Следующий способ, залечь. Как и предположит Эртал. На экзамене по агентурной работе за такую идею сразу ставят "неуд" и отправляют готовиться к пересдаче. Действовать так, как ожидает противник, нельзя. Если всё же мыслить реальными категориями места и обстоятельств, то вариант, в принципе, проходной. Пусть у моих противников есть повсюду глаза. Но искать начнут не только меня единственного. Сообщения польются рекой в новую СНБ. Если время от времени менять лёжку, мой след быстро запутается среди нескольких сотен других. Можно попробовать прицепиться к одной из тургрупп. Через Ош проходят конные маршруты. Летом было бы гораздо проще, но в южных областях туристы случаются и зимой. Какое-то время оставаться под радаром реально. Но дальше тупик. Хаос на границах устаканится. И куда мне тыкаться со своей ксивой? С помощью денег рано или поздно удастся, конечно, нащупать слабое звено. В этом смысле ничего не изменится. Но потребуются недели кропотливой работе на нелегальном положении. Шансы не в мою пользу. Я же не профессионал.
Остается прорываться. Если потребуется, с боем. Постепенно, как при печатании фотографий в красном свете, в голове начали проступать очертания плана. Когда он приобрел четкость, повертел его и так, и эдак. Чего скрывать, соплями всё склеено. Но ничего лучше на ум не приходило.
Осторожно приподнял на сантиметр крышку дверцы в потолке подвала. Прислушался. Тишина. Ещё важнее, никаких посторонних запахов. Засаду в четырех стенах выдает именно запах. Вышел на кухню. Порылся в оттаявшем, но ещё прохладном холодильнике. Нашел коробочку плова. Зажег плиту. Газ шел без перебоев. Разогрел плов, вскипятил чайник. Плотно упаковал плов в желудок. Грязную посуду оставил на столе. Прихватил с собой три бутылки минералки. В нижнем туалете сбросил балласт. Теперь я мог без труда залечь на сутки. Помыться бы, но это уже блажь.
Вернулся в подвал. Подкинул в печку дров. Часок подремал. Пора, мой друг, пора. Подвал имел выход в гараж. Вылез, принюхался.. Никого. Один из офисных внедорожников, "ниссан" что помельче, стоял в боксе. Ключи висели на обычном месте. Я не стал долго ломать голову отчего, да почему. Мой план такой подарок судьбы не предусматривал. Но отказываться от него я, разумеется, не собирался. Свинтил красные дипломатические номера. Гаишники сегодня отдыхали. Для остальных белый "ниссан" без номеров был невидимкой. Завел мотор, топлива четверть бака, мне больше не надо. Открыл калитку в заборе, постоял с пол-минуты. Мороз, поземка. В небе над городом без огней раскинулся звездный ковер. Даже не прислушивался. Если с другой стороны меня поджидала засада, я бы уже лежал на земле. Откатил с грохотом ворота, вернулся в "ниссан", выехал на улицу. Закрыл ворота бокса, ворота и калитку в заборе. Неспеша покатил по колдобинам нашего проезда, в другую сторону от Манаса. Вокруг никого. На часах 02:47.
Мне требовалось решить только одну задачу, пересечь Чуй. На всех перекрестках горели костры. Сполохи пламени высвечивали силуэты мятежников. Или повстанцев. Один черт. Выбрался на Токтогула, неспеша доехал до Ошского базара и повернул вдоль него направо по Бейшеналиева. Здесь, очевидно, находился штаб, вокруг базара царило возбужденное оживление. Люди и машины сновали туда-сюда. Среди столь бурной активности никто не обращал на "ниссан" никакого внимания. Блокпост на перекрестке пытался управлять движением и сумел нарегулировать огромную пробку. Нагло усугубляя транспортный хаос гудком и слепя встречных дальним светом, пересек проспект. Нa другой стороне поборолся с соблазном решить дело немедленно. Устоял. Вышло бы или пан, или пропал. Необходимости идти ва-банк не было.
Проехал два квартала, повернул по Рыскулова направо, к центру. Кроме меня никого. После бульвара снова повернул направо. Оказалось, Уметалиева. Район этот я знал плохо, поэтому сразу повернул ещё раз направо, на Абдумамунова. Загнал "ниссан" во двор многоэтажки, оставил ключи в замке, и резво двинулся дальше пешком, прижав мешок с провиантом к груди. От ветра. На "ниссане" вполне мог стоять передатчик, позволяющий отслеживать его маршрут. Для этого его и могли мне оставить на блюдечке с каемочкой. Через пару часов какой-нибудь смекалистый киргиз непременно найдет и перепрячет. Мне важно выиграть время. По темным улицам добрался до бывшего дворца спорта, что в минутах от квартиры.
Спортом здесь давно не пахло. Иногда устраивали ярмарки или базары. В остальное время здание пустовало. Подвалы его были тем более безлюдны. В лабиринтах подземных коммуникаций обитало сколько-то бомжей, но плотность населения все равно оставалась как на Луне после посадки американских астронавтов. А раз здесь не жили люди, то обитали уличные собаки. Это я знал точно, и именно от них зависел успех следующей части моего многоступенчатого плана. Протиснувшись в разбитое окошко, спрыгнул на пол и оказался в лабиринте подсобок. Далеко уходить не стал, чтобы не заблудиться. Сел в уголке одной из проходных комнат и стал ждать. Ночь - время уличных собак, поэтому в подвале было пусто. Но я надеялся, что под утро они вернутся.
Без собачьего общества шансов пережить остаток ночи и следующий день у меня оставалось немного. В подвале, конечно, немного теплее, чем снаружи. Но именно немного. Одет я был в силу обстоятельств не по сезону. Согреться мог только собаками. К тому же, там где есть собаки, нет крыс, которые для меня сейчас были куда опаснее. С собаками можно договориться. Все собаки - попрошайки. Бишкекские уличные собаки вообще произвели на меня хорошее впечатление. Пугливые и довольно робкие. В большинстве своем они были уличными, но не дикими. А раз помнили хозяев, тo видели в людях не добычу, а источник пищи и руководства.
Появились они неожиданно, когда уже развиднелось. Одна, другая. Остановились в нерешительности. Суки, наверное. Через минуту нарисовался кобель. Подойдя на метр, зарычал, оскалив зубы. Кобель был молодой, и рычал он, насколько я понял, больше по должности. Ну, с этим договоримся. Когда он приблизился ещё на шажок, кинул ему кусочек колбасы. Кобель удивился, отвлекся на колбасу, обнюхал ее, сожрал, и опять зарычал. Еще кусочек. Суки позади него заскулили, их уже собралось по крайней мере пять. В подвальном сумраке виднелись только размытые пятна, одни темнее сумрака, другие светлее. Кобель подошел и обнюхал меня. От меня пахло колбасой. Территориальный спор был улажен. Завиляв хвостом, кобель гавкнул. Тут подтянулся гарем, и началось пожирание колбасы.
Кусочки я отщипывал маленькие. Поддерживать доброе расположение новых коллег предстояло весь день. Через полчаса взаимное напряжение рассосалось. Поудобнее устроившись на куче собранных мной тряпок, я подпихнул под голову вместо подушки кобеля, подоткнулся с боков суками. Шерсть у собак была жесткая и грязная, но зато длинная и плотная. Бетонный пол, конечно, обжигал холодом даже сквозь тряпки, но тут уж ничего не поделаешь. С других сторон было вполне уютно, хоть и воняло псиной. Остатки колбасы надежно спрятал под свитер и рубашку. По-моему, я заснул быстрее собак.
Когда проснулся, собаки спали. В подвале стоял дневной полумрак. Который час неизвестно. Делать абсолютно нечего. Эх, сейчас бы грамм двести, да под колбаску... Думать о чем-нибудь конкретном не хотелось. Да и чего тут анализировать. В прошлом всё ясно. В будущем полный туман. Сколько не думай, ничего в этой жизненной переспективе не изменится. План приведен в исполнение. Пока все идет удачно. Новой информации, способной вызвать необходимость в пересмотре плана, не поступило. Никаких звуков ни снаружи, ни изнутри подвала не доносилось. Табуны собачьих блох с энтузиазмом исследовали меня как новую среду обитания. Судя по ощущениям, размножались. Время текло, как холодный деготь. Но текло.
Кобель заворочался первым, проснулся. Повилял хвостом, гавкнул. Подняли головы и суки. Дощипал остатки колбасы. Понемножку, но хватило всем. Собакам не количество важно, а внимание. Мои уличные коллеги побегали немного по коридорам и закоулкам подвала. Их лай, отражаясь от стен, доносился со всех сторон. Собачий патруль был кстати. Если где-то внутри или снаружи подвала готовилась засада или, того хуже, штурм, собаки унюхают людей и поднимут совсем другой лай. Предупрежден, значит вооружен. Набегавшись и наигравшись, собаки вернулись. Мы опять в обнимку задремали.
... Холод. Опасность. Звуки стрельбы. Я попал в Сараево в самом конце войны. Тоже в январе. Тогда служил в другой конторе. Поселили в многоэтажку в микрорайоне Алипашино поле. В брошеную хозяевами квартиру, выходящую окнами на "аллею снайперов". Сербские позиции находились по другую сторону здания, поэтому снайперов я не боялся. Опасения вызывала минометная стрельба. Здания микрорайона покрывали оспины от попаданий мин. Боснийских. Их батареи занимали позиции на противополжной стороне проспекта в промзоне и на кладбище автобусов. Некоторые цели находились в двухстах метрах за моим домом. Особой меткостью боснийские минометчики не отличались. Недолеты были в порядке вещей.
В квартире стояла забортная температура. Отопление не работало. Через пулевые пробоины в окнах свистел зимний ветер. Воды не было. Еды не было. Дом за пределами моей квартиры выглядел мертвым. Когда-то давно на крыше приземлился снаряд от 155-миллимиетровой гаубицы. Взрыв разворотил три верхних этажа, которые летом заливали дожди, а зимой заметали снега. Ещё один снаряд калибром поменьше влетел на площадку между шестым и седьмым этажом и обрушил почти целый пролет лестницы, Я жил на шестом, и всякий раз идя на службу с содроганием глядел в дыру, через которую было переброшено подобие деревянных мостков. Ни разу не видел, чтобы ими кто-то пользовался, но не от безделья же их наладили. В доступной части дома обитаемыми остались три квартиры. В них тихо тлели жизни двух стариков и двух старушек, похоже брошеных на произвол судьбы. Я их пару раз встречал на лавочке около подъезда, молчаливых и безучастных к происходящему вокруг.
Ночью, при свете одинокой свечи в пустой квартире, в пустом доме в двухстах метрах от передовой мне становилось не по себе. Через три дня плюнул на удобства двуспальной кровати и переехал на койку в казарму дежурной части международной полицейской группировки, куда я и был прикреплен. Дежурная часть находилась тут же на "аллее снайперов" напротив полуразрушенного здания почты и телекоммуникаций. Казарма разместилась в теплом подвале. Отапливаемый сортир. Умывальники. Прачечная. В помещении по соседству столовая, где помимо трехразового питания круглые сутки имелся кипяток. Прекрасные условия, если бы не хоровод сменяющихся нарядов. Одни на дежурство, другие в койку. И не война кругом.
Мое задание заключалось в эвакуации двух полицейских, серба и боснийца, собиравших данные о каналах поставок оружия балканской мафии. Они работали под прикрытием уже полгода, легенда поизносилась и настало самое время их выдернуть. Однажды рано утром я с двумя коллегами погрузился в белый броник полицейской миссии, и мы покатили через весь припорошенный снежком город к выезду, ведущему на городок Пале. Там на окраине Сараево туннель. Со стороны города совместный блокпост боснийской армии и миротворцев. Со стороны области блокпост сербов. Туннель нейтральная территория. Миротворцы нас пропустили без задержки. Раз едем, значит надо. Угрюмые сербы долго изучали наш пропуск до Пале, куда мы по легенде направлялись для плановой ротации международных наблюдателей. Куда-то звонили. Но все-таки открыли шлагбаум. Дорога до развилки у Доньей Любогошты идет в основном по дну глубокой долины. Вокруг глушь. Ни жилья, ни людей. Из белёсого рассвета вылупился серенький неуютный день. Сильных снегопадов в последние дни не было. Для отвода войск и артиллерии согласно соглашению о перемирии сербы почистили шоссе. На нем осталось сантиметров тридцать подмерзшей снежной каши. Броник шел как ледокол. С хрустом. Водитель старался держать осевую.
Не доезжая деревни Буложи с трудом пробрались через длинный туннель. Сербы набросали там груды валунов, и лавировать между ними приходилось с черепашьей скоростью. Во время войны в дальнем конце туннеля стояла сербская батарея, но к моменту нашего рейда её уже убрали. На всём протяжении дороги до Пале мы не встретили ни одного сербского бойца или там пушки. Чему я очень обрадовался. В Пале отметил пропуск в комендатуре, сдал-принял сотрудников, и покатили назад. Операция шла с небольшим опережением графика. В туннеле остановились, водитель погасил фары. Из кромешной тьмы мигнул условным сигналом огонек фонарика. Я через бойницу послал свой код. В ответ получил новую серию вспыщек. Всё сошлось. Послал заключительный отзыв. Через минуту в боковой люк еле слышно поскреблись. Водитель завел двигатель, который в туннеле издал оглушительный рев. Лязганье люка в нем растворилось без остатка. На самом выезде из туннеля броник занесло на луже льда. Солнышко, видать, пригрело, вот и накапало с бетонного среза. А на промерзжшем асфальте прихватило. Водитель крутанул руль, левое переднее колесо наехало на каменюку. Зад вынесло вбок. Правое заднее колесо попало на укрытую сугробом обочину.
И надо же случиться такому везению, аккуратно наехало на сербскую противотанковую мину. Колесо оторвало. Подброшенный взрывом броник сделал пол-оборота в воздухе и рухнул на бок. Из нас четверых никто особенно не пострадал. Кто зубов не досчитался, кто язык прикусил. У меня оказалась сломаной рука и пара ребер. Главное, мы были в касках. И бронежилетах. Двоим коллегам, которых мы подобрали, пришлось хуже. Ни касок, ни жилетов я для них взять не смог, чтобы соблюсти конспирацию. Босниец оказался ближе всех к месту подрыва и погиб на месте. Ему размозжило голову, оторвало ногу и подырявило осколками все остальное.
У серба тоже пострадала голова, но обошлось без утечки мозгов. Левая ступня болталась на ошметках кожи и сухожилий. Правая рука была вспорота от локтя до плеча. То ли осколком, то ли шпангоутом броника. Запах мозгов и горячей крови с тех пор и остался в памяти. Работая в шесть рук, мы в рекордное время наложили жгуты, вкололи противошок и покрепче привязали ступню к ноге. Вылезли через заднюю дверь и сели посередине дороги. Вызывать подмогу с базы в Сараево я не имел права, хоть умри. Сербы перехватят и примчатся первыми. Два нелегала, не шутка. Тут мне пришла в голову другая идея. Хорошая ли плохая, разбираться времени не было. Сербский полицейский оставался в сознании. Его трубка работала. Он позвонил в "скорую" в Пале, объяснил что работал бензопилой и подрезал ногу. Поторговался. С облегчением захлопнул трубку. Вызов принят. "Скорая" приехала через сорок минут. Водитель, врач, санитар. Хмурые и немногословные. На перевернутый набок броник они не обратили ровным счетом никакого внимания. Мало ли их по обочинам разбросано. Начали оказывать первую помошь. При виде ран на их лицах появилось сомнение. Мы вчетвером вышли из засады и окружили их по всем правилам воинского искусства.
Я извинился за причиненные неудобства и вольное трактование Женевской военной конвенции. Водитель сплюнул мне под ноги. Сербы не любят, когда их дурят. Я им искренне сочувствовал. Когда я разъяснил им варианты, их настроение испортилось окончательно. Вариантов я им мог предложить два. Идти пешком назад в Пале или везти раненого в Сараево. Они поорали друг на друга и решили ехать в Сараево. Мы набились в "скорую", пожилой "фольксваген"-басик из чьей-то гуманитарной помощи, как шпроты в банку. Басик плотно сел на пружины. Раненый очень кстати потерял сознание. Сербских солдат на блокпосту у сараевского туннеля наше появление застало врасплох. Я с опозданием сообразил, что надо было самому сесть за руль. Пользуясь их замешательством, прорвался бы. Водитель-серб предпочел с автоматчиками не конфликтовать и послушно остановился у шлагбаума. Сербы орали на нас, я по-русски орал в ответ, бригада "скорой" орала на кого попало. В качестве последнего аргумента пришлось достать табельный "глок". Охрана блокпоста задумалась. Умирать было решительно не за что. Начались переговоры.
Я объяснил, что наш броник подорвался на мине, за что сербскую сторону непременно накажут. Так что в интересах сербских военных было, в порядке, так сказать, частичной компенсации беспрепятственно нас пропустить. Старший наряда, необъятных габаритов детина с окладистой бородой и непонятными мне знаками различия на форме в сиреневом камуфляже, ухмыльнулся и поинтересовался, откуда взялся раненый:
- Одакле Ќе ра®ен мушкарац? Си возио?
Этим вопросом он меня срезал. Прекрасно понимая, что санитары могли меня элементарно сдать, я попытался выкрутиться с помощью каламбура:
- По обочине шел раненый. Поoбочная, выходит, жертва. Случайный прохожий.
Человек-гора понимающе кивнул, случайный так случайный, но всё же решил уточнить:
- Однос према полициЌскоЌ мисиЌи нема?
- Нет, к миссии отношения не имеет, - с облегчением заверил его я.
Бородач неторопливо направился в "скорой", на ходу вытаскивая из кобуры трофейный армейский "кольт". Я прицелился ему в затылок и снял "глок" с предохранителя, хотя прекрасно понимал, что блефую. Серб это тоже прекрасно понимал. Свободно держа "кольт" в опущенной руке, он нагнулся в машину и долго разглядывал раненого. Не оборачиваясь, отдал короткий приказ. Врач "скорой" подошел, пощупал пульс на залитой подсыхающей кровью шее. Достал из нагрудного кармана белого халата, надетого поверх камуфляжного бушлата без знаков различия, тонкий фонарил. Приподнял раненому веки. Посветил в один глаз, потом в другой. Пощупал пульс с другой стороны шеи. Покачал головой и натянул на лицо байковое одеялко. Старший блокпоста засунул "кольт" в кобуру и, встретившись со мной взглядом, сочувственно развел руками. Наряд опустил оружие, повернулся ко мне спиной и направился к своему вагончику. Инцидент был исчерпан. Нет человека, нет проблемы. Я ещё с полминуты оставался стоять с зажатым в нетвердой руке "глоком" как последний идиот. Бригада "скорой" погрузилась, развернулась, и покатила назад в Пале, увозя тело случайной жертвы войны. Никаких документов на нем не было, тайну своего задания наш коллега унес с собой в могилу. Я убрал пистолет и во главе нашего потрепанного отряда вошел во мрак туннеля. За провал задания меня понизили в должности, а потом и вовсе вывели за штат...
Когда открыл глаза, план отхода у меня в голове уже созрел. Во всех деталях. В подвале стемнело. Собак я уже не не различал, только слышал их возню. Кобель гавкнул, и они исчезли. От наступившей тишины зазвенело в ушах. Пора-не-пора, иду со двора.... Выбраться из подвала оказалось куда труднее, чем попасть в него. Если смотреть снаружи, то разбитое оконце находилось на уровне земли. Если изнутри, под потолком. Я бюрократ, а не суперагент, ни мышцами, ни ловкостью не обладаю. Подтянуться на кончиках пальцев мне никак не по силам. Побродив с полчаса в кромешной тьме по подвальному лабиринту, наткнулся на подходящий мне предмет, обломок доски шириной в ладонь и длиной мне по локоть. Нащупал дорогу назад к окошку. Приставил доску к стене под углом, встал одной ногой на верхнюю часть и...ничего. То есть теперь я мог зацепиться за тот край подоконника, что снаружи, но дела это не меняло. Вытянуть себя из подвала у меня все равно не хватало сил.
Тогда я приставил доску вплотную к стенке подвала. Толщиной она оказалась чуть шире пальца. Встал на нее вдоль стены левой ногой, толкнулся правой, зацепился за подоконник снаружи.
Балансируя на дощечке, начал медленно задирать правую ногу. Растяжкой похвастаться не могу, но ноги у меня крепкие. Удалось дотащить пятку до внутреннего подоконника. Вдохнул, выдохнул, изо всех сил подтянулся на трех точках. Ногу пронзила такая боль, что в глазах пошли ярко-желтые кольца. Но я уже лежал животом на оконной раме. Скребя ногтями мерзлую землю, а ым ботинком шероховатую стену подвала, мне удалось достаточно высунуться, чтобы закинуть на внутренний подоконник и левую ногу тоже. Еше один судорожный рывок, и я весь выполз наружу. Сердце вибрировало, как отбойный молоток. Ногу жгло огненной болью, саднили суставы пальцев и сломаные ногти. Подняться даже на четвереньки не хватало сил. Пока отдыхал, прислушивался и принюхивался. Пахло гарью и мусором. В голых ветвях свистел ветер. Света в округе нигде не было, но тучки по небу неслись жиденькие, и почти полная луна позволяла различить контуры предметов.