Возрождение
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Возрождение
За суровый нрав и обличье прозвали бровастую фронтовичку Ниловну Комиссаршей. Соседки по подъезду боялись её, она их презирала и обзывала курицами-наседками.
- Тебе чего? - близоруко сощурилась под сведёнными густыми бровями при виде незнакомца на своём пороге.
Явление! Недокормыш в мешковатом комбинезоне. И откуда такие берутся при нашей пусть трудной, однако всё-таки не голодной жизни?
Из широкого ворота вытянулась тонкая шейка.
- Слесаря вызывали?
И голосочек-то под стать недокормышу...
- Так ты слесарь? Дореформировались! Дети у нас уже слесарят!
- Мне скоро восемнадцать.
Вскинулись потупленные голубые глаза, и под этим по-детски ясным взглядом Ниловна смягчилась, жалостливо присматриваясь к недокормышу. А старое сердце дрогнуло: глаза! Такой же чистой голубизны, как у того, кто остался в далёком прошлом...
- Звать-то как?
- Светой.
- Так ты ещё и не парень?! Ну дела! Ладно, проходи, у меня кран в ванной ваши никак наладить не могут.
В том, что кран так и останется неисправным, Ниловна ничуть не сомневалась. Где этой Свете справиться, когда мужики отступились? Ну пусть хоть попробует, раз уж прислали. Однако не успел чайник вскипеть, как Света позвала её в ванную. Кран действовал ! Не хрипел, не сопел, а послушно выдавал нужную струю воды.
- Что ты с ним сделала? - недоверчиво покрутила его изумлённая Ниловна.
- Да просто прокладку сменила. - Света вытерла помытые руки тряпицей из кармана комбинезона. - Старая-то износилась.
- А ваши говорили, весь тройник надо менять, - вознегодовала Ниловна. - Деньги вымогали что ли? Ну, я им покажу!
- Они больше у нас не работают.
- Выгнали значит мужиков?
- Да нет, сами уволились. В Москву теперь ездят, там больше платят - объяснила Света разочарованной Ниловне.
- У них же вся зарплата на проезд уйдёт! - Вовремя мстительно вспомнила та.
- Так они же билеты не берут.
- Зайцы что ли?
- Ну да.
- А контролёры, а милиция?
Света улыбнулась, на бледных щеках её обозначились милые ямочки.
- Разве их поймают?
- Ну да, ну да, - забормотала Ниловна. - такие у нас теперь дела. Полстраны бегает, полстраны ловит... - И без всякой логики, с невольной гордостью добавила: - Вот поэтому нас никогда не победить, умеют наши люди ко всему приспосабливаться.
Подписавшись под Светиным нарядом, она вывела крупными буквами: "Объявляю благодарность!"
- Ну что вы, - засмущалась Света, направляясь к двери. - До свидания!
- Не пущу, - загородила ей дорогу Ниловна. - Пока не почаёвничаешь со мной.
- Так у меня же наряды...
- А у меня пирожки! Ты на моём кране время сэкономила? Вот и садись за стол.
Довод был убедительный, а пирожки так заманчиво румянились и пахли на блюде, что Света сдалась.
Откусывала она от них быстро, но аккуратно и облизывалась, совсем как ребёнок, радуясь вкусненькому. Зубки ровные, а пальчики тонкие, почти прозрачные. Как такими тяжелые инструменты удерживать? И что же это за родители, которые позволили на такую работу устроиться?
Размышляя об этом, Ниловна участливо спросила:
- Мать-то тебя пирожками балует?
Света поперхнулась, глаза налились слезами, кое-как прокашлявшись, тихо ответила:
- Мамы больше нет, и папы тоже.
- А где же они? - Ошеломлённая Ниловна вздрогнула. - Неужто оба померли?
- Сгорели. И дом наш сгорел. Когда я из школы пришла, там одна печка осталась. - Света уже справилась с собой, глаза высохли, голос затвердел. - Да вы, наверное, слышали про нас, городок-то наш маленький.
Как не слышать! До сих пор соседки у подъезда на лавочке тот страшный пожар обсуждают. Деревянный домик у пруда полыхал как факел. А люди... Про то, что осталось от них, лучше не вспоминать... И это были родители Светы! Говорят, пьющие, по пьянке всё и случилось.
По выражению лица Ниловны Света догадалась, о чём та подумала.
- Они хорошие были, не пьяницы! - Зазвенел её протестующий, полный страдания голосок. - Ну, выпивали иногда... А кто сейчас не выпивает?
- Я, - сказала Ниловна. - А ты?
Сморгнув опять набежавшие слезинки, Света замотала светлыми волосами из распавшегося на затылке узла.
- Ненавижу! Я этот алкоголь ненавижу за то, что людей губит!
- Пей чай-то, - подлила ей кипятка в чашку Ниловна. - Не алкоголь виноват, а человек, - заговорила рассудительно. - Почему иногда не выпить? Но меру знать надо, чтобы на радость, не на горе. Да разве у нас так? - Она безнадёжно махнула рукой. - И бабы туда же, вслед за мужиками! А живёшь-то ты теперь где? - вдруг спохватилась, подкладывая Свете пирожок, самый румяный.
- У дяди я, в соседнем доме. - Света вздохнула. - Спиридонычем зовут.
- Это который бутылки по помойкам собирает?
Порозовевшие Светины щёки вспыхнули.
- Уж прошу его, прошу... Пенсия, конечно, маленькая, но я же всю зарплату ему отдаю!
- А ещё стираешь, квартиру убираешь?
- Ну да.
- Тогда Спиридоныч тебе платить должен, а не ты ему.
- Да что вы, он же меня к себе пустил...
Ниловна подавила тяжелый вздох.
- Бедная девочка, ты и доучиться не успела?
- Так работать же надо. Может разрешат выпускные экзамены сдать? Я учу по вечерам, только времени мало, да и устаю, у нас половины слесарей не хватает.
- Нашли палочку-выручалочку!
- Мне работа нравится. И потом я сильная.
- По виду не скажешь. Нацепив очки, Ниловна разглядывала Свету. - Ты прямо как пушистый одуванчик на стебельке, - потянуло её на лирику. - Где слесарить-то научилась?
- Да я дома сама всё делала, нравится мне, чтобы сама. А вы...
- Зови меня бабушкой, а? - внезапно перебила Свету Ниловна, расчувствовавшись.
- Знаешь, всегда хотелось, чтобы кто-нибудь бабушкой называл, - призналась она. - Да не судьба. А ты мне во внучки как раз годишься.
- Может бабулей? - робко спросила Света, признательная ей за почти родственное участие.
- Бабулей ещё лучше!
- Значит у вас, бабуля, детей не было?
На морщинистом лице Ниловны строго поджались губы.
- Девица я, понятно? - И тут же отмахнулась. - Да где вам, нынешним понимать, смеётесь над этим.
- Я не смеюсь.
- Правда, что ли? Девочка моя! - Ниловна совсем разволновалась. - Ты не верь, что на войне развратничали...
- Я и не верю.
- Были, конечно, отдельные случаи, - неохотно признала Ниловна. - Вот я себя берегла. Для жениха моего Василька. Только он не уберёгся от вражеской пули... Убили моего Василька! - Погруженная в прошлое Ниловна согнулась и пригорюнилась.
- Бабуля! - позвала её оттуда Света. - А после войны что, никто не встретился?
- Как же! - Ниловна распрямилась, по-молодому блеснув ничуть не выцветшими глазами.
- Встречались, но где им до моего Василька? Всех с ним сравнивала. Вот что я тебе скажу, моя девочка, лучше любить достойного мёртвого, чем поганого живого. Ты навещай меня, ладно? Голубоглазая ты, Светик, как мой Василёк...
С того дня зачастила Ниловна в своё ЖКУ. Чуть ли не каждый день требовала слесаря, конечно Светика-Светлану. Главный жэкэушник хватался за лысую голову, проглотив успокоительную таблетку.
- Что это у вас, Варвара Ниловна, всё ломается?
- Дом-то какой? - отговаривалась она. - Как я, старый, сам знаешь.
- Да уж знаю.
Хозяйство ему досталось полуаварийное. Сверху подкрашенные, подбеленные дома выглядели как молодящиеся пенсионеры, слегка скособоченные. А внутри... Болячки стариков подлечивались лекарствами, дома держались за счёт бесконечных ремонтов. Но ведь всему свой срок. Отжили эти старые дома, а новой смены пока нет...
Надоело Ниловне в ЖКУ за Светой ходить и настояла, чтобы та перебралась к ней жить. А с работы уволила, чтобы та десятилетку вместе с одноклассниками закончила. Пришлось затюканному главному жэкэушнику смириться. Но Спиридоныч решил действовать. И явился вечером с вишнёвой веточкой, на которой розовели шарики будущих, ещё не распустившихся цветов.
Ниловна со Светой сразу же за стол его пригласили, уже к ужину накрытый. Только он всё медлил, нервно теребя скрученный галстук. Ниловна забрала у него вишнёвую ветку.
- Внизу у нас отломил? Значит, я сажала, а ты ломаешь?
- Как же без цветов? - Спиридоныч приосанился перед Ниловной, которая нацепила очки, чтобы лучше его рассмотреть.
- При полном параде. По какому случаю?
Икнув от волнения,он торжественно изрёк:
- Варвара Ниловна, прошу вашей руки и сердца.
Прыснула в кулачёк Света, а Ниловна грозно задвигала бровями.
- Чего, чего?!
- Сватаюсь к вам, - сконфузился Спиридоныч и залепетал: - Чтобы, значит, одной семьёй... Поскольку одинокая вы, я тоже, и у нас общая Светлана...
Света с интересом ждала продолжения. Что-то скажет на это бабуля? А та медленно приходила в себя. Опустилась на стул, откинулась на спинку и вдруг захохотала.
- Чего ты? Вы, то есть, - опешил Спиридоныч, переминаясь с ногу на ногу перед ней.
Отхохотавшись, Ниловна приказала ему:
- Сядь. - И указала на стул рядом.
Он послушно присел, однако рискнул заметить:
- Ну чисто комиссарша, правду бабы говорят...
- Вот к ним и сватайся, к этим клушкам.
- Да я...
- Молчи. И слушай. Будешь приходить к нам в гости. Всегда накормим, поговорим, так ведь, Светик? - Та согласно кивнула. - И никаких женихов с невестами, понял ты, петух? - Я тебя спрашиваю! - повысила басовитый голос Ниловна.
- Да понял, понял...
Она вручила ему вилку, придвинула тарелку.
- А теперь ешь.
Пришлось обескураженному Спиридонычу утешаться аппетитным куском сазана, запечённым в кляре. Ну что ж, может оно и к лучшему? В мужья не приняли, зато подкармливать будут. Больше выиграл, чем проиграл! Пусть без него комиссарит несостоявшаяся жена, очень надо кому-то подчиняться...
С тех пор они ужинали втроём: он, Ниловна и Света.
А время шло. Надвигалось знаменательное событие: выпускной вечер в школе. Бал! И одноклассницы готовились к нему, мечтая перещеголять одна другую дорогими, изысканными нарядами, затмить всех.
Ниловна сама сшила Свете бальное платье.
- Примерь-ка, - заставила её переодеться и подвела к трюмо. - Ну как, в пору?
Света так и ахнула. Воздушно лёгкое платье напоминало облако, готовое воспарить над землёй вместе с ней.
- Бабуля! - замерла перед зеркалом Света. - Да ты волшебница!
- А ты у меня принцесса. - Растроганная Ниловна оглаживала пышные складки, поправляла тончайшее кружево.
Сама Света даже боялась к нему прикоснуться.
- Нигде такого не видела, прямо паутинка...
- И не увидишь. Оно старше меня, а как сохранилось? К свадебному платью покупала! Проклятая война...
- Бабуля, ты у меня самая-самая!
- Это ты у меня самая-самая, моя принцесса.
На школьном балу счастливую Свету действительно выбрали принцессой. И в принцы ей определили мальчика из соседнего класса - хоть троечник, зато красивый, кумир всех школьниц, от младших до старших. Она кружилась в объятьях восхищённого принца, и на голове её сверкала, совсем как настоящая, самодельная корона. Упоительный вечер! В распахнутые школьные окна веяло смешанным ароматом всех цветов. Тогда за каких-то четыре знойных дня зацвело всё сразу, без обычной природной очерёдности.
Ночью пошёл дождь. А под утро неожиданно ударил мороз. Когда Света с Ниловной выходили из подъезда, как раз взошло солнце. И Света стала оглядываться, заворожённая невиданным зрелищем. Сказочно преображённая природа сверкала, как её вчерашняя корона. Каждый белый или розовый цветок был прекрасен под прозрачным льдом.
- Бабуля, какое чудо!
Но умудрённая жизненным опытом Ниловна её восторга не разделяла.
- Это же смертельное чудо, ведь все цветы погибли! Не будет нынче ни ягод, ни фруктов.
А вспыхивающие под солнечными лучами, как драгоценности, обречённые цветы в ледяной оправе уже слезились, будто сами себя оплакивали... Коварная, ненадёжная красота!
Конечно, сморщенные убитые морозом лепестки опали. Ветки оголились, лишь кое-где трепыхались на них уцелевшие листки, более стойкие, чем нежные соцветия. И казалось, так будет всё лето.
Но нет! Напряглись и опять зацвели деревья с кустарниками. Возрождённые из запасных почек цветы были очень мелкими, редкими, однако тем более дорогими для воспрянувших духом людей. Цветы, а потом плоды украсят жизнь, которая продолжается.
И подмороженная одиночеством душа Ниловны, тоже оттаявшая за эти полгода, ликовала. Растения, как люди - научились выживать в любых, самых неподходящих условиях. А потому непобедимы. Ей хотелось благодарно погладить каждую вишнёвую веточку.
Подстать им Светик-Светлана. Уж Ниловне ли не знать, как оплакивала та, уткнувшись носом в подушку, своих сгоревших родителей? Но утрам наволочка всегда мокрой была... Но ведь превозмогла горе горькое! Оправилась и расцвела.
- Комиссарша-то наша вроде подобрела, - перешёптывались на лавочке за её спиной соседки. - И будто бы даже помолодела.
Ну это уж слишком! А, впрочем, что касается души, то вполне может быть. Душа у неё живучая. Как эти молодые цветочки на старой вишне.
Ниловна повернулась к соседкам. Впервые они с их праздной болтовнёй не вызывали у неё раздражения. Бабы, как бабы. Натрудились за долгие годы, теперь отдыхают. Имеют право.
- Всё воркуете? - с небывалой для неё ласковостью усмехнулась она.