Кузнецова Вероника Николаевна : другие произведения.

Соседи, друзья, коллеги. Глава 25. Ошибка вышла

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Глава 25

Ошибка вышла

   "... Поутру, в полночь, вечером и днём Я внемлю нежный голос в тишине, Которого никто другой не внемлет..." - прочитал Рыбаков и отложил книгу (35).
   Было утро, он собирался на работу, но по въевшейся уже привычке не мог удержаться, чтобы не обратиться к Петрарке за очередным высказыванием. Обычно поэт разделял его тоску по женщине, которую он безнадёжно любил, порой наводил на размышления, а иногда его слова оказывались пророческими.
   "А я давно ничего не слышу, - подумал Анатолий. - Скоро я начну забывать голос Тамары".
   Он обманывался, потому что воображение давно заменило истинный голос бывшей жены на желаемый, как заменило её характер и частично даже внешность.
   - Анатоль, ты готов? - спросил Полетаев из кухни.
   - Иду, - откликнулся Рыбаков и вышел из комнаты.
   "Идём, создание прекрасное и удивительное", - услышал он голос за входной дверью.
   "Я слышу нежный голос в тишине, - повторил про себя Анатолий. - Голос не то чтобы очень нежный, но приятный. Впрочем, довольно нежный. Даже странно, что учительница имеет такой голос, да ещё препротивнейшая учительница".
   Ему была вдвойне неприятна эта женщина: из-за исступлённого вида и грубо наложенной на лицо краски, а также из-за подозрительной регулярности их случайных утренних встреч.
   - Создание прекрасное и удивительное, - повторил он, войдя в кухню. - Что-то знакомое.
   - Ты читаешь Хэрриота? - сейчас же заинтересовался старик.
   - Ах да! Это же Хэрриот! Нет, я его не читаю.
   Полетаев перешёл на английский. С недавних пор он сообразил, что может не терять время на праздные разговоры с самим собой для тренировки навыка устной речи, а делать это в беседах с Анатолием, что было полезно и для его воспитанника.
   - А почему ты вспомнил о прекрасных и удивительных созданиях?
   - Из-за вашей Светланы, - объяснил Рыбаков на том же языке. - С этими словами она обратилась к своей собаке. С Базилем я познакомился, а Дика так до сих пор и не встретил.
   - Особенности московской жизни, - объяснил старик. - Живёшь рядом, но не встречаешь соседей месяцами.
   - О вас этого не скажешь, Владимир Михайлович, - возразил Рыбаков.
   Полетаев вновь почувствовал неестественность радушия, с каким его встретили на новом месте.
   - Вот в этом ты прав, - согласился он. - Меня окружили таким вниманием, что это меня тревожит.
   - Тревожит? - насторожился Рыбаков.
   - Тревожит - не тревожит, скорее удивляет. Алевтина Ивановна сказала, что прежде здесь жили замкнуто, мало общались, а я, видите ли, всех сплотил. Но ты же свидетель, что я ничего не делал, это мне вдруг стали оказывать знаки внимания. Я было подумал, не в тебе ли дело, но Елену никак не заподозришь в том, что она...
   - Не заподозришь, - подтвердил Рыбаков. - Дело здесь не во мне, а в вас. Наверное, люди соскучились по общению, вот и обрадовались приезду человека, с которым легко себя чувствуешь.
   Это было правдоподобно, но, по мнению Полетаева, именно подобно, а подобное ещё не означает истинного. Объяснение Анатолия его не удовлетворило.
   - А ты не ощущаешь к себе внимания? - спросил он.
   - К сожалению, - признался Рыбаков. - Кое-кто мне уже начинает надоедать.
   - Кто же это? Сабина?
   - Нет. Эту женщину я тоже вижу довольно часто, чаще, чем хотелось бы, но не каждое утро.
   - Так кто же тебя, бедного, преследует? - допытывался Полетаев.
   - Не преследует, а попадается на пути. Светлана ваша. До чего неприятная особа! Непонятно, как с ней уживаются её прекрасные и удивительные создания?
   - Светлана?! Странно. А мне она кажется скромной, даже застенчивой. И о чём же вы разговариваете?
   - Я особо не прислушиваюсь. Так, общие фразы. Отвечу что-нибудь из вежливости и убегаю.
   - Сбегаешь. Выходит, тебе она не нравится, а она к тебе неравнодушна...
   Владимир Михайлович был в полнейшем недоумении. Он бы заподозрил в такой настойчивости Сабину, даже Иру, но никак не Светлану. Это слишком не вязалось с его представлением о ней. Ему стало неприятно именно из-за такого несоответствия.
   - Толя, а тебе не хочется вернуть молодость? - спросил он.
   - А что, учёные создали какие-нибудь чудо-таблетки и теперь продают из-под полы? - спросил Рыбаков, перейдя на русский язык.
   Однако Полетаев считал, что английскому уделено недостаточно внимания и продолжал разговор на этом языке, вынудив к тому же и Анатолия.
   - Мы живём в окружении одиноких женщин. Выбери ту, которая тебе больше по душе, хоть Раису Павловну, и пригласи её погулять. Это же ни к чему не обязывает.
   - Ни к чему не обязывает, но на многое намекает. Нет, Владимир Михайлович, мне здесь никто не нравится до такой степени, чтобы отважиться на этот шаг. А вот вас я хочу пригласить на выставку... Кстати, дядя Володя, а почему вы не женились? У вас ведь был неплохой выбор.
   Полетаев подумал, что Толя никогда прежде не задал бы такой вопрос. Неужели его мальчик чувствует себя настолько старым?
   - Толя, я всю жизнь любил твою мать, по-хорошему любил, по-настоящему.
   - А она это знала?
   - Да, знала, хоть я никогда не показывал своего чувства и, тем более, не говорил о нём. И твой отец это знал.
   - Но не ревновал? - спросил Рыбаков, воспринимая признание старика с сочувствием и пониманием.
   - Не к чему было ревновать. Твоя мать любила только его, а я был всего лишь надёжным другом. Это теперь любовь сделали не высоким чувством, а животным побуждением. И не животным даже, потому что у них это происходит разумно, со смыслом, то есть для продолжения рода. Лишь люди додумались заниматься этим не в целях заиметь детей, а просто так, да ещё когда попало, где попало и с кем попало. А прежде любовь и похоть были разными понятиями. К похотливым женщинам и мужчинам относились не очень хорошо. Это осуждалось людьми... и на государственном уровне тоже.
   - Зато теперь поощряется... и тоже на государственном уровне, - сказал Анатолий. - Иначе давно бы запретили прославление с экранов этой стороны жизни, а также агрессивную рекламу препаратов для неполноценных в этом отношении мужчин.
   - Я до сих пор люблю твою мать, - продолжал старик, - и этому не властны помешать ни её смерть, ни прошедшие годы.
   "Так же, как я люблю Тамару", - подумал Рыбаков, и Владимир Михайлович показался ему ещё ближе и роднее.
   - А ты не опоздаешь? - спохватился Полетаев.
   - Не опоздаю, но, действительно, пора уходить.
   - И не забудь, что в субботу мы должны купить ковёр.
   - Ради Раисы Павловны, - уточнил Анатолий.
   И словно в ответ, до них даже в кухню долетел её истеричный голос, сопровождаемый стуком.
   - "Поутру, в полночь, вечером и днём Я внемлю нежный голос в тишине, Которого никто другой не внемлет", - процитировал Рыбаков.
   - Откуда это?
   - Какое-то стихотворение. Так, на память пришло, - ответил Анатолий.
   "На вид спокойная, приятная, - подумал он. - Как обманчива внешность!"
   - И чего надрывается? - не понимал Полетаев. - Ведь проку от этого нет, лишь себя заводит. Гораздо действеннее, если она поговорит с детьми спокойно. Странно, что ты терпеть не можешь Светлану, а эту истеричку находишь симпатичной.
   - Уже давно не нахожу.
   "Неужели Светлана за ним так навязчиво бегает? - подумал Полетаев. - Как это на неё не похоже! Как он сказал? Я слышу нежный голос в тишине? Да уж, голосок наинежнейший. На пилораме звуки приятнее".
   - Толя, а кстати, что ты сейчас читаешь?
   Ещё недавно Рыбаков бы задумался, говорить правду или утаить её, если книга не слишком подходит для его репутации сухаря-учёного или учёного сухаря, но сейчас ответил сразу:
   -"Лавенгро".
   - Борроу? Отличная книга. А где ты её раздобыл? У нас её нет.
   - Скачал из Интернета, правда, на английском.
   - Для тебя это не помеха. Когда прочитаешь, дай мне.
   - Хотите, я прямо сейчас сброшу текст?
   - Нет, ты мне передай электронную книгу. С экрана читать тяжело.
   - Хорошо. И я вас заодно обрадую. Помните, как вы огорчались, что невозможно достать продолжение? Я и "Друга цыган" скачал. А захотите, так и другие его произведения можно скачать. Я обнаружил прекрасную библиотеку с редкими текстами... Я пойду.
   - Значит, это я тебя задерживаю? - осведомился старик. - Поспеши. Всё-таки ты не мальчик-практикант, поэтому должен подавать пример пунктуальности и дисциплинированности.
   Перед тем как окончательно покинуть комнату, Анатолий ещё раз заглянул в любимую книгу.
   - С нежным голосом всё ясно, - сообщил он синему тому. - А что меня ждёт в ближайшем будущем?
   - Та, чьей улыбкой жизнь моя светла, Предстала мне... - ответила книга (36).
   "Тамара, если бы ты предстала мне!" - с тоской подумал Рыбаков.
   Полетаев закрыл за ним дверь и задержался в коридоре. Чувство праздника не может длиться вечно, поэтому оно постепенно сменилось приятным сознанием, что его Толя вечером придёт домой и так будет всегда. И ещё неизвестно, что лучше: приподнятое настроение от ощущения радостной новизны или спокойная уверенность в незыблемости счастья. Однако сейчас его чувства были далеки от отрадных, потому что ему не давало покоя недоумение, почему Светлана назойливо навязывает Анатолию своё общество. Насколько он успел узнать эту женщину, такое поведение было не в её характере. Неужели она настолько сильно влюбилась в привлекательного мужчину, что потеряла голову?
   Звук отпираемой двери заставил его прильнуть к глазку. Да, он не ошибся, это Светлана выходила из квартиры. И как она верно подгадала! Толя, наверное, только-только начал спускаться по лестнице, а она или обгонит его на лифте, или окажется внизу одновременно с ним.
   У старика не было времени на раздумья. Он решительно открыл дверь и вышел в коридор.
   - Здравствуйте, Светлана, - начал он.
   - Доброе утро.
   - Я услышал, что щёлкнул замок... Здравствуй, дружок. Уже погулял? Базиль! Рад тебя видеть... Вы, наверное, очень спешите?
   - Нет, у нас же каникулы. Можно приходить не по расписанию, но обязательно высиживать в школе свои часы плюс тридцать минут на обед. А что вы хотели, Владимир Михайлович?
   "Даже не верится, что она бегает за Толькой, словно неразумная школьница, - думал Полетаев. - Но сегодня ты пропустишь охоту. А потом начнётся учебная четверть, и Толе будет легче избегать встреч с тобой, раз ты ему так неприятна... Почему он тебя невзлюбил?..
   - Я каждый день собираюсь, но забываю отдать вам пылесос, - объяснил старик, жертвуя таким замечательным предлогом ещё раз пригласить Свету к себе. - Утром помню, а потом как займусь своими делами - всё вылетает из головы. Анатолий его починил давным-давно, а я поставил его в кладовке и... сами знаете, с глаз долой - из сердца вон.
   - Спасибо, - поблагодарила Светлана, но вид у неё не был особо радостным, как ни пыталась она это скрыть.
   - Наверное, место, где стоял пылесос, уже занято? - спросил Полетаев.
   - Конечно. Свято место пусто не бывает, хотя в отношении места, где стоял пылесос, это звучит кощунственно.
   - В однокомнатной квартире каждый уголок ценен.
   - Да, это не дома из американских фильмов ужасов площадью чуть ли не с нашу школу.
   - Плохо, что в вашей квартире нет кладовки, - посочувствовал Полетаев. - В однокомнатной квартире её должны бы сделать. Я своей доволен. Хотите посмотреть, как я её уже успел набить?
   - Хочу, - откликнулась Светлана, любопытная, как все соседки Владимира Михайловича. - Но вы, уважаемые, за мной не ходите.
   Уважаемый Базиль не выдал своей досады, а уважаемый Дик возмущённо залаял, едва перед его носом закрылась дверь.
   "Как же осторожно она прикрывает дверь! - отметил Владимир Михайлович. - Боится, что пёсик сунется носом в щель и поплатится за это. И ведь это уже застарелая привычка. Конечно, раз Дик не первая её собака, то за многие годы приучишься к осторожности. Может, она и в школе так же деликатно обращается с дверями, делая это неосознанно".
   Старик был доволен тем, что возвращение пылесоса не прошло совсем уж бездарно. Лишний приход Светланы в его квартиру означает лишнюю возможность сказать Валере, что его дело медленно, но продвигается. Сейчас она ненадолго зайдёт, потом зайдёт опять, и ещё, и ещё, а там, глядишь, застанет Валерку.
   "А полка! - вспомнил он. - Елене она не понравилась, показалась странной. Вдруг и Светлане тоже?"
   Но было уже поздно.
   - Удивительно, до чего человек обрастает вещами, - говорил он. - Ведь так мало покупаю... кроме книг, конечно... Ну, и как вам это нравится? Правда, удобная вещь?
   - Очень удобно, - согласилась Света. - Ой, какая красивая полка!
   У Полетаева на душе потеплело, и он наполовину простил ей преследование Анатолия. Что же поделать, если женщина себя не помнит от любви?
   - Это историческая полка, - сообщил он. - Её сделал ещё брат прадедушки Анатолия.
   Светлане было неприятно, что сегодняшний день начался под знаменем противного собаконенавистника. И чудесная полка сделана его предком, и пылесос починил он. Как ни изображай перед собой независимость, но всё равно ощущаешь, что этот поганый человек тебя облагодетельствовал. У неё появилось тревожное чувство, что всё это неспроста и не сегодня - завтра ей предстоит с ним встретиться в самое неудачное время, когда с ней будет собака.
   - Кладовка великолепна, - сказала она, - и набита обдуманно и аккуратно, но меня покорила полка. Золотые руки её делали.
   - Отец Анатолия очень ею гордился, а потом подарил мне. Хотите чаю?
   - Нет, спасибо, мне всё-таки пора в школу. Чем раньше придёшь, тем раньше... Почти что "раньше сядешь - раньше выйдешь".
   - Нет, я сам донесу вам пылесос, - галантно запротестовал Полетаев.
   Если интерес женщин к чужому жилищу назван любопытством, то тот же интерес мужчин можно более мягко назвать любознательностью. Владимир Михайлович был подвержен этой любознательности не в плохом смысле. Он не желал узнать доход жильцов и выяснить, дорога ли обстановка, не всматривался, всюду ли наведена чистота или здесь царствует бытовая небрежность, он всего лишь любил проникнуться атмосферой чужого дома, чтобы лучше понять характер и привычки хозяев. Вот и в квартиру Светланы он хотел бы заглянуть, но понимал, что утром, да ещё без предупреждения, этого делать не стоит. Сейчас люди привыкли считать свой дом крепостью, если не от произвола чиновников, то хотя бы от вторжения соседей, поэтому могут позволить себе не убрать разбросанные вещи, не заправить постель.
   - О, как возмущается! - отметил Полетаев. - Ничего, дружок, я скоро вас с Базилем и хозяйкой приглашу в гости. Я намерен заделаться первоклассным поваром, а для этого должен обзавестись почитателями моего таланта. И не спешите отговариваться делами, Светлана. Не огорчайте ваших разбойников. Куда поставить пылесос?
   - Он всё-таки питал слабую надежду, что ему позволят войти, но Света ответила:
   - Сюда, возле двери. Пусть постоит в общем коридоре, а то я сразу не смогу освободить для него место, а не на месте он будет мешать моему зверству играть. Дик так увлекается, что способен с разбега на него налететь. Мне приходится следить за тем, чтобы все стулья были задвинуты. Спасибо, Владимир Михайлович, и передайте мою благодарность Анатолию... Сергеевичу.
   - Передам, - пообещал старик.
   Светлану осенило, как осеняло не раз, причём всегда не вовремя.
   - Владимир Михайлович, я всё забываю спросить, что вы собирались мне рассказать об истории Руси. Помните, в магазине вы пообещали, что я буду ошеломлена.
   Полетаев вдруг осознал, что его втайне удивляло, почему эта женщина не проявляет любопытства после его таинственного сообщения. А она, оказывается, проявляет, просто, как это часто случается, отвлекается на текущие дела и забывает спросить. А может, не забывает, а не находит благоприятного момента. Вряд ли такой разговор был бы уместен, например, во время чаепития. Он был убеждён, что Алевтина Ивановна с большим интересом выслушала бы новости, но Сабину это едва ли заинтересует. Или он ошибается? В любом случае это разговор долгий. Зачем же ему было занимать собой всё время?
   - Я понял из ваших слов, что вы не знаете того, что установила ДНК-генеалогия о ранней истории Руси.
   - Что?
   - А установила она противоположное тому, о чём учат в школьных учебниках. Но если я начну говорить сейчас, вы опоздаете в школу как минимум на час, а то и больше. Раз вам это интересно, то я обязательно вас просвещу. Валерий, тот самый, который влюблён... в вашу собаку, в себя не мог придти после очень короткой беседы. Но сейчас спешите на работу.
   - Хорошо, тогда я пошла. Но теперь я буду думать, что же такого поразительного открыли.
   - В школе на что-нибудь отвлечётесь и забудете обо всём постороннем.
   - Не дай бог. Сейчас, на каникулах, это бы означало, что случилось ЧП. До свидания. Дик, ждать и не лаять! Базиль, успокой его.
   Полетаев немного поговорил с животными через дверь и ушёл к себе. У него было двойственное чувство: удовольствия от короткого общения с соседкой и от её восхищения красивой полкой, а также интереса к его словам, но и неприятного осадка от признания Анатолия в слишком частых утренних встречах с ней. Однако так как он не знал, что с этим делать, то решил заняться своими "уроками" (прежде всего прогулкой), а потом как следует поработать. Он был доволен тем, что дело Валерия так неожиданно продвинулось. Пусть он вместе с пылесосом потерял предлог лишний раз зазвать Светлану в гости, зато у него появилась возможность время от времени приглашать её как бы на минуточку для разговора о новом методе изучения истории народов. А в одну из таких встреч словно бы случайно в доме окажется и сам Валерий. Но не надо сейчас об этом думать.
   "Я слышу нежный голос в тишине, - припомнил он. - И ведь Толя сказал, что ему просто пришло на память какое-то стихотворение. А я догадываюсь, кто автор".
   Он прошёл в комнату Анатолия и достал из-под стопки книг синий том.
   - Опять примешься напоминать мне о возрасте? - спросил он.
   Как и следовало ожидать, человек, охваченный такими опасениями, непроизвольно выловит взглядом то, что их подтверждает.
   - ... Отсюда и уверенность исходит, Что близок час, когда покину свет... - немедленно откликнулся Петрарка (37).
   - Вот сволочь! - весьма непочтительно выразился старик о давно почившем авторе мрачных строк.
   - ... И ношу тела Влачу, усталый, далее - рад не рад. Но вспомню вдруг, каких лишён отрад, Как долог путь, как смертного удела Размерен срок... - пошёл на уступку оскорблённый поэт (38).
   - Хоть ты и порядочный нытик, но спасибо и на этом, - язвительно поблагодарил Владимир Михайлович. - Повлачу скорей ношу тела на улицу, а то мне надо ещё решать задачи по математике и физике, учить немецкий и испанский, а потом работать. Я, в отличие от тебя, этих отрад не лишён.
   Он говорил довольно весело, но в душе вновь вспыхнула тревога за Анатолия. Почему его мальчика так привлекают стихи о смерти и душевных муках?
   Рыбаков, разумеется, ни о чём таком не думал, не подозревал ни об опасениях старика за его душевный покой, ни о том, что Владимир Михайлович тоже наведывается к Петрарке, но не получает от общения с ним удовольствия. Он даже не думал о признании Полетаева в тайной любви к матери Анатолия, хотя это тонкое чувство было сходно с его собственной тоской по бывшей жене. Он думал лишь о Тамаре, а в мозгу звучало: "Та, чьей улыбкой жизнь моя светла, Предстала мне..." Он сознавал, что это всего лишь полторы строки сонета, посвящённого другой женщине, к тому же женщине, умершей несколько столетий назад, но ему грезилось, что случится чудо и слова поэта окажутся пророческими. Ведь происходят же самые неожиданные встречи. Вот он входит в вагон метро и оказывается лицом к лицу с Тамарой...
   - Анатолий Сергеевич, здравствуйте. Как странно, что мы с вами постоянно встречаемся!
   Рыбаков сразу вернулся с небес на землю, причём это возвращение из-за своей неожиданности оказалось очень болезненным, хотя и не в физическом смысле. Только что он любовался воображаемым и потому сильно приукрашенным обликом своей бывшей жены, и вдруг перед ним предстало грубо размалёванное дёргающееся лицо очень неприятной ему женщины.
   - Вы правы, - согласился он. - Это похоже на рок.
   Он сейчас же пожалел о своей язвительности. Хоть он и опустил определение "злой", но уже одно слово "рок" несло в себе негативную окраску. Как бы ни была противна эта Светлана (отчество опять вылетело у него из головы), но не следует её обижать. Но до чего же искажаются голоса в коридоре! С собакой она говорила совсем иначе.
   Раиса Павловна расцвела, не углядев разницу между словами "рок" и "судьба". Рыбаков с омерзением увидел оскал, заменяющий ей улыбку. Если бы не регулярность их утренних встреч, он бы не так придирчиво относился к её внешности и манерам.
   - А у нас сейчас каникулы, мы с детьми отдыхаем, - сообщила Курулёва.
   В этом не было ничего предосудительного, но Анатолий всё равно с неприязнью воспринял этот факт.
   - Жаль, что мне отдыхать некогда, - ухватился он за последнее слово. - Надо спешить. До свидания.
   - Анатолий Сергеевич, мы собираемся устроить маленький праздник... в субботу. Хочу пригласить вас и Владимира Михайловича... и, конечно, Алевтину Ивановну.
   - Как жаль! - откликнулся Рыбаков, скрывая радость, что было нетрудно при его чрезмерно сдержанной манере держаться. - Мы с Владимиром Михайловичем в субботу должны уйти.
   - Тогда в пятницу, - предложила Курулёва. - Вам это удобно? Или сами назовите день.
   - Пусть будет в пятницу, если ничего не изменится, - вынужден был согласиться Анатолий.
   К метро он шёл уже без радостного чувства ожидания чуда. Друг Петрарка посмеялся над ним. "Та, чьей улыбкой жизнь моя светла, Предстала мне..." Да уж, предстала. И улыбка была такая, что смотреть жутко. Сейчас вся его жизнь показалась ему заполненной этой навязчивой бабой. "Мы собираемся устроить праздник", - со злостью вспомнил он. Похоже, Светлана говорит и от имени своих животных. Почему она так нравится Валерке и Владимиру Михайловичу? Что бы такое придумать, чтобы не ходить к ней?
   Рыбаков, перепутавший двух женщин, называл про себя Курулёву Светланой, поэтому можно считать, что он в какой-то мере думал о ней, хоть и наделял её иным обликом, но и сама Светлана (в своём собственном виде) тоже думала о нём и тоже с неприязнью. Если Полетаев тревожился за Анатолия, то Света тревожилась из-за Анатолия. До сих пор всё складывалось невероятно, просто фантастически удачно, и Дик ни разу не попался на глаза нелюбителю животных. Но ведь так не может продолжаться всю жизнь. Когда-нибудь встреча произойдёт. И, не дай бог, пёсик залает и навлечёт на себя беду. От вредных людей можно ждать любой пакости, они способны изводить мелочными придирками, замечаниями. Вся надежда только на милого старика, который просто обязан вступиться за собачку. Да ещё это несчастье с пылесосом! Пусть бы он стоял непочиненным ещё много лет и ждал, когда его вынесут на помойку. Теперь он работает, а её угнетает то, что она, вроде бы, в долгу перед врагом животного мира.
   Потом безотрадные мысли сменились приятными. Владимир Михайлович должен рассказать ей что-то невероятное, сногсшибательное, что должно её поразить. Это прекрасно, однако лучше до времени заглушить любопытство, ведь неизвестно, когда состоится их беседа. Сейчас есть более существенная радость, о которой не надо гадать. Ей в почтовый ящик пришло извещение о посылке, поэтому сегодня после школы она зайдёт на почту и получит свои книги. Пусть это совсем не то, о чём мечтает каждый писатель, то есть не издательство, которое платит автору гонорар и рассылает напечатанный тираж по магазинам, однако это её первая бумажная книга. Она подержит её в руках, ощутит её вес, перелистает... Голова кружится от восторга!
   Однако ей пришлось подавить радостное возбуждение, потому что путь до школы недолог, а большую его часть заняли мысли о Рыбакове, Дике и Полетаеве.
   Возле охранника стоял Киселёв и расписывался в журнале прихода-ухода.
   - Рад вас приветствовать, Светлана Николаевна, - сообщил он. - Как жизнь?
   - Неплохо, - ответила Света, одновременно здороваясь с охранником.
   - А будет ещё лучше! - последовало ожидаемое продолжение. - Что нового слышно в школе?
   - Вроде, ничего.
   - Никакого шума? Никаких волнений?
   Даже если бы Светлана о чём-то знала, она бы не стала ему об этом докладывать.
   - До меня новости доходят в последнюю очередь. По-моему, сейчас все думают только о следующей четверти и о стимулирующей оплате.
   Ей показалось, что Борис Маркович несколько раздосадован, и она заподозрила, что он написал очередную анонимку. Только бы он не упоминал конкретные фамилии, иначе несчастным учителям придётся выдержать посещения уроков чиновниками от педагогики, заранее настроенными выискивать недостатки и критиковать.
   Она расписалась в журнале и стала подниматься по лестнице.
   - Привет, Светик, - раздался сзади знакомый голос, густой, звучный, но не такой громкий, как обычно. - Что-то ты сегодня поздно.
   - Здравствуйте, Алексей Геннадьевич, - отозвалась Светлана.
   Она понимала, что это сказано не в качестве выговора, да и выговаривать было не за что, а лишь потому, что обычно она приходит в школу раньше.
   - Задержалась из-за соседа, - пояснила она.
   - Наконец-то хоть что-то интересное! - оживился Красовский. - И что он тебе сказал про твоего котопса?
   - Нет, тот сосед ещё не видел котопса ни в одном из двух его личин. Это был старик, а он очень приятный. Отдал мне починенный пылесос.
   - И приятный, и умеет чинить пылесосы... Тебе повезло.
   - Починил как раз второй, который противный.
   - Светик, ты прелесть, - сделал вывод Алексей Геннадьевич. - Сосед противный, но пылесосы тебе чинит.
   - Я его об этом не просила. Я вообще никого об этом не просила. Владимир Михайлович сам его забрал. А теперь отдал, и я не знаю, где найти ему место. А что слышно в школе?
   Она поймала себя на том, что в точности повторила вопрос Киселёва.
   - Что хорошего здесь можно услышать? Какая-то мышиная возня... Но вреда от неё много.
   - Словно возню устроили слоны, - уточнила Света.
   Она прекрасно знала, какую разрушительную возню может устроить сам Красовский, но на этот раз, по-видимому, страдательной стороной был именно он.
   - Сейчас мне ещё предстоит разбираться с парочкой идиотов, - пожаловался Алексей Геннадьевич. Ему хотелось немного поговорить с человеком, от которого нельзя было ждать неприятностей.
   - Неуспешных, - поправила Света. - Хотя смысл один.
   - Они не просто неуспешные, а ещё и гадёныши. Вызвал их сегодня пересдавать мне химию, а заодно пусть они объяснят мне своё поведение в последний день четверти. Так часто приходится с такими разбираться, что себя теряешь.
   - Помните, как говорила Дарья Алексеевна? Надоело собачиться.
   - Надоело. А что делать, если многие дети понимают только крик?
   - Привыкли к крикам в доме, - объяснила Света, сознавая, что Красовский понимает это не хуже неё. - Родители с ними уже не справляются, орут на них, поэтому дети не воспринимают замечания, сделанные вполголоса. Я употребила слово "орут" нарочно, потому что оно наиболее точно отражает смысл, а часть детей попросту не умеют говорить по-другому. Они и учителям так и лепят: "Не орите".
   - Ну да! - гулко засмеялся Красовский. - А не заорёшь, так внимания ни на что не обращают.
   - Раз сделаешь замечание спокойно, другой - никакого результата. А если прикрикнешь, то такой ребёнок встрепенётся и спросит, чего мне надобно. "А! Так сразу бы и сказали", - заявит с удивлением.
   - Или возмутится, какое имеют право повышать на него голос, - добавил Алексей Геннадьевич. - Ладно, пойду, надо посмотреть, что они там написали. Ко мне-то приходят без писка, а в девятый "а" взяли некоего Пака...
   - Уже наслышана про этого ПАКостного мальчика.
   - Вся школа уже наслышана. Сергеева хотела его припугнуть, сказала, что поставит ему двойку в четверти, если он ей не сдаст две темы. Так этот паршивец ей отвечает: "Вы не имеете права ставить двойки. За это вас выгонят из школы. И вы не имеете права заставлять меня учиться на каникулах". И, естественно, не пришёл.
   - У меня тоже с ним вышла история, - сообщил проходивший мимо молодой учитель физкультуры, останавливаясь. - Это было недели две назад. Перемена. Разумеется, детей много. И Пак изо всех сил толкнул мальчика в спину. Виктор здоровяк, а тот мальчик маленький, да ещё не ожидал, что его толкнут. Ну, конечно, упал. Да как упал! Чуть не угодил головой в стул у стены. Я спрашиваю: "Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты мог его убить". - "Кто?" - "Ты". - "Что?" - "Нельзя так делать!" - "Чего?" - "Ты понимаешь, что чуть не наделал?" "Кто?" - "Ты!" - "Чего?" Я понял, что он меня провоцирует, и ушёл.
   - Мало у нас своего барахла, так ещё и Пака заимели, - глубокомысленно сказал Красовский. - Этот Пак нам ещё напакостит, вот увидите.
   Он возобновил свой путь наверх, учитель физкультуры стал спускаться вниз, а Светлана прошла на свой этаж, испытывая удовольствие от сознания, что ей не надо иметь дело с таким отвратительным мальчиком. Ей слишком часто приходилось работать в сложных классах, полных детьми, подобными таким вот Пакам или Алаевым и Григорянам, поэтому она могла позволить себе порадоваться тому, что с этим конкретным Паком мучаются другие, за что она им, разумеется, от всей души сочувствует.
   "Сегодня я получу мои книги", - вспомнилось ей само собой, и радость возросла десятикратно.
   Из своего кабинета выглянула Карасёва, увидела, кто идёт по коридору, и вышла навстречу.
   - Привет, Светлана Николаевна, - начала она. - Я уж тебя заждалась, думала, не придёшь.
   - Дома задержалась с соседом, а сейчас - с Красовским.
   - Что-нибудь случилось? - встрепенулась Людмила Аркадьевна.
   - Ничего не случилось ни дома, ни, надеюсь, здесь... Про дом я тоже надеюсь, - добавила Света, чтобы не сглазить, ведь благополучие - вещь хрупкая, неустойчивая, тем более что утро началось с разговора о собаконенавистнике.
   - Ставь скорее чайник, - велела Карасёва. - Я сейчас к тебе приду, тогда и поговорим.
   Светлана сначала открыла кран, чтобы спустить воду, а уж потом стала раздеваться и переобуваться. Она не успела поставить сапоги на отведённое им место, как появилась Людмила Аркадьевна.
   С утра соблазнилась селёдкой, а теперь мучаюсь, - сообщила она. - А ты ещё не поставила чайник? А почему вода течёт зря? За неё теперь приходится платить.
   - Приходится, - согласилась Светлана. - Да ещё сколько! Такое впечатление, что мы живём в пустыне, где вода драгоценна.
   - Надо же содрать с людей деньги. И за ремонт этот непонятный берут.
   - А у нас по плану ремонт должен быть через... через... Ой! Это же ещё почти через пятнадцать лет! Представляете? Дому пятьдесят лет, ни разу не было капитального ремонта, никогда не меняли водопроводные трубы, а ждать ещё около пятнадцати лет. Разве это нормально? Как ухитрились назначить для ремонта такой дальний срок?
   - Света, ты как с Луны свалилась, - сказала Людмила Аркадьевна. - Наверняка по документам было уже два капитальных ремонта. Один - это точно.
   - А сколько же мы, жильцы, выплатим за пятнадцать лет? - задумалась Света. - И ведь капитальный ремонт теперь не такой, как в советские времена. В квартирах ничего не будут делать, только в общественных местах. Поменяют трубы, ещё что-нибудь... может, проводку. Но в квартирах на проводку даже не взглянут... Нет! Не выключайте!
   Карасёва не могла видеть, как зря уходит вода, иными словами, деньги, пусть и не из её кармана, поэтому вознамерилась завернуть кран.
   - Почему? - спросила она.
   - Пусть сольётся, - начала объяснять Света. - Я хорошо запомнила данный кем-то совет сначала спустить воду, а уж потом набирать чайник или кастрюлю. За столько часов после последнего пользования краном вода успевает вобрать в себя много дряни, которая выделяется из труб, тем более что им очень много лет. Я давно уже сначала открываю кран, жду, когда предположительно сольётся стоячая вода, и только после этого начинаю ей пользоваться. Кстати, я заметила, что если утром полощешь рот водой из только что открытого крана, то у неё горьковатый вкус.
   - Интересно, - задумалась Людмила Аркадьевна. - Наверное, так и следует делать, хоть теперь из-за счётчиков воды это неэкономно. Но на здоровье не следует экономить... Погоди! А где твой фильтр?
   - Я давно унесла его домой. Это же теперь не мой кабинет.
   - Жаль. Но сейчас-то, надеюсь, уже можно наливать?
   - Советуют сливать как следует. Долго. Это только кажется, что вода уже сошла, а если вспомнить, сколько нужно ждать, чтобы наполнить хотя бы ведро...
   - Да если ещё учесть, что в школе с утра мало кто уже начал пользоваться водой, - подхватила Карасёва, смеясь, - то полагается слить воду, которая застоялась не только в этой части трубы, а во всех трубах школы. Но тогда я точно умру от жажды. У меня во рту всё сухо. Наливай, Светлана Николаевна, и хватит меня мучить.
   Света наполнила и включила чайник. Он вскипел очень быстро. Людмила Аркадьевна привычно достала себе чашку.
   - Мне сначала чай, а уж кофе потом. Что сообщил Красовский?
   - Ничего. Мы говорили о детях... о пакостных детях, конечно, о хороших говорить неинтересно.
   - Не скажи! Вот у меня есть девочка... просто замечательная. Учится почти отлично, чуть-чуть не дотягивает до пятёрок по трём предметам. Кстати, надо об этом поговорить с учителями. Пусть дадут ей дополнительное задание и как-нибудь вытянут на пятёрку. Сейчас у меня трое отличников, а будет четыре. Это же мне как классному руководителю большой плюс.
   - И что девочка?
   - Очень хорошая девочка.
   - А дальше?
   - Вежливая, тихая.
   - Это всё?
   - А что вы хотите услышать?
   - О том я и говорю, - засмеялась Светлана, - что о хороших детях рассказывать особо нечего, а вот только чуть-чуть затронь тему об Алаеве, о других учениках, которые мешают жить, об этом новом Паке...
   - Не знаю, как мы будет работать с Паком, - подхватила Карасёва. - Любашиной, их классной, нервы уже порядком истрепали. Он же всё время врёт...
   - О чём я и сказала! - обрадовалась Света. - Про вашу чудесную девочку рассказывать неинтересно, а вот про Пака...
   - Подожди, Светлана Николаевна, не перебивай! - прервала ей Людмила Аркадьевна. - Ты ведь знаешь историю с двумя дневниками?
   - Землянская рассказала.
   - Так ведь он обвинил Любашину в том, что она к нему придирается из-за того, что он нерусский.
   - Многие из них прикрываются этим щитом... и нападают с ним же.
   - Вот он им и прикрывался, и бил, а Лидии Максимовне пришлось его успокаивать и умиротворять. А кто его знает, что он сделает? Вот пойдёт к матери и что-нибудь ей наплетёт о нас. Отмывайся потом. А Красовский как раз в это время зашёл в кабинет, уяснил, в чём там дело, и тихо вышел. Не стал ввязываться. А ведь он тоже заместитель директора. Столько заместителей, а обратиться не к кому. Ты с этим не связана, а мне приходится. Их же не счесть. Думаешь, что всё, а потом выясняется, что кто-то ещё из учителей оказывается заместителем директора. Мы в основном имеем дело только с Землянской, но она ведь заместитель директора по учебной части. С вопросами о Паках к ней не полагается обращаться.
   - А Синицына? Она же ведает как раз воспитательной частью. Вот с Паком бы и пойти прямиком к ней.
   Светлана сказала это, прекрасно зная, что Алёна Евгеньевна организовывает линейки, праздники и прочие мероприятия, но старается держаться подальше от наглых и невоспитанных детей.
   - К Синицыной? Она до сих пор полусумасшедшая после концерта... Ты там не была, Светлана Николаевна?
   - У меня были надомники, - дипломатично скрыла Света нежелание туда идти.
   - Твоё счастье. А у меня класс должен был исполнять песню, поэтому мне пришлось там сидеть. Всё бы ничего, но, оказывается, в гости пришёл наш выпускник. Ну, тот, который пел соло на каждом концерте. Забыла его фамилию. По старой привычке, он и тут вышел на сцену. Голоса нет, слуха нет, а петь хочется. Мы прямо изнывали. Всё мимо нот. Но когда он кончил, мы, конечно, похлопали ему. Он это принял за искренние аплодисменты и запел опять. Специально пришёл с гитарой, чтобы нас порадовать. Мы же не можем его освистать. Опять похлопали. Так он и третью песню провыл. Уж не знаю, сам догадался, что этого достаточно, или ему кто-то подсказал.
   - И ушёл отсюда со счастливым сознанием, что доставил вам удовольствие, - сказала Света. - Жалкое зрелище, но уже поздно ему говорить, что его голос не для пения на сцене. Это надо было делать, пока он был ещё маленьким.
   - А нас бы за это со света сжили. Сказали бы, что мы подавляем развивающуюся личность.
   - И обрываем ему крылья, - вспомнила Светлана с улыбкой. - У меня когда-то был мальчик в пятом классе, который всё время болтал, вертелся, вёл себя плохо. Так его мать однажды сделала мне выговор.
   - О как! И что сказала?
   - Что я плохо знаю психологию. Нельзя обрывать ребёнку крылья. "Не делайте ему замечания, - говорит. - Болтает? Пусть болтает? Но замечания ему не делайте. Вы думаете, я не знаю, как он себя ведёт? Он и дома ведёт себя точно так же. Не надо его останавливать. Ребёнок должен развиваться".
   - А если все тридцать или даже больше детей начнут развиваться таким способом? - подхватила Карасёва. - На отдельных родителей посмотришь и не знаешь, вменяемы они или это клинический случай. И что ты сделала? Перестала его останавливать?
   - Конечно, нет. Останавливала. Но без всякого толку.
   - Хотя бы остальные дети не распускались. А подумала эта мать, что если не останавливать такого ребёнка, то и весь класс начнёт ходить на голове?
   - После пятого класса его перевели в какую-то выдающуюся школу. Кстати, он и распустился-то, когда узнал, что не будет здесь учиться. До восьмого или даже девятого... нет, по-моему, до восьмого... я о нём не слышала, а потом его опять привели ко мне. Одна из моих девочек тихонько меня предупредила, чтобы я не раскидывала свои вещи как попало, а убирала всё ценное, кошелёк в том числе, подальше, потому что этот мальчик с необорванными крыльями в той школе попадался на воровстве.
   - Как и следовало ожидать от отпрыска такой мамаши, - заключила Карасёва. - Крылатого отпрыска. А у нас тоже что-то было?
   - Нет. Во всяком случае, мне ничего не известно. По-видимому, он получил хорошую встряску в той школе и здесь не захотел продолжения.
   - А я опять о Красовском, - заявила Людмила Аркадьевна. - Что-то он как будто притих. Краем уха я слышала, что у него всё ещё продолжаются неприятности с подписями... Вера Ивановна, рада вас видеть. Присоединяйтесь.
   - Я сразу с чашкой, - сказала старуха Пронина. - Знаю, что здесь пьют... - Она замялась, не зная, сказать ли "чай" или "кофе", потому что у Светланы был налит кофе, а у Карасёвой чай.
   Учительницы засмеялись.
   - Одним словом, пьют, - согласилась Света. - Сейчас чайник подогреется.
   - У вас вафли, Светлана Николаевна, - заметила Пронина. - И я тоже принесла вафли. У вас с белой начинкой, а у меня с тёмной. Угощайтесь.
   - Сравним, - сказала Карасёва. - - М-м-м... Вкус, конечно, разный. Не могу понять, какой лучше. Просто разный. А вы, Вера Ивановна, не знаете, как там дела у Красовского?
   - Не знаю. Я в такие вопросы не вникаю. У них там свои дела, вот пусть и разбираются, а нам достаточно своих.
   - Пусть, - согласилась Людмила Аркадьевна. - От Красовского вообще лучше держаться подальше.
   - Когда-то он был совсем другим, - возразила Пронина. - Я помню, каким он только пришёл сюда. Молодой, задорный. Постепенно он становился всё хуже, а потом, и вовсе, словно с ума сошёл. Только и слышишь, как он ко всем цепляется. Ревёт на всю школу.
   - Я ещё помню его хорошие времена, - сказала Светлана.
   - Жизнь портит человека, - философски рассудила Людмила Аркадьевна.
   - А человек - жизнь, - закончила мысль Света.
   - Жизнь портит человека, а человек - жизнь, - привела Пронина высказывание полностью. - Хорошо сказано, верно.
   Светлана напрягла фантазию.
   - А можно выразиться ещё лучше, - решила она. - Со временем всё портится, в том числе и человек.
   - Это в каком смысле? - захохотала Карасёва.
   - Что за смех? - спросил Жигадло, заглядывая к ним.
   - Заходите, Михаил Борисович, - пригласила Света. - Чай, кофе, вафли двух видов.
   - К тебе, Светик, я и без вафель рад зайти. А вот у англичанок сегодня аж настоящий торт. Даже мне кусочек достался. По-моему, в каникулы все время от времени собираются по-соседски и уплетают всякие вкусности. А когда ещё собраться в спокойной обстановке?
   - Да, приятно посидеть, поговорить, когда никто тебя не дёргает, - согласилась Пронина.
   - Так что был за смех? - вернулся Жигадло к своему вопросу.
   - Рассуждали о жизни и человеке, а заодно составили хорошее высказывание, - ответила Карасёва.
   - Жизнь играет человеком, а человек играет на трубе? - спросил Жигадло.
   - Это бессмыслица, - поморщилась Светлана. - А у нас получился двойной смысл.
   - Двусмысленное высказывание? - так и загорелся любитель неприличных анекдотов. - Выкладывайте.
   - Со временем всё портится, в том числе и человек, - важно проговорила Пронина.
   - А уж с нравственной стороны или с физической... - начала, но не договорила Карасёва.
   Всё засмеялись.
   - О! Я сейчас вам такой анекдот расскажу про покойника! - предложил Жигадло. - Значит, так...
   Как обычно, хорош в его анекдоте был лишь вывод.
   - Последнее верно, - одобрила Вера Ивановна.
   - Светик, а как твой котопёс? - спросил Михаил Борисович. - Ещё не покусал того соседа?
   - Не накличьте! - испугалась Света. - Дик, конечно, его не покусает, но мне вообще не хочется, чтобы они встретились. У меня пёс какой-то невезучий. Его достоинств никто не замечает, а приписывают всякие несуществующие недостатки. Слава богу, что пока к нему хорошо относятся.
   - Ещё бы! Такой красавец! - сказала Пронина. - Когда я его вижу, то восхищаюсь каждый раз заново.
   - И красив, - начала перечислять Света, - и старший сосед научился понимать, на кого и как он лает, и рассказал об этом остальным соседям. Теперь хоть перестали считать, что он дерёт глотку от нечего делать, а осознали осмысленность его лая. Мне кажется, что неприятный сосед только потому не выговаривает мне из-за собаки, что его сдерживает Владимир Михайлович.
   - Осмысленный собачий лай, - повторил Жигадло. - Звучит.
   - Владимир Михайлович по лаю Дика сразу определяет, кто появился на этаже. Но даже это не помогает. Все, словно сговорившись, восхищаются котом, а Дик остаётся скандалистом и разбойником. Когда мы были в гостях, я нарочно при всех попросила Дика пойти к входной двери и дождаться опоздавшую соседку. И он пошёл и встретил её. Так даже это не помогло. Никому и в голову не пришло удивиться, что собака прекрасно понимает, о чём ей говорят, и всё исполняет, а над Базилем все ахают, хотя он не совершил в их присутствии ни одного мало-мальски запоминающегося поступка. Вот что значит респектабельная внешность и репутация. Это бывший сосед наговорил всем, что у меня необыкновенный кот, создал ему славу, и никому не приходит в голову усомниться в его достоинствах. А вот Дик с его ангельским характером страдает.
   - С ангельским! - подчеркнула Карасёва. - Сама же рассказывала, как он ворует вещи и продаёт их.
   - По крайней мере, это откровенный пёс. Всё, что он делает, он делает на глазах у всех, а не исподтишка.
   - Ещё один повод для нашей свадьбы, Светик, - заявил Жигадло. - Твоему Дику требуется твёрдая мужская рука. Вот тогда он, действительно, станет ангелом.
   - Это как раз довод, почему свадьба не должна состояться, - возразила Света. - Дик ещё совсем молодой, ему рано становиться ангелом, пусть поживёт ещё лет пятнадцать, а то и больше.
   Карасёва умирала от смеха, а Пронина задумалась.
   - Когда слышишь про ваших животных, Светлана Николаевна, так и хочется кого-нибудь завести. У меня все родные в Пскове, здесь я одинока. Вот была бы собака...
   - А кто с ней будет гулять днём? - спросила Света.
   - Многие гуляют с собаками только утром и вечером, - вмешалась Людмила Аркадьевна.
   - А долго ли их собаки живут? Что будет с вашим здоровьем, если вы... будете придерживаться такого режима?
   - Это довод, - согласился Жигадло.
   - А после школы я такая измученная, что мне не до прогулок с собакой, - добавила старая учительница. - Может, завести кошку? Всё-таки рядом будет живое существо.
   - От животного никуда не уедешь, - предупредила Светлана.
   - А куда мне ехать? Я езжу только на родину, повидать родных... А у них собака. Значит, кошку с собой не возьмёшь. Придётся мне...
   - Завести мышку, - подсказал Михаил Борисович.
   - Вот только мышей мне и не хватает, - согласилась Пронина. - Всю жизнь только о них и мечтала. Когда мы жили в деревянном доме на окраине, житья от мышей не было.
   - Так ведь это будет не какая-то самозваная мышь, а своя, любимая, - возразила Света.
   - Не смогу полюбить даже свою мышь, - поморщилась Пронина. - Гадкие животные!
   - А вы помните, что в прошлом году сделал Красовский с крысой? - спросила Карасёва.
   - Помню, - ответила Светлана.
   - От Красавчика ещё и не то можно ждать, - сказал Жигадло.
   - А я не помню, - призналась Вера Ивановна. - Почему-то это прошло мимо меня. Просветите, сделайте милость.
   - Девочка принесла в школу симпатичную крысу, какую-то породистую, - начала рассказывать Света. - Она и мне её показывала. Я боялась взять в руки... Нет, не из-за того, что это крыса. Она и на крысу-то не была похожа. Скорее, хомячок. Но я привыкла к собакам, кошкам, поэтому боялась слишком сильно сжать такую крошку, как-нибудь повредить ей. А она спокойно сидела у меня на ладони, сжевала кусочек сыра. У неё были такие милые лапки, почти ручки...
   - Всё, Светлана Николаевна, помолчи! - остановила её Карасёва. - Речь не о крысе, а о Красовском. Он привёл девочку к Даме, без стука вошёл к ней в кабинет и внезапно бросил крысу прямо перед ней на стол. С Дамой чуть не случился припадок.
   - Он совсем распустился, - сказала Пронина.
   - Его счастье, что Дама всего лишь испугалась, - зловеще проговорила Света. - Была бы на её месте я, это с ним случился бы припадок. Я бы, наверное, набросилась на него с криком: "Что вы делаете?! Осторожнее! Вы же её ушибёте!" А может, я бы не совладала с нервами и поколотила бы его.
   Жигадло выразительно усмехнулся.
   - Но и Даме повезло, - решила Светлана. - Всё-таки он принёс ей хорошенькую крыску, а не бросил на стол сырую печёнку. Вот мне он в прошлом году прислал именно печёнку. Хорошо хоть, что не бросил. Представляете, во время урока открывается дверь и вваливаются три мальчика с кусками сырой печени в руках... на бумажках, конечно. "Это вам прислал Алексей Геннадьевич для ваших животных". Оказывается, у него был какой-то эксперимент, для которого нужна была печень. Он и решил потом сбагрить её мне. Урок математики, сложная тема, а тут эти мальчики с печенью! Дети, конечно, отвлеклись, хохочут.
   - Взяла печень? - спросила Карасёва.
   - Конечно, нет. Сказала, что очень благодарна, но отказываюсь от подарка.
   - Лучше бы не отказывалась, - решил Жигадло. - КрасавИц потом с этой печенью спустился в физкультурный зал и принялся её там разбрасывать. Он перед этим из-за чего-то повздорил с Ласкиной и решил таким образом ей отомстить.
   - А он вообще-то нормальный? - засомневалась Света.
   - Он давно уже изменился, но в последнее время совсем распустился, - в который уже раз сказала Пронина.
   - Зато сейчас ему не до крыс и печени, - заметил Жигадло. - Нашлась и на него управа. Землянская оказалась хитрее него.
   - Фу, о каких неприятных вещах мы говорим! - спохватилась Светлана.
   - Да ещё на каникулах, - поддержала её Карасёва. - Как сейчас хорошо в школе!
   - Без детей, - уточнил Михаил Борисович.
   - Мы весь год живём в такой суматохе, что сейчас полностью расслабляемся, - проговорила Пронина.
   - Не скажите! - возразила Карасёва. - Я в каникулы не бездельничаю. Я уже привела в порядок документацию, а ещё...
   - Разумеется, - перебила её старая учительница. - Мы все работаем с документами, готовим материалы и конспекты уроков. Но ведь когда спокойны нервы, такая работа кажется отдыхом.
   - Подумать только, что существует множество людей, которые вот так спокойно сидят себе на своих рабочих местах и отвечают только за себя и свою деятельность. Им не надо волноваться, что кто-то что-то не выучил, не желает слушать... - мечтательно проговорила Людмила Аркадьевна.
   - Природа не терпит пустоты, - напомнила Светлана. - Люди, которым, по нашему мнению, можно работать тихо и спокойно, создают нервотрёпку искусственно, затевая свары с коллегами.
   - Это точно, - согласилась Карасёва. - Сестра мужа при каждой встрече принимается жаловаться на сотрудниц. Они, видите ли, делают меньше, знают работу хуже...
   - А получают больше, - докончил Жигадло. - Люди есть люди. Это, конечно, и к нам относится...
   - Особенно если учесть, что творится в "началке", - напомнила Людмила Аркадьевна.
   - Не только в "началке", - добавила Вера Ивановна.
   Светлана ничего не сказала, но подумала, что и она, и Пронина, и другие учителя, которым спихивают двоечные классы, могли бы яростно протестовать, ссорясь с коллегами, а тогда в школе началась бы такая война, о которой понятия не имеют представители относительно спокойных профессий.
   - В этом есть доля истины, а может, и истина в целом виде, - согласился Жигадло. - Но это лишний раз доказывает, что люди, тихо сидящие на своих рабочих местах и отвечающие только за себя, не желают видеть достоинств своего положения, а предпочитают выискивать недостатки.
   - Может, это и к нам относится? - спросила Карасёва. - Может, нас так отвлекают школьные неурядицы, что мы перестаём замечать хорошее?
   Старая учительница задумалась.
   - Давайте помечтаем, - предложил Жигадло с саркастической улыбкой. - Обложит вас ваш Пак, а вы ищите в этом благо.
   Пронину при упоминании о неприятном мальчике так и передёрнуло.
   - Я как раз сегодня рассказывала Светлане Николаевне о прекрасной девочке, которая учится в моём классе, - сказала Карасёва.
   В другое время она бы более трезво отнеслась к предложению выискивать хорошее, чтобы смягчить плохое, но, во-первых, сейчас, она, действительно, расслабилась, а во-вторых, как всякий нормальный человек, была полна противоречий.
   - Не особо много об этой девочке можно было рассказать, - уточнила Света, - но девочка, по-видимому, прекрасная.
   - Когда вас оскорбит ребёнок вроде Пака, попробуйте думать не о нём, а об этой прекрасной девочке, - ядовито посоветовала Пронина.
   Людмила Аркадьевна хотела что-то возразить, но Жигадло положил конец разговору, грозящему перерасти в нелепый спор.
   - Не думайте о Паках, - посоветовал он. - Если есть желание, то думайте только о хороших девочках. Сейчас пока ещё можно отдыхать. Вот с понедельника опять начнёте жаловаться друг другу на Паков и прочих раздражителей.
   - Павловских раздражителей, - сказала Светлана.
   Она вспомнила о тёте её мамы, которая, будучи студентом-медиком, называла другую свою племянницу Павловским Раздражителем, правда, не за скверный характер, а за невероятную медлительность.
   Видя лёгкое замешательство коллег, она уточнила:
   - У нас школа с медико-биологическими классами, недаром Красовский делал эксперимент с печенью, поэтому полезно иногда употреблять медико-биологические термины.
   - Павловские раздражители. Неплохо, - одобрил Михаил Борисович.
   За дверью послышались шаги, и Светлана с беспокойством ожидала, что в кабинет вновь заглянет завуч, но шаги смолкли в отдалении.
   - Я уж испугалась, что это опять Землянская, - сообщила она. - Каждый день по два-три раза открывает мою дверь, ничего не говорит и уходит.
   - Сегодня её не будет в школе, - сообщила Карасёва. - Можешь не вздрагивать.
   - Не будет ни её, ни Паков, - заговорил Жигадло, - ни других неприятных детей. Приятных, тем более, не будет, потому что им в каникулы в школе делать нечего. Отдыхай, Светик, и наслаждайся жизнью.
   - Пока можно, - зловеще докончила Пронина.
   - Пока нет детей, - уточнила Карасёва, - и не столько детей, сколько Павловских раздражителей.
   Именно в эту самую секунду дверь в кабинет открылась, вызвав у Жигадло непроизвольный смешок, потому что вошёл именно такой "раздражитель" в лице Беслана Макаова. У Светланы сразу же возникло предчувствие, что ничего хорошего его неожиданный визит не предвещает.
   Мальчик подчёркнуто вежливо поздоровался.
   - Здравствуй, Беслан, - ответила Светлана. - У тебя ко мне вопрос?
   Он явно не рассчитывал, что застанет учительницу не одну, а в компании коллег.
   - Мне надо с вами поговорить, - сказал он. - Можете выйти в коридор?
   - Кому нужно, наливайте себе чай или кофе, - сказала Света напоследок, показав на чайник.
   - Не разменивайся на мальчиков, Светик, - тихо посоветовал Михаил Борисович. - У тебя есть я.
   Светлана не сочла уместным дать достойный ответ, опасаясь, что его услышит ребёнок, и вышла в коридор, где уже стоял Макаов.
   - Слушаю тебя, Беслан.
   - Я хочу с вами заниматься дополнительно, - заявил мальчик повелительным тоном.
   У Светы окончательно испортилось настроение. Предчувствие её не обмануло, и неприятности наступили. Дети и их родители часто просили её заниматься репетиторством. Когда-то она соглашалась, но брала почти исключительно тех, кто не учился в классах, в которых она вела. Со своими учениками она предпочитала не заниматься, а рекомендовала взять репетитором кого-нибудь из её коллег. Иногда просьбы "своих" бывали вежливыми, иногда - невыносимо настойчивыми. Командные нотки в голосе Макаова сразу предупредили опытного педагога, что с ним заниматься нельзя ни в коем случае, даже если бы ей требовались ученики. Но ей не хотелось тратить время даже на милого и кроткого ребёнка.
   - Нет, я не буду с тобой заниматься, - отказалась она. - Мне некогда.
   - Почему? - потребовал объяснения мальчик.
   - Я же тебе сказала, что мне некогда.
   - Но я хочу!
   "Неужели он воображает себя властелином Вселенной? - подумала Светлана. - А уж вид такой, словно ему никогда не приходилось получать отказ".
   - Что же делать? - посочувствовала она. - Придётся расхотеть.
   - Но мне надо с вами заниматься!
   Его тон был уже не просто повелительным, а даже угрожающим.
   - Я не буду с тобой заниматься, - твёрдо ответила Светлана. - У меня совсем нет времени.
   - Но почему? Мне же надо.
   - Я ведь тебе уже объяснила, что у меня на это нет времени.
   - Но я хочу!
   - Зато я не хочу. - Света заподозрила, что этот диалог может продолжаться до вечера.
   - Нет, вы объясните, почему.
   "Сказка про белого бычка", - сказала себе Светлана.
   - Уже объяснила. Но в любом случае достаточно ответа, что я не буду с тобой заниматься.
   - А если мне это надо?
   У каждой нации есть в характере свои специфические черты. Русскому человеку достаточно услышать отказ, и он сейчас же уйдёт, а этот мальчик, как и многие до него, будет до бесконечности выклянчивать желаемое, переходя от просьб к наглости и обратно.
   - Беслан, я тебе ответила. Всё, разговор окончен. Если хочешь, я поговорю с учителями математики, может, кто-нибудь согласится с тобой позаниматься.
   - Но я хочу с вами. Зачем мне другой учитель?
   Светлана заранее знала, что он ответит именно так.
   - А я не могу. У меня нет времени.
   - Как вы не понимаете, что мне это надо!
   - Всё, Беслан, поговорили - и хватит.
   - Ну, хорошо, - пошёл на уступку мальчик. - Я вас прошу.
   При этом вид у него был такой, словно он оказал учительнице великую честь.
   - Ясно, что просишь, - согласилась Светлана. - Не приказываешь же. Нет, Беслан, я не буду с тобой заниматься. Если нужно, я могу поговорить о тебе с коллегами.
   - Мне надо с вами!
   - До свидания, Беслан, - попрощалась Света, вошла в кабинет и закрыла за собой дверь, чтобы настойчивый мальчик не последовал за ней.
   - Павловский раздражитель, - сказал Жигадло, определив по лицу женщины, что ей пришлось несладко.
   - Что он хотел? - спросила Карасёва. - Налить кофе? По-моему, это тебе не помешает.
   - Не помешает, - согласилась Светлана. - Он хотел, чтобы я с ним занималась.
   - А ты?
   - Я вообще ни с кем не хочу заниматься. Вы заметили, что у нас математики почти перестали брать учеников? И без того устаёшь, а тут ещё давай дополнительные уроки.
   - Зато деньги, - напомнила Людмила Аркадьевна. - К нам, историкам, не приходят с просьбой позаниматься дополнительно.
   - Для этого потребовалось бы ввести обязательный экзамен по истории, - сказала Света. - Хотите этого?
   - Нет. Лучше я обойдусь без репетиторства.
   - Не со всяким можно заниматься, - сказала Пронина, сидевшая ближе к двери, уловившая кое-что из состоявшегося разговора, а теперь понявшая самую суть.
   - Именно, - согласилась Светлана. - Он только что пришёл в одиннадцатый класс, причём с четвёрками и по алгебре, и по геометрии. Как он сказал, почти пятёрками. Абсолютно ничего не знает, не умеет даже складывать дроби. Натягиваю ему тройки, как это от нас требуют, а ему нужна как минимум четвёрка. Ясно, что он хочет заниматься именно со мной, а не с другими учителями. Ему не знания нужны, а только оценка. Если принять у него деньги хотя бы за один урок, то будет считаться, что я уже обязана ставить ему требуемое. Он даже сейчас разговаривал со мной повелительным тоном. А что будет, если он посчитает, что купил меня? Никаких занятий с такими! И ведь настаивал. "Мне это нужно!" - твердит. А знаете, чем он кончил? "Ну хорошо, - говорит. - Я вас прошу".
   - О! Знакомая история! - проговорила Пронина. - Если они говорят под конец: "Я прошу", - то считают, что теперь человек не имеет права отказать.
   - Наверное, думают, что пошли на унижение, выговорив, что просят, - согласилась Карасёва.
   - Мне это тоже надоело, - вступил в разговор Жигадло. - Как начнут в конце четверти канючить: "Ну поставьте четвёрку! Что вам стоит?" А уж это "ну хорошо, я прошу" мне осточертело.
   - И ведь говорят это не обычно, как мы, а так, словно делают одолжение, - добавила Вера Ивановна. - И всегда лишь напоследок, когда наглость не помогает.
   - Вот и думай после этого о хороших девочках, - заключил Жигадло. - Но ты, Светик, молодец, не такая размазня, какой кажешься... Извини, я не в плохом смысле. Просто ты кажешься такой мягкой и податливой, что даже я удивляюсь, когда ты проявляешь твёрдость... Кажется, этот нахрапистый мальчик собирается вновь тебя осаждать. Это часто бывает, вот и Людмила Аркадьевна подтвердит: если крепость не удаётся взять с первого раза, то осаждающие отступают, перестраиваются и вновь идут на приступ. А этот ещё и подкрепление привёл.
   Последние слова были произнесены почти шёпотом, потому что дверь уже открылась и за ней просматривался не только Макаов, но и его классный руководитель.
   Светлана вышла в коридор. Красовский окинул взглядом оставшихся в классе учителей и прикрыл дверь.
   - Ждите меня в моём кабинете, - велел он мальчику.
   - Но я хочу... - начал было тот.
   - Молодой человек! - возвысил голос Алексей Геннадьевич. - Мне не интересно знать, чего вы хотите. Вы пришли ко мне со своими претензиями, я вас выслушал и теперь хочу поговорить с вашим учителем математики. Отправляйтесь на четвёртый этаж и ждите меня там.
   - Но... - Робкое возражение застыло перед грозным взглядом Красовского. Макаов резко повернулся и ушёл.
   - Как вам это удаётся? - восхищённо проговорила Светлана. - Меня бы он не послушался.
   - Надо уметь проявлять разумную твёрдость, - самодовольно объяснил Алексей Геннадьевич. - А ты разговариваешь так, словно оправдываешься. К тому же ты женщина, а у них женщина - существо низшего порядка, с которым не принято считаться. В отличие от нас! Цени это.
   - Я, конечно, это ценю, но и вы, наши мужчины, цените, что у вас женщины, которых нельзя не уважать.
   Красовский оторопел, потом захохотал.
   - А представляешь, что он про нас с тобой бормочет себе под нос? - вернулся он к прежней теме. - Так что же у вас с ним вышло, Светик? Почему ты не хочешь с ним позаниматься?
   - Прежде всего, потому, что ему нужна не математика, а только оценка. Он не репетитора хочет нанять, а купить учителя.
   - Это точно, - согласился Красовский. - Попробуй, приняв от него деньги, не поставить ему хорошую оценку - сейчас же будет угрожать. Да ты не волнуйся, Света! Я же не собираюсь заставлять тебя заниматься с этим гадёнышем. От него можно ждать пакости, если не сделать по его хотению. Но я ведь классный руководитель, поэтому обязан разрешать конфликты.
   - Какие конфликты? Он захотел, чтобы я с ним занималась, а я отказалась. Я даже хорошую причину привела - отсутствие времени. Вот и всё. Разве это конфликт? Мне некогда с ним заниматься.
   - Это твоё право. По сути, нам и нельзя заниматься с детьми за деньги, так что ты поступаешь в соответствии с законом. Ты не волнуйся, Светик, больше он тебя донимать не станет.
   - "Донимать" - верное слово, - признала Светлана. - Вы не представляете, как он ко мне прицепился. Хуже клеща. Того хоть вывернешь и освободишься от него, а этот следует по пятам, никак от него не отвяжешься. А под конец соизволил сообщить, что теперь он, так и быть, попросит меня с ним позаниматься. Почему они позволяют себе приказной тон? Это не только некрасиво, грубо, но и вредит им самим. На вежливые просьбы человек, если это возможно, откликнется, а приказной тон только оттолкнёт его.
   - У меня они этого себе не позволяют. И тебе он больше не будет приказывать. А вот ты распиваешь чаи с Жигадло.
   - Там ещё Людмила Аркадьевна и Вера Ивановна, - напомнила Света. - Присоединяйтесь к нам.
   - Спасибо, Светик, но у меня дела.
   - А после этого удивляетесь, что я пью чай с Жигадло.
   Красовский захохотал на весь коридор и удалился.
   - Что за смех? - спросил Михаил Борисович.
   - Во-первых, он обещал избавить меня от приставаний этого мальчика...
   - От домогательств, - внёс поправку Жигадло.
   - Домогаться можно не только неприличного, но и всего лишь хорошей оценки, - уточнила Света. - А во-вторых, он одобрил наши с вами... Именно с вами, Михаил Борисович, цените!.. совместные чаепития.
   Тут уж засмеялись все.
   - Как же хорошо! - вздохнула Карасёва.
   Она собиралась сказать, что пора расходиться, но ей именно сейчас, действительно, было так хорошо, что она решила задержаться здесь подольше.
   - Привет, коллеги! - заглянула в кабинет учительница английского языка Потапова.
   - Good morning, - ответил Жигадло. - We... Короче, мы уже виделись, но рад вас приветствовать.
   - Join us, - припомнила Света. - Присоединяйтесь. Чай? Кофе? Вафли?
   - Только что из-за стола. Мы все вчетвером уже третий день собираемся вместе, чтобы выпить чаю. А когда ещё можно вот так собраться? Обычно или сбегаешь в буфет и там наспех перекусишь, или выпьешь чашку чая в кабинете в одиночку или с коллегой из соседнего кабинета. Зато сейчас...
   - Отводите душу, - подсказала Карасёва.
   - И душу отводим, не без этого, - согласилась Потапова, - и обсуждаем дела. Кое-кто из детей, как всегда, пробует учиться то в одной группе, то в другой...
   - Кочевники, - фыркнул Жигадло. - Я знаю хороший анекдот про кочевника. Слушайте. Кстати, он как раз по вашей части, Лариса Львовна, потому что вся суть в плохом знании языка...
   Светлана каждый раз удивлялась, откуда он выуживал такое количество неприличных анекдотов с выводом в конце, применимым к целомудренным жизненным ситуациям.
   - Да, от правильно перевода многое зависит, - согласилась Потапова. - Нет, Светлана Николаевна, я садиться не буду, иначе задержусь надолго. Я всего лишь хотела поздороваться. Да, перевод... Как же коряво переводят дети! И ведь это не сложный текст, а простые предложения. Я имею в виду тех детей которые переводят правильно, но просто коряво. О тех, которые не переводят, я вообще не хочу говорить.
   - Дети! - воскликнула Светлана. - Что говорить о детях, когда даже фильмы не могут нормально озвучивать. Это же не синхронный перевод, когда можно ляпнуть что угодно. Кто-то перевёл, проверил, другой озвучил. Я недавно шарила в Интернете, что бы такое посмотреть и наткнулась на фильм "Одиссей". Нет, не один из старых фильмов, а новый. Он называется "Троя. Одиссей". Мало того что всё извращено, ничего общего с гомеровской "Одиссеей" и "Илиадой", так ещё и выданы такие словесные шедевры: "Пока кислород будет поступать в мои лёгкие", "Как же мне нравится запах этого парфюма!", "Это не галлюцинация".
   - Кислород - это замечательно, - согласилась Пронина. - Как раз подходит к тому времени. Может, там заодно приведена химическая формула?
   - Парфюм, - подхватила Потапова. - Словно переводил фильм ребёнок, который не знает других слов.
   - Я вообще с опаской смотрю новые фильмы, - призналась Карасёва. - Сплошной мат, секс... не секс даже, а самая настоящая порнография, да ещё почему-то полюбили вставлять туалетные сцены.
   - Туалетные? - не поняла Вера Ивановна.
   - Как люди справляют естественные нужды, если говорить иначе, - пояснила Людмила Аркадьевна. - Обязательно какой-нибудь придурок вдруг объявит всей компании, что ему нужно отлить, отойдёт шага на два и без стеснения это делает у всех на глазах.
   - И совершенно напрасно, - согласилась Светлана. - Во-первых, это неприлично и некрасиво, а во-вторых, в фильмах ужасов именно в этот неудачный момент на невоспитанного придурка нападает какое-нибудь чудовище, наверное, от возмущения его действиями.
   - А я всегда отворачиваюсь, когда показывают, как кого-то рвёт, - сказала Потапова.
   - И все эти внутренности, вытащенные наружу! - поморщилась Карасёва, которой последнее слово напомнило его другой смысл.
   - Ещё полюбили показывать, как человека пробивают насквозь рукой, - напомнил Жигадло. - Пробьют, пошарят внутри и... вытаскивают то, что человеку и самому нужно.
   - Вас как биолога должно возмущать другое, - сказала Света. - Во многих фильмах, даже в неплохих, человек часами, а то и днями висит в цепях или привязанный с поднятыми кверху руками, а затем, едва его освободят, сразу же хватает оружие и бьётся так, словно разумное время отдыхал в естественном положении. Да у него же мышцы должны так затечь, что он упадёт и долго не сможет вообще шевелиться. Ему нужен массаж, чтобы восстановить кровообращение.
   - Если вдумываться, сколько нелепостей допускают в фильмах, то никогда не перестанешь удивляться, - сказала Потапова.
   - Мне кажется, что такие фильмы ставят бывшие двоечники... пардон, неуспешные ученики, - проговорила Пронина. - Пусть в жизни они получают огромные деньги, пробиваются на хорошие места, покупают дипломы, но так и остаются двоечниками, не умеющими думать.
   - И не соображающими, как и при каких обстоятельствах естественно поступать и что при этом думать, - согласилась Светлана. - Фантазии, воображения у них совсем нет.
   - При одних и тех же обстоятельствах разные люди ведут себя по-разному, - возразил Жигадло.
   - Конечно, но все эти поступки, нравятся они или не нравятся, естественны. Если рушится дом, то кто-то выбежит, сшибая всех на своём пути, а другой будет помогать выбираться тем, кто самостоятельно это сделать не может. Оба поступка естественны, как бы вы к ним не относились. Но если в это самое время человек примется чистить картошку, то это будет нелепость.
   - Где это ты, Светик, видела такой фильм? - спросил Жигадло.
   Светлана рассмеялась.
   - Не очень удачный пример, - признала она. - Я просто хотела показать, что поступки бывают естественными и неестественными, прямо скажем, неправдоподобными. А на самом деле я вспомнила фильм про "попаданцев". Например, на необозначенный на карте остров попадают люди из середины девятнадцатого века и из нынешнего, двадцать первого, причём, людей из прошлого совершенно не удивляет, что девицы из, как потом выяснится, будущего без стеснения разгуливают в чересчур коротких шортиках и топиках, а то и в мини-купальниках. По идее, они должны подумать, что это дешёвые проститутки при исполнении своих обязанностей. Да и те одевались более основательно. А ещё прибавьте к этому вихляющуюся походку.
   - Да уж! - согласился Жигадло. - Это для человека девятнадцатого века зрелище... гм... Наверное, он такое и представить не смог бы.
   - Даже нас порой корёжит от вида некоторых девиц и парней, - сказала Потапова. - А как бы мы удивились, увидев, как по улице идёт дама с длинным шлейфом, хоть и насмотрелись фильмов о старых временах.
   - И заинтересовались бы, зачем она самолично подметает улицу шлейфом, если наши коммунальные службы приняли на работу бесчисленную армию дворников, - добавила Света.
   - Не заинтересовались бы и не удивились бы, - возразила Карасёва. - Решили бы, что она задействована в рекламе каких-то товаров. Мало ли мы видим всяких купцов, бояр...
   - ... и прочих зайчиков и медведей, - засмеялся Михаил Борисович. - У нас неподалёку какой-то не то ресторан, не то магазин стал выставлять у входа людей в костюмах зайцев.
   - У меня сын всё лето смотрел сериалы про Синдбада и другие в том же роде, - сказала Карасёва. - Мне это неинтересно, а раз ему интересно, то пусть смотрит.
   - Он ведь в седьмом классе? - спросила Светлана.
   - Да.
   - Его должны увлекать такие фильмы.
   - Я не про это, - продолжала Карасёва. - Просто я обратила внимание на то, как там одевают женщин. У них, у главных героинь, конечно, коротенькие юбочки, в которых нельзя нагибаться, а вырезы у чего-то вроде кофточек или топиков такие, что, если грудь не приклеена к ткани, она должна при любом движении вываливаться. Но при этом женщины бегают, дерутся, совершают подвиги.
   - И такие наряды у женщин на мусульманском востоке, - заметил Жигадло.
   - А уж эти подвиги! - подхватила Света. - Тощая девица без намёка на мускулы без усилий сшибает с ног накачанных и специально натренированных на бои мужчин, причём по двух зараз.
   Все засмеялись.
   - Меня это тоже всегда умиляет, - согласился Михаил Борисович.
   - А знаете, - задумчиво сказала Светлана, - нас так усердно забрасывают низкопробными фильмами, книгами, которые без сожаления забываешь сразу же после прочтения, что мы на всё смотрим по-другому, чем раньше. К тому же мы потеряли остроту восприятия.
   - Главное, жизнь в корне поменялась, - напомнила Пронина. - Всё перевёрнуто. Прежние ценности растоптаны и высмеяны, а то, что считалось дурным и даже преступным, стало примером для подражания. Я как-то искала в Интернете кое-какой материал для урока и, конечно, забрела не туда, куда надо.
   - Это уж обязательно, - согласилась Потапова. - Я тоже забредаю, а потом спохватываюсь, что потеряла лишних два часа.
   - Забрела я туда, где выложены ролики с песнями, - продолжала Вера Ивановна. - С хорошими песнями. И что же я прочитала в комментариях? Какая же это была песня... Замечательная песня времён Революции. Так человек, который это видео выложил, извинялся, что сделал это, оправдывался. Так и написал, что хоть песня и революционная, но всё-таки красивая. Подумать только, до чего у нас люди дошли! Извиняться за то, что песня революционная! Может, скоро нам прикажут извиняться за то, что мы победили во Второй Мировой войне? Что разгромили фашистов и первыми вошли в Берлин?
   - Революция и война - вещи разные, - неуверенно сказала Потапова.
   - Люди не от хорошей жизни бросили хозяйство и пошли воевать на стороне красных, - возразила Светлана. - Белые яростно отстаивали своё привычное благополучие, а крестьяне и рабочие не менее яростно желали поменять прежнее неблагополучие на лучшую долю. Обе стороны поступали разумно, действуя каждый в своих интересах. Я по происхождению из разночинцев. Я хорошо понимаю, что одних моих предков полностью устраивала их обеспеченная культурная жизнь, но не могу осуждать других моих предков за стремление избавиться от непосильной работы и нищеты. А уж стесняться прекрасных революционных песен... Кстати, только нам, русским, пытаются внушить, что мы должны стыдиться своей истории. Почему? С какой стати? Уж какая кровавая революция была во Франции, но никому из французов и в голову не придёт, что им надо стыдиться и каяться.
   - В каждой стране были революции, - подхватила Карасёва. - Это часть истории. Без этого не обойдёшься. Угнетаемые борются с угнетателями. Обычное дело. Если побеждают первые, то это называется революцией.
   - А когда побеждают последние, то говорят, что бунт подавлен, - докончил Жигадло.
   - И вообще, революция - внутреннее дело каждой страны, - сказала Света. - Зато мы не затевали войн. На нас нападали, а нам приходилось защищаться и... побеждать. Если уж говорить о покаянии, то и французы должны вечно посыпать голову пеплом, ведь их Наполеон покорил бы весь мир, если бы не полез к нам. А уж немцы и подавно. Они часто пытались нас завоевать, но наши предки хорошо защищали страну. А американцы что-то там пытаются про нас говорить, а сами и индейцев уничтожили, и негров замучивали на плантациях.
   - Зато сейчас у них с последними проблемы, - заметил Жигадло.
   - Куда-то нас занесло, - спохватилась Потапова. - С вами обязательно засидишься...
   - Застоишься, - поправила Людмила Аркадьевна.
   - Если бы я приняла сидячее положение, я бы отсюда вообще никогда не ушла, - ответила англичанка. - Пойду, куда направлялась. Пока.
   - Даже если не углубляться в историю, не вспоминать революции, восстания и бунты, - сказала Светлана, - то всё равно невозможно думать только о нынешнем времени. Мы постоянно сравниваем тот мир, в котором мы прожили большую часть жизни, и современный.
   - От этого никуда не денешься, - согласилась Пронина. - С переменой строя людей не переродили заново, мы всё те же и амнезией не страдаем.
   - Те же, но не совеем, - продолжала Светлана. - Мы были доверчивее, наивнее, воспринимали всё ярче и глубже. Хотите посмеяться? Недавно я пересмотрела фильм "Василиса Прекрасная". Помните его?
   - Конечно, - ответила Карасёва.
   - Как же его забудешь? - подхватил Жигадло. - В детстве мы им засматривались.
   - Чудесный фильм, - согласилась Пронина.
   - Я тоже всегда воспринимала его как... как данность, не особо вникая в детали, - говорила Светлана. - Но на этот раз мне так принялись досаждать критические мысли, что испортили мне весь просмотр.
   - И какие же мысли тебя досаждали, Светик, любовь моя? - спросил Жигадло.
   Света хотела было возразить на "любовь мою", но передумала. Лишь бы это не говорилось при детях и, к тому же, "любовь моя" много лучше, чем если бы это была "ненависть моя".
   - Как они появились, проклятые, с самого начала, так и не покинули меня до сих пор. По совету деда, мужики, чтобы найти невест, стали пускать наугад стрелы. И как только они при этом никого не убили?! К чему деду радоваться, что стрелы двух сыновей попали во дворы к купцовой и дворянской дочерей, то есть девушек, не приученных к труду? А почему сами девицы обрадовались, что выходят замуж за крестьян? У меня участок всего в десять соток, я на нём не разваливаюсь, а всё равно устаю до изнеможения. А они от безбедной, обеспеченной, праздной жизни в прекрасных домах радостно бросаются в нищую крестьянскую избу.
   - Никогда об этом не задумывалась, - сказала Пронина.
   - Я тоже, - подтвердила Света. - Но то было прежде. Я и говорю, что мы были наивнее и воспринимали всё ярче, увлекались по-настоящему, забывали обо всём, когда смотрели или читали что-то интересное. Но это ещё не конец. Когда девушек прогнали со двора, то куда делись их лошади? Невесты приехали в нагруженных доверху повозках, лошадям даже в зубы заглядывали, когда они прибыли, а вернулись девицы домой пешком, волоча лишь малую часть пожиток. Если уж грубо выгонять кого-то из дома, выкидывая вслед вещи, то следует отдать всё, вплоть до лошадей.
   - Действительно, критические мысли, - задумался Жигадло. - Когда я смотрел этот фильм, то пропустил такой факт. Принял как должное, что ленивые неумехи, польстившиеся на завидных женихов, были с позором выставлены вон.
   - Ленивые неумехи, - повторила Света. - Вот здесь речь как раз пойдёт о женской доле, а особо въедливые зрители могут кружным путём дойти до некоторых причин революции... Впрочем, оставим революцию в покое, а остановимся лишь на женской доле. Что велено было сделать девицам?
   - Насколько я помню, они работали где-то в поле, - ответила Карасёва.
   - Разумеется, поскольку женихи были крестьянами. Но как именно они должны были, по мнению мужчин, работать? Им было сказано так: "Пшеницу за ночь сожни и в скирды увяжи". Но при этом предполагается, что и обед к возвращению мужиков должен быть готов, и изба убрана. Почему такой объём работы и почему именно за ночь? И не думаю, что после такого тяжёлого труда им бы позволили выспаться днём.
   - Да уж, - согласился Михаил Борисович. - При такой работе и крепкий деревенский мужик надорвётся.
   - И надрывались, - сказала Пронина. - От такой жизни и шли в революцию.
   - А мне вспомнился один разговор, - продолжала Светлана. - Тоже о женской доле. Кто читал "Юные годы" Кронина?
   - Я читала, - ответила Карасёва.
   - Я тоже, но очень-очень давно, в детстве, - подумав, проговорил Жигадло. - Почти ничего не помню.
   - Я не читала, - призналась Пронина.
   - В этой книге мать умерла намного раньше времени от домашней работы. Только от домашней работы! Она стирала, готовила, убирала, а прислугу ей в помощь из жадности не нанимали. Моя бабушка, когда прочитала эту книгу, сделала мудрое замечание, что она всё это делает на большее число членов семьи. И хорошо хоть, что бабушка была в то время уже на пенсии, но до этого ещё и работала. И вообще женщины и работают, и занимаются хозяйством.
   - Если уж продолжать эту тему, то я не понимаю в зарубежных книгах и фильмах другого, - сказала Карасёва. - Почему для одних женщин считается непосильным в одиночку выполнять работу по дому и им в помощь нанимают прислугу или хотя бы приходящую уборщицу, а для той же прислуги и уборщицы считается естественным после работы на хозяев возвращаться домой и вести собственное хозяйство.
   - Например, мадам Мегрэ, - подхватила Светлана. - Живут в квартире только она и её муж, ни детей, ни животных, никого больше нет. К ней раза два в неделю приходит уборщица, а Мегрэ при этом беспокоится, не тяжело ли жене вести хозяйство.
   - Светик, выходи за меня замуж, - в очередной раз повторил Жигадло. - Уверяю тебя, что я подобными глупостями донимать тебя не буду. К тебе ни уборщица не будет приходить, ни нанимать тебе в помощь прислугу не буду, но зато не буду заставлять за одну ночь сжать пшеницу на всём поле, уложить в снопы и при этом ухитрится приготовить обед.
   Все засмеялись.
   - И заодно пообещаю, что буду любить твоих котопсов до обожания.
   - Кстати, о котопсах! - обрадовалась Светлана. - Я не могу понять, зачем в фильмы всовывают собак, если они не нужны по сюжету? И получается полная нелепость. Возвращается хозяин домой, а пёс и ухом не ведёт, а то и посторонний входит в дом, а собака - ноль внимания.
   - У меня собак никогда не было, - сказала Карасёва, - поэтому я не обращала внимания на такие подробности... Но вообще-то да, теперь я припоминаю, что собаки в фильмах служат фоном и к людям не подходят.
   - Всё! - решил Жигадло. - Пора приниматься за дело. Я хочу закончить возню с бумагами, чтобы в учебной четверти они не мешались с новыми. Сегодня среда, потом ещё два рабочих дня... Надеюсь, нас не заставят приходить в субботу? А потом начнётся обычная кутерьма.
   - И учтите, что четверть короткая, а дети придут расслабленные, - напомнила Пронина. - Пока они забудут о прошедших каникулах, пора будет выставлять четвертные оценки.
   Когда коллеги ушли, Светлана убрала принадлежности для чаепития, а в голове всё крутились обрывки разговора и мысли, оставшиеся невысказанными. Как нарочно, всплыли в памяти выдающиеся по глупости эпизоды просмотренных фильмов, от попросту нелепых до неудобных для обсуждения. У неё создалось впечатление, что создатели таких фильмов никогда не общались с девушками, а имели дело лишь с похотливыми многоопытными женщинами. Потом мысль увела её в менее безотрадную область, но тоже носившую современный отпечаток никому не нужного натурализма. Она вспомнила уже трижды прочитанную книгу "Зима в горах" Уэйна. Были в ней подробности, когда-то вызывавшие недоумение у целомудренного советского читателя, привыкшего к строгой пристойности в книгах и фильмах. Сейчас Свете вспомнился тот эпизод, где главному герою очень хочется в туалет по маленькому, но он боится пройти вглубь участка. Когда хозяйка вышла из комнаты, он тут же у самого входа в дом справил нужду. "О облегчение! Облегчение!" - восклицает автор устами своего персонажа. В первый раз Светлане было очень странно читать такие некрасивые подробности, а теперь они кажутся вполне допустимыми на фоне современной распущенности.
   Тут она чуть не рассмеялась вслух, потому что одна мысль всегда ведёт за собой другую, а эта другая была воспоминанием из раннего детства. Когда она была совсем маленькой, она читала вслух книгу и сделала неправильное ударение. Получилось: "Кухарка пИсала". "ПисАла", - поправила мама. Свете стало так стыдно за подобную ошибку, что она начала оправдываться: "Но здесь же не поставлено ударение". "Светочка, сама подумай, - увещевала мама, - зачем же автор будет описывать подобные действия кухарки? Кому это интересно?" В то время это, в самом деле, никому не было интересно и считалось хоть, конечно, и естественным, но настолько приземлённым, что распространяться на эту тему вне кабинета врача было неприлично. Но времена изменились. Теперь все физиологические процессы подробно и без стеснения описываются в книгах, крупным планом показываются на экранах, и, похоже, никого это уже не удивляет и не оскорбляет.
   Когда пришло первое поколение детей "без комплексов", Светлана часто испытывала неловкость от их речей, потом привыкла. "Светлана Николаевна, можно мне выйти?" - спросит одиннадцатиклассница во время урока. - "Нет, жди перемену". - "Но я хочу в туалет". Во времена учёбы Светы такое заявление вызвало бы смех, но нынешние дети слушают одноклассницу спокойно и понимающе. "Надо ли говорить во всеуслышание о таких вещах?" - спрашивала Светлана вначале, рассчитывая, что девочка почувствует неловкость. "А что особенного - удивляется та. - Я в буфете выпила много сока и теперь хочу писать". Даже эти слова, произнесённые при всех, никого не удивляют. "Да, она пила сок, - подтверждают подруги и друзья. - Мы все его пили". То ли дело раньше! "Верочка, положи себе добавки", - сказала хозяйка дома двоюродной сестре Светиной мамы на большом съезде родственников. "Спасибо, я объелась", - ответила та. "Как это некрасиво! - говорила позже мама маленькой Свете в качестве незаметного поучения на чужом примере. - Симпатичная девушка, на неё залюбуешься, и вдруг объявляет: "Я объелась". И сразу всё очарование пропадает, а остаётся только объевшаяся девица". И все старые тётушки тоже осуждали чрезмерную откровенность девушки. А если бы Верочка произнесла то, что без стеснения объявляют на весь класс нынешние ученицы? Все бы онемели от стыда и неловкости. Да, времена меняются в сторону даже не упрощения, а опрощения. Хорошее понятие простоты заменяется простецкостью.
   "Сегодня я получу свои книги", - прервала прежний поток мыслей Света, открывая дорогу новому и более отрадному чувству.
   В конце рабочего дня Карасёва вновь зашла выпить кофе, и они уютно посидели вдвоём, говоря на самые разные темы, в том числе и о получении ожидаемых книг. Светлана лишь Людмиле Аркадьевне рассказала о своей писательской деятельности.
   - Как ни приду, а они всё пьют кофе, - объявила Серёгина, открывая дверь.
   - Присоединяйтесь, Мария Александровна, - пригласила Света.
   - Только что выпила. Я пришла узнать, все ли отчёты сданы.
   - Давно уже, - ответила Светлана.
   Серёгина обвела взглядом кабинет.
   - Как здесь напакостили, - отметила она.
   - А что вы хотите? - осведомилась Света. - Терёшина давно уже больна, а я здесь не бываю, так что присмотреть за кабинетом некому. Учителя, которые приходят сюда на замену, не считают нужным даже запирать дверь. После уроков сюда приходят дети. Просто так. Посидеть, поболтать.
   - Да, кабинет получился бесхозным, - согласилась учительница математики.
   - А в какое состояние он придёт к возвращению Терёшиной... - многозначительно проговорила Карасёва.
   - Да, Терёшина... - Мария Александровна помолчала. - Ещё не известно, останется ли она в школе. Сейчас, раз она на больничном, её не могут убрать, а потом... не знаю.
   - Молоденькая девушка, - заступилась за неё Светлана, - только начала работать в школе, да ещё с каким удовольствием! Разве можно вот так сразу её увольнять? Забрали бы у неё классное руководство и вообще этот класс с мамашей, которая её ненавидит.
   - Что значит "забрать класс"? - спросила Серёгина, причём тон у неё стал начальственный. - Кому его дать? Кто захочет его взять? Разве это дело - сваливать на коллег классы, с которыми у учителя конфликт? К нам пришла не девочка-практикантка, а специалист с дипломом, мы поручили ей ответственную работу с детьми, но она не способна с ней справиться. У нас не благотворительное учреждение, и мы не можем позволить себе держать таких учителей. Пусть поищет себе работу, более отвечающую её способностям.
   "Мне постоянно передают чьи-то классы, - подумала Света. - И твой двоечный седьмой "а", и восьмой "а", который отказался от Семаковой. И этих Хусейновых мне сбагрили, потому что у них конфликт с той же Семаковой. И Шурик Пономарёв тоже не из моего класса. И часто классы кочуют от одного учителя к другому. Почему же помочь девушке, только-только начавшей работать в школе, считается недопустимым?"
   - Сидорова говорит, что ей надо работать воспитателем в детском саду, - сказала Карасёва.
   "Но там она не сможет давать уроки русского языка, а ей это так нравилось, - подумала Светлана. - Какое сейчас бездушное жестокое время. Попалась отвратительная женщина-активистка, главенствующая в родительском комитете, - и молодую учительницу увольняют".
   - А если бы в родительском комитете не было стервозной мамаши, которая настраивает прочих родителей против Терёшиной? - спросила Света.
   Серёгина ответила не сразу.
   - Кто знает, как бы обернулось дело, - заговорила она более доверительным тоном. - Вчера у Дамы было совещание заместителей директора, и на нём упомянули о Терёшиной. Алла Витальевна настаивает на её увольнении и говорит, что у неё есть на примете хорошая замена, какая-то студентка из пед. института. Лично я Терёшину почти не знаю, не была на её уроках...
   - А кто-нибудь был? - сейчас же спросила Света.
   - Н-не зна-ю, - протянула Мария Александровна. - Должны бы... Мы с вами, Светлана Николаевна, математики и к русскому языку отношения не имеем. Что руководство школы решит, тому мы и обязаны подчиняться.
   - Мы люди подневольные, - подтвердила Светлана.
   - Вот именно, - согласилась Карасёва. - Что нам скажут, то...
   - Под козырёк - и отправляйся выполнять, - подхватила Серёгина. - Как погано стало в школе! Нет, наверное, надо уходить. Я вам говорю, девочки, что здесь что-то назревает. Добром это не кончится.
   - И ещё какая-то мышиная возня в пятом классе, - напомнила Карасёва.
   - Да, именно мышиная возня. Ничего не понятно, только родители почему-то недовольны Семаковой. Почему? Что там за тайны? Мария Витальевна ничего не понимает. С детьми, вроде, у неё хорошие отношения. Дело тёмное.
   - Дело ясное, что дело тёмное, - сказала Людмила Аркадьевна.
   - Как мне всё это не нравится! - повторила Серёгина. - И к этой девочке отнеслись слишком сурово. Я с вами согласна, Светлана Николаевна, может, и следовало бы дать ей второй шанс. Но не мы здесь решаем, что делать, а что не делать. Вы когда думаете уходить?
   - Через... через двадцать минут, - ответила Светлана.
   - А мне ещё час сидеть, - посетовала Карасёва.
   - Мне ещё дольше, - подбодрила её Серёгина. - Я же заместитель директора, поэтому обязана быть в школе все восемь часов, а не по расписанию уроков.
   - Зато она и получает не только как учитель, но и как заместитель директора, - сказала Людмила Аркадьевна, когда Серёгина ушла. - Да ещё к стимулирующей оплате ей кое-что добавят. Что такая грустная, Светлана Николаевна?
   - Неприятно всё это, - призналась Светлана. - Представляю, каково будет Терёшиной, когда ей объявят, что её увольняют. А имеют право её так просто уволить?
   - Она не считается молодым специалистом. Она пришла к нам не прямо из института. Теперь ведь составляются разные договоры. По её договору её могут уволить в любой день.
   - Надеюсь, не с формулировкой "не соответствует занимаемой должности"? Пусть уж будет "по собственному желанию".
   - Сейчас этого не пишут. Увольняется с такого-то числа, вот и всё.
   - Всё равно это ужасно. Это и для нас было бы ужасно, а каково девочке, которая только что начала работать?
   - Мы не можем ничего сделать, - рассудила Карасёва. - Что теперь горевать? У нас своих проблем выше крыши. Это вы сейчас, на свободе, думаете о ней, а когда начнутся уроки, всё сразу вылетит из головы. Да ещё четверть короткая... Хочу я ещё кофе? Пожалуй, нет. Тебе, Света, уже можно уходить. Иди, получи свои книги и завтра покажи мне.
   Настроение, приближавшееся к похоронному, сразу улучшилось, и на почту Светлана пришла почти с ощущением счастья. Казалось, что два упакованных в плотную бумагу свёртка выглядят совсем не так, как обычные посылки или бандероли, а излучают таинственное сияние. Душа переполнилась гордостью, когда руки почувствовали вес этих свёртков. Как ни старалась Света сохранять внешнюю безмятежность, но внимательный наблюдатель понял бы по её глазам, что у человека большая радость.
   Ей хотелось как можно скорее придти домой и распаковать книги, но почта была на той стороне улицы, что и "Пятёрочка", поэтому хорошо знакомый магазин сам напомнил ей, что помимо нужд и радостей духовных существуют ещё и нужды (а иногда и радости) насущные. У неё было два питомца, которых надо было кормить, а доставать мясо из морозилки не хотелось, да и размораживать его было делом долгим.
   Сначала Светлана намеревалась пройти в магазин с книгами, опасаясь, что какой-нибудь злоумышленник позарится на её сокровище, прельстившись аккуратным видом свёртков, но всё же она решилась доверить свою ношу камере хранения, ведь не очень-то удобно набирать продукты в корзину, если руки заняты. Однако она поместила свёртки поглубже и загородила их пакетом. Только будучи уже в середине зала, в самый разгар наполнения корзины нужными или только сейчас казавшимися нужными упаковками, она вспомнила, что, заботясь о сохранности книг, забыла переложить из пакета в карман паспорт. До сих пор ей везло, и у неё не исчезали вещи, оставленные в камере хранения, но она знала, что такие случаи не так уж редки. Вдруг, по закону подлости, именно сейчас кому-то взбредёт в голову проверить содержимое её ячейки? Какая будет морока с восстановлением паспорта и карточки медицинского страхования, которую она почему-то таскает вместе с паспортом!
   Она со стеснённым сердцем продолжила обход магазина.
   "А что если купить фарш? - возникла блестящая идея. - Сделаю фрикадельки. Бульон с фрикадельками для меня, а живности насыплю туда геркулес. Быстро, просто, сытно, а возможно, и вкусно. Говяжий фарш. Сама говядина слишком дорогая, лучше застать на неё акцию в "Седьмом континенте", а фарш мне подойдёт".
   Когда она расплатилась и открыла свою ячейку в камере хранения, то убедилась, что её время от времени вспыхивающая тревога за книги и документы оказалась напрасной. Всё было цело. Свёртки вновь всколыхнули улёгшийся было восторг, и жизнь стала походить на конец сказки, где положительные герои находят счастье. Бедная Терёшина со своим горем была начисто забыта.
   - Светочка, что-нибудь случилось? - спросила Алевтина Ивановна.
   - Не знаю, - растерялась Светлана. - А что?
   - Обычно ты идёшь из школы усталая, а сейчас весёлая.
   Старушки на скамейке дружно кивнули.
   - Сейчас каникулы, - оправдывалась Света. - Вроде, уставать не из-за чего.
   - Купила что-то хорошее? - спросила одна из старушек.
   - Или это бандероли? - догадалась другая.
   - Ах это! Здесь всего лишь книги. Заказала кое-какие методички для работы.
   Старушки сразу потеряли интерес к свёрткам.
   - Я тебе говорила, что у нас возле чердака собираются подростки? - спросила Алевтина Ивановна, хотя прекрасно помнила этот факт.
   - Да. Но раз они ничего плохого не делают, то...
   Светлана сама не знала, как относиться к таким сборищам. Встретиться с ними, когда в подъезде никого нет, было бы неприятно, ведь безобидные по отдельности полумальчики-полувзрослые могли быть опасны в группе, но и прогонять их было как-то неудобно, раз они не пачкали, ничего не ломали, ни к кому не приставали, не шумели, не курили, не употребляли наркотики.
   - Георгий сейчас очень занят, а то бы он давно написал заявление в полицию, чтобы их проверили. Он уже два раза сам их гонял, но они всё равно время от времени сюда пробираются. Мне кажется, что у них несколько таких мест для сборищ.
   - Тогда и милиция ничего не сумеет сделать, - решила Света. - Их прогонят, а они через два дня опять явятся.
   - И чеченцы эти, - пожаловалась старуха. - Сегодня опять к ним приехали трое. Я с ними чуть не столкнулась возле лифта, даже вздрогнула, а они только глянули дико и пошли себе дальше. Помяни моё слово, Светочка, что прирежут они кого-нибудь.
   - Надеюсь, что этого не будет, - ответила Светлана. - Если они это сделают, то полиция сразу начнёт допрашивать наших чеченцев, то есть тех, кто здесь живёт
   - А они сразу сбегут, - убеждённо проговорила Алевтина Ивановна. - Да ещё на прощание подорвут наш дом вместе со всеми нами.
   - Побегу, а то Дика надо выводить гулять, - попрощалась Света.
   Когда она разговаривала со старушками, то не верила, что её прирежут в собственном подъезде, однако войдя в него, ощутила очень неприятное чувство. Квартир возле лифта не было, зато был проход на лестницу, где, тем более, не от кого было ждать помощи. Трое незнакомых мужчин с Кавказа и группа подростков - слишком много для одного подъезда. Курулёва правильно делает, что не позволяет детям ходить здесь одним.
   Возле двери в квартиру глаза Светланы упёрлись в пылесос. Она начисто о нём забыла и теперь с досадой подумала, что придётся освобождать для него место. Как они раньше жили здесь всей семьёй? И хорошо жили, при этом, вроде, не страдали от тесноты. Когда им давали квартиру, то семья состояла из трёх человек, и по нормам того времени им была положена двухкомнатная квартира. Им и давали большую двухкомнатную квартиру с удачной планировкой, но на окраине. Красивое было тогда место, и, как мама рассказывала, их окна выходили прямо на лес. Сейчас там, конечно, дома и улицы, но в то время это был край Москвы, где о метро не мечтали и куда можно было добраться лишь на автобусе, причём поездка на нём занимала больше сорока пяти минут. Но ведь, помимо автобуса, до работы надо ехать ещё и на метро. Мама сразу поняла, что такое местожительство не только вымотает все силы, но и лишит их возможности ходить в театры. Кроме того, она смотрела в будущее. Она представила, каково же придётся сыну, когда он вырастет и поступит в институт. Ежедневно совершать длительные поездки туда, а потом обратно будет ужасно. Обдумав всё это, она приняла решение отказаться от двухкомнатной квартиры на окраине, а взять однокомнатную в центре, которую можно было как раз в это время получить на работе мужа. И в разумности такого решения никто не усомнился, даже когда появилась Света. Не от жилплощади зависит мир в семье, а от людей, из которых эта семья состоит. Как выражалась бабушка Светы, люди и во дворцах убивают друг друга. А у них, по сути, получилось две комнаты, потому что плита была электрическая, запаха никакого, а значит, кухню можно было использовать как спальню, что они и сделали, установив там диван. Как бы хотелось вернуть те времена! Пусть не времена, а хотя бы дорогих её сердцу людей!
   Человек, как известно, существо неблагодарное. Светлана даже на миг не почувствовала признательности к Анатолию, возившемуся с её пылесосом и исправившему его, а наоборот, она с ещё большей неприязнью подумала о противном собаконенавистнике, из-за которого ей теперь предстоит заново раскладывать удобно пристроенные вещи. "Чёрт с ней, с этой собачкой!", - вспомнилось ей. А ведь если ей не повезёт и она встретится с ним сегодня или завтра, придётся сказать ему спасибо. Она и скажет это с видом... не то чтобы уж очень, но достаточно любезным, или скажем так, умеренно любезным. Лишь бы при этом не присутствовал Дик! И Сабина предупредила, что этот тип ненавидит животных, и Алевтина Ивановна сделала жест отчаяния, когда Света о нём заговорила. Как странно, что милейший Владимир Михайлович и поганый Анатолий Сергеевич прекрасно уживаются друг с другом.
   Она внесла пылесос в квартиру и вывела собаку на улицу, опасаясь, что Алевтина Ивановна продолжит разговор о чеченцах и подростках, но та уже вовсю что-то обсуждала с подругами, поэтому лишь для порядка назвала Дика скандалистом и похвалила за хорошее несение службы. Света не знала, что последнее было вызвано разговором с Владимиром Михайловичем, который повторил, что пёсик ему обо всём докладывает, как не знала и того, что темой для оживлённого обсуждения послужил её жизнерадостный вид.
   Дома Светлана не могла удержаться от хвастовства и с гордостью показала животным оба пока ещё не распечатанных свёртка.
   - Смотрите, что я получила... Осторожнее!
   Дик так рванулся к таинственным предметам, что хозяйка испугалась, как бы он не поскользнулся и не расшиб себе нос. Кот более осторожно, но не менее быстро вспрыгнул на стол и принялся обнюхивать упаковку. Оба остались в недоумении, потому что ничего приятного не учуяли.
   - Вы ничего не поняли, - сказала Света. - Это книги. Мои книги, точнее, несколько экземпляров одной моей книги.
   Она сняла плотную бумагу и вытащила аккуратно запаянные в целлофан довольно увесистые книги в гибкой обложке.
   Ни Дик, ни Базиль не разделяли восхищения хозяйки, но открыто не выражали пренебрежения. Каждый по несколько раз обнюхал томик, освобождённый от плёнки, доискиваясь до причины восторга Светланы, но вынужден был придти к выводу, что повода для радости не нашёл. Оба перестали проявлять интерес к предметам, по виду мало чем отличающимся от подобных же предметов, заполнявших их жильё. Даже запах, хоть и был новым, но не представлял ничего занимательного.
   Светлану охватила тоска по маме. Как бы она сейчас радовалась, рассматривая книгу со всех сторон и перелистывая. А потом она, конечно, прочитала бы её с новым интересом, потому что это не был текст в электронной книге или даже распечатка на офисной бумаге, и была именно книга с плотными желтоватыми страницами.
   - Вы, уважаемые, голодные? - спросила Света, загоняя подальше тоску по общению с близким, хорошо понимающим её человеком.
   Дик вскочил, готовый идти вместе с хозяйкой в кухню. Сидевший на столе Базиль встал, соблюдая достоинство, но не желая отстать от приятеля.
   - Я купила говяжий фарш, - объясняла Светлана по дороге в кухню и в самой кухне. - Видите, какой плотный? Здесь, конечно, есть жир и, наверное, немало, но на вид очень даже мясной. Вот в моё раннее детство и до моего рождения фарш в магазинах делали прямо на глазах у покупателей. Стояла очень большая мясорубка, и продавцы пропускали через неё куски отличного мяса. Потом, уже не на глазах у покупателей, фарш постепенно стали делать из всяких отходов в виде жил и тому подобного, но натурального. А хотелось бы мне знать, из чего сделан вот этот приятный на вид фарш. Но что имеем, то имеем и из этого имеющегося сварим бульон с фрикадельками. А вам дополнительно полагается геркулес, поэтому у вас будет овсяная каша с фрикадельками. Тебе, Дик, я фрикадельки раздавлю вилкой, а то ты заглатываешь, не разжёвывая... Шарики отлично катаются, даже не надо смачивать руки. Из свиного фарша так хорошо не получается. А теперь опускаем эту красоту в кипящую воду и... О-о-о!..
   Света замолчала и стала наблюдать, как вода окрашивается сначала в светло-, а потом в густо-розовый цвет.
   - Сколько же туда вбухали краски! - сказала она без удивления, так как была современным человеком, привыкшим к чудесам в продовольственной сфере. - Понятно, что бульона не будет. По идее, надо бы и весь фарш выбросить, но тогда вообще ничего не надо есть, ведь сейчас всё не годится для еды. Больше я такой фарш покупать не буду. Свиной, по крайней мере, тот, который я покупаю, жирнее, но, кажется, без красителей. Да и срок хранения... невероятный. Какую же дрянь подмешивают, чтобы фарш столько времени не портился? Нормальное мясо, ничем не обработанное, если лежит не в морозилке, а просто в холодильнике, начинает попахивать на третий день, а чтобы больше четырёх недель... Четырёх?.. Понятно, почему рак стал привычной и слишком распространённой болезнью. Чем, скажите, питаться, чтобы сохранить здоровье?
   Пришлось сделать кашу всем троим и добавить туда вытащенные из ярко-розовой, почти малиновой, воды фрикадельки.
   Теперь надо было освободить место для пылесоса, казавшегося ненужным и даже лишним, заняться конспектами уроков, подготовить кое-какие материалы для школы, потом... потом необходимо было заполнять маркеры. Неужели когда-нибудь эта нудная работа себя оправдает и принесёт деньги? Сабина их давно получает, и очень хорошие деньги, недаром так настоятельно приглашала в свою корпорацию. Непонятно, что это за рекламы такие и чем они кому-то полезны, но, наверное, надо хорошо знать современный бизнес, чтобы в этом разобраться. Уж, наверное, Сабина не стала бы её звать в какое-то сомнительное предприятие. А ещё надо выкроить время для рецензии на книгу одного из авторов их литературного сообщества, и на этот раз перед ней стояла очень непростая задача, потому что она считала этот роман опасным для молодых читателей и с сожалением вспоминала о советской цензуре, которая, безусловно, не допустила бы его до неокрепших умов, как, впрочем, и до окрепших.
   Но всему свой черёд. Сначала надо было заняться пылесосом. Света открыла дверцу стенного шкафа, хотела было сразу же начать вытаскивать вещи, положенные на законное место пылесоса, но остановилась. Ей в голову закралась мысль, чуть ли не надежда, что собаконенавистник или плохо починил пылесос, или тот ещё раз успел сломаться, пока стоял без дела. Зачем же тогда затевать чехарду с перебиранием вещей? В этом случае вечером, когда никто не сможет её увидеть, она тихонько вынесет пылесос на помойку и забросит в контейнер, а не оставит на всеобщее обозрение. Владимиру Михайловичу она скажет, что всё в порядке, ещё раз передаст через него благодарность Анатолию Сергеевичу, и на том дело и кончится. Вряд ли вопрос о пылесосе всплывёт ещё раз, а если такое случится, она скажет, что отвезла его на дачу и всё никак не привезёт обратно.
   Она так давно им не пользовалась, что собрала его очень неуверенно, потом включила и... он прекрасно заработал. Света без особой охоты поводила щёткой по полу, прошлась по углам, неожиданного увлеклась и с большим удовольствием пропылесосила всю квартиру.
   Базиль вспрыгнул на стол и оттуда наблюдал за шумной процедурой, а Дик сначала ходил рядом с хозяйкой, присматриваясь к её работе, потом принялся нападать на щётку, отскакивать от неё, когда Светлана делала вид, что хочет почистить его шубку, иногда взлаивал от возбуждения. Он сильно удлинил время уборки и получил громадное удовольствие.
   "Хорошая штука, - отметила Светлана, выключая пылесос. - Хоть этот человек и очень противный, но спасибо ему".
   Она уже без неудовольствия освободила место, убрала пылесос и разложила на столе планирование, старые конспекты уроков, книги, методички. Дик понял, что хозяйка уже не будет с ним играть, и, не теряя хорошего настроения, отправился к перешедшему на софу коту.
   У Сабины тоже было хорошее настроение, правда, вызванное не таким невинным поводом, как у собачки. Она только-только вернулась домой, очень устала, замёрзла, проголодалась, но всё это казалось пустяком, почти приятным дополнением к огромной удаче сегодняшнего дня. Ей попалась глуповатая женщина, когда-то давно работавшая в ДЭЗе на телефоне, а теперь пытающаяся изображать из себя почти что светскую львицу. Такой легко было задурить голову благами великолепной корпорации ЛБМ. Через двадцать минут эта особа, слушавшая Сабину с открытым (в буквальном смысле) ртом, уже воображала себя обладательницей акций гостиничного комплекса "Каравелла" и представляла, как она попадает в кружок избранных господ, вращающихся в самых высоких сферах (каких именно, этого её фантазия не обрисовывала).
   - Но чтобы этого достичь, надо приложить усилия и... деньги, - коварно намекнула гениальная в деле их отнятия Сабина, рассчитывая, что это заденет за живое манерничающую простушку и подтолкнёт с ними расстаться. - Любой бизнес требует вложений. Я, например, начала с четырёхсот тысяч. Но это деньги большие, не каждый их имеет и далеко не каждый способен вот так сразу выложить.
   Женщина, муж и сын которой работали водопроводчиками, причём оба не обладали обременительным свойством в виде совести, имела благодаря этому достаток, а потому почувствовала себя задетой.
   - Я могу себе это позволить, - высокомерно сказала она. - Пожалуй, я куплю все эти... портфели, кабинеты... что там ещё?.. на полмиллиона.
   У Сабины перехватило дыхание, но она и виду не подала, что считает это очень большими деньгами для вступления в вот-вот закроющуюся компанию.
   - Мне так сразу и показалось, что вы - дама, достойная стать нашим партнёром.
   Бедняжка от слов "наш партнёр" совсем перестала соображать.
   - Понимаете ведь, что я не предложу войти в корпорацию каждой встречной.
   - Разумеется! - с горячностью согласилась распираемая гордостью женщина.
   И вот теперь Сабина вытащила из сумочки и эти пятьсот тысяч рублей, которые бывшая работница ДЭЗа, ослеплённая блестящими перспективами, согласилась сразу же снять с электронной карточки, и ещё почти сто тысяч, дрожащими руками переданных ей тремя женщинами очень небольшого достатка, заворожёнными её речами. Сегодня был просто фантастический улов, и счастью Сабины не могли помешать ни усталость, ни холод, ни голод. Перед закрытием компании, позволяющей с очень большим размахом обирать людей, у неё словно обострились все чувства и во много раз возросли способности, способствующие одурачивать тех, кто не был знаком с такого рода воровством. Никогда прежде она не "зарабатывала" столько, как теперь, а на этот раз даже она едва верила в своё счастье.
   Она переоделась, поставила на плиту обед, выпила три глотка отличного коньяка, чтобы согреться и не заболеть, и задумалась, не позвонить ли брату, чтобы поделиться радостью. Но она не решилась набрать номер, опасаясь помешать второму охотнику за чужими деньгами и повредить его планам. К её удовольствию, он позвонил сам.
   Степан поздравил сестру и сообщил о собственном удачно продвигающемся деле.
   - А ещё находятся такие, которые недовольны нашим временем! - воскликнула всё ещё возбуждённая Сабина. - Оно прекрасно! Разве можно было так жить прежде? Если человек не работал, его считали тунеядцем, иждивенцем, всячески донимали, вынуждали устроиться на работу. А сейчас живи, как хочешь, никому нет дела, работаешь ты или нет.
   - И на что живёшь, - подхватил Степан. - Раньше доходы контролировались. Если уровень жизни не соответствовал доходам, к этим людям начинали присматриваться, допытываться, откуда у них деньги.
   - Зато сейчас лишь дурак остаётся бедным, - заключила сестра. - А у кого в голове есть хоть что-то, тот процветает. Не зевай, действуй, проявляй смелость, предприимчивость - и будешь жить прекрасно.
   Удивительно, но и Раиса Павловна тоже была в приподнятом настроении, что, впрочем, не помешало ей наорать на детей. Утром ей удалось пригласить в гости Рыбакова лично, а позже она встретила, на этот раз случайно, Полетаева и повторила приглашение. Так как важное событие передвинулось на день раньше, требовалось поторопиться с обдумыванием небольшого обеда. Благодаря Алевтине Ивановне она была наслышана о кулинарных подвигах Владимира Михайловича, поэтому считала, что нужно подать к столу что-нибудь посущественнее недорогого торта, на который назначена акция. Она, как и большинство современных людей, не любила гостей и никого к себе не приглашала, к тому же была скупа и по складу характера, и из-за маленькой зарплаты, но ради такого мужчины, как Анатолий, она была готова на непредусмотренные траты.
   Полетаев без восторга принял приглашение женщины, которая не была ему приятна. Он бы отказался, если бы знал, как это сделать, не обидев её. Он ясно видел, что Курулёва настроена принять у себя гостей и ссылка на занятость лишь заставит её переменить день, поэтому вынужден был согласиться.
   - И Анатолий Сергеевич обещал придти, - сообщила Раиса Павловна. - Я случайно повстречалась с ним утром и пригласила его. Непременно приходите оба. И Алевтина Ивановна будет.
   Владимир Михайлович вспомнил, как оскорбилась старушка, когда Курулёва принялась в панике искать свой шарфик, давая понять, что подозревает в его исчезновении гостей. Но ведь Алевтина Ивановна так общительна, что наверняка предпочтёт сделать вид, что забыла обиду, лишь бы оказаться в числе приглашённых.
   Раиса Павловна сказала о старушке, ставшей почти непременным участником соседских посиделок, убеждённо, хотя ещё не пригласила её. Она была далека от мысли, что прежний приём гостей прошёл не совсем удачно, и чувствовала уверенность. Впрочем, Полетаев был прав, предполагая, что Алевтина Ивановна не станет проявлять гордость. Когда она на следующий день услышала, что в пятницу намечается чаепитие, на котором будет присутствовать даже Рыбаков, то охотно согласилась придти.
   "Неужели Тольке так нравится эта раскрашенная скалящаяся неврастеничка? - недоумевал Полетаев, вспоминая любезные улыбки, какими его одаривала Раиса Павловна. - Он обещал придти! Просто чудеса! Если бы обещал всего лишь постараться придти, я бы его понял. Очень хотел зайти в гости, но, увы, непредвиденные дела... Как это обычно говорится, чтобы соблюсти вежливость. Но чтобы он согласился без всяких оговорок, да ещё в пятницу, когда отговорка сама напрашивается... Вот уж, действительно, любовь зла, полюбишь и козла. Liebe macht blind. Любовь делает слепым.
   Из-за этих мыслей и из-за нежелательного приглашения в гости старик не входил в число тех, чьё настроение в этот день было лучезарным. Не то чтобы он был угрюм или раздражён, однако его угнетало и то, что его мальчик выделил неприятную женщину, и то, что его настольной книгой стали мрачные сонеты Петрарки. А как дополнение к смуте в его душе ему позвонил Рыбаков и предупредил, что придёт поздно, однако не сообщил по какой причине. Владимир Михайлович сразу же заподозрил, что его Толя начинает жалеть о своём решении поселиться с ним, и теперь такие вот поздние возвращения домой станут всё чаще. Конечно, он понимал, что у нестарого ещё мужчины должны быть свои дела, даже хотел бы, чтобы Анатолий стал менее замкнут и сдержан, чтобы к нему вернулся вкус к жизни, однако ему было очень неуютно от сознания, что сам он может оказаться лишним в этой новой жизни его воспитанника.
   Старик не позволил тревожным мыслям омрачить ему день, в чём ему помогла работа, но, едва наступило время, когда Рыбаков обычно возвращался домой, не спасло даже любимое дело. Он постоянно отвлекался, каждые несколько минут поглядывал на часы, вскакивал и принимался возиться на кухне, тут же останавливал себя, напоминая, что ужин, можно сказать, готов, а подавать его рано.
   Лишь в начале двенадцатого Дик возвестил о долгожданном событии - приближении Рыбакова, но в его голосе слышались и другие нотки, словно на этаже появился кто-то ещё. Полетаеву был интересен только Анатолий, и он с несолидной для его возраста поспешностью вышел в коридор. Вскоре в замке завозился ключ, дверь отворилась и... Старик удивился, засмеялся, и все гнетущие душу мысли бесследно исчезли.
   - КИрша?! Тебя ли я вижу?
   Вошедший вместе с Рыбаковым мужчина был лет сорока, полный, с небольшой плешью, в очках, но задорный блеск в глазах делал его моложе. Он был не с пустыми руками, а нежно обнимал толстый длинный свёрток.
   - Здравствуйте, Владимир Михайлович. Если гора не идёт к Магомету, то... сами знаете, что делает последний. Вы так редко нас посещаете... Надеюсь, летом вы с нами?.. Удивляетесь и гадаете, что это такое?
   - Догадываюсь, - ответил Полетаев.
   - Правильно! Это лучший ковёр из всех возможных. Представляете, Анатолий Сергеевич собирался тащить его на себе. Хорошо, что я живу неподалёку и вовремя его углядел.
   Рыбаков даже сейчас сохранял непроницаемый вид, что не мешало его спутнику весело и непринуждённо болтать.
   - Я бы взял такси, - возразил он.
   - Да где бы вы его искали? А у меня машина уже на ходу.
   - Может, ЕЩЁ на ходу? - пошутил Полетаев, показывая отличную осведомлённость о состоянии старенького "Москвича".
   - Уже и ещё в одно и то же время, - согласился мужчина. - Я её уже починил, а она ещё не сломалась. Куда нести ковёр?
   - Анатолий Сергеевич, командуйте, - предложил старик. - А я сейчас что-нибудь сооружу к столу. Почему не предупредили, что у нас будет гость? Я бы постарался...
   - Ужинать не буду! - решительно отказался Кирилл Олегович, за которым надёжно закрепилось прозвище Кирша, данное ему когда-то самим Полетаевым. - Вот от чашки чая я бы не отказался. А знаете, почему мы так поздно?
   Старик догадывался, что Рыбаков нарочно тянул время, чтобы возвратиться домой как можно позже, когда встреча с соседями маловероятна, но не представлял, каким образом это удалось сделать в обществе Кирши, не выдав причины такой таинственности. И ему самому не хотелось выглядеть смешным в глазах бывшего подчинённого, да и не в обычае Анатолия была такая откровенность.
   - Скоро увидите, - ответил Кирша на собственный вопрос. - Анатолий Сергеевич, давайте повесим сразу. Вдвоём мы это сделаем в два счёта.
   Полетаев лишь сейчас разглядел, что и Рыбаков пришёл не с пустыми руками, а с какими-то свёртками, неловко и очень далеко высовывающимися из двух больших пакетов, на которых красовалась надпись "Пятёрочка".
   Старик понял, что раз ему готовят сюрприз, то ему следует немедленно уйти.
   - Я буду в кухне, - сообщил он. - Чай ставить или подождать?
   - Через четверть часа, - ответил Анатолий.
   Прошло пятнадцать минут, но работа всё ещё продолжалась. Старик слышал, как тарахтела дрель, и беспокоился, что этот звук разносится по близлежащим квартирам, мешая жильцам. Одиннадцать часов, то есть время, после которого не разрешается шуметь, уже наступило, правда, на этот запрет многие не обращают внимания, однако Владимир Михайлович считал, что уже после девяти надо думать о покое людей, да и весь день не забывать об этом. Поэтому сейчас он нервничал. Хорошо ещё, что он успел зарекомендовать себя в качестве тихого человека, а потому этот шум будет воспринят как явление одноразовое. Намеченный в четверть часа срок увеличился не более чем на десять минут, но ему показалось, что прошла вечность.
   - Владимир Михайлович, идите сюда! - закричал Кирша.
   Полетаев вошёл и замер. Ковёр был не огромным, но большим и занимал всю стену над софой. Бордовый цвет и красивый, сложный, но ненавязчивый узор придали комнате, как бы выразилась Алевтина Ивановна, очарование старины, потому что прекрасно подходили к общей обстановке. Но не сам ковёр заставил опомнившегося старика засмеяться, а то, что было на него навешано.
   - Откуда это? - спросил он, указывая на две сабли, меч и шлем.
   - Сабли из магазина, где подают всякие подделки под старину, - объяснил Кирша. - У нас есть такой в подвальчике. Очень хорошая подделка.
   - Хорошая, - согласился Владимир Михайлович, присмотревшись. - А остальное? Это уже не подделка.
   - Ковёр вам в подарок от Анатолия Сергеевича, а меч в подарок от меня.
   - Спасибо, но это лишнее, - смутился старик. - Я знаю, как ты любишь оружие...
   - У меня есть ещё. Мы и задержались, потому что сначала зашли ко мне, а оттуда я позвонил ПрСкше, и мы заехали к нему. Шлем - его подарок. Он и сам хотел приехать, но жена у него... Вы сами знаете, какая у него жена. Он её боится и не смеет ослушаться. А она передаёт вам привет и благодарность.
   - Привет принимаю, а за что меня благодарить? - не понял Полетаев.
   - За то, что шлем теперь переходит к вам. Она Прокшу каждый день пилила из-за этого шлема. Он ей, видите ли, мешал. Наконец, она выдвинула ультиматум: или старый шлем, или она с детьми. У Прокши рука не поднималась подлинный шлем тринадцатого века выбросить или отдать в недостойные руки, но ни одна достойная рука не желала принять его дар. Он уж в отчаяние пришёл, но тут мы с Анатолием Сергеевичем его выручили. Татьяна на радостях сама его как следует завернула и с добрыми пожеланиями положила в пакет. Моя жена, кстати, тоже готова заказать вам сорокоуст за то, что в моей коллекции будет мечом меньше.
   - Сорокоуст? - смутился Полетаев.
   - Во здравие, конечно, - уточнил Кирша. - Не подумайте чего плохого.
   - Идите к столу, мальчики, - распорядился старик, смеясь. - Спасибо за подарки. Ковёр сам по себе красив, а с таким дополнением стал ещё лучше.
   Гость не стал засиживаться, но с удовольствием поужинал, не переставая вспоминать о прошлых экспедициях.
   - Владимир Михайлович, дайте обещание, что летом поедете с нами, - попросил он на прощание.
   - Я и сам об этом подумываю, - ответил Полетаев.
   - Передать это нашим? Все обрадуются.
   - Это ещё не решено, - предупредил осторожный старик, не любивший давать твёрдых обещаний, если их выполнение было проблематично.
   - Владимир Михайлович, извините, что так получилось, - сказал Рыбаков, проводив гостя. - Я хотел обделать дельце тихо и незаметно. Зачем, думаю, разводить такие сложности в субботу? Но, оказывается, Кирша живёт по соседству с магазином и, как нарочно, оказался возле него одновременно со мной.
   - И что ты ему сказал? - с беспокойством спросил Полетаев.
   - Я не стал рассказывать о Раисе и ваших с ней беседах о коврах, а сказал, что хочу сделать вам подарок. Он, разумеется, вызвался мне помочь. Заодно помог и Прокше избавиться от шлема и гнева жены.
   - Кирша рад сделать для тебя всё, что только пожелаешь, - заметил Владимир Михайлович. - Он до конца жизни не забудет, что ты спас его от бесчестья. Он тоже принадлежит к поколению, которое страшится этого явления.
   Рыбаков улыбнулся.
   - Да, мне пришлось стать детективом. Чтобы раскрыть то дело, Холмсу потребовалось бы пять минут, а мне - пять дней. Хорошо, что всё случилось в экспедиции, а не в институте. Там список подозреваемых был бы слишком велик. Но ковёр-то вам понравился? Уверяю вас, что мы никого не встретили по дороге.
   - Прекрасный ковёр, и вооружение вы хорошо разместили. Пойдём, посмотрим на него ещё раз... Знаешь, Анатоль, вот ведь странное дело: ковёр сам по себе нарядный и достаточно броский, но с ним комната стала ещё больше походить на кабинет. Алевтина Ивановна... Толька, прекрати веселиться! Что поделать, если старушка так восхищается нашей квартирой?
   - Я польщён, - ответил Рыбаков. - Так что же Алевтина Ивановна?
   - Она назвала эту комнату кабинетом старинного писателя. Я, конечно, не писатель и не старинный, а попросту старый, но согласен с её мнением. А теперь ей здесь понравится ещё больше. Но нельзя признаваться, что ковёр только сейчас куплен. Скажу, что его только что повесили.
   - В каком-то смысле это можно считать правдой, - согласился Рыбаков. - Его, в самом деле, только что повесили. А главное, вам не будет неловко перед вашей Раисой.
   - Перед твоей Раисой, - возразил старик. - Это тебя она пригласила в гости в эту пятницу. И меня тоже.
   - Я не пойду. Задержусь в институте, а вы за меня извинитесь.
   У Полетаева отлегло от сердца. Оказывается, его мальчик не стремится к сближению с этой женщиной.
   - Я тебя понял, Анатоль, но боюсь, что тебе придётся идти. Она убеждена, что ты придёшь.
   - Дядя Володя, мне надо писать диссертацию для моего Испытания.
   - Полчаса там побудешь, а потом уйдёшь. Раиса Павловна сказала, что пригласила ещё Алевтину Ивановну, поэтому предоставь этой милой женщине поддерживать беседу.
   - Прятаться за спиной старухи, - уточнил Анатолий.
   - Русская женщина привыкла ко всему. Да и беседы не будет. Я не знаю, о чём говорить с Раисой Павловной, кроме её детей. А с Сабиной мне вообще трудно найти тему для разговора. Вот тут Алевтина Ивановна незаменима. Она принимается восхищаться обедом, посудой, обстановкой, поэтому томительного молчания не возникает.
   - А с вашей Светланой вам всегда есть о чём поговорить? - спросил Рыбаков, с неприязнью вспоминая исступлённое дёргающееся лицо.
   - Да. Пожаловаться не могу... Мне странно, что она за тобой бегает, Толя. Но сегодня я тебя от неё избавил.
   - Каким образом?
   - Отдал ей пылесос, за что она передаёт тебе благодарность...
   - Обойдусь без её благодарности.
   - Я благодарность передал, а что ты с ней будешь делать - не моя забота. Сначала она, как я и ожидал, огорчилась.
   - Вот как?
   - У неё однокомнатная квартира. Понятно, что то место, где был пылесос, она успела чем-то занять. Потом я ещё немного её задержал... Кстати, ей очень понравилась полка в кладовке. Плохо, что в её квартире кладовки нет... А потом, когда ты был уже далеко, я её отпустил.
   Во всей этой истории была какая-то путаница, но Рыбакову до того не нравилась эта женщина, что разбираться ему не хотелось, а тут ещё ему внезапно вспомнилось утреннее приглашение в гости.
   - Когда эта Раиса нас пригласила? - спросил он.
   - В пятницу.
   - И ваша Светлана тоже пригласила нас с вами в пятницу. Между прочим, вы и сегодня не избавили меня от неё. Сначала она позвала нас в гости в субботу. Я сразу же отказался, потому что мы с вами уходим в гости к дяде Коле. Тогда она перенесла приглашение на пятницу. Я же не мог всё время так явно отказываться. Сказал, что приду, если ничто не помешает. Я-то рассчитывал, что мне именно в пятницу помешает работа, а оказывается, мне помешает приглашение Раисы. Лучше я к ней зайду на полчаса, чем к вашей Светлане.
   - Как нехорошо получается! - огорчился Полетаев, тоже чувствуя какую-то путаницу, но сильнее удивляясь решительности Светланы. Оказывается, эта застенчивая, как ему казалось, женщина бегает за его Толькой и настойчиво приглашает его в гости.
   - Интересно, а Алевтину Ивановну она тоже пригласит? - спросил Рыбаков. - Даже многострадальная русская старушка не сможет разорваться и быть в гостях одновременно в двух местах... если не является воплощением графа Калиостро. А может, вы с ней на пару успеете к обеим дамам, но в разное время?
   - Я сейчас ничего не могу сообразить, - пожаловался Полетаев. - Вроде, ничего нет плохого в том, что нас приглашают в гости соседки, и в то же время это плохо. Получается, что Раиса не пригласила Светлану, а Светлана - Раису, и если обе они об этом узнают... Нет, надо подождать с этой проблемой до завтра. Недаром говорят, что утро вечера мудренее. Надеюсь, завтра всё как-нибудь утрясётся. Не хотелось бы мне оказаться...
   - Яблоком раздора, - подсказал Анатолий. - Две бабы поссорятся из-за того, к кому первой зайдёт сосед. Но у Асадова с яблоком разобрались ещё ужаснее. Помните? "Малыш сидел и с хрустом поедал, давясь от счастья, яблоко раздора".
   Но старик не был настроен шутить, и ночь он провёл неважно, часто просыпаясь с очень неприятным чувством. Лишь утром он осознал, что его больше угнетало не приглашение в два места в один вечер, а странная бойкость Светланы, о которой он, вроде, уже составил чёткое мнение.
   Против ожидания, утро не принесло мудрого разрешения всех затруднений. Полетаев полюбовался на ковёр, на отлично сработанные сабли, на подлинные меч и шлем, оделся и отправился на кухню, стараясь не думать о непонятном поведении соседки и о двух приглашениях в гости.
   - Анатоль, ты встаёшь? - спросил он.
   Рыбаков не думал ни о Светлане, ни о Раисе Павловне, ни о коротком визите к последней, с которым почти смирился. Его удручал сын начальника, в которого сегодня ему предстояло вдалбливать основные мысли очередной части диссертации, а попутно выяснять, сколько из уже заученного выветрилось из его памяти, а сколько задержалось.
   - Что на это скажешь? - спросил он у синего тома. - Может, предречёшь, как пройдёт нынешний день?
   - ... Так чувства каждый человек таит, Прибегнув к противоположной маске, Приняв беспечный или мрачный вид... - изрёк Петрарка (39).
   "Согласен, - подумал Анатолий. - Мы все скрываем свои истинные чувства. А уж мне сегодня придётся особо постараться, чтобы не показать этому дураку, какого я о нём мнения".
   Он прошёл в кухню.
   - У моего Испытания голова что решето - всё куда-то проваливается, - сказал он. - Я прежде думал, что он если не мозгами, то хотя бы зубрёжкой осилит диссертацию. Но нет, ничего у меня с ним не получается.
   - Не огорчайся и не особо старайся, - попробовал его утешить старик. - Тебе придётся составить для него конспект, а ему останется лишь зачитать его перед комиссией.
   - А что он ответит, если ему будут задавать вопросы?
   - Вряд ли такое случится, - возразил Полетаев. - У его отца всё схвачено. Ты слишком добросовестно относишься к этому делу. Уверен, что прошла бы любая чепуха, лишь бы в ней не было грубейших, просто скандальных ошибок. А ты стараешься, словно диссертацию будут скрупулёзно изучать. А как само Испытание относится к твоим с ним занятиям?
   - Он слушает внимательно... Или говорить "оно"? Я чувствую, что он пытается запоминать, но... Интересно, это, действительно, наследственная ущербность? Дед у него тоже страдал скудоумием?
   - А в качестве компенсации у них наследственное получение высоких должностей, - уточнил Владимир Михайлович. - Не удивлюсь, если отец перескочит в министерство, а сын займёт его место. Папашу уже давно прославляют его друзья и единомышленники, а люди, с ним не сталкивавшиеся, разумеется, верят общему хору, ведь нормальному человеку трудно представить, что такой крик восторга может возникнуть на пустом месте. А скольких таких вот "гениев" мы знаем! И ладно бы сидели себе тихонько и получали громадные деньги, в этом большой беды не было бы, но ведь как они всё портят!.. А ты не забыл, что завтра тебе надо будет побывать у твоей Раисы?
   - А может, всё-таки...
   - Толя, она так убеждённо сказала, что ты придёшь... Я не знаю, почему она в этом уверена, но для неё будет ударом, если ты не появишься у неё хотя бы на полчаса. Мы только-только сюда переехали. Не стоит из-за пустяков портить отношения с соседями. А вот как быть со Светланой... Если бы я знал, что и она устраивает встречу соседей, то я бы предложил Раисе Павловне перенести чаепитие на... хотя бы на воскресенье. Какую же активную светскую жизнь мы стали вести!
   - Вы стали вести, - поправил Рыбаков. - А насчёт вашей Светланы... Можно поступить так... Она пригласила меня вместе с вами, значит, если она сегодня увидит вас, то пригласит вас лично. Вы сможете сослаться на непредвиденные обстоятельства, например, что меня посылают в командировку, и попросить отложить приём на будущее... неопределённое. А для убедительности я могу поехать к дяде Коле и переночевать там.
   "А о своей квартире он и не вспоминает", - с удовольствием отметил Полетаев, сочтя, что это лучшее доказательство того, что его мальчику с ним хорошо.
   И словно в ответ Рыбаков опомнился:
   - Я и забыл, что могу поехать туда... к себе.
   - Думаю, что у дяди Коли тебе будет лучше, - сказал Владимир Михайлович, которого посетило опасение, как бы Толе не понравилось жить в своей квартире. - Послушаешь, какие у него возникли новые идеи. Доставишь ему удовольствие. Кстати, ты не забываешь платить за эту квартиру?
   - У меня оформлен автоплатёж. Деньги вычитаются регулярно, и мне не надо ни о чём заботиться. Может, её сдавать?
   - Можно, - подумав, ответил старик. - Непривычно всё это, но так многие делают.
   - Надо подумать об этом на досуге, - решил Анатолий и сразу же выбросил из головы такую хорошую мысль.
   - Но вряд ли нам придётся принимать настолько крайние меры, - вернулся к насущной проблеме Владимир Михайлович. - Для меня было неожиданным узнать, что за тобой бегает Светлана, но всё-таки мне кажется, что она не станет настаивать... Знаешь, что? Поторапливайся, Анатоль, и сегодня уходи на работу раньше обычного. Так ты избежишь встречи с ней. А вот она встречи со мной не избежит, потому что я тоже раньше времени выйду на прогулку. Не тревожься, Толя, я сумею деликатно отменить приглашение.
   - Пусть пригласит вас, когда у вас будет Валерка, - напомнил Рыбаков о её тайном поклоннике.
   - Это было бы неплохо, - согласился Полетаев.
   Всё это, ещё совсем недавно представлявшееся неразрешимым, чудесным образом улаживалось, но старику по-прежнему было неприятно, что понравившаяся ему скромная женщина оказалась не такой, как он думал.
   Проводив Анатолия, он оделся для прогулки и ждал лишь сигнала, чтобы накинуть куртку и выйти в общий коридор. Время тянулось долго. Привыкший дорожить каждой минутой, он тяготился бездействием. Но вот дверь напротив открылась.
   "Какой же ты бессовестный, Дик!" - услышал он.
   Он бы так и не узнал, что означали эти слова, если бы Светлана не добавила: "На, держи. Скоро ты шагу не ступишь без взятки".
   По громкому хрусту он понял, что предприимчивый пёсик получил лакомство. Время для выхода ещё не наступило. Надо было дождаться, когда Светлана приведёт собаку обратно и отправится на работу.
   "До свидания, - после ожидания, казавшегося вечным, услышал он. - Ведите себя хорошо. Дик, поменьше лай, а ты, Базиль, останавливай его".
   В замке повернулся ключ, потом тихий звук шагов дал понять, что Светлана пошла в сторону лифта.
   "Пора, - сказал себе Полетаев и вышел из квартиры. - А у неё каблуки не с металлическими набойками. Она, кажется, вообще не носит обувь с высокими каблуками. Вот Сабина на своих цокает громко. Как она с таких ходуль не падает?"
   - О! Светлана?! - проговорил он, изображая удивление. - А я думал, что вы давно в школе. Вроде, мы выходим в разное время.
   - Пока у меня всё ещё каникулы, - объяснила Света. - А вы едете читать лекцию?
   - Нет, просто вышел пройтись. Бегать в моём возрасте опасно, а ходьба полезна и старым, и молодым. Я каждый день начинаю с энергичной прогулки.
   - Мне тоже надо заняться собой, - призналась Светлана. - Мне явно не хватает физической нагрузки.
   - Только не бегайте, - предупредил Владимир Михайлович. - Врачи объясняют подробно, почему это вредно для неподготовленного человека. Я так не умею. А если по-простому, то при беге сотрясается всё тело, появляется большая нагрузка на суставы, а сердце при этом способно отказать. Я это пережил.
   - Инфаркт? - спросила Света.
   - Нет, я, как только почувствовал, что до этого может дойти, сразу перестал над собой издеваться.
   Они доехали до первого этажа и вышли на улицу.
   - Как раз я вас и провожу, - бодро объявил Полетаев, отбирая у спутницы сумку. - А сейчас-то почему такая тяжесть? Ведь уроков нет.
   - У меня в этом году нет классного руководства, поэтому мой кабинет отдали девушке, у которой оно есть. Вот мне и приходится таскать с собой материалы для уроков, чтобы подготовиться, насколько это возможно, к следующей четверти. Кое-что там делаю, кое-что дома.
   "Почему же она не приглашает меня в гости? - недоумевал старик. - Толе она ясно сказала, что ждёт его вместе со мной. Что-то мне всё это не нравится. Или я чего-то не понимаю? Или это Толька её не понял? Может, она пригласила лишь его, а он решил, что нас обоих? Но как-то это слишком уж смело с её стороны".
   К нему вернулось неприятное чувство, развеявшееся было во время разговора.
   Светлане передалось его настроение. Ей тоже вдруг стало неуютно. Вроде, рядом с ней шёл приятный старик-сосед, только что он очень по-умному предупреждал её об опасности чрезмерной физической нагрузки, а сейчас как-то странно примолк, словно чего-то ждёт.
   - С Диком я часто разговариваю, когда прохожу мимо вашей двери, - заговорил Полетаев. - Он мне всегда отвечает. А как поживает ваш кот учёный? Всё ходит по цепи кругом?
   "Что с ним? - даже испугалась Света. - Мы ведь были у него в понедельник. Вроде, провалами памяти он не страдает".
   - "Мой добрый кот, мой кот учёный Печальный подавляет вздох И лапкой белой и точёной, Сердясь, вычёсывает блох", - ответила она.
   Полетаев засмеялся.
   - Откуда это? - спросил он.
   - Это... Прочитала как-то, и до того понравилось, что мгновенно запомнилось. А откуда... Столько всего читаешь, что легко запутаться, кто именно что написал. То есть, это я путаюсь. Не знаю, как другие. Это... Да, пожалуй, это Лев Гумелёв. Вроде, Лев, а не Николай.
   - Когда вы успеваете читать? - спросил Владимир Михайлович.
   - Привычка с детства.
   "А вот писать я не успеваю, - подумала Света. - Да ещё рецензию всё-таки надо перечитать, а то как-то резковато получилось".
   - У нынешнего поколения такой привычки нет, - заметил старик.
   - И прошлое поколение эту привычку утратило. Она осталась не у тех, кто прежде читал лишь под влиянием друзей и агитации через средства массовой информации, а у тех, кто вырос в читающей семье. Если ребёнок видит маму, папу, бабушек, дедушек с книгами, то и он тянется к книгам. Это уже у него в крови. Некоторые родители жалуются: "Никак не заставишь ребёнка прочитать хотя бы то, что задают по литературе. Почему он так не любит книги?" - "А взрослые у вас в семье читают?" - спросишь. Замнётся, чувствуется, что по старинке ей стыдно признаться, что она книги в руки не берёт. А потом промямлит: "Да, читают". Но если по телевидению, по радио не внушают, что читать необходимо, а родители сами обходятся без книг, то как же ребёнок полюбит чтение?"
   "Вот такую я тебя знаю, - подумал Полетаев. - А чтобы ты бегала за Толькой да ещё приглашала в гости... Не представляю..."
   Он решил окольным путём навести её на мысли о доме. Может, тогда она вспомнит о приглашении?
   - Сейчас всё не то, - согласился он. - Прежде метро называли читальней на колёсах, а сейчас там книгу не увидишь. Кое-кто читает электронные книги, но редко. Всё изменилось. И дСма тоже... Упомянул о доме и подумал о другом. Сейчас принято отказываться от своих национальных привычек и делать так, как заведено на Западе. Точнее, нам, русским, это внушают, а прочие нации верны своим традициям.
   - А мы, как безмозглые обезьяны, - согласилась Света. - Хотя почему "безмозглые"? Они-то от своих привычек не отказываются, а лишь издеваются над нашими.
   - Вот вы, Светлана, повесили бы ковёр на стену, если бы лично вам это нравилось? Прежде жили с коврами на стенах, а сейчас нас убеждают, что это дикость.
   - Я русский человек, поэтому люблю ковры не только на диване или полу, но и на стене. Один ковёр лежит у меня на полу, а другой висит на стене. Они разные, но хорошо сочетаются друг с другом. А с одинаковыми было бы плохо. Для этого нужна очень большая комната. Мне нравится так, как у меня. Я бы и какое-нибудь оружие на свой ковёр повесила, например, красивые старинные пистолеты, но у меня нет ни пистолетов, ни ружей, даже обреза нет. Не вешать же на ковёр косу или плоскорез Фокина.
   "А вот на нашем ковре оружие висит", - с удовольствием подумал Владимир Михайлович.
   Как видно, приглашать его в гости женщина не собиралась, и он решил пойти ва-банк.
   - Сегодня уже четверг, - заговорил он, торопясь хоть что-то выяснить до подхода к школе. - Завтра пятница. Вы работаете в субботу?
   - Надеюсь, что нет. Все свои часы я отработаю в будни... Конечно, в школе возможно всё, даже то, что нас куда-то пошлют в воскресенье, но пока мы рассчитываем, что нас не заставят выходить в субботу.
   - А в пятницу, наверное, отпустят пораньше? - гнут своё Владимир Михайлович.
   - Нет. У каждого своё время, и мы обязаны его отработать.
   Полетаев не знал, как же ему выяснить то, что его интересовало. У него возникло впечатление, что Светлана словно бы ускользает из расставленных сетей.
   - Но зато, если вас не заставят работать в субботу или воскресенье, в пятницу вы уже будете считать себя свободной, - сделал он ещё один шаг к цели.
   - Наверное. Если закончу подготовку. Она, конечно, закончиться не может, но я её попросту прекращу.
   - И что будете делать в пятницу после работы? - спросил старик, холодея от собственной смелости.
   "Заполнять чёртовы маркеры", - ответила про себя Света.
   - Дел очень много и помимо школы. А ещё может зайти Ира. Ей скучно здесь, вдали от родных и друзей, поэтому она часто ненадолго заглядывает ко мне. Если она придёт, то позвать вас? Никаких умных бесед мы не ведём, но, может, вам захочется посидеть в незнакомой обстановке, расслабиться.
   - В другой раз, - отказался Полетаев, недоумевая. - Учтите, что я намерен вновь собрать у себя всю компанию. Мне попался в Интернете ролик, убеждающий, что готовить в домашних условиях колбасу легче лёгкого. Мне бы хотелось в этом убедиться.
   "Зачем я это сказал? - корил он себя. - Я, конечно, хочу попробовать приготовить такую штуку, но ещё неизвестно, получится ли у меня, а выходит, что я уже приглашаю на дегустацию. Однако надо же продвигать Валеркино дело. Почему он в этом вопросе такой робкий? Вроде, энергичный, решительный. Вон как лихо провернул дело с обменом квартир! А перед Светланой конфузится".
   - Мне кажется, хуже того, что продают сейчас под видом колбас, приготовить невозможно, - сказала Светлана. - Не знаю, легко ли приготовить дома настоящую колбасу, если нет подходящей для этого мясорубки, но какое-нибудь вкусное, причём, по-настоящему мясное блюдо у вас обязательно получится. Вот мы и пришли. Спасибо, что донесли мне сумку. Удачной прогулки.
   - Удачного рабочего дня, - пожелал Полетаев на прощание.
   "Меня она не пригласила, - размышлял он. - В пятницу к ней может зайти Ира. Вроде, если она ждёт Толю, эта женщина должна быть лишней. Но ведь Светлана сказала, что Ира всего лишь может зайти. Это, наверное, отвлекающий манёвр, чтобы я не совался, куда не просят. Но тогда зачем ей было спрашивать, не желаю ли и я зайти? Да, но ведь это в случае прихода Иры, а она опять-таки всего лишь может зайти, но может и не зайти. А если они сговорились позвать Тольку? Откуда им знать, что он не скрыл от меня их приглашение? А вдруг он приглянулся не Светлане, а Ире? У неё, как сказала Аня, с мужем нелады, а здесь она видит приятного неженатого мужчину. Ведь я стараюсь ради Валерки, почему же Светлане не постараться ради Иры? Тогда с какой целью она подкарауливает Толю по утрам? Ничего не понимаю. На вид приятная женщина, а что у неё на уме сам чёрт не докопается".
   Владимир Михайлович проделал привычный путь, заглянул в "Дикси", зачем-то купил банку с маринованными огурцами, а попутно прихватил и упаковку с мясом, что неприятно напомнило ему о необходимости освоить процесс приготовления колбасы, и пошёл домой.
   - Мне сейчас в самый раз услышать от тебя какую-нибудь гадость, - сказал он, обратившись к синему тому.
   - Не кончится мучений полоса, Пока мой прах могила не изгложет... - подбодрил его поэт (40).
   - Вот именно, - согласился старик. - Я тоже так думаю. Пойду, решу задачки по математике и физике. Надеюсь, хоть это меня развлечёт.
   У Светланы не осталось неприятного осадка от разговора с Полетаевым, но она ощущала какую-то неестественность или недоговорённость. Однако вскоре она и думать перестала и об этом соседе, и, тем более, о соседях вообще.
   - Ну и как? - спросила Карасёва. - Принесла?
   Светлана достала из пакета своё сокровище. Людмила Аркадьевна оглядела книгу со всех сторон, открыла, перелистала.
   - Тяжёлая, - отметила она.
   - Роман небольшой, всего-то страниц триста. Просто бумага плотная и поля большие. Я бы предпочла, чтобы поля были меньше, а шрифт крупнее.
   - Надо же! - удивлялась Карасёва. - Живая книга! Я имею в виду, что она бумажная, а не электронный текст.
   - Я думала, что у них имеются корректоры, поэтому не стала выверять. Я, конечно, перед тем как выложить роман в Интернете, всегда по несколько раз его перечитываю, но невозможно выловить все ошибки. Начнёшь вчитываться и тут же решаешь что-то переделать, перестроить фразу. И в итоге переправишь падежи не у всех слов, какую-нибудь запятую забудешь поставить или убрать. Я где-то не то слышала, не то читала, что профессиональные корректоры, выверяя тексты, не знают, о чём они, потому что обращают внимание только на то, правильно ли написаны слова и расставлены запятые, а если они начнут вникать в смысл, то пропустят множество ошибок. Так что я как советский человек, понадеявшись на корректуру, сдала текст в это издательство вместе с договором, а они напечатали как есть, без проверки. Теперь буду знать, что в этом отношении таким издательствам доверять нельзя. Говорят, сейчас и в крупных издательствах упразднили корректоров, но я не представляю, как это возможно. И вообще странно, что тексты не проверяют. Вдруг у кого-нибудь в книге такие высказывания или такие описания, за которые надо сажать или в тюрьму, или в сумасшедший дом? А издательство выпускает книгу, не удосужившись проверить, что и как автор написал. Предположим, книгу заметили, заказали, раскупили. Возникнет скандал. Как в этом случае поступят соответствующие службы? Привлекут к ответственности только автора или издательство тоже... за распространение нехороших идей.
   - Светлана Николаевна, ты словно всё ещё живёшь в прошлом. Кто, кого и за что привлечёт, тем более на Западе? У нас ещё могут привлечь за неудачное слово, обвинив в разжигании межнациональной розни. Скажи что-нибудь о Мирзоеве, Григоряне, Алаеве - тут же заведут целое дело, и ты будешь счастлива, если отделаешься только строжайшим выговором, а не лишением прав на педагогическую деятельность.
   - Жаль, что не заводят дел на них, когда они оскорбляют русского учителя, - сказала Светлана.
   - Об этом и говорить нечего. А как насчёт оплаты? Тебе что-нибудь дадут за книгу?
   - Хорошо, что не берут, - засмеялась Света. - По договору мне идёт какой-то процент от продажи, не помню какой. Но я на это не рассчитываю, потому что не умею рекламировать книги. А вообще-то кто купит книгу почти за четыреста рублей и при этом дополнительно заплатит за перевод денег... Мне пришлось отдать за это лишние пятьсот рублей... если текст можно скачать в любой электронной библиотеке?
   - А если кто-то всё-таки купит книгу? Как ты об этом узнаешь? Они могут не перевести тебе деньги.
   - Я об этом не думаю. Мне приятно подержать в руках бумажную книгу, вот и всё. Следующие книги я покупать не буду, а мне уже два таких издательства предложили издать у них мои романы. Текст вышлю, договор подпишу, но платить не буду.
   Карасёва ещё раз осмотрела книгу.
   - Поздравляю тебя, Света. Приятно видеть свой труд в оформленном виде. Не знаю, сумела бы я написать роман или нет. Может, не сумела бы, может, сумела бы.
   - А! Уже собрались... А почему ещё не пьёте? - заговорил Жигадло, входя. - Что это вы рассматриваете?
   - Книгу, - ответила Карасёва. - Светлана Николаевна у нас писательница. Не знали?
   У Светы возникло неясное чувство, что, возможно, не стоило бы всем рассказывать о своём увлечении, а тем более, об уже изданной книге. Если бы была жива мама, Светлана бы выговорилась, разделила с ней свой восторг, выплеснула бы излишек радости. Но теперь она одна, а ей необходимо поделиться своим счастьем с другими, она не в состоянии удерживать его в себе, иначе оно её просто задушит.
   - Не люблю это слово, - сказала она. - Некоторые женщины, по примеру Ахматовой, не выносят слова "поэтесса". Находят в нём оттенок пренебрежительности. А я не люблю слово "писательница" не из-за этого. Мне оно не нравится по звучанию.
   Жигадло не вдавался в такие тонкости, занятый исследованием книги.
   - Я всегда словно чувствовал, что у меня будет необыкновенная жена, - сообщил он. - Светик, я у твоих ног. Когда свадьба? Давай поторопимся и сыграем её до того, как ты напишешь ещё что-нибудь.
   - Увы, Михаил Борисович, опоздали со свадьбой, - ответила Света. - Раньше надо было об этом думать. У меня уже девять романов, не считая рассказов и стихов. Всё надо делать вовремя, а теперь... поезд уже ушёл. Но если со свадьбой вышла промашка, то чай или кофе нам ничто не помешает выпить. У меня здесь остаток вафель и... не знаю, что это, какие-то трубочки, тоже вафельные.
   Вскоре пришла Пронина и, как и следовало ожидать, прежде всего поахала над книгой Светы.
   - У меня крекеры, - спохватилась она, перекладывая мешочек с дальней парты, где в рассеянности его оставила, на ту, за которой сидели учителя. Принесённую с собой кружку с пакетиком чая она протянула Свете.
   - Во сколько будет собрание? - спросил Жигадло.
   - Какое ещё собрание? - удивилась Светлана.
   - Ну, Света, ты и даёшь!.. - начала было Карасёва, но спохватилась. - Ты ведь уже ушла, когда объявили о собрании.
   - Я тоже ни о каком собрании не знаю, - сказала Пронина.
   - Дама собирается сообщить нам что-то важное, - объяснил Михаил Борисович. - В чём дело, не в курсе. По-моему, это связано с очередной анонимкой.
   - А кто её написал? - спросила Светлана.
   - Под анонимками не принято ставить подпись, - напомнила Вера Ивановна.
   - Киселёв её и не ставит, а если ставит, то придумывает такие фамилии, какие неприлично озвучить, - согласилась Света. - Но он не скрывает, что пишет их. А не так давно он возмущался, что кто-то работает под него. Он те анонимки не пишет, а они появляются, и всё сваливают на него.
   - Пусть считает это помощью, - сказала Пронина. - Недовольных учителей с каждой четвертью становится всё больше. Кое-кто, наверное, уже доходит до крайности.
   - А может, это вы, Светлана Николаевна, посылаете анонимки? - осведомилась Карасёва не то в шутку, не то всерьёз. - Вон какие романы пишете. Что вам стоит настрочить анонимку?
   - У меня слог узнаваем, - ответила Света. - Люблю длинные предложения, сложноподчинённые и одновременно сложносочинённые, иногда с высказыванием в скобках. И непременно у меня люди не только говорят, но и думают, также чувствуют, а часто им ещё что-то кажется. В анонимку всё это не втиснешь. Я и рассказы пишу редко, потому что в них особо не развернёшься - места мало. Как Киселёву не скучно писать все эти анонимки? Ведь они примерно одинаковые.
   - Не скажи! - возразил Жигадло. - Он о многом пишет.
   - Светлана Николаевна имела в виду, что жанр один, пояснила Людмила Аркадьевна.
   - А ты, Светик, в каком жанре пишешь? - спросил Михаил Борисович.
   - В разных. Не хочу ограничиваться чем-то одним.
   - У вас любовные романы? - спросила Пронина.
   - И это тоже есть, но правильнее было бы назвать их женскими романами. И фантастика, и приключения, и сказочные путешествия, и просто жизнь. Люблю ещё и детективный уклон. У меня нет ни одного романа, который можно было бы определить лишь одним жанром. Но мы не обо мне говорили, а об анонимке. На что и кто жалуется? Это всё-таки Киселёв написал или кто-то ещё?
   - Наверное, на собрании нам расскажут, - предположила Карасёва.
   - Как бы не начались бесконечные проверки, - выразила опасение Вера Ивановна.
   - Они не прекращаются, - ответил Жигадло. - К нам, к счастью, пока не лезут, разве что проверят у заместителей директора кое-какую документацию. Вот Дама всё время на нервах. Но раз она собирает нас всех, то, наверное, на этот раз что-то серьёзное...
   Он умолк, потому что отворилась дверь и в кабинет заглянула Землянская. Светлана так и предполагала, что сегодня она будет открывать её дверь несколько раз.
   - Здравствуйте, Алла Витальевна, - приветствовал её Жигадло.
   Остальные поздоровались не так торжественно.
   - Здравствуйте, коллеги, - ответила Землянская. - Хорошо, что я застала вас вместе. Сегодня собрание в одиннадцать часов. Не опаздывайте.
   - Мы слышали, что пришла какая-то анонимка, - сказала Карасёва.
   - Они приходят через каждые две недели, если не чаще, - пояснила завуч. - И по каждой нас трясут. Даже если они повторяются, проверка начинается по-новому. А сейчас поступила обширная анонимка. Боюсь, что перевернут всю школу.
   - А кто её написал? - спросила Пронина. - Киселёв?
   - По-видимому. Он явился в кабинет к Зинаиде Фёдоровне незадолго перед этим и заявил: "Будет ещё комиссия. Так просто вы не отделаетесь". Она спрашивает: "А Бога вы не боитесь?" А он отвечает: "Бог только рассуждает, а дела делают люди. Они могут наделать много дел. Уже отослано письмо министру просвещения". Так что готовьтесь к неприятностям, коллеги.
   - А мы собираемся по поводу письма министру или по поводу предыдущего? - спросила Светлана.
   Землянская подумала и ответила:
   - Он не сказал, когда послал это письмо. Может, его не успели рассмотреть. Так не забудьте, что собрание в одиннадцать... Что? Что это?
   Светлана сначала не поняла, к чему относится последний вопрос, но огорчилась, когда увидела, что завуч подошла к Карасёвой, показавшей ей книгу.
   - Это... Это ваша книга, Светлана Николаевна? - удивилась Землянская. - Не знала, что вы пишете.
   "Как же быстро она освоилась в школе! - в который раз удивилась Света. - Такое впечатление, что она работает здесь уже десять лет".
   - Я за неё ничего не получу, - поторопилась она сообщить.
   Она знала, что вопрос о деньгах волнует очень многих и по этому поводу могут строить нелепейшие предположения. Вдруг решат, что ей отвалили несколько миллионов?
   - Очень интересно, - сказала завуч, помолчала, подумала, кивнула каким-то своим мыслям и ушла.
   - Может, не надо было ей говорить? - спросила Света. - Она меня и без того не любит.
   - Она всех не любит, - ответила Пронина. - А если не всех, то прочих просто терпит.
   - Поздно, Светик, жалеть, - заметил Михаил Борисович. - Теперь тебе уже не удастся утаить, что ты у нас писательница... Прошу прощения за неудачное слово. Надо было сказать "писатель". Да ты не расстраивайся. В этом, если рассуждать здраво, нет ничего плохого... я имею в виду, что Землянская узнала о твоём таланте.
   - Когда вы успеваете писать? - спросила Вера Ивановна. - У меня ни на что не остаётся времени.
   - Поэтому у меня всего девять законченных романов, - ответила Светлана. - Если бы у меня после школьных дел оставались время и силы, то их было бы намного больше. Обычно я летом пишу, как проклятая, по шесть-семь часов в день, а в учебном году лишь терзаюсь, что не могу продолжить работу.
   - А где ты берёшь сюжеты? - спросила Карасёва.
   - Нигде. Они сами приходят. Те, что забрели по ошибке, поворачивают назад, а остальные остаются и требуют, чтобы я ими занялась. И ведь не отстанут до тех пор, пока не превратятся в книги... Здравствуйте, Юлия Антоновна. Выпьете с нами кофе?
   В кабинет вошла учительница английского языка Куркина.
   - Мы только что выпили, - отказалась она. - Я шла мимо, вижу, дверь приоткрыта, и решила заглянуть. Слышали о письме?
   - Да, нас уже пригласили на собрание, - ответила Пронина.
   - Я боюсь, что опять начнут посещать уроки, - призналась англичанка. - Они приходят, чтобы нас на чём-нибудь подловить. И сказать-то нечего, а всё равно что-то плохое находят. Хоть бы раз за что-то похвалили. Ведь не может же быть, чтобы было плохо абсолютно всё и у всех.
   - Надо учителя и поощрить, - согласилась Вера Ивановна. - Почему-то детей требуется хвалить всегда, даже когда хвалить не за что. А вот учителя поощрить не догадываются. А ведь учитель работать станет лучше, если услышит доброе слово. Мы и без того выкладываемся на уроках, так при похвале, даже самой незначительной, мы и вовсе... из кожи будем вылезать.
   - Вот этого не надо, - запротестовал Жигадло. - Оставайтесь в своём собственном виде. А кроме шуток, это правда: нас никогда ни за что не похвалят. Почему-то считается обязательным только критиковать.
   - Ну да, - согласилась Света. - Прежняя завуч... та, которая ушла перед последним завучем, Ольга... забыла как дальше... год всего проработала... Так она в себя не могла придти, когда ей объявили, что она давала задачи не по теме урока. И как она ни доказывала, что тема была записана на доске, как ни показывала те самые задачи, которые решались, её никто не стал слушать.
   - Я сама попала в больницу с давлением, - пожаловалась Куркина. - Пришли ко мне на урок, я специально готовилась, знала, что будут цепляться. Я всегда готовлю грамотные уроки, а на этот раз превзошла себя. Такой урок дают только на конкурсе. И что? Разругали каждый этап, и получилось, что я безграмотный учитель и мне надо заново поступать в институт. У меня всегда давление низкое, но, после того как меня смешали с грязью, у меня оно подскочило до двухсот, и вечером меня на "скорой" отвезли в больницу. И после выписки я ещё месяца три почти умирала. Даю урок, а сама боюсь, что упаду прямо у доски.
   - Мне тоже многое наговорили, - сообщила Пронина. - Комиссия в тот раз была какая-то странная, словно заранее настроенная против учителей. Они же к нам на уроки приходили с таким видом, словно мы враги, а они посланы нас уничтожить. Конечно, с таким настроением они даже в хорошем ухитрялись видеть плохое.
   Светлана не стала рассказывать о своём уроке, который посетила комиссия, потому что ей повезло. Это был первый урок в тот день, поэтому на него пришла всего одна женщина, очень приятная и доброжелательная. Она написала хороший предварительный отзыв, и для Светы неприятности, связанные с той анонимкой, закончились. А на следующий урок, который давала бывшая завуч, явилась ещё одна дама, начальница первой, которая и обрушила на голову недоумевающего учителя лавину критики, не разобравшись, очевидно, спросонья, на какую тему был урок.
   - Мне кажется, тогда им дали задание нас ругать, - сказал Жигадло. - О себе говорить не буду, а Екатерина Ильинична как раз к открытому уроку где-то откопала такой материал, что даже комиссия удивилась и на словах её хвалила... Бывает всё-таки, что и похвалят!.. Но в заключительной записке об этом не упомянули, а отметили, что урок был проведён на низком уровне, не соответствующем разряду учителя.
   - Поэтому я и боюсь, как бы по новому письму не стали опять ходить по урокам, - пояснила англичанка. - Даже сейчас у меня иногда подскакивает давление, а если повторится то, что нам устроили в прошлый раз, я попросту умру. Я вообще перестала понимать, что происходит в школе. Знаете, о чём у меня спрашивали кое-кто из родителей моего класса? Это касается вас, Светлана Николаевна.
   Света насторожилась. Восьмой "а" был по нынешним меркам середнячком, не более, а это означало, что в прежние времена такой класс считался бы слабым. С детьми у неё были хорошие отношения, поэтому претензии могли возникнуть только из-за оценок. Наверное, кто-то из родителей добивался для детей четвёрок, а то и пятёрок.
   - А кто и что от меня хочет? - спросила она.
   - Они разнюхали, что вы не замужем.
   - А что, это запрещено? - не поняла Светлана. - Если женщина незамужняя, она не имеет права работать в школе?
   - Я тоже не понимаю, кому какое до этого дело, - согласилась Куркина.
   - Можете им передать, что я не собиралась, не собираюсь и не соберусь выходить замуж.
   - А вот это ты зря, Светик, - запротестовал Жигадло. - Давай поскорее поженимся, чтобы заткнуть этим сорокам рты.
   - Как раз эти сороки и не дают мне согласиться, - ответила Света. - Нельзя идти на поводу у таких вот баб... Это бабы?
   - Да, - ответила англичанка.
   - Что же, теперь надо выходить замуж или разводиться из-за того, что кто-то что-то говорит?
   - Вот именно, - поддержала её Пронина. - Я вышла замуж только для того, чтобы обо мне не судачили, и то под давлением родственников. Не хотела выходить за него, а пришлось, можно прямо сказать, что меня вынудили. Обо мне, говорили они, поползли слухи, что я, по-видимому, с изъяном, раз ещё не замужем. Ну, и что из этого вышло? Промучилась четыре года и разошлась с ним, а ещё долго оставалось чувство, что словно в помойке купалась. Это здесь, в Москве, хорошо: никто за тобой не следит, никому ты не интересна. А у нас повсюду глаза и уши, а что ещё хуже - языки, поганые, грязные языки.
   - И здесь, оказывается, от этого не убережёшься, - отметила Карасёва. - Нашлись любители влезать в чужие дела. А что вы им ответили, Юлия Антоновна?
   - Я им сказала, что, возможно, это и лучше. Больше времени остаётся на подготовку к урокам. Но я была поражена, что возник этот разговор. Прямо деревенские кумушки, у которых нет других интересов, кроме как судачить о знакомых.
   - Может, и нет, - согласилась Света. - Вы заметили, что некоторые люди не могут оставаться наедине со своими мыслями? Или они у них крайне незанимательны, или их попросту слишком мало.
   - А как же вы это заметили? - засмеялась Куркина.
   - Если они не заняты болтовнёй, то сразу включают громкую музыку, в основном ударник, чтобы себя оглушить. Ясно, что при таких резких звуках замирают даже светлые мысли.
   - Я удивляюсь, как этот ударник можно слушать в машине, в тесном замкнутом пространстве, - сказала Карасёва. - Едет машина, а рёв этой музыки слышен на всю улицу.
   - Говорили, что это надо запретить, - вспомнила Пронина. - Ударник воздействует на нервную систему водителя и снижает его внимание.
   - А уж на даче вообще звуки разносятся далеко, - добавила Света. - Сидишь в тишине, приятно, насекомые, которых ещё не уморили, кое-где жужжат, птицы иногда щебечут. И вдруг кому-то придёт в голову вынести на улицу приёмник или что-то в этом роде и врубить на полную мощность. У меня дом деревянный, так от звуков определённой частоты он начинает гудеть.
   - Хоть бы слушали настоящую музыку, - поддержала их Куркина.
   - Не поможет, - возразил Жигадло. - Тот, кто рядом, воспринимает её нормально, а до остальных она доносится в искажённом виде. Сейчас у нас соседи за стеной довольно приличные, по крайней мере, не шумят. А прежние любили включать музыку погромче, причём поздно. Иногда я заставлял их затихнуть при помощи классической музыки.
   - Замирали от её красоты? - с сомнением спросила Пронина.
   - Нет. Я придвигал магнитофон вплотную к стене и в полную силу включал Баха. Низкие ноты отдавались от стен таким гудением, что через две-три минуты эти паразиты выключали свою гадость и принимались колотить в стену, чтобы я быстрее это прекратил. А ведь я человек не вредный, а очень даже покладистый. Вон сколько времени я терплю отказы Светика. Другой давно бы уволок её в ЗАГС силой. Так скажите своим родителям, Юлия Антоновна, что у Светланы Николаевны есть жених, причём, надёжный человек, постоянный в своей привязанности, а она раз за разом ему отказывает.
   - И ещё можете сказать, что издали её книгу, - добавила Карасёва.
   - Вот этого говорить не надо, - попросила Света. - Они решат, что я пишу в ущерб своей профессиональной деятельности. А я это делаю только летом.
   - Какую книгу? - удивилась англичанка.
   Повторились вопросы, на которые Светлана уже отвечала три раза. Ей было приятно говорить о своём маленьком успехе, но и как-то странно. Она не любила оказываться в центре внимания.
   - Поздравляю вас, - сказала Куркина. - От души поздравляю.
   - Мне за это гонорар не причитается, - пояснила Света. - Но приятно держать в руках изданную в бумажном виде книгу.
   - А вот и Лидия Максимовна! - воскликнула Куркина. - Интересно, как к этому отнесутся наши словесники.
   - К чему? - настороженно спросила Любашина. - К письму? Я его в глаза не видела. Не могу сказать, грамотно оно написано или нет.
   - Речь не о письме. О нём мы скоро узнаем, - сказал Жигадло.
   - Вадим Пак что-нибудь натворил? - предположила Любашина. - Я от него скоро повешусь.
   - Хоть сейчас о нём не вспоминайте! - взмолилась Пронина.
   - А в чём же тогда дело?
   - Посмотрите вот на это, - предложила англичанка.
   Учительница русского языка осмотрела книгу.
   - Ваша, Светлана Николаевна? - удивилась она. - Какой хороший слог!
   - Вы же её не читали, - заметила Света.
   - Я по началу вижу. А можно взять её у вас на время?
   Светлане не хотелось расставаться с книгой, но она не решилась отказать.
   - Только не судите меня за ошибки и опечатки. Я не перепроверила текст, когда его посылала, а у них там корректоров нет.
   - Ничего страшного.
   Любашина унесла книгу, а вслед за ней ушла и Куркина.
   - Я бы не отдала, - призналась Карасёва.
   - Она ведь обещала вернуть, - возразила Света. - Мне она вообще очень нравится. Когда я сижу с надомниками в учительской, то слышу, как она ведёт уроки. Очень живо и интересно.
   - Только её не слушают, - заметила Людмила Аркадьевна с долей ехидства. - Иногда такой гвалт стоит, что ей приходится кричать.
   - Это уж не от неё зависит, а от учеников, - вступилась за неё Светлана. - Не она их воспитывала.
   - Мы все от этого страдаем, - согласилась Пронина.
   - Чтобы выдать хороший конечный продукт, надо иметь хорошие материалы, - развил мысль Жигадло. - Из недоброкачественного сырья первосортную вещь не сделаешь. А сколько к нам приводят неразвитых детей! А ещё ждут, что они чудесным образом примутся вбирать в себя знания. Они не умеют вслушиваться в объяснения учителя, не в состоянии удержать внимание надолго. Да ещё к этому прибавляется плохое воспитание. Вот такие дети и поднимают шум на уроке.
   - А нам приходится заниматься ими, вместо того чтобы работать с хорошими учениками, - горько добавила Пронина. - Любашина упомянула о Паке, и мне сразу стало тошно. Ещё три дня - и он опять начнёт срывать мне уроки. Как его умудрились таким воспитать? О чём думали родители, когда он был маленьким и на него можно было повлиять?
   - Может, это они на него и повлияли до таких размеров, - предположил Михаил Борисович. - Нам сейчас идти на собрание, но сначала я расскажу хороший анекдот...
   - Согласна с выводом, - сказал Пронина, выслушав его. - Вот именно в это мы через три дня и окунёмся.
   - Михаил Борисович, откуда вы берёте эти анекдоты? - спросила Карасёва. - Может, вы сами их сочиняете? Может, вы ещё один тайный писатель?
   - Нет, я их не сочиняю, а тщательно отбираю из готового. Слышишь всякое, но среди мусора попадаются и жемчужины. Пошли на собрание. Какие перлы нам зачитают там? Ведь, наверное, нам озвучат письмо?
   Из-за анекдота они задержались, и, хоть собрание не началось, кабинет был полон. При виде Светланы учителя разом замолчали и уставились на неё. И без объяснений было понятно, что Любашина рассказывала коллегам о книге, кроме того, эта книга была у неё в руках. Говорят, что минута славы наполняет душу восторгом, но душу Светланы заполнила неловкость. Умом она понимала, что ей сейчас должно быть очень приятно, и, возможно, так оно и было, только она этого не замечала из-за желания провалиться куда-нибудь в такое место, где её не будет видно.
   - Поздравляем вас, Светлана Николаевна, - от имени всех сказала Серёгина. - Лидия Максимовна рассказала о вашем успехе. Мы по очереди полистали вашу книгу.
   Дама уже сидела на председательском месте и с интересом разглядывала учительницу, о которой, оказывается, ничего не знала. Светлана не почувствовала недоброжелательности. Это были, действительно, всего лишь интерес и удивление. Зинаида Фёдоровна даже улыбнулась Свете и слегка кивнула в знак приветствия.
   Что-то требовалось ответить, но на язык пришло только одно.
   - Служу Отечеству, - сказала она.
   Раздались смешки.
   Светлана села на привычное место, к счастью, незанятое. Пронина, располагаясь рядом, заметила:
   - Что это вы, словно военный?
   - В какой-то степени писатель тоже должен служить Отечеству. Сейчас прославляются разнузданность и всевозможные гадости, а прежде через цензуру проходили только книги, которые учили добру и справедливости, дружбе, показывали истинную любовь, а не беспорядочное половое влечение, и где, разумеется, не было мата. Я точно знаю, что мои книги не научат дурному. А впрочем, я сама не знаю, почему у меня вырвались эти слова. Получилось слишком уж торжественно, словно при вручении государственной награды.
   - Все, вроде, уже собрались, - обернулась к ним учительница химии. - Кого нет, тот уже не придёт, потому что его нет в школе. Зачем тянуть? Начали бы поскорее. Землянской нет... Неужели нельзя провести собрание без неё?
   - И закончили бы тоже поскорее, - согласилась англичанка Зельдина. - Коллеги! - обратилась она к учителям. - Пока собрание не началось, я хочу сказать два слова. Четверть короткая, а будет Новый год. Может, лучше вообще отменить подарки, чем принимать всякую дрянь? Мне на День учителя подарили зонтик за сто рублей. Я его открыла, и что же? Я под ним стала ещё страшнее, чем я есть на самом деле. Взглянула на себя в зеркало, обомлела, поспешила закрыть зонт и с горя купила себе другой, за полторы тысячи. Вот я и говорю, что лучше ничего не дарить. Уж я пеняла-пеняла за это классу, который его подарил. Пусть лучше ограничатся поздравительной открыткой или тёплыми словами.
   Вера Ивановна переглянулась с соседками, безмолвно соглашаясь с ними, что уж кто-то, а Анна Васильевна не удовлетворится открыткой или словами, даже особо тёплыми.
   - Мы вообще не должны принимать подарки, - возразила Дама. - Ближе к празднику классным руководителям напомнят, чтобы родительские комитеты не закупали никаких подарков. Открытки и тёплые слова получать можно, но не более того.
   - Как же! - тихо сказала Зельдина. - Ей первой подарят, и она возьмёт, не откажется.
   В кабинет решительными шагами вошла завуч.
   - Все собрались? - осведомилась она. - Сейчас начнём. Зинаида Фёдоровна, наверное, начать лучше вам.
   Дама встала. Светлана только сейчас заметила, что одета она непривычно, слишком строго и чинно. На ней была блузка с закрытым воротом и средней длины юбка.
   - Коллеги, я собрала вас по очень неприятному поводу. Получается почти как у Гоголя: "К нам едет ревизор".
   - Он от нас и не уезжает, - вполголоса, но достаточно громко сказала Карасёва. - Один уедет, появляется другой. Что на этот раз?
   - Подробностей я не знаю, но мне позвонили и предупредили, что наверх пошла очередная кляуза, подписанная четырьмя... якобы родителями. Подписи совершенно неразборчивые, и расшифровать их невозможно. То есть это самая настоящая анонимка.
   - Нам к этому не привыкать, - захохотал Красовский.
   Светлана сразу обратила внимание на то, что он очень весел. Она сейчас же поискала глазами Киселёва, но не нашла.
   - А где Борис Маркович? - спросила она.
   - Взял больничный, - объяснила учительница химии.
   - А как только вся кутерьма кончится, сразу выздоровеет, - добавила Зельдина.
   - Почему анонимки рассматривают, словно это настоящие жалобы? - возвысила голос Семакова.
   - Они рассматривают и анонимки, - ответила Дама, от огорчения и беспокойства забыв даже о своей манере передёргивать плечами. - А это письмо нельзя назвать анонимкой, раз там стоят какие-то закорючки в виде подписей. Вы знаете, что на нашу школу пишут постоянно, даже знаете, кто пишет. До сих пор комиссии, за исключением того раза, почти не тревожили учителей, но мне сказали, что в этой кляузе названы фамилии. Поэтому, коллеги, я вас и собрала.
   - Чьи именно фамилии названы? - крикнула Семакова истеричным голосом.
   - Об этом я сообщу в понедельник. В половине четвёртого мы опять соберёмся.
   - А почему не сейчас? - почти завизжала Мария Витальевна. - Что за секреты? Почему мы должны ждать до понедельника?..
   Светлана тоже предпочла бы узнать обо всём сейчас. Если её фамилия упомянута, то она заранее приготовится к неприятностям, а если нет, то ей не придётся волноваться все выходные. Впрочем, волноваться она всё равно будет, потому что школьные неурядицы затрагивают любого учителя, но она хотя бы будет знать, что именно к ней не будет слишком пристального внимания.
   - Успокойтесь, Мария Витальевна, - попыталась прервать учительницу завуч. - Зинаида Фёдоровна ещё не закончила.
   - Но я не понимаю этой скрытности! - не унималась Семакова. - Перечислены фамилии! Так назовите их! Мы должны знать, к чему нам готовиться!..
   - Я сама ещё ничего толком не знаю! - попробовала её перекричать директор. - Я в глаза не видела это письмо. Мне позвонили по-дружески, по секрету, чтобы предупредить, что к нам направят комиссию с очень серьёзной проверкой. Скорее всего, они будут не только смотреть, как у нас ведётся документация, но ещё и посещать ваши уроки. Меня вызывают для разговора в понедельник. Наверное, мне покажут это письмо и объяснят, что нас ожидает. Пока мне сказали, что жалуются на безобразное преподавание русского языка, математики, истории и каких-то других предметов... по-моему, всех предметов без исключения. Вряд ли к вам на уроки придут сразу в понедельник, но не расслабляйтесь. И раз мы не знаем, чьи уроки будут посещать, будьте готовы все.
   - То есть мы должны готовить открытые уроки? - спросила Карасёва. - Использовать аппаратуру, которая всего в двух или трёх кабинетах, и показывать чудеса и фокусы? Но их невозможно приготовить на всю неделю или даже на две.
   - Нет, - заговорила завуч. - Предметники, от вас не требуется готовить открытые уроки и показывать шоу. Но вы должны так их отработать, чтобы было методически безукоризненно.
   - Всё равно найдут, к чему придраться, - проворчала Пронина.
   - За столько лет работы мы научились давать методически безукоризненные уроки, - заявила Семакова. - Это что же, придёт ко мне на урок какая-нибудь соплячка, которая никогда не работала с детьми, и начнёт меня поучать?
   - Никто не сомневается, что к вашим, Мария Витальевна, урокам нельзя придраться, - принялась её ублажать Дама. - Но не у всех ваш опыт работы.
   - Предметники, не забудьте приготовить подробные планы уроков, - спохватилась Землянская.
   - В приличном виде, - добавила директор. - Это, прежде всего, относится к вам, Светлана Николаевна.
   Света кивнула, даже не пытаясь спорить. Почему-то многие не понимают, что каждый работает так, как удобно лично ему. Ей, например, нравилось записывать планы уроков на двойных тетрадных листках, а в середину вкладывать материалы, которые она использует на этом уроке, например, самостоятельную работу или математический диктант, карточки с индивидуальными заданиями и тому подобное. Туда же клались листочки с другими вариантами проведения этого урока. Когда приходило время, она или подделывала какой-нибудь уже написанный план или создавала новый, который добавлялся к прежним. Всё собрано в одном месте, не надо ничего разыскивать. За время работы она перепробовала много способов подготовки к урокам, у неё имелась громадная библиотека из исписанных планами толстых и тонких тетрадей, но, в конце концов, она остановилась именно на двойных листках. Их и легче было заменить, и дополнять, и в них можно было вкладывать другие проверочные работы и карточки, которые она составляла позже, чем был написан сам урок. Возможно, внешне это выглядело не так аккуратно и солидно, как раздутая тетрадь с множеством вклеенных листочков, свидетельствующих о непрестанной заботе учителя о качестве урока, или свежая чистенькая тетрадь, куда учитель вписывает планы новых уроков, однако она ведь заботилась не о впечатлении, которое производит на окружающих, а об удобстве и практичности.
   - Приведите в порядок кабинеты, - продолжала директор.
   - Снимите с подоконников цветы, - напомнила Землянская.
   - Не понимаю, сколько раз надо повторять, что на подоконниках не должно быть цветов, - заявила Дама почти в прежней манере. - Допускается держать там только очень низкие цветы. И на шкафах нельзя держать цветы, если они не огорожены планками.
   - Перед началом учебного года я проверила каждый кабинет и лично выбросила все растения, которые нельзя держать в школе, - подхватила завуч. - Ещё раз проверьте, не осталось ли цветов с млечным соком.
   - Дети у нас такие дураки, что сразу примутся жевать наши цветы, - прокомментировала Пронина.
   - Может, кое-кто и соблазнится, - ответила Зельдина. - Хорошо бы это был Пак.
   - Если придут на урок в девятый "а", то он обязательно что-нибудь устроит, - горько сказала Пронина.
   - В каждом классе найдётся свой Пак, - утешила её учительница химии.
   - Или целая упаковка таких Паков, - добавила Света. - Я одного не понимаю: привязались к цветам, которые всё равно не съешь из-за горького сока, к цветам на окнах и шкафах. Но почему никому не приходит в голову, что пальма в коридоре по-настоящему опасна. Я же не раз это говорила. У неё такие острые концы листьев, что можно выколоть глаз. Дети ведь толкают друг друга. А там, вроде, даже не одна такая пальма.
   - Глаз можно выколоть чем угодно, - ответила Зельдина. - Например, карандашом. Всё не выбросишь.
   - Учтите, что будет очень серьёзная проверка, - сказала Дама.
   - Сколько же можно трепать нам нервы?! - воскликнула старая учительница русского языка Сидорова.
   - А эти письма для того и пишут, чтобы потрепать нервы, - с благостным видом объяснил Красовский.
   - Мы уже несколько лет живём под постоянным давлением, - продолжала Ирина Сергеевна, делая вид, что не слышала его. - Это ненормально. Мы не можем так работать.
   "Как будто кого-то это волнует, - подумала Светлана. - Нас всех уже убеждали уйти из школы и поменять профессию. Кого же собирались сюда принять? Теперь-то ищут места для молодых специалистов, а тогда вопрос о них, вроде, не стоял. Даже, кажется, учителей не хватало".
   - Коллеги, ко мне приходят комиссии не реже раза, а то и двух-трёх в месяц, причём проверяют одни и те же документы, словно я могу их поменять, - пожаловалась Дама. - Пока письма не перестанут посылать, нас не оставят в покое.
   - Все знают, что их пишет Киселёв, - заговорила молодая учительница физики Новикова. - Он сам этого не скрывает. Зачем же делать вид, будто рассматривают жалобы родителей?
   - А он ещё ни под одним письмом не поставил свою фамилию, - сказала Землянская. - Как доказать, что это его рук дело?
   - С ним уже не раз беседовали, - поведала Дама. - Никакого результата. А нам велели обходиться с ним как можно мягче, потому что он нервный.
   Отдельные возгласы возмущения потонули в общем смехе.
   - Но на все эти ненужные проверки тратится сколько денег! - проговорила Пронина.
   - Вот поэтому их и проводят, - ответила учительница химии. - Если бы им за это не платили, они сразу бы дали заключение, что письма пишет особо нервный товарищ и их следовало бы переправлять психиатру в качестве... учебного пособия для студентов-медиков.
   - Да ещё им выгодно находить недостатки, - добавила англичанка. - Если бы они написали, что нарушений не выявлено, это означало бы, что они плохо работали, и тогда прислали бы другую комиссию. Им платят именно за замечания, а не за одобрение.
   - Всё, коллеги, - сказала Землянская, коротко переговорив с директором. - Вы свободны. А вас, Светлана Николаевна, мы попросим задержаться.
   У Светы упало сердце. Наверное, в письме было написано о ней что-то особенное, раз её оставили для отдельной беседы.
   Учителя, возбуждённо переговариваясь, неторопливо покинули кабинет.
   - Светлана Николаевна, мы хотим поговорить с вами о вашем кабинете, - сообщила Землянская.
   - У меня нет кабинета, - напомнила Светлана.
   - Да, мы это знаем, - подтвердила Дама. - Мы совершили ошибку, доверив кабинет Терёшиной. Она не следила за ним, и он пришёл в ужасное состояние.
   - Как она могла за ним следить, если болела? - вступилась Света за бедную девушку. - Те учителя, которые заменяли её, даже не трудились его запирать. В него после уроков заходили дети, чтобы просто там посидеть. После своих уроков учителя не вытирали доску, не подбирали мусор.
   - Спинки стульев все расписаны всякой гадостью, - уточнила Дама.
   - Кабинет без хозяина, - дала обобщающее объяснение Света.
   - Мы просим вас, Светлана Николаевна, к понедельнику привести кабинет в порядок, - заговорила Землянская. - Он ведь был вашим, вам он ближе, чем другим учителям.
   Светлане было и смешно и противно. У неё так бессовестно отобрали кабинет, пообещав поставить в нём половину её уроков, но сразу же нагло отперевшись от своих слов, а теперь её просят вычистить кабинет и придать ему надлежащий вид. А ещё сделать это она должна успеть к понедельнику. Да одно оттирание надписей на стульях займёт у неё несколько дней! А взамен она получит боль в руках.
   - Бесполезно приводить в порядок кабинет, у которого нет хозяина, - возразила она. - Там проводят уроки случайные учителя, и они не следят за детьми. Я сотру себе все руки, отчищая кабинет, а его сразу же опять превратят в помойку.
   - Я распоряжусь, чтобы Екатерина Ильинична поставила вам все уроки в этом кабинете, - сказала завуч.
   Первой мыслью Светы было, что Землянская опять врёт, потом она засомневалась. Если школу будет проверять въедливая комиссия, то администрации не захочется вновь получить запущенный кабинет. Но как же быть с Терёшиной? Как отобрать у неё кабинет, если у неё есть классное руководство?
   - А куда денется Терёшина, когда выйдет с больничного? - спросила она.
   - Об этом не беспокойтесь, Светлана Николаевна, мы это уладим, - заверила её Землянская.
   - Светлана Николаевна, - заговорила Дама, - школе грозят большие неприятности. Если комиссия увидит кабинет в том виде, в каком он сейчас, это сразу же отметят в протоколе. Вам будет легче, чем кому-либо, навести там порядок, ведь Терёшина ничего в нём не поменяла. Помогите школе.
   После таких слов Света сдалась. Внутренне она возражала, возмущалась наглостью, с какой у неё отняли кабинет, но вслух сказала:
   - Хорошо, попробую там что-нибудь сделать, но не обещаю, что сумею отчистить его должным образом.
   - Пусть он смотрится хорошо хотя бы на первый взгляд, - уступила Дама.
   Когда Светлана вернулась к себе, к ней тут же вошла Карасёва.
   - Что от тебя хотели? - спросила она.
   - Привести в порядок кабинет, - объяснила Света.
   - Но это же самое настоящее хамство! - дала определение Людмила Аркадьевна. - Отобрали кабинет, передали другому, а от тебя требуют, чтобы ты за ним следила! Это возможно только в нашей школе!
   Жигадло тоже не заставил себя ждать и отреагировал сходным образом.
   - Это не Дама виновата, - высказал он своё мнение. - Всё идёт от Землянской. Только ты, Светик, на всякий случай не рассчитывай, что тебе поставят здесь уроки. Может, Кате сгоряча и дали бы такой приказ, хотя вряд ли, но только не теперь. Комиссия может обратить внимание на то, что человек, за которым записан кабинет, не ведёт в нём уроки. Это маловероятно, но не исключено, что заметят. Ты, как всегда, сглупила, что согласилась. Пусть бы пожалели, что так с тобой поступили.
   Света и сама понимала, что совершила ошибку, но поздно было себя за это корить, раз обещание уже дано.
   - Чай или кофе? - спросила она.
   Разумеется, ни о чём, кроме грядущих неприятностей, они уже не говорили.
   В этот день Светлана обследовала кабинет, наметила необходимые работы и сначала ужаснулась их объёму, а потом придумала до смешного лёгкий способ облегчить себе труд.
   К её удовольствию, пол, доску, подоконники и поверхности парт давно уже вымыли уборщицы, а ведь ещё недавно это было заботой учителя. Сейчас вся трудность приведения кабинета в порядок заключалась в надписях на стенах и стульях, в содержимом шкафов и в цветах. Сегодня она пересмотрела шкафы и спрятала посуду за разрешёнными к использованию вещами. У неё завалялись листы с напечатанными оповещениями "Хозяйственная часть", "Методическая литература" и так далее, которые по непонятной причине обязали учителей расклеивать в своих шкафах. Вот Света и заменила те листки на внутренней части дверец, которые были в неудовлетворительном состоянии, свежими. Теперь желающие заглянуть в шкафы могли не только лицезреть методическую литературу, но и прочитать на табличке, что глаза их не обманывают и это, в самом деле, методическая литература.
   Света совсем уж собралась уходить, но решила, что, если она не хочет приходить в школу в выходные, следует сегодня же спустить со шкафов и снять с подоконников цветы, выбрать из горшков мусор, который туда накидали дети, уставить ими две задние парты, а с собой прихватить паспорт кабинета, чтобы дома его обновить. К сожалению, Терёшина так и не приступила к этому делу.
   Вот теперь Светлана с лёгким сердцем отправилась сначала в магазин хозтоваров, а потом домой. У неё на душе было радостно от сознания собственной находчивости. Вместо того чтобы до ломоты в руках счищать надписи, она попросту смешает эмалевые краски так, чтобы цвет идеально подходил к светлой древесине, и покрасит спинки стульев. Эмаль сохнет быстро, и субботы с воскресеньем для этого более чем достаточно. И со стенами она поступит тоже по-умному: то, что можно оттереть, ототрёт, а остальное крайне аккуратно и незаметно закрасит, благо, обои так выгорели, что утратили розоватый оттенок и стали откровенно бежевыми.
   - Светочка, уж не ремонт ли ты затеяла? - спросила Алевтина Ивановна, рассмотрев сквозь полупрозрачный пакет банки с красками.
   Вроде, никого, а уж тем более людей, не живущих рядом, не должен интересовать небольшой ремонт, на который указывали эти банки, но старушки сразу оживились.
   - Это для школы, - объяснила Светлана. - Кое-что надо подкрасить в кабинете, а остатки использую дома. Надо бы подновить низ окон и подоконники.
   - Разве учителя сами занимаются покрасками? - удивилась одна из старушек, и все вопросительно посмотрели на Свету.
   - По желанию. На ремонт школе выделяют мало денег... как я думаю... поэтому классы часто ремонтируют на средства родителей. Мой кабинет уже порядком обветшал. Нет, я не собираюсь сама его перекрашивать и менять линолеум. Просто иногда легче что-то подкрасить, чем отчищать. Дети не берегут то, что не принадлежит лично им, и оставляют после себя неприятную память.
   Старушки засмеялись и согласно закивали.
   После обязательного допроса Свету отпустили. Она поставила сумки на пол и сразу же вывела собаку на прогулку. Бабушек уже не было. День сегодня выдался нелёгкий, сообщение Дамы о письме и указанных в нём фамилиях вселяло тревогу и должно было омрачить оставшиеся от каникул дни, забота о приведении в приличный вид кабинета тоже не оставляла её в покое, поэтому голова уже не вмещала других страхов.
   "А мне прислали мои книги", - подбодрила она себя, но сейчас же отчётливо вспомнила, какую испытала неловкость, когда перед собранием все учителя принялись её обозревать. И отданную на время книгу было, честно говоря, жалко. Это не единственный экземпляр, но очень уж дорого он стоил. Интересно, когда его вернут?
   - Привет, Света, - донёсся до неё знакомый голос.
   Она будто проснулась и обнаружила перед собой Сабину.
   - Идёшь, ничего вокруг не замечаешь, - продолжала соседка. - Если бы я тебя не окликнула, ты так и прошла бы мимо, словно я пустое место.
   Она никогда не считала себя пустым местом, а сейчас несла в сумке почти девяноста тысяч рублей, что по сравнению с прежним невероятным уловом было мелочью, но мелочью очень даже весомой. Перед закрытием великолепной корпорации ЛБМ у неё так обострилось умение обманывать неискушённых в таких делах людей, что чужие деньги будто сами стремились попасть к ней в руки. Такого успеха она не имела за все годы работы в такого рода бизнесе. Кроме того, на ней было новое очень дорогое пальто, сапоги из мягкой необычно выделанной кожи и изящная полушапочка-полушляпка, очень подходившая к её типу лица. Её раздражило, что Светлана не обращает внимания на её внешний вид.
   - Привет, - ответила Света. - Я задумалась и не видела тебя. До чего же нудное занятие - заполнять маркеры! И времени отнимает много. Даже не верится, что все эти виртуальные деньги превратятся в реальные.
   "И правильно, что не верится", - согласилась Сабина. Ей было очень неприятно думать о несбыточных надеждах соседки, но она не жалела, что завлекла её в закрывающуюся компанию, отобрав у неё двести тысяч. Человек вообще легко находит себе оправдание в неблаговидных поступках, а уж она давно рассталась с совестью, и в прежние-то времена достаточно покладистой.
   - Да, дело долгое, когда имеешь несколько кабинетов и много портфелей маркеров, но зато будут деньги, а не гроши. Не хочешь завести ещё клонов?
   Последнее предложение вырвалось у неё против воли, очень уж она привыкла отбирать у людей деньги, если возникала малейшая возможность. При этом она понимала, что лучше бы ей оставить соседку в покое и не увеличивать обман.
   - Нет, у меня времени совсем не остаётся, - отказалась Света.
   - А я взяла в банке кредит, - заявила Сабина, решив воспользоваться случаем и подготовить Светлану к своему "краху" при закрытии компании.
   - Для чего?
   - Хочу вложить в корпорацию. Я занялась приобретением акций, но для этого мне не достаёт денег. Конечно, несколько акций я могу купить без займов, но я-то хочу стать крупным акционером. Я уже несколько раз вкладывала деньги, а за это мне начисляют громадные проценты. Наверное, месяца через два я уже буду... большой шишкой, ещё не совладелицей "Каравеллы", но почти. Я, разумеется, не разбираюсь в гостиничном бизнесе, но, надеюсь, мне это и не потребуется. А впрочем, как знать? Может, мне понравится. Только заклинаю тебя ничего никому об этом не говорить.
   - Я вообще о ЛБМ не говорю, ведь ты просила.
   - Особенно Степану. Я... Даже не знаю, как тебе объяснить. Я по секрету от него взяла деньги под залог квартиры. Очень большие деньги.
   - Но это же опасно, - возразила Светлана.
   - Конечно, опасно. Но я верю в нашу корпорацию. А потом, когда я приобрету акции, тогда... и деньги, заработанные на маркерах, и те, что начисляются по процентам, пойдут на погашение займа. Степан и не узнает, что я такое проделала.
   Сабина так правдиво всё изобразила, что могла бы поверить сама себе.
   - Желаю успеха, - сказала Света, почувствовав на душе какой-то неприятный осадок, но из-за свалившихся на неё забот не придав этому значения.
   - Ты домой или ещё погуляешь?
   - Домой.
   - Пошли вместе.
   Сабина чувствовала себя рядом с соседкой королевой.
   - Вроде, ты собиралась купить себе пальто вместо того, которое изгрыз твой Дик, - вспомнила она.
   - Собиралась и собираюсь. Пока меня спасает куртка. Она достаточно тёплая.
   "Можно было бы заняться этим в выходные, но придётся готовить планы уроков в таком виде, который одобрит комиссия. А может, не одобрит. Ведь она придёт не одобрять, а ругать. А сегодня надо перечитать рецензию и отправить автору, раз я обещала. Я написала так, как велит совесть. Не могу рекомендовать роман всем подряд, а детям и подросткам я бы вообще запретила его читать. Цензура всё-таки необходима".
   Рыбаков в это самое время возвращался в работы и ещё издали увидел двух женщин.
   "А почему Раиса с собакой? - не понял он. - У неё ведь нет собаки. А, это тот самый Дик, которым восхищается Валерка. Действительно, очень красивая собачка, и морда половинчатая. Но чего ради Раиса идёт с собакой Светланы? Может, та всё ещё болеет?"
   Он ускорил шаг и оказался у подъезда почти одновременно с соседками, чуть позади них.
   - Хорошо, что нет этих сплетниц, - сказала Сабина. - Мимо них невозможно пройти просто так, обязательно остановят и начнут расспрашивать, откуда я иду, что делаю.
   - Им скучно, а это хоть какое-то развлечение, - ответила Света. - Хорошо хоть, что они незлые, не наговаривают дурное. Жаль, что людей отучили читать. Им было бы интереснее обсуждать книги, а не своих ближних.
   Сабина сама сторонилась книг, поэтому не поддержала мнение соседки.
   Обе вошли в подъезд, а Рыбаков - за ними, и обе его всё ещё не замечали. Он не пошёл к лестнице, а тоже стал ждать лифт. Женщины на него не оглядывались, а пёсик рассматривал его с любопытством и даже потянулся обнюхать.
   - Дик, куда ты? - одёрнула его Света.
   - А что? - не поняла Сабина.
   - Чем-то заинтересовался. Наверное, учуял какую-нибудь гадость и хочет притащить домой для обмена.
   "Это было бы нежелательно, - подумал Рыбаков, сохраняя невозмутимый вид. - На что можно меня обменять? Вроде, дядя Володя говорит, что Дик требует сухари. В таком случае, если нет голода, немного же я стою".
   - Здравствуйте, - поздоровался он, решив, что его всё-таки должны заметить до того, как он войдёт в лифт.
   Обе женщины вздрогнули.
   - Анатолий! - воскликнула Сабина. - А мы и не видели, что вы тут. Здравствуйте.
   Она понимала, что соседи не могут не встречать друг друга хоть изредка, но сейчас в ней всколыхнулась ревность. Ей показалось, что её возлюбленный посмотрел на Светку как-то по-особенному.
   - Здравствуйте, - пробормотала Светлана, притянув Дика за поводок поближе к себе.
   Она не была готова к встрече с собаконенавистником и хотела, чтобы её пёсик оказался по возможности дальше от него. Дик имел особенность: он линял как-то странно, не в сезон, освобождаясь от подшёрстка как раз к зиме и обрастая особенно сильно к самому лету, - поэтому сейчас он мог оставить шерсть на брюках неприятного человека. Она очень боялась его недовольства, резких слов, а то и крика. Вроде, пока он был холоден, но спокоен. И что бы ему не подняться на третий этаж пешком? Она и сама бы пошла, но опасалась, как бы это не было воспринято как недовольство его обществом.
   Лифт открылся, и все четверо вошли в него. Сабина старалась отделить любимого от соперницы, но в таком маленьком помещении это было затруднительно. В итоге Света оказалась прижатой к стене, а Дик получил возможность лично знакомиться с соседом. Он обнюхал его ботинки, брюки, добрался до руки. Анатолий знал, что пёсик добрый, поэтому без опаски погладил его. Дик был в восторге.
   - Вы с работы? - спросила Сабина.
   - Да, - ответил Рыбаков.
   Светлана не видела, что делает её пёс, а он блаженно зажмурился, ощущая, как рука соседа гладит его голову. Сабина изнывала от злости. Из-за проклятой собаки Анатолий мог обратить внимание на Светку. А паршивая шавка словно прилипла к нему. Похоже, они друг другу понравились.
   Она сделала вид, что уронила сумочку. Дик отпрянул от летящего на него предмета, но, главное, от Рыбакова, чего и добивалась ревнивица.
   - Ох, простите! - воскликнула она. - Света, я чуть не ушибла твоего Дика. Но сумка лёгкая.
   "Так это Светлана, а не Раиса?! - удивился Рыбаков. - Выходит, я их перепутал? Почему же она была с детьми? Но Сабина ясно сказала, что это Светлана, она-то их не путает. Теперь понятно, почему дяде Володе она нравится, а Валерка в неё аж влюбился".
   - Ты его не задела?
   От беспокойства Светлане удалось частично выбраться из-за Сабины. Она с первого взгляда убедилась, что пёсик не пострадал. Зато Сабина с горечью обнаружила, что пострадало содержимое её сумки, а точнее, маленькая коробочка с тенями для глаз, которая отлетела прямо к морде заинтересованного событиями Дика, треснула и развалилась на две части. Почуявший добычу пёсик приблизил нос к коробочке, вдохнул кусочек раскрошившихся теней и от души чихнул, мотнув головой и сильно стукнувшись головой о дверь лифта. Раздался громкий стук, на который лифт отдался таким гулом, что собака была ошеломлена этим ещё больше, чем болью.
   Светлана сочувствовала своему питомцу, но не могла удержаться от смеха, тем более что серьёзного ушиба он не получил. Рыбакову было и смешно, и жалко собаку. Он приласкал её, сохраняя при этом обычный холодно-равнодушный вид, но Свете не было дела до этой маски. Она видела, что собаконенавистник ласково гладит Дика, а это означает, что никакой он не собаконенавистник. Алевтина Ивановна была больна, почти не могла говорить, и из-за этого произошла ошибка. Светлана напрасно опасалась, что новый сосед изведёт её замечаниями.
   Всё это происходило на глазах у Сабины. Она изнывала от ненависти и смеха. Потом, когда веселье прошло, она уже готова была выть, клацать зубами и кусаться, но была вынуждена сохранять спокойствие.
   Едва двери открылись, как Рыбаков сразу же поднял куски коробочки, подал из Сабине и вышел из лифта.
   - Приятного вечера, - попрощался он.
   - До свидания, - ответила Светлана, и Анатолию показалось, что её голос изменился, став теплее.
   Женщины чуть замешкались у лифта, потому что осматривали своё имущество.
   - Придётся выбросить, - с досадой сказала Сабина. - А этот цвет мой любимый.
   - Не больно? - спросила Света собаку. - Какой ты неосторожный, Дик! Я всё время беспокоюсь за его нос.
   Последнее было обращено к Сабине, но та пылала негодованием и желала бы увидеть этот нос расплющенным, не представляя, впрочем, это зрелище, а потому не думая, что оно не способно вселить в нормального человека радость.
   - Я неправильно поняла Алевтину Ивановну, - почти шёпотом призналась Света. - Думала, что он терпеть не может животных. И ты мне это говорила.
   - Я тоже её не поняла, - схватилась женщина за спасительную подсказку.
   - А оказался приятным человеком, - продолжала Светлана.
   Сабина просто умирала от ревности.
   - Мы не знаем, какой он человек, - попыталась она умерить радость соседки.
   - Мне не важно, насколько он хорош или плох. Для меня главное, что он не будет придираться к Дику. Видела, как он его гладил?
   - До свидания, Света, - попрощалась Сабина. - Надеюсь, тебе не больно, Дик?
   Она вынудила себя проговорить это спокойно и непринуждённо, но, едва оказалась у себя в квартире, сразу дала волю гневу. К сожалению, Степан был в отъезде и она не могла выместить чувства на нём. Если говорить начистоту, то с появлением в их доме Рыбакова она часто впадала в ярость, что, не относись брат к этому с юмором, превратило бы его жизнь в кошмар. На этот раз он был недосягаем, поэтому женщина отвела душу в крепких выражениях и в швырянии малоценных вещей, которые не могли пострадать от такого обращения.
   Когда Степан позвонил, сестра уже немного успокоилась и излила на него не злость, а жалобы.
   - Знаешь, как он смотрел на Дика! - закончила она, всхлипнув.
   - Но ведь не на неё, - попробовал брат её утешить.
   - Это одно и то же.
   - Ну, не скажи, - запротестовал Степан. - Если бы я почувствовал симпатию к какой-нибудь женщине, то я бы предпочёл смотреть на неё, а не на её собаку.
   Сабину это на время успокоило.
   Рыбаков удивлялся своей ошибке. Ведь Владимир Михайлович так часто описывал встречи и разговоры со Светланой, а он, как слепец, не мог понять, что поведение этой женщины совершенно не соответствует облику Курулёвой.
   - Анатоль, вынужден тебя огорчить, - сразу заговорил Полетаев. - Наш план не удался. Я разговаривал со Светланой, даже проводил её до школы, а она и не подумала меня тоже пригласить. Значит, она желает, чтобы ты пришёл к ней один. И это так странно, так на неё не похоже. Признаюсь тебе честно, что это меня расстроило. Мне весь день было не по себе. А Раиса Павловна повторила приглашение. Уж она-то точно ждёт нас обоих и Алевтину Ивановну в придачу.
   Рыбакову стало нехорошо, когда он представил, что старик мог неудачным вопросом поставить и себя, и его, и саму Светлану в неловкое положение. Какое счастье, что Владимир Михайлович наделён тактом и осторожностью!
   Дядя Володя, я сейчас вас порадую, - сказал он.
   Когда рассказ был закончен, Полетаев уже откровенно смеялся.
   - Выходит, мы друг о друге не очень хорошо думали, когда говорили о наших соседках? - спросил он. - То-то ты кривился, когда я рассказывал о Светлане. А ты, значит, воображал в это время Раису Павловну? Чтобы додуматься до такой глупости, надо быть... очень умным человеком.
   - Извините, Владимир Михайлович. Бывает.
   - А я-то утром всё намекал Светлане на завтрашний вечер. Понятно, что она меня не понимала. И хорошо, что не понимала. Какая могла бы выйти неловкость, если бы я выразился яснее! Толька, ты заслуживаешь славного наказания. Теперь тебе не отвертеться от приглашения Раисы Павловны. Как бы ты к ней ни относился, а придётся идти. Так значит, это не Светлана за тобой бегает, а она? Разрешаю тебе побыть там только полчаса, а после этого отправляйся в командировку к дяде Коле. Доставь ему радость, выслушай, что он ещё надумал. В субботу я тоже к нему приеду, а вечером вернёмся домой вместе. Как хорошо, что ковёр уже куплен и не надо об этом заботиться! И он как-то так хорошо вписался в обстановку, словно с самого начала здесь висел.
   Рыбаков не решился возражать против похода в гости к ненавистной женщине.
   - А может, тебе у неё понравится, - продолжал Владимир Михайлович. - Тогда оставайся до конца. Женщина, конечно, с особенностями, но это не означает, что она плоха. Раз у неё двое детей, значит, она кому-то нравилась.
   - Может, в то время она была другой, - предположил Рыбаков.
   - Если распустишься, раз дашь волю своим чувствам, два, то потом трудно себя обуздать, - сказал Полетаев. - А она уже до того дошла, что это переросло в неврастению. Впрочем, я не врач, чтобы ставить диагноз. Женщину с такими нервами можно пожалеть.
   - Люди с истощённой нервной системой питаются нервными клетками других, - сообщил Рыбаков. - Это не мои слова. Я где-то вычитал.
   - Да, с ними жить трудно, - согласился старик. - Но сходить в гости можно.
   - Как такую женщину приняли в школу? - не понимал Анатолий. - Как она работает с детьми?
   - Она не учитель, а воспитатель в начальной школе. Это всё-таки разные вещи. Как я понял, она следит за детьми на продлёнке. Наверное, когда она устраивалась на работу, она была не такая нервная. Или ей помогли устроиться по знакомству. А может, в воспитатели никто не идёт, и берут первых попавшихся. У неё всё-таки двое детей, а это внушает доверие. Ты вернулся сегодня рано. Как прошёл день? Как твоё Испытание?
   Полетаев был прав, когда высказал предположение, что Раису Павловну приняли на работу по знакомству. Неизвестно, получила бы она своё место воспитателя, если бы пришла в школу со стороны, всем чужая. Но она была так полезна учительнице начальной школы, в классе которой учился Костя, что Савельева замолвила за неё не просто словечко, а настоящий поток слов. Перед таким натиском администрация школы не устояла, тем более что на эту низкооплачиваемую должность в то время не было претендентов.
   Каждый, кто имел дело с Курулёвой, почти сразу догадывался, что у неё не всё обстоит благополучно с нервами, поэтому на всякий случай с ней лучше во всём соглашаться, а после более продолжительного общения приходил к выводу, что будет полезно по возможности держаться от неё подальше. Каким-то чудом ей удавалось сдерживать себя с детьми, возможно, её спасало то, что, по сути, чужие дети были ей безразличны. Она добросовестно выполняла свои обязанности, но и только. У этих детей были свои родители, которые обязаны их воспитывать и заботиться о них, а от неё требовалось следить, чтобы они не покалечили друг друга во время прогулки и игр, провожать их в буфет и сидеть с ними, пока они ели, выполнять с ними домашнее задание, а уходить домой только тогда, когда заберут последнего ребёнка. Она делала всё это, поэтому к ней не могло быть замечаний, но она не расстраивалась из-за того, что кого-то с младенчества не учили правильно вести себя за столом, вежливо разговаривать с взрослыми и сверстниками. Рядом с ней постоянно были её собственные дети, и именно на них она тратила все душевные силы и считала себя образцовой матерью. Её не смущали истерики, которые она закатывала дома, потому что они тоже были связаны с заботой о детях, а к подёргиванию мышц лица она так привыкла, что не обращала на это внимания. И она не подозревала, что люди, близко с ней знакомые, считали её нервнобольной.
   Сейчас Раиса Павловна начала серьёзно готовиться к приёму гостей. Ей не удалось утром подкараулить Рыбакова, но Полетаев подтвердил, что они зайдут, и это вселило в неё радужные надежды. Правда, старик добавил, что Анатолий Сергеевич пробудет у неё недолго, так как его отправляют в командировку, но это было неважно, раз он всё-таки к ней зайдёт. Она принарядит и Катю, и Костю, внушит им, как следует держаться за столом при гостях, ведь такого опыта у них не было, будет время от времени переводить разговор на детей вообще и как бы ненароком на её детей, чтобы Анатолий Сергеевич обратил на них внимание и пришёл к мысли, что неплохо было бы назвать их своими. И она не сомневалась, что ей удастся её затея. Может, он не предложит замужество и усыновление тотчас же, но постепенно обязательно на это решится. Её сейчас больше беспокоил стол, а вернее, то, что на него надо было поставить.
   Ради будущего счастья приходилось идти на большие для неё траты, но она придумала, как произвести впечатление на гостей богатством стола, но при этом с минимумом денег. Она купила крошечный кусочек сырокопчёной колбасы и нарезала её тоненькими, почти прозрачными ломтиками, которые можно было распределить по двум тарелкам. Две тарелки сырокопчёной колбасы! Такая щедрость ошеломит гостей. Кроме того, в число деликатесов попала красная рыба, на которую как раз была акция. Купить пришлось всю запакованную тушку, но она нарезала только небольшую её часть. Завтра, ближе к назначенному часу, она сделает бутерброды. Сколько кусков хлеба с маленькими ломтиками рыбы можно съесть? От силы два, а это означает, что почти вся рыба останется детям для завтраков.
   Когда Курулёва ходила по магазинам, она, на свою беду, слишком размечталась об отце для своих детей, поэтому совершила то, за что себя долго ругала. В "Дикси" на кассе красовалась баночка красной икры, которая продавалась со скидкой. Женщину прельстила мысль покорить сердце Рыбакова невообразимым лакомством, и она добавила к покупкам эту икру, в чём почти тотчас раскаялась. Всю дорогу домой она почти плакала от отчаяния, а окончательно успокоилась лишь в пятницу. Одинокая баночка с икрой была бы почти незаметна среди тарелок, но гора бутербродов, скупо смазанных этой икрой, наводила на мысль о роскоши.
   Кроме этих яств Раиса Павловна собиралась подать салат, картошку и по кусочку мяса. Потом будет чай с пирогом.
   Катя и Костя взирали на приготовления со стороны, испытывая благоговейный страх. Приём гостей был для них явлением новым, пугающим. Катя сделала попытку предложить матери свою помощь, но была достаточно грубо изгнана из кухни и решила впредь этого не делать.
   В пятницу охваченная волнением Курулёва ещё раз напомнила Полетаеву и Алевтине Ивановне о том, что ждёт их. К сожалению, Рыбаков вновь от неё ускользнул.
   Владимир Михайлович, видя, как дёргается её лицо, от души её пожалел. Человек, привыкший принимать гостей, не будет так беспокоиться и каждый день повторять, что ждёт их. Он решил быть особо любезным, что бы во время приёма ни произошло и какую бы вещь хозяйка ни принялась в панике разыскивать.
   - Уж и не знаю, зачем я согласилась к ней придти, - сказала ему Алевтина Ивановна, нарочно вышедшая на улицу пораньше, чтобы поговорить с ним.
   - Неудобно отказываться, - ответил Полетаев, думая, между тем, что общительная старушка заболела бы от огорчения, если бы не пошла в гости. - Раиса Павловна так настойчиво приглашает, так готовится к приёму.
   Последние слова навели Алевтину Ивановну на мысли о торжественном обеде с роскошной посудой, изысканными яствами, под тяжестью которых чуть ли не ломится стол. Вспоминались блюда, которыми щедрые хозяева угощали гостей в советские времена, а перед глазами оживали картинки из "Книги о вкусной и здоровой пище", изданной в сталинские годы. Она совсем забыла, что теперь уже не купишь прежние натуральные продукты, имеющие присущие им вкус, аромат и свойства.
   - Вы правы, Владимир Михайлович, - согласилась она. - Надо её поддержать, а то она живёт здесь, словно чужая. Даже вы зовёте её Раисой Павловной.
   - А как я должен её называть? - удивился Полетаев.
   - А остальных наших девушек вы как зовёте? Сабина, Светлана, Елена, Ольга, Ира, Аня. А ведь они старше. А её почему-то по имени-отчеству.
   - Я... - смутился Владимир Михайлович. - Я как-то не обращал внимания на это. Само как-то получилось.
   - Я и говорю, что она, вроде, как на отшибе. Будто бы соседка, а будто бы чужая. Да вы не беспокойтесь об этом. Как удобно её называть, как привыкли, так и называйте. Может, ей бы и не понравилось, если бы к ней обращались запросто. Она... какая-то не такая, колючая она какая-то. Вон что сделала в прошлый раз! Я сроду нитки чужой никогда не взяла, а сидела у неё за столом, словно осуждённая за воровство. И ведь даже "извините" не соизволила сказать... Вот теперь всё вспомнила, и идти к ней совсем не хочется. Может, сказать, что заболела?
   - Нет уж, Алевтина Ивановна, отказываться поздно, - возразил Полетаев, испугавшись, что старушка, и в самом деле, не пойдёт. А вдвоём с Толькой им, вроде, не совсем удобно идти к одинокой женщине, пусть и с детьми. Да и о чём он будет с ней говорить?
   - И правда, поздно, - согласилась Алевтина Ивановна, сейчас же ощутившая сожаление, которое её непременно охватит, если она решится пропустить торжественный обед. Только с переездом сюда Владимира Михайловича соседи расшевелились и стали активно общаться, дойдя даже до приглашений в гости, а прежде такого не было. Вдруг вся эта благодать исчезнет, и люди вновь замкнутся? Тогда она изведётся от сознания, что упустила возможность сходить в гости, да ещё на торжественный приём.
   Полетаев сразу успокоился и поспешил домой выполнить "уроки" и до назначенного часа поработать.
   Рыбаков вернулся домой не с обычным удовольствием, предвкушая, как приятно будет провести вечер с дядей Володей, обсуждая дела, работу, книги, а со стеснённым сердцем, хотя внешне казался неподверженным ни радости, ни печали. Неприятная женщина, встречавшаяся ему слишком часто, оказалась не Светланой с её великолепным притворщиком-котом и красавцем-пёсиком, а той самой соседкой за стеной, которая истерично орёт на своих детей и в исступлении колотит мебель. Такое поведение больше соответствовало её облику, чем облику настоящей Светланы, но делало её в его глазах ещё отвратительнее.
   - Через полчаса я еду в командировку, - напомнил он Полетаеву.
   - Сначала подумай, прежде чем решать, - посоветовал тот. - Там тебе придётся весь вечер слушать Кольку с его идеями и не противоречить ему. И весь вечер, и половину завтрашнего дня, ведь я не приеду туда с утра пораньше. Ты знаешь, что он бывает резок и нетерпим. И с ним нельзя так сразу во всём соглашаться, иначе он поймёт, что ты делаешь это нарочно, подыгрываешь ему. Иногда сомневайся, возражай в каких-то вопросах, но не переусердствуй.
   - Выдержу, - ответил Анатолий.
   Он с самого рождения привык постоянно видеть Астафьева, любил его, ценил как человека и как историка и до сих пор продолжал любить и ценить, правда, теперь уже лишь как человека, несмотря на сильно изменившийся характер. Даже перспектива вечер и полдня ублажать его, выслушивая откровенно бредовые идеи, пугала его меньше, чем высиживание полтора-два часа в гостях у отвратительной ему женщины. Уже одно то, что она пригласила лишь их с Полетаевым и (явно для приличия) Алевтину Ивановну, наводило на неприятные подозрения.
   Раздался телефонный звонок.
   - Наверное, твой дядя Коля, - сказал Полетаев. - Представляю, как он готовится тебя ошеломить!
   Но это был не Астафьев и не Валерий. Звонила Алевтина Ивановна.
   - Извините, Владимир Михайлович, - заговорила она, и старик почувствовал сильнейшее беспокойство, почти страх от ожидания её отказа идти к Курулёвой. - Может, вы работаете сейчас, а я вам помешала?
   - Нет, Алевтина Ивановна, я не работаю.
   - Раиса Павловна попросила меня напомнить вам, что ждёт вас и Анатолия Сергеевича через пятнадцать минут.
   - Хорошо, мы будем вовремя, - ответил Полетаев с чувством счастья, что словоохотливая старушка придёт и избавит его от необходимости выискивать темы для разговора. Какими бы недостатками она ни была наделена, но в компании людей с несовпадающими интересами была незаменима.
   - Через четверть часа, - сказал он Рыбакову.
   - Почему эта дама не пригласила других соседей? - спросил Анатолий, попытавшись навести старика на те же подозрения, которые мучили его.
   Но Владимир Михайлович не нуждался в намёках.
   - Во-первых, это было бы уж слишком большое общество, - ответил он. - Не забывай, что женщина одна растит двух детей. Даже если она получает алименты, это слишком мало. А во-вторых, как женщине одинокой ей интереснее принимать у себя симпатичного мужчину, а не Сабину или Светлану. Откуда ей знать, что ты такой жёноненавистник? Но она это скоро поймёт.
   - Может, познакомить её с Валерием? - спросил Рыбаков.
   - Его сердце уже занято, - засмеялся старик. - Вспомни, что ты то жалел его, когда думал, что он влюблён именно в эту женщину, то злорадствовал, если он обыгрывал тебя в шахматы. Теперь ты выяснил, что его интересует другая, а собираешься заменить её на ту, которая бегает за тобой. Какую же ты внёс путаницу! Но судьба тебя наказывает. Тебе больше нравилась Раиса, как ты её называл? Вот ты и идёшь в гости к настоящей Раисе. Надеюсь, что она не рассчитывает, что мы пробудем у неё три часа?
   Когда подошло время отправляться, старика одолели другие заботы. Он боялся, что они встретят кого-то из соседей, не удостоившихся приглашения. Выйдет неловко, ведь они могут обидеться. Но, к своему удовольствию, он никого не увидел. Откуда ему было знать, что Сабина совершенно случайно была недалеко от входной двери, когда услышала, как щёлкнул замок у дорогих её сердцу соседей и залаял Дик, и сейчас же прильнула к глазку. Толком она ничего не увидела, но по удаляющимся в другую часть коридора шагам двух человек, поняла, что одна из соперниц предприняла активные действия. Сколько на неё обрушилось несчастий, причём сразу! Светлана узнала, что Анатолий любит животных, и посчитала его симпатичным, а он слишком ласково отнёсся к её беспородной шавке, сейчас Курулёва принимает его и Владимира Михайловича у себя... А вдруг он не видит, как грубо она размалёвана и как дико скалится? Может, он мечтает о семье с детьми? О, что ей предпринять, чтобы отвратить его от Светки и Курулёвой? А ведь ещё и Ирка не захочет упустить шанс поменять мужа и обосноваться в Москве! Несчастная женщина, терзаемая ревностью и страхами, была в отчаянии.
   Но поскольку Полетаев ни о чём не подозревал, то вошёл в квартиру Курулёвой в полной уверенности, что не смутил этим визитом ничью душу. Рыбаков шёл рядом с ним с видом полной невозмутимости.
   - Владимир Михайлович, Анатолий Сергеевич, рада вас видеть. Проходите в залу, - встретила их Раиса Павловна.
   - Я только на полчаса, - сразу же предупредил Рыбаков. - Я уезжаю в командировку.
   - Как жалко! - огорчилась Курулёва. - Мы, соседи, так редко встречаемся, что я рассчитывала наконец-то посидеть всем вместе.
   - Мне самому жалко, - солгал Анатолий. - Но ничего не поделаешь. Работа такая.
   "Как в фильмах про милицию, - подумал он. - Не хватает только заменить слово "работа" на слово "служба". Хорошо, что она не спрашивает, куда я еду".
   Алевтина Ивановна уже была там, но хозяйка не беспокоилась за сохранность своего имущества, потому что велела детям не оставлять гостью одну и не спускать с неё глаз. Хорошо, что старушка не знала об этом приказе. Она принарядилась, украсила блузку брошью и теперь чинно сидела за столом, чувствуя себя истинной леди. Владимир Михайлович решил, что она по своему обыкновению наслаждается пребыванием в гостях, но это было не совсем так. Она, действительно, была довольна тем, что проведёт вечер не у себя дома и не на скамейке возле подъезда, радовалась, что на столе незнакомая посуда, хоть и не особо красивая, что пища приготовлена не её руками, поэтому будет иметь непривычный вкус, что вместе с ней приглашены милый Владимир Михайлович и приятный, несмотря на излишнюю замкнутость, Анатолий Сергеевич. Однако её немного смущал мальчик-ангелочек, словно бы следивший за каждым её движением. Возможно, именно поэтому в её душе всколыхнулась прошлая обида. Помимо всего этого, она опытным взглядом оценила расставленные на столе блюда и не обольщалась насчёт торжественного обеда. Она хорошо помнила прежнюю подругу, которая иногда приглашала к себе приятельниц, накрывая, казалось бы, богатейший стол, однако гости уходили от неё полуголодные. Конечно, она не шла к Раисе Павловне с целью наесться на три дня вперёд, а лишь с намерением посидеть в приятной обстановке и за милой беседой, однако надеялась, что званый обед подразумевает ещё и что-то вкусное и сытное. Если бы она заранее не настроилась на нечто основательное, то с гораздо большим удовольствием восприняла бы действительность. На этот раз её подвело воображение.
   - Владимир Михайлович, садитесь сюда, - позвала она старика. - Анатолий Сергеевич, а с вами мы сегодня ещё не виделись. Здравствуйте. Может, вы займёте вот это место? Так я буду чувствовать себя окружённой кавалерами, как в былые времена.
   На самом деле она желала лишь отгородиться с одной стороны от "ангелочка" с настораживающим взглядом, а с другой - от тихой скромной девочки, с которой она уже не знала, о чём говорить.
   Полетаев оказался в непосредственной близости от бутербродов с красной икрой, поэтому невольно обратил внимание на количество икринок поверх масла. У него не было опыта Алевтины Ивановны, изучившей уловки своей подруги, поэтому он вспомнил прочитанные когда-то рассказы о детях, потихоньку освобождающих торты и пирожные от украшавшего их крема и делающих их непригодными к подаче на стол. Не совершил ли подобный грех и маленький мальчик, сидевший тут же? Может, он незаметно для себя увлёкся и слишком сильно уменьшил количество икры? Как бы ему не досталось от матери. Эта нервозная женщина способна затеять разборку с сыном прямо при гостях.
   - Что, дети, каникулы заканчиваются? - спросил он. - Не хочется в школу?
   - Нет, - ответил Костя. Теперь он считал своим долгом следить уже за тремя чужими людьми.
   - Я тоже с ужасом думала, что опять начнутся школьные будни, - призналась Алевтина Ивановна. - И вы тоже, Владимир Михайлович?
   - Ещё бы! То полная свобода, а то надо сидеть на уроках. Я и каникулы Анатолия воспринимал как праздник и огорчался, когда они проходили.
   - Самое счастливое время, - согласился Рыбаков.
   - Нет, я рад, что каникулы кончаются, - возразил Костя. - И Катя тоже.
   Трое взрослых на время потеряли дар речи.
   - А почему? - опомнилась Алевтина Ивановна.
   - Скучно, - объяснил мальчик.
   Девочка согласно кивнула.
   - Разве вам нечем заняться? - спросила старушка. - Мы с подругами целые дни проводили на улице. Сколько же было всяких игр! И дома мы тоже не сидели без дела. Ведь ты, Катя, вышиваешь. Да как красиво у тебя получается! А ты, Костя, насколько я помню, увлекаешься компьютерными играми?
   - Мама не даёт мне играть весь день, - ответил мальчик.
   - А друзья и подруги у вас есть? - продолжала расспрашивать Алевтина Ивановна.
   - Есть, - сказал Костя. - Но они живут далеко, с другой стороны от школы. Мама меня туда не пускает.
   "Совсем не осталось русских детей, - подумал Полетаев. - Во дворах их не видишь, а те, которые есть, сидят по домам, как Костя и Катя. Не удивительно, что они рады окончанию каникул, хотя это и кажется противоестественным. А Раиса Павловна с ними, как видно, никуда не ходит. А как мы с Толькой проводили его каникулы!"
   - А вот и я, - объявила Курулёва.
   Рыбаков с отвращением думал, что придётся ещё двадцать пять минут сидеть в обществе этой раскрашенный женщины с нервным оскалом вместо улыбки. Он не подозревал, что Раиса Павловна оделась в лучший костюм и особо тщательно нанесла на лицо косметику. Она была счастлива, что мужчина, который был достоин чести стать отцом для её детей, принял её приглашение, пришёл и теперь сидит в её доме, за её столом. И как же хорошо получилось, что рядом с ним оказался Костя! Может, видя такого прелестного ребёнка, он скорее осознает, как приятно будет назвать его своим сыном. От возбуждения и сладостных надежд она не переставала улыбаться, что при её гриме и дёргающемся лице выглядело неприятно.
   - Здесь только закуска, - предупредила она, - а скоро я подам основные блюда. Пожалуйста, кладите себе, кто что пожелает, не стесняйтесь. Анатолий Сергеевич, попробуйте салат.
   Из-за занятия с тупым подопечным, именуемым Испытанием, Рыбаков не обедал, а дома у него не было времени перекусить, поэтому неполная ложка салата, положенная ему на тарелку хозяйкой, лишь усилила голод, а взять добавку он не решился, потому что салатник был слишком уж невелик. Кусок хлеба с двумя ломтиками рыбы оказался спасением, хотя вкус самой рыбы он почти не ощутил. Второй кусок он взять постеснялся, потому что число оставшихся бутербродов было в два раза меньше числа присутствующих.
   - Что же вы не берёте икру? - потчевала гостей Раиса Павловна.
   Владимир Михайлович догадался, что Костя не был повинен в том, в чём он его заподозрил.
   - Красная икра! - повторила Алевтина Ивановна радостным голосом, чтобы подбодрить хозяйку. - Давно её не ела.
   - А ведь я застал времена, когда и красная, и чёрная икра продавалась в магазинах на вес, - сказал Полетаев. - Свежая, без добавок! И стоила недорого. Кто же знал, что потом она сильно подорожает? Я хотел было покупать чёрную икру специально для Анатолия, когда он был ещё маленьким, но она ему не нравилась. Ты, Толь, наверное, это даже не помнишь. Вообще-то считалась, что это деликатес, поэтому её покупали редко. А надо было ловить момент и наедаться ею до пресыщения.
   - Так ешьте сейчас, - любезно предложила Курулёва, выставляя напоказ все зубы вплоть до самых дальних. - Анатолий Сергеевич, что же вы ничего не едите?
   "Было бы, что есть, я бы съел", - ответил тот про себя.
   "Как же она обхаживает моего Тольку! - подумал Полетаев, наслаждаясь этим зрелищем. - А ты, Анатоль, терпи. Это тебе в отместку за то, что создал такую путаницу".
   - Спасибо, всё очень вкусно, - поблагодарил Рыбаков, и ему показалось, что словоохотливая старушка взглянула на него с лукавством, словно читала его мысли.
   Икра на бутерброде, можно сказать, не ощущалась, но масло приобрело солоноватый вкус, и в целом бутерброд показался голодному человеку лакомством.
   Алевтина Ивановна щебетала, заполняя томительные паузы между отдельными репликами. Она не уставала расхваливать умение Раисы Павловны принимать гостей, порядок в её доме, воспитанность детей. Все соглашались и делали вид, что не замечают, сколько крошек и пятен усеяли тефлоновую скатерть возле тарелки Кости. Девочка ела намного опрятнее, но не безукоризненно.
   - А теперь я подам основные блюда, - торжественно провозгласила Курулёва.
   Перед гостями оказались по две маленькие картофелинки с мясной подливкой и по кусочку мяса.
   - Какая вы кулинарка! - восторгалась Алевтина Ивановна. - Я бы не сумела приготовить такое нежное мясо.
   Раиса Павловна наслаждалась похвалами и присутствием здесь Анатолия, а тот украдкой поглядывал на часы.
   Алевтина Ивановна решилась было взять один из оставшихся трёх бутербродов с икрой, но уловила недовольство в глазах "ангелочка" и вовремя отдёрнула руку, сделав вид, что хотела лишь поправить волосы. Этот мальчик перестал казаться очаровательным и наивным. "А что, собственно, в нём красивого? - подумала она. - Светлые вьющиеся волосы вокруг кукольного личика. Вот это и создаёт впечатление, будто он ангел с рождественской открытки. Если бы волосы были тёмными, то никто бы не стал восторгаться его внешностью. А само лицо ещё не сформировалось. Крошечный неочерченный носик, крошечные губки. А взгляд у него, если присмотреться, бывает очень неприятным".
   - Раечка, до чего же у вас хорошо! - воскликнула она, спохватившись, что Владимир Михайлович, пытавшийся создать видимость разговора, умолк, поэтому надо придти к нему на помощь.
   - Я ведь мать, - напомнила Курулёва. - Я обязана создать уют для своих детей.
   "Хорош уют, - думал Полетаев. - Уют должен быть не исключительно в обстановке, да это вообще понятие относительное, ведь у каждого свой вкус, в том числе и у детей. То, что нравится матери, может не нравиться детям. А уют, прежде всего, должен быть душевным. Мы с Толькой на каникулах ходили по гостям, в музеи, в парки, в театр, о кино уж не говорю. И мальчишек с нашего двора часто брали с собой. Я специально копил отгулы, чтобы быть в эти дни свободным. А у неё дети скучают и ждут - не дождутся, когда же кончатся каникулы. И женщина-то очень простая, а жить с ней непросто. Может, потому и непросто, что слишком простая? Да нет, дело не в этом. Бывают люди крайне простые, а очень приятные..."
   - У вас легко дышится, - продолжала Алевтина Ивановна, высказывая не то, что чувствовала, а то, что хотела бы почувствовать. - Так всё мило, дети вежливые, приветливые.
   Улыбке Курулёвой мог бы позавидовать ощерившийся аллигатор.
   Рыбаков умилялся умению старухи восхвалять хозяйку. Она, конечно, повторялась, но выходило очень складно. Сам он дождался, когда обговоренные полчаса пройдут, но решил задержаться ещё ненадолго. Если уж он всё равно здесь, то ему хотелось увидеть, что у хозяйки приготовлено к чаю. Это дополнит давно уже сложившееся мнение о ней. Но, как это ни странно при такой скудости обеда, Раиса Павловна не спешила с чаепитием.
   - Большое спасибо за приглашение, - поблагодарил Рыбаков, вставая из-за стола. - Было очень приятно. Как жаль, что мне надо уезжать.
   - А мне-то как жаль! - совершенно искренне ответила Курулёва.
   "Зная, что я должен уехать, хорошая хозяйка давно дала бы мне чаю", - подумал Анатолий.
   Он бросил на Полетаева взгляд, безмолвно говорящий, что завтра они увидятся у Астафьева, попрощался со всеми и ушёл. У себя он наскоро съел пару голубцов, оставшихся от завтрака, выпил холодный кофе, который Полетаев приготовил себе днём, но о котором забыл, увлечённый работой, и отправился к ворчливому дяде Коле, предвидя, что, кроме ужина, ему придётся поглотить массу новых идей теряющего память историка.
   - Как обидно, что человека отправляют в командировку на выходные! - сказала Курулёва, проводив Рыбакова до двери и вернувшись к гостям.
   - В советские времена мы стремились к тому, чтобы командировка включила в себя и выходные, - сказала Алевтина Ивановна. - То, что оплата шла чуть ли не выше, чем за обычные дни, нас не интересовало. Главное - мы могли посмотреть новый город. Выходные и в командировках оставались нерабочими днями, поэтому мы использовали это время с толком. Я не очень любила ездить в командировки, хотя иногда и приходилось, но некоторые таким способом объездили весь Советский Союз, причём старались, чтобы их послали... куда подальше... в хорошем, конечно, смысле, в прямом. В отпуск они не поедут в нетуристические места того же Севера, а благодаря командировкам столько видели, что нынешним ездокам по заграницам и не снилось.
   - Теперь ездят по зарубежным странам, - возразила Курулёва.
   - Ездят по курортным местам, по часто посещаемым. А кто из нынешних туристов знает собственную страну? Мы же ездили и по России, и по союзным республикам, которые теперь стали отдельными странами. Можно сказать, что мы тоже ездили по зарубежным странам.
   - Да, это верно, - согласился Полетаев. - Мы почти не ездили за пределы Советского Союза, лишь по путёвкам, кто очень этого хотел, но зато мы имели у себя великое разнообразие и климатов, и ландшафтов, и культур.
   Раиса Павловна выросла в слишком простой семье, можно сказать, примитивной, поэтому для неё такие разговоры казались отвлечёнными, словно бы относящимися лишь к группе избранных счастливчиков, которым в прежние времена жилось хорошо, в то время как её семья бедствовала, и она не понимала, что вся беда была не в минувшей эпохе, очень щедрой к своим и чужим гражданам, а в пьющем отце, который фактически обирал своих домочадцев, заставляя их почти нищенствовать.
   - А ведь у меня к чаю пирог, - похвасталась она, прекращая речи, в которых ей слышалось чуть ли не хвастовство.
   Полетаев желал бы, чтобы и чай, и пирог сейчас же появились на столе. Он не хотел ни того, ни другого, но понимал, что уйти можно будет только после чаепития. Алевтина Ивановна, наверное, впервые за много лет, если не за всю жизнь, тоже мечтала поскорее уйти из гостей. Она устала придумывать темы для короткого обмена репликами. А ведь едва возник интересный разговор, в котором можно было о многом вспомнить и взгрустнуть о прошедшем, как хозяйка его прервала. А о чём говорить? Как ни старался Владимир Михайлович ей помочь, но именно она не давала воцариться молчанию. Как легко ей было в гостях у Елены, у Сабины, а уж у Полетаева разговоры не только не иссякали, но и были очень занимательны. А сейчас она совершенно измучилась. Да ещё "ангелочек", как она убедилась, провожал каждый съеденный ею кусок недобрым взглядом.
   Однако Раиса Павловна считала, что между обедом и чаем должно пройти хотя бы минут сорок, если не больше. Только по истечении этого времени она встала, чтобы убрать со стола и подать чай и пирог. Отчаявшиеся гости оживились в предвкушении забрезжившей впереди свободы.
   - А ты, Катя, разве не помогаешь маме? - спросила Алевтина Ивановна, почувствовавшая прилив энергии и поэтому без усилий нашедшая новый предмет для обсуждения.
   - Нет, - ответила девочка. - Мама не любит, когда ей мешают на кухне. Она всё делает сама.
   - Конечно, - подтвердил Костя. - Катька ведь ничего не умеет.
   "А как она научится, если ей не позволяют заниматься хозяйством?" - удивилась старушка.
   "Толька и родителям помогал с раннего детства, а уж со мной он хозяйничал на кухне на равных, - подумал Полетаев. - Какие несчастные дети! И дома они несвободны, и с друзьями не гуляют, и скучно им. Как странно бывает: у матери, всю душу отдающую своим детям, они не видят радости".
   Курулёва с гордостью принесла свою лучшую посуду и расставила на столе.
   У всех вкусы разные, а Алевтина Ивановна, оказывается, успела избаловаться приглашениями в гости, поэтому подумала, что у Владимира Михайловича чашки намного изящнее, красивее и тоньше, а у Сабины они вообще представляют собой произведение искусства. Но вслух она, разумеется, сказала другое.
   - Раечка, до чего красивая посуда!
   Курулёва была на седьмом небе от счастья. Пирог она внесла, раздуваясь от гордости. Полетаев был готов к чему-то крайне невкусному и чуть ли не чёрствому, поэтому был приятно удивлён, обнаружив красиво оформленное изделие с румяной корочкой, достаточно приятное на вкус. Сам он положил бы больше сдобы и слой яблок сделал бы внушительнее, но признал, что не сумел бы так ровно защепить края, сделав шов украшением, да ещё проложив косички и завитки из теста. У него выпечка получалась очень вкусной, с щедрой начинкой, сдоба была действительно сдобной, однако он никогда не старался постичь искусство оформления. На короткое время ему захотелось найти в Интернете обучающие ролики и ближайшие две недели удивлять Анатолия вычурным видом хлебобулочных изделий, но быстро остыл к такой затее, решив, что это займёт слишком много времени, которого у него не хватает на более полезные дела.
   - Какая красота! - ахнула Алевтина Ивановна. - Где же вы научились такому?
   Курулёва сияла, но решила сохранить тайну.
   - Мне это дано от природы, - сообщила она.
   На самом деле красиво оформлять пироги и булки её научила старая соседка, которая когда-то работала в пекарне.
   - Бывает же у людей талант! - воскликнула Алевтина Ивановна.
   Но, съев не без удовольствия предложенный кусочек пирога, она подумала, что у Владимира Михайловича пироги были намного вкуснее, хоть и разной формы и размеров, а есть их можно было до полного насыщения.
   - Спасибо, Раечка, - поблагодарила она, переглянувшись с Полетаевым и придя к соглашению, что уже можно уходить. - Как же вы вкусно всё приготовили! Как у вас было приятно! Для меня этот день словно праздник.
   Владимир Михайлович добавил, что хозяйка - большая мастерица. Он собирался продолжить и сказать, что ему следовало бы поучиться у неё, но вовремя сдержался, решив, что она, чего доброго, и впрямь захочет давать ему уроки.
   Выйдя от Курулёвой и пожелав друг другу приятного вечера, старики разошлись по своим квартирам.
   - А эта бабка хотела сожрать ещё один бутерброд с икрой, - пожаловался Костя, когда мать закрыла за гостями дверь и вернулась в комнату.
   Раиса Павловна пересчитала упомянутые бутерброды. Их было как раз три, то есть по одному им всем. Хорошее прибавление к завтраку. И бутерброды с рыбой тоже остались.
   - Колбасу никто не взял, - сказала Катя.
   - Нам же лучше, - ответил брат.
   Курулёва пожалела было, что зря её купила, ведь за гораздо меньшие деньги можно было бы взять варёно-копчёную колбасу, но решила, что зато стол с ней выглядел богато. Она подумала и сочла, что приём удался на славу, недаром гости так её хвалили.
   Полетаев позвонил Астафьеву, убедился, что Анатолий уже у него, узнал, что они ужинают, после чего его друг собирается порадовать дорогого гостя своими изысканиями, подтвердил, что завтра приедет к нему, и решил немного поработать, чтобы развеять не очень приятное впечатление от похода в гости. Через час ему страшно захотелось есть, и он доел голубцы, которые ему великодушно оставил Рыбаков.
   Алевтина Ивановна почувствовала голод ещё раньше.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"