Аннотация: Публикую этот документ. В архиве он хранится в копии. Кто автор и местонахождение подлинника письма неизвестны. В документе рассказывается о неудачной попытке отряда белого генерала Перхурова обойти Байкал с севера и избежать большевистского плена.
Л. 90
Ты наверное не один раз задавал себе вопрос, как это я попал на высидку, и как рухнула сильная Сибирская армия. Изволь - я тебе постараюсь более подробно рассказать.
После переворота (читай чехословацкого) руководителями армии было молодое офицерство и дела шли действительно успешно. Образовалось два правительства - одно Сибирское, другое Самарское, конечно не обошлось дело без ссоры и интриг, это губительно отразилось на наступлении в то время, когда войска готовились перейти Волгу, эта первая заминка. Дальше произошёл в Омске переворот (Колчаковский) и власть объединилась в верховных руках Колчака. После этого казалось бы, что дела должны идти лучше, но оказалось наоборот. Атаманы: Семенов и Анненков не признали власть Колчака, и особенно тяжёлым бременем легла Семеновская в этом случае авантюра. Нам не пропускали оружия, снарядов, прочие военные снаряжения, результаты чего - была сдача Казани, Самары, Уфы. Колчака окружили старые негодяи генералы и полковники, затёрли в этом человеке все благие начала, вот тут-то начался, что называется, кавардак. Началась погоня за чинами, орденами и просто за наживой. Начали продавать кровь молодых офицеров оптом и в розницу. В полевых штабах появились женщины и вселили туда пьянство и разврат, не редко женщины играли роль назначения должностных лиц. Они же и опутали колчака, у него оказалось три жены.
Было одно время, когда фронт мог лопнуть, но доблестные оренбургские казаки (вернее казачье кулачьё и офицерство) выставили 34 конных полка и 6 пластунских, после чего фронт укрепился. В это же время тыл начал бешеную спекуляцию, она же проникла в высшие правительственные круги, в этом были замешаны генералы, занимающие высшие ответственные посты и министры, делами перестали интересоваться, драгоценное время проводили в диких кутежах, о которых ты не имеешь даже представления. Заботиться об армии было некому, это почувствовали офицеры, а потом и солдаты. Естественно симпатии офицеров и солдат были направлены к своим молодым вождям, генералу Дутову, Каппелю, Пе[пе]ляеву и др. В этих лицах колчак увидел своих соперников и боялся за свою власть, в это же время приближённые правителя в пьяном угаре твердили, вперёд Л. 91 твёрдыми шагами в Москву. Это понравилось Колчаку, да ему давно уже хотелось с торжеством сесть в Кремле под звон московских колоколов, но вышло так, что вместо торжественного звона получился погребальный. В марте месяце 1919 г. было предпринято очень удачное наступление по всему фронту, успехи были блестящие, была взята пермь и на Уфимском направлении продвигались до Волги, но Колчак и компания забыли, что резервы не были подтянуты, а базы остались на местах, в штабах же в это время заливали винами победы и славу и не предприняли ничего, что бы укрепить фронт, вот и получилось то, что давно предвидели, нас двинули и погнали. Офицеры стали покидать фронт, а солдаты сдаваться в плен. Вся лава красной армии с трудом сдерживалась почти только оренбургскими казаками, но ободрившегося противника трудно было удержать. Была отдана Уфа, Златоуст и Пермь. Разыгрались последние бои в районе казачьего Оренбургского войска. В это время армия была уничтожена не пулей и снарядами, а умелой советской агитацией. Остались одни казаки, и вот в районе Петропавловска в предсмертной агонии казаки нанесли противнику несколько тяжёлых поражений, но поддержки опять не дали, не смотря на то, что много было резервов. Естественно, что вся отступающая масса двигалась в сердце Сибири, Омск, [с] надеждой на то, что окончательно здесь остановится фронт, но не тут-то было, всё командование с похмелья трусливо бросилось бежать, запаслись предварительно золотым багажом и красивыми женщинами, мы были представлены сами себе и уныло потянулись почти без боёв на восток. Вся армия ещё большая превратилась в обозы, заполненные разной рухлядью, женщинами и детьми офицеров. Что это было за отступление. Войска остались без высших руководителей, каждый шёл сам по себе, так по-инстинкту, да прибавь к этому тучу беженцев, которые влились в расстроенные войска, потерявшие уже боеспособность. Теперь ещё добавь двух врагов: партизан, грабителей и морозы, тогда тебе всё будет ясно. Несчастные жёны офицеров и беженцев хоронили детей на ходу, как выходят из саней и закапывают часть самой себя в сугроб, у моих офицеров все дети были похоронены в снегах угрюмой Тайги, картина была убийственной, пехота давно разбрелась по домам, осталась часть кавалерии и казаки, но мы упрямо тянулись как заблудшие путники в надежде увидеть спасительный огонёк, а для нас этим огоньком было Забайкалье. При такой тяжёлой обстановке мы вышли из города Ачинска, здесь остатки разделились на несколько отрядов.
Л. 92,
Большинство пошли вдоль железной дороги, а я со своей конницей повернул на Енисей. В этом отряде было ещё пехоты человек 300, командование всем отрядом было объединено главным боевым генералом Перхуровым. Дисциплина была хорошая, особенно у меня в коннице, которая состояла из казаков, офицеров и казацких добровольцев. Всё шло отлично, партизанские отряды противника нами разгонялись. Таким образом, всё время на Енисей так шли, расчищая себе дорогу. Настроение было у всех хорошее, и тяжёлый поход не чувствовался. Но недолго мы были счастливы, несчастье незаметно подкралось с той стороны, откуда не ждали. Вернусь немного назад. Дело в том, что генерал вывез семью из Омска, которая состояла из громоздкой дамы и двух её дочерей. Младшая из них влюбила в себя генерала, и он полюбил её со всей страстью отживающего мужчины. Мадам старая скоро замёрзла (да будет её тепло на том свете), а 18-летняя её дочь взяла всю власть в свои руки и на первых порах выставила из отряда старшую сестру, которая была замужем за есаулом Терского казачьего войска, они с мужем перешли в другой отряд. Очередной гнев её обрушился на меня за то, что я её презирал и не только не оказывал должного внимания, а напоминал об её обязанностях и давал работу (она была взята в качестве машинистки) и волею судеб попала в генеральши, хотя и незаконно, а при удобном случае запускал такие шпильки, что она приходила в ярость, которая пока выражалась только в слезах. Под новый год, это когда мы уже перешли реку Ангару, случился морозик градусов на 47, да к этому бой. Пока мы выбивали противника, наша дева отморозила себе до безобразия нос. Когда был выбит противник из деревни, только тогда имели возможность провести ночь в тепле. По случаю победы решили встретить новый год. На приглашение генерала я пришёл, но не подал руки Марьи Сергеевне (её имя), это сделал брат генерала полковники адъютанты мои. Это не понравилось нашему начальнику, а Марья Сергеевна встретила новый год со слезами. Сразу был получен выговор, а брата своего хотел выставить из отряда. На время инцидент был забыт за рюмкой водки и дружной беседой, но когда стали поздравлять друг друга. Я поздравил Марью Сергеевну с новым годом и отмороженным носом, под дружный смех товарищей был попрошен генералом удалиться, конечно всё это было демонстрацией. С этих пор у меня произошёл Л. 93 разрыв с генералом, и отношения были уже чисто официальные, а не дружеские, как это было раньше.
Установились хорошие морозы, лопались градусники и приходилось все нежности чувствительных морозу конечностей обшивать мехами, стали делать маленькие переходы, так как Марья Сергеевна замерзала, протесты наши не помогали. Мы оторвались от сильного головного казачьего отряда генерала Сукина, в этом видели всю гибель, конечно, возненавидели Марью Сергеевну, как главную виновницу. Марья Сергеевна стала заниматься расстрелами. Так были повешены ротмистр, корнет и капитан за то, что ответили презрением на её любовные заискивания, это положило окончательную пропасть между генералом и отрядом. Все члены отряда только и жили мной, и не удивительно, что мы хотели её убить, искали только удобного случая. Такой случай скоро представился. В одной деревне мы были окружены, в бою подвернулась Марья Сергеевна, стрелял я, но неудачно, было темно. Больше случая не представилось, так как она, отдать ей справедливость, была отчаянная и хорошая наездница и не отставала от генерала. Потом была ещё попытка, в следующем бою, знаменосец ударил её пикой, на которой был штандарт, в правую грудь, но она выжила, заговор был обнаружен. На следующем переходе нам большие силы преградили дорогу и пришлось обходить это место тайгой. Шли пять суток без дороги 200 вёрст. В тайге генерал приказал меня расстрелять, но я уже был предупреждён. Лица, которые были назначены для этой операции, были ликвидированы. Из тайги вышли в маленькую деревушку, в которой не было ни хлеба, ни фуража, да ещё напоролись на большую силу противника. Тут-то и решилась наша судьба. Зашли в такой тупик, что нам осталось только умереть или победить. Умерли там многие, но последнее нам не удалось, так как мы были пленены. Отряде, шедшие у полотна жел.[елзной] дороги прошли, также прошёл и головной отряд генерала Сукина, а мы сели. Виновница нашего пленения Марья Сергеевна отправилась по дороге к Иркутску, чем нам доставила наслаждение. Колчака в Иркутске повесили (расстреляли). Так и кончилась Сибирская история, а в частности моя.
Указано, что подпись автора неразборчива.
Копия. Машинопись. ОГАЧО. Ф. П-596. Оп. 1. Д. 138. Л. 90-93.