Мы с мужем приехали в гости к друзьям - молодой семейной паре. Она - художник, он - оператор на киевском телевидении. Когда все напились-наелись, мне очень захотелось погулять по ночным улицам. Супруг вызвался в экскурсоводы. Любой город красив в новогоднюю ночь - все поют, веселятся, запускают петарды.
Но в центре Киева не было никого, даже машин. Меня тогда поразило полное отсутствие жизни в самый прекрасный праздник. И вот в такой почти стерильной тишине мы начали переходить улицу на красный глазок светофора - все равно ведь улица была пуста. И тут же в спину полетело злобное: "Москали пошли!"
Было ли обидно? Не помню. Но сказать, что это удивило, - ничего не сказать. Возбужденно рассказываю, вернувшись, про инцидент. А мне в ответ - происшествие.
Оператор снимал праздничную демонстрацию 9 мая. Внезапно почувствовал что-то страшное, немотивированное, от чего хотелось или спрятаться, или убежать. У собак милиционеров оцепления шерсть поднялась дыбом.
Из переулка, печатая шаг, к основному потоку демонстрантов приближалась небольшая колонна молодых людей. Ничего особенного - коротко стриженные, чисто выбритые, неулыбчивые, в одинаковых коричневых рубашках, белых перчатках и черных ботинках парни встроились в общее движение. Люди расступились, впуская в середину этот отряд, но он так и шел - внутри и на особинку - словно отталкивая от себя веселую майскую волну. Приблизиться, чтобы сомкнуть ряды, к этим коричневорубашечникам никто не посмел.
Они ничего не делали: не выкрикивали речевок, не размахивали флажками, не несли транспаранты, просто шли, печатая шаг, с напряженными и ничего не выражающими лицами. А вокруг них было поле страха.
Ветераны, которые потом подходили к съемочной группе, говорили о том, что испытали чувство, сходное с тем, которое сковывало их в начале войны - ужаса перед наступающими фашистами.