Аннотация: 1941 год, карательная операция в Ленинградском Партизанском крае. Танки, чудовищные опыты Анненербе и патриотически настроенный древний демон
Мария Гинзбург
СЛЕД МОЛОТА
И если видишь ты время В котором пусто и холодно - Знай, это старый след Тяжелого древнего Молота Что бьет по наковальне Времен.
9 декабря1941 г, направление Подмышье - Точки, 11:30
Дороги между Подмышьем и Точками не существовало. Танк 2075 двигался по азимуту прямо через лес. Впрочем, это было хорошо. Нет дороги - нет мин на ней. Да и лес был - одно название; сказывалась близость болот. Штайнер ловко обходил редкие крупные деревья, а тонкие чахлые березы просто валил. Метцгер и Штайнер наблюдали за тем, что происходит снаружи, через смотровую щель, Кауэр - через прицел.
Но смотреть там было особенно не на что.
"Если бы можно было провести границу", думал Кауэр, глядя на взъерошенный, хмурый лес через сетку прицела. - "С одной стороны - наш, твердый и понятный германский порядок. С другой стороны этот первозданный дикий хаос, из которого, как из глины, мы должны вылепить новую, правильную жизнь. Но нет. Этот хаос ни упорядочить, ни уничтожить. Только наведешь порядок - опять полезло отовсюду это безумие".
Штайнер, который знал о границах между хаосом и порядком гораздо больше, чем юный стрелок, думал совсем о другом. Он прислушивался к рычанию мотора, чутко следил, не дает ли танк крен на одну сторону - это послужило бы сигналом того, что одну из гусениц "уводит", что она проваливается в снег сильнее, чем другая. Некому было бы вытащить их, если бы они застряли в этом бесконечном, опасном и угрюмом лесу. Они дошли бы пешком обратно в Подмышье, конечно, но делать этого почему-то совсем не хотелось.
Штайнер умер водить трактор, и поэтому выбор вербовщика был очевиден. А отец Штайнера категорически запрещал ему поступать в танковые войска. В ночных кошмарах старичок, очевидно, уже видел сына горящим в танке, обугленным трупом, который невозможно опознать. Однако ехать по разбитым русским дорогам на танке - это совсем не то, что месить грязь собственными сапогами, да и броня "тридцать восьмого" защищала от огня противника (до тех пор, пока он не переходил на крупные калибры) гораздо лучше, чем просто солдатская шинель.
А выскакивать из горящего танка Штайнер научился с первого раза.
И пока что их поездка проходила вполне спокойно. Высота снега, несмотря на вчерашний снегопад, на счастье экипажа 2075-го, пока что нигде не превышала двойного размера клиренса танка, колеблясь где-то в районе полуметра. Штйнер знал, в чем причина. Этот лес был достаточно редким, и снег не накапливался здесь - его сносило ветром. Но все равно надо было опасаться глубоких впадин, засыпанных снегом, и при первом взгляде ничем не отличающихся от остального ландшафта.
Радист Беккер сладко спал в своем гнезде. В кои-то веки ему не надо было следить за постоянно сменяющимися позывными и в треске помех разбирать сообщения от командира взвода. Беккер был опытным радистом и ушлым малым; Метцгер все время удивлялся, почему он не пошел в снабженцы. На танках Panzer III появилась новинка, сильно облегчающая жизнь экипажа - интеркомы, позволявшие команде общаться, невзирая на грохот мотора. Беккер раздобыл где-то оборудование и установил его в их чешской "тридцатьвосьмерке". Теперь члены экипажа могли разговаривать друг с другом, не срываясь на крик. К тому же, Беккер умел раздобывать не только системы связи, и поэтому Метцгер смотрел сквозь пальцы на его мелкие вольности - и радист мог позволить себе вздремнуть у своей рации. Кауэр все время удивлялся, как Беккер умудряется спать под грохот мотора - наушники смягчали его, но не заглушали совсем. На шуточки Кауэра радист отвечал известной солдатской мудростью.
Мысли Метцгера были более мрачны.
"Трус", думал Метцгер об Эрнесте Трауме.
Что бы ни случилось с экспедицией эсэсовцев, то, что смогло остановить четыре танка, наверняка уничтожит и один. Даже если члены экспедиции были еще живы, что мог сделать для потерявших свою возможность двигаться четырех танков один-единственный танк?
Подтолкнуть?
Это работало только в том случае, если танк не имел внешних повреждений, а источником проблем был севший аккумулятор.
Траум понимал, что скоро пропавшую экспедицию начнут искать в штабе, и просто хотел прикрыть свою морщинистую задницу. Отчитаться, когда к нему придут, что он послал на помощь всех, кого мог.
А Метцгеру пришлось выбирать. Между трибуналом для себя и своего экипажа - латыши, надо думать, с удовольствием бы привели приговор в исполнение - и не такой уж призрачной возможностью проскочить между Сциллой партизан и Харибдой болот и бездорожья. Массовые казни не могли не оказать своего действия. Край, и до начала военных действий не очень-то населенный, стараниями карателей был практически опустошен. Да и вчера выпало очень много снега. Танк перед выездом пришлось откапывать - его занесло по самую башню. И пока что верный "тридцать восьмой" бодро плыл по плотному, глубокому снегу. Кауэр сказал бы - "подобно ладье древних викингов".
А еще Метцгера интересовало вот что. Вчерашний снегопад мог скрыть даже такую глубокую колею, которую оставили бы в снегу четыре танка, идущие друг за другом. Но деревья, поваленные танковой колонной при движении, должны были остаться, отмечая собой путь. Ребята из Анненербе должны были ехать в Точки примерно по тому же маршруту, которым сейчас двигался 2075-й. Но отчетливого следа из сломанных стволов Метцгер как-то пока не наблюдал.
- Командир! - вдруг закричал Кауэр.
Но и Метцгер уже заметил то, что привело стрелка в такое волнение.
- Остановись, - сказал Метцгер Штайнеру.
Тот уже и так сбрасывал ход, но ничто не может остановить десятитонную махину мгновенно. К тому моменту, когда танк замер, небольшой пригорок со странным черным силуэтом на нем находился уже метрах в ста позади.
- Не глуши мотор, - сказал Метцгер Штайнеру, открывая люк.
Вслед за командиром на броню выбрались и остальные танкисты.
Она была отлично видна отсюда. Несмотря на расстояние, все еще можно было разобрать нашивки рядового, эмблему охранной части на рукаве распахнутой шинели, и черные, чудовищные кровоподтеки на истерзанных грудях. Теперь, когда Метцгер знал, кому подражали солдаты из охранной части, данное зрелище отнюдь не улучшало его настроения.
Девушка лежала на спине, раздвинув ноги. Из снега торчали только верх ее корпуса и колени. Девушка подтянула их к себе в последней, безнадежной попытке сохранить тепло. Колени казались непропорционально крупными. Они тоже посинели, но здесь причиной был мороз, убивший ее, а не побои латышей.
Если бы ее лицо было обращено к танкистам, они бы не выдержали ее взгляда. Но девушка в последний момент, когда могла что-то решать, решила посмотреть на небо. Так что танкисты не удостоились взгляда белых глаз на покрытом синяками лице. Была видна только отвалившаяся челюсть.
- Надо было отвести ее в госпиталь... - пробормотал Штайнер.
"Почему она шла в эту сторону, здесь же нет поселений, кроме Точек", тем временем размышлял Метцгер. - "А в Точках - команда Ландсберга. Хотя она могла не знать об этом... А что, если где-то здесь находится лагерь партизан, про который не знаем мы? Сколько она не дошла до него?"
На последней мысли его обварило жарким потом.
- Вот, а вы пугали ее дядьями-братьями, - заметил Кауэр. - Не дошла она никуда!
- Почему ты не стрелял? - спросил Метцгер резко.
Ошарашенный Кауэр открыл рот, но не нашел, что сказать.
- Ты заметил силуэт человека. Который, похоже, сидит в засаде и ждет нас, - продолжал Метцгер неумолимо. - Возможно, с противотанковым ружьем. Трофейным! Почему ты не стрелял?
- Я ждал вашей команды, - пробормотал Кауэр.
- Ты удивишься! - рявкнул Метцгер. - Но в ад нас всех заберут без команды, понял? Мы просто окажемся там, верхом на противотанковой болванке, которая разнесет нам бак!
Кауэр вытянулся во фрунт:
- Так точно, герр унтер-офицер!
- Заглуши мотор, - отрывисто приказал Метцгер Штайнеру.
Если бы в радиусе двух километров от танка кто-нибудь находился, эти люди сейчас были бы уже прекрасно осведомлены о наличии в лесочке такой прекрасной и жирной мишени. Оставалось надеяться, что тайный лагерь партизан - если девушка направлялась именно туда - находился чуть дальше.
Но все же, рисковать не стоило, тем более, что танкистам предстояло здесь немного задержаться.
Водитель послушно нырнул в люк. Метцгер дождался, когда урчание мотора стихнет, и произнес в наступившей тишине:
- Нам повезло, если ее, кроме нас, еще никто не видел. И мы должны остаться единственными людьми, кто видел тело.
Метцгер спрыгнул с брони танка. Снег оказался неглубоким - чуть выше колена. Метцгер решительно направился к девушке.
- Что вы хотите сделать? - негромко спросил Штайнер, догоняя его.
Метцгер в затруднении потер варежкой лицо. В танке было довольно тепло, но на морозе вчерашний синяк на скуле немедленно откликнулся ноющей болью. Метцгер и сам толком не знал, что он собирается сделать. Ему раньше никогда не доводилось хоронить в лесу замерзших женщин, не имея под рукой никакого шанцевого инструмента. Если точно, ему вообще раньше не доводилось участвовать в похоронных ритуалах.
Единственное, что он знал точно - девушку надо убрать с глаз долой.
- Опустим в какую-нибудь яму и прикопаем, - сказал он и тут же поправился: - Присыплем снегом.
- Все одно лисы разроют, - сказал идущий за ними Беккер.
Он, оказывается, слышал их негромкий разговор.
- Может быть, - предложил Беккер. - Вон в ту дыру под корнями положим и стволами деревьев забросаем? Которые Штайнер наломал?
Метцгер посмотрел в ту сторону, куда указывал радист. Чуть в стороне стояло кряжистое, развесистое дерево. Оно было самым крупным из тех, что сегодня довелось встретить Штайнеру; сломать такого великана танк не смог бы. Штайнер сделал выбор в пользу двух березок, на сломанные стволы которых сейчас и указывал Беккер. Сейчас ветви дерева вместо листьев укрывал иней, и Метцгер, потомственный горожанин, под страхом расстрела не взялся бы опознать его. Впрочем, он сомневался, узнал бы он это дерево даже при наличии листьев. У корней дерева действительно имелось внушительное дупло. Высокий и гибкий Кауэр там не поместился бы, даже свернувшись калачиком, а вот Беккер, да и любой другой из танкистов - вполне.
- Замечательная мысль, - сказал Метцгер. - Беккер, Штайнер - перетащите деревья ближе к дуплу. Мы с Кауэром принесем тело.
Он вскарабкался на пригорок, присел и взял девушку за подмышки.
- Поднимай, - сказал он Кауэру.
Кауэр оказался в гораздо более невыгодной позиции. Если Метцгер просто взялся за грубое сукно солдатской шинели, то Кауэру пришлось шарить по локоть в сугробе, пока его руки не наткнулись на холодные, словно деревянные бедра несчастной. Кауэр, изо всех сил стараясь сохранить на лице безразличное выражение, взялся за них. Метцгер начал поднимать тело.
Кауэр крякнул. Тело девушки под собственным весом проскользнуло по его рукам. Кауэр чуть не уронил тело, но успел ухватиться под коленями в самый последний момент. Оно остановилось только тогда, когда промежность девушки ударилась о подбородок Кауэра. Кауэр сдавленно вскрикнул. То, чего он совсем не собирался видеть, теперь было прямо перед его глазами. Мутная сосулька, свисавшая из влагалища мертвой, ударила его по губе. Кауэр резко выпрямился, с ненавистью глянул на Метцгера.
Беккер и Штайнер уже подтащили сломанные березки к дуплу, когда Метцгер и Кауэр принесли тело. Метцгер запоздало сообразил, что запихнуть мертвую девушку в эту бывшую нору они не смогут. Промерзшее тело лишилось гибкости, застыв в позе раздавленной лягушки. Но выяснилось, что если повернуть тело на бок, оно вполне помещается в отведенной ему нише.
Так они и поступили. Затем Штайнер засыпал дупло сначала ветками, которые наломал с берез, а сверху они завалили могилу стволами берез крест-накрест.
Несколько мгновений танкисты молча стояли, переводя дух. Метцгер заметил, что губы Штайнера шевелятся. Он хотел сказать ему, что девушка, как и все русские, скорее всего была атеисткой и заупокойная молитва в данном случае не имеет никакого смысла, но промолчал.
Гораздо сильнее, чем неупокоенные души, его тревожило постепенно темнеющее небо. Черно-серые тучи медленно ползли по нему, отбрасывая отсвет на снег, который из-за этого казался грязно-серым.
- Вот бы снег пошел, - в такт его мыслям пробормотал Беккер.
Тогда они с чистой совестью вернулись бы домой.
"А Траум пусть подавится", со сдержанной яростью подумал Метцгер.
Вслух он произнес:
- Пора двигаться дальше.
Зимний день короток. Если бы не эта незапланированная задержка, танк 2075 был бы уже в Точках. А возможно, и на пути домой.
Метцгер попросил Штайнера несколько раз проехать взад-вперед по полянке. Теперь, кто бы ни наткнулся на их следы, все, что они могли сказать партизанам - это то, что танк какое-то время крутился здесь. Возможно, выбирая маршрут.
9 декабря1941 г, д. Точки, 14:00
Мертвая ли партизанка тому виной, или общее влияние этого забытого богом места, но Метцгер понял, что они отклонились от курса, только когда 2075-й второй раз выполз на лед небольшой речушки. Они забрали слишком сильно к западу. Им пришлось пересечь речку в третий раз - Шелонь здесь капризно извивалась, образуя трапециеобразный выступ. Вскоре танк 2075, как и рассчитывал Метцгер, выскочил на дорогу, которая связывала Точки и Ясски, где и повернули направо.
До того, как стать командиром танка, Метцгер был водителем. И если бы он сейчас сидел за рычагами, то он, опасаясь мин, притормозил бы перед мостом, соединявшим Точки со всем остальным миром, и прополз бы по нему на самой малой скорости. Штайнер же наоборот разогнался; и только когда, проскочив мост, 2075-й резво вскарабкался по обледенелой дороге в горку, подъем на которую начинался сразу же мостом, Метцгер в который раз восхитился мастерством своего водителя. Дорога, которая здесь была, превратилась в поток льда. В гусеницы танка давно были забиты металлические шипы, обеспечивавшие сцепление со скользкой дорогой, но сейчас не помогли бы и они. Если бы Штайнер не набрал скорость до подъема, танк бы забуксовал сразу после моста.
Что же, оставалось только радоваться тому, что русские не заложили на мостике противотанковую мину. Их небрежность можно было понять. Точки находились почти в самом центре этой болотистой территории, не покорившейся вермахту.
Штайнер свернул, подчиняясь направлению узкой улочки, и танк тут же затрясло на колдобинах. Улицы после вчерашнего снегопада никто и не подумал убрать. Домишки, сурово смотревшие на пробирающийся между ними танк, были занесены почти по самые окна.
Это была вторая странность, которую заметил Метцгер в Точках. Впрочем, ее вполне объясняла первая. И заключалась первая странность в том, что небо над деревней было удивительно чистым.
Ни из одной трубы не шел дым.
"Эсэсовцы все же добрались сюда", подумал Метцгер. - "Вряд ли мы встретим здесь местных жителей ".
Эта мысль, надо признаться, скорее радовала, чем огорчала.
В этот момент танк тряхнуло, потянуло влево, прямо на почерневший от времени забор. Что-то вроде большого камня попало под левую гусеницу. Штайнер проворно переключил гусеницу на задний ход. Метцгер еще успел подумать: "Да что у них тут, бревна поперек дороги положены, что ли", и тут то, на что наехал танк, выбросило в снежном вихре прямо на броню.
Это был мужчина. Судя по домашним коротким портам и расстегнутой на груди рубашке, он не собирался проводить на улице длительное время. Скорее всего, не собирался вообще покидать теплую, протопленную избу. Штайнер ловко выровнял танк. Труп соскользнул с брони под днище. 2075-й медленно двинулся дальше по улице.
"Но где же сами ребята из Анненербе, черт возьми?", подумал Метцгер.
Улица вывела танк на небольшую площадь. В дальнем конце ее громоздилось неуклюжее здание, в котором Метцгер узнал церковь - только без купола. На дверях висела красная табличка.
"Сельсовет", подумал Метцгер.
- Встань за церковью, - сказал он Штайнеру.
Штайнер кивнул, не оборачиваясь.
Действительно, слева от здания находился небольшой сад, в котором, сломав пару яблонь, вполне мог разместиться - и оставаться незамеченным - их легкий танк.
Когда танк был надежно укрыт и Штайнер заглушил мотор, Метцгер сказал:
- Кауэр, Штайнер - оставайтесь здесь. Мы с Беккером осмотрим деревню.
Штайнер взглянул на командира с невыраженным упреком.
- Кауэр - непрерывно держать площадь под прицелом, - продолжал Метцгер.
- Так точно, - ответил Кауэр.
Уже открывая люк, Метцгер сказал:
- Если мы не вернемся через полчаса, выдвигайтесь в Подмышье.
- Но... - начал Штайнер.
- Это приказ, - холодно закончил Метцгер.
Они выбрались из танка и ушли. Штайнер провожал взглядом две фигурки, одна в черной куртке, другая в белом комбинезоне, пока они двигались наискосок через площадь.
- Я выйду покурю, - сказал Штайнер Кауэру.
Тот молча кивнул, не отрываясь от прицела. Сам стрелок не курил, но даже если бы курил, не стал бы покидать танк. Хотя он и быстро остывал, здесь было теплее, чем снаружи. И по крайней мере не было пронизывающего ветра, который закручивал снежные бурунчики на площади.
Загрохотал люк, вставая на место за выбравшимся наружу Штайнером, а потом стало тихо.
Если бы Кауэр последовал за ним, то он увидел бы, что, хотя Штайнер и извлек кисет из теплой куртки, курить он не стал. Вместо этого водитель 2075-го осторожно вытряс на ладонь табачные крошки и принялся совать их себе за пазуху. Впрочем, вряд ли бы это сильно удивило Кауэра. Все знали, что Штайнер немного странный. Но он был хорошим водителем, и, что немаловажно, хорошим товарищем. А странности у всех есть. И на войне они вылезают с наглостью фурункулов. Кауэр, например, понимал, что Метцгер не одобряет его патриотизма. Вполне, впрочем, искреннего. Цинизм же командира иногда просто коробил Кауэра, даже сильнее, чем крестьянская смекалка Беккера. Но Кауэр также понимал, что товарищи стараются прощать ему его, возможно, неуместные восторги, и в свою очередь не обращал внимания на их маленькие причуды.
Напихав табака себе за пазуху, Штайнер чуть наклонил голову вперед и закрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь.
Слушал он долго и внимательно.
9 декабря1941 г, д. Точки, ул. Коммунаров,14:30
Беккер никогда не признался бы, что побаивается своего командира. Это было нечто большее, чем уважение, которое Метцгер вполне заслужил. Также, как и Штайнер, Беккер чуял в Метцгере неуловимую, тщательно сдерживаемую ярость.
И если бы она не излилась вчера прямо на глазах у радиста на распоясавшихся латышей, то черта лысого бы Беккер сейчас пошел с командиром прочесывать русскую деревню. Она выглядела оставленной. Беккер, привыкший полагаться на свое чутье, был уверен, что здесь нет ни одной живой души, кроме них четверых. Но что-то витало в морозном воздухе, что-то необъяснимое и оттого опасное.
Метцгер и Беккер брели по улице, проваливаясь в снег по колено. Беккер запнулся обо что-то и чуть не упал. Метцгер, в отличие от радиста видел, на что наехал их танк на пути на площадь, и поэтому когда из-под снега, словно черная коряга, появилась рука, испытал меньшее потрясение. А Беккер пронзительно вскрикнул. Звук его голоса заметался по узкой улочке, превратившись в жалкий вопль.
- Ч-ч-что это? - пробормотал Беккер.
Он устыдился своего крика и пытался вернуть себе самообладание.
- Рука, - ответил Метцгер.
- Матерь божья, - пробормотал Беккер. - Здесь все улицы завалены мертвецами, что ли?
- Я думаю, да, - ответил Метцгер.
- Так вот куда они все делись, - сказал Беккер. - Но зачем...
- Ну, это вполне по-эсэсовски, - ответил Метцгер.
Беккер посмотрел на него дикими глазами.
- Выгнать людей на улицу и оставить их умирать на морозе, - пояснил Метцгер. - Вопрос в другом - где они сами?
Беккера судьба эсэсовцев волновала мало. Он оглянулся, инстинктивно ища глазами их опору и спасение - танк. Но они свернули на перекрестке, и увидеть танк отсюда было уже нельзя. Танкисты продолжили путь. Ветер разогнал тучи. Над деревней весело голубело небо и подмигивало сверху маленькое зимнее солнце. У Метцгера возникла новая мысль. Он огляделся, выбирая из окружающих калиток самую хилую. Она нашлась вмиг. К тому же, она была приотворена. Метцгер направился к калитке, и толкнул ее плечом.
Поскольку во дворе снега было гораздо меньше, чем на улице, она легко поддалась. Танкисты вошли во двор. Метцгер задумчиво посмотрел на маленький дощатый треугольник, торчавший из сугроба - будку замело вместе с собакой.
- И скотины не слышно, - заметил Беккер.
- Что? - переспросил Метцгер.
- Скотина, - указывая на хлев, пояснил Беккер. - Тут у хозяев явно была корова, а то и лошадь. Корову надо доить на утрам, и кормить. Если этого не сделать, корова будет мычать.
- Вот как, - рассеянно сказал Метцгер. - Но корову у них могли давно забрать.
- Здесь не было наших, - удивился Беккер.
Метцгер насмешливо посмотрел на него. Обычно глаза командира казались серыми, но сейчас, благодаря солнечному дню, стало ясно, что они у него голубые.
- Партизанам тоже надо что-то кушать, - сказал Метцгер.
Он двинулся к двери, ведущей в дом. Беккер хотел только одного - выбраться из этого странного места, тем более жуткого, что в небе над ними весело улыбалось солнце. В этот момент он окончательно уверился в том, что командир ищет смерти, возможно, не осознавая этого.
"Проклятое письмо, будь оно неладно", подумал радист, неохотно следуя за Метцгером.
Он не сомневался, что письмо - от жены, и что все проблемы у экипажа 2075-го в данный момент из-за того, что ветреная баба нашла себе другого.
"Пусть так", думал Беккер. - "Но зачем было сообщать? Проклятая честность. Живи себе и радуйся... А сейчас мы все погибнем из-за одной юбки".
Метцгер попробовал дверь, но она оказалась заперта. Тогда он вынул из кармана комбинезона нож, вставил его в щель и повозился немного, поддевая засов. Громкий стук, с которым засов упал, сообщил о том, что попытки Метцгера увенчались успехом. Они вошли в сени. Радист, ожидавший, что в любую минуту из-за угла выскочит безумная баба с вилами, держался позади командира. А тот смело открыл последнюю дверь и вошел в комнату. Беккеру ничего не оставалось, как последовать за ним.
Печка с цветастыми занавесками, стол, лавки - внутренняя обстановка не сильно отличалась от собственного дома Беккера. Но тут радист увидел человека, сидящего за столом, вздрогнул и попятился. На ходу Беккер пытался вытащить пистолет из висевшей на плече кобуры, но только запутался в веревке.
- Он мертв, - тихо сказал Метцгер.
Теперь и Беккер это заметил. Волосы мужчины были покрыты инеем. В руке он держал ложку. Он почти успел вынуть ее из тарелки с темно-красным варевом, которое превратилось в кусок льда. Длинная капля супа свисала с ложки, соединяя ее со льдом в тарелке.
За спиной Беккера что-то загрохотало. Беккер обернулся и увидел, что пока он разглядывал труп, командир снял заслонку и заглянул в печь. Радист тоже уже успел удивиться тому, что здешние обитатели не протопили дом, позволив себе погибнуть такой лютой смертью. Это было тем более непонятно, что Беккер видел во дворе крепкую поленницу.
Метцгер заглянул в печь и хмыкнул. Беккер тоже глянул, в чем дело.
Дрова в печи были! Они были сложены аккуратным колодцем и успели прогореть почти до половины, прежде чем почему-то погасли. Сейчас они были присыпаны снегом.
- Ну, снег, положим - это они вьюшку не закрыли, - пробормотал Беккер, глянув вверх. - Но...
- Нет, это не наши парни. Это термоудар, - сказал Метцгер задумчиво.
- Что? - удивился Беккер.
Беккер разбирался в химии, в основном в технологиях брожения и перегонки. Познания Метцгера лежали несколько в другой области - до войны он работал мастером цеха на металлургическом заводе.
- Просто температура очень резко упала, - ответил Метцгер. - Мгновенно. Некоторые успели выскочить из домов, но большинство - нет. Хозяин дома даже не успел донести ложку до рта, не успел понять, что происходит. В доме было плюс пятнадцать, а стало минус тридцать. Когда мы испытывали тигли, мы погружали их в холодную воду. А здесь наоборот. Их как будто ударило молотом.
Он посмотрел на Беккера - тот слушал его объяснения с удивлением и интересом, - и продолжил:
- Огромным молотом, сделанным из очень холодного воздуха. Но в принципе, разницы никакой. Потому и вьюшку не закрыли - они все умерли в один миг. Некому было.
Беккер огляделся. Заметил покрытые инеем светловолосые головы, торчащие с полатей. Они были слишком малы, чтобы принадлежать взрослым людям. Беккер отвел взгляд.
- Но почему? - спросил Беккер. - Почему температура упала так резко?
- Русский климат, - предположил Метцгер.
- Если бы это был климат, - возразил Беккер. - Они бы знали, что так бывает. Утепляли бы дома...
- Наверное, это случается очень редко, - пожал плечами Метцгер. - Если бы это случалось каждую зиму, даже русские не стали бы жить здесь. Слишком сильно придется утеплять. Это нерационально.
9 декабря1941 г, главная площадь д. Точки, 14:45
Наблюдать через прицел за пустынной площадью и длинной улицей, по которой ушли товарищи - это не комедию в кино смотреть. Кауэр успел заскучать. Вдруг он вздрогнул и буквально прилип к окуляру. В дальнем конце улицы медленно двигалась темная фигура. Человек шел неуверенным зигзагом, пошатываясь.
"Раненный или пьяный", мелькнуло у Кауэра.
Он судорожно стиснул ручку, и желая коснуться спуска, и сомневаясь в себе. Метцгер недвумысленно дал понять, что Кауэру пора самому решать, когда стрелять, а когда нет. Тем более, Метцгера сейчас с ними не было.
Но было в движущейся фигуре что-то настолько странное...
"Он лохматый", вдруг понял Кауэр.
Медведь! Только этого не хватало!
Грохот боев выгнал из берлог этих зверей. Они привыкли считать себя хозяевами леса и, разбуженные посреди зимы, голодные и злые, относились к незваным гостям еще суровее, чем партизаны. На слуху была история ефрейтора пехоты, который отошел в кустики по естественной надобности, и в ту же секунду его товарищи услышали яростный рев. Ефрейтор попался не робкого десятка; он успел выстрелить два раза, но это его не спасло. Когда подбежали остальные, от их товарища осталась только оторванная голова. Кровавый след вел в чащу. Они дали в ту сторону очередь из пулемета - уже не надо было опасаться, что они могут чем-то повредить товарищу. Из леса снова донесся рев, но он вскоре стих.
А когда солдаты пошли проверить, попали они или нет, вернуть тело несчастного товарища - да и полакомиться медвежатинкой, если на то пошло - то они нашли убитого медведя и человек пятьдесят партизан. Русские, судя по всему, были ничуть не меньше немцев озадачены этой встречей. Но партизаны не растерялись. Завязался бой. Русские в итоге растворились в своих болотах. Из тех немцев, кто уцелел, уже было не слепить даже взвода; их отправили на переформирование.
Все эти мысли молнией пронеслись в голове Кауэра, пока он разглядывал в прицел непонятную фигуру. Все же он понял, что это не медведь. Длинная шерсть была у создания только на голове. В остальном он казался гладким и черным, как механик в рабочем комбинезоне. Но волосы, длинные, острые, как иглы дикобраза, торчавшие из прически как попало и свисавшие почти до самой земли, ясно говорили за то, что перед Кауэром не солдат регулярной армии.
Кауэру на миг показалось, что это вовсе и не волосы, а ветки. Создание повернулось и посмотрело, как показалось Кауэру, прямо на него. От неожиданности он отшатнулся от прицела.
Глаза существа, зеленые и яркие, как у кошки, блеснули так, словно их обладатель разглядел Кауэра сквозь броню и прицел пулемета. Но напугало Кауэра не это. Из головы создания торчала вещь, которую стрелок узнал сразу. Это была рукоять штык-ножа от немецкой винтовки!
Кауэр, дрожа, перекрестился. Но трусом он не был. Он нашел в себе мужество снова заглянуть в прицел, хотя и испытывал противоестественную уверенность в том, что увидит там налитый бешенством огромный зеленый глаз.
"Кто бы это ни был, он не успел бы за это время подойти к танку", подумал Кауэр неуверенно.
Улица оказалась пуста.
Кауэр окончательно убедил себя в том, что ему все это привиделось, когда вспомнил, что ствол пулемета сейчас задран вверх. Флюгер на том доме, около которого якобы прошло существо, должен был находиться чуть ниже его плеча. А уж таким высоким не мог быть, разумеется, даже самый крупный медведь.
Кауэр перевел дух.
Ему стало страшно находиться в танке одному. Он открыл люк и выбрался наружу.
- Штайнер, - обратился он к водителю. - Ты ничего не видел сейчас?
Штайнер извиняюще улыбнулся, выходя из задумчивости, и отрицательно покачал головой.
- Сколько времени уже прошло? - спросил Кауэр.
Штайнер пожал плечами:
- У меня нет часов.
У Кауэра их тоже не было, и Метцгер об этом знал.
- Просто подождем еще немного, - сказал Штайнер мягко.
Кауэр мрачно колупнул носком снег.
И действительно, что им еще оставалось?
9 декабря1941 г, д. Точки, ул. Коммунаров,14:50
Теперь, когда стало более-менее ясно, что же произошло в Точках, делать в избе было больше нечего. Танкисты покинули избу через задний ход, который вел на небольшой огородик за домом. Пробравшись сквозь заваленные сугробами грядки, танкисты перемахнули через забор и оказались на улочке, параллельной той, по которой они сюда попали. Но вместо того, чтобы двинуться по ней обратно к танку, Беккер задрожал всем телом и прижался к забору.
На дороге и у калиток домов лежали люди. Эта улочка была, видимо, защищена от ветра, и здесь тела не скрыл милосердный снег. Распахнутые рты, забитые снегом, почерневшие от мороза лица, руки, протянутые вперед и вверх в последней попытке спастись. Неподалеку от Беккера лежала женщина в одной ночной рубашке. Напротив у забора полусидел мужчина в черных кальсонах, валенках на босу ногу и теплой меховой шапке. Что бы ни напугало их, мороз прикончил несчастных практически мгновенно. В отличие от мертвой девушки, которую танкисты нашли в лесу, которая пыталась перед смертью свернуться калачиком, чтобы сберечь больше тепла, люди на тихой улице в деревне Точки перед смертью размахивали руками, бежали и падали.
Все они лежали головами в направлении к выезду из деревни - к той самой дороге, по которой танкисты прибыли в Точки. И хотя Беккер знал, что послужило причиной этого исхода, картина все равно была жуткой. За сегодняшний день они столкнулись лицом к лицу с гораздо большим количеством мертвецов, чем за полгода войны.
- Очевидно, термоудар имел неодинаковую мощность на своем протяжении, - сказал Метцгер, разглядывая тела. - Как сковородка на огне; сильнее всего прогревается центр, а края остаются холодными. Здесь же было наоборот. Они успели понять, что происходит, и попытались спастись, но молот уже опустился... Нам нужно возвращаться.
Беккер выразил согласие энергичным кивком. Зимний день короток, а им еще предстояло добраться до Подмышья через лес. Теперь танкисты двигались медленно, обходя трупы. Беккер покосился на командира и заметил, что тот хмурится.
- Жалко их, - пробормотал Беккер.
На самом деле его интересовала причина озабоченности командира.
- Это да, - сказал Метцгер. - Но нам придется вернуться, не выполнив задания.
"Да и хрен с ним, с заданием", подумал Беккер, но промолчал.
- Я полагал, - пояснил Метцгер. - Что людей на улицу выгнали наши парни из СС. И хотя мы не нашли их самих, можно было бы сказать, что в Точках они были. Но теперь понятно, что все люди здесь погибли в результате природного катаклизма.
- Здесь весь климат - один сплошной катаклизм, - мрачно заметил Беккер, ежась от холода.
- Да. Но теперь мы по-прежнему не имеем ни малейшего представления, куда делись четыре наших танка со всем экипажем и пехотой, которая вызвалась их сопровождать.
Беккер пожал плечами.
Потянуло дымом. Не свежим, уютным запахом близкого дома и уютного тепла, а старой гари. Так пахнет куча золы. Вскоре танкисты обнаружили и источник запаха. По правой стороне улицы начались разбитые, обгоревшие дома. Длинные обугленные горла печей торчали из руин, как черные оплывшие свечи. Беккер радостно улыбнулся. Наконец-то закончилась вся эта чертовщина, печи, огонь в которых погас от термоудара и суп, замерзший прямо в миске. Танкисты наткнулись на что-то хорошо знакомое и объяснимое. Остовы изб и печей ясно и недвусмысленно говорили об одном: по этой деревне стреляли из танка, не далее чем вчера.
- И все-таки наши здесь побывали, - сказал Беккер, указывая на развалины и воронки. - Они сбились с пути в этом чертовом лесу, как и мы. Только они взяли восточнее.
Метцгер, морщась, рассматривал остовы изб.
- Отвратительно, - пробормотал он.
- Да уж, но мы же на войне, - поддакнул Беккер, слегка озадаченный мягкотелостью командира.
- Как тело улитки, вырванное из раковины, - продолжал Метцгер, указывая рукой на одиноко стоящую среди руин печь. - Ее делали так, чтобы на нее никогда нельзя было увидеть полностью. Стены дома укрывали ее, а теперь она выставлена напоказ.
- Печь просто крепче, вот и выдержала обстрел, - сказал практичный Беккер. - Если бы хозяева дома выжили, они бы могли готовить на ней еду.
Метцгер и Беккер вышли на небольшую площадь. В центре находилась молодая, всего метров пять в высоту, ель. В длинном сарае за ней, скорее всего, находился клуб для танцев. Ёлку, видимо, посадили прямо здесь, чтобы не рубить каждый раз новую на Рождество. Беккер мысленно одобрил рачительность русских. Вокруг на многие километры расстилался лес, и они могли без всяких проблем рубить новую ель каждый год - но вырастили свою.
Ель была украшена. Беккер удивился. До Рождества оставалось больше двух недель. Но тут радист увидел, что использовали русские в качестве игрушек.
Сначала он подумал, что они повесили на елку старые, потрепанные, грязные ватники. То есть нет; русские сделали больших кукол, чучел, на которые нацепили ту одежду, которую им было не жалко. У одной из этих огромных кукол они прикрепили к груди что-то вроде зонтика без спиц, или же основу от большого веера - Беккер видел такие в театре.
Но это были не куклы.
И, поняв, что это, Беккер остановился и наблевал прямо на живот лежащему рядом трупу.
Жизнь танкиста на войне имеет свои особенности. И одна из них заключается в том, что в отличие от пехоты, которая сталкивается с противником лицом к лицу, для танкиста враги в основном - это нечто, похожие на короткие бревна с гротескными, нечеловеческими лицами, что валяются вдоль дорог. И с этой точки зрения мертвая деревня, в которую попал экипаж танка 2075, не сильно отличалась от того, что они привыкли видеть.
Но трупы своих, таких же солдат, как он сам, и так жестоко изуродованные, Беккер видел впервые.
Рейд на Точки завершился для эсэсовцев совсем не так, как они планировали - по крайней мере, для троих из них. Русские повесили нежданных гостей на рождественскую елку прямо на их собственных кишках, проявив не только изобретательность, но и солидные познания в анатомии. Они вскрыли животы, частично выпустив кишки. Длинные синие петли были продеты подмышками и на шее несчастных, а затем закинуты на толстые ветки ели.
В том, что на ветках ели с неприятным скрипом покачиваются изуродованные тела именно тех, кого искали танкисты, сомнений не было. Странно, но партизаны не раздели эсэсовцев, хотя обычно полушубок или куртка не бывают лишними в хозяйстве. Метцгер видел сдвоенные зигзаги молний на рукаве зимней форменной куртки. Он привычке искал изображение черепа на форменной шапке, уцелевшей на голове одного из солдат, пока не вспомнил, что дивизия "Мертвая голова" передислоцировалась к Демянску. Метцгер наткнулся взглядом на меч, воткнутый в распущенную внизу восьмерку. Раньше Метцгер символа Анненербе не встречал, поэтому не обратил на него внимание сразу.
- Что это за... - Беккер снова согнулся, издал мучительный звук.
Желудок он уже опустошил, но тот продолжал судорожно дергаться в сухих спазмах.
- Что это за хрень здесь происходит? - наконец смог выговорить радист. - Зачем...?
Метцгер пожал плечами:
- Среди партизан нашелся хирург, достаточно опытный, чтобы выпустить кишки и выворотить ребра.
И тут Беккер наконец понял, что это за спицы от зонтика раскрывшимся цветком прикрывают грудь одного из убитых. Радист отвернулся, чтобы не видеть этого всего.
Он продолжал рассматривать тела, висящие на елке - нарядной, припорошенной снегом, что весело блестел в лучах солнца. Как и Беккера, Метцгера тошнило от этой зловещей непонятной деревни, набитой трупами своих и чужих. Он хотел вернуться в часть, и как можно быстрее. Но для этого они должны были сделать еще кое-что.
Именные жетоны с убитых русские тоже не сняли. По крайней мере на шее одного из них нестерпимо сиял в лучах солнца металлический овал.
Радисту удалось отдышаться.
- Мы должны снять с них жетоны, Беккер, - сообщил Метцгер.
Беккер в ужасе посмотрел на командира. Тела висели слишком высоко. В танкисты крупных мужчин не брали, и ни Метцгер, ни Беккер не смогли бы дотянуться даже до носков кожаных сапог несчастных эсэсовцев. На миг Беккер подумал, что Метцгер хочет заставить его забраться на дерево.
- Тела... хммм... прикреплены к стволу где-то с другой стороны, - терпеливо сказал Метцгер.
Беккер знал, что командир прав. Он видел три бело-черные петли, обхватывающие саму ель чуть ниже того места, где у нее начинали расти ветви. Перекинув кишки через ветку, русские привязали их стволу. Если бы Беккер не знал, что это, он бы легко мог принять кишки за толстую, грязную белую веревку.
"Господи боже, сколько же у человека кишок", подумал Беккер.
- Я обойду и посмотрю, постараюсь срезать их, - продолжал Метцгер. - А ты оставайся тут и следи за окрестностями.
Беккер торопливо закивал, вытаскивая пистолет из кобуры. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось приближаться к ели, украшенной жуткими игрушками, и перерезать своим ножом кишки, ставшие на морозе тверже железа.
Метцгер скрылся за елью. Беккер затравленно оглянулся. Оставшись один, он немедленно пожалел, что выбрал роль часового. Метцгера теперь видно не было. Радисту казалось, что он тут совершенно один. Ну, если не считать мертвых русских и немцев. Если эсэсовцы смотрели на несчастного танкиста своими черными провалами глаз совершенно безучастно, то русские, кажется, начали шевелиться в снегу. Осторожно, чтобы он не заметил, разминать застывшие суставы. И медленно поползли к Беккеру. Очень медленно, чтобы он не успел обратить внимания на то, расстояние между ним и мертвецами сокращается... сокращается... пока не будет слишком поздно!
Беккер взвыл и бросился за ель. Он поскользнулся на черном льду - с тела натекла кровь и бог весть что еще, а потом это все замерзло - и чуть не упал. Беккер покинул свой пост очень вовремя. С гулким стуком на то место, где он только что стоял, обрушился первый из срезанных Метцгером трупов.
Беккер забежал за дерево и врезался в командира. Со стороны площади донеслось еще два глухих удара. Беккер заметался, как собака, которую ошпарили кипятком. Метцгер ухватил его за рукав - крепко, так, что затрещали нитки.
- Густав, - сказал он мягко. - Мы сейчас заберем жетоны и поедем домой. А дома выпьем, помянем ребят. Кстати, у тебя ведь еще остался самогон?
К Беккеру начало возвращаться его привычное лукаво-любезное выражение лица.
- Нет, - сказал он хрипло. - Но можно будет достать.
- Вот и отлично, - сказал Метцгер.
Беккер глубоко вздохнул, окончательно приходя в себя. Они вернулись к упавшим телам. Метцгер наклонился. Жетон в его руках переломился с сухим резким звуком, похожим на выстрел. Со вторым дело не пошло так просто. Это был именно тот парень, чьи ребра безумный хирург русских превратил в подобие костяного веера. Латунная овальная табличка была отлично видна.
Но находилась она в аккурат на залитой кровью грудине, между ребрами, на которых застыли черные сгустки крови и мяса.
Метцгер присел на корточки, отвернулся и протянул руку. Он понимал, что это глупо - не смотреть, куда ты лезешь руками - но ничего не мог с собой поделать. А ведь еще можно было наткнуться на край ребра, и он мог оказаться острым.
Метцгеру удалось нащупать жетон, но подцепить его не удалось. Залитая кровью пластинка примерзла к остаткам свитера. Метцгер наконец посмотрел на труп. Попытался подцепить край пластины пальцами.
Беккер стоял к ним обоим спиной и нервно, а может от мороза, то и дело переступал с ноги на ногу. Он не сводил взгляда с трупов русских, лежащих в снегу на улице.
Метцгеру ничего не оставалось, как перерезать шнурок, на котором держался жетон, и попробовать оторвать его от тела целиком, а не только нижнюю часть, которую обычно и забирали с убитых. Сначала у него не получалось; жетон примерз намертво. Метцгер поморщился, все-таки перевел взгляд на труп, чтобы ухватиться поудобнее, и попробовал еще раз.
Раздался жуткий треск.
Беккер подпрыгнул на месте и выстрелил. От неожиданности он даже попал в голову ближайшему мертвецу, и череп разлетелся. Бело-серое брызнуло в разные стороны.
- Не стрелять! - рявкнул Метцгер.
Беккер обернулся.
- Я просто оторвал жетон, - сказал Метцгер, показывая Беккеру жуткий черно-красно желтый шмат.
Беккер закатил глаза и поспешно отвернулся.
С третьим жетоном Метцгер решил уже так не рисковать. Кровь залила выгравированный на латуни номер части и фамилию мертвого эсэсовца. Метцгеру пришлось отколупать лед ножом. Затем он достал из кармана куртки записную книжку и карандаш и просто переписал данные, досадуя на себя за то, что не догадался сделать это сразу. Убрав в карман книжку и жетоны, Метцгер поднялся на ноги.