--
К сожалению - нет. Они будут нормально работать, как и раньше, но если еще раз попадут в воду, их невозможно будет исправить. Так и пришла старость, какое-то время хозяин еще носил эти часы, но в один день они остались лежать на столе, после этого был день второй и третий и еще множество, подчеркивающие ненужность использованной вещи. За то рядом появился младший брат, очень похожий на старшего. С комплектом дежурных функций, и главное, с еще новеньким родным сердцем и, не впускающим в себя воду. Старший, сначала с ним упорно не хотел разговаривать, но постепенно отношения налаживались и старший расспрашивал, как прошел день, где были, пускался в долгие воспоминания. В общем, оставаясь на месте, знал практически все о жизни хозяина, с которым провел много лет и уже не так чувствовал свою ненужность и ущербность.
--
Недалеко от двух этих братьев на каменном, высоком столбе жили еще одни часы. Это была круглых форм дама-будильник. В свое время она была куплена из-за большого циферблата, громкого звонка, противно верещавшего по утрам, до тех пор пока разбуженный хозяин не выключил его. Дама была своенравна и завистлива. С высокой своей башни она постоянно говорила какие-то гадости двум братьям внизу, вопила, что она самая нужная и важная - "Если я не разбужу хозяина - никого из вас он не возьмет с собой в Наступивший День".
Спорить с ней было бесполезно. Между собой братья обсуждали вульгарность толстухи. Возмущались, что она так вопит по утрам - не так деликатно, как они - позвонили по минутки и затихли, и так несколько раз, пока хозяин не встанет. Но разве можно было что-то объяснить вечно бушевавшей на верху особе? Бывали, правда, дни, когда криков не было и толстуха была довольно приветлива, даже добра. Небольшое сердце у нее менялось часто и после каждой такой смены бешеный потенциал толстухи, водопадом оскорблений привычно падал на братьев.
Неподалеку от толстухи жил еще один указатель времени. Когда-то его привезли из какой-то очень далекой и жаркой страны и подарили хозяину. Он был очень красивым и холодным. Бирюзовый циферблат в никелированной оправе. На руку он не одевался, за то на нем было приспособление для ношения на брючном ремне. Еще при определенном сложении он мог быть как настольные часы. Без будильника, красивый и не очень нужный в принципе. Он стоял где-то на телевизоре среди постоянного вороха бумаг.
Братья его видели несколько раз, толстуха же видела его часто. Как-то она попыталась познакомиться с ним поближе, но бирюза потемнела, никель холодно блеснул, - знакомство не состоялось. Попыталась поругаться - тоже бесполезно. Все сказанное и выкрикнутое сталкивалось со стеной скучного безразличия. Никелированный франт жил своей какой-то особой жизнью, не стремясь выпячивать свою значимость, но и не подводя никогда. Ему странно было видеть толстую крикуху, не понимая, как можно постоянно о чем-то болтать. Двое братьев были где-то там внизу. С ними можно было бы пообщаться, но они были так далеко...
В другой комнате, точнее кухне, жили трое: кокетливая дамочка, быстрый мальчуган и вечно молчаливый старик.
Дамочка имела красный циферблат. Позолоченные стрелки указывали на позолоченные цифры. Слегка выпуклое стекло подчеркивалось изящностью форм передней панели, цвета слоновой кости. Она была встроена в стенной шкаф, прячущий механизм в прозрачной пластмассе. Сердце-батарейка было большим и толстым, что смущало и одновременно возмущало кокетку. Она вся такая из себя красивая и изящная, ну неужели нельзя было для нее сделать такое малюсенькое, аккуратное сердечко и, чтоб обязательно блестело, а вместо этого что-то толстое и уродливое помогало жить этому воздушному изяществу. Как обидно и несправедливо! Утешало лишь то, что этого уродства не было видно, так как вместе с корпусом оно было спрятано в шкафу, оставляя на всеобщее обозрение хорошенькую болтушку, которая постоянно торопилась, и время от времени стрелки переводились назад, ничуть не огорчая этим даму. Правда иногда что-то происходило, она сердилась, на неполное совершенство своих форм, переставала болтать и упрямо молчала. Но появлялись Руки, вытаскивали ее из шкафа, что-то делали с сердцем, которого так стеснялась наша кокетка. Упрямство заканчивалось, веселое тиканье всем говорило, что все в норме и надо опять куда-то спешить.
Рядом с ней жил мальчуган. Он постоянно спал и был внешне очень похож на красавицу, с той лишь разницей, что сердце у него было устроено совершенно иначе чем у остальных часов. Это была мощная пружина, которая взводилась до определенной какой-то цифры. Раздавалось громкое тиканье, показывающее, что малыш проснулся и готов куда-то рвануть со своей накопившейся энергией, правда стрелка, показывающая время почему-то двигалась против обычного хода всех часов со стрелками. Жизнерадостное громкое тиканье всем говорило - "Я проснулся! Эй, вы - слышите?! Я не сплю, я быстр, полон энергии и вообще я молодец!"
Когда же стрелка подходила к отметке ноль, раздавался оглушительный звонок, который слышали все живущие в доме часы. Затем тиканье постепенно затихало, и жизнерадостный шалопай снова засыпал. Поговаривали, что он родной брат красавицы, на что та отнекивалась: "Да вы только посмотрите, разве мы похожи? Разве красота его циферблата такая красивая как у меня? А корпус, а корпус! Да вы только посмотрите на цвет! У меня чистая слоновая кость, а у него какой-то желтый блеклый пластмасс. Я стекло... Ну разве можно сравнить изящную форму моего стекла с топорной формой этого... Да и по центру у него торчит штырь взводящего механизма. Да и в конце концов сердце у нас разной формы - притихшим голосом добавила, слегка покраснев и без того красным циферблатом.
Но окружающим предметам было как-то все равно по большому счету. Из всех присутствующих, малой больше всех походил на красавицу, а что какое-то сердце, какой-то штырь, какие-то цвет и формы - все ерунда. Брат и точка! А может вообще - муж. Ну эту тему никто дальше не развивал.
Напротив этой своеобразной двойки жил старик. Когда-то давно, он жил во многих домах, разных комнатах, а теперь он находился здесь. Это были настенные часы. Стекло, оберегающее циферблат от пыли было давно разбито, на что старик грустно шутил, что откорректировать время можно двигая сами стрелки, так что такое удобство в обращении мог сделать только он. Старик был медлителен и постоянно находился в полубодрствующем состоянии. Он был до того стар, что какие бы в него не вставлялись сердца-батарейки, они почему-то быстро иссякали, а то и вовсе не могли запустить старый механизм, на что, после многих попыток хозяин махнул рукой и оставил старика в таком непонятном для всех состоянии. Два раза в сутки он на короткое время как бы приходил в себя, разговаривал с болтушкой, затем снова впадал в свое оцепенение.
По непонятной причине все часы в доме показывали разное время. Впереди всех бежала красотка. Ее время, голубоватым шлейфом вилось по комнате, создавая невидимое мерцание, затем, по времени шли два брата. Сначала, как более опытный, - старший. Его время было очень четким и угловатым. В его промежутке был полный порядок и каждая секунда строго знала свое место. Вот что значит старая закалка!
С тридцати секундным опозданием шел брат младший. В его полосе времени тоже был порядок, но границы его влияния были не так четко отмечены, распылялись к границе вредной толстухи, во владениях которой был мягко говоря, беспорядок. Все ненужное, забытое, оставленное другими временами, она старательно собирала. Сначала скидывала в какие-то непонятных форм круги, затем, когда видимость порядка надоела, она оставляла приобретенное или найденное где попало и в самом неподходящем месте можно было найти и давнее воспоминание и, отрезок вчерашнего дня, частичку дыхания давно живущего в доме человека или полоску света весеннего дня. В общем, о каком-то минимальном порядке говорить было сложно.
Красавец одиночка имел какую-то непонятную полосу времени. Она была сложна, как математический узор, многогранна и многоцветна, иногда абстрактна и реальна на столько, что эта контрастность порождала густоту временных полей, которые чувствовали все часы в доме.
Старик придерживался старой теории о незыблемости и вечности Времени, четкой частичкой и представителем которого он являлся. Все новомодные понятия были сложны и не нужны в вязком течении подвластного пространства. Незыблемые четкие метки оставленные дважды в сутки. В унисон со всеми и с каждым в отдельности. А говорят "старик". Этот старик, делающий такое, что не под силу никому. Недвижимое движение, не присутствующее присутствие. Малым своим необузданным потенциалом и обратным для всех принципом движения времени против течения времени, одновременное движение во всевозможных направлениях, доказывающее возможное в невозможном. Дополняя собой все полосы времени, выводя их на более высокий уровень понятия и ощущений. Время во времени времен в одной комнате, в одном доме, во всех домах, во всем мире. Постоянно пустая вездесущая река, делящаяся на притоки настоящего, прошедшего и будущего. Только что настоящая минута уже становилась прошлой и единственно-неповторимой. Каждая непонятная минута будущего из непонятной вначале формы превращалась в четкость Реали происходящего, затем в горизонт прошедшего, оставаясь уникальной в своей единственной неповторимости. И так Всегда. И так Вечно!