я напрягу ребят, может что-нибудь получится.
   - Постарайтесь.
   Я стараюсь, но ничего не выходит. Ребята напрягаться не хотят, хотя темы есть, и набросать двадцать строк совсем не сложно. Писать это дело самому меня ломает, а потому я звоню Ване и сообщаю, что у нас пусто. Ваня конечно не дурак и видит, что в карте номера заявлено несколько заметок от нашего отдела. И даже пытается обратить мое внимание на этот очевидный факт. Бесполезно, у меня хватает своих проблем, и потому заполнять федеральный номер ему придется самому.
   И черт с ней, с "федералкой". И заметка с увольнениями тоже пока подождет. Я переключаю свои мозги на "тенденцию" и начинаю соображать с кем там и как договариваться насчет интервью. Прежде всего, конкурсная комиссия. Руководит ею вице-мэр Валерий Шанцев, но руководит номинально, всю черновую работу делает его заместитель Виталий Крючков. На него то я и нацеливаюсь. Получается даже лучше, чем я рассчитывал. Дозваниваюсь с первого раза, Крючков на месте, к интервью готов и предлагает провести его завтра сразу после заседания правительства Москвы. Затем выясняется, что на правительстве Москвы будут обсуждать вопрос, который тоже в тему - подготовка предпроектной документации по конкурсным участкам. И что там же на правительстве можно будет отловить Шанцева и первого зама мэра Юрия Росляка, который отвечает за подбор участков на конкурсы, и задать им все необходимые вопросы. Наверняка попадется и кто-нибудь из строителей.
   Неплохое начало. Я начинаю просматривать свои прежние заметки по конкурсам, и в голову приходит еще одна светлая мысль. Но не насчет "тенденции", а насчет увольнений в КАСРР. Пару лет назад я брал у Сергеевой интервью, и тогда она дала мне номер своего сотового, который я вскоре посеял вместе с записной книжкой. Фишка в том, что я мог забить телефон в черновик интервью, а черновик мог сохраниться в компьютере. А потому я начинаю проверять файлы, и очень скоро убеждаюсь, что так оно и есть. Просто зашибись. Я набираю номер, который Сергеева могла давно сменить, но и здесь мне везет.
   - Ало.
   - Ирина Анатольевна, добрый день, это Олег Кузьминский, "Коммерсант".
   - Здравствуйте, Олег, давно вас не слышала.
   - Да все как-то повода не было.
   - А теперь появился?
   - Ага, говорят, вы уволились из Стройкомплекса.
   - Все верно, уволилась.
   - А почему, какие-то трения с руководством?
   - Нет, Олег, никаких трений. Просто меня не устраивала зарплата, которую там платили.
   Обхохочешься, могла бы придумать что-нибудь более правдоподобное. А то ведь так можно подумать, что московские чиновники действительно живут на одну зарплату.
   - И чем вы теперь планируете заниматься? - спрашиваю я.
   - Собираюсь хорошо отдохнуть.
   - А потом?
   - Потом, скорее всего, займусь собственным бизнесом.
   - И он тоже будет связан со строительством?
   - Да, но пока ничего конкретного. Пока у меня никаких планов, кроме отдыха где-нибудь на море.
   Ладно, с этим все ясно, пора переходить к следующему пункту:
   - Ирина Анатольевна, еще один вопрос. Говорят, что у Балакина появились какие-то проблемы, и что его вскоре уволят. Это как, на самом деле, или просто слухи?
   - Конечно слухи, никаких проблем у него нет. Знаете, у нас всегда так, стоит кому-нибудь лечь в больницу, сразу начинают говорить, что его собираются уволить. У Балакина все нормально, можете мне поверить.
   - А что у него со здоровьем, - спрашиваю я, потешаясь над тем, как старается она прикрыть своего бывшего шефа, - что-нибудь серьезное?
   - Да нет, ничего особенного, просто лег на обследование.
   Я задаю еще несколько наводящих вопросов, но без особого успеха. Никаких фактов, никаких подробностей, вообще ничего стоящего. А потому я желаю приятного отдыха и кладу трубку.
   В принципе, сойдет и так, фактура есть, комментарий тоже. Я забиваю в текст недостающий абзац, и получается совсем неплохо: с одной стороны веселая история про конфликт с Батуриной, с другой - забавный лепет насчет низких зарплат в Стройкоиплексе.
   - Олег, сдавай заметку, - начинает орать из своего закутка Харнас.
   Я смотрю на часы, времени еще навалом, до дэдлайна не меньше часа.
   - Олег!
   Хотя, конечно, Леху можно понять. Ему совсем не улыбается сдавать все заметки отдела за пять минут до дэдлайна, и потому приходится напрягать голосовые связки.
   - Олег!
   А я первый кандидат на досрочную сдачу, потому что в отличие от всех остальных полирую свой текст уже второй день.
   - Он так скоро охрипнет, - говорит Оля.
   - Через двадцать минут, - кричу я Лехе и хватаюсь за трубку телефона.
   Первый мобильный Цоя не отвечает, второй тоже. Я звоню на тот, который в его машине, но и там пусто. Шофер говорит, что босс заседает и понятное дело, что не в машине, а в своем кабинете.
   - Блин, - выдыхаю я, затем набираю пресс-службу мэрии и прошу соединить с Цоем. Само собой меня просят перезвонить, и не раньше чем через час, а лучше через два или вообще завтра.
   - Ну и что Цой, - спрашивает Оля, - опять прячется по темным углам?
   - Отключил все телефоны, собака бешеная.
   - Позвони его жене, пусть скажет, где муж и как до него дозвониться.
   - А кто у него жена?
   - Певица, Анита Цой, телефон в отделе "культуры".
   Охренительно смешно. Ладно, черт с ним с пресс-секретарем. Я причесываю те абзацы, что есть, но прежде чем сдать заметку еще раз набираю один из мобильных Цоя. Ух ты, телефон включен.
   - Сергей Петрович, это Олег Кузьминский....
   - Олег, я сейчас на совещании....
   - Один вопрос, Балакин будет уволен?
   - Скорее всего, да.... Динь-динь- динь.
   И всего делов. Я забиваю это откровение в текст и отсылаю его Харнасу. Затем прихожу к выводу, что пора выпить, и отправляюсь вслед за текстом.
   Как ни странно, у Харнаса ни капли спиртного. Зато до фига вопросов по моей заметке. Я рассказываю что там и почему, а Леха начинает править текст. Причем так лихо, что я слегка напрягаюсь. Неофициальные версии выходят на первый план, вместо и без того стремных ремарок появляются откровенные наезды на КАСРР и его чиновников, а восемьдесят строк очень скоро вырастают до девяноста. И Леха продолжает поддавать жару.
   - Не чересчур? - спрашиваю я, когда моя заметка окончательно превращается в злобного монстра на сто с лишним строк.
   - Нормально, - отвечает Леха и отсылает текст на рерайт.
   Ладно, теперь точно нужно выпить. Я уже собираюсь свалить в "Слимс", но мой душевный порыв натыкается на новое препятствие:
   - С тебя еще "Сегодня", - напоминает Харнас.
   Твою мать, думаю я, и вместо бара отправляюсь обратно к станку.
   Рубрика "Сегодня" это еще один творческий акт, который повесили на дежурных корреспондентов. Автор идеи Юра Кацман. Когда "Коммерсант" переходил на 24 полосы, он был директором по развитию и главным исполнителем этой акции. Юра постарался на совесть - смастерил для газеты новый макет, а вместе с ним и две колонки для делового блока. Одну под названием "Вчера", вторую под названием "Сегодня". Насчет "Вчера" все было понятно - в это дело стали забивать новости, из которых не смогли или не захотели делать полноценные заметки. То же самое практиковалось и в 16-полосном варианте. Другое дело "Сегодня", раньше такой феньки в газете не было.
   Идея заключалась в том, чтобы публиковать сообщения о событиях, которые должны произойти на следующий день, и в которых должны были принять участие топ-менеджеры российского бизнеса. Типа такой-то выступит с докладом на заседании торгово-промышленной палаты, такой-то проведет переговоры с контрагентом по сделке, а такой-то даст показания в генеральной прокуратуре. Чтобы не было проблем с заполнением колонки, каждый отдел делового блока обязали сдавать в нее по две-три новости. Само собой, что сливать в это дело эксклюзивную информацию, на радость конкурентам из "Ведомостей" и других СМИ, никто не собирался. Да и вообще, с энтузиазмом корреспондентов насчет этой рубрики было паршиво. А потому в нее стали пихать общеизвестные анонсы из новостной ленты. Проблема в том, что иногда этих анонсов до фига, а иногда ни единого. И еще в том, что Харнасу это по барабану, и он каждый раз вымогает в "Сегодня" три новости. Две не проходят - Леха рассчитывает на карьерный рост и потому обязан быть лучшим.
   Я просматриваю новостную ленту и не нахожу в ней ничего стоящего. Есть пара министров и председатель думского комитета. Все заявлены на следующий день в качестве действующих лиц публичных мероприятий по поводу развития отечественной промышленности. Но это не прокатит. Леха требует натуральных бизнесменов, а госслужащие и политики к ним не относятся. И значит, пора идти побираться у коллег. В моем боксе все глухо, ребята рады помочь, но нечем. В соседнем еще хуже. Там даже если и могут, все равно стараться не станут. Дима Бутрин, потому что клал он на эту рубрику. Рената Ямбаева, потому что в гробу она видала таких коллег, как я. А Сапог, потому что сидит в КПЗ и ничем не может помочь, даже если бы вдруг захотел. Есть еще Леня Заварский, который без понтов и без идиосинкразии и к тому же он на свободе. И Леня действительно выручает - кидает мне пару строк насчет того, что завтра подаст в отставку президент "Башкирских авиалиний". Я добавляю к этой новости свое сообщение насчет того, что Филипп Богданов, который есть генеральный директор российского представительства Sotheby's International Realty, проведет презентацию элитных американских новостроек. Фил конечно не бог весть какой директор, и контора его совсем не то же самое, что аукционный дом Sotheby's, но я решаю, что сойдет. Больше ничего нет, и потому я добиваю до комплекта первый попавшийся на глаза анонс. Анонс смешной: зам министра торговли Китая по имени и фамилии Ван Хуй приедет в Нижний Новгород для того, что перетереть с местным губернатором насчет каких то девелоперских проектов. Понятное дело, что рерайт переделает Ван Хуя в Ван Хуэя, но все равно забавно.
   И все, я с этим закончил. И пошел Леха куда подальше, если ему не понравится мой Хуэй. Я иду в направлении алкоголя. Но по дороге еще захожу в фотослужбу и оставляю заявку на завтра - надо отснять правительство Москвы и последующее интервью со славным господином Крючковым.
   В "Слимсе" не только виски, но и коллеги по перу. Я не хочу ни трепаться, ни гонять вместе с ними бильярдные шары. Я просто хочу немного выпить и сосредоточиться на предмет написания "тенденции". После первой порции сосредоточиться не получается, и потому я заказываю вторую, а затем и третью. Вдохновения по-прежнему нет. После четвертого стакана появляется небольшой проблеск. Я исследую его досконально и прихожу к выводу, что вдохновение действительно пришло, но совсем по другому поводу. Совершенно очевидно, что это какие-то угарные намерения насчет того, чтобы поехать оторваться в каком-нибудь клубном месте. И понятное дело, что написать заметку это не поможет. После пятого и последующих стаканов я становлюсь необыкновенно веселым, а немного спустя даже агрессивным. Я начинаю внимательно разглядывать окружающих меня негодяев, но как назло никто не смотрит мне в глаза и не говорит никаких обидных слов. Сволочи, да и только.
   А потом наступает депрессия. Я глубоко несчастен, и в этом нет никаких сомнений. Тем более что у меня кончаются деньги. И потом, разве это жизнь - писать жалкие хроники строительной отрасли. Безусловно, я достоин большего, и жаль, что никто этого не понимает. Затем я выпиваю еще и прихожу к выводу, что мне, пожалуй, пора эвакуировать свое тело. Я звоню Харнасу и довольно невнятно спрашиваю, как там прошел рерайт заметки. Леха понимает, с чем он сейчас разговаривает, и потому советует примерно то же самое, что и мой common sense. В том смысле, что пора уже свалить домой и проспаться. Так тому и быть. Но никто не знает, как много потерял этот мир, потому что это совсем не просто. Ловить такси и вспоминать свой адрес. И кроме того, там натурально очень много поворотов. Но так ли это важно, когда я вижу не только свет фонарей, но и его оттенки. Синие, оранжевые и даже фиолетовые.
   Потрясающе!
  
  

7

  
   Я просыпаюсь за минуту до того, как начинает звонить телефон. Это Сергей, бравый фотограф, посланный отщелкать ньюсмейкеров для моих интервью. Он уже в мэрии, но совершенно без понятия насчет того, кого и зачем снимать. Я смотрю на часы - почти десять, и говорю, чтобы он расслабился. Интересующий нас вопрос будут обсуждать после перерыва, то есть не раньше 11.00. А к тому времени я уже подъеду и объясню, кто и в каком ракурсе нам нужен. Затем поднимаю голову с подушки и убеждаюсь, что похмелья нет - еще один плюс в пользу шотландского виски. Ладно, пора надевать штаны и двигать в мэрию.
   На улице яркий свет и человеческие массы, а еще газетный киоск и передовица "Коммерсанта", в которую упирается мой взгляд. Метровыми буквами заголовок: "Москва не сразу перестроилась", ниже буквами помельче "Московский Стройкомплекс теряет чиновников". А под всем этим фото мэра в обнимку с руководителем КАСРР и подпись, что "Юрий Лужков и Владимир Ресин бесстрашно заложили себя в фундамент столичного Стройкомплекса". Зашибись, редакция наносит ответный удар, персонально дедушке Ресину, а заодно и всей столичной джамахирии.
   Я покупаю газету и пока еду в метро перечитываю заметку. Текст тот же самый, что был до рерайта. Только он не на четырнадцатой полосе, а на самой что ни на есть первой. Да еще с такой развеселой картинкой. Похоже, мне светит премия. А также большой и толстый остракизм со стороны КАСРР и его начальника. И последнее совсем некстати, потому что в "тенденции" должен быть комментарий Ресина, и теперь я вряд ли его получу. Ладно, черт с ним, как-нибудь перебьюсь.
   В пятом подъезде мэрии на входе здоровая пробка. Слегка обалдевшие от такого наплыва милиционеры торопливо просматривают документы, листают списки посетителей и прогоняют народ через рамку мелаллодетектора. Меня в списках нет, и никогда не было. Я давно забил на аккредитацию, потому что всегда пускали и так. Но в этот раз лейтенант попался молодой и упертый, он старательно ищет мою фамилию в своих бумажках, хотя время идет и сзади напирают. Наконец лейтенант сдается и призывает товарища по оружию:
   - "Коммерсант", - показывает он мою пресс-карту другому милиционеру.
   - Пропускай, - дает тот отмашку, и я устремляюсь к лифтам. Было бы неплохо успеть до перерыва. Потому что после его объявления столичные бонзы начнут разбегаться по кабинетам, и у меня будет не больше пары минут, чтобы отловить Щанцева или Росляка (на Ресина я уже не надеюсь).
   Мои волнения напрасны - правительство все еще обсуждает первый вопрос, который про развитие массового спорта и про то, как побольше потратить на это денег. Я захожу в press-room, киваю знакомым и сажусь напротив монитора, транслирующего правительственные дискуссии. Фотографа нигде не видно, очевидно уже просочился в зал заседаний и теперь щелкает всех подряд, ползая чуть выше пола и чуть ниже объективов телекамер.
   Ну и бог с ним, тем более что есть и другие дела. Например, разглядывать на экранах крупный план Иосифа Орджоникидзе, еще одного зама Лужка, а заодно куратора гостиничного бизнеса, казино и самых толстых инвестиционных проектов на территории города. А кроме всего этого, Ордж является почетным председателем национальной ассоциации боулинга. А может и не почетным и не председателем, но то, что он там при делах, это общеизвестно. И судя по всему, именно поэтому он заявляет мэру и своим коллегам по правительству, что в столице очень плохо с развитием этого славного вида спорта. И что если срочно не предпринять каких-либо экстренных мер, будет еще хуже. Лужок соглашается, что без этого дела Москве никак, после чего в press-room раздается общий хохот. Потому что боулинги и так растут как на дрожжах. И, наверное, не без откатов в адрес почетных и всех прочих председателей этого самого вида спорта.
   Судя по всему, полемика насчет боулинга была последним аккордом в обсуждении спортивного вопроса. Сразу после нее следует финальное заявление Лужка насчет того, что профильному комитету следует принять к сведению все поступившие предложения и подготовить новый вариант соответствующего постановления. Затем объявляется перерыв, и я делаю рывок к входу в зал заседаний.
   Но пройти туда не так просто. Навстречу начинают валить эксперты и прочие приглашенные лица, и я растрачиваю весь гандикап, протискиваясь сквозь эту толпу. К тому же вдруг неизвестно откуда вдруг возникает фотограф и требует, чтобы я немедленно объяснил, кого ему снимать. Но в конечном итоге мне везет, Шанцева уже нет, но на столе у Росляка слишком много бумаг, и пока он складывает их в свой портфель, я успеваю пробиться к телу.
   - Юрий Витальевич, - я останавливаю зама Лужка как раз в тот момент, когда он закрывает портфель и уже собирается свалить в свои аппартаменты, - Олег Кузьминский, "Коммерсант", у меня к вам пара вопросов насчет конкурсов по земельным участкам.
   - Мы будем обсуждать этот вопрос после перерыва.
   - Я в курсе, но меня интересует другой аспект. Я хотел бы узнать, как вы относитесь к тому, что в конкурсах не участвуют домостроительные комбинаты?
   - Ну, это проблема самих ДСК, у нас достаточно претендентов на участки, можем обойтись и без них.
   Отлично, контакт установлен.
   - Юрий Витальевич, в ДСК говорят, что у них нет денег для участия в конкурсах (на самом деле еще не говорят, но наверняка скажут).
   - Если у них не хватает денег, пусть обращаются в банки и берут кредиты.
   - ДСК строят дешевое панельное жилье, - продолжаю напирать я, - и если на конкурсах им придется платить слишком много, они не смогут окупить затраты на приобретение участков.
   - Значит, участки получат компании, которые строят монолит.
   Черт, мне этот дядька нравится. Конечно, это не Ресин, и ему не приходится тащить за собой подведомственный Стройкомплекс вместе со всеми его ДСК. Но в любом случае, такой упертый прагматизм заслуживает уважения.
   - А если в результате ДСК уйдут с рынка, - спрашиваю я, - у города не возникнет проблем со строительством дешевого жилья по муниципальному заказу?
   - Я не думаю, что ДСК откажутся от участия в конкурсах и тем более уйдут с рынка. Им просто придется платить за участки реальную цену. А если они не в состоянии, то всегда могут заняться строительством того самого муниципального жилья, о котором вы говорите.
   - Но муниципальный заказ не сможет загрузить все ДСК. И чтобы его получить им придется конкурировать между собой, снижая рентабельность строительства. А те, что останутся без заказа будут вынуждены сокращать или останавливать производство.
   - Олег, не драматизируйте, ничего с ДСК не случится. А от их конкуренции город только выиграет, потому что муниципальное жилье обойдется ему намного дешевле.
   Ну и так далее и тому подобное. В общем, плевать он хотел на проблемы ДСК и на то, как они будут их решать. Главное, это как можно дороже продать участки под коммерческую застройку и как можно меньше заплатить за жилье, которое будут возводить по муниципальному заказу.
   После нескольких ответов в том же духе Росляк желает мне всех благ и удаляется за охраняемую ментами дверь.
   - Это и был наш клиент? - спрашивает Сергей, который все это время щелкал фотоаппаратом то справа, то слева.
   Я объясняю, что нет, и что нас еще ждет цивильное интервью в кабинете, которое выдаст зам Шанцева Крючков. Но это уже после заседания правительства. А пока будет неплохо, если он отщелкает того же Шанцева, Ресина, а также председателя Москомархитектуры Александра Кузьмина, который будет докладывать следующий вопрос сразу после перерыва.
   После этого я выхожу обратно в press-room. Весь знакомый народ куда-то рассосался, и поболтать не с кем. Зато в коридоре я натыкаюсь на Люду Соболеву, которая тоже пишет про родную недвижимости, но только в "Известиях".
   - Привет, Люсьен, - говорю я.
   - Привет, - отвечает она, - и чего ты здесь?
   - Беру интервью.
   - У кого?
   - Да у всех, кто попадется.
   - Понятно, - смеется она. - У Ресина взял?
   - Нет, моя контора с ним поцапалась.
   - Да вы, вроде как, и не мирились.
   - Мирились, - уверяю я. - На прошлой неделе Цой звонил Васильеву и говорил, что дедушка готов все забыть и простить.
   - Ну и что Васильев?
   - Согласился дружить, и это все и сгубило.
   - Это почему?
   - Наверное, Цой передал Ресину, что "Коммерсант" в кармане, и дедушка распоясался. Послал нашего шеф-редактора на хуй, причем публично и с особым цинизмом.
   - Что, в самом деле? И как это было?
   Я рассказываю о субботнем интервью Ресина и нашем сегодняшнем ответе этому Чемберлену.
   - Здорово, - говорит Люда.
   - А то.
   - Надо будет почитать.
   - Держи, - я передаю ей газету и закуриваю в ожидании аплодисментов.
   - Зашибись, - говорит она через пару минут, - да еще на первой полосе.
   - Да еще с такой фоткой.
   - Фотка вообще то не в тему.
   - Смотря в какую, - ухмыляюсь я.
   До Люды доходит, зачем здесь этот изобразительный пафос:
   - Да, хитры вы собаки легавые с подходцами вашими.
   Я пытаюсь вспомнить, где это слышал. А пока напрягаюсь, Люда достает телефон и начинает отвечать на чей-то звонок. Затем, продолжая разговор, посылает мне воздушный поцелуй и уходит по коридору в сторону выхода.
   В каком то фильме, вспоминаю я. Точно - "Место встречи изменить нельзя". Затем тушу сигарету и возвращаю в press-room.
   Доклад Кузьмина по поводу предпроектной документации - тоска смертная. Единственная стоящая вещь - это то, что они там в Москомархитектуре запороли график подготовки документов. И потому по целой куче участков конкурсы будут отложены на несколько месяцев. В общем, саботаж и понятно, откуда он взялся. Раньше за предпроектную документацию платили застройщики, причем всем и вся и особенно много в Москомархитектуре. И само собой, что конкретным людям. А теперь эти бабки вроде как накрылись. Кузьмин, конечно, осознал, что надо работать по-новому. Но, наверное, так и не смог убедить подчиненных, что нужно делать работу-труд за одну зарплату. В общем, пара строк для "тенденции". Но и то неплохо, хотя бы не зря сидел перед мониторами полтора часа.
   Повторная попытка поймать кого-нибудь в зале заседаний заканчивается полным провалом. После завершения дебатов я врываюсь внутрь, но без какого-либо успеха. Шанцев сбежал быстрее всех, а Ресин демонстративно отвернулся и пошел прочь, не взирая на мои призывные вопли.
   Минут через пять после этой неприятности мне звонит Крючков, спрашивает фамилию фотографа, подтверждает интервью и то, что прямо сейчас закажет на нас пропуска. Кроме того, он дает номер своего кабинета и не слишком внятное описание маршрута, которым мы должны следовать по коридорам мэрии, чтобы его достичь.
   В первом же коридоре нас ждет интересная встреча. В дальнем конце стоят Ордж и глава "Интерфакс-Москва" Леня Перский. Леня - парень серьезный. То есть не просто обычный журналист, а натурально рупор мэрии, регулярно получающий сведения их первых рук (плевать, что отфильтрованные), а также многочисленные награды московского правительства за их ретрансляцию. Леня настолько вжился в роль лучшего друга городских властей, что по собственной инициативе просматривает заметки СМИ о деятельности столичных ребят и если находит какую-нибудь неточность, считает своим долгом прочитать автору нотацию. Когда я в первый раз столкнулся с этим делом (вместо "з" в одной из фамилий была "с"), то слегка обалдел. Но потом привык, и теперь, когда Леня поправляет фамилии, должности или неправильное количество квадратных метров, я просто киваю, поддакиваю и умиляюсь. Потому как парень делает все это совершенно бескорыстно. Потому что не может иначе.
   Ну да бог с ним, с Перским. А вот взять интервью у Орджа не помешает. И по поводу несостоявшейся трассы "Формулы-1" и по поводу сноса гостиниц "Москва" и "Россия". А заодно неплохо бы узнать, что он думает насчет недавнего покушения на него самого, и при каких там делах известный бизнесмен Умар Джабраилов.
   Я устремляюсь к цели, но когда до нее остается не больше пяти метров, от стены коридора неожиданно отлепляется охранник Орджа и бросается мне наперерез. Я достаю пресс-карту, и говорю что мне надо пообщаться с его боссом, но не тут то было. Охранник заявляет, что к телу меня не пропустит. Я говорю, что это за хрень, почему "Интерфакс" может, а "Коммерсант" нет. Я даже произношу такие умные и радикальные слова, как дискриминация, а затем просто пробую прошагать мимо. Ни это дело не проходит. Охранник встает грудью на моем пути и говорит, что с Перским была договоренность, а со мной ни фига, и потому лучше мне не нарываться.
   Ладно, черт с вами. Мы обходим Перского с Орджем, потом поворачиваем на лестницу и тут я сбиваюсь с курса. Пока я пытаюсь свериться с маршрутом, который продиктовал Крючков, нас догоняет Перский и проникновенным голосом начинает говорить о том, что я не должен сердится на охранника. Потому как это тот самый, который отстреливался при покушении на Орджа до последнего патрона и который угрохал всех покушавшихся негодяев, включая брата Джабраилова. И возможно, именно поэтому теперь он немного не в себе и так бурно реагирует на каждого, кто приближается к его шефу.
   Я даже не знаю, что сказать. Обнять и плакать.
   После этих объяснений мы снова устремляемся в путь и через несколько минут, наконец находим кабинет Крючкова. Хозяин - само радушие. Счастлив нас видеть, обожает "Коммерсант", готов ответить на все вопросы и оказать любое содействие. Я почему-то сразу припоминаю, как нехорошие ребята из пресс-службы Ресина говорили, что в случае провала конкурсов на Крючкова повесят всех собак и уволят без выходного пособия. И потому он должен стараться.
   Интервью идет как по маслу. Чувствуется, что Крючков все давно отрепетировал и, наверное, уже обкатал свои ответы на других журналистах. Общий контекст такой, как я и ожидал - конкурсы это хорошо, потому что больше денег в городской бюджет, которые пойдут не куда-нибудь, а на строительство муниципального жилья. Которое опять же достанется городу почти задаром, потому что и здесь тоже конкурсы, но совсем другого типа. Город выставляет застройщикам максимальную цену, почти копейки, типа 700 баксов за квадрометр. А застройщики, если хотят получить заказ, должны предложить еще меньше. И ведь предлагают, причем в жестоком конкурентном угаре.
   Я спрашиваю, как там насчет данных и графиков по проведенным конкурсам. И того и другого навалом. Так что слава Аллаху, одной проблемой меньше. Насчет трудностей ДСК я не интересуюсь, хватит того, что сказал Росляк. А потому мы очень скоро прощаемся, абсолютно счастливые и довольные друг другом. Но пока я иду по коридорам и спускаюсь по лестнице, у меня в голове вырисовывается еще одна идея. Насчет того, что участки для ДСК все-таки найдут и придумают, как это сделать без всяких конкурсов и аукционов. И самое простое, это отменить на фиг все эти конкурсы, тем более что федерального закона на этот счет пока нет, и все в руках правительства Москвы. И лоббистов от ДСК.
   С этой мыслью я выхожу во двор мэрии и натурально натыкаюсь на вице-мэра Шанцева, который не спеша идет к своей машине. На Шанцева тоже покушались, но это было несколько лет назад и я надеюсь, что охрана уже остыла.
   - Валерий Павлинович, - бросаюсь я к вице-мэру, почему-то думая о том, какое обалденное у него отчество.
   Шанцев замедляет свой ход, охрана тоже лояльна. Хотя я отлично помню суровый эпизод, когда эти бравые ребята едва не снесли Майкла Йорка, некстати топтавшегося в коридоре "Эха Москвы". Звезда Голливуда разглядывал развешанные на стенах фотки и натурально не слишком быстро отскочил к стенке, когда вице-мэр с охраной впереди и мной в арьергарде проследовал мимо.
   - Валерий Павлинович, пара вопросов насчет конкурсов по земельным участкам.
   - У меня нет времени.
   - Говорят, что конкурсы скоро отменят, потому что в этом заинтересованы домостроительные комбинаты и другие компании Стройкомплекса.
   Шанцев уже внутри машины, но дверь не закрывает, потому что Ресин его заклятый друг и мои слова насчет Стройкомплекса задели его за живое.
   - Этого не будет, - говорит он убежденно, затем захлопывает дверь, и кортеж вице-мэра снимается с места.
   Зашибись. По-моему, я даже перевыполнил свой план по интервью и комментариям.
   - Это все? - спрашивает Сергей, зачехляя фотоаппарат.
   - Ну да, - отвечаю я.
   - Тогда я поехал, у меня в два часа еще одна съемка.
   Когда я приезжаю в контору, в отделе ни души, если не считать Харнаса, который сидит в своей коморке и разглядывает остекленевшими глазами экран компьютера. Леха делает вид, что страшно рад меня видеть, с большим энтузиазмом пожимает руку и вручает премиальный конверт с пятьюдесятью баксами. После обмена новостями и прочего бла-бла я отправляюсь в свой бокс. Там полное и абсолютное запустение. Не остается ничего другого, как начать работать. Я забиваю в компьютер все, что почерпнул сегодняшним утром. И настолько увлекаюсь этим процессом, что даже не замечаю, когда кто-то сзади говорит мне привет. Затем получаю легкий тычок в плечо и разворачиваюсь в кресле, ожидая увидеть кого-нибудь из коллег по боксу. Однако ни фига, это Алена Антонова.
   Алена светский хроникер "Коммерсанта", ходит на тусовки богатых и знаменитых и пишет репортажи о том, кто там был, что ел и пил, и как все это весело и необыкновенно круто. Алена - славная тетка, а еще чрезвычайно ценный кадр. По крайней мере, главный босс считает именно так. И потому, когда непосредственный начальник стал делать Алене внушения насчет трудовой дисциплины и качества заметок, она пошла прямо к Васильеву и заявила, что хотя очень любит "Коммерсант", работать с таким занудой не будет. В результате начальник натурально вылетел с работы, а Алена напротив, осталась на своем посту, и к тому же получила персональную Audi вместе с шофером и еще пару ставок на корреспондентов светской хроники. После этого триумфа Алена стала с удвоенной силой посещать сборища отечественного бомонда, в том числе в Альпах, на Лазурном берегу и славном городе Лондон, благо добрые олигархи всегда готовы оплатить накладные расходы, включая авиаперелеты, трансферты и прочую мелочь.
   С Аленой я дружу, а вот с ее фотографом не очень. Парень немного туповатый, о чем я как-то раз ему сообщил. И, наверное, совершенно напрасно. Парень умнее не стал, зато здорово разозлился.
   - Привет, - говорит Алена, - ты тут как-то написал заметку про компанию МСМ-5.
   - Точно.
   - Ну, так вот, с тобой хочет встретиться человек, который эту компанию купил.
   - Чего-чего? - переспрашиваю я.
   МСМ-5, оно же "Мосстроймеханизация-5" - это история двухнедельной давности. Мне стуканули насчет того, что "Тройка Диалог" скупает акции этой компании. Я выяснил, все что смог и сделал заметку. Выяснил я не так уж и много. Я так и не узнал, кто заказал скупку, и потому выдал официальную версию менеджмента про то, что это недружественное поглощение одной из рейдерских компаний. Все это было туфтой, на следующий день мне стали звонить разные заслуживающие доверия люди и говорить, что гендиректор компании Михаил Чернэ уже несколько месяцев ничего не решает, потому как тяжко болен. И что его компанию, стоящую немереное количество миллионов, делят его собственные замы. А всякие заявления насчет того, что на МСМ-5 наезжают какие-то рейдеры, это фигня и провокация, организованная, понятное дело, теми же замами с целью посеять панику и скупить на этой волне акции.
   Ох, блин, как я обиделся, когда все это узнал. Меня, такого и разэтакого корреспондента "Коммерсанта" натурально развели, как последнего лоха. В общем, тут было с чего разозлиться, но поделать я ничего не мог. Поезд уже ушел, и потом у меня были другие заметки. И вот теперь, между делом мне раскрывают страшную тайну насчет того, кто устроил все это свинство и скупил акции МСМ-5. И раскрывает ни кто-нибудь, а Алена, которая не знакома ни с Ресиным, ни с Батуриной, ни с другими бонзами столичного истеблишмента. То есть теперь совершенно понятно, что эти ребята здесь не причем. А причем кто-то из золотых мальчиков российского бизнеса. Потому что с другими Алена не дружит.
   - Чего? - повторяю я, хотя это и выглядит довольно глупо.
   - Алексей Шулепов, - отвечает Алена, - прочитал твою заметку, сказал, что купил эту компанию и хочет с тобой пообщаться.
   - А кто он такой? - спрашиваю я.
   - Я точно не знаю, но он из "Интерроссовской" тусовки и еще дружит с Зелениным.
   - Это с тем, который из "Норникеля"?
   - Нет, теперь он из "Госкомспорта", зам председателя или вроде того.
   - Ясно, и что, этот Шулепов хочет со мной встретиться?
   - Да.
   - Запросто, - говорю я, - и когда?
   - Еще знаю. Я сегодня или завтра с ним созвонюсь и сразу тебе сообщу.
   - Договорились.
   Отлично. В очень даже приподнятом настроении я добиваю все сегодняшние интервью, а затем отправляю в пресс-службу Ресина факс с вопросами по "тенденции". Ответов, скорее всего не будет, но, по крайней мере, я сделал все что мог.
   И пора уже двигать на встречу с Гордеевым. Тем более что у меня появился еще один повод для беседы: "Росбилдинг" собирался купить акции МСМ-5, принадлежащие Чернэ. А заодно и все прочие, которые будут предложены к продаже. Со скупкой у них ничего не вышло, но теперь у меня есть имя нового владельца и я всерьез рассчитываю, что Гордеев расколется насчет того, что и как там было на самом деле.
   Я засовываю в сумку блокноты и ручки, перекладываю диктофон в карман и отправляюсь к выходу. Но по пути еще захожу в кабинет Харнаса.
   - Я в "Росбилдинг" на встречу с Гордеевым, - говорю я.
   - Давай, если будет что-то срочное, я позвоню.
   Я выхожу в коридор, но затем возвращаюсь.
   - Помнишь заметку про МСМ-5? - спрашиваю я.
   - Ну?
   - Ну, так вот, я узнал, кто купил эту контору.
   - И кто?
   - Алексей Шулепов.
   Леха сканирует свой мозг, но не находит там ни единого отзвука на эту фамилию.
   - Отлично, - говорит он, - и когда напишешь?
   - После того, как с ним встречусь.
   - Он что, даст тебе интервью?
   - Ага, Алена Антонова обещала устроить это дело.
   - Вот как? Только если это будет в Куршавеле или Каннах, поездка за счет ньюсмейкера.
   - Ха.
   Офис "Росбилдинга" находится на улице Машкова, которая в переулках и закоулках возле Чистых прудов. Отыскать это дело не так просто, но как бы там ни было, я пребываю вовремя. На входе меня встречают дюжие охранники и офис-герл с бессмысленной улыбкой и предложением следовать за ней к месту встречи с ее боссом. Сопроводив меня в нужную комнату, она спрашивает, не хочу ли я чай или кофе, я говорю, что хочу, причем и того и другого, даю инструкции насчет сахара и сливок и остаюсь в одиночестве. Камер наблюдения вроде бы нет, а если и есть - наплевать. Незаметным движением я включаю диктофон и убеждаюсь, что дело дрянь. В комнате абсолютная тишина, и скрип моего старенького диктофона не то что слышен, а просто режет барабанные перепонки. В общем, приходится это дело отключить.
   Как раз в тот момент, когда я заканчиваю манипуляции с кнопками, дверь открывается и входит великий и ужасный глава "Росбилдинга".
   - Привет, - говорит глава, протягивая мне руку.
   Рукопожатие вялое и какое-то аморфное, и лицо выглядит примерно так же. Но парень из молодых и с живыми глазами, а с такими я всегда находил общий язык.
   - Ну что, Олег, - спрашивает он, - не надоело на нас наезжать?
   - Нет, это дело мне в радость, просто жду не дождусь, когда вы начнете окучивать очередного клиента.
   - Что, четырех исков мало?
   - Да ведь вам с этими исками ничего не светит.
   - С чего ты взял, мы выиграем все четыре, сто процентов.
   - Очень может быть, но я как-то сомневаюсь.
   - Хочешь поспорить на миллион?
   - Баксов?
   - Ну не рублей же.
   - У меня таких денег нет, - говорю я, думая о том, что и миллиона рублей у меня тоже нету.
   - А вообще, как с зарплатой? - спрашивает тут же Гордеев.
   Черт, и почему этот диктофон так скрипит.
   - С зарплатой беда, - говорю я, - одна надежда, что кто-нибудь даст на лапу.
   - А сколько надо?
   - Даже не знаю.
   Гордеев внимательно смотрит в мои глаза и, наверное, читает там все черным по белому. И то, что насчет продаться я не клюну, и то, что у меня есть большое и толстое желание подловить его насчет этого дела, и, наверное, даже то, что мой диктофон слишком сильно тарахтит для конфиденциальной атмосферы этого кабинета.
   - А не хочешь поработать у нас, за нормальные деньги?
   - Ну, вообще спасибо, но мне пока и журналистом не плохо.
   - Ладно, проехали, - говорит Гордеев, и я понимаю, что вопрос с вербовкой закрыт.
   - Сергей, - спрашиваю я в свою очередь, - а кто вам слил насчет того, что в "Деньгах" будет заметка насчет захвата "Асты"?
   - Не понял.
   - Ой, да ладно. Я сдаю заметку, а через час после того, как она появляется в карте номера, звонят ваши юристы и говорят, что она не соответствует реальным фактам и в случае ее публикации они подадут исковое заявление в суд. Ясный пень, что кто-то из редакции вам сливает.
   - Ну, мир не без добрых людей, - ухмыляется Гордеев.
   - Видел бы ты тогда Яковлева, который редактор "Денег". Он потом этих добрых людей искал не меньше недели.
   - И что, нашел?
   - Ясное дело, что нет.
   Тем временем в комнату входит офис-герл с эспрессо, чаем "Эрл Грей" и молочником со сливками.
   - Это все тебе? - спрашивает Гордеев после того, как герл уходит.
   - Ну да, - отвечаю я, прихлебывая чай.
   - Жажда замучила?
   - Точно.
   - Ладно, Олег, я вот о чем хотел спросить. Коммерсант" - это ведь нормальная газета. Я никак не пойму, чего вы так напрягаетесь из-за этих обиженных и убогих?
   - В смысле?
   - В смысле всех этих совковых директоров, которые поднимают вой насчет скупки акции и недружественных поглощений.
   - А-а.
   - Олег, им ведь наплевать и на рабочие места и на производство и на все остальное, о чем они там стонут в своих интервью. Ребята просто делают бизнес, сдают в аренду площади в своих фабриках и магазинах, получают откаты и живут сыто и счастливо. А когда мы начинаем выкупать акции и ставить своих менеджеров, сытой жизни приходит конец. И потому они шлют жалобы в мэрию и пресс-релизы в СМИ, и все насчет того, что пришел злой "Росбилдинг" и начал недружественное поглощение.
   - А на самом деле оно дружественное?
   - На самом деле, оно абсолютно законное. Мы на легальных основаниях покупаем акции, участвуем в собраниях акционеров и голосуем за наших представителей в руководстве компаний.
   - А если прежние руководство не уходит, вы натурально ломаете ему ноги.
   - Олег, насчет "Асты" и того парня, которому там что-то сломали, мы здесь не причем.
   - Само собой.
   - А вообще, если прежний менеджмент не хочет подчиняться решению собрания акционеров и отказывается покидать свои посты и кабинеты, мы обращаемся в суд и приходим их выселять вместе исполнительным листом и судебными приставами.
   Прямо как по учебнику, думаю я, апология рейдерства. Хотя на самом деле здесь до фига чего можно возразить. Начать с того, что первым делом они подъезжают именно к этим самым директорам. Типа как насчет лимона баксов и небольшого содействия в установлении контроля над вашим предприятием. А если не выходит договориться, то начинают окучивать акционеров. И здесь, конечно, "Росбилдингу" нет равных. Мне особенно понравилось, когда они разослали акционерам одной конторы приглашение на липовое собрание акционеров, которое должно было состояться не где-нибудь, а непосредственно в офисе "Росбилдинга". Когда акционеры приехали, на повестке дня был только один вопрос: как насчет продать свои акции? И народ натурально начал продавать. И плевать, что никакое это не собрание акционеров, а обычная замануха от "Росбилдинга".
   И насчет судебных решений, у них тут тоже все налажено будь здоров. Последний пример - это тот самый конфликт насчет обувной фабрики "Аста", по поводу которого они вкатили мне уже четвертый по счету иск. Фабрика давно не работает, но стоит не где-нибудь, а в Китай-городе. Само собой, что участок можно загнать под застройку и, причем за немалые бабки, и потому "Росбилдинг" твердо нацелился на это дело. Но только директор этой самой фабрики оказался еще более ушлый, чем ребята из "Росбилдинга". Провел допэмиссию акций, и в результате контрольный пакет, который саккумулировал "Росбилдинг" превратился в три с чем-то процента. Само собой, что ребята огорчились и попытались оспорить это дело в Московском арбитраже, да только ничего не вышло. Потому что, хотя юристов в "Росбилдинге" до фига, но с качеством работы у них не очень, и потому они просадили не только иск, но и апелляцию и кассацию.
   Другой бы сдался, но не "Росбилдинг". Ребята по быстрому нашли какую-то тетку и подали от ее имени иск в городской суд Абакана о восстановлении на посту гендиректора "Асты", на котором согласно документам "Росбилдинга" она давно и очень плодотворно трудилась. Ясный пень, что Абаканский горсуд, это вам ни Московский арбитраж, и договориться с судьей там намного проще. Поэтому решение получили быстро, и получили то, которое надо. И несколько дней спустя два десятков бойцов вместе с этим самым судебным решением, а заодно и спецназом ГУИН вломились на территорию "Асты" и вынесли оттуда всех прежних менеджеров, включая замдиректора, которому заодно немного попортили опорно-двигательный аппарат. В общем, восстановили де-факто справедливость в тот смысле, в котором ее понимал "Росбилдинг".
   - Это обычная юридическая практика, - продолжает Гордеев, - и, Олег, я не могу понять, чего вы на нас наезжаете.
   - Да ни на кого мы не наезжаем, - говорю я, - просто освещаем события связанные с захватом предприятий.
   Ну и так далее и тому подобное. Минут десять мы дискутируем насчет того, кто там злой, а кто белый и пушистый. И вообще, а был ли мальчик, в смысле рейдеры. А если и был, то, причем здесь "Росбилдинг", который совсем не рейдер, как пишут во всяких неразумных СМИ, а самый что ни на есть правильный инвестор.
   После все этой фигни я перехожу к вопросам насчет МСМ-5, и здесь все очень удачно. Гордеев не запирается и признает, что да, действительно дело было, встречался с Чернэ и его детьми. Те просили выкупить фамильные акции и говорили, что можно побороться за компанию. С первым все было просто, со вторым не очень. И если "Росбилдинг" этим делом заинтересовался, то совсем не из-за большой выгоды, а просто потому, что попросила семья Чернэ, и очень уж захотелось ей помочь.
   Само собой, что я в это не верю, ну да ладно. Интересно, другое:
   - А кто такой Шулепов? - спрашиваю я.
   Как ни странно, Гордеев и тут в курсе. И хотя деталей не знает, но уверен, что тот вроде портфельного инвестора, приглашенного менеджерами МСМ-5, и что все купленные акции он отдаст им в управление. Ну и, кроме этого, Гордеев сообщает интересный нюанс. Насчет того, что Шулепов вроде как имел продолжительную аудиенцию у мадам Батуриной, и та сделку санкционировала. Я спрашиваю, чего это вдруг, за просто так или за что-то конкретное. Ну и, само собой, что тут этой теме приходит конец. Затем следует несколько дежурных вопросов про рейдерские, в смысле инвестиционные планы "Росбилдинга" и дежурные ответы, что на этот счет он ничего мне не скажет. После этого я допиваю кофе, еще раз пожимаю вялую руку, желаю всех благ и направляюсь вместе с офис-герл к выходу.
   Ловить машину в этих закоулках бесполезно, и потому до Чистопрудного бульвара я иду пешком. Здесь машин навалом, но и до метро тоже недалеко. Пока я выбираю транспорт, звонит сотовый. Я включаю трубку, почему-то уверенный, что в информленте объявилась свежая тема, и Харнас призывает меня к станку. Но не фига, звонит Вики.
   - Привет, - говорит она, - как там работа-труд?
   - Делается.
   - Прямо сейчас?
   - Точно.
   - Жаль, я хотела с тобой выпить.
   - Может попозже?
   - Нет, попозже не получится, я уезжаю.
   Действительно жаль.
   - И где ты сейчас? - спрашиваю я.
   - Ресторан "Петров-Водкин", это на Покровке. Мы здесь с Женькой, празднуем нашу встречу и мой отъезд.
   - Бэк ин Ю-Эс-Эй?
   - Ага.
   - Что, соскучилась по барбекю?
   - Решила дать Сашке второй шанс.
   - Ну и зря.
   - Олег, кончай, саму ломает.
   Тем временем до меня доходит, где они сидят.
   - "Петров-Водкин"? - переспрашиваю я.
   - Ну да.
   - Вообще то я в двух шагах от вас и, наверное, сейчас зайду.
   - Здорово, давай, мы тебя ждем.
   Я действительно в двух шагах. И я совсем не рад, что Вики сматывается в Штаты, о чем я и собираюсь ей сообщить.
   "Петров-Водкин" - это заведение a-la russe, стилизованное под начало 20 века. Соответствующее меню, бесплатная рюмка, когда заходишь и такая же когда выходишь, интерьер из водочных бутылок всех времен и народов, по вечерам цыгане и иногда даже полупьяные официанты, похожие на половых столетней давности, если и не по внешнему виду, то по духу и запаху точно.
   Народу в заведении почти никого. Занято только два столика, и один из них Вики с Женькой. Женька младший брат Вики. Закончил иняз МГУ, много и по разным поводам тусовался в Штатах, а в настоящий момент зарабатывает бабки то ли помощником, то ли переводчиком Яна Бонде Нильсена, известного безнесмена со стремной репутацией, подмявшего под себя транскавказкую перевалку нефти из Баку в порты Грузии. Женьку я знаю давно, и мы с ним большие друзья, особенно насчет прошвырнуться по злачным местам, пошалить там и побуянить. Как-то раз даже подрались, хотя потом так и не смогли вспомнить, с какого хрена. В общем, Женька любит повеселиться, и сегодняшний день не исключение. Вики тоже не отстает, и, судя по пустому графину, догнать их будет не так уж и просто. Но только не такому парню, как я.
   - Значит, уезжаешь? - спрашиваю я Вики, опрокинув входную рюмку.
   - Улетает, - отвечает вместо нее Женька, - на самолете.
   - Вот как.
   - Ага, это такая металлическая штука с крыльями и моторчиком.
   - Что будете заказывать? - спрашивает официант.
   - Пятьсот водки, - отвечает Женька, - и еще раз язык с хреном, - добавляет он многозначительно. - А также пельменя в горшочке. Только теперь на троих.
   - Водка та же самая?
   - Нет, нужна особенная.
   - То есть?
   Женька начинает объяснять насчет того, что он там имеет в виду, но сомелье из нашего полового никакой, и потому переговоры затягиваются.
   - Там ведь не очень весело, - говорю я Вики.
   - Зато очень надежно.
   - Как в банковском сейфе.
   - Ох, не доставай ты меня.
   - Ладно.
   Тем временем дискуссия с половым подходит к концу. Женька останавливается на "Кубанской" калужского разлива, а заодно добавляет к закускам маринованные опята и что там еще, запеченное, истомленное и припущенное.
   Водка пребывает прежде всего. Почти сразу после нее язык и опята. Пьется легко и быстро. Может потому, что запотевший графин покрыт росой, а замороженные рюмки инеем. И к тому же музыка, типа Шаляпин, который пронзительно тоскует насчет трудной судьбы бурлаков, ямщиков и прочих рабочих транспортного цеха. А может потому, что расставание напрягает, и всем немного не по себе, как будто бы прощаемся навсегда, и вместе с этим днем что-то уходит, навсегда и с концами.
   - Вики опять едет делать семью, - бросает камешек Женька.
   - Американскую, - бросаю я второй.
   - Ни фига, эмигрантскую. У Сашки нет гражданства, а у нее ни грин-карты, ни вида на жительство.
   - Зато они любят друг друга, - насмехаюсь я.
   - Да пошли вы, - отвечает Вики.
   - И потом, зачем ей грин-карта, если она собирается подыхать там со скуки.
   - Верно, - соглашается Женька, - для этого достаточно многоразовой визы.
   - Ладно, клоуны, - Вики начинает злиться, - и чего вы хотите? Чтобы я жила здесь в съемной хрущевке и работала секретаршей?
   - А что, слабо? - спрашивает Женька
   - Знаешь, я лучше пришлю вам открытки из Диснейленда.
   - Вот о чем я говорю, - доволен Женька, - Вики спеклась.
   - Думаешь? - сомневаюсь я.
   - Конечно, продалась за двойной чизбургер и стакан колы.
   - А ведь была такой славной девочкой.
   - Точно, ходила в детский сад, а потом в школу.
   - А потом еще и в институт.
   - И все время мечтала, как бы продаться звездно-полосатому бой-френду.
   - Вот гад, - Вики теряет терпенье, - а сам то о чем мечтал?
   - Расслабься, - говорит Женька, - никаких бой-френдов. Ни капли в рот, ни миллиметра в жопу.
   - Он добьется всего сам, - подтверждаю я.
   - Ну да, и потому до сих пор шестерит на своего голландца.
   - Он датчанин, - говорит Женька.
   - Какая разница.
   - У Женьки все впереди, - уверяю я.
   - Может и у тебя впереди? - Вики выдыхает в мою сторону сигаретный дым. - Тридцать лет, а ты все какой-то там корреспондент, без перспектив и без денег.
   - Я сейчас расплачусь.
   - Ты меня разочаровываешь, Олег, ох как разочаровываешь. А ведь когда-то считал, что весь мир будет твоим. Ну и где он, весь этот мир?
   Я пытаюсь найти контраргументы, но вместо мыслей в голове только сборник книжных цитат.
   - Я просто жертва цепи несчастных случайностей, - наконец выдаю я одну из них, - как и все мы.
   - Женьку пробивает на хохот, и меня тоже.
   - Ну и что это значит? - спрашивает Вики минуту спустя. - А впрочем, пошли вы на фиг вместе со своими аллюзиями.
   Тем временем приносят пельменя и прочее многообразие закусок. Жратва умиротворяет, но не надолго.
   - Ты знаешь, - говорит Женька Вики, - когда мы веселились в прошлый раз, Олег пытался меня задушить?
   - Что, в самом деле?
   - Нет, - говорю я, - я его не душил, я просто зажал ему шею, потому что он хотел забить меня до смерти.
   - Только мне в результате нечем было дышать, - настаивает Женька.
   - Олег, надеюсь, ты его отпустил? - интересуется Вики.
   - Естественно, отпустил, - говорю я, - сразу после того, как он прокусил мне ладонь.
   - Ребята, какие же вы идиоты.
   - На себя посмотри, - обижается Женька и уходит изливать свою горечь в туалет.
   - Олежка, - говорит Вики, вглядываясь в мои глаза, - а ведь когда-то мы были вместе, и нам было не так уж и плохо.
   - Верно.
   - Может, хочешь, чтоб я осталась?
   - Хочу.
   - Очень?
   - Очень.
   - А вот ни фига тебе!
   - Ха-ха-ха, хо-хо-хо, - мы смеемся минут пять, и как будто все отпускает. И бессмысленная тоска по прошлому и нелепый страх насчет расставания.
   - Ладно, - говорю я, - как-нибудь припомню. Найду темное место, задушу там тебя и изнасилую.
   - А что сначала, изнасилуешь или задушишь?
   Пока я решаю этот вопрос, появляется Женька. Он мокрый с головы до ног и выглядит очень серьезным.
   - Там прорвало унитаз, - сообщает он. - В подвале, где у них туалет. Я сел, он накренился, и из-под него хлынуло фонтаном.
   - Ты сказал менеджеру, - спрашиваю я, - или хотя бы официанту?
   - Я что, дурак, пусть разбираются сами.
   - Верно, - говорит Вики, - мы здесь не причем.
   - Ладно, - соглашаюсь я, а затем требую официанта и еще 500. Потому как это стресс, и нам нужно расслабиться.
   - Олег, - говорит Женька, - знаешь, на самом деле это просто свинство. Стоит сесть на унитаз, как он сразу заваливается набок и из-под него начинает хлестать. Это просто ненормально, это натуральное нарушение санитарных и эпидемиологических норм. Знаешь, ты должен рассказать об этом людям.
   Это разумно, это убедительно. Я звоню в контору. Харнаса нет, вместо него Сапог, очевидно, только что выпущенный на свободу. Я сообщаю ему, что система крепления унитазов, а равно и вся система канализации в ресторане "Петров Водкин" полный отстой, и если он оставит мне двадцать строк, я напишу на этот счет суровую правду. После этого следует небольшая пауза, затем Сапог каким-то торжественным голосом сообщает, что карта номера забита под завязку. И хотя, конечно, он понимает, что прорыв канализации или чего там еще в "Петров-Водкине" это событие исключительной важности, но поделать ничего не может.
   - Га-га-га, гы-гы-гы, - раздается где-то на заднем плане, и я выключаю трубку, понимая, что возле телефона столпились неадекватные коллеги, и что они злобно потешаются надо мной и той серьезной катастрофой, которая здесь разыгралась.
   - Со мной такое в первый раз, - говорит Женька.
   - И, наверное, не в последний, - говорит Вики.
   Мы выпиваем еще, и тем временем до Женьки доходит смысл ее слов.
   - То есть как, - спрашивает он, - ты считаешь, что меня ждут другие унитазы? Это что, карма такая?
   - Вот поэтому я и уезжаю, - отвечает Вики.
   - Из-за унитазов?
   - Нет, не хочу видеть, как вы превращаетесь в психофреников.
   - В кого? - переспрашивает Женька.
   - В психов и вареников, - объясняю я.
   - В психов и шизофреников, - уточняет Вики.
   Женька говорит, что ничего подобного, что это обычный инцидент, а так мы в полном порядке и у нас немереные перспективы. А я соглашаюсь и добавляю, что вот-вот стану очень известным журналистом. Но Вики не верит. Она говорит, что мы не можем себя контролировать. То есть не только вообще, но даже в этот самый момент, когда мы должны проводить ее в аэропорт. Конечно, это полная чушь, мы можем проводить ее в аэропорт. И вообще, кто, если не мы.
   Мы допиваем графин и выходим прочь. Дальнейшее фиксируется немного фрагментарно. Я совершенно отчетливо вижу, как мы ловим тачку и едем в "Шереметьево". Дальше небольшой туман, затем какая-то толчея в очереди на регистрацию и небольшой конфликт с местной охраной. Женька клянется, что он их закопает, и я подтверждаю, что действительно может. Потом Вики уходит вдаль, и где-то там, в конце коридора оборачивается и то ли плачет, то ли смеется. В любом случае, ее губы что-то шепчут, но мы никак не можем разобрать, что именно. А затем она уходит совсем, а мы по-прежнему стоим за барьером, пока много-много минут спустя какой-то диктор не объявляет, что ее самолет благополучно стартовал и всяким охреневшим провожающим уже совершенно незачем торчать в здании аэропорта.
   - Пошли, брателло, - говорит Женька.
   - Пошли.
   Мы выходим в фойе и покупаем там бутылку шампанского. И пока я откупориваю это дело, Женька ловит машину. Потом мы залезаем в тачку и едем по Ленинградке в сторону центра.
   - Нужно снять проститутку, - говорит Женька.
   - Зачем? - спрашиваю я.
   - Для души, - смеется он.
   - А еще она может сходить за пивом, - говорю я.
   - Точно.
   - Ну так что?- спрашивает водила.
   - На точку, - командует Женька.
   На точке большая толпа, и девчонок так много, что сразу не разберешь, кто нам нужен. Но, в конце концов, выбор сделан, и мы получаем на борт Свету, которую Женька сразу же просит пригнуться, потому как регистрации у нее ни фига, а вот ментов вокруг навалом. Так и ездят, заразы, чтобы срубить за нашу Свету еще рублев пятьсот, а может даже и тысячу.
   - Это их хлеб, - говорю я Женьке.
   - Да пошли они в жопу, - отвечает он.
   В этот самый момент мы проносимся мимо поста ГАИ, и Женька натурально размахивается бутылкой из-под шампанского и швыряет ее в сторону ментов. Пока он все это проделывает, мы успеваем отъехать от поста метров на пятьдесят, а может и на все сто. Но не факт, что там не услышали грохот расколовшейся бутылки.
   - Ребята, полегче, - просит шофер.
   - Но проблемо, - обещает Женька.
   Как ни странно, никто не устремляется за нами в погоню. А потому мы спокойно подъезжаем к дому Женьки, который где-то на Новослободской, заходим в квартиру и вспоминаем о пиве.
   У Женьки свои предпочтения на этот счет, у меня свои, но, в конце концов, мы согласовываем общий перечень, а также то, чего бы нам хотелось на закуску. Света получает соответствующую сумму и отправляется в ближайший супермаркет.
   Немного спустя я почему-то обнаруживаю себя на кухонном диване. И еще я слышу чьи-то вопли:
   - Олег, иди, встреть девчонку.
   - Пошел ты, - отвечаю я, - сам встречай.
   И занавес падает на меня большим и темным одеялом.
  
  

8

  
   Я просыпаюсь оттого, что слышу какой-то бравурный марш. Минутой спустя я прихожу к выводу, что это сотовый, но совершенно определенно не мой. Немного потом раздается топот ног и охрипший голос Женьки:
   - Ало, - говорит он, - да..., когда?... Во сколько?.. Ясно.
   После этого снова раздается топот ног и, похоже, что Женька блюет. И судя по спуску воды не куда-нибудь, а опять же в роковой унитаз. Затем включается душ, и я снова засыпаю.
   В следующий раз я просыпаюсь от вопля, вроде "мать" или типа того. После этого опять раздается топот ног, и кто-то сдергивает с меня одеяло.
   - Олег, - вопит Женька - вставай, я через полчаса должен быть в аэропорту.
   Это мне знакомо, я быстро вскакиваю с дивана и натягиваю на себя те детали одежды, которые сумел стащить прошлой ночью. Через пять минут мы выходим наружу.
   Снаружи стоят два Gelendewagen, в которых мужики при галстуках, и которые почему-то ржут, а также тыкают пальцами в нашем направлении. Очень скоро до нас доходит смысл этой сцены. На ступеньках подъезда сидит какая-то девчонка вместе с полиэтиленовым пакетом, забитым пивными бутылками.
   - Женя, - радуется она.
   - Буа-га-га-га, - раздается из джипов.
   Все очень просто. Девушка Света оставила свою куртку в квартире Женьки и пошла за пивом. А когда она с ним вернулась, то не смогла вспомнить номер квартиры, и потому всю ночь провела на ступеньках подъезда. А потом приехало два джипа, и пассажиры стали интересоваться, что это она здесь делает. Девушка сказала этим славным ребятам, что ей нужен парень по имени Женя, но она не помнит, где он живет. Отсюда и все это бурное веселье.
   В общем, Женьке приходится метнуться обратно в квартиру за ее курткой, а я начинаю трудный путь домой. На выходе из двора меня обгоняют оба джипа и дают оглушительные сигналы.
   - Да пошли вы, - ору я в ответ и иду к ближайшему метро.
   Ближайшее метро - это "Новослободская". Но пилить до него не меньше двадцати минут. И пока я преодолеваю этот расстояние, раздается звонок сотового.
   - Олег, - говорит Сапог каким-то необыкновенно ласковым голосом, - ты вчера был на презентации Sotheby's?
   Ой, блин, вашу мать!
   - Нет, - отвечаю я честно, - забыл, причем начисто.
   - А ты знаешь, что там был Дональд Трамп? И что "Ведомости" дали про это заметку на первую полосу?
   - Охренеть!
   - Вот и я тоже так думаю. Знаешь, я, конечно, понимаю, "Петров-Водкин" и унитазы, но все равно, зря ты забил на эту прессуху.
   - Штраф будет?
   - Пока не знаю, Леха на редколлегии. Просто вчерашний номер сдавал я, и потому просос вроде как мой.
   - Ладно, сочтемся.
   Это просто удар под дых. Я слишком долго выпендривался насчет того, что всегда и во всем опережал конкурентов из "Ведомостей". И потому это не просто просос, но еще и здоровое пятно на моей репутации.
   Возле метро я покупаю "Ведомости" и убеждаюсь, что все именно так, как сказал Сапог. На первой полосе большая и толстая заметка насчет того, что Sotheby's International Realty начинает продавать в России апартаменты в Trump Tower 2 и еще в двух башнях Нью-Йорка. И Дональд Трамп типа тоже был. Но дальше выясняются интересные детали. Насчет того, что если он и был, то совсем не на этой презентации, а просто так, посетил Россию несколько дней, а может и недель тому назад. Но Серега Жарков очень ловко пришпилил одно к другому, и потому выходило, что американский миллиардер вроде как только что прибыл в Москву, и только для того, чтобы лично впаривать на этой презентации свои новостройки российским покупателям.
   Но это уже совсем другой расклад. И потому заметка не стоит ни первой полосы, ни всех последующих. Просто один из риэлтеров начал продавать апартаменты в американских небоскребах. Это вообще не тянет в газету, максимум в приложение. И, кроме того, есть еще один нюанс. Презентация началась в 19.00, то есть сдать заметку по ее итогам, я бы все равно не успел. И Серега Жарков тоже. А значит, он сочинил текст заранее, а затем просто добил пару абзацев и продиктовал их по телефону прямо из "Балчуга". Или слинял с прессухи еще до того, как она закончилась, и помчался к станку в расчете на то, что заметка пойдет на первую и дэдлайн будет сдвинут. Как бы там ни было, ай да Серега, ай да сукин сын.
   Я набираю телефон конторы, чтобы оправдаться. Вместо Сапога уже Харнас, и я говорю ему все, что думаю по этому поводу.
   - Не переживай, - говорит Леха, - никто и не заметил.
   - Там и нечего замечать, - уверяю я.
   - Ладно, забудь, как там с "тенденцией"?
   - Будет.
   Само собой, что будет. Но не сейчас. Сейчас я еду домой, чтобы принять душ и придти в норму. Получается и то и другое. И как раз когда я заканчиваю с водными процедурами, снова звонит сотовый.
   - Олег, это Алена Антонова.
   - Привет, Ален.
   - Привет. Слушай, насчет встречи с Шулеповым, ты сможешь подъехать в час в ресторан "Пиноккио", это на Кутузовском.
   - Лучше в пол второго, - отвечаю я.
   - Отлично, мы тебя ждем.
   Черт, слишком много событий и слишком быстро они движутся. Я даже не успеваю следить за деталями.
   Когда я пребываю на место, ресторан поражает меня своей пустотой. Внутри никаких посетителей, кроме Алены и двух ребят, которые сидят за столом посередине зала. Я даже думаю, что это запустение неспроста, и что очень может быть, что мой ньюсмейкер проплатил ресторану приватную обстановку.
   - Олег Кузьминский, - представляет меня Алена. - Алексей Шулепов, Игорь Герасимов.
   Мы обмениваемся рукопожатиями и визитными карточками. Затем я заказываю виски, которое приносят почти тут же, и приступаю к допросу. Но допроса не получается, потому что господину Шулепову, который совсем не господин ("да ладно тебе, Олег"), а просто Леха Шулепов, скрывать нечего. Он немерено рад, что мы вот так запросто беседуем о его инвестициях в МСМ-5, которые "ха-ха-ха, удачно подвернулись", и он натурально готов помочь всем, чем может, чтобы я написал про это дело стоящую заметку.
   - Так что там с акциями, - спрашиваю я, - я так понял, что контрольный пакет МСМ-5 уже у вас?
   - Нет, пока еще нет.
   - У нас 38,8 процента сообщает Герасимов, который, как следует из визитной карточки, является гендиректором компании "Интрастком".
   - И кто номинальный владелец?
   - "Интрастком", - подтверждает Герасимов то, что уже понятно и так, - я гендиректор этой компании, Алексей - владелец и президент.
   - И кто же вам эти акции продал?
   - СМУ-3 и "Вертикаль", это аффелированные с МСМ-5 компании.
   - И что, много им заплатили?
   - Ну, немало.
   - То есть?
   - Ну, нормально.
   - Понятно. Алексей, а вообще, чем раньше занимался, и как так случилось, что вышел на МСМ-5.
   Занимался Леха многом чем, но в последние годы в основном энергетикой, типа прикупил на паях с Зелениным пару энергогенерирующих мощностей, то ли ГРЭС, то ли ТЭЦ ("только, Олег, об этом лучше не писать"). Ну а, кроме того, одна из принадлежащих ему компаний, "Межрегиональная инвестиционная группа" со сверхзвуковой аббревиатурой МИГ вложилась в строительство нескольких жилых домов и офисных зданий в районе Сретенки. Очевидно, на этом деле его и засекли менеджеры МСМ-5, которые посчитали, что Леха то, что им надо - федеральный парень с хорошими тылами и толстым кошельком. И что он поможет им отбиться от всех "Росбилдингов", а заодно и от столичного истеблишмента, типа Батуриной или Ресина, у которых тоже имелись конкретные виды на их компанию. Вышло, как и рассчитывали. Менеджеры МСМ-5 сохранили контроль над конторой, а Леха получил свою долю акций и отмазал их от наездов.
   - И какой сейчас расклад с акционерами, - спрашиваю я, - у кого сколько, и будете ли вы добивать свой пакет до контрольного?
   Выясняется, что уже очень скоро, может через неделю, а может через две, "Интрастком" прикупит еще 10 или 11 процентов у банка "Солидарность" ("только, Олег, об этом тоже пока то же лучше не писать, а то эти ребята могут соскочить"). Кроме того, 12 процентов акций у первого замдиректора Обида Ясинова, который само собой в альянсе с "Интрасткомом", еще 2 процента у "Росбилдинга", который прикупил их у не очень дееспособного Чернэ, а остальные распылены среди мелких акционеров.
   - А что там с "Тройкой-Диалог"? - спрашиваю я. - Сколько они скупили, и вообще, кто им эту скупку заказал?
   Оказывается, что за скупкой стоит кипрский оффшор под названием Quarter House. Леха клянется, что он здесь не причем, хотя за Обида само собой ручаться не может.
   - "Тройка" скупила меньше 2 процентов, - добавляет Герасимов, - и скупка уже приостановлена.
   В этот самый момент приносят закуски, а заодно меняют мой пустой бокал на полный. Мои контрагенты коварно пьют минеральную воду, а Алена вообще отодвинулась куда-то вдаль и наблюдает за нашей беседой со стороны.
   - А как там встреча с Батуриной? - спрашиваю я.
   - Ха-ха-ха, - отвечает Леха, - а ты откуда знаешь?
   - Да так, настучали.
   - Ну, в общем, да, встречались. Никаких разногласий, все нормально.
   Ясно, здесь тоже ни фига не выудишь. Я делаю еще один глоток и пробую раскрутить Шулепова насчет его планов:
   - Говорят, что ты передашь все свои акции в управление Ясинову?
   - Правда? - удивляется он. - И кто это говорит?
   - Да так, слухи.
   - Вообще то да, передам, - неожиданно соглашается Алексей. - Я ведь портфельный инвестор и рулить там не собираюсь.
   - Значит, и своих людей в совет директоров ставить не будешь?
   - Не буду.
   - Я почему-то так и думал, - говорю я. - И что будет потом с этим самым инвестиционным портфелем, продашь Ясинову? Может у него и опцион уже есть?
   - Может и есть, и может, продам. Если он, ха-ха, найдет деньги.
   Веселый парень этот Леха Шулепов. Ладно, контента уже навалом, по крайней мере на заметку хватит, и пора уже валить в контору.
   Шулепов требует, чтобы я звонил ему в любое время и по любому поводу, мобильный на визитке. Герасимов говорит, что и он тоже всегда готов. Чрезвычайно довольные друг другом мы допиваем кофе и выходим на улицу, где нас ждет пара мерсов. Леха настаивает, чтобы я влез именно в его, и чтобы он лично сопроводил меня и Алену до редакции. Я немного пьян, и потому заявляю, что ему незачем расшаркиваться, и что я все равно напишу все как есть.
   - Здорово, - радуется Леха, - а иллюстрации, ха-ха, будут?
   Черт, на такого славного ньюсмейкера и наезжать как-то ломает, и подставлять тоже не хочется. И потому я заранее убираю из заметки те нюансы, о которых он просил. Тем более что можно обойтись и без них. И потом, я кажется, обещал.
   - Ну, ты даешь, - говорит Алена, когда мы вылезаем из машины.
   - В каком смысле? - спрашиваю я, подозревая за собой не слишком толерантное поведение.
   - Ну, я как-то не думала, что ты так запросто разведешь их насчет всех этих акционерных дел.
   - Да они и не особо сопротивлялись.
   - Да нет, я про то, что грамотно ты с ними разговаривал и вопросы задавал такие конкретные. Как будто все уже знаешь не хуже них. В общем, ты меня впечатлил.
   Алена не занимается бизнесом, она занимается светской хроникой, и потому впечатлить ее не сложно. Но все равно я доволен и ее дифирамбами и самим собой. И потому поднимаюсь в родной отдел в очень благодушном настроении.
   - Олег, что хрень? - раздается злобный вопль откуда-то сбоку. Это Харнас, который выныривает из своего кабинета, вбирая исходящий от меня запах виски и еще каких-то грехов, суть которых мне пока непонятна.
   - Олег, уже пол четвертого, - продолжает он могучим басом, срывающимся на баритон.
   - Ну да, - соглашаюсь я.
   - Ну и где ты был?
   - Брал интервью у Шулепова, который купил МСМ-5.
   Леха как-то сразу опадает, но не надолго. Минутой спустя душевный коллапс позади и на лице моего босса уже светится радостная улыбка.
   - Ну и что он сказал?
   - Практически все, строк на шестьдесят.
   - Ну, давай. А как "тенденция"?
   - Будет.
   - Ты сдай мне сегодня хоть что-нибудь. И графики художникам, обязательно.
   - Ладно.
   Вот за это я Харнаса и не люблю. Хотя и редактор он классный и парень веселый, но все равно, как был бюргером, так им и остался.
   Заметка пишется легко и быстро. Контента хватает и так, но я все равно делаю пару звонков и, как оказывается, не напрасно. Добрые люди сообщают, что несколько дней назад совет директоров МСМ-5 снял с поста гендиректора Михаила Чернэ и назначил на его место Обида Ясинова. То есть, отца-основателя и бывшего хозяина этой конторы окончательно выкинули за борт. А чтобы все смотрелось пристойно, сообразили для него синекуру, типа поста президента с окладом в 17 тысяч баксов, двумя персональными машинами и кабинетом со специальным медицинским оборудованием и медсестрой в придачу. Не так уж и много за компанию, которая тянет лимонов на сто, а может и больше. В общем, я делаю из этого еще один абзац и похоже, что на этом все. И, кажется, получилось совсем неплохо, хотя бы потому, что информация не из новостной ленты, а от самых что ни на есть инсайдеров. И даже жаль, что новость не топовая, и заметка осядет в одном из "подвалов" делового блока.
   - Олег, телефон, - говорит Оля.
   Я снимаю трубку параллельного аппарата и говорю "да".
   - Привет, это Макс Черниговский.
   - Привет.
   - Ты как насчет обсудить наше приложение с Филенковым?
   - Прямо сейчас?
   - Ну да, он как раз свободен.
   - Я тоже, так что ему повезло.
   - Ха. Давай, я жду тебя на четвертом этаже.
   Павел Филенков, коммерческий директор "Коммерсанта", незаметный и почти незаменимый. В том смысле, что в "Коммерсанте" может меняться кто угодно, журналисты, редакторы, гендиректоры и даже владельцы. Но только не Филенков, он величина постоянная. Наверное, потому что закончил факультет ВМК и имеет потрясающие способности к сложению и вычитанию. Человек он интеллигентный и вежливый, но старается компенсировать эти недостатки брутальным увлечением - коммерческий директор "Коммерсанта" известный и убежденный байкер. У него блестящий хромированными трубами Харлей, на котором он гордо рассекает московские улицы, поддавая газ и рассматривая уходящий вдаль асфальт. Конечно, пиво на ходу Филенков не пьет и кожаных подштанников не носит, также как и цепей и значков гитлерюгенда. Но это ли главное. Все равно, в душе он романтик, на мотоцикле и с калькулятором.
   Коммерцией в "Коммерсанте" Филенков занимается не один. Есть еще его жена и директор рекламной службы Валерия Любимова. И, скорее всего, именно от нее будет зависеть, чего они там решат на семейном совете по поводу нашего приложения. Насчет Васильева у меня никаких иллюзий, потому что хотя он и гендиректор, финансовые вопросы интересуют его меньше всех прочих. Пару месяцев назад я как-то спросил, в курсе ли он, сколько получает на приложениях по недвижимости "Коммерсант", а сколько "Ведомости". Откуда ж ему было знать, болезному, посоветовал обратиться к Любимовой. О том же и местный фольклор. Типа Филенков буковки не читает. В смысле, что там с заметками ему по фигу, главное дебит и кредит. А Васильев наоборот, парится насчет контента, а цифирки если и считает, то в самую последнюю очередь.
   Макс встречает меня возле входа в коммерческую дирекцию. Мы заваливаем в предбанник и ждем, когда у Филенкова освободится телефон и секретарша доложит о нашем прибытии. А поскольку этот процесс длится довольно долго, я успеваю ознакомиться с проектом договора, который сочинил Макс. В общем, все так, как оно и должно быть - наше замечательное ООО гарантирует, что в каждом номере будет не менее пяти полос рекламы, а "Коммерсант" отстегивает ему 25 процентов от того, что на этой рекламе выручит.
   - Проходите, - говорит секретарша.
   Мы проходим, здороваемся с Филенковым и рассаживаемся по креслам. Само собой, что на чай и кофе здесь рассчитывать не приходится, так же, как и на спиртные напитки из персонального бара коммерческого директора. Потому что мы не у какого-нибудь там ньюсмейкера, а натурально у одного из своих боссов.
   - Я вас слушаю, - говорит Филенков.
   Макс напоминает, что мы давно и не покладая рук трудимся над проектом нового приложения. И что настал тот самый момент, когда необходимо оформить наш энтузиазм каким-нибудь юридическим документом. Например, договором, проект которого он как раз подготовил.
   - А у Васильева вы были? - спрашивает Филенков.
   - Да, - отвечает Макс, - мы все обсудили, и в принципе его все устраивает.
   - Хорошо, давайте.
   Макс передает Филенкову свою заготовку и тот углубляется в чтение. А я тем временем приступаю к визуальному осмотру бара, который занимает центральное пространство мебельного гарнитура и больше похож на деталь интерьера, нежели на функционирующий источник. Тем не менее, выбор недурен. Имеется все необходимое для полноценной медитации над финансовыми документами - скотч, такой и сякой, включая двенадцатилетний и односолодовый, коньяк, вермут и пара бутылок ликера. И еще что-то прячется в глубине, возможно джин, а может быть и флакон одеколона.
   - Насчет ваших рекламодателей, - прерывает мои исследования Филенков, - насколько я понял, они готовы выкупать по пять полос в каждом приложении.
   - Готовы, - подтверждаю я, - но все договоры будут подписывать после того, как увидят пилотный номер.
   - А пилот выйдет без рекламы?
   - С рекламой, но в тестовом режиме она должна быть бесплатной.
   - Сейчас рекламодатели не станут брать на себя никаких обязательств, - поддерживает Макс, - потому что пока непонятно, каким будет макет, каким содержание и вообще будет выходить это приложение или нет.
   - А кто тогда даст гарантию, что это приложение будет окупаться?
   - Мы, - с готовностью подтверждает Макс, - то есть, наше рекламное агентство. Мы ведь это обсуждали. Если в каком-либо из номеров будет меньше пяти полос рекламы, агентство выкупит весь недостающий объем.
   - И эти обязательства будут обеспечены банковской гарантией?
   - Конечно.
   Филенков удовлетворенно кивает и возвращается к изучению документа. Но изучает недолго.
   - По поводу расценок на рекламу, - снова спрашивает он, - вы их с Любимовой согласовывали?
   - Еще нет.
   - А откуда восемь тысяч за полосу?
   - Это ориентировочная цифра, - объясняет Макс. - Мы исходили из того, что реклама в "Строительстве" может быть на треть дешевле, чем в "Доме". И естественно, что это в среднем, с учетом всех рекламных модулей и возможных скидок.
   - А рекламодатели столько потянут?
   - Потянут, - обещаю я, - но неплохо бы дать дополнительный дисконт на первые шесть номеров. Скажем, 10 или 15 процентов.
   - В любом случае все это надо обсудить с рекламной службой, - говорит Филенков и набирает на телефоне номер Любимовой.
   - Лера, это Павел, ты можешь подойти ко мне, тут есть вопросы по приложению.... B to B по строительству.... Да, сейчас.
   Коммерческий директор кладет трубку и снова склоняется над страницами текста. Я тоже не теряю времени зря. Мне почти удается идентифицировать последнюю бутылку бара, когда Филенков издает какой-то непонятный звук, вроде "хлым" или "блым" и поднимает на нас задумчивые глаза.
   - Здесь написано, что ваше агентство получает 25 процентов от стоимости всей рекламы, размещенной в приложении, - удивляется он.
   - Да, как мы и договаривались, - Макс обеспокоен.
   - По-моему мы договаривались немного о другом. Вы получаете 25 процентов от того, что заплатят ваши рекламодатели.
   Филенков делает ударение на слове "ваши", и до меня сразу же доходит, какое гнусное коварство здесь замышляют.
   - То есть, с тех рекламодателей, которые придут в приложение сами, мы ничего не получим? - спрашиваю я.
   Филенков не успевает ответить. Потому что в этот напряженный и даже драматичный момент открывается дверь, и на пороге кабинета появляется улыбающееся лицо Любимовой. Мы говорим друг другу "привет", а Филенков пользуется случаем, чтобы отфутболить мой вопрос начальнику рекламной службы:
   - Что мы можем им отдать? - спрашивает он, кивая в нашу сторону. - Я имею в виду от рекламы, которую их агентство притащит в это B to B.
   - 15 процентов, если эта реклама не перетечет к ним из "Коммерсант-Дом".
   - Они еще дают гарантию, что соберут в каждый номер не меньше пяти полос.
   - Тогда можно и 25.
   - Со всей поступившей рекламы? - спрашиваю я, надеясь, что на этот раз ответ будет правильным.
   - С той, которую вы соберете.
   - А с той, что придет без нас?
   - Ничего.
   Зашибись. Пока я перевариваю это разочарование, Макс пытается отыскать хоть какой-нибудь позитив:
   - Если приложение наберет пять полос, - спрашивает он, - но мы обеспечим только две или три, то хотя бы с них мы получим свои 25?
   Любимова смотрит на Филенкова, тот пожимает плечами.
   - 15 процентов, - говорит она, - стандартная скидка, как для всех рекламных агентств.
   У Макса уже какой-то побитый вид, но он все еще на что-то надеется. А может просто пытается понять, насколько сильно мы облажались со всем этим делом:
   - А если наши клиенты дадут рекламу в первые три номера, а потом решат пролонгировать договор или заключить новый...
   - Это уже на их усмотрение. Если они захотят работать с "Коммерсантом" напрямую, то естественно, что с нового договора вы ничего не получите.
   Теперь уже совершенно понятно, что дело тухлое. И мы этот факт осознали. Но Любимова не уверена, что до конца:
   - А ваши рекламодатели, они вообще кто? - спрашивает она.
   - В каком смысле?
   - В том смысле, что если это старые клиенты "Коммерсанта", то я не думаю, что мы вообще будем что-то отстегивать вашему агентству.
   Любому терпению рано или поздно приходит конец. И, по крайней мере, моему пришел точно.
   - А где это мы найдем новых? - спрашиваю я злобным голосом. - И зачем нам тогда окучивать старых?
   - И какой смысл гарантировать пять полос? - добавляет Макс.
   - Чтобы запустить ваше B to B, - не сомневается Любимова. Как будто это гребаное приложение мечта всей нашей жизни.
   - И вы сможете на нем заработать, - гонит Филенков, - если у вас будет эксклюзивный рекламодатель на пять полос в каждый номер.
   - Где это вы видели такого охреневшего рекламодателя? - сатанею я с этих раскладов, - МММ давно закрылось.
   Понятное дело, что отвечать никто не собирается. Ну и пошло оно в зад. Совершенно очевидно, что эти ребята однозначно и бесповоротно решили пустить наш замечательный проект под откос, и потому рассчитывать здесь не на что. Очень хочется сказать какие-нибудь матерные слова, персонально Филенкову и персонально Любимовой. Но вместо этого я выдаю им радостную улыбку, и говорю, что вся эта фигня с приложением нас уже не интересует. И сразу чувствую вздох облегчения. Наверное, это как раз тот результат, которого эти раздолбаи и добивались. В общем, не остается ничего другого, как сказать им "привет" и покинуть это пропахшее заговором место.
   В "Слимсе" полумрак и хит-парад MTV на экране передо мной и в децибелах со всех сторон сразу. Макс не стал составлять мне компанию, и потому я сижу тут в полном одиночестве. Глотаю виски, курю сигареты и пытаюсь отделаться от паршивых ощущений. А ощущения еще те, как будто меня поимели в особо извращенной форме, без всякого повода и с каким-то подлым расчетом. Возможно, эти патологические жлобы и в самом деле решили, что мы будем рыть носом землю и брать на себя все риски только для того, чтобы сделать "Коммерсанту" приятное. Но ведь это же чушь. Пусть мы и олухи, но не да такой же степени. А может быть дело в другом, и Коляда был прав, когда говорил, что боссы не захотят с нами делиться. И что вся эта возня только для того, чтобы раскрутить нас на черновую работу, все пенки с которой должны снять другие. Очень может быть. Но, скорее всего, ни то и ни другое. Скорее всего, этим лживым, двуличным провокаторам было в лом напрягаться насчет новых проектов и они просто не знали, как отделаться от двух обалдевших энтузиастов. И потому решили запороть нашу потрясающую инициативу таким гнусным образом.
   Но не все так плохо, есть и позитив. По крайней мере, я избавился от иллюзий насчет скорого и триумфального роста моих доходов. А вместе с иллюзиями и от каких-либо перспектив насчет извлечения этих доходов в подходящих моим амбициям размерах. Это уже не так здорово, но какого хрена, я все равно не собирался работать капиталистом. Я выпиваю еще и теперь уже совершенно определенно чувствую, как это коварное кидалово с приложением превращается в очистительный катарсис. Как будто мне, наконец, удалось проблеваться всей этой гребаной коммерцией, которая засоряла мои невинные мозги в последние недели. И отлично. Теперь я свободен, никаких заманух, никаких прожектов. Пошлю всех куда подальше и буду практиковать буддизм, пока эта хренотень с сансарами не доведет меня до окончательного банкротства. Точно, я наконец-то узрел свет, как тот парень, что совершал марш-бросок в Дамаск. И теперь уже никаких сомнений в том, что час моего освобождения близок. Но я все еще чувствую ответственность. По крайней мере, по поводу той самой "тенденции", которую должен сдать завтра. Ну и ладно, черт с вами, я ее напишу. И чтобы эта благая идея не испарилась так же быстро, как и то виски, которое я выпил, я добавляю еще один двойной и по быстрому отправляюсь к станку.
   В пресс-службе Ресина никого нет. Не беда, у меня есть мобильные многочисленных пресс-секретарей и их заместителей. Я звоню одному их них, и слышу именно то, что ожидал услышать: Владимир Иосифович получил мои вопросы, но не сможет ответить на них раньше чем через неделю, потому как очень плотный график работы и прочее бла-бла. Правда, после этого парень говорит от себя, что моя последняя заметка начисто лишена такта и уважения к его боссу, и потому он не удивится, если ответов на мои вопросы придется ждать очень долго. И очень может быть, что я не дождусь их никогда.
   - Он об этом пожалеет, - говорю я мрачным голосом, максимально мрачным из всего доступного мне звукового диапазона, после чего кладу трубку.
   Ладно, пора валить к художникам, сдавать графики. Я хватаю статистику, выданную мне Крючковым, и устремляюсь на второй этаж. Слава Аллаху и прочим креативным парням, графики в газету сдает не Рубен, а вполне вменяемые и адекватные ребята. Поэтому я очень быстро растолковываю им, что мне нужно, на этот раз абсолютно уверенный, что никакого западло мне здесь не подложат.
   После этого, темп моей активности начинает падать. Я медленно и даже с некоторым трудом добираюсь до своего бокса. Мне совершенно очевидно нужен допинг, и он не заставляет себя ждать:
   - Олег, - ревет из своего кабинета Харнас.
   Я смотрю на часы. Точно, дэдлайны по газете уже позади и Леха всерьез настроился на тенденцию.
   - Графики сдал, - ору я в ответ, - лови интервью.
   Я отсылаю ему интервью Росляка и Крючкова и чувствую, что это все, и что прямо сейчас я больше ни на что не способен. Если, конечно, не хватить еще кусок алкоголя. Что я и делаю в "Слимсе", а чтобы больше не бегать туда и обратно, покупаю в ближайшем продуктовом амбаре еще 350 виски. Теперь я абсолютно точно готов к творчеству, вдохновение из меня так и прет. Но не успеваю я открыть файл и вдарить веселым маршем по клавишам, как надо мной нависает толстая тень моего начальника.
   - Олег, - говорит Леха, всматриваясь в меня каким-то подозрительным взглядом.
   - Леха, - говорю я, всматриваясь в него с еще большим подозрением.
   - Ладно, - сдается он, - надеюсь, завтра утром ты сдашь остальное, - толстая тень делает поворот кругом и исчезает в конце коридора вместе со своим автором.
   Я запиваю это дело мощным глотком виски, нисколько не сомневаясь, что действительно сдам. Но не все так просто, потому что я как-то вдруг и совершенно неожиданно забываю, о чем это собирался писать. В журналистике нет места панике, и кому это не знать, как ни мне. Поэтому я собираю волю в кулак, сначала в один, потом во второй, после чего даю ей здоровенного пинка и, наконец, колесики начинают вертеться.
   Итак, "тенденция". Лучше всего, когда она есть в самом деле. В том смысле, что на рынке действительно что-то происходит, причем достаточно интересное и достаточно скандальное, чтобы слепить из этого захватывающий текст строк на 250 или 300. Но такое случается не часто. Последний раз подходящей темой удалось разжиться почти полгода назад. Наводку сдала знакомая подруга из "Российской газеты", у которой был серьезный трабл с выполнением редакционного задания. Ситуация была смехотворной: одна толстая строительная компания занесла в "Российскую газету" пять штук баксов и пообещала еще больше, если эти славные представители прессы смогут рассказать на своих страницах о подлом заговоре, который учинили против этой компании и всей строительной индустрии коварные производители цемента. В "Российской газете" деньгам натурально были рады и обещали оказать посильную помощь. Но тема была мутная, а авторов, соображающих в цементном, а так же и в любом другом бизнесе в этом издании никогда не водилось. В конечном счете, ребята отчаялись срубить на этом деле бабла, но на всякий случай решили скинуть тему неопытной, но настырной девчонке. Ну а она пришла с этим геморроем ко мне. Я как мог, просветил ее насчет того, что там и с чем едят, но мой блиц-курс только утвердил ее во мнении, что эту заметку она не потянет. Тогда я предложил ей сдать мне тему и все контакты, чтобы написать самому, абсолютно бесплатно, но само собой, что не в "Российскую газету", а в "Коммерсант". В любом случае, результат будет налицо и, может быть, ее боссам даже не придется отдавать полученный аванс.
   - Да пошли они на фиг, - сказала подруга, - подсунули, блин, какой-то дохлый вариант. Пусть им вообще ничего не обломится, мне наплевать, делай с этим цементом, что хочешь.
   И я сделал. На тот момент цементная индустрия прессу почти не интересовала. Событий было мало, и на фоне монструозных новостей большого бизнеса они казались жалкой суетой. В редакциях даже не всегда знали, какой отдел должен окучивать это дело. А отраслевым журналистам, отрабатывающим недвижимость, хватало застройщиков и риэлтереров, и напрягаться насчет стройматериалов там тоже никто не рвался. Так что поле оказалось непаханым. К тому же и тема была хоть куда. Поставщики цемента, отоваривающие московских строителей, устроили картельный сговор. Причем вместе с бюрократами из мэрии, у которых имелся нехилый интерес в цементных заводах. Ребята подставились почти сразу, созвав секретное совещание, о котором стало известно всем и каждому и особенно тем, против кого оно затевалось. Но по настоящему они облажались, когда стали воплощать свой хитроумный план в дело. Цены на цемент взлетели синхронно, в один и тот же день у всех поставщиков. А чтобы никто не сомневался, что дело нечисто, эти конспираторы установили на свой ассортимент идентичные прайсы. Ясный пень, что строители взвыли и стали стучаться во все двери с жалобами на нарушение антимонопольного законодательства. А так как никто не обращал на эти вопли внимания, они вознамерились напугать задумчивых экспертов и доверчивых обывателей скорым и жутким ростом цен на все новостройки.
   Черт, тут было где развернуться, кого распотрошить и над кем надругаться. Но такие драмы, да еще от эксклюзивных инсайдеров каждые два месяца не происходят. И поэтому главный и основной источник "тенденций" это то, что всегда под рукой и над чем не нужно напрягаться. То есть банальный и пошлый обзор рынка. Конечно, в этих обзорах нет ни драйва, ни смысла, тем более что каждый месяц о том же самом пишет еще пятьдесят изданий, включая те же "Деньги" и "Коммерсант-Дом". Но проблема не в этом, проблема в том, что на рынке недвижимости не так много сегментов, достойных полноценного обзора на страницах газеты. По большому счету, их всего три - квартиры, коттеджи и офисы (от всяких там складов и ритейла меня избавил отдел потребрынка). И писать о них по кругу каждые полгода натурально дурной тон. По крайней мере, в родном "Коммерсанте" такой педантизм никто не ценит и не поддерживает. И потому время от времени приходится изобретать нестандартные темы. Вроде грядущего краха домостроительных комбинатов, о котором я как раз и должен написать прямо сейчас. Авторитетно и аргументировано, с легким юмором и той непосредственностью, которая свойственна всем талантливым авторам.
   Первые сто строк даются легко и свободно. Меня распирает патологическое желание донести до погрязших в неведении читателей как можно больший объем информации. И потому я в спринтерском темпе загоняю в компьютер все, что знаю о конкурсах на застройку, о том, что было до них и что стало после, а также кто за всем этим стоит и кому от этого будет хорошо, а кому не очень. Через пару часов я заканчиваю первую половину текста, и это просто великолепный результат. Но у таких скоростей есть свои недостатки: совершенно очевидно, что текст начинает отдавать каким-то бесформенным потоком сознания. Я фиксирую этот тревожный симптом, но после очередного глотка решаю, что хрен с ним. Немного потом я возьму себя в руки, отструктурирую и заполирую каждый абзац, и в конечном итоге все будет выглядеть вполне пристойно.
   Вторая половина идет значительно хуже первой. Я начинаю вязнуть в каких-то деепричастных оборотах и сослагательных наклонениях. А предложения вырастают до таких размеров, что к их концу я забываю, о чем хотел написать в начале. И дальше становится только хуже. Где-то к часу ночи у меня появляются гнусные мысли насчет того, а кому вся это надо и какой человек в здравом уме будет читать нудные опусы о проблемах домостроительных комбинатов. И это уже не симптом, это агония. Похоже, что я выдыхаюсь и необходимо срочно предпринять какие-то экстренные меры, чтобы предотвратить окончательный ступор мыслительного процесса. Например, устроить себе небольшой перерыв.
   И пусть так и будет. Я, наконец, отрываю взгляд от компьютера, встаю на ноги и с легким удивлением оглядываю окрестности. Вокруг ни души, в боксах полумрак и дохлая тишина - отличные декорации для триллера про свихнувшегося журналиста. Ладно, я засовываю в карман фляжку с остатками виски, беру сигареты и отправляюсь к кофейному автомату, установленному в самом дальнем и самом глухом конце первого этажа. Возможно, что там мой воспаленный разум сможет разглядеть какой-нибудь полтергейст. Вроде Харнаса, пожирающего мозги подчиненных ему корреспондентов и запивающего их свежим капуччино. Жуткая картина, но на самом деле, не все так мрачно. Контора по-прежнему обитаема. В конце коридора я обнаруживаю мерцающий экран, в который с сомнамбулической отрешенностью всматривается Тимур, носящий амбивалентную фамилию Бордюг-Августов и заодно отписывающий в потребрынке заметки про туризм и рекламу. На втором этаже в просторных апартаментах художников горит приглушенный свет и мурлычит какая-то музыка. Но на первом ни людей, ни полтергейстов. Только кофейный автомат, старательно отплевывающийся от всех купюр, которые я пытаюсь запихнуть в его глотку. В конце концов, мне удается затоварить этот неврастеничный агрегат нужным количеством дензнаков, и я получаю то, чего домогался.
   Эспрессо - как раз то, что мне нужно. Я выпиваю двойной, потом забираю еще один такой же и направляюсь к выходу из конторы. Дверь на улицу открыта нараспашку, наверное, для того, чтобы дежурный охранник не рискнул захрапеть, спрятавшись за стойкой рисепшн. Тот и в самом деле бодр и свеж, чего совершенно точно нельзя сказать обо мне. Я выхожу наружу и приземляюсь на скамейке a-la Пушкин и болдинский листопад. Натурально под раскидистым деревом, среди ухоженного газона в самом центре огороженной и охраняемой поляны ИД "Коммерсант". Иногда творческий персонал хлещет здесь пиво, иногда дает интервью холерикам из теленовостей и иногда пьет посреди ночи кофе, курит сигареты и думает, когда же, блин, закончится эта каторга. А ведь вокруг столько удивительного и прекрасного. Я вглядываюсь в темное небо и вижу там мерцающие звезды, вдыхаю воздух, и чувствую свежий аромат ночи. Затем затягиваюсь сигаретой, и прихожу к выводу, что пора завязывать с этим романтичным бухлом, или я никогда не вернусь на рабочее место и не смогу прикончить этот одиозный текст. И никаких сомнений здесь быть не может. Одним глотком я допиваю виски, бросаю фляжку в урну и решительным шагом устремляюсь обратно к станку.
   Медленно, очень медленно я толкаю текст все дальше и дальше. Но силы уже на исходе. Каждое слово дается с немереным трудом, каждая цифра всплывает в перегруженных мозгах как минимум с минутным опозданием. Фамилии ньюсмейкеров становятся мутными и загадочными, а цитаты постоянно вылезают из заковыченного пространства. И у меня только двести строк. Нужна хотя бы еще одна главка. И возможно, что я действительно смогу ее написать. Если приведу себя в горизонтальное положение, чтобы ненадолго избавиться от тяжести гравитации и еще раз, вдумчиво и не торопясь, осмыслить многочисленные аспекты этой долбанной темы.
   Полный вперед. Тем более что как раз для таких целей и предназначены диваны чил-аута, залегающие непосредственно на третьем этаже прямо под групповым портретом мощного Ленина и монструозных крестьян, обнаруживающих в этот стремный час легко узнаваемые черты некоторых из коллег по цеху. Я приземляюсь на мягких подушках, башкой к стене, пятками к лампочкам коридора и начинаю осмыслять свой многострадальный текст. Вывод приходит очень быстро: а пошел он в жопу. Лежать на толстом куске поролона слишком легко и слишком приятно, чтобы ломать такой кайф размышлениями о квадратных метрах и себестоимости их строительства. Пошли они куда подальше, у меня есть перспективы получше. Я чувствую, как медленно, но целеустремленно проваливаюсь в глубокий сон, живописный как ЛСД и полезный как кисломолочные продукты. Но перед тем как окончательно нырнуть в это дело я предпринимаю последнюю попытку вернуться к реальности. Неимоверным усилием воли я открываю глаза, которые без всяких усилий захлопываются меньше, чем через секунду. И последнее, что я вижу, это произрастающий между третьим и четвертым этажом фикус, хищно изгибающий свой дырявые листья где-то на периферии моего угасающего сознания.
  
  

9

  
   Сначала слышны только легкие шаги, где-то справа и слева, потом сверху и снизу. Затем раздаются жизнерадостные голоса, ну а следом за ними появляются и сами уборщицы, беспощадно гремящие ведрами, швабрами и прочим инвентарем. Спать на фоне этих убийственный звуков абсолютно невозможно. Тем более что вскоре эти ведьмы включают свои пылесосы, и их жуткий рев вышибает даже тот дремотный наркоз, за который я пробовал зацепиться. Так что делать нечего, пора вставать и идти загружать компьютер свежими мыслями.
   Но в голове пусто, слишком рано для мыслей и для их изложения в сколь либо адекватной форме. И потому я даже не пытаюсь писать, ограничиваясь тем, что редактирую тот разнузданный текст, что слабал накануне. Но и этот процесс длится недолго. Очень скоро уборщицы затаскивают свои пылесосы в отдел "бизнеса" и начинают обрабатывать этим иерихоном окружающее пространство. Поэтому я вновь ударяюсь в бега, надеясь отыскать спокойное место где-нибудь за пределами конторы. Например, в одной из окрестных забегаловок, где можно восстановить жизненный тонус горячим кофе и подогретым фаст-фудом. С этой мыслью я спускаюсь на первый этаж и натыкаюсь там на Серегу Черешнева.
   - О, Олег, - радуется он, - что, тоже решил поучаствовать?
   - В чем именно? - спрашиваю я с некоторым подозрением.
   - Сегодня четверг, - сообщает он.
   - Ну?
   - И сегодня мы играем в футбол.
   Не смотря на серьезный повод, мнео удается сдержать приступ смеха. Сегодня действительно четверг, тот самый день, когда творческий персонал "Коммерсанта" пытается проветрить свои мозги, пиная мяч на одном из близлежащих стадионов. Но замутить это дело не так легко. Чтобы успеть до редколлегии, приходится начинать в девять утра. И само собой, что героев, способных на этот дикий напряг, не так много. Каждый второй или третий раз с волонтерами недобор, приезжает только четверо или пятеро энтузиастов, которые проклинают всех тех, кто обещал, но так и не прибыл, и разбредаются по своим боксам.
   - И что, есть с кем играть? - спрашиваю я Черешнева.
   Выясняется, что есть. Макс Ковальский и его злобный водила отираются возле своего "пежо" во дворе "Коммерсанта". А на скамейке, где прошлой ночью я предавался жестокой хандре, сидят Добров и Ждакаев. То есть вместе со мной будет шесть человек и этого вполне достаточно, чтобы сыграть три на три. Кроме того, пара фиников и пара "спортсменов" должны прибыть непосредственно на стадион. И то же самое, но не очень твердо обещал и Коля Иванов.
   - Так ты едешь? - спрашивает Серега.
   Почему бы и нет. Тем более что беготня за мячом может взбодрить не хуже черствых хот-догов в занюханном общепите. И потому я по быстрому забегаю в спортзал, хватаю там сумку с кроссовками и спортивным тряпьем и вылезаю наружу.
   - Кворум есть, - фиксирует мое появление Добров.
   - Ну, так мы едем или нет, - вопит водила Ковальского.
   - Едем, едем, - успокаивает его Ждакаев.
   Мы залезаем в поношенную "сьерру" Димки Ждакаева и следуем за служебным транспортом Ковальского. Сразу после выезда на Ленинградку становится понятно, куда именно. Это стадион "Юных пионеров", на котором взрослые дяди всегда могут дать сотню рублей местному завхозу в обмен на ключи от прикованных к ограждению ворот и разрешение топтать искусственный газон футбольного поля.
   Как ни странно, кроме нас шестерых есть и другие фанатики, готовые подняться с постели в эту неимоверную рань, чтобы присоединиться к празднику футбола. Так что на стадионе наши хилые ряды пополняет еще один отряд добровольцев. Отдел спорта представлен однофамильцем Ромки Алексеем Жуком, а также Лехой Доспеховым и патологическим экстравертом Андреем Воскресенским. Финики тоже участвуют, но от их отдела только плотное и малоподвижное тело Виталика Бузы. Коли Иванова нигде не видно, но его отсутствие не принципиально, потому что народа хватает и так. Более того, он представлен в четном количестве и потому мы, не напрягаясь, можем разделиться на пять и пять.
   Деление на составы происходит на редкость удачно. И Воскрес, и водила Ковальского попадают в чужую команду, и значит, их многоэтажный мат придется выслушивать не мне, а другим бедолагам.
   - Ну что, поехали, - говорит Дима Ждакаев, и мы начинаем интенсивно бегать взад вперед следом за мячиком и друг за другом. Очень скоро выясняется, что у нас это дело получается намного лучше, чем у соперников. И потому сначала Ждакаев, потом Черешнев закатывают им два мяча меньше чем в пять минут.
   - Блядь, ты будешь играть или нет? - спрашивает злобный водила у пушистого Виталика, отрабатывающего в роли вратаря и пропустившего оба гола.
   - Да оставь ты этого пидораса, - призывает Воскрес, - надо ставить в ворота Доброва.
   Дима Добров меняет в рамке Виталика, и натурально рискует стать следующим объектом для суровой критики своих брутальных партнеров.
   Реорганизовав боевой порядок, наши оппоненты устраивают военный совет насчет тактики и стратегии, а затем с какими-то остервенелыми физиономиями бросаются в атаку. Многоходовая комбинация завершается тем, что Черешнев отбирает мяч у Ковальского и на немереной скорости выдвигается к воротам противника. Следует мощный удар, и счастье Ковальского, что он проходит мимо. В противном случае Максу пришлось бы выслушать о себе много интересного. И плевать, что он главред журнала с устрашающим названием "Власть", от собратьев по команде это бы не спасло.
   После столь напряженного эпизода следует долгая и бессмысленная беготня в центре поля, которая заканчивается тем, что бодро подпрыгивающий мяч отскакивает в мою сторону. Времени, чтобы сообразить, что с ним делать, практически нет. На меня с обезумевшими глазами несется Воскрес, и я не нахожу лучшего решения, как со всей дури запулить этот мяч в сторону чужих ворот. Как ни странно тот попадает именно в ворота и на такой немереной скорости, что Дима не успевает его тормознуть.
   Я даже не хочу слышать подробности той экзекуции, которую эти двое сейчас учинят над бедным Добровым. И потому ухожу к своим воротам, тем боле, что пора менять в рамке Доспеха. И это правильное решение. До меня доносятся только какие-то невразумительные реплики, вроде "сука", "гондон", "нас предали" и прочее в том же духе. Дима Добров, как и положено парню с такой фамилией, конфликтов не любит и старается их избегать. Тем не менее, мне даже отсюда видно, как разбухает красным цветом его лицо и как сильно рискуют эти ребята, надеясь довести его до нервного срыва.
   Дальнейшая игра идет в каком-то пассивном темпе. Чувствуется, что всем уже надоело бегать. Но вопли насчет того, чтобы заставить побегать кого-то другого не стихают ни на минуту. И всеобщее раздражение начинает расти. Особенно в стане противника, который проигрывает, и которому непременно надо забить. Хотя бы для того, чтобы избежать нового приступа взаимных обвинений. В конце концов, это им удается. Хрен знает откуда прилетает мяч, который ударяется в голову Макса и рикошетом от нее прямо между моих ног залетает в ворота.
   - Гооол! - вопит Воскрес. - Суки, мать вашу, гоол! Макс забил гол, головой забил, в первый раз на хуй!
   В моей команде нет ни одного спортивного экстремиста, и потому никто ни на кого не наезжает. Тем более что мы выигрываем. Но я все равно расстроен этим позорным инцидентом. И потому сразу после того, как меняюсь в рамке с Черешневым, бросаюсь в атаку, надеясь реабилитировать свое уязвленное самолюбие. Но не фига не выходит, силы мои на исходе и надрывать их ради спортивных достижений хочется все меньше и меньше.
   В конце концов, мы забиваем друг другу еще по одному голу и неимоверно довольные собой завязываем с этим экстримом. Народ, не переодеваясь, залезает в машины, забивая до отказа и "пежо" Макса и Димкину "сьерру". Я втискиваюсь в последнюю рядом с Добровым, который до сих цедит какие-то неприятные слова в адрес Воскреса. Доспех говорит, что это напрасная трата эмоций. Воскрес неисправим, и все его выходки нужно воспринимать как неизбежное зло. И чтобы утешить Доброва рассказывает соответствующую историю о пресс-конференции с его участием. Мероприятие сообразили по случаю отбытия нашей футбольной сборной на чемпионат мира в Южной Корее и Японии. В честь такого события Воскрес серьезно нажрался, и стал требовать на прессухе, чтобы руководство сборной непременно дало ответ, есть ли у них в команде штатный психолог. В конце концов, главный футбольный функционер ответил ему, что психолога нет, но нарколог будет обязательно. Поднявшийся после этого хохот Воскреса не смутил. Он хотел знать, почему, блин, наши футболисты оказались без психологической поддержки. И кто, в конце концов, виноват в этом предательстве. Развить тему дальше ему не дали, хотя он и порывался.
   Пока я слушаю Доспеха, в голову приходит другая реминисценция. О том, как я подписал корреспондента "Известий", тоже Андрея Воскресенского, сделать заметку в одно из приложений "Коммерсанта". Я помню, как напрягся выпускающий редактор, когда услышал, кто именно будет ее сдавать. Пришлось долго и нудно объяснять, что этот Воскрес совсем не тот. И когда, наконец, до него дошел этот нюанс, я натурально услышал радостный вздох облегчения.
   По прибытии в контору большинство народа идет в термы и бани. В смысле, принимать душ и потеть в местной сауне. Я направляюсь туда же. Мои мышцы слишком напряжены, а мозги слишком расслаблены. И нужно принять меры, чтобы поменять здесь плюсы и минусы. И меры должны быть радикальными. Поэтому, не долго думая, я ныряю в холодные воды бассейна и почти сразу же чувствую, как испаряется усталость и начинают контачить синапсы. Но удовольствие от процесса портит Ковальский и его лекция о правилах гигиены.
   - Та бы вначале залез в душ, - недоволен Макс, - я не желаю нырять в этот бульон с твоим потом.
   - Поздно, - говорю я, - он уже намертво сцепился с местной хлоркой и распространился по всему бассейну.
   - Это не смешно, - уверяет Макс. Потом раздумывает, не добавить ли какое-нибудь мощное ругательство, но, так и не надумав, уходит греть свои редакторские кости в сауну.
   На самом деле, Макс славный парень, и мне даже как-то неловко, что я огорчил и его самого и его комплексы. Тем более что огорчать Ковальского мне не впервой. Прошлой осенью я с шумом и треском запорол первую и последнюю заметку, которую делал в его журнал. Затея была сомнительной и обреченной на провал с самого начала, но я насколько мог, усугубил это дело.
   Тему спровоцировал отдел "общества". Кто-то там написал, что великий и ужасный Зураб Церетели решил возвести на том немереном участке, который захапал под строительство московского Диснейленда, какой-то гигантский библейский аттракцион. И типа разыскиваются добрые люди, готовые профинансировать это благое начинание. Документы насчет проекта я получил за две недели до того, как их заслали в отдел "общества". Но надрываться не стал, потому что ни денег, ни санкции городских властей на этот Библейленд не было. К тому же пакет с документами пришел не от Церетели, а от непонятного Эмиля Пагиса, отрекомендовавшегося гендиректором ЗАО "Выставка Святой земли". В "обществе" все было иначе, там эти нюансы были по барабану, никаких проблем, отличная тема. Пиарщикам из "Святой земли" даже не пришлось никого окучивать, ребята выдали соответствующую заметку на следующий день.
   В общем, и флаг им в руки. Но тема имела резонанс, и натолкнула Макса и его редакторскую мысль на некоторые умозаключения. Типа, а почему бы не написать о самых одиозных и самых бесперспективных строительных проектах, утрамбовавшихся на благодатной почве российской столицы. А также о том, с какой это радости федеральные и московские власти выделяют под них земельные участки и предоставляют различные льготы. С этой идеей он и пришел к Харнасу, а тот натурально перепасовал его ко мне. И я подписался. Встретился с Церетели, который устроил мне персональную экскурсию по своей галерее, навешал лапши по поводу "Диснейленда" и заодно затащил на банкет, который давал в своем галерейном ресторане в честь прибывших к нему бургомистра и главных бюргеров города Дюссельдорфа. Потом я пробил трассу "Формулы-1", аквапарк Газпрома в "Москва-Сити" и прочие не менее грандиозные и не менее тухлые проекты. И если бы не стремный аспект насчет поддержки всего этого отстоя со стороны властей, я бы отписался за пару дней. Но тут надо было копать, и причем довольно глубоко. Между тем, времени у меня было меньше недели, и глубокие раскопки в этот срок никак не лезли. Тем более что параллельно я должен был сдавать заметки в газету. Конечно, можно было напрячься и втиснуться в любой дэдлайн, в том числе и в этот. Но тут вмешались обстоятельства. Компания Umaco, имеющая толстый консалтинговый контракт в Сочи, в срочном порядке пригласила меня погреться на солнечных пляжах этого славного города, а заодно осветить проходивший там инвестиционный форум "Кубань 2002". И я выбрал пляжи. По быстрому закруглил заметку какой-то дешевой сентенцией насчет того, что претенциозных проектов до фига, но на их реализацию как всегда не хватает денег, затем отослал текст Харнасу, и благополучно слинял на море за день до дэдлайна.
   С громким матом и прочими деструктивными воплями заметка была поставлена в номер в том самом виде, в котором я ее сдал. Само собой, она не соответствовала ни заявленной теме, ни формату "Власти". Макс был зол, но в конечно счете списал это дело на отсутствие фундамента в моей башне. Тем более что он уже наблюдал патологическую неадекватность в моем исполнении. Случай был анекдотичным. Одним слякотным осенним днем я бежал из конторы задолго до конца рабочего дня, будучи не в состоянии выносить тяжелое похмельное состояние в замкнутом пространстве своего бокса. Мне удалось никем не замеченным проскользнуть к выходу, дойти до проспекта и загрузиться в троллейбус. Я уже отключил мобилу и поздравлял себя с удачным эскейпом, когда посмотрел в окно и увидел там "пежо" с логотипом "Коммерсанта" и сидящего на переднем сиденье Ковальского, пристально всматривающегося в мою беглую физиономию.
   Они все-таки меня достали, пронеслось в моих невротичных мозгах. Взяли в клещи и теперь не выпустят. Само собой, эта паранойя была спровоцирована расшатанной алкоголем нервной системой. Я осознал это меньше, чем через секунду, и меня сразу же пробило на дикий хохот. Я смеялся несколько минут, то есть в течение всего того времени, пока троллейбус и "пежо" Ковальского тащились в пробке параллельно друг другу. И в течение которого Макс мог наблюдать мою патологическую неадекватность во всем блеске. Потом он весьма снисходительно оценил это идиотское представление, пробормотав что-то насчет того, что давно не видел такого искреннего и бессмысленного смеха. О причинах веселья я распространяться не стал.
   После спортивных подвигов и последующего бултыхания в бассейне я возвращаюсь в свой бокс полный решимости закрыть проблему с "тенденцией". Но на пути творческого процесса возникает новое препятствие - толстый конверт, доставленный на мое рабочее место с утренней почтой. Я вскрываю это дело и обнаруживаю пачку ксерокопий официальной переписки "Чеченгапзпрома", компании "Итера" и Государственной нефтяной компании Азербайджанской республики, известной в узких кругах под абревиатурой ГНКАР. После беглого просмотра бумаг выясняется, что все это насчет того, что "Итера" вроде как не заплатила "Чеченгазпрому" за транзит газа в Азербайджан. И потому тот собирается перекрыть на фиг все вентили, пока эта компания не выложит на стол требуемые бабки. О чем "Чеченгазпром" уведомляет и "Итеру" и ГНКАР. И никаких указаний на то, кто все это прислал, никаких сопроводительных писем и обратного адреса на конверте.
   Я закуриваю сигарету и прихожу к выводу, что, скорее всего, это привет от компании "ТрансНафта". Давным-давно, когда я еще не был припахан к недвижимости, пришлось отписать несколько заметок про газовые дела. Сначала я узнал, что "Итера" начала поставки газа в Азербайджан по только что восстановленному чечено-дагестанскому участку газопровода и слепил на этот счет небольшую заметку. Последствия были интересные. Меня вызвал следователь Таможенного комитета в качестве свидетеля по уголовному делу насчет контрабанды в особо крупных размерах. Выяснилось, что экспортированный "Итерой" газ не был задекларирован и никаких таможенных пошлин с него никто не платил. В общем, и хрен бы с ним, но кто-то из таможенных боссов прочитал заметку и впал в истерику. Вентили тут же перекрыли и начали уголовное производство. Следователь требовал, чтобы я раскололся, откуда узнал о преступном сговоре, и сообщил, как все было на самом деле. А было тупо и безобидно. Я позвонил пресс-секретарю "Итеры" Николаю Семененко и спросил, когда они начнут поставлять газ в Азербайджан. Николай сказал, что уже начали, и дал точные данные насчет того, когда именно и сколько уже прокачали. Я был абсолютно белым и пушистым, поэтому следователь записал фамилию Семененко и отпустил меня с миром. А я по быстрому отписал заметку насчет контрабанды, в которой в конечном итоге обвинили ни "Итеру", а "Газпром", потому как тот был транспортным агентом и должен был задекларировать весь экспортируемый газ.
   Понятное дело, что "Газпром" отмазался, но у этой заметки было продолжение. После ее публикации гендиректор "ТрансНафты" Владимир Кондрачук пригласил меня побеседовать о том, о сем, а заодно и об общей ситуации насчет поставок газа в Азербайджан. Пригласил не просто так. У "ТрансНафты" был свой газовый контракт с ГНКАР, а в придачу к нему серьезная напряженка с "Итерой", которая выкидывала их из этого бизнеса при непосредственной поддержке "Газпрома". Коварный монополист динамил "ТрансНафту" с прокачкой газа по своим трубам и требовал за трафик в три раза больше, чем с "Итеры". Кондрачук рассказал мне об этих неприятностях, а я написал заметку и отдельный вынос с его стенаниями насчет двойных стандартов, практикуемых в "Газпроме". Ну и как это обычно происходит, сразу после выхода заметки тот серьезно застремался своей откровенности и отправил в "Коммерсант" (копия в "Газпром") официальное письмо насчет того, что журналист неправильно расставил акценты и, что лично он ничего против "Газпрома" не имеет. И там и здесь этот трусливый тремор никого не возбудил, и потому обошлось без напрягов. Но мою фамилию в "ТрансНафте" могли запомнить, хотя бы для того, чтобы порадовать при случае каким-нибудь сливом. В общем, и этот конверт, скорее всего от них - еще одно напоминание "Коммерсанту" о неизбывных проблемах их главного конкурента "Итеры".
   Ладно, конечно все это охренительно интересно, но пусть этим займется кто-то другой. А мне нужно вернуться к "тенденции", тем более что история небольшого взаимонепонимания с "ТрансНафтой" напомнила еще об одном деле - надо согласовать интервью. По крайней мере, с Крючковым, который настоятельно просил это сделать.
   Я распечатываю файл с его показаниями, затем отправляю их по факсу и как раз когда я заканчиваю эти манипуляции, появляется Харнас.
   - Ну и где текст про конкурсы? - спрашивает он, пожимая мне руку.
   - Писал всю ночь, сейчас осмысляю.
   - Давай сдавай, осмыслять будешь потом.
   - Через пару часов.
   Само собой, что Харнас начинает пузыриться и раздуваться. И чтобы сбить этот накал, я переключаю его внимание на конверт с документами "Чеченгазпрома". Леха заинтересован. Он внимательно просматривает бумаги и выслушивает мою версию насчет их происхождения.
   - Забавно, - говорит он, - и что, у тебя есть желание написать?
   - Ни малейшего.
   - Тогда я отдаю Бутрину.
   - Давай, - соглашаюсь я и сваливаю к своему станку, пока он снова не начал давить насчет текста и его своевременной сдачи.
   На самом деле с текстом большие проблемы. Не меньше часа уходит на то, чтобы въехать в контекст и привести в божеское состояние все, что было написано ночью. Еще столько же на то, чтобы написать следующие 50 строк. И это не тот результат, на который я рассчитывал. Ладно, я могу лучше, наверняка. Но это иллюзия, я стараюсь изо всех сил, и все равно темп хреновый. И непрерывный треп коллег отнюдь не способствует его ускорению. И, мать вашу так, у меня просто нет другого выхода, как принять допинг. Я вылезаю наружу и через десять минут возвращаюсь назад с упаковкой ядреного пива на восемь с половиной оборотов. И первый же глоток подтверждает, что я был прав. Мысли наконец попадают в фокус и плавным потоком начинают изливаться на экран компьютера. Меньше чем через час все готово. Но я впадаю в раж и пытаюсь довести свои сентенции до абсолютного совершенства. Особенно в том месте, где речь идет о Ресине и его нежелании давать интервью насчет проблем домостроительных комбинатов.
   - Оле-ег!
   - Ща-ас! - отвечаю я. Ладно, пусть будет, как есть. Я закругляю последние абзацы и отправляю текст Харнасу.
   - А интервью? - раздается в ответ мощный вопль.
   - Сдал вчера.
   - А остальные?
   - Через час.
   - Олег!
   - Знаю!
   Блин, я действительно знаю, что время поджимает и нужно торопиться. Дэдлан по "тенденции" в шесть часов. Но к этому времени все тексты должны быть отчитаны и сданы редактором отдела, рерайтом и корректурой. В противном случае верстка не успеет их загрузить до того, как пойдут заметки на злобу дня, и у главного босса появится повод применить санкции. Типа, сказать какой-нибудь "ай-яй-яй" Харнасу и вкатить мне штраф из расчета доллар за каждую просроченную минуту. Не слишком радостная перспектива. Но вполне реальная, учитывая, что сейчас уже четыре часа, и на полосе "тенденций" по-прежнему здоровенная дыра в 400 строк. И чтобы ее заполнить, основного текста не хватит. Нужна пара свеженьких интервью. Тех самых, насчет которых так надрывался Харнас - одно от ДСК и еще одно от девелоперов.
   С ДСК мне везет. Паньковский сразу же отвечает на звонок и у него, конечно же, есть время, чтобы обсудить со мной последние тенденции строительной отрасли. Но когда он узнает, какие именно, наступает ступор. Хотя на первый взгляд вопросы безобидные, вроде "а почему ДСК-1 не участвует в конкурсах на застройку земельных участков?". На его бы месте я даже не думал и сходу бы выдал конкретное резюме. Типа "Олег, да ты что, сдурел, выкладывать такие бабки за помойные участки, на которых мы не наживем ничего, кроме геморроя". Но понятное дело, что каждый на своем месте. И потому после некоторых размышлений (а часики тикают) Паньковский озвучивает отвратительно благоразумные ответы. Впрочем, в них есть мысль, и даже уверенность в том, что вскоре его контора поучаствует в этих тараканьих забегах и возможно возьмет какой-нибудь приз на одном из ближайших конкурсов. Так что полноценное интервью на 50 строк уже греется в моем кармане.
   С девелоперами все намного хуже. Я делаю, по меньшей мере, пять звонков, но коварные ньюсмейкеры недоступны. Конечно, эта невезуха не может продолжаться бесконечно и, в конце концов, моя настойчивость дает результат. На другом конце телефона "С.Холдинг" и лично Алексей Шепель, уверенный, бескомпромиссный и в отличие от меня абсолютно трезвый. Железобетонными аргументами Леха втаптывает в грязь девелоперские амбиции ДСК, уверяя, что на конкурсах и тем более аукционах им ничего не светит. И что эти лохи должны удовлетвориться выполнением подрядных работ, потому что строительные инвестиции это удел серьезных профессионалов, которые понимают, что к чему и в отличие от пошлых производителей железобетонных панелей знают, как делать деньги в этом нелегком бизнесе.
   - Нормально? - спрашивает Алексей.
   - Зашибись, - отвечаю я и кладу трубку.
   Через полчаса я оформляю должным образом оба интервью и отсылаю их Харнасу. Но расслабляться еще рано, потому что впереди другие дела. Я открываю свежую банку пива, делаю большой глоток и сразу же вспоминаю, какие именно. Черт, я забыл про карикатуру. Я устремляюсь на второй этаж, где в кабинете выпускающего редактора лежат толстые подшивки с художественным творчеством Бильжо и Тюнина. Когда-то давным-давно, когда я еще был не автором, а читателем "Коммерсанта", мне казалось, что эти славные художники вдумчиво читают каждую заметку, а потом за каких-нибудь пару минут делают для нее остроумную и охренительно актуальную карикатуру. Само собой, ни фига подобного не было и быть не могло. Ребята рисуют, когда и о чем им взбредет в голову, потом упаковывают свое творчество в папки, из которых корреспонденты или выпускающие редакторы должны выбирать что-то подходящее. Но с выбором большие проблемы, особенно для авторов делового блока. И Бильжо и Тюнин подсели на общественно-политическую тематику, которая анекдотична по своей сути, и которую они имеют на своем ватмане чаще и интенсивней всех прочих. Но когда речь заходит о бизнесе, вдохновение иссякает. Ребят хватает только на нефтянку, а все остальное выпадает в хронический осадок. Папки с Бильжо я не смотрю вообще. Говнюк возомнил себя корифеем и уже больше года ничего не обновлял. Хотя и в том, что он делал раньше, ничего стоящего для "бизнеса" не было. Но и с Тюниным не фонтан. Я смотрю папку за папкой и постепенно прихожу в отчаянье. Даша Афанасьева, местный тролль и выпускающий редактор, год за годом созерцающий одуревших корреспондентов, листающих в ее кабинете альбомы с карикатурами, не замечает ни меня, ни мои проблемы. Но немного спустя появляется Кондратьев и бросается мне на помощь.
   - Олег, у вас трудности? - спрашивает глава делового блока, отрабатывающий в этот нелегкий час роль доброй феи.
   - Ни одной подходящей карикатуры, - жалуюсь я, матеря про себя художников, которые натурально не догоняют, о чем пишет эта газета, и как жестоко страдают от их раздолбайства невинные корреспонденты.
   - Олег, я с этим разберусь, - обещает Кондратьев, - а вы, если можно, закончите с текстом. Насколько я понял, там у Харнаса к вам есть вопросы.
   Так-так, похоже, что и с этой стороны меня ждут проблемы. И спустя пару минут я убеждаюсь, что так оно и есть на самом деле.
   - Олег, - говорит этот подлый бюргер, - твой текст ни хрена не тянет.
   - Это почему?
   - Хотя бы потому, что там нет мнений нюсмейкеров. А те, что есть, повторяют ответы из твоих интервью. Это не прокатит, и потом, что за дрянь ты сегодня пьешь?
   - Это пиво, - отвечаю я, прекрасно понимая, что вопрос риторический.
   - И еще, что с фотками Шепеля и Паньковского?
   - Они должны быть в архиве, - уверяю я.
   - Тогда почему их не могут найти. В общем, Олег, мне все это надоело. Делай там что хочешь, если фоток не будет, я эти интервью снимаю.
   Блин, у меня много чего есть сказать этому сволочному редактору. Но ладно, он своего дождется. А пока я устремляюсь в фотослужбу и действительно очень быстро нахожу Шепеля, который год назад засветился на какой-то отстойной выставке, проходившей в Манеже. Но с Паньковским проблемы. Этот коварный менеджер непонятно как умудрился ни разу не попасть под объективы "Коммерсанта". Само собой, это еще не конец света. Мы заходим в платные базы РИА "Новости" и ИТАР ТАСС. Но и там ни хрена. Мы даже залезаем в Reuters, но ни за двадцать баксов, ни за двадцать пять, нет ни единой фотографии этого негодяя.
   - Может, у него есть свои? - спрашивает редактор фотослужбы.
   - Вряд ли, - отвечаю я, но все равно набираю номер Паньковского.
   Как я и ожидал, тому очень жаль, но ни фасом, ни профилем в цифровом формате он не располагает.
   - Высылай фотографа, - советует редактор, - если, конечно, успеешь.
   А что мне еще остается. Я бросаюсь к этим бравым ребятам, хватаю первого попавшегося, даю адрес и телефон Паньковского и заклинаю немедленно смотаться за его портретом. Фотограф готов, но требует оформления заявки. Метнувшись к редакторам, я подписываю нужную бумажку, но это еще несколько минут, которые могут поставить жирный крест на моих надеждах уложиться в дэдлайн.
   И проблемы, которые необходимо решать сейчас и немедленно продолжают расти как тот самый снежный ком. Не успеваю я вернуться в отдел, как звонит Крючков. У этого параноика появилось желание слегка откорректировать приведенные в интервью цифры. Он что, охренел, думаю я. Но, тем не менее, записываю уточненные данные и говорю, что обязательно все исправлю. Потом открываю карту номера и прихожу к выводу, что вряд ли. Текст давным-давно сдан и заверстан. Хотя, конечно, можно подправить и там. Я спускаюсь на второй этаж, нахожу верстальщика, который загонял в номер его интервью и сообщаю о настоятельной необходимости откорректировать пару цифр.
   - В принципе можно, - отвечает тот, открывая в "макинтоше" двадцатую страницу, заполненную микроскопическими буквами моих текстов.
   Монитор на верстке совсем не хилый, но все равно в таком масштабе определить, какое там интервью Крючкова почти невозможно.
   - Давай вот это, - говорю я, тыкая пальцем во второй текст, в расчете на то, что интервью ставили в том порядке, в котором я их сдавал.
   Верстальщик дает увеличение и бинго, я вижу знакомую реплику. Но теперь буквы выросли до гулливеровских размеров, и отыскать нужные абзацы, а тем более строчки опять же совсем непросто. После долгих путешествий вверх и вниз, вправо и влево, мы, наконец, находим необходимые места и меняем цифры. Я смотрю на часы - пол шестого. Если с фоткой Паньковского все будет нормально, я смогу уложиться в дэдлайн. Конечно, если Леха не подложит мне свинью с основным текстом. А это, учитывая его склонность идти на принцип в самый неудачный момент, очень даже вероятно.
   - Ну и как? - спрашиваю я, заваливая в кабинет этого кровососа.
   - Никак, - отвечает Леха, - до фига воды и почти никаких фактов. Олег, это вообще не "тенденция", а авторская колонка с твоим личным мнением.
   Так, блин, здесь зреет заговор.
   - На то она и тенденция, - говорю я, - чтобы выражать личное мнение.
   - А где ньюсмейкеры?
   - Там их есть, три или пять, - говорю я, фиксируя проблемы со своей дикцией и вообще с ясностью мысли.
   - Олег, если в главке нет двух цитат, она уже не тянет. А если ни одной, то на кой хрен она нужна.
   - Это ты только что придумал, или есть утвержденные стандарты.
   - Мне наплевать, что ты там думаешь, меня этот текст не устраивает.
   - Ладно, проблема только с ньюсмейкерами или с чем-то еще?
   - Проблема с текстом. Я, например, так и не понял, что там будут проводить, конкурсы или аукционы и какая между ними разница.
   - В настоящий момент конкурсы, - объясняю я терпеливо, - на аукционы перейдут через полгода. А какая между ними разница знает любой дурак.
   - Да ну, а я вот не в курсе. Может, объяснишь.
   Леха, конечно, в курсе. И весь этот балаган только для того, чтобы меня достать или протестировать степень моей адекватности. Ладно. Я доходчиво излагаю насчет того, что участники конкурсов сдают свои предложения в запечатанных конвертах, а на аукционах открытые торги с последовательным повышением цены...
   - Ну, и где это в тексте? - прерывает Леха мой экскурс. - В общем, так, я убрал там весть твой балласт, поставил вопросы, так что давай, трудись, с тебя еще не меньше ста строк.
   Он что, рехнулся, 100 строк за пять минут за дэдлайна. Блин, да это подстава, заговор, мать его так, предательство и откровенная жопа. Не может быть, я просто в это не верю. А потому молча и с достоинством сваливаю в свой бокс, открываю файл с текстом, и вот тут до меня окончательно доходит весь трагизм ситуации. Срань господня, этот гребаный ублюдок действительно сократил мой текст на сто строк! И это уже не стресс, это тотальный эклипс моего несчастного рассудка.
   Ладно, я увлажняю потрясенные мозги свежой банкой пива, надеясь, что они еще в состоянии реанимировать искалеченный текст. Но ампутированных кусков так много, что вместо творческого процесса меня пробивает на сочинение новых эпитетов в адрес Харнаса. Пномпень, гондурас, кызыл обдолбанный.... Чтобы погасить пожар я выпиваю следующую и последнюю банку, и мне, наконец, удается заткнуть свои эмоции и приступить к делу. Я просчитываю, сколько строк и в какой главке мне не хватает, затем, наплевав на связность и последовательность текста, вставляю информативные абзацы с разнообразными цифрами и их динамикой. После чего обильно поливаю этот навоз мнениями ньюсмейкеров, как теми, что смог вспомнить сам, так и теми, что выловил в Интернете. И в результате на этой гнилостной почве произрастает недостающая сотня строк. Я вбиваю в адрес ненавистное имя Харнаса и с чувством глубокого отвращения нажимаю на Enter.
   - Олег, а актуализация на тринадцатую? - кричит в ответ этот упырь.
   Мать вашу, да когда же закончится этот геноцид. Подонки, они хотят, чтобы я свихнулся. Но только хрен вам, я справлюсь.
   Актуализация - это еще одно из авангардных изобретений Кацмана. Авторы "тенденций" должны найти в текущих новостях какой-нибудь информповод, к которому можно было бы присобачить основной текст. И этот информповод должен быть свеж, конкретен и достоин того, чтобы его поставили в качестве анонса на полосе, открывающей деловой блок. И наплевать, есть он или нет на самом деле, без актуализации "тенденции" быть не может. Прежде всего, я вспоминаю, когда был последний конкурс. Около двух недель назад, и это совсем не та дата, на которую можно ссылаться. Ладно, я лезу в Интернет, и третья по счету попытка дает результат. На сайте КАСРР размещен текст официозной телепередачи "Лицом к городу", которую регулярно мастерят ребята из ТВЦ. В тексте официальное заявление Шанцева, пару дней назад провозгласившего, что у действующей системы предоставления земельных участков нет никакой альтернативы. Похоже, что это случилось как раз после того, как я впарил ему свои опасения насчет скорой отмены конкурсов. Ладно, прокатит. Я забиваю в компьютер цитату из его речи, затем добавляю пару абзацев из своего текста и получается гладко и красиво. А если и нет, по барабану, я отправляю файл Харнасу и отправляюсь за свежей порцией алкоголя.
   Порция получается экстремальной. В моих прохудившихся карманах почему-то не обнаруживается ни одной стоящей купюры. Поэтому вместо виски я покупаю поллитра водки и возвращаюсь с этим стремным допингом в свой бокс.
   - Олег, тебя Харнас искал, - говорит Оля.
   - Да пошел он, - отвечаю я, делая очередной глоток.
   - Что, дэдлайн в анусе? - спрашивает добрый Коля.
   Я не успеваю ответить. Потому что начинает звонить телефон и натурально это опять ко мне.
   - Олег, это Сергей Соловьев, рерайт. У меня тут вопросы по твоему тексту, ты не мог бы сейчас подойти?
   - Ладно, - говорю я.
   - Чего там?- спрашивает Оля.
   - Еще одна гнусная провокация, - отвечаю я и спускаюсь на второй этаж.
   Но на самом деле, не все так плохо. Как всегда рерайт волнуют какие-то мелочи. Блин, да разве принципиально, что я назвал Ресина Вольдемаром. Это всего лишь более полный и более помпезный вариант его имени. И даже, если я неправ. Господи, это же невинная шутка, без которых ни один нормальный человек не станет читать это погрязшее в экономических раскладах занудство. Хотя тут есть о чем подумать... Черт, так и есть, Харнас поставил этот текст не читая, натурально без трезвого анализа и мудрой редакторской правки. Или как еще могли проканать мои Вольдемары.
   - Тут у тебя еще нестыковка с цифрами, - говорит Серега.
   - Не может быть, - пробивает меня на смех.
   - Смотри сам, - говорит он, не обращая внимания на мою невротическую реакцию, - у тебя в тексте 1 миллион, 900 тысяч квадратных метров жилья, которые должны сдать по муниципальному заказу в этом году. Из них 400 тысяч для очередников, 200 тысяч для молодых семей и 130 тысяч под переселение жильцов из ветхого и пятиэтажного фонда. Сумма не получается.
   Пусть я и пьян, но не до такой же степени.
   - Там не 130 тысяч, - говорю я, - там миллион триста.
   - Тогда понятно, - говорит Серега, косясь на мою бутылку. - И кстати, - добавляет он, - мог бы и угостить.
   О чем речь, я отливаю в подставленный стакан здоровый кусок, и дальнейший рерайт проходит в необыкновенно теплой и конструктивной атмосфере. Но когда мы заканчиваем с этим делом, и я смотрю на часы, меня опять пробивает на веселье. Восемь тридцать, дэдлайн в жопе и у меня как минимум двести баксов штрафа. И все из-за кого, из-за этого гребаного Харнаса, который выкинул треть текста только затем, чтобы поставить другую даже не читая. Ах, он мать его так. Я делаю еще один глоток и целеустремленной поступью направляюсь на третий этаж, чтобы сказать этому извращенцу все, что я о нем думаю. Но Харнаса нет, а я не в том настроении, чтобы дожидаться его появления.
   - Суки, - говорю я.
   - Где? - спрашивает Рома.
   - Везде, - отвечаю я, - эта газета прогнила до самых костей.
   - Это не новость, я знал об этом с первого дня работы.
   - Почему же ты до сих пор здесь?
   - А ты?
   Хороший вопрос, и я должен дать на него конкретный и всеобъемлющий ответ. И прежде всего своему непосредственному начальнику, который, скорее всего, окопался у руководителя делового блока. Я перекладываю тело на другой галс и выдвигаюсь к кабинету Кондратьева. Черт, у этих руководителей так до фига кабинетов, что я не сразу определяю нужный. Но, в конце концов, все топографические проблемы позади и я распахиваю толстую дверь, готовый произнести свою обличительную речь. Правда, похоже, что дверь не та, потому что вместо Кондратьева и Харнаса за ней Стукалин и Васильев. Но, в конце концов, какая разница.
   - Я разочарован, - заявляю я им. - Сегодняшняя "тенденция" совсем не та, которую я лелеял в своих мечтах. Это не "тенденция", а какой то отстой.
   Похоже, что эти двое не совсем понимают, о чем я тут распинаюсь, и, похоже, что нужны решительные аргументы, чтобы убедить их в серьезности ситуации.
   - Короче, - говорю я, - я увольняюсь на фиг, сейчас и немедленно.
   - Ладно, - соглашается Вася, - только давай завтра.
   - Да хоть послезавтра, - говорю я, - главное слинять из этого гадющника.
   - Никаких проблем, - уверяет шеф-редактор, - я прослежу за всем лично.
   - Верю, - отвечаю я, и вываливаюсь в коридор, чувствуя, что в моей жизни грядут счастливые перемены. И, конечно, я должен это отпраздновать. Тем самым беззаботным и беспробудным сном, к которому так отчаянно стремился сегодняшним утром. Главное, не забыть сумку, потому что там ключи от квартиры. А что касается всего остального, то пошло оно на фиг. У меня есть повод для радости, и никто и ничто не сможет его испортить.
   - Куда? - спрашивает таксист.
   - Белорусская, - отвечаю я, ухахатываясь по поводу своих брутальных заявлений шеф-редактору.
   - Что, удачный день? - интересуется водила.
   - Не то слово, - отвечаю я.
   Да, дорогая редакция, похоже, что моя журналистская карьера наконец-то дала дуба. И никаких сожалений, я в восторге. Вот такие дела, дорогая редакция, душевный порыв и разная прочая хреновина.
  
  

10

  
   Сон совсем не такой беззаботный, как я рассчитывал. Вместо идиллических пасторалей суровый экшн. Меня опять хотят забрить в армию и все протесты насчет того, что я свои два года уже оттащил, натурально ни на кого не действуют. Ситуация неприятная. И пусть в глубине души я знаю, что это всего лишь безвредная проекция моего подсознания, все выглядит как на самом деле:
   - Вышел новый приказ, - сообщает зловещий военком, - все должны отслужить по второму разу. А потом и по третьему, будем призывать регулярно, чтобы поддерживать моральный дух и боевую готовность.
   Совсем сдурели, думаю я, натягивая сапоги и вставая в строй вместе с лысыми новобранцами. И вот я снова в казарме. Подшиваю подворотнички и считаю дни до дембеля. Правда, остается невыясненным один вопрос. Какой у меня статус, дух ли я бесправный или старый солдат со всеми привилегиями? И не лучше ли мне проснуться, чтобы не страдать над этой дилеммой?
   И я просыпаюсь. Черт, после такого гнусного бреда можно запросто впасть в депрессию, особенно когда за окном серое небо, а в голове похмельные спазмы. Прежде всего, пить. Я выдвигаюсь к холодильнику, нахожу там пакет кефира и после гигантского глотка делаю первый шаг навстречу своему воскресению. А заодно вспоминаю вчерашний день - судорожные конвульсии со сдачей текстов и финальное шоу с радикальными лозунгами. Да, это было круто. Я неплохо выступил, особенно когда угрожал всем подряд своим увольнением. Наверное, редакция трепетала от страха. И, кажется, при этом я еще говорил какие-то неприятные слова в адрес шеф-редактора. Типа пномпень или гондурас, не помню, что именно, но определено что-то в этом духе. Интересно, мне выплатят после этого хоть какую-то зарплату, или все спишут на штрафы.
   Я делаю реверс в направлении кровати, и после приземления фиксирую, что астенические напряги по-прежнему в силе. Совершенно очевидно, что одним кефиром здесь не обойтись, и необходим полный комплекс мер, начиная с отмокания в ванне и закачивая мощным завтраком и ударной дозой аспирина. И я приступаю к исполнению этого плана. На все процедуры уходит часа полтора, но результат того стоит. Жизнь определенно налаживается, мышцы в тонусе, мозги там же и, стало быть, пора валить в контору, пожинать плоды вчерашних безумств и воплощать в дело свои угрозы.
   В конторе все как всегда. Никаких и транспарантов и прокламаций с моим фото и подписью "Им не место в нашем коллективе".
   - О, Олег, - радуется Харнас, - как себя чувствуешь?
   - Зашибись.
   - Есть новости?
   - А как же, я увольняюсь.
   - Отличная идея.
   - Я знал, что тебе понравится, - говорю я.
   - Ну, теперь она нравится не только мне.
   - Понятное дело. И какая у нас на этот счет процедура?
   - Обычная, пишешь заявление, сдаешь пропуск в отдел кадров и забираешь трудовую книжку.
   - Ясно, заявление гендиректору?
   - Да, прошу уволить по собственному желанию, число, подпись.
   - И какое число?
   - Ну, прибавь пару недель, будет вместо отпуска.
   Это неплохо, еще немного деньжат и лишнее время на то, чтобы очистить компьютер и рассортировать полтонны бумаг, которые скопились на моем столе и в шкафу в коридоре.
   - Насчет обзора про коттеджи, - спрашивает Леха, - ты мне его напишешь?
   - Это в "Дом"?
   - Да.
   - Без проблем, лишний доллар теперь актуальней, чем прежде.
   - Только давай, не позже понедельника.
   А чего тянуть, тем более, что ни в субботу, ни в воскресенье я не найду ни одного риэлтера, который бы дал комменты. И потому написав заявление, я сразу же приступаю к прозвону этих ребят. Разумеется, вместо того чтобы напрягать их по телефону, я должен бы взять фотографа и лично прокатиться по всем поселкам. Оценить пейзаж и ландшафты, архитектуру с инфраструктурой и выдать по каждому объекту абсолютно достоверное резюме. Но ни один нормальный журналист не будет тратить полдня, чтобы осмотреть поселок, про который в обзоре будет только 25 строк. И тем более неделю, чтобы осмотреть все десять. На фиг. И потом, за несколько лет выучиваешь наизусть все коттеджные прибабахи, и начинаешь представлять, что там и как без всяких экскурсий. Достаточно пары фоток и того, что сообщат добрые риэлтеры.
   И процесс идет как по маслу. Добрые риэлтеры все на своих местах и у каждого есть свеженький поселок, а то и два или три. Я в бодром темпе забиваю в компьютер их описания, а заодно извещаю ребят о том, что покидаю эту контору. Через пару часов у меня уже полный комплект и даже четыре поселка сверх тех десяти, что нужны для обзора. Осталось слепить из этого текст и натурально в последний раз поставить под ним свою подпись. Но заниматься этим прямо сейчас меня ломает. К тому же лучше дождаться, когда риэлтеры пришлют фотки, чтобы сравнить их комменты с реальной картинкой.
   - Олег, ты что, в самом деле уходишь? - спрашивает Оля из своего угла.
   - А то, - отвечаю я, поворачиваясь в ее сторону.
   - И куда?
   - Пока никуда.
   - Отличное место.
   - Я тоже так думаю.
   Я вспоминаю, что не единственный ренегат в этом боксе:
   - А как там Ромка и Коля, когда линяют?
   - Коля после отпуска, Ромка на следующей неделе. И ты, Брут, вместе с ними.
   - Как все совпало, однако, - смеюсь я.
   - Жаль, такие люди уходят.
   - И не говори, эпоха.
   - Останусь теперь совсем одна.
   - Не плачь, найдут тебе новеньких, будут не хуже стареньких.
   - Уже нашли, - говорит Оля, - по крайней мере, вместо Ромки.
   - Быстро. И в каком месте?
   - Региональная корсеть.
   - Понятно, трудовые резервы.
   - Ну да, дешево и сердито.
   - И проще, чем искать на улице.
   - На улице таких не найдешь. Ты, например, знаешь, что наших региональных корреспондентов регулярно возят то ли в Эмираты, то ли в Египет на какие-то семинары по повышению квалификации?
   - Серьезно?
   - Ага.
   - Чего ж ты молчала, я еду в провинцию, прямо сейчас.
   - Смешно. Интересно, кого возьмут вместо тебя?
   - Тут есть из кого выбрать, - говорю я, - ребята из отраслевых журналов, фрилансеры, которые отписывают Лешке в "Коммерсант-Дом", а может быть, раскошелятся на кого-нибудь из конкурирующих изданий или выпишут еще одно дарование из региона.
   - Последнее вряд ли, с твоей темой нужно знать местную географию.
   - Это не проблема, при должном энтузиазме и Москву и окрестности можно изучить за пару месяцев.
   Я закуриваю сигарету и вспоминаю, как сам заступил на эту должность. Тогда все было совсем иначе. Заметки про недвижимость отписывали сразу два отдела - "бизнеса" и "потребрынка". В первом тему отрабатывала Инга Замуруева, во втором Женя Леонов. Женька регулярно строчил телеги насчет того, что Инга не догоняет по поводу сути событий, а Инга мрачнела и посылала коллегу куда подальше. В общем, ребята друг друга не любили и уволились в один день. Ну, может и не в один день, но совершенно точно, что в один месяц. Кроме Леонова Ингу напрягал Рома Жук, потому что она была его школьной учительницей, и Рома был каждодневным напоминанием о затянувшемся ступоре в ее карьере. Поэтому когда Инге предложили заведовать "потребрынком" в только что созданной газете с постмодернистским названием "Газета", она не сомневалась. Женьке тоже предложили работу. Он так долго и настойчиво критиковал ресинскую контору вообще и департамент внебюджетной политики в частности, что начальник последнего решили купить его с потрохами, наняв на должность пресс-секретаря и личного помощника. Таким образом, освободилось сразу две вакансии. Но чтобы избежать новых конфликтов, а также с целью экономии средств боссы решили не разбивать тему между отделами и отдали ее целиком и полностью в "бизнес". Тут я и подвернулся.
   - Олег, - спрашивает Оля, - а ты банкет будешь устраивать?
   - Вряд ли, проставлю пару бутылок и, наверное, все.
   - Знаешь, это как-то не по-христиански.
   - Я атеист.
   - Ты жлоб.
   И кстати о банкетах, вспоминаю я, где-то тут был конверт от компании "Миэль". Точно, лежит на самом верху пирамиды из буклетов, официальной переписки и всевозможных документов. Я вскрываю это дело, и как я и ожидал, внутри приглашение на праздник. Сегодня компания отмечает свой тринадцатый день рождения и приглашает меня поучаствовать в этом деле.
   - Я не жлоб, - говорю я Оле, - я опытный неврастеник, и меня напрягает сомнительный повод.
   - Ну и пошел ты со своими напрягами.
   И я иду, но совсем не туда, а в фотослужбу. Надо оставить заявку, чтобы сняли пару поселков для моего последнего обзора. Конечно, хватит и того, что пришлют риэлтеры, но кадры наверняка будут постановочными и слишком прилизанными. Нужно разбавить это дело пошлой реальностью, и кому же это не сделать, как не фотографам "Коммерсанта".
   Покончив с этим, я возвращаюсь обратно к станку, размышляя, что делать дальше. Но фишка в том, что больше ничего делать не надо. Просто я все еще никак не могу осознать этот радостный факт и выключиться из редакционного темпа. Меня неудержимо тянет посмотреть новостную ленту, отыскать подходящее событие и слепить из него очередную заметку. Совершенно очевидно, что это патология, и мне предстоит долго и напряженно лечиться. Изматывающим бездельем, регулярными оргиями и чтением психоделических мантр. Или, что намного прибыльней, каким-нибудь бизнесом, завязанном на недвижимости. И как будто в поддержку этой благой идеи раздается телефонный звонок от одного из представителей Real Estate. Это Георгий Дзагуров, гендиректор и владелец риэлтерской конторы Penny Lane Realty, а заодно и Интернет-портала Cottage.ru. И звонит не просто так, а с очевидным умыслом.
   - Олег, привет, - говорит этот буржуин, - мне сказали, что ты увольняешься из "Коммерсанта". Это как, на самом деле?
   - Точно, уже написал заявление.
   - И какие планы?
   - Никаких.
   - Давай встретимся, поболтаем.
   - Давай, а где и когда?
   - Ты в курсе, что вчера запустили первого китайского космонавта?
   - Фантастика. И как это скажется на столичном рынке недвижимости?
   - Никак, просто сегодня в "НКонге" устраивают по этому случаю вечеринку. Если ты успеваешь, можем встретиться там часа через два.
   - "НКонг", это который на Тверской?
   - Точно.
   - Договорились.
   На самом деле, это напрасная трата времени. Ни на Penny Lane, ни на какую другую риэлтерскую контору я работать не собираюсь. Но Жора парень веселый и находчивый. К тому же с большим запасом нестандартных идей и денежных знаков. Так что общение может быть полезным. Ну и потом, если эта встреча продлиться не больше часа, я запросто успеваю на день рождения "Миэля".
   Вместе с этими мыслями я отправляюсь в редакционный бар и встаю там в очередь как раз за Аленой Антоновой.
   - Привет, - говорит она.
   - Привет, - говорю я. - Как там Шулепов, заметка понравилась?
   - Не знаю, я с ним после этого не встречалась.
   - Слушая, - спрашиваю я, вспоминая, что Алена в курсе всех VIPовских вечеринок этого города, - ты не знаешь, что там сегодня за тусовка в "НКонге"?
   - Празднуют запуск китайского космонавта.
   - Да ну?
   - Ага, только на самом деле он не космонавт, а тайконавт. Это если в английском варианте. А если в китайском, то юханьюань.
   - Охренеть.
   - А зачем тебе?
   - У меня там встреча с одним бонзой из риэлтерского бизнеса.
   - Тогда поехали вместе, заодно покажешь мне всех своих бонз и расскажешь, кто там из них кто.
   Неплохая идея, по крайней мере, можно сэкономить на транспорте. Мы выпиваем кофе и договариваемся, что через час пересечемся возле входа в контору. После этого я отправляюсь в свой бокс, выключаю компьютер, может до воскресенья, а может и до понедельника, хватаю сумку и чтобы не тратить напрасно оставшийся час, отправляюсь в "Слимс", пропустить двойной скотч и настроиться на интенсивный отдых.
   Сразу после того как я заканчиваю с этим делом и выхожу на улицу, мой опьяневший взгляд натыкается на высокую фигуру в черном, идущую в мою сторону. Смахивает на монаха или на Максима Горького в молодые годы. В те самые, когда он был без усов и без шляпы, но в таком же черном плаще, с развевающейся шевелюрой и целеустремленным взглядом. В общем, совершенно очевидно, что это редактор "Денег" Сергей Яковлев. Я киваю ему и пробую прошагать мимо, но Серега меня тормозит и, наверное, по весьма важному делу.
   - Слушай, - говорит человек в черном, - я в курсе, что ты наехал на Васильева, и он тебя уволил. Я бы взял тебя к себе, но после того представления, что ты там устроили, этот вариант не пройдет. Надеюсь, ты и сам понимаешь.
   Ух ты, я даже начинаю думать, что это приступ сочувствия. Тем более что Серега убежденный и весьма просвещенный христианин, почитывающий на досуге блаженного Августина, Фому Аквинского и прочих заплесневелых столпов веры. Однако ни фига подобного, им руководят исключительно прагматичные соображения:
   - В общем, я могу предложить только гонорары.
   - Ладно, - соглашаюсь я, - а за что?
   - За обзоры в "Долгий ящик".
   - А, понятно.
   - Ну, так что?
   - Договорились, - говорю я, думая о том, что, судя по всему, у меня будет переходный период между состоянием журналиста и праведного бездельника.
   Audi Алены подают точно в срок. Я залезаю на заднее сиденье вместе с ней самой, ее папарацци вместе со своим жирным телом и фотоаппаратурой садится впереди, и мы трогаемся в путь. По дороге до фига пробок и мы прибываем почти в упор к тому времени, которое назначил Дзагуров. Но его самого нигде не видно, и потому я беру в баре скотч и сажусь на диван посреди многочисленных знакомых Алены.
   И, наверное, это было ошибкой. Все пространство вокруг оккупировали корреспонденты светской хроники и смазливые модели с шармом дворняг и призрачным интеллектом. И мне приходится выпить еще один скотч, чтобы адаптироваться к этому обществу и их разговорами насчет того, где и кого можно подцепить прямо сейчас или немного позже. И я уже собираюсь взять третий, когда звонит Жора и спрашивает, где это я потерялся. Выясняется, что он уже полчаса как полирует стул на втором этаже и недоумевает по поводу моего отсутствия.
   Да, это была ошибка. Я покидаю зону бесплатной жратвы и напитков, уже до краев наполненную аналогами моих соседей и перемещаюсь наверх. Жора действительно сидит в дальнем конце зала, причем не один, а с фешенебельной подружкой a-la Рене Руссо и "Афера Томаса Крауна".
   - Это Олег, это Ирина, - представляет нас Жора. Судя по всему, он уже здорово принял, впрочем, и я тоже на должном уровне.
   - Олег, - говорит Жора, - я так и не понял, чего ты уволился?
   - Да я и сам не понял. Накатило чего-то.
   - И чем собираешься заниматься?
   - В смысле работы?
   - Ну да.
   - Что-нибудь подвернется.
   - Понятно.
   Подходит официант, я делаю заказ и сам себе удивляюсь, когда вместо двойного скотча прошу принести обычный.
   - И минеральную воду, - добавляю я, удивляясь еще больше.
   - Скотч со льдом? - спрашивает официант.
   - Четыре кубика, - отвечаю я, теперь уже окончательно уверенный, что становлюсь трезвенником.
   - В общем, такое дело, - говорит Жора после того, как официант отваливает от стола вместе с перечнем ингредиентов, - я хотел предложить тебе работу, но еще не придумал какую.
   - Это не горит, - отвечаю я, думая о том, что и не будет гореть, пока я не истрачу последний рубль.
   - Но есть варианты, - продолжает Жора, - как насчет занятся Интернет-проектами, Cottage.ru или Arendator.ru?
   - Не знаю, - отвечаю я совершенно искренне, - я пока не готов к новым трудовым будням.
   - Ясно, а если поработать в пресс-службе?
   - Знаешь, и для этого я тоже еще не созрел.
   - А риэлтером стать не хочешь? - не сдается Жора.
   - Вряд ли, - отвечаю я, - но спасибо за предложение.
   И дальнейшая беседа идет в том же духе - различные варианты того, как припахать меня к делу и никакого энтузиазма с моей стороны. Через десять минут эта тема окончательно заходит в тупик, а спустя полчаса там же оказываются и все остальные. И это хороший повод по быстрому распрощаться и сбежать на следующее мероприятие. Я так и делаю, но прежде чем окончательно покинуть "НКонг" слегка притормаживаю на первом этаже, чтобы оценить представление, обещанное в честь запуска юханьюаня в безвоздушное пространство.
   Представление - порядочная дрянь. Десяток китаез под звуки фанфар и каких-то тамтамов бродят вокруг столов с бумажным чучелом дракона. Грустное зрелище. Впрочем, главные действующие лица совсем не они, а многочисленные представители столичного бомонда. Типа Собчак и Митволя, старательно обнимающихся под объективы фотокамер, или Бордовских и даже такого серьезного парня как Владимир Руга из ТНК-BP. Большинство из них задерживается в заведении не больше, чем на десять - пятнадцать минут, после чего сваливает обратно, очевидно отбыв свой номер или осознав, что это не вечеринка, а натуральный отстой. Но некоторые поднимаются на второй этаж, где вероятно и состоится настоящая пьянка.
   Как бы там ни было, это совсем не то общество, в котором можно повеселиться. И потому делать мне тут нечего. Я вылезаю наружу и, поймав тачку, отправляюсь на день рождения "Миэля". Здесь тоже есть проблемы. В прошлый раз эта контора устраивала праздник в "Савойе". Но сегодня это какой-то ресторан в новом здании Академии наук, и я в курсе, что эта хибара с кучей входов и выходов, и найти нужный будет совсем непросто. Тем не менее, мне везет. Я с первого раза попадаю туда, куда надо и более того, я есть в каких-то списках и потому беспрепятственно прохожу к лифту, который должен домчать меня на 22 этаж в ресторан "Айвиста".
   Как я не торопился, но все равно опаздываю. Совершенно очевидно, что торжественная часть уже завершена. Народ бродит вокруг стола, на котором отдельные фрагменты закусок и дефлорированные бутылки с остатками алкоголя. Женя Редькин, главный пиарщик "Миэля" и по совместительству славный парень, фиксирует мое появление и устремляется навстречу.
   - Я думал, ты не придешь, - говорит он.
   - Разве я мог пропустить, - отвечаю я.
   - Да запросто.
   После этого Женька с большим и возможно даже с искренним чувством произносит какой-то вздор насчет того, что рад меня видеть, вручает подарочный набор с толстой пачкой буклетов и просит отведать, чем бог послал. Я сажусь за стол рядом с Людой Соболевой и наливаю себе рюмку коньяка.
   - Где застрял? - спрашивает Люда.
   - Смотрел на праздник китайских космонавтов.
   - Это что, новый аттракцион?
   Меня пробивает на смех, а также на желание просветить заблудших овец насчет успехов китайской космонавтики:
   - Ты знаешь, - говорю я, - что китайских космонавтов называют юханьюанями?
   - Не может быть.
   - Точно.
   - И почему их так называют?
   Черт, этот вопрос ставит меня в тупик. Но отвечать не приходится, потому что всех журналистов просят немедленно оставить застолье и отправиться в концертный зал Академии. То есть, становится абсолютно понятно, что пропущенный мною фуршет был всего лишь прелюдией к основному действу.
   Концертный зал Академии наук вместе с подъездным путями фойе и лестничных маршей занимает совсем не хилую территорию. И почти вся она заполнена армией дефилирующих риэлтеров. Шокирующее зрелище, я даже не предполагал, что на эту контору работают такие огромные массы. После нескольких призывных звонков массы плавно вползают в зал и рассаживаются по заранее определенным местам в соответствии с иерархией департаментов и отделов. Для журналистов тоже отведено свое место. Я приземляюсь между Людой и ее тезкой фрилансером Чичеровой. Пару минут спустя гаснет свет, и шоу начинается.
   Сначала идет демонстрация короткометражных роликов, которые обыгрывают темы риэлтерских анекдотов и специфического корпоративного юмора. До непосвященных вроде меня соль этого дела доходит с большим трудом. Впрочем, соль наверняка есть, потому что демонстрацию роликов сопровождает решительный смех зала. Причем, то одной, то другой его части. Очевидно, сюжет каждой шутки рассчитан на какой-то определенный департамент, представители которого в курсе контекста и абсолютно точно знают, что там к чему.
   - Кажется, у меня проблемы с юмором, - говорит Люда.
   - Не у тебя одной, - отвечаю я, - я тоже не могу въехать.
   - Интересно, кто забацал им эту комедь?
   - Корпоративный менеджер. Отчаянный юморист, мать его.
   - Ребята, вы слишком строги, - лепечет Чичерова, - они ведь старались.
   - А может, отдел PR, - говорит Люда.
   - Думаешь, Женька Редькин.
   - Наверняка, зажал деньги и снял все сам за треть от бюджета.
   В глубине моего сознания возникает спонтанный образ коварного Редькина с камерой на плече и мешком баксов под мышкой. И понятное дело, меня тут же пробивает на серьезный хохот, причем в диссонанс со всей остальной аудиторией. Где-то раздаются смешки, очевидно ребята решили, что до какого-то олуха наконец-то дошла та шутка, которую демонстрировали на экране пару минут назад.
   - Я не знал, что он такой аферист, - говорю я отдышавшись.
   - А я не знала, что еще и кинематографист, - говорит Люда.
   После короткометражек со спорным бюджетом следует тронная речь председателя совета директоров Григория Куликова. Главный босс отмечает колоссальные успехи, достигнутые конторой за прошедший год и после разного бла-бла насчет того, что все мы одна дружная семья, призывает свой риэлтерский легион к новым трудовым подвигам. Следом за ним к микрофону начинают выходить представители дружественных организаций, типа коллег и партнеров по бизнесу, и произносить поздравительные спичи, напирая на то, что нет большего счастья, чем работать вместе или рядом с такой замечательной компанией. Все это сопровождается вручением каких-то памятных презентов, шутками-прибаутками и бурными аплодисментами.
   - Они так скоро отобьют себе все ладони, - говорит Люда.
   - В этом наверняка есть свой кайф, - отвечаю я.
   - Может и нам попробовать?
   Мы пробуем, однако никакого кайфа, слиться с всеобщим энтузиазмом не удается, зато ладони действительно страдают.
   - До фига у них все-таки друзей, - говорит Люда после очередного всплеска оваций.
   - До фига, - соглашаюсь я, - но это не может продолжаться бесконечно.
   И я прав, поздравления действительно очень скоро подходят к концу, но занавес не опускают, потому что после самой компании начинают чествовать победителей корпоративного соревнования. Сначала награждаются лучшие департаменты, отделы и прочие подразделения миэлевской армии. Наименование триумфатора произносится с немереной помпой и сопровождается бурным ликованием той части зала, в которой локализированы его представители. Глава подразделения выдвигается на сцену, происходит вручение переходящего знамени и прочих корпоративных фетишей, затем следует очередной спич и, ясный пень, новая порция аплодисментов. Все это понемногу начинает утомлять, но до финала еще далеко, потому что после департаментов и отделов наступает очередь персональных ударников риэлтерского труда. Стахановцы один за другим выходят на сцену и конца этому не видно.
   Но рано или поздно любой процесс приходит к логичному завершению, и торжественные процедуры не исключение. В конце концов, из динамиков раздается последний аккорд и призыв ко всем присутствующим следовать в фойе, где уже накрыты столы с хлебами и напитками, а также ждет развлекательная программа и бурное веселье. Черт, давно пора. Я протискиваюсь вместе с Людой наружу и оглядываю окрестности в поисках застолья, которое могло бы вознаградить нас полтора часа непрерывных восторгов, пережитых внутри зала. Но с этим делом не так просто. Фуршетных столов до фига, все фойе утыкано ими как минное поле, но каждый зарезервирован за тем или иным отделом "Миэля" и посторонним ребятам там натурально не место. Наверняка где-то есть и тот, что отведен для журналистов, но чтобы его обнаружить придется прочесать всю округу. И я уже начинаю планировать маршрут, когда появляется местный лоцман. Судя по всему, Редькин заметил недостачу в журналистском корпусе и выдвинул на поиски заблудших своих девчонок. И одна из них, опознав наши дезориентированные физиономии, спешит указать верный курс.
   - Вам нужно было подняться наверх или выйти из зала вместе с остальными, - грузит нас этот поводырь ретроспективными советами.
   - Это против наших принципов, - сообщаю я, - мы убежденные нонконформисты.
   - Чего?
   - Неважно.
   Кроме нас двоих не хватает еще нескольких душ, но в конечном итоге Редькину удается собрать все стадо, и праздник, как и юханьюань сутки назад выходит на расчетную орбиту. После нескольких стаканов коллеги начинают обычный треп о последних заметках и о том, с каким геморроем они были сданы. И за всеми хохмами насчет ньюсмейкеров, за всей иронией по поводу прососов и проваленных дэдлайнов чувствуется немереная гордость за свою работу. Черт, я даже начинаю беспокоиться, что вместе с должностью корреспондента оставил в прошлом нечто большее, может быть даже какой-нибудь смысл жизни. Но это пустое, с таким смыслом я бы все равно рано или поздно впал в депрессию. Так что можно не напрягаться, тем более что наверняка есть занятия и приятней и интересней.
   Тем временем коллеги, перетерев впечатления от своих последних заметок, переходят к насущным проблемам отраслевой журналистики. Обсуждают одну из всемирных выставок недвижимости, то ли MIPIM, то ли MAPIC, а также трудности, связанные с аккредитацией и посещением этого сборища. Трудности в том, что мероприятие проходит в Каннах, и понятное дело, что поездка на Лазурный берег стоит недешево. В "Коммерсанте" эта проблема всегда решалась легко и непринужденно. Если есть спонсор, готовый оплатить перелет, проживание и прочие расходы, отлично, корреспондент едет и освещает выставку во всех деталях. Если нет, и если это не какой-то экстраординарный случай типа международного автосалона, то пошла эта выставка на фиг. Но есть и другой подход, практикуемый теми же "Ведомостями". Это неразумное издание принципиально отказывается от любой халявы, предпочитая самостоятельно финансировать поездки корреспондентов. Может потому, что всерьез трясется над своим неподкупным имиджем, а может потому, что у них в руководстве значительно меньше жлобов, чем в моей конторе. И, разумеется, эта фишка тот толстый козырь, который Серега Жарков выкладывает каждый раз, когда речь заходит о сравнении "Ведомостей" и "Коммерсанта". И сейчас для этого самое время.
   - Олег, ну и кто теперь будет платить по вашим счетам? - спрашивает этот праведник.
   - Мне по фигу, - отвечаю я, - я сегодня уволился.
   Несомненно, это новость. После минутного замешательства начинают сыпаться вопросы насчет того, почему да отчего и главное, куда я намылился. Я выдаю в ответ примерно то же самое, что и Дзагурову пару часов назад. Но из каких-то сентиментальных соображений мне не хочется, чтобы народ окончательно списал меня со счетов и потому я сообщаю, что, по крайней мере, в ближайшее время буду отписывать обзоры в "Деньги" и "Коммерсант-Дом". Коллеги теряют интерес, но продолжают обсуждать эту тему, пока несколько минут спустя ее не спускает в унитаз мощный грохот ангажированного "Миэлем" музыкального коллектива. Обещанная развлекательная программа, наконец, началась. Я уже достаточно набрался, чтобы забить на все приличия, и потому хватаю Люду за руку и веду ее следом за собой на нижних ярус фойе, где опьяневшие риэлтеры, очевидно, уже вовсю практикуют танцы и прочее веселье.
   Однако никакого веселья нет и в помине. Более того, танцпол пустой, и нам есть, где развернуться. Динамики выдают какие-то латинские ритмы, под которые мы начинаем скользить рядом друг с другом, приближаясь и отталкиваясь, вытанцовывая феерические па и сплетая тела в рискованные поддержки. На последнем аккорде я прижимаю Люду к себе и кружусь вместе с ней, пока моя голова не начинает вращаться быстрей, чем обалдевшее от тестостерона тело. А потом звучит медленная мелодия и наступает время тесных объятий. Я вдыхаю запах волос и прочего кайфа, исходящего от Люсьен, и на меня как-то вдруг и совершенно неожиданно обрушивается лавина романтических чувств. Я долго и с наслаждением целую ее губы и даже пытаюсь заглянуть в глаза. Правда, в этой интимной подсветке ничего в них не видно, но я чувствую, я чувствую, что впереди великолепная ночь. И может быть даже не одна.
   А потом мы сваливаем к бару и, взяв чего-то там, сидим напротив друг друга и улыбаемся.
   - У тебя сейчас кто-то есть? - спрашиваю я, думая о том, что вообще то мне это по барабану.
   - Нет, - отвечает Люда через пару секунд, очевидно прикинув какие-то альтернативы и найдя, что они не тянут.
   - Тогда я готов на все.
   Она усмехается и пристально смотрит в мое лицо.
   - При дневном свете я выгляжу намного лучше, - уверяю я.
   - Ты помнишь, как поцеловал меня в прошлый раз? - спрашивает она.
   - Смутно, - отвечаю я, потому что на самом деле не помню вообще.
   - А мне понравилось, - говорит Люда, - год назад, в "Савоейе", совсем не по-дружески, нагло и чувственно.
   - Я могу еще лучше.
   - Ты гонишь, Олег.
   И так далее и тому подобное. Минут десять мы тестируем наши взаимные чувства и приходим к выводу, что они действительно есть. После этого, чтобы не мешать возвышенную тему с пошлым дискомфортом, я отправляюсь в сортир. А на обратном пути делаю небольшой крюк к фуршетному столу, чтобы принять очередной допинг. И, наверное, это было ошибкой, потому что когда я возвращаюсь обратно, Люды уже нет. Черт, я серьезно разочарован, более того, я в отчаянье. Впрочем, может быть, она вот-вот вернется. Я застываю возле барной стойки, однако ни фига, время идет, а я по-прежнему пребываю в жестоком одиночестве. И спустя много-много минут и три стопки водки я прихожу к выводу, что мое сердце окончательно разбито. И чтобы отвлечься от этой неприятности я бросаюсь в чужие объятия. Девчонок навалом, подходящей музыки тоже, также как и страстных танцев готовых перейти в нечто большее. Но драйва нет. Я даже подумываю учинить какую-нибудь драку, но это тоже не выход. В общем, не остается ничего другого, как отправиться обратно к столу журналистов, чтобы серьезно напиться и сообщить коллегам, роняя скупую слезу, а может и целый водопад, что моя жизнь ни хрена не удалась.
   Но до этих крайностей не доходит. Потому что где-то на пол пути, я, наконец, вижу предмет своих воздыханий, из-за которого так невыносимо страдал последние полчаса, а может даже и больше. Люда сидит на ступеньках лестницы и смотрит равнодушным взглядом в окружающее пространство.
   - Привет, - говорю я.
   - Привет, - отвечает она, - как потанцевал?
   - Паршиво.
   - А выглядело неплохо.
   - Я ждал тебя так долго, что совсем отчаялся.
   - А я ждала тебя так долго, что пошла пообщаться с Жарковым.
   - Сукин сын, надеюсь, он к тебе не приставал.
   - Еще как, признавался в любви и уговаривал поехать к нему и трахнуться.
   - Надеюсь, ты не поддалась.
   - Нет, сказала, что он хороший мальчик, но я люблю другого.
   - Интересно, кого?
   - Тебя, дурачина.
   Я натурально испытываю глубокий приступ нежности, причем настолько сильный, что эрекция начинает зашкаливать.
   - И куда мы едем? - спрашиваю я.
   - У тебя квартира далеко?
   - На "Белорусской", но там немереный бардак.
   - Тогда лучше ко мне.
   Мы вылезаем наружу и необыкновенно возбужденные топаем, взявшись за руки, в сторону Ленинского проспекта. Люда ловит тачку, и я узнаю, что мы следуем в Жулебино. Заднее сиденье такси совсем не то место, где стоит шалить, наплевав на условности, и потому мы сидим тихо. Но, наверное, водила чувствует, что у него за спиной бездна романтики, и потому ставит соответствующее случаю музыкальное сопровождение. Вначале я даже не обращаю внимание на тяжкие девичьи вздохи, которые льются из его динамиков. Но потом звук возрастает и на нас обрушивается мощный припев с пронзительным рефреном:
   - Зачем тебе такой красивый? - задается риторическим вопросом строгая певица, после чего повторяет его несколько раз и переходит на нюансы:
   - Для него ты красишь губы, - констатирует она скорбным голосом, - а он тебя совсем не любит.
   Этого достаточно, чтобы спровоцировать нас на длительный смех. Но на самом деле это только начало. Далее следует впечатляющий перечень нотаций, начиная от "для чего ты ночью бродишь, под окном его гуляешь" и заканчивая "зачем ночами горько плачешь, зачем ты слезы свои льешь". Безусловно, это шедевр, и потому мы просим водилу прокрутить его еще раз на начало. И именно с этим душераздирающим аккомпанементом мы подъезжает к МКАД, где нас тормозит наряд местного ОВД. Конечно, наши законопослушные физиономии не тянут на Бони и Клайда, но менты надеются на лучшее и требуют документы. Мы выдаем им свои пресс-карты и понятное дело, что стражам порядка почти в унисон с песней такие красивые ни к чему.
   И, наконец, мы на месте. Квартира Люды после свежего ремонта и с минимумом мебели. Но роскошная кровать, причем на подиуме имеется, также как и все постельные причиндалы. А больше нам ничего и не нужно.
   И разделавшись с одеждой, мы бросаемся с головой в это счастливое и необыкновенно приятное дело. Каждый раз пробуя чуть иначе и чуть по-другому. Снова и снова, пока наши уставшие тела не падают в изнеможение рядом друг с другом. А потом я просто лежу, обнимая Люду одной рукой, и медленно погружаюсь в сон. И в голову мне приходят беззаботные мысли. В том числе и насчет того, что черт с ней, с журналистикой, потому что в этом мире действительно есть кое-что поинтересней. Например, любовь и все связанные с ней радости. И последнее я, наверное, говорю вслух. Потому что Люда поворачивается в мою сторону и спрашивает сонным голосом:
   - Чего ты там бормочешь?
   - Просто радуюсь жизни.
  
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"