Кузнецов Павел Андреевич : другие произведения.

Удачная охота

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обложка

    Пять лет службы на границе с орками вымотают кого угодно, но только не лейтенанта гвардии Вереска эль Дарго. Он знает простую истину: тебе никто ничего не принесёт на блюдечке - и клинками выбивает заслуженный отпуск. А где ещё проводить отпуск дворянину, если не на охоте? Но мог ли гвардеец предположить, что вместо всевозможных звериных тушек его добычей станет... таинственная незнакомка? Что вместо крови зверей его клинку суждено отведать крови врагов? А в довершение дворянину придётся держать перед собой ответ: кто более жесток - императорский офицер или дракон? А может быть кто-то третий, например, "под"?

    Фэнтезийный мир с магией и артефактным холодным оружием. Сильные женщины иной расы, и не менее сильные мужчины - боевая элита человеческой империи. Романтическая фантастика с обилием боевых сцен, тонким юмором и поиском себя главным героем.

    Новая редакция книги. Изменено порядка 95% всего текста, изменился сам стиль написания. Изменено порядка 70% смысловых линеек, но даже старые сюжетные ходы теперь стали куда более реалистичными, естественными, насыщенными на эмоции и события. Даже главный герой стал более "тяжеловесным" по характеру. Так что то, чем раньше была эта книга - не более чем черновая зарисовка по сравнению с обновлённым текстом. Поэтому настоятельно не рекомендую читать прошлый вариант, который доступен на многих пиратских и не очень сайтах - разочаруетесь, и совершенно напрасно. Я в эту книгу душу вложил. И иначе поступить не мог, потому что если тебе снится сцена из будущей книги - это знак судьбы. Пренебрегать подобным "откровением" однозначно не следует.

    Продолжение на Author.Today


Автор обложки художник Каторкина Дарья (Tanmorna)

Иллюстрация написана специально для издания по авторскому заказу

  

Пролог

   Лес раскинулся на многие километры вокруг. Он упрямо штурмовал дальние отроги гор, настойчиво высылая вперёд всё новых и новых разведчиков. Разведчики прорывались вверх, вверх, вверх... и вязли в затяжных боях с голым, лишенным минимума жизненных соков камнем. Но прорвавшиеся группы, невзирая ни на что, держали позицию на горных склонах до последнего.
   Впрочем, горы остались далеко позади. Здесь же, почти на самой границе человеческого мира, лес победил далеко и надолго. На небольшой полянке, образовавшейся не столько из-за недосмотра леса, сколько из-за чрезмерно разросшихся гигантских стволов, затеняющих солнце щуплому подлеску, что-то назревало. Сочная листва мелко трепетала на ветру. Гигантские стволы словно сотрясала дрожь предвкушения - предвкушения грядущего СОБЫТИЯ.
   И вот долгожданное событие свершилось: из лесной чащи одна за другой стали выскальзывать одинокие тени. Одна, вторая, третья... на шестой бег теней прервался. Совершенно бесшумные, трое из них скользнули к гигантским стволам, замерли возле них, словно прислушиваясь к древней мудрости леса. И вдруг... Тени перестали быть тенями, они превратились в обычных людей - грязно-зелёные капюшоны обнажили черноволосые головы, а руки синхронно спустили штаны. Так к многочисленным меткам хищников на вековом дереве добавилась ещё одна, на этот раз от другого хозяина леса - человеческого пограничника.
   Спустя пару десятков ударов сердца мужчины заправились; прыжками, которым позавидовал бы профессиональный спортсмен, они взметнулись вверх, стремясь ухватиться за самые нижние ветви деревьев. И в следующее мгновение растворились в древесной кроне.
   Оставшаяся на земле тройка всё это время производила странные манипуляции с окружающим кустарником. Прежде всего, каждый сорвал по раскидистой ветке. Затем на эти древесные лапки каждый плеснул какой-то мутно-зелёной жидкости из поясных фляжек. И, пока первая тройка занималась своим, безусловно важным, делом, вторая тройка стала активно топтаться по поляне, то и дело окропляя землю и зелень вокруг жидкостью с разлапистых веток. Но вот и эти люди замерли, словно прислушиваясь. Похоже, они что-то услышали, потому что синхронно побросали свои орудия труда и бесшумно нырнули в лесные заросли - аккурат напротив того места, оттуда выскочили пятью минутами ранее.
   Следом за первой группой теней из зарослей возникли ещё две тени. На поляне сразу стало тесно: настолько новые гости были велики. Даже деревья перестали казаться исполинами - так, обычные, ничем не приметные деревца. Новым теням не пришлось бы и разоблачаться для отправления своих потребностей: если не считать набедренных повязок, да обилия татуировок, они были совершенно наги. Маскироваться им также было без надобности, ибо кожа у них отливала естественной зеленью.
   Один из вновь прибывших согнулся в три погибели, словно старался лицом коснуться земли. В таком положении он и перемещался, изучая каждый метр поляны. Второй стал принюхиваться. Втянул воздух раз, другой... и громко чихнул. Попытался ещё раз, и чих с неизбежностью повторился. Тогда второй что-то зарычал; любой знаток орочьего языка смог бы определить в утробном звуке отчётливые интонации орочьих матюков. Зеленокожие обменялись хрюкающими звуками. Второй подошёл к облюбованному одним из людей дереву, обнюхал его кору. Провёл по ней пальцем, принюхался... И зычно сплюнул на землю, огласив поляну ещё одной порцией утробных звуков. Первый заухал филином - всё тот же знаток отметил бы в этих звуках орочий смех. Впрочем, смех быстро оборвался, стоило второму сорвать с плеча двуручный меч. Огромный, в полтора человеческих роста, весь иссечённый бороздами, с лёгким загибом клинка - он внушал подлинный страх. Даже товарищ орка впечатлился, смех застрял у него в глотке. Вместо очередной порции смеха следопыт что-то примирительно прохрюкал зеленокожему товарищу. Второй сплюнул вновь, развернулся спиной к первому и стремглав метнулся в лес - аккурат туда, где скрылась троица худосочных человеческих теней. Поразительно, но единственным звуком, который издал при этом орк, был звук зачехляемого клинка: зеленокожий перемещался по лесу совершенно бесшумно.
   Следопыт тем временем продолжал изучать поляну. Людишки умудрились настолько профессионально запутать следы, что ему никак не удавалось установить, в каком же направлении исчезла оставшаяся троица. Орк вновь и вновь возвращался к облитым человеческими нечистотами стволам, и вновь и вновь отходил от них несолоно хлебавши. Вдруг со стороны, куда убежал второй орк, послышалось конское ржание. Следопыт насторожился, вскинул голову от земли; по привычке попытался втянуть воздух, но только в раздражении сплюнул. Когда вслед за ржанием ветер донёс до слуха зеленокожего странный хлопок, а следом истошный крик человека, следопыт весь обратился в слух. Его огромные уши подобно паре локаторов ловили любые звуковые колебания - они даже повернулись в сторону источника новых звуков.
   Люди на деревьях словно этого и ждали. Один из них бесшумно отделился от ствола и ушёл в прыжок. Орк очень удобно встал - прямо под деревом с человеком - и человек не преминул этим воспользоваться. В полёте охотник извернулся так, что его длинный трёхгранный стилет по рукоять вошёл зеленокожему в шею. Здоровяк поразительно шустро для своих габаритов развернулся к новой угрозе. Но остальные люди не дремали. Кто-то просчитал феноменальную реакцию зеленокожего, и тому в глаз прилетел короткий арбалетный болт. Охотник бил с упреждением; он будто предвидел будущее на доли секунды вперёд. Зелёная туша в последний раз рыкнула и кулем осела на землю: точного попадания в глаз не мог пережить даже орк, с его запредельной регенерацией. Прочнейшая кость черепа сыграла с зеленокожим плохую шутку, вынудив стальное жало сделать пару оборотов внутри черепа.
   Трое охотников не стали задерживаться на поляне, они стремглав бросились на звуки близкого боя. Как оказалось, не зря. Если на поляне всё уже кончилось, то возле второй засады всё ещё только начиналось. Орк стоял в центре небольшой прогалины. На него набрасывалось сразу двое воинов, но зеленокожий играючи отмахивался от них своим убийственным агрегатом. Его больше интересовал третий человек, засевший в зарослях кустарника на противоположной стороне прогалины - именно до него орк и стремился добраться. Человек был магом. По крайней мере, он то и дело швырял в орка всевозможные образчики неживой природы. Ледяные сосульки сменялись огненными шарами, кислотные стрелы - воздушными бичами, но зеленокожий неизменно успевал увернуться. Увороты давались ему ценой невероятной сосредоточенности, он вынужден был отслеживать малейшие телодвижения чародея, мельчайшие нюансы окружающей обстановки. Паре воинов доставались лишь ленивые взмахи двуручника - на более точные удары орку не хватало времени. Именно поэтому люди были до сих пор живы. Сколько продлится хрупкий баланс? Прибывшие знали ответ: секунд двадцать-тридцать, аккурат настолько должно хватить оставшихся сил у мага.
   Двое из прибывшего подкрепления не стали сразу бросаться в бой. Они извлекли из-за плеч основания луков, и сноровисто принялись натягивать тетивы. Третий охотник отбросил в сторону разряженный арбалет, следом за ним полетел маскировочный плащ. Чёрная форменная куртка гвардейца Веронской империи с серебряным офицерским шитьём могла послужить маскировкой только в ночное время суток, но сейчас воин не думал о маскировке. С яростным воплем он ринулся на противника, на ходу извлекая из спинных ножен парные клинки. Двое воинов тут же воспрянули духом. На зеленокожего одновременно обрушилось четыре клинка, из самых разных положений, выверенных так, чтобы гигантский двуручник не смог перекрыть все четыре линии атаки. Результатом самоотверженной атаки стал глубокий порез на икре великана: заточенная под рубяще-режущие удары тяжёлая сабля воина достигла цели. Остальным повезло меньше. Офицер еле успел "слить" по клинку кончик двуручника. Но даже скользящий блок не смог погасить всей чудовищной силы орочьего удара, и гвардейца отбросило в сторону. Короткий перекат, рык из-под плотно сжатых зубов; пружинистый прыжок на сближение, - воин снова целит клинками под колено здоровяку.
   После третей слаженной атаки в общую симфонию боя вплелись нотки луков. Первая выпущенная стрела впилась орку в предплечье, вторая срикошетила от непробиваемого черепа; орк в ярости зарычал. Его приоритеты тут же сместились в сторону надоедливых букашек, что так назойливо жалили его ноги, - до них он хотя бы мог дотянуться. Первым, словно кегля от мяча, прочь отлетел один из рядовых воинов; его клинок, выбитый из рук неудачным жёстким блоком, с жалобным лязгом полетел совсем в другую сторону. Но и офицер оказался не лыком шит. Он словно специально добивался этой вспышки орочьей ярости. Да, орк был быстрей и сильней, зато люди были куда манёвренней, а главное - их было много, и они действовали единым слаженным организмом. Две стрелы прилетели одновременно с чародейским огненным шаром; орк, и без того отвлёкшийся на бойцов ближнего боя, просто не успел ничего предпринять. Стрелы вошли ему в шею, а раскалённый шар взорвался аккурат перед хищной мордой. Ослеплённый, оглушённый, ошарашенный - зеленокожий гигант на доли секунды утратил боеспособность. И в этот момент гвардеец ударил - не силой, но всей мощью своего убийственного искусства фехтовальщика. Парные клинки ножницами скрестились за коленным суставом зеленокожего монстра. Единым возвратным движением, сначала один, затем второй, они прочертили глубокую рваную борозду на бронированной коже, буквально взрезая своими изогнутыми клинками зелёную плоть. Хлынула кровь. Нога, в этот момент выполнявшая роль опорной, подломилась, а маг только усилил эффект давлением воздушного кулака. Падающий гигант окончательно утратил способность к сопротивлению. И пока он падал, ему в глазницы впились сразу две стрелы.
   Но даже такой "начинки" живучему монстру оказалось мало, чтобы издохнуть. Уж кто-кто, а человеческие охотники знали это, как никто другой. Офицер вонзил в шею гиганту длинный гранёный стилет, выдернул его, уходя прочь с линии возможной атаки. В образовавшийся пенный фонтан зелёной крови маг тут же вогнал необычное желтоватое плетение. Оно даже со стороны, у человека несведущего, одним своим видом вызывало подлинное омерзение. Именно это плетение, ввинтившись в рану, начало победное шествие по организму зеленокожего. Тот сначала попытался приподняться, опёрся на руки, но они его больше не держали. Попытался перевернуться на бок, но стальные канаты мышц свело судорогой умирания. Так и лежал монстр, как упал - на животе.
   Орк умирал долго. Истыканный стрелами, усеянный огромным количеством кровоточащих порезов, с подрубленной ногой - он всё равно не спешил издыхать окончательно. С каким-то нечеловеческим остервенением зеленокожий цеплялся за жизнь. Даже магическая отрава, что гуляла по внутренним органам и куда уверенней телесных ран убивала могучий организм, не могла побороть это сопротивление в одночасье. Агония монстра длилась и длилась, и всё это - в полной абсолютной тишине. Молчали люди, молчал умирающий. Ни одного стона, ни одного победного вопля не пронеслось над молчаливым лесом. Люди стояли вокруг агонизирующей туши и ждали, словно не верили до конца в неизбежность смерти монстра. Только когда зеленокожий окончательно замер, гвардеец начал отдавать команды.
   - Грач!
   - Я!
   - Нарежь трофеи. Возьми двоих - укройте туши ветками, - с этими словами веронский офицер повернулся к мертвецу спиной и зашагал к кустам, ставшим на время сражения убежищем чародею.
   Маг сидел, привалившись спиной к стволу дерева. Его глаза были закрыты, осунувшееся лицо отливало белизной. Всё это были признаки крайнего истощения резерва жизненных сил, да оно и не мудрено - какой чародей без последствий выдержит такую канонаду? Вот только мало кто из магов в здравом уме станет столь интенсивно выкладываться. Ключевое слово здесь - в здравом уме. Раз маг устроил такое светопреставление, значит, он изрядно сдрейфил.
   - Что, Феникс, испугался? А ещё храбрился, хотел сразу с двумя схлестнуться.
   - Попрошу без фамильярностей, господин лейтенант.
   - Иди ты на х... со своим гонором, маг. Без фамильярностей можно было бы, если бы не нам тебя тащить.
   Отряд развернул бурную деятельность. Если не считать отдельных отрывистых команд, сборы сопровождались почти гробовой тишиной. Военные знали: чем меньше шума, тем целее шкура. Большинство насущных вопросов можно было решить с помощью специального языка жестов, которым каждый в отряде владел в совершенстве. Когда уже все грузились на лошадей, Грач подошёл к лейтенанту и вручил ему мешок. Командир заглянул внутрь...
   - Что ты мне принёс?!
   - Детородный орган орка, в просторечии просто хер.
   - Б... я знаю, что это хер! Я спрашиваю, зачем он мне нужен? Юморист, мать твою.
   - Трофеи, господин эль Дарго. Вручите коменданту.
   - Вообще-то это должны быть уши... - лейтенант уже не злился. Ему даже начинала нравиться шутка унтера. - А знаешь, что Грач? Пусть будет хер. Только чтобы к гарнизону он был высушен. Приказ ясен?
   - Так точно, - хмуро бросил унтер. Собственная шутка уже не казалась ему такой уж смешной. Ибо ехать с притороченным к седлу детородным органом, открытым всем ветрам, а потом ещё и на привале возиться... совсем не смешно. Но очень быстро богатое воображение подсказало молодому парню очередную гениальную идею, и настроение поползло вверх.
   На привале Грач первым делом подвалил к магу.
   - Господин маг, я восхищён вашим искусством! Только благодаря ему мы смогли победить зеленожопых! Спасибо вам от всех нас, простых солдат Императора! Виват, Феникс! - к восхвалению чародея очень быстро присоединились все солдаты, включая четвёрку не участвовавших в бою. Восемь глоток сотрясли тишину леса, к вящему неудовольствию лейтенанта и к тщательно скрываемому удовольствию самого восхваляемого.
   Чародей думал так: пусть солдаты, не дворяне. Но ведь верят! От чистого сердца благодарят! Как тут не размягчиться сердцу искусника? И в тот момент, когда Феникс сильней всего открылся лести, унтер подвёл, наконец, то, ради чего начал весь этот спектакль.
   - Господин чародей, а не могли бы вы продемонстрировать своё искусство ещё раз? Сущая мелочь, так сказать, в последний раз применить вашу силу на уже мёртвом орке?
   - Маги не могут обращаться к душам, не могут поднимать мёртвых. Это предрассудки, господа солдаты. Душ нет, а мёртвые слишком отвратительны, чтобы с их плотью имело смысл работать, - начал лекцию чародей. Он не злился на невежество простых смертных; их вера в его силу только льстила искуснику, поэтому он пустился в увещевания без обычного для него раздражения.
   - Значит, души нельзя? Ну а какую-то вещественную часть можете обработать магией?
   - Сувенир хотите? Почему бы и нет? - окончательно разомлел искусник.
   И именно в этот момент унтер вывалил перед чародеем содержимое своего мешка.
   - Подсушите, ваше магичество, а?
   - Э-э-э, - Феникс неверяще смотрел на пару орочьих детородных органов. Всё его благодушие как рукой сняло. Он - ОН, посвятивший столько лет искусству, - должен тратить свою жизненную энергию на сушку орочьего хера?! Но слово уже слетело с губ, а слово дворянина - порой сильней жизни и смерти. А тут ещё и семь солдатских глоток в едином порыве ухнули: "Подсушите! А-а?". Делать нечего, пришлось чародею, скрепя сердце, выполнять обещание.
  
   - Ну что, господа, пора прощаться? - в голосе офицера плескалась грусть. Да, он умел великолепно скрывать свои эмоции. Ну и что? Кому это умение сейчас нужно?
   Солдаты обступили своего командира полукругом. Все в сёдлах, все подтянуты, готовы к бою. К бою-то они готовы, но вот расставаться с командиром, с которым столько прошли, они готовы не были. Вперёд выступил унтер Грач.
   - Вереск, ты давай, не раскисай. Успехов тебе на новом месте службы! - слова казались глубоко фальшивыми. Ну не могли они передать настоящих эмоций! Не могли, и всё тут!
   - Да какой там, не раскисать... Служба у меня такая, да и у вас... Всё в воле Императора, - неожиданно тон гвардейца стал деловым, он перешёл на куда более привычный ему разбор полётов. - Феникс, ты понял урок? На рожон не лезь. Только в группе. Иначе орка не завалить. Даже одного. Сказки о великих магах, которыми вас там потчевали в Академии - это только сказки. Реальность другая. Ну а ты, Грач... всё бы тебе в клоунаду превращать. Обожжёшься однажды. Огребёшь. Жалко будет, хороший из тебя офицер может получиться. Никогда не отчаиваешься, вечная душа компании - для этого дар нужен особый. Ну а вы, орлы?! Новый офицер придёт, держитесь друг друга. Не он вам воинскую науку должен навязывать, а вы ему. Поняли? Ну, бывайте, друзья!
   С этими словами лейтенант развернул своего коня и пустил его с места в галоп, разрывая тем самым затянувшуюся сцену прощания. Скакун нёс его аккурат в сторону видневшихся вдали башен имперского пограничного форта.
   - Спасибо за науку, Вереск, - почти шёпотом сказал вслед удаляющемуся офицеру чародей. Он был тщеславен и спесив, но не глуп. Глупые в магии далеко не продвигались, отсеивались естественным путём ещё на первых курсах Академии.
  

Рандеву с Императором

   Очередной перевод, не знаю уже какой по счёту. Некоторые их скрупулёзно считали, даже отмечали каждый раз шумными возлияниями, но лично я не видел в этом особого смысла - не в возлияниях, конечно, а в подсчёте переводов. Переводы следовали примерно раз в пять месяцев; иногда - раз в три месяца, совсем редко - раз в месяц. Зачем? Что такого хотели добиться имперские кадровики? В бумагах всегда писалось в таких случаях: "для усиления". Что я тут должен был усиливать, понятно не было. Штабные в частных беседах про усиление не вспоминали. Зато они утверждали, что переводы повышают боевые качества как самого переводимого, имеющего возможность постоянно учиться у различных наставников и у новых сослуживцев, осваивать новые территории приграничья, так и гарнизонов, куда постоянно поступает свежая кровь. На резонное замечание, что свежая кровь нужна стаду скота, чтобы самок крыть, штабные переставали идти на контакт. Замечание о самках окончательно перемыкало их забитые всякой дрянью мозги. Пару раз особенно большие шишки с пеной у рта пытались доказать мне, что таким образом круговая порука не успевает складываться. С такими очень хорошо работал контраргумент про свежую кровь. Круговая порука в деле покрытия самок? Интересно, интересно. За что ещё нам ручаться по кругу? Это у больших шишек порука для разбазаривания вещевого довольствия. Здесь же, в гарнизонах, кроме добытого кровью "сувенира" с диких земель разбазаривать нечего. По себе они нас судили, одним словом. Но самые бредовые аргументы приводили не штабные и не большие начальники, а вездесущие теоретики. Дескать, разнообразие мест службы должно скрашивать её однообразие. Им было невдомёк, что единственная ценность на границе - это нормальные человеческие отношения в своём гарнизоне, в своём подразделении. Перевод - это удар по боевому братству. Теоретики, одним словом. Таким достаточно было в качестве контраргумента предложить перевести их самих поближе к границе. Им бы тут быстро устроили такое разнообразие... Хочешь - с орком рубись, хочешь - с варваром, а если уж и вовсе экстрима захотелось - вызови на дуэль чародея. И всё это в составе разных боевых групп, боевые возможности которых можно узнать до конца только в бою. Эдакая рулетка. В общем, никто не смог мне за все пять лет службы назвать вменяемую причину подобной свистопляски с кадрами.
   И вот в очередной раз меня грубо оторвали от коллектива. Опять новый гарнизон, опять новые солдаты, опять гонять и вбивать воинскую науку. Хорошо хоть офицеры частью знакомые - такие же скитальцы, как и я. Из гарнизона в гарнизон, из рейда в рейд, из пьянки по возвращению, в пьянку по возвращению... Надоело. Хуже горькой редьки надоело.
   Дверь в кабинет коменданта с хрустом ударила о стену: входить нужно "с шумом", это я усвоил уже давно. Главное, не перейти грань, за которой "шум" превращается в грубое нарушение субординации, граничащее с неуважением. На меня смотрело знакомое лицо капитана Курта, - лицо молодого человека, лишь на пару лет меня старше. Смотрело без особого удивления или начальственного гнева.
   - Курт, ты здесь, что ли, за коменданта?
   - Почему "за"? - пробурчал черноволосый крепыш, чуть шире меня в кости. - Я комендант. А ты, Вереск, никак служить под моим началом хочешь?
   - Хочу. Аж кипятком писаю. Вот, кстати, тебе гостинец, - с этими словами я швырнул на стол капитана мешок с "гостинцами".
   Комендант мельком мазнул взглядом по содержимому мешка и, без особых эмоций, закинул его в ящик за своей спиной.
   - Чья идея? - коротко вопросил он.
   - Да был у меня один такой... шутник. А что, разве не смешно?
   - Ну, ты же и сам видишь.
   - Вижу. Тут такое дело, Курт... В отпуск хочу, поохотиться. Подпиши прошение?
   - Поохотиться?! Зачем прошение, давай я тебя отправлю в дальний дозор, будет тебе там охота, хоть на варваров, хоть на орков.
   От предложения товарища меня передёрнуло.
   - Не хочу орков, не хочу варваров. Вот здесь уже сидит эта кровища, - я провёл ребром ладони по шее. - Надоели дуэли, надоели пьянки, надоели эти спесивые маги. Хочу, чтобы был только лес и я. Ну, и зверушки там всякие, чтобы можно было их пострелять.
   - Зверушки? Пострелять? Ты это серьёзно? - впервые с момента моего появления в кабинете комендант проявил заинтересованность. - Отпуск же даётся только по личному распоряжению императора. Ты серьёзно надеешься его получить? Чтобы "зверушек" пострелять?
   - Да, я верю в благосклонность своего императора.
   - Знаешь, Вереск, от кого-кого, но от тебя я такого никак не ожидал.
   - Веры в императора? Или ещё чего? Продолжай, Курт: я весь внимание.
   - Как тебе сказать...Ты самый удачливый дуэлянт нашего пограничья. Тебе мага поучить - что в сортир сходить. О тебе даже в столице молва идёт: они ведь науки не забывают. Кто-то местью праведной горит, кто-то благодарностью. А сколько на твоём счету орков? Я искренне думал, у тебя с ними что-то вроде кровной вражды. И тут ты заявляешься и говоришь: хочу, мол, отдохнуть от кровищи. Или я людей не знаю, или у тебя не всё нормально с головой. Ещё и х..и эти орочьи... Тебя точно никто по голове не бил?
   - Видать, и у меня есть предел. Перегорю так, наплюю на личный состав... А чем это кончается, ты не хуже меня знаешь. Буду лежать в лесу и в небо тупо пялиться. Тот же итог, что и с отпуском, с одним незначительным отличием: в отпуске я буду живым, а на службе - мёртвым.
   - Да ладно, брось! Все мы тут из одной миски едим. Чай, не дамы на выданье.
   - Всё это трёп, Курт. У человека должна быть отдушина. Вот у тебя какая отдушина? Ты по службе ползёшь. Медленно, цепляясь за каждый сантиметр, словно вьюн. Мне же на это плевать. Ну а Натана помнишь? Он деньги копит. Орочьи и варварские побрякушки, словно ненормальный, собирает и таскает, таскает, таскает... Лошадь загонит, а барахла наберёт больше, чем сам весит. А мне что? Думаешь, эти дуэли с магами за радость? Да, волнительно. Да, разнообразие какое-никакое. Но всё приедается. Они же все одинаковые - эти маги. Гонор, спесь, самомнение выше крыши. А как в дерьмо окунёшь, разными становятся - теми, кем они есть по сути. Некоторые в то же дерьмо превращаются, а другие... Я тут целую теорию построил, что обычно у магов из-под шелухи самомнения проступает. Вот веришь, нет, а я с одного взгляда могу определить, чего он стоит. С солдатами то же самое, но с ними и у тебя то же, да и избалованы они куда меньше магов. Дерьмо в людях надоело, Курт. Оно в половине душ клокочет и пузырится. Хочу просто лес и ни одной твари рядом. Только животные. Не подпишешь, плюну, в отставку подам. В родовое гнездо подамся. Буду интриги крутить и романы заводить. Ухлопаю на дуэли нескольких недоносков, магов погоняю, а там глядишь, что и решу.
   - Эк тебя проняло... - на меня теперь смотрел не молодой человек, а такой же, как я, побитый жизнью волчара. Только заматеревший, определившийся со своей... стаей, что ли. - Давай своё прошение. Нормальные офицеры нам нужны, ты с отставкой не спеши.
   - Вот-вот. Я же говорю - карьерист. Уже от имени Империи разговариваешь. Завидую я тебе: всё для себя решил.
   - Дурак. Это тебе завидовать надо. Решишь - пути назад уже не будет. Затянет, пикнуть не сможешь. А так - когда всё ещё впереди - лучше всего. Стоп! - капитан прочитал, наконец, текст моего прошения, и его глаза поползли на лоб. - Собираешься ЭТО направить императору? Да он тебя за такую наглость сам разжалует, не успеешь в отставку уйти! Или это такой изощрённый способ уволиться? Зачем ты в прошении-то про охоту пишешь?!
   - Не кипятись, Курт, я предпочитаю быть честным со своим Императором. Не тебя же будут разжаловать, если что? Жалко тебе, что ли для боевого товарища?
   - Ладно, ладно, уговорил. Вот, - капитан протянул мне засвидетельствованный им документ. - Только как ты будешь отправлять его в императорскую канцелярию? У нас же опять нового мага прислали, он гусем ходит, ни с кем не говорит, даже ко мне только по форме обращается.
   - Как обычно, приведу ему железные аргументы, - я с любовью потрогал парные мечи за спиной. Их гарды торчали не вверх, как носят всякие пижоны, а снизу, аккурат под ладонями. Обёрнутые кожей рукояти ответили приятной теплотой, готовые поддержать любое праведное начинание. - Ради отпуска я, так и быть, тряхну стариной.
   - Ну, дерзай. Удачи тебе, Вереск! Твоя настырность всегда меня восхищала, может и здесь чего добьёшься. Только про отставку никому не заикайся: плохая примета.
   - Поменьше слов, побольше дела. Начинай готовиться к грандиознейшей пьянке.
   - Когда?
   - Думаю, через пару дней всё и решится.
   - А если нет?
   - Тогда всё равно пьянке быть, только с горя, - грустно ответил я, заглядывая в глаза товарища.
   - Сразу бы так, а то надоели ему, понимаешь, пьянки. Напьёшься, вся эта дурь из головы живо вылетит. Ладно, проваливай.
  
   Когда лейтенант вышел, капитан поднялся, подхватил оставленный мешок с "гостинцами". Подошёл к стеллажу в дальнем углу кабинета, завешанному серой циновкой, под цвет кладки. Откинул упрямую ткань в сторону. На стеллаже ровными рядами лежали... орочьи детородные органы. Засовывая очередной трофей на полку, комендант размышлял вслух: "Оригиналы, мать их! Сказано же в Уложении - везите уши. Нет, всё бы им поржать. Хоть бы сердце тогда добыли! Так нет, за всю службу только четыре штуки и набралось". И капитан с грустью погладил высохшие чёрные комочки по центру стеллажа - венец его коллекции. У всех свои тараканы. Из "тараканов" капитана Курта легко можно было собрать целого орка, и не одного.
  
   Из кабинета капитана я направился прямиком к магу. Тот, как и все его предшественники, жил и работал в центральной башне центрального донжона. Формально здесь располагалась лишь магическая лаборатория, магу же полагалось жить в отдельном домике на территории форта, однако в реальности чародеи редко утруждали себя путешествием до домика. Так что первый же из плеяды чародеев, поселявшихся в башне, оборудовал здесь личное гнёздышко, где можно было разместиться, так сказать, без отрыва от производства. И их можно было понять! Со временем чародеи обрастали нехилым хозяйством, требующим постоянного надзора. Один только самогон чего стоил! Маги быстро учились гнать его в своей лаборатории и со временем начинали снабжать им всю офицерскую братию. Так вот, от набегов на лабораторию рядовых бойцов не могли отвадить даже смертельные магические ловушки. Оптимизм у простого народа был в крови, вот они и надеялись на лучшее. Ну, что ловушка окажется чуть левее, или не сработает, или не до конца убьёт, и страждущий перед смертью успеет прикоснуться к живительной влаге - одним словом, на что-то надеялись, а вот на что, здравомыслящему человеку было не понять. И ведь иногда проносило! Именно поэтому чародеи старались лично следить за своим стратегическим запасом.
   Возле входа в святая святых чародея мне навстречу попалась массивная, дородная женщина, знакомая мне по прошлым посещениям крепости с весьма... кхм... интересной стороны. Она выполняла в форте функции заведующей хозяйственной частью, в особенности - лично возглавляла замковых кухарок, готовивших на весь личный состав гарнизона. Весьма деловая, ответственная и хваткая особа имела одну слабость: любила молоденьких мальчиков. Я, пряча улыбку, раскланялся с дамой и сразу же проследовал вглубь башни. Постучав в личные апартаменты чародея, толкнул дверь и вошёл внутрь.
   - А вы, смотрю, времени зря не теряете, господин боевой маг! - выдал с ухмылкой, ожидая, покуда щупленький паренёк облачиться в обширную мантию. Чтобы не вгонять парня в краску, я старался не смотреть прямо на него, делая вид, что разглядываю что-то в боковом окне.
   Когда собеседник закончил сборы, я смог хорошенько его рассмотреть. Ещё совсем щенок, даже усы только-только расти начали. Да ещё и весь какой-то щупленький, тоненький, так что алый плащ мага со стороны точно вышагивает сам по себе, без хозяина. Он тут же подтвердил и характеристику Курта, данную ему при нашем разговоре.
   - Что вы себе позволяете, лейтенант? Почему врываетесь в мои личные покои? - потешно пробасил маг. Вернее, это он думал, что изображает сильный голос, на самом деле "бас" был сильно разбавлен дребезжащим звуком, напоминающим скрежет.
   - Да ладно вам, господин маг, здесь все свои. Из уважения к вашему статусу я даже не буду возражать и напоминать вам, что личные покои чародея - в доме на территории форта, а никак не в магической лаборатории.
   Маг проявил себя с самой лучшей стороны, весь его гонор тут же иссяк, так и не сформировавшись во что-то существенное. Всё же маги, нужно отдать должное, были в большинстве своём людьми умными, пусть и излишне гоношистыми и склонными к индивидуализму. Вместо попыток качать права, он скривился, точно лимон проглотил, и сразу перешёл к делу.
   - И всё же, что вам нужно от гарнизонного мага, господин лейтенант?
   - Хочу передать вам прошение для отправки в императорскую канцелярию.
   - Вас капитан Курт послал ко мне в качестве гонца? Там что-то настолько серьёзное? - насторожился маг, проникаясь своей важностью. Я лишь неопределённо пожал плечами, вручая документ.
   Маг пробежал глазами текст и поднял на меня полные откровенного недоумения глаза.
   - Отпуск? А кто такой Вереск эль Дарго?
   - К вашим услугам, - склонился я в церемонном поклоне знакомства.
   - Арвес эль Вагро, - представился маг на автомате, чуть ли не инстинктивно дублируя мой поклон. Такие вещи вбиваются в кровь и плоть благородных, каким бы ни было наше социальное положение.
   Но постепенно до мага начал доходить смысл ситуации, его недоумение сменилось ослиным упрямством во взгляде, к которому явственно примешивалось сознание собственной значимости, хорошенько сдобренное Уложением гарнизонной службы.
   - Вы хотите, чтобы гарнизонный маг (эффектная пауза) использовал специальные секретные (ударение) каналы сообщества магов (ударение) для передачи Вашего (сильное ударение) прошения об отпуске?!
   - Да, - совершенно спокойно ответил я возмущённому до глубины души заклинателю.
   - Вы слишком многое себе позволяете, лейтенант, - вспылил маг.
   Именно ради этого момента и был затеян весь этот разговор. Нужно было вывести мага из себя, заставить нанести пусть и не слишком серьёзное, но оскорбление. Итак, воспитание очередного чародея началось!
   - Пять лет, - тихо проговорил я.
   - Что пять лет? - опешил маг.
   - Пять лет я служу его Императорскому величеству верой и правдой на границе. Я жру на дальних дозорах какую-то траву, неделями сплю на голой земле, купаюсь в крови врагов и сослуживцев, теряю товарищей и воспитываю зелёных юнцов, - многозначительная пауза. - За это время я с младшего унтер-офицера дослужился до лейтенанта, но НИКОГДА не просил ничего лично для себя, только отдавал своему Императору себя без остатка. И у вас теперь хватает наглости заявлять, что единственная просьба за время безупречной службы - это "слишком много"? Потрудитесь объясниться, господин маг, - полная экспрессии речь была сдобрена солидной толикой ярости. Напускной ярости. Последнее время я поймал себя на том, что не испытываю ярости там, где раньше её испытывал; просто знаю, что вот сейчас - самое время "включить" ярость с товарищами или праведный гнев воспитателя с солдатами. Иногда случались и настоящие вспышки, но сейчас был явно не тот случай. Это как с любовью по расчёту: совместное ложе, дети - есть, а чувства - нет.
   По всему выходило, маг к таким сложным ситуациям не привык. Он лихорадочно пытался найти выход из словесной ловушки, в которую сам же себя и загнал, но выходов у него было только два: либо начать оправдываться и окончательно потерять лицо, либо с ослиным упрямством отстаивать свою правоту, размахивая Уложением гарнизонной службы. Молодой маг не желал ударить в грязь лицом, поэтому вполне предсказуемо вцепился в Уложение.
   - Господин эль Дарго, - начал он объяснять мне прописные истины, - в Уложении гарнизонной службы чётко говорится об использовании секретного канала "лишь в исключительных случаях".
   - А далее, по всей видимости, эти случаи перечисляются? - невинно поинтересовался я, лучше сопляка зная текст уложения.
   - Нет. Но, вашу ситуацию нельзя назвать исключительной.
   - На каком основании вы так решили, господин эль Вагро? - зарычал я.
   - Это ваша личная просьба, а не интересы гарнизона.
   - Во-первых, про интересы гарнизона в уложении ничего не сказано. Во-вторых, документ завизирован комендантом, и он уже не личный. Но дело не в этом. Скажите, господин чародей, сколько лично вам известно случаев, когда офицер обращался бы к Императору с подобной просьбой?
   - Интересы гарнизона подразумеваются. А что касается обращений, то мне не известно ни одного такого случая, - вынужден был признать маг.
   - Вы не находите, что единственный за всё время вашей службы случай называется исключением?
   - Я не могу на это пойти, - вынужден был откровенно признать чародей.
   - А теперь слушайте меня внимательно, господин эль Вагро. Первый раз во время разговора вы оскорбили меня, необоснованно заявив, что я слишком много себе позволяю. Затем вы намеренно начали прикрываться Уложением гарнизонной службы, посчитав меня, по-видимому, недостаточно грамотным, и попытавшись выставить дураком. С меня довольно! Не я, а именно вы - грубиян и невежа, да ещё и тщеславный! - чародей уже заглотил наживку, и этой отповедью я его "подсекал".
   - Да как вы смеете? - задохнулся маг. Его тщедушное тельце словно бы увеличилось в размерах, так он распалился от оскорбления. - Да за такие слова можно и головы лишиться на дуэли!
   - Ну-ну, - криво усмехнулся я, - только не говорите, что у вас, мага, хватит решимости вызвать на дуэль меня - боевого лейтенанта гвардии!
   - Тупая военщина! Да я тебя по стенке размажу, будешь у меня гореть, задыхаясь в воде! - мага проняло не на шутку. Ну не ожидал он здесь, на задрипанной границе, встретить такое безразличное отношение к собственной персоне! Он всегда считал, что именно на магах здесь всё и держится, и их здесь ждут, как манну небесную, а, получив, носят на руках. - Я вас вызываю, эль Дарго!
   - Очень хорошо, я принимаю ваш вызов, эль Вагро, - сказал я, вмиг становясь спокойным и собранным. - Оружие - парные клинки. Да, как более опытный в обычаях пограничья, хочу вас сразу предупредить. Во-первых, вы вправе пользоваться не только парными клинками, но и одиночным мечом, если не умеете работать с парными. Такое право - не только проявление моего собственного благородства, но и устоявшийся обычай. Во-вторых, я позволю вам один раз за бой использовать магию. По Дуэльному уложению магу даётся лишь такая возможность, по обычаям же пограничья - это ваше безусловное право. Готовьтесь, господин маг, жду вас на плаце через сорок минут.
   Маг после моих слов успокоился, хотя я и видел, что сказанное его удивило, и он не прочь поговорить подробнее, но гордость не позволяет. Мы поклонились друг другу, и я покинул помещение. Всю дорогу в казарму я думал о смысле жизни. Мне было не ясно, почему маги приходят к нам совершенно неподготовленными к жестоким нравам пограничья. Неужели их наставники никогда сами здесь не бывали?! Ведь считается, что маги также как и офицеры должны проходить подготовку боем после Академии. Значит, кто-то из наставников да бывал на границе, но то ли он не считает нужным просвещать молодёжь, то ли молодёжь не слишком прислушивается к словам учителей по причине своей молодости и излишней самонадеянности. Действительно, если магу скажут, что любое проявление неуважения к гвардейцу на границе неминуемо закончится дуэлью, он просто посмеётся: где гвардеец и где маг? Гвардеец умеет только мечом махать, а он, маг - пуп земли, повелевающий недоступными простым смертным силами. Положению Дуэльного уложения о возможности единожды за бой использовать магию он просто не придаёт серьёзного значения. Маг, по всей видимости, считает, что и одного раза вполне достаточно. Это ж насколько надо быть самонадеянным!
   Казарма встретила меня привычной чистотой и порядком, каковые всегда так приятно ложатся на мятущуюся офицерскую душу. Такое удовольствие после пыли дорог вдохнуть свежий воздух чистого помещения, где не встретишь даже одинокой пылинки! А если встретишь, "нарядный унтер" - так с оттенком армейского юмора называли в гвардии старшего по наряду унтер-офицера - здорово попадёт. Придётся ему самому наводить порядок, невзирая на своё благородное происхождение. Так что в следующий раз всё уже наверняка будет блестеть и светиться кристальной чистотой, подобно свежим фингалам солдат наряда.
   Офицеры здесь, как и в любой казарме гарнизонных фортов, жили вместе с солдатами, только для них отводилось отдельное помещение, именуемое в просторечье "пьяная комната" или просто "комната". Солдаты, правда, именовали её иначе: "офицерня". Думаю, природа названия говорит сама за себя. Отсюда офицеры в процессе случавшихся время от времени пьянок делали вылазки на солдатскую территорию, чиня всевозможные смотры личного состава, проводя внеплановые занятия по мечному бою, устраивая тренинги по скрытому перемещению, по выработке чувства опасности - пусть сначала нас научатся бояться, чтобы потом орки не вызывали такого панического ужаса. Именно в пьяную комнату я и направлялся.
   Открывшееся мне помещение ничем не отличалось от основной казармы. У нас не принято было отличаться от солдат, все "ели из одной миски" и спали в идентичных условиях (1). Разве что в комнате находилась пара столов, чтобы облегчить офицерам написание всевозможных бумаг. Естественно, столы использовались и для общественных нужд во время всё тех же пьянок. Так и сейчас, за одним из них примостилась шумная тройка свободных от несения службы офицеров. По их раскрасневшимся лицам, абсолютно чистой одежде и полному наплевательству на происходящее вокруг, а также по ещё нескольким заметным только сослуживцам признакам, я понял, что они недавно вернулись из дальнего дозора.
   - Здорово господам офицерам! - громко гаркнул я, отвешивая уважительный поклон. Как бы офицеры ни были увлечены отдыхом, они, как один, поднялись и отвесили мне ответные поклоны.
   - А, Вереск! Ты какими судьбами к нам? Неужели перевели? - воскликнул знакомый мне младший лейтенант, жестом приглашая за стол. Я не стал отказываться, это было бы в высшей степени невежливо; пинком отправил к столу свободный табурет от чьей-то кровати и уселся на него.
   - Да, только что прибыл, Фальтос. С нетерпением жду очередной порции гарнизонных нарядов, чтобы - как там говорится? - "вжиться в новый коллектив" и "познакомиться с личным составом".
   - Тоже из рейда? - понурился офицер. - Хорошо, что ты прибыл - будет кому поднатаскать молодёжь. У нас тут много новичков, они ещё плохо работают в команде. Еле от орков ушли в тренировочном рейде.
   - Сколько? - я нахмурился. На секунду меня пронзил мучительный стыд. Уходить в отпуск, когда тут столько дел? Когда нужно из зелёных новобранцев делать нормальных бойцов, могущих противостоять куда более сильным и выносливым противникам? Противостоять исключительно за счёт выучки и совместной работы? То есть, исключительно благодаря нам, гвардейским офицерам. Кто тогда, если не мы? Так думал восторженный юнец, ещё имеющий силу в моём сознании. Зато другая часть меня, куда более опытная и циничная, легко парировала: незаменимых офицеров не бывает. Вон - сидят и пьют. Сбросят напряжение - и вперёд, учить личный состав. Если же этих будет недостаточно, пришлют нового для их "усиления". Хоть какой-то толк будет от этих треклятых переводов. В самом деле: не как с людьми, а как с оружием с нами поступают - где нужен парный клинок - туда его, где нужен лук - туда его, где нужна тяжёлая сабля - получи и распишись. Но ведь мы не орудия, мы люди! Или орудия? Кто мы для тебя, Император?
   - Двоих тяжелоранеными. Всех привезли, может, кого и поставят на ноги.
   - Значит, есть на что ставить. Уже неплохо, - в моём ответе не было и тени юмора; орки своими двуручниками, бывало, оставляли гвардейцев без рук или ног. Но и возникшего было сомнения не наблюдалось: циничный волчара победил. Да и как иначе, если он куда опытней и изощрённей юнца? - А я вот с магом драться сейчас буду. Зашёл, надеясь кого-нибудь застать из наших. Вы как, поддержите?
   - С магом? Это Фриэст, что ли бузит? Так он же, вроде, мужик нормальный, чего вы не поделили?
   - Что, самогоном его траванулся? - поддел меня сидевший рядом лейтенант. Все засмеялись.
   - А сколько дней назад вы в дозор ушли? - заподозрив неладное, решил уточнить я.
   - Так, одиннадцать дней, как отбыли, - ответил Фальтос, становясь серьёзным; до него потихоньку доходил смысл моего вопроса.
   - Неделю назад новенького прислали, Арвес эль Вагро его зовут.
   - Решил заняться его воспитанием? - уважительно отметил давешний шутник. - Можешь на меня рассчитывать. Это дело слишком серьёзное, чтобы оставлять тебя один на один с новичком. У нас, похоже, никто ничего о его манере колдовать сказать не сможет, придётся первому пробовать.
   - Слышал, ты магию чувствуешь, - вступил в разговор третий, в звании унтера.
   - Чувствую, - коротко ответил я. - Может оно и к лучшему, что именно я с ним схлестнусь первым, шансов у меня действительно больше. Только я с ним сцепился намеренно и ради другого: в отпуск собрался, а он отказался отправлять моё прошение через своих.
   Мою реплику насчёт отпуска сослуживцы пропустили мимо ушей, посчитав её лишь оригинальным предлогом для вызова на дуэль новичка-мага. Мы обменялись ещё несколькими фразами и всей гурьбой отправились на плац. В приграничье было принято всегда иметь оружие под рукой, и с ним не расставались даже зелёные солдатики, чего уж говорить про опытных офицеров? Так что моим новоявленным секундантам не пришлось даже собираться.
   На плацу унтеры гоняли зелёный молодняк, и нам пришлось искать свободный закуток для своей "тренировки". Слух о предстоящей дуэли быстро разнёсся по плацу. Солдаты смотрели на ненормальных офицеров с взрывоопасной смесью восхищения и страха. Унтеры же подошли к ситуации с подлинно армейским практицизмом, резонно усмотрев в грядущем смертоубийстве опасность для вверенного личного состава. В итоге к моменту прибытия второго виновника торжества наш "уголок" разросся до доброй половины гарнизонного плаца.
   Маг появился в сопровождении Курта и ещё какого-то слабо знакомого мне офицера. Все участники события обменялись приветственными поклонами с лёгким налётом церемониальности. Секунданты тут же принялись за дело. Разведя нас на десять шагов и перепроверив расстояние, они встали по четырём сторонам света, на приличном расстоянии от дерущихся. Получившийся человеческий крест ограничивал периметр, превращая кусок плаца в предусмотренную Уложением дуэльную площадку.
   Я не спеша пошёл на сближение, по дороге аккуратно извлекая мечи из ножен. Маг тоже пошёл мне навстречу, однако спешил ещё меньше моего, предпочитая заниматься подготовкой какой-то магической гадости. После церемонного столкновения наших клинков, мой второй тут же вспорол ему бедро. Маг явно зазевался, сосредоточившись на заклинании. Однако в следующее мгновение уже мне пришлось уворачиваться от атаки противника, на этот раз магической.
  
   Языки огня вытянулись с четырёх сторон горизонта, точно с самого неба, и стали сходиться в одной точке, где только что стоял офицер. Какие-то секунда-две, и в точке пересечения огненных потоков ослепительно полыхнуло, обдав жаром даже стоящих в отдалении секундантов. На мгновение в воздухе повисло рукотворное солнце, затмевая облик реального светила. Всё это действо происходило практически бесшумно, если не считать лёгкого шелеста, точно колыхалась трава на ветру, - если бы она ещё росла на вытоптанной тысячами ног глинистой площадке плаца.
   Маг довольно осклабился: наступало его время торжествовать и издеваться над противником, а если быть точным, то над тем, что от него осталось. Но он поспешил с выводами. Стоило только огненному шару распасться тысячами безобидных искорок, как, словно из ниоткуда, на площадке материализовался гвардеец. Его чёрный кожаный доспех, по внешнему виду больше смахивающий на обычную кожаную куртку с такими же штанами, в нескольких местах дымился. Чёрные волосы на голове со стороны правого виска блестели свежей подпалиной. Однако больше всего досталось чёрным глазам гвардейца: в них застыли отблески пламени; вот только не пламени огненного сгустка, а пламени ярости.
   Чародей, словно щит, выставил перед собой единственный меч. Он напрочь забыл о фехтовальных стойках, о многочисленных фехтовальных приёмах, вбитых опытными наставниками, - настолько его выбило из колеи появление живого и здорового противника. Слишком сильно он полагался в жизни на магию, слишком верил в её безотказность, в неуязвимость мага обычной сталью. Один из мечей лейтенанта заблокировал клинок мага, отвёл его в сторону. Короткий шаг практически вплотную к противнику, и рукоять второго меча попадает Арвесу эль Вагро точно в район виска. Вторая рука воина, отбросив прочь бессмысленный сейчас меч, наносит толчковый удар в грудь уже поверженному чародею. Не издав ни звука, тот плашмя заваливается на спину.
   - Ну как, цел? - Курт возник рядом с магом, лишь только его тело коснулось земли.
   - Хочешь совет? Оденешь против мага кольчугу - без ожогов не уйдёшь, - ответил гвардеец приобретённой многими ошибками мудростью. Кожаная куртка, а следом и штаны полетели на землю. Многострадальная одежда словно пропиталась первозданным жаром магического пламени, так и норовя обжечь хрупкую человеческую плоть - не иначе, требовала свою плату за отличную службу.
   - Опыт есть опыт, Вереск. Только скажи мне, как ты намерен с ним теперь поступить?
   - Успокойся, капитан: я знаю правила. Обойдусь без членовредительства, - глаза коменданта вспыхнули иронией, поэтому офицер счёл за лучшее добавить, - и без сильного унижения. Мы с господином эль Вагро плотно побеседуем, я постараюсь довести до него, как живут НОРМАЛЬНЫЕ люди в приграничье. Прошение моё, опять же, отправим. В общем, уверен: мы с ним хорошо поладим.
   Комендант не был до конца уверен в методах лейтенанта. Оно и не мудрено: переломанные носы и пальцы чародеев заживали долго, ведь маги умели убивать, но никак не врачевать. Вереск эль Дарго тоже умел убивать. А ещё, он умел надолго растягивать этот увлекательный процесс. Некоторые опостылевшие всем маги выходили после "беседы" с гвардейцем, как шёлковые. Вот только лечить их очень не хотелось, они нужны были как ценные боевые единицы. Но капитан Курт знал и другое: эль Дарго никогда не перегибает палку, если в этом нет вящей необходимости. Молодой чародей гарнизона не был таким уж упёртым в своём чванстве, посему ничего серьёзного ему не грозило. По крайней мере, комендант очень на это надеялся.
  
   Император возвращался в свой рабочий кабинет в приподнятом настроении: сегодня они с Алисией создавали новый архитектурный шедевр. На этот раз выбрана была военная тематика, и плодом совместных усилий стал оригинальный проект новой пограничной крепости. Собственно, именно поэтому Император и мог себе позволить принять официальное участие в работе группы архитекторов, трудящихся под руководством этой альты.
   На столе его дожидалась стопка свежих донесений, а в самом дальнем углу обширной столешницы стыдливо жались документы на подпись. Император уселся в жёсткое кресло, хорошо помогающее избежать блаженной расслабленности; попытался настроиться на работу. Тут его внимание привлёк лежащий отдельно от других донесений неприметный листок. Неприметный по положению на столе, но никак не по важности, ведь на нём красовалась эмблема магического сообщества. Через магов обычно поступали лишь требующие безотлагательного изучения донесения с дальних пограничных гарнизонов. Они сразу попадали на его стол, минуя всю его многочисленную личную канцелярию. Император потянулся к листку, заинтригованный: подобных документов поступает крайне мало, обычно это экстренные донесения с пограничья или короткие рапорты дальних разведчиков.
   По мере погружения в чтение, глаза Императора всё более вылезали на лоб. "Да они там все сдурели, что ли, в этом гарнизоне?! - было его первой мыслью. - Почему местный маг отправил личное прошение простого лейтенанта специальной связью?!" Император первым делом обратил внимание на фамилию гвардейца, но и здесь его ожидал конфуз: ни к одному из влиятельных родов офицер точно не принадлежал: "Тем более странно. Что же он такого сделал с магом, чтобы тот пошёл на столь необдуманный шаг?"
   Но чем больше глава государства думал, тем интереснее и курьёзнее ему казалась возникшая ситуация. В конце концов, он окончательно развеселился, найдя в ней массу пищи для ума, в том числе и комичных подтекстов: "Ведь в моём Уложении гарнизонной службы говорится об использовании специального канала только в исключительных случаях, а давно ли мне на стол попадало последнее прошение об отпуске пограничного офицера? Налицо как раз исключительный случай. Однако! Как-как там зовут этого шибко умного лейтенанта? Вереск эль Дарго? Нужно взять его на заметку. Мне нужны сообразительные гвардейцы с боевым опытом. Похоже, пора его переводить с границы поближе к столице. Парень явно созрел для серьёзных дел и уже больше ничему в пограничье не научится".
   "Но каков наглец, - продолжал, между тем, рассуждать Император. - Взял, значит, гарнизонного мага за жабры и вынудил помочь. Неужели его так припекло, что решился на столь дерзкий поступок? Как он там писал: "Надоела кровища, надоели дуэли и пьянки. Хочу просто поохотиться, чтобы были только я и лес"? - Может и наглец, но не стал ходить вокруг да около, всё сказал предельно честно. Никаких там "семейных обстоятельств", смерти близкого, оказывающегося на деле исчезающе дальним, родственника. Просто хочу "поохотиться и отдохнуть", а ещё "верю в благосклонность своего Императора", "никогда ничего не просил для себя, отдавая себя службе и интересам Империи без остатка". А он ещё и поэт! Честность я люблю, в политике о ней почти забываешь, так хоть от моих подопечных офицеров услышу о её существовании".
   "В общем, решено, - принял решение глава государства. - За то, что был честен со мной, просил первый раз и повеселил меня ещё больше, пусть будет ему отпуск". С такими мыслями монарх написал на документе размашистую резолюцию, где особый акцент делался именно на проявленной гвардейцем честности. "Думаю, месяца ему вполне хватит, а я за это время посмотрю, чего он стоит как организатор и чем выделяется из остальных офицеров. Никогда не поверю, что такой сообразительный и откровенный парень нигде себя раньше не проявил".
   На звонок колокольчика появился распорядитель, тут же унёсшийся за Военным советником. Тот явился буквально через полчаса, за которые куча документов на столе главы государства заметно уменьшилась.
   - Мой Император! - склонился офицер в церемонном поклоне.
   - Здравствуй, Артур. У меня к тебе поручение чрезвычайной важности, отнесись к нему со всей серьёзностью. Мне нужна полная информация на лейтенанта гвардии с северной границы Вереска эль Дарго. В настоящее время он, - Император заглянул в прошение, - служит в седьмом гарнизоне первого сектора.
   - Вас интересует только личное дело, или полный комплект информации? - деловито поинтересовался советник.
   - Если бы меня интересовало только его личное дело, я бы так и сказал. Мне нужно знать о нём всё, включая черты характера, и даже какие женщины и какое вино ему нравится. В особенности, естественно, меня интересуют его боевые качества, характер акций, в которых принимал участие, как себя проявил. В общем, по высшей форме.
   - Простите, мой Император, за любопытство, но чем он вам так приглянулся? Ведь эта фамилия не принадлежит к правящим родам, и я о таком офицере ничего не докладывал.
   - Знаешь, Артур, одни только что отмеченные тобой критерии уже характеризуют его положительно. Я бы ещё добавил к ним веру в Императора, честность, целеустремлённость и сообразительность, которых так не хватает моим подчинённым, - с явным намёком в адрес советника ответил глава государства. - Да, можешь начать изучение этой кандидатуры с вот этого документа, а заодно проследи за незамедлительным исполнением моей резолюции. - И Император с лёгкой иронией во взгляде протянул офицеру прошение.
   Высокопоставленный сановник чинно поклонился, пряча в папку единственный листок. Он уже покидал помещение, когда в спину пришло прощальное напутствие властительной персоны.
   - Задержитесь, Артур, - офицер развернулся, внимая словам монарха. Он прекрасно знал привычку Императора отдавать самые серьёзные распоряжения "на ход ноги", чтобы у сановника было время подумать и проникнуться. Император в этих случаях всегда переходил на "вы", - опять же, чтобы подчеркнуть важность монаршей воли для Империи. - Рекомендую совместно с главой Сообщества магов изучить целесообразность внесения в Уложение гарнизонной службы уточнений. Каких именно, вы, уважаемый Военный советник, поймёте, когда изучите переданный вам документ. Обратите внимание Главы: документ пришёл по специальному каналу. Ещё одно уточнение. Я не требую, я лишь рекомендую. Поэтому готов рассмотреть Ваше совместное предложение, как в дальнейшем избежать подобного недопонимания между господами магами и офицерами пограничных гарнизонов. Кроме того, я не хочу, чтобы кого-то подвергали наказанию - за ошибки такого масштаба должны отвечать на высшем уровне. Так и передайте уважаемому Главе.
   Последняя фраза легла целительным бальзамом на сердце служаки. Естественно он передаст! В кратчайшие сроки! Ещё и поглумится над своим извечным противником.
  

Поохотился, называется!

   Я остановил коня на самой вершине холма: отсюда открывался великолепный вид на последний форт Империи. Каменная громада на фоне леса. Гигантская метка, нависшая над страной и призванная сообщать людям: "Эта территория занята; даже не вздумайте на неё покушаться, а не то из моих каменных стен выйдут такие же каменные воины и утопят вас в вашей же собственной крови". Этот форт был последним на моём пути к лесу и охоте.
   Не то, чтобы я специально держался цепи фортов, просто так совпало: об этом лесе мне рассказал в своё время сослуживец, и путь к нему пролегал вдоль границы Империи. Лес внешне ничем не выделялся из опостылевшей мне за время службы зелёной массы. Но я привык доверять мнению сослуживцев, по описанию же товарища он подходил мне идеально: первозданная природа, много непуганой дичи; а главное, на несколько дней пути сквозь лес не встретить ни одного орка, варвара или даже просто человека. Другие подобные участки леса следовало искать глубоко внутри империи, либо за границей, но не в дикой её части, а в обжитой соседями.
   Причина необычной чистоты этого леса не была для меня секретом: альты. Некие полумифические существа, обитающие по ту сторону веронской границы и охотящиеся в лесах вместе с лесными драконами. Мой сослуживец рассказывал, что первыми их жертвами становятся случайно зашедшие сюда представители прочих рас, и уже во вторую - исконные лесные обитатели. Эта часть повествования сослуживца особого доверия у меня не вызывала, будучи основанной исключительно на слухах. Я был глубоко убеждён: раз альты сами любят охотиться, они вряд ли станут мешать таким же любителям из пограничного с ними государства. Зачем им это? Ну, шпионов поймать или бежавших из империи уголовников, но не безобидного же гвардейца-пограничника дружественного государства!
   Сам участок границы Веронской империи с альтами располагался не на севере, где мне довелось провести пять лет своей жизни, а на востоке. В этих местах граница носила крайне условное протяжение, чётко видимое лишь на бумажных картах. На самом деле здесь властвовали не веронцы и даже не альты, а безраздельно правил бескрайний лес. Наши форты терялись в его громаде одинокими сиротливыми зубами, окружая себя небольшими по меркам леса проплешинами, да и располагались они гораздо реже, чем на севере. Что бы ни говорили про альт, но угрозы с их стороны Император почему-то не ждал. Об этом наглядно свидетельствовал и характер службы местных гарнизонов: ни о какой постоянной боевой готовности не могло быть и речи в виду отсутствия реального, осязаемого всеми фибрами души, врага. Местные пограничники просто патрулировали территорию, контролировали пару торговых трактов, связывающих города альт с веронскими обжитыми территориями, да тихо бесились от безделья. Поэтому на восточный рубеж отправляли либо совсем уж негодных бойцов, либо бойцов, нуждающихся в отдыхе после серьёзных ранений. Бывали, конечно, и исключения, которые лишь подтверждали общее правило.
   Дорога вдоль вереницы фортов заняла у меня больше двух недель. Всю дорогу я старался держаться подальше от людей. Общаться ни с кем не хотелось, душа желала лишь уединения. Вынужденные ночёвки рядом с фортами приходилось обставлять так, чтобы избежать настойчивого внимания патрулей. Конечно, подобное поведение требовало "дозорного" образа жизни, то есть такого, какой вели гвардейцы в дальних дозорах. Питание подножным кормом или дичью, сон на голой земле, установка простейших "сигналок", постоянное полубодрствование. Но всё это было привычно, всё это не требовало особого запредельного напряжения. Еды вокруг хватало, а сам по себе сон на земле был для меня привычен. При желании я мог обходиться вообще без подстилки, хотя этого по понятным причинам и не любил: хорошая подстилка дарит поистине королевский комфорт, выигрывая даже у казарменной кровати.
   Всю дорогу я не спешил расслабляться: отпуск отпуском, однако орки и прочие неприятности не будут разбираться, на службе я или нет. Уверен, даже найденная в кармане остывающего трупа подорожная не вызовет у этих существ и тени сожаления об убийстве находящегося не при исполнении гвардейца. И вот теперь, рядом с вожделенным лесом, я наконец-то мог немного расслабиться!
   Окинув своё состояние внутренним взором, я не заметил в нём существенных изменений. Никаким чувством покоя и не пахло. Но, что куда хуже, не было даже намёка на расслабленность. Возможно, умиротворение придёт позже, когда я убью первого лесного обитателя. Или ещё позже, когда, усевшись у костра, буду жадно вгрызаться в ломоть свежего мяса, запивая его восхитительным вином из фляги. Тогда меня обязательно накроет это чувство доверия окружающему лесу, его благожелательности, готовности принять тебя без остатка, не требуя ничего взамен... Очень хотелось в этой верить.
   Но на грани сознания сновала предательская мысль, что я банально не способен полностью расслабиться - просто в силу многолетней дрессировки сначала опытными наставниками, а последние годы - реальной опасностью. Нет, ощущение себя натянутой жилой уже давно стало составной частью души, и мне вовсе не улыбалось отрывать от себя эту часть самого себя. Проблема была в другом: в самых потаённых глубинах души мне всегда хотелось попробовать пожить, как нормальные люди. Те, у кого нет гипертрофированного чувства долга, кто не привык постоянно быть настороже и убивать, как дышать. Так жило большинство, ради которого я, собственно, и жил, ради которого терпел лишения, рисковал, убивал. Моя задача была - уберечь моих соотечественников от любого проявления врага, но в чём была задача этих самых соотечественников, я просто не знал. Вернее, не так. Теоретически, по рассказам обывателей и сослуживцев, я имел некоторую картину жизни в Империи, знал мотивы различных категорий людей, слышал о семейном счастье, радости отцовства и материнства, радости заниматься любимым делом, создавать шедевры; строить дома и возводить города. При этом я не был и наивным юнцом, зная о подлости и коварстве людей, о том, что они стараются улучшить своё положение за счёт соотечественников. Знал о грызне за власть влиятельнейших родов Империи, о преступности в больших городах. Но обо всём об этом я только знал. Жизненный опыт ясно говорил: только знать мало, нужно ещё и прочувствовать, познать на своей собственной шкуре - чтобы понимать. Так, рядовому обывателю сложно оценить образ жизни пограничника и воина вообще, даже если он смутно знает кое-что о нём.
   Я был от природы человеком чрезвычайно любознательным и сообразительным, поэтому меня буквально тянуло к новому, хотелось что-то сделать в жизни кроме профессионального убийства врагов империи. Я также не брезговал брать на себя ответственность в критических ситуациях, находя в решении нестандартных вопросов подлинное душевное удовлетворение. Но единственное, в чём мне реально удавалось постоянно совершенствоваться и полностью проявлять себя, был мечный бой. И я с подлинным упоением погружался в него с головой, отдавал ему всё свободное время, буквально выматывал инструкторов, не говоря уже о боевых товарищах.
   Я мог работать с любым количеством противников, с любыми мечами, причём как в паре, так и единичными; имел навыки работы другими видами оружия, но изучал их исключительно с точки зрения противодействия им своим любимым мечом. Поэтому слыл среди своих подлинным мастером боя, даже инструкторы часто расписывались в полной беспомощности противостоять мне. Но мечный бой - не единственное, к чему я испытывал тягу в жизни; мне ещё предстояло многое понять, прочувствовать и усвоить. И этот дарованный Императором отпуск я намеревался провести в глубоких медитациях, обдумывая прожитую жизнь и строя реальный план своего будущего. Именно это было реальной целью моего отпуска и моего уединения, охота и одиночество были лишь одними из условий эффективного самопознания. Я искренне надеялся, что в этом спокойном созерцании найду смысл жизни, ту вожделенную отдушину, которой мне так не хватало для душевного равновесия. Служение Императору, долг и честь - это хорошо, но душа требовала чего-то... чего-то эдакого, могущего заполнить образовавшуюся с некоторых пор пустоту внутри. Сосущую, выматывающую пустоту. Даже офицерские попойки после рейдов не очень помогали. Да, они позволяли на некоторое время притупить ощущения, но стоило алкоголю покинуть организм, и его место вновь оказывалось тягуче пустым. Пустым и ноющим. После нескольких месяцев безуспешной борьбы с внутренней пустотой, я понял, наконец, почему некоторые офицеры спиваются: они просто не могут найти замены алкоголю, не могут справиться с этим зачерствением души, не могут найти ответ на вопрос: "Для чего?" - Для чего жить, рисковать, пахать как проклятый, выматываться душой и телом, унижать и унижаться?
   Но все эти душевные мытарства не могли сбить меня с насущной проблемы, с того реального, на что можно опереться на сложном пути к самому себе. Мне требовалось подумать над некоторыми приёмами мечного боя, возможно, разработать новые связки, опробовать особенно заковыристые из моих собственных наработок. Меня ждали целые дни спокойных вдумчивых тренировок, без постоянной готовности сорваться с места и пойти убивать или умирать. В этом спокойном и размеренном деле, я очень надеялся, смысл жизни выкристаллизуется сам собой. Моя деятельная натура просто не принимала глупого разлёживания на траве, "чтобы лучше думалось". Только в действии может родиться что-то по-настоящему важное.
  
   Чувство умиротворённого спокойствия пришло ко мне лишь по истечении недели глубоких медитаций, вдумчивых тренировок и охоты. Оно посетило меня не возле костра, как я думал изначально, а наступило вместе с пониманием того, что именно я здесь, в этой части леса, являюсь самым сильным хищником. Аккурат после того, как мои мечи пронзили попытавшегося напасть на меня медведя. Вроде бы ничего в этом не было особенного, даже следовало бы не успокаиваться, а, напротив, насторожиться. Ведь вокруг полно диких хищников. Да, не спорю, просветление наступило там, где его не ждал, но ведь оно произошло! - Ударило по голове с неотвратимостью выпущенного из арбалета болта. Мне оставалось только со спокойствием фаталиста принять его результат: невероятное чувство лёгкости. Я снимал медвежью шкуру, и вместе с ней снимал шкуру с собственной одеревеневшей души. Что-то в голове перевернулось и встало на место. Теперь я знал, что не буду диким зверем вскакивать от малейшего шороха; теперь я подорвусь, только если опасность будет достаточно сильной.
   Весь следующий день я посвятил тренировкам, отдаваясь им без остатка. Только сейчас я понял, насколько был до этого напряжён, насколько сильно проникся постоянным давлением окружающей жизни, превратившись в тугую вечно натянутую жилу. И вот теперь впервые работал с мечами в полную силу, впервые творил бой, а не просто тренировался или сражался. Моё сознание и тело стали единым целым, слились с мечами, и теперь танцевали на кончиках клинков.
   Ночью я спал, как младенец, и проснулся с утра свежим и бодрым, готовым к новым свершениям. В этот день я полностью погрузился в медитации, не охотился, не ел и почти не пил. Вся прожитая жизнь была разложена по полочкам, были сделаны важные выводы, подведены итоги многих событий. К вечеру я точно заново взглянул на мир. Теперь предстояло выработать свой дальнейший путь в жизни, и, точно отвечая на мои задумки, ветер принёс запах магии.
   Моё чутьё на магию заголосило, и хотя не принесло ощущения прямой угрозы, масштаб творимой где-то рядом волшбы создавал угрозу всему окружающему, а через него и мне самому. Бежать я не привык, поэтому решил защищать свой укромный уголок в лесу любыми доступными способами. Для этого следовало раньше обнаружить мага, чем он наткнётся на меня. Короткие сборы - кольчугу под куртку, лук через плечо, тройку стрел за пояс - и я готов к бою с любым противником.
   Маг нашёлся в километре от моей последней стоянки. Никакой опасности он уже не представлял, так как был кем-то укорочен на целую голову. Магией больше не воняло, зато откуда-то сбоку еле различимо доносился звон мечей. Этот звук я не смог бы спутать ни с чем на свете, ибо опыт, что называется, не пропьёшь. Многолетние тренировки давно привели к неожиданному результату: "говорящий" на языке боя клинок способен был поведать мне очень многое.
   Клинки вели разговор на востоке. Уже через пять минут пути им навстречу я полагал, что вижу всю картину боя. Три больших, скорее всего двуручных, меча противостояли паре средних клинков. Двуручники имели между собой некоторые едва ощутимые отличия, но были явно одного и того же типа. Смутно знакомого мне типа. Что-то было в их тугих тягучих перезвонах, чего я никак не ожидал здесь услышать, а потому закрыл свою голову от мыслей об этом. Зато пара мечей вела себя крайне необычно: во-первых, эти мечи были абсолютно идентичны, а, во-вторых, они работали поразительно слаженно. Либо один мастер двумечного боя противостоял сразу трём амбалам с двуручниками, либо действовала слаженная двойка бойцов. Учитывая, что столкновения двуручников с обоими мечами происходили зачастую синхронно, и слабо представляя, как можно двумя средними мечами отбить одновременно два тяжеленных двуручника, я склонялся к мысли о паре бойцов. Мою мысль подтверждали и изредка вплетавшиеся в картину боя мелодичные лязги лёгкого ножа, явно принадлежащего одному из пары мечников - не три же руки у двумечного бойца! Некоторое недоумение вызывала лишь скорость движения пары воинов, которые для такой интенсивности боя должны были чуть ли не летать по полю битвы. Но это уже вопрос личного мастерства, так что я испытал лишь чувство уважения к бойцам.
   Картина боя была предельно ясна, и не требовала моего вмешательства. Уже собираясь поворачивать назад, я вдруг почувствовал изменение "градуса" беседы клинков. К звонкой тональности одного из средних мечей добавился глухой призвук - такой получается у большого имперского меча. Но ведь до этого клинок не был древковым! Стройная картина боя в моей голове рассыпалась в прах, я больше не понимал происходящего - я, посвятивший столько лет мечному бою! Дело уже было не только и не столько в природной любознательности, была затронута моя честь, моя профессиональная гордость. А тут ещё и три двуручника начали вдруг работать поразительно быстро и слаженно, словно бойцы неожиданно очнулись ото сна, а ещё через мгновение и пара средних клинков заплясала в поистине невероятном темпе. По крайней мере, я ни с чем подобным до этого просто не сталкивался. Клинки буквально пели, практически непрерывно сталкиваясь с оглоблями противников. Что-то там происходило, что-то, что заставило меня изменить решение и посмотреть на бой вблизи. Чутьё бывалого мечника буквально вопило о чём-то запредельном, чему я стал невольным свидетелем.
   Точкой наблюдения за сражением я выбрал высокое надёжное дерево. Удобное переплетение ветвей у самой его верхушки было словно специально создано для лучника. Движимый любопытством, я мгновенно взлетел на дерево, и только теперь смог рассмотреть картину боя во всех подробностях. Очень неожиданных подробностях. У меня, опытного в делах мечного боя, буквально отвисла челюсть: на небольшой поляне трое орков рубились с одинокой человеческой фигуркой. Почему-то сразу бросились в глаза волосы одинокого воина, сплетённые в роскошную косу.
   Орки действовали невероятно слаженно, что говорило о высочайшем их профессионализме. Среди орков - одиночек по природе - слаженная рубка была редкостью. Только один клан практиковал нечто подобное - клан Ветра; самый воинственный и самый уважаемый. Что я знал о клане Ветра? Его бойцы неофициально использовались Империей для боевых акций на орочьей и варварской территории, а равно у наших человеческих соседей. В результате неофициальной поддержки Императора клан пользовался непререкаемым авторитетам среди своих, имел роскошный каменный город, великолепные тренировочные площадки и лучшее оружие. Его безопасность стерегла даже тройка имперских магов.
   Однако мастерство орков просто блекло по сравнению с тем, что творил их противник. Он действительно дрался двумя мечами одновременно. Вернее не так, - он дрался одновременно мечом и большим имперским мечом. Семидесятисантиметровый средний клинок покрывал ближнюю зону, а такой же клинок, насаженный на полуметровое древко - дальнюю зону. Первый он использовал, в основном, как щит, второй - для коротких скупых выпадов. Длины его бима вполне хватало для прорыва к орочьим тушам. Но это - лишь то, что я смог рассмотреть в подлинном стальном вихре, что жил в руках человека. Даже мой намётанный взгляд фиксировал лишь отдельные выпады и движения воина, остальные просто смазывались из-за запредельных скоростей. Человек не мог так драться. А ещё человек не мог с лёгкостью блокировать удары двуручников - не отводить, как это делали мы, гвардейцы, гордясь своими навыками, но именно жёстко блокировать, даже не срываясь при этом с темпа. Мне также было непонятно, какой клинок вот так просто выдержит бесконечный град сильнейших рубящих и режуще-колющих ударов. Да ещё и дробящие удары рукоятью и гардой, когда орки перехватывали свои двуручники за лезвие... Даже самые хорошие офицерские мечи, поставляемые в войска северных гарнизонов по личному распоряжению Императора, просто сломались бы от такого обращения! Но самым невероятным лично для меня представлялось участие в бою косы воина. Время от времени она вылетала вперёд или назад, чаще, конечно, назад, во время отступления, и наносила оркам ощутимые удары, которые те вынуждены были блокировать своими клинками. Блеск солнца на конце косы и по всей её протяжённости говорил о вплетённом в волосы металле. Именно его звук я принял издалека за звон ножа.
   Кроме феерических движений мечами, воин постоянно перемещался, совершал невероятные для человека прыжки, кувырки и сальто, выполнял фляги. И вся эта запредельная пижонская акробатика реально работала, позволяя избегать казавшейся неминуемой встречи с гигантскими клинками! Воин точно танцевал, а не сражался, настолько красиво выглядели со стороны его движения. А ещё через мгновение моя челюсть поползла ещё ниже, так как стало очевидным, что воин - женщина! Это вообще ни в какие ворота не лезло! Но столь высокая грудь просто не могла принадлежать мужчине, равно как и широкие бёдра... Да и длинные волосы, с запозданием подумалось мне, отличали именно женщин... Костюм на ней тоже был странным, непривычным, однако будил чувство чего-то смутно знакомого. Чёрная кожаная куртка, с каким-то синеватым отливом, ощущением бархатистости на ощупь; высокий стоячий воротник до самого основания головы; плотно обтягивающие фигуру брюки той же расцветки, что и куртка; изящные сапожки чуть выше колен. Что-то в этом облачении было от обычного женского охотничьего костюма, разве что крой очень необычный. А ещё... Взгляд словно прикипел к необычной пряжке широкого, увешанного метательными ножами, пояса: на гранях фантастического цветка, сотканного из нитей металла и бриллиантов, играло заходящее солнце. Лучи касались граней, дробились на десятки солнечных зайчиков, слепили, обжигали, - даже на таком значительном расстоянии от источника.
   Страшный удар двуручника в бок женщины вывел меня из шокового состояния, в котором я пребывал первые мгновения после увиденного. Меч достал её в полёте, так что его траектория тут же нарушилась, и воительница отлетела в сторону. Однако не упала бездыханной, а лишь перекатилась по земле, тут же вновь оказавшись на ногах. Орки бросились на противницу, пытаясь воспользоваться утерей ею инициативы. "Да что же ты мнёшься, гвардеец грёбаный! - прорычал я мысленно. - Женщину обижает сразу три орка - орка! - а ты всё ещё прохлаждаешься на дереве?!"
   В следующее мгновение я отбросил всякие сомнения и вскинул лук. Первая, вторая, третья... все стрелы с короткими напутственными щелчками тетивы умчались к цели. Я стрелял на пределе возможностей, но всё равно не успевал: третья стрела ушла к цели, когда первая уже завершила свой стремительный полёт. Зеленокожие твари слишком быстры, чтобы серьёзно рассчитывать на три трупа. Даже на один рассчитывать не приходилось. Порой меня бесила эта человеческая медлительность, эта неспособность двигаться хотя бы так, как орки. Вот что мне стоило выпустить все три стрелы, пока первая ещё не коснулась цели? Сильные тренированные руки, меткий глаз, постоянные тренировки... и всё бесполезно: против природы не попрёшь.
   Зная свой предел, я возлагал основные надежды именно на первый выстрел. Реальность превзошла все ожидания. Стрела впилась в шею орка, в стык между металлическими вставками его кожаного доспеха. Редкостная удача! И что вообще невероятно, орк начал заваливаться набок! Мне удалось одной стрелой прикончить бронированного монстра! Это считалось невозможным, слишком хорошо твари умели защищать свои слабые места. Орка подвела его излишняя цивилизованность: будь на его месте дикий сородич, и единственную уязвимую точку на шее защищала бы не кожаная броня, а костяной или каменный ошейник, почти непробиваемый для наших стрел.
   Вторая стрела предназначалась другому орку, но тот успел уловить движение в воздухе первой и чуть сместился, так что получил лишь пробитое плечо. Третья вообще отскочила от выставленной для защиты бронированной пластины на руке. Прекрасно понимая, что с эффектом неожиданности будет лишь первая стрела, я адресовал второму противнику сразу две. Мне следовало ликовать: в первые же секунды моего вмешательства один орк оказался повержен, а второму на несколько мгновений стало не до юркой противницы. Но вот третий монстр и не думал оставлять в покое свою жертву.
   Воительница пошла в атаку сразу, как только стрела пробила шею орка. Она, не раздумывая ни секунды, накинулась на третьего зеленокожего - тем более, он оказался к ней ближе всего - но темп её движений стал ниже, видимо, удар двуручника сделал своё дело. Полагаю, только поэтому женщина не смогла разделаться с единственным противником сразу. А когда к нему на помощь пришёл раненный товарищ, она вынуждена была уйти в глухую оборону. Первое, что она сделала - это отбросила куда-то свой бим; вместо него в её руках возник брат-близнец её среднего клинка. Теперь воительница старалась отводить удары противников, а не блокировать их. О былой акробатической игре также не могло быть и речи - она просто отступала под градом ударов. И хотя орки тоже сильно потеряли в темпе, лишившись одного бойца, они, тем не менее, сохраняли перед ней преимущество: даже раненый зеленокожий в бою стоил пятёрки опытных гвардейцев. Женщина отступала всё дальше, и по всему выходило, что скоро отступать ей будет некуда - сзади уже маячили стволы гигантских деревьев.
   Я искренне болел за воительницу, мне она уже казалась совершенным орудием убийства, эдаким божественным клинком возмездия. А ещё в моей душе пробуждалось странное чувство, не имеющее ничего общего с обычной похотью. Чувство какого-то родства душ, что ли. Она была тем, чем стремился стать я сам - была воплощением искусства фехтования. Она была подобна клинку в её руках: пряма и благородна; сама возможность отступления была для неё чем-то немыслимым. Мне страстно захотелось обладать этим клинком, как раньше тянуло к любому необычному и совершенному в своей гениальности орудию убийства.
   Я знал, что выходить даже вдвоём против одного орка - это верная смерть. Даже если у тебя полно стрел, или на луке седла болтается пара заряженных тяжёлых арбалетов. Но сегодняшний день развеял иллюзию непобедимости этих жутких созданий. Для меня было непонятно, как после чудовищного удара орочьим двуручником человеческая воительница может продолжать бой, пусть и в полскорости. Для меня было непонятно, как одной стрелой можно убить бронированного монстра - но вот он, лежит, мертвее мёртвого. День откровений, день полного душевного обновления. Квинтэссенция медитаций и тренировок, переломный момент в мировоззрении. В этот момент старый "я" окончательно умер, а новый начал рождаться словно бы с чистого листа. Перешёл на новый круг. Старый Вереск эль Дарго знал: орка нельзя победить в одиночку. Новый смеялся над закостенелым в своём личном опыте гвардейцем, над его неверием в скрытые возможности человеческого тела и духа, над его чрезмерным практицизмом, переходящим в пессимизм. Тот Вереск сам создал себе предел, непробиваемую стену, и не мог разрушить её исключительно из-за собственного неверия. Но сейчас стена неверия пала. "Я" новый был уже там, на поле боя. Один на один против зеленокожего; рядом с таинственной воительницей, ставшей последней каплей, подточившей стену неверия.
  
   На бегу выхватывая клинки, я ворвался на поляну. Ноги сами неслись вперёд; расстояние в сотню метров было пожрано гигантскими прыжками за считанные секунды. Не имея возможности дотянуться до шеи высоченного орка, я атаковал его ноги. Подобная тактика не один раз выручала гвардейцев на границе, и не подвела меня и здесь. Несколькими чёткими, отработанными ударами мне удалось пропороть кожу орочьего доспеха в области задней стороны бедра и вогнать туда один из мечей на добрую треть. Объектом атаки стал ближайший ко мне орк, раненный в плечо. Из-за раны он не смог сразу среагировать на новое нападение, и мне удалось отскочить, даже выдернув меч из его туши.
   В ответ на жалящий выпад, зеленокожий лишь нехотя отмахнулся от меня зажатым в одной руке двуручником. Но оглобля противника не встретила преграды: там, куда метил орк, меня уже не было. Ещё более ободренный удачей, я повторил атаку по ногам. Двойной удар мечами-ножницами, отскок; новый удар, отскок. Только после третьего "прохода" смертоносной стали под коленом, дикарь, наконец, обратил на меня внимание. Третий удар в одно и то же место пронял даже непробиваемого орка, заставив того от боли впасть в животную ярость. Ещё бы! Он до последнего момента не воспринимал меня за противника, рассчитывая разделаться с надоедливым человечком парой ударов, но козявка посмела кусаться! То ли дело непонятная воительница, которой зеленокожий посвящал всего себя! С ней он даже отступил от излюбленных размашистых, задорных ударов, осторожничал, бил по уму, от контратаки. Ярость заставила дикаря сменить приоритеты, орк переключился на человека. Я понял это, когда после очередной стандартной атаки вместо неуклюжего размашистого удара получил точный, быстрый выпад гигантским двуручником. Меня спасла рана орка, вынудившая его перехватить меч в единственную здоровую руку. Как итог, удар зеленокожего потерял в силе, и мне удалось принять клинок противника на скрещенные мечи.
   После новой стремительной атаки по ногам, орк окончательно отвлёкся от воительницы. Это уже была победа! Я забыл обо всём. О том, что орки могут сражаться, даже истекая кровью из десятка серьёзных ран; о том, что удар нашего меча для орка сродни удару зубочистки для самого человека; даже о том, что более-менее надёжно одолеть монстра можно лишь слаженной группой из пяти-шести человек, вооружённых сочетанием оружия ближнего и дальнего боя. Я впал в какой-то священный раж, моё тело и мои мечи стали единым целым, находящим своё выражение в стремительном полёте клинков. Удары в лоб с одновременным подхватом сбоку, стремительные перемещения с резкими сменами направления ударов, броски под ноги и попытки ударить в прыжке - всё это слилось для орка в бесконечный калейдоскоп движений. Мне же всё это стоило чудовищного, запредельного напряжения сил, на которое я оказался способен лишь благодаря недавним медитациям и вдохновенному примеру воительницы. Я полностью отвлёкся от всего окружающего, весь мой мир схлопнулся до орка и его жуткого меча.
   Мне удалось совершить невозможное: в одиночку связать раненного зеленокожего боем. Тот просто не ожидал от людишки такой прыти - видно, не часто схлёстывался с гвардейскими офицерами северного пограничья. Моя скорость, изящность и расчётливость выпадов одновременно двумя клинками здорово сковали возможности орка к манёвру. Он злился, ярился, совершал ошибки и в итоге окончательно ушёл в оборону. Гигант то отмахивался от меня гигантским мечом, то блокировал им удар самого настырного из парных клинков. Единственное, чего он не делал - так это не отступал. Для орка отступление в бою - величайший позор. Поэтому они всегда терпят удары до последнего, пока не истекут кровью. Орк терпел, и вновь и вновь пытался использовать более чем двукратное преимущество в длине клинка - раз уж сила удара не возымела должного действия.
   Но и этот манёвр дикаря не возымел успеха. Да, для большинства мечников одно только преимущество в длине клинка могло оказаться фатальным. Но не для меня. Опыт. Опыт в который уже раз разговаривал с противником почти без вмешательства здравого смысла. Иногда своё веское слово вставляло и мастерство фехтовальщика: два меча позволяли рисовать непривычную для одномечного бойца картину боя. Я пользовался любым преимуществом, любой ошибкой орка. Ввинчивал свои длинные, жалящие выпады, когда размашистый удар двуручника двигался по инерции; взрывался водоворотом стали, когда двуручник уходил в возвратное движение. Двуручник на то и двуручник, чтобы работать с ним двумя руками; при одноручном использовании он теряет в манёвре. Подлинным же подарком для меня была небольшая слепая зона, куда зажатый в одной руке орочий меч просто не успевал - спасибо всё той же раненой руке. Так что я не только не был размазан по земле гигантской оглоблей зеленокожего, но и провёл серию успешных контратак. Нет, орку было далеко до фатальной кровопотери, а мне - до полной победы над ним, ведь пара новых царапин на теле гиганта были для него сродни уколу иголки для человека. Но орк оказался деморализован - деморализован не страхом или растерянностью, которых зеленокожий воин просто не ведал, а собственной яростью.
   В горячке боя я потерял из виду воительницу и её противника. Когда же снова нашёл, моему взгляду открылась поистине фантастическая картина: хрупкая на вид женщина рубила здоровенного орка буквально в капусту! Стоило тому зазеваться, как кисть гигантской ручищи покатилась по земле. Потом матовый клинок в руках воительницы впился в мышцы икры, выгрызая солидный шмат мяса. Бронированная кожа, сверхпрочные кости - всё было на один зуб смертоносной стали. Стали клинка, или стали духа женщины? Додумать глубоко философскую мысль и досмотреть развязку мне не дал мой собственный противник. Пришлось срочно перемещаться, уходя с нового вектора атаки.
   Впечатлённый и обнадёженный невероятным зрелищем, я насел на орка с новой силой. Зеленокожий полностью сосредоточился на моих движениях в попытке переломить картину боя, подловить меня на близкой дистанции. Он сменил тактику, он начал драться со мной, как с достойным внимания противником! Теперь он даже позволял мне приблизиться, нанести удар, и только затем контратаковал. Ловил на противоходе. Даже ценой ранения. Но я был в ударе, так что орк лишь пропускал удар за ударом, мне же удавалось раз за разом уходить от встречных выпадов - пока один из них едва не отправил меня на тот свет. Орк каким-то немыслимым образом извернулся и вместо меча нанёс хлёсткий удар раненой рукой. Наверняка ему самому было очень больно, но он переборол себя, поставил всё на победу. Я, не ожидавший атаки со стороны раненной руки, от удара отлетел в бок, на рефлексах сгруппировался, переведя неуправляемый полёт в тугой перекат. Вскочив, заметил движение воздуха чуть в стороне и тут же нырнул в противоположную сторону - только это спасло меня от нового удара. Массивный орочий двуручник просвистел в каких-то сантиметрах от тела.
   Я вновь вскочил, тут же срываясь на бой. Орк был серьёзным противником, он быстро учился, так что теперь мне приходилось особенно туго. Зеленокожий больше не подпускал меня близко, так и норовя сам атаковать. Мне приходилось проводить всё более и более заковыристые комбинации, применять целые сонмы обманных движений. Запредельная концентрация, полное погружение в горячку боя - только благодаря им я ещё мог противостоять более сильному и быстрому противнику. И когда голова гиганта вдруг совершенно неожиданно для меня отделилась от тела и подлетела вверх, я наблюдал эту картину точно в замедленном движении. Моё тело не успело среагировать на изменение ситуации, и продолжило начатую сложную комбинацию ударов. Уже в конце комбинации до меня дошла суть произошедшего: воительница прыгнула на спину орка; её скрещенные мечи, подобно гигантским ножницам, просто отрезали орочью голову! Словно капустный кочан! Я заметил лишь завершение её броска, когда женщина коленями оттолкнулась от спины зеленокожего и полетела в обратном направлении.
   Я отскочил от падающей туши и встал как вкопанный, сжимая в опущенных руках выставленные вперёд клинки. Точно напротив меня в нескольких метрах стояла воительница, зеркально повторяя мою позу. Наши взгляды встретились, и я буквально утонул в её огромных зелёных глазищах, даже дух перехватило. Только сейчас я осознал, насколько красива моя неожиданная союзница. В дополнение к роскошной гриве волос, у неё были чрезвычайно изящные черты лица, тонкий точёный носик, аристократические пухленькие губки, тонкая линия словно бы подкрашенных бровей и длинные, как крылышки у бабочки, реснички. Особенно поразившие меня глаза красавицы имели совершенно невероятный оттенок изумрудной зелени, а не серости, как у известных мне зеленоглазых женщин.
   Из головы выбило все мысли, сердце готово было выпрыгнуть из груди; весь мир сузился до её глаз, взгляд которых, казалось, проникал в самое сердце. Незнакомка не отрывала от меня взгляда; с каким-то беззащитным недоумением она всматривалась в мои глаза. Она сделала шаг вперёд, и я, словно загипнотизированный, двинулся ей навстречу. Глаза в глаза, мы словно уже были рядом, и эти движения навстречу казались бессмысленными - данью бренности тел. Расстояние между нами неумолимо сокращалось; на губах красавицы уже расцвела счастливая, открытая улыбка; она хотела что-то сказать... Шаг, всего один шаг... в последний момент взгляд её лучистых глаз потускнел, а тело начало оседать на землю. Я бросился вперёд, выронив клинки; подхватил падающую женщину, невольно заключая её в свои объятия; опустил на траву - аккуратно, словно волшебную драгоценность.
   Когда я держал в руках беззащитное сейчас тело, в душе всколыхнулась какая-то запредельная нежность. Хотелось защитить это хрупкое создание, оградить ото всех опасностей окружающего мира. Женщина словно почувствовала моё состояние, плотнее прижалась к моему плечу и даже обвила руками мою шею. Всё это она проделала, не открывая глаз. На губах её по-прежнему играла улыбка, разве что несколько поблёкшая из-за закрытых глаз. Несколько долгих секунд я боролся с собой, пытаясь взять себя в руки. Хотел обладать новым экзотичным клинком? Ну-ну. Она живая, Вереск! Живая и настоящая. Нежная и хрупкая. Орудие убийства, ну конечно! Скорее орудие любви. Самоирония неожиданно помогла, я обуздал бушующее море эмоций и аккуратно уложил воительницу на траву.
   Быстрый осмотр показал отсутствие серьёзных ран: под курткой обнаружилась тонкая кольчуга, сделанная из странного чёрного с молочным отливом металла; там, где мечи орков дотягивались до тела женщины, кожаная куртка была разрублена, но кольчуга словно и не заметила чудовищных ударов - ни одно её колечко не пострадало. Тогда почему в моих руках бесчувственное тело? Удар орочьей оглобли оказался слишком силён? Или переутомление от запредельных нагрузок? Каков вообще предел её выносливости? Столько вопросов, на которые у меня не было ответов. Я знал лишь одно: нужно срочно решать, что делать. Оставлять женщину здесь не следовало ни в коем случае - даже для того, чтобы вернуться за лошадью и вещами в лагерь. Какой ещё сюрприз ожидает это беззащитное сейчас создание в обманчиво спокойном лесу, после мага и тройки орочьих бойцов, я просто не знал. Конечно, маг мог идти вместе с ней, а поработать над ним могли и орки. Вот только отрубленная голова многое успела мне "поведать", как профессиональному мечнику. Орочьи клинки там и рядом не валялись, а если и валялись, то очень далеко. Значит, решено, собираю наше с ней оружие и быстро мотаю в лагерь, там видно будет.
   Оружие. С моими мечами вопросов не возникло, зато с её опасными игрушками получился некоторый конфуз. На земле, где женщина выронила своё оружие, вместо пары мечей-близнецов обнаружился средний клинок и бим. Она просто держала его очень близко к лезвию, так что я, занятый совсем другими мыслями, принял его за второй парный меч. Но где тогда её второй клинок? Короткий осмотр поля битвы не дал никаких результатов: меч словно сквозь землю провалился. Больше терять время я не мог, жизнь воительницы была куда ценнее самого совершенного орудия убийства. Надеюсь, она будет того же мнения, когда очнётся: для некоторых потеря оружия в бою хуже смерти. А то вместо благодарности получу второй клинок в сердце - за бесчестье. Весело будет. Сослуживцы скажут: "Какой у тебя, Вереск, изощрённый способ бесчестить дам. Научишь?" Придётся учить. На дуэли.
   Всё время, что ушло у меня на дорогу к лагерю, на стремительные сборы и даже на закрепление в седле бесчувственного тела, женщина проспала без задних ног. Она мило посапывала, и когда мы ехали по лесу, и когда спустя несколько часов конной прогулки я разбил лагерь. Вообще, её состояние не сильно походило на обморок, скорее это был здоровый, умиротворённый сон. По дороге я время от времени останавливался, чтобы не упустить возможного ухудшения её состояния, но всё было в порядке.
   Во временном лагере я специально соорудил для неё некое подобие палатки, использовав свой плащ и свежесрубленные ветви деревьев. Теперь я решился на более серьёзный осмотр тела воительницы; снял куртку, кольчугу, подкольчужник из неизвестной мне ткани, и только здесь обнаружились следы от ударов: переливающиеся синевой синяки, впрочем, не слишком объёмные. Только от того достопамятного удара синяк расползся по всему боку. На ощупь все рёбра были целы, и хотя трещин костей подобным осмотром не выявишь, было очевидно, что жизни и здоровью моей спутницы ничто не угрожает.
   Закончив осмотр и уложив женщину мирно досыпать уже на нормальной подстилке, я с величайшим благоговением поднял кольчугу. Передо мной было подлинное произведение искусства. А чем ещё это могло быть, если легко выдерживало чудовищные удары орков?! Тем более удивительным было отсутствие в ней каких-то необычных деталей - если не считать фактуры металла. Хотя... При ближайшем её рассмотрении взгляд всё же уловил нестыковки. Так, колечки были поразительно тонкими, буквально полупрозрачными, и совершенно непонятно было, как они выдерживают удар. По всему же выходило, они не только его выдерживали, но и гасили силу удара. Иначе как можно объяснить отсутствие переломанных костей?! Тонкость звеньев кольчуги превосходила всё виденное мною и слабо вписывалась в мои собственные познания в области кузнечного дела. Ни один известный лично мне кузнец просто не смог бы сделать настолько тонких металлических колечек, да ещё и скрепить их в кольчужную сеть. Поражала и необычная тяжесть кольчуги для такого тонкого произведения искусства, - будь она сделана из обычной стали, весила бы как минимум вполовину меньше.
   Несмотря на внешнюю простоту, отсутствие вопящих украшений, кольчуга была по-своему красива: лучи света переливались на её колечках не просто так, а создавая более яркие или, напротив, тёмные области, в результате чего на поверхности проступал необычный узор. Приглядевшись, я угадал в нём образ свернувшегося на груди носителя кольчуги дракона - дракон был в великолепном расположении духа и буквально лучился жизнью и энергией. Расставаться с такой красотой совершенно не хотелось, но я, скрепя сердце, свернул её рядом с женщиной.
   Стремясь окончательно сбросить напряжение прошедшего дня, я погрузился в медитацию. Но она помогала слабо, пришлось прибегнуть к клинкам. Простая игра с клинками быстро перешла в нечто ритуальное - мечи требовали порции благодарности, преклонения за хороший бой. Сегодня они не подвели меня ни разу, выдержали одно из сложнейших испытаний в своей нелёгкой жизни. Для меня, как и для любого веронского гвардейца, клинки обладали собственной душой. Мы любили своих верных боевых товарищей всем сердцем. Они отвечали нам взаимным уважением и любовью, в ответственный момент сглаживая фатальные ошибки хозяев. И если кто-то когда-то скажет мне, что это не так - я восприму это, как оскорбление своего верного друга. И позволю ему хлебнуть крови обидчика. Посмотрим, что он скажет после "близкого" знакомства с его смертоносным лезвием!
   Стоит ли говорить, что тренировкой я увлёкся далеко за полночь. В свете луны клинки отбрасывали причудливые холодные блики, играющие наперегонки с алыми отблесками пламени костра. Сегодня не было никаких запредельных перемещений, не было прыжков и отступлений, только танец клинков, мягкие связки и спокойные перекаты.
   - Как красиво играют блики на твоих клинках, - услышал я мягкий бархатистый голос со стороны палатки.
   У меня буквально дух захватило от этого голоса! Я так и замер на середине движения, пытаясь взять себя в руки. Это удалось далеко не сразу, но когда удалось, сердце опять ушло в пятки - теперь уже от взгляда выразительных, сияющих в свете костра, глаз воительницы. Женщина не спешила вылезать из палатки, и теперь лежала, уперев локти в землю и положив на них свой подбородок. Она пристально смотрела в мои глаза, и в её взгляде мне опять почудилась светлая радость, точно окутывающая всё моё естество своим мягким сиянием. Чтобы не показаться совсем уж невежей, я поспешил свернуть тренировку и вложил мечи в спинные ножны.
   Женщина не спешила менять позу, не спешила продолжать разговор. Я тоже не спешил заговаривать, чувствуя, что любые слова сейчас будут лишними. Просто подошёл и протянул ей руку. Красавица одним неуловимым движением оказалась на ногах и, взяв мою ладонь в свою, прижала её к своей щеке; стала тереться об неё, словно большая кошка. Моё сердце пронзил укол невыразимой нежности, замешанной на радости и надежде. В следующее мгновение женщина прижалась ко мне уже всем телом, и я услышал у самого уха её похожий на кошачье мурлыканье голосок, шепчущий что-то нежное, обнадёживающее и, в то же время, совершенно бессмысленное. Заключая её упругое тело в свои объятия, я отвечал ей такими же нежными и бессмысленными комплиментами.
   Странно, но мне совершенно не хотелось форсировать события, хотя веди себя вот так любая другая известная мне женщина, я бы давно уже тащил её в постель. Хотелось просто стоять, забыв обо всём, говорить ей глупости и слышать глупости в ответ, - и ни о чём не думать, ничего не делать. Так мы простояли не меньше часа, и за всё время даже ни разу не поцеловались, не говоря уже о чём-то более конкретном. Уже одна только близость этого потрясающего создания доставляла мне невыразимое наслаждение.
   Спустя какое-то время, показавшееся мне кратким мигом - или вечностью? - мы отлепились друг от друга и, не сговариваясь, отправились вглубь леса. Ладонь в ладонь, словно дети, просто шли и любовались первозданными красотами дикой природы. В голове возникали странные образы: то пернатый ночной хищник, пикирующий на жертву, то притаившийся в кустах мелкий зверёк, то просто какая-то ложбинка с блестящей в лунных лучах водой. Чёткость образов поражала и превосходила мои собственные способности видеть в темноте - да что там, даже на свету я смог бы различить такие детали лишь при пристальном осмотре самих сцен природы. А сейчас картина возникала сразу во всех подробностях. Я шёл, совершенно поглощённый и немного раздавленный этим странным калейдоскопом ночных пейзажей. Стоило мне заинтересоваться какой-то картиной ночного леса, которую я сам видел перед собой лишь приблизительно, контурно, как внутренний взор услужливо наполнял её объёмом и чёткостью, вплоть до игры лунных блик и теней в капельках росы. В то же время я ясно осознавал, что обязан такой чёткости восприятия идущей рядом женщине. Это знание пришло ко мне, как нечто само собой разумеющееся, и отпала всякая необходимость разговаривать. Опять мы довольствовались лишь чувственными образами, впечатлениями, напрочь игнорируя возможность выразить то же самое в слове. То же самое? Нет, ЭТО выразить словами было невозможно. Только многомерные образы, отражающие одновременно и картинки, и звук, и обоняние с осязанием, и даже эмоции. Разговор был бы не отражением, а карикатурой ЭТОГО подлинного многообразия мира.
   Прошла целая вечность. Мы сидели у костра, прижимались плечами друг к другу; моя ладонь покоилась на её коленях, в объятиях её ладоней. Счастье от близости, полное погружение друг в друга на каком-то невероятном, неведомом простым смертным уровне. Оно длилось и длилось, и не было сил его прервать. Но вот женщина положила голову мне на плечо и тихо проговорила:
   - Мне ещё никогда в жизни не было так хорошо, - её голосок звучал сейчас звеняще и тягуче, точно она говорила с некоторой ленцой. Впечатление от пережитых мгновений накрепко засело в наши души, отдаваясь в сознании звенящим восторгом и сладкой негой.
   - А что это было - там, в лесу? - всё же решился я на вопрос.
   - Я хотела, чтобы ты тоже мог видеть ночную красоту.
   - Спасибо, ты подарила мне действительно незабываемые впечатления. Это... Нет слов, чтобы это передать, - вспомнив свои переживания, я словно снова соприкоснулся с лесным великолепием.
   - Есть куда более ёмкие способы общения. Но не это главное... Знаешь, я до нашей встречи не верила в возможность вот такой любви. Хотя среди альт и ходили о ней всякие истории и легенды, - я буквально почувствовал, как она закрывает глаза и полностью отдаётся своим ощущениям.
   - Альт... - нараспев повторил я, и всё сразу встало на свои места: странный бой, невесть откуда взявшаяся потрясающая женщина, её любовь к ночному лесу. Значит, она альта. Вот, оказывается, как они выглядят вне легенд! Мой сослуживец, травивший о них байки, никогда не поверил бы в мой рассказ о неожиданной любви альты и человеческого мужчины. По его мысли эти лесные монстры могут только охотиться на случайных гостей своих лесов, а вовсе не мило беседовать с ними, да ещё и мурлыкать от удовольствия, словно сытые кошки.
   Я решил повеселить свою неожиданную спутницу рассказом о бытовавшем в северных гарнизонах представлении об альтах. Та звонко смеялась, с откровенным любопытством внимая моему рассказу. Наконец, я перешёл на серьёзный лад и задал новый вопрос, который последнее время волновал меня всё больше.
   - Скажи, кошечка, почему мне так хорошо просто от одной твоей близости? Почему во мне не бушует страсть, а лишь разливается нежность и звенящая радость? Я никогда не слышал о таком состоянии души.
   - Я уже начала говорить об этом. Это любовь, любовь альты и человека. Подлинная любовь, которая в жизни альт встречается крайне редко, многие проживают жизни, никогда её не испытав. Мы очень глубоко чувствуем, и наше чувство передаётся мужчине, отражается в нём. То, что ты испытываешь сейчас - величайшее чудо, дар богов, как для меня, так и для тебя. Людям практически не дано так чувствовать, только если человек любит альту, и она отвечает ему взаимностью.
   - И что теперь будет? - спросил я наивно. Действительно, сложно было представить себе, как теперь будут развиваться наши отношения, и как мы теперь будем жить с этой любовью. - Ты меня съешь?
   Лесная хищница в ответ звонко рассмеялась, поудобнее расположила головку на моём плече и запрятала мою ладонь поглубже между коленями.
   - С тобой интересно, котик, у тебя кроме благородства и внутренней силы есть ещё и чувство юмора. А что до твоего вопроса, то ответ на него прост: мы теперь всегда будем вместе.
   - Разве это возможно?
   - Всё в наших руках, но лично я не собираюсь упускать такой дар богов. А ты?
   - Не знаю. Даже не представляю, как я смогу отпустить тебя, но и не представляю, как мы можем быть постоянно вместе. Я - лейтенант гвардии его императорского величества, моя служба протекает в северных пограничных гарнизонах. Ты - альта, живущая жизнью своего народа. Как мы сможем объединить наши судьбы?
   - Но ведь мы их уже объединили. Это же оказалось возможным?
   - Да, но сейчас я в отпуске, а отпуск закончится через пару недель. Да и ты наверняка не просто так оказалась в этом лесу.
   Красавица подняла голову с моего плеча и, освободив одну ладонь, повернула моё лицо к себе. Наши глаза встретились. В её взгляде было столько непередаваемой нежности, заботы, что у меня невольно защемило сердце в ответном чувстве.
   - Гвардейцев много, котик, альт тоже много, а вот наша любовь - её в этом мире невыразимо мало. Неужели мы с тобой не сможем найти способ быть вместе? - в голосе женщины пылала уверенность, сила, видно было: она готова многое положить на алтарь нашей любви. - Но давай лучше не будем сейчас об этом думать, пусть всё идёт, как идёт. Возможно, судьба сама подскажет нам решение, как она организовала нашу встречу?
   Вместо ответа я нежно коснулся губами её ладони, соглашаясь. Мы снова вернулись к молчаливому созерцанию ночи, растворились в пламени костра и друг в друге. Так мы и заснули возле костра, обнявшись, совершенно забыв о существовании такой мелочи жизни, как подстилка. Последней моей мыслью было: "Как всё-таки здорово, что эта женщина столь неприхотлива и живёт в таком поразительном единении с природой! Словно хищница - сильнейшая хищница местных лесов. Очень символично. Воистину, о подобной добыче на охоте я не мог и мечтать!" В этот момент я не видел ничего дальше своей спутницы, поэтому так и не понял главного: пустоты в моей груди больше не было. Пустота, что давно не давала покоя, в одночасье исчезла! Кто бы мог подумать, что для этого достаточно единственной, пусть и столь желанной женщины? Или три орка тоже внесли свой вклад?
  

Любовь зла

   Пробуждение на этот раз было ещё более приятным, чем в прошлые дни - ведь в моих объятиях одновременно со мной зашевелилась прекрасная альта. Волной накатили воспоминания, погребая под лавиной эмоций чахлые ростки рассудительности. Несколько тягучих, словно осязаемых, минут я любовался своей женщиной; затем просто зарылся в её волосы и стал шептать ей на ушко дурацкие комплименты. Она ответила смехом, попыталась вырваться из моих объятий, но не смогла и решилась на тактическую хитрость. Над самым ухом прожурчал её чарующий голосок, каждой интонацией обещающий неземное блаженство:
   - Пошли, милый, потанцуем с клинками, - приятная нега в теле тут же сменилась предвкушением. Восемь лет ежедневных занятий мечным боем просто не могли не оставить след в душе; утренние тренировки давно стали частью натуры, вошли в привычку. Тело и душа жаждали сорваться в танец стали, но разум вовремя подсказал мучивший меня накануне вопрос.
   - Насколько для альт важны мечи? - начал я издалека свой коварный расспрос.
   - Меч - часть тела альты. Настолько же важная, как рука или нога, - женщина была спокойна, она полностью растворилась в моих объятиях. Сейчас она абсолютно мне доверяла, и это доверие резануло по сердцу больней любого меча. Не хотелось причинять ей боль; даже причиной её лёгкого неудовольствия не хотелось быть!
   - И что будет, если альта потеряет свой клинок? - я плотнее сжал зубы, уже представляя себе ответ.
   - Будет больно. Как если альта потеряет... коготь, - женщина заглянула мне в глаза, и я совершенно неожиданно для себя обнаружил в её взгляде ироничную искорку.
   - Больно... самой альте, или причине её беспокойства?
   - Смотря КТО будет этой причиной. Если ты, милый, то я готова терпеть сколько потребуется. А ты мне в этом поможешь. Справишься?
   - Постараюсь, - потерянно ответил я. Противоречие слов и взгляда окончательно сбило меня с толку.
   - Да не переживай ты так, мальчик! Больно на тебя смотреть. Ничего с моими мечами не случилось: вот они, целы и невредимы.
   - Но у тебя был ещё один меч, я видел в бою... хотя при твоих скоростях... Нет, даже если не видел, то слышал: сначала ты точно дралась двумя близнецами, - я окончательно замялся. С этими женщинами так сложно! С орками и то проще, они хотя бы предсказуемы.
   - Смотри, - альта ловко подхватила бим кистью руки. Неуловимое движение большим пальцем, и... вместо грозного древкового оружия на ладони покоятся брат-близнец второго меча и длинное, полуметровое древко. Древко... Только сейчас я заметил, что оно отливает металлом - таким же молочно-тёмным, как и клинок. Древко? Нет, это была металлическая палка. "Сколько же она весит?!" - мелькнула неожиданная мысль. Женщина словно угадала мои сомнения и передала мне странное древко. В том месте, где к нему крепился меч, осталось отверстие. Палка была полой внутри! Полой, да не совсем: за отверстием, куда вставлялась рукоять меча, виднелась какая-то белёсая субстанция, не имеющая ничего общего с металлом. Толщина самого металла была под стать толщине кольчужных звеньев, виденных мною накануне. Я покрутил палку в руках, присмотрелся к балансу. С другой стороны трубку венчал противовес-набалдашник. Женщина протянула мне его точную копию. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: набалдашник вставляется в отверстие вместо рукояти меча. Стоило погрузить его основание в древко, как что-то между навершием и трубкой мелькнуло - искра? молния? льдинка? - и набалдашник стал частью конструкции. Воительница взяла в свои руки мои ладони, помогла дотронуться в нужных местах до трубки... И вот в моих руках опять привычный по охотам на орков бим, а бесполезный сейчас набалдашник покоится в траве. Хотя альтовский древковый меч, если разобраться, лишь отдалённо походит на бим. У имперского меча клинок всё же покороче будет. Необычное оружие, одним словом.
   - Зачем? Им обычно работают двумя руками, одной неудобно. Не проще ли двумя мечами?
   - Двумя руками им работают ЛЮДИ, у нас это оружие считается одноручным. Его называют коготь, а меч - лишь его часть, он сам не важен. То, что тебе привычно, то чем ты сражаешься и гордишься - для нас лишь кончик. Кончик когтя. Может ли быть эффективен один кончик, без когтя? Любой хищник тебе ответит: нет.
   - Но ты дралась и двумя... кончиками, причём успешно. Хотя я понимаю: возможность чередовать ближние и дальние дистанции даёт больше рисунков боя.
   - Всё так. И не так. Кончиком удобно отбивать, когтем - драться. У людей часто используют щиты, мы щиты не используем, они слишком громоздки и неудобны. Наш щит - это кончик. Два кончика - бой от защиты. Кончик и коготь - смешанный бой. Хвост дракона - бой от атаки.
   - Хвост дракона?
   Вместо ответа женщина отсоединила второй набалдашник с когтя, а на его место добавила последний из двух мечей. Вскочила, крутанула над головой получившуюся конструкцию. Резкий прыжок сразу на три человеческих роста вверх, росчерк стали над самой землёй, потом выше, ещё выше... Она приземлилась в нескольких метрах от костра, в стелящейся по земле стойке; необычное оружие в руке за спиной, ближайший клинок - над свободной рукой. Я только обалдело смотрел на это диво. Пожалуй, её бой от атаки - это, в самом деле, эффектно. Ещё бы видеть, что она делает.
   - Почему же с орками не сражалась от атаки?
   - Они опасные противники, без защиты с ними сложно. А вообще, милый, коготь - излюбленное оружие альт. Раньше кончики не использовались в бою, только в танцах, для игровых поединков и как украшение.
   - Ты будешь биться когтем?
   - Тебе привычней парные мечи, поэтому я буду играть кончиками. Так справедливо, и так интересней всего, когда именно играешь, а не бьёшься. Использование кончиков - дань фехтовальной традиции людей, дань нашего уважения человеческому роду.
   Мне надоело разговаривать, хотелось поскорей взяться за клинки. Танец стали с такой партнёршей обещал быть незабываемым - пожалуй, ничуть не хуже прошедшей ночи. Клинки сами прыгнули в мои ладони, без участия сознания; я привычно прокрутил их в кисти, разминаясь. Воительница стремительным росчерком разобрала свой хвост дракона, закинула древко за спину, и начала разминаться - по крайней мер, именно так я оценил её еле уловимые пассы клинками. Ещё несколько минут мы игрались мечами поодиночке, дополняя движения клинков перемещениями своих тел: это не было отработкой ударов - так, простая разминка, по привычке проводимая с мечами в руках. Такими разминочными движениями никого не убьёшь, зато каждая мышца тела прогреется, что позволит при дальнейшей тренировке избежать травм.
   Закончив разминаться, мы практически синхронно обернулись друг к другу. Красавица выставила вперёд клинки, точно приглашая прикоснуться к ним своими, что я и сделал, чувствуя в этом настоятельную потребность. На душе сразу стало легко-легко, по телу прошла волна удовольствия-предвкушения. Я словно бы прикоснулся губами к ладошке своей возлюбленной, настолько приятные ощущения породило касание стали о сталь. Соприкосновение клинков резко перешло в атаку со стороны женщины и в защиту с моей стороны. Я не был удивлён подобному резкому переходу, почему-то будучи к нему готовым.
   То, что последовало за спокойным началом, навсегда запало в мою душу. Женщина буквально взорвалась шквалом ударов, и мне пришлось отступить. Однако удары были построены таким образом, чтобы я не мог просто отскочить, вынужденный именно блокировать выпады. В результате каждая связка ударов со стороны женщины сопровождалась импровизированной связкой с моей стороны, причём не только защитной, но и наступательной. Иногда я даже угадывал дальнейшее развитие событий, проводил логичные контратаки. Постепенно женщина начала уступать инициативу мне, и уже я отрабатывал на ней свои излюбленные связки. До меня быстро дошло, что, атаковав первой, она с профессиональным любопытством интересовалась моей реакцией, и теперь давала уже мне возможность потренироваться.
   Следующей фазой тренировки стал учебный бой. Видя, что альта вчера творила на поляне, я не строил никаких иллюзий, прекрасно понимая причину моей способности противостоять ей сегодня: женщина работала, вкладывая в бой лишь часть своей силы и скорости. Но даже такой части было достаточно, чтобы заставить меня работать на пределе. Уже через полчаса я вынужден был отпрыгнуть, выставляя перед собой клинки плашмя. Альта правильно поняла мой жест и спокойно опустила мечи.
   - Вижу, вчера на поляне не обманулась в тебе - ты великолепный мастер мечного боя, - она говорила совершенно серьёзно, с оттенком уважения в голосе. При этом в её глазах светилась подлинная радость: мол, какого мужика отхватила!
   Я невольно улыбнулся от такого признания.
   - Милая, ты мне льстишь. Если бы ты сражалась, как вчера на поляне, я был бы уже давно повержен.
   - Льстить мужчине? Даже своему? Нет, увольте. Альты в таких серьёзных вещах, как техника мечного боя всегда сохраняют предельную серьёзность и откровенность. Ты великолепно угадываешь направления и способы атаки, быстро находишь наилучший способ противодействия, не используешь шаблонных приёмов. Мне откровенно интересно с тобой работать. Всё моё преимущество - это чуть лучшая техника, связанная с большим возрастом, остальное - вопрос силы и скорости. Если будешь заниматься со мной, со временем разделяющая нас в этом пропасть сократится. Но если бы ты не был столь талантливым мастером боя, то не было бы даже смысла тратить на тебя время, - женщина окинула меня задумчивым взглядом и добавила. - По крайней мере, на твоё обучение.
   Подобный оборот заставил меня задуматься. Перспектива достичь таких скоростей, каким я был вчера свидетелем - мечта любого увлечённого мечным боем воина, да и дополнительная сила явно не помешает. Как там я думал вначале, когда увидел альтовский лес? Отработка новых связок, новые приёмы, медитации... С альтой всё это оказывается ещё интересней, ещё плодотворней. Только за этот короткий "ознакомительный" бой я узнал и отработал больше, чем за неделю лесного одиночества.
   - Значит, у меня всё же есть шанс показать нечто, подобное твоему бою.
   - Да. И если это для тебя столь важно, я сделаю всё возможное для совершенствования твоего тела и духа.
   - Смотрю, ты буквально горишь энтузиазмом меня потренировать. Это тоже проявление любви? - я попытался объяснить для себя странную одухотворённость воительницы, когда речь заходила о мечном бое.
   - Глупенький, - мурлыкнула альта, бросая мечи и мягким шагом подходя ко мне вплотную. В следующее мгновение она накрыла мои ладони, сжимающие клинки, своими, и свела их у себя за спиной. Я как-то не был готов обнимать её с мечами наголо, но женщине это было зачем-то нужно. - Вот это - проявление любви, а то... Мы, альты, очень ценим хороших мечников самих по себе. Среди нас тоже есть различие в уровне мастерства, но все мы буквально помешаны на мечном бое. То, что моим избранником оказался разделяющий моё помешательство мальчик - величайшая радость для меня, уж поверь.
   - Верю, - только и смог проговорить я под впечатлением от близости своей женщины. Опять мы растворились друг в друге, не в силах разомкнуть объятий. Но вот альта с грустью произнесла:
   - Нам пора в путь, котик, - и мы тут же заспешили собираться.
   Первым делом воительница занялась изучением местности. Она внимательно пригляделась к положению солнца на небосводе, а затем... Стала подходить к окружающим нашу небольшую поляну деревьям и прикасаться к ним ладонями, что вообще ни в какие ворота не лезло. Я уже хотел было уточнить, для чего ей это нужно, но женщина сама догадалась продемонстрировать причину своего интереса. Продемонстрировать самым неожиданным и невероятным способом - мысленными образами, как тогда, в лесу под луной.
   Солнечный диск в зените, косые тени стелятся по траве и колышутся, словно живые существа. Вдруг тени взрываются мириадами искр костра; солнца больше нет, только костёр гротескно громко потрескивает в ночи, слышатся глухие утробные голоса. Кромка картинки в голове начинает медленно плыть, мысленное полотно сминается, по нему пролегают трещины, и уже голова взрывается вспышкой боли, словно мнётся какая-то её часть, а не воображаемая реальность... Снова солнце; теней больше нет, костра тоже, зато видны какие-то странные силуэты, похожие на человеческие; различить их точнее невозможно, они буквально тонут в океане солнечного света. Опять боль, опять мнущаяся картина мира повергает сознание в конвульсии...
   Я ошалело потряс головой. В измотанном образами и болью сознании пульсировал ответ на невысказанный вопрос. Откуда-то я точно знал: женщина общалась с лесом, и он ей что-то сказал. Что-то важное. Я собрал в кучу остатки воли, отгоняя заволакивающий сознание туман. Ответом было более глубокое понимание: маг успел послать сигнал, альту будут искать.
   - Ты всё равно пойдёшь дальше?
   - У меня нет выбора, - воительница неопределённо повела плечиком, но затем встретилась со мной взглядом и сочла нужным пояснить. - Если короткоживущие так рвутся умереть - это только их выбор.
   Она была уверена в исходе встречи с преследователями. В этот момент я особенно остро почувствовал, что любые сомнения для неё неприемлемы - как для хорошего клинка. Он не боится, не сомневается, но вовсе не потому, что для этого нет причин, или он такой смелый и самоуверенный. Просто он - клинок, а значит, у него просто не может быть подобных эмоций. Альта в движении к своей цели - что тот клинок: не может испытывать ничего, кроме чувства долга.
   Я опять тряхнул головой, пытаясь отогнать нежданные откровения. Откуда они брались? Неужели их мне транслировала спутница, как совсем недавно транслировала мысли леса или картины ночных пейзажей? Можно задать вопрос, но если ответ будет таким же, как предыдущий - лучше обойдусь без лишнего знания. Как говорил один мой учитель: "Во многом знании много печали". С альтой эта замшелая истина обретала плоть.
   Несколько часов мы шли рядом, ведя лошадь в поводу. Деревья любезно склоняли перед нами ветви, словно желая счастливого пути, так что порой приходилось продираться сквозь их назойливые объятия. Однако по мере нашего продвижения нездоровое "внимание" леса слабело, а лесные исполины всё больше мельчали, пока не выродились в скупую молодую поросль опушки. Дальше альта предложила проехаться в седле, чему я возражать по понятным причинам не стал: лошадь у нас была одна, что давало великолепную возможность насладиться друг другом. Моё любезное предложение расположить даму так, как во время её обморока, было со смехом отвергнуто. У неё оказался весьма острый язычок, и уже мне было предложено исполнить роль лошади, через круп которой будет перекинута женщина. Впрочем, колючие слова не помешали альте удобно устроиться в моих объятиях: сжимающие поводья руки прошли аккурат по девичьей талии, в то время как упругая попка спутницы доверчиво прильнула к низу моего живота. Стоит ли говорить, что следующие пару часов у нас даже в мыслях не было начинать разговор? Мы просто беззастенчиво упивались близостью друг друга.
   - Милая, я ведь, наверное, таким грубияном выгляжу в твоих глазах: мы тут милуемся, а я так и не представился, - поинтересовался, когда ко мне начала возвращаться способность здраво мыслить.
   Женщина в ответ лишь недоумённо повела плечиком, однако, почувствовав, что молчание становится всё более напряжённым, сочла за благо добавить уже вслух.
   - Не говори глупостей. Мне вовсе не обязательно слышать созвучие твоего голоса, чтобы узнать то, что мне нужно знать.
   - Хочешь сказать, тебе уже известно моё имя?
   - Нет. Зато я знаю ТЕБЯ, твоё мироощущение, некоторые твои повадки, качества личности. Именно это по-настоящему важно, и именно это обычно передают друг другу мысленно альты, когда знакомятся. Когда я передаю другой альте своё имя, вместе с ним передаю и особенности своей личности. Имя здесь - лишь внешнее звуковое оформление сокрытого в глубинах наших душ таинства знакомства.
   - Хм, - я откровенно недоумевал над сказанным. Но, стоило мне вспомнить вчерашнюю прогулку по лесу, как кое-что стало вырисовываться. - Так альты волшебницы?
   "Никогда бы не подумал, что мне уготовано судьбой разделить жизнь с магичкой. Завершить жизнь от магического удара очередного мага-молокососа - это да, но чтобы всё так перевернулось с ног на голову..." - от пришедшей мысли я аж скривился. Моё выражение лица не укрылось от женщины, которая на скаку умудрилась положить голову на моё плечо и теперь заглядывала в глаза. Ответом мне был задорный смех воительницы - словно просыпалась пригоршня серебра.
   - Смотрю, тебя это не слишком радует? - последовал исполненный иронии вопрос. Пришлось рассказывать спутнице о причинах своего недоумения. Женщина внимательно выслушала моё сдобренное юмором объяснение, и, напрочь проигнорировав его ироничный подтекст, резко сменила тему. - Надо же, не ожидала, что гвардейцы способны противостоять магам. И что, каждый из вас вот так легко может укротить мага-новичка?
   - У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Чтобы уж наверняка, мы вызываем его не поодиночке, а группой, так что он вынужден драться сначала с одним, затем с другим, и так до последнего офицера гарнизона. Я просто более везучий, чем остальные, и именно меня обычно просят выступить первым.
   - Что-то слабо верится, что всё дело в везении. Ты слишком серьёзный мальчик, чтобы полагаться только на него, - проникающий в самую душу взгляд зелёных глаз заставил меня открыть все карты.
   - Со временем везение перешло в опыт. Так, я всегда сражаюсь с магом без кольчуги, чтобы не пригореть и не примёрзнуть к металлу, - это откровение навело меня на новый вопрос. - Милая, а скажи-ка, что это у тебя за необычная кольчуга такая? Никогда бы не подумал, что столь тонкая конструкция может выдерживать чудовищный удар орочьего двуручника.
   - Это обычная кольчуга из гномской стали, выполненная мастерами-гномами.
   - Обычная?! - меня несколько озадачило отношение альты к подобному шедевру, как к чему-то обыденному.
   - Все альты пользуются только такой бронёй, - пожала плечами женщина. - Я не спорю, что она красива, великолепно держит удар, но для нас она привычна, поэтому обычна.
   - Я никогда не видел, чтобы какая-либо броня была способна противостоять орочьему двуручнику. Они рубили нас на куски, прорубая при этом лучшие человеческие доспехи; на моих глазах было убито много моих сослуживцев. Почему Император не направляет такую броню своим воинам, если она столь обычна? - сразу нахлынули тяжёлые воспоминания. Я точно снова оказался в пропитанном кровью доспехе, среди умирающих под орочьими ударами гвардейцев.
   - Она обычна для альт, но гномы продают её людям за слишком большие деньги. Император не может себе позволить использовать её в войсках, только несколько подразделений во всей Империи снаряжено подобной бронёй.
   - Странно, почему я, лейтенант гвардии его Императорского величества, не знаю об Империи таких деталей, какие знаешь ты - представительница другого народа?
   - Я вообще очень осведомлённая барышня, твою же неосведомлённость понять просто. Никто не хочет выставлять на публику свои недостатки. Гвардейцы должны думать, что имеют только лучшее в Империи оружие, иначе это может сказаться на их дисциплине. Император даёт вам и так гораздо больше, чем прочим войскам... по человеческим меркам, естественно, - женщина говорила спокойно, она не переживала за Империю, как я, хотя и видно было, что моё замечание о многих порубленных орками бойцах нашло в её сердце отклик. Видя, что меня вопрос кольчуги задевает за живое, она поспешила сменить тему. - Значит, тебе понравилась моя кольчуга? Буду знать, что подарить своему спасителю.
   Последней фразой альте удалось очень "тонко" переключить меня на новый предмет. Как оказалось, поворот разговора в сторону мой женщины напрочь лишал меня способности трезво мыслить.
   - Как ты можешь говорить о награде, кошечка? Для меня награда - видеть тебя живой и невредимой.
   - Только не говори, что полюбил меня, лишь увидев издалека. Такие вещи я чувствую очень тонко.
   - Ну... нет, помогать я рванулся просто женщине, на которую напали ненавистные мне орки. О любви в тот момент действительно речи не шло, - её замечание заставило меня несколько сбавить обороты и взглянуть на всё произошедшее на поляне под несколько иным углом.
   - Вот видишь. А бескорыстному спасителю полагается достойная награда, помимо сердца дамы, - глаза женщины смеялись, её ладошки ласкали мои руки. - Если же говорить серьёзно, то я хочу, чтобы ты имел хорошую защиту на случай очередной схватки. Понимаешь, вокруг меня много чего происходит, и обычно оно настолько серьёзно, что даже альте сложно выжить, чего уж говорить о человеке. Не хочу потерять тебя, только обретя.
   Голос женщины был полон заботы, подлинного опасения за мою жизнь, что вызвало во мне ответный всплеск нежности. До самого вечера мы только обнимались и обменивались взаимными комплиментами, ни один серьёзный вопрос в наши головы в таком состоянии больше не приходил. Только засыпая вечером, я вернулся в мыслях к нашему разговору и отметил, насколько виртуозно женщина переключала меня со скользкой темы на гораздо менее значительные вещи. Однако, моя дама сердца очень и очень непроста. А, с другой стороны, какая мне разница, что у неё за тараканы в голове? Мне своих хватает. Нужно просто наслаждаться её близостью, покуда есть такая возможность. Вон, орки - простые, как оглобля, без тени таинственности. Но что-то к ним меня не очень-то тянет, а к моей таинственной альте - даже очень. С чего бы это?
  
   Утро опять началось с совместной тренировки. По её завершении я признался женщине в полной и всеобъемлющей любви, заверив, что буду тренироваться только с ней и ни с кем другим, потому что только с ней по-настоящему интересно. Дама рассыпалась в ответных комплиментах, и до обеда мы больше объятий не разомкнули, посвятив всю первую половину дня продолжению конного путешествия. А после обеда нашим взорам открылось роскошное озеро, краешек которого выступал из леса, преграждая дальнейший путь вдоль опушки.
   - Какая красота! - не удержалась от восхищённого возгласа альта, и я, следом за ней, невольно проникся чарующим великолепием лесного пейзажа. В совершенно спокойной водной глади, создавая неповторимый ореол таинственности, отражались простёршие свои ветви над водой деревья-исполины. Там, где деревья подходили особенно близко к воде, солнце и вовсе оказывалось редким гостем - здесь правила бал глубокая тень. Вода в таких местах являла собой провал в потусторонний мир, без намёка на дно. Зато середина озера буквально лучилась отражённым солнечным светом, радуя глаз и призывая случайных путников в свои объятия.
   - Искупаемся? - близость роскошной женщины окончательно размягчила меня, лишила остатков осмотрительности. С другой стороны, чего бояться? Три орка и маг остались там, в лесу, и вряд ли смогут представлять опасность. В мифических же преследователей я не то, чтобы не верил... Нет, верил, конечно. Слишком ярки были воспоминания о тех болезненных и поразительно реалистичных образах, что открылись мне под сенью леса. Просто они были где-то далеко, да и какая-то неопределённость, незаконченность была во вчерашних видениях. О чём они были? Поди, разберись. Я больше предпочитал доверять своим глазам, а никак не сомнительным многосмысленным предостережениям. Глаза же видели только невероятно красивую альту и девственно чистое озеро на кромке леса. Интуиция также молчала, крепко пришибленная водопадом эмоций.
   Дама долго не отвечала, устремив взгляд куда-то вдаль. На её губах блуждала мечтательная улыбка. Весь её облик говорил: а почему бы и нет? Гулять, так гулять.
   - Давай, кто быстрей. Но только голышом! - воительница выскользнула из седла и стремглав устремилась к воде. Мне оставалось только недоумевать очередному резкому повороту в наших отношениях. Ещё и эта ирония во взгляде... Как до тренировки. Но ведь согласилась же!
   Пришлось дать коню шенкелей, чтобы догнать неугомонную альту. Мечи я сбросил ещё на берегу, и, недолго думая, въехал в озеро как был, в седле. Больше всего эмоций по этому поводу выдал конь, встретив водную гладь довольным фырканьем. Альта подотстала. Победа была совсем близко, оставалась самая малость: как можно быстрее раздеться. И в тот момент, когда я, встав в полный рост на спине своей животины, стягивал штаны, что-то стремительное упало мне на спину, выбросило из седла и увлекло под воду. Отплёвываясь и судорожно выгребая руками, я выплыл на поверхность. Рядом выплыла смеющаяся альта.
   - Значит, ничья, - констатировала она.
   - Ты же легко могла выиграть, зачем тебе это? - теперь я понимал, что несколько переоценил свои возможности.
   - Так интересней: хотела посмотреть, что ты предпримешь. Решишься ли на очередное безумство?
   - В чём оно, это безумство? Мы одни, в девственном лесу. Вокруг на километры нет ни одной живой души.
   - Ну-ну. Тебе перечислись все безумные поступки? Сначала стычка с орками, которым люди поодиночке не противники, затем забота об альте - существе, которое у большинства людей вызывает только скрежет зубовный. Потом купание в озере - вместо стремительного бега от преследователей. Наконец, в озере мы оказываемся совершенно безоружными. До чего ещё может довести безрассудство влюблённого мужчину?
   - А влюблённую альту? - я смотрел на возлюбленную с ослиным упрямством во взоре. Признавать собственное безрассудство совершенно не хотелось, но и не признать его я не мог.
   - Мне это тоже интересно. И отвечать вопросом на вопрос под стать женщине, а не дворянину.
   - Хочешь меня разозлить?
   - Просто развлекаюсь, милый. Игры словами уже давно стали моей второй натурой - слишком много приходится общаться с человеческими политиками.
   Мне мучительно захотелось перевести тему разговора на что-то другое, менее неудобное. Злиться на воительницу я просто не мог, скорее уж разозлюсь на себя самого. А что альта? Нравится задавать неудобные вопросы и ставить в тупик - пусть развлекается. В самом деле: каждому своё. Рядом как раз фыркал и разбрызгивал мордой воду скакун; он уже напился, и теперь резвился по-своему.
   - Гляди, как конь доволен. И выходить не хочет.
   - Ну-ну. Только ты не туда смотришь, - с этими словами прелестница выпрыгнула из воды почти по пояс и резко повалилась на спину. В таком положении она и плыла, медленно дрейфуя к середине озера. При этом над водой ощутимо выступали полукружия женских грудей внушительных размеров и крайне заманчивых и изящных форм. Что ж, такая игра была мне куда более по вкусу, чем игра словами. Я с открытым ртом любовался открывшимся мне зрелищем, в полном восторге от своей избранницы. Ну, женщина! Нет, этого так оставлять нельзя. Я принял вызов и ушёл под воду. Пара сильных гребков, и вот уже надо мной замаячили контуры соблазнительного женского тела. Резкий рывок вверх, одна рука проходит женщине между ног, другая - в районе шеи; повинуясь моему нажиму, смеющаяся красавица уходит под воду. Сопротивляться она начала только глубоко в толще воды, да и то не столько сопротивляться, сколько применять на мне борцовские приёмы. Так мы и боролись, перемежая силовые упражнения короткими поцелуями. А потом, подобно детям малым, бросились играть в догонялки.
   Плавала альта виртуозно, точно гигантская рыба, и мне стоило немалого труда угнаться за шустрой красавицей. Тугие, грациозные движения тела, вытянувшегося струной и волнистыми изгибами отталкивающегося от толщи воды, невольно вызывали у меня подлинное восхищение, будили первобытные инстинкты. Хотелось обнять её, прижать к себе сильно-сильно, чтобы прочувствовать всю силу и упругость тела любимой. "И она говорит, что её стихия лес! Такое ощущение, будто она родилась и выросла в воде", - то и дело мелькала в голове назойливая мысль.
   Когда же был её черёд гнаться за мной, женщина не просто касалась меня ладонью, показывая, что догнала. Она подплывала, некоторое время плыла рядом, затем резко бросалась вперёд, чтобы заключить меня в свои объятия. Мы некоторое время шутливо боролись, не столько соревнуясь, сколько наслаждаясь сильными объятьями друг друга, и только затем менялись местами в этой старой как мир игре.
   Мы словно в последний раз упивались близостью друг друга. Будто хотели насытиться эмоциями, прикосновениями и объятиями перед грядущей разлукой. То ли это наш последний разговор повлиял на обоих, то ли, в самом деле, любовь бурлила в крови... Эмоции радости, волнения, влечения сплетались в тугой комок, разорвать который было невозможно. Эмоции ощущались в прикосновениях, в дикой гонке, даже в коротких переглядках на поверхности, куда мы всплывали, чтобы вдохнуть толику воздуха. Море ощущений в лесном озере. Время для нас словно бы остановилось, мы жили одним растянувшимся в вечность мгновением.
   Нашу игру прервало накатившее на меня чувство опасности, при ближайшем рассмотрении оказавшееся ощущением творимой где-то рядом сильной волшбы. Всё очарование момента было напрочь разрушено. Я резко остановился, давая женщине себя догнать; ей оказалось достаточно лишь одного взгляда в мою сторону, чтобы всё понять. Весь шутливый настрой альты как ветром сдуло, передо мной оказалась собранная, напряжённая и готовая к бою воительница. Она быстро указала мне нужное направление движения, и мы поплыли в ту сторону. Выплыли мы в одном из тёмных водных провалов, образованных тенями склонившихся к озеру деревьев.
   Несколько долгих секунд у нас ушло, чтобы наметить план дальнейших действий. Альта упорно не желала брать в расчёт мою скромную персону, пришлось настоять на своём праве идти в бой рядом с ней. Пусть она и продемонстрировала мне мысленный образ, в котором легко уворачивается от стрел, этого было явно недостаточно, чтобы я оставил свою женщину один на один с неведомой опасностью. Воительнице пришлось махнуть на меня рукой, только целой серией мысленных образов она попыталась вбить в мою буйную голову очерёдность целей нашей смертоубийственной вылазки, и на первом месте среди них почему-то оказался усыпанный алмазами роскошный пояс. Вдвойне странно, ведь до этого альта не демонстрировала тяги к дорогим побрякушкам, но спорить в такой мелочи было глупо. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось...
   Наш разговор со стороны казался нелепым обменом жестами, на деле же альта оказалась неплохим знатоком боевого языка пограничья. Плюс, она каким-то образом транслировала мне в сознание образы, не укладывающиеся в жесты. Распределив первоочередные цели и решив выходить на берег рядом с разбросанными в беспорядке вещами, мы, без единого всплеска, вновь занырнули в водную толщу. Творимая где-то рядом волшба к тому времени уже буквально смердела - настолько много силы расплескалось в воздухе. Я даже кожей ощущал эту силу, словно воздух стал плотным и тягучим, как кисель.
   На берег мы выскользнули синхронно, сильными рывками оттолкнувшись от дна. Вокруг стало душно от свистящих стрел. Женщина чуть меня опередила, попыталась прикрыть собой. Я отклонился в сторону, пропуская стрелу, а ещё три как-то поразительно быстро оказались в руках альты. "Она же ловит стрелы!" - эта мысль поразила меня словно гром с ясного неба. Женщина между тем уже неслась к своим мечам. В перекате, уклонившись ещё от пары стрел, она схватила с земли мечи и следующие три стрелы увела в стороны клинками. Мне также перепала ещё одна пернатая бестия, но резкий прыжок в сторону с перекатом вновь спас мою жизнь. Впрочем, лучники быстро переключились на альту, резонно оценив, от кого из нас исходит наибольшая угроза их драгоценным шкуркам. У меня появилась возможность оглядеться.
   По всему выходило, лучники засели в лесу, недалеко от нас, а вот магией тянуло из леса, что обнимал противоположный берег озера. Я крикнул об этом воительнице, она в ответ зачем-то перекинула мне свой пояс и указала в сторону мага. "Что ж, похоже, мне в который уже раз придётся поработать укротителем", - думал я, прилаживая на голое тело альтовский пояс. Всё. Теперь приладить мечи, и можно идти на свидание с чароплётом. Ну и что, что не одет? Зато вооружён. Дворянин никогда не расстаётся с оружием, оно куда важней какой-то там одежды. Помню, как-то бегал от мужа очередной любовницы... голый, но зато с парными клинками под мышкой. Говорят, потешно смотрелось.
   Ощущение магической опасности вдруг исчезло, давящая на тело и разум сила разорвала натянувшееся до предела пространство, выливаясь куда-то в сторону озера. В ответ от озера дохнуло жаром. Клубы водных испарений застелили водную гладь, извергнулись на берег лавой ожившего вулкана. Я с недоумением уставился на разрываемую воздушными пузырями водную гладь: озеро кипело! Задумка мага была виртуозной и простой в своей гениальности. Альта при всей своей нечеловеческой выносливости летать не умела, да и в кипящей воде вряд ли прожила бы дольше человека. Она бы не смогла и увернуться или убежать от магической атаки, ведь вода в озере везде, от неё никуда не денешься. Жуткое заклинание, одним словом, и если бы не моё чутьё на магию, плавать бы нам в озере в варёном состоянии, как вон та группа рыбёшек, уже всплывших вверх брюхом. От озера начал распространяться запах свежей ухи, специями в которой выступали обильно разросшиеся в воде водоросли. "Интересная у моей альты получилась бы судьба. Сначала стала добычей охотника, то есть меня, затем её сварили в озере. Более абсурдного завершения жизненного пути для воительницы чужой расы сложно даже вообразить", - такие мысли гуляли у меня в голове по пути к укрытию мага.
   Когда я добежал до лесной опушки, с другого берега озера уже раздавались крики и предсмертные хрипы. Там умирали лучники и воины прикрытия. В голове возник образ воительницы, стремительно перемещающейся от воина к воину. Обнажённое тело женщины не могло ввести в заблуждение кажущейся уязвимостью и хрупкой красотой: за ней по пятам шла сама смерть, и каждое её приближение к мужчине заканчивалось оседающим на землю телом. В этом зрелище было что-то потустороннее, словно и не женщина это вовсе, а демон, принявший облик милого создания, коварный и жестокий, живущий лишь убийством. Стремительно окутывающие совершенное тело взблески крови только усиливали диссонанс. Но очень скоро мне самому стало не до праздных размышлений.
   Маг быстро оценил исходящую от меня опасность и переключился с приготовления ухи в озере на новый кулинарный шедевр. Сразу два воздушных потока метнулись ко мне с разных сторон, пытаясь размазать в точке столкновения. Однако я вовремя почувствовал направления магических ударов; прыжок и перекат увели тело с линии атаки - лишь лёгкий ветерок озорно взъерошил волосы. В следующее мгновение я увидел глаза мага. Его зрачки были несколько расширенными от напряжения, белки рассекала паутина алых сосудиков, внося в сосредоточенный взгляд чародея что-то потустороннее, демоническое. Я не стал долго разглядывать своего противника, не стал тратить время на излишние сейчас слова. Короткий режущий удар в шею оказался квинтэссенцией моей ненависти ко всей чародейской братии. Клинок резко метнулся вперёд; на нём пронзительно-оранжевой маской запечатлелся солнечный оскал - словно это был и не меч вовсе, а некое экзотичное жало, раскалённое и жгучее... Клинок метнулся, и отскочил, не причинив чароплёту никакого вреда. На губах мага застыл презрительный оскал, и в этом своём презрении он ещё больше стал походить на нежить. Я снова ударил; на этот раз вкладывая в удар всю свою силу, всю тяжесть далеко не хрупкого тела - ударил в прыжке... И отлетел назад вместе с клинком. Пришлось широко расставить ноги при приземлении, чтобы не позволить давящей силе утянуть меня ещё дальше от мага.
   Теперь пришёл черёд чародея атаковать. Он особо не заморачивался в выборе орудий магического смертоубийства; просто запустил в меня серией огненных шариков. Увернуться от них оказалось до смешного просто, даже покидать свою позицию не пришлось. Свою ошибку я осознал чуть позже, когда следом за шариками тело пронзила ветвистая молния. С её ударом в голове словно наступило просветление: шарики были всего лишь отвлекающим манёвром, частью сложной комбинации ударов. Такая же связка, как и у меня на клинках, только магическая. Ещё одним озарением было ощущение того, что я до сих пор жив, а молния безобидным белёсым ручейком утекает в землю. Откуда-то из района живота повеяло теплом, я недоумённо уставился в то место. Альтовский пояс! Ну конечно! Мог бы и сразу догадаться! Когда вновь поднял глаза на мага, его взгляд выражал ничуть не меньшее недоумение.
   Следующие несколько минут мы безрезультатно пытались достать друг друга. Подобно обезумевшему дикому зверю, я метался по открытому пространству перед опушкой, то выпрыгивая из открывающихся прямо под ногами зыбучих песков, то уворачиваясь от летящих в меня деревьев, сучьев, камней, или же куда более коварных смертоносных сгустков первородных магических энергий. Пару раз чародей пытался использовать площадные заклинания, накрывающие область пространства, но со мной такой номер не проходил: я тут же смещался вплотную к магу, так что заклинание накрывало нас обоих. И если меня неизменно спасал артефактный пояс, то маг после каждого такого удара шатался и крепче сжимал зубы. Я ещё по гарнизонным дуэлям достоверно знал, что магия не делает никаких различий между создавшим её, и тем, кому она, собственно, предназначена. После второго удара по площади я не стал дожидаться, пока чародей оклемается - я контратаковал, используя его собственный магический удар в довесок к удару клинков. На плече мага расцвёл кровавый бутон глубокой резаной раны; лицо чароплёта скривилось, на нём отразились злость пополам с растерянностью. Колдун, впервые с начала нашего скоротечного боя, отпрыгнул назад, производя лихорадочные пассы руками. Моя попытка развить успех натолкнулась лишь на очередную возведённую противником стену. Маг злорадно оскалился. Он уже собирался перейти в атаку, когда словно из воздуха, справа от меня, материализовалась безликая тень. Блики солнца заиграли на парных клинках, стремительно несущихся к горлу и сердцу чародея. В его глазах вспыхнул неприкрытый ужас, он попытался заслониться руками, но оба клинка достигли цели раньше, чем он даже успел вскинуть руки. Полыхнуло голубым, звуковой откат от разрываемого мечами силового барьера ударил по барабанным перепонкам. Жалобный возглас мага быстро перешёл в булькающий звук из пробитого насквозь горла.
   Альта стояла чуть в стороне от меня, напряжённая, словно тугая жила. Солнце играло на её обнажённом теле, бликуя на кровяных потёках; вся в крови, она предстала передо мной подлинным богом войны, олицетворением неотвратимости смерти. Даже жёсткий, бескомпромиссный взгляд её потрясающих зелёных глаз - ещё несколько минут назад таких тёплых и задорных - был теперь холоден и безразличен. Так она смотрела на поверженного противника, однако когда перевела взгляд на меня... В её глазах вспыхнуло сильное, граничащее с безумием, чувство, отразившееся во мне тягучим ударом волны возбуждения. Альта бросила ненужные уже больше мечи и с рычанием прыгнула на меня; её ноги обвились вокруг моей талии, руки легли на плечи. Я подхватил её под бёдра, второй рукой обнимая спину до самого плеча; намертво приник к жадным губам. На следующие пару часов я утратил всякую способность соображать, будучи в состоянии лишь рычать и стонать, причём моё состояние было лишь слабым подобием состояния беснующейся на мне хищницы.
  
   - Прости меня, любимый, я совершенно потеряла голову. Не хотела, чтобы это случилось так... Хотела, чтобы всё было красиво и романтично, и у нас бы остались самые приятные воспоминания о первой близости, - было первыми словами очаровательной хищницы, когда страсть несколько улеглась. Впрочем, произнося их, она не спешила размыкать объятий; женщина удобно устроилась на моей груди и буквально ластилась об обнимающую её плечи руку. От альты веяло сытой негой; но постепенно к этому всеобъемлющему чувству начало добавляться чувство вины, замешанное на тихой грусти.
   - Ну что ты, милая, не стоит так убиваться. Рано или поздно это всё равно случилось бы, а тут получилась своя романтика. Кругом девственный лес, рядом озеро, мы лежим в высокой траве... - попытался я успокоить женщину, обдав её волной своей нежности. Но та упрямо вскинула головку и отрицательно ею затрясла.
   - В обнимку с клинками, а вокруг трупы, кровь... Кровь на моём собственном теле... Поверь, такой романтики я не хочу - у меня в жизни её слишком много. Убийства, политические интриги... И когда светлое чувство к любимому оказывается также замешано на крови... мне просто хочется плакать от такой несправедливости! - на глазах у моей альты выступили слёзы, хотя видно было, что она из последних сил пытается справиться с рвущимся наружу отчаянием.
   Меня это состояние женщины поразило, я даже немного растерялся. Ну, просто не могло у меня в голове уложиться, чтобы столь сильная натура вдруг проявила такую слабость, так нуждалась бы в поддержке и защите, и не от чего-нибудь, а от своих собственных переживаний! В моей душе всё сильнее разрасталось чувство ответственности - ответственности за это сильное, но хрупкое в своей душевной организации создание, ставшее для меня самым близким существом в мире.
   - Меня меньше всего интересуют трупы вокруг - мне нужна ТЫ. Кровь на теле? Ерунда. Главное - что внутри. Ты слишком хороша, чтобы рядом с тобой я мог обращать внимание на такие мелочи. И не вздумай разводить сырость! - обращённый на меня взгляд грустных зелёных глаз, блестящих от проступивших слёз, ощутимо просветлел от моих слов. Альта приподнялась повыше, так что её глаза оказались точно напротив моих.
   - Тебе правда понравилось? - быстро перешла на позитивную волну моя женщина, проявив при этом типично женскую непосредственность.
   - Да. И ещё одно: раз я теперь рядом, то возьму на себя часть твоей ноши, в чём бы она ни заключалась. И начну прямо сейчас - уберу языком вон тот кровяной потёк, - с этими словами я принялся слизывать кровь с её точёной шейки. Это стало последней каплей. Женщина окончательно растаяла, в ней поднялась такая всепоглощающая нежность, что я буквально растворился в её глазах, а дух перехватило. "Таких глубоких эмоций просто не может быть, человек их никогда не испытает!" - с трудом сохраняя остатки самообладания, воскликнул я мысленно. Мучительно хотелось уже не только очищать её восхитительное тело своим языком - хотелось быть в нём. Далее женщина напрочь забыла о неромантичности окружающей обстановки, отдавшись чувствам без остатка.
   Оторвались мы друг от друга лишь к вечеру. Альта сразу переключилась на деловой лад, начала по-хозяйски приводить поле боя в порядок. Лишь вид озера вызвал у неё новый прилив грусти, а когда она потрогала водную гладь кончиками пальцев ноги, то окончательно расстроилась.
   - Ну вот, такую красоту загубил своей магией, - в этот момент она испытывала к магу глубочайшую ненависть. Если бы он был ещё жив, я бы не позавидовал его дальнейшей судьбе. Что-то мне подсказывало, что дама умеет сделать жизнь мужчины не только полной приятных пикантных моментов, но и, напротив, полной самых жутких страданий. Моя альта была вся словно соткана из противоречий.
   - И где нам теперь мыться? - после боя, резко перешедшего в любовные игры, ощущалась настоятельная потребность организма в омовении, но в водоём что-то совершенно не тянуло. Запах варёной рыбы и водорослей никуда не делся, и к нему уже начинал примешиваться оттенок гниения. Вода по консистенции больше напоминала бульон, чем собственно озёрную воду, однако наши тела и души ещё хранили воспоминание о её недавней кристальной чистоте. Настойчивые воспоминания словно бы уговаривали: вот она, войдите в неё, и тут же возродятся к жизни те упоительные мгновения. Увы, вместо них в наших душах поселилось гнетущее чувство грусти и сожаления.
   Мой философский настрой странным образом передался и женщине. Или это её настрой передался мне? Мы постояли ещё несколько мгновений, словно отдавая дань прошлому. Но вот альты стряхнула с себя затянувшееся оцепенение, закрыла глаза, втянула воздух... Я кожей почувствовал её внимание - обращённое к берегам озера и близлежащему участку леса. В следующее мгновение воительница уверенно направилась в лес, рукой предложив следовать за ней. Невдалеке, в самом деле, оказался ручеёк, достаточно крупный, чтобы в нём можно было вымыться. Правда, пришлось помогать друг другу для пущего эффекта, но мы оба были только рады представившейся возможности предаться безобидным ласкам и немного оттянуть начало дальнейшего пути. Но вот водные процедуры остались позади, а в наших руках оказалась убийственная сталь, испившая сегодня крови, и оттого нуждавшаяся в особом уходе. Именно за ритуальной для любого бойца чисткой оружия и доспехов состоялась наша первая с альтой серьёзная беседа.
   - Котик, хочу прояснить одну вещь, - осторожно начала разговор альта. Её глаза светились решимостью, она внимательно отслеживала выражение моего лица. Пожалуй, предстоящий разговор был ей неприятен, но очень важен. - Откуда ты узнал о готовящейся атаке? Ты же мне не поверил про преследование.
   - Почувствовал магию, - пожал я плечами. Наученный горьким опытом, я теперь относился к её общению с силами природы гораздо серьёзней, чем до боя.
   - Ты мне не говорил, что можешь её чувствовать, - продолжала допрос женщина.
   - Ну и что? Ты говорила, что и так знаешь обо мне достаточно, - оказывается, очевидные для меня вещи были ей совсем не очевидны. - Кстати, я же рассказал, что имею опыт магических дуэлей, и мой опыт давно уже работает за меня.
   - Здесь дело не в опыте. Если ты не чувствуешь магию, то сколько бы ни выходил на бой с магом, ничего от этого не изменится, - воительница несколько сбавила обороты и ощутимо расслабилась.
   - Девочка, тебе не идёт эта подозрительность, - решил отшутиться я. - Красота дикой природы, грация пантеры, откровенность обнажённого клинка... но только не недоверие любимому.
   - Милый, нет никакой подозрительности, есть только интересы нашего с тобой выживания, - казалось, женщина пропустила мимо ушей мою шутку, сдобренную толикой лести. Но ведь я видел, что она достигла цели! А вместо мягкости в её голосе звучала сталь. Вкрадчивый, с грудными нотками - этот голос бил меня сейчас похлестче бича погонщика. - Если ты чувствуешь магию - я должна это знать и учитывать. Странно, что ты, командир и воспитатель, этого не понимаешь. Что-то слабо верится, что вы на границе с орками ходите в дозоры, не отработав слаженную работу в группе. А что делает группу слаженной?
   - Отработка до автоматизма каждым бойцом своей роли. Знание командиром возможностей бойцов. Умение ими пользоваться сообразно ситуации, - отрапортовал я на автомате. А она, оказывается, знает правильные интонации, чтобы поставить офицера на место. Вот же чертовка! Я даже не заметил, как вытянулся по струнке. До меня быстро дошло, что я принял за подозрительность недоумение своей женщины - недоумение моей некомпетентностью. Она просто не ожидала от меня, воина и разведчика, такого конфуза. Отповедь альты попала в точку, мне стало стыдно. Не поверил про преследование? Ну и что? Должен был подстраховаться, ведь женщина производила впечатление профессионала. Я же стал заложником привычных стереотипов, воспринимал её исключительно как женщину, а не как бойца. - Извини, милая, я слишком увлёкся любовными играми. Ты действуешь на меня слишком... расслабляюще - как хорошее вино в слишком больших количествах.
   - Извини, я сама виновата: должна была учитывать, - теперь пришёл её черёд смущаться. Поправочка: любовь замутила мозги нам обоим, иначе откуда это смущение? После такой яркой демонстрации силы? Пришлось заключать женщину в объятия и успокаивать долгим поцелуем; помогло, она даже смогла продолжить. - И... буду с тобой предельно откровенной: твоё чутьё, если оно окажется тем, о чём я думаю, сильно повлияет на наши отношения. Опиши, пожалуйста, в деталях, как именно оно работает? В какой момент? Насколько чётко можешь определить источник угрозы?
   - Тогда и я буду откровенен: мне сложно видеть в женщине бойца такого уровня, - альта иронично изогнула брови: она это прекрасно поняла, приняла к сведению, но ждёт от меня не признаний, а конкретных ответов.
   Я задумался. Никогда не придавал своему чутью особого значения, тем более что оно работает только на магию; в случае же опасности другого рода всё гораздо банальней и не отличается от ощущений других опытных боевых офицеров. Выходит, зря я не придавал значения своим способностям, которые, кстати, проявились практически на первой же дуэли с магом. Сначала это было просто ощущение - неконкретное и неопределённое. Со временем я стал чувствовать более тонко, в нюансах улавливая направление, силу и даже момент удара. Ощущение творимой где-то рядом волшбы также пришло со временем. Всё это я, насколько мог подробно, описал своей женщине, затем ответил на её многочисленные вопросы о нюансах. Альта на несколько минут впала в глубокую задумчивость, а затем выдала.
   - Альты не волшебницы, мальчик. Мы просто кое-что можем, недоступное людям, но это не та магия, которой владеют человеческие чародеи. Наша природная магия ближе гномской и столь же узкоспециализирована. Мы зажаты между двух крайностей. С одной стороны, среди нас не бывает магов в том виде, в каком они в изобилии встречаются у людей. С другой стороны, некоторые боевые акции альт требуют противостояния магам. Чаще всего приходится работать не с одним, а с несколькими чародеями одновременно, и тогда все наши артефакты оказываются малоэффективны. Так что в серьёзных акциях обязательно участвует хотя бы одна альта, способная ощущать творимую волшбу. Особенно сильно ценится способность видеть момент магического удара. Для нас с нашими скоростями и силой такое чутьё оказывается едва ли не более полезным, чем сама магия для человеческих чародеев. В бою альты, благодаря чутью на магию, даже получают перед человеческими магами преимущество. Ведь чувствующие видят место удара сразу, вне зависимости от сложности творимого заклинания; а так как мы быстрее людей, то выигрываем время: маг ещё колдует, а мы уже знаем, куда прилетит "подарок" и успеваем принять меры заранее. Кроме того, чутьё основано на чём-то по-настоящему глубинном, и от него нельзя спрятать плетение заклинания, как от другого мага. Безразлично, что именно плетёт чародей, мы всё равно узнаем итог.
   - Но ты же говоришь об альтах. У людей существуют маги, и какое-то там чутьё на магию, без способности создавать чары, они воспринимают как недомагию. Такого чародея-инвалида, способного только чувствовать, но не видеть и творить, никто из магов не воспримет всерьёз. Одно время я перед дуэлью предупреждал каждого чародея, что могу чувствовать магию, но они только смеялись или презрительно кривились, - на губах возникла злая усмешка, я словно вновь оказался на дуэльной площадке, с её азартом, бурлящей кровью, звоном клинков. Поэтому не удержался и на эмоциях добавил. - Аккурат до первого убийственного "аргумента"... Вот только дуэль дуэлью, в реальном же бою мне с магом справиться будет куда сложней. От хорошо подготовленного чародея толку гораздо больше.
   - Мы сильно отличаемся от людей и, как я уже говорила, у нас нет магов. Мы используем то, что имеем. Чувствующие помогают нам использовать в бою с магами наши расовые преимущества. Но таких альт мало, они всегда нужны, так что из них принято делать особенно высококлассных бойцов. От них часто зависит выживание всего нашего народа, поэтому девочки относятся к своей ноше спокойно, смиряются с ней, даже если и имеют совсем другие устремления в жизни. Лично я не имею чутья, однако по роду своей деятельности мне часто приходится схлёстываться с магами. Постоянно таскать с собой альту с чутьём я не могу, они же тоже хотят иметь свои собственные жизни, да и мне неудобно, ведь вообще не факт, что их участие в миссии понадобится. С тобой же мы уже связаны намертво, для меня уже стало проблемой, как обеспечить твою безопасность рядом со мной. Я планировала первое время не брать тебя на миссии, оставляя на попечение другим альтам, однако твоё чутьё всё меняет. Благодаря чутью ты получаешь не только шанс выжить рядом со мной, но ещё и оказать мне неоценимую помощь! Мы можем стать великолепной боевой двойкой, особенно сильно чувствующей друг друга и окружающую опасность.
   Закончив говорить, женщина пристально уставилась мне в глаза, словно ожидала моей реакции и готовилась к худшему. Вот теперь всё по-настоящему встало на свои места. Я постарался ответить ей как можно мягче.
   - Я понимаю, ты привыкла решать за других: сам такой. Ты сильная девочка, служишь своему народу, пытаешься использовать ситуацию по максимуму. Но у меня свой долг перед моим народом, и я пока не решил, что с ним делать. Давай не будем торопить события. Но даже если всё сложится, и мы сможем постоянно быть вместе, я не позволю тебе куда-то исчезать - мы будем вместе постоянно.
   Альта на мою реплику только пожала плечами - она получила не самый плохой ответ.
   - Ты прав, события торопить не стоит. Но я хочу быть с тобой предельно откровенной, надеюсь, ты это оценишь.
   - Я уже оценил, - ответил я светлой улыбкой. Мы обнялись и несколько минут просто стояли, растворившись друг в друге.
   Во время наших любовных игр мы не только насытились друг другом, но и неплохо выспались, так что решили не останавливаться сегодня на ночёвку, и если станет невмоготу, поспать пару часов под утро. Моего коня убило шальной стрелой, хотя такое выражение и не до конца подходит к буквально нафаршированной стрелами туше. Не знаю уж, чем он так не понравился лучникам, или они на нём пристреливались к нашему лагерю? В общем, вместо вальяжной верховой езды нам предстояло преодолеть солидное расстояние пешком, вернее, бегом.
   Инициатива пробежать с десяток часов исходила от альты, и несколько меня удивила. Для меня, конечно, такое не в диковинку, марш-броски в дальних дозорах были обычным способом передвижения. Для мужчин. Ну не мог я никак привыкнуть к выносливости этого потрясающего создания! Она ведь во всём прочем оставалась нормальной женщиной. Да, чересчур эмоциональной, да, с крепко сбитым телом, где каждая мышца была развита до совершенства, что, впрочем, не портило её девичьих достоинств. Но все эти запредельные возможности... Весь мой прошлый опыт общения с противоположным полом восставал против них.
   Женщина бежала легко, мне даже порой казалось, что для неё подобный стиль движения более привычен, чем даже конная прогулка. А ещё она бежала в очень - очень! - хорошем темпе. Настолько хорошем, что мне, ко всему привычному разведчику, было тяжело его поддерживать. И хотя она бежала налегке, с одними мечами за спиной, для меня это было слабым оправданием. Рюкзак настойчиво пригибал к земле, седло грозило соскочить с загривка, даже мечи казались слишком тяжёлыми, - я бежал на одном ослином упрямстве, не желая признавать поражения от женщины. Можно было бросить седло. Вот только денег оно стоило приличных, да и за столько лет использования стало привычным. Предложение от альты потащить его на себе уже не казалось мне таким уж недостойным. Я начал потихоньку закипать, сделался хмурым, неразговорчивым. Часа через три женщине надоело созерцать рядом ожившую тучу, и она чуть ли не силой отняла у меня седло, взвалив на себя. Стало немного легче, на её же темпе изменение веса никак не отразилось. Так мы бежали почти до утра, лишь с началом рассветного часа увалившись на вожделенный сон.
  
   Мы расположились лагерем на вершине холма, с которого открывался вид на первое увиденное нами крупное человеческое поселение. Остановились мы здесь не для любования шедеврами архитектуры и уютными дымками из труб. Собственно, чем можно любоваться в обычной лубяной деревне с несколькими каменными домиками и кривым частоколом забора по периметру? Вот и альта так считала, удостоив поселение лишь коротким взглядом; её интересовали гораздо более насущные вопросы.
   - Котик, перед тем, как мы выйдем к людям, нужно кое-что обговорить, - женщина сидела напротив меня подчёркнуто официально, не спеша падать в мои объятия, хотя было видно, что ей этого ой как хочется.
   - Ничего не хочу обговаривать. Наше путешествие нравится мне таким, какое оно есть, - в отличие от альты, мне совершенно не улыбалось переходить к каким-то серьёзным вопросам в свой отпуск.
   Женщина не смогла сдержать счастливой улыбки от такого моего заявления. Однако быстро взяла себя в руки и снова попыталась перейти на серьёзный тон.
   - Мне оно тоже нравится, уж поверь. Вот только кое-что всё же придётся поменять, и больше уже так глубоко друг в друге растворяться не получится, - слова она произносила жёстким отрывистым голосом, словно вырубая из гранитных глыб: настолько тяжело они ей давались. - Нужно быть в столице не позднее, чем через четыре дня, поэтому придётся купить здесь лошадей, а затем докупить ещё и заводных. Гнать придётся, выжимая из лошадей максимум. Отдыхать будем по паре-тройке часов в сутки.
   - Это жестоко, кошечка. У меня же отпуск, и мы... - я не стал завершать фразу, показав лишь неопределённый жест рукой. Понять, что я имею в виду, было несложно.
   - Милый, мне очень надо. На кону честь моего рода, и я просто не могу принести её в жертву нашим любовным утехам. Обещаю, потом вознагражу тебя за поддержку и терпение так, как только будет в моих силах, - глаза женщины обещали, буквально обжигая огнём. Такой взгляд и такие слова не могли не найти отклика в сердце. Невольно захотелось ей помочь, принести любую жертву, лишь бы последовало это обещанное ею вознаграждение.
   - Понимаешь, девочка, дело не только в любовных играх. На отпуск у меня были планы другого рода, я собирался предаваться медитациям, полностью отдаваться игре с клинками, обдумывать своё прошлое и будущее. Ты же мне предлагаешь вместо всего этого снова сорваться в бой, бодрствовать на пределе своих сил, отдавая целые дни выматывающей дороге. Дело ещё и в этом, а не только в нашей любви, - я старался максимально смягчить горькую пилюлю своего несогласия. - Хочу быть с тобой предельно откровенным.
   - Я искренне признательна тебе за это, - склонила красавица свою головку в благодарном поклоне. - Обещаю, в дороге мы найдём время хотя бы на тренировки, ну, а обдумывать свою жизнь рановато. Уверена, после знакомства со мной в ней столько всего переменится, что все твои теперешние мысли окажутся напрасной тратой времени.
   - И когда ожидать изменений? - я был откровенно заинтригован подобным оборотом. Похоже, женщина решила ответить на мою откровенность взаимностью.
   - Как только мы прибудем в столицу, - заявила она безапелляционно; её прямой взгляд глаза в глаза отливал уверенностью, хотя где-то в глубине её глаз плескалась грусть.
   - Знаешь, никому другому на твоём месте я бы просто не поверил. Но тебе... Кому мне ещё верить, если не своей возлюбленной? Только... Я каждое утро провожу разминку, надеюсь, ты не откажешься составить мне компанию?
   - Не откажусь, и даже постараюсь сделать твою разминку более насыщенной, - воительница откровенно улыбалась; у неё буквально от сердца отлегло, когда она услышала мой ответ. Интересно, что бы она сделала, если бы я отказался? Точно не стала бы тащить силой. Скорее, оставила бы где-нибудь медитировать и тренироваться, а сама унеслась бы по делам. Дама мне досталась чрезвычайно крутого нрава, это было очевидно с самого начала, с того, как она сразу взяла быка за рога в наших отношениях, а уж после того боя у озера... Но ведь любовь не выбирают? Да?
   - Да, и давай будем соответствовать человеческим правилам общения. Меня зовут Виктория, - от её имени повеяло силой, волей, лязгом клинков, тонким ароматом интриги, любовью, грустью и, почему-то, болью и тоской. "Что же в тебе так страдает, кошечка?" - подумал я про себя, стараясь утихомирить обливающееся кровью сердце. В горле застыл комок отчаяния. Но спрашивать я, по понятным причинам, не стал, не желая бередить её сердечко. Для меня было очевидно, что вот сейчас я впервые получил от альты обещанное содержание личности вместе с именем.
   - А фамилия? - решил уточнить я, недоумевая.
   - У альт не бывает фамилий, мы все принадлежим к одному роду; для нас куда важней ментальный отпечаток личности, и он тебе уже знаком, - напомнила мне женщина, одной фразой расставив все точки над "и".
   - Вереск эль Дарго, лейтенант гвардии его императорского величества, к вашим услугам, миледи, - ответил я, вскакивая и отвешивая церемонный поклон: дворянская выучка делала своё дело даже наедине с любимой. Та всё поняла правильно и тоже встала, принимая поклон. Жаль, я не мог вот так же, как и она, передать душевную составляющую своего имени.
   - Ну вот мы и познакомились по всем правилам: и твоим, и моим, - с улыбкой подвела итог моя альта. - Теперь можно и в город идти.
  

Поды

   Итак, наш путь, в самом деле, лежал в столицу. Что это означало? А то, что мы будем встречаться с людьми, и я воочию увижу, чем живут простые обитатели Империи. Пусть с медитациями и размышлениями не получится, зато я постараюсь понять образ жизни своих гражданских соотечественников.
   Нет, меня сложно назвать неотёсанным деревенщиной. Отличное домашнее воспитание, несколько, правда, загубленное жизнью на границе, никто не отменял. В офицерской Академии меня также учили не только убивать, но и работать с людьми. Учили истории и географии, литературе и языку, манерам и этикету, и ещё много чему учили. Вот только первый год меня слишком выматывало это новое знание, а со второго года я с новой силой увлёкся мечным боем. Пока мои сокурсники ходили по бабам, кабакам, приёмам у местных дворян и просто праздно шатались по городу, я дрался. Инструктора, случайные мастера, простые офицеры - я у всех старался перенять крупицу опыта и знаний. Когда никто не мог уже меня ничему научить, я увлёкся дуэлями. Мне казалось это очень занимательным - дуэли с дворянами. В обычной обстановке благородные дрались нехотя, без огонька, но вот когда речь заходила о чести и жизни... Вот тогда они словно бы просыпались, и порой выдавали очень интересные решения. Как там говорится: "Испугаешься - ещё не так раскорячишься"? Меня считали отморозком, помешанным на дворянской чести. К тому времени я уже начал выбираться на дворянские приёмы, немного приударял за женщинами, но вот узнать, чем живут простые люди, тогда не сподобился. Даже в быт неслужилых дворян не слишком вникал. Что-то там имеют, откуда-то получают доходы, с кем-то делятся ими, постоянно бахвалятся знатностью и статусом, - вот и все мои познания в соотечественниках.
   Что я знал наверняка? Я знал всё об армии, о людях в ней. Об остальных я знал лишь то, что они поды. Именно так именовали гражданских на границе. Именовали с ноткой презрения в голосе, с ощущением полного превосходства, с чувством, что они нам должны. Что значит "поды"? Никто не мог точно назвать, откуда пришло это слово. Лично мне виделось, что оно произошло от слова "подданный". Посмотрим. Мне вдруг стало любопытно - сильно, нестерпимо, до лёгкого шевеления волос на голове. Я решил присмотреться, поговорить, вывести на разговор по душам. Хотелось надеяться, что моя женщина не станет препятствовать в моих "изысканиях" из-за досадной спешки.
  
   У ворот городка возникла небольшая заминка: оказалось, стражник банально заснул, видно, не ожидая уже никаких визитёров. Заснул, прислонившись к стойке дозорной площадки, что сиротливо возвышалась над воротами. В руках альты неуловимо возник кинжал. В последний момент я успел перехватить занесённую для броска руку; посмотрел в глаза женщине, отрицательно покачал головой; она поняла.
   - Подъём! - разнёсся над спящим городком мой зычный командный голос. С крыш близлежащих домов взлетела стая ворон, воротные створки чуть завибрировали, но стражник... продолжал спать! Пришлось недоумённо вопрошать у моей подруги. - Он что, тебе знаком?
   - Нет. Они все одинаковые, Вереск. Словно специально становятся на ворота, чтобы поспать. А потом альт обвиняют в излишней жестокости! - фыркнула воительница. В следующее мгновение стражник подскочил, как ужаленный: по его щеке пролегла кровавая полоса. Парень несколько коротких мгновений тупо таращился на засевший в деревянной стойке метательный нож, а потом буквально заметался по площадке, не зная, как ему реагировать на незваных гостей. Виктория вновь "помогла" ему определиться.
   - Открывай, мы спешим, - коротко бросила она, добавив вкрадчиво, - или я сама к тебе поднимусь. - При этом вся она подобралась, словно хищник, изготовившийся к прыжку; от женщины ощутимо дохнуло угрозой.
   - Как можно обвинять тебя в жестокости! Они точно ненормальные. Тебя, дорогая, можно только превозносить, лишь иногда с величайшим благоговением вырывая сладостный поцелуй, - меня вдруг потянуло к моей хищнице, поэтому слова ироничного комплемента сорвались с губ прежде, чем мозг осознал их значение.
   - А ты у меня, оказывается, ещё тот ловелас! - приняла шутливый тон женщина. Вся её хищность вмиг исчезла, словно утекла в песок моих слов. Она вскинулась, и подарила мне глубочайший поцелуй, от которого нам обоим стало мучительно сладко на душе.
   Наше воркование нарушил звук открывающихся воротин. Из-за ограды выскочил давешний дозорный и с извинениями протянул моей спутнице метательный нож, - при этом он смотрел на неё, точно побитая собака на хозяина. На вопрос, где можно найти лошадей, дозорный отправил нас к трактиру: местный главный торгаш окопался в постоялом дворе, откуда и доил окружающий люд всеми доступными способами. Так, по крайней мере, прокомментировала слова паренька моя спутница.
   Альта намеревалась отыграть потраченное на воротах время, поэтому на постоялый двор мы ворвались, как я это называю, "с шумом". Дородный хозяин сначала обрадовался нашему появлению, сам вышел встречать благородных гостей, несмотря даже на поздний час. А потом он разглядел, кого к нему занесло; весь сразу как-то побледнел и, как мне показалось, даже стал меньше ростом. Он смотрел на мою спутницу тем же взглядом, что и охранник на воротах - взглядом побитой собаки.
   - Два коня, - коротко бросила женщина вместо приветствия. - Немедленно.
   Не задавая лишних вопросов, хозяин повёл нас в конюшню, где точно по заказу ожидали два агурских (2) жеребца вороной масти. На первый взгляд, агурцы не отличались запредельной выносливостью и резвостью; не знающий этой породы обыватель никогда бы не придал им должного значения. Суховатые, узкие тела их словно говорили, что ничего тяжелее себя они понести просто физически не смогут. Однако кони эти были чем-то сродни альтам, хрупкая внешность их была столь же обманчива.
   Пожалуй, это самая выносливая и резвая порода в Империи, да и далеко за её пределами. Они нуждаются в минимуме корма, а в походе способны обходиться длительное время вообще без него. Они без особого труда несут вес всадника и некоторое умеренное количество клади. А ещё, они чрезвычайно вспыльчивы, горячи, даже злы, найти общий язык с ними ой как непросто. Довершает особенности их характера то, что они привязчивы к одному хозяину, сложно меняют его, а иногда и вообще отказываются повиноваться новому; буквально чахнут без своего старого боевого товарища. Соответственно, они не слишком расположены к чужакам, не пускают никого к себе в седло; да и оседлать упёртую животину бывает не так-то просто. Зато как они красивы! Статные, с гордо воздетой головой изящной формы; с исключительно высокой и тонкой шеей; с лоснящейся, словно бы отливающей серебром, шкурой. У нас в гарнизонах их даже уважительно именовали кони-лебеди, - и за красивые шею с головой, и за ощущение полёта во время скачки.
   Кони были великолепны; не знаю, откуда уж они оказались у трактирщика. Наверное, тот просто хорошо знал, какой товар пользуется спросом на этом участке веронской границы. Интересно, связано ли знание хозяина с альтами? Часто наведываются в Империю без своих собственных лошадей, предпочитая передвигаться по лесам на своих двоих? Вполне, вполне возможно. Вон, какой красноречивый пример стоит со мной рядом.
   Торг был недолгим. Вернее, его вообще не было: торгаш назвал цену, показавшуюся мне вполне адекватной, получил пристальный взгляд воительницы и тут же сделал скидку "уважаемой госпоже альте", - именно так, с ударением на последнее слово. Моя спутница не стала откладывать расчеты в долгий ящик и прямо в конюшне передала торговцу аккуратную стопку золотых монет. Хозяин опять побледнел; стал часто-часто кланяться, извиняться. С огромным трудом из его лепета удалось понять, что у него банально нет сдачи. Меня это не удивило: в Империи в ходу были в основном серебряные и бронзовые монеты, золотые являлись исключением, стоящим целой пригоршни серебра. Альта вновь завелась; опять я почувствовал исходящую от неё угрозу, и решил вмешаться.
   - Дорогая, ты не проголодалась? А я совсем не прочь заморить червячка. Давай, пока уважаемый трактирщик будет искать сдачу, мы с тобой отужинаем? Расскажу тебе один анекдот, как однажды на дуэли выбил золотой зуб у гарнизонного мага. Откуда у него взялся золотой зуб, ума не приложу, но золото оказалось самой высшей пробы! Пришлось продавать. А где в пограничном гарнизоне взяться такому количеству серебра, чтобы его можно было выменять на зуб? - я начал старательно заговаривать женщине зубы. Помогло. То ли на неё повлияло моё стремление спасти драную шкуру трактирщика, то ли сам анекдот заинтересовал, но воительница несколько сбавила обороты. Торгаш бросил на меня затравленный взгляд, подхватился, и понятливо ускакал искать сдачу.
   А потом произошло ЭТО. В трактире женщина заказала мясо и какие-то травки, и всё было нормально, пока ей его не принесли. На блюде, в луже крови, лежал солидный шмат сырой говядины. "Всё, хана трактирщику: теперь никакие анекдоты его не спасут", - было моей первой мыслью при виде "блюда". Однако женщина лишь довольно заурчала; её ноздри при этом шевелились, ловя одной ей ведомые ароматы. Пара стилетов в её руках с разных сторон впилась в ломоть, поднимая мясо над блюдом. Ноздри моей спутницы вновь дрогнули. И тут... она мягко, уголком рта, прикусила бок мясного шматка; рывок, и солидный кусок отправляется в милый ротик, где так часто гостил мой собственный язык во время горячих поцелуев. Смакуя, словно кулинарный шедевр, альта жевала сырое мясо, заедая его какими-то травками. В её глазах при этом отражалось такое светлое чувство, столько сытого удовольствия, что моя челюсть окончательно опустилась на столешницу. Нет, это не шутка - пришлось признать очень быстро, особенно, когда моя возлюбленная, глядя на меня, разразилась беззвучным смехом.
   - Ну и где обещанный анекдот? - поддела меня женщина. - Неужели никогда не видел, как питаются альты?
   Окинув меня с ног до головы задумчивым взглядом, она добавила:
   - Боишься, что и тебя съем? Правильно боишься. Давно уже хочу откусить один такой аппетитный кусочек, - она многозначительно показала глазами куда-то под стол.
   - У нас рассказывали... альты съедают своих кавалеров после спаривания, - я уже пришёл в себя и решил не оставаться в долгу. Только теперь до меня дошло, почему Виктория никогда не ела вместе со мной, но регулярно охотилась, принося добычу. Выходит, она просто делилась своей добычей со мной, съедая свою часть там, где её и добыла. А я-то гадал, почему она не спешит разделить со мной трапезу! Только загадочно улыбается на мои предложения и наблюдает, как я кушаю - с эдаким умильным выражением на лице. Тоже мне, добытчица!
   - Да? - глаза женщины совершенно натурально округлились, она буквально источала заинтересованность. - И кто же такое рассказывает? Не коровы ли случайно?
   - Ну... - я сделал неопределённый жест рукой. - Скорее, знающие люди.
   - И ты им веришь? - заинтересованность альты стала физически ощутимой.
   - Честно, я уже не знаю, что и думать.
   - Включи голову, лейтенант, - жёстко оборвала дама. - Если бы это было так, ты был бы уже давно съеден, а не сидел бы в трактире с отвисшей челюстью, теряя драгоценное время.
   - Откуда я знаю, когда альты считают спаривание завершённым? - вновь выкрутился я, а моя женщина чуть не сползла под стол от веселья. И куда подевался её сдержанный беззвучный смех? Теперь она смеялась в голос. Я же вынужден был признать справедливость упрёка спутницы: она уже почти съела свой кусок, в то время как я ещё и не приступал к трапезе. Пришлось нагонять - под взглядом её смеющихся глаз.
   Когда мы поднялись из-за стола, вся давешняя спешка у Виктории куда-то испарилась. Она смазанной тенью метнулась ко мне, прижалась своим сильным, гибким телом. Несколько минут мы просто стояли, не говоря ни слова - поглощённые друг другом сверх всякой меры. Затем женщина всё же не удержалась, нарушила затянувшееся молчание.
   - Не волнуйся, милый, я не собираюсь тебя есть. У меня на тебя совсем иные планы, так что ты проживёшь длинную и счастливую жизнь со своей альтой... В процессе которой я буду медленно тебя поедать, кусочек за кусочком - растягивая, так сказать, удовольствие, - теперь смеялись уже мы оба.
   - Сдаётся мне, кошечка, у тебя очень острые зубки, раз ты так поедаешь мясо, но во время поцелуев я так и не почувствовал их остроту. С чего бы это? - отшутился я в ответ. На самом деле меня мало волновала острота её зубов; даже если бы их было в три ряда, как у некоторых хищников, я всё равно не собирался отказываться от удовольствия касаться её губ своими. Виктория легко уловила мой настрой, и, вместо ответа, просто поцеловала; и ещё долго демонстрировала мне остроту своих зубов, а не языка.
   В таком состоянии нас и застал вернувшийся хозяин. Увидев альту, буквально лучащуюся радостью и счастьем в объятиях имперского офицера, он просто оторопел. Так и стоял, не зная, что для альты важней: услышать его доклад, или не быть прерванной, что называется, на полуслове. Только когда встретил вопросительный взгляд воительницы, пришёл в себя и коротко кивнул, сообщая о выполненном поручении.
   В последний момент, уже на выходе, мне вдруг вспомнилось давешнее желание узнать, чем живут простые веронцы. Я честно попытался наладить с торговцем контакт. Для этого взял его за шкирку и поставил пред свои очи, после чего начал задавать интересующие меня вопросы. Трактирщик заикался, бледнел, лепетал что-то на редкость бессмысленное, так что, в конце концов, даже альта сжалилась над несчастным и отпустила его восвояси. Произошедшее заставило меня призадуматься.
   - Что ты хотел добиться от этого человека? - нарушила затянувшееся молчание Виктория. Её так и подмывало любопытство, которое она и не пыталась скрыть.
   - Наверное, мне надоело, что маги перед дуэлью обзывают меня "тупой военщиной". Хочу стать военщиной чуть поумневшей, - пошутил я. Мы уже добрались до конюшни, так что я, чтобы не терять времени даром, занялся чисткой скакуна. Нет, он не был грязным. Просто чистка - самый простой способ подружиться с конём, наряду с лакомством, которое я прихватил для него со стола.
   - И как ты намерен этого добиться? Допросом простых обывателей? - женщина стояла на входе в стойло, сцепив руки на груди и привалившись спиной к решётчатой дверце. Она была вся внимание.
   - Если серьёзно, милая, мне, в самом деле, интересно, чем они живут - эти обыватели. С некоторых пор стало интересно.
   - Спроси у меня, я расскажу во всех подробностях, чем они живут. Вот этот конкретный субъект считает себя очень умным, предприимчивым. Он хочет набрать побольше денег и купить дворянство, или, на худой конец, переехать в столицу и заняться серьёзными поставками ко двору. Вообще, в Веронской империи дворянство не продаётся, но есть обходные пути... через те же браки с захудалыми безземельными родами. Заметь - это его светлейшая мечта, то, ради чего он готов унижаться и терпеть. Ради этого он перешагивает через своих ближних, наживается на их горе, - я знаю, что он даёт деньги "в рост", под проценты, когда другие в них крайне нуждаются. Вот такая вот мечта; мелкая, обывательская, лишённая даже намёка на высокие помыслы. И такие же методы её достижения. Но для чего тебе, благородному, офицеру, нужны чьи-то мелкие помыслы?
   - Ты так точно описала именно то, что мне надо... А откуда ты всё это узнала? - под впечатлением от услышанного, я пропустил мимо ушей её последний вопрос.
   - Такие вещи я определяю через пару минут общения - у меня ОЧЕНЬ богатый опыт.
   - А... как у меня с солдатами, офицерами и магами... Но почему он сам этого не сказал?
   - Он боялся. Ещё он не хотел делиться с первым встречным своими потаёнными мыслями. Да и способ беседы ты выбрал слишком жёсткий - так можно допросы вести, а не разговаривать по душам. Только ты не ответил на мой вопрос.
   - Ты права, нужно сначала напоить. Как я сразу не догадался?! - простота ответа меня вновь поразила, как и простота решения. И офицеры, и маги лучше всего идут на контакт именно за бутылкой вина. - Вопрос? Ты про то, зачем мне это нужно? Ищу смысл жизни. Чтобы разобраться, нужно иметь, с чем сравнивать. Вот у меня что было до этого? Воспитание за оградой родового имения, где из простых радостей были только клинки. В Академии я уже сам предпочитал клинки всяким прочим развлечениям. Пока мои погодки ходили по б... женщинам, - короткий взгляд в глаза альты: заметила или нет оговорку? Заметила, но виду не подала, проявила такт, - кабакам, приёмам, я дрался. Потом граница. Здесь я опять дрался, да гонял солдат, а в постоянных лесных рейдах совершенно одичал.
   - А как же вера в Императора и свою избранность? Это ли не основа жизни служилого сословия?
   - Вера? Мне нужно что-то более... осмысленное, что ли?
   - Значит, волчонок вырос, - хмыкнула Виктория. - Засомневался. Будет забавно наблюдать за твоими изысканиями. Если не возражаешь, мы продолжим этот разговор чуть позже.
   Я не возражал, во всю занятый осёдлыванием своего нового четвероного друга.
   Воительница тем временем уверенно ступила в стойло по соседству, где обитал второй агурский скакун. Она встала точно напротив напряжённой животины, ввинтив в неё свой взгляд; и так и стояла, не меняя позы, всё время, пока я седлал своего агурца. Ноздри коня еле-еле трепетали, словно он принюхивался к своей новой хозяйке. Но вот женщина смело шагнула вперёд, смыкая на шее скакуна кольцо объятий, зарылась лицом в ухоженную, лоснящуюся гриву. На коня в этот момент было больно смотреть: он словно и дышать перестал, настолько был доволен. "Умеет же моя дама укрощать жеребцов", - пошутил я про себя, вскакивая в седло.
   Бросив взгляд в соседнее стойло, отметил, что альта уже на коне. И когда только успела? Ещё секунду назад стояла в обнимку со своим скакуном, а тут раз - уже на нём. Из конюшни мы выходили след в след - кони стадные животные, и только это помогло мне не столкнуться с норовом своего скакуна ещё в помещении. Городок мы миновали на лёгкой рыси, держась всё так же, друг за другом; зато за воротами резко разошлись в стороны. Мне очень хотелось скакать с женщиной бок о бок, ощущать на расстоянии вытянутой руки её плечо - ну, или что поинтересней, - но сейчас это было неразумно. Слишком норовистый конь мне попался, его нужно было сначала хорошенько приструнить; а то с него станется, начнёт выяснять отношения с собратом. Ударить же лицом в грязь рядом с прекрасной дамой мне совершенно не улыбалось. В особенности не фигурально, а буквально.
   Потихонечку, полегонечку, но мы с конём притёрлись друг к другу. Шансов против потомственного дворянина, да ещё и опытного офицера, у него просто не было. Собственно, животина быстро прониклась этой нехитрой истиной, и я всё же подъехал поближе к возлюбленной. И только теперь до меня дошла ещё одна истина, которую я упустил под спудом собственных проблем с жеребцом: женщина не использовала ни седла, ни уздечки, лишь легонечко придерживалась за гриву. Она даже в такой мелочи, как верховая езда, демонстрировала это странное, невероятное единение с природой.
   Со стороны это смотрелось красиво: два совершенных творения дикой природы, приникшие друг к другу стройными телами; длинный разлетающийся на ветру хвост скакуна, а сверху - простёртый по ветру хвост женской косы. На губах у женщины бродила совершенно счастливая улыбка, да и конь под ней был рад обретённой свободе, и теперь отдавал всего себя бешеной скачке. Портить такую идиллию совершенно не хотелось, хотелось любоваться на хищницу, оседлавшую доверчивое парнокопытное, использующую все скрытые в его теле резервы не для питания, но для радости движения. Захотелось самому нестись вперёд, словно зелёный юнец, первый раз оказавшийся наедине со своим конём в огромном, непознанном мире. Виктория ещё и добавила мне ощущений, ввинтив в сознание очередную порцию образов. Перед глазами проплывали вереницы объёмных, совершенно натуральных картин - осязаемых, источающих запахи, звуки; эмоции сходили с ума от невероятных, нечеловеческих ощущений, а в ушах... в ушах билось, бесновалось пленённой птицей стихотворение.
  
   "Лошади, лошади -
   птицы степные.
   Вас обожаю,
   безумный игрок.
   Нежно лаская,
   прикоснуться ко гриве;
   Галопа почувствовать
   жёсткий рывок...
  
   Конь, твоё тело
   стреле подобно,
   Играющей
   на тетиве повода.
   Подари же мне свою силу:
   Вместе давай пронзим
   Леса ковровое золото.
  
   Конь, мчи навстречу ветру -
   Дай ощутить тугой поток.
   Здравствуй, брат-ветер!
   Скучал?
   Так пожми души звонкий клок!
  
   Конь, ты - самый надёжный друг.
   Прорви же жёлтую мякоть леса,
   Дай заглянуть в его тёмную суть -
   Сквозь тернии свободы лежит наш путь.
  
   Играть? -
   Меня не сбросишь -
   одной уздой связаны.
   Ну а если?
   Жизнь отдать - ерунда,
   А после смерти
   - какая разница?
  
   Возьми, поешь.
   Было здорово!
   Моё плечо
   к твоим услугам,
   Коли нос почесать хочется.
   Нет, не верю,
   что человек
   Раб своего одиночества!"
  
   Наваждение спало лишь под утро, когда мы расположились на ночлег. Я просто не представлял, что из обычной рутинной конной поездки, да ещё и на пределе возможностей скакуна и твоих, может получиться настолько невероятное, незабываемое, волнительное СОБЫТИЕ. Я терялся в причинах и следствиях, не понимал, обязан ли пережитому горящему в душе чувству любви или непонятной, нечеловеческой природе моей альты. Совершенно счастливый, выкинув из головы все попытки логически мыслить, я провалился в спасительный сон. Рядом мило посапывала виновница моих душевных треволнений, словно и не замечавшая созданной ею бури.
   Утро для нас наступило, когда солнце окончательно выкатилось из-за кромки горизонта. Короткий сон в два с половиной часа не мог до конца прогнать усталости от бешеной ночной скачки, зато утренняя тренировка вполне справилась с этой задачей. Новый день превратился в новую скачку на грани возможного, и вновь меня то и дело накрывало ощущение полёта. Эмоциональный накал был уже не тот, но и однообразия не возникало, даже затёкшая спина не сильно волновала. Короткие трапезы на постоялых дворах воспринимались, как досадные преграды чувству полёта.
   Наша дорога уже давно не пролегала по чистому полю, хотя я и не заметил, когда именно произошёл приметный переход от деревенских дорог к обширному тракту. Вокруг живописно зеленели обработанные поля, над деревушками всевозможных размеров и фасонов клубились печные дымки, стали попадаться конные патрули и перемещающиеся в разных направлениях путники, - но всё это проносилось мимо, словно в другом измерении бытия: никто и ничто не осмеливалось прерывать нашего бешеного темпа. Даже встречные дворяне и военные предпочитали отступать с дороги, едва замечали блеск металла в альтовской косе и моё серебряное шитьё лейтенанта на форменной куртке.
   А потом мы как-то резко въехали в крупный город. Сначала на нас навалился деревянный пригород, с его грязью на улицах, смогом от топящихся по-чёрному печей, спешащими по своим делам бедно одетыми обывателями. Странно, но в таких вот пригородах порядка и чистоты куда меньше, чем в любой самой захудалой деревеньке. Поэтому приближение ворот каменной части города мы с Викторией посчитали за благо.
   Эти стражники не спали. А жаль, спи они - мы бы ничего не потеряли, скорее, приобрели. Один - среднего сложения, совершенно невзрачный. Кольчуга выгодно подчёркивала его мужественность, скрывая животик. Второму не помогала даже кольчуга. Оба были чем-то неуловимо похожи на трактирщика, которого так точно живописала моя спутница; по крайней мере, никакой воинской породы в них не было и в помине. Возможно, именно поэтому они повели себя так, как повели.
   - Уважаемые господа, прошу оплатить проезд в славный город Гассанда. По два медяка с человека, по серебрушке - с коня, - вышел вперёд толстяк.
   Я нахмурился, женщина провела ладонью по рукоятям мечей за спиной.
   - С чего такая честь? - поинтересовался я внешне небрежно.
   - А-ась? - не понял меня парламентёр.
   - Не слишком ли высоко ценит славный город Гассанда гвардейца и знатную даму, спрашиваю?
   - Не могу знать, - служилый даже не понял, чего от него хотят, и какая угроза нависла сейчас над его дражайшей шкурой.
   Ответ оказался неправильным. Я наклонился в седле и съездил кулаком ему в лицо, а плоская сторона клинка альты отправила толстяка в короткую пробежку до караулки. Худосочный попытался выхватить меч, но от волнения запутался в ножнах. Коготь Виктории заблокировал вторую попытку, с силой придавив крестовину.
   - Приношу извинения за моих подчинённых, уважаемые господа! - пришло от караулки, когда мой кулак уже был занесён для второго удара.
   Новым действующим лицом оказался настоящий военный. Несмотря на седину в висках, мужчина сохранял выправку; в его манере держаться сквозила уверенность. Не благородный, но заслуживающий всяческого уважения ветеран.
   - Капитан, прошу уточнить, кто автор озвученных вашими подчинёнными правил? - я сразу поостыл. Появилось лицо, с которым можно что-то обсудить.
   - Вы про пошлину, господин лейтенант? Не берите в голову, она не распространяется на гвардейцев и альт. Можете проезжать.
   - Ваши подчинённые ошиблись?
   - Так точно, господин, - мужчина скосил взгляд на альту и счёл за благо добавить, - и госпожа...
   - Доведите до них подоходчивей, капитан, что они только что избежали смерти. Или из-за своей глупости или из-за чьей-то жадности, - бросил я служаке напоследок.
   Когда мы с альтой въезжали в ворота, ветер донёс из караулки звуки глухих ударов и сдавленное: "Но ведь в указе так было: по сербрушке, ибо лошади гадят больше людей!" - "Дурак ты, Стриж, и кончишь, как собака. Молчи и слушай..."
   За разворачивающимся действом со стороны ворот наблюдал весьма приметный субъект. Лёгкая броня, длинный плащ и медальон на груди в виде глаза - явные признаки чародейского сообщества. Его серые водянистые глаза смотрели, почти не мигая, крючковатый нос был пренебрежительно вздёрнут. Этот взгляд... и необычные, отталкивающие черты лица показались мне смутно знакомыми. На всякий случай я коротко поклонился незнакомцу, тот ответил таким же небрежным полупоклоном. Когда мы въехали в ворота, чародей вылетел у меня из головы, так как сознанием полностью завладела моя альта. Маг же проводил меня взглядом, развернул коня, и пустил его вдоль крепостной стены, по одной из внутренних улиц.
   - Меня первый раз оценили так низко. Оказывается, один наш конь стоит пятидесяти императорских гвардейцев! Расскажу Курту, он всю неделю ржать будет, - настроение потихоньку возвращалось на позитивную волну. Хотя... если бы я сразу бил мечом, оно бы и не портилось.
   - Вот тебе и гражданские, Вереск. У них всё не так, как у вас, всё перевёрнуто с ног на голову. Ценили не нас с тобой, ценили размер грязи, которую оставляем мы и наши кони. Ценили не эти служаки - а те благородные, что правят в этом городе.
   - Я не прочь выслушать их резоны... лично.
   - Извини, вряд ли это возможно: мы спешим, если ты помнишь. Я решила заехать в Гассанду, только чтобы ты мог нормально отдохнуть после двух суток скачки.
   - Да я не устал...
   - Устал. Нам ещё трое суток из седла не вылезать, а моё эмоциональное влияние на тебя уже даёт сбои.
   - Влияние?
   - Извини, не сейчас, - женщина вдруг скривилась, как будто собиралась полакомиться сладкой ягодой, раскусила, а она на деле оказалась недозрелым лимоном. Только сейчас я обратил внимание, что Виктория на взводе - и пребывает в таком состоянии с момента нашего въезда в город. Её раздражали косые взгляды прохожих, странные взгляды стражников, недовольные замечания из толпы, которую мы рассекали своими конями на центральных улицах. Её рука поминутно тянулась к мечу, красивое личико хмурилось, глаза горели еле сдерживаемой яростью. Это чувство словно жило само по себе, водило вокруг хищницы свои хороводы, смеялось над ней и скалилось всем окружающим. Сдерживаемая ярость альты вела свою игру: она, без ведома хозяйки, набрасывалась то на одного прохожего, то на другого, и те, словно под ударами бича, вздрагивали, спешили отойти с дороги. И вот теперь эта ярость неожиданно выплеснулась наружу.
   Альта резко рванула коня вбок, так что он подскочил на месте, разворачиваясь уже в полёте. В несколько прыжков стремительный скакун оказался возле компании из четырёх франтовато одетых молодых людей, что мгновение назад заливисто гоготали, стоя у входа в какое-то административное здание. В немом изумлении, смешанном с восхищением, я наблюдал, как воительница в изящном прыжке отделяется от спины агурца и вихрем ударов обрушивается сверху на молодёжь. Когда я справился с недоумением и всё же подъехал к беснующейся альте, все четверо уже лежали на мостовой, да тихо поскуливали. И это было удивительно: действуй моя дама не руками и ногами, а клинками, одними переломами и ушибами они бы точно не отделались. К моменту моего прибытия на место экзекуции Виктория уже вновь сидела верхом; на месте был и её ареол сдерживаемой ярости, но мне от возлюбленной досталась извиняющаяся улыбка.
   - Ты мне расскажешь, что это сейчас было? - меньше всего хотелось донимать ярящуюся женщину вопросами. Проверено: это опасно для жизни. Особенно, если женщина владеет мечами лучше тебя.
   - Задавай свои вопросы, Вереск. Если на других я злюсь часто и много, то на тебя злиться не могу в принципе, - женщина удивительно проницательно угадала мою настороженность. В её голосе даже проскользнули нотки благодарности - за стремление не лезть без надобности в душу.
   - В лесу я встретил тонко чувствующую, умную и милую женщину, а сейчас передо мной была беспардонная хищница, набрасывающаяся на прохожих. В чём дело?
   - Ты про этих недоносков? Они обсуждали позы, в каких меня следовало иметь, добавляя для особой пикантности процесса холодное оружие и прочие железки, - дальше Виктория подробно описала мне вожделенные молодёжью сцены, так что уже я налился гневом. Было удивительно, почему альта не растерзала обидчиков за ТАКОЕ. Лично я оставлять подобное обращение безнаказанным не собирался. Спрыгнув с коня, поднял за волосы пришедшего в себя раньше остальных паренька, встряхнул, прислушался. Он что-то лепетал про дуэль. А тут ещё подошли местные стражи порядка, правда, пока держались на почтительном расстоянии от разборок благородных.
   - Говоришь, дуэль? Будет тебе дуэль, пацан. Твоё имя?
   - Бадер эль Страуда...
   - Очень хорошо, Бадер. Мой конь принимает твой вызов. Его зовут Черныш. Без фамилии.
   - Я... - прохрипел дворянин, пытаясь вывернуться из моих рук. Но не для того я взял его за волосы, чтобы легко отпускать. Подволок извивающегося и тихо матерящегося парня к коню, извлёк из седельной сумки длинную верёвку. Придавив обидчика коленом к мостовой, скрутил ему руки за спиной; другой конец верёвки был приторочен к обманчиво изящной шее скакуна.
   - А теперь, господин эль Страуда, бегите. Посмотрим, кто кого перетянет.
   Эль Страуда сначала заартачился. Тогда я стеганул его по мягкому месту плоской стороной меча. Это помогло, парень побежал в противоположную от коня сторону. Верёвка натянулась, и он забуксовал на месте. Тогда я вскочил в седло и дал коню шенкелей - он рванул с места, легко увлекая за собой спесивого дворянина. По собравшейся толпе пронёсся сдавленный вздох набирающего обороты смеха.
   Минут двадцать я гонял дворянчика по улицам. Тот падал, вновь поднимался, бежал, спотыкался, падал, опять поднимался... Во время падений мой Черныш успевал немного протащить парня по земле, прежде чем я его останавливал. Следом за конём бежала местная шпана из простолюдинов, даже кое-кто постарше - люди любили необычные зрелища, на которые городской быт был не слишком богат. Все свистели и улюлюкали, подбадривая нерадивого "дуэлянта" - или всё же коня? - в гомоне бессвязных звуков разобрать было решительно невозможно. В итоге, когда мы вновь оказались на месте недавнего побоища, парень представлял собой жалкое зрелище: одежда местами разорвана до дыр, лицо и руки частью превратились в сплошную кровоточащую маску. Товарищи дворянина встретили нас гробовым молчанием: что характерно, никто из них не потребовал дуэли за вопиющее глумление над Дуэльным уложением.
   - Господин гвардеец, вы... это... общественный порядок нарушили! - стражники вытолкнули из своей среды самого "ненужного". Теперь он отрабатывал "доверие".
   - Вопросы чести вас не касаются, милейший, - коротко бросил я. - У господ дворян есть свои рода, если они сочтут произошедшее оскорблением, мы будем разбираться между собой сами. Без вас, - с этими словами я обрубил конец верёвки, удерживающей моего пленника - обрубил почти у того под носом. Но парень уже плохо соображал, так что даже испугаться не успел.
   Потом я обратился ко всей группе пострадавших дворян.
   - Господа, на будущее потрудитесь сдерживать свой язык в присутствии дамы - помните, что этикет часто пишется кровью. Как и военные уложения, - и тише, чуть наклонившись в седле, добавил. - Если мозги и воспитание в вас не проснутся даже после моих слов, жду вас у себя, на северной границе. Думаю, такие бравые парни без проблем отыщут меня в орочьих лесах.
   Взгляд в сторону альты показал, что моя дама полностью одобряет произошедшее. У неё даже гнева поубавилось и наметилось нечто отдалённо похожее на сытое довольство.
   - Как ты их услышала? - поинтересовался я, когда мы уже прилично отъехали от места публичной экзекуции. Начинать разговор сразу мне не хотелось, нужно было сначала немного взять себя в руки.
   - Альты улавливают эмоции окружающих, поэтому могут частично читать мысли. В крупных городах через меня проходит вся гнусь помыслов окружающих людей - от простолюдинов до дворян. Простолюдинов ещё можно терпеть - обычный мистический страх пополам с похотью можно и пережить. Но дворяне... Как ты уже мог убедиться, они бывают очень изобретательны в своих помыслах. Целый калейдоскоп эмоций в них гуляет: это и зависть, и похоть, и презрение, и невероятная, ничем не обоснованная спесь. Друг на друга они выливают не меньшее количество душевных помоев. Лучше уж помои из окон, чем эти, из душ. Ну а когда они не могут удержать своего естества внутри... тогда и моим сёстрам очень сложно сдержаться.
   Значит, всё же, мистика. Я вспомнил слова возлюбленной об эмоциональном влиянии и взглянул на них под несколько иным углом. С некоторых пор пришлось относиться к словам женщины куда как внимательней, даже к мельком обронённым. Что ни говори, а граница приучает к осторожности. "Ну и зачем им, таким чувствительным и ранимым, да ещё и свято любящим первозданную природу, выходить к людям?" - я не стал ходить вокруг, да около и задал этот вопрос вслух. Женщина ответила не сразу, сначала она выдержала театральную паузу. Или размышляла?
   - Необходимость выживания. Если мы не будем участвовать в мировой политической игре, более многочисленные люди нас уничтожат или подомнут под себя. С их преимуществом в магии это реально. Подчиняться же таким примитивным посредственностям с мелкими чаяниями и гнусными мыслишками альты не смогут. У людей ещё и чем выше социальный ранг человека, тем меньше он способен чувствовать и тем больше у него грязи в душе. Почему идёт именно такой отбор, я не знаю - скорее всего, просто вверх прорывается наиболее беспринципный и "самоотверженный" в деле хождения по головам соотечественников честолюбец. Он готов унижаться, перешагивать через себя и через других на пути вверх. Нормальные к этому не готовы.
   - Твои выводы о людях... Они касаются только подов, или военных тоже? - что-то такое было в её словах, что заставило меня проникнуться и задуматься.
   - Извини, Вереск, но военные тоже порой продвигаются вверх не благодаря победам на поле боя и храбрости, а по другим причинам - тем же самым, что и у подов, как вы их называете. Но служба накладывает свой отпечаток, и замешанное на крови врагов честолюбие - уже не такое уж и отвратительное. Оно честное, прямое, правильное, - женщина вновь задумалась, и сочла за нужное добавить. - Ну... по крайней мере, мы, альты, так его воспринимаем.
   - Ты со мной очень откровенна сегодня. Спасибо.
   - Не за что, милый мой мальчик: ты располагаешь к откровенности своими делами и чувствами. Мою честь ещё никогда не защищали столь изобретательным способом... Да и, признаться честно, обычно я сама её защищаю. Это... слишком непривычно, но... приятно. Вот оно как, оказывается, женщине, когда рядом есть мужчина...
   Постоялый двор, куда меня привела "отдыхать" альта, был, в самом деле, неплох. На первый взгляд, конечно. Огромный обеденный зал с целыми двумя люстрами, каждая на добрых пятьдесят свечей. "Магические!" - подсказала услужливая память. Такие могут гореть почти бесконечно, куда ярче обычных восковых или жировых, да ещё и не воняют! Была в зале и пара каминов - гости могли расположиться и возле них. Вот только сейчас особо и вариантов не оставалось, так как люстры не горели, и единственным источником света служил этот самый обычный огонь в каминах. Народу также было немного. Но столы у самих каминов уже оказались заняты, пришлось выбирать места чуть поодаль.
   Трактирщик к нам не вышел - не иначе, у него таких благородных посетителей хватало и без нас. Шустрая официантка, слишком фривольно разодетая для женщины современных имперских нравов, бойко приняла заказ; уже удаляясь, она умудрилась бросить любопытный взгляд на мою спутницу и другой, по-женски заинтересованный, на меня. От этого, второго, взгляда у меня зашевелилась... альта под боком. Она в очередной раз подтвердила умение распознавать эмоции и мысли. Распознала. Накрыла мою руку на уголке столешницы своей и подарила такой ВЗГЛЯД, что бедовая официантка тут же вылетела у меня из головы.
   Подали яства, и мы с энтузиазмом на них накинулись. Женщина, вкушавшая своё любимое сырое мясо с травками, окончательно расслабилась, окружающий её ореол ярости почти полностью увял. Мы молчали. Слова были сказаны ещё на улице, теперь можно было спокойно их переваривать, запивая трогательной взаимной нежностью. Когда мы закончили с ужином, трактирщик всё же подошёл. Его интересовало мнение альты. Весьма, между прочим, предусмотрительно: офицер привычен и понятен, а вот эта взбалмошная бестия... Лучше убедиться, что ей всё понравилось, а то мало ли... Даже если будут претензии, лучше выслушать их здесь же, чем потом выслушивать в своих собственных покоях, да и градус недовольства можно заметно снизить. Но кроме альты был ещё и офицер, которого делец благополучно скинул со счетов. Зря он это сделал. Разомлев после трапезы, я вдруг вспомнил своё желание постичь смысл жизни соотечественников.
   - Присаживайтесь, уважаемый, - под моим тяжёлым взглядом трактирщик не стал отнекиваться, присел на свободный стул. - Вина? Я угощаю.
   Наверное, это смотрелось забавно: посетитель угощает вином хозяина заведения, где это вино заказано. Он честно попытался отказаться. Должно быть, предчувствовал, что пить в компании офицера и альты всё равно, что дразнить спящего льва: удовольствия никакого, зато страху натерпишься (3). Но что он мог противопоставить моему молодецкому напору? Короткая попытка отговориться закончилась аккурат тогда, когда альта рядом со мной продемонстрировала ему своё недовольство. Пришлось мужику соглашаться. Эксперимент начался.
   Спустя полчаса откровенной пьянки, Виктория выразила своё неудовольствие уже мне, пришлось сбавить обороты. Её взгляд... не сулил ничего хорошего пьяному, неспособному выполнить супружеский долг - как его понимает альта - мужчине. Ещё и это покалывание стилета в бедро... Одним словом, взгляд альты был предельно красноречив. Но спиртное сделало своё дело, трактирщик раскраснелся, осмелел, проникся моими байками про жизнь на границе. Теперь он был достаточно открыт для серьёзного разговора.
   - А чем живёте вы, господин Вернен?
   - Я? Да что я... Живу своими посетителями. Это так волнительно: иметь среди посетителей всех лучших людей города. Сам приобщаешься к их могуществу, знатности. Мне ничего больше не нужно от жизни - только довольство посетителей. Они платят за моё усердие расположением и звонкой монетой, - разливался соловьём хозяин. Даже Виктория заслушалась, видно, он говорил то, что думал... по крайней мере, в данный момент.
   - Вы так уважаете своих посетителей?
   - О да! Господин эль Дарго, я по-настоящему счастлив, только если они довольны!
   В общем, резоны хозяина были чисты и благородны. И понятны. Он был на своём месте, им и жил. Пора было заканчивать посиделки, а то женщина рядом со мной уже проявляла признаки беспокойства. Едва мы поднялись из-за стола, она тут же вцепилась в меня, но повела не в спальню, как я ожидал, а на... задний двор. Следующие полчаса воительница с каким-то мстительным удовольствием гоняла меня по площадке одним единственным когтем, с которым не справлялись оба моих клинка. Она легко опрокидывала меня в бочки с водой, заставляла уходить с линии атаки перекатами - аккурат в стойла, не отличавшиеся чистотой, возила в грязи за постройками. Лёгкое опьянение почти не мешало рефлексам, даже помогало им, окончательно выключая голову. По завершении импровизированной тренировки я был трезвым, аки стёклышко, но окончательно загнанным. Зато теперь можно было обмыться в ближайшей бочке и отправляться в спальню. Не знаю, как мой долг без пяти минут семейного мужчины, но альта уходила с заднего двора с чувством выполненного долга примерной жены: у неё было своё представление о роли женщины в семейных делах.
   С альтой под боком было хорошо во всех отношениях. И тепло, и мягко, и волнительно. Все мысли вылетали из головы, оставались только эмоции нереальной, запредельной силы. Волны нежности накатывали, словно на трепещущий средь водной глади плот. Иногда мерное движение волн нарушалось, над безбрежным океаном закручивались спирали смерчей, из неведомых далей приходили огромные волны, грозящие разорвать на куски мечущуюся душу. Страсть в щепки разбивала жалкие остатки рассудка. С этой женщиной невозможно было притворяться, сдерживаться - чувства либо были во всём их многообразии, либо их не могло быть в принципе.
   Успокоение пришло резко, без перехода. Одновременно я почувствовал, как сытая и довольная альта поудобней устраивается на моей груди. Все её вчерашние переживания были сметены бушующим морем чувств, от них не осталось ничего - только чистая радость пополам с приятной усталостью. Оказалось, не только первый раз был особенным - каждая близость с этим волшебным созданием обещала быть незабываемой.
   Я просто не представлял раньше, сколь многообразны и всеобъемлющи могут быть человеческие чувства. Или дело в том, что они были не совсем человеческими? Неужели я в такие моменты касался сознания своей альты, чувствовал, что чувствует она? Несколько минут чужого эмоционального шквала меня просто растоптали, как же альты живут с такими эмоциями постоянно?! Я уже было начал делать какие-то свои выводы, когда почувствовал зуд чуть ниже спины. Прислушался к своим ощущениям, и вдруг подскочил, как ужаленный. Вернее, почему как? Кровать в великолепном трактире кишела клопами! Альта недовольно заворочалась, попыталась пресечь мой побег на корню, но свои, доморощенные, клопы оказались сильней каких-то залётных красавиц чужой расы. Я вылетел из кровати, на ходу подхватывая клинки. Даже мысли одеться не возникло - настолько я был взбешён. В голове пленённой пташкой билась мысль: "Значит, живёшь чаяниями посетителей, господин Вернен? Это клопами что ли? Ну под, ну трепло!" Похоже, меня всё же сильно накрыло от чужих эмоций, если и мои собственные стали такими яркими и слабо контролируемыми.
   Так, голый, с такими же обнажёнными мечами, я вылетел в коридор. Бросился к лестнице, но тут наткнулся на давешнюю официантку. Её не просто заинтересованный, но буквально завороженный взгляд канул всуе: меня сейчас меньше всего интересовал противоположный пол. Моей целью был представитель моего же пола, да не любой, а вполне конкретный - я искал трактирщика. Женщина на мой короткий вопрос ткнула пальчиком куда-то под лестницу, и вернулась к бессовестному созерцанию. Следующая за мной по пятам альта пресекла попытку покушения на своего мужчину в зародыше. Волосы бесстыжей оказались намотаны на кулак воительницы, глаза встретились с её глазами. Альта давила взглядом, а её стилет обманчиво мягко щекотал официантку под рёбрами. Отброшенная с дороги женщина сразу растеряла весь свой "боевой" настрой.
   К тому моменту я гигантским прыжком преодолел уже весь лестничный пролёт, затем ещё один, вылетел в коридор на первом этаже. Одна за другой стали вылетать двери подсобных помещений, не выдерживая чудовищных ударов моих тренированных ног. Хозяин нашёлся сам: он выбежал на шум. Я схватил его за волосы, опрокинул, так что он повис на моей руке. Сразу немного полегчало. Потащил упирающегося мужика по коридору - прямо так, за волосы. Он только один раз попытался ударить, и тут же взвыл от боли в ненароком сломанном пальце.
   В обеденном зале было тихо. Мерно потрескивал огонь в одном из каминов, второй был потушен. Во всём огромном помещении был занят единственный стол, аккурат возле горящего камина. Я закинул вопящее и извивающееся тело трактирщика на стол, поближе к огню. Трое респектабельных посетителей в немом изумлении наблюдали, как на соседнем столе вопит придавленный моей рукой хозяин заведения. Рядом вдруг обнаружилась альта. Она даже не попыталась меня останавливать, в её эмоциях светилось любопытство. Я бросил на неё взгляд - этого оказалось достаточно, чтобы женщина всё поняла правильно: сменила меня, продолжая теперь уже сама надёжно фиксировать человека. Новый жест - растопыренная пятерня, - и она понятливо раскладывает трактирщика на столе звездой.
   - Значит, господин Вернен, вы живёте помыслами своих посетителей? Наверное, я, когда мы с вами беседовали за бутылкой вина, мечтал о клопах в своей постели? - мой голос был тих, даже бархатист. Но он царапал мужчину, больнее острейшего стилета. - Отвечать!
   - Н-н-не знаю... - простонал хозяин, совершенно раздавленный своим страхом и сильными руками альты.
   - Вы не угадали, господин Вернен. Эти твари - совсем не то, что я хотел почувствовать в супружеской постели. Пришла моя очередь угадывать. Дайте подумать... Я думаю, вы мечтаете о моём клинке, - в моей руке, как по волшебству, появился стилет, вложенный понятливой женщиной. - Знаете, господин Вернен, я исполню ваши мечты... он исполнит, - короткий кивок в сторону хищного лезвия в руке. - Он тоже умеет кусаться, не хуже ваших любимых клопов. Но... Я не уверен, что он сможет попасть по вам, слишком я сегодня перенервничал. Давайте попробуем. Надеюсь, вы ему поможете, и дёрнитесь в самый ответственный момент.
   Я навис над тушей хрипящего от ужаса трактирщика. Стилет впился в стол возле его шеи, затем под мышкой, возле бедра, между ног, возле бедра, под мышкой, возле шеи, и над головой закончил полный круг. Новый круг, ещё один... С каждым кругом скорость нарастала. Где-то через минуту хозяин потерял сознание. Но даже одержимый ужасом, он ни разу не дёрнулся: инстинкт самосохранения у мужика был отменный.
   Мы с альтой переглянулись. Она точно спрашивала: "Доволен?" Я ответил согласным кивком, подхватил протянутую женщиной одежду. Оказывается, сама она когда-то успела одеться! Возвращаться в комнату с клопами было бы величайшей глупостью, поэтому, быстро взвесив все "за" и "против", я отправился ночевать на конюшню, где вчера видел шикарный стог сена. Виктории было всё равно, она без вопросов последовала за мной. Мы зарылись в сено с головой. Мягкая, ароматная масса окутала нас, подобно гигантскому кокону; согрела и окончательно примирила с превратностями жизни. Альта же и на новом месте умудрилась устроиться в районе моей груди - эдакий тёплый и урчащий комочек, гигантская кошка; не хватало лишь время от времени впивающихся в кожу коготков.
   Выбирались из сеновала мы с шутками и поцелуями. Просто вывалились кулем - и куда только делась гибкость и сила тренированных тел? Вот только вся эта возня была обманчиво неуклюжей, о чём вскоре возвестил разнёсшийся по конюшне звон клинков. Сегодняшняя тренировка оказалась логичным продолжением ночных упражнений, с полным взаимопониманием, особенно чётким после вчерашних приключений. Выпады, серии ударов, увороты и прыжки - слаженная работа ног, рук, каждой мышцы тела. И сплошной, почти не смолкающий ни на секунду стальной звон.
   - Ты вчера переборщил, милый, - вплелось в разговор клинков.
   - Знаю, что-то на меня нашло, - вторил им новый звук.
   - Я знаю, так бывает с офицерами, когда они вырываются из клетки постоянной дисциплины во вседозволенность гражданской жизни; а тут ещё и моё влияние... Вот тебя и накрыло.
   - Это было так отвратительно?
   - Нет, это было даже где-то справедливо. На мой вкус.
   - Он обманывал, когда говорил о постояльцах?
   - Сложно сказать. Некоторые люди сами верят в то, что говорят, а через десять минут говорят уже прямо противоположное, и верят в это столь же свято. Это что-то вроде актёрской игры, когда быстро вживаешься в роль, воспринимаешь её, как свою собственную натуру. Только не ради роли, а ради собственной сиюминутной выгоды. То же, что и у всех остальных людей, только ещё и с полной гармонией в душе.
   - Трактирщик такой... приспособленец?
   - Не могу сказать наверняка. Возможно, он просто не уследил.
   - Тогда из него плохой командир.
   - У подов не командиры, у них начальники.
   Клинки замолчали, неспешный разговор затих; над задним двором трактира установилась звенящая, напряжённая тишина. Мы наскоро обмылись в знакомой бочке с водой, даже альта сегодня не стала демонстрировать стеснительность и последовала моему примеру. Конечно, обмылись не полностью, только по пояс, но и это дало приятное ощущение свежести. В трактире уже разгорался новый рабочий день. Где-то звенела посуда, пахло мясом и восхитительными специями; слышались приглушённые голоса. Стоило нам усесться за стол, тут же нарисовался слуга и принялся разводить огонь в камине, - на этот раз мы заняли стол возле самого очага. С едой, правда, пришлось подождать.
   Когда слуга закончил трудиться над камином, я поинтересовался у него, встал ли хозяин. Тот только пожал плечами: мол, не нашего ума дело. Пришлось посылать слугу за трактирщиком. Оказалось, он всё-таки встал. Или его разбудили? Нет, не выглядит он только что вставшим.
   - Присаживайтесь, господин Вернен, - фигура вытянувшегося во фрунт напряжённого хозяина нервировала, давила на и без того неспокойную совесть. Мужчина подчинился, хотя и в сидячем положении словно жердь проглотил. - Я вчера погорячился, извините. Ваши клопы, да в самый ответственный момент... ну вы понимаете, - я смотрел на трактирщика без угрозы, но и без особого раскаяния во взгляде. Однако даже такой взгляд по сравнению со вчерашним был воплощением доброты, поэтому бедолага несколько расслабился.
   - Клопов больше не будет, я уже принял меры.
   - Отрадно это слышать, господин Вернен. У меня на границе с ними давно покончено - на голой земле они просто не успевают наползти, а в казарме... В казарме за клопов бывает сильное... взыскание, - в прошлой фразе намёк на шутку, теперь лёгкий намёк на "респектабельность" трактира, который на деле хуже казармы в дальнем пограничье, затем лёгкая тень угрозы. Убийственный коктейль, и он подействовал.
   - Вам вернут деньги за комнаты. Завтрак тоже за мой счёт.
   - Не стоит, уважаемый. У вас отличное сено на конюшне: свежее, душистое... Одно удовольствие в нём спать. Полагаю, оно стоит своих денег. Я же свою компенсацию уже получил - для меня главное, если наведён порядок. Так что не утруждайтесь. Да, и мы с дамой после завтрака вас покидаем.
   Трактирщик быстро понял, что разговор окончен и поспешил ретироваться. Пусть он и несколько поуспокоился, но в нашем присутствии ему было неуютно. И его можно было понять! А ещё беседа с хозяином сильно ускорила приготовление завтрака.
  

Заклятые друзья

   Выбраться из города без приключений нам было не суждено. Они нагрянули прямо после завтрака, в облике пятёрки городской стражи. Пятеро закованных в среднюю броню бойцов не выглядели особенно угрожающе, но их было пятеро, а ещё за ними стоял Закон. Ссориться с ним в открытую сомнительное удовольствие, если собираешься жить в Веронской империи (4). Стражи рассредоточились по залу: двое остались на выходе, двое старались держаться в паре метров за командиром; сам же командир уверенной походкой направился прямиком к нашему столу.
   - Господин, именем Городского Совета вы задержаны! - заявил служака, нависая над остатками нашей трапезы. И хотя его глаз не было видно из-за закрытого забрала шлема, было очевидно, что обращается он ко мне - других господ в обеденном зале не было.
   - С каких это пор гвардейца его Императорского величества задерживают с именем Городского Совета? - невинно поинтересовался я, демонстративно выкладывая перед собой обнажённые клинки.
   - У меня приказ Главы Совета, - значительно тише прозвучало из-под шлема.
   - Причина?
   - Неуплата въездной пошлины.
   Мы с альтой недоумённо переглянулись: это было даже не смешно.
   - Видимо, нам всё же суждено увидеться с авторами местных законов, - прокомментировал я вслух наш молчаливый разговор.
   - Дело не в пошлине, - покачала головой женщина, и я ей сразу поверил. Что-то подсказывало: она куда опытней меня в таких вещах.
   - Разрешите напомнить вам, господин лейтенант городской стражи, что офицера гвардии могут задержать либо по приказу вышестоящего командира, либо по письменному приказу Императора. Все остальные варианты... я вправе счесть посягательством на свою честь, - с этими словами я демонстративно протянул руку за бумагой.
   Лейтенант не ответил. Он столь же демонстративно, как и я, бросил на стол свой меч; следом отправился его шлем. Взглядом офицер попросил разрешения присесть, и, не встретив неудовольствия в наших позах, занял свободное место. Несколько мгновений воин в задумчивости разглядывал свой меч, а когда всё же поднял взгляд, мы смогли по достоинству оценить типаж неожиданного собеседника. Немного прищуренные, холодные, беспристрастные глаза привыкшего командовать вояки. Высокий лоб, коротко стриженные чёрные волосы с лёгким налётом седины. Облик завершала пара шрамов: один - диагональный, во всю правую скулу, второй - прямой через весь лоб, так что над бровями словно пролегла дополнительная складка.
   - Нет, господин лейтенант гвардии, такого приказа у меня нет. И поверьте, это меня самого повергает в недоумение.
   - Вы будете пробовать задержать меня силой?
   - Я похож на безумца? - короткий кивок в сторону замершей рядом со мной альты. Её обманчивое спокойствие не могло ввести в заблуждение профессионального мечника - воительница была готова убивать.
   - Нет, на безумца вы точно не похожи. Но и просто уйти не можете?
   - Не могу. Тогда уже меня бросят в тюрьму.
   - Сдаётся мне, господин лейтенант, - вступила в разговор Виктория, - вас специально отправили на заклание.
   - Да?
   - Судите сами. Неуплата пошлины - смешное обвинение даже для обычного благородного. А вот нападение на городскую стражу... да ещё с членовредительством... это уже серьёзно. Даже для лейтенанта гвардии. Ваши начальники хорошо просчитали меня и господина эль Дарго, не учли только вашего благоразумия.
   - Так просто? - я недоумённо хмыкнул.
   - Не так уж и просто. Вот вы, лейтенант, могли ли предположить, что альта начнёт с вами разговаривать?
   - Нет. Я рассчитывал на благоразумие господина эль Дарго, - нехотя признался мужчина.
   - Так что, Вереск, учись. Именно так думает большинство людей об альтах - как о безумных, помешанных на оружии и смертоубийстве существах. Но всё это знание не поможет нам найти выход. Нужно понять, кто за всем стоит. То, что это не мои знакомые, с которыми мы уже встречались по дороге - очевидно: они не стали бы затевать такую сложную комбинацию, просто напали бы. Значит, это какие-то твои "друзья". Нет мыслей, кто это может быть?
   - У меня здесь нет врагов.
   - Тот маг, с которым ты раскланивался на воротах: кто он?
   - Маг? Не помню. Но он мне смутно знаком, - неожиданно вспомнились слова Курта про затаивших злобу чародеев. - Ты права, Виктория! Это мог быть один из тех магов, кого я заставил уважать обычаи пограничья.
   - Вот видишь, милый, как всё просто! Значит, сейчас где-то недалеко от входа в трактир дежурит тот маг с друзьями. Вряд ли он один рискнёт напасть на лейтенанта гвардии, да ещё и в сопровождении альты.
   - На что они рассчитывают?
   - Быстро убить тебя и уйти, чтобы альта не успела отомстить. Но мы устроим им знатный сюрприз...
  
   Из трактира раздавались звуки ожесточённого боя. Звон мечей перемежался звуками опрокидываемой мебели, иногда в какофонию боя ввинчивался чей-то яростный крик, но быстро сходил на "нет" в агрессивном стальном перезвоне. Пара предсмертных стонов, и вот из дверей благообразного заведения вылетает головой вперёд закованный в броню стражник, с приличным ускорением - словно матрос из какого-то портового кабака. Пробегает несколько метров и медленно сползает по стене. Следом из трактира появляется новое действующее лицо - офицер-гвардеец. На мостовую, вслед стражнику, летит меч, со звоном опускается на камни, не долетев каких-то двадцати сантиметров до полубессознательного тела.
   - И передай своему Главе Совета, чтобы в следующий раз пришёл ко мне лично, - крикнул я вслед брошенному мечу.
   Меч ещё летел, слова ещё висели в воздухе, когда откуда-то справа, где городские улицы образовывали особенно замысловатое переплетение, дохнуло сильной волшбой. Воздух пронзила целая связка всевозможных плетений разрушительной магии. Здесь были и пышущие жаром шары, и ветвистые молнии, и похожие на игривые поцелуи ветра копья воздуха, и даже что-то масштабное, стеной водных смерчей преградившее мне путь обратно, в обманчиво спасительную полутьму обеденного зала.
   Я успел только крикнуть альте: "Справа!", да упасть на землю, чтобы пропустить хотя бы часть убийственной магии над собой. Дохнуло жаром, который тут же смело порывом свежего ветра. До цели долетела только молния, тело скрутило судорогой... и отпустило; только альтовский пояс чуть потеплел. Одно плавное движение - и я уже стою на ногах. Теперь нужно было срочно найти укрытие, в идеале - затеряться в хитросплетении местных улиц. Бросок в противоположную от трактира сторону, короткая пробежка по узкому проходу между плотно слепленными домами, и вот я уже на параллельной улице. Сзади снова дохнуло опасностью. Прежде, чем я успел обдумать произошедшее, ноги понесли меня прочь, из-под удара. Ещё один нырок в щель между домами, затем ещё... Я прижался спиной к стене очередного дома, прислушиваясь к своим ощущениям, а заодно к вполне материальным шумам вокруг: опасности не ощущалось. Значит, пора пробираться в обратном направлении.
   Возле трактира всё уже было кончено. Виктория стояла, привалившись к стене дома; рядом на мостовой сидел "выкинутый" из заведения стражник. Стражник что-то говорил, женщина с милой улыбкой отвечала - эдакая задушевная беседа двух разумных, если бы не одно "но". В руках женщина вертела странный предмет, отдалённо напоминающий голову. Впрочем, почему напоминающий? Это и была человеческая голова. Подойдя поближе, я различил на её мёртвом лице знакомые черты - того самого чародея, с которым мы обменялись поклонами у ворот. Выходит, альта угадала злоумышленника. Интересно, если буду изменять, она и мою голову будет крутить и подбрасывать столь же пренебрежительно? А потом выбросит в ближайшую сточную канаву.
   - Нет, ТЕБЕ рубить я ничего не буду. Только ЕЙ. Но зачем вообще изменять с людьми? Разве они способны дать тебе то, что даю я? Океан эмоций, абсолютное доверие, свои мысли, свой клинок, свою преданность? Чего тебе ещё не хватает? Скажи, я дам тебе это, - было непонятно, серьёзно говорит моя дама, или иронизирует. Ещё менее понятно было, как она узнала мои мысли. Что-то я туговато сегодня соображаю. Она же их читает! Через мои же эмоции!
   - Не бери в голову, милая. Меня иногда посещают... отвлечённые мысли. Просто так, без какого-то умысла с моей стороны. Менять любовь и доверие на банальную близость с другой глупо и подло.
   - Когда я в тебе засомневаюсь, ты это почувствуешь, милый. Сейчас я лишь озвучиваю свои... отвлечённые мысли. Давай переходить к делу. Твой "друг" был один. Это означает, что меня он в расчёт не принимал, думал мы не вместе - или не настолько вместе, чтобы я пошла за тебя убивать чародея, - альта сделала неуловимое движение ко мне навстречу, повисла на шее: головы в её руках уже не было. - Извини, любимый мой мальчик, когда я подоспела, он уже начал погоню. Я задержалась.
   - Задержалась? Так бывает? - женщина продолжала хмуриться, от этого у меня сердце кровью обливалось. Пришлось её немного успокоить. - Успокойся, мне не привыкать быть подсадной дичью - как самому шустрому бойцу в рейде мне такая "честь" доставалась постоянно.
   - Бегаешь ты действительно шустро, - усмехнулась альта; что-то в моих словах заставило её успокоиться. - И ты сильный, ты способен продержаться достаточно долго... Тут недалеко обижали хорошего человека, я не могла не вмешаться.
   - Из-за этого задержалась? - догадался я.
   - Да.
   - Ты всегда защищаешь хороших людей?
   - Если это в моих силах. Альты не только защищают, они ещё помогают.
   - А как ты узнаёшь, что человек хороший?
   - Его мысли чисты, эмоции красивы, - пожала плечами Виктория.
   - Это как?
   - Мне... сложно объяснить словами. Позже я покажу: ты сам всё поймёшь. Научу, а потом покажу.
   Но мне было всё равно. Главное - она рядом, а все её тараканы в голове... у меня своих хватает. Она их терпит, даже помогает им ползать и развиваться, можно сказать, разводит. Так почему я должен трогать её собственных домашних "любимцев"? Пусть себе живут. Зато какой полный раскаяния поцелуй удалось вырвать у моей Виктории! Разве это не стоит лишней минуты игры в кошки-мышки с чародеем?! На границе я о такой награде и мечтать не мог. Хотя... Всякое бывало. На гарнизонных дам магические дуэли производили особенно сильное впечатление. Сталь против магии - это же так романтично и зрелищно! Жаль только, недолго. Но надолго я дуэль с чародеем не затягивал, и у этого были свои резоны. У колдуна банально могут сдать нервы, он наплюёт на Дуэльное уложение и задавит магией, никакое чутьё не поможет. Это потом его накажут: отправят в дальний-дальний южный гарнизон, расположенный в зоне нестабильной магии, на "перевоспитание". Там его будут перевоспитывать долго и основательно, с оттяжкой - ведь вся его магия там выродится в фарс, будет будоражить богатое воображение былой всесильностью, доводя до безумия. Вот только мне это уже не поможет. Удалось поймать слабину, момент колебания - сразу бей, думать будешь потом. Удалось вырвать поцелуй - сразу пользуйся, много это или мало - будешь думать после.
   Поцелуй ещё не остыл на губах, а я уже вновь чувствовал магию - словно судьба решила посмеяться над мыслями и чаяниями отчаянного гвардейца. Виктория была подхвачена на руки, чему она совершенно не противилась, я же стрелой метнулся в ближайшую щель между домами; так что когда пачка ледяных стрел выбила каменную крошку из девственно чистой стены, нас на том месте уже не было. Альта быстро пришла в себя. Куда быстрей любой женщины на её месте. Да что там женщины - любой гвардеец позавидовал бы такой скорости принятия решений. Правда, гвардеец вряд ли оказался бы на её месте... Она всё поняла, но размыкать объятий не спешила, и вовсе не от избытка любви - не хотела мешать мне менять позицию. Зато когда мы оказались на относительно безопасной параллельной улице, дама очень пластично выскользнула из моих рук.
   - Это за мной, - коротко бросила она. Я тоже всё понял; мне не нужно было пояснять дважды. Мягко обхватив мою талию, женщина расстегнула альтовский пояс, быстро перевесила его на себя. Ей эта игрушка удивительно шла, чего нельзя сказать обо мне. Ну и сделана она была явно под женские стати и одежды, пусть и не совсем женского кроя. - Я уведу их к центру, там и приму бой. Ты забирай коней и жди меня на западных воротах.
   - Мне непривычно бросать женщину в опасности.
   - Вереск, я ценю твою заботу, но сейчас ты мне точно ничем не поможешь. Главное, постарайся переждать погоню в безопасном месте, - с этими словами воительница метнулась в сторону преследователей. Через пару десятков метров мостовая под ней взорвалась каменным крошевом, но быстрая альта успела уйти в сторону очередной щели между домами. Её охота началась.
   А вот куда деваться мне? Вокруг были лишь дома, подогнанные друг к другу, подобно солёным огурцам в бочке. Все двухэтажные, из серого пасмурного камня, без намёка на украшательство; только дальше по улице я заметил небольшой садик, скрытый совсем немаленькой каменной стеной. Между домами в этом месте получилась выщербина, как в челюсти с выбитым зубом. Интуиция подсказывала: вот оно, безопасное место. Погони видно не было, опасность не ощущалась, но что-то заставляло со всей серьёзностью отнестись к предостережению альты о поиске временного убежища. Только перемахнув с ходу через массивную стену садика, я позволил себе немного расслабиться.
   Внутри оказалось очень уютно, даже ограда не ощущалась серой громадиной, будучи плотно увита виноградником и какими-то цветочками. Небольшие деревья перемежались аккуратным кустарником; сквозь ветви, ближе к центру садика, виднелись клумбы. С их стороны доносилось приятное освежающее журчание воды - не иначе, где-то работал небольшой фонтанчик. Эдакая пасторальная идиллия в царстве серого камня. Идиллия... На грани сознания зашевелилось знакомое беспокойство. Вроде не было такого вопящего чувства чужой волшбы, но что-то было - какое-то смутное беспокойство. Как от магической ловушки. Я посмотрел себе под ноги и грязно выругался: по земле стелилась еле заметная зеленоватая дымка - верный признак ловушки. Эта самая дымка обволакивала обе моих ступни. Меня спасла натренированная годами пограничной службы осторожность: сначала прислушаться, присмотреться, и только затем совершать следующий шаг. Магические ловушки такого типа действовали очень подло, даже наступи в неё - ничего не случится. Зато когда поднимешь ногу...
   - .... Эй, есть тут кто живой? .... Кто тут понаставил этих грёбаных ловушек? Выходи, ... на честный бой! - пришлось орать и материться, привлекая к себе внимание. Скрываться теперь бесполезно, это не поможет выбраться из ловушки.
  
   - Гаспар. Гаспар, иди сюда, собака!
   - Мой господин, я уже бегу, обождите минуту, мой господин!
   - Наконец-то! Я уже устал тебя звать. Что меня опять разбудило в такую рань?
   - Позволю себе предположить, мой господин, это громкие крики.
   - Да? Знаешь, собака? Так чего ж они до сих пор звучат?!
   - Я пытаюсь с самого раннего утра, мой господин!
   - Если не получается, возьми помощников, слуг нагони, в конце концов.
   - Всё пробовали, бесполезно.
   - Что-то я ничего не понимаю. Все мои слуги, получается, не могут заткнуть какого-то горлопана под моим же окном?!
   - Мой господин, это не просто горлопан. Ранним утром он запрыгнул в сад с улицы, и вот теперь... орёт.
   - Так выгоните его обратно на улицу!
   - Я пытаюсь с самого раннего утра, мой господин!
   - Возьми помощников, слуг... стоп, что ты мне зубы тут заговариваешь, Гаспар, собака! Отвечай по человечески, точно: что вам мешает нашинковать тушу горлопана стрелами? В моём же саду?!
   - Это не просто горлопан, мой господин... - звук удара на секунду прервал монолог. - Ой, простите, больше не буду! Это гвардеец, гвардеец его Императорского величества, лейтенант, дворянин. Как можно его шинковать стрелами?!
   - А, вот как... Значит, возникло какое-то недоразумение. Тогда нужно пригласить гостя в дом.
   - Невозможно, мой господин. Уже пробовали.
   - Он что же, не принимает приглашения?
   - Да нет, отчего ж. Принимает. Вон, как начинает ругаться сильней всего, значит его опять пытаются пригласить.
   - Ничего не понимаю. Почему же он тогда до сих пор во дворе?
   - Он не может сдвинуться с места.
   - Кто же ему мешает?
   - В настоящий момент слуги, которые его обступили и пытаются разоружить.
   - Что?!
   - Ну, чтобы пригласить в дом, его нужно сначала обезоружить.
   - Это ещё почему?!
   - Господин гвардеец так сказал: мол, сначала обезоружьте, и только потом я позволю занести в дом свои останки.
   - Почему останки?
   - Он стоит в магической ловушке, что поставил возле стены ваш любезный друг-чародей.
   - Значит, зовите чародея!
   - Уже пробовал, мой господин.
   - Ну и где он?
   - Слуги смогли найти только его голову.
   - Чью голову?
   - Вашего друга, мой господин.
   - Какого друга?
   - Чародея, мой господин.
   - Это что же получается: его голова путешествует отдельно от тела? Я о таком не слышал. Эти маги такие выдумщики... Стоп! Но вы же можете поговорить с головой моего друга! У неё есть всё, что для этого нужно.
   - Да?
   - Ну Гаспар, ну ты и дурак! Чтобы говорить, нужен рот, мозг и какие-то... тряски, кажется, в горле. Всё это у моего друга имеется в наличии?
   - Имеется, мой господин.
   - Так чего ж ты всё ещё здесь?
   - Он не отвечает, мой господин, - и далее, тихим шёпотом. - Я не хочу клеветать на чародеев, но... подозреваю, что ваш друг мёртв, мой господин.
   - Как такое могло случиться?!
   - Голова лежала в луже крови, возле трактира. Обычно, если тела нет поблизости, а голова в луже крови... значит, "получены увечья, несовместимые с жизнью".
   - Так чего ж ты сразу не сказал про кровь?!
   - Так вы не спрашивали, мой господин!
   - Дурак! - звонкий удар, затем ещё один. В этот момент с улицы донёсся особенно громкий и заковыристый пассаж утреннего "гостя". - Да заставит же кто-нибудь этого гвардейца замолчать! Сил уже нет!
   - Я пытаюсь с самого раннего утра, мой господин!
   - Ещё ты, Гаспар, собака! Хоть ты замолчи!
   - Я пытаюсь с самого раннего утра, мой господин... - снова звуки удара. Пассаж гвардейца уже не кажется господину таким уж возмутительным, потому что и сам господин вворачивает первую матерную руладу.
   - Опять всё придётся делать самому! Подай мне кафтан, Гаспар, - на несколько минут разговор замирает, но вот хозяин начинает спускаться вниз и у него снова возникают вопросы к слуге. - А скажи-ка мне, Гаспар, почему все мои слуги не могут разоружить одного гвардейца, да ещё и застрявшего в ловушке?!
   - Не знаю, мой господин. Их очень много, они честно пытаются. И я пытался. Но я же садовник, а не воин!
   - А если тебе дать арбалет?
   - Я буду честно стараться.
   - Что стараться?
   - Разоружить господина гвардейца его императорского величества.
   - Прямо арбалетом будешь пытаться разоружить?! Ты совсем дурак?! - опять звук удара. - Я говорю, сможешь ли ты нашинковать тушу незваного гостя стрелами?
   - Я буду честно стараться.
   - А умеешь ли ты вообще пользоваться арбалетом?
   - Я попытаюсь... ой, не бейте больше, мой господин! Я буду честно стараться!
   - Так почему ты не умеешь драться мечом, не умеешь стрелять из арбалета?! Ведь ты же мой приказчик!
   - Но я лишь садовник, мой господин! - звук удара. - Не надо, не бейте, мой господин! Вы же сами решили, что сад важнее всего, зачем вам нужен какой-то там солдафон в слугах? И маг у вас есть знакомый. Вы же сами говорили: сад сам за себя сможет постоять, когда там будут магические ловушки.
   - Скажи ещё, что я сам виноват в том, что этот гвардеец никак не угомонится.
   - Нет, что вы, мой господин! Это всё маг.
   - Как ты смеешь клеветать на моего друга?!
   - Стойте, стойте! Я хотел сказать, его ловушки неправильные!
   - Неправильные? - немного сбавил обороты хозяин.
   - Если бы они сработали, когда в них только наступили, господин гвардеец не орал бы всё утро, мой господин!
   - Какая интересная мысль. Правильно я тебя лупасил всё утро: чем больше тебя бьёшь, тем лучше ты соображаешь, собака. Стоп. Но если бы господин гвардеец попал в ловушку, его бы убило! Ты хочешь смерти благородному господину?! А ну отвечай!
   - Нет, нет, что вы, - совсем тихо залепетал приказчик. - Это всё он сам... Он сам залез в ловушку, я ему не помогал. Поверьте мне, мой господин! - бедный слуга чуть не плакал. Хорошо, хозяин не виноват в том, что гвардеец застрял в ловушке. Чародей тоже не виноват. Но вот то, что и сам гвардеец вроде бы не виноват, оказалось для приказчика подлинным откровением. Однако он всё ещё не был морально готов взять вину на себя, поэтому продолжал изыскивать всевозможные аргументы в своё оправдание.
   Спустя пару минут представительная делегация в составе хозяина дома и его приказчика вывалилась в сад.
   - Господин гвардеец? Браян эль Антилия, хозяин этого скромного дома, к вашим услугам, - поклонился франтовато разодетый господин. Чем-то он был неуловимо похож на своего слугу. Может быть, ослиным упрямством в каждой черте лица, может - такими же невнятными, невыразительными движениями, словно это и не человек идёт, а уже мертвец ковыляет, а может - отсутствием печати интеллекта в широко посаженных глазах.
   - Вереск эль Дарго, - коротко представился я, но тут взгляд упал на знакомого уже мне слугу. - Опять ты?!
   Появление этого дегенерата Гаспара вызвало у меня неконтролируемые спазмы гнева. Он видел это, и "честно пытался" спрятаться за господина. Получалось плохо, как, собственно, и вообще всё, что делало это существо.
   - Это мой приказчик, господин эль Дарго. Он моё самое доверенное лицо, поэтому должен присутствовать при нашей беседе, - вещал хозяин дома. Я на секунду оторопел.
   - Это недоразумение - ваше самое доверенное лицо, господин эль Антилия?! Если он останется, ваши тайны, в самом деле, могут оказаться в самом надёжном месте.
   - В каком же?
   - В гробу, господин эль Антилия. Этот ненормальный просто не может зваться человеком. Он заявился в сад и потребовал от меня отойти от стены, чтобы я не мешал великолепному виду какого-то куста. Затем потребовал не орать, ибо я мешаю господину спать. Потом, когда я его немного пощекотал мечами, начал орать, как резанный и убежал за слугами. Потом слуги по его команде попытались накинуть на меня ловчую сеть, но не преуспели. Потом они пытались выбить у меня меч какими-то палками, тыкали в меня клинками, вилами, оглоблями и вообще всем, что есть в вашем садовом инвентаре. В довершение этот ненормальный притащил отрубленную голову и начал с ней разговаривать, в порыве страсти размахивая ею перед моим лицом! И вот теперь я узнаю, что это чудо, оказывается, приказчик!
   - Это была голова мага, господин эль Дарго. Кстати, того самого, который поставил ловушку. Гаспар честно пытался заставить его снять ловушку, но маг не отзывался.
   - Ещё бы он отозвался! Маг закончился ровно тогда, когда ему отрубили голову!
   - Маги на многое способны, господин эль Дарго. Вы зря их так недооцениваете.
   - ? - я мог ответить только недоумением в вылезших на лоб глазах: и этот туда же!
   - Да, да, господин эль Дарго! - вторил хозяину приказчик. - Мы честно пытались найти в городе других магов, раз автор ловушки не хочет общаться. Но сегодня все маги в городе, как один, передвигаются только в виде отделённых от тел голов! И все упорно отказываются разговаривать! Должно быть, у них какое-то своё совещание или торжественное мероприятие с общей формой... одежды.
   - И потрудитесь сложить клинки, не мешайте моим слугам извлекать вас из ловушки, - весомо покивав на слова слуги, добавил эль Антилия.
   До меня стало доходить, что хозяин под стать своему слуге. Это было невозможно, невероятно: дворянин настолько же тупой, как и ненормальный его садовник! Мне оставалось в ответ только нечленораздельно выругаться и грозно зарычать, готовясь продать свою жизнь подороже. Но тут из-за ограды послышался знакомый голосок моей альты - словно пение духов удачи, благодати, счастья и вообще всего хорошего! Я не верил в его реальность после всех злоключений этого утра, более того, я был готов поверить во всех богов и демонов всех существующих религий одновременно - настолько истосковался по этому голосу. Да что там голосу: по любому нормальному человеку! Даже хозяин трактира - трепло-треплом - не казался мне уже таким противным типом. Виктория, тем временем, перекинула мне свой пояс, и я, всё ещё не веря в своё счастье, поспешил выбраться из ловушки. Напоследок рыкнул на прыснувших в стороны слуг, неучтиво помахал хозяину дома и одним прыжком взмыл на стену.
   - Угораздило же тебя попасть прямо в эту одинокую ловушку!
   - Она была одна?
   - Да, судя по мыслям слуг, одна-одинёшенька на весь сад.
   - Но зачем она тогда нужна: одна на такую обширную территорию?!
   - Не знаю. У этих людей за оградой такая чехарда в мыслях... Сложно вообще что-то внятно разобрать.
   - Это потому что у них нет мыслей. Они дураки. Какие у дураков мысли?!
   - Ну, не знаю, дураки они или нет, но тот господин, с которым ты имел честь общаться - Глава Совета города Гассанды.
   - Этот... ненормальный?!
   - А что тут такого? Примитивные субъекты часто выдвигаются у людей на ответственные посты - то ли ими проще манипулировать, то ли как наиболее устраивающие всех прочих фигуры. А может, их мозгов вполне достаточно, чтобы делать то, что положено делать на их ответственных постах?
   - Послушай, милая, та голова в их руках показалась мне смутно знакомой...
   - Это тот самый твой знакомый, которого я укоротила на эту самую голову пару часов назад.
   - Ошалеть! Я попал в единственную ловушку убитого при моём участии чародея! А скажи, это ты устроила сегодня моду у чародеев на передвижение без тел?
   - Как-как?
   - Ну, когда по городу передвигаются только головы чародеев? Отдельно от тел?
   - ?
   - Да не бери в голову, это всё те ненормальные. У меня тоже крыша с ними ехать начинает.
   Виктория только-только возвращалась с охоты на охотников, поэтому была без наших лошадей. Я же, кому, собственно, и было поручено о них позаботиться, с треском эту миссию провалил. Хотя и честно старался. Пришлось нам возвращаться в трактир, что в наших условиях было просто вопиющей наглостью.
   Как это ни странно, больше ничего плохого в трактире с нами не случилось. Лейтенант стражи, уже изрядно навеселе, встретил нас как родных, даже трапезу свою прервал ради нас. Ещё он вызвался нас проводить до ворот, и был крайне настойчив в этом своём стремлении. Как он выразился, "во избежание возможных недоразумений". Спустя каких-то двадцать минут мы уже стояли на пригорке, в нескольких километрах от города, и с приличной высоты взирали на оставшийся позади город.
   - Знаешь, Вереск, я провела столько силовых акций, на мне бессчетное количество смертей воинов, магов, орков, варваров, демонов... Сколько? Я уже давно сбилась со счёта. Почти все акции были успешны. Да, было тяжело. Да, приходилось рисковать и импровизировать. Но сегодня... Я не смогла обеспечить нормальный отдых своему мужчине. Я, такая опытная, такая сильная и умелая, не смогла сберечь сон своему мальчику! Я полностью провалилась.
   - Для тебя это было так важно? Такая мелочь?
   - Важно. Я не просто женщина, я альта. Я должна заботиться о мужчине. Это в моей природе.
   - Милая, не надо обо мне заботиться, я взрослый мальчик. Лишних пару дней вполне могу протянуть без сна на постоялом дворе. На границе их вообще не было, и ничего.
   - Да. Хотела о тебе позаботиться, - альта словно и не слышала моих последних слов, продолжая свой исполненный раскаяния монолог. - Мне... никогда не приходилось заботиться о своём мужчине, вот и получилось... так нелепо. Выходит... Любовь туманит не только мозг мужчины, но и мозг женщины, даже альты.
   - Просто в следующий раз обсуждай свои решения с объектом своей заботы. Природа природой, но нужно стараться не терять головы. Вон, прошлый раз мы всего лишь искупались. И чем это закончилось? Форменным смертоубийством. Я сделал для себя выводы.
   - Ты прав, - женщина очнулась от своих треволнений и словно по-новому взглянула на меня. - Постараемся избегать глупостей. Общими усилиями. Только купание было на твоей совести, я тогда сохраняла трезвый ум.
   - Значит, один-один. И почему всегда приходится учиться на собственных ошибках? Давай хотя бы учиться на ошибках друг друга, если остальные для нас не авторитет.
   Вместо ответа женщина стрельнула в меня полным иронии взглядом, развернула коня и рванула с места в галоп. В самом деле, чем не способ очистить разум от ненужных сейчас эмоций? Я повторил её пассаж.
  
   Лейтенант стражи Герон эль Барбарес стоял перед капитаном. Он только что закончил доклад, и теперь переводил дух, давая возможность командиру переварить услышанное.
   - Значит, лейтенант, вы приняли решение вывести гвардейца с альтой из города?
   - Так точно, господин капитан. Во избежание дальнейшего разрушения городских построек и массового смертоубийства.
   - Вы уверены, лейтенант, что массовые убийства магов и разрушения были связаны именно с ними?
   - Господин капитан, на моих глазах эта... женщина прирезала окутанного защитной волшбой чародея, словно свинью. Раз! - офицер изобразил движение ребром ладони по горлу. - И только голова в её руках осталась.
   - Это Вы про того, что напал на Ваш отряд и конвоируемого?
   - Так точно, господин капитан.
   - Послушай, Герон, - седой вояка подался вперёд, нависнув над столешницей, - я никогда не поверю, что гвардейский лейтенант вот так, просто, отдал свою саблю. На воротах он за куда меньшее оскорбление чуть не убил пару охранников, а ты говоришь...
   - Он и не отдавал, - пожал плечами лейтенант. - Я пригласил его совместно разобраться с возникшим недоразумением. Как я могу его арестовать? У меня не было бумаги. Но, возможно, она была у Главы Совета?
   - Хорошо. Пусть будет так. Меня эта версия устраивает. Свободны, лейтенант, - дождавшись ухода подчинённого, капитан поднялся и неспешно отправился в кабинет Главы Совета.
   Нескладный субъект, разряженный не хуже столичного франта, восседал в роскошном кресле, словно император на троне. Капитан внутренне скривился: он глубоко презирал этого чрезмерно активного, но совершенно бестолкового дворянчика. Уму непостижимо, как его могли избрать Главой Совета, но от капитана это точно не зависело. Дворянское сообщество Глацинии и не такие кульбиты порой выписывало.
   - А, господин капитан! Вы хотели доложить мне о задержании этого нарушителя?
   - Нет, господин эль Антилия. Я хотел узнать, что делал городской чародей на месте задержания господина эль Дарго.
   - Спросите у него. Почему вы задаёте этот вопрос мне? - дворянин попытался придать лицу надменно-безразличное выражение, но это у него плохо получалось; маленькие глазки нет-нет, да начинали предательски бегать по комнате, словно в поисках путей отступления.
   - Потому что это не единственная неясность в ситуации с гвардейским лейтенантом. Я до сих пор не получил на руки приказ Императора о задержании гвардейского офицера Вереска эль Дарго. Он у вас? Могу я на него взглянуть?
   - Зачем вам это?
   - Иными словами, вы отказываетесь мне его предоставить?
   - Вам он без надобности, просто выполняйте приказ.
   - Слова Главы Совета для задержания гвардейца недостаточно - кому, как не вам знать об этом? Кстати, ведь городской маг был вашим личным другом?
   - Да, это так. Вы что же, пытаетесь меня допрашивать?!
   - Нет, допрашивать вас буду не я. Это не моя компетенция. Я лишь собираю информацию для доклада на Высочайшее имя.
   Глава Совета, было поднявшийся из кресла, с каким-то хлюпающим звуком упал обратно.
   - Вы не посмеете!
   - Господин эль Антилия, вы, видно, совсем утратили чувство меры и времени. Всё, что касается происшествий вокруг гвардейцев его Императорского величества, надлежит докладывать в Высшую канцелярию, на Высочайшее имя. Канцелярия должна расследовать все эти события и принимать по результатам решение о задержании гвардейца, либо иного лица, допустившего оскорбление гвардейца, а через него - лично Императора. Разве Вам это не известно? Вы своими играми навлечёте на город гнев Императора! Вы этого добиваетесь?
   - Не нужно никаких докладов, господин капитан. Мы уже работаем, - прозвучал от двери незнакомый голос. Тяжёлый взгляд вошедшего чародея пробрал даже офицера, а Главу Совета он поверг в полное отчаяние. Тот вдруг кулем упал на пол, на колени, и так и пополз к вошедшему, воздевая пред собой руки. Чародей презрительно скривился. - Уберите это недоразумение. Вызовите ко мне лейтенанта, который проводил задержание. Немедленно. Выполняйте.
   Капитан мигом подхватился, схватил под руку скулящего Главу и поволок его прочь из кабинета. Чародей же обвёл окружающее великолепие презрительным взглядом, уселся в опустевшее кресло, сложил руки на подоконники и бездвижным изваянием застыл на месте. Только напряжённый лоб, да горящие глаза показывали, что высокий гость сидит отнюдь не праздно, он чем-то занят. Над городом плелась невидимая вязь поискового заклинания, проникающая в каждый закоулок, дотягивающаяся до каждого дома и его обитателя. Чародей вёл своё расследование, которому людские страсти и интересы не были помехой.
  
   Опять безумная скачка, опять это ни с чем не сравнимое чувство полёта. Вот уж кто на самом деле отдохнул на постоялом дворе, так это кони! И теперь скакуны упивались скачкой, растворялись в ней, забывали об усталости и голоде. Им в этом благоприятствовала дорога, ставшая удивительно ровной. Сложенная из каких-то плотно подогнанных друг к другу плит, почти без рытвин и разломов, она словно специально была создана для бешеной гонки; кони на ней могли не бояться случайных травм.
   Где-то к обеду, когда дневное светило встало на небосклоне в полный рост, мы несколько сбавили скорость движения. Кони нуждались в отдыхе, и следовало подобрать подходящую поляну поблизости от дороги. Именно в этот момент на меня нахлынуло знакомое беспокойство: опять кто-то поблизости баловался магией. Я прислушался к ощущениям. Магия творилась далеко, хотя... Вот она словно стала чуть ближе, чувство беспокойства усилилось. Совсем чуть-чуть, но раз уж я стал прислушиваться, да с моим опытом, это было заметно. Магия приближалась, а значит, приближались и маги.
   Виктория выслушала мои смутные опасения очень внимательно и тут же перешла к инструктажу. Она стала первым человеком на моей памяти, кто не задавал дурацких вопросов о природе моего чутья, не требовал гарантий, не подозревал подвоха или шутки. Наверное потому, что как раз человеком она и не являлась, и знала куда больше обычных смертных о моём странном даре.
   - Держись чуть сзади, по правую руку от меня. Вперёд не суйся, я приму удар на себя. Вот амулет, он поможет уйти от стрел и даже сможет поглотить немного магии. Когда подам знак, резко нападай. Бить будешь моим кончиком, он пробьёт магический полог. И если будет совсем плохо, заслонись клинком, он тоже способен защитить, - альта поясняла и одновременно передавала мне обещанные артефакты.
   Кулон особых эмоций у меня не вызвал: нужно быть женщиной, чтобы испытывать трепет перед подобными безделушками. Зато альтовский клинок... Мне и раньше доводилось держать его в руках, вот только применять не доводилось. По телу прошла приятная дрожь предвкушения - словно на свидании с милой сердцу дамой, когда достоверно знаешь, что после невинной прогулки будет что-то куда менее невинное. Мы с клинком жаждали познакомиться поближе, и знакомство это не могло обойтись без крови. Первая кровь близости... оружия и человека. Странно, но и здесь можно провести аналогию с отношением полов: лишение невинности немыслимо без крови.
   Я поднял взгляд на дорогу. Отвлечённые мысли заставили успокоиться, собраться, приготовиться к смерти. Сколько их будет, этих чародеев? Это ведь не дуэль, здесь они будут применять колдовство не единожды. Альта выживет, ей не привыкать убивать магов. Вот и сейчас, сидит сосредоточенная, и всматривается вдаль. Поза напряжённого ожидания, прямая, как стрела; коготь лежит перпендикулярно спине скакуна, прямо перед ней - так, чтобы его можно было взять любой рукой. Мне стало мучительно любопытно посмотреть на бой альты и мага. Кто она такая? На что она способна в магическом поединке? Она не чародей, но и не совсем воин. Или, всё же, воин? Такой, каким должен быть настоящий убийца магов? Что сможет противопоставить ей чародей?
   Я словно увидел картину боя альты и человеческого чародея. Как тот, захлёбываясь магией и словами магического языка, вываливает на неё весь свой арсенал. Вываливает за какие-то доли секунды. Она же совершенно буднично уворачивается от всего этого чудовищного града, уворачивается за ещё меньшие доли секунды, ибо просто быстрее человека. Её пояс "ловит" остатки магических плетений, не даёт первозданным силам растерзать хрупкую плоть. Резкий выпад когтем, и звуки магического языка в устах чародея сменяются бульканьем пробитого горла. Много он так не наколдует. Нет, она точно выживет, даже если противников будет несколько. Что ж, значит, будет кому отомстить за меня. Уж что-что, а мстить моя дама умеет, в этом я ни на секунду не сомневался.
   - Ты отомстишь? - спросил я почти беззвучно, одними губами.
   - Я прикрою, - ответила она всего лишь одним мысленным образом, от глубины которого я задохнулся и чуть не потерял сознание. В нём было всё: горячий песок любви, чудовищная буря страсти, одинокий парус надежды, - но всё это блекло перед холодной, нависающей над миром скалой уверенности. "Прикроет, прикроет, прикроет..." - возник в сознании потусторонний шёпот.
   - Я воин, милая, мне не нужны твои жертвы. Я хочу сражаться на равных с тобой, плечом к плечу. Это будет самым ярким чувством между нами, самой глубокой близостью; ничего иного мне не нужно.
   Женщина тряхнула головой, отгоняя наваждение: видно, её сильно проняло от моих слов. Я не услышал - почувствовал согласие в её облике. Она была таким же фаталистом, как и я, поэтому поняла меня сразу, во всём многообразии СМЫСЛОВ. Теперь я знал: мы будем сражаться на равных. Она отпустит меня, если потребуется, отдаст смерти. Иначе полного взаимопонимания между нами уже никогда не будет.
   Вдалеке на дороге взметнулась пыль, враги приближались. Вокруг коней, вокруг человеческих фигур вместе с пылью клубилась дымка, делающая контуры всадников расплывчатыми, лишающая картину мира за их спинами чёткости. Реальность словно плыла, повинуясь запредельным, нечеловеческим силам чародеев. Мне стало кристально ясно, почему альта предпочла остановиться и съехать с дороги: заряженные магией кони превосходили наших скакунов в скорости. Живое и магическое не может соревноваться, оно действует на совершенно разных принципах: живое стремится выжить, продолжить жизнь, а магическое... Магическое делает то, что от него хочет создатель. Оно будет мчаться, пока не сотрёт ноги до колен и выше. Оно будет рваться вперёд, опираясь на первородные силы, чтобы спустя мгновение после остановки издохнуть. Магическое - всего лишь средство, оно само не имеет воли и желаний, не имеет ограничителей, кроме возможностей создателя и самих первородных стихий. От чародеев не убежать, нужно принимать бой. Видно, альта уже раньше сталкивалась с чем-то подобным, посему и отнеслась спокойно к вынужденной остановке.
   Маги приближались. Ещё минуту назад они только появились из-за горизонта, а теперь уже преодолели добрую половину пути до нас. Тёмной грозовой тучей они накатывали на нас, внешне совершенно беззащитных. Прошла ещё минута, затем ещё одна; искажения материи бытия теперь были отчётливо видны во всех подробностях. Калейдоскоп, где всё постоянно смещается, меняется местами, плывёт и расплывается - вот на что это было больше всего похоже. Всадники словно бы менялись местами с конями, затем на их место приходили дорожные плиты, чтобы вновь смениться обрывком неба. Мгновение, и вся эта фантасмагория остановилась в каких-то нескольких метрах от нас. От пузыря калейдоскопа "отвалилась" одна грань и направилась в нашу сторону.
   Маг, в алом плаще, с пижонским глазом на шее. Капюшон опущен, из-под кустистых бровей смотрят умные, внимательные глаза, взгляд которых исполнен внутренней силы и уверенности. Всадник поравнялся с нами, остановил коня точно напротив меня. Из-под клубов пены на боках масть бедного животного лишь смутно угадывалась. Мы встретились с чародеем глазами.
   - Лейтенант Вереск эль Дарго? - его голос прозвучал холодно, словно с той стороны бытия, где из живых обитает лишь смерть.
   - Да, - коротко кивнул я. Мой взгляд был спокоен, ни один мускул на лице не дрогнул. Иногда, в самые сложные моменты на границе, мне казалось, что я уже умер - настолько буднично воспринимал пролетающую мимо смерть. Почему? Наверное, я уже отнервничал своё в первые годы службы, и теперь бесстрастным статистом взирал на происходящее как бы со стороны.
   - Вы не маг, - констатировал чародей.
   - Нет, - односложно ответил я, даже не пытаясь проникнуть в суть вопроса. Сознание привычно просчитывало возможные векторы атаки, руки звенели тугими струнами, готовые сорваться в убийственном выпаде.
   - Прошу прощения, - короткий полупоклон, и чародей разворачивает коня в противоположную сторону. Ещё через мгновение он вплетается в странную, нереальную картину искажений мироздания. Потусторонний калейдоскоп приходит в движение, и пузырь столь же стремительно, как раньше приближался, начинает движение назад. С места, без рывков, но с поистине запредельной скоростью, он словно пожирает километры пути. Ещё дальше, ещё... Рывки или не рывки? Я быстро понимаю, что это не рывки, просто так его движение воспринимает мой разум, неспособный до конца отобразить происходящее с пространством в месте движения магической аномалии. Проходит три минуты, и наши несостоявшиеся преследователи исчезают за горизонтом.
   - Что это было?
   - Чародеи полагали, что ты скрытый маг, возможно - самоучка. Рассчитывали разрешить все проблемы магической дуэлью.
   - Почему они ушли?
   - Они увидели, что ты не маг. Теперь убитый нами твой знакомец посмертно превратился в посмешище: проиграть дуэль в пограничье обычному офицеру, а потом пытаться отомстить - это позор. Если уж тебя призвали к ответу в бытность обязательной военной службы, терпи и помалкивай; значит, так было нужно для гарнизона. Если не можешь терпеть и молчать - значит, тебя плохо выдрессировали, нужно ещё добавить от своих.
   - Так думают все маги?
   - Нет. Это резоны высших распорядителей магического сообщества. Тот маг, с которым ты беседовал, далеко не рядовой член этой братии, он не станет размениваться на глупую месть. Можно сказать, он - официальная инстанция, и решил проверить то, что ему положено проверять по роду службы. Затаившие на тебя зло могут мстить и дальше, но только на свой страх и риск - официальной поддержки от магического сообщества они не получат. Тебе также дали карт-бланш на убийство всех твоих злопыхателей, больше подобных сегодняшней проверок не будет.
   - Откуда ты всё это знаешь?
   - Опыт, Вереск. Я уже давно работаю с человеческими политиками, значительная часть которых - чародеи. Кроме того, я обменялась с этим магом информацией, как того требуют договорённости между альтами и Веронской империей. Он довёл до меня некоторые резоны на твой счёт, раз уж ты оказался под защитой альт.
   - Альт или альты? - почему-то ответ показался мне важным.
   - Альт. Супруг альты оказывается под защитой Рода драконов.
   Я тряхнул головой: понятнее не стало.
   - Ладно, потом расскажешь подробности.
   - В столице, после завершения моей миссии. Не возражаешь?
   - Это твоё право, - пожал я плечами. - Конечно, мне любопытно, но не настолько, чтобы донимать тебя вопросами раньше времени. Мне такого ответа достаточно.
   Опять между нами царило полное взаимопонимание, как тогда, когда мы готовились к бою. Это уже входило в привычку - родство душ, полное согласие, абсолютное доверие. Мог ли я надеяться на нечто подобное неделей раньше? Нет. Такой глубины взаимопонимания можно достичь лишь за годы совместных приключений. Но, оказывается, можно и быстрей, буквально за пару дней; главное, чтобы в твоей душе поселилась любовь, любовь альты и человека.
  

Светлый лик драконов: отшельник

   К исходу второго дня поведение альты изменилось. Она больше не спешила, пребывая в каких-то своих глубоких думах. Конь под ней неторопливо рысил по пыльной дороге, а затем и вовсе встал, как вкопанный. Женщина же принялась что-то сосредоточенно высматривать вдалеке. Я подъехал поближе, обвёл взглядом окрестности, в тщетной попытке угадать причину остановки, но окружающее нас лесное великолепие хранило молчание. Ни одного постороннего звука, от которого стоило бы насторожиться, ни одного подозрительного движения в зарослях, - одним словом: лес как лес.
   - Что-то случилось? - поинтересовался я, когда напряжение женщины стало осязаемым.
   - Да. Я не слышу того, что должна слышать в этом месте.
   - Это просто лес, милая, - пожал я плечами.
   - Дело не в лесе. Мысли. Я должна слышать красивые мысли одинокого человека, живущего в этих лесах, но я их не слышу.
   - Возможно, он слишком далеко?
   - Нет. Что-то не так, - тряхнула головой альта. Её напряжение и не думало отступать. - Мы должны посмотреть, что случилось.
   - Ещё полчаса назад ты старалась провести с пользой каждый миг, а теперь готова бросить всё ради человека? Он так для тебя важен?
   - Не место и не время для ревности, Вереск, - фыркнула дама. Она в очередной раз точно угадала моё состояние, и даже её внутреннее напряжение от этого несколько отступило. - Этот человек интересен мне как личность. Кстати, а с чего ты взял, что это именно мужчина?
   Я не ответил, только набычился ещё больше; взгляд, которым я смерил альту, был куда красноречивей слов, и даже вынудил женщину резко сменить тон.
   - Вереск, твоя ревность не просто неуместна, она смешна. Альта может полюбить лишь один раз, она будет всегда верна. Мы так устроены.
   - Ты даже не представляешь, красавица, сколько раз я слышал подобное от женщин. И что же? На следующий день они уже кувыркались с новым кавалером, и... - я наклонился к ней поближе, даже на шёпот перешёл, - я подозреваю - только никому не говори! - точно также клялись ему в верности!
   - Тебе многое придётся переосмыслить, милый, - воительница ответила мне прямым, словно смертоносная сталь, взглядом. - В этот раз я лишь хотела показать тебе разницу между хорошими и плохими людьми. Уж на его-то примере ты бы точно её ощутил, а дальше было бы проще.
   - Ладно, извини, что-то меня рядом с тобой часто заносит. Совсем голову потерял от такой красавицы. Скоро буду ревновать тебя к коню, на котором ты сидишь, - с вымученной улыбкой хмыкнул я.
   - Потому что сижу на нём, а не на тебе? - её взгляд и не думал смягчаться, хотя в нём и поселилась еле заметная ироничная искорка. Дав мне осознать смысл сказанного, она похлопала лошадь по крупу. - Так нечего ходить вокруг, да около, садись сзади и обними меня: надеюсь, это выбьет из твоей головы все глупости.
   Но я только покачал головой, прекрасно понимая, что это сейчас лишнее. Зато меня, в самом деле, сразу отпустило: передо мной была всё та же, моя, альта. Всю остальную дорогу мы молчали. Не знаю, как она, а я размышлял о своём душевном равновесии. Никогда бы не подумал, что простое упоминание какого-то знакомого моей женщины способно породить болезненный укол ревности. Совершенно беспочвенной ревности. Что-то мне подсказывало, что моя дама очень много общается с человеческими мужчинами, и единственный способ избавить её от этого - заточить в подвал или башню, как в женских романах. Вот только мы не в романе, а это создание очень и очень сложно будет куда-то поместить без её на то доброй воли. Вон, какими клинками она обвешана, и это явно не от излишка покорности и смирения. Да и стал бы я навязывать Виктории свою волю? Этой полностью доверившейся мне женщине? Нет уж, пусть этим неблагодарным делом занимаются книжные герои или всамделишные простолюдины.
   Тем временем мы съехали с дороги и углубились в лес. Виктория вела нас вперёд какими-то ей одной ведомыми тропами, но это не были звериные тропы, а значит, кто-то их, да проложил. То тут, то там попадались свежие вырубки, полностью отсутствовал сухостой или поваленные непогодой деревья. Лес был обжит, он в этом разительно отличался от девственной зелёной массы в пограничье.
   Словно в подтверждение моих мыслей, очень скоро мы вышли на небольшую поляну, на краю которой примостился аккуратный домик. И вроде бы всё было спокойно на этой поляне, явных следов борьбы не было, как не было и следов поспешного бегства. Словно обитатель домика лишь ненадолго отлучился в лес. Но спокойствие лесного обиталища не смогло обмануть мою альту, да и меня, честно говоря, не покидало странное предчувствие. Что-то тут было не так.
   - Лошади! - наконец разгадал я причину своих неоформившихся подозрений. - В траве свежие следы лошадей. Их было минимум шесть, скорее даже семь-восемь. У него ведь нет табуна в этом лесу?
   - Нет, он жил один, вообще без живности. Ему хватало леса с его обитателями. Кроме того, лошадей в табуне не подковывают, - женщина тоже заметила следы, подозреваю, даже раньше меня. - Видишь, дверь приоткрыта? Когда он внутри, дверь закрыта. Тем более она закрыта, когда он куда-то уходит, - подтвердила мои подозрения Виктория. - Если бы он был в лесу, я бы почувствовала его мысли, как чувствовала всякий раз до этого. Его куда-то увезли.
   - Здесь поблизости есть другие люди? Возможно, они смогут что-то прояснить. Будем идти по следу всадников?
   Виктория лишь коротко кивнула: она продолжала нервно размышлять. Мы устремились по сравнительно свежим следам, и шли по ним несколько часов почти без остановки. В какой-то момент к семерым - а всадников оказалось семеро - добавился ещё один, с целой сворой собак. Потом мы наткнулись на следы привала, больше похожего на пикник прогуливающихся дворян, нежели на привал военного отряда. По крайней мере, именно так мне объяснила некоторые обнаруженные странности воительница. В общем, когда мы вышли к деревне, картина происшествия была более-менее понятна. Местные дворяне развлекались охотой, и почему-то решили наведаться к жившему на отшибе человеку. Наведались. Но отшельника взяли с собой. Зачем? Какая блажь ими двигала? Установить без дополнительной информации не представлялось возможным.
   Открывшееся нашему взгляду селение мерно дымило печными трубами. Было в нём домов двести-триста - небольшая по меркам Империи деревушка. Ни тебе частокола, ни рва - только собственные плетни изб, да узкие проезды между ними. Такая защита хороша от господ в широких каретах, которые неминуемо застрянут и завязнут на этих улочках, но никак не от возможного врага. С другой стороны, от кого им тут защищаться? Я вопросительно посмотрел на альту, та показала глазами в сторону деревни: мол, будем заезжать, собирать информацию.
   Людей в селении было много, вот только все они старались держаться от нас подальше. Со стороны это казалось даже потешно: вот едут двое всадников, а от них в стороны, точно мыши от кошака, разбегаются люди. Селяне ныряли в подворотни, закрывались в домах, даже через забор сигали. Стоило постучаться во вполне себе обжитую избу, как свет в ней тут же потухал, и все звуки изнутри мгновенно обрубались. Даже плачь детей стихал. Я недоумённо воззрился на Викторию, та ответила мне не менее недоумённым взглядом.
   - Они нас боятся... Вернее, опасаются тех проблем, которые с нами пришли в их деревню. Любой визит благородных для них - трагедия.
   - Кто же их так запугал-то? Неужели местные дворяне настолько распоясались?
   Все вопросы разрешились в центре селения, на площади. Здесь собралось почти всё мужское население деревни, и практически все были чем-то вооружены, хотя и старались этого не показывать. Вот только от моего намётанного взгляда это укрыться не могло. Человеческое море исторгло нам навстречу хлипенького худосочного мужичонка, который, несмело подойдя поближе к мордам наших скакунов, замер. Тишину, повисшую над толпой, можно было хлебать ложками.
   - Моё имя Вереск эль Дарго, я гвардейский лейтенант его императорского величества. Что тут у вас происходит? - что-то подсказало мне начать переговоры самому, не дожидаясь крестьян и ставшей неожиданно неразговорчивой альты.
   - Э-э-э, гвардеец? Вас прислали из города? - мужичок аж подался вперёд, в его взгляде зажёгся огонь надежды. По толпе за его спиной прошёлся шорох голосов.
   - Нет, - я не считал себя вправе обманывать этих людей. - Мы с дамой ищем отшельника.
   Гул голосов стал сильней.
   - Отшельника? Господин... тащил его к усадьбе, - староста махнул рукой на запад, в противоположную от леса сторону.
   - Тащил?! - глаза моей спутницы сузились, от неё дохнуло угрозой. Толпа за спиной парламентёра явственно ощутила это, и подалась назад. Мужичок тоже попытался отшатнуться, но взял себя в руки. Он, по-видимому, понял, что им сейчас ничто не угрожает; главное - ответить на вопросы, и благородные сами уберутся. Он даже понял, как именно можно от них побыстрей избавиться.
   - Да, госпожа. Верёвка на шее и руках, а другой конец - на луке седла. Так и тащил.
   Я почувствовал, что ещё немного, и альта ринется вершить правосудие прямо сквозь толпу, не разбирая дороги. Пришлось положить ладонь ей на бедро; женщина в ответном жесте накрыла мою ладонь своей. Нависшая над деревней гроза отступила. Я коротко поклонился старосте, и мы медленно проследовали сквозь расступающуюся толпу деревенских мужиков.
   - Зачем так тиранить своих крестьян? Что-то тут не так, - мне не верилось, что дворянин в здравом уме будет так себя вести с обывателями. Ну, пугнуть пару раз, ну внушить уважение правильным и скорым судом, но чтобы подданные аж шарахались от любых благородных?!
   - Знаешь, почему нас боятся люди? - вопросом на вопрос ответила альта. Я только пожал плечами. - Они чувствуют, что мы их видим насквозь и имеем достаточно силы, чтобы уничтожить. И они знают, что один неловкий жест, одно внешнее проявление неуважения, и этого повода будет достаточно для расправы. Они для нас - тараканы, а тараканы, как известно, боятся яркого света.
   - Ты настолько ненавидишь людей?
   - Я просто сразу вижу, кто из них чего стоит, и отношусь соответственно. Это никому не нравится. Люди предпочитают быть в плену иллюзий относительно своего "я", стараться уверить других в этих иллюзиях. Это как луковая шелуха - крепкая, плотная, надёжная, а стоит её содрать, остаётся лишь слизь и острый запах.
   - Прямо как в армии, - хмыкнул я, вспоминая свои рассуждения о магах.
   - В армии шелуху сдирают силой, я же вижу сквозь неё. Порой оказывается достаточно просто сказать всё, что видишь, и человек оказывается раздавлен. Вот скажи мне, Вереск, если человек из себя ничего не представляет, зачем он пытается убедить окружающих в обратном? Маскируется? Боится, что тайное станет явным, и другие воспользуются его слабостями? Или пытается убедить сам себя в собственной значимости и идеальности? Ответь на эти вопросы, и ты поймёшь, почему эти дворяне, - последнее слово дама словно бы выплюнула, - измываются над безответными крестьянами.
   Все эти рассуждения окончательно испортили мне настроение. Я никогда не любил сложностей, политесов между людьми, и предпочитал рубить их раз и навсегда. Не людей рубить, а сложности. Вот и теперь у меня невольно начали чесаться руки в предвкушении очередной хорошей драки. Не знаю уж, что из себя представляли эти дворяне до знакомства со мной, но вот после такого знакомства они сильно изменятся. Как минимум, в них обязательно появится по дополнительному отверстию, не предусмотренному природой.
   Через полчаса неторопливой рыси перед нами предстала дворянская усадьба.
   - Это что? - я немного растерялся. Беззащитная деревня несколько расслабила меня, я невольно ожидал увидеть какой-нибудь пряничный домик, поэтому реальность выбила меня из колеи. В речной излучине, омываемый водами полноводной реки, стоял самый настоящий замок. С подъёмным мостом, высоченными стенами, и ещё более высокими башнями. Даже какие-то метательные машины на донжоне просматривались. Попасть в него можно было только по подъёмному мосту, одновременно служащему воротами. Спереди - глубокий ров, сзади - подходящая под самые стены река, и сами стены - высокие и отвесные - не способствовали доступности нашей цели.
   - Здесь когда-то кипели междоусобные войны, да и сёстры в прошлом порой проходились по этим землям огнём и мечом, - теперь пришло время воительнице пожимать плечами. - Наши дворяне, судя по всему, с богатой родословной разбойничьих предков.
   - Попробуем войти?
   - Попробуем.
   Но войти не получилось. Подъёмный мост не был опущен, на мои же крики откуда-то из привратной башни высунулся в дупель пьяный стражник.
   - Чего надо? - вопрошало еле стоящее на ногах существо.
   - Ты, милый человек, ничего не попутал? Так разговаривать с дворянином и дамой? - вкрадчиво поинтересовался я у служаки.
   - Не. Ты там, а я здесь. Не достанешь.
   - Думаешь? - с этими словами и милой улыбкой на устах я вскинул притороченный к седлу лук - благо, предчувствуя хорошую драку, по дороге натянул на него тетиву. Стрела коротко свистнула, сверху раздался трёхэтажный мат, затем послышался звук падающего тела. Я перевёл взгляд на Викторию, но та не выглядела оскорблённой, скорее - задумчивой. - Тебя его слова не трогают?
   - Вереск, меня обычно не слова трогают, а мысли. Но какие мысли у пьяного? Важно другое. Если охранник пьян, это обычно означает только одно: господин не в состоянии призвать его к ответу. Значит, либо господина нет на месте, либо...
   - ...Сам господин пьянее охранника. Прямо как с солдатами: только ослабишь хватку, а они уже напились. И где только раздобыли? Вокруг на много километров ни одной деревни, только орки, да варвары шныряют... Я так полагаю, ждать ты не станешь?
   Я с огромным сомнением посмотрел в мутную воду рва. Меня всегда умиляли рассуждения дам, всячески поощряемые авторами любовных романов: про принца на белом коне, который спасает даму сердца из башни. Как он ночью переплывает через ров, взбирается по стенам... Я перевёл взгляд на альту. Ладно я, мне в дерьме лазать не привыкать, но моя женщина... да в выгребную яму... Туда ведь нечистоты сливают со всей крепости.
   - Милый, не бойся за моё душевное равновесие. Я воин, а не барышня. Но переплывать мы не будем, у меня есть в запасе более интересное решение. Жди здесь, я сейчас скину верёвку.
   Не успел я ещё осознать смысл её слов, а женщина уже спрыгнула с коня, и, подойдя к краю рва, стремительно метнулась вперёд. Мне оставалось только в немом обалдении наблюдать летящий надо рвом силуэт. Её прыжку позавидовал бы любой воздушный гимнаст, но гимнасты прыгают между подвешенными под потолком цирка перекладинами, а она просто взяла - и сиганула с земли, даже без разбега. Спустя мгновение послышался лязг стали о камень, и женщина повисла на застрявших в кладке ножах. Мгновение паузы, и вот она поползла вверх, вновь и вновь втыкая стальные полосы в оказавшийся удивительно податливым камень. Её движение сопровождалось стальным перезвоном, шелестом каменной крошки, да снопами искр от соприкосновения ножа и камня.
   Ровно шесть секунд ушло у воительницы, чтобы добраться до верха и перевалиться через парапет. Гораздо дольше она искала верёвку, и, видно, так и не найдя, просто опустила мне ворота. Я въехал в обширный внутренний двор, ведя в поводу агурца своей спутницы. Его хозяйка поджидала меня возле входа в донжон. Собственно, если бы не я, воительница была бы уже внутри.
   - Что это было, Виктория? - поинтересовался я, спрыгивая со скакуна.
   - Где?
   - Там, на стене.
   - Не люблю сложных решений там, где можно обойтись простыми, - женщина подарила мне мягкую улыбку.
   - Да я не о том. Там же до стены было метров восемь, не меньше. Все альты могут так прыгать?
   - Я вроде бы показывала тебе хвост дракона.
   - Извини, я сразу не понял. Вы... - но женщина не дала мне договорить.
   - Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Обещаю, ты узнаешь всё, что пожелаешь. Я даже попрошу сестёр показать тебе наш строевой бой.
   - Хорошо, как скажешь. Что в крепости?
   - Хозяева пьяны, слуги или избиты, или жмутся по углам, - пожала плечами Виктория. Однако за её внешним безразличием скрывалась еле сдерживаемая ярость.
   - Что с твоим... знакомым?
   - Никак не могу его нащупать. Это-то меня и бесит, - как на духу, призналась мне женщина. Впрочем, её откровенность имела объяснение: альта осознанно - или неосознанно? - показывала, что нуждается сейчас в моей поддержке. Я подхватил её под руку, крепко сжал напряжённую ладонь; от женщины тут же повеяло благодарностью, облегчением, и бурный поток ярости оказался досуха выпит песком нашей любви.
   Это было странное ощущение... Однажды я попал в сильную грозу. Молнии так и сверкали, грозя уничтожить, испепелить всё живое. Одна ударила в дерево, совсем рядом с моим отрядом. И тогда маг, бывший с нами, ещё сущий пацан, собрал всех в круг, заставил взяться за руки. Сам он встал последним, замыкая наш круг, подхватил стальное копьё и воткнул его в землю. Его, конечно, обматерили за эти непонятные художества. Но люди были порядком напуганы беснующейся природой, поэтому материли без огонька. А потом рядом ударила молния, ещё одна... Я с ужасом видел, как вспыхнул в яркой вспышке унтер, думал, всё, конец. Но нет, белёсая субстанция стекла с него, перетекла на соседа, на следующего, прошла через меня, потекла дальше, пока не добралась до мага. Я только почувствовал вонь палёного мяса - и всё, молнии больше не было. Позже маг объяснил мне, что это называется "громоотвод". Конечно, там не обошлось без магии, но я до сих пор помню, как сквозь меня шёл разряд, чтобы спустя мгновение через мага и его копьё навсегда исчезнуть, раствориться в земле. Чародей даже пытался мне что-то объяснить. Что-то он говорил про землю, про её огромный размер. И вот сейчас я вдруг вспомнил эти его объяснения. Ярость альты утекла в огромную нашу любовь, растворилась в ней, как та молния - в земле.
   Мы ещё несколько мгновений постояли так, без движения, без мыслей, просто наслаждались этим необычным спокойствием. "Спасибо" - мягким ветерком прошелестела в моём сознании наведённая альтой мысль; я не ответил, только крепче сжал ладонь подруги в своей. Женщина вздрогнула, тряхнула головой. Её коса вскинулась и мягко перетекла с левой груди за спину.
   Донжон встретил нас тишиной и пылью. Снаружи он был большим, неуютным, словно высеченным из цельной скалы, и точно таким же предстал перед нами изнутри. Больше всего меня поразило, что до сих пор единственным встреченным нами живым человеком был тот давешний стражник. Где все? Ответа не было. Вернее, ответ был, и я сейчас отчётливо представил, как в своих комнатах жмутся слуги и бойцы, стремясь исчезнуть, раствориться, но не попадаться лишний раз своему ненормальному хозяину.
   Хозяйские покои обычно располагались на одном из самых верхних этажей - это не считая тех моментов, когда крепость держала оборону, и покои могли смещаться под землю. Мы стали подниматься по узкой винтовой лестнице, на ступенях которой с трудом могли разойтись два человека. Я даже удивился, когда в коридоре на четвёртом этаже наш путь преградила пара стражников.
   - Господин занят, - коротко бросил один из них. Он был хмур и решителен, и по всему выходило, что, хоть он и не страдает любовью к этому самому господину, пропускать нас он тоже не собирается.
   - Господа, дама всего лишь хочет... - начал было я, но был прерван вышедшей из-за моей спины альтой.
   - Дама всего лишь хочет перерезать ему глотку. С дороги!
   Весьма решительный настрой воительницы не укрылся от внимания стражей. Её коса и клинки за спиной - тоже. Но этого для служилых оказалось недостаточно.
   - У меня приказ, госпожа альта, - он заглянул ей в глаза и уже тише добавил. - Я лучше сдохну здесь от вашей руки, чем отправлюсь в пыточные застенки господина. Уходите, не испытывайте судьбу.
   Мы с Викторией переглянулись. Почему-то сразу расхотелось убивать этих ребят, хотя до появления в замке я и горел жаждой убийства. Не удивлюсь, если они вот так же, как и сейчас, выполняя приказ, вешали и распинали по приказу господина. Но далеко ли они в этом ушли от меня самого? Скольких я убил ради Империи? У них тут своя Империя, и они лишь выполняют приказ собственного Императора. Мы с женщиной извлекли клинки синхронно, словно специально договорились сначала подумать, и только затем переходить к делу.
   Наверное, если бы я немного замешкался, альта бы сама разобралась с обоими бойцами. Но я не собирался давать ей такую возможность. Никто не лишит меня хорошей драки! Даже моя женщина! А драка обещала быть знатной. Доставшийся мне противник принял мою шпагу на маленький тарч, и тут же контратаковал уже своей шпагой. Мы закружились в танце стали, нанося и блокируя удары.
   Я не стал сломя голову бросаться в бой, сначала следовало понять, что из себя представляет противник. Он тоже не спешил срываться градом ударов, совершая лишь разрозненные выверенные выпады. Шпаги рассерженными кобрами шипели и плевались ядом, вот только кусаться не спешили. Возможно, в другой ситуации я бы повёл себя иначе, но медитативное настроение последних дней упорно не желало уступать место привычной стальной круговерти. Каждый удар имел целью не убить противника на месте, не перемолоть его жерновами смертоносной стали, но оценить, взвесить и разложить по полочкам степень мастерства, навыки, характер и даже настроение воина.
   Несмотря на огромную разницу в степени личного мастерства, противник упрямо держался; порой, чтобы успеть вывернуться из-под удара, ему приходилось изощряться самым невероятным образом. Его блоки и удары были медленными, зато оригинальными. Всё это только усиливало моё не в меру разыгравшееся профессиональное любопытство. Вот только альта не поддержала этого творческого порыва. Короткий взблеск стали, и перешедший в контратаку противник уже лежит на земле. Она била плашмя, чтобы не убить, а только оглушить.
   - Не увлекайся, Вереск, нам ещё отшельника искать.
   - Могла бы и дать пару минут потанцевать: ничего не могу с собой поделать, люблю пробовать клинки против нестандартного оружия.
   - Я дам тебе такую возможность, - и женщина демонстративно подобрала тарч охранника. Мне оставалось только пожать плечами, убирая так и не попробовавшие крови клинки в ножны.
   За массивными дверями нашему взгляду открылся огромный каминный зал. Богатые ковры на стенах, картины в человеческий рост, обилие оружия - всё это должно было давить на окружающих и подчёркивать высокий статус хозяина замка. В самом же центре всего этого великолепия расположился обеденный стол, размером могущий соперничать с масштабами самого помещения. Именно за ним сейчас гуляли дворяне. Вернее, один дворянин, потому что все остальные уже благополучно спали в самых живописных позах. Кто-то уткнулся носом в тарелку, кто-то свернулся в обнимку с обширным кубком, а некоторых сон застал и вовсе на полу, под столом. Зато хозяин продолжал поглощать кубок за кубком, но вино словно не имело над ним никакой власти, он пил его, точно воду. Пока мы глазели по сторонам, массивное, оплывшее тело дворянина успело принять в себя целую полулитровую ёмкость, а его обладатель деловито плеснул себе из бочки, нацеливаясь продолжать сиё увлекательное действо.
   Здесь же нашлись и избитые слуги. Что не понравилось хозяину в подопечных, было не до конца понятно, нашему взгляду предстал лишь итог затянувшегося светопреставления. Слуги лежали в не менее живописных позах, нежели дворяне, только причина беспамятства была другой; ну и лежали они вокруг хозяина, а не за столом. Ни один из них уже не мог стоять на ногах, только самый стойкий тихо постанывал, превозмогая боль и пытаясь отползти к двери. Должно быть, именно в силу этого досадного недоразумения хозяин наливал себе сам, иначе стал бы он так утруждаться!
   - Эй, - гаркнул местный самодержец, увидев новые лица. - А ну иди сюда!
   Обращался он, похоже, к альте. Ту не пришлось просить дважды, она деловито проследовала к оккупировавшему изголовье стола человеку. Меня глубоко поразило предельное спокойствие женщины, которая срывалась от куда как более уважительного обращения. Это обманчивое спокойствие хранило в себе угрозу, равной которой я ещё не видел. Вот только хозяин пребывал в своих самовластных иллюзиях, не замечая очевидного. Подойдя к обширному хозяйскому креслу, воительница извлекла из складок своего одеяния нож.
   - Ну, здравствуй, голубок, - обманчиво мягко промурлыкала альта, останавливаясь в шаге от мужчины. - Советую рассказать, где сейчас мой отшельник. Пока ты ещё можешь говорить.
   Лишённые интеллекта серые, бесцветные глаза недоумённо уставились на женщину, проводили взглядом девичий пальчик, нежно поглаживающий кромку клинка, и в недрах одурманенного алкоголем мозга зашевелились обрывки мыслей. Взгляд хозяина вдруг стал цепким, быстро перетёк с ножа на прочую одежду воительницы, остановился на отблескивающей сталью косе, мило свернувшейся в ложбинке девичьей груди.
   - Альта? Что тебе от меня надо?
   - Я же сказала: отшельник.
   - Давай так: ты становишься на колени и будешь очень милой девочкой, а я, так и быть, отдаю тебе отшельника.
   - Пасть закрой, дама задала вопрос, - бросил я, медленно зверея. В моих руках сами собой оказались клинки.
   - Вер... - начала Виктория, но не успела закончить. В полу, прямо у неё под ногами, открылся провал, и ничего не успевшая предпринять альта исчезла в нём.
   Я стоял справа от женщины, немного сзади, поэтому разверзшийся пол не причинил мне никакого вреда. Зато меня обдало воздушной струёй - словно ей помогали падать с помощью магии.
   - Ты! - гаркнул хозяин, глядя совершенно трезвыми глазами в мои глаза. - Будешь наливать мне вино. А то слуги кончились. Быть может, тогда я и прощу тебе твою дерзость.
   - Оторви свою ж.., х... подзаборная, и дерись, пока я не прирезал тебя, как ..., - внешне спокойно ответил ему я, хотя внутри всё кипело. Только дворянская честь не позволяла мне сейчас же, не сходя с места, ударить недоноска шпагой. Но при всех его недостатках, он был дворянином, а дворянина нужно убивать по определённым правилам, если не хочешь потом нарваться на кровную месть родственников или судебное преследование императорской канцелярии.
   - С чего бы это мне вставать? Так будешь вино наливать, или как? Ну, не хочешь, как хочешь.
   Всё внутри вскипело от ощущения мощной волшбы, и, на вбитых многими и многими дуэлями рефлексах, я резко отпрыгнул в сторону. В место, где я только что стоял, впилась огромная ледяная сосулька, пол пошёл трещинами. Хозяин замка недоумённо зыркнул на дело рук своих, словно пытался найти где-то там останки упёртого гвардейца. Больше разводить политесы смысла не было: первым Дуэльное Уложение нарушил мой противник, что давало право убить его любым доступным способом.
   Моё тело, опережая сознание, метнулось к отморозку. Клинки нацелились строго в газ и сердце, и теперь неслись вперёд, словно две разъярённые кобры - неотвратимые и смертоносные. Противник был обречён, и сознанием я уже начал просчитывать последствия нечистоплотной дуэли, прикидывать, как ловчее спустить ситуацию на тормозах. Но я рано отвлёкся, шпаги застыли в нескольких сантиметрах от дворянчика, не в силах пробить его магический щит; под давлением тренированных рук лишь упруго гнулся металл самих клинков. Теперь пришёл черёд хозяина. Воздушный кулак буквально смёл меня, и если бы я в последний момент не дёрнулся, уходя с линии атаки, внутренности некоего нерасторопного гвардейца на стене стали бы ещё одним украшением каминного зала, наряду с картинами и коврами.
   Я вскочил с пола и тряхнул головой, пытаясь разогнать круги перед глазами. Это немного помогло, но в следующее мгновение пришлось вновь лететь на пол и уходить в перекат от очередной чародейской атаки. Следом прилетела вереница огненных шариков. Они шли веером, разлетаясь от выставленной вперёд ладони чародея, и увернуться от них было очень непросто. Я стоял и понимал, что, если ничего не придумаю, один из таких чрезвычайно пакостных гостинцев обязательно меня заденет. Каково же было моё удивление, когда вся вереница прошла чуть правее, даже интуиция смолчала, так и не ощутив прямой угрозы. Мы с чародеем переглянулись. Маг магом, но одно дело трезвый маг, и совсем другое - маг изрядно захмелевший.
   Хозяин замка больше не гоношился. Он понял, что легко разделаться со мной не получится, несмотря на всю его магическую силу. Началась игра, которую я не мог выиграть по определению, но которая и моему противнику доставляла мало приятных моментов. Чародей долбил меня магией - удар за ударом, - но хмель лишал его творческой жилки. Однотипные монотонные плетения оказались верхом его возможностей. Пострадал от алкоголя и магический резерв, ещё более снизив его боевые кондиции. Я уж молчу, что чародей продолжал время от времени промахиваться! Так, его огненные шары так ни разу в меня и не попали.
   Спустя несколько минут бессмысленной долбёжки, маг сменил тактику - он решил отказаться от всего мелкого и прицельного в пользу более обширных плетений. Видно, и применительно к магам сохраняло силу железное правило: опыт не пропьёшь.
   А ещё я был далеко не единственным живым человеком в зале, поэтому практически все волшебные извращения чародея находили какую-никакую, но цель. Сначала, как наиболее близкие к эпицентру творящегося в зале магического безумия, полегли ещё живые слуги. Затем пришла очередь гостей. И вот тут-то у хозяина замка включилась какая-то часть мозга. Он вынужден был встать с кресла и отойти ближе к окну, чтобы хотя бы на начальном этапе траектории его снаряды не задевали дорогих его сердцу гостей. Я, в свою очередь, продолжал искать выход из сложившейся патовой ситуации. Отступление чародея открыло новые тактические схемы и дало мне возможность подойти поближе к столу, чтобы воспользоваться расставленной тут и там громоздкой мебелью.
   Начался новый этап светопреставления. Я швырял в чародея кубки, посуду, ошмётки пострадавшей в магическом бедламе мебели. Целая мебель также шла в ход. Так, монументальные деревянные стулья служили надёжными укрытиями (если с них предварительно стряхнуть гостей), а скамьи и остатки постаментов для экспонатов позволяли сооружать импровизированные баррикады. Но и мой противник постепенно трезвел, и хотя его резерв был далеко не безграничен, он, тем не менее, давал чародею шансы учудить что-то пакостное прежде, чем окончательно истаять. И маг учудил.
   Я с тоской смотрел на приближающуюся вереницу огненных шариков, на этот раз не собирающихся пролетать мимо. Самое поганое, я оказался в этот момент на полу, напрочь лишённый манёвра. Рука автоматически зашарила вокруг в попытке найти хоть какой-то предмет для защиты. Дохнуло разогретым и сухим воздухом; утробный гул закрученного спиралью огня резанул по слуху, затмевая прочие звуки. Глаза слепли от нестерпимо яркого первозданного пламени. В последний момент я вскинул руку с зажатым в ней клинком, в отчаянии пытаясь заслониться им от неизбежной смерти. Прошло мгновение. Жар резко спал, только рукоять меча хранила первородное тепло. Я на инстинктах откатился в сторону, свет загородило что-то тёмное и массивное; протёр рукавом слезящиеся лаза, слух начал ловить посторонние звуки. Никакого гула больше не было, никакого нестерпимого света больше не существовало. Взгляд упал на всё ещё зажатый в руках клинок: это был альтовский меч! Вот почему огонь меня пощадил! Я на всякий случай откатился вбок и натолкнулся на что-то массивное. Ножка стола! Значит, предсмертные метания закинули меня под массивную столешницу. Нужно было срочно выбираться из этой деревянной западни.
   Я аккуратно высунулся из своего укрытия. Чародей озирался вокруг, пытаясь понять, что же только что произошло, и куда делся его на редкость живучий противник. Алкоголь тормозил его реакцию, притуплял восприятие, но дураком не делал - ничего удивительного, что маг почуял неладное. И его можно было понять! Огненный шар исчез совсем не так, как должен был, повстречавшись с податливой человеческой плотью. Чтобы увидеть всю картину в целом, чародей подошёл поближе и специально наклонился над подозрительным местом. Я был бы не я, если бы не воспользовался замешательством местного самодержца. Удар альтовским клинком по шее высек сноп искр из магического щита хозяина замка, а его самого бросил на пол. В следующее мгновение тяжёлый форменный сапог хорошенько приложился о порядком опостылевшую мне физиономию. Ещё удар, ещё, ещё... Я бил до тех пор, пока не почувствовал, что ещё немного, и маг уже никогда не сможет отвечать на вопросы живых.
   Дальше всё было предельно просто. Привязать руки чародея к его собственным икрам, заткнуть рот первой попавшейся пропитавшейся кровью тряпкой, основательно привязать её на затылке. В таком положении маг точно не сможет нормально колдовать, даже если и придёт в себя. Я уселся в первое попавшееся кресло и осмотрел порядком разгромленный зал. Большинство слуг магическое буйство хозяина не пережило. Некоторые из них напоминали тряпичные куклы, настолько сильно их потрепала тяжеловесная магия воды. Тела других разметали смертоносные завихрения ветра, и теперь от них остались лишь жалкие ошмётки, которые и телами-то сложно было назвать. Гостям тоже досталось, пусть и не так сильно. Два тела полностью выгорели в первородном пламени огненных шаров: от них остались лишь невнятные подпалины на полу. Другие переломала магия ветра и воды. Самые удачливые, оказавшиеся вовремя скинутыми на пол, потихоньку начинали подавать признаки жизни. Хотя до полного пробуждения им было ещё далеко.
   От былой красоты каминного зала не осталось и следа. Великолепные картины и ковры были изорваны в клочья или выгорели до состояния почерневших скелетов. Даже оружию на стенах порядком досталось. Да что там говорить, сами стены местами покрывала обширная сеть трещин, кое-где виднелись сквозные отверстия. На внешней стене не осталось ни одного целого окна, только беспечный ветер, особенно ощутимый на верхнем этаже довольно-таки высокого строения, играл в свои игры. Шевелил волосы лежащих на полу людей, гонял пепел и обрывки одежды... Жуткая картина, одним словом.
   Я крепче стиснул рукоять альтовского меча. Как можно без него драться с магами? Не понимаю. Что я вообще хотел доказать этим выродкам? У человека не должно быть такой силы, он слишком большая мразь, чтобы ею владеть. Сейчас мне это стало особенно очевидно. Плевать, что среди магов есть нормальные парни, без гонора и жажды власти. Главное, что среди них хватает вот такой вот мрази. Даже если он один такой на тысячу, этого слишком много для нашего мира. Чем он жил? Издевался над своими слугами, стращал своих крестьян, презирал своих собственных гостей, глумился над устоями нашей Империи, отрицая её дуэльное уложение. Подозреваю, чем-то подобным могут жить и обычные люди. Но с них куда проще спросить, чем с него.
   На моё плечо легла знакомая ладонь. Я уже по одной её тяжести и манере отличал свою альту.
   - Милая, я больше не хочу знать о жизни подов. Я понял, почему их так называют в войсках.
   - Неужели?
   - От слова "подлость". Мы, военные, открыты и понятны. А невоенные - мастера скрывать свою гнусь. Вот только совсем её спрятать невозможно, и она невольно пробивается наружу. Ведь он же был на хорошем счету у Императора?
   - На хорошем. Был. С этим не поспоришь. Стоп. Он что, маг?!
   - Да, как видишь.
   - Извини, Вереск, я не знала... - женщина в невероятном эмоциональном порыве упала на колени, обхватила мои ноги своими сильными руками, прижалась щекой.
   - За что ты просишь прощения? Ты же оставила мне клинок. Это я, дурак, не сразу его нашёл.
   - Я должна была знать! - она подняла полные слёз глаза. В них было подлинное отчаяние.
   - Ничего ты не должна, успокойся.
   - Нет, Вереск, я должна была проверить! Вместо того чтобы возвращаться из темницы, я, как дура, бегала и искала отшельника. Я должна была сразу вернуться!
   - Мы пришли сюда за твоим отшельником, ты всё сделала правильно. Всего предвидеть нельзя, к тому же я уже большой мальчик, могу за себя постоять, - последняя фраза почему-то успокоила альту, даже породила робкую улыбку на её лице. Хотя, возможно, дело было не в словах, а в моих пальцах, нежно ласкающих её щёку. Довольная женщина тут же поймала мою руку, и стала тереться щекой о ладонь в ответном жесте.
   - Приедем в Ариниссандру, я подарю тебе нормальные клинки, пояс и кольчугу. Иначе с твоим умением влипать в магические неприятности ты долго не проживёшь.
   - А ещё взвод альт в полной броне, и чтобы все обязательно были с драконьими хвостами!
   - Вереск, не ёрничай. А то я, в самом деле, приставлю к тебе взвод альт. Ты же с ними не справишься!
   - А разве мне нужно с ними справляться? Они же будут заниматься моими врагами.
   - Это во время боя они будут заниматься врагами, - загадочно фыркнула женщина, - а вот во время кратких передышек они обязательно займутся тобой.
   - Ну, это уже мои проблемы. Ладно, показывай своего отшельника!
   - Он ждёт нас у лошадей. Но сначала... - женщина метнулась к поверженному чародею. Одно неуловимое движение ножом, и в её руке осталась только человеческая голова, покачивающаяся на спутанных волосах. Я заворожено смотрел, как милая и женственная альта мягкой стелящейся походкой хищника подходит к креслу во главе стола и водружает на его высокую спинку свой мрачный груз. Пустые глаза чародея воззрились на стол, сейчас пустой, но ещё совсем недавно заполненный плотным строем гостей. - Вот теперь точно всё.
   - Но Виктория! Его нужно было убить на официальной дуэли! Зачем ты это сделала?
   - Какая дуэль, мальчик?! Эта мразь недостойна даже пачкать своей кровью твои клинки, а ты говоришь: "убить на дуэли..."
   - Настоящие дворяне так не делают.
   - Зато я делаю. Это мой долг, моё право и моя ноша. Подумаешь, одной смертью за плечами больше? От неё, по крайней мере, душа так не болит... как от других... - женщина отвернулась от меня, чтобы я не видел её превратившихся в озёра скорби глаз. Однако я успел заметить отблеск чудовищной, нечеловеческой боли в этих озёрах. Из головы тут же вылетели мысли про какого-то там пода, ими полностью завладела моя женщина. "Что же в тебе так страдает, кошечка?" - вновь задался я мучившим меня вопросом, но так и не получил ответа. Вместо этого Виктория, стоило ей оказаться рядом, доверчиво ткнулась в моё плечо, обвила руками шею, и вся словно бы растворилась во мне. Стоит ли говорить, что я забыл не только о своих вопросах, но и о своём существовании в этих объятиях?
  
   На улице уже не было былого безлюдья. По площади бродили понурые люди, словно и не люди вовсе, а безликие тени живых. У подъёмного механизма разверзшихся в поздний вечер ворот слышались матюки и звуки ударов - и это явно были не тени! - что несколько скрашивало серую хмарь двора.
   Загадочный отшельник нашёлся по другую сторону рва. Пусть он и не был бойцом, но и дураком точно не был: ждать развития событий внутри замка было бы вершиной глупости. Уж чем-чем, а гуманизмом и состраданием местные жители точно не страдали! В этом проклятом всеми богами поместье только альта ценила закутанного в рваное тряпьё седого старца.
   Мы обменялись взглядами. Странно, но в его глазах не было страха; не было там и отчаяния - даже обычного для простолюдинов смирения не наблюдалось. Мне это сразу понравилось. В остальном же он не выделялся из окружающего пасмурного мира: такой же неопрятный и такой же нищий.
   - Ну, здравствуй, отшельник, - хмыкнул я, вскакивая на лошадь и протягивая руку своей альте. Она послушно вскочила в седло, и заворочалась, поудобней устраиваясь в моих объятиях.
   - И ты здравствуй, господин, - отшельник вскочил на свободного скакуна. Тот попытался выразить ему всю степень своего недовольства, но после гневного окрика альты послушно пристроился в хвост моему жеребцу, бережно неся на спине ненавистного седока.
   - Меня зовут Вереск эль Дарго. А у тебя есть имя?
   - Есть, но все называют меня Отшельником. Это теперь моё имя.
   - Ты сторонишься людей? Почему?
   - Посмотри на свои руки, - я недоумённо перевёл взгляд на ладони. Точно, все их избороздили красные полосы запёкшейся крови - моей и моего последнего противника.
   - Ха, кровь. Она никак не оттирается.
   - Живя среди людей её не оттереть. Будешь стирать кровь одних, будет появляться кровь других. Пока кто-то не запачкается твоей кровью.
   - Некоторые поды не убивают и не умирают.
   - Но это не значит, что на их руках нет крови.
   - Значит, без крови жить нельзя?
   - Почему же? Вот я живу без крови. Потому что стою в стороне, никому не перехожу дорогу, ничьих интересов не затрагиваю. Поэтому я отшельник.
   - Как у тебя всё легко получается. Вот ты ушёл от людей. Но люди-то тебя не очень-то отпускают - вон, в темницу даже кинули, - я немного опешил от столь очевидного и гениального ответа старца и теперь пытался собраться с мыслями. Философские диспуты были мне не очень привычны, но медитативное настроение последних дней сыграло свою роль. Насыщенная на происшествия неделя пронеслась перед глазами, подтверждая каждый нюанс житейской мудрости отшельника.
   - Люди вообще постоянно давят друг друга, стараются навязать друг другу свои интересы. Даже я, не имея ничего за душой, могу послужить чьим-то интересам - просто потому, что сам человек. Но я нашёл свой путь: здесь, в лесу, меня хотя бы никто не вынуждает давить.
   - И что, есть только один способ жить без крови на руках? Уйти от людей? Что-то тут не вяжется. Какая-то у тебя антигосударственная ересь получается: мол, уходите все в лес, чтобы никто вас не трогал. Так не бывает. И вообще... Вот меня никто сейчас особо не давит. Да, в казарме давят, а в лесу, в дозоре, нет...
   - Расскажи ему про другой путь, - неожиданно вмешалась в разговор моя альта. - Он ему подходит куда больше, чем твой.
   - Да, господин, вы правы. Помимо пути созерцания есть путь активного действия. Чтобы люди так сильно не давили, можно самому давить сильней, чем могут они. Так в государствах складывается иерархия. Чем выше ты стоишь в ней, тем меньше на тебя давят. Первые иерархии возникли ещё до государств, на грубой силе или на звериной хитрости. Теперь всё сложней, не обязательно даже быть сильным и хитрым, чтобы стоять высоко и иметь силу давить. Вот и ты, господин, стоишь в дозоре просто выше прочих, вот на тебя и не давят. Некому давить.
   - Но подожди, как-то всё это уж очень мелко получается. Мелкие меркантильные интересики. Есть же высшие интересы, честь, долг, отвага. Уважение, дружба, любовь. Интересы Империи. Ты, в самом деле, думаешь, что мы, на границе, только из-за любви, так сказать, к искусству там подыхаем и убиваем?! Хорошо небось стоять в стороне, когда другие за тебя кровь проливают!
   - Это другое, господин. Мой путь чем-то похож на то, что ты описываешь. Я люблю людей и не хочу на них давить. Чего же в этом плохого? Есть некоторые люди, которые, действительно, ставят некие высшие интересы выше своих собственных. Но ты когда-нибудь задумывался: а сколько их, таких людей?
   - Ты прав. Даже среди нас очень много тех, кто делает карьеру, лезет вверх или пытается обогатиться. Но если ты сам лишь стоишь в стороне, зачем ты понадобился Виктории?
   - Мы говорили с тобой о крови. Ты очень метко сказал, что твоя кровь не оттирается. И она не ототрётся. Она навсегда прикипает к человеческой душе. Есть только один способ её стереть - выговориться. Но не в кабаке, похваляясь своими подвигами, а с болью исторгнуть из себя кровь, презирая себя за неё. Так можно выговориться только понимающему человеку, готовому принять на себя часть твоей боли. Я могу принять человеческую боль и облегчить тем самым человеческую душу. Поэтому Виктория считает, что я должен жить. Это её выбор.
   - Ты помогаешь тем, кому тяжело от крови на руках?
   - Да. Ко мне иногда приходят люди, потерявшие путь, потерявшие смысл. Те, кто не хочет больше убивать. Иногда их присылают альты, иногда - они сами меня находят.
   - Значит... я не один такой?!
   - Если ты переживаешь из-за убийств на своей душе, то, конечно, не один. Некоторые люди, для кого важны те ценности, о которых ты говорил, иногда начинают сомневаться, начинают искать ответы. Они чувствуют, что если дальше продолжать убийства, если дальше идти по головам, лишишься разума. Вернее, его части - души. Утратишь способность любить, сострадать, утратишь совесть, будешь считать личную честь лишь средством убить другого на дуэли. Человек очень легко всё это теряет, он даже может этого не замечать, а потом бывает уже поздно. Человеку нужно всё растолковать, нужно чтобы его боль поняли и приняли, иначе она просто выжжет его душу.
   - А альты? Кому выговариваются они? Как лечат свои душевные раны?
   - У альт свои методы и свои тайны.
   - Вереск, не надо, - вмешалась в разговор Виктория. - Ты всё узнаешь в своё время.
   - Я хочу тебе помочь, милая. Если отшельник прав, я касался твоей боли, но ты не пыталась поделиться ею со мной. Или я не подхожу для этой роли?
   - Вереск, ты даже не представляешь, насколько ты для этой роли подходишь. Более того, ты эту роль уже выполняешь, порой не догадываясь о том. Я просто не хочу сейчас травить себе душу и пачкать тебя своей кровью. У нас, альт, есть свои методы, как справедливо сказал отшельник. Лучше не влезай пока что так глубоко. Потом ты всё поймёшь.
   - До встречи с тобой я бы посмеялся над тем, что говорит отшельник. Вернее, не до встречи даже, а до той охоты. Но как-то я вдруг осознал, что больше не могу убивать. Даже ради Империи. И теперь я начинаю понимать, что это было. Спасибо тебе, отшельник: мне, в самом деле, стоило с тобой побеседовать.
   Всю дорогу до жилища отшельника мы провели за беседой. Его простые и, вместе с тем, исполненные глубокого смысла слова заставляли думать. Но куда важней было другое. Почему-то рядом с ним было спокойно. Он словно бы излучал спокойствие и умиротворение, сама его манера держаться, голос, взгляд - всё было ровным, неконфликтным, исключающим даже намёк на отрицательные эмоции. И это у человека, только что пережившего издевательства и тюрьму! Мои сослуживцы после злоключений топили негатив в вине, сдабривая его крепкой руганью и бесконечными ссорами.
   Невольно вспомнилась давняя реплика альты про красивые мысли и чувства. Рядом с этим человеком казались дикими и постыдными мои недавние подозрения Виктории в измене. Моё разочарование в подах также начало медленно сглаживаться, не выдерживая испытания контрастом между давешним дворянчиком и отшельником. Увидеть его стоило уже ради одного этого.
   Мы распрощались возле лесной лачуги. Как ни звал отшельник погостить у него, альта была непреклонна: потеряно слишком много времени. Дальше мы гнали так быстро, как только позволяла дорога; лишь возле тракта я ненадолго придержал рвущуюся вперёд воительницу.
   - Спасибо, Виктория. Мне действительно стоило его увидеть.
   - Я знаю, Вереск, - в этой сдобренной эмоциональным посылом реплике было столько смыслов, что у меня из груди выбило воздух, как от удара. Я отдышался и поспешил к тракту, чтобы альта не видела моей секундной слабости. Наивно, наверное: она читала эмоции, словно открытую книгу.
  

Столица

   Столица встретила нас обилием зелёных садов и точно выверенными геометрическими формами кварталов. Тут и там виднелись дворцы, зажатые между сравнительно небольшими, но аккуратными домиками. Однако нигде не было даже намёка на серость большинства виденных мною городов. Как дворцы, так и дома утопали в зелени садов, что делало их похожими на драгоценные камни в зелёной оправе.
   Особенностью Ариниссандры также было полное отсутствие крепостных стен. Их заменяли расположенные по периметру магические башни, снаряженные сверхмощными боевыми артефактами. В каждой такой башне несли круглосуточную стражу гарнизонные маги. Строить дома за охранным периметром не разрешалось, и всё пространство вокруг столицы было покрыто зеленью трав.
   Чуть поодаль, с северной стороны, зелёный луг плавно переходил в город-спутник Ариниссандры - Малый или, по-другому, Портовый город; ещё северней величаво несла свои воды широкая судоходная река. Не трудно было заметить, что Малый город пробился к жизни как своего рода мост между оторванной от воды, но настойчиво к ней тяготеющей столицей, и совершенно безразличной ко всему величавой хозяйкой Запада - рекой Верелеей. Мост, правда, получился крайне непрезентабельным: его составляло сплошное нагромождение деревянных лачуг, каменных домиков и просторных складов.
   Я в немом восхищении любовался с пригорка открывающимся видом Ариниссандры, о которой столько слышал, но которую сам никогда не видел. Императорская офицерская Академия, где мне довелось учиться, располагалась не здесь, а в пограничном городке Тиритор, что на севере Империи. Должно быть, чтобы юные чада родовитых аристократов не пользовались возможностью спрятаться под мамину юбку или батин сюртук, а принимали вызовы судьбы своей собственной грудью. Альта дала мне вдоволь насладиться красотами столицы, и лишь спустя долгие десять минут тронула поводья, предлагая следовать за ней. Мне оставалось лишь молча отвернуться от рукотворного великолепия и последовать за возлюбленной.
   Наш путь пролегал по ставшему уже привычным широкому оживлённому тракту, человеческой рекой вливающемуся в столицу. Въездные ворота в Ариниссандре отсутствовали по определению, ибо банально не было стен, чтобы их поставить. Ставить же воротины в чистом поле... На такую глупость Император не решился. Видно, у него под рукой не нашлось собственного эль Антилии или, на худой конец, приказчика Гаспара. Те бы поставили.
   Ворота в столице с успехом заменял особый пролёт между башнями, где в небольшой караулке несли стражу служилые. Отношение стражи мне сразу понравилось: никакой безалаберности, никаких поборов, дежурные только отдали честь мне и поклонились Виктории. Я сразу отметил подчёркнуто уважительное отношение охранников к альте - особенно заметное на контрасте с предыдущими городами и весями. Лишь когда мы вступили в город, меня окликнул стражник с узорами капитана на тёмно-синей форменной крутке. Он вежливо "напомнил" об обязанности всех вновь прибывающих офицеров и унтеров регистрироваться в Императорской канцелярии.
   Мы с Викторией без лишних разговоров отправились прямо в канцелярию. Женщина больше не спешила, всем своим видом демонстрируя сытое довольство от нашей конной прогулки. Я отвечал возлюбленной тем же, хотя где-то в глубине души и предчувствовал скорую разлуку. А тут ещё и окружающее великолепие располагало к романтике... Мы словно шли по бесконечному парку - зелень подходила к самой мостовой, создавая над ней тенистый полог, благоухающий лесной свежестью. Хотелось найти тихую солнечную полянку, окунуться в зелень разнотравья...
   Но все эти мысли оставались лишь мечтами, наваждением, навеянным обманчивой красотой городского великолепия, ибо за деревьями и кустарником скрывалась вовсе не лесная чаща, а чаща человеческих страстей. В столице было слишком много людей, чтобы даже самая уютная беседка в самом удалённом закутке частного парка могла полностью отсечь тебя от человеческой стихии. А люди здесь были именно стихией - слепой и безразличной не только вовне, но и друг к другу. Люди пробегали мимо друг друга, не поздоровавшись, не позубоскалив. Они, жившие в одном месте, можно сказать, плечом к плечу, просто не знали друг друга! Для меня, привыкшего к дальним гарнизонам и небольшим городкам, эта атмосфера была сущей дикостью. Одним словом, чтобы ощутить местный гадючник, не нужно быть альтой.
   Здание Императорской канцелярии вынырнуло из зарослей неожиданно, и сразу же приковало к себе самое пристальное внимание. Я ожидал увидеть очередное серое строение, подобные которым давно стали визитной карточной императорской бюрократии, но вместо этого передо мной предстал роскошный дворец, размерами превосходящий всё, виденное мною до этого. По всему выходило, чиновникам здесь жилось неплохо, их уважали и способствовали их быстрому размножению. В тёплом свете, исходящем от Императора, для них создавались самые благоприятные, можно сказать, тепличные, условия. У нас в гарнизонах их положение было, мягко говоря, иным, я уж не говорю о частых случаях укорачивания на голову особенно въедливых и склочных представителей этой братии. Так что я не собирался потакать чиновничьей касте и рассчитывал как можно быстрей покончить с формальностями.
   Виктории мой настрой явно пришёлся по вкусу. На моё предложение подождать на улице она лишь отрицательно качнула головой, да лукаво улыбнулась. "Хочу на это посмотреть", - прокомментировала она вслух своё решение. И опять я не стал настаивать, а вместо этого принялся озираться по сторонам, разыскивая, куда же тут приткнуть лошадей. Но передо мной были лишь громадные двери с ведущей к ним не менее громадной лестницей; даже намёка на конюшню не было. Тут мой взгляд упал на быстро семенящего по лестничным ступеням серенького человечка. Я, недолго думая, пустил коня ему вослед, прямо по ступеням; догнал и любезно так, сквозь зубы, поинтересовался:
   - Вас не затруднит отвести наших лошадей на конюшню?
   На мою просьбу человечек втянул голову в плечи и попытался обойти возникшую перед ним чёрную громадину лошади. Однако скакун никак не желал кончаться, следуя параллельным ему курсом. Тогда человечек предпринял новый манёвр. Он резко пропал из поля моего зрения, а когда я понял, в чём дело, парень уже сломя голову бежал наверх: оказывается, он пролез под животом у моего коня, который от такой наглости лишь недоумённо фыркнул!
   Нестись следом было бессмысленно, ведь до массивных дверей оставалось совсем недалеко, а человечек бежал, словно за ним по пятам гнался зеленокожий орк. Пришлось мне искать новую жертву. Следующие минут десять я, под звонкий смех альты, пытался выловить ещё какого-нибудь работничка канцелярии. Они иногда появлялись на ступенях, но, только завидев меня, пытались пройти, проползти или пролететь мимо. Не знаю уж, что во мне было такого особенного, но чиновники предпочитали близко не подходить. Пару раз из дверей высовывались новые работнички, желавшие, по всей видимости, покинуть здание канцелярии, но, завидев меня, тут же ныряли обратно. Окончательно меня добило поведение какого-то их начальника, который подъехал к ступеням в роскошной карете. Чиновник гордо покинул своё седалище, и, уже занося ногу на ступеньку, заметил меня. Его спесивая физиономия вмиг приобрела растерянный вид и землистого оттенка цвет, он подхватился и, запрыгнув обратно в карету, застучал колёсами и копытами прочь от здания. Это стало последней каплей.
   - Поедем на лошадях, - принял я единственно возможное в таких условиях решение, чем заслужил новый взрыв смеха моей альты и озорной, полный удали взгляд зелёных глаз.
   Мы стали степенно подниматься по лестнице, всем своим видом демонстрируя, что так и было задумано с самого начала. Только немного пришлось повозиться с тяжёлой дверной створкой, не рассчитанной на приём конных процессий. Впрочем, ей хватило хорошего удара задними копытами моего скакуна, и упрямая створка с натужным скрипом отлетела вовнутрь. Мы же торжественно вплыли в широкий холл, перезвоном копыт возвещая местную братию о своём прибытии. Нашего появления ждали. У дверей скопилось человек восемь, и, стоило нам ворваться вовнутрь, как они горохом посыпались наружу.
   - Они что, специально ждали, когда мы въедем сюда на лошадях? - я даже растерялся от осознания такой простой и такой нелепой мысли. Женщина же в ответ только сверкнула на меня глазами, да указала взглядом куда-то вдаль по коридору. Я с недоумением проследил за её взглядом.
   Там, в океане света от мириад магических светильников, нам навстречу торжественно рысила тройка гвардейцев. Яркий белый свет создавал ореол величия у лошадей и их всадников, придавал открывшейся нам картине неестественную чёткость. Это было красивое, ни на что не похожее зрелище, словно бы сошедшее с батальных полотен. Мы обменялись с продефилировавшими мимо офицерами воинскими приветствиями, и я резко пустил коня в галоп. Всё, пора кончать этот балаган!
   На другом конце коридора, прямо у стены, расположился маститый чиновник. Он сидел за столом и что-то записывал на листе бумаги. Поравнявшись со столом, я, нависнув над служкой всей своей конной массой, любезно поинтересовался:
   - Где мне следует отметиться?
   - Вас не затруднит пару минут подождать, господин офицер? - чиновник продолжал писать. Он лишь на секунду поднял на меня глаза, и тут же склонился обратно, к своим обожаемым бумагам и закорючкам.
   - Затруднит, - холодно бросил я, слезая с коня и демонстративно протягивая руку к мечу за спиной.
   - Так я и знал, - тяжело вздохнул писака. Он окончательно отложил в сторону перо и теперь смотрел на меня грустным, немного ироничным взглядом.
   - Что знали? - немного опешил я.
   - Что вы не станете ждать. Как и все гвардейцы до вас.
   - Хватит мне зубы заговаривать, отмечайте, где нужно.
   - Понимаете, господин офицер, пока я не отмечу предыдущих, я не могу отметить вас. Вот сейчас впишу в бумагу господ офицеров, а затем незамедлительно впишу и вас, - во взгляде чиновника не было страха, только вселенская грусть и всепрощение. Он чем-то напомнил мне давешнего лесного отшельника.
   - По дороге к вам я видел много народу, почему бы не посадить кого-нибудь из них вам в помощь? - я окончательно сбавил обороты.
   - У них другая работа и... офицеры нечасто жалуют нас своим вниманием.
   - На воротах сказали, что каждый обязан отмечаться.
   - Ну... в ваших же уставах этого правила нет, вот и не спешат гвардейцы в канцелярию, резонно полагая, что им всё равно ничего не будет, если не отметятся.
   - Тогда чего я тут с вами время теряю?!
   - Да не волнуйтесь, уважаемый, я уже почти закончил с вашими предшественниками. За разговором время летит незаметно, не правда ли? Просто представьтесь, пожалуйста, и можете ехать по своим делам.
   - Вереск эль Дарго, лейтенант гвардии, северная граница, - с этими словами я вскочил на коня и дал тому шенкелей. Конь, словно желая поддержать настрой своего всадника, напоследок фыркнул почти в самое лицо писаке.
   - Должен признать, вы очень сдержанный и рассудительный молодой человек; офицеры до вас разрубили мне стол, посчитав это самым лучшим способом "отметиться", - грустно прокричал мне вдогонку чиновник. Я только хмыкнул, а скакавшая рядом Виктория разразилась новым приступом своего журчащего смеха.
   Спускаться вниз по ступеням коням было непривычно, они шли очень аккуратно, и подгонять их не было никакого смысла - соскользнёт копыто, без травм не обойдёшься. За сложным спуском мы как-то упустили происходящее вокруг. Оказалось, внизу, у самого подножия лестницы, нас поджидали трое офицеров, с которыми мы обменялись приветствиями в Императорской канцелярии.
   - Простите, госпожа, вы ведь настоящая альта? - поинтересовался одни из них у моей спутницы, едва мы поравнялись с троицей. Улыбка с лица воительницы тут же пропала, сменившись холодной сосредоточенностью, замешанной на подозрительности.
   - Что вам угодно, сударь? - вместо ответа вопрошала женщина.
   - Знаете, я всегда мечтал потрогать боевую косу настоящей альты, - затем, подавшись немного вперёд, молодой офицер в чине младшего лейтенанта тихо добавил, - но мои товарищи утверждают, что вы откажете. Мы даже поспорили с ними. Ну, так как, кто из нас прав? Я очень Вас прошу, миледи!
   - Ваши товарищи правы: это исключено, - холодно отрезала дама, продолжая неотрывно следить за каждым движением странных офицеров.
   - Но я очень попрошу, миледи! - продолжал наседать офицер.
   Один из его товарищей в этот момент метнулся вперёд, и почти уже дотронулся до косы Виктории, когда воздух рассекла серая вспышка; на мостовую упал обрубок руки, в полёте забрызгав кровью господ офицеров. Лишившийся руки побледнел, но не издал ни звука; товарищи поспешили перетянуть его культею.
   - Вы за это заплатите! - попытался начать качать права младший лейтенант, но тут уже не выдержал я.
   - Сопляки! - прорычал я. - Да как вы смеете?! Дама чётко дала понять, что не желает с вами общаться. К оружию, господа!
   - Господин лейтенант, это мы оскорблены возмутительным поведением альты. Позвольте сначала решить вопрос чести с ней, и уже затем мы дадим вам удовлетворение.
   - Решать вопрос чести с дамой?! Вы там совсем, что ли, ошалели на своей границе?
   - Но она не человек... - смешался молодой лейтенант, да и остальные офицеры несколько оторопели. В душах дворян назревал конфликт императивов. Одна их часть, опираясь на весь прожитый опыт, твердила, что за даму отвечает мужчина, другая же часть пыталась опереться на реальную картинку: увешанная оружием женщина отрубила руку гвардейцу. Примечательно, что здравый смысл не спешил одерживать полную и безоговорочную победу, - настолько сильно было чувство привычки.
   - И не женщина? - иронично воздел брови я.
   - Женщина... но неженщин-альт не бывает! - нашёлся молодой лейтенант.
   - Не бывает потому, что их нет, или не бывает потому, что вы их не видели?
   - Женщина не будет рубить руку офицеру! - снова нашёлся парень.
   - Вы хоть сами-то верите в то, что говорите?! Лично мне пыталась. А другая даже пыталась кое-что поважней откусить. Значит, она была в тот момент не женщиной, а кем? Коровой? Кошкой? - старшие дворяне заулыбались. Видно, припомнили свой собственный неудачный опыт общения с противоположным полом. Поэтому я решил припечатать. - Разъярённая женщина даже человеческой расы способна на самый безрассудный поступок, если что-то задевает её за живое. А как они жестоки по отношению друг к другу?! У мужчин куда больше тормозов. Именно поэтому мы отвечаем за вопросы чести.
   - Хорошо, господин лейтенант, я признаю, что альта не перестаёт быть женщиной, - вмешался в разговор старший товарищ лейтенанта. Он успел за время нашего спора составить очень серьёзное умозаключение, против которого никто из присутствующих не нашёл, что возразить. - Пусть женщины дарят жизнь, мы же будем делать то, что умеем куда лучше - её отнимать. Я к вашим услугам, лейтенант!
   Теперь уже гвардейцы восприняли моё вмешательство, как подарок судьбы. Оно как минимум позволяло им отложить внутреннюю борьбу до лучших времён. Даже попытка моей дамы поучаствовать в дуэли и получить свою долю обидчиков натолкнулась лишь на недоумённые взгляды уже всё для себя решивших дворян. Видя разгорающееся в душе женщины бешенство, мне пришлось несколько охладить её праведный гнев:
   - Миледи, не надо вмешиваться, мы офицеры и разберёмся по-мужски, чётко по кодексу. Если же вы вмешаетесь, получится непонятно что, ведь вы не императорский офицер. К тому же... защита чести дамы - это моя обязанность, от которой вы не можете меня освободить.
   Альта, по-прежнему метая взглядом молнии, отвернулась. Она неспешно стряхнула кровь с меча, неспешно обтёрла его извлечённой из одежды тряпочкой и вогнала в ножны. Сейчас я в полной мере ощутил, насколько великолепно моя женщина себя контролирует. Альта была возбуждена и готова к прыжку, точно разъярённая хищница, но тело действовало чётко, не совершая лишних движений, даже лицо почти не выражало эмоций, и я ощущал её настрой лишь благодаря нашей ментальной близости. Только голос воительницы напоследок ударил всех присутствующих стальной плетью.
   - В таком случае я прослежу за чистотой дуэли. Если что, вам, господа, может представиться случай прикоснуться к моей косе. Перед смертью, - с этими словами воительница грациозным движением прелестной головки перекинула косу с одного плеча на другое. В воздухе на мгновение сверкнула молочная сталь, озарив присутствующих солнечными бликами металла, особенно яркими на смертоносном острие.
   Этот пассаж альты заставил нас всех переглянуться. Воины уже не были столь уверены в своём выборе, чаша весов сомнения всё более склонялась в сторону альты - не совсем женщины. Но офицеры отринули рассуждения до лучших времён, уже поглощенные подготовкой предстоящего действа. Короткими репликами мы обозначили условия дуэли. На этот счёт ни у кого не было никаких сомнений, все действовали по многократно отработанной канве. Вопрос встал лишь в месте, и гвардейцы почему-то с жаром стали отстаивать площадку по левую руку от нас. Место, в самом деле, было удобным. Здание Императорской канцелярии здесь граничило с жилыми домами, так что получалось замкнутое полукружие, лишённое всяких ответвлений. Но и возле ступеней было ничуть не хуже, да и по правую руку наблюдался примерно такой же свободный полукруг. Что-то в поведении гвардейцев отдавало фальшью. А ещё они то и дело косились на альту, проверяя, следует ли она за нами. Виктория также что-то почувствовала, потому что не спешила спешиваться, и с видимым напряжением изучала окружающее площадь пространство; когда же мы оказались на отведённой для дуэли площадке, воительница даже извлекла из ножен пару метательных ножей и положила их перед собой, прямо на спину лошади.
   Но вот все приготовления позади. Мы с младшим лейтенантом встали в десяти метрах друг от друга, обменялись пренебрежительными взглядами матёрых племенных быков - только что копытами не били. Клинок уже был у меня в руках, тело готовилось к стремительному броску, когда во мне вновь пробудилось чутьё на магию. Запредельная сила чародейского плетения живо напомнила недавнее прошлое, и я, холодея, дурным голосом заорал:
   - Вики, это засада, кто-то колдует на крыше Императорской канцелярии!
   И тут меня накрыло совершенно несвойственной мне яростью. Я плюнул на дуэль и метнулся к обидчикам, опережая свои движения метательными ножами. Стоявший напротив офицер успел отбить один из ножей, но вместо того, чтобы разозлиться и броситься мне навстречу, кинулся прочь с площади. Ещё три ножа, предназначенные его сослуживцам, настигли свои цели. Воины к моменту броска уже начали извлекать свои мечи, но фатально не успевали. Краем глаза я отметил, что их взгляды в этот момент были прикованы к воительнице, да и мечи, судя по всему, предназначались совсем не мне. Своим броском я лишь смешал им карты.
   Тела поверженных бойцов уже начали оседать, и в этот момент какая-то сила подбросила меня в воздух и понесла, увлекая всё выше и выше. Дыхание перехватило, голова закружилась от чрезмерного ускорения, но все эти неудобства меркли перед затухающим на моих глазах светилом. В следующее мгновение до меня дошло, что таинственная сила влечёт меня прочь от площади. Да и сила ли это? Детальный осмотр показал, что я нахожусь в объятиях возлюбленной, и именно им обязан волнующим полётом. Прыжок закончился так же внезапно, как и начался - мы стояли на крыше одного из образующих площадь зданий. А на площади разворачивалось нечто, по-настоящему жуткое, отзывающееся в каждой клеточке тела омерзением и чужеродностью: словно сама плоть и ткань мироздания вступали в резонанс с поганой волшбой.
   На месте дуэльной площадки пространство ломалось, подобно брызжущему осколками зеркалу. Ломались и оставшиеся там лошади, их контуры плыли, шли рябью искажения. Спустя пару секунд картинка площади осыпалась на мостовую, и вместо живых лошадей и трупов офицеров на землю стали оседать зеркальные брызги. Ещё через несколько секунд брызги растаяли и утекли к посветлевшим небесам струйками пара.
   - Что это было? - дрожь в теле никуда не делась, терзая разум и чувства волнами отвращения.
   - Одно из сильнейших заклинаний первого круга. Меня бы не спасли даже сильнейшие артефакты драконьей магии, - тихо ответила альта, - зато спасло твоё чистое сердце и готовность призвать обидчиков к ответу.
   Её устремлённый на меня взгляд обжигал. Он словно проникал в самую душу, погребая сознание под гремучей смесью из нежности, страсти, благодарности, и отголосков каких-то совершенно уж невероятных эмоций. Женщина прижалась ко мне всем телом; над самым ушком раздался её ставший почему-то хриплым голос: "Так приятно, когда тебя защищают! А то всё сама, да сама... Совсем забываешь, что ты женщина, и основное твоё предназначение - детей рожать..."
  
   Спустя десяток минут мы уже шли прочь от коварной площади, чуть не ставшей нашим надгробием. К тому времени у меня в голове уже полностью выстроилась картина произошедшего. Офицеры должны были связать альту боем, а маг - убить. Непонятно было только, что же во всём этом было такого, ради чего готовились пожертвовать своими жизнями боевые офицеры. Зато было понятно, что мне удалось переломить заранее заданный ход событий, расстроить нападавшим их планы.
   - Почему они согласились умереть? - адресовал я волнующий меня вопрос женщине.
   - Вопрос выживания их рода, - пожала плечами дама, и больше ничего вытянуть из неё мне так и не удалось. В том же духе Виктория ответила и на мою попытку ринуться искать обнаглевшего мага. - Это уже не имеет значения. Всё свершится сегодня ночью.
   - И что дальше? - поинтересовался я, когда мы удалились от площади на приличное расстояние, а моя дама настойчиво продолжала играть в молчанку.
   - Расположимся на постоялом дворе, немного отдохнём, - прозвучал ничего не значащий ответ.
   - Виктория, ты же знаешь, что я имею в виду, - решил сразу взять быка за рога. Женщина в ответ только грустно вздохнула.
   - Нам придётся ненадолго расстаться, - вынуждена была признать моя спутница.
   - Ненадолго, это на сколько?
   - Думаю, сутки-двое.
   - А как же твои слова про боевую двойку?
   - Позже, Вереск. Тебе ещё предстоит многому научиться. Сейчас ты окажешься слишком уязвим, а я не хочу тебя потерять, - спокойные интонации голоса воительницы сначала ввели в заблуждение, но стоило мне поймать её взгляд... В глазах альты плескалась вселенская тоска, меня пробрало до самых поджилок от глубины переживаний женщины. Даже спорить сразу расхотелось.
   - Не надо, не переживай так, я не буду настаивать. Просто я тоже не хочу потерять свою возлюбленную альту, а по всему выходит, тебя здесь ожидает что-то очень серьёзное, - в моей душе бушевали самые разнообразные чувства, начиная от стремления позаботиться о своей женщине, глубокой нежности к ней, и заканчивая чувством оскорблённой гордости. Ещё бы! Я, боевой офицер императорской гвардии, ничем не могу помочь в бою своей женщине, становлюсь для неё обузой! Как тут не появиться чувству ущемлённой гордости.
   Женщина после моей последней реплики вздохнула с явным облегчением, даже взгляд её немного прояснился.
   - Спасибо милый. Я вовсе не хочу умалять твою гордость, но мы же взрослые люди, можем смотреть на вещи без вредных эмоций. Орки на той поляне по сравнению с тем, что ждёт меня здесь - детская забава. Потом, обещаю, я приложу все усилия, чтобы тебя подготовить, но сейчас... извини меня, пожалуйста.
   - Да не за что тут извиняться. Я уже научился тебе полностью доверять... в особенности, после того мага у озера.
   Дальше мы почти не говорили, ограничиваясь излучением чувства взаимной поддержки и волн нежности. На постоялом дворе, куда мы зашли, тоже говорили мало, просто сидели за столиком в обеденном зале и наслаждались обществом друг друга, плотно сцепив над столом ладони. К вечеру моя альта пошла на выход, а я отправился её провожать.
   Уже на ступенях я поймал женщину за руку и притянул к себе. Она не сопротивлялась, а на её лице отчётливо читалось выражение какой-то беспомощности, - наверное, стоило мне надавить сильнее, она бы никуда не делась и взяла бы меня с собой. Вот только от этого не стало бы легче. Вряд ли она упирается из чистого упрямства - давешняя сцена у озера многому меня научила. Альта идёт убивать и умирать. Это было очевидно. Её враги сильны и беспощадны, им может противостоять только это сильное несгибаемое существо, снаряженное и подготовленное именно для такой битвы. И это именно ЕЁ враги. Можно делиться любовью, но делиться врагами я бы на её месте тоже не стал - в особенности такими врагами, как таинственный маг на крыше Императорской канцелярии. Дождусь её, научусь, и только тогда смогу разделить её врагов. А до того момента она будет только отвлекаться на нерадивого гвардейца. Лишь напоследок прошептал ей в самое ушко: "Если через два дня не вернёшься, я плюну на службу и буду тебя искать, пока не найду". Женщина в ответ только сильнее прижалась ко мне.
  

Клуб "любителей" Вереска эль Дарго

   Я стоял на ступенях трактира и смотрел вслед уходящей Виктории. Она не стала оборачиваться, но это вовсе не означало, что женщина не оставила мне ничего на память. Она подарила мне свою походку. Прямая спина, ножки чеканят шаг, одна точно перед другой, провоцируя мягкие, грациозные покачивания бёдер. Альта точно пританцовывала, демонстрируя то лёгкий изгиб талии, то особенно отставленную ножку. "Да она же играет для меня! Вот чертовка!" - бурей ворвалось в сознание понимание. Я потряс головой, отгоняя наваждение, а когда вновь посмотрел в сторону альты, она уже скрылась за поворотом.
   Не видя ничего вокруг, я на автомате вернулся за оставленный столик. Голова была под завязку забита тугим тягучим киселём, который упорно не желал становиться мягче. Никогда бы не подумал, что простое расставание с дамой на каких-то несколько часов способно выбить из колеи прожженного гвардейца! "Теряешь хватку, солдат!" - мелькнула злорадная мысль.
   - Господин желает чего-нибудь выпить? - надо мной замерла разносчица. Я недоумённо поднял на неё взгляд, и до меня медленно стал доходить смысл озвученного предложения.
   - Да. Подай вина, - почему-то жутко захотелось напиться. Хотя, чего тут удивляться? Стандартная реакция гвардейца на стресс. А на грани сознания пульсировала злорадная мыслишка, обращённая к собственным расстроенным чувствам: "Ну, это мы ещё посмотрим кто кого!"
   Первую пару кувшинов я проглотил, даже не заметив вкуса, только потом скривился от набившей оскомину кислятины. Вино было препоганым, зато от сердца немного отлегло. Я обвёл заведение тяжёлым взглядом. Алгоритм снятия напряжения был чётким и въевшимся в плоть и кровь: вино - разговоры - драка. И никак иначе! Окружающий мир в такие моменты всегда вставал на сторону отдыхающего гвардейца, и любезно подкидывал собутыльников и поводы подраться. Так и сейчас, стоило мне подумать о драке, как в кабак завалилась шумная компания дворян - оставалось только дождаться подходящего момента. И он не преминул представиться! Один из вошедших, по виду бывалый вояка, оглядел заведение немного мутным взором. Наши взгляды встретились, и мы поняли друг друга без слов.
   - О, гвардеец! - гаркнул мужик на весь кабак, явно нарываясь на неприятности. - У тебя свободно?
   В моём мутном сознании зашевелилось узнавание, даже хмель немного отступил. Я где-то видел этого вояку, и даже... Стоп.
   - Эль Фрауда! Тебе я даже своё место уступлю! - кинулся я навстречу давнему знакомцу. Все безрадостные мысли тут же смыло из сознания волной радости.
   - О! Гроза Орков! Кого я вижу! - вторил бывший гвардеец, сжимая меня в своих могучих объятиях. - Господа, позвольте представить: Вереск эль Дарго, лейтенант гвардии. Самый удачливый охотник на орков во всём северном пограничье! А эти господа, Вереск, мои друзья. Знакомься.
   Друзей было трое, и все они оказались служилыми дворянами. Один был весёлым компанейским парнем, подлинной душой компании, пусть и ростом не вышел. Второй - здоровяк под стать эль Фрауде, только более мрачный и нелюдимый. Его единственным другом было красное вино. Ну и третий - какой-то тихоня, не лезущий на рожон, говорящий тихо, почти без эмоций. Не знаю уж, что он забыл в компании бывшего гвардейца; единственным общим интересом у них могло быть лишь вино. Не удивительно, что эль Фрауда так обрадовался моему появлению - с такими собутыльниками каши не сваришь. Зато два гвардейца, пусть один из них и бывший, а другой в отпуске, превращались в ту силу, которая способна создать неповторимую атмосферу по-настоящему весёлого отдыха. Один мой давешний знакомец шутил как-то, что убойная сила гвардейцев растёт в геометрической прогрессии. Не знаю уж, что он имел в виду - маги порой вворачивали и не такие словечки, - но разрушительная сила нас двоих была выше, чем мы могли бы сделать поодиночке. Трактирщик ещё не знал, что ждёт его впереди, и радовался, словно дитя малое, литрам исчезающего в наших ненасытных утробах вина.
   Дальнейшее действо оставило в душе ощущение правильности: именно так всё и должно было происходить, когда отдыхают господа гвардейцы. В моём мозгу отпечатались лишь самые яркие эпизоды, когда сознание раскрашивали наиболее сильные вспышки эмоций. Вот мы, на вполне ещё трезвую голову, ведём горячий спор об отличии благородного от неблагородного. Спор завершается глубоко философской фразой моего товарища: "Благородный, господа, отличается от всех прочих благородным поведением". А дальше, очевидно, чтобы пояснить свои слова примером, бывший гвардеец грузно поднимается со стула, обводит притихший зал тяжёлым взглядом и, повернувшись к ближайшему занятому столику, бьёт ближайшему посетителю кулаком в глаз.
   Вот неразговорчивый здоровяк недоумённо заглядывает в неожиданно оказавшийся пустым бочонок из-под вина. Мы с эль Фрауда тут же оказываемся на ногах и надеваем этот бочонок на голову нерасторопному хозяину. Сильно надеваем, так что голова пробивает дно и оказывается внутри. Вот вышибала придушенно стонет под тяжестью опрокинутого на него стола, а мы со старым боевым товарищем неспешно распиваем кувшин вина, восседая на внутренней стороне столешницы. Вот чем-то недовольный дворянин оказывается насажен на мою шпагу. По всем правилам, после боя на расчищенной от столов и стульев дуэльной площадке, - нам оказалось лень выходить на улицу, поэтому дуэль происходила аккурат посреди обеденного зала. Вот мы что-то с жаром доказываем зажатому в угол трактирщику, к шее которого приставлен мой стилет, а на входе замерла пятёрка стражи. Охранники не спешат наводить порядок, потому что связываться с благородными, да ещё и гвардейцами, себе дороже. И трактирщик благоразумно, пусть и немного задушено, кричит им, что у него всё в порядке, и это просто господа отдыхают. Стражи порядка тут же вздыхают с облегчением, уважительно раскланиваются с нами и уходят сторожить в другом месте.
   - Вереск, друг, смотри - к тебе какая-то дама, - неожиданно прерывает наш неспешный разговор товарищ. К тому времени страсти уже отгремели, и мы спокойно отдыхали на остатках мебели.
   - Не альта? - вопрошаю я с надеждой.
   - Нет, упаси боже! - даже немного трезвеет бывший гвардеец.
   - Значит, это не моя дама. Моя - альта, - все собутыльники, за исключением моего товарища, как-то даже чуть отодвигаются в сторону, подальше от ненормального лейтенанта ненормальной гвардии.
   - Ты что, Вереск, перепил?
   - У неё такая коса... - мечтательно продолжаю я своё повествование. - В ней так божественно блестит холодная сталь... Она так идёт к её глазам... А как мило Виктория ест сырое мясо... Прям уголочком рта хвать - и кусочек уже во рту. Правда, целоваться боязно, но тут главное не делать резких движений.
   - Вереск, ты так не шути, - мой товарищ весь сплошное напряжение. И куда только утекли десятки литров вина? - Они узнают - прирежут, даже пикнуть не успеешь.
   - Друг, ты что? Эти милые создания?! Не смеши меня. Помнишь Трубадура? Правильно я его тогда на смех поднял: в восточных лесах альты режут всякую шушеру, нормального охотника они не тронут. Гвардеец всегда может помочь, спину там прикрыть, орка залётного прирезать... - последние слова я произносил уже совершенно неразборчиво, сон мягким покрывалом укутывал воспалённое сознание.
   Собутыльники недоумённо переглянулись.
   - Эль Дарго пьян. Надеюсь, его слова останутся между нами, господа.
   - Да я что, я могила! - тихо заговорил компанейский парень. - Вот с ней что делать? - он указал на ожидающую в стороне женщину, которая так некстати появилась и зачем-то начала разыскивать гвардейца.
   - Господа, что со мной делать Вереск решит сам. Когда проспится, - мило улыбнулась дама. Бывший гвардеец смерил её оценивающим взглядом. Кожаный костюм для верховой езды плотно обнимал стройное тело, позволяя мужчинам увидеть то, что обычно скрывает длинное платье. Вроде бы непристойно, но только если отвлечься от пары длинных кинжалов в богатых ножнах, что так непринуждённо украшали женский стан. Да и высокая причёска, дорогая даже по мысли несведущих мужчин, могла принадлежать только высокородной. Одним словом, женщина совсем не походила на дешёвую куртизанку, пусть и была чересчур развязна для светской дамы.
   - Вы с ним знакомы, миледи?
   - О да! Только сегодня прибыли в город, а он уже умудрился выразить всё своё ко мне отношение, - красавица кивнула прелестной головкой в сторону храпящего на столе гвардейца. - Но я не в обиде: Вереск очень уважает своих боевых товарищей, и я не могу не признать его право на жест уважения - пусть и таким своеобразным способом. Да, и господа, вас не затруднит помочь мне занести господина эль Дарго в нашу комнату?
   - Конечно, миледи! - эль Фрауда отвесил даме учтивый поклон. Вдвоём с товарищем они подхватили тяжеленное тело под руки, вежливо оттеснив подругу лейтенанта в сторону. Она не стала настаивать, лишь благодарно улыбнулась благородным господам и, уже на пороге комнаты, высказала им свою глубочайшую признательность. Последние сомнения у бывшего гвардейца улетучились: в поведении женщины отчётливо проступила порода, какую невозможно скрыть или сыграть.
   Едва за дворянами закрылась дверь, улыбка тут же сползла с лица женщины. Смуглолицая красавица стрельнула взглядом в сторону мирно храпящего на широкой кровати гвардейца. На её благородном личике появилось совершенно неблагородное выражение брезгливости, а с милых губок сорвалось заковыристое ругательство. Несколько минут женщина мерила шагами комнату, подобно дикому зверю пытаясь выплеснуть в движении свои эмоции. Снова недовольный взгляд в сторону мужчины, и дама с обречённым вздохом усаживается в глубокое деревянное кресло, напротив кровати.
   - И как мне его прикажете теперь допрашивать? - вопрос дамы ни к кому не обращался, он был скорее риторическим, призванным помочь ей самой собраться с мыслями. - И когда только успел нажраться? Только сегодня прибыл в город, и нескольких часов не прошло. Вот ведь мужики, все они одинаковые: что военные, что чиновники, что ремесленники!
   Ответом ей была особенно замысловатая рулада молодецкого храпа.
  
   Охранники покинули трактир, поспешив раствориться в стремительно наступающем вечере. Никому не улыбалось успокаивать буянящих дворян, слишком уж непредсказуемые последствия за этим могли последовать - ведь никогда заранее не знаешь, на какую шишку нарвёшься. Да ещё гвардеец этот... Сразу видно, только с границы. Этот сначала прирежет, а уже потом думать начнёт: вон, как дворянчика залётного на шпагу нанизал; и ничего, что пьяный. Только один из солдат, самый молодой, никак не желал признавать поражение.
   - Где это видано, чтобы стража закрывала глаза на разгром трактира?! - возмущался юнец. - У меня отец тоже постоялый двор держит. И что теперь, любой дворянин может его обидеть?
   - Не горячись, Виллис, - живо одёрнул его седой унтер. - Жить надоело?
   - И ты туда же, командир! Нас же учат, что мы тут - закон и порядок!
   - Дворяне - сами себе закон и порядок, - тихо пробурчал унтер. - Зелёный ещё порядки тут наводить.
   - А этот эль Дарго вообще хорош! Тоже мне гвардеец! Он же должен быть образцом для подражания! Так Уложения учат.
   - А он и есть образец, - заржал другой служака. - Когда также дворянчика за десять секунд на шпагу нанижешь - тогда и рот открывай.
   - Это не то, - немного сбавил обороты парень. - Он закон должен чтить.
   - Я на тебя посмотрю, когда ты в лесу несколько лет проведёшь, орков на голову укорачивая, - снова вмешался в разговор унтер. - А потом зайдёт желторотый юнец и начнёт тебя правилам учить. Император мудр, раз дал гвардейцам неприкосновенность; это он не их защищает, а всяких шалопаев, вроде тебя.
   - Господа, я не ослышался? В Вашем разговоре прозвучала славная фамилия эль Дарго? - со стражей поравнялся маг в традиционном алом плаще. Служилые тут же сбавили шаг.
   - Так точно, господин боевой маг! - вышел вперёд юнец.
   - И где же вы встретили этого уважаемого дворянина? - змеёй прошипел чародей. В его интонациях этого самого уважения не было и в помине.
   - В трактире "Седой ветер", господин.
   - Спасибо, господа. Доброй ночи, - и странный маг неспешно зашагал прочь, провожаемый взглядами городских стражей.
   Унтер подошёл к подчинённому и отвесил ему хорошую затрещину.
   - Сегодня драишь сортир в казарме.
   - Но командир!
   - Никаких "но". Я тебя научу язык за зубами держать, поганец! Жить надоело?! - за затрещиной последовал хороший пинок, и только выполнив этот обязательный воспитательный моцион, седой ветеран продолжил накачку. - В разборках благородных хочешь поучаствовать? Голова жмёт? Всех нас под удар решил поставить? Ты хоть понимаешь, что у них кровная месть?! Что они под колено род обидчика и всех соучастников вырезают за оскорбление или предательство?
   Чародей, меж тем, не обращал никакого внимания на разборки оставшихся позади служак. На крыльях наступающей ночи он спешил в гости к своему давнему другу, Ансору эр Гобло, от которого столько наслушался в своё время о некоем Вереске эль Дарго. Товарищ был просто одержим идеей праведной мести наглому гвардейцу. Сам же маг планировал неплохо позабавиться, наблюдая за неизбежным развитием событий. Полезно было и само поддержание выгодного знакомства с эр Гобло, род которого был весьма приближен к главе Сообщества магов. Жизнь незнакомого гвардейца при этом мало волновала представителя чародейской братии.
  
   Сыскных дел мастер первой категории Валери эль Дорро продолжала перебирать варианты. Самым простым было воспользоваться магией и таким образом вывести гвардейца из состояния алкогольного забытья. Вот только магом она была слабым, сил ей едва хватило бы на снятие опьянения, но оставалась ещё одна проблема - молодецкий сон лейтенанта. Что толку в отрезвляющем заклинании, если он потом продолжит спать? Более того, по опыту эль Дорро знала, что отрезвление только усилит сонливость объекта. Разбудить же его до отрезвления не представлялось никакой возможности. Получался замкнутый круг, выйти из которого своими силами женщина не могла.
   Ночь уже вступила в свои права, забрызгав чернильной чернотой укромные углы, а всё прочее убранство комнаты погрузив в черничный кисель тьмы. Валери так и сидела в кресле, злясь на саму себя, и всё более склонялась к мысли, метко отмеченной предками в народной мудрости: "утро вечера мудренее". От самобичевания её отвлекли раздавшиеся со стороны двери быстрые уверенные шаги. Сыскных дел мастер прислушалась. Её достаточно большой опыт подсказывал, что визитёров обещало быть не менее пяти, и новость эта прогнала остатки навеянной ночным спокойствием полудрёмы. Но было уже поздно. Дверь распахнулась, словно от могучего удара; гулкий звук соприкосновения древесины и камня стены возвестил о прибытии новых действующих лиц разворачивающегося действа. А в следующее мгновение чудовищная сила придавила саму женщину к креслу, даже за право вздохнуть приходилось бороться.
   Вновь прибывшие стремительно растеклись по комнате. В дверях остались двое, однако чувство силы подсказывало, что именно они и были самыми опасными из вошедших. Чародеи не сочли нужным скрывать свою принадлежность магической братии, щеголяя алыми мантиями боевых магов.
   - Ваше магичество, гвардеец мертвецки пьян, - доложил один из просочившихся бойцов. Именно он первым подошёл к лейтенанту, и именно от него тот отмахнулся сквозь сон. Да так, что мужчина отлетел к противоположной стене.
   - Тащите его в карету.
   - Но ваше магичество, не лучше ли кончить его прямо здесь?
   - Выполнять, щенячье семя! - рявкнул чародей.
   Воин вновь сунулся к гвардейцу, на этот раз с подручным, но после короткой возни оба разлетелись по углам, словно кегли в древней игре. Лейтенант же заворочался на постели, нецензурной бранью комментируя сквозь сон несостоявшееся пленение.
   - В чём дело, Арсот?! Ты слышал приказ? - рассвирепел главарь.
   - Но он дерётся, ваше магичество! - бандит растерянно потирал ушибленную скулу. Сизый синяк на глазах приобретал отчётливые очертания, играя в свете ручного фонаря всеми оттенками фиолетового.
   - Я тебе за что плачу, недоумок? Не можете так, значит вяжите ему руки.
   Трое подельников навалились на одного спящего воина. Слаженными усилиями, заработав ещё по паре мощных ударов, им всё же удалось пленить гвардейца. Ярость чародея к тому времени уже заполнила всё пространство комнаты, споря даже с ночной тьмой. Второй чародей взирал на разворачивающееся действо с оттенком лёгкого любопытства и вселенской скуки. Сложности бандитов его порядком позабавили, и он даже невольно проникся уважением к неугомонному гвардейцу, который даже во сне умудрялся создавать людям проблемы.
   - А что делать с ней, ваше магичество? - поинтересовался Арсот, с пыхтеньем поднимая с кровати оказавшееся невероятно тяжёлым тело. Теперь у него появилась возможность переключиться с эль Дарго на второго пленника.
   - Ты кто такая? - невежливо бросил маг сыскарю.
   - Выбирай слова, когда разговариваешь с дамой, - прошипела рассерженная Валери. Её уже давно так не унижали - ни словом, ни делом.
   - Тебе задали вопрос, - чародей пропустил мимо ушей её возмущённую реплику.
   - Ты ответишь за наглость. Я сыскных дел мастер Имперской службы охраны порядка!
   - ИСПА? Ну-ну. Расскажешь это своему гвардейцу как-нибудь ночью, во время брачных игр.
   - Да как ты смеешь?! - задохнулась гневом женщина. Её аж трясло от ярости.
   - Вяжите её. Возможно, через её боль эль Дарго осознает всю глубину своей глупости, - пафосно высказался эр Гобло. Настроение мага скакнуло на невообразимую высоту, и обычно немногословного чародея потянуло на философствование.
  
   Сознание вернулось рывком. Ещё секунду назад мозг терзали неприятные сновидения, и вдруг - раз! - словно выключили свет. В помещении царила мягкая полутьма, окружающие предметы представали перед взором кляксами контуров. Вот из тьмы выделился, материализуясь, лежак напротив, с какой-то согбенной фигурой, а вот и поклажа на полу - лишь руку протянуть, и можно дотронуться до большого пузатого чемодана. По ощущениям комната, где я лежал, немилосердно тряслась, словно при конной скачке. "Карета!" - догадался я, а когда почувствовал связанные за спиной руки, то полностью уверился в мимолётной догадке.
   Попытался вспомнить вечер. Он для меня заканчивался на дуэли с каким-то жутко спесивым расфуфыренным дворянином. Ещё перед глазами вставали картины неприятного сна. Вроде бы я кого-то бил, обзывал, даже тумаков навешал. Но сон можно было в расчёт не брать, следовало исходить из известных мне достоверных фактов. "Должно быть, нарвался на кровную месть родни убитого дворянина" - было самым логичным предположением и полностью укладывалось в канву уцелевших воспоминаний. В это время напомнила о себе фигура напротив - она издала исполненный тоски то ли всхлип, то ли рык.
   - Ты кто? - поинтересовался я по возможности мягко.
   - До сегодняшнего вечера я была сыскных дел мастером, а теперь, судя по словам этих ненормальных, оказалась то ли женой, то ли любовницей некоего гвардейца, - голос явно принадлежал женщине, и был исполнен потаённой грусти.
   - Ничего, бывает. Сначала мы просто живём и в ус не дуем, а потом вдруг становимся чьими-то любовниками. Проходит немного времени - и мы уже в браке, - философски начал я абстрактным рассуждением, но затем до меня дошёл смысл сказанного. - Мы что же, переспали?! Ты только, милая, не говори ничего Виктории.
   - Эй! Я тебе не "милая"! - голос девушки дал "петуха". - Я должна была тебя допросить!
   - Допросила? Понравилось? - мне даже самому стало любопытно.
   - Чурбан! Дубина! И это дворянин и гвардеец! Все мужики одинаковые! - сорвалась на визг женщина.
   - Да не переживай ты так! Я буду нем, как рыба. Для меня главное, чтобы женщина осталась довольна.
   Мы несколько минут молчали. То ли любовница, то ли жена сделала несколько вдохов-выдохов, и ей даже удалось взять себя в руки.
   - Вереск эль Дарго! Не забывайтесь, когда разговариваете с дамой! И мы не спали, - уже тише добавила грустная леди. - Произошло досадное недоразумение: ваши враги захватили меня в вашей комнате и посчитали вашей любовницей. Меня - сыскных дел мастера первой категории!
   - Ну, знаете... - обиделся я. - Вы полагаете, я не достоин благосклонности сыскных дел мастера первой категории? Я - дворянин и лейтенант гвардии? Или я не устраиваю Вас, как мужчина?
   - Господин лейтенант, выбирайте выражения, - спокойно ответила дама, но моя совершенно натуральная обида произвела на неё впечатление. - Возможно, при других обстоятельствах... Вы очень интересный мужчина... Даже в пьяном виде, во сне, умудрялись сопротивляться пленению... Это было необычно и достойно...
   - Извините, меня, миледи, - я окончательно пришёл в себя, и меня закономерно покоробило от той ереси, что я нёс всё это время. - Я ещё не до конца проснулся. Только это меня извиняет. Заподозрил невесть что... Могу я надеяться на Ваше снисхождение?
   - Увольте меня от этих политесов, эль Дарго, - фыркнула дама, - будем считать, что глупого разговора не было. Сейчас нужно думать, как выбраться из сложившейся неприятной ситуации.
   - Что вы предлагаете? - принял я деловой тон собеседницы.
   - Я немного чародейка... - призналась леди, и эта новость взбодрила меня похлестче бочки ледяной воды. Сыскарша почувствовала изменение моего настроя и вынуждена была добавить. - Но совсем немного.
   - Так освободите меня, и давайте дадим им бой! Я зубами перегрызу глотку любому воину, а Вы возьмёте на себя мага. Если там есть маг, - добавил, немного подумав.
   - Ну... Я совсем-совсем немного чародейка, - смутилась дама.
   - Что, совсем ничего не можете? - в моём голосе прорезалось сильное разочарование, поэтому спутница вынуждена была добавить.
   - Могу помочь протрезветь...
   - Просите, миледи, но я уже протрезвел без Вас.
   - Тогда я бессильна что-либо сделать.
   - Но почему?!
   - Снаружи карету накрывает защитное поле, полностью изолирующее нас от окружающего. Ничто не проникает внутрь, и ничто не выходит наружу. Моих сил недостаточно, чтобы преодолеть это поле.
   - С оковами тогда хоть поможете?
   - Не могу, они зачарованы.
   - Ну и что? - я в недоумении приподнял брови и повернулся к женщине спиной. - У Вас же есть руки и зубы?
   - ВЫ! - но до женщины быстро дошло, что я вовсе не озвучиваю ей очередное непристойное предложение. - Извините. Да, руками могу попробовать. А Вы быстро соображаете, господин гвардеец.
   - Если бы я не соображал быстро, меня уже давно не было бы в живых. На границе, знаете ли, суровый отбор. Естественный. Вовремя не сориентировался - не вернулся из рейда, - пробурчал я в ответ на сомнительный комплимент.
   Сыскных дел мастер склонилась над моими оковами в попытке их вскрыть. Скажу честно, получалось у неё из рук вон плохо, но это меня не сильно расстраивало. Компенсацией за все неудобства стало разгорячённое дыхание женщины над самым моим ухом. Это было приятно, и само по себе было ценно. Когда же, наконец, после многих неудачных попыток, сыскарше удалось открыть замок, моё настроение скакнуло на недосягаемую высоту.
   - Благодарю вас, миледи, - растирая запястья, я отвесил даме благодарный полупоклон.
   - Не думаю, что ваше освобождение нам чем-то поможет, эль Дарго, - женщина была настроена куда как пессимистичней. - Изолирующее поле работает не только против магии, но и против физических атак.
   - Хотите сказать, нам придётся ждать, пока кто-то снаружи соблаговолит открыть дверь?
   - Именно так, господин гвардеец.
   - Значит, мы дадим бой, когда нас попытаются вытащить из кареты.
   - Среди пленивших вас было двое магов. Не думаю, что мы сможем им что-то противопоставить.
   - Тогда зачем вы меня освобождали?
   - Глупо просто сидеть и ждать смерти. Ваши пленители собирались меня пытать, чтобы донести до вас какую-то мысль. Лучше уж пусть убьют при попытке к бегству.
   Я откинулся на жёсткую спинку. Значит, меня взяли два мага и собирались что-то доказывать через пытку любовницы, за каковую посчитали это милое создание. Вряд ли это были знакомые альты - нам с ними обсуждать нечего; значит, это никто иные, как мои личные проблемы собственной персоной. Головоломка сложилась. Обиженные маги. Замучают, чтобы самоутвердиться, а потом убьют. Иллюзий у меня больше не было.
   - Боюсь, миледи, наши дела плохи. Нужно драться. Живой вам лучше не даваться.
   - Вы знаете похитителей?
   - Догадываюсь. Кто-то из моих бывших сослуживцев. Вспоминают старые обиды.
   - Чем же вы их так обидели, что они спустя годы не забыли прошлого унижения?
   - Вряд ли это будет интересно знатной даме. Мужские отношения на границе порой далеки от светских.
   Несколько минут мы сидели молча. Звенящую тишину нарушал лишь дробный стук копыт, да скрип рессор на особенно глубоких рытвинах. Мне честно хотелось поддержать сыскных дел мастера, так неожиданно оказавшуюся не в том месте и не в то время. "И зачем женщине такая опасная служба?" - кажется, я задал последний вопрос вслух, потому что моя собеседница неожиданно заговорила.
   - Скажу вам, как на духу, эль Дарго. Женщины в Империи не играют никакой политической роли, нас воспринимают только как красивые игрушки. Мне всегда было обидно такое отношение. Сыскных дел мастера сложно не воспринимать всерьёз, - дама немного посидела, словно размышляя: рассказывать дальше, или промолчать. Окинула меня изучающим взглядом, и что-то для себя решила. - То ли дело - альты. Они всегда были для меня живым воплощением женской силы и независимости. Они сами вершат судьбу своего рода, и это заставляет некоторых из нас тянуться к ним... Кстати, эль Дарго, у меня к вам тоже будут вопросы, - женщина резко оборвала поток откровений. Теперь она смотрела мне прямо в глаза, ожидая такой же взаимности.
   - Хотите перед смертью выполнить долг сыскных дел мастера? Не ожидал такого от леди, - но сыскарша пропустила сомнительную похвалу мимо ушей. Она уже описала для меня свой идеал женщины, и это её видение сильно диссонировало с моим собственным.
   - Для чего Виктория прибыла в Ариниссандру?
   - Вот уж чего не знаю, того не знаю. Что-то связанное с долгом перед родом.
   - Боюсь, мне это вряд ли поможет: у этой альты все действия связаны с долгом перед родом, - сыскарша нахмурилась. - Возможно, она что-то говорила про Императора или какой-то иной влиятельный род?
   - Нет, ни о каких родах она не говорила. Хотя... Кто из родов контролирует орочий клан Ветра?
   - Как вы сказали? Клан Ветра? Вы встречали по дороге их представителей?
   - Мы убивали по дороге "их представителей", - хмыкнул я.
   - Вот оно что... Неужели эр Альянти? Это... - дама надолго впала в глубокую задумчивость.
   Я тоже призадумался. Об эр Альянти не слышали, разве что, самые дикие орки. Хотя, выходит, некоторые орки очень даже слышали. Самый влиятельный после Императора род Веронской империи. Или не после? Или влиятельней? Я сам никогда не вдавался в хитросплетения дворцовых интриг, но Курт как-то говорил про этих выскочек. Очень он о них неодобрительно отзывался: мол, идут по трупам к власти; как бы и через труп Императора не перешагнули.
   Сидевшая напротив женщина пребывала в полной прострации. Мои слова сильно ей не понравились, это было очевидно по нахмуренной мордашке очаровательной сыскарши. Такая тщеславная и целеустремлённая, хотя и весьма женственная, после моих слов она стала воплощением серьёзности. Передо мной теперь сидела не женщина, а сыскных дел мастер первой категории - без чётких половых признаков. Словно заметив мой пристальный взгляд, дама вынырнула из своих дум.
   - Даже не знаю, что сказать. Если это эр Альянти, то тут игра идёт на таком высоком уровне и с такими ставками, что мне лучше ничего и не знать. Скажу куратору, что вы ничего путного мне не сказали.
   - Ну почему же? Вы всегда можете сказать, в каком восхищении был гвардеец от красоты дикой альты. Как нахваливал её чудесные волосы, гибкий стан, покладистый нрав. И ведь будете совершенно честны с начальством!
   - Как вы сказала? Покладистый нрав? У альты Виктории?! - глаза женщины полезли на лоб.
   - Очень рассудительная женщина. Думает головой и слушается своего мужчину, когда он говорит правильные вещи.
   Сыскарша только головой покачала: не поверила. Про орков поверила, а про покладистый нрав альты - нет! Чего-то я явно не знаю. Однако додумать мысль мне не дали, карета начала сбавлять скорость, а спустя несколько минут и вовсе остановилась. Мы со спутницей замерли, готовясь к худшему. Входная дверь начала медленно открываться, словно кто-то снаружи специально растягивал удовольствие, создавая тем самым и дополнительное напряжение для узников. В этот момент женщина что-то выдернула из своей высокой причёски и неуловимым движением вложила в мою руку. Роскошные черные волосы рассыпались по плечам, волшебным ореолом окружили бледное личико. Почему-то в голову полезли абстрактные образы. На языке вертелось поэтическое "луноликая" - настолько необычно смотрелось её лицо в обрамлении волос. Словно бледный лик луны выступил из тьмы облаков, подсвечивая облачко чёлки.
   Я бросил беглый взгляд на лежащий в ладони подарок. Ощущения меня не обманули: в руке ждал своего часа, тускло поблескивая в скупом свете, короткий трёхгранный стилет цвета воронова крыла. Несмотря на странную конструкцию, позволяющую в мирное время играть роль безобидной заколки, он оставался убийственным стальным жалом. И теперь ему предстояло отведать крови врагов.
   Дверь полностью раскрылась. Бледный свет ночных фонарей плохо освещал внутренности кареты, мы не спешили выходить, поэтому один из наших пленителей вынужден был приблизиться к самой двери. Короткий бросок тренированного тела ему навстречу, и мужчина беззвучно оседает с пробитой шеей. Я не дал ему упасть, подхватил тяжёлое тело и, используя его в качестве щита, выскочил наружу. Вперёд тут же метнулись двое. Навстречу одному я толкнул мёртвого подельника, ко второму прыгнул, метя стилетом в шею. Не ожидающий такой запредельной прыти от ещё недавно мертвецки пьяного гвардейца, второй нападающий умер, даже не успев понять причину своей смерти. Третий отбросил прочь опрокинувшее его тело товарища, вскочил на ноги, но мой клинок перехватил бойца в воздухе, впившись в глазницу в страстном поцелуе смерти. С коротким всхлипом мужчина кулем завалился на мёртвого товарища, которого ещё секунду назад с таким энтузиазмом отбрасывал прочь. С начала атаки не прошло и десятка ударов сердца, а все нападавшие были уже мертвее мёртвого.
   Справа донеслись короткие хлопки. Я повернул голову и встретился взглядом с чародеем, стоя аплодирующим стремительному танцу смерти. Глаза мага выражали лишь холодное любопытство, сдобренное толикой уважения. В следующее мгновение меня сдавило воздушными тисками, выбивая воздух из лёгких, и подняло в воздух на добрый метр.
   - Настоящее животное, эль Анти. Я же вам говорил про него, - произнёс голос откуда-то справа. В интонациях говорившего отчётливо преобладали презрение и брезгливость. - Ничего благородного, только стремление выжить любой ценой.
   - Позвольте оставить моё мнение при себе, эр Гобло, ибо оно несколько отличается от вашего. Как минимум, его бросок достоин демона, а не простого смертного.
   - Ну-ну, мой друг, не стоит он таких громких эпитетов. Слово "животное" куда точнее передаёт его суть.
   Я слушал разговор двух ненормальных чародеев и тихо зверел. Животное, говорите? Демон? Мне бы альтовский пояс - ещё посмотрел бы, кто тут животное. Вслух же я произнёс совсем иное. Было тяжело выговаривать слова, тиски воздуха продолжали немилосердно давить, и за каждый вздох приходилось бороться.
   - Как был дураком, эр Гобло, так им и остался. Благородный никогда не стал бы захватывать женщину, чтобы замучить её на глазах врага. Только честная дуэль по-настоящему благородна, а не это извращение.
   - О! Животное заговорило! Ну-ну. Посмотрим, как ты запоёшь, когда я вгоню этот кинжал в задницу твоей шлюхе!
   - Я и говорю: дураком был, дураком и остался. Наука на границе тебе впрок не пошла. Вставлять стилет в задницу сыскарю - это всё равно, что вставлять его в задницу Императору. Уповай на свой свинячий визг, только из-за него тебя убьют сравнительно быстро: дураков его выслушивать нет даже среди императорских палачей.
   Больше эр Гобло умничать не пытался. Он просто сдавил меня посильней и потащил в таком состоянии внутрь усадьбы, что гнилым зубом торчала в недрах обширного парка. Естественно, меня никто не пригласил присесть в кресло в роскошной гостиной, никто не предложил попробовать вина в винном погребе. Наш путь лежал дальше - в местные застенки. Или это была пыточная? Судя по обилию железа на стенах и столах, скорее второе, чем первое.
   Меня разместили на косом кресте, перпендикулярно полу. Щуплый седой старикашка в чёрных одеждах забегал вокруг, звеня смертельной сталью пыточных инструментов. На короткое время он исчез у меня из вида, а затем возник вновь. Теперь старикан деловито помешивал угли в переносной жаровне.
   Маги сидели в удобных деревянных креслах, напротив пыточного креста. За их спинами на таком же кресте извивалась пленённая красавица, которую уже успели разоблачить. Я про себя отметил сильную стройную фигуру сыскарши; её же роскошные волосы сейчас смотрелись особенно эффектно, ореолом тьмы окружая горящие гневом и страхом глаза. Женщина была чудо как хороша, в другое время я бы не преминул отпустить ей комплемент - даже не обязательно пошлый. Но сейчас было явно не время и не место. Хотя...
   - Миледи, я не говорил Вам, что вы очень красивы? С некоторых пор я ценю в женщине сильное тело и такой вот тяжёлый взгляд. Даже Ваши волосы несут в себе что-то демоническое, словно за вашей прелестной головкой притаилась сама смерть, обнимая Вас своим крылом.
   - И зачем я отдала Вам свой стилет, эль Дарго? Так погано им распорядиться - это уметь надо. Лучше бы себе в сердце воткнула... - впрочем, мой комплемент неожиданно пришёлся даме по вкусу, и говорила она больше для видимости недовольства. Не признаваться же ей, в самом деле, что какой-то там гвардеец произвёл на боевую леди неизгладимое впечатление?
   - Тогда разрешите хотя бы Ваше имя узнать перед смертью. Всё же сыскарей в Империи - тысячи, но ни с одним из них я не разделю больше последний миг своей жизни.
   - Валери эль Дорро, господин лейтенант. Будем знакомы.
   - Вереск эль Дарго. Я бы поднял за ваше здоровье бокал, но, к сожалению, вина нам так и не предложили. Да и не помогло бы оно... Здоровье - это как раз то, чего нас сейчас будет лишать вот этот безобидный старикашка. Кстати, милейший, Вам известно об обычае кровной мести в Империи? Палачей не спешат умерщвлять быстро. Вы бы подумали, прежде чем приступать к своему чёрному ремеслу с представителем рода эль Дарго.
   - Фастол, не обращай внимания на слова этого гвардейца. Он уже конченый человек, - включился в разговор хозяин усадьбы.
   - Фастол, ты слышал? Господин эр Гобло только что подтвердил мой статус императорского гвардейца. А на другом кресте у тебя - сыскных дел мастер первой категории Валери эль Дорро. Мы оба - действующие слуги на императорской службе. Ты хорошо подумай над этим. Если не наши рода, так Император тебя найдёт. Он очень не любит, когда трогают без разрешения его гвардейцев или сыскарей. Если уж эр Альянти приговорены, то с таким незначительным персонажем никто даже разговаривать не станет, просто на дыбу посадят, а останки скормит псам.
   - При чём здесь эр Альянти? - насторожился второй чародей, который до того не проявлял ко мне враждебности и даже аплодировал красивому убийству подручных эр Горбло. Его товарищ попытался вмешаться и отдать очередной приказ, но этот человек что-то тихо ему сказал, и эр Гобло замолчал, только одарил хмурым взглядом прикованного гвардейца.
   - Это вопрос не ко мне, а к госпоже сыскных дел мастеру эль Дорро - она как раз по этой части.
   - И что скажете вы, госпожа эль Дорро? - чародей повернулся к женщине и принялся её совершенно нескромно разглядывать.
   - Альты пришли в движение, чародей. Вам ли, высокородным магам, не знать, к чему это?
   - Но эр Альянти...
   - Моя задача лишь выяснить причину их интереса. Пока что это только догадки. Может быть и эр Гобло. Кто знает?
   - Вы, миледи, хотите сказать, что, в самом деле, не являетесь любовницей этого гвардейца?
   - Вы же всё равно не слушаете, что вам говорят. Так зачем спрашивать, если не слышишь ответа?
   - Я повторяю вопрос.
   - Нет. Я сыскарь при исполнении. Эль Дарго прибыл в город в свите альты Виктории. К нему были вопросы у моего куратора.
   - Сдаётся мне, эр Гобло, мы с вами влезли в большую политику. Вы уверены в своём решении? - чародей уже не изображал отстранённого любопытства, его хорошенько проняло.
   - Эта тварь ответит за всё!
   - Тогда, простите, вынужден откланяться, - маг встал, поклонился, и вышел.
   Хозяин усадьбы проводил удаляющегося товарища тяжёлым взглядом, но гость был в своём праве - попадать в жернова кровной мести двух родов, Императора, да ещё и, возможно, помешанных на убийстве альт, ему не улыбалось. Да и сам эр Гобло основательно призадумался. При своей упёртости и чванстве, совсем уж круглым дураком он не был. Иначе не выжил бы в ходе обязательной службы на границе, и в постоянных придворных интригах своих родственничков. Но давно вынашиваемые планы мести всё же победили здравый смысл, и маг отдал какой-то беззвучный приказ своему пыточных дел мастеру.
   Калёное железо неотвратимо приближалось к шелковистой коже прекрасной сыскарши. Женщина испуганно вжалась в крест, словно пыталась слиться с деревом и избежать таким образом страшной участи. Впрочем, женщина вела себя вполне достойно: несмотря на бушующую в душе бурю чувств, она умудрялась сохранять на лице надменное, пренебрежительное выражение - ну не иначе, сама королева собственной персоной. Даже обнажённое тело нисколько не портило благородного образа готовой без единого звука принять смерть дворянки.
   По мере приближения раскалённого железа к хрупкой женской плоти, меня всё больше охватывала ярость. Я решительно не понимал этих ненормальных, ради сомнительных выгод готовых причинить боль ни в чём не повинной женщине. Женщине! Меня воспитывали в трепетном отношении к противоположному полу, и сам я мог обидеть это создание разве что словом, но никак не калёным железом! За куда меньшее на границе убивали. Возможно, у нас просто было слишком мало женщин - не спешили они в отдалённые гарнизоны. Хотя, скорей, у нас просто не было ничего, кроме чести - когда живёшь рука об руку со смертью, это нормально. В таком состоянии невольно ищешь какую-то зацепку за жизнь. И мы находили её в вознесении чести и долга на место своего личного идола. Теперь я клялся, что, если выживу, прирежу эр Гобло, как собаку, а перед смертью порежу его на куски и скормлю их самым настоящим псам. В моём воображении чародей с ужасом смотрел, как огромная псина, рыча, пожирает его собственную отрубленную руку.
   - Эй, эр Гобло! Что ты там говорил про животных? Они своих самок берегут, а ты, х... орочий, куда хуже - в тебе кроме спеси нет ничего. Ты не дворянин, ты отрыжка орка и х... е... варвара. Только освобожусь - клянусь, больше ты с женщиной нормально общаться не сможешь. Как оно будет без языка и х..? А? Тварь! Оставь её в покое, это только между мной и тобой, - естественно, одними мыслями я не ограничивался. С моего языка слетали всё новые и новые оскорбления, и хотя чародей и не подавал вида, его они злили. Они были правильными, попадали в самую точку, и просто не могли не осмысливаться привыкшим анализировать сознанием. Даже если сам эр Гобло этого и не хотел.
   Но ни бесплодные фантазии, ни куда более материальные оскорбления, не могли причинить вреда мучителю женщины. Сталь была всё ближе, Валери уже ощущала её жар, даже без касания терзавший тело. И тут произошло нечто неожиданное. В подвал вернулся давешний чародей. Эр Гобло повернулся было к вошедшему, и застыл с немым изумлением во взгляде: в руках товарища крутился, насыщаясь струйками огня, крупный огнешар. Мгновение, и убийственное плетение впилось в палача, оставив от того лишь горстку пепла. Ещё мгновение, и новый снаряд полетел в сторону хозяина усадьбы. Эр Гобло вскочил, его щит полыхнул, принимая на себя удар чудовищных температур, но гость уже готовил ему новый гостинец.
   - На колени, эр Гобло! Как вы посмели тронуть сыскных дел мастера при исполнении? Клянусь, одно движение, и Вы умрёте!
   Но эр Гобло был крепким орешком. Целая цепочка молний сорвалась с его рук, а сам чародей уже кувырком уходил в дальний угол пыточной, спешно меняя местоположение. Однако необычное действо никак не желало вырождаться в банальную магическую дуэль двух недавних приятелей. Следом за безымянным магом в комнату ворвалась боевая двойка чародеев - этих можно было узнать по обтягивающим одеждам чёрного цвета, медальону с глазом, и полному отсутствию пижонских алых одежд.
   - Всем оставаться на местах! Погасить боевые плетения! Снять защитные поля! Три секунды на исполнение! Работает Имперская служба охраны порядка! - прокричал один из вошедших. Сами имперцы, не теряя времени даром, синхронно присели на одно колено. Их руки вытянулись вперёд, на уровень плеч, ладони выставлены вперёд, словно бойцы толкают перед собой невидимый груз. Моё чутьё на магию зашевелилось в глубине сознания, лениво отмечая появление вокруг тела защитного полога. Такой же полог замерцал вокруг прелестной сыскарши и её замерших на входе коллег.
   Мои похитители застыли немыми истуканами. В руках товарища эр Гобло затухал огнешар, сам же хозяин усадьбы не спеша, стараясь не делать резких движений, поднимался с пола. Я с усмешкой наблюдал это в высшей степени приятное действо, на душе ощутимо потеплело. Сегодня мне просто несказанно, сказочно везло. Я готов был на руках носить милую сыскаршу, замершую на стене напротив. А ещё я никогда так не радовался близости сыскарей, как сегодня. Хотя, если разобраться, меня ещё никогда и не допрашивали такие милые их представительницы. Скажи мне кто неделю назад, что меня будет допрашивать сыскных дел мастер первой категории - женщина, я бы рассмеялся тому в лицо и отпустил бы пару солёных шуточек про технику подобного допроса. Глубоко патриархальное мировоззрение гвардейца трещало по швам, хотя следовало признать: первый камень в него бросила вовсе не очаровательная сыскарша, а одна гиперактивная альта.
   В комнату, между тем, вошла ещё пара чародеев, облачённых, как и их коллеги, в форменные обтягивающие одежды. Количество магов на единицу площади теперь просто зашкаливало. Однако очень быстро пара незадачливых похитителей была упакована в специальные путы, окутана магическими полями, и, под пристальным надзором четвёрки боевых магов, отправилась на выход. Только напоследок товарищ эр Гобло разразился тирадой о том, что он лишь помогал следствию, и оснований его удерживать у ИСПА нет. В ответ ему вежливо объяснили, что дознаватели сами разберутся, "кто в чём виноват", а их задача - доставить подозреваемых до сыскной тюрьмы. Мага это разъяснение ничуть не удовлетворило, и, покуда задержанных уводили прочь, он продолжал бурно возмущаться.
   Мы с Валери недоумённо переглянулись: про нас словно забыли. Но нет. В помещение вошёл новый субъект. Этот не имел при себе даже чародейского глаза, зато в пряжке массивного плаща щерила открытую пасть с ядовитыми зубами королевская кобра - знак сыскарей.
   - Ну что, Валери, вовремя мы успели? - поинтересовался высокопоставленный дознаватель. По его кивку пара подручных ловко сняли женщину со стены, укутали в плащ и вывели прочь.
   Странно, но ко мне подручные приближаться не спешили. Более того, по сигналу господина они вообще покинули комнату. Сам же сыскарь удобно устроился в кресле, где ещё несколько минут назад восседал мой кровный враг.
   - Что скажете, господин эль Дарго?
   - О чём?
   - Ну... обо всём этом. Все что-то хотят получить от обычного неприметного гвардейца. Вы не находите это странным?
   - Спрашиваете, - фыркнул я. Впрочем, расклад мне совершенно не нравился, и если предыдущих пленителей ещё можно было уболтать, то этого прожженного лиса - вряд ли. Он привык и не таких раскалывать. - Вы не могли бы попросить подручных снять меня с креста? Тут не очень удобно разговаривать на серьёзные темы.
   - Не спешите, мой друг. В вашем положении самое безопасное место - это пыточные застенки.
   - Полагаете?
   - Я уже наслышан о досадном инциденте в неком городке Гассанде. Теперь такой же инцидент в Ариниссандре. Неприятности словно идут за вами по пятам. Не находите?
   - Скажу честно, господин сыскных дел мастер, я ожидал от имперских чародеев проявления хотя бы задатков чести, личного достоинства и мозгов. А вместо этого они вновь и вновь пытаются бахвалиться запредельным чванством.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Не могут выиграть дуэль и теперь пытаются отыграться. На границе у них не было шансов, ведь вокруг были мои боевые товарищи, а здесь... Вы сами всё видите.
   - Разве обычный воин может победить на дуэли мага? Да ещё и довести его до состояния, когда он захочет не новой дуэли, а мести в глухой подворотне?
   - Я очень удачливый дуэлянт, - если бы мог, я бы пожал плечами.
   - Что ж, рад за вас. Но меня сейчас заботит совсем другой вопрос: для чего в столицу прибыла альта Виктория?
   - Насколько я могу судить, она прибыла кого-то убивать. По крайней мере, была полна решимости, и не желала впутывать меня в свои дела. Так она делала, только если предстояла бойня, где мне не выжить.
   - И что, она за время вашего знакомства не назвала ни одной фамилии? Быть может, какой-то намёк? Смелее, мой друг, мы же с вами одному Императору служим.
   - Вот и я о том же, господин сыскных дел мастер. Так не лучше ли двум служащим одному господину уважаемым людям беседовать, сидя в креслах у камина? За чаркой вина? Я подробно передам вам содержание наших бесед, которые не были откровенно интимными, а вы, как более опытный в мотивах людей, надеюсь, сможете вычленить из них рациональное зерно.
   - Что ж, я воспринимаю ваши слова как предложение к сотрудничеству. Надеюсь, вы меня не подведёте, господин лейтенант. От нашего разговора, возможно, зависит судьба всей Империи, вы должны отнестись со всей серьёзностью к моим вопросам, - с этими словами сыскарь позвал помощников.
   Я вздохнул с облегчением: мне всё-таки удалось заговорить этого лиса. Сядем, поговорим, а там насыплю ему кучу бесполезной фактической информации. Без наших с эль Дорро догадок, да без орков из клана Ветра он всё равно ничего не поймёт. А тем временем моя альта успеет закончить свои дела, которые, по её собственным словам, должны завершиться этой ночью. Однако расслабился я рано. Вместо помощников в комнату вошёл одинокий чародей в красном плаще.
   Мой собеседник что-то почувствовал, потому что сразу обернулся к вошедшему.
   - Я звал не вас. Что вам угодно? - вопрошал сыскарь. Но последняя часть фразы с булькающим звуком оборвалась, когда в шею мужчине вонзилась ледяная сосулька, пробивая хрупкую человеческую плоть, замораживая спинной мозг и выступившую кровь. Мой несостоявшийся спаситель с пустыми глазами мертвеца осел в кресло. Сразу почему-то стало куда удобней здесь, на кресте, чем там - в кресле. Уже понимая, что произойдёт дальше, я закатил глаза. Ну вот, опять! Не успеешь с одним найти общий язык, как появляется новый любопытствующий. Готов биться об заклад, что угадаю его вопрос.
   Новый визитёр не стал присаживаться. В самом деле, окровавленные и обожженные кресла были не тем местом, где можно ощутить хоть сколько-нибудь комфорта. Вместо этого он подошёл поближе к занятому мной кресту и вперил в меня взгляд своих немигающих глаз. Чудовищная сила вдавила и без того порядком пострадавшее тело в дерево за спиной, суставы перекрутились морскими узлами, воздух покинул лёгкие; не было сил даже захрипеть. Маг, между тем, заговорил - совершенно безэмоционально и бесцветно, словно и не человек вовсе.
   - Альта Виктория. Зачем она прибыла в столицу? - приглашая отвечать, он несколько ослабил захват.
   Что ж, вполне закономерно - я уже догадался, какой вопрос волнует сегодня всех встречных и поперечных. Эр Гобло на фоне остальных визитёров казался теперь бесхитростным и прямым, как холодная сталь. Что же ты такое задумала, альта Виктория? Чтобы такие силы пришли в движение должно закрутиться нечто запредельное. Я ничего не понимаю в политике, но даже мне очевиден масштаб твоих дел и твоих проблем. Как же ты собиралась меня от всего этого огораживать?! Лучше бы я сдох рядом с тобой, чем в этой дыре! Вслух же я не сказал ровным счётом ничего. Что-то подсказывало: любой неконкретный ответ не устроит этого монстра, а конкретного я всё равно не знаю. Да даже если бы и знал, то мог бы ещё открыться милой приветливой эль Дорро, но никак не этому монстру в человечьем обличье.
   Чародей уловил в моём молчании одному ему ведомое откровение и усилил хватку. Следом за короткими пассами руками что-то словно ввинтилось мне в район живота и шеи. Ощущение было такое, будто кто-то нанизывает внутренности на вилку, закручивая их наподобие длинных макарон. В глазах потемнело от боли. Но вместо желания говорить, во мне лишь сильнее закипела первобытная, ни с чем не сравнимая ярость. Она ярко полыхнула в душе, выливаясь в окружающее пространство через глаза, и холодный бесчувственный убийца неожиданно отшатнулся от этой вспышки, словно она могла обжигать.
   - Иди на х... вместе со своими б... вопросами! - прорычал я задушенным голосом, вместе с ругательствами выплёвывая по крупицам собранный воздух.
   В глазах вновь потемнело, но за темнотой не последовало света, не последовало вообще ничего. Я чувствовал, что всё глубже проваливаюсь в забытьё. Попытки мага причинить боль не принесли результата, потому что лишённое воздуха создание затухало. Каждую новую порцию вожделенного кислорода я старался побыстрей выкинуть из тела, сотрясая воздух всё новыми и новыми порциями ругательств. И это приносило свои плоды: боль больше не ощущалась, из головы уплывали остатки сознания. Спустя всего десяток секунд я больше не мог не то что соображать, но даже просто говорить.
   До убийцы быстро дошло, что таким методом гвардейца не разговоришь. Он ослабил хватку. Я несколько долгих минут приходил в себя - словно с того света возвращался. Наконец перед глазами замаячила более-менее чёткая картинка, теперь можно было разглядеть стоящего на том же месте и в той же позе чародея.
   - Гвардеец. Я представляю императорскую службу охраны порядка. Мне нужны ответы на простые вопросы. Ответишь - свободен. Не ответишь - умрёшь.
   - Покажи документы, - прохрипел я. Когда один сыскных дел мастер на твоих глазах убивает другого, это совсем не располагает к доверию. Не желая больше попадать в дурацкую ситуацию, я решил хотя бы проверить, с кем разговариваю. После пережитого голова соображала из рук вон плохо, сознание стремилось зацепиться за что-то конкретное, каковым всегда выступает официальная бумажка.
   Маг на удивление не проявил недовольства. Он сунул мне в лицо приказ с печатью Императорской канцелярии о проведении сыскных мероприятий неким Вагриусом эль Викерия. Посчитав демонстрацию достаточной, он убрал документ и полностью прекратил давление.
   - Надеюсь, теперь вы понимаете своё положение? - поинтересовался сыскарь, пряча документ. Формальности он, похоже, соблюл, вот только труп предыдущего сыскаря у него за спиной не придавал этому субъекту легитимности. Тогда я решил отвечать, но совсем не так, как хотелось бы этому эль Викерии.
   - Я люблю её, господин маг, и она отвечает мне полной взаимностью, - ответил я покладисто, - она говорила, что прибыла показать мне столицу, погулять под шум фонтанов...
   Маг опять начал выкручивать, на этот раз мои руки, но, чем больше он выкручивал, тем большую околесицу я нёс про чистую любовь. Окончательно его добил рассказ об отблесках костра в глазах возлюбленной, рассказанный через пелену слёз нестерпимой боли. Чародею захотелось меня придушить и, с чувством выполненного долга, покинуть помещение - это отчётливо читалось в выражении его глаз. Стоит ли говорить, что меня такой расклад совершенно не устраивал, я лихорадочно искал выход, но не находил его, продолжая нести совершенно ненужную сыскарю околесицу.
   Увлёкшись своими душевными терзаниями, я пропустил момент, когда боль ушла. С глаз сошла пелена слёз; ещё плохо соображая, я посмотрел прямо перед собой и ничуть не удивился. Картинка опять поменялась. Мои враги, точно пожирающая свой хвост мифическая змея, пожирали друг друга. Передо мной стояла женщина. Пепельные длиннющие волосы, собранные в длинную, ниже бёдер, косу; милая обаятельная мордашка; выразительные чёрные глаза, взирающие на мир с непосредственностью и любопытством - совершенно бездонные, у радужек переходящие в синеву.
   - Как красиво! Продолжай, не останавливайся, пожалуйста, - пропел восхитительный мелодичный голосок.
   - Что? Кто ты?
   - Ну вот, остановился! - недовольно промурчала женщина. - Такие комплементы, да на грани смерти... Я искренне завидую Виктории самой светлой завистью!
   Я недоумённо захлопал глазами. Мой взгляд упал на шейку девушки, спустился по высокому стоячему воротнику, по обтягивающей кожаной курточке, по гроздьям метательных ножей на поясе; задержался на небольших метательных бумерангах в перекрестии кожаных ремней от плеча и до пояса. Окончательно меня добила внушительного вида стальная цепочка, обнимающая талию в несколько охватов, - в ней не было и намёка на простое украшательство, на что недвусмысленно указывал венчающий цепь трёхгранный клин.
   - Альта?! - в моём возгласе смешались и радость, и надежда, и злость - да что там, всё пережитое в последние часы вылилось в этом возгласе!
   - Ну-ну, милый мальчик! Не надо так, - поморщилось восхитительное создание, выкованное то ли для любви, то ли для убийства. - Не злись. Только не злись. Теперь всё будет хорошо.
   - Я... - её исполненный трепетных чувств голос, словно ледяная вода, затушил начинающий разгораться пожар злости. На такое непосредственное и отзывчивое создание было совершенно невозможно сердиться.
   - Вот так-то лучше, - промурлыкала дама, одаривая меня очаровательной улыбкой.
   В следующее мгновение альта неуловимым движением срезала удерживающие меня оковы, и я, тщетно пытаясь сгруппировать отказывающееся повиноваться тело, без сил завалился на подставленное плечо. Уже падая, попытался уцепиться за что-нибудь и закономерно вцепился в тонкий стан девушки. Альта сильно обняла меня, прижала к себе, погасила инерцию падения; а затем и вовсе легко подхватила на руки. Словно и не стройная изящная девушка - тяжёлого брутального гвардейца. Совершенно ошалевший от событий безумного дня, я наконец-то окончательно потерял сознание.
   - Не думай ни о чём, мальчик, просто отдыхай. Теперь всё позади, - тихо пропела девушка, умиляясь беззащитности лежащего у неё на руках мужчины.
   Альта аккуратно, стараясь не тревожить сон гвардейца, поспешила к выходу. По пути она без тени треволнений перешагнула через обезглавленное тело в алом плаще. В винном погребе был полный разгром, под ногами хрустело битое стекло, щепки от бочек устилали пол, подобно соломе в лошадином стойле. Над всем этим мерно плыл звук капели - от вина, стекающего из развороченных ёмкостей прямо на пол. А в алых лужах из жуткой смеси вина и крови лежали трупы боевых чародеев в обтягивающих чёрных комбинезонах. Возле двери в соседнее помещение, скрючившись, лежал ещё один маг, в алом плаще. Было видно, что он пытался отползти, но ему не дали - в спине зияла глубокая рана от пробороздившего податливую плоть клинка. Второй его росчерк остался на шее, завершая композицию автографом смерти. Альта вынуждена была перешагнуть и через это тело. Она не любила убивать, вся её утончённая натура протестовала против этого. Она предпочла бы дарить жизнь, создавать художественные шедевры, но выбора не было, за всё приходилось платить свою цену.
   На улице девушка намеренно удалилась от усадьбы вглубь парка. Здесь, среди первозданной природы, она покрепче прижала к себе мужчину. Коготь в её руках неуловимым движением собрался в хвост дракона; смертоносное оружие завертелось в безумном танце, каждый последующий "па" которого был чуть быстрее предыдущего. Вот силуэт клинка, да и силуэт самой альты смазался, стал почти неразличим в диком водовороте стремительных движений. Ощутить карусель смерти можно было лишь по протяжному свисту рассекаемого с нечеловеческой скоростью воздуха. Сталь кружила столь стремительно, что стало казаться - ещё мгновение, и само пространство не выдержит чудовищного водоворота, прорвётся, в тщетной попытке исторгнуть из себя причиняющего почти ощутимую боль смертного. На мгновение показалось, что это ему удалось. Все звуки пропали, остался лишь потревоженный ночными визитёрами пролесок с его извечными обитателями. Значит, не показалось? Значит, в самом деле, удалось? Мироздание вздохнуло спокойней, возвращаясь в привычный размеренный ритм существования.
   Мгновенная смена декораций, и пепельноволосая останавливает вращение смертоносной стали. Перед её взором больше нет леса, на его смену пришла просторная комната, с минимумом мебели. Собственно, единственным заслуживающим внимания предметом интерьера здесь была большая кровать с балдахином, а где-то в дальнем углу прятался туалетный столик с зеркалом. Дама аккуратно уложила свою ценную ношу на кровать, бережно разоблачила, с материнской заботой осмотрела измочаленное магией тело. Её руки заскользили по плечам, по животу, точными сильными движениями разминая перекрученные мышцы. Гвардеец заворочался во сне, вытянул вперёд руку, пытаясь сквозь сон поймать массирующую его ладонь. И ему это удалось. Лейтенант мягко потянул на себя замершую от неожиданности женщину, прижал пленённую ладошку к своей щеке. Альта с улыбкой склонилась над мужчиной, потёрлась щекой о его щёку. Ладонь воина, всё так же сквозь сон, скользнула с руки на тугую косу, прижала прелестную головку к плечу. Девушка одним гибким движением оказалась на мужчине, обняла его бёдра своими сильными стройными ножками. Ладони больше не массировали - они ласкали, требуя ответной ласки, которую тут же получали.
   Продолжение на https://author.today/

   Сноски

   (1) Вереск эль Дарго здесь со свойственной ему юношеской импульсивностью подменяет правила сложившейся традицией. На самом деле, начиная с чина лейтенанта, имперским офицерам полагался отдельный домик на территории форта, но таких домиков на всех не хватало, да и как делить имеющиеся домики между лейтенантами, которых заведомо больше? Коменданты не желали вносить в офицерский коллектив дополнительный камень преткновения, посему не спешили с домиками. В результате жить вне коллектива могли себе позволить лишь маги, и то недолго. Впрочем, офицеры и сами не спешили требовать положенного им по праву - по вполне банальной причине: в гарнизоне и так тоска смертная, а если ещё и в домиках уединяться, точно крыша съедет. Вместо этого они предпочитали в перерывах между рейдами и патрулями проводить время в обществе боевых товарищей. К слову сказать, в центральной империи офицерам полагался постой у местного населения за счёт казны, но на границе эта норма вообще не работала по причине физического отсутствия в фортах достаточного количества местного населения. Одним словом, граница - это всегда граница. Здесь есть место службе, но нет места всему остальному, в том числе и личной жизни. Невольно начинаешь задумываться: а так уж неправы были имперские кадровики, проводя постоянную ротацию офицерского состава?

   (2) Очень красивые, выносливые и резвые кони. Прообразом служат наши ахалтекинцы.

   (3) Армейская поговорка, на тему: почему в армии лучше не пить. В реальности там вместо "дразнить" используется другое слово. Ну, кто знает, тот поймёт. Для несведущих намекну: в армии не используются мягкие, щадящие обороты; здесь признаётся только старый добрый русский мат, помноженный на пошлость.

   (4) Для Вереска эль Дарго, как дворянина и офицера, ссориться в открытую с законом означает убивать его представителей. То, что он проделал на воротах - всего лишь воспитательный приём. И удивляться здесь нечему, так как к неблагородным в Империи даже в учебных заведениях принято применять телесные наказания.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"