- Ну и имена у этих греков были!- восхищенно выдохнул Дикий, склонившись над книжкой по истории искусств.- Нет, ты только представь себе человека с именем Архилох!
Я хохотнула и предположила:
- А это, наверное, про Ленина... Приставка архи-, его любимая...
- Но-но!- слабо возразили из туалета.
- А всех перепивших дешевого портвейна и теперь блюющих в моем туалете коммунистов попрошу заткнуться!- ответила я.
Из туалета послышались характерные для такого случая звуки (объясняю - звуки Большого Проблева, перемежающиеся тихим матом). В комнату влетают Танюшка с Шуриком. Шурик морозит какую-то пошлость. Все тупо смеются.
- Очень умно,- соглашаюсь я и предлагаю,- мож выпьете, пока еще осталось.
Шурик, с молчаливым укором, достает из рюкзака бутылку. Потом еще одну. И еще. Медленно так, не торопясь, наслаждаясь производимым эффектом. Я с тихим стоном хватаюсь за голову.
Вот, странно, едва мои уехали на дачу, я даже, еще никому ничего сказать-то не успела, как начал подтягиваться народ. И понеслась...
Кто-то, между тем, достал гитару (ну, я-то знаю, кто у нас гений музыкантишко, но его имя оставляю за кадром). Все запели. Потом мы пили. Пели. Пили. Пели... потом... не помню.
Так сказать, эпилог.
Утро. Я мрачно оглядываю комнату. Большая двуспальная кровать. На ней лежит человек десять. Всюду пустые бутылки и прочая дрянь, которой мы успели загадить квартиру. Кот Васька осторожно переступает лужицы портвейна. Осуждающе смотрит на меня.
- Хорошо-хорошо,- успокаиваю я кошака,- сейчас я их прогоню.
Подхожу к музцентру, включаю. Играет Янка Дягилева.
- Подъеееееем!!!- воплю я.
В ответ - дружный храп, только где-то с центра кровати поднимается лохматая голова Дикого. Дикий смотрит на меня, я - на него. Пауза. Дикий, просветлев: