Аннотация: В краткой афористической форме повествуется о духовных переживаниях человека, поиске своего места в жизни.
(Переживание чувств)
(В тексте используются цитаты из произведений Уолта Уитмена и Ювенала)
Никаких сюжетов, что могли бы оформиться в реальность. Нет ничего, я бездну вокруг наполняю своим же дыханьем. Пусть другие из вздохов моих формируют слова и мечты. Я обозначаю лишь присутствие своего бытия, которое может быть кому-то интересно.
Мысли возникли из ниоткуда, пронеслись сквозь сознание и упали в бумагу скорыми короткими значками. Блеск новизны пролетел так стремительно... . Мне же достались отпечатки небесного присутствия, которое только что было со мною.
Несколько слов, самых удачных, приятных, волшебных. И больше нет ничего. Всё остальное лишь унижает восхитительный блеск самого главного, в котором пребывать я хотел бы всегда.
Трудно найти слово, с которого начнётся изложение мысли здесь на бумаге. А если такого слова нет и вовсе? А если мысль - это сразу всё, просто запах свежей травы, когда лежу на поляне, открытый всему, и позабыл названья и числа?
Простор для белой птицы, летящей далеко, и необъятный океан, который не охватить ни руками, ни взглядом. Так незначительно моё вдохновение пред таким гигантским размахом! Как великолепна невидимая мне отсюда с земли даль, обретённая целью высоко летящей небесной птицы!
1
Канули фиолетовым отблеском последние лучи моего пребывания в детстве. А оттуда настойчиво просятся звуки тоскующей скрипки. Она плачет, рыдает, а я стою у забора, и не в силах подойти хоть чуточку ближе. Меня отделяет от былого высокая стена современности.
Был, словно и не был. Жил, словно дремал. Годы, как духи, висят надо мною. Вроде бы есть, но их уже нет. Есть только сияние дня, озарённое благородным восхитительным солнцем, которого нет нигде больше. Время упаковал я в конверт и положил в карман, а навстречу грабитель попался, и отобрал у меня моё время, и понёс его куда-то, где меня давно уже нет, и не будет. Ничего у меня не пропало, и карман так и остался карманом, но внешняя безупречность всё же обманчива, а мысль томится "ограблением века". Я дошёл до угла какого-то здания, и мне показалось, как самое главное исчезло в моей жизни. Как гвоздь заколочен не в ту стену, как вода проистекает не там, где хотелось бы жаждущим людям, так и мне стало жаль, что когда-то безжалостно сложил своё время, предоставленное мне в полноте, и так бездумно и легкомысленно упаковал в конверт и забыл о нём. Время никуда не исчезло. Оно где-то есть, даже если украли его самым наглым образом. Найти бы только тот самый тайник и вернуться туда, откуда так славно всё начиналось.
И вот идёт наперерез мне множество народу с воинственным видом с топорами и с саблями. Меж их рядами кое-где проступают собачьи морды, свирепые и голодные. Я вижу, как за ними идут толстые купцы и начальники, едва идут, но их поддерживает прислуга и челядь... . Их много. А я один стою пред ними, растерянный, и с ужасом проглатываю грядущее...
И стала земля красной под ногами моими, и стало небо моё бледно-жёлтым, и не было мне прощения, и надо мной пронёсся злобный северный ветер. Ещё немного, и я могу оступиться, ещё чуть-чуть и меня уже не будет в череде получающих счастье. Страх оказаться выброшенным из благодати оказывается значительно сильнее, чем быть просто несчастным.
Океан, а там земля, здесь утлое судёнышко. Едва держится оно на плаву, и я в нём плыву. Ветер и огромные волны. И невозможно вырваться из пленительного окружения ревущего океана. Земля так близко, но там мрачные скалы, и никак не забраться наверх. Океан угрюм и страшен. Мне холодно, и я промок и негде укрыться, и негде спастись. Осталось только Небо!
Наступает огромным потоком вода, с высоких гор несётся, истребляя непрочное, шаткое. А над нею птица в полёте осматривает утраты злобного дня. Здесь уже нет ничего, что могло быть хоть чем-то полезным для желания жить на развалинах. Сколько воды утекло, всё пропало! Птица, лишь загадочная белая птица, так и кружит в моей памяти, и зачем же она летает в моём уставшем от жизни небе?
Основательно схватил и тяну. Годы проходят, неисчислимое число лет, и сколько пустынь и степей я прошёл, а я всё тяну и тяну. И нет окончания труду моему. Воля тянуть давно превратила меня в струну. На проходящем ветру струна зовёт меня снова и снова вдаль. Как в прежние времена, когда бесконечность едва только раскрывалась предо мною, вот и сейчас надо идти и тянуть свою ношу куда-то вперёд, где её может кто-нибудь ждёт, туда, где примут меня в объятья и дадут мне немного воды, хотя бы глоток.
Свеча в темноте. И снова, как в прошлый раз, двигаюсь к ней. Среди пурги и ветров, среди непонятных мне отвергнутых лиц, я иду к ней, к своей свече. А она ещё не погасла и ждёт меня, одинокого. Немного ёще, может быть я смогу, я должен суметь, нет другого пути, только бы к ней идти, лишь бы пламя свечи не угасло в эти морозные дни.
Я беру в лесу несколько упавших листочков, собираю в букетик, как будто это цветы, и провожаю с ними осеннее солнце, уходящее от меня куда-то за горизонт. Стало холодать и темнеть. И букетик из листьев уже не вызывает восторга. Впереди разорванная тёмная ночь, а дальше только зима... .
Полёт над участком земли - вовсе не то же самое, что над бездной, над которой раскрывается пасть пожирающего страха. Я сжимаю в себе струны, и пытаюсь их дотянуть до самого края. Получится у меня это или нет - я не знаю, и в ужасе проношусь мимо небытия.
Фотография на стене. Лики оттуда смотрят на меня с любопытством. Немного ясных блистающих глаз. Давно меня нет пред главным входом в обитель. Я выбросил всё, что было тогда совершенно ненужным. В распахнутый люк я увидел притчу свою, рассказанную кем-то из освящённых. И вот я нагнулся, чтобы стать хоть чуточку ближе, и почувствовать, как давит скала, которой не было здесь. И подумал, что раньше я не был насколько пустым, как теперь перед встречей с далёким чужим. И мне стало беспредельно жаль, что я выбросил лишнее, что было тогда. А сейчас не могу без прежних успехов души.
Сегодня не мой день! Вышел во двор, стащил с себя сапоги, полез я в колодец, и хотел утопиться. Посмотрел я наверх. А оттуда, такое великолепное небо раскрылось предо мною. Белые облака величаво смотрели на меня свысока. Красота-то какая, и почему же я прежде не видел её!? Лёг я на землю и просто смотрел, заворожённый.
2
Её я не сразу узнал. Она была за другой, раскрытой навстречу приходящему новому дню. Я из тех немногих, кто был с нею рядом тогда. Но то, что было когда-то, может быть совершенно утрачено. Смысл нарастает, когда в него веришь. И вот уже новые города и просторы огромной страны, там, где я ещё не был. "Ночью я открываю свой люк и вижу, как далёко разбрызганы в небе миры... . И всё, что я вижу, умноженное на сколько хотите, есть только начало новых и новых вселенных...".
Я смотрю на неё, но мне кажется, я вижу не всё. Я не вижу того, кто за нею каждый шаг её наблюдал и придавал ей способность полёта. Любовь, которая нас окрыляет, всё также сильна и таинственна.
Можешь ли знать, что же такое другая жизнь, если в ней никогда ещё не был? Сможешь, если будешь любить, как прежде никого не любил.
Искры огня..., отсюда я вижу пламя костра. И тайга мне навстречу. Мысль старается объять вершину небесного мира. Страсть навстречу ко мне продвигается. Я беру самые нежные звуки, и прислушиваюсь, как славно поют эти искры, как исходит от них теплота, искры, разносимые ветром. Сам я не вижу земли и не вижу травы. Мой полёт над бездной успешен. Меня возносит вверх великая сила, величественнее всех остальных на земле.
Лишь бы протяжение оказалось немного короче, чем может быть на самом деле. Неизвестно, к чему могут привести слова, россыпь которых ещё только образуется. Сейчас ты стоишь далеко от меня, а вместе с возникшей охапкой стихов станешь существенно ближе, так близко, что стихи мне будут уже не нужны.
Там не больше слов, чем здесь. Там, скорее не слова, а взгляды, говорящие за себя, там нет никаких междометий, намёков. Есть только нежная любовь, превыше которой нет ничего. И всякий взошедший туда не вторгается своим неряшливым телом, а проплывает мимо сияющих звёзд, что расставлены кем-то невидимым среди великого пути, который только начинается... .
Нет, во мне ещё ничего не настало. Всё может начаться в любую минуту, может быть уже вот-вот. Ещё немного и скоро из-за свежих прогалин в снегу прорастёт мой цветок к самому Небу. Вечно вверх и только вверх... .
Другая жизнь раскрывается пред моей решимостью. И путь, развёрнутый сейчас впереди, прозрачной пеленой уже высвечивается воздухом по воде. Я лишь ступаю по нему и могу быть уверенным, что живу вместе со своим пространством. А сзади меня толкает уже пройденное мною. ...
И вот я иду к тому месту, с которого всё начиналось. Для меня наполнено оно дыханьем моим. Здесь я начинался во всём, и это моё место и оно для меня бесценно. Я готов годами лежать на этом протоптанном всеми асфальте. Для других же оно обозначено мимолётными взглядами быстро шагающих мимо прохожих.
И снова погрузиться, как будто там жил, тайно надеясь быть в состоянии неизменной любви. Я оттуда уже никогда не вернусь. Но прорастают во мне корни из самых основ, врастающие в меня самого. Я весь вышел из прошлого, и оттуда меня ветры несут к грядущему дню под нарастающий грохот судьбы.
Сделанное лежит на поверхности, оно неживое, без чувств. Я глубже смотрю, здесь самые чувства, среди которых есть и любовь. Хожу средь людей с фонарём и вижу в них лишь дела, и не вижу ни чувств, ни любви.
Два события отчётливо обозначили очертание моей жизни: первая любовь и последнее воспоминание о ней, которое когда-нибудь будет. Всё остальное - затеряно в этом промежутке.
3
Двор мой сегодня был чист как никогда, я подошёл к самому краю его, обернулся, и посмотрел в тёмную пропасть, что раскрылась позади меня, где я только что был. Очертания прошлого так настойчивы, если думать о них непрерывно.
Я повернулся, холодным взглядом посмотрел на него. Удивлённый, он только приготовился меня укусить. Знал бы, бедняга, какая же сила стоит за моими плечами, совсем невидимая для него. Мне ничего не страшно отныне, я вырву ему язык, простирающийся в агрессии на меня и вселенную.
Приготовление немногочисленных воинов. Завтра - страшная битва. И будет всё кончено: либо я буду здесь победителем, либо там проигравшим, откуда послали меня в эту долгую экспедицию на истерзанную страстями землю. Собою я лишь прибавил ещё одну страсть. И снова началась война. Теперь я уже ничего не боюсь, потому что любой исход битвы будет только полётом над бездной фатальности.
Дуновение старого ветра и память, где в самом начале я пребывал. Молча смотрю в своё зеркало, вижу себя и не вижу себя. Меня как будто бы и нет вовсе. Лишь тело, только тело. Дух, пребывающий взаперти моего дня. Я открыл тот самый ларец, в котором ещё не было ничего, лишь тело, только тело.
Камни, много камней под моими ногами. Я иду по ним, и не знаю куда. Голая каменистая местность. Жарко светит солнце, воды бы глоток. А камни всё приближаются, их становится больше и больше. Они сгрудились воедино стеною, охватили меня одинокого, лишённого всякой защиты под полуденным солнцем неизвестно где в забытьи. И тогда я потрогал на груди свой маленький крестик, которому прежде не придавал никакого значения. И мне стало совершенно не страшно, теперь-то я ничего не боюсь, и направился прямо могучей поступью мимо груды камней, всё дальше от неё отдаляясь.
Я нахожусь на своём месте, но что-то другое простёрлось предо мною годами утраченной юности. Я смотрю, как это необъятное охватывает меня снизу и сверху, настигая неизвестным и новым. Дух смотрит в окно и смеётся надо мною. А я отворачиваюсь и крепко зажимаю глаза. Судьба уж написана где-то, как-то и кем-то. Ты хочешь что-то менять, ты будешь впереди неизвестности, которая уже простирается пред тобою? Скорее нет, нежели да. "Каждому доля своя, соответственно силе мужчины".
Движение губ, движение глаз, поближе быть к воде, блистающей на юге. Мог ли я быть тогда в окруженье пространства, как здесь? Я смог лишь промолвить несколько сбивчивых неясных отрывочных слов. Меня никто не услышал. Все ушли куда-то, я всех растерял, и остался один. И, молча, сижу у окошка и смотрю, как простираются здесь далёко просторы сибирские. Там, где была теснота, не было только самого главного - меня самого.
Солнце яркое славное, иду по берегу моря, меня обнимает лёгкий вечерний бриз, солнце прощается со мною, как будто бы навсегда. И наступает ночь, тёмная усталая ночь. И звёзды надвигаются на моё одиночество. Завтра будет также: как славно всё начинается, а заканчивается всё одним и тем же.
Вскружил голову вокруг центра, настоятельно требующего сатисфакции. Сегодня и завтра разделены давно уже пропастью, но она становится меньше и меньше, образуя тягучую ткань моей жизни.
Над моей головой надломленный камень пролетел и упал где-то рядом. Я прошёл мимо, и, кажется, успел. А завтра снова здесь идти с той же самою ношей. Знать бы точки своих бифуркаций, скрытых поворотов в судьбе, было бы мне тогда интересно жить? А так..., прошёл мимо над простёртым камнем и остался жив. Благодаришь, если остались моральные силы и богобоязненность.
Блеск твоих ласковых глаз, нежно прижаться и в молении помнить тебя... . Сияние восходящего солнца, восторг, прежде которого не было ещё ничего, и тот неясный полёт, во сне иль наяву, когда я летал над футбольным полем и за мною бежали мальчишки. В одном поколении в одной голове собралось так много, так сразу. Вытерпеть бы! Экспедиция в самом разгаре, а мне надо так много успеть. Когда меня здесь не будет, я возьму с собою мелкие записи, которые прежде никому не показывал, и постараюсь воссоздать свою жизнь, что на самом деле была.
4
Старые зажиточные мысли вперемешку с невзрачными идеями завтрашнего дня вырастают одним монолитом в моей голове. И она не сможет стерпеть. И здесь уготовано два пути, проложенные вдоль её хохолка: попьянствовать в меру или в тишине быть зачинателем нового дня, которого ещё никогда не бывало.
Может кто-то напишет мне пару ласковых слов, любящим сердцем пойманных из пролетающего мимо ветра? Я сижу у почтового ящика, изредка вставая, заглядываю в него и не нахожу ничего. Здесь молчание сродни опустошенью.
Слова ложатся на бумагу, как музыка простирается вдоль сознания. Бумага - пристанище моим нетерпеливым словам. Быть бы выше своих слов, да только я сам растворяюсь в них, как только они уже обручены с потусторонней музыкой. Мне самому здесь нет уже места.
Витает в воздушном пространстве лёгкая дымка, едва уловимые очертания немыслимых форм, прозрачная свежесть, быстрое образование и угасание мистических образов. Мысли мои неведомы мне самому.
Из буквы не вырвать слова, из предложения - целые тексты... . Почему же нам предоставлено разворачивать только завёрнутое в целлофан, но не канувшее в темноте?
Послезавтра я подойду к вершине своего труда, который ещё не написан. И ворох бумаги рассыплется в моих руках, лишь только подует ветер. Слова, слова и только слова! Рождаясь неведомым образом, они так же легко последуют вслед за ветром... .
Переплетаются слова, создавая незримую ткань в пространстве между молчаньем и простиранием эмоций. Тихо надвигается новизна, сеет между нитями страсти свои зерна, пытаясь придать какую-то степень разумности. Иногда получается, и возникает осмысленный текст. А часто и нет, и образуются потоки едва уловимой человеческой жизни, простёртой в безбрежном океане бытия. И вот новизна надвигается на меня, прежде чем я смогу укрыться от её блистающего света той самой тканью из слов, которую за многие сотни лет соткали неизвестные мне люди. Лишь бы в ней не было заметных прорех, лишь бы прочность её была предостаточной, чтобы ценность слов не оказалась бесчестием перед лицом грядущего!
Лёгким взмахом руки поймать упавший листок, прикоснуться к уходящему лету, подойти поближе к зиме. Сегодня будет уже холодно, впрочем, как и всегда в этих местах. Холодно здесь, даже если рядом само солнце и всем неизбежно тепло, а мне нет. Потому что меня здесь давно уже нет.
Дома я там, а там меня нет. Найди-ка меня, даже если бы я был здесь, тебе только показалось, что это был именно я, всё ещё с восхищеньем смотрящий на облака... .
Руки мои, простёртые, навстречу невидимой атмосфере, шаги, протянутые верёвкой вдоль моей любимой земли, я живу здесь. Я полностью в непостижимом очертании времени. Мои корабли рисуют меня в мечтах, а свои надежды я давно раздал нищим, что когда-то окружали меня. Страх и трепет перед грядущим, и дребезжание стакана с водой на столе под звуки уходящего поезда. Я живу здесь весь.
Барабанщик где-то мускулистой рукой выстукивает оглушающий ритм. До меня простирается шум неизбежного города. Быть бы мне в заточении и не слышать боевых порядков колонн просящих и страдающих. Не постигнет меня кара сия. В лес смотрю я, как волк...
Турбина грохотом разрезала округу, а поодаль уже нет ничего и даже пространства. Было лишь время, его ещё немного осталось. Иди, собирай, прошлое еще можно собрать, восстановить по крупицам, а пространство впереди уже разрезано неугомонным рёвом моторов.
5
Там, где страсть - там раскалённые слова, дерзостью прорывающие воздух атмосферы и не оставляющие никакого шанса для усмирения. И возникает дыра в бытии, и надо предельно много воды, чтобы наконец-то заделать её.
На столе стоит стеклянная ваза, в ней много цветов, собранных мною вчера. Свежее дыхание лесной травы и солнце там за окном. Но надвигается тёмная туча. И к моим цветам на столе скоро прибавится свежесть воды с самого Неба .... .
Стремительное начало ещё не взошедшего кверху отчаяния. Натянутая струна едва растянулась под тяжестью страсти. Вокруг нет ничего: пустыня и жажда. Мы здесь совершенно одни, как всегда. Мы никому не нужны, и нас никто не услышит. Я поднимаю свой взгляд, и вижу, как сверху бросаются капли дождя. Как нет никого?! Смотри, сколько нас много теперь!
Вода протекает в каньонах и скалах, струится, водопадом сверху падает вниз. Прозрачная, тихая, нежная, я обнимаю её, и смотрю, как ладошки мои она обнимает. Теперь-то я знаю, что я не один. Нас огромное войско: вместе со мною неисчислимые струйки воды, что заботливо окружают меня.
Ледник приходит ко мне в восемь утра. Он входит в окно, проглатывает цветы на столе, и упирается в мою чёрствость. Я стою перед застывшей в ожиданье водою и долго решаю что предпринять. Ледник горячо задумался и стал убывать, озадаченный, превращаясь в любимую воду.
Капли моей любимой воды в моих ладошках согревают меня и возвращают к родным деревенским просторам, откуда ещё тянется жизнь. Они приходят ко мне с тёплыми судьбами дней. Я нежно их обнимаю, беру их к себе, прижимаю. И нет для меня более важных существ, как эти любимые капли воды. И вот, когда я стою на берегу гигантского моря, у самого края его, и вижу те самые капли, теперь они любят меня, и зовут в своё бесконечное море, что простёрлось так далеко.
Смотрю, как надвигается на меня чёрная туча. Я крепко стою на земле и совершенно не возмутим. Где-то вдалеке моя любимая вода испепеляет гневом заблудших, растерянных. Мне беспокоиться не о чем: я возьму в ладони свою любимую воду, упавшую из грозной тучи и ласково её обниму, заступницу и благодетельницу. И увижу, как смерч пронесётся выше меня, прямо над моей головою, взирая с любовью на мою беспечность.
Стараюсь убрать свежее сено, скоро ведь дождь. Тучи сгущаются прямо над головою. Надо успеть. Надо ещё добежать до навеса. Куда-то пропали мои кеды. И где же кепка моя? "Я весь не умещаюсь между башмаками и шляпой". А теперь у меня нет ни того, ни другого, и навстречу мне движется любимая мною вода в самом восхитительном виде, который можно только представить себе. Милым летним дождём она охватит меня, и я растворюсь в необъятном просторе, которому нет конца. И подниму свои руки, и вода с самого неба проглотит меня здесь на земле, и меня тут не будет.
6
Двое живых среди обломков медленно двигались навстречу судьбе. Впереди только свет, много света, и многие лета в сияющем блеске. А позади уже нет ничего, было что-то исполнено, но скрылось во мраке и перешло в категорию чуда для мёртвых. Двое живых ещё могут жить, потому что их двое. И всегда двое, даже если один, в тебе живёт Тот, с кем связывает тебя вера, надежда, любовь.
Друг поспешил, ему куда-то надо было. Я надолго остался один. И во мне выросла пропасть: место, которое он должен был занимать, тоской наполнилось и стало ржаветь, наполняться отчаянием, тяжестью. Оттуда ко мне пришла глухая мольба: приди ко мне, не покидай меня! И когда он снова пришёл, я напоил его тёплым чаем, на улице ведь так холодно.
Дул свежий ветер, с самого начала, оттуда-то с моря, со стороны далёкого острова. Там вдалеке в сиреневом платьице когда-то стояла девочка и часто провожала корабли, проходящие мимо. Величественные, огромные исполины проплывали мимо её доверчивого взгляда, она махала им платочком, чтобы они непременно возвращались. Но однажды её не стало, и как будто бы и не было вовсе. Океанские корабли всё по-прежнему проплывают мимо, всё так же бороздят моря-океаны, всё такие же огромные и неповоротливые. Но нет того детского взгляда, нет того платочка в той юной руке. В этой картине возникло неравенство чувств, корабли обязательно кто-то должен провожать. Грядущее исполинов нуждается в провожающем взгляде.
Сталь подобрали, у кузнеца смастерили мечи. И с ними сразу же в бой. Только утреннее молоко на столе не допито осталось, только позади их юных спин ещё видны недавние пелёнки. А они такие повзрослевшие, мужественные. Мальчишки ещё, с мечами как в детстве! К ним уже спускается с небес светлая белена благодарной смерти.
Ровная непостижимая гладь с самого утра разрастается до ещё больших размеров. Завтра будет поздно что-то измерять. Инструменты нужны лишь там, где предел намечается. А если пределов и нет вовсе, а завтра их не будет совсем? Жизнь-то моя - не пашня на поле, простирается вширь и вглубь, с каждым днём растягиваясь в запредельную даль.
Она раскрылась предо мною, чаша с моей жизнью. Я посмотрел в неё и не смог понять - вот это и есть то, чем я жил, чем живу, и что будет когда-то в моей самой заурядной жизни? И прохожий сказал: это твоё? И ты это нашёл? А что же это такое? Ой, же как интересно! Мне стало грустно, и я закрыл свою чащу жизни. И больше её никому не показывал.
Тянет носок, старается, идёт стройным шагом, поворот, и снова тянет носок, и опять поворот, нежнее надо даму держать, снова гуськом перебирает ногами, и вновь поворот. Не упасть бы ему, свёклу легче было ему собирать, чем танцевать неизбежное танго с судьбой.
В кулаке собрал себя, пронёсся сквозь жизнь легко и просто, как птица, разрезая воздух, от гнезда к своему потомству, и .... в пропасть. Гравитация лишь для тел. Не уподобиться камню, не кануть бы просто так, даже, собрав себя в кулаке. И с натянутой струною в душе надо тянуть свою ношу, до самых высоких вершин, где, может быть, давно уже ждут.
Деяния мои подвержены риску ржавления, как и всё в этом мире. Пыль более мудра, чем то, что сделано мною, но всё же не настолько, чтобы затмить всё то, что несу в себе я самом.
Все достижения собственной жизни стали мне неинтересны. Я взял в руки лупу и стал разглядывать медали на лацкане пиджака. И ни одной не нашёл. Я подумал о седых волосах и отметил сам про себя: судьба-то уж точно меня наградила, а вот общественный строй?...
Дуло пистолета и вывих собственной челюсти во сне, как наяву, когда приснится полный снеди стол, и стул, у которого давно уже нет одной ножки. Пистолет не выстрелит, потому что нет пули, и челюсть не вывихнется, потому что не приснится стол, полный разнообразной и вкусной еды, а стул когда-нибудь упадёт. Всё, так или иначе, рано или поздно встанет на свои места.
Лёгкие воздушные листочки осеннего дня в желтизне утопают. Лес все примет в себя. Всех возьмёт в недра свои. Как широко и размашисто не влачился бы каждый листок, всякий раз упадёт, как будто бы и не было вовсе его. Быть ли прежде на дереве крепком, быть ли снова в земле... Круговорот повторяется снова и снова там, где давно уже нет меня самого.
Немного воды, скоро будет солнце, и будет пристанище долго идущему. Опираюсь на палку, мне уже много премного лет. Зачем же я жил на этой земле? Когда-то, ещё молодой, я помог перейти дорогу слепому. Он обнял мою правую руку и тихо сказал мне на ухо: ты помог мне, спасибо тебе, милый человек! Это и было самое главное дело в твоей жизни! Теперь не беспокойся о том, что будет у тебя впереди... .
Всё, так или иначе, пройдёт и случится. Останется только шелест травы, разносимый неугомонным ветром, и капли дождя, всё ещё падающие с самого Неба, и грохот мотора двухсот тонного тепловоза, в котором машинистом еду к вам.