Сказка для старых дев.
PS: Попытка порисовать словами:)
У неё никого не осталось кроме Стена. Матери она не помнила, отца - тоже. Отчим заменил ей и отца и мать. Отчим... Но ей даже не приходило в голову назвать его так.
Отец!
Теперь не стало и его.
Затемнённые окна. Зашторенные зеркала. Паутина шелков на хрустальных люстрах. И бледное лицо Стена, такое родное и одновременно отталкивающее.
Сколько себя помнила, она тянулась к нему, но всякий раз натыкалась на глухую стену отчуждённости. Временами он становился просто не выносим, отравляя самые лучшие её начинания едкими насмешками и замечаниями. С годами она оставила всякие попытки наладить с ним добрые отношения, и, когда он объявил о своем намерении покинуть дом, вздохнула с облегчением.
Стен взрослел и мужал на стороне, изредка удостаивая их своим присутствием, но и в те короткие встречи умудрялся вывести её из себя. Зачем? Она не понимала. Может быть, причиной тому была ревность к отцу? Но ведь она не отнимала у него отца, напротив, изо всех сил старалась сглаживать любые разногласия между ними, подчас в ущерб своим собственным интересам. Она надеялась, что однажды Стену наскучат бессмысленные издёвки и провокации. Она могла поклясться, что несколько раз из-под уродливой маски враждебности проглядывало его истинное лицо. Именно тогда, когда ей не́откуда было ждать помощи, он неожиданно протягивал руку.
Совсем как в этот страшный день. Он вышел из спальни отца последним и взглядом вырвал её из толпы. Не было слов, да и ни к чему были слова. Он оказался рядом. Мимо проходили траурные тени, скупо выражая соболезнования, а они стояли плечо к плечу, как стойкие оловянные солдатики посреди полыхающего мира. Они потеряли отца и обрели друг друга. И жизнь их потекла по новому руслу, жизнь в большом осиротевшем доме, который они пытались согреть своим теплом.
От прежнего циничного хладнокровного Стена не осталось и следа. Как будто дух отца переселился в него. Он стал её опекуном, защитником, и она доверяла ему, стараясь не вспоминать о прошлом. Но неясная тревога порой закрадывалась в сердце, когда она ловила его взгляд вечерами у камина. Не могла так просто исчезнуть причина былой неприязни. И если он выполнял волю отца вопреки своей собственной воле, рано или поздно терпение его должно лопнуть.
Так прошел год. Ей минуло шестнадцать. Они устроили праздник. Как робко, по-человечески боязливо примерял их дом карнавальные украшения. Отец непременно порадовался бы за них, поднял её на руки и закружил по залу с вечной присказкой: "В любых нарядах ты, мой ангел, хороша!".
Но что же творилось в этот день со Стеном? Он подавленно молчал, он не желал её видеть, а ей непременно хотелось понравиться ему. Она танцевала как никогда вдохновенно, и трепетные шелка изумрудными крыльями шелестели за спиной. Она была нарасхват в веренице раскрепощаюших ритмов, но Стен даже не пытался пригласить её. Всякий раз оглядываясь из летящего ликования, она натыкалась на его точёное окаменевшее лицо, и знакомый жестокий призрак детства оживал перед её глазами.
Радость угасала. Она едва находила в себе силы улыбаться гостям, и если бы не Рей, её старый добрый приятель, её недавний поцелуй, она, пожалуй, не смогла бы выстоять. Рей не отходил от неё весь день, с шутливой ревностью отваживал наседающих кавалеров, на ходу сочинял остроумные байки, и гости со смехом уступали ему королеву бала. Однажды она оглянулась и не нашла Стена. Странно, но ей стало легче: лучше так, чем угрюмый взгляд исподлобья, - и она забылась в безудержном веселье до самого вечера.
Дом постепенно пустел. Одна за другой угасали яркие люстры. Нанятая по случаю прислуга снимала сверкающую мишуру, прибирала гостиную.
Она сидела у камина, обхватив колени руками, и отрешённо смотрела в огонь. Там ещё плясали гибкие тени, там ещё шел бал под трели кастаньет потрескивающих дров. Наконец и этот бал затих. Старая Грейс выпроводила последних рабочих и, пожелав не засиживаться, удалилась в свою комнату.
Она осталась одна в опустевшем высоком зале. Отсюда, из-под его стрельчатых сводов, сверкающий праздник казался таким далеким, нереальным, и лишь яркое платье - изумрудный светлячок в кромешной тьме - бросало вызов скептическому "А было ли?..".
Было! Было! Было!!!
Камин догорел. Тусклый свет луны пробивался сквозь резные рамы, оживляя мистические фантазии снов. И дом обретал черты старого замка: обители призраков и туманов.
Поначалу она потакала этому таинственному превращению, находя удовольствие в прикосновении к леденящему душу спектаклю. Разыгравшееся воображение уводило прочь от реального мира. И ночь, коварная повелительница теней, завлекала в свои пленительные сети. Связь с миром становилась слабее, но ей даже не приходило в голову беспокоиться по этому поводу.
И вдруг словно лопнула натянутая струна. Из жутких провалов ниш повеяло сыростью и плесенью. Ощущение опасности было так реально, что ей стало не по себе. Она поднялась и поспешила к лестнице, ведущей в спальню. Там под надёжной броней одеяла её не достанут никакие чудовища. Но предчувствие недоброго подавило жалкую попытку пошутить и захлестнуло мутной волной. Ей чудилось, что сейчас в этом доме следом за ней идет Зверь, бешенный, злобный, неодолимый. Чтобы хоть как-то вырваться из ожившего кошмара, она мысленно уверяла себя, что где-то рядом находится Стен. Он не даст её в обиду. Но страх сгущался и, когда она распахнула двери своей спальни, он превратился в уверенность. Сейчас произойдёт что-то ужасное! Нет никакой надежды предотвратить беду! Разве что...
- Отец!!!
И Зверь появился из темноты. Это был голодный разъярённый хищник с гулко бьющимся сердцем. Он схватил её, прижал к груди, и жуткая пустота воцарилась в её сознании. Она вдруг отчётливо увидела себя со стороны: безвольную, поникшую, неживую. Те же стены, та же мебель, те же запахи и звуки. Только мир стал... как бы с двух сторон одновременно. Потому что она стала одновременно и собой и Зверем, сжимающим в руках вожделенную добычу. То было вокруг. А внутри её разверзлась и начала разрастаться огнедышащая бездна.
Она испытывала смертельную тоску и страстное желание обладать существом безнадёжно ускользающим от неё. Она должна была остановить его любой ценой, потому что только этому существу предназначалось утолить её голод. Если не оживить его, не отогреть, не встряхнуть, оно погибнет, и тогда погибнет она - Зверь: огнедышащая бездна поглотит её в своем чреве.
Какое чудовищное наваждение! Как неотвратимо надвигается на неё раскаленный до красна обрыв. Ещё мгновение бездействия, и ей не на что будет опереться. И она отталкивается от самого края, и взмывает в порыве страсти, припадая к ещё теплым, мягким, безумно желанным губам.
Мир раскалывается! Их снова становится двое: она и Зверь. Своим отчаянным поцелуем он вырвал их из небытия, но ей лучше было бы там и оставаться. Она не хочет отвечать ему, но не может!..
Новое головокружительное чувство поднимается из её глубин, и совладать с ним она не в состоянии. Оно жило в ней и раньше, угнетенное, неосознанное, и дикое, как пробудивший его Зверь. Они объединились против неё. Они оба её предали. Нет смысла бороться. Она отдается во власть Зверя, и Зверь становится завораживающе нежен. Он несёт свое завоёванное сокровище в удушающие шёлковые простыни. Он опускается рядом. Демонический взгляд его прожигает насквозь, губы - раскалённые угли скользят по её плечам, подбираются к груди. И тогда из последних сил бросает она в пустоту протестующее: "Не-е-ет!!!".
Звук собственного голоса действует отрезвляюще. И выход находится сам собой, такой простой и очевидный.
- Если ты сделаешь это - я умру!
Произносит кто-то её голосом. Произносит бесстрастно, твердо, уверенный в своих словах.
- От этого не умирают, глупышка! - Свистящим шепотом отзывается Зверь, но в интонации его она улавливает тревожные нотки.
- Я умру!
И теперь она знает: так оно и будет.
- Я все-равно умру!.. О, боже, Стен! Как ты мог?!.
Заклятие произнесено!
Зверь подался назад и исчез.
Стен, прежний Стен, выпрямился над ней, пошатываясь отошел к окну и распахнул створки. Студёный ветер со снегом и мраком ворвался в комнату, закрутил шторы огромной волной и швырнул ему в лицо, вовлекая в новый виток колдовства. Ставший вдруг ослепительным лунный свет обрушился с высоты серебряным ливнем. И Стен встал, как изваяние, как призрачный гость из завьюженной страны, где неведомы иные цвета, кроме чёрного и белого.
Она не могла оторвать взгляда от этого восхитительного призрака. Она не понимала, как несколько минут назад бушевало в нём оранжевое безумие. Ей вдруг захотелось подойти к нему, опустить голову на плечо и утешить?.. Желание это было столь велико, что она испугалась. Если сейчас же ничего не предпринять, она поддастся ему, и тогда уже ничто не остановит, но... её, её саму!
Бежать!
Бежать как можно скорее от этого безумия.
Она с трудом поднимается, идет к двери.
Стен не двигается. Она берется за ручку и вдруг осознает - ей некуда деться. В любом уголке этого дома, города, Земли Зверь отыщет её, иначе его обугленная бездна поглотит его самого. Она совсем недавно смотрела в эту бездну. Теперь она знает, Что он носит в себе.
- Ты так просто не отделаешься от меня, Джейн!
Доносится из её клокочущего чрева, доносится так явно, словно он произносит эти слова вслух.
Она прислонилась спиной к двери и медленно опустилась на пол.
Стен молчал.
Холод из распахнутого окна медленно заполонял комнату, стелился по полу, подбирался к ногам. Мелкий озноб сотрясал её тело, но она ничего не чувствовала: видимо ей уготовано было окоченеть в эту роковую ночь. Но часы в гостиной пробили полночь, и с последним ударом лунные чары рухнули. Стен повернулся, отыскал её глазами, подошел и опустился рядом. Сколько они сидели так, подпирая дверь? Час, два? А может быть несколько минут? Она потеряла счет времени. Страшная усталость сковала её тело, парализовала разум. Она едва различала слова, когда он наконец заговорил.
- Прости меня, Джейн! Этого больше не повторится!
Зверь умер, или затаился?..
Она недоверчиво взглянула ему в глаза. Он притянул её к себе и обнял за плечи.
- Я люблю тебя, Джейн! С того самого дня, как ты появилась в нашем доме. Я злился на тебя ужасно, но мне всегда так хотелось дотронуться до твоих волос...
Она попыталась высвободиться, но не смогла. Холод выпил из неё все силы. Ей было пусто и одиноко, как посреди ледяного океана, и вместо того, чтобы вырываться, она плотнее прижалась к его горячему телу. Он нежно коснулся губами её волос и продолжал.
- Отец понял это давно. Перед смертью он сказал, что нам с тобой дано пережить то, что не пришлось ему с твоей матерью, и просил только не давить на тебя. Я дал ему слово ждать до твоего восемнадцатилетния. Я бы дождался, Джейн! Но сегодня просто потерял голову из-за этого мальчишки...
Ей хотелось уйти, раствориться, не жить. Стен, которому она так доверяла, от которого у неё не было никаких секретов... и даже о том первом поцелуе с Реем она рассказала ему.
О, боже! Зачем она рассказала ему?
Но ведь он спросил, он каким-то невероятным образом догадался сам, и ей оставалось только ответить: "Да".
Она одна во всем виновата, она могла бы предвидеть, что скрывается под его враждебной маской. Ведь ненависть не соседствует с такой нежностью. Ненависть отталкивает, а её всегда притягивало к нему. Она знала, внутренне она, конечно, знала, но не давала возможности этому знанию стать осознанным. Зачем?.. Ей так было удобней. Ей хорошо и спокойно жилось в иллюзорном мире детства. А теперь никуда не денешься от открывшегося. Он любит её. Стоит только ей подумать об этом, как она начинает чувствовать жуткое притяжение бездны - дыхание изголодавшегося Зверя. Мыслимо ли жить с ним под одной крышей и не утолить его жажды? А что, если её ответное чувство только переродившаяся привязанность к отцу: Стен временами так пугающе похож на отца.
Что, если, подчинившись ему, она потом полюбит другого?
Ну и что из того? Миллионы людей любили и забывали друг друга. И мир от этого не перевернулся... Но Стен не даст ей свободы. Она, будучи в его шкуре, ни за что бы не дала.
Но что, если она полюбит другого?
Круг замкнулся. И ей вечно нестись по нему, наращивая обороты.
- Джейн! Скажи хоть слово!
И она срывается с раскрученной карусели.
- Я должна уехать!
- Нет.
- Так будет лучше нам обоим.
- Но почему? Ты ведь тоже любишь меня, Джейн! Я не мог ошибиться. Зачем отказываться от любви? Это такой редкий дар. И дан он нам в самом начале. Неужели ты сама не чувствуешь: мы обречены друг на друга.
И она бросает вслух неотвязную мысль: "А если я полюблю другого?"
- Ты уже не сможешь этого сделать.
- Тогда отпусти меня, и мы посмотрим.
В нём как будто что-то надорвалось. Он посмотрел на неё. О, как он посмотрел на нее! Теперь она знала, что любит его, любит иначе, чем отца, и любит давно. Теперь она готова была взять свои слова обратно, лишь бы он опять сказал: "Нет". И он понял это. Понял и отступился.
- Хорошо. Мы обсудим это завтра. А сейчас ложись спать.
На её глазах вновь воздвигалась стена, но стена неприступная: безответная. Ничего, даже прежних жестоких выпадов не последует с той стороны. Перед ней стоял новый Стен: чужой, рассудительный, равнодушный. Он помог ей подняться, проводил до кровати, закрыл окно и вышел. Она механически разделась, забралась под одеяло, но долго не могла согреться. Холод накатывался на неё волнами, и волнам этим не было конца.
"Уехать! Как можно скорей, и как можно дальше!" - как заговор от холода повторяла она, кутаясь в студёные шелка. Там она во всем разберется. Там она научится ему противостоять. "Уехать!!!"
Она застывала и засыпала, а изгнанный Зверь возвращался в её сны и пытливо заглядывал в глаза. Она протягивала руку, пытаясь заслониться от него, и рука утопала в мягкой шелковистой шерсти.
"Уехать!!!", - твердила она, содрогаясь в беззвучных рыданиях. А Зверь наконец добрался до неё, обхватил мохнатыми лапами, и долгожданное тепло разлилось по всему телу. Она прижалась к его груди, горько жалуясь то ли на него, то ли на себя, и горячие слёзы текли по её щекам.
* * * * * *
Этой ночью ей снился сон. Она совершенно не помнила его, но острое тревожное чувство не покидало её все утро. Она пыталась разобраться в этом чувстве и не могла даже определить, каким оно было: приятным или нет.
Новый день начинался с растерянности - день её семнадцатилетия. Однако никто из знакомых не догадывался о том. Она не хотела праздников. Она боялась ненужных ассоциаций, за которыми непременно последуют воспоминания. Но воспоминания и без того теснились на подступах к сознанию, упрямо возвращая её к событиям прошлогодней давности: в день расставания со Стеном. Она устала прятаться от них. Она знала этот день наизусть, иные его мгновения занимали в памяти столько места, что подчас не отводится целым годам.
Стен выбрал один из самых престижных колледжей среди прочих, удовлетворяющих поставленному условию: на другом краю света. Он привез её сюда спустя неделю, сорвав с места посреди учебного года. Оставалось только удивляться, как удалось ему так быстро всё уладить с её учёбой.
Он лично осмотрел её новую комнату и остался доволен, как внутренним убранством, так и видом из окна. Служащий колледжа, вызвавшийся сопровождать их, сразу проникся к нему уважением и в доверительной беседе поведал обо всех плюсах и минусах данного учреждения. Разумеется, плюсов было больше, и чем дальше углублялся он в их описания, тем припоминал все новые и новые детали, достойные внимания.
Джейн слушала его бесконечные излияния, с трудом добираясь до сути сквозь резкий американский акцент, и думала о том, что ей придется смириться с этим говором и отвыкнуть от много, милого сердцу с детских пор. Здесь ей придётся распрощаться с детством. Собственно, она уже распрощалась с ним той роковой ночью. Теперь ей предстояло начать новую жизнь среди совершенно незнакомых людей, и она ходила, как потерянная, с ужасом ожидая часа, когда машина Стена скроется за поворотом.
И час пришел. Ей бы остаться в комнате и покончить разом с бесконечным прощанием, но она пошла провожать Стена.
Зачем? Её ввело в заблуждение его самообладание. Он так безукоризненно отыграл роль заботливого опекуна в течении всей недели, что заставил её усомниться в правильности своего решения. Но в последний момент ему не хватило выдержки. Он расслабился и позволил себе попрощаться тепло, чтобы хоть немного подбодрить её. Джейн даже вздрогнула, когда вместо наставительного спокойного голоса, услышала сочувственное: "Ты выглядишь, как на похоронах. Поверь, не всё так беспросветно." Она покачала головой в знак согласия и слабо улыбнулась: "Просто мне не каждый день приходится начинать на новом месте среди чужих людей. Мне будет очень не хватать близких..."
- И меня?
"И тебя", - машинально повторила она, и тут же исправилась: "Но как брата". Только произнеся последнюю фразу она поняла, что совершила ошибку. Ей нельзя было так раскисать и тем более откровенничать перед Стеном. Ему тоже было не сладко, и каждое неосторожно брошенное слово преломлялось в его сознании, подлаживаясь под им же созданное искаженное восприятие происходящего.
- Если бы я плохо знал тебя, Джейн, то подумал бы, что ты нарочно подбираешь слова, чтобы ударить побольнее.
Она смутилась. Она не хотела, чтобы он понял её именно так, но лишь усугубила положение необдуманной речью в свою защиту.
- Стен! Но я, действительно, хотела бы видеть в тебе брата. Мне не надо большего...
И осеклась. Взгляд Стена стал пугающе безудержным.
- Знаешь, почему я отталкивал тебя мальчишкой?
Его волнение невольно передалось и ей.
- Я боялся стать тебе тем, кем ты хотела бы меня видеть: братом...
- Стен! Не надо!
Она по-настоящему испугалась: ей казалось, он сейчас набросится на неё, и хотя любопытствующие зрители находились на приличном расстоянии, им ничего не стоило разобраться, что к чему.
- Помнишь, как ты пришла выяснить причину наших размолвок? - Не слушая её, продолжал он.
- Как протянула руку с очень похожими словами. Я едва сдержался, чтобы не схватить тебя и не объяснить то, что было так очевидно. Я выпалил все известные мне проклятья, а потом рыдал от бессилья.
- Я тоже плакала, Стен. Меня никто никогда так не обижал. Тем более я не ожидала этого от тебя.
Голос его стал мягче. Взгляд прояснился. Он почти взял себя в руки. Но одна настойчивая мысль удерживала его от прощального жеста.
- Я понимаю, от чего ты сбежала, Джейн. Может быть, ты поступила правильно, и нам стоит пожить врозь... теперь. Но я об одном прошу тебя: не делай ничего мне назло. Не пытайся отдаться первому встречному, чтобы доказать мне и себе...
- Стен!..
Но он не дал ей возразить.
- Поверь, потом будет хуже.
И уехал.
Она стояла совершенно раздавленная, опустошённая и не могла пошевелиться: ей казалось, стоит сделать одно движение, и подступившие к горлу слезы вырвутся наружу.
- Выдержишь! - Шептал на ухо теплый ветер и ласково шевелил волосы.
- Выдержишь!
Ветер незнакомой страны засыпал её запахами распускающейся листвы и моря, отвлекал от безутешных мыслей, заговаривая струящимся шелестом. Незнакомая страна принимала её и обещала стать второй родиной более раскрепощенной, может быть, более грубоватой, но несомненно желанной.
- Я выдержу, - улыбнулась она и подставила лицо ветру, и пошла, расправив плечи, навстречу откровенно разглядывающим её людям.
Год пошел. Бесконечный год. За это время она сумела заполнить пустоту свежим, обжигающим чувством свободы. Она обрела здесь друзей и стала душой компании. Она научилась радоваться приютившему её вечно зелёному городу, не знающему студеного туманного безвременья зимы. Она любила бродить по его паркам и улочкам, застроенным коттеджами самых невообразимых архитектурных стилей. Она рисовала их в теплых светлых тонах, залитые солнцем и ветром, и дарила досужим хозяевам, вознамерившимся узнать, чем это так долго занят около его дома посторонний человек. Иногда рисунки её появлялись в витринах магазинов или кафе...
Сегодня город непременно поможет ей пережить день, предоставив в качестве убежища самый укромный уголок самого удалённого парка, потому что сегодня, она знает это наверняка, наконец объявится Стен. Он быстро разберётся в её чувствах и конечно же не упустит случая восторжествовать. А она не хотела поддаваться ему, особенно теперь, когда вкусила прелесть независимого существования, когда излечилась от мучительного ожидания встречи.
В глубине души, правда, ещё осталась горькая обида: он ни разу не подал о себе весточки, точно был уверен, ей не вырваться из умело расставленных сетей. Но с этой обидой она как-нибудь справится потом. Сейчас же важно не попасться ему на глаза. Надо спешить.
И она встала, едва забрезжил рассвет, стараясь не шуметь, заправила постель. Только не так то просто уйти незамеченной от хитрющей, вечно во всё встревающей Элис, её соседки и приятельницы. Она уже взялась за ручку двери, когда Элис приоткрыла один глаз и с недовольным видом проворчала: "Воскресенье, Джейн! Дай же выспаться!"
- Я уже ухожу.
- Куда?
Открылся и второй глаз. Оба они теперь смотрели на неё с откровенным любопытством.
- Мы же собирались компанией на пленер!
- Я должна съездить к родственнице, я обещала. Там закончу этюд, и сегодня не вернусь.
- Но ты говорила, что у тебя нет никаких родственников. - Подозрительно произнесла Элис.
- Мне так казалось, но к сожалению родственники есть у всех. И рано или поздно они объявляются. И давай не будем продолжать. Я не обязана отвечать на все твои вопросы.
И не успела Элис ничего возразить, как она выскочила из комнаты в звенящую, шелестящую, трепетную тишину.
Вода успокаивающе журчала в импровизированной горной речке, разлившейся пред нагромождением камней. Голубоватые ивы полоскали в заводи свои богатые шевелюры. Вокруг прогуливались отдыхающие, то и дело заглядывая ей через плечо, сравнивая реальное и нарисованное. Она не замечала их, уверено наносила краску на холст, но не получала удовлетворения. Легкое вдохновенное безумие, разрушающее точность неожиданным мазком, никак не снисходило до её творения. Очевидно, она вернется с добротным, хорошо выписанным пейзажем, замуровавшем в неподвижности один из неповторимых, ежесекундно изменяющихся дней.
И вдруг резкий шквал ветра набросил на воду кружевной узор. Гибкие ветви распахнулись, обнажив фантастически изогнутый ствол дерева. Из-под спускающихся в глубину корней вспыхнули чистые зеленые русалочьи глаза. И кисть в руках дрогнула, повела лихой изгиб, другой, третий. С мертвой картины дохнуло свежим ветром. Она едва успевала вслед за его немыслимыми движениями. Мазки рассыпались, перемешались. Тревожное чувство раннего утра вырвалось из их разорванных сетей...
А когда мир вокруг вновь обрел реальные очертания и голоса, за спиной раздалось довольное кряхтение.
- Вы сегодня в ударе, милая Джейн! Такой пейзаж был бы великолепным пополнением нашей коллекции.
Она оглянулась.
Маэстро. Магистр. Их чудаковатый учитель рисования, прозванный Ван Гогом, смотрел на неё с озорной улыбкой. Как занесло его сюда за тридевять земель от колледжа?
- Принесите-ка мне его завтра, если не жалко, конечно.
Он ещё пару раз восхищенно прищелкнул языком и удалился под ручку с пышной бесстрастной брюнеткой. Очевидно сестрой, подумалось Джейн. Про эту неприступную старую деву в колледже ходило множество анекдотов. Поговаривали даже, что сочинял их сам Ван Гог.
День умирал.
Она сидела в кафе, не замечая, что ест. Возвращаться было слишком рано, а, впрочем, если Стен и приходил в колледж, Элис непременно сообщила ему о том, что её сегодня не будет. Вряд ли он станет дожидаться её, и скорее всего появится завтра. А завтра она опять исчезнет и уже действительно переночует "у родственницы": в какой-нибудь гостинице. А потом, может быть, у него ограничено время, и он уедет...
Может быть?..
Нет, это не похоже на Стена. Он не остановится на пол пути. Он конечно же дождется её, как бы там не поджимали дела. И ей не уйти от встречи. Так не лучше ли всё решить сразу? Значит, завтра она никуда не поедет. Значит, завтра она постарается убедить его оставить её в покое.
Решение это придало ей сил. Она встала, расплатилась с официантом и, перекинув через плечо этюдник, вышла в нарождающийся вечер.
Она даже не удивилась своему провидению. Элис встретила её в дверях неугомонным щебетом.
- Джейн! Тебя тут разыскивал потрясающий молодой человек. Я чуть в фонтан не упала, когда узнала, что он твой опекун. Ты рассказывала о нем, как о занудном престарелом сухаре, а тут... Джейн! Да я бы на твоем месте влюбилась в него по уши... А, может, так оно и есть? Ведь недаром же ты никому не позволяла завести с собой шашни...
И тысячи перепрыгивающих друг через друга оборванных на полуслове фраз, фантазий и догадок, за которыми неожиданно проскакивает ценная информация.
- ... Вообще-то он сказал, что не уйдет, пока не переговорит с тобой. По-моему, в твою родственницу он не очень-то поверил...
- Элис! - ей вдруг стало страшно оттого, что Стен действительно сейчас появится.
Завтра! Она настроилась на завтра! Но не сегодня!..
- Не говори ему, что я приходила. Я забежала всего на минуту, занести этюдник...
- Не хорошо, дорогая Джейн, заставлять подругу врать. Тем более что рано или поздно я всё равно отыщу тебя. Не лучше ли уладить наши дела поскорее?
Она почувствовала, что каменеет. Казалось бы надёжно заговорённое чувство вырвалось и подавило своим могуществом. Жуткая тяжесть навалилась на неё. Она не сразу смогла повернуть голову на этот знакомый, столько дней и ночей преследующий её голос.
Элис тоже была поражена его внезапным появлением, и потому не заметила того, что при иных обстоятельствах не упустила бы из вида. Она не заметила смертельной бледности, вдруг покрывшей лицо подруги. И слава богу! Иначе непременно бы воскликнула: "Джейн! Что с тобой?" Но кто-то все-таки воскликнул, кто-то, слышимый только ей одной. Надо взять себя в руки. Надо придумать убедительное объяснение её нежеланию встречаться с таким "потрясающим" опекуном. Но ей ничего не приходило в голову, и глубоко вздохнув, как перед прыжком с обрыва, она повернулась навстречу Стену.
В глазах Стена вспыхнуло немое восхищение. Вспыхнуло и погасло, что на этот раз не ускользнуло от внимания Элис.
- Ты стала ещё краше, дорогая Джейн! - Даже не пытаясь скрыть своих чувств, заметил Стен. - Я мог бы наговорить тебе ещё с десяток комплиментов, но разговор у нас пойдет о делах скучных. Я договорился насчет твоего отсутствия. Так что соберись поскорее.
- Я никуда не пойду!
- Джейн! Не будь ребёнком. Я пригласил адвоката. Он ждёт.
Она опешила. Какого адвоката? О чём он говорит? Может быть, он собирается отказаться от опекунства? Тогда кто же заменит его?
- Джейн! - донеслось до неё сквозь неровный строй мыслей, - ты собираешься простоять так весь вечер? Я обещал привезти тебя обратно к ночи, а такими темпами мы не выберемся и до утра.
Джейн рассеянно осмотрелась и наткнулась на изучающий взгляд Элис. Этого ещё не хватало! Завтра весь колледж будет знать, что у неё восхитительный опекун, и что между ними что-то не то.
- Хорошо! Но надеюсь, это не займет много времени?
Она шла в распахнутую ночь, как на эшафот. Она не должна оставаться с ним наедине, она не вынесет второго сражения со Зверем. Но к кому ей обращаться? Кому можно рассказать такое? Нет, ей придется бороться с ним в одиночку. Только теперь будет гораздо труднее, потому что в ней тоже поселился Зверь, страстный, тоскующий, обезумевший от желания видеть его, прикасаться к нему... Ей казалось, она уничтожила его. Она почти не замечала его присутствия в последнее время. И вдруг все разом перевернулось, стоило только Стену произнести слово.
- Звери внутри нас не умирают. Звери внутри нас умнее и могущественнее разума, а, может быть, и мудрее?.. - звучало в ней... или над ней?
Он пригласил её на переднее сиденье, но она демонстративно села назад в противоположный угол. Он усмехнулся, но ничего не сказал. Машина плавно тронулась с места. Стен был совершенно спокоен и даже весел. Он осыпал её шуточками, рассказывал забавные случаи из жизни общих знакомых, пока они не отъехали на достаточное расстояние. И тогда игривая маска сошла с его лица.
- Я обманул их всех насчет адвоката, - доверительным тоном сообщил он вдруг.
Джейн почувствовала, как внутри всё похолодело.
- Но я, действительно, хотел поговорить с тобой о наших финансовых делах. Юридически твое согласие не требуется, но тем не менее я бы хотел заручиться им. Видишь ли я намерен провернуть одну выгодную сделку, не без риска, конечно. Моего свободного капитала не достаточно. Как ты относишься к тому, чтобы вложить часть своих денег?
Эти деловые будничные вопросы и тон, каким они преподносились, успокоили Джейн. Она собралась с мыслями и постаралась говорить, как можно рассудительнее.
- Ты же знаешь, Стен, что у моей матери почти ничего не было. Фактически, отец часть твоего состояния отдал мне. И я считаю, что ты волен распоряжаться им, как своим. Мне ничего не надо. Довольно того, что ты дашь мне образование. Дальше я хотела бы пойти сама.
- И ты полагаешь, что я соглашусь на это?.. Впрочем, я получил, что хотел.
- Мы можем вернуться?
- Пока нет.
Он долго молчал. А машина уносила её все дальше от спасительного многолюдья.
- Твои друзья не в курсе относительно твоего дня рождения? - скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс он наконец.
- Я не хочу... Я больше не считаю этот день праздником.
- Понятно.
И снова долгое молчание. Поначалу оно тяготило, но потом она привыкла к нему и даже немного расслабилась, когда он начал то, ради чего приехал.
- А теперь, Джейн, давай поговорим о нас. Здесь есть неплохое местечко на пляже. Отдыхающих мало. Я думаю, нам никто не помешает. Или предпочитаешь остаться в машине?
- Делай, как считаешь нужным. Надеюсь только, объяснение не будет слишком бурным.
- Мне жаль, что ты стала злопамятной.
До стоянки они больше не проронили ни слова.
Ветер приятно холодил кожу, ноги утопали в теплом песке. Она сняла туфли и пошла босиком. Пляж и ночью жил своей жизнью: влюбленные парочки любовались луной на затененных скамейках.
Они сели на самой открытой у воды. Мягкий плеск прибоя заглушал потусторонние шумы и создавал иллюзию пустынного берега.
- Я буду говорить банальные вещи, Джейн, но лучше, видимо, не изощряться. Дело в том, что жизнь без тебя не имеет для меня никакого смысла. Я прекрасно понимаю, как глупо раствориться в другом человеке, но ничего не могу с собой поделать. Может быть, со временем это пройдёт, да и... скорее всего, пройдёт... но так ли необходимо, что бы проходило? С чем мы боремся, Джейн? Весь этот год я пытался научиться думать о тебе... хладнокровно. Я не мог оставаться в нашем доме. Там всё напоминает о тебе. Наш дом теперь пуст, Джейн!.. Я с головой ушел в работу и достиг невероятных результатов: случалось не вспоминал тебя неделями. Но всякий раз это заканчивалось дорогой в аэропорт. Я приходил в себя то в машине, то в аэропорту... Однажды мне пришлось брать обратный билет.
Он усмехнулся.
- Действительно деньги играют с нами злые шутки. Разве мог бы я позволить себе такие выходки, существуя, скажем, на одну зарплату. Несостоятельные люди вынуждены быть сильнее. Сколько раз я подстёгивал себя подобными мыслями... И с грехом пополам год прошёл...
Она слушала его, как слушают шум дождя после изнурительного дня удушающей жары. Суть слов почти терялась, нанизанная на музыку голоса, того желанного неутомляющего голоса, что поднимал её среди ночи, звал и отталкивал, и снова звал. Однажды, откликнувшись, она как сомнамбула помчалась в аэропорт. Она увидела Его в аэропорту около окошечка билетной кассы и, прежде чем разум успел оценить происходящее, рванулась вниз по ступенькам. Суетливая неодолимая толпа засосала её. Она металась по еле ползущим эскалаторам, по сверкающим лабиринтам переходов, то и дело натыкаясь на людей и закрытые двери. А бесстрастный голос диктора объявлял об окончании посадки.
И тогда, уткнувшись лицом в последнюю разделяющую их стеклянную стену, она задохнулась криком:" Стен!!!".
Ей привиделось, как в зияющем чернотой дверном проеме самолета замер и оглянулся человек. А сквозь запотевшие изломанные зеркала витражей таращились безликие, изуродованные страданием существа, все как один похожие на неё. Плачущая женщина Пикассо...
Стен замолчал, припомнив что-то на продолжении своей мысли, что-то не достойное внимания.
Она украдкой наблюдала за ним. Вот он чуть наклонился вперед, машинально коснулся виска кончиками пальцев, слегка кивнул головой, словно соглашаясь с незримым собеседником, и неожиданно взглянул на неё. Его взгляд всегда обрушивался на неё неожиданно, как бы тщательно она к нему не готовилась. И сейчас он застал её врасплох: она не успела отвернуться и вынуждена была капитулировать у него на виду. Он понял, не мог не понять, но продолжал как ни в чем не бывало.
- Когда я увидел тебя сегодня, Джейн, мне показалось, что второго такого года я не переживу... Хотя переживу, конечно, что за ерунда... Но я устал от боли. А ты? Как ты жила всё это время?
Что она могла ему ответить?
Что до смерти напугана существующей между ними связью?
Что изо всех сил старается противостоять ей?
Что тогда, в аэропорту, пред осколками растерзанного Я она поклялась никому не позволять более сотворить с ней подобного.
- Почему ты молчишь, Джейн? Нам пора выяснить всё до конца. Неужели за год ты так и не определилась в отношении меня?
Он взял её за руку. Она вздрогнула и отдернула руку.
- Тебя устраивает нынешняя ситуация?
- Нет.
- Ну, слава богу, хоть что-то произнесено.
- Стен! Что ты от меня хочешь?
- Искренности. Откажись хоть на несколько минут от своих обид. Загляни в себя. Тебе хочется быть со мной или нет?
- Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
Тишина. Бесконечная тишина. И всплеск волн, как плач.
- Я хочу быть с тобою, Стен. Я погибаю без тебя, но мне страшно. Это какая-то жуткая болезнь, и, если я поддамся ей, меня не будет!
Но слова застряли в горле. Тишина поглотила их.
- Что ж, - донеслась до неё горькая усмешка, - Больше всего на свете я боялся такой развязки. Мне почему-то казалось, ты тоже любишь меня.
Он поднялся, словно сбросил с плеч тяжёлый груз. Ему нечего было больше терять. Как знакомо ей это головокружительное чувство.
- Четыре года нам придется видеться. Я не стану передавать опекунства. Но пусть тебя это не тревожит. С моей стороны больше не будет никаких притязаний. И выбрось из головы дурацкие мысли об отказе от наследства. Отец никогда не простил бы мне этого. А сейчас...
И он достал из нагрудного кармана маленькую шкатулку слоновой кости.
- У тебя сегодня день рожденья, Джейн. И раз уж пришлось поминать отца, прими его подарок. Он просил надеть это кольцо тебе в день семнадцатилетия. Он надеялся, что оно станет для нас обручальным, но только надеялся. Теперь тебя это ни к чему не обязывает.
Изумрудное колечко изумительной работы. Оно так и просилось на палец. Казалось, в нем заключена магическая сила: надень - и непосильная ноша за спиной обернется распахнутыми крыльями.
Надень!
Но она не надела. Только крепко зажала в кулачок заветный талисман, и ей стало немного легче.
- Я тоже приготовил тебе подарок, Джейн, - произнес Стен, увлекая её прочь от кромки прибоя. - Потерпи ещё немного, и мы доберемся до него.
Сверкающее ночное шоссе, ослепительные звезды за обочиной. Они мчатся куда-то на бешеной скорости. И ей вдруг захотелось, чтоб машина перевернулась, чтоб все эти звёзды, огни, чёрный асфальт рассыпались в прах. Только при этом не почувствовать боли и крови. Мгновение - и всё кончено! И долгожданная свобода на века!
Желание это было так велико, что она реально ощутила, как повело руль в руках у Стена на крутом вираже. Она мысленно держала его, не давая выровнять машину.
- Что ты творишь! Вздорная безвольная девчонка! - гневно визжали тормоза.
- Если тебе взбрело в голову уходить, найди в себе силы сделать это в одиночку!
И какой-то неуютный предмет с резкой болью вонзился в ладонь. Маленькая остроугольная коробочка слоновой кости, а в её груди изумрудный талисман восхитительный, как сама жизнь.
Жить! Надо жить!
Она задохнулась от внезапной свежести. И Стен вписался в поворот.
Она очнулась, когда они уже въехали в ворота, и взору её открылся небольшой дом в глубине лужайки. Темнота не давала рассмотреть его хорошенько, но очертания понравились Джейн. Он был похож на дом из детства, где обитала добрая фея.
Седой мужчина лет сорока, помог ей выбраться из машины.
- Прошу любить и жаловать. Надеюсь, Джульетта проследит за её питанием в мое отсутствие, а то она несколько похудела на казённых харчах.
- Конечно, синьор. Проходите, сеньорита.
В доме горел свет. Полная улыбчивая женщина ловко расставляла на столе посуду. Мягкая музыка задумчиво кружилась среди стульев и кресел. Весело потрескивали дрова в камине.
- Стен!!!
Она машинально схватила его за руку.
- Зачем все это?
- Тебе сегодня семнадцать лет, Джейн!
Коробочка выскользнула из руки, покатилась на пол. Стен подхватил её, когда она раскрылась и обнажила свою драгоценность. Изумруд в его ладони наполнился густым бархатным цветом.
- Дай руку, Джейн!
Она повиновалась. Она больше не желала сопротивляться.
Болезнь, наваждение или любовь - какая разница. Они обещают великое наслаждение в обмен на свободу. Обманут, конечно. Но кому нужна такая свобода и такая боль? И свобода ли это, в конце концов?
- Ну, вот. Обручение состоялось, - шутливо произнес он и заглянул ей в глаза. Что было дальше, она помнила смутно. Тихий слегка укоризненный шепот привел её в действительность.
- Где ты научилась так целоваться, Джейн?
- Год назад в Лондоне. У меня был хороший учитель.
Они стояли одни в залитом музыкой притененном зале.
Томми и Джульетта деликатно растворились в служебных помещениях. Они опять были вместе и теперь уже прочно связаны.
Где это было? В каком времени? Порадуемся, глядя на них из окон проходящего поезда.