Кузнецова Ульяна Борисовна : другие произведения.

Проклятый

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Наверное начало второй книги. Продолжение Между Тьмой и Ночью. Вообще, конечно понимаю что не хорошо начинать вторую, не дописав первую, но вот придумалось блин, не могла не записать. В целом можно читать как отдельное произведение, имхо ГГ новый. Действие начинается, спустя четырнадцать лет после недописанного хеппи энда, первой книги. Рико починил Скома и благополучно свалил с концами на "темную сторону". Ночи больше нет. На всей территории Империи нормальная смена суток: 6 часов ночь, 18 часов день. Граница Тьмы стабильно стоит на месте... в общем полный хеппи энд, который обязательно допишу в не слишком отдаленном будущем, а пока развлекаюсь зарисовками еще одного "звереныша" =)

  Глава 1.
  
  Свет от факела дрожал причудливыми изгибами, слабо освещая коридор по ту сторону грубой железной решетки, и часть грязного каменного пола внутри камеры. Он совсем не дотягивался до дальней стены. Там куда не попадал свет, растянувшись на гнилой, вонючей соломе, лежал мальчик лет восьми. Завтра он лишится руки и приобретет взамен клеймо вора на лоб.
  Закон одинаков для всех. Нет. Не для всех! Когда его вытаскивали из ловушки в сокровищнице замка наместника, он сказал, что ему семь лет.
  Если бы они знали, что на самом деле ему четырнадцать, его наверняка бы судили, как взрослого! Попытка ограбить наместника, для взрослого человека, без каких-либо вариантов закончилась бы виселицей на площади справедливости.
  Кьяр впервые за свою не слишком долгую жизнь порадовался тому, что выглядит как ребенок! Он улыбнулся. Еще никогда он не чувствовал себя настолько хорошо! Какой же поистине великий человек придумал размещать узников в подвалах? Кьяр пообещал себе, что как только вся эта история закончится, он обязательно посетит храм Четверых и прочитает хвалебную молитву этому замечательному человеку! И обязательно выкопает подвал в своем доме! Поглубже... Правда копать придется одной рукой.
  Он вздохнул, и подгреб к себе ворох соломы. Такой же гнилой и влажной, как та на которой он лежал. И почему такая гениальная идея не посещала его раньше? Быть может потому, что раньше ему не доводилось бывать в таких глубоких, закрытых подвалах? Жаль, что здесь нельзя остаться дольше, чем до завтра.
  Меньше всего ему хотелось возвращаться домой. Там его никто не ждет. В этой жизни у него был только один родной человек - бабушка. Она умерла когда ему еще шести не исполнилось. Просто однажды он проснулся, а она лежала рядом и в ней не было жизни. Кьяр тогда впервые по настоящему испугался. Он целых три дня просидел рядом с ее телом, в надежде на то, что она вот-вот оживет, и его как всегда окутает облаком любви, заботы и беспокойства. Но она не ожила, а все, что можно было съесть в доме закончилось. Тогда он дождался ночи и впервые вышел на улицу один.
  Находиться снаружи днем он никогда не мог. Даже ночью было очень холодно, а днем ему казалось, что взгляды Четверых своими острыми, ледяными лучами пронзали его насквозь, причиняя нестерпимую боль. Он стучался в двери соседних домов, но его прогоняли еще до того, как он успевал объяснить, что ему нужна помощь. Соседи ненавидели и презирали и его бабку, и его самого. Кьяр всегда чувствовал их презрение, но раньше оно как будто терялось, вязло в плотном облаке любви его бабушки. Теперь же он почувствовал себя совершенно одиноким и никому не нужным. Проклятый Четверыми, презираемый людьми...
  Тогда он научился воровать. Это было не так уж сложно. Просто найти дом, где все спят, забраться в окно, подальше от спящих и стащить все, что может пригодиться. Особенно съестное. Он даже сквозь стены видел силуэты людей, а чувствовать их и вовсе мог, хоть на другом конце города. Он прекрасно чувствовал, когда они спят, и когда просыпаются, что всегда помогало ему вовремя удрать.
  А спустя три недели к нему пришли городские гвардейцы. Они рассказали мальчику, что соседи жалуются на трупный запах, и потребовали с него два золотых за то, чтобы отнести тело бабушки в храм, для сожжения. У Кьяра было всего семь серебрушек и три медяка. Гвардейцы сказали, что если не унести тело, то его скорее всего спалят те же соседи, вместе с домом. От них обоих пахло жалостью, и Кьяр, не придумав никакого решения проблемы, просто разревелся, рассказав им, что кроме бабки у него никого нет и даже не у кого просить помощи.
  В итоге гвардейцы забрали у него только две серебрушки и тело бабки, а сам Кьяр впервые заставил себя выйти из дома днем, и пойти с ними. День был ясным. Четверо заливали мир своим светом в полную силу. Он шел за гвардейцами отчаянно сцепив зубы и до крови сжав кулаки. Для слез у него был повод и без взглядов Четверых, но если бы его начало трясти от холода, он мог выдать свое проклятье.
  Бабка неустанно повторяла своему единственному и любимому внуку, что он никогда и никому не должен говорить о проклятье, потому что иначе его наверняка сожгут живьем, как не угодного небесным покровителям человека.
  Он молча дошел до храма. Молча выдержал все приготовления погребального костра. Оказалось это тоже стоило целую золотую монету, но гвардейцы заплатили за него, а когда запылал костер, он чудом сдержался и не бросился в него, чтобы хоть немного согреться. Только тихонько заскулил и сбежал прочь из храма.
  После похорон бабки дома стало совсем одиноко и холодно. Днем он обычно спал на жарко растопленной печи, под ворохом наворованных одеял, а ночами порой до самого утра бродил по городу, ища дома где люди не спали, переживая и заботясь о ком-то. Кьяр подолгу сидел под самыми окнами таких домов, пытаясь с головой окунуться в запах этих чувств. Но как бы близко к источнику чужой любви он не находился, он все равно оставался чужим.
  Смирившись с бесполезностью миражей чужих эмоций, он с удвоенным энтузиазмом принялся искать свои, настоящие. Старательно притворяясь обычным мальчиком. Таким, как все. Но как раз с этим и была проблема.
  Мильд был большим городом, и далеко не все здесь спали по ночам. Когда-то его называли столицей Ночи, но это было еще до рождения Кьяра. До того как Четверо засияли над всей Империей. Собственно Кьяр и родился, в год когда закончилась Вечная Ночь. В раннем детстве, слушая бабушкины сказки, он мечтал попасть в прошлое, или чтобы Вечная Ночь вернулась, и небесами Ночной провинции всегда правил один лишь Ском. Четверым было наплевать на его желания. Ночи, по словам бабки стали гораздо светлее, а днем так и вовсе пропала нужда в светляках. Впрочем сами жуки-светляки большущие, светящиеся разными цветами, остались лишь в сказках. Передохли все разом, в тот самый момент, как только в небе появились Лит, Вед и Нир. И не только жуки... Однако людей на улицах и нынешними ночами меньше не стало. Даже наоборот. Люди, все чаще ностальгируя по "старым, добрым временам" переходили на режим ночного бодрствования.
  Беда была в самом Кьяре. Он был всего лишь маленьким мальчиком, и с каждым годом отставание в росте от сверстников становилось все заметнее. Он не был карликом. Его сложение могло считаться совершенно типичным для нормального человека, если этот человек был гораздо младше его по возрасту. Постоянный холод вынуждал его кутаться в несколько слоев одежды, а первое на что обращали внимание люди удостоившие его хотя бы парой фраз - его глаза яркого, фиолетово-красного цвета, которые можно было счесть красивыми, не располагайся они на вечно грязном, от печной сажи лице, под сальными, спутанными сосульками черных волос, стриженых в последний раз еще бабушкой.
  Кьяр ненавидел мыться. Для этого нужно было выйти на общий двор, натаскать из колодца несколько тяжелых ведер, и самое ужасное - раздеться под открытым небом, да еще и облить себя ледяной водой!
  Однажды совершенно пьяный старик, с трудом ворочающий языком, пытался объяснить ему необходимость данного действа, рассказывая какие-то страшные истории о том, что от грязи на человеке заводятся насекомые. Они пьют человеческую кровь и едят кожу, а если их не смывать хотя бы раз в пол года, то со временем они медленно сожрут человека полностью! Кьяр не понял. Его ни разу в жизни не кусали насекомые. Никакие. От него даже животные шарахались. Кошки мгновенно сбегали, а собаки поджав хвосты, забивались в дальний угол. Иногда молча, иногда тихонько поскуливая. Это было довольно удобно. Когда он забирался в чужие дома, ни одно животное не решалось выдать своего местоположения, поднимая шум.
  Люди... С людьми все было гораздо сложнее. От них редко пахло чем-то кроме презрения к нему. В основном они, обнаружив его в непосредственной близости, спешили прогнать, не стесняясь в выражениях.
  К десяти годам он бросил поиски, выбираясь на промысел, только когда кончалась еда. Он натаскал домой досок и забил окна, как это делали в некоторых не жилых домах, но от взглядов Четверых это все равно не особенно помогало. Их холодные лучи безжалостно резали внутренности покосившейся лачуги, заполняя собой прорехи в крыше. Днем его спасали лишь печка и одеяла. У него появилось новое развлечение: сны-фантазии. Он порой мог целые сутки лежать без движения, вылавливая в море запахов интересную эмоцию. Сосредотачивался на ней одной, и представлял себя в центре ее источника.
  Иногда это срабатывало. Он как будто становился совершенно другим человеком в совсем другом месте. Настоящим человеком! Без проклятия. То он видел себя юношей, убившим соперника, на первой в жизни настоящей дуэли. То девушкой на кануне свадьбы. То торговцем, которому вдруг заказали обеспечить свежей рыбой стол наместника. Кьяр видел, слышал и чувствовал все тоже самое, что и герой его видений. Хотя почти не понимал, что именно "он" делает, и зачем это нужно. Впрочем, стоило "ему" всерьез задуматься о чувствах кого-то другого, или к примеру начать рассуждать, лжет ему собеседник или нет, как видение мгновенно рассеивалось, а он снова превращался в проклятого Четверыми мальчика, который просто прячется от их взглядов под ворохом одеял.
  В одном из таких видений он был стариком. Ему за что-то дали целую горсть драгоценных камней. Он был счастлив и доволен собой. И одновременно с тем, он был омерзителен сам себе и ужасно боялся, что только полученные камни, у него отберут.
  Постоянно оглядываясь он вышел из города через восточные ворота, прошел мимо старой мельницы, вдоль ручья, и поднявшись до его истока, закопал камни под самой большой яблоней.
  Очнувшись от видения в середине ночи, Кьяр не удержался и рванул путем старика, к роще у истока. Быстро узнал нужное дерево. Мысленно обругал себя за то, что не додумался взять лопату. Но земля все еще была мягкой, и ему не составило большого труда, руками выкопать сверток мягкой ткани с красивыми разноцветными камушками.
  Получив доказательство реальности своих "снов", он увлекся ими еще больше, с жадностью отлавливая каждое сильное чувство, стараясь стать его хозяином. Он стал гораздо лучше понимать людей, хотя большинство их поступков, для него по-прежнему оставались загадочны и бессмысленны. Кьяр был уверен, что если бы он только мог, гулять по улицам днем, одеваясь как прочие мальчишки в одну рубаху со штанами, он бы наверняка смог найти себе и друзей, и любовь и может быть даже новую семью!
  К четырнадцати годам ему надоело "подсматривать" чужие жизни, и опять безумно захотелось "своего". Тогда он решился на отчаянный поступок. Он проследил за главным служителем Мильдского храма Четверых. Забрался ночью к нему в окно, уселся на пол у кровати, и тихонько потряс служителя за плечо.
  Мужчина подскочил, испуганно щурясь в темноте, и пока он окончательно не проснулся, мальчик затараторил самым жалобным тоном на который был способен:
  - Святейший, прошу тебя! Помоги пожалуйста! Мне очень-очень нужен твой совет!
  На колени служителя лег сверток с теми самыми камнями, до сих пор хранимыми как памятный сувенир. Как раз туда падал свет ночных покровителей из окна, позволяя человеку во всей красе оценить мерцание драгоценностей. Испуг сменился удивлением и интересом:
  - В каком совете ты нуждаешься, отрок?
  Кьяр рассказал о себе почти все, кроме своего имени, способов добычи пропитания, и своих способностей к "подсматриванию". Впрочем, святейшего подобные мелочи не интересовали. Он задавал вопросы исключительно духовного плана. Как относится сам Кьяр к покровителям? Не поливал ли он словесной грязью их священные имена? Не являлся ли кто-либо из Четверых к нему во сне? Не осквернял ли он случайно храмов покровителей?
  Спросив у мальчика разрешение, святейший искренне и от всего сердца, прочел полную благословляющую молитву, и столь же искренне обрадовался отсутствию какого-либо результата. Не лучше. Но ведь самое главное и не хуже!
  В итоге он согласился, что это действительно проклятье Четверых, но получено оно либо случайно, либо для преодоления себя. И не смотря на то, что он никогда раньше о таком не слышал, он более чем уверен: его можно снять! Для этого отроку необходимо самому прийти в храм, в любое время, сотню раз искренне прочитать у алтаря восхваляющую молитву покровителям и совершить денежное пожертвование храму. Сколько сможет, но чем больше золота, тем больше вероятность получить прощение Четверых.
  Кьяр принюхался, пытаясь разобрать малейшие оттенки эмоций служителя. Неуверенность в нем чувствовалась отчетливо и ярко, но он не врал! Святейший действительно верил в то, что говорил, и действительно хотел помочь, столь неожиданному гостю.
  На этом разговор закончился и мальчик с облегчением, отпустил рукоять ножа спрятанного в сапоге. Он хотел жить. В идеале - жить без проклятья, или хотя бы по-прежнему. Вариант сожжения на костре, как не угодного небесным покровителям человека, его категорически не устраивал. Он готов был убить служителя, даже за одни недобрые намерения в его адрес. На всякий случай. До того как намерения, перейдут в действия. Потому, что он сильно сомневался в своих шансах на победу со взрослым, готовым к драке мужчиной.
  К счастью, все прошло замечательно, и он покинул жилище святейшего тем же путем, которым пришел, оставив честному служителю, ценные камни, в знак признательности.
  У него снова появилась надежда!
  Следующим вечером, как только Вед и Нир растворились в ночных сумерках, Кьяр выскочил из дома и со всех ног побежал к храму. Нужно было успеть за ночь сотню раз прочесть молитву...
  Он положил на алтарь абсолютно все деньги, что у него скопились! Двести сорок золотых, триста пятнадцать серебрушек, и целую сумку медяков, которые даже не смог пересчитать. Больше тысячи он цифр не знал, да и после сотни уже сомневался в верности своих подсчетов. В любом случае это была очень солидная сумма для ремесленника средней руки.
  Он встал на колени, и всем своим существом обратившись к жестокому небу, начал истово читать хвалебную молитву Четверым.
  Он успел прочесть ее сто восемьдесят три раза. Продолжая повторять священные слова, с ожиданием чуда в глазах, он смотрел сквозь открытый взглядам покровителей потолок, как наливаются светом в небесах Вед и Нир...
  Чудо не случилось. С наступлением рассвета, холод терпимый, как обычно, превратился в леденящий кровь мороз, а каждую частицу открытой кожи, принялись терзать невидимые ножи.
  По щекам покатились слезы разочарования.
  - ЗА ЧТО??? - в который раз, отчаянно закричал он небу.
  Небо, как обычно молчало.
  Пришлось торопливо наматывать на лицо теплую женскую шаль, и бежать домой.
  Еще пол дня он тихонько скулил под одеялами, оплакивая разбитые мечты и смерть, только вчера родившейся, надежды. Но к вечеру успокоился и решил, что главный служитель Четверых, ошибаться в таких вопросах не может! Значит просто не хватило денег!
  От осознания необходимости награбить больше денег, к горлу подступала тоска, и снова хотелось плакать. Он итак забирал все монеты, которые мог найти, в безлюдных комнатах чужих домов, и крайне редко их тратил. Рынки по ночам не работали, а еды, одежды и дров для печки, он воровал гораздо больше, чем денег. Оставленное в храме богатство было всем, что ему удалось насобирать за несколько лет. Была правда еще куча всякого хлама, разной ценности, которым были забиты все углы и большая половина имеющегося в доме пространства. Кьяр теоретически знал, что это все добро можно продать, и получить так необходимые ему деньги. Но продавать он не умел, а герои его "снов", если и занимались торговлей, то исключительно днем. И тут он вспомнил, как однажды "подсматривал" за казначеем наместника, как раз, когда господину Каесу, вздумалось учинить внезапную проверку и пересчет казны провинции. Вот там - в сокровищнице замка наместника, было ОЧЕНЬ много денег! И в основном золотых! А еще там были мешки... такие... специальные для переноса монет... очень большие, очень крепкие и невероятно удобные! Их можно было на плечи вешать, чтобы тяжесть ладони не натирала...
  Оставалась только одна проблема...
  Сокровищница замка - это не соседская лачуга! Да что там говорить, Кьяр даже в дома средненьких богатеев никогда не забирался! Они все были обнесены высокими заборами, а окна первых этажей, почти у всех были закрыты настоящими стеклами и надежными решетками, разной степени искусности...
  Но мечта избавиться от проклятья, настойчиво грызла душу, потихоньку разъедая страх и сомнения...
  Целую неделю, от заката до рассвета Кьяр бродил вокруг замка, старательно запоминая запах каждого обитателя цитадели, и еще целый месяц изо дня в день "подсматривал" только за ними, создавая себе "сны", в основном, про воинов личной гвардии наместника время от времени переключаясь на казначея, и самого господина Гаро Каеса.
  К концу третьего месяца Лита, он уже знал, чуть ли не каждый камень, любой из стен замка, а от ворот до сокровищницы и вовсе мог бы пробежать с закрытыми глазами! Он знал как живут, и как перемещаются по замку все домочадцы, гвардейцы и работники господина наместника, и бояться дальше, просто не оставалось смысла. Нужно было либо решаться, либо забыть об этой гибельной затее!
  Он решился.
  Замковую стену он преодолел по сточному каналу. Для этого пришлось раздеваться, и таща в руках узел с одеждой протискиваться между, перекрывающими сток, решетками. С его телом ребенка, это оказалось вполне возможно! Потом, еще довольно долго, плыть под землей, по горло в отходах. Вылез он у сторожки золотаря уже во внутреннем дворе замка.
  Охотничьи псы, которых на ночь обычно выпускали бегать по территории, вполне ожидаемо, молча попрятались. Мальчик наскоро отряхнулся, кое-как выжал, и нацепил на себя, свой минимальный, ночной комплект одежды: три рубахи и двое штанов, и теплая широкая шаль. Все разных размеров и цветов... Вернее разных цветов они были, когда он их воровал. За несколько месяцев не снимаемого ношения они давно приобрели один грязно-протертый тон, а купание в сточном канале, окрасило все его вещи в единый цвет. Сапоги он сегодня не надевал. Босиком ходить получалось намного тише.
  Осторожно оглядевшись, он шустро юркнул в двери ведущие к замковой кухне. Они здесь никогда не запирались. Теперь быстро проскочить до коридора. Нет. Не быстро. В коридоре появились два гвардейца. Кьяр нырнул под ближайший стол и затаился. Гвардейцы поравнялись с приоткрытой дверью кухни.
  - Стой! - обратился один из них к напарнику, открыл дверь пошире и заглянул в кухню, - Эй, - крикнул он, - чего у вас тут дерьмом на весь коридор воняет? А тут нету никого...
  - Да ну их, - отозвался второй, - небось протухло что, а все уже спать разошлись. Тебе оно надо тухлятину искать, а потом ее еще и тащить во двор? Пошли, нам тут не сидеть и влетит с утра не нам.
  - И то верно, - согласился первый и они пошли дальше.
  Кьяр облегченно выдохнул. Взял чистое полотенце, намереваясь хоть как-то оттереться, чтобы больше такого не повторилось... Осмотрел себя и махнув рукой, бросил полотенце обратно. Нет смысла терять время. Гвардейцы ушли, теперь в коридор, направо и бегом до лестницы, бегом по лестнице до четвертого этажа.
  Ключей от сокровищницы существовало всего два. Первый у самого господина Каеса и второй у его старшей дочери - госпожи Лоры Каес. Даже казначею, чтобы войти в сокровищницу приходилось обращаться либо к наместнику, либо к его наследнице.
  Спальни госпожи Лоры, располагались на втором этаже, но в ее кровати, помимо нее самой, часто спал и ее муж, а цепочку со своим ключом, она снимала только для использования ключа по назначению.
  Господин наместник, жил на самом верхнем этаже замка. Спал по обыкновению один, а цепь с ключом, натирала его "нежную" кожу на шее, потому на ночь он его снимал, и прятал под подушку.
  Кьяр замедлил шаг, приближаясь к спальне хозяина ВСЕЙ провинции. Он тщетно пытался унять сердцебиение... Так страшно ему еще никогда не было... То есть было, но лишь в "снах", а он только сейчас понял, что чужой страх, как и чужая любовь, не имеют ничего общего, по сравнению с собственными!
  Стоять под дверью до утра - глупо! Напомнил он сам себе, а возвращаться в любом случае придется тем же путем с деньгами или без них.
  Глубоко вдохнув, он медленно приоткрыл дверь. Осторожно, на цыпочках подобрался к кровати, и как мог, аккуратно сунул, дрожащую от страха руку, под подушку спящего наместника.
  Хозяин провинции поморщился во сне, и не открывая глаз, вяло помахал рукой перед носом, что-то сонно пробормотав. После чего отвернулся на другой бок и захрапел.
  За эти несколько мгновений, Кьяр успел представить, больше десятка вариантов собственной мучительной смерти! Один страшнее другого! Но тут пальцы наконец нащупали цепочку! Не медля больше, он вытянул ключ, выскользнул в коридор, и только на лестнице, наконец, позволил себе выдохнуть.
  Теперь вниз. Проскользнуть во вторую дверь направо, и кружным путем через гостиные и бальные залы, выйти к коридору в подвальные помещения, чтобы не рисковать, проходя мимо поста с гвардейцами в основном коридоре... Лестница вниз. Здесь еще один пост, но кружных путей уже нет. Впрочем, мальчик знал, что гвардейцы здесь, по ночам обычно спят, на стульчиках которые легко, при необходимости, спрятать в тайник за гобеленом. У них договор с гвардейцами первого этажа, не рассказывать господам о нарушениях правил. Эти снизу должны всю ночь стоять и бдительно смотреть по сторонам, а те сверху, должны каждый энтим обходить все коридоры. На деле Кьяр сколько ни "подсматривал" за гвардейцами, ни разу не видел чтобы эти правила соблюдались... Сегодняшняя ночь, исключением не оказалась. Гвардейцы спали сидя, в обнимку с алебардами.
  Опять на цыпочках и не дыша, мальчик прошел мимо. Осторожно, не повышая скорости добрался до заветной, стальной двери... Боясь каждого шороха вставил ключ, и зажмурив глаза медленно провернул его в скважине. Тихий щелчок... Он не смея оглянуться беззвучно втянул носом воздух... Нет. Все спокойно. Не проснулись.
  Он изо всех сил потянул на себя, невероятно тяжелую дверь, приоткрыв ровно настолько, чтобы пробраться внутрь.
  Не проснулись.
  Торопливо скрывшись за дверью, он почти бегом пошел ко второму помещению, где и хранились сокровища.
  Их уже было видно! Длинные, надежные полки, с аккуратно уложенными, красивыми мешками. Он помнил что в них так же аккуратно разложена, ровно сотня маленьких, красивых мешочков, в каждом из которых, ровно по сотне золотых монет! А у стен несколько сундуков, с таким же образом разобранных, серебряных монет!
  Он уже, мысленно взял целых два "золотых" мешка, но эти мысли оборвал громкий треск под ногами...
  Плита, только что казавшаяся такой надежной, под его ногой внезапно прогнулась, треснула, и полетела вниз. Он почти успел отпрыгнуть назад, и даже зацепился кончиками пальцев за плиту, оставшуюся целой...
  Пальцы соскользнули, и Кьяр полетел вслед за не настоящим полом.
  Не далеко. Локтей шесть. Но очень больно! От испуга и боли он закричал! Сверху раздался шум, а через пару мгновений, показались ошарашенные, и не менее испуганные лица гвардейцев.
  - Эй! Ты чего там делаешь?! - закричал один.
  Кьяр молча прижался спиной к стене квадратного каменного колодца. В голове царила паника. Он просто не мог ничего ответить.
  - Чего делает?! - вызверился на него второй гвардеец, - а то не видно, ЧТО он тут делает! Твою ж кавалерию! Ну все! Теперь нам точно конец!
  Головы сверху исчезли, но громкая, не цензурная брань слышалась еще долго.
  Пытаться выбраться самостоятельно было бесполезно. Слишком высоко. Мальчик отчаянно царапал и стучал в стены, в надежде отыскать другой выход, но его не было. Он забился в угол и завыл. Не громко, но горько и тоскливо.
  Спустя какое-то время гвардейцы появились вновь. Они скинули вниз веревку.
  - Эй, ты! - крикнули сверху, - хватай веревку, и вылазь!
  От них от всех, тянуло такой лютой злобой, что Кьяр, только сильнее вжался в угол.
  - Не вылезешь сам - алебардами заколем. Сдохнешь быстро.
  Трясясь от страха, он все же встал, и схватился за веревку. На большее не хватало ни сил, ни решимости. Впрочем большего и не потребовалось. Его легко втащили наверх, а за тем, чья-то крепкая рука, схватила его за волосы, подняла и швырнула на пол.
  Гвардейцев здесь было уже не двое, а шестеро. И все они были очень злы. Кьяр успел только поджать ноги и закрыть лицо руками...
  Удары сыпались со всех сторон. Его пинали, и били палками. Он уже не скулил. Только вздрагивал от каждого удара. Боль стала какой-то тупой и однообразной. Сознание медленно, но неуклонно проваливалось во тьму, когда где-то сверху вдруг раздался резкий и властный голос:
  - А ну прекратили! Прикончите мальчишку - господину Каесу будете сами объяснять, как он сюда попал! Господин уже спускается!
  Удары прекратились, но Кьяр, не сделал ни одной попытки шевельнуться хотя бы на волос, боясь неловким движением, снова привлечь к себе внимание.
  Господин наместник, действительно подошел очень быстро, не смотря на свою весьма тучную фигуру. Он тоже был невероятно зол. Ему самому хотелось лично пнуть наглеца, покусившегося на его сокровищницу! Но увидев бесформенную кучу, обильно покрытую грязью и содержимым сточного канала, Гаро Каес побоялся испортить свои мягкие бархатные башмаки, и воздержался от физического воздействия:
  - Эй, грязь! Ты меня слышишь?
  - Да, господин... - прошептал Кьяр.
  На несколько мгновений в воздухе повисло замешательство хозяина, быстро сменившееся еще большей злобой:
  - Тебе сколько лет, щенок?
  За эту короткую передышку от боли, к мальчику частично вернулась способность думать.
  - Семь, - жалобно всхлипнул он, но поднять лицо, все же не рискнул.
  Благородный властитель Ночной провинции, разразился площадной бранью и в течении целого энтима кричал на гвардейцев, вопрошая у тех, за что он им деньги платит? И какого харфа, ему нужно содержать стадо слепых и глухих свиней, мимо которых, даже тупой семилетний кусок дерьма, ходить может, как у себя дома?
  Вдоволь накричавшись, господин Каес, выдернул из двери, до сих пор торчавший там ключ, и развернулся уже было уйти, когда его остановил смущенный голос старшего:
  - Господин наместник, простите, а с этим что?
  - Вздернуть, - коротко бросил хозяин замка, - сегодня же! На площади справедливости! Чтобы другим неповадно было!
  - Господин Каес! - торопливо возразил старший, - прошу, простить мне, мою дерзость... Не сочтите оскорблением... Нельзя ребенка казнить! Нищенские отродья обозлиться могут! Как в прошлый раз выйти может! Придется всю городскую гвардию поднимать и дороги виселицами застраивать... Прикажите тут удавить щенка по тихому?
  Кьяр всхлипнул, и беззвучно заплакал. Теперь его уже ничто не спасет...
  Молчание затягивалось, прерываемое, лишь тихими всхлипами мальчика. Наместник, с брезгливой задумчивостью разглядывал плачущее недоразумение. Никто не решался высказываться, пока хозяин провинции думает...
  - У нас завтра, высокие гости из столицы... - как будто ни к кому не обращаясь, медленно проговорил наместник, - надо бы показать, какие мы честные и справедливые... Как мы о людях наших переживаем, и о процветании провинции заботимся... А знаете, Шонго... Отмойте-ка ЭТО, до человеческого вида... Если получится, конечно! Объявим завтра на площади, о нашем милосердии! Скажем, мы даже за столь страшное преступление человека простить готовы, раз уж оно не свершилось. И отпустить можем, если человек, на благоустройство провинции денег своих отдаст, или если кто-нибудь за него отдаст, коли оно дитя не разумное... Что-нибудь не подъемное для нищих свиней... Ну... пять сотен золотых, пусть будет. А если денег нет, то покараем как обычного уличного воришку: клеймом и лишением руки... Да! Это хорошо! Это просто замечательно выйдет! Займитесь, Шонго.
  - Слышал, ничтожество? - спросил старший, пнув мальчика, когда шаги наместника совсем удалились, - тебе сегодня повезло! Благодари доброту господина Каеса!
  - Благодарю... господин... - прошептал Кьяр, едва сдержав стон.
  Его грубо схватили за шкирку, и потащили по коридору. Он пытался как-нибудь перебирать ногами, но те почти не слушались, и уж точно не смогли бы поддерживать заданный темп. Так он и вернулся во внутренний двор замка, в окружении гвардейцев...
  У него отобрали все. Одежду содрали и выбросили, оставив стоять голым, под светом Лита, Скома, и уже начавших проявляться, дневных покровителей, а после и вовсе окунули с головой в бочку, полную ледяной воды. Подняли за волосы, отрубили мечом, большую их часть, и еще несколько раз чуть не утопили в бочке...
  Дорогу к подвалам он помнил урывками. В какой-то момент он остался совсем один, и можно было наконец-то просто упасть, и никуда дальше не идти...
  
  
  
  Глава 2.
  
  
  
  Проспав всего пару часов Кьяр проснулся, бодрым и полным сил. От синяков и ссадин давно не осталось следа, но это не главное! Главное в том, что ему впервые в жизни было тепло! Теплее, чем под целой кучей одеял на растопленной печке, хотя из одежды на нем имелась всего одна холщевая рубаха. Чистая и целая, но взрослая, отчего свисала ниже колен, а рукавами, при желании, можно было подметать пол.
  Мальчик встал и огляделся. Он все еще находился в замке наместника. В другом подвале. Три стены. Гнилая солома на полу. Грубая решетка, отделяющая камеру от коридора. Подойдя к решетке, он убедился, что в случае необходимости, сможет протиснуться наружу, но предпринимать необдуманных действий, не стал. Коридор с одной стороны заканчивался глухой стеной, с другой - упирался в деревянную дверь. За ней, Кьяр видел пурпурные силуэты двух людей. Вероятно гвардейцы... От них пахло раздражением и недовольством. Впрочем, подобные чувства, сейчас испытывали все гвардейцы, на территории замка. Пока они здесь, и не спят, нет смысла даже пытаться выяснить заперта дверь или нет.
  Он отошел к стене, нагреб в кучу побольше соломы, и улегся на спину, прислушиваясь к ощущениям. Было так хорошо, что не хотелось отвлекаться ни на что постороннее. Хотя гвардейцев у двери он все же не выпускал из внимания. Для этого ему не нужно было на них смотреть. Нити чужих запахов, давали полное представление о расстоянии до источника. Кьяр не собирался упускать ни единой возможности сбежать отсюда. Как бы тепло ему здесь не было, если ничего не предпринять, завтра ему отрубят руку.
  Он поднял ладонь вверх и повертел в воздухе пальцами. Перспективы ужасали, не смотря на то, что он прекрасно понимал, как сильно ему повезло с детской внешностью... Он задумался о том, что лучше: быть проклятым или безруким, но в конце концов решил, что будь у него выбор, он предпочел бы оставить все как есть - и руку, и проклятье. К нему он, по крайней мере, давно привык.
  Время тянулось отвратительно медленно. В непосредственной близости от подвала, почти ничего не менялось. Два раза сменились гвардейцы у двери, но никто из них даже не думал о том, чтобы покемарить на посту. К вечеру, ему принесли кусок хлеба и кружку воды...
  Ближе к рассвету, когда оба стража были совсем спокойны и безмятежны, а неотвратимость наказания вставала перед Кьяром в полной мере, он решился попробовать, проскочить. Ведь сейчас главное, чтобы они не заметили прорыва в первые мгновения, а дальше он успеет удрать! Он умеет быстро бегать!
  Мальчик тихонько встал, протиснулся меж прутьев решетки. На цыпочках подкрался к двери, и приготовившись бежать, что есть духу, с силой толкнул ее...
  Ничего не произошло.
  Он уперся в дверь плечом, и навалился на нее всем весом...
  Заперто.
  Тоскливо вздохнув, он вернулся в камеру, завалился на импровизированный лежак, и бездумно уставился в потолок.
  Замок жил своей обычной жизнью. Господа спали, гвардейцы мерно вышагивали по коридорам, слуги уже суетились, готовясь встретить новый день. Все как обычно. А нет! Не как обычно! Вед и Нир еще не осветили мир своим сиянием, а госпожа Лора Каес уже бегает по лестнице, в состоянии близком к истерике...
  Кьяру стало интересно, что заставило благородную госпожу, первую наследницу самого наместника, в столь ранний час, покинуть спальню... Он закрыл глаза, сосредоточился на ее запахе, стараясь отрешиться от собственных проблем, и самому стать источником этого запаха...
  Мир, как обычно приобрел цвета человеческого зрения, а все запахи чужих эмоций исчезли, оставив только "собственные". Ее распирало чувство злобы и паники одновременно. Хотелось немедленно покарать всех виновных и сейчас же! СЕЙЧАС ЖЕ! Хоть как-нибудь исправить случившееся... Она ураганом ворвалась в апартаменты отца, и принялась трясти его за плечо:
  - Папенька! ПАПЕНЬКА!!! Проснитесь же!!!
  - В чем дело, Лора? - сонно пробормотал отец, не открывая глаз.
  - Папенька!!! Просыпайтесь! Глава Имперской тайной канцелярии прибыл в Мильд еще ночью!!! И представьте себе!!! Он побрезговал просить приюта в нашем замке, сняв на три дня комнату в "фиалке"!!!
  Отец продолжал спать... Хотелось позорно разреветься и что-нибудь немедленно разбить!
  - ПАПЕНЬКАААА!!!! - закричала она.
  - Да слышал я! Слышал! - раздраженно произнес отец и наконец-то поднялся, - идите Лора, будите Шерри, приводите себя в порядок... - он махнул рукой и печально вздохнул, - день опять начинается слишком рано...
  Она выскочила из комнаты столь же стремительно, как и ворвалась в нее. Все! Папенька разбужен. Папенька все исправит!
  Поймав первую попавшуюся на глаза служанку, она грозно приказала:
  - Разбудите Шерри. Немедленно! Скажите: господин Имперский канцлер уже в Мильде!
  Теперь самое главное! Она быстрым шагом вернулась в собственные апартаменты, открыла двери гардеробной и погрузилась в тяжелые раздумья...
  "А может это белое... нет! Слишком вызывающе... Черный... слишком траурно..."
  Фрейлины дружной стайкой уже суетились вокруг. Спустя почти энтим сомнений и перебора платьев, наследница наместника решила, что самым подходящим для столь раннего часа будет легкое белое с обилием розовых кружевных вставок. Еще целый час ушел на одевание, подбор туалетов и создание подходящей прически, но оглядев результат в большом зеркале, ей показалось, что эта ткань ее полнит!!! И все началось сначала...
  Когда спустя полтора часа, она всерьез раздумывала: не приказать ли выпороть всех этих ленивых куриц за нерасторопность, мир вдруг разбился тысячей мелких осколков... Видение рассеялось от оплеухи:
  - Хватит дрыхнуть! Дома выспишься!
  Он снова был всего лишь проклятым мальчиком. Дверь в коридор была раскрыта настежь, а в камере кроме него находились два гвардейца. Его грубо подняли на ноги, закатали рукава, связали руки за спиной и толкнули в спину, приказав идти.
  Снаружи к ним присоединилась еще пара гвардейцев. Его вывели из замка через малые ворота. В том же порядке провели по улице: двое гвардейцев впереди, двое сзади. Не сбежать, ни вырваться, да еще и Четверо, своими взглядами, вымораживают плоть до самых костей...
  Они пришли рано. Народ только начал появляться на площади. Ряды для благородных и вовсе пустовали. На помосте устанавливали плаху. Обвинитель читал какие-то бумаги. Палач лениво точил топор.
  Через энтим подошла еще четверка гвардейцев, но уже городских, а не из гвардии наместника. Они тоже привели пленника. Немолодого, черноволосого мужчину, с оплывшим лицом и всклокоченной бородой. Он был в такой же рубахе, в какую был одет Кьяр, только на нем еще имелись льняные штаны. Мальчик чуть не завыл от зависти. Его ноги ниже колен, от жестоких взглядов Четверых ничто не прикрывало...
  Через час он уже с трудом воспринимал окружающую действительность. Его трясло. По щекам текли слезы, а что-нибудь сказать, он не смог бы, даже при жизненной необходимости. Горло и лицо казалось превратились в цельный кусок льда, с острыми шипами по всей поверхности...
  Он пропустил, когда все началось. Просто сначала к помосту толкнули бородатого мужика, а за ним и Кьяра. Только если мужика сразу погнали к плахе, то мальчика, по инерции двинувшегося за ним, остановили у начала помоста, стоящие сзади гвардейцы.
  Обвинитель что-то долго говорил... Кьяр не слушал. В его голове билась только одна мысль: "как бы быстрей все это закончилось..." Больше всего на свете он мечтал оказаться дома. На печке, под одеялами... Он подумал о том, как он будет теперь растапливать печку одной рукой... В этот момент обвинитель замолчал. Мужика пнули по ногам. Он упал на колени. Гвардейцы придавили его плечи к плахе, а палач, придирчиво осмотрев предмет работы, размашисто ударил топором по шее.
  Голова упала в корзину. Тело унесли обратно, мимо Кьяра, а его самого толкнули в спину, приказав идти.
  Теперь он стоял перед плахой. Слева опять что-то пафосно вещал обвинитель. Справа палач ворошил клеймом угли в жаровне. Народа на площади собралось не много, но ряды для благородных сегодня были переполнены. И отовсюду в сторону Кьяра тянуло лишь безразличием или ленивым интересом.
  Ему тоже было наплевать на них. Он поднял глаза к жестокому небу. Теперь, без руки, он наверное никогда не сможет наворовать достаточно денег, чтобы снять проклятье. Как же это не справедливо! Он же для НИХ старался! Ведь он честно хотел все украденные из сокровищницы деньги отнести в храм! А ОНИ даже маленькую тучку над ним слепить не соизволили, чтобы хоть немного полегче было...
  Обвинитель замолчал. Мальчику освободили руки. Он растерянно озирался, пытаясь вернуть мысли к происходящему, и понять что дальше? Сначала клеймо? Или сначала руку?
  - Кто-то желает заплатить, за грехи юного преступника? - громко спросил у публики обвинитель.
  Публика молчала.
  Его пнули по ногам. Он упал на колени. Гвардеец справа, схватил мальчика за руку и положил ее на плаху...
  - Я заплачу! - внезапно послышался скучающий голос, откуда-то из рядов для благородных.
  На помост поднялся роскошно одетый, подтянутый мужчина, лет пятидесяти с короткой стрижкой и легкой сединой на висках. Он небрежным жестом кинул на плаху пять, тяжело звякнувших, кошельков, и внимательно посмотрев на Кьяра, коротко произнес:
  - Следуйте за мной, юноша.
  Не веря своему счастью, мальчик поднялся, на не гнущихся ногах, и заторопился следом, пытаясь хоть немного унять дрожь, он вдыхал жгучее любопытство незнакомого господина, сконцентрированное на нем, и еще что-то...
  Кьяр дернул носом, в надежде разобрать чувство замешанное в любопытстве... Желание спрятать ото всех...
  Господин вдруг резко остановился и развернулся к нему лицом:
  - Вы мерзните?
  Кьяр кивнул, не в силах выдавить и звука из замерзшего горла. Господин одним ловким движением, снял свой красивый, кожаный плащ, с золотой пряжкой, обернул им мальчика, и набросив капюшон на голову, натянул его ребенку почти до носа.
  Кьяр наконец-то смог почти свободно вздохнуть, и обратить внимание на окружающее.
  Они проходили мимо рядов для благородных, не заворачивая к ним, а наоборот, отходя подальше. Господин прибавил шаг, не оборачиваясь более. Будто ему было безразлично, успевает за ним мальчик или уже сбежал с чужим плащом, затерявшись в толпе... Но Кьяр прекрасно чувствовал, насколько обманчива эта видимость.
  Внезапно у них на пути возникла госпожа Каес. Она обворожительно улыбалась, скрывая отдышку...
  "Все таки одела синее.." - мысленно отметил Кьяр, вспомнив утренние мучения наследницы наместника.
  - Ах! Господин Рамарос! - воскликнула она, - вы рискуете обидеть нас, своим проживанием в "фиалке"! - она кокетливо повела плечом, - неужели замок Ночного наместника, вам кажется недостойным местом для отдыха?!
  - О! Моя милая Лора! Как можно?! - проникновенно мурлыкнул, господин Рамарос, незаметно прикрывая мальчика своей спиной. Кьяр, ему в этом старательно помогал. Ему самому как-то совершенно не хотелось лишний раз попадаться на глаза хозяевам провинции, - Однако вам должна быть известна моя репутация! Уверяю вас, госпожа Каес, питая лишь искреннее уважение к вашему семейству, я не смею позволить себе, проводить ночи в одном замке, с двумя столь поэтично прекрасными созданиями, как вы и ваша милая сестрица!
  - Но мы-то знаем, господин канцлер, что вы - человек исключительно порядочный, - возразила она.
  - Увы, моя прекрасная Лора, - грустно вздохнул Имперский канцлер, - этого не знают люди! Прошу вас, не губите свою репутацию, настаивая на моем переезде! И не печальтесь! Я уже обещал вашему папеньке посетить замок Каесов сегодня же!
  - Ну хорошо... - госпожа Каес смущенно опустила ресницы, - мы будем ждать вас к обеду!
  - Всенепременно, Лора! Всенепременно! - он изящно поклонился, и плавно обошел дочь наместника, незаметным касанием плеча, направляя движение Кьяра в нужную сторону.
  - Господин Рамарос! - никак не хотела сдаваться она, - и все же, развейте наше недоумение, зачем вам этот... - она брезгливо поморщилась, подбирая определение, - малолетний вор?
  - Ах, Лора... Видите ли, я сегодня крайне сентиментален! Я верю, что без клейма, у молодого человека еще есть шанс, когда-нибудь стать честным и достойным гражданином! Сейчас же, позвольте откланяться! - он еще раз почтительно склонил голову, и оставив госпожу Каес за спиной, снова коснулся плеча мальчика, оказавшегося впереди, мягко подтолкнув его, в сторону стоящего неподалеку экипажа.
  Кьяру стало совсем не по себе, и еще сильнее захотелось сбежать... Каждое слово господина Рамароса, в этом диалоге пахло фальшью. Не ложью... но как будто вывернутой наизнанку правдой. Однако сбегать было страшно. Еще страшнее, чем стоять на помосте... Там хотя бы было все понятно, и всем он был безразличен... Кьяр не понимал интереса канцлера к своей персоне, но каждый миг, от самого помоста, он чувствовал на себе острое внимание господина, и его готовность в любой момент схватить мальчика, если тот попытается скрыться.
  Экипаж оказался свободен.
  - К "Ночной фиалке", - приказал имперский канцлер, бросив монетку вознице.
  Всю дорогу Кьяр безуспешно пытался согреться, отчаянно кутаясь в дорогой плащ. Его била дрожь. Если при ходьбе это еще удавалось, хоть частично скрывать, то стоило усесться на скамью экипажа, и его начало трясти, как припадочного. Несколько часов под взглядами Четверых - это уже не возможный ранее подвиг! Несколько часов, почти раздетым, под взглядами Четверых... Кьяр удивлялся, почему он вообще еще способен хоть как-то соображать. Обычно, более часа под Их светом, напрочь отключали сознание, оставляя лишь животные инстинкты: бежать и прятаться. Видимо сегодня он держался только благодаря постоянному страху...
  Господин Рамарос молчал, но его любопытство все больше уступало чувству жалости...
  В самой дорогой таверне Мильда, канцлер снова обратился к мальчику:
  - Вы голодны?
  Кьяр кивнул.
  - Уважаемый! - властно подозвал он хозяина, и кинув ему золотую монету, распорядился, - горячий обед в мой номер, будьте любезны. И чая на травах... погорячее. Пойдемте, - он махнул рукой Кьяру, направляясь к лестнице на второй этаж.
  Оказавшись в комнате, господин Рамарос первым делом задвинул ставни на окнах, задернул шторы, и принявшись за растопку камина, спросил:
  - Вам, свет свечей, доставляет неудобства?
  - Нет, господин, - ответил Кьяр. Он по-прежнему стоял у двери, не получив распоряжений, куда двигаться дальше, после входа в комнату.
  - Прекрааасно! - потянул канцлер, и справившись с камином, зажег четыре светильника, развешанных по стенам.
  Эта комната была больше, чем дом мальчика, но самое главное - здесь было теплее, чем дома! И плащ у него до сих пор не отобрали! Господин устроился в одном из двух высоких кресел, у небольшого стола, и кивнул Кьяру на второе:
  - Присаживайтесь. И будьте любезны, снимите капюшон. Не люблю, когда лица собеседника не видно.
  Кьяр, послушно исполнил указания, и выжидательно уставился на господина. Любопытство было настолько плотным, что его, казалось можно потрогать руками. И тем не менее, господин канцлер молчал, внимательно разглядывая мальчика. Кьяр осторожно принюхивался, боясь пропустить, малейшее изменение в чужих эмоциях. Ему наконец-то удалось унять дрожь.
  Раздался тихий стук, и в комнату вошли две подавальщицы с большими подносами. Девицы идеально сервировали стол, перед гостями, и с поклоном удалились.
  - Ешьте, - разрешил господин.
  Кьяр был счастлив! У него до сих пор были целы обе руки! Ему было тепло, а перед ним стояла, исходящая паром, миска с ГОРЯЧЕЙ похлебкой! В последний раз он пробовал это волшебное блюдо, много лет назад, когда еще жива была бабушка! Конечно, подобное часто ели герои его "снов", но они совершенно не понимали счастья - есть горячую еду, а Кьяр, становясь ими, забывал себя. Забывал, что такое вечный холод, и испытывал к горячей пище лишь то, что испытывали люди, за которыми он "подсматривал". Сейчас же эта миска была, казалось верхом мечтаний! А рядом еще стояло красивое блюдо с запеченной птицей... Тоже горячее!!! Если бы не присутствие рядом странного господина, его счастье можно было бы назвать абсолютным.
  Глава тайной канцелярии императора, с ужасом наблюдал, за обедом странного мальчика... Выкупая вора, он разумеется, прекрасно понимал, что ребенок вряд ли обладает приличным воспитанием, но ЭТО, оказалось чересчур, даже для его закаленных нервов!
  Полностью проигнорировав наличие столовых приборов, мальчик взялся руками за исходящую паром, миску с похлебкой, и до того, как мужчина успел его предупредить, об опасности обжечься, принялся с жадностью, шумно пить почти кипящую, жирную и наваристую массу!!! Казалось он совершенно не замечал жара, только что приготовленной пищи. Чуть ли не урча от удовольствия, малыш остановился, выпив половину жидкости. Поддерживая миску только одной рукой, второй он выловил из нее кусок мяса и сунул в рот!
  Невероятным усилием воли, Вальтор удержал каменное выражение лица, внутренне скривившись от отвращения. Впрочем, усилие оказалось напрасным. Ребенок вдруг замер, по звериному дернул носом, вцепился обеими руками в края миски, и испуганно вжался в кресло, затравленно глядя на господина канцлера.
  Даже так?... Что ж, от этого ребенка, он чего-то подобного и ожидал... Рамарос вздохнул, и поднялся.
  - Ешьте, - миролюбиво произнес он, положил на край стола чистое полотенце, и добавил, - извольте вытереть лицо и руки, после того, как закончите с трапезой.
  Он вышел из комнаты, чтобы не смущать ребенка и не травмировать собственные нервы. Спустился в обеденный зал таверны и заказал себе бокал коньяка. Пожалуй разговор, с этим малышом потребует большей выдержки, чем ему думалось изначально...
  
  
  
  Кьяр не понимал, чем вызвал, такую волну отвращения канцлера. Он вообще не понимал этого человека, и чем он мог, так его задеть... Ведь, сам же разрешил есть! Мальчик никогда не задумывался о том, как есть. Герои его "снов" ели по-разному, причем простые люди обычно смеялись на манерой еды благородных, а тех, в свою очередь раздражал вид питающихся простолюдинов. Сам Кьяр ел так, как ему было удобно. Впрочем, подумав, он решил, что на господина Рамароса, как на человека еще более благородного, чем даже сам наместник, именно его манера еды произвела такое впечатление...
  Он отложил миску. Встал. Выпрямил спину. Вытер полотенцем руки и лицо. Снял плащ, аккуратно повесив его на вешалку у двери. Снова сел в кресло, держа спину прямо. Аккуратно заткнул салфетку, за ворот рубахи, и продолжил есть похлебку, неторопливо черпая ее ложкой.
  Притворяться благородным легко! Он умеет есть так, как едят они. Он сотни раз так делал в "снах", и прекрасно знал назначение каждого прибора! Не понимал смысла, но притвориться мог безукоризненно.
  Нет! Правильно простой народ над ними смеется! Разве можно ТАК есть! Оно же остынет, пока черпаешь!!!
  Он воровато оглянулся, не идет ли кто в сторону комнаты канцлера, и отложив ложку торопливо выпил остатки похлебки!
  
  
  
  Вальтор просидел внизу, с бокалом коньяка половину энтима. Время поджимало. К обеду нужно быть в замке Каесов, а с ребенком необходимо поговорить до этого! Пока он не надумал сбежать в неизвестном направлении... Мильд - город большой, и даже столь приметные глазки, в нем могут потеряться так, что не откопаешь!
  В итоге залпом выпив второй бокал, для храбрости, имперский канцлер вернулся в комнату. Он наивно полагал, что был готов ко всему, но увиденное снова повергло его в шок.
  Мальчик, с самым аристократичным видом, которой портили только, холщовая рубаха и босые ноги. С правильно заткнутой за ворот салфеткой, легко и непринужденно орудовал ножом и вилкой на плоской тарелочке, в которой можно было угадать остатки аккуратно отрезанной, утиной ножки, приправленной салатом. При этом салатница и большое блюдо с утиной тушкой, оставались, как им и положено, на своих местах.
  Понаблюдав несколько мгновений за этой картиной, Рамарос неопределенно хмыкнул, и уселся в кресло:
  - Что ж, молодой человек, давайте знакомиться. Мое имя Вальтор Рамарос. Расскажите мне о себе... Как звучит ваше имя, сколько вам лет от роду?
  - Миня завут Нолд. Мне семь лет, - по-детски коверкая слова, соврал Кьяр, и тут же почувствовал волну разочарования Рамароса, которое впрочем, довольно быстро сменилось сомнением...
  Глава тайной канцелярии поставил локти на стол, сцепив ладони в замок, уперся в них подбородком и внимательнейшим взглядом просверлил мальчика, но тот лишь невозмутимо отрезал от утки еще кусок и наткнув его на вилку, изящно поддержав ножом, переложил к себе в тарелку.
  Вальтор вздохнул и медленно произнес:
  - Послушайте юноша... Надеюсь, вы способны меня понять... Я не гвардеец. Не дознаватель... - он бросил взгляд на окно и добавил, - и не служитель Четверых. У меня совсем не много времени, и все, чего я хочу от вас, за свои пять сотен золотых - это два энтима честных ответов. После, я уйду. Меня ждут в замке. Вы же, вольны будете идти, куда вам вздумается. Никто вас задерживать не станет. Даю вам слово.
  Мальчик аккуратно положил на стол приборы, поднял свои пурпурные глаза на собеседника, и обнажил зубы в злой усмешке:
  - Мое имя Кьяр. Мне четырнадцать. И я проклят Четверыми. Такая честность вам больше нравится, господин Рамарос?
  Его вдруг захлестнуло целым ураганом эмоций канцлера! Безудержное веселье! Азарт пса вставшего на след, и даже восхищение им - Кьяром! Он с трудом сдержал себя, чтобы не расхохотаться, хлопая в ладоши, поддавшись чужим чувствам, а господин Рамарос только широко улыбнулся и кивнул:
  - Да. Так, бесспорно интереснее! Продолжайте.
  Мальчик смутился. Ему начало казаться, что чем больше времени он проводит в обществе этого человека, тем меньше его понимает...
  - Что вы хотите знать?
  - Все, Кьяр! Я хочу знать о вас все! Где вы родились? Кто ваши родители?
  - У меня нет родителей, - пожал плечами он, - а родился здесь, в Мильде.
  - Подробнее, юноша. Где именно в Мильде, и кто вас воспитывал?...
  За два энтима канцлер действительно умудрился выяснить о Кьяре все! Даже то, что он казалось и сам забыл. Род занятий, и образ жизни бабушки, имена и возраст соседей, знакомых, и просто людей с которыми он когда-либо общался... При этом он ни разу не спросил о проклятье, как будто оно не интересовало его вовсе. К концу второго энтима господин вздохнул, о чем-то задумавшись, и спросил:
  - Как вас угораздило оказаться у плахи?
  - Я пытался ограбить сокровищницу замка...
  - Нет, ваши стремления, мне понятны, но как о них догадались люди Каеса? Неужели вы сами признались? Я не верю, что с вашими талантами, вы не могли соврать, о том, что вы какой-нибудь сын... к примеру конюха, а в замке просто заблудились...
  Мальчик печально вздохнул:
  - Я в ловушку упал. Внутри сокровищницы... И личный ключ господина Каеса, из двери вытащить забыл...
  На этот раз, Вальтор не стал сдерживать смех:
  - Потрясающе! - искренне восхитился он, - нет! Это просто великолепно! О! Я бы очень хотел поговорить об этом подробнее, но боюсь мне сейчас, на это не хватит времени... Позвольте только спросить, зачем вам вообще понадобилось золото Каеса? Неужели попроще целей не нашлось?
  - Мне нужно много, - угрюмо сообщил Кьяр.
  - Зачем? - весело поинтересовался Рамарос.
  - Чтобы получить прощение Четверых и снять проклятье.
  - О! Так вы хотите сказать, что собирались выкрасть золото из замка, дабы пожертвовать его храму?! - новый взрыв хохота сотряс комнату. Вальтор смеялся долго, не в силах остановиться, вытирая выступившие слезы. Когда смех наконец затих, перейдя в веселое хихиканье, Кьяр, с болью в голосе, тихо произнес:
  - Вы не понимаете... Четверо... они меня ненавидят... это... невыносимо! Вы даже представить не можете, как это: жить с проклятьем...
  - Отчего же не могу? - флегматично спросил канцлер, - давайте, я попробую угадать! Вы страдаете находясь под открытым небом. Взгляды Четверых причиняют вам холод и боль, а предметы, освященные в Изначальных храмах, вызывают бесконтрольную ненависть одним своим видом? При этом вы чувствуете чужие эмоции, способны почуять каждого человека на расстоянии до десяти верст, и увидеть живое существо, сколько бы стен вас с ним не разделяло?
  Мальчик потрясенно смотрел на имперского канцлера... Всего перечисленного он никогда, никому не говорил! Даже служителю храма он рассказывал только о проблемах вызываемых взглядами Четверых. Канцлер, тем временем задумчиво продолжил:
  - Однако, судя по тому, что вас все-таки поймали, сквозь тени вы ходить не умеете... или не можете. Я прав?
  - Я... не понял. Как это: "сквозь тени"? - растерянно спросил Кьяр.
  - О! Это не важно, - махнул рукой Вальтор, - я, на самом деле, этого тоже, до сих пор не понимаю. Но во всем остальном, я прав?
  Мальчик кивнул.
  - В таком случае, молодой человек, мне жаль вас разочаровывать, но могу абсолютно точно сказать: даже если вам, каким-то чудом удастся перетащить в храм все деньги Каесов, до последнего медяка, лично вам, это не поможет. Вам, к сожалению, даже все деньги мира не помогут стать таким как все.
  - Но... Мне сам, главный служитель сказал, что Они простят! - воскликнул Кьяр, - нужно только сотню раз молитву в храме прочитать, и денег пожертвовать... много... Он не врал! Я всегда ложь чувствую!!!
  - У них на все один ответ, - отмахнулся Вальтор, - и что самое смешное, они сами верят, что подобные действия - лекарство от всех болезней. Но в вашем случае, это бесполезно.
  - А вы... Вы можете помочь? - в пурпурных глазах плескалась отчаянная мольба, но канцлер только грустно покачал головой:
  - Нет. И я вам не помогу. Вы не прокляты. Вы просто не являетесь человеком. Осмелюсь предположить, что ваша кровь имеет черный цвет, и смертельно ядовита, для любого живого существа.
  - Нет!!! Она красная! Как у всех! - взгляд, в панике заметался. Он взял столовый нож, и поморщившись, слегка надрезал кожу на ладони, предъявляя доказательство.
  Несколько густых тягучих капель медленно сползли к пальцам. Они были больше похожи на смолу, но цвет имели все же красный, хоть и слишком темный, - я человек!
  - Хм... Действительно красная, - озадаченно произнес канцлер и пожал плечами, - видимо я ошибся. Наполовину вы все-таки человек. Наверное оттого и не способны сквозь тень ходить... А жаль... Я бы посмеялся над этой шуткой! Хах! Нищий Каес и неприлично богатые святоши... Однако, к вашему сведению у людей... у ВСЕХ людей, кровь выглядит несколько иначе, - он взял отложенный нож, с сомнением повертел его перед глазами, положил обратно, и обнажив меч, так же слегка порезал собственную ладонь. Тонкий алый ручеек, неторопливо стек на стол, - примерно так, - подвел итог Рамарос. Разница была слишком очевидна, чтобы ее отрицать.
  Вальтор поднялся. Спрятал меч, и тщательно промокнул ладонь салфеткой.
  - Что ж, благодарю вас, за интересную беседу. Мне бы очень хотелось ее продолжить, но я, и без того излишне задержался. Вы можете дождаться здесь моего возвращения, и мы продолжим этот разговор. Впрочем, если вы решите уйти, как я и обещал, вас никто не станет останавливать, - он кивнул, прощаясь и вышел, оставив мальчика в одиночестве.
  
  
   Глава 3.
  
  
  
  В мыслях царила полная неразбериха. Наполовину человек? А на вторую половину тогда кто?! Откуда господин Рамарос все это знает?! И что делать дальше? Он задумчиво посмотрел на оставленный на вешалке плащ... Красивый, светлый, с серебряной вышивкой и капюшоном... Взрослому он был по длине, чуть выше колена, а Кьяру как раз до пят. Но самое главное, взгляды Четверых, сквозь плотную кожу, морозят гораздо меньше, чем даже через три рубахи, а капюшон от них спасает как оказалось, намного лучше теплой шали! И ничто не мешает ему сейчас стащить этот красивый плащ, и сбежать домой!
  Желание продолжить общение с господином Рамаросом омрачали утренние переживания Лоры Каес. Имперский канцлер приехал в Мильд всего на несколько дней. А после, у Кьяра уже не будет возможности обзавестись таким замечательным предметом! Те плащи, что попадались ему ранее, он не воспринимал, как необходимую одежду. Они все были слишком длинными, путались в ногах, а простая ткань защищала от холода, ничем не лучше, обычной рубахи.
  Еще он боялся, что любопытства канцлера к его персоне, хватит лишь на второй разговор, а потом его просто выгонят... Без плаща... По крайней мере Кьяр не мог себе представить, что еще может быть интересно в нем, господину Рамаросу.
  Впрочем зачем гадать, если можно подсмотреть? Кьяр с наслаждением завалился на мягкую кровать, и сосредоточился на запахе канцлера...
  ...Он уже подъезжал ко внутренним воротам замка. Встречали его торжественно!
  "Не то, что пятнадцать лет назад, когда я к вам, в звании генерала, приезжал..." - подумал он, мельком вспомнив прошлый, не слишком теплый прием семейства Каесов.
  Вытянувшиеся в струнку гвардейцы, расшаркивающийся, в комплиментах управляющий и подобострастно кланяющийся дворецкий.
  Вальтор спешился, и небрежным жестом, бросил поводья дворецкому. Тот, довольно ловко, успел их подхватить и повел кобылу к конюшням.
  "Интересно, оценил ли он подковы красотки Клео?" - привычно усмехнувшись, подумал Рамарос, проводив мужчину взглядом...
  ... Он снова лежал на кровати, смотря в потолок, комнаты гостиного двора. Все-таки канцлер ОЧЕНЬ странный человек! Он был первым благородным, из всех, за кем доводилось "подглядывать" Кьяру, которого действительно интересовали чувства обычного дворецкого!
  Он вновь сосредоточился на запахе канцлера...
  ... Он шел по коридору замка в сопровождении управляющего. У каждой двери все так же молчаливо-сосредоточенно были выставлены гвардейцы.
  "Интересно, они все тут первый день наместнику служат? А если не первый, то как на их службе отразилось почти удачное ограбление?..."
  ... И снова, инстинктивно попытавшись вдохнуть эмоции гвардейцев, он оказался самим собой. Раздраженно рыкнув, мальчик принялся в третий раз настраиваться на запах слишком любопытного аристократа... Очень долго это совсем не получалось или получалось всего на краткий миг. Мелькало чье-либо лицо, и интерес к нему, и он опять выпадал в свою реальность, но упорно продолжал попытки почувствовать себя канцлером...
  -... Вынужден признаться, господин Рамарос, своим утренним чудачеством, вы поразили до глубины души, не только меня, но и весь двор! - всплеснул руками Гаро Каес, - а уж по городу легенды о вашем поступке, я уверен, будут гулять еще не один год! Но, если желаете узнать мое мнение, это было... не самое умное ваше деяние. Вы просто выбросили на ветер пять сотен золотых! Уж кому, как не вам, господин канцлер, грозе преступного мира, знать, что люди подобного сорта неисправимы. Они просто не способны жить по законам Империи! У них в крови ложь, воровство и предательство! И этот вор все одно, рано или поздно, закончит свою жизнь на плахе! - распалившись эмоциональной речью, наместник Ночи, неловко махнул рукой, опрокинув на стол свой бокал с вином.
  - Отчего же на ветер, господин Каес? - флегматично спросил Вальтор, - я всего лишь пожертвовал эти деньги на благоустройство провинции. Разве не так звучало условие прощения того юноши? И мне хочется верить, Гаро, что вы, как рачительный хозяин, найдете достойное применение этим средствам, - он улыбнулся и мысленно добавил: "А мальчика я тебе не отдам! Старый, слепой паук! Неужели, ты сам, не заметил этих фиолетовых глаз, и не вспомнил КТО когда-то обладал такими же? Или заметил, но не придал значения?"...
  ...Деревянный потолок комнаты. Кьяр чуть не взвыл от досады. Как же так, на самом интересном?!
  Не меньше десятка "снов", продолжительностью в пару мгновений, привели его в бешенство. Да что за человек?! Такое ощущение, что он постоянно пытается пользоваться "нюхом" Кьяра, не обладая им от природы!
  Мальчик несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться. В комнате стало холоднее. Дрова в камине почти догорели. Он встал, подбросил дров и вернулся в кровать, продолжив безуспешные попытки "подсматривать" за канцлером...
  ... Он качал в руке бокал с вином, и думал, что этот, наверное уже лишний. Он мельком оценил свое состояние как меланхолично-расслабленное. Этого допускать никак нельзя! Значит бокал последний. Вальтор вернулся к созерцанию Шерри Каес. Красивая темноволосая женщина, чуть-чуть за тридцать, играла на арфе, нечто легкое и романтичное...
  "Ах! Малышка Шерри, - мысленно обратился он к ней, - ты по-прежнему удивительно мила... Неужели и ты во время казни смотрела куда угодно, только не на преступников?.. Как трепетно ты, влюблена была в Рико, а ведь мальчик, одно лицо с отцом! Хотя и выглядит куда как младше... И это даже не считая цвета глаз! - он мысленно рассмеялся, - видимо это у них семейное развлечение такое! По молодости в ваш замок, без приглашения забираться! Только если отец по дамским спальням, с цветами среди ночи гулял, то сынуля сразу в сокровищницу полез! А не ты ли, красавица, у нас мамаша случаем? Ведь именно в твоей спальне пятнадцать лет назад, был замечен наш непоседа Рико... Впрочем нет! Точно не ты! ТАКИМИ бастардами не разбрасываются!"
  - Господин Рамарос, - негромко напомнил о себе наместник, - позвольте все же поинтересоваться, что думает его императорское величество, касательно моего предложения, по разработкам серебряных рудников в окрестностях Арды? Имеется ли хотя бы предварительное решение по этому вопросу?
  "А то ты сам не знаешь, что он думает, и зачем я здесь? - раздраженно подумал Вальтор, измерив господина Каеса, ленивым взглядом, - или все еще надеешься, что твоя бездарная махинация останется незамеченной?"...
  ...Снова деревянный потолок. Он лежал, бездумно рассматривая отблески догорающих свечей, пытаясь переварить последний "сон". Похоже господин канцлер, не только о проклятье, но и о самом мальчике, знает гораздо больше Кьяра. Он давно привык к одиночеству, давно перестал искать друзей, смирившись с собственной ненужностью. И теперь мысль о том, что у него, как у всех действительно были родители... как минимум отец... и не какое-то там безликое, мифическое понятие, а самый настоящий человек, в которого даже была влюблена сама госпожа Каес...
  Все это было настолько дико, что никак не хотело укладываться в голове. Кьяр стиснул зубы. Ему нужно больше. Ему нужно еще, хоть что-нибудь из мыслей канцлера о нем...
  ... Он шел по улице, ведя свою кобылу в поводу, в компании небогато одетого мужчины.
  - Ваше благородие, там все сложно на руднике. Не поймешь даже кто кому на самом деле подчиняется. Там пока остался...
  ... Видение рассыпалось, как и несколько последующих. Менялось окружение и лица, но никак не менялся интерес канцлера к ним. Все, что удавалось ухватить Кьяру - это обрывки фраз и лица, лица, лица... Но он не сдавался. Вновь и вновь настраиваясь на эмоции господина Рамароса, пока тот наконец не остался в одиночестве...
  ... Он неспешно ехал по восточной окраине города. Бедняцкие лачуги располагались здесь в порядке, не поддающемся никакой логике. Никаких указателей не было и в помине.
  - Эй, уважаемый! - обратился Вальтор к босоногому старику, сидящему на пороге одной из лачуг. Серебряная монетка, блеснув под взглядом Четверых, упала на колени старика и тут же исчезла в морщинистых руках, - где здесь улица Слепой Портнихи?
  С удивительной для его возраста прытью, дед подскочил и непрерывно кланяясь прошамкал:
  - Это вам, господин хороший, туда надо, - он махнул рукой, указывая направление, - но сами не найдете! Поделитесь со старым Мархадом еще одной монеткой, и вас прямиком до нужного вам, значится места, провожу!
  - Быстрей чем за энтим доберемся, поделюсь.
  - Доберемся! Чего тут добираться? - заверил дед, и бодро пошлепал вперед, - а кого вы там разыскиваете, господин? А то мож я прям до хаты и провожу, - не оборачиваясь спросил старик.
  - Юношу знаешь, по имени Кьяр?
  - Не упомню что-то, - задумавшись на несколько мгновений ответил дед.
  - Мальчик с фиолетовыми глазами, - уточнил Вальтор.
  - А! Найденыш хромой Лагары? Знаю, господин.
  - Найденыш? - поднял бровь Рамарос, - не внук?
  - Да какой же он ей внук, господин? У ей сын один токмо был, и тот помер лет двадцать пять назад А этого дитенка убогого она лет пятнадцать тому домой притащила. С помойки какой-то, как пить дать! Он же болезненный совсем с рождения! Какой семье нужен лишний рот, который, сразу видно, никогда в мужика полезного не вырастет? Его Диша, что с соседней улицы, в младенчестве, по доброте душевной, за два медяка в день, со своим Саргом кормила, так Сарг, вон уже чуть не с меня ростом, на мастера Талгора в подмастерьях трудится. Уже считай кормилец, а убогий что? До сих пор дитя дитем! Десяти лет и то навскидку не дашь! Щуплый, мелкий, от ветра каждого трясется, да и на голову тоже больной! Из дома только по ночам выползает, да еще и тряпок на себя по пять рубах одна на другую натянет и голову платком бабским обвяжет... - он махнул рукой, - убогий, что еще сказать.
  Вальтор брезгливо поморщился, глядя в спину слишком общительному деду, а тот беззаботно продолжал:
  - Его и беспризорники местные, что от храмовой опеки отказались, в стаю свою не приняли. Даже им такой бесполезный балласт не нужен... А вот, господин, и пришли мы. Вон тот дом.
  - Благодарю, - сухо произнес канцлер, и бросив деду серебрушку, добавил, - свободен.
  - Да благословят вас Четверо, господин! - чуть ли не целуя сапоги, при поклоне, произнес старик, - вы помните где меня найти, если вдруг еще что вам станет интересно! Старый Мархад здесь всех знает!
  Вальтор его уже не слушал. Он спешился и пройдя несколько шагов, слегка толкнул не запертую дверь. В этих лачугах двери никогда не запирались. Что толку запирать дверь если она с одного пинка могла в труху разлететься?
  Пригнувшись, чтобы не задеть косяк он бесстрашно шагнул внутрь и сразу же об этом пожалел. Назвать ЭТО человеческим жильем язык не поворачивался. Подобному "убежищу" больше подошло бы определение "звериное логово". Затхлый воздух гнили и плесени буквально сбивал с ног. Он торопливо достал из кармана, пропитанный духами платок, и прижав его к носу продолжил осмотр. Криво забитые досками окна. Трещины в стенах и дыры в потолке, отлично пропускавшие внутрь, не только свет Четверых, но судя по всему, и дождевую воду. От двери до печки была протоптана узкая земляная тропинка. У печки небольшой, более менее свободный пятачок, щедро засыпанный золой и огаркам, все остальное пространство было завалено огромными, по пояс человеку а то и выше, горами самого разнообразного хлама, большей частью давно размокшего и прогнившего.
  Вальтор грустно покачал головой: "Бедный... Бедный ребенок... Как же ты здесь жил?!"
  Рассматривать что-либо в этом ужасе было выше его сил, и канцлер развернувшись, поспешил покинуть помещение.
  "Как же тот бордель назывался? - задумался он, уже в седле, - от "фиалки" прямо и направо... вроде бы..." - память выдала несколько смутных образов пятнадцатилетней давности, и он направил свою верную подругу к центру.
  Бордель отыскался на удивление быстро. В отличие от "фиалки", вывеску здесь не меняли. Прихожая без окон была весьма просторна. Стены драпированы изысканными тканями. Из мебели лишь небольшой столик и несколько мягких кресел вокруг. Дама крайне аппетитных форм, но с заметной сединой в прическе, с одного взгляда оценив, стоимость одежды гостя, расплылась в счастливой улыбке:
  - Проходите, господин! Проходите! Не стесняйтесь! Прошу вас! - она изящным жестом дотянулась до золотого колокольчика на столе, и позвенев им, пригласила гостя устраиваться в одно из кресел напротив, - сейчас принесут вина, - сообщила она, - вы к кому-то конкретно или желаете обсудить со мной свои предпочтения?
  - К кому-то конкретно, - с плотоядной улыбкой ответил Вальтор. Уверенно прошел к предложенному месту, и нарочито поерзав, устроился в кресле поудобнее. На стол опустился небольшой, искусно вышитый кошель на десять золотых монет, - я желаю купить время самой шикарной женщины в этом доме! - сообщил он, и улыбнувшись еще шире уточнил, - ваше, мистрис Олерта...
  ... От желания почувствовать глубину удивления хозяйки борделя, "сон" рассыпался. "Подсматривать" за господином Рамаросом больше не хотелось. Хотелось выскочить из чужой комнаты и бежать. Бежать! Только не домой, а куда-нибудь подальше... Подальше от города и от людей! Особенно от людей!
  Еще очень хотелось плакать, но в глазах почему-то не было слез. Не было ничего кроме горечи и обиды. Единственный, человек, которого он считал родным, на самом деле не приходился ему даже дальним родственником. И все вокруг это знали. Все, кроме самого Кьяра. Он всегда чувствовал их презрение и неприязнь, и ему ни разу не было интересно за кем либо из них "подсматривать".
  Господин Рамарос знает его настоящих родственников... как минимум отца. Кьяр вдруг задумался, а действительно ли он хочет выяснять кто они? Ведь если его растила совершенно посторонняя бабушка, значит старый Мархад, скорее всего прав, и его просто выбросили, потому что никому не нужен проклятый ребенок... или не человеческий ребенок... в конце концов какая разница? Сути это не меняет.
  Теперь он точно знал, что не хочет больше возвращаться домой. Никогда. Мысли плавно перетекли на возможность выжить в лесу. Без крыши над головой... Ладно. Крыша - это не главная проблема. Придется все-таки зайти домой взять лопату. Он выкопает нору, чтобы прятаться днем. Взгляды Четверых под землей совсем не ощущаются! Он с улыбкой вспомнил подвалы замка. Значит эта проблема решаема. Осталось только придумать, как в лесу добывать пропитание... Теоретически он знал, что в лесу можно охотиться на разное, вкусное зверье, но практически не имел ни малейшего понятия, как это делать, он вообще не знал об охоте ничего, кроме того, что для этого занятия необходимо иметь лук. Теперь осталось придумать, где украсть лук...
  
  
  
  Вальтор вернулся в "фиалку" во втором часу Скома. Стараясь не шуметь, он открыл дверь в комнату. Камин и свечи давно догорели. На заправленной кровати угадывался силуэт мальчика. Подумав, что ребенок спит, Рамарос уже собрался выйти и снять еще одну комнату. Здесь кровать, к сожалению была одна, но Кьяр вдруг поднялся, поклонился и пересел в кресло. Все это действо, в полной темноте, сопровождаемое лишь молчанием озадачило, но не более, чем на мгновение. Этому ребенку простительны странности.
  Вальтор, так же молча, чуть склонил голову в приветствии, и приступил к растопке камина и установке новых свечей в светильники. Когда освещение было полностью восстановлено, он сел в кресло напротив и произнес:
  - Я рад, что вы меня дождались.
  Мальчик не ответил. Он сидел скованно, идеально выпрямив спину. С не читаемым выражением лица, рассматривал свой край стола.
  - Желаете что-то у меня спросить? - сделал предположение Вальтор. Кьяр кивнул:
  - Да. Только три вопроса.
  - Я постараюсь вам на них ответить.
  На первый вопрос мальчик решался долго. Не меньше десятка ударов сердца. Наконец сглотнул и совсем тихо спросил:
  - Мой отец... он жив?
  Вальтор пожалел, что не взял на первом этаже бутылку коньяка, или хотя бы кувшин вина... С этим ребенком просто невозможно находится рядом дольше энтима, и не испытать за это время очередного потрясения...
  - Ваш отец... - медленно начал канцлер, - покинул мир человеческий четырнадцать лет назад. Вероятно, даже до того как вы родились. А вы, стало быть, и мысли читать можете?
  - Нет! Я... нет... то есть могу, но редко и... - он нервно взъерошил свои волосы подбирая слово, - сложно! Очень сложно! Простите, господин, я... - он запнулся и тяжело вздохнул, - понимаете, люди... они думают, не так, как говорят! Это очень сложно понять. Это в основном размытые, неясные образы, эмоции, или вовсе одни инстинкты и крайне редко целые фразы. И... у меня не всегда это. В обычном состоянии только эмоции.
  - Хм... Не уверен, что я вас понимаю, - задумчиво произнес Вальтор, внимательно глядя на Кьяра, - но что-то мне подсказывает, что более подробно вы мне не расскажите о своих... способностях. Впрочем, вы говорили о трех вопросах.
  - Да, - кивнул мальчик, - вы знаете сколько стоит лук? Самый дешевый.
  От столь резкой перемены темы, канцлеру начало казаться, что он сходит с ума. Но это начинало его забавлять:
  - Мне думается, имея пару золотых, вполне возможно стать обладателем простого, но добротного, охотничьего образчика данного вооружения. Это был ваш второй вопрос?
  - Да. Господин Рамарос, - твердый, пурпурный взгляд, решительно уперся в лицо канцлера, - купите мне лук. Пожалуйста. Я думаю, мне есть чем с вами расплатиться, и за него, и за свой выкуп.
  - Зачем вам лук, юноша? - с любопытством спросил Вальтор. Эта ночь, с каждым энтимом становилась все веселее, а в комнате совсем не было вина!
  - Я хочу уйти, - угрюмо сообщил мальчик, - совсем. В леса. Мне надоело жить в Мильде.
  - Угу... - потянул канцлер, - и вы даже умеете из него стрелять?
  - Нет. Но я подсмотрю за кем-нибудь кто умеет.
  Стараясь не рассмеяться, Вальтор скептически покачал головой. Однако уже готовую сорваться лекцию, о владении каким бы то ни было оружием, перебил серьезный голос юноши:
  - Пожалуйста! Господин Рамарос... Я дам вам то, что вам нужно. Оно стоит дороже, чем пять сотен и два золотых.
  Мужчина весело хмыкнул, и вопросительно изогнул бровь:
  - И что же, по вашему мнению, мне нужно?
  - Письмо, - все так же серьезно ответил мальчик, - только мне понадобится еще лист бумаги и перо с чернилами.
  - Это не проблема, - отмахнулся канцлер и поднялся с кресла.
  Открыв шкаф, он достал из седельной сумки походный набор для письма, и разложив его перед мальчиком, поудобнее устроился в кресле, с интересом наблюдая, что будет дальше. Вальтора просто распирало любопытство, но он молча смотрел, как мальчик закрыл глаза и замер, очень аристократично держа готовое к письму перо над чернильницей, поддерживая кончик пера ногтем мизинца, он задумчиво тер большим пальцем его стержень. И вдруг резко открыл глаза:
  - Это не то перо. Я не вспомню. Нужно мягче, пушистее и длиннее. С этим не получится.
  Рамарос хмыкнул и решил, что это прекрасный повод сходить вниз за вином.
  Дежурную, полусонную кухарку пришлось заставить побегать не только за кувшином лучшего вина, но и в поисках новомодного дорогого пера. Эти занятные игрушки в среде аристократов появились всего несколько лет назад. От настоящего пера в них оставался только стержень. Все остальное - тончайшая ручная работа: длинные мягкие ворсинки всевозможных расцветок или блестящие нити драгоценных металлов... Разнообразие ограничивалось лишь воображением мастеров, но все они были исключительно красивыми и порой даже удобнее настоящих!
  Вернувшись в комнату более умиротворенным, и полностью готовым к новым потрясениям, Вальтор положил на стол пестрое, красно-желтое перо, стоимостью не менее пяти хороших охотничьих луков и усмехнувшись спросил:
  - Надеюсь это перо, вы сочтете достойным, чтобы написать мне письмо?
  Мальчик только сосредоточенно повертел его в руке, после серьезно кивнул:
  - Да. Это похожее.
  Канцлер налил себе вина и с сомнением глянув на кресло, вздохнул, прошел к небольшому комоду. Извлек оттуда вторую кружку, поставил на стол и наполнил неразбавленным вином. Этот мальчик только выглядит ребенком.
  Мальчик тем временем снова закрыл глаза, макнул перо в чернильницу, нахмурился и тихо, еле слышно пробормотал:
  - Они приедут.
  - Что? Повторите, я не расслышал, - произнес Рамарос усаживаясь в кресло.
  Кьяр открыл глаза и жалобно попросил:
  - Пожалуйста, не отвлекайте... Я пытаюсь вспомнить...
  Пожав плечами, Вальтор сделал глоток вина и продолжил молчаливое наблюдение. Снова закрытые глаза, зависшее над чернильницей перо, и какой-то злобный шепот:
  - Они приедут.
  А дальше мальчик не получивший НИКАКОГО образования, не открывая глаз, быстро, уверенно, и как-то нервно начал писать. Время от времени останавливаясь, чтобы погрызть новое, перо. При этом повторяя:
  - Они обязательно приедут... не могут не приехать...
  Наконец, отложив перо, он чуть приподнял исписанный лист над столом, как будто придирчиво его осматривая, но по прежнему не открывая глаз, потянулся в сторону и его рука схватила пустоту. Он распахнул глаза, и несколько мгновений удивленно глядел на пустоту в руке. Потом моргнул, потряс головой и нерешительно протянул лист Рамаросу.
  - Вот. Я вспомнил.
  - Ну давайте, посмотрим, что вы мне написали!
  У Вальтора даже ладони зачесались, когда мальчик вдруг возразил:
  - Это не я. Это господин Каес.
  - ???
  - Я только подсматривал... И это не вам. Это Катошу Явису в Арду.
  Все веселье и хмель в момент слетели с канцлера, как только он узнал в свежих рунах идеально подделанный почерк Каеса.
  "Прошение отправлено императору. Немедленно избавьтесь от людей, что с лафанумом работали. И всех кто хотя бы догадывался о его наличии. Только аккуратнее, прошу вас, Катош. Будьте готовы к императорским проверкам. Также могу уверенно предполагать в ближайшее время наплыв желающих поработать в шахтах. Имейте ввиду: как минимум половина из них будут ищейками канцлера. Принимайте всех. Плату, пожалуй можно намеренно занизить. Пускай придираются к не соответствию условий. Рукава штолен к лафануму перекройте (зачеркнуто) завалите. Не тяните Катош! Жадность ныне не уместна. После откопаем. Главное, чтобы ищейки не нашли. В остальном придерживайтесь ранее оговоренного. И да пошлет нам Ском удачу.
  Подпись: Гаро Каес"
  В зеленых глазах Вальтора мелькнула хищная злоба. Он резко взглянул на Кьяра:
  - Насколько это достоверно?
  - Я видел. Это написал господин Гаро Каес. У меня хорошая память, - по-прежнему серьезно сообщил мальчик, - вы сегодня многих людей спрашивали о шахтах в Арде, я вспомнил и подумал, что вам это нужно.
  Увиденное не укладывалось в голове, и тем не менее, он достал из внутреннего кармана прошение Каеса императору, и принялся сравнивать почерк, коротко спросив:
  - Когда?
  - Три месяца назад. Я тогда только начал думать, как попасть в сокровищницу замка и часто подсматривал за господином Каесом. У них всего два ключа от нее.
  Почерк, действительно совпадал идеально, а в витиеватой подписи не смог бы опознать чужую руку и сам Гаро. Когда же до него дошел смысл последних слов, и вся абсурдность ситуации, Рамарос бросил оба листа на стол и оглушительно расхохотавшись, откинулся на спинку кресла:
  - Великолепно! Просто потрясающе! Это я, старый, разжиревший дурак, а у ночного паука с годами хватка только крепче! - он снова расхохотался, - гениально! Нет! Это вершина гениальности! Провернуть грандиозную аферу, намеренно предъявив мелкую, бездарную махинацию! Это поистине гениально!!! Вы верно подумали, Кьяр, мне нужно это письмо, и оно стоит дороже пяти сотен! Но я не стану покупать вам лук. Вы едете со мной в Идару. Если вы еще не "подсмотрели" этого в моих мыслях ранее, я в любом случае планировал организовать вашу доставку в столицу. Экипаж заказать, сопровождающих найти... но теперь... думаю, я вполне могу себе позволить задержаться в пути недели на три-четыре, ради вашего общества.
  Он налил себе еще вина, продолжая время от времени весело хмыкать.
  - Зачем? - в пурпурных глазах плескались лишь растерянность и непонимание.
  - Зачем? - переспросил Вальтор, и его лицо расплылось в довольной улыбке, - раз уж вы ложь всегда чувствуете, буду с вами предельно откровенен! Я собираюсь вас подарить своему лучшему другу! О! Не переживайте так! Если вдруг подобного рода подарки, моему другу окажутся не нужны, вы будете служить мне. Вы хотите служить мне, Кьяр?
  Страх и обида на лице, мгновенно сменились выражением щенячьей преданности, и мальчик уверенно кивнул:
  - Да, господин.
  - Прекрасно... - Вальтор улыбнулся как-то мягче и лениво потребовал, - а теперь повеселите меня еще! Расскажите, как же вы все таки забрались в сокровищницу Каеса!
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"