Кузнецова Вероника Николаевна : другие произведения.

Царицыно

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Хроники школьной жизни


Кузнецова В.Н.

ЦАРИЦЫНО

   Царицыно - известная музей-усадьба, совсем недавно восстановленная и открытая для просмотра, но занесла меня туда не возвышенная любознательность, а всего лишь прозаическая обязанность классного руководителя не реже раза в четверть водить куда-нибудь детей своего класса. Если бы мы соблюдали все правила, то мы бы только и делали, что утром и днём вели уроки, потом проверяли тетради и готовились к следующему учебному дню, а вечером ходили с детьми на выставки, в музеи или в театры. Каждому своё, и о вкусах, как говорят, не спорят. У нас есть учителя, охотно посещающие театры вместе с детьми, есть такие, которые предпочитают короткие экскурсии, а иные герои - даже длинные. Кое-кто не страшится и двух-трёхдневных поездок.
   Я очень не люблю водить куда-то детей, но приходится это делать хотя бы время от времени. Прежде было так: сходишь разок куда-то, а потом лишь выдумываешь место, куда якобы ходил с детьми, а как будет сейчас, при новом заместителе директора по воспитательной работе, я не знаю.
   Мне с моим характером и нелюбовью к массовым мероприятиям везло. Первый мой класс был неподвижен, никуда не желал ходить, и я пассивно потакала их лени. Убедишь хоть несколько человек сходить в музей или зоопарк и успокаиваешься. Потом я получила шестой класс, настолько замученный прежним классным руководителем, таскавшим их в музеи, на экскурсии и на выставки, слишком сложные для их возраста и развития, что родители, вместе со мной сводившие детей в очередной музей, попросили меня пока их никуда не водить, потому что сопровождают детей всегда одни и те же взрослые, а они устали. Я обрадовалась и свела культурную программу к необходимому минимуму. И все остались довольны.
   В прошлом году у нас в школе сменилось два заместителя директора по воспитательной работе, а в этом - вновь новая женщина по имени Антонина Павловна. При её первом появлении на школьной сцене мы порядком струхнули из-за её решительного тона и грандиозных планов. Если к нашей учительской нагрузке и заботе о документации классного руководителя, о поведении учеников и их учёбе прибавится лавина внутришкольных и внешкольных мероприятий, то мы не выдержим.
   После первого знакомства с новой дамой, особенно после её выступления на педсовете я высказала свои опасения коллегам.
   - Тогда мы откажемся от классного руководства, - нашла выход Славина. - Пусть администрация ищет, кому отдавать классы.
   - Вы какие-то странные, - заявила Сёмина. - Отказываться от классов, опасаться мероприятий... Неужели мы, дружный сложившийся коллектив, не сумеем съесть одну бабу?
   Сначала Антонина Павловна попыталась грубо, резко и решительно навязывать нам новые правила по преумножению бумаг, но встретила не менее решительное, хотя и пассивное сопротивление, так что слегка поутихла. Однако, во избежание лишних разговоров, я решила при первом же удобном случае сводить детей на приличную и недолгую экскурсию.
   - Пойдём в Музей Вооружённых сил? - спросила я у своего 9 "А".
   - Уже были, - дружно отказались дети. - И не раз.
   - А музей...
   - Были.
   - А...
   - Нет!
   Как раз перед первым родительским собранием один из наших замов директора Сотников всем нам выдал по пачке листов с описаниями экскурсий. Стоили эти экскурсии от тысячи шестисот до тысячи девятисот с человека, так что по деньгам различались мало, но зато сильно различались по дальности маршрута. Все они было однодневные, но за этот день одна путёвка обещала осмотреть всего лишь Троице-Сергиеву Лавру, а другая сулила и Владимир и Суздаль сразу. Я представила, сколько времени займут дороги, и ужаснулась. Из Москвы во Владимир, из Владимира в Суздаль, а из Суздаля вновь в Москву. И всё это за один день. Как можно выдержать и дорогу, и массу впечатлений, и работу с детьми в один день и остаться в живых? Не знаю, как такую экскурсию выдержат дети, а я не в состоянии провести девять часов в автобусе, переполненном детьми, которые орут сами и слушают безобразную громкую музыку. Если заказывать экскурсию, то лучше обойтись малой кровью, то есть поехать в Троице-Сергиеву Лавру, но туда слишком уж дороги путёвки.
   - Я и не собираюсь заказывать такие экскурсии, - заявила математичка Лена Петровна. - Зачем набивать чей-то карман? Известно, чей. Мы ездили туда с нормальной экскурсией и платили по двести рублей с человека.
   - А мы заказали школьный автобус, и у нас вышло по сто пятьдесят рублей с человека, - сказала учительница по физике Славина. - Но родителям надо так преподнести эти экскурсии, чтобы они сами от них отказались, а то Сотников разозлится.
   Я так и сделала. Правда, кое-кто из родителей счёл, что цена не слишком высока, а за день вполне можно осмотреть два города, но вопрос с экскурсиями не был поддержан остальными родителями и отпал сам собой.
   Недели через две, когда мы со Славиной пили кофе, ко мне в кабинет заглянула англичанка Шагова.
   - А я так и думала, что найду вас здесь, - заявила она Славиной.
   От кофе она отказалась, а зашла, оказывается, извиниться за то, что не сможет ехать со своим классом на экскурсию в Царицыно, которую заказала Славина. Она, видите ли, скоро поедет с детьми в Ростов Великий, так что детей в этот день снимут с учёбы, к тому же в ту неделю, когда должна состояться поездка в Царицыно, её класс дежурит по школе, так что директриса не разрешила ей вторую поездку.
   - Ну, что же делать? - посокрушалась Александра Владимировна. Попробую найти вам замену.
   Когда Шагова ушла, Славина воскликнула:
   - Ну что? Едем? Вы же хотели поехать в такую экскурсию? Она проводится в учебное время в пятницу. Вместо уроков мы спокойно отдохнём. Довезут нас туда на автобусе прямо от школы и доставят обратно. Ни в метро, ни в другом транспорте нам не надо толкаться и следить, чтобы какой-нибудь придурок не отстал и не потерялся. Там мы часа полтора погуляем в парке, и минут сорок нас поводят по дворцу. А стоит всё удовольствие всего двести рублей с человека.
   - Конечно, едем, - согласилась я.
   Пока у директрисы было хорошее настроение, я побежала к ней попросить разрешение на поездку. Елена Сергеевна, счастливая и гордая собой за, как ей тогда представлялось, удачное освобождение от моего нового ученика Кима, с лёгкостью дала разрешение.
   Я позвонила председателю родительского комитета, и она с удовольствием согласилась выделить деньги из классной кассы.
   Дети с восторгом восприняли известие, что мы едем на экскурсию.
   - Но мы точно в этот день не будем учиться? - на всякий случай спрашивали они меня по очереди.
   Я с нетерпением ждала экскурсию. Прежде всего, я представляла роскошный автобус, где пассажиры располагались на втором этаже. В таком автобусе нас с классом возили в Пресненский парк на какое-то мероприятие, за которое дети меня корили года два. В крайнем случае, меня бы устроил обычный автобус, в каком нас возили на экскурсию по Москве, посвящённую Великой Отечественной войне. Устроил бы, но в воображении упорно возникал тот роскошный автобус, который предоставила мэрия. Воображение - штука упорная, причём рисует обычно что-то неправдоподобно хорошее.
   Экскурсия казалась далёкой все три недели, пока я её ждала, а потом, когда Славина пришла ко мне со списком своего класса, куда я должна была вписать фамилии моих учеников, выяснилось, что я всё ещё считала долгожданный день далёким, а он уже приблизился почти вплотную. Я опросила класс, и на экскурсию записались все поголовно. Список был составлен и отдан моей коллеге, а я с волнением следила за погодой. Как назло в понедельник, вторник и среду шёл дождь, да и днём в четверг он тоже принимался то накрапывать, то моросить весьма существенно. Потом погода наладилась, но по телевидению нас упорно пугали дождями в конце недели. "Ладно, переживём и дождь, - успокаивала я себя. - Это не помешает мне насладиться прогулкой в красивом парке и во дворце. Надо соответственно одеться - и погода не страшна. Возьму фотоаппарат, приготовлю для мамы серию интересных кадров, этакий фоторепортаж".
   В четверг ко мне подошёл мой ученик Арсен Папазян и объявил:
   - Евгения Николаевна, если в пятницу будет дождь, я с вами не поеду.
   - Да, дождь - дело неприятное, - согласилась я.
   - И я тоже, - сейчас же сказал Митя Воронов. - Охота мокнуть!
   - Вы совершенно правы, - одобрила я их решение. - Вы можете ехать или не ехать, и никто не вправе тащить вас на экскурсию, тем более, что она будет в учебное время. Конечно, будет лучше, если вы не станете пропускать учёбу.
   - А разве мы должны будем идти в школу? - недовольно спросил Митя.
   - Безусловно.
   - Может, погода будет не такой уж плохой? - предположил Арсен.
   - Жизнь покажет, - ответила я философски.
   Ко мне на урок зашла Антонина Павловна, заместитель директора по воспитательной работе, и пустила по классу листок, где дети должны были записать фамилию, имя и номер мобильного телефона, а также расписаться. Дожидаться, пока дети заполнят листок, она не стала и ушла, а у Кати Кравченко сразу же возник вопрос, должна ли она вписать номер своего мобильника или родительского. Тут я проявила недогадливость.
   - Наверное, родительского, - предположила я. - Вдруг тебе станет плохо. Тогда мы позвоним по этому телефону.
   - А она сказала, чтобы мы написали свой номер.
   - Запиши свой.
   Я не поняла, зачем нам номера мобильных телефонов учеников, если они идут с нами. Не звонить ведь той же Кате, если она шагает в двух метрах от меня. До сих пор мы не собирали номера телефонов. Впрочем, что мне за дело до таких мелочей?
   Антонина Павловна забрала листок, потом принесла приказ, и я подписалась рядом со своей фамилией, не вчитавшись в текст. Но и это было ещё не всё.
   Я должна была провести свой последний урок в четверг, когда ко мне зашла учительница по физике с журналом в руках.
   - Полная несогласованность действий у нашей администрации, - сообщила Славина. - Дети уже расписывались у Кабаковой, а теперь надо заново вписать их фамилии в этот журнал и дать им расписаться.
   - У меня с ними больше не будет урока, - растерялась я.
   - У меня со своими тоже не было урока. Я пришла на чужой урок и пустила журнал по рядам.
   Очень не люблю мешать проводить уроки, но, видно, так и придётся сделать. Если сказать детям, что они должны придти и расписаться на перемене или после уроков, то половина класса не придёт, а мне выговорят за то, что я не сумела организовать сбор подписей.
   На следующем уроке в моём кабинете работала новая учительница по русскому языку, а я забралась в конец класса за последнюю парту и быстро написала список из требуемых девятнадцати учеников, проставила номер какой-то инструкции, девятнадцать раз переписала свою фамилию, как лицо, проводившее инструктаж, девятнадцать раз подписалась, а потом вышла из кабинета, чтобы посмотреть расписание. Оказалось, что у моих детей урок физики. Пришлось идти к Славиной и мешать ей проводить урок. Я сразу же велела детям не отвлекаться и быстро их обошла, указывая клеточку, где они должны расписаться.
   - Евгения Николаевна, а я хочу узнать, за что я расписывался? - спросил напоследок Костя Ребров.
   Я уже отвечала на этот вопрос, что дети расписываются в том, что едут на экскурсию, хотела сказать это и сейчас, но меня опередила Александра Владимировна:
   - Ты расписался в том, что не отделишься от общего стада, а будешь идти со всеми, - объяснила она.
   Просто и понятно.
   - А-а-а? - затянул Костя. - От стада? Я не должен отделяться от стада?
   Я покинула кабинет, не дожидаясь конца интересной сцены, отнесла журнал учителю Маркову, который отвечает за всякие инструкции, и вернулась в кабинет.
   На перемене ко мне зашла Славина выпить кофе. Мы только углубились в это занятие, как дверь открылась и появился Костя Ребров.
   - Евгения Николаевна, а я хотел сказать, - затянул он, - что я, наверное, не смогу поехать на экскурсию. Я не совсем здоров и могу совсем разболеться, если поеду...
   - Так оставайся дома, - торопливо одобрила его решение Славина.
   - Но я не знаю... - тянул Костя.
   - Если ты чувствуешь, что заболеваешь, то завтра оставайся весь день дома и лечись, а мне принесёшь записку от мамы, - сказала я. - Я не хочу, чтобы ты из-за этой экскурсии заболел.
   - Тогда я останусь дома, - решил Костя. - Значит, мне надо принести записку?
   - Да.
   - От мамы?
   - От мамы или папы.
   - Или папы?
   - Да.
   - А-а-а! - утвердительно протянул Костя. - Значит...
   Он бы ещё долго выяснял этот вопрос, но нервы у Александры Владимировны не выдержали.
   - Всё! На выход! - оборвала она его тягучие излияния. - Завтра остаёшься дома, а Евгении Николаевне в понедельник принесёшь записку от родителей. До свидания!
   Костя потоптался в нерешительности и ушёл.
   - Что вы с ним так долго объясняетесь? - спросила Славина.
   - Это ещё недолго.
   - Он бы так и проторчал здесь два часа. Болен? И пусть сидит дома! Отвечай за этого придурка перед его родителями. Он какой-то недоделанный. Мамаша нас со свету сживёт, если он после экскурсии заболеет.
   - Сживёт, - согласилась я.
   - Он изводит меня на каждом уроке физики. Дома он, видите ли, выращивает кристаллы, а они у него не желают расти. То они крошатся, то рассыпаются под собственной силой тяжести. И четверть урока он отнимает у меня своими кристаллами. Не ответить, вроде бы, нельзя, раз это относится к физике, но вопросы совершенно не по теме урока, а он ещё тянет своё "а-а-а" и "да-а-а?" через каждые два слова. Только ему отвечу на все вопросы, так он тянет: "А-а-а! А вот почему..." И по новому кругу.
   Я думала, что из девятнадцати записавшихся на экскурсию придут человек десять-двенадцать, но ошиблась.
   Утром следующего дня подхожу я к школе, а у ворот уже стоит автобус, рядом - заместитель директора по воспитательной работе Антонина Павловна, заместитель директора по технике безопасности Кочетков, шофёр и два моих мальчика. Антонина Павловна сразу же передала мне приказ. Я его взяла, прошла в школу, а когда вернулась к автобусу, там набралось уже пять моих детей и один мальчик из 9 "В" класса.
   Пока мы стояли, я решила отметить в списке учеников тех, кто уже пришёл, но лист с фамилиями, подписями и мобильными телефонами был отксерокопирован и трудночитаем. Фамилии учеников, написанные их собственными почерками вообще разобрать почти невозможно, а здесь они были разбросаны в случайном порядке, а не по алфавиту, так что, промучившись в поисках нужной записи, я убрала приказ, достала записную книжку и принялась записывать прибывших и прибывающих.
   Моих детей набралось уже семнадцать человек, да ещё Серёжа Погосян позвонил по мобильному телефону и сообщил, что уже в пути.
   - Давайте его не ждать, - предложила Катя Кравченко. - Сейчас они торопятся, опять кого-нибудь собьют на зебре...
   - Не вредничай, - посоветовала я.
   В словах девочки был смысл, но ссылка на недавнюю историю была неуместна. Мать Серёжи ежедневно подвозила сына к школе на машине и однажды сбила пятиклассника на "зебре" прямо у ворот школы. Все предполагали, что виновная предстанет перед судом, но дело замяли. Мальчик лежал в больнице, а потом выписался, а об этой истории больше никто не упоминал. Я сразу же предположила, что богатые родители Серёжи откупятся. Не знаю, как они замяли дело, но, похоже, кроме отдельных детей об этом никто и не вспоминает.
   - Едем? - спросила Антонина Павловна, когда время уже перевалило за назначенную для отправления отметку.
   - Ещё немного, - попросила я. - Мой мальчик позвонил, сказал, что уже на подходе.
   Я нервничала, потому что сорок с лишним человек ждали моего Погосяна, а задерживала их я, так что, вроде бы, виновата в этом тоже я.
   Наконец, Серёжа появился.
   - Поехали! - обрадовалась я. - Мои все здесь, больше никто не придёт.
   - Садитесь по классам, - велела Антонина Павловна.
   Мы со Славиной запустили сначала мой класс, причём я проследила, чтобы дети расселись не по всему автобусу, а плотно заняли заднюю половину, потом - другой класс. Я своевременно положила свой пакет на облюбованные мною для нас с коллегой два кресла, так что спокойно обошла детей, пересчитала их и села у окна, намереваясь насладиться открывающимися видами города. Славина устроилась рядом. Места оказались узкими и неудобными, кресла стояли слишком тесно, рассчитанные, вероятно, на детей младших классов, было душно, пахло не то, что неприятно, но и приятно не пахло, а вдобавок в уши навязчиво лез громкий и тонкий вибрирующий звук, словно дребезжали мелкие плохо прилаженные детали. Скоро я почувствовала тяжесть в голове, будто от угара.
   - А Антонина Павловна пусть едет поближе к водителю, - решила Александра Владимировна. - Нам она будет только мешать. Я вообще не понимаю, почему она с нами поехала. У неё уроки, а она их бросает, чтобы ехать с чужими детьми. Захотела отдохнуть? Вот вам, Евгения Николаевна, наша администрация позволит бросить свои классы и ехать, например, с Марковым и его детьми?
   - Вряд ли. Да мне это и в голову не придёт.
   - А она бросила уроки и едет с нами. И ей это разрешили.
   Я достала приказ, просмотрела его и, заинтересовавшись, прочитала его целиком.
   "На основании плана воспитательной работы
   Приказываю:
      -- Направить учащихся 9 "А" и 9 "В" классов ГОУ СОШ N... на автобусную экскурсию в количестве 41 человека в "Музей-усадьбу Царицыно" 16.10.2009г. (список учащихся прилагается).
      -- Назначить руководителем группы Славину А.В.
      -- Руководителю группы провести инструктаж по технике безопасности, правилам поведения в общественных местах и правилам дорожного движения. До посадки в автобус руководитель обязан проверить наличие знаков, оповещающих участников дорожного движения о перевозке детей; проговорить с водителем маршрут следования; загрузить питьевую воду, аптечку.
      -- Возложить ответственность за жизнь и здоровье учащихся во время движения по маршруту Школа - Усадьба Царицыно - Школа на Славину А.В., Троицкую Е.Н., Кабакову А.П., Маскину М.И. (На каждые 10 человек один сопровождающий).
   Директор школы...
   С приказом ознакомлены..."
   - С нами должна ехать ещё и Маскина, - сообщила я.
   - У них какие-то свои дела, - сказала Славина. - Маскина то ли должна куда-то идти, то ли у неё что-то ещё... Не знаю, почему её вписали, но она с нами не должна была ехать. А вот зачем с нами увязалась Кабакова?
   Я осмотрелась. Дети, так хорошо занявшие отведённые им места вначале, теперь разместились по-новому, смешав оба класса. Уж не знаю, по каким причинам они перемещались парами на другие кресла, но теперь представители классов чередовались. За нами сидели девочки из 9 "А" класса, дальше - мальчики из 9 "В", за ними - мальчики из 9 "А", сбоку - из 9 "В" класса. Мы со Славиной не стали их пересаживать обратно. Как хотят, так пусть и садятся, лишь бы не шумели и не сорили.
   Когда я утром собиралась в школу, мама меня наставляла:
   - Поменьше одёргивай детей, пусть они отдохнут, не чувствуя давления со стороны взрослых. Не кричи на них, не ругай. Они гуляют, и вы тоже гуляйте и наслаждайтесь прогулкой.
   Я так и собиралась поступить. Помню, мы с девочками моего прежнего класса ходили в зоопарк, причём мать одной из них, которая вызвалась сопровождать детей на прогулке вместе со мной, ушла вместе с дочерью, потому что они обе замёрзли, и я осталась единственным взрослым представителем. Как же нам было хорошо! Я не делала замечаний, разрешила покататься на аттракционах, даже сама с ними покачалась в каком-то вагоне, позволила поесть сладости с официальных лотков, сводила их посмотреть аквариумы с рыбами и многое другое. Единственным моим требованием было: не уходить далеко, предупреждать, к какому зверю хочешь отлучиться и не покупать никакой еды с рук. Так как я, по мнению детей, предоставила им полную свободу, то они ей и не стали пользоваться, найдя, что гораздо веселее всем вместе обходить вольеры, а не скучать в одиночестве. Особенно хорошо всем запомнились поиски обезьянника, потому что я объявила, что без визита к обезьянам жизнь теряет смысл. Всем очень понравилась эта фраза, и девочки сразу же загорелись идеей отыскать всё-таки обезьянник. Долго потом они с удовольствием вспоминали эти поиски.
   Я и сейчас предполагала, что не стану по пустякам одёргивать детей. Если им захочется пробежаться - пусть побегают, если захочется поиграть - пусть поиграют. Нам на всё должно было хватить времени: и на прогулку, и на экскурсию.
   - Сделайте потише! - прикрикнула Александра Владимировна на мальчиков из своего класса, включивших музыку слишком громко.
   Ей ещё пару раз пришлось гаркнуть, прежде чем звук сделали тише.
   - Сейчас все пользуются наушниками, - сказала я ей. - Даже как-то странно, когда какой-то дикарь вдруг включает музыку на полную громкость. На даче это очень тяжело. У всех тихо и спокойно, каждый занят своим делом, и вдруг приедет какая-то балда и на весь день включит музыку на все участки. Люди мучаются, а ему и дела нет ни до кого.
   - А я терпеть не могу собачьего лая, - сказала Славина. - У нас соседи как выпустят с раннего утра собаку, так она и лает до самого вечера без перерыва.
   - У нас эту роль играла одна старуха. Голос зычный, как Иерихонская труба. Выйдет утром часов в шесть на дорогу между участками и караулит, когда кто-то пойдёт к поезду, чтобы ехать на работу. Завидит издали человека и начинает с ним перекрикиваться. Это у неё звалось разговором. Просыпаешься от этих воплей и больше уснуть не можешь. Сейчас её уже нет, и утром спишь спокойно.
   - Опять?! - рявкнула Славина. - Я сейчас отберу это и до конца экскурсии не отдам. Сейчас же сделайте тише!
   Ей приходилось всю дорогу с интервалом в восемь-десять минут обращаться с этими словами к двум мальчикам.
   - Когда мы ездили в Петербург с прежним классом, то так же мучались из-за одной мамаши. Она взяла с собой пятилетнего ребёнка, а заниматься с ним ей не хотелось. Тогда она взяла на прокат диск с "Ералашем" и поставила его ребёнку. Включила звук на весь вагон. Мы сидим и час слушаем, как то и дело раздаётся: "Мальчишки и девчонки! А также их родители!" мои дети как услышат эти вскрики, так вздрагивают и ругаются. А ребёнку "Ералаш", конечно, неинтересен, он начинает то плакать, то капризничать. Когда запись досмотрели, она час кое-как успокаивала ребёнка, а потом опять на час завела ему этих "мальчишек и девчонок". Весь вагон изнемогал. Ей бы с ребёнком поговорить, почитать ему, порисовать. Спрашивается, зачем она потащила с собой малыша?.. Эй, я сколько раз должна вам повторять, чтобы вы сделали потише!
   Видами города я особо не могла любоваться, потому что окно запотело и приходилось его время от времени протирать и смотреть в мутное стекло.
   - Хорошо, что ехать только минут сорок, - вновь заговорила Славина. - Водитель сказал, что приедем заранее и у нас ещё будет возможность до экскурсии погулять. Главное - не опоздать. Шагова ездила со своими в Ростов Великий на экскурсию, из тех которые рекламировал Сотников. Так что бы вы думали? Они тряслись семь часов, потому что попадали в какие-то пробки, и сильно опоздали. Вылезли из автобуса, а им объявили, что раз они так опоздали, то экскурсию им проведут получасовую, а не ту, что планировалась. И вот они полчаса погуляли вдоль кремлёвских стен, погрузились в автобус и уехали обратно. Дома были в десять вечера. Стоило ли выезжать в восемь часов утра, весь деть провести в дороге и приехать назад в десять часов вечера, и всё это только для того, чтобы полчаса погулять по лужайке? Как только этим экскурсоводам не стыдно?! Шагова после этой поездки была больна.
   Такое несчастье случилось не со мной, а потому я могла трезво и объективно оценить ситуацию.
   - Обидно, конечно, - согласилась я. - Но экскурсоводы тоже не виноваты, что автобус попадал в пробки. У них тоже своё расписание экскурсий и свой рабочий день.
   - Наверное. Но каково это: отказаться ехать на нашу экскурсию ради тридцатиминутной прогулки!.. Эй, сколько раз можно говорить!
   - Это уже не мы. Это девочки включили. Мы им передали...
   Славиной пришлось встать и требовать теперь от девочек сделать тише.
   Наверное, в автобус просачивался какой-то газ или выхлопы бензина, потому что, когда мы доехали и вышли на улицу, мне было сперва нехорошо и лишь потом голова прояснилась, и я стала осознавать, что мы вступили на территорию большого парка и идём по ровным и красивым дорожкам, выложенным узорчатой плиткой. Дети шли впереди, а мы, трое взрослых, получив указание от водителя, что надо запомнить, через какие ворота мы сюда вошли, двинулись следом.
   - И куда рванули? - удивилась Антонина Павловна, наблюдая, как быстро удаляются оба класса.
   - Ничего, - успокоила её Славина. - У меня трое детей живут около этого парка и постоянно здесь гуляют. Они знают дорогу и проведут остальных куда нужно. Они будут ждать нас возле экскурсионного бюро.
   - А где оно? - спросила Антонина Павловна.
   - Водитель сказал, что мы должны идти через парк.
   На всякий случай мы обратились к охраннику, и он показал нам рукой направление.
   Мне было как-то странно сознавать, что мы идём сами по себе, а дети, не спросив разрешения и не обращая на нас внимания, почти бегом скрылись из виду.
   - Как хорошо! - восхитилась Антонина Павловна. - Погуляем, воздухом подышим.
   - Вместо того чтобы сидеть в душной школе и вести уроки, - подхватила Александра Владимировна.
   Мне было не до разговоров, потому что я звонила по мобильному телефону маме, чтобы узнать, как обстоят дела дома. Мама заболела чем-то простудным, очень плохо себя чувствовала и из-за кашля не могла спать ночью, а сидела в постели и читала. А собака мучалась от колик. Не то она отравилась, не то это было заболевание желудка или кишечника, но у неё были мучительные приступы боли. Мы даже надумывали сводить её к врачу. Выяснив, что ничего особо тревожного дома не наблюдается, я занялась фотографированием. Около моста Антонина Павловна и Александра Владимировна встали, обнявшись и улыбаясь друг другу, словно две лучшие подруги. На мосте они раскинули руки, а позже, под воротами изобразили сперва две статуи, а потом - пару для игры в "ручеёк", подняв ещё и ноги для пущего эффекта, каждая, разумеется, по одной. Вышло неплохо.
   Мы прошли мимо церкви, дворца, больших зданий, выстроенных под дворцовые стили, но предназначенные для разных служб. Я усердно фотографировала, намереваясь представить маме полный словесный и фотоотчёт этой экскурсии. Давненько мы никуда не выбирались, так что можно будет рассматривать в ноутбуке фотографии, а потом вспоминать былое, когда мы разъезжали по разным городам, осматривали дворцы, музеи, просто гуляли в парках, испытывая наслаждение от свободы в собственных действиях. Мы не были скованы обязанностью следить, чтобы не отстать от группы, потому что мы были сами по себе, не связанные ни с какими группами, ни с какими экскурсиями. Так что я выбирала подходящие ракурсы и снимала, снимала, снимала...
   - Там большой дворец, а нам велели идти через парк, - сказала Славина. - Значит, нам надо туда.
   Мы и пошли "туда", то есть мимо узкого дворца, мимо огромных служебных зданий под сень деревьев. Хорошо! Воздух, зелень, а под ногами не грязные тропинки, а хорошо пригнанные плитки. Мы шли долго, потом внизу показалась вода, какой-то островок, весь расцвеченный яркими красками. Издали было очень красиво глядеть на него, но я до сих пор не могу сказать, были ли это деревья в осеннем уборе или что-то рукотворное. Да это и не так важно.
   Потом мы прошли мимо лестницы, ведущей вниз. Она привела бы нас прямо к прудам, но наш путь лежал не туда.
   Возле какого-то павильона с аркой и каменными женщинами-львами, а, может, сфинксами, я не разобрала, я вновь сфотографировала моих спутниц, причём Александра Владимировна вытянула вперёд ногу, а Антонина Павловна приняла эффектную позу.
   - Фоторепортаж я представлю, но моя мама спросит: "А где же дети?" - сказала я.
   - А правда, где они? - вспомнила о цели нашей прогулки Славина.
   - Слезли с автобуса и понеслись вперёд, как дикое стадо, - проговорила Антонина Павловна. - А повёл всех за собой этот психованный Ким.
   Мы пошли дальше, уже не в таком благодушном настроении, как прежде. Славина и Кабакова гадали о том, где могут быть сейчас дети, а я, внося свою долю предположений, попутно сфотографировала какой-то грот.
   - Может, спросить, где бюро экскурсий? - пришло нам всем в голову одновременно.
   Как назло, на нашем пути долго не встречалось людей. Наконец, какая-то пожилая супружеская пара посоветовала нам вернуться к большому дворцу и спросить там.
   - Попробую позвонить кому-нибудь из детей, - решила Славина.
   Вот теперь я оценила разумность записи мобильных телефонов детей. Да, теперь найти их можно было, только позвонив им. Четырём десяткам детей не так-то легко укрыться от наших глаз. Значит, они ушли очень далеко.
   Мы были охвачены тревогой. Случись что с этими ненормальными, и никто не станет разбираться, убежали они от нас или не убежали, а обвинят во всём тех, кто записан в приказе ответственным за их жизнь и здоровье. Вдруг они разбежались по каким-нибудь молодёжным злачным местам? Вдруг выпили что-нибудь, а теперь сами не сознают, что с ними происходит? Вокруг много прудов, а нынешние дети не соображают, что надо соблюдать элементарную осторожность, и могут из озорства или из хулиганских соображений друг друга толкать в воду.
   - Хорошо ещё, что сейчас холодно, и их не потянет купаться, - сказала я.
   - Да, это счастье, - согласились коллеги. - Не хватало только, чтобы кто-нибудь утонул. Идиоты! Куда они поскакали?
   - Я опомниться не успела, как это стадо пронеслось по мосту и скрылось, - вспоминала Антонина Павловна.
   - Алло! - закричала в трубку Александра Владимировна. - Даша, это ты? Куда вы убежали? Где вы сейчас?.. Где?... Ну так немедленно возвращайтесь. Встретимся у большого дворца.
   - Спросите, вместе они или разбрелись группами? - попросила я.
   - Вы все вместе? Ну, так мы вас ждём.
   Славина убрала телефон.
   - Они на каком-то острове.
   - Не на том, который мы видели внизу? - спросила я.
   - Вряд ли. Тот остров близко, а они умчались куда-то очень далеко. Здесь много островов.
   - Придурки, - сделала вывод Антонина Павловна. - А как нам найти экскурсионное бюро?
   - Пошли к большому дворцу, - предложила Славина. - Как бы нам не опоздать, время уже на исходе.
   - Получится, как у Шаговой, - припомнила я.
   - С той разницей, что они вволю нагуляются.
   - Успеем мы к началу экскурсии или нет - неважно. Лишь бы найти детей, - говорила Антонина Павловна. - А если они не посмотрят дворец, то будут виноваты сами.
   - Вряд ли они огорчатся, - сказала Александра Владимировна.
   Мы быстро дошли до большого дворца, прошли мимо церкви, обошли какие-то постройки. Вначале мне казалось, что здания отстоят друг от друга на приличном расстоянии, а теперь все они представились мне сбитыми в кучу. Мы обошли несколько раз церковь, проходили под мостом и по нему, стояли перед дворцом и позади него, уходили от него и возвращались, а детей всё не было. Время от времени над нами с треском пролетала колымага отдалённо похожая на четырёхколёсный велосипед с пропеллером. Её поддерживал в воздухе кусок сборчатой ткани, не то парашют, не то что-то ещё. Я несколько раз фотографировала его и потом, когда смотрела снимки на экране, обнаружила, что правящий воздушной колесницей человек мне позировал.
   - Надо было сказать детям, чтобы шли на этот треск, - сказала Славина.
   - Эта колымага летает по кругу большого радиуса, - возразила я. - Это не ориентир.
   - Да, они могут не туда придти, - согласилась Александра Владимировна и вспылила. - И чего он здесь летает? Делать ему, что ли, нечего? Трещит себе, а нам и без того тошно. Позвоню ещё раз.
   Выяснилось, что дети забрались куда-то очень далеко и не знают, куда им идти.
   - Пусть спросят встречных, где большой дворец, - посоветовала я.
   Мы вновь метались по мосту и под мостом, перед дворцом, за ним и сбоку от него, а детей всё не было. Меня отвлекла белочка, выпрашивающая лакомство у старушек. Наверное, она узнавала часто гуляющих здесь людей, потому что шла только к некоторым. Я её фотографировала, но у неё тоже, как и у нас, был свой определённый круговой маршрут, так что снимки получились размытыми. Что бы ей стоило посидеть минуту спокойно?
   - Идут! - воскликнула Славина.
   Я не смогла бы различить, идёт ли кто-нибудь или нет, да ещё узнать, свой ли идёт или чужой, так что я ждала, когда дети приблизятся. Вот они стали неторопливо выплывать из-под арки и спускаться к нам. Они шли не табуном, в который сбились, убегая, а группами, причём расстояние между группами было приличное.
   - Где вы были?! - набросились мы на передовой отряд. - Почему вы убежали?
   - Все побежали, и мы побежали со всеми, - был ответ.
   - А остановиться не могли?
   - Но ведь все куда-то бегут...
   - Вы видите, что мы остались далеко позади, а всё равно продолжали бежать вперёд. Неужели нельзя было подумать и вернуться?
   - Но ведь все бежали...
   Почти все дети отвечали одинаково, но, когда появился арьергард, ответы были уже несколько иные.
   - Мы им говорим: "Куда вы бежите?" А они несутся как ненормальные. Мы тоже побежали за ними.
   - И я думаю: "Куда они припустили?"
   - А сама?
   - Но ведь все бегут...
   - А ты говорил, что знаешь парк, как свои пять пальцев. Почему ты не привёл всех к экскурсионному бюро?
   - Я побежал за всеми.
   - Зачем?
   - Но ведь все побежали...
   - Ким, этот арбуз, куда-то драпанул, а мы - за ним. Мы думали, что он знает, куда идти.
   - Куда же ты пошёл, Вадим?
   - Меня толкнули, я и пошёл.
   - Но вы же летели, как табун лошадей!
   - Безмозглых лошадей, - вставила я.
   Возбуждённые дети не заметили моей поправки, а то непременно нашлись бы двое-трое, которые бы сказали, что их оскорбляют.
   - А зачем идти медленно? - был ответ.
   - Если мы опоздали и экскурсию отменят, то пеняйте на себя, - сказала я.
   - Подумаешь! Очень нам нужна ваша экскурсия. Мы уже нагулялись.
   Славина ушла оформлять экскурсию, а мы долго стояли на дорожке перед газонами и ждали. Дети были сильно возбуждены.
   - Подними! - резко сказала Антонина Павловна.
   Оказалось, что Саша Кошкин потихоньку от меня курил, а теперь бросил окурок на дорожку.
   - Почему? - спросил Саша.
   - Потому что ты его бросил.
   - А вы докажите, что это сделал я. Я не бросал.
   - Подними.
   После долгих препирательств Саша сдался.
   - Хорошо, я подниму. Мне это нетрудно. Но я его не бросал.
   - А то мы все здесь слепые, - ответила Антонина Павловна.
   Нам велели разбиться на три группы.
   - А вас я беру к себе! - решительно и свирепо объявила Антонина Павловна, обращаясь к моим наиболее послушным детям. - Я вам задам, если что-нибудь выкинете!
   Саша на этот раз проявил скромность и скрылся с её глаз.
   В моей группе оказалось одиннадцать человек. Кошкин, Макаркин, Степаненко и Ким составляли её ядро, причём ядро взрывоопасное. От этих детей в любую секунду можно было ожидать чего угодно. Когда я подвела детей к экскурсоводу, выяснилось, что их уже двенадцать, причём среди них оказались двое мальчиков из 9 "В" класса.
   - Почему вы здесь? - строго спросила я.
   - Фокин поменялся с Пушковым, - объяснили мои девочки. - А этот почему-то тоже пришёл с ним.
   - Ладно, ты Фокин, можешь остаться, раз ты поменялся, но ты, Мурадов, возвращайся в свою группу.
   - Нет, я останусь здесь. Мы дружим с Кимом и Кошкиным.
   - Поэтому от тебя требуется вернуться в свою группу. Хватит мне Кима и Кошкина. Я устала от тебя на уроках математики.
   - Я всё равно останусь.
   - Мурадов, пошёл вон!
   - А я останусь.
   - Мурадов, быстро сюда! - резко крикнула Александра Владимировна.
   Рувим помедлил, но ушёл.
   - А ты, Стас, можешь остаться, - повторила я Фокину.
   Мне было всё равно, поведу я только своих детей или ещё и детей из параллельного класса, но Мурадов был настолько неприятным человеком, настолько наглым и невоспитанным, что за полтора месяца его пребывания в школе этого мальчика успели возненавидеть все учителя. Мы не имеем права высказывать неприязни к кому бы то ни было, но, когда в ответ в ответ на приказание замолчать, вести себя прилично и наконец-то начать работать, слышишь высказывания типа: "По какому праву вы делаете мне замечания? Как хочу, так себя и веду. Вы ко мне придираетесь, потому что вам не нравится моя национальность. Я потому не работаю, что я вас не понимаю", - то поневоле в душе закипает раздражение против нахала. Дело усугубляется поразительной неспособностью этого мальчика учиться. Он пришёл к нам из частной школы с четвёрками и пятёрками, у нас сразу же стал получать двойки, но всё время напоминал нам, что у него были прекрасные оценки. По математике у него знаний не было даже за пятый класс, поэтому он слушал меня сперва так, словно это первоклашка пришёл в девятый класс и не понимает, что же у нас происходит, а потом и вовсе перестал слушать. Но это всё-таки математика, один из самых трудных предметов в школе, а этот мальчик ухитрялся быть таким же неучем и по всем другим дисциплинам. Даже по географии, где достаточно вызубрить параграф, чтобы получить как минимум четыре, он ухитрялся получать двойки. И чувствовал себя Мурадов в нашей школе очень уверенно, словно его пребывание здесь делало ей честь. На уроках он хамил учителям, разговаривал, вертелся и даже порой перекрикивался с приятелями на своём языке. "Имею право говорить на своём языке, - твердил он. - Половина Москвы говорит не по-русски". Когда мы жаловались заучу, то она сначала вскипала и говорила, что в русскоязычной школе все должны говорить только по-русски, а если хотят говорить по-своему, то пусть переходят в школу с национальным компонентом, а потом переменила тактику и принялась отвечать нам, что это дело тонкое и пусть классный руководитель осторожно убеждает родителей, что надо приучать ребёнка воздерживаться от разговоров на языке, который все взрослые и большинство детей не понимают. Словом, администрация умыла руки, а мальчик совсем расхамился.
   Дети встали перед экскурсоводами, хрупкой девушкой маленького роста. Она подождала тишины и начала свою лекцию. Сначала её слушали, но слушать долго наши дети не могут, их внимание быстро ослабевает, и они уже не могут улавливать нить рассказа, воспринимая лишь фразы, выделенные интонацией, жестами или обращённые непосредственно к ним. "Посмотрите!" - говорила экскурсовод, и дети послушно поворачивали головы в нужную сторону, глядели, но часто не улавливали дальнейшего содержания предложения. Вскоре часть детей и вовсе перестала слушать.
   Кошкин обхватил руками шею Кима и почти повис на нём, причём полуспущенные штаны его спустились ниже критической отметки, обнажив две половинки весьма обширных размеров.
   - Штаны подтяни, - велела я.
   Кошкин пощупал себя сзади и на полтора сантиметра поддёрнул джинсы.
   Фокин, обнаружив, что Кошкин вновь висит на Киме, обхватил одной рукой шею Саши, а другой - талию и повис на нём, а на нём самом повис Степаненко. Макаркин приладился к высокому толстому Киму с другой стороны. Зрелище было дикое и несколько устрашающее, а вздёрнутые рубашки, на треть метра вылезающие из-под курток или балахонов, их заменяющих, спущенные и спустившиеся ещё ниже джинсы разной степени заношенности придавали мальчикам вид и вовсе отвратительный. И как назло, все они были рослыми и выглядели старше своих лет. Со стороны они казались взрослыми молодыми придурковатыми хулиганами. Вдобавок рот у Степаненко был всегда открыт, так что выдвинутая вперёд и вниз нижняя челюсть придавала его длинному лицу совершенно идиотское выражение. Макаркин глядел на мир пустыми умильными глазами, на губах его блуждала полуулыбка, а его тело так прильнуло к Киму, что хотелось поскорее растащить эту сцепившуюся группу, стоящую стеной прямо перед экскурсоводом и так же как стена возвышавшуюся над ней. Девушка, должно быть, привыкла ко всяким посетителям музея и делала вид, что не замечает нелепости их поведения.
   - Ведите себя прилично, - сказала я пятерым приятелям, когда экскурсовод повела нас к павильону.
   - А мы и так ведём себя прилично, - ответил Ким, в свою очередь повисая на Кошкине.
   Макаркин, видя, что одно плечо Кошкина освободилось, покинул Кима и повис на Саше. Фокин обнялся со Степаненко.
   Экскурсовод принялась рассказывать про павильон, а Ким, расцепившийся с Кошкиным, принялся толкать бедром Катю Кравченко. Обрадованная девочка стала отвечать ему тем же.
   - Прекратите! - прошипела я.
   - А что я? Вот вечно вы, Евгения Николаевна, делаете замечания мне! - возбуждённо и чересчур громко запротестовала Катя. - Это Ким меня толкает, а я только отпихиваю его.
   Роза весело засмеялась. Она немного завидовала подруге, но не решалась сама затеять подобную игру.
   - Ну, вообще! - выдохнул Ким и приблизился почти вплотную к экскурсоводу и наклонился над ней, делая вид, что внимательно её слушает. Его дынеобразное лицо расползлось в улыбку и почти касалось её волос на макушке. Тогда он передвинулся поудобнее, так что девушке пришлось говорить почти ему в подбородок.
   Макаркин прочно висел на Кошкине, уткнувшись лицом ему в шею, с другой стороны пристроился Фокин. Степаненко скромно стоял позади. Несмотря на его отвалившуюся челюсть, он выглядел самым приличным из всей компании.
   - Стёпа, надень куртку, - велела я ему.
   - Мне жарко.
   - Всё равно надень.
   - Мне, правда, жарко. Вон все говорят, что им жарко.
   - Но они одеты, а ты в одной рубашке.
   - Вот поэтому мне и хорошо.
   - Вы долго бегали, вам сейчас жарко, поэтому, если ты не оденешься, то заболеешь... Ну, можешь ты сделать мне такое одолжение и одеться. Уступи мне, как старому человеку. Зато ты сможешь сказать самому себе, что совершил сегодня хороший поступок.
   Степаненко долго смеялся, но всё-таки отказался одеваться и остался на холодном ветру в одной рубашке.
   Костя Панасенко, всегда тихий, вдруг вздумал то бегать за Розой, то убегать от неё. Оба при этом своим визгом заглушали экскурсовода.
   - Спокойнее! - велела я, останавливая их, а меж тем компания моих пятерых оборванцев принялась гоготать, вновь сцепившись перед экскурсоводом.
   Девушка повела нас к одному из мостов. Кошкин закурил, прячась от меня за телами своих друзей.
   - Прекрати, - сказала я.
   - А вы докажите, что я курю, - ответил Саша, смеясь и в открытую затягиваясь.
   - А ты откуда взялся? - удивилась я, обнаружив в группе надёжно изгнанного мною Мурадова.
   - Я решил идти с вами.
   Можно было грубо гнать его или ласково выпроваживать, но этот мальчик упорно станет цепляться за своё желание остаться в компании Кошкина и Кима. Избавиться от него можно было только одним способом.
   - Ты не можешь этого сделать, - сказала я располагающе. - Ты записан в группе Александры Владимировны, так что теперь она должна следить, не потерялся ли ты. Если ты сейчас же к ней не вернёшься, она поднимет тревогу, объявит, что исчез её ученик, и тебя будут искать. Ты сорвёшь экскурсию.
   Рувим представил кучу неприятностей, которые должны будут при таком развитии событий обрушиться на его голову, и согласился уйти.
   Экскурсовод остановилась, а мои дети, углядев две скамейки, бросились к ним, рассевшись далеко от неё и предоставив ей продолжать свою лекцию мне и Тане Фоминой, моей новой ученице, ещё ни с кем не сошедшейся, а потому скромно следовавшей за мной.
   - Идите сюда, дети, - позвала я. - Это интересно.
   В ответ раздался гогот, но всё-таки они повиновались и покинули свои насесты. Лучше бы не покидали! Они сейчас же начали толкаться и шуметь.
   Когда мы переходили на новое место, экскурсовод тихо мне сказала:
   - Они так возбуждены, словно чего-то выпили. Боюсь, что их не пропустят во дворец.
   - Это они от бега. Они вылезли из автобуса и побежали куда-то, словно стадо бизонов. Мы их еле отыскали. Сейчас они отойдут от своего приключения, успокоятся и будут вести себя приличнее.
   На всякий случай, чтобы образумить детей, я предупредила их об угрозе экскурсовода.
   - Ну и что? - сказала Катя. - И пускай не пускают. Я здесь уже была. Мне всё здесь неинтересно.
   - Так других не подводи, - шепнула я.
   Катя покрутила головой.
   Про второй мост дети выслушали внимательнее, потому что никаких исторических справок в этой части лекции не было. Требовалось лишь смотреть на мост, что можно было делать, толкаясь и смеясь.
   - Какая бедная фантазия у этого архитектора! - воскликнула Катя, вызвав изумление и у меня и у экскурсовода.
   - Почему? - спросила я.
   - Как это можно: с двух сторон мост сделан по-разному. Надо, чтобы было одинаково. Я и говорю, что у этого архитектора очень бедная фантазия. Я бы сделала по-другому: чтобы всё было одинаково.
   - Очень хорошо, - уступила я. - Раз у тебя такая богатая фантазия, то следующая стенгазета за тобой.
   - Я не буду делать стенгазету! - возмутилась Катя. - Я же вам, Евгения Николаевна, говорила, что не буду её делать.
   И она долго ещё продолжала бубнить себе под нос.
   - Посмотрите на этот мост с этой стороны, - остановила нас экскурсовод.
   - А зачем на него смотреть ещё раз? - спросил Костя Панасенко.
   - Костя! - прошипела я.
   - Ну, хорошо-хорошо, - уступил Костя. - Мы посмотрим.
   - Во время Великой Отечественной войны этот мост пытались разрушить. Вражеский самолёт пролетел совсем низко, сбросил бомбу, но она упала рядом с мостом и попала в пруд. Так что мост остался невредим и дошёл до нас в первозданном виде.
   - Жаль, что не попал, - громко проворчала Катя.
   Мы с экскурсоводом сделали вид, что не слышим её слов.
   Нам рассказали про очередную постройку, причём так получалось, что экскурсовод сначала собирала вокруг себя детей, а потом оставалась с тремя-четырьмя из них, потому что остальные находили для себя более интересные занятия.
   Мой слух постоянно терзали матерные словечки, без толку и смысла отпускаемые Кошкиным и кое-кем из его компании. В ответ на мои замечания Саша расплывался в лукавой улыбке и отвечал:
   - А я что? Я - ничего. Вы докажите, что это я сказал.
   Потом экскурсовод повела нас вокруг здания, чтобы показать открывающийся оттуда прекрасный вид на пруды и за пруды.
   Я смотрела в нужную сторону, но неожиданно мой взгляд привлекли дети, молча глядевшие на то место, откуда мы только что пришли. Там, нимало не смущаясь всеобщим вниманием, стоял Саша Кошкин и открыто писал в урну. Макаркин и Степаненко терпеливо ждали, пока их приятель не завершит своё дело. Саша закончил, подошёл к нам и принялся деловито застёгивать молнию на джинсах.
   - Саша, что ты делаешь?! - только и могла выговорить я.
   - А что я сделал? - ухмылялся он. - Я ничего не сделал. Попробуйте что-нибудь доказать? Кто что видел? Никто. Вы не найдёте свидетелей. Кто-нибудь видел, как я писал?
   Дети ошеломлённо молчали.
   - Вот видите, - победоносно заключил Кошкин, - никто ничего не видел.
   Мне оставалось только надеяться, что этого не видела экскурсовод, а так как она спокойно продолжала лекцию, я решила, что она не заметила постыдного поведения представителя нашей школы.
   - Вы думаете, я хотел писать? - донёсся до меня голос Саши, разговаривавшего со своими приятелями. - Я просто так пописал.
   И группа из пяти лоботрясов вновь нависла над экскурсоводом, сцепившись и обняв друг друга за шеи. Я уже не пыталась их образумить и добиваться хотя бы того, чтобы они прикрыли свои голые зады. Так они и стояли, словно приготовились к порке и от страха обессилели и поддерживают друг друга. Макаркин особенно нежно прильнул к плечу Кошкина, продолжая бессмысленно улыбаться. Так и представлялось, как славно было бы найти где-нибудь розгу и хлестнуть их по оголённым филейным частям, чтобы призвать к порядку. Однако делать это было нельзя, потому что попирались бы права ребёнка и свобода личности.
   К счастью, нас повели дальше. Во время следующей остановки экскурсовод спросила детей, как звали сына Екатерины Второй.
   - Пётр Первый, - сейчас же откликнулось несколько голосов.
   Я не знала, плакать мне или смеяться.
   - Нет, конечно, не Пётр Первый, - сказала экскурсовод. - Вспомните уроки истории. Переберите в памяти имена наших царей... Ну?.. На букву "п".
   - Мы же и говорим, что Пётр. Петр Первый.
   - А какие имена ещё есть на букву "п"? Па...
   - Павел? - догадались дети. - Что ещё за Павел?
   Экскурсовод продолжала лекцию.
   - Екатерина очень не любила своего сына... - сказала она между прочим.
   - Не любила? - встрепенулся Серёжа Погосян. - Как же она могла его не любить? Что же это за мать такая?
   Сережа был одним из самых прилежных слушателей и постоянно высказывал свою заинтересованность, задавая аналогичные вопросы по разным поводам. Экскурсовод ему или терпеливо отвечала или отделывалась вежливыми ничего не значащими фразами. Я подумала, что и мне бы следовало взять на вооружение её спокойную манеру поведения, а то я так хочу изменить детей, впихнуть в них знания, которые всё равно в них не помещаются, что порой с трудом сдерживаю раздражение.
   - Видите остатки фундамента? - спросила экскурсовод. - По нему ясно видно планировку бывшего здания. Здесь их несколько. Эти здания были разрушены...
   - Зачем? - перебил Серёжа.
   - Что "зачем"?
   - Зачем их разрушили? Зачем было строить, если их всё равно разрушили?
   - Я и хочу рассказать, почему их разрушили, - ответила девушка и продолжала лекцию.
   На следующей остановке экскурсовод хотела было говорить, но принялась в растерянности озираться, потому что лекция, вроде бы, предназначалась для учащихся девятого класса, а кроме меня возле неё никого не было. Как ни была спокойна девушка, но тут уж даже она поняла, что надо подождать.
   Я обнаружила, что дети расселись на скамейках за углом.
   - Немедленно возвращайтесь к экскурсоводу! - зарычала я. - Как вам не стыдно?!
   Некоторые сейчас же выполнили мой приказ, другие помедлили, а компанию из пяти лоботрясов пришлось буквально загонять в общее стадо, хотя с моей стороны было бы умнее этого не делать, потому что Макаркин немедленно прильнул к Кошкину, полузакрыв глаза и с блуждающей улыбкой на губах, а Кошкин повис на шее у Стаса Фокина. Степаненко стоял возле, победоносно показывая мне куртку, которую так и не надел.
   Ким сперва приблизил своё лицо к лицу экскурсовода на расстояние сантиметров в пятнадцать. Девушка, и глазом не моргнув, как ни в чём не бывало, вела свой рассказ. Когда эта поза надоела Киму, он отошёл на два шага и прямо перед ней принялся делать гимнастические упражнения. Он широко расставил толстые ноги и начал качаться то в одну сторону, то в другую, нагибаясь в такт качанию. Я наблюдала за его занятиями сзади и вновь поймала себя на нехорошей мысли, что неплохо бы прекратить эти растяжки пинком.
   - Вадим Ким, прекрати, - велела я.
   - А что? - удивился он. - Иногда надо и размяться.
   Но всё-таки он перестал переваливаться и встал в более или менее приличную позу.
   Всё это происходило прямо перед экскурсоводом, так спокойно рассказывающей о дворце и службах, словно громоздкий толстый Ким не занимался своими упражнениями, Кошкин, Макаркин и Фокин не висли друг на друге, а остальные дети не толкались и не пихались от скуки. Я даже позавидовала ей. Проведёт она сейчас эту экскурсию, добросовестно отговорив положенное, проведёт одну или две другие, пойдёт домой и выкинет из головы всех невоспитанных детей, с которыми ей пришлось сегодня иметь дело. А осталось у них в голове хоть что-то из прослушанного, её не касается. Это нам, учителям, приходится вдалбливать в пустые головы какие-то знания. Это с нас, особенно с учителей математики и русского языка, спросят отчёт о проделанной работе. И особенно достанется математикам, потому что на экзамене в любой форме, будь то традиционная форма, ГИА или ЕГЭ, дети должны уметь решать примеры и задачи. Словесникам повезло с ГИА и ЕГЭ, потому что первая часть экзамена подразумевает лишь выбор нужного ответа на вопросы для умственноотсталых, во второй части надо лишь вписать пару слов в нужные клеточки, а третья часть не снижает оценку, даже если ученик сделает сорок ошибок на странице. И почему я стала математиком, а не физиком или химиком, где экзамен необязателен?
   Я постаралась отогнать непрошенные мысли и заодно разогнала не в меру расшумевшихся детей.
   - Мы сейчас посмотрим на усадьбу с птичьего полёта, а потом я проведу вас внутрь дворца через подвал, - сказала экскурсовод.
   Я не поняла, откуда, с какой высоты будем мы рассматривать усадьбу и с интересом пошла вслед за группой. По дороге меня привлекла занятная картина: верх здания был отделан кружевным узором в виде хвоста павлина, а из нижнего отверстия, то есть там, где должен находиться сам павлин, высовывался голубь. Он поворачивался то в одну сторону, то в другую и казалось, что он делает это сознательно, красуясь хвостом. Я торопливо навела на него фотоаппарат, но такого навязчивого внимания он не выдержал и взлетел, не дав сделать хороший снимок.
   Я догнала группу, прошла вместе с ней на площадку перед дворцом, занятую газонами и дорожками, и очутилась перед усадьбой "с птичьего полёта". То есть перед макетом усадьбы.
   - Евгения Николаевна, мне нужно в туалет, - сказал мне Серёжа Погосян. - Можно я сбегаю?
   - Куда? Далеко?
   - Нет, недалеко. Видите, вон кабинки.
   - Беги, но побыстрее, чтобы экскурсоводу не пришлось тебя ждать, - разрешила я.
   Сережа неторопливо, вразвалочку пошёл к своей цели.
   - Бегом! - крикнула я вдогонку.
   - Евгения Николаевна, куда он пошёл? - спросила Катя.
   - Он сейчас придёт, - ответила я.
   - Мне же интересно, куда он пошёл, - обидчиво проговорила девочка и вдруг оживилась. - Ой, а я знаю! Ребята, он писать пошёл!
   - Катя, давай не уточнять, - предложила я.
   - А что здесь такого? Я тоже хочу писать.
   Экскурсовод улыбнулась такой наивности, а я уже давно перестала ужасаться, улыбаться и как-то реагировать на это. Когда девять лет назад, когда я пришла работать в школу, ученица одиннадцатого класса попросилась выйти и уточнила, зачем, я была смущена.
   - Девушка не должна такое говорить, - сказала я.
   - А что здесь особенного? - удивилась она. - На перемене я выпила много соку и теперь...
   Не хочется повторять её подробные описания своих нужд.
   Теперь я закалилась, и лишь иногда говорю детям, что не стоит так открыто говорить на эти темы, правда, без какого-либо результата.
   - Евгения Николаевна, - обратились ко мне Макаркин и Фокин. - Нам тоже надо сходить в туалет. Можно?
   - Только быстрее. Погосян пошёл вон туда.
   - Нет, лучше в ту сторону, там ближе, - сказал Фокин. - Я видел две будки под мостом. Это совсем рядом.
   - Тогда бегом.
   Мальчики ушли, а мы окружили тумбу, на которой был макет.
   - Я уже говорила вам, что усадьба так хорошо спланирована, что вписалась в равнобедренный треугольник, - напомнила экскурсовод. - Теперь я прошу вас показать мне на макете этот треугольник.
   Дети в растерянности посмотрели на макет.
   - Это не к нам, а к Евгении Николаевне, - сообразили они. - Она имеет дело с разными треугольниками.
   Я даже умилилась их находчивости, но пришлось присмотреться к грубому макету. В центре был виден дворец и службы, дальше - мосты. Несколько вылепленных деревьев можно было не принимать во внимание, хотя они были одной высоты с дворцом, и каждое из них занимало много места.
   - По-моему, треугольник такой, - наугад сказала я, проведя пальцем линии между тремя зданиями, далеко отстоящими от центра.
   Дети засмеялись.
   - Совершенно верно, - подтвердила мою догадку экскурсовод. - Получились три равных отрезка, то есть равносторонний треугольник.
   Дети замолчали, недоумённо вглядываясь в макет. Их смущали три дерева, выступающие за границу треугольника.
   Макаркин вернулся один.
   - А где Стас? - спросила я.
   - Не знаю. Наверное, ещё там.
   Экскурсовод рассказывала ещё что-то, а я с волнением оглядывала окрестности. Ни Фокина, ни Погосяна видно не было.
   - Привет, Евгения Николаевна! - раздался знакомый голос.
   Я с изумлением увидела перед собой учительницу английского языка Галину Ивановну Лукьянову.
   - Какими судьбами? - спросила я.
   - У моего седьмого класса сегодня тоже экскурсия.
   - Тогда я вас сейчас сниму.
   Галина Ивановна приняла было эффектную позу, но передумала.
   - Сейчас. Иди сюда.
   Она вытащила из группы ближайшего к ней Кошкина и поставила рядом с собой.
   - Теперь можно.
   Я сфотографировала их, а Галина Ивановна так же спокойно задвинула Сашу обратно в группу детей, словно это был выдвижной ящик письменного стола.
   - Ну, я побежала, - попрощалась она. - Ещё увидимся!
   Я посмотрела, как она стоит среди своих детей. Не скажу, что её дети слушали с большим вниманием, но объятий и повисания на шее друг у друга не было.
   Экскурсовод закончила часть лекции, которую надо было проговорить здесь, и вопросительно посмотрела на меня.
   - Извините, мои два мальчика отлучились на минуту и сейчас придут, - объяснила я вынужденную задержку.
   - Они пошли в туалет, - пояснила Катя.
   Я промолчала. Мне было очень неловко. Время шло, а мои два олуха всё не появлялись. Дети уже начали делать предположения, что же могло с ними случиться в туалете. Девушка спокойно ждала, не возмущаясь и не делая замечаний, а я мысленно кляла двух недотёп, задерживающих группу. Экскурсоводу, наверное, надо отдохнуть между группами, поесть или выпить горячего чая, а она стоит без толку с неразвитыми, малоинтересными и не интересующимися ничем детьми, которых привели сюда из-под палки.
   "Убью паразитов! - думала я. - Дураки! Идиоты! Скоро вы появитесь?"
   Хорошо, что моё внимание отвлёк цветник из деревьев, а то моим нервам пришлось бы совсем плохо. Солнце высветило группу деревьев с осенней листвой, окрашенной в такие неправдоподобно яркие и пёстрые цвета, словно кто-то специально их покрасил. Здесь были в живописном беспорядке разбросаны жёлтые, красные, бордовые, розовые, зелёные, салатовые краски.
   - Посмотри: настоящий букет! - сказала я стоящей возле меня Тане Фоминой.
   - Да, красиво, - равнодушно согласилась Таня.
   Я попыталась сфотографировать группу разноцветных деревьев, но сколько ни делала снимков, а ни на одном не получились волшебные краски. Лишь дома, рассматривая фотографии на экране ноутбука можно было получить отдалённое представление о чудесной картине.
   - Вон Погосян идёт, - сказали дети.
   Серёжа неспешно приближался к нам.
   - Почему так долго?! - обрушилась я на него, что было не слишком прилично, так как ответ последовал по-деловому точный.
   - Оказалось, что мне надо и по большому.
   Дети засмеялись, а Серёжа принялся объяснять им подробности.
   - Где Родин? - спросила я. - Дети, вы его не видите? Миша, вы уходили вместе. Куда ты дел Стаса?
   - Не знаю, - оправдывался Макаркин. - Я его там оставил, в соседней кабинке. Может, и ему надо по большому, а может, он там утонул.
   Ситуация складывалась критическая. Экскурсовод молчала, но надо было и совесть иметь. Сколько можно заставлять её ждать?
   - Извините, у меня один всё ещё не вернулся, - сказала я. - Попробую ему позвонить.
   И вновь меня выручил волшебный приказ с приложением мобильных телефонов учеников.
   - Стас, это Евгения Николаевна. - сказала я, когда трубку взяли. - Где ты? Лекция закончилась, и мы все ждём только тебя.
   - Да? Ну, хорошо, я скоро приду.
   - Не скоро, а сейчас же!
   - Ладно.
   - Евгения Николаевна, вам бы хотелось жить в таком дворце? - спросил Погосян. - Вот было бы здорово!
   - Зачем тебе столько площади? - спросила я в свою очередь.
   - Ну... не надо, конечно, но... всё равно хорошо бы иметь такое.
   Фокин появился не с той стороны, куда ушёл, причём что-то доедал, а в руке у него был пакетик с какао.
   - Ты с ума сошёл?! - возмутилась я. - Мы тебя ждём, а ты где-то завтракаешь? Больше я тебе не позволю присоединяться к моему классу!
   Стас разобиделся и надулся.
   - Тогда я пойду с Александре Владимировне, - сказал он и повернулся, чтобы уйти.
   - В следующий раз. А сейчас ты обязан идти с нами. На этот раз за тебя отвечаю я.
   Он пошёл за нами, пылая негодованием.
   Нас привели сначала к памятнику двум архитекторам, создавшим усадьбу, а потом ввели внутрь стеклянного павильона.
   - Ой, эскалатор! - обрадовались дети.
   Мы, действительно, спустились в подвал по эскалатору. Нам показали остатки фундамента дворца, выполненного в первом варианте, потом подвели к макету, демонстрирующему нам, какие развалины были вместо дворца всего несколько лет назад.
   - Интересно, и как же могли его восстановить? - спросила Катя своим обычным возмущённым тоном.
   - Ты же видела, что восстановили, - улыбнулась экскурсовод.
   - Но это же невозможно!
   - Однако дворец восстановлен.
   - Значит, оставались какие-то чертежи?
   - Конечно. По чертежам, описаниям и восстановили дворец и все корпуса и павильоны.
   Нас провели по подвалу и ввели в современный огромный вестибюль, где размещались гардеробы, кафе, магазин сувениров и прочее. Мы разделись и отдали вещи в один из отсеков одного из гардеробов.
   - А сумку сдавать надо? - спросила Роза.
   Экскурсовод критически оглядела её огромную сумку, в которой она обычно носит учебники в школу.
   - Я думаю, что не надо. Это женская сумка.
   Я хвалила себя за предусмотрительность. Когда утром я собиралась уходить, я отыскала пакет поменьше, в который с трудом уместила зонтик, кошелёк, фотоаппарат и мобильный телефон, так что мне не надо было думать о том, пропустят меня с моими вещами или нет. По объёму самая маленькая сумка моих девочек вмещала не менее пяти моих пакетов. Я даже забеспокоилась, что сумки-ранцы моих двух детей не пропустят смотрители.
   - Стас, почему ты ещё не разделся? - спросила я Фокина.
   Мальчик стоял в куртке и даже не расстегнулся.
   - Вы же меня выгнали из своей группы.
   - Я сказала, что в следующий раз не допущу тебя в свой класс, если, конечно, следующий раз будет, а сейчас ты у меня, так что изволь раздеться.
   - Нет, я буду ждать другую группу.
   - Хватит! - рассердилась я. - Не устраивай спектакль. Сам заставил нас себя ждать, а когда тебя за это отругали, надулся, как аэростат перед вылетом. Не заставляй и на этот раз тебя ждать.
   Стас повиновался, ясно давая понять, что к нему несправедливы.
   Мы прошли в противоположный конец холла и принялись ждать отошедшую зачем-то девушку-экскурсовода.
   - Можно вас на минуточку? - позвали меня к женщине, сидящей за стойкой рядом с табличкой "Администратор".
   Я в недоумении подошла.
   - В вашей группе есть молодой человек с нестандартным поведением. Экскурсовод полагает, что он чем-то одурманен. Он даже помочился при всех в урну. Мы не уверены, что его можно пускать в залы дворца.
   - Он ничего не пил и ничем не одурманен, - объяснила я. - Он такой всегда.
   - А если он сделает такое в зале?
   - Нет, этого он всё-таки не сделает. У него явно шизофрения, поэтому он странный, не учится, может совершать дикие поступки, но не до такой степени. И я буду находиться рядом. Он ничего у вас не разобьет и не возьмёт.
   - Мы его пустим лишь под вашу ответственность, - сказала администратор, подумав.
   - Он может посидеть здесь, - предложила я. Мне не очень-то хотелось брать на себя ответственность за поступки Саши.
   - Нет, - запротестовала администратор, представив, должно быть, что странный мальчик, рослый и мощный, выкинет какой-нибудь дикий поступок. - Кто здесь будет за ним следить?
   Так и решили, что Кошкин пойдёт вместе со всеми.
   Экскурсовод повела нас дальше, но возле двух смотрительниц, сидевших у входа во внутренние помещения, вышла заминка.
   - Извините, но мы не можем пропустить вас с пакетом, - сказали они мне.
   - Но у меня пакет меньше любой сумки моих девочек, - возразила я.
   - У нас инструкция, с пакетами нельзя.
   - У меня там деньги и документы.
   - У нас ещё не было случая, чтобы что-то пропало.
   Пришлось вернуться и сдать пакет в гардероб. Почему-то такие мелочи очень портят настроение. Вроде бы, ничего особенного не произошло, я даже не волновалась за довольно крупную сумму, бывшую в моём кошельке, но мне уже не хотелось продолжать экскурсию, идти внутрь дворца, осматривать интерьеры. Было лишь одно желание - сесть где-нибудь и подождать детей здесь. Пришлось пересилить себя, вернуться к группе и делать вид, что мне хорошо и радостно.
   - Спасибо за понимание, - сказали смотрительницы.
   Из вежливости я кивнула, мысленно посылая их куда подальше и одновременно сознавая, что они всего лишь честно выполняют свою работу. И лишь теперь я сообразила, что могла бы не бегать в гардероб и обратно, а попросить Катю, Розу или Таню положить мой пакет в свою сумку. Усилием воли я заставила себя вернуть себе безмятежное расположение духа. Это, конечно, звучит нелепо, но заставить себя выбросить из головы неприятные мысли и даже ощущения можно, и я иногда это успешно делаю. Я сосредоточилась на намерении с удовольствием рассмотреть интерьеры. Почему-то мне представлялись большие залы петербургских дворцов с богатой обстановкой, а больше всего вспоминалась фарфоровая обезьяна с интересом и удивлением изучающая черепаху. Её я видела в Павловске. Почему-то я и здесь надеялась увидеть подобное чудо.
   Сначала меня удивило, что дворец непомерно узок, потом - бедность обстановки. Узорные полы нынче никого не удивляют, потолки с лепниной и позолотой можно увидеть во многих крупных офисах, так что впечатления они уже не производят, а мебели во дворце, можно сказать, не было. Несколько картин, несколько бюстов, несколько гобеленов. Меня постигло горькое разочарование.
   Служители, наверное, больше всего гордились залой, где висели большие люстры с подвесками, причём в основном гордились самими люстрами, потому что экскурсовод не замедлила на них указать.
   - А сколько стоит такая люстра? - деловым тоном спросил Серёжа Погосян.
   - Не знаю. Дорого. Как двухкомнатная квартира, - растерялась девушка.
   - Как двухкомнатная квартира в центре или в непрестижном районе?
   Девушка ответила что-то маловразумительное.
   - Да, шикарная люстра, - протянул Серёжа. - Евгения Николаевна, вы бы хотели такую домой?
   - Нет, не хотела бы, - честно призналась я.
   - Почему? - удивился мальчик.
   - Во-первых, потолки не выдержат такой тяжести, во-вторых, у меня нет прислуги стирать пыль с каждой подвески, а тратить всё своё время на поддержание люстры в чистом виде мне не хочется...
   Я остановилась, потому что не хотелось портить Серёже впечатление. В-третьих и самых главных, было то, что мне эти люстры не понравились. Я даже в подарок не хотела бы получить такую люстру.
   Последняя большая зала, куда нас провели, показалась мне узкой, тесной и убогой. Портреты были написаны по моде того времени, бюсты издали рассмотреть было трудно, а обойти их, разглядывая поочерёдно, было нельзя, потому что приходилось следить за моими детьми.
   - Саша, иди сюда, составь мне компанию, - то и дело подзывала я Кошкина.
   Саша подходил, несколько секунд стоял рядом, а потом вновь удалялся. Иногда он принимался кружиться то на одной ноге, то на двух, представляя угрозу для окружающих людей и предметов, к счастью (на этот раз к счастью), последних было мало. Его приходилось останавливать, и тогда он повисал на шее Кима или Фокина. Ким то обнимался с мальчиками, то нависал над экскурсоводом, приблизив своё лицо к её лицу в свойственной ему неприятной манере.
   Мне приходилось то и дело растаскивать сцепившихся мальчиков, потому что в дворцовой зале, даже если это была очень бедная дворцовая зала, зрелище повисших друг на друге оборванных ребят с незаправленными рубашками, торчащими из-под куцых курток, и в драных спущенных джинсах было особенно неприглядным. Кроме того, за нами по пятам шли смотрительницы, предупреждённые, наверное, что как минимум один мальчик из нашей группы ненормальный. Они пристально наблюдали за каждым движением, каждым шагом моих детей. Порой я насчитывала сразу четыре приставленные лично к нам женщины. Иногда я с ужасом, а иногда с надеждой думала, что нашу школу явно приняли за школу коррекции. С такой школы спрос невелик, и это лучше, чем объявить, что у нас приличная, когда-то элитная школа, и предъявить подобных учеников. Фокин был из лицейского класса, а вёл себя не лучше моих двоечников.
   - Наша экскурсия закончилась... - начала девушка.
   - Ура! - ответила Катя.
   - Ур-р-ра! - подхватил Степаненко.
   Экскурсовод поперхнулась, но всё же спросила классическое:
   - Какие ко мне вопросы?
   Вопросов, разумеется, не оказалось.
   - Катя, как тебе не стыдно? - укоряла я свою старосту.
   - А что я такого сказала? Я только сказала правду.
   - Твоя правда обидела человека.
   - Что же мне, лгать?
   - Лучше промолчи. Человек старался, рассказывал вам о дворце и его владельцах. Интересно рассказывал...
   - Я здесь уже была, и мне неинтересно.
   - Зачем же ты записалась на экскурсию?
   - Чтобы не идти в школу.
   - Катя, в следующий раз сначала подумай, не обидят ли кого-нибудь твои слова, а потом уже говори, а ещё лучше - молчи. Представь, что ты подготовила выступление, долго рассказывала что-то, старалась, а тебе вместо "спасибо" скажут: "Ура! Наконец-то, закончила!"
   - Вот вы, Евгения Николаевна, всегда ко мне несправедливы. Я сказала "ура" тихо, и вы мне сделали замечание, а Степаненко подхватил во всё горло, и вы ему ничего не сказали.
   - Зачинщику всегда достаётся в первую голову, - ответила я.
   - Почему так получается, что я всегда виновата? - бурчала Катя.
   Группа Александры Владимировны тоже освободилась.
   - Пошли к выходу? - спросила она. - Нам туда. Вы видели, что выкинул Кошкин?
   - Нет. Я его всё время одёргивала.
   - Когда он под конец прыгнул на Кима и повис на нём, у него штаны совсем спустились. Он был ко мне спиной, и я любовалась на его голую попу. То есть абсолютно голую. Так и хотелось дать ему пинка.
   Я этот момент упустила, занятая разговором с Катей.
   - Да, стыдоба! - вздохнула Славина. - Я шла со своими и мечтала, чтобы это поскорее кончилось.
   Мы подошли к лестнице, где был установлен лифт. Александра Владимировна с частью детей погрузилась в него, а моя группа решила спуститься пешком.
   - Тише вы! - прикрикнула я на расшумевшихся детей, но они продолжали так горланить, что из дверей выглядывали служительницы.
   Я не могла догнать орущих подопечных и сделала вид, что не имею с ними ничего общего. Наверное, только благодаря моему манёвру меня не отчитали за их поведение. Мне-то замечание не сделали, однако я сознавала, что в какой-то мере за них отвечаю. Поэтому мне было тягостно слушать гвалт, неприятный даже в школе, а в музее и вовсе неприличный.
   В вестибюле рядом с гардеробом в кресле восседала Галина Ивановна Лукьянова.
   - Как я устала! - пожаловалась она.
   - Я тоже, - подхватила я. - Меня словно выжали. Я так нанервничалась из-за своих оболтусов. Они так плохо себя вели...
   - И! - махнула рукой Лукьянова. - Буду я из-за них переживать! Это дело их родителей. Я без ног из-за новых сапог. Какого чёрта я их надела на экскурсию?! Всё! Встаю! Мои уже выходят из дворца. Как бы мне их не растерять! До свидания, Евгения Николаевна. Ещё увидимся.
   Мы со Славиной зашли в загон, где продавали всякие сувениры. Там уже бродила Антонина Павловна. Меня ничто не прельстило, а цены за самые обычные полотенца, фартуки и подобную белиберду были несоразмерно высоки, качество украшений из янтаря и камней не соответствовало их стоимости, а деревянные и глиняные изделия, тоже очень дорогие, показались мне неинтересными.
   - Пошли отсюда, - предложила Славина.
   Мы и пошли, а Антонина Павловна осталась стоять у прилавка, где ей что-то заворачивали. Мне было неудобно полюбопытствовать, что именно она купила, а Александре Владимировне это было неинтересно, так что я осталась в неведении.
   Мы оделись, выбрались наверх и побрели к выходу.
   - Смотрите, какая новая система защёлки, - сказал Петя Сарычев, показывая мне значок. - Без резьбы, а держит крепко.
   - Магнит? - предположила я.
   - Нет, не магнит.
   Я взяла значок, попробовала застёжку.
   - Здесь скрытая пружина, - определила я.
   - Ну да, пружина, - согласился и Петя.
   - В первый раз такое вижу, - призналась я.
   - И я тоже. Даже интересно.
   - Сарычев, беги вперёд, не отставай от группы, - велела Славина.
   Мальчик поспешил отойти от нас.
   - Это какой-то ужас! - поведала Александра Владимировна. - Петренко явно психически неуравновешен. У меня таких оказалось несколько. И их никакими словами не заставишь вести себя прилично. На родительском собрании я каждому родителю расскажу о его ребёнке. Лахно сначала была неестественно возбуждена, а потом, уже во дворце, ей стало плохо. Я оставила её с другой девочкой на улице и велела сразу же разыскать меня, если Насте станет совсем плохо, а сама пошла с группой. Не сидеть же мне с ними! А если что мне скажут, то не могу же я оставлять всех детей ради одной девочки. С группой кто-то должен быть. А уж Петренко... Вроде бы, не совсем тупой...
   - Он иногда соображает очень хорошо, схватывает всё налету, а в другой раз не может понять простейшей вещи, - сказала я. - Устно во время объяснений отвечает порой прекрасно, даже в доске выходит, а писать не может. Векторы строил на доске быстро и правильно, а самостоятельную работу не писал, а там были те же самые векторы.
   - Такие же?
   - Именно такие, какие он чертил на доске. По-видимому, он может работать лишь тогда, когда знает, что за его действиями наблюдают. У меня была девочка, прекрасно работавшая у доски и не способная работать в тетради. На контрольной возьмёт ручку, собирается что-то писать, но бросает ручку, потом долго сидит, схватит ручку, напишет цифру и бросает. Что-то с головой.
   - А у Петренко было четыре сотрясения мозга. Может, он уже давно шизофреник. Он у меня сегодня такое творил... и в классе он не может сидеть спокойно, ему обязательно нужно кого-то тыкать ручкой, дёргать, толкать.
   Антонина Павловна шла в одиночестве с каким-то странным меланхолическим видом, словно её, по забытому уже выражению, "мешком из-за угла оглушили". Мне захотелось лишить её спокойствия. Человек преподаёт географию, то есть предмет, который почти не проверяется и по которому нет обязательного экзамена, говорят, преподаёт по учебникам для коррекционной школы, занимает должность заместителя директора по воспитательной работе, а с трудными детьми не работает. Слишком хорошо живёт.
   - Как прошла экскурсия у вас? - спросила я.
   - Ни-чего, - проговорила она с запинкой.
   Теперь она показалась мне человеком, испытавшим какое-то потрясение и теперь пытающимся осмыслить происшедшее или примириться с ним. Я рассказала ей о поведении Кошкина.
   - При всех... - пробормотала Антонина Павловна, словно во сне. - Это явный шизофреник. Мне социальный педагог рассказала о нём. Да, это ненормальность. Обязательно напишите докладную на её имя. У него такая мать, что только фактами можно заткнуть ей рот. И про Кима тоже напишите. Он стоит у нас на внутришкольном учёте, пусть и на него набираются бумажки. Приняли на свою голову, так надо запасаться бумагами, чтобы сдерживать мать... При всех... Не хотели пускать...
   И она вернулась к своему прежнему состоянию ошеломлённости.
   Мы подошли к автобусу, дети расселись в совершеннейшем беспорядке, а мы, взрослые, решили, что они после своей пробежки и экскурсии утихомирятся и всю дорогу будут сидеть спокойно и отдыхать. Александра Владимировна отпустила трёх своих детей, которые жили неподалёку и уже давала разрешение четвёртому идти к метро, когда Петя Сарычев решил, что ему тоже полезнее будет проехать на метро.
   - Евгения Николаевна, - обратился он ко мне, - можно я тоже пойду к метро? Мне ближе доехать до дома на метро, чем час ехать до школы в автобусе, а потом на метро ехать домой.
   Я понимала всю разумность его доводов, но у нас на этот счёт были чёткие инструкции. Мы обязаны были встретить детей у школы, посадить в автобус, довезти до Царицыно, сопровождать на экскурсии, потом погрузить в автобус и в полном составе привезти к школе. Дальше дети могли расходиться по домам или куда им заблагорассудится, потому что больше мы за них ответственности не несём. Если с ребёнком случится какое-нибудь несчастье по дороге домой из школы, то нас не привлекут к ответственности, а если ребёнок пострадает по дороге домой из, скажем, того же Царицыно, то нас будут судить. Надо бы сразу отказать мальчику, но тогда он и его приятели будут обвинять меня во вредности.
   - Ты тоже идёшь к метро? - спросила я у Халидова.
   - Да. Мы можем пойти вместе.
   - Отпустить или нет? - спросила я у Антонины Павловны как у заместителя директора по воспитательной работе.
   - Это уже ваше дело и под вашу ответственность, - ответила она.
   - Звони родителям, - решила я.
   - Они не возьмут трубку, - сказал Петя.
   - Если не возьмут, то поедешь в школу со всеми.
   Мальчик принялся торопливо набирать номер.
   - Не отвечает, - с отчаянием бормотал он.
   - Звони папе.
   Петя набрал другой номер.
   - Ну, ответь!.. Возьми трубку... - бормотал он. - Папа...
   Он обрисовал ситуацию своему отцу.
   - Скажи, что я хочу с ним поговорить, - велела я.
   - Папа, с тобой хочет поговорить Евгения Николаевна... Ну, наша классная.
   - Здравствуйте. Я не знаю, что делать. Петя говорит, что на метро ему близко. Отпускать его? Решайте вы.
   Теперь уже отец Пети начал мучиться моими проблемами. Он размышлял, колебался и, наконец, спросил:
   - А до метро далеко?
   - Не знаю. Отсюда его признаков не просматривается. Я даже не знаю, надо ли переходить через дорогу, чтобы до него добраться.
   Мужчина не мог решиться ни на какой ответ.
   - Может, ему всё-таки лучше будет вернуться в школу, пусть это и займёт лишний час, а потом уже по знакомой дороге поехать домой? - предложила я.
   Отец Пети был явно рад, что я предложила ему такой выход из положения.
   - Да, вы правы, пусть едет в школу.
   Петя печально полез в автобус.
   Славина выбрала не наши прежние места, а другие и уже заняла место у окна. В душе я посетовала на это, но делать было нечего.
   - Может, я перестраховываюсь, но я решила не отпускать его без разрешения родителей. Мало ли что с ним произойдёт. Фактически, мы его не знаем, ведь он только что пришёл в нашу школу.
   - Правильно, - одобрила меня Александра Владимировна. - Тем более, что он какой-то недоделанный. Вдруг на него нападут какие-нибудь хулиганы. Отвечай тогда за него.
   - Вот и его отец решил, что не стоит искушать судьбу.
   - А я сейчас думаю, не зря ли я отпустила Халидова... Ну, ладно, надеюсь, что доедет благополучно. Надеюсь, что он так устал, что его не потянет где-то шляться.
   Мы обсудили экскурсию и поведение детей.
   - Стыд ужасный, - сказала я.
   - А при чём здесь мы? Это не наши дети, и не мы их воспитывали. Пусть их родители за них стыдятся.
   - Их с ними не было, а мы-то были.
   Она полезла за чем-то в сумку, в большую сумку, что-то среднее между хозяйственной и дорожной.
   - Вы тоже сдавали её в гардероб? - спросила я.
   - Нет. И не подумала.
   - А меня с моим пакетом не пустили. Велели его сдать.
   - Я бы ни за что не сдала. А может, у меня там деньги или документы? Ни за что бы не сдала. Они бы от меня живо откатились.
   У меня на душе потеплело, и я похвалила себя за то, что без разговоров и пререканий сдала свой пакет в гардероб. Видно, смотрительницам часто закатывают скандалы, раз они поблагодарили меня за понимание. И детям лучше видеть пример, какой подала я, чем наблюдать привычную картину свары, они такие картины и без того наблюдают достаточно.
   - Да, дворец впечатляет, - проговорила Славина с выражением. - Полезно иногда выбираться в такие места. Ошеломляет своей роскошью. Вот так походишь по чужой усадьбе и думаешь: "Жили ведь люди! Нам бы так пожить!"
   Такие мысли меня не посещали, но я не стала делиться своим впечатлением от дворца. Погулять мне было бы приятно, если бы не дети, а жить здесь... слишком уж много прибавилось бы хлопот.
   Мы вдосталь наговорились о детях, прерывая разговор лишь для того, чтобы останавливать разбушевавшихся детей, что делала Славина, рявкая своим громким голосом. Антонина Павловна тоже частенько поворачивалась и страшными глазами глядела на нарушителей порядка и тишины, на что последние не обращали внимания.
   - Я каждому родителю на родительском собрании расскажу, как вёл его ребёнок, - мстительно проговорила Александра Владимировна. - Пусть узнают про своих детей кое-что неприятное. Каждому достанется. Надо переварить сегодняшний день, пусть впечатления отстоятся, а потом записать на листочках о поведении каждого.
   - Я со своими редко куда-то ездила, потому что дети у меня малоподвижны, а родители вообще не любят куда-то их сопровождать, - сказала я. - После сегодняшнего дня я не думаю, что захочу их куда-то опять везти. Их надо возить только на автобусные экскурсии по городу, выпуская наружу не больше, чем на десять минут. Мы на такую экскурсию однажды ездили. Прямо скажу, что мне было стыдно, но зато им некуда было убегать, так что хоть с этой стороны не было волнений.
   - А ещё лучше вообще не выпускать их из автобуса, - предложила Славина. - Договориться с экскурсоводом, чтобы показывал им виды из окна.
   - От стрессов не убережёшься и в этом случае. Детям говорили о голоде в Ленинграде, о смертях, а они сопровождали рассказ взрывами хохота.
   - Зато не убегали и не мочились в урну. Правда, Кошкин может сделать это прямо в автобусе...
   - Не будем о грустном, - поторопилась сказать я. - Кошкина можно с нами не брать. И Кима тоже. Из мальчиков моей группы приличнее всех, как это ни странно, выглядел Степаненко.
   - А потом какой-нибудь родитель подаст на нас жалобу, что мы травмируем психику ребёнка и ущемляем его права.
   Мы вновь перебрали свои впечатления, а попутно съели шоколад, который я захватила из дома.
   - А мальчики катаются на задних сиденьях, как полоумные, - заметила я. - То Макаркин оказывается на коленях у Кошкина и Кима, то роли меняются. И смех, как из пьяной подворотни.
   - Петренко туда же, - определила Славина. - Пойду, разгоню их, а то они дойдут до полного неприличия.
   Она выразилась резче, но не стоит приводить её слова дословно. Она часто выражалась теми словами, против которых в исполнении детей мы боролись в школе.
   Меня немного удивило, что она пошла назад сидеть в гаме, создаваемом детьми, и шуме музыки, включаемой громко, несмотря на просьбы сделать тише и на усталость. Она села на место, где сидел и создавал беспорядок Петренко, а его отослала ко мне. Мне было нехорошо не то от угара, бывшего в автобусе, не то от шоколада, не то от всего вообще, и добавлять к впечатлениям сегодняшнего дня ещё и Петренко я была не в силах.
   - Сядь в то кресло, - велела я. - Не к своему приятелю, а отдельно!
   Люблю места у окна. Я сейчас же пересела в кресло Славиной и только теперь поняла, почему она предпочла наводить порядок в конце автобуса, а не ограничилась окриком. Что-то вдавилось мне в бедро и в бок, а спине было неудобно с новой опорой. Я всё-таки осталась в этом кресле, предпочитая смотреть в окно, чем сидеть с относительными удобствами, но вдали от окна. Мне было так нехорошо, словно я заболеваю.
   - Мальчики, вам понравилась экскурсия? - спросила я Митю Воронова и Диму Коптелова, двух моих мальчиков, попавших в группу Антонины Павловны.
   - Так... Ничего... Только экскурсовод попалась какая-то...
   Я поняла из этого уклончивого ответа, что экскурсию у них вела женщина требовательная, не дающая детям распускаться, да ещё, возможно, задававшая им вопросы, чего дети не любят.
   Автобус шёл что-то слишком долго. Когда он подъехал, наконец, к школе, я уже потеряла на это надежду.
   - Евгения Николаевна, а каково убирать такой дворец! - сказала Катя при прощании.
   У каждого осталось своё впечатление от экскурсии.
   На следующий день, а это была суббота, мой методический день, когда я гуляла с собакой, я увидела группу подростков, очень шумных, очень возбуждённых, шедших странными раскачивающимися походками. Один из них бросил бутылку из-под пива на мостовую. Какая-то старушка остановилась и долго глядела вслед молодым людям, покачивая головой.
   В понедельник я сказала Славиной:
   - Представляете, что было бы, если бы наши обезумевшие дети встретились бы с подобными ребятами? И те и другие возбуждены...
   - Было бы побоище, - решила Александра Владимировна. - А я думаю о том, что наши дураки могли бы нарваться на милицию. Они были в таком состоянии и в такой одежде, что их вполне могли бы задержать.
   А моя мама, услышав про поведение Саши Кошкина, высказала мысль, которая мне в голову не приходила: "Ваш Кабанов брал Кошкина в зарубежные поездки. Он разрешал детям гулять там одним. Вдруг он и там вёл себя так же? Он ведь пачкал в туалете в школе. Может, он и в отеле, где они жили, творил то же самое? И на улице или в парке он мог делать то же, что делал на экскурсии. Представляешь, какое впечатление о нас останется у иностранцев после поездки к ним ваших детей, невоспитанных, орущих, да ещё и ходящих в туалет не в надлежащем месте".
   В школе я рассказала об экскурсии многим моим коллегам.
   - То-то я и смотрю, что в пятницу после экскурсии Кабакова вернулась в школу притихшая! - объявила Лена Петровна. - Я сразу подумала: "Что-то там произошло". Она была в каком-то странном состоянии. Словно в шоке.
   Теперь-то я призадумалась. Кошкин с компанией были со мной и вели себя плохо на моих глазах, а не на её. Значит, и в её группе что-то было. Но ведь с ней оставались самые приличные из моих детей. Что же они могли натворить?
   - Антонина Павловна, мои дети вели себя хорошо на экскурсии? - прямо спросила я.
   Она помолчала, словно обдумывая ответ, а потом заговорила очень медленно:
   - В общем... да. Сначала мне пришлось на них гаркнуть, даже пригрозить, что, если они не перестанут разговаривать и громко смеяться, мы отменим экскурсию... Они слишком громко смеялись... Просто гоготали... Потом и экскурсовод их призывала к порядку... Мне, конечно, приходилось делать замечания...
   Ничего более определённого я так и не выяснила.
   - После такой экскурсии надо долго отдыхать, - заключила Антонина Павловна.
   Сама она, наверное, так и собиралась поступить, но насчёт нас у неё были другие планы, потому что спустя дней пять она подошла ко мне с каким-то листком.
   - Это план работы на каникулах, - объявила она. - Вы должны расписать по дням и часам, что будете делать. А один день вы должны выделить для какой-нибудь экскурсии. Подумайте, куда и когда вы поведёте детей на каникулах.
   - Мы ведь только что были на экскурсии, - напомнила я.
   - На каникулах вы тоже должны их куда-то повести.
   - Я-то напишу, но, надеюсь, на самом деле с ними не надо будет идти ещё раз?
   - Нет, - твёрдо сказала Антонина Павловна, - вы должны с ними куда-то реально сходить.
   Я была потрясена и убита, а Славина прибежала ко мне со словами:
   - Как с этой женщиной можно разговаривать?! Мы, видите ли, должны их снова куда-то вести! Я никуда не пойду!
   Лучше всех рассудила Лена Петровна.
   - Вы куда-нибудь идёте с детьми на каникулах? - спросила я.
   - Конечно.
   - Реально или на бумаге?
   - Конечно, реально. Мы всегда всё делаем реально, - заверила меня Лена Петровна. - Я, например, написала, что мы идём в музей Шилова. Другое дело, что дети не придут на эту экскурсию.
   - Понятно, - согласилась я. - Мы тоже реально куда-нибудь соберёмся.
   Мы и собрались. Я собралась вполне сознательно, а мои дети не знали, что собрались. Короче, мы выбрались из этой сложной ситуации.
  
   Октябрь 2009г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   4
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"