изменили линии на моих ладонях, задали новый ритм моим артериям.
(Больница #36. Вторая травматология. Палата 410. 22/02/2016)
Всегда знала, как важно и трудно найти 'ту самую' первую строчку. Как рассказать о моей жизни до, во время и после смерти, но не моей. Как обойтись без пафоса и многословности. Как понять и объяснить, 'что' без 'зачем' и 'почему'.
Поехали, в общем.
Умер кот. Наш кот. Хотелось плакать и пить. Но был понедельник, а я живу и работаю в Москве. Поэтому после работы я тренировалась до выхода за предел своих возможностей и, выползая из ванной, налила бокал вина и говорила с Чарльзом. С ним мы познакомились через коллег - друзей. Возрастной способ, на который я согласилась, потому что устала думать, что это не сработает, а также от того, что не работало всё то, во что я верила.
На тот момент, насколько я помню, я вообще очень устала. От избитых слов и изъезженных схем.
Я в Париже. Иду узкой улицей по мощенке и страдаю от несовершенства сценария. Сижу на веранде ресторана на Монмартре. Весна, но еще холодно, поэтому укрываюсь пледом и пододвигаюсь к обогревателю. Красное вино и традиционный цыпленок. Я смотрю в восхищенные глаза напротив и грустно улыбаюсь. От вина, от тепла обогревателя становится жарко, я снимаю пальто, сижу в шелковом платье, купленном в Италии пару месяцев назад; смотрю на золотые от фонарей лужи, дышу дождём и слушаю живой звук фортепиано, доносящийся из зала ресторана. И продолжаю думать о том, что 'а вот бы сейчас' ...
Пью вино, рассказываю Чарльзу про Париж, про то, как не люблю Сартра. Надо спать. Завтра на работу ведь. Только Кате сказала про кота. Какой смысл про это разговаривать, ведь это 'всего лишь' кот. Да да, я все это знаю. Вечером бегать пойду, проветрюсь. 'Ты домой пешком?' 'Нет, можно с тобой, побегать хочу пойти'
Сделала ли я привычное селфи перед пробежкой или спешила уйти от неизбежных мыслей, которые всегда вальяжно располагаются в пустой квартире - не помню. Мокрые асфальтовые дорожки, отблески только что включившихся фонарей, которые я так люблю. Блин, какая большая лужа после стоянки, успею слева ее обежать, до того, как этот автобус выедет.
Неужели это я встала в полпятого утра и вышла в парк, даже пробежала по склону?? Как же я мечтала раскрутить колесо жизни, меняясь как можно кардинальнее. Колесо крутилось, но, вместо того, чтобы держать его в руках, я вертелась на нем рыжим зверем с вытаращенными глазами и сбившимся дыханием.
Лечу в Лондон. Кофе с собой напротив Windsor palace, печеНки за фунт и потрепанная книжка Диккенса на рынке в Белфасте. Полюбила пабы с первого взгляда, раз и навсегда. Кожаные кресла, камины и fish'n'chips, самое вкусное на свете. Из окна машины смотрю в заросли придорожных кустов в Уэльсе, удивленно отмечаю, что узнаю каждую травинку, как 2 капли воды похожую на те, что я видела, когда мы с сестрами играли на горе возле бабушкиного дома. Серое утро, когда так не хочется улетать. 'Are you familiar with Heathrow airport, Daria?' 'I am not familiar with myself even'..
'Дарья, вам придётся сдать свой телефон, сапоги, верхнюю одежду и сумку. Мы вам все вернем. В нашем спа- центре такие правила...' Жуутко не хочу отдавать телефон, блин, да не намочу я его! Глаза у двух брюнеток на стойке ресепшена смотрят очень грустно и сочувственно. Карие глаза и красивые руки. Всё отдаю, и мы выходим на улицу. Да, теперь придётся пойти в больницу... Вечер, темно, но я хочу запомнить улицу, мне же за телефоном возвращаться! Одноэтажный спа центр остался сзади, спускаюсь и захожу в больницу. Свет в приёмном отделении желтый, теплый. Кровь - моя? Я её правда помню или придумала? ... Говорят, в коме люди видят рай, будущее или начинают непостижимым образом говорить на иностранных языках. А я вот в спа центре была. Не зря в Великобритании меня зовут не 'рыжей', а 'strawberry blonde'.
Пятигорск. Летняя веранда кафе 'Тет-а-тет'. Я заказываю кофе, который не хочу пить. На Оле белая юбка из тонкого материала и босоножки с красными маками. Мы курим тонкие сигареты, я слушаю истории о боевых подругах воров в законе и примеряю их на себя. Ведь мне так придётся тоже. Ждём Илону, она гадает на кофе. Перед деловой поездкой в Индию мы хотим услышать, что было и что будет. Страшно. Мне плевать на Индию, я боюсь услышать, что Юра меня не любит. 'Скажи любую цифру и дату рождения того человека, о котором хочешь узнать' ... '34 года - очень значимая для тебя дата, случится что-то очень важное, что - сказать не могу, а 16/03 - не дата рождения, а диагноз'. Хрустят мелкие камушки под ногами идущих 'пить воду' 'кефиров', течет своим чередом тёплый летний день в сонном городе на водах, куда я ни за что не хочу вернуться.
Бег я полюбила страстно. Не бегать, а бежать. Я не бежала от своих мыслей, я бежала к себе. Такой, какой я хотела быть. 'Fifteen kilometers completed' - такой родной голос бегового приложения. Всё, еще 3, точно пробегу. Со склона бежать легко и можно думать о чем-то приятном: про платье, следующую поездку или саркастичное письмо Мануэла. Справа лесополоса и дома через дорогу. Темнеет и доносится запах жареной картошки. Ужин. Кто-то для кого-то. Слёзы, которые позволяю себе. Пока бегу- можно. Давай ещё пару. Инстаграм- подпись- комментарии- лайки. Мокрая от пота одежда отправляется в стиральную машину, а я - под душ, греть мышцы и смывать соль с лица. Хорошо завернуться в полотенце, лечь на диван и слушать, как стонет тело от удовольствия быть на пределе. И тело, и ум.
'Снимите мне гипс! У меня ноги сильные, я бегаю, не переживайте! Разрежьте его, ну пожалуйста! Мне нужно идти, честно!..' Это первое воспоминание. Потом сразу - мама? Стыдно. Не вышла на работу, не предупредила Лену... 'Дашок, всё нормально, тебя сбила машина'. Облегчение, не стыдно значит. Маме хочу показать швы на лобке, я их только сегодня увидела. Их сняли уже. 'А катетер, ма! Смотри!' День. Всё мутное такое, лежу под простынёй, устала, хочу спать.
Мама ставила на фортепиано репродукции Моне, чтобы я лучше чувствовала полифонию Баха. Я это любила, мне нравилось всматриваться в желто-золотые мазки, которые делали собор на картине живым, дышащим. Мои руки на бело - черных клавишах, запах сирени, коричневый инструмент.
В реанимации только серое или белое. На фалангах пальцев моей правой руки черные точки, не оттираются, это кожа такая. Трогаю голову, кто-то заплёл мне странную косу, маленькие косички, переходящие в одну большую. Голова чешется и болит.
Мне лет 5-6. Стою утром на бабушкином балконе и расчёсываю волосы. Я думаю, что принцесса Златовласка - это я. Мой Принц живёт за тридевять земель. Да, я еще маленькая, но воробей - не такая быстрая и сильная птица, поэтому можно начинать кидать ему свои волоски уже сейчас - пока долетит.... Высовываю руку через шелушащиеся коричневые ветви лозы винограда и кидаю волоски в стайку птиц, что - то клюющих внизу. Успокаиваюсь. Теперь Он точно найдёт меня.
'Можно я голову помою, пожалуйста?' 'Что? Не слышу, что ты говоришь'. Из моего горла торчит трубка. Периодически её вытаскивают, чтобы сделать Санацию. Это - первое и единственное слово, на которое реагирую. Приходит сестра с пылесосом, в прозрачном корпусе которого кровавая слизь, общая для всех пациентов палаты. Шланг пылесоса через дырку в горле высасывает кашель, слова и дыхание. Я извиваюсь, плачу и молю, чтобы этого со мной не делали, потому что я могу задохнуться и умереть. 'Открывай рот!' Закрываю глаза, ныряю куда-то, где не существует никаких ощущений и - бах! Игла шприца втыкается в моё сердце. Становится легче, я дышу. Серое зимнее утро растекается по нашей палате, и подпрыгивают на своих койках, словно огромные куклы, 'овощи': сдвигается с места Грустный Парень, а у Корейца растрепываются волосы. Потом я привыкну к ужасу Санации, связав ее с обязательным условием выздоровления: приму эти сотни бегающих тараканов в моём горле, буду усердно кашлять и просить сделать ее еще.
Самолёт Ил 134. 'Сарай'. Летим в Индию. В черном небе то и дело появляются оранжевые, похожие на ядерные грибы, вспышки: гроза, молния, гром. Скрипит корпус самолёта, и открываются от турбулентности крышки багажных полок. Жутко. Сбивчивая молитва сводится к простому выводу, что пожила я мало и дочь от Юры не родила. Первый раз в аэропорту чужой страны. Запах карри и сандала. Выходим на улицу, лицо обволакивает жаркий воздух. Едем из Дели в Джайпур на машине. Восходит огромное солнце. Крестьянин-щепка в дотти идёт по обочине. Слон с 'тюнингом' - расписанной головой обмахивает себя хоботом, ритмично вышагивая по улице среди постоянно сигналящих машин, мотоциклов, желтых грузовиков, украшенных разноцветными гирляндами, и попрошаек. Пышные кусты в цветах - белых, розовых и фиолетовых... Статуи Шивы и свечи в белых мраморных домиках на обочине. Индия через поры проникает в меня и наполняет светом, теплом и желанием жить.
Ах, мыть голову нельзя? Ну, хорошо. Распускаю волосы. Пытаюсь распутать пальцами войлочные колтуны. Ночью и утром. Кладу наполовину спутанные, тусклые пряди на то, что раньше было грудью. Пытаюсь поймать взгляд врача, которому не верю. 'Даша, это реанимация, здесь нельзя находиться в таком виде!' Молчу и выкатываю глаза. А я буду. Я. Хочу. Помыть. Голову. Что непонятного? 'Девочки, заплетите ей хоть косу, так тут лежать нельзя!!!' Ночью медсестрички везут меня на каталке к раковине и моют голову. 'Ой, тут кровь везде и грязь! Не смогу я прочесать тебе волосы до конца!' Кровь, грязь и теплая вода смешиваются с моими слезами счастья. Находят старую расчёску, у которой не хватает зубцов. Заплетают 2 косы. Завязывают бинтами. Икона места. Мисс Декабрь отделения реанимации больницы ? 67. Утром доктор доволен. 'Ну вот, другое дело, заплели, молодцы!' Он так и не понял, что волосы на моей голове ещё мокрые. Смотрю на него и улыбаюсь. Занавес. Турецкий марш Моцарта. Триумф!
Бокал шампанского, тонкая золотистая сорочка, загорелые ноги, открытые босоножки цвета пепла розы. Еду в такси по ночной Москве. К черту все эти правила приличия. 'Какой у тебя рост?' Фу, слава Богу, значит ничего, что на каблуках. Выхожу к темному силуэту, 2 поцелуя по-европейски. Перекидываю волосы вперед, чтобы скрыть то, что в такси оторвалась тонкая бретелька платья! У него 2 часа до самолета, у меня травма от прошлых отношений. 2 часа растянулись на год переписки нон стоп, редких встреч Лондон - Москва, фантазий, открытий, страсти, любви, влюбленности, жизни... Поцелуи с трясущимися руками, до хрипа и боли в сердце.
Слева от меня лежит турок, по-русски почти не говорит, да и о чем ему говорить, если голова его похожа на арбуз, шита- перешита. Где-то порезали его, приехал навестить сыновей в Москву. Медсестры его любят, ревнуют друг к другу, носят йогурты. А он вытаскивает катетер и мочится прямо в постель. И снова. Медбрат приходит, с криками 'Ах ты отрава!' связывает его, но ненадолго, ибо турок развязывает веревки, вытаскивает катетер и заодно раздирает швы. Кровь, моча, крики медбратьев и его пустые глаза.
В реанимации почти всегда горит свет. Самый сладкий сон под утро. 4-6 утра. Просыпаться не хочется, вижу лицо доктора в очках. 'Даша, можно я тебя послушаю?' 'Дай вставлю тебе катетер в плечо', 'Я тебя от аппарата отключу, дыши сама, через трубку'... Господи, ну почему это надо делать утром???? Доктор вызывает у меня подозрения. Смотрю на него взглядом типа 'мы оба знаем, что я знаю', он, наверное, списывает всё на черепно-мозговую травму и слепой глаз, который плохо закрывается из-за шва. Прошлой ночью я и турок были приглашены в гости к медсестре Насте и ее мужу, другому доктору. Идем в простынях, я в гипсе. Пришли, легли на такие же койки. Мне не нравится, хочу уйти, но муж-доктор, похожий на Бена Аффлека, не даёт, берет за плечи и кидает обратно на койку. Тут оказывается, что один из гостей, темноволосый бледный парень-овощ только что умер. Блин. Теперь свет не выключат еще долго. Мы оказываемся в комнатке за столом, турок так же слева. Настя рассказывает про доктора в очках, что он злой, что настоящая, хорошая доктор-женщина, она пока в отпуске, но вскоре выйдет, а тому доверять нельзя. Они хотят организовать агентство знакомств, самые подходящие - мы с турком. Я против, я хочу уйти, Настя, дай мне платье. У меня только простыня. Настя дает 2, но они без горловины, я пытаюсь найти эту дырку для головы, верчу у себя на голове платья, нет, не получится. К турку приходит девушка в кибер маске, садится на него верхом, я отворачиваюсь. Настя не отпускает, приносит пылесос для санации. Настя, не надо, не сейчас, можно я пойду к себе и посплю? Вижу толстую уборщицу, она, оказывается, тоже в коалиции с Настей и женщиной- доктором. Прошу её помочь мне уйти, помочь встать, она смеется и уходит. Спускаю ногу в гипсе, мы с турком уже в кинотеатре, но трубки не дают мне встать, кричу турку 'помоги мне, пожалуйста, помоги встать, пока они не видят!!!' Смотрит на меня пустыми глазами и отворачивается. Вижу уборщицу, медбратьев, прошу, дайте мне встать, мне надо сходить в аптеку и туалет, мне нужны прокладки! Смеются.
В реанимации не ходят. Тем более с загипсованной ногой, катетерами и будучи подключенными к аппарату ИВЛ через трубку в горле. Там нет туалета. Там нет кинотеатра, кибер масок и платьев. Есть седативы, которые в тебя качают, и ты просыпаешься в кинотеатре, пытаешься найти дырку в простыне, натягивая ее на голову, видишь кровь в мешке, куда сливается жидкость с помощью катетера, это из-за разорванного мочевого, про который ты пока не знаешь. Только 'овощи' умирают, это правда, да.
После Берлина ребята летели в Амстердам, у них Евротрип, важнейшее событие жизни, не все бразильцы могут себе это позволить. Эдвалду - топ менеджер в Wallmart, сам сына воспитывает; Эденилсон - его подчинённый. Оба помешаны на Instagram. Из-за них подсела и я. В пятницу выхожу на главной площади Амстердама, идет дождь, и я покупаю кепку, ибо зонта у меня нет. Нравится мне и солнце после дождя, и я в кепке, и что скоро увижусь с ребятами и поболтаю на португальском. Идем в кофешоп. В витринах девочки, девушки, женщины; блестит в каналах вода, блестят вывески, предлагающие всё, что вы даже не думали просить не запрещать. Инферно. Просто Ад.
'Реанимация - это отстойник'. Там есть всё. Живые. Не живые-не мертвые. Мертвые. Живые - это мы, пациенты в простынях и солдаты в униформе - персонал. Не живые-не мертвые
- люди в коме, такой была, и я сама, однако, вслед за солдатами, тоже переняла привычку именовать их 'овощами'. Ну, и мертвые: те, кто уже не здесь, но и еще не там. Вопрос спорный. Но помню их, как и всех остальных обитателей, поэтому в книге им - быть. Их видели только мы, живые пациенты. Время от времени появлялись люди в одежде и без голоса, они хотели что- то рассказать, но по губам читаю я плохо, поэтому старалась либо вежливо улыбаться, либо просто закрывать глаза, чтобы они поняли, что мне не до них. Помню блондинку с каре, в светлом платье и ангоровой розовой кофточке, очень милая и симпатичная, улыбалась и что-то рассказывала. Усатый мужчина в белой алкоголичке, все что-то совал мне в руку. Оооооой, давай уже, только уйди, дай поспать.
Всегда советовала девочкам, которые расстаются с парнями, сублимировать. Ну и вот, 2 тяжелых брейкапа подряд и за свои слова надо отвечать. Бегаю в парке по утрам и решаю учить португальский. Такой непохожий и всегда любимый. Каждое осеннее утро собираюсь на работу под радио Амалия, фаду. Одиночество, страшная пустота внутри вдруг заполняется тем, что я поняла 2 слова в песне - ' olhos verdes'. Темно, Москва, холодно, мокро, ноябрь, иду на работу и улыбаюсь! Победа моя маленькая!
В нашей палате только 2 сокровища, которые заслуживают улыбок медсестер и обращения по имени - я и Ярослав. Ему 21, профессиональный прыгун на батуте, из спортивной семьи; неудачно прыгнул и сломал шейный позвонок. Теперь он - овощ. Приходит хрупкая, красавица-мама, привозит ему цветные подушки и спрашивает: 'Ярослав, ты меня любишь? Любишь же, правда?' Он лежит возле окна. После турка. Ночью он смеется и гулит, как младенец. Доктор сказал, что этого быть не может. Ок. Медсестры помоложе подходят к нему часто, разминают пальцы, говорят с ним. Он смотрит на них большими синими глазами и молчит. Красивый парень. Он умер в пятницу. Сам доктор в очках подошел и прикрыл ему лицо простыней. Это - привилегия. Медсестра Лена плакала.
Бразильский рыбацкий городок Парачи, первое моё место там. Океан, португальский язык, пальмы, маленькие улочки, первая кайпиринья, белая побелка домов, деревянный потолок... Утром чищу зубы, распахивается дверь в ванную, бежим на балкон - на пальме сидит огромный красный попугай. Даже для моего паулисты - это то еще зрелище. Брожу по берегу, мочу ноги в океане, четкое ощущение, что я - на другой части планеты. Потом Сау Паулу, к которому привыкла быстро. Магазины, где лучше покупать выпечку, маленький нежный мальчик, заставляющий меня смотреть с ним мультики на португальском. Первый раз бегаю на улицах, от своего района через фавелу в парк. Первые длинные дистанции там, среди огромных эвкалиптов. Обещания, слезы, счастье, имя дочке, смска маме - 'шуба твоя, ма'.
Важный день. Доктора собираются возле моей кровати, привозят какой- то огромный прибор, что-то замеряют, вынося решение - трубку из горла можно вынимать. Она- самое страшное и важное, как пуповина. Отрежь её и что будет? Вдруг не смогу дышать? 4 раза девочки спасали мне жизнь, когда я, безголосая, стучала гипсом по кровати, цепляясь пальцами за воздух, выкатывая глаза и хватая ртом пустоту вместо воздуха. С матами прибегали они и вырывали забившуюся трубку из горла. Текут слезы, шепчу 'спасибо', бледные лица сестер, закрываю глаза. Дальше живу. Нетрудно писать это. Трудно забыть осознаваемые последние секунды жизни. Вздохи типа 3,2,1... Той ночью спала с иконой Матронушки под подушкой. Спала ли? Рассвет. Дышу. Могу. Значит, переезжаем в травму.
Я навряд ли смогу объяснить, почему люблю звучание португальского языка. Есть такая штука, называется аллитерация: 'повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность (в стихосложении). Подразумевается бо́льшая, по сравнению со среднеязыковой, частотность этих звуков на определённом отрезке текста или на всём его протяжении'. Старина Пушкин грешил этим. Вот для меня в португальском языке аллитерация изначально существует. Спорить можно. Только зачем? В Лиссабоне старичок- таксист, объясняющий мне, что да, это -самый прекрасный город на свете, отовсюду море видно... Ща, счётчик выключу, покажу. Вот, видишь, керида, внизу - море! Погоди, погоди, видишь, следующая улица, и что - снова море внизу! Гордый рулит дальше. Это рррррррррррррр, это шшшшшшшшшшшшшш, этот ритм языка. Он - мой герой. Не одеваю наушников ни в Португалии, ни в Бразилии. Моя музыка - язык улиц. Моя внутренняя Портузилия - это живой организм. Дома она в радио и бразильском флаге на стене, на улице в ушах или приходящих сообщениях; билетах, мечтах, нашем портузильском московском сообществе, моих подругах, Руслане, учебниках, разложенных на столике в Старбаксе, в ожидании Марии Сергеевны...
Мне стали приносить записки из 'мира', которые я не умею читать. Тем более, отвечать на них. 'У меня один глаз не видит. Вообще не видит!' - кидаю я вслед какому-то доктору, поворачивается, улыбается в усы, спрашивает- 'ну не двоится же?' Нет. 'Ну и хорошо'. Мои записки падают на пол, приходит толстая медсестра Татьяна, поднимает и кладет на столик рядом. Ибо держать я тоже их не могу. Написала одну, попросила у мамы белье, телефон и красное платье. Мама передает еду, я отдаю ее турку через добренькую сестру-хозяйку Ларису. Турку нравится.
Медбратья перекладывают меня на каталку. Я уже даже понимаю, что не одета, типа стесняюсь. Они смеются и в общем-то правы. Еду в отделение травматологии, как звезда: все выходят проводить, целуют, плачут и машут. Серые коридоры. Как холодно. Запах мандаринов. А, блин, Новый Год же. Точно. Какой ужас, бедные родители, как стыдно, они так переживали за меня, а я в Рио улечу. Билеты же!.. Билеты, которые сдали уже давно, жилье, за которое вернули деньги. Рио, в который я не лечу. У меня сломано почти всё, но пока этого я не понимаю.
Рррррррррррррррррррррррррио.... Сколько счастья в этом слове. Я столько раз рассказывала, почему Рио, почему люблю...Христос из окна. Улыбка. Фиолетовые, карамельные и розовые краски домов, огромные деревья, горы, озёра, уличные музыканты, которые охотно становятся друзьями в ФБ, океан. В Рио можно в кого-то влюбляться, а можно и не влюбляться. Всё равно ты ходишь там влюбленный. В Рио можно купить кошинью и мате и пойти лежать на пляже. Можно поехать на гору, можно пойти делать маникюр и болтать с бразильянками, а можно купить билет на автобус и свалить к Сан Паулу к ребятам. Можно гулять по Лапе, где все пьют пиво на улице и слушают музыку. Можно пойти на дискотеку и видеть, как сами бразильцы танцуют ламбаду. Можно забрести в кабак с фигурками диавола и черной Мадонны. Я люблю людей Рио, но отлично себя там чувствую одна. Я и он - это формула, которая там работает лучше всего. Я и Рикарду, который катает меня на плечах в океане. Я и Океан, у которого прошу помочь мне переехать сюда и любить его и только его всегда. Я и Продавец кукурузы, который вернулся и дал мне распечатанный Псалом, когда я сидела ночью на пляже и не могла с ним расстаться с Океаном. Я и Луиш в уличном баре, бутылки пива в ведрах со льдом, когда мы смотрели футбол, а потом огорчались из-за проигрыша до пол4 утра в каждом баре на улицах Леблона. Я и таксист, который сказал, поцелуешь - довезу бесплатно. Я и Бруну в дорогущем ресторане, который только и мог повторять 'você é incrível'.
Заезжаю в Травму героем, чувствую себя видавшим виды пациентом. Мама и Оля, такие худенькие и расстроенные. В палате 3 бабки. Развозят обед. Я не буду, принесите мне судно, у меня же вытащили катетер. Толстая бабка с редкими седыми волосенками садится в кровати, с улыбкой рвёт на себе ночную рубашку, поливает огромную обвисшую грудь манной кашей. 'Ооой, ну как же я так, такая вкусная каша, наверное': тоном кокетки говорит она, снимает с себя памперс, рвет его и бросает на пол. Нервная женщина с длинными нечесаными волосами с соседней кровати пытается что-то сказать, но, по всему видно, что просто не хочет в очередной раз ввязываться в бессмысленный спор. Мне абсолютно всё равно, пусть принесут мне судно, поставят так, чтобы я дотянулась и всё. Закрываю глаза. Входит медсестра и начинает журить толстую бабку - 'Ну, что же вот вы опять, зачем опять всё вылили?..' Именно журить. Не орать, не бить, не материть. В реанимации все серьёзнее. Пока ты там, ты не понимаешь, что вытащивший катетер бомж Витя, который 'приехал' после трепанации и голышом идет к крану попить, просто не понимает, что делает. И ты поддерживаешь медбрата, который кидает его на кровать, связывает и материт. Витя плачет, но в твоих глазах он просто тварь, которая не даёт людям работать, а тебе спать.
В реанимации все пациенты равны: мужчины, женщины, богатые, бедные, семейные, одинокие, капризные, мечтательные, математики, гуманитарии, спортсмены, повара и гонщики. Лежи молча и терпи. Это, пожалуй, самый любимый медперсоналом тип пациента - терпеливый молчун. Поэтому, если ты являешься качком, который без остановки кричит 'Рая, Рая, Рая, принеси трусы мне, Рая, ты что, не видишь, что ли, я не дотянусь, Рая, Рая, Рая, я до туалета не добегу так, Рая' - это всех бесит. Какую Раю в тот момент ты видишь - только твоё дело. Посему, если так случилось, что ты обделался, привязанный к койке, тебе могут просто вколоть укол, чтобы ты уснул и замолчал. А вот убрать - нет. Не сразу. Кому это интересно.
Перевели в палату к девочкам. Лиза попала в аварию, Света упала и сломала ногу. Для нас с Лизой она - здоровый человек в гипсе. У Лизы маленький сынок и муж, который гораздо старше. Травм у неё столько, что она сама забывала какие-то, перечисляя для нового человека. 8 ребер, позвоночник, стопа, у нее я впервые увидела коричневый мешочек на боку с говорящим названием 'калоприемник'. Сиделка Вика регулярно чистит его. Лиза лежит уже месяц, она добрая и улыбчивая. Иногда с Викой они пьют шампанское. Но мне всё равно. Я узнала, что у меня больше нет квартиры. Я плачу. И опять плачу, когда узнаю наконец, ЧТО сломано у меня.
В палату сначала пришёл букет от Чарльза, потом сам Чарльз. Держит за руки, говорит про чудо. Заставляю привыкать себя к тому, что он есть, камень на душе моей пиратской.
Приходит зав отделением, разрезает мне ненавистный гипс на ноге, сразу получая прозвище 'Белый герой'. Говорит, что операцию на колено делать не будет, но это абсолютно нормально, что какое-то время не смогу шевелить конечностями. Молча смотрю ему в глаза и поднимаю по очереди то одну ногу, то другую, потом вместе. Как же я люблю вот эти моменты триумфа.
Оля приносит телефон. Включает. Первое сообщение от Рикарду. Дрожащий голос, фото иконы, которую дарила ему в его руке на фоне Христа на горе. Приходят мириады сообщений, которые не получается читать. Бразилия, Португалия, Россия, Италия, Германия, Турция, Англия, Франция, Шотландия, Индия... Вся моя широкая пиратская карта в моём whatsapp.... Оля читает, я плачу. Приходят девочки, приходит тетя, мне стыдно-стыдно за то, что я доставила им столько переживаний. Я стараюсь быть бодрой. Голова пустая. Я вообще ничего не понимаю.
Еду на операцию. И не боюсь совершенно. В операционной темно, хирурги в масках и играет Рамштайн. Толстый усатый анестезиолог длинной, толстой иголкой колет в шею. Немеет правая рука. 'Бля, не то'. Ещё раз. Нога левая. 'Бля. А щас?' 'Да, всё, не чувствую плеча. Тошнит меня, сейчас стошнит'. 'Даш, ты меня помнишь?' 'Помню, ты - Света, приходила в реанимацию с медбратом Вовой курить, да?' 'Да, точно, держи мою руку, сейчас отключишься'. Просыпаюсь. Там же. Слева кто-то копошится в моей руке. Ну, не кто-то, а хирург, конечно. Кричу: 'я проснулась, быстрее, мне больнооооооооо!' Делают общий. Помню, как везут в отделение, я не могу не стонать, несмотря на то, что я терплю боль нормально. В палате бедная мамочка, лучше б ее там не было. Делают укол. Засыпаю.
Зашла после операции на ФБ, там мне писали, потому что Оля сообщала новости обо мне на моей стене. От Педру тысячи сообщений, как будто со мной ничего не случилось, почти каждый день мне писал. 'Я не умею молиться, но знаю, что всё с тобой будет хорошо'
'Даша, к тебе посетитель, не спишь?' О! Медсестричка Настя из реанимации с грустными глазами и маленькой плюшевой обезьянкой в руке. 'Я так плакала и просила не стричь твои волосы, когда тебя привезли!' 'Что ты говорила? Ммм. Ты материлась.' А, так вот кто заплетал мне странные косы). 'Настя, я зайду к вам после выписки! Всем приветы!'
Педру мой - очень интересный чувак. Мы познакомились в Лиссабоне. Жду его возле офиса, который находится в 5 минутах ходьбы от его дома. Я ещё не отошла от Рио, хочу быть красивой и улыбаться. Он не взял у меня чемодан, потому что у него нет манер и он - Горилла. Гуляем вечером, дождь, маленькая кафешка с треской и картошкой, домашнее вино в кувшинах. Педру шутит, я смеюсь, рядом река, какая счастливая жизнь!
Приходит Батюшка, я исповедуюсь первый раз в жизни, спешу сказать то, о чем всегда хотела признаться. Плачу. Галя, которая лежит на соседней койке, тоже плачет.
Педру учит меня готовить треску. Лук режет в лыжной маске. Летом собирает мидии прямо на пляже, и мы едим их возле открытого окна в моей квартире, напротив стена, на которой ласково написано, что Руй - пидар.
За окном палаты - зеленая многоэтажка. Чарльз, кто, как не он, выяснил, что это - жилой дом. К Новому году уже что-то помню, до этого боль в руке заполнила всё. Оля рассказывает, что мне делали 'коктейли' из обезболивающих, потому что обычные не действовали. Новый год. Не в Рио в белом платье на пляже, а в палате. Где, воспринимая липкую реальность через феназепам, чувствовала, как пьяная сиделка Зоя целовала накрашенными губами, врываясь в палату в полночь. Рождество отмечали там же, только с Чарльзом, они пили вино, я - безалкогольное пиво. Приехал зять, и мы начали учиться ходить. Одной мне было нельзя, но я всё равно 'ходила'.
В Индии мой любимый город - Джайпур. Мой любимый отель - Chokhi Dhani. Туда мне каждый день доставляли букеты красных роз. Медные напольные вазы, из которых выпадают бархатные цветы. Прохладная плитка, панно с кусочками зеркал на стене. Такое же, которое сделала в своей квартире, которой больше нет. Деревянные ставни открываешь утром, и сказка вместе с солнцем, заполняет комнату. Счастье, которое можно пощупать.
Утро. Пока все спят, я могу сама пойти умыться, что, к слову, мне строго запрещено. Цепочка очень простых, последовательных движений, которая должна быть точно соблюдена. Раз: тихо сесть на кровати. Послушно выждать несколько минут, чтобы серая масса внутри моей головы перестала болтаться, голова не кружилась больше и приготовилась работать. Два: всунуть ноги в тапочки. Три: взять ходунки и ползти в туалет. Не попадаю ногой в тапок, и он улетает под кровать. Сейчас достану: сажусь на корточки, и. И всё. И не дотянуться. И не встать со сломанным коленом, атрофированными мышцами и 6 переломами таза. Сижу, думаю. Карабкаюсь вверх по простыням, одеялу, кладу половину туловища на кровать лицом вниз. Правой ногой упираюсь, переворачиваюсь, пот течет, совсем не осталось сил. Я уже писала, что упрямство во мне не всегда выглядит привлекательно?
После окончания бегового сезона в парке, пошла на дорожку. Бегала до исступления. До обмороков в душевых кабинках. Ехала в зал после португальского, отворачивалась к стене и бежала. Пот под ногами, мокрое полотенце в руке и постепенно проясняющийся ум. Vooodoo people magic people - и вперед, до того, как уже нет веса тела и пространства, только скорость и ритм. Потом - на теплые полки хамама. Слышать лязгающий грохот и чувствовать тонус абсолютно всех мышц, лежать на влажных мраморные полки, где есть только звук падающих капель. Мне нравился именно этот контраст.
Ну, всё, теперь можно в реабилитационный центр, куда ехать абсолютно не хочу, в полной уверенности, что всё восстановится и так, что уже здорова. Я и так хожу уже больше, чем Лиза, когда та выписывалась. Ну ок, надо так надо. Вызывается перевозка лежачих больных и пронту- едем. Вижу серое небо через грязные окна машины. Такая незащищенность - лежать на этой дребезжащей койке незафиксированным мешком со сломанными костями. Держу Химеша, не понимаю, кто я, откуда и куда.
Я помню, как мы въезжали в Мумбаи в первый раз. Романтичная индийская песня в нашем джипе. Открываю окно, высовываю руку, влажный воздух обволакивает ее, а, заодно, и всех, кто находится внутри машины. Миллионы людей, звуков и запахов. Там я отравилась грибами и увидела Химеша. Этот рыжый мягкий медведь влюбил меня в себя за секунду. Намекаю. Обижаюсь. Не ем. Ухожу обратно в джип. Через 10 минут пакет с Химешем падает мне на колени, едем дальше. С 2007 года без Химеша я не сплю.
В Центре отдельная палата, туалет, душ, всё время боюсь, что нам не хватит денег. Приезжает мама, прилетает Оля, навещает Чарльз, приносит цветы. Поцелуй в щёку - приветствие, 2 поцелуя в сжатые губы - прощание. Эх.
Тренер в палате: "ну, давайте пройдемся". Пфффф. Я - бегунья! Странно. Но ходить я не могу. Голова не понимает, куда и как ставить ноги, как переставлять их на полу. Ноги не понимают, что хочет от них голова. Злобный и упорный Бемби с запутывающимися конечностями. "Давайте присядем, всё, кружится голова". Ложусь, пот, чернота перед глазами. Позор.
После первого Рио не бегала долго, ленивая. Погода, простуда, какие-то еще причины. Одеваюсь. Теплые штаны, гетры, термобелье, олимпийка, шапка, перчатки. В парке темнотища, талый снег. Ну, с Богом. Всегда есть минимальная дистанция в голове. Сегодня 10. Ок. Бегу. Всё нормально, ничего не болит, дыхание ровное, кругом никого. Пробежала 10 свои. Мало. Тем временем, на спуске основной дорожки уже образовалась наледь, надо бежать лесом. Нога сразу проваливается по щиколотку в крошенный лед с водой, бегу. И так хорошо бежать, так легко, думаю, аааа, со счетов меня сбрасывать?? Я ещё побегаю, увидите! В итоге 20ка. Выбежав из парка, грязная, мокрая, останавливаюсь возле перехода, мееееедленно перехожу дорогу: подождёте, герой идёт.
'Даша, привет, меня зовут Лиза, сегодня я - твой тренер. Будем репетировать шаги. Вооот, молодец, уже без моей поддержки, давай, давай!' .... Первая тренировка в 9-30. Вторая - в 16 -00. Прошу маму сходить к реаниматологу и попросить третью. Разрешил. 'Она же у вас спортсменка?' 'Да нет, в общем-то...' 'Ну вы мне скажите, нормальный человек по 15 км бегать станет?' 'Ну нет, конечно..' 'Ну вот, значит, спортсменка, пусть 3 будет, хорошо'
Тренер Алексей: 'Пройдите по прямой линии'. Господи, как трудно не качаться, ставить негнущиеся ноги, переставлять, невозможно просто. Иду. Он: 'Нну и какого хрена хромаем? Завтра чтобы шла прямо. Поймай линию на полу, на плитке и иди'. Ок, тренер! Получилось. Тренер - это больше, чем просто человек. У него есть инструкция от твоего тела. Поэтому 6 переломов таза не перевешивают на чаше весов его слова. Ловишь линию и идёшь. Если больно, значит, так надо.
Заходим с Борой в 'Перекресток'. 'Baby, look!' Я держу пустую корзину для покупок, он кидает в нее взвешенный лимон. Расстояние - метр. Лимон шмякается на пол, катится под прилавок. 1.95 грусти. 'Fucking basketball player'.
Диоды сюда, магниты туда. Тренировки, обследования, врачи. Кокетничающий массажист, говорящий, какая у меня красивая спина и пальцы ног. Вечером слушаю аудиокнижки, не люблю их. Телефон. Я чувствую этот номер. Алло. Конечно, это Юра. Сколько раз я не брала трубку. Специально. Боялась, что он приедет. Он. А тут... Мама, врачи. А это Он. Как сказать мне тут про него. Сколько исписано уже. Мной. Ручкой на страницах дневников. Глазами на ликах икон. Слезами на его спине, пока спит. 'Я прилетал, искал, как зверь метался по Москве, ты трубку не брала! Но это всё хня. Как ты?'
Прага, аэропорт. У меня пересадка на Париж. Ночь. Звонит. Беру. Кричит. И я. 'Что нужно тебе, скажи?' 'Я семью хочу, детей, ты дать мне этого не можешь, не звони мне!' 'Все изменилось, Дашка, давай увидимся, хоть на минуту, мне нужно!'
2 годами раньше. Пишу ему: 'Я прилетела, мне сказали, ты просил написать'. Перезванивает. 'Спускайся'. Друзья, шампанское мне, ревнивые взгляды, молящий голос таксиста- 'заберите его, пожалуйста!' Пффф)))) Я -то его не боюсь) Ушла в душ, заснул, рассматриваю. Весь в шрамах, ни одного живого места. Тихо ложусь рядом и утром ухожу, пока не проснулся. Мой Юра.
'Здравствуйте, я - ваш травматолог. У вас не консолидируются переломы таза. Они уже никогда не срастутся. Есть всего один специалист в Москве, который может сделать такую операцию. Если возьмется'. Мама чудом попадает на приём. 'Она что, ходит?????????!' Покупаем костыли и готовимся переезжать в следующую больницу.
Поздно уже, идем есть куда-нибудь. Ночная, невысокая-невысотная Москва, ранний сентябрь, 'Сухарь'. На мне темно зеленое платье Diesel, загар, каблуки и его запах. 'У тебя потрясающе красивые глаза, хотя, этот комплимент не нов для тебя, конечно. Испанец. Ты же гуляла с испанцем? Естественно, он уже сказал тебе про глаза.' Оооочень португальская ирония.
Оль, тебе придётся свозить меня на МРТ глаза.... Ложусь в капсулу, знаю, надо потерпеть немного, минут 5 и всё. 40 минут. Стук, визг, лязг, дрель, стекло, бомбы. Схожу с ума. Представляю Христа, сидящего у подножия горы, прижимаюсь лбом к его коленям, Господи, дай выдержать. 'Дарья, всё, можете вставать'. Оля подкатывает каталку, сползаю. Выходит медсестричка с ослепительными голубыми глазками: 'Дарья, ваш правый глаз совсем-совсем не видит?' 'Нет, совсем-совсем'. 'К сожалению, мне нечем вас утешить, разорван нерв. Конечно, чудеса случаются, но' ....
Мне кажется, я никогда еще так не плакала. Глаз. Как?? Нет, я даже не помню, что думала. Страх, падение в бездну, никакой операции, никакой надежды, всё, всё, всё - понту финал. Сообщение от обстоятельного Чарльза: 'Ты знаешь, что прежний премьер-министр Англии, Гордон Браун, потерял глаз еще в школьные годы, во время игры в поло' .... Спасибо тебе. Спасибо.
Стыдно говорить людям, что глаз не видит. Это мне кажется наибольшей проблемой и какой-то печатью инвалидности. Неспособности. Испорченности. Второсортности.
'Глаз не видит, видеть не будет. Всё'. 'Ну блин, теперь ты - настоящая pirata - глаза нет, костыль, татуировки, шрамы... Круто же!' Педру)))
Он приходит, везет на каталке на ЛФК. 'Это супруг ваш? Молодец какой! Мы столько пар тут видим, которые не выдерживают. Вы не женаты??? Ничего себе! Вот это любовь, какой молодец!'. Отворачиваюсь к окну.
Мама, на массаж пойдем сегодня, не надо в палату. Маме идея не нравится, но молча надевает на меня мои обязательные компрессионные чулки, обувает меня, подает костыли. Молодому массажисту с телом 50 Cent я нравлюсь. Мне нравится солнце. Катает меня на каталке от окна к окну в массажном кабинете, а там солнце и снег хлопьями. Солнце. Оставьте. Дайте немного солнца на спину. Не может со мной спорить, выходит, оставляя каталку возле окна. А я лежу головой вниз, и от тепла этого на спину, от того, как до смерти люблю я солнце, болит сердце, кусаю губы, жмурюсь, прошу Бога не закрывать его облаками хоть минутку еще. В каталке дырка под голову, слёзы капают на линолеум, а голая спина наслаждается солнцем.
'Привет!! Я? Отлично! Смотри, как я уже хожу, смотри, вот я учу французский, а вот итальянский. Я, кстати, слушала вчера Джерома Клапку Джерома на английском, знаешь, что подумала вот.... А еще маму попросила купить мне карандаши, столько картинок появляется, если глаз закрываешь, особенно, если голова болит! Нене, сиди! Мне нормально!' Ночь. Как лечь. Сколько можно там таблеток в день пить? На живот. Не получится. Рука не даёт. На спине не могу я, там таз же сломан. Как уснуть? Какие книжки? Встать? Нет. Нет слез, быстро поняла, что в них нет смысла, какое облегчение, Боже. Подушку на лицо, стонать. Дышать, как тренер сказала. Животом и концентрироваться на вдохах. Как-то уснёшь. Спиной к окну. Там большие и серые здания. Лапы елок в снегу, который ненавижу.
Помню нашу первую Индию. Четко осознаю, как огромен наш мир. Январь. А мы, босые, лежим на зеленой траве перед отелем с бледно розовой побелкой и смотрим на солнце, забыв про шубы в камере хранения аэропорта. Вечером любуемся совершенно другими звёздами. Большими и близкими. А из иллюминатора самолета Индия похожа на огромную шкатулку с драгоценностями. Розовые, белые и фиолетовые кусты, которые я за столько раз так и не устала фотографировать. Жаркие белые плиты мрамора на площадке перед храмом Лакшми.
Другая больница. Другие медсестры, те же кровати. Другой Доктор вместо докторов. Заходит Она, рассказывает, как будет резать. 'Спереди, потом перевернем тебя, разрежем сзади'. Киваю. Ок. Рядом-девочка Саша, с прооперированной рукой. В соседней палате бабушка с добрыми глазами. Двери не закрываем, душно. Нам с Сашей спать не хочется. Она живет с мальчиком, но хочет грузина, с которым познакомилась на свадьбе друзей. Я жду сообщения от Чарльза, рассказываю ей про Юру. 'Ты знаешь, Даш, вчера, пока тебя не было еще, привезли бабку, со сломанной шейкой бедра, дети суетятся, внуки, она орёт. А я думаю, бля. Вот сломала б я шейку бедра в 78, что бы вспомнила, вот так лёжа?' Смеемся. 'Не, я поеду с ним, в Крым зовет меня. А то вдруг 78, перелом, не не, ну нафиг' Бедная бабушка за стенкой. Хотя....
Утром вставляют катетер, больно, как же больно. Чулки надела, поехали. Серые коридоры подвала. Шершавая простыня на мне почти царапают кожу. Так знакомо всё. Не страшно. Четко понимаешь, что жизнь - только твоя. Как бы и кто бы не хотел здесь на каталке лежать за тебя - это невозможно. Ты сам за себя. Глаза в потолок, зачем - то пытаешься понять, какого он цвета, запомнить трещины. Анестезиолог делает эпидуралку в спину. Приходит Она. Спокойно спрашивает, зачем делать наркоз туда, где будет разрез. Надо мной лампы. Как в обычном фильме. Всегда такие лампы. Маска. Всё.
Бабушка всегда расширяла свой огород. Во все дозволенные и, в особенности, недозволенные стороны. Проходили мимо маленьких каменных домиков из белого кирпича - кладовок. Их строили пленные немцы, сейчас там хранятся яблоки, картошка и вино. Пачкаемся о стены, о светлые песчинки трущихся кирпичиков. Открываем деревянную калитку, между огромных ореховых деревьев поднимаемся до верхней точки бабушкиного садоводства, через дырки в забор вылезаем 'на гору'. Шалфей, чабрец, осока. Справа кусты сирени, впереди тоже. Лето. Солнце. Скоро между кустов сирени дедушка пойдет на обед из НГДУ. Туда, после пионерского костра, пришла я, в его кабинет, новоиспечённая пионерка. Похвастаться галстуком. Дедушка в своём кресле, из поколения в поколения переходившем от отца к сыну в нашей династии нефтяников, за своим столом. Встал мне навстречу, обнял и поздравил. Школа, щенки, чай на улице за столом, пойдитесоберитеклубнику, ктосегодняодеваетмаминысвадебныетуфли, Тарзан, Тимошка, петух Корона, крольчиха Шура. Беззаботность. Детство.
После 8 часовой операции открываю глаза в реанимации. В горле трубка. Показываю, намочите губы... Одна из сестер понимает, прикладывает мокрую тряпку. 'Как же ей одеть шапочку на эти волосы, они не влезают! Тут же так нельзя' Живая, значит. 'Вытащите трубку, я буду дышать, я умею, пожалуйста, только не трубка, я в себе, вытащите ее только, я точно знаю, все будет нормально, у меня была уже, видите, дырка. "Не знаю, что с ней делать' Темно в палате. Слезы блестят, рот не закрыть, горло разодрано. Вытаскивают. Хриплю, спасибо, не подведу. Засыпаю. Утром приходит Она. Стараясь сделать Ей приятно, сама поворачиваюсь, улыбаюсь. Льют мне кровь чью-то. Медсестры жалеют. Чувствую, поднимается температура, я не могу в реанимации, я хочу в палату. Я ДОЛЖНА быть в палате. Я чётко понимаю, ЧТО надо делать, не до капризов тут и не до 'принцессности'. Дайте поесть. Недоваренная гречка в железной плошке. Буду. Это силы. И чай дайте, сладкий. Много чая. 38 у тебя. Давай пока не будем делать укол, борись. Плачу, бессильными слезами. Завтра переведут. И выпишут скоро.
В Индии ты или говоришь на хинглише, или объясняешься жестами. Оля удивляется: 'как ты понимаешь, чо он сказал?' 'Он говорит 'тоооо райш, мэм'! Ну объясняет, почему рис принес, а не картоху, которую ты сварить просила'. Переезжая из аэропорта в аэропорт в нашу первую ночь в стране, где 'всё - опасность', таксист колебал мою веру в себя, как в нанятого переводчика, повторяя странную фразу 'го ту прансэт, мэм'. Какой еще Прансэт, куда он везет нас, Боги.... Просто в той Индии, куда мы приехали впервые, поцелуй на экране считался жесткой демонстрацией эротики, а нижнее белье на актрисе, прости Господи - практически немецкой порнографией. Ну а тут я в своей 'офисной' юбке. Конечно, бедняге хотелось мои колени поближе видеть во время скучного ночного трипа. Вот и просил, как мог - 'go to front seat, maaaaam'
В палате одна. Хочу - пишу рассказы про глаз. Хочу - рисую открытки Ольке. Хочу - языки учу. Тусклый свет лампочки над кроватью, да и неважно, что тусклый. Пишу по памяти, не вижу почти. В тетради, которую подарила Лена, скачут то непомерно большие, то зигзагами уходящие в точку, буквы. Без редакции тут строчки, которые появились в те ночи, когда не могла спать, потому что боялась повернуться из-за шрамов:
Шрам, аляписто тянущийся от века до середины лба, придает глазу выражение, которое звучит, как голос Тома Уэйтса.
'You know the bartenders
All know my name
And they catch me
When I'm pulling up lame'
Пытаюсь избавиться от настойчивого Уэйста в ушах и вывожу ставшую ассиметричной правую бровь на уровень левой, но швы пульсируют в том же ритме:
'And I'm pull - shooting- shimmy-shyster shaking my head
When I should be living clean instead'
На моих селфи, таких милых раньше, из которых так сложно было выбрать одно, глаз упрямо выглядит, как стеклянная работа посредственного мастера, чересчур старавшегося создать зловеще безумную глазницу для манекена в тур Мэрлина Мэнсона. 'Beautiful people'. Такой обычно стоит в довольно неприметном месте и, при удачной работе осветителя, когда сноп света попадает на него в особо патетичный момент. Ну, например, на вздохе после 'The beautiful people the beautiful people' ... И вот в этой паузе виден манекен, и первое, на что вы обращаете внимание, - это именно та пресловутая глазница, призванная привлечь внимание к.... Ну, это уже не мне браться за философию образности и знаковости шоу Мэнсона.
Я пытаюсь понять и узнать свой новый глаз. Я пытаюсь пользоваться им, как новым гаджетом, к которому нет инструкции, и ты можешь узнать его только в процессе использования. На него можно надеть черную повязку и стать Черной Мамбой. Он 'видит' лишь ночью. Tipo gata. Когда я закрываю его днем, на его поверхности, сходной с пятном бензина на мокром асфальте, я вижу подвижные картины в стиле Босха. Число им - миллион. Старинные деревянные корабли, уплывают в даль по теплым водам океана. Борт их почему-то украшен громадной гипсовой лепниной в виде американской улыбки. Они вплывают в большую старую калитку, на один из деревянных кольев которой, посажена свиная голова. А справа старая усталая лошадь, одетая в ковбойскую одежду, медленно курит толстую сигарету, сидя на капоте белых Жигулей первой модели.
...
Приходит челюстно-лицевой хирург. Встречаю его, как императрица во время утреннего туалета. Показывает снимок моей (!!!) головы. С дырой в пол лица. 'Ого! Это так было у меня?' 'Нет, это так есть у вас. Надо вставлять пластину. Разрежем нижнее веко, вставим'. Я в шоке. Убита. В ужасе. Как вам ещё написать? Как объяснить? Молчу. Думаю. Разваливается мой собственный образ в голове на составные части. Мертвый глаз, неподвижная рука, таз не мой, как часть Железного Дровосека, американские горки челюсти. И теперь лицо. Моё лицо. Мои селфи, мой взгляд оленёнка. Включаю свет. Делаю яркий макияж, губы, волосы, не вставая с кровати делаю фотографии с подписью: 'Вы тоже считаете, что мне нужна пластика?'. Сообщение от Чарльза. 'Классная фотка! Ты еще в больнице? Мм. Зачем такие несоответствующие месту фотографии?' Да. Я ещё в больнице, представляешь? Который месяц, а я в больнице еще. Фотографии несоответствующие. Это да, куда денешься. Я - королева таких фото. Я не могу по-другому. И по-другому не справлюсь, не соберу этот образ в своей башке. Пишу: 'Как Карелия? Нравится?'
Из дома вышла побегать. Что там увидели те, кто пришел меня искать?.. Кот. Вернулась с тонной железа внутри, швами, которых боится даже мама. Кот лежит на груди, слизывает слезы. Какой абсурд всё это.
Первые прогулки с мамой. Костыли. Снег. Обошла вокруг дома. За час. Злоба, бессилие, зима. Домой поднялась и, не раздеваясь, засыпаю.
Осень. Москва. Морозный воздух вечеров. Огни, машины, граффити, центр. Неделя бразильского кино, неделя португальского кино, своя тусовка. В спешке скупаем билеты почти на все сеансы. Черные глаза Паулу. Бразильский актёр, который приехал представлять фильм, где играет главную роль, курит на улице и материт холод. Выключается свет и вот оно... Меняются картины и произношение, я неизменно сижу на 7 ряду и не чувствую людей рядом. Растворяюсь в звуках языка. Моя Мария Сергеевна с румянцем от мороза, моя Рита с самой красивой улыбкой на свете, красотка Лиля, полная жизни, Чарльз, который мешает мне, хочет держать меня за руку. А я только хочу слушать Его, этот язык, который полюбила сразу и навсегда; в котором открываю новые ноты каждый Божий день. Смотрим документальный фильм, после которого я не могу говорить до следующего утра. Что -то там было, что мою душу перевернуло в тот момент, заставило замолчать от красоты и ужаса. 'João Benárd da Costa, Outros Amarão as Coisas que Eu Amei'. Вспомнила о нем год спустя, и вернулась в то же состояние оцепенения, когда поняла, что увидела там: и почтисмерть свою и смерть его, и любовь, и жажду жизни, и приятие ее в любой форме, и красоту, и страсть. И много чего еще. 'Другие полюбят вещи, которые я любил'. Я за 3 дня до аварии своей его посмотрела.
Каждый день езжу в Центр заниматься с тренерами. Этим жива. Солнышко, сухо. В коротких шортах иду я к такси. Ну, как иду. Костыляю. Щурюсь. Переход. Вон моя желтая машина. Ставлю ногу на первую полоску, жужжит телефон в кармане куртки, пропускаю машину, достаю его. Тупая привычка. Смс. 'Юру убили'
Я ничего не помню. Как переползла переход. Как села в машину. Как звонила Юльке. Покупала вино. Как и что я делала в магазине, впервые, без мамы, таксист, видимо, ждал. Пила вино, пока Оля не пришла.
Как мне написать про Юру. Как мне. Снежинки с черной дубленки мне в лицо. Голос, который никогда не забуду. Как физически поняла, что вот сейчас, в эту секунду я влюбилась первый раз. Как трясло до ломоты в костях перед тем, как он позвонит. 'К тебе хочу, Дашка' Как смотрела на рассвете, как он курит в приоткрытую дверь и говорила, засыпая: 'Если ты умрёшь, я тоже умру'. Как уезжала от него в Москву, смотрела на бегущую дорогу и представляла, как прошло 20 лет, и мы вместе. Протираю мокрым полотенцем его руки от крови. Стираю от нее вещи. 'Ты же Юрика девочка? На, бери так'. Про Юру не хочу. Потом, может, отдельно.
Стою одна, неодета, перекати-поле вокруг шуршат. Трясусь от холода, от ветра. Отчаяния и одиночества. И неба наверху нет. Есть колючая сухая трава под ногами и бесконечное серое пространство вокруг.
'Слушай, вот ты же всё знаешь, как в Библии сказано? В Судный день все - все люди встретятся? Ну, смогут они встретиться?' 'Конечно, и мертвые, и живые, все будут ждать Суда Божьего'. Фууууух. Успокаиваюсь. Юра точно меня в толпе найдёт. Этой истории лет 10, я всегда чувствовала, что он уйдёт первым. Ушёл туда, куда не хотел идти. Сидим с ним в баре за коричневым столом. У меня катятся слёзы, а он не может смотреть мне в глаза, кусает губы и морщит лицо и злится. 'Дашка, я ж не думал, что так получится..' Это сон мой, конечно.
Вышла на работу, на костылях, мне разрешили. Не врачи. Над моим столом ворох шариков, я счастлива снова быть здесь. Голоса коллег кажутся незнакомыми, чужими. Печатать и читать очень сложно, но я рада. Гуляем с Чарльзом в саду. На нём отлично сшитое пальто, на мне - длинное платье и костыли. Встречаюсь с подругами в центре, в кафе. Они дарят красивые букеты и смотрят полными слёз глазами.
Друзья Юры ели хаш перед водкой, чтобы жир обволакивал желудок. Моё вновь обретенное спокойствие внутри были сродни этому хашу. Пить жизнь и не пьянеть.
Компенсация, билеты, стрижка. Утром - в Бурденко, стимулировать электродами безразличный глаз. Потом на работу. Потом на тренировку, в центр. Красивая Москва. Большие камни зданий центра. Учу итальянский у самого Петрова, бегаю с 1 костылем на испанский. Московский май, который я действительно люблю. Смотрю на солнце, небо в облаках белых, трогаю листики на деревьях, улыбаюсь мыслям и людям... И дышу, дышу, дышу... Новый роман с новой жизнью. Влюблена в нее. Ответно.
Лечу сначала к родителям, потом в Лиссабон. Пользуюсь спец обслуживанием. Меня в каталке везут по аэропорту. Сумка и костыль - мои скипетр и держава. Я и бабушка со сломанной ногой катимся по аэродрому. Снимаю видео для Оли с Сашей, восторг! В международном аэропорту Молдовы нет оборудования, 2 работника аэропорта спускают моё кресло-каталку с трапа, чувствую себя Махарани Джайпура. Сочувственные взгляды вылетающих моим рейсом. Ооооой. Ну всё. Прилетаю в Лиссабон, волнуюсь. После того, как молодой португалец, который катит меня к выходу из порта, добавляется в друзья на ФБ и интересуется, замужем ли я, успокаиваюсь.
Жильё сняла там же, где и обычно: Belem. Уютная квартира, с балкона которой видно реку. Просыпаюсь утром от чувства бесконечного счастья. Бегу смотреть на восходящее над городом солнце, на брусчатку, идущую вниз, на еще закрытые лавки, кладу в Инстаграм фото без косметики. Новый уровень. Явно.
Иду завтракать в любимое кафе. Первый раз без палки. Я - механический динозавр с расшатанным остовом, земля кажется ближе, чем она есть на самом деле, от этого шагаю, как Годзилла в финальной сцене фильма. Португальские старушки легко обгоняют меня. Моя любимая улица, площадь и старая церковь на ней. Плачу. Потому что вдруг чувствую, как мало мне одного глаза, чтобы видеть всю эту зелень, покрывающую яично-желтые стены домов, это солнце на ярко синем небе. Сажусь, наконец, за свой самый любимый столик и чувствую себя своим среди чужих. Те же китайские туристы с камерами, те же громкие итальянцы, недовольные немцы: первый раз в Португалии, очередной отпуск в любимом Лиссабоне. А я, будто, украла к кого-то свой кусок жизни. Будто сбежала из больницы и прячу проводки и трубки под длинной юбкой. Официант улыбается мне, он не знает, что место моё - каталка, не стул. Сижу часа 3. Кофе и мои любимые пирожные. Пока не понимаю - я спаслась. Не пациент. Не потерпевшая. Даша. Встаю и растворяюсь в потоке людей, чтобы сидеть на камнях набережной и смотреть на солнце.
Таксист-украинец везет нас на вокзал. 'Хахаха, нау мэ дига!', разговаривает он по телефону с жестким акцентом, мы смеемся. В рюкзаке Moët & Chandon, едем в Порту. Костыль не взяла. Дождь, фонари, ужин в дорогом ресторане, бары, сангрия, улицы, ночь. Жизнь. Утром гуляем, светит солнце, мои первые подъемы по узким улочкам. Педру хвалит меня за то, что не хромаю и иду в обычном темпе. Конечно, мне больно, я до паники боюсь, что сломается ось внутри меня, моя металлическая конструкция, которая позволяет мне ходить, но улыбаюсь и иду. Помирать так с музыкой, откуда-то появляется в моей голове эта избитая, не подходящая к ситуации, фраза. Мост, самый красивый мост в мире, селфи с каменным рыцарем, который кажется идеальным мужчиной из снов. Синяя вода, белые облака, солнце, шоколадные наперстки с жинжиньей. Ресторан на самом лучшем месте набережной кажется непозволительно дорогим. 'Давай зайдем, ну!' Трогаю каменные стены, смотрю в глаза наглой чайке и понимаю, какая жизнь на вкус. Откидываясь на кресле и, щурясь от солнца, пытаюсь объяснить Педру концептуальное выражение 'у гроба кармана нет'.
В Лиссабоне идем смотреть футбол в Mercado de Algés, там же я беру билеты на июнь, чтобы улетать спокойно. В Москве перестаю ходить к тренерам-реабилитологам, незачем.
Оля сидит среди вороха бумаг, которые методично раскладывает по одинаковым стопкам: назначили судебное заседание. Ничего не понимаю ни в бумажках, ни в судах, ни в адвокатах. Пытаюсь ей помочь и натыкаюсь на свою первую выписку, начинаю читать и застываю от ужаса. Сухие строчки. 'Общее состояние при поступлении: тяжелое. Сознание глубокое оглушение. Рана лобной области активно кровоточит, звездчатой формы 4*4 см. Кисть теплая, моторика пальцев сохранена, оценка чувствительности кисти невозможна ввиду нарушения сознания больной. Переломы обеих лобковых и седалищной костей, оскольчатый перелом боковой массы крестца, перелом костей левой крыла левой подвздошной кости со смещением. Оскольчатый перелом хирургической шейки и головки плечевой кости со смещением отломков. Перелом головки малоберцовой кости. Ушивание разрыва мочевого пузыря. ПХО раны головы, области левого колена. Трахеостомия 25/11/2015. Тяжелая сочетанная травма. ОЧМТ, ушиб головного мозга. Перелом основания черепа. Открытый перелом костей скулоорбитального комплекса. Трамвматический шок'. Груда костей на операционном столе. Куча терминов - моё тело? Мешок с осколками в скорой. Я?!. Это обо мне? Больше ни разу я не возьму ни одной больничной бумажки. Бедная Оля.
На улице дождь, а у нас суд. А потом еще один. А потом - апелляция, но не наша. Зеленая клетка для подсудимых. Герб на стене. Раздражённая судья в черной мантии. Речитатив прокурора, из которого вдруг возникают, как будто, из дымки на мокром асфальте и в свете желтых фонарей, обстоятельства того ноябрьского вечера. Вот водитель автобуса, который - я сама видела на съёмке видеорегистратора - бросил сигарету на мокрую дорожку возле кустов и запрыгнул в кабину. Того автобуса, который через 6 секунд остановится возле перехода. Зелено- белая железка, которая как по сценарию двинется вперед после крика 'мотор!'. Как раз тогда, когда из пункта А в пункт Б со скоростью 80км/ч будет нестись другая железка. Внутри первой - сухонький человек с усталым взглядом, который даже не смог предупредить меня из-за скорости второго. Того, кто, как по задумке костюмера, решившего подчеркнуть архетипичность самой ситуации, одет в черную кожаную куртку, как и все остальные бородатые пассажиры его машины. Удар в левую сторону, взлетаю в воздух и, перевернувшись, падаю правой стороной на лобовое стекло. Снова подлетаю и кручусь раз 5, затем падаю на асфальт, еще несколько переворотов и останавливаюсь. Машина 'прекратила движение' уже после. Несколько человек выбегают, воздевают руки к остановке, напротив которой я валяюсь. Кто-то держит возле моей головы ткань, похожую на верхнюю одежду и говорит по телефону. Я дергаю рукой, нога согнута, лежу на спине. В ожидании автобусов люди развлекаются: подходят, рассматривают. Парень смотрит по сторонам, надевает капюшон, подходит, снимает на телефон. Приезжает скорая и закрывает обзор. 7 минут не моей жизни. Моей, но без меня.
Семиминутная короткометражка, которую мы все переживаем в течение каждого судебного заседания. И кажется - читай по-другому, прокурор! Водитель автобуса не прыгнул в кабину! Споткнулся, сделал еще одну затяжку, не торопился начать точно такой же однообразный рейс по СЗАО. Водитель Hyundai акцент не двигался со скоростью 80 км/ч! Остановился перед лежачим полицейским возле стоянки! Притормозил, смотря одним глазом на экран мобильника друга со смешным роликом! Потерпевшая не двигалась по тротуару в темпе легкого бега! Остановилась перед лужей, думая, как обойти её! Устала, решила сегодня встретиться с подружкой! Ответила на звонок!!
...
Теперь это - наша общая данность. Которую мы никак не можем изменить. Не сказала маме, что персонаж в черной кожаной куртке хочет встретиться со мной. Надела кофту и попрыгала на костылях к подъезду. Он и я. Через несколько метров и месяцев после того вечера. Я показываю фото своего черепа, а он сообщает, что начал курить. Пытаюсь объяснить ему ту мысль, которая пришла ко мне еще в Центре, что каждый должен нести свой крест, и я приняла свой. Без слов ложусь на операционный стол и учусь ходить, читать и двигать рукой. Не иду к экстрасенсам и бандитам. Он не должен чувствовать себя несчастным, что так случилось, без всяких сантиментов, погашая материальную сторону этой ситуации. Он пытается объяснить мне, что такое могло случиться с каждым, даже с ним, и что больше смысла будет, если я откажусь от претензий в суде. Поднимаюсь к маме уже без чувства жалости к молодому парню, который так переживает из-за того, что попал в такую переделку.
На праздник Санту Антониу в Лиссабон лечу без палки. У меня каким-то чудом получилось снять огромную квартиру с балконом и видом на мост. В спальне-мансарде над кроватью окошко, в которое видно небо. Жарящиеся прямо на улицах сардины и сангрия рекой! Музыканты в переулочках и на больших сценах! Самый лучший праздник в этой Вселенной. Вверх-вниз плывем в ритмично двигающемся потоке людей. Страх того, что кто-то сломает мою торчащую из спины железку или толкнет со стороны невидящего глаза быстро проходит. Миру можно доверять. Разноцветные флажки, натянутые между домами, наше обычное место за столом на деревянной лавке чуть ниже церкви. 'Почему у тебя такое кислое выражение лица? Потому что ты говоришь дерьмо в ответ на любую мою фразу. Эпаааа, так ты знаешь меня сто лет! Я всегда говорю дерьмо!' Утром едем к Христу, он совсем другой, не такой, как в Рио. Город после бурной ночи сонный. Облака. Ветер. Бесконечно красивая река. Болеем с португальцами за национальную сборную. Говорим о Толстом. В аэропорту уже скучаю. А в самолете, как обычно, переключается тумблер: думаю, оранжевую юбку в Бразилию с собой надо взять.. Каблуки нет, ну куда... Полетели.
Учу французский, хожу на концерты, спускаюсь в метро, болею за Портгугалию, отмечаю победу Португалии.
Еду к Ней показывать снимки. Таза. Показываю руку. "Мне тут, вроде, сказали, ложный сустав мог образоваться, и, похоже, не срастается ничего, даже с железками. Посмотрите?" "Ложный сустав уже есть, конструкция может сломаться, могу взять тебя через месяц, вытащить эти и поставить новые пластины." "Как раз это будет мой день рождения" "Хотела экстравагантно отметить? Ну, давай. Пока повернись задом, дай я сфотографирую".
Анализы, снимки, последние деньги. Оль, сфоткай меня в короне, пока врач не видит, я завтра буду не в состоянии фоткаться, а у меня ж День рождения. 'Я - королева несоответствующих моменту фотографий!..' 'Да, да, всё, иду в палату, поняла'.
Секунды-минуты-часы с катетером перед операцией. Слезы от боли и ничего не соображающая голова. Те же чулки. Те же коридоры. Тот же операционный блок. Анестезиолог, сестра восточной внешности и маска. Очнулась, прошу вытащить катетер и отпустить. Оля ночует со мной в палате. Где есть бабка, которая ходит в туалет и не закрывает дверь. Где сломанная тетка жалуется на мужа, который толкнул её, потому, что она узнала про его вторую семью, и она неудачно упала. Где худенькая, нервная женщина Татьяна, которая не может спать в одежде. И я- именинница с мешком крови в пакете на боку.
Заказываем в палату платья в интернет-магазине. Меня же на работе будут с днем рождения поздравлять. Про повязку на руке забыли. На следующее утро после выписки в машине на работу - огромный мягкий слон, на работе - цветы, всё - в тумане.
Начала ходить по району. После того, как, поднявшись по дороге, заболели мышцы икр. 7, 9, 10, 13. Километров. Сначала стыдно не бежать, потом привыкаю. Хожу, мечтаю о Бразилии, улыбаюсь.
Аэропорт. Кофе. Посадочный в руке со шрамом.
В аэропортах я люблю абсолютно всё. С детства. Папа встречает нас в аэропорту Питера. Папа прилетает в аэропорт. Я сижу 10 часов в Мадриде, смотрю на залитые солнцем носы самолетов. Я прилетаю в Лондон и переодеваюсь в кабине туалета. Опаздываю на рейс во Внуково. Пью кофе и слушаю трэки, которые мне шлет Иэн. Пересадка в Дели 9 часов. Курю прямо в 'рукаве' с пилотами Аэрофлота. Наши имена в last call for passengers leaving for Milano. У меня свои ритуалы, свои традиции, это - мой мир абсолютного покоя и воли. В Дюссельдорфе для меня сюрприз - люкс в Шератоне при аэропорте. Мануэл хотел стать пилотом Люфтхансы, не сложилось. Я хотела стать стюардессой Этихад. Та же история. Куда пойдём ужинать? В порт! Это - тот случай, когда мне не нужна удобная обувь и вместительная сумка. Шпильки и клатч. Выбираем места лицом к аэродрому и не замечаем, как проходит время. Гуляем, рассматриваем людей, придумываем им истории. Качая крыльями, сел самолет. Разогнался и скрылся в розовом облаке. В своем номере осознаю, что где-то там, совсем рядом, кипит эта жизнь: меняются люди, надеются, волнуются, грустят, ностальгируют, скучают. Тону в мягких перинах и засыпаю.
'Пошли сначала съедим по кошинье твоей!'- улыбается мне Нил. За столиком в портовой кафешке я успеваю есть, рассказывать про то, как долетела и мечтать, как перееду в Бразилию. Сан Паулу- мой первый бразильский город. В свой самый первый раз я встретилась с Нилом. Я плохо говорю на португальском, он еще хуже говорит на английском. 'А можно я приду с подругой? Она тоже учит английский'. Мне в мессенджер падает фотка девушки с потрясающей улыбкой и уверенностью на лице. Моя Биа. По-бразильски быстро у нас появляются контакты друг друга, начинают летать сообщения, письма, цена на маникюр, дата свадьбы, детские мечты и дни рождения. Мы шутим, что так часто я летаю в Бразилию потому, что моя сестра замужем за бразильцем. Ну, это, в общем-то, так и есть: Мика - урождённый паулиста... Вижу малышку Ливию в первый раз! Она родилась спустя неделю после того, как это всё случилось со мной. Улыбающееся чудо сопровождает нас в поездках, охотно сидит у меня на руках. Острое ощущение счастья просто от прикосновения к её коже, от запаха ее волос.. 'Мы сидели и думали, как теперь с тобой видеться. Ведь ты не смогла бы летать к нам, поэтому мы запланировали все прилететь к тебе, обязательно, ну а как еще!' На приёме в университете нас встречает мама Мики, обнимает, говорит, как все они молились и переживали. Вся Бразилия в лице друзей семьи и родственников обнимает меня и говорит, как молилась за меня. Я оглушена счастьем. Наши завтраки, поездки, шутки, переводы. Мои ребята, которые каждый день со мной в нашей группе whatsapp. Плачу, обнимая малышку, Биа и Нила в порту. Скоро вернусь.
Рейс длится 55 минут. 30 из которых ты паришь над раем. Не могу успокоиться, вспоминаю больничные простыни. Трясусь от беззвучных рыданий, увидев Рио. Только сейчас понимаю цену свободы, счастья, борьбы, жизни, дружбы, любви - всего того, что было рядом, но чего я не видела. Не удивлялась этого, как дОлжно.. Заплаканная сижу на кресле напротив выхода из порта. Я не тороплюсь. Я хочу почувствовать этот момент на вкус: видеть стайки таксистов возле желтых машин, слышать речь с акцентом кариока, отвечать на комментарии в ФБ.
И вот я вновь, в который раз, сидя в такси, смотрю по сторонам, вижу океан с одной стороны, гору с другой, небо, пальмы и говорю себе всё так же: читай, читай, это правда он, Рио! Странно, но для меня до сих пор нужно 'ущипнуть' себя, чтобы поверить, что это не сон: прочитать на крыле рядом стоящего/едущего авто: Rio de Janeiro.
Моя Копакабана, мой рай на земле, мой утренний кофе в кафешке рядом с домом, мой Христос, наши прогулки по Лапе рука в руке, рассвет на океане, не мои слёзы, кудрявая малышка у меня на руках с куклой Маши. Рио. Моя любовь. Навсегда.
Далее были 3 месяца подготовки к очередной поездке с тренажеркой и дорожкой до 7 пота, когда отчетливо поняла: бегать буду. Я не знаю, когда, но буду. Потом поездка Мечты: сначала в Лиссабон, потом в Рио и Сан Паулу, а потом обратно в Лиссабон. И было и белое платье на пляже, и нежные цветы на песке, и волны, накрывающие с головой, и фавела с ее жителями - от старушки Зилды до петухов на дереве и червячков в не помытой кастрюле, и смех нашей малышки, от которой невозможно оторваться, и семейный ужин по всех традиционным канонам Португалии... И разочарования, и предложения, и обещания, и надежды, и слёзы в аэропорту. И 9 самолетов, и 9 аэропортов, один автобус, один БМВ и один Порше тоже были. И будет еще одна операция, ещё раз больница, реанимация и костыли. А потом, я уверена, будет много любви, счастья, встреч, смеха, слёз, неба и солнца. Но писать про это здесь я не буду. Это уже совсем другая история.
![Oblozhka [Darya Kuznetsova]](/img/k/kuznecowa_d_a/yaimoyazhizn/oblozhka.jpg)