Аннотация: Три необходимых и достаточных условия для написания хорошего детективного рассказа
Загадка Конан Дойла
Три необходимых и достаточных условия для написания хорошего детективного рассказа.
Человек так устроен, что он не любит неразрешенных вопросов и загадок. Возможно, именно в этом есть его предназначение на Земле. Кроме того, что он должен обеспечивать свое существование - кушать, покупать одежду в супермаркетах, размножаться и растить своих детей - у человека есть какое-то назначение при появлении его на свет Божий: он что-то должен сделать. И главное из этого - это решение разнообразных загадок Природы. Но человек сам есть часть Природы, поэтому разрешение загадок его внутреннего устройства является одной из самых интересных задач.
Преступление само по себе уже является загадкой. Как это может быть в наше просвещенное время, после многовекового опыта сожительства людей вместе, после появления Святых книг, где все уже доказано и растолковано, что такое Добро и что есть Зло, где сказано, как нужно жить, все-таки находится достаточно большое число человеческих особей, поднимающих руку на ближнего? Разве это не Загадка? Разве писательские усилия не стоят того, чтобы попытаться разгадать эту тайну, пожалуй, самую большую из тех, с которыми столкнулось Человечество?
Детективная проза предназначена для исследования загадок природы преступлений, и поэтому она захватывает людей как никакая другая проза. Но и сам дар писателя, повествующего о таких загадках, всегда является загадкой для всех окружающих. Таково творчество великого писателя Конан Дойла. В чем его загадка? В том, что вот уже более сотни лет его Шерлок Холмс держит в поле своего обаяния миллионы читателей. Каждое новое поколение читателей восхищается его великим сыщиком с таким же восторгом, как и все предыдущие. Как это может быть? Интересно было бы ответить на это вопрос.
Э-э-э! Зря вы так, господин неверующий читатель! Опять затянули ту же песню: невозможно, дескать, поверить алгеброй гармонию и все такое... А я и не говорю, что возможно. Я прошу только одного - сначала выслушать меня, и затем сделать, как я прошу, а потом посмотрим, кто из нас прав!
Так вот. Я утверждаю, что в необыкновенном таланте Конан Дойла главное - это искусство рассказчика. Эка загнул, скажете вы! Это и малому ребенку ясно, что это так. А вот в чем оно состоит, это пресловутое мастерство рассказчика? А вот этого не знает никто.
Ну, почему ж никто не знает? - отвечу я. Я, например, знаю. И сейчас вам это и расскажу, ничуть не утаивая. Искусство рассказчика, кроме, конечно, умения красиво рассказывать разные истории (это, я полагаю, для всех очевидно, без этого уж никак нельзя), а, если сказать точнее, искусство мастера, рассказывающего детективные истории, состоит из трех основополагающих частей, которые являются необходимым и достаточным условием написания хорошего детективного рассказа:
1) Хитроумность (занимательность) писательского замысла, наличие в повествовании изюминки как Идеи, как движущей силы рассказа;
2) Простота и ясность сюжетной линии;
3) Искусство укрывать тайну до конца рассказа;
Рассмотрим каждую из них вкратце.
1) Хитроумность писательского замысла
Детективные идеи - объекты единоразовые, как газеты, которые читать по второму разу уже не интересно. С точки зрения читательской психологии важно, чтобы в рассказе была новая идея. Это может быть новый способ убийства или его необычный мотив, способ сокрытия улик или способ вычисления преступника, или необычное орудие преступления. Неважно, что это именно, но новинка, изюминка обязана быть, иначе читатель быстро распознает уже однажды читанное и утратит всякий интерес к новому рассказу.
Важность наличия этой составляющей детективного рассказа понимают все, даже начинающие писатели детективной литературы. Им наивно кажется, что именно это и есть главное в детективе, и загоревшись подобной мыслью, они начинают лихорадочно придумывать необыкновенные сюжеты, малоправдоподобные мотивы и ошеломляющие воображение орудия убийства.
Так то оно так, скажу я вам, да немного не так. Как говорят истинные математики, "это необходимое, но недостаточное" условие для написания хорошего детектива. Почему это так? Да потому, что в детективной литературе начинающих писателей, особенно Самиздатовской, полно рассказов, в которых имеется хитроумный замысел, а между тем рассказ не интересен. Что-то в нем не так. Великолепный "сухой остаток", которым является хороший замысел, не спасает положение, потому что кроме замысла необходимо еще и великолепное исполнение!
2) Простота и ясность сюжетной линии
Я не зря выделил этот пункт. Одно не противоречит другому. Хитроумность писательского замысла не противоречит простоте и ясности изложения сюжета. Если мы уж взялись рассматривать Конан Дойла, мастера детективного рассказа, то давайте и будем говорить о детективном рассказе, потому что детективный роман - это объект совсем другого рода, и рассматривать его отдельно.
Итак, рассказ, произведение небольшое по объему, страниц 10-50, если считать их в напечатанном виде. Суть этого требования - максимальная простота сюжета. Это одно убийство, один преступник, один сыщик, один мотив. Все большее потребует от писателя большего пространства для соразмерного изложения, и тогда это будет уже не рассказ. Именно на этом часто спотыкаются начинающие писатели. Им кажется, что чем сложнее, тем лучше. Но это не так. Нужно подстраиваться под читательское мышление, которое требует ясной логики развития событий, потому что только при такой постановке вопроса читатель получает максимальное наслаждение от развития детективного сюжета. Если переусложнить рассказ, оставляя его в тех же тесных рамках объема, то это неминуемо ведет к скомканности всех сложных сюжетных линий и неизбежное читательское разочарование.
Одной из подобных ошибок усложнения сюжета является желание развить ложные линии расследования. Преступление совершил А, но писатель пытается вести свое повествование так, чтобы подозрение падало бы и на Б, и на С. Еще раз говорю: для рассказа это ненужное усложнение. Рассказ не роман. Взявшись развивать линии ложных подозрений мы либо скомкаем их в конце, либо утратим темп интриги. Рассказ должен быть коротким и энергичным! В отличие от романа, главной интригой рассказа должна быть тайна одного преступления, бережно сохраняемая до конца. Уклонения от этой идеи губительны для рассказа.
Ниже, на примерах Конан Дойла, я докажу вам, что это так, а пока пусть это будет принято за аксиому.
3) Искусство укрывать тайну до конца рассказа
Это требование также легко понятно всякому, кто по разным поводам сталкивался с детективной прозой. Если тайна раскрыта, то дальше можно не читать. Я же считаю, что именно это главное в сочинении детективных историй. Только почему же это искусство? Ведь никто не мешает рассказчику вести линию своего повествования так, чтобы разгадка оказалась в конце рассказа. Но это только кажется, что это легко. Как говорится, дьявол таится в мелочах.
Потому что при написании детектива есть две противоположных тенденции, которым вынужден следовать автор. С одной стороны, в повествовании нужно все время подбрасывать свежие факты, чтобы загадка постепенно раскрывалась. Разгадку нельзя просто сообщить, к ней нужно подвести читателя привычными шагами. Это аксиома, и ее, я думаю, никто не будет оспаривать. А, с другой стороны, нельзя проговориться и сообщить читателю нечто такое, откуда просто по обычной логике вещей разгадка откроется сама собой.
Именно последнее делает детективный рассказ искусством. Писатель должен все время ощущать рядом с собой благожелательного, но умного читателя, который ревниво следит за разворачиванием событий и всякий раз готов делать собственные умозаключения по каждому из эпизодов рассказа. Умение вовремя парировать возражения невидимого проницательного читателя - вот что отличает хорошую детективную прозу от остальной.
Ну, вот. Я, наконец, высказал несколько необходимых предваряющих слов, и теперь с легким сердцем более плотно возьмусь за препарирование Конан Дойла. Начать я хочу с анализа его рассказа "Квадратный ящичек".
"Квадратный ящичек"
Почему я выбрал именно этот рассказ, который даже детективным не является, который, в отличие от рассказов великолепного сериала о Шерлоке Холмсе, даже и не всякий знает? Потому что именно он позволяет указать мне на достоинства прозы Конан Дойла наиболее выпукло, именно он наиболее поразил меня тем, что я называю искусством рассказчика.
Посудите сами. Для начала пункт N1 моих требований: хитроумность писательского замысла... Хитроумность здесь не ахти какая. Два голубятника поспорили о том, чей голубь быстрее. Но поспорили не на шутку. Для этого они сели в Бостоне на корабль, идущий в Альбион, и договорились выпустить голубей через несколько сот миль от берега. Чей голубь раньше прилетит - тот и победил. Но что же здесь такого хитроумного, где коварство замысла? Ну, пусть забавляются ребята на здоровье...
Да дело, видите ли, в том, что "некоторые капитаны относятся с предубеждением к подобным спортивным соревнованиям и не допускают их на борту своего парохода". Согласитесь, несколько странное объяснение автором сердцевины своей идеи. С чего бы это капитаны так себя взялись вести? Наоборот, это была бы шумная реклама их кораблю, это увеличило бы число пассажиров... Но, тем не менее, сказано очень точно, так, что не подкопаешься. Можно было сказать, что конкретный капитан, самодур и все такое прочее - но тогда возникает возражение: сели бы на другой корабль. В общем, при некоторой странности и натяжке это хороший замысел. Да, вот некоторые капитаны относятся с предубеждением, могут вообще запретить. Кто их, этих капитанов, поймет? Сорвет соревнования, а там сотни людей, сделавших ставки, они же с потрохами сожрут... Уж лучше поберечься, не афишировать особо, мало ли что. Верно?
Пункт N2 моих требований также выполнен безупречно - сюжет простой и прямой, как выстрел из ружья. Ничего, кроме линии расследования поведения подозрительных типов, в рассказе нет. Поэтому-то я его и выбрал, этот рассказ.
А вот что касается остального... То это просто шедевр, каких мало сыщется на этом белом свете. Это безупречный пример для подражания.
Итак, вот начало рассказа, зачин.
Некий литератор, от имени которого ведется повествование, направляется из американского Бостона в сторону Англии. Автор характеризует себя как человека нервного и впечатлительного, и это будет иметь последствия ниже.
Далее следует Первое явление Загадки.
Меня вывел из задумчивости чей-то шепот.
- Вот укромное местечко, - произнес голос позади меня. - Садись, и мы спокойно потолкуем.
Заглянув в щель между огромными сундуками, я увидел, что по другую сторону груды багажа остановились те самые люди, которые прыгнули на пароход в последнюю минуту. Они не заметили меня, так как я притаился в тени ящиков. Говоривший был высокий, очень худой человек с иссиня-черной бородой и бесцветным лицом. Меня поразили его нервные движения и возбужденный вид. Его товарищ, низенький, полный человечек, казался деловитым и решительным: во рту у него торчала сигара, а на руке висело легкое, широкое пальто. Оба они беспокойно озирались по сторонам, как бы желая убедиться, что поблизости нет ни души.
- Место вполне подходящее, - отозвался низенький.
Они сели на какой-то тюк спиной ко мне, и я невольно оказался в неприятной роли человека, подслушивающего чужой разговор.
- Ну, Мюллер, - заговорил высокий, - мы все же протащили это на пароход.
- Да, - согласился тот, кого назвали Мюллером. - Все обошлось благополучно.
- Чуть-чуть не сорвалось.
- Не говори, чуть не засыпались, Фленниген.
- Дело было бы дрянь, если б мы опоздали на пароход.
- Еще бы! Рухнули бы все наши планы.
- Все полетело бы к черту, - подтвердил маленький человечек и несколько раз подряд яростно затянулся сигарой.
- Он у меня тут, - снова заговорил Мюллер.
- Дай-ка я взгляну.
- А вдруг кто-нибудь подглядывает?
- Нет, почти все ушли вниз.
- Надо быть начеку, ведь мы так много поставили на карту, - заметил Мюллер, развертывая пальто, висевшее у него на руке. Он извлек из-под пальто какой-то черный предмет и опустил его на палубу. Взглянув на эту вещь, я вскочил на ноги с восклицанием ужаса. К счастью, собеседники были так поглощены своим делом, что не заметили меня. Стоило им только повернуть голову, и они увидели бы в просвете между чемоданами мое бледное лицо.
С самого начала этого разговора мною овладело тяжелое предчувствие. Оно полностью подтвердилось, когда я рассмотрел черный предмет. Это был квадратный ящичек объемом примерно в кубический фут, сделанный из темного дерева и обитый медью. Он напоминал футляр для пистолетов, только был гораздо выше. Но мое внимание привлекло какое-то необычное приспособление на ящике. Оно наводило на мысль о пистолете; это было нечто вроде курка с прикрепленной к нему бечевкой. Рядом с курком в крышке виднелось маленькое квадратное отверстие.
Высокий человек - Фленниген, как его назвал собеседник, - припал глазом к отверстию и несколько минут с крайне озабоченным видом пристально рассматривал что-то внутри ящичка.
- По-моему, все в порядке, - сказал он наконец.
- Я старался его не трясти, - ответил товарищ.
- С такими деликатными вещами и обращаться нужно деликатно... Всыпь-ка туда что нужно, Мюллер.
Маленький человек порылся у себя в кармане и достал небольшой бумажный пакетик. Развернув его, он вытряхнул на ладонь с полгорсти белесого зернистого вещества и всыпал в ящик через отверстие в крышке. Послышалось какое-то странное постукивание, и собеседники удовлетворенно заулыбались.
- Ничего плохого не случилось, - сказал Фленниген.
- Все в полном порядке, - откликнулся его товарищ.
- Шш! Сюда кто-то идет. Снеси ящик к нам в каюту. Как бы нас не заподозрили! А то еще кто-нибудь начнет вертеть его в руках да случайно нажмет на курок.
- Ну да, кто бы ни нажал, получится одно и то же, - заявил Мюллер.
- Вздумай кто-нибудь нажать на курок - он будет чертовски огорошен! - с каким-то зловещим смехом произнес высокий. - Посмотрел бы я на его физиономию! Я считаю, штучка здорово сделана!
- Куда уж лучше, - согласился Мюллер. - Мне говорили, ты сам все придумал. Это верно?
- Да, и пружину и скользящий затвор.
- Недурно бы взять патент на твое изобретение.
Они вновь рассмеялись холодным, резким смехом, подняли окованный медью ящичек и спрятали его под широким пальто Мюллера.
- Идем вниз и поставим его в каюту, - сказал Фленниген. - Все равно до вечера он нам не понадобится, а там будет в сохранности.
Мюллер согласился. Взявшись под руку, они прошли вдоль палубы и скрылись в люке, унося с собой таинственный ящичек. Последнее, что я слышал, был наказ Фленнигена нести его как можно осторожнее и не стукнуть о борт.
Рассказчик в ужасе. Он понимает, что злоумышленники замышляют нечто зловещее. Таинственный ящик с непонятным содержимым; "курок", пружина и затвор, намекающие на явно военное использование содержимого ящика... Тем не менее, описание ящика и "злодеев" дано несколько двусмысленно. Его можно понять и так, что ничего страшного в подсмотренной сценке не было, а все ужасы есть плод воображения автора. Для того, чтобы избавить читателя от этих сомнений, Дойл организует встречу "автора" со своим приятелем Диком, которому литератор рассказывает историю, а тот убеждает его смотреть на дело проще, предполагая в ящике всего лишь фотоаппарат необычной конструкции. Дик создан Конан Дойлом именно как оппонент рассуждениям и версиям главного героя, как полномочный представитель скептического читателя.
Для того чтобы обострить ситуацию, литератор со знакомым ищут подозрительную парочку. Те играют в карты.
- Будь я проклят, если еще соглашусь тянуть эту канитель! - воскликнул он. - За пять конов у меня ни разу не было больше двух карт одной масти!
- Ничего, - ответил его товарищ, сгребая выигранные деньги. - Проиграть или выиграть несколько долларов - какое это будет иметь значение после того, что произойдет сегодня вечером?!
Меня поразила наглость этого мерзавца, но я с самым бесстрастным видом продолжал разглядывать потолок и попивать вино. Я чувствовал, что Фленниген пристально смотрит на меня своими волчьими глазами, проверяя, не вызвал ли у меня подозрений этот намек. Затем он что-то шепнул своему товарищу, но я не расслышал, что именно. Очевидно, это было предупреждение, так как тот сердито ответил:
- Чепуха! Что хочу, то и говорю! Излишняя осторожность как раз и может погубить все дело.
- Ты, видно, не заинтересован в успехе, - ответил Фленниген.
- Ничего подобного, - буркнул Мюллер. - Ты отлично знаешь, что если я делаю ставку, то надеюсь выиграть. Но я никому на свете не позволю отчитывать меня и одергивать. Я не меньше, пожалуй, даже больше тебя заинтересован в успехе нашего дела.
Обстановка нагнетается, теперь сюда вовлечены не только литератор с читателями, но и приятель литератора Дик, который олицетворяет в рассказе здравый смысл во плоти. Но этого мало! Дойл еще больше обостряет ситуацию.
Несколько минут в курительной комнате царило молчание, нарушаемое только шуршанием карт, которые тасовал Мюллер перед тем, как положить в карман. Он по-прежнему казался рассерженным. Бросив окурок в урну, он вызывающе взглянул на своего спутника и повернулся ко мне:
- Не можете ли вы сказать, сэр, когда на берегу получат первую весть о нашем пароходе?
Теперь они оба смотрели на меня, и хотя я, быть может, немного побледнел, но ответил спокойным голосом:
- Я полагаю, сэр, первое известие о нашем пароходе будет получено, когда мы достигнем Куинстауна.
- Ха-ха-ха! - рассмеялся сердитый человечек. - Я знал, что вы так скажете. Не толкай меня под столом, Фленниген, я не выношу этого. Я знаю, что делаю. Вы заблуждаетесь, сэр, - продолжал он, вновь поворачиваясь ко мне, - глубоко заблуждаетесь.
- Возможно, о нас еще раньше сообщит какой-нибудь встречный корабль, - высказал предположение Дик.
- Нет, вовсе не корабль.
- Погода прекрасная, - заметил я. - Разве корабль не увидят, когда он прибудет к месту назначения?
- Я этого не говорю, но о нас услышат еще раньше и в другом месте.
- А где же? - полюбопытствовал Дик.
- Этого я вам не скажу. Но сегодня еще до темноты узнают, где мы находимся, причем самым необычайным, таинственным способом. - И он снова хихикнул.
Все предельно ясно: эти двое собираются взорвать пароход, не иначе! Правда, читателя не оставляют некоторые сомнения - с помощью маленькой коробочки эту плавучую махину не потопить, ведь тогда не было атомных бомб. Но что же это тогда?
И вот здесь у меня впервые мелькнула догадка: это радио! Речь идет об изобретении нового способа связи, ведь тогда его еще не было. Но... и в этой гипотезе не все чисто. В ящичке какое-то отверстие, спусковой механизм... Зачем это радиопередатчику? Опять же, почему в этом случае некоторые капитаны относятся к этому с предубеждением? Но мы, как читатели, еще не знаем этого вопроса, это я задаю такой вопрос уже при повторном прочтении рассказа, так что он у нормального читателя не возникает.
Интерес подогрет, читательские гипотезы никак не могут свести концы, читать становится все интереснее. Но что делать с подозрительными личностями? Литератор горит желанием их арестовать. Однако Дик его успокаивает.
- Ну, что ты теперь скажешь. Дик? - спросил я прерывающимся от волнения голосом.
Но мой друг по-прежнему казался невозмутимым.
- Что я скажу? Да то же самое, что и его приятель. Мало ли чего не наболтает человек спьяну? От него так и разит коньяком.
- Чепуха, Дик! Ты же видел, как другой старался заткнуть ему рот!
- Конечно. Но он просто не хотел, чтобы его друг валял дурака перед незнакомыми людьми. Возможно, что коротышка - это сумасшедший, а другой - приставленный к нему санитар. Вполне возможно.
- Ах, Дик, Дик! - воскликнул я. - Ну, можно ли быть таким слепым! Разве ты не видишь, что каждое их слово подтверждает мои подозрения?
- Вздор, дружище, - спокойно возразил Дик. - Ты сам взвинчиваешь себе нервы. Ну, какой смысл во всей этой чертовщине? Каким это таинственным способом узнают, где мы находимся?
- А я скажу тебе, что он имел в виду! - воскликнул я, наклоняясь к Дику и хватая его за руку. - Какой-нибудь рыбак у американского побережья внезапно увидит в море вспышку и далекое зарево. Вот что он имел в виду!
- Вот уж не думал я, Хеммонд, что ты такой идиот, - проворчал Дик. - Если ты станешь придавать значение болтовне всякого пьянчуги, то придумаешь что-нибудь еще более нелепое. Давай-ка лучше последуем их примеру и выйдем на палубу. По-моему, тебе нужно подышать свежим воздухом. Я уверен, что у тебя печень не в порядке. Морское путешествие будет тебе на пользу.
Кажется, читательские волнения немного успокоены невозмутимостью Дика. Но что это? Дойл продолжает нас провоцировать. Оказывается, есть такие фанатики, фении, которые неоднократно взрывали себя вместе со взрывчаткой. Почему бы не обсудить эту возможность?
Сначала еще одно полешко в костер читательского внимания:
- Ну-с, дорогие дамы, - заявил наш добродушный капитан, - надеюсь, на борту моего корабля вы будете чувствовать себя как дома. За джентльменов я не беспокоюсь. Официант, шампанского! За попутный ветер и быстрое путешествие! Уверен, что наши друзья в Америке дней через восемь - самое позднее через девять - узнают о нашем благополучном прибытии.
Я посмотрел вокруг себя и успел перехватить молниеносный взгляд, которым Фленниген обменялся со своим сообщником. На тонких губах Фленнигена играла зловещая улыбка.
Какова вам "зловещая улыбка"? Вот оно, мастерство рассказчика!
А теперь полено побольше в костер читательского напряжения, литератор сам провоцирует "преступников":
Внезапно в салоне наступила тишина. Темы, представлявшие общий интерес, видимо, были исчерпаны. Момент был подходящий.
- Позвольте узнать, капитан, - начал я, наклоняясь вперед и стараясь говорить как можно громче, - как вы относитесь к манифестам фениев?
Румяное лицо капитана побагровело от благородного негодования.
- Фении - презренные трусы. Они глупы и безнравственны, - ответил он.
- Банда мерзавцев, которые не осмеливаются играть в открытую и прибегают к пустым угрозам, - добавил надутый старикан, сидевший рядом с капитаном.
- Ах, капитан! - воскликнула моя дородная соседка. - Вы же не думаете, что они, например, способны взорвать пароход?
- И взорвали бы, если бы могли. Но я уверен, что мой пароход они не взорвут.
- Можно узнать, какие меры предосторожности вы приняли против них? - спросил пожилой человек с другого конца стола.
- Мы тщательно осмотрели весь груз, доставленный на пароход.
- А что, если кто-нибудь принес взрывчатое вещество с собой? - высказал я предположение.
- Они слишком трусливы, чтобы рисковать своей жизнью.
До этого Фленниген не проявлял ни малейшего интереса к разговору. Но теперь он поднял голову и взглянул на капитана.
- Мне кажется, вы несколько недооцениваете фениев, - заметил он. - В любом тайном обществе находятся отчаянные люди - почему бы им не быть и среди фениев? Многие считают за честь умереть за дело, которое им кажется правым, хотя, по мнению других, они заблуждаются.
- Массовое убийство никому не может казаться правым делом, - заявил маленький священник.
- Бомбардировка Парижа была именно таким массовым убийством, - ответил Фленниген, - и тем не менее весь цивилизованный мир спокойно созерцал его, заменив страшное слово "убийство" более благозвучным словом "война". Немцам это массовое убийство казалось правым делом - почему же применение динамита не может быть правым делом в глазах фениев?
- Во всяком случае, до сих пор они бахвалились впустую, - заметил капитан.
- Прошу прощения, - возразил Фленниген, - но разве известно, что вызвало гибель "Доттереля"? В Америке мне приходилось говорить с весьма осведомленными лицами, которые утверждали, что на пароходе была спрятана в угле адская машина.
- Это ложь, - ответил капитан. - На суде было доказано, что пароход погиб от взрыва угольного газа. Но давайте говорить о чем-нибудь другом, а то я боюсь, что дамы не смогут заснуть.
И разговор перешел на прежние темы.
Во время этой маленькой дискуссии Фленниген высказал свое мнение учтиво, но с такой убежденностью, какой я от него не ожидал. Я невольно восхищался человеком, который накануне решительного шага с таким самообладанием говорил о предмете, столь близко его касавшемся. Как я уже упоминал, он изрядно выпил, но хотя его бледные щеки окрасились легким румянцем, он сохранял свою обычную сдержанность. Когда беседа перешла на другие темы, он замолчал и погрузился в глубокую задумчивость.
Достигнута и пройдена точка кипения, нужно немного остудиться.
Вскоре на палубе появился Дик, и я с облегчением вздохнул. На худой конец сойдет и скептически настроенный наперсник.
- Ну, старина! - воскликнул он, награждая меня шутливым тычком в бок. - Мы пока еще не взлетели на воздух?
- Пока нет, - ответил я. - Но это ничего не доказывает, ведь мы еще можем взлететь.
- Вздор, дружище! - заявил Дик. - Откуда ты это взял? Что за шальная мысль! Я беседовал с одним из твоих мнимых террористов. Судя по разговору, это довольно симпатичный и общительный парень.
- Дик, я ничуть не сомневаюсь, что у этих людей имеется адская машина и что мы на волосок от смерти. Я так и вижу, как они подносят к запальному шнуру зажженную спичку.
- Ну, если ты уж так уверен, - сказал Дик, почти напуганный моим серьезным тоном, - то тебе следует рассказать капитану о своих подозрениях.
- Ты прав, - согласился я. - Так и нужно поступить. Моя идиотская робость помешала мне сделать это раньше. Я убежден, что только это может нас спасти.
- Тогда отправляйся сейчас же и расскажи, - потребовал Дик. - Но, ради бога, не впутывай меня в это дело.
- Я переговорю с ним, как только он сойдет с мостика, - обещал я, - а пока буду наблюдать за ними, не спуская глаз.
- Расскажи мне потом о результатах, - попросил мой друг и, кивнув головой, отправился разыскивать свою соседку по обеденному столу.
И вот, наконец, финальная сцена.
Прошло еще полчаса, но капитан, казалось, вообще не собирался спускаться с мостика. Мои нервы были так напряжены, что звук шагов на палубе заставил меня вздрогнуть. Я выглянул из-за борта шлюпки и увидел, что подозрительная пара пересекла палубу и остановилась почти подо мной. Свет из нактоуза падал на мертвенно-бледное лицо головореза Фленнигена. Я бросил на них всего лишь один взгляд, но все же успел заметить, что столь знакомое мне пальто небрежно висело на руке Мюллера. Со стоном упал я на дно шлюпки. Теперь я уже не сомневался, что моя роковая медлительность будет причиной гибели двухсот ни в чем не повинных людей.
Мне приходилось читать о том, с какой изощренной жестокостью расправляются заговорщики со шпионами. Я понимал, что люди, ставящие на карту свою жизнь, ни перед чем не остановятся. Мне оставалось только съежиться на дне лодки и, затаив дыхание, прислушиваться к их шепоту.
- Вполне подходящее место, - сказал один из них.
- Ты прав, подветренная сторона, конечно, лучше.
- Интересно, сработает ли курок?
- Не сомневаюсь.
- Мы должны нажать его в десять, не так ли?
- Ровно в десять. У нас еще восемь минут.
Наступила пауза. Затем тот же голос произнес:
- Они ведь услышат щелканье курка?
- Неважно. Все равно уже никто не успеет нам помешать.
- Что верно, то верно. Как будут волноваться те, кого мы оставили на берегу!
- Вполне понятно. Сколько, по-твоему, пройдет времени, прежде чем они о нас услышат?
- Первое известие они получат не раньше полуночи.
- И этим они будут обязаны мне.
- Нет, мне.
- Ха-ха-ха! Ну, посмотрим.
Вновь наступила пауза. Ее прервал зловещий шепот Мюллера:
- Осталось только пять минут.
Как медленно ползло время! Я мог отсчитывать секунды по ударам своего сердца.
- Какую сенсацию это вызовет на берегу! - произнес голос.
- Да, газеты поднимут изрядный шум!
Я приподнял голову и снова выглянул через борт шлюпки. Теперь уже не оставалось никакой надежды, помощи ждать было неоткуда. Подниму я тревогу или нет - смерть все равно смотрит мне в глаза. Капитан наконец сошел с мостика. Палуба была безлюдной, если не считать двух мрачный фигур, притаившихся в тени шлюпки.
Фленниген держал в руке часы с открытой крышкой.
- Осталось три минуты, - проговорил он. - Опусти ящик на палубу.
- Нет, лучше поставить его на борт.
Это был все тот же квадратный ящичек.
По долетевшему до меня звуку я понял, что они поставили его около, шлюпбалки, почти у меня под головой.
Я снова выглянул наружу. Фленниген высыпал что-то из бумажки себе на ладонь. Это было то самое беловатое зернистое вещество, которое я видел утром. Несомненно, детонатор, так как Фленниген насыпал его в ящичек, и, как и в прошлый раз, мое внимание привлекли какие-то странные звуки.
- Еще полторы минуты, - сказал Фленниген. - Кто дернет за бечевку - ты или я?
- Я, - ответил Мюллер.
Он стоял на коленях и держал в руке конец бечевки. Фленниген, сложив на груди руки, застыл позади с выражением мрачной решимости на лице.
Ну, скажите мне, господа читатели - разве это не шедевр? При такой скромности главной идеи (но, главное, она была, эта фантастическая идея!), при такой скудости череды событий такое филигранное умение нагнетать читательское внимание! К чему слова: текст Конан Дойла говорит сам за себя.
Загадка Торского моста
Но "Квадратный ящичек", все-таки, рассказ не детективный. Возьмем теперь детективный рассказ, "Загадка Торского моста". Я напомню читателю три необходимых и достаточных условия написания детективных рассказов:
1) Оригинальный замысел
2) Простота и ясность сюжетной линии
3) Умение донести загадку до последней страницы рассказа, не расплескав ее по дороге.
Вот как загадка сформулирована в данном рассказе:
Имеется американец, богатый золотопромышленник Нейл Гибсон. Пять лет назад он купил в Хэмпшире солидное поместье. Он женат на вспыльчивой креолке Марие Пинто, теперь она уже далеко не первой молодости. Двух детей Гибсонов воспитывает молодая и привлекательная англичанка мисс Данбэр. Суть преступления: убита супруга магната, все факты указывают на бедную мисс Данбэр, она арестована. Гибсон умоляет Холмса вмешаться и доказать ее невиновность.
Ниже приведено изложение событий самим Холмсом.
Теперь о самой трагедии. Труп был найден в парке, примерно в полумиле от дома. Убитая была одета к обеду, с шалью на плечах. Пуля, выпущенная из револьвера, пробила ее голову навылет. Около трупа не нашли никакого оружия, никаких следов убийства. Заметьте, Уотсон, никакого оружия! Преступление, по-видимому, было совершено поздно вечером, а труп обнаружен лесником около одиннадцати часов. Затем врач и полиция осмотрели убитую, после чего перенесли ее в дом... Может быть, я излагаю слишком сжато, или вам ясны все обстоятельства этого происшествия?
-- Абсолютно все ясно. А почему подозревают гувернантку?
-- Во-первых, есть некоторые прямые улики: револьвер с одним разряженным гнездом в барабане (калибр оружия соответствует найденной пуле) был обнаружен на дне ее платяного шкафа. -- Холмс уставился в одну точку и раздельно повторил: -- На... дне... ее... платяного... шкафа... -- Затем он погрузился в раздумье, и я понял, что с моей стороны было бы глупо прерывать его.
Вдруг он снова оживился.
-- Да, Уотсон, найден револьвер. Здорово изобличает, а? Таково мнение двоих понятых. На убитой найдена записка с предложением встретиться на том самом месте, где произошло убийство; записка подписана гувернанткой. Ну как? К тому же и мотивы убийства налицо: сенатор Гибсон -- личность привлекательная, и, если его жена умрет, кому занять ее место, как не юной леди, которая, по общим отзывам, уже давно пользовалась исключительным вниманием со стороны хозяина. Любовь, деньги, власть -- а на пути к этому стоит немолодая жена Гибсона! Плохо дело, Уотсон, очень плохо!
-- Да, Холмс, это так.
-- И алиби она не может представить. Напротив, гувернантка вынуждена признать, что примерно в то время, когда это случилось, она находилась как раз около Торского моста (это место трагедии). Отрицать этот факт бессмысленно, ибо несколько проходивших мимо крестьян ее там видели.
-- Да, вопрос ясен!
Своим точным описанием трагедии Конан Дойл не оставляет мисс Данбэр ни малейшего шанса избежать виновности. Сначала дается описание улики: на дне платяного шкафа подозреваемой найден револьвер. Но мало ли какой там револьвер может быть найден? Поэтому следует уточнение: револьвер с одним разряженным гнездом в барабане, а калибр оружия соответствует найденной пуле. Далее, в руке убитой найдена записка с предложением встретиться на том самом месте, где произошло убийство; уточнение: записка подписана гувернанткой. Далее - алиби она представить не может. Напротив, гувернантка вынуждена признать, что примерно в то время, когда это случилось, она находилась как раз около места трагедии, несколько проходивших мимо крестьян ее там видели. Алиби нет, улик полно, мотив убийства налицо.
В чем же загадка? В револьвере. Это надо быть совсем полной дурой, чтобы после совершения убийства спрятать револьвер в своем платяном шкафу, то есть там, где в первую очередь полиция и будет его искать. Почему бы его не утопить в бескрайних Торских болотах? Явное противоречие, которое и порождает загадку. Для того, чтобы подчеркнуть это противоречие, чтобы его заметил читатель, Дойл посылает ему реплику Холмса:
-- И все же, Уотсон, не будем спешить с выводами! Давайте разберемся. Мост, о котором идет речь, представляет собой один широкий каменный пролет с парапетом по краям. Он построен для переправы через самую узкую часть длинного глубокого водоема, заросшего тростником. Это так называемый Торский пруд. У входа на мост лежала мертвая женщина. Таковы факты... Но что это? Если я не ошибаюсь, наш клиент пришел значительно раньше условленного времени.
Теперь загадка оформлена окончательно.
В отличие от прошлого случая, с "Квадратным ящичком", на этот раз мы имеем, слава Дойлу, полноценный детектив. Здесь есть сыщик, великий Холмс, и есть его оппонент, представляющий в рассказе здравомыслящего читателя, незабвенный доктор Ватсон.
Итак, имеется великолепная загадка: по всей видимости, мисс Данбэр не совершала убийства, хотя все факты и свидетельствуют против нее. Но, в таком случае, кто же убийца, каков может быть его мотив? Этот вопрос возникает у нас автоматически после завершения описания загадки.
Как рядовой читатель, исходя из имеющейся группы начальных фактов, я сразу же могу предложить, кто это. Потому что писатель уже намекнул нам об этом. Но Дойл не дает нам времени поразмышлять и усомниться, он выводит на сцену Мистера Марлоу Бэйтса.
...Нашему взору предстал худощавый субъект с испуганными глазами и судорожными, неуверенными манерами -- этакий "комок нервов". На мой взгляд врача-профессионала, этот человек находился на грани полного расстройства нервной системы.
-- Вы, кажется, возбуждены, мистер Бэйтс, -- сказал Холмс. -- Прошу вас, садитесь. Боюсь, что смогу уделить вам очень мало времени: у меня в 11 часов свидание.
-- Я знаю о нем. -- Наш посетитель выпаливал короткие фразы, словно ему не хватало воздуха. -- Сюда идет Гибсон -- мой хозяин. Я управляющий его имением. Холмс, знайте: он негодяй, жуткий негодяй!
Теперь у читателя уже нет сомнений, что подозреваемый - сам Гибсон. Визит Бэйтса очень краток и скомкан. Его задача - дать толчок гипотезе читателя. Дальнейшее развитие этой гипотезы осуществляет сам Гибсон.
Внешний вид, жесты (властные, нетерпеливые), фразы Гибсона все более убеждают нас в том, что преступник он. Мотив его преступления также понятен: он влюблен в гувернантку и желает освободить для нее место возле себя.
У него "холодные серые глаза, коварно поблескивающие из под ощетинившихся бровей". Не надо знать теорию Чезаре Ломброзо о связи внешнего вида человека и его наклонностей, чтобы сказать - перед нами отъявленный преступник.
Из дальнейшего следует, что он высокомерен, легко вспыльчив и с трудом сдерживает свою ярость. На предварительный отказ Холмса вести дело из-за его неискренности он начинает прямо угрожать: "но имейте в виду, мистер Холмс, вы сейчас совершили ошибку, ибо я побеждал более сильных людей, чем вы. Не было еще человека, который, став на моем пути, вышел бы победителем".
Далее он немного смягчается, но здесь выясняется, что он уже объяснился с мисс Данбэр. Он сказал ей, что, не считаясь с затратами, сделает все, чтобы она была счастлива. При этом на замечание Холмса о корректности взаимоотношений прислуги и хозяина его глаза снова "сверкнули злобой". Дойл постоянно напоминает читателю нужную версию событий. Ему, Дойлу, нужно направить читателя по ложному пути подозрений на самого Гибсона.
И только последние слова золотого магната о девушке заслуживают того, чтобы к нему проснулось сочувствие. Она был готова все бросить и уехать после его признания. Но он поклялся никогда больше не приставать к ней. И она согласилась остаться. О преступлении он выдвинул интересную гипотезу: жена обезумела от ревности и ненависти; она набросилась на гувернантку и стала угрожать револьвером, завязалась драка, во время которой револьвер случайно выстрелил и убил женщину, которая держала его.
Как мы видим, Конан Дойл более изощрен, чем кажется. Он понимает, что гипотеза о виновности Гибсона недолго удержит внимание читателя. В ней есть одно явное противоречие, которое ее полностью перечеркивает: зачем Гиббсону подбрасывать револьвер гувернантке, на которой он собирается жениться?
Преодолев эмоциональный напор писателя, с которым он ведет нас по этой сомнительной тропе, скептицизм читателя все же возьмет свое, и тогда выяснятся многие факты, которые противоречат ей.
Поэтому читателю услужливо подсовывается еще одна правдоподобная гипотеза, о том, что это дело несчастного случая. Ее излагает сам Гибсон.
До сих пор было изложение группы начальных фактов, которые по сюжету общеизвестны. С этого места начинается собственно расследование. Что интересного выясняется в процессе расследования?
Во-первых, револьвер принадлежал Гибсону. У него много огнестрельного оружия, а этот револьвер один из двух, потому что он подходит в ящик, сделанный для двух. Второго найти пока не могут, ни один из остальных в гнездо ящика не подходит. Это замечание насчет второго револьвера Дойл делает специально приглушено, незаметно - не в его интересах выпячивать этот факт, ибо он сразу ведет читателя к разгадке. Ведь если револьверов было два, и один из них пропал, то очевидно, что в шкаф мисс Данбэр могли подбросить другой револьвер, а не тот, которым совершено преступление.
Во-вторых, место смертельного ранения - как раз сзади виска.
Об этом также написано приглушено, потому что если задуматься, то сразу становиться ясно, что убийце было трудно так сделать. Вот представьте себе: кто-то стреляет в другого человека. В голову вообще попасть трудно, тем более в область виска. Пуля попала бы, скорее всего, в грудь, в живот. Зато если имело место самоубийство, то все становится на свои места.
В-третьих имеются неясности с письмом:
- Если допустить, что письмо подлинное, - объясняет Холмс, - то миссис Гибсон получила его несколько ранее, скажем за час или два. Почему же она все еще сжимала его в левой руке? Почему она так старалась держать его при себе? Ей ведь не нужно было ссылаться на него при свидании. Не кажется ли это странным?
И, наконец, выщербина на парапете.
Холмс уселся на каменный парапет моста, и я заметил, что его живые серые глаза вопросительно оглядывают все вокруг. Вдруг он снова вскочил, подбежал к противоположному парапету, выхватил из кармана лупу и начал рассматривать каменную кладку. -- Любопытно! -- сказал он.
-- Да, сэр. Мы видели щербину на парапете. Я думаю, это дело рук какого-нибудь прохожего.
Кладка была из серых камней, но в этом месте было белое пятно, размером не более шестипенсовой монеты. При внимательном рассмотрении можно было заметить, что поверхность выщерблена, как при резком ударе.
-- Потребовалось известное усилие, чтобы сделать это, -- задумчиво сказал Холмс. Он ударил тростью по парапету несколько раз, но следов не осталось. -- Да, это был резкий удар. И к тому же в странном месте: он был нанесен не сверху, а снизу -- видите, след на нижнем краю парапета.
-- Но до тела по крайней мере пятнадцать футов!
-- Да, пятнадцать футов. Может быть, это и не имеет отношения к делу, но заслуживает внимания. Думаю, что нам здесь нечего делать.
С одной стороны, Дойл честно обозначил улику читателю, ясно, что она имеет решающее значение, с другой стороны пока совершенно неясно, что с ней делать.
Для убедительности гипотезы о виновности самого Гибсона в повествовании еще раз появляется нервный мистер Бэйтс и снова наушничает о своем хозяине, как о самом вероятном преступнике. Гибсон по его словам ужасен: спит все время с двумя заряженными пистолетами у кровати, с женой бывал часто груб, презрительные слова, которыми он обзывал ее, не стесняясь слуг, граничили с оскорблением действием. Такой может убить свою жену.
Итак, что-то проясняется, но еще много непонятного. Повествование идет дальше. Холмс встречается с обвиняемой мисс Данбэр, и та излагает свою версию происшедшего. Из этого рассказа становится понятным происхождение записки. Вот оригинальное изложение ее версии:
-- Вот как я оказалась на Торском мосту в тот вечер. Утром я получила от миссис Гибсон записку. (Я нашла ее на столе в классной комнате.) Миссис Гибсон умоляла меня встретиться на мосту после обеда, чтобы сообщить нечто важное, и просила оставить ответ на солнечных часах в саду, поскольку не желала никого посвящать в нашу тайну. Я не видела смысла в такой конспирации, но сделала, как она просила, и согласилась на свидание. Она просила меня уничтожить ее записку, я сожгла ее в печке: она очень боялась, что муж, который грубо с ней обращался (за что я часто упрекала его), узнает о нашей встрече.
-- Однако она весьма бережно сохранила ваш ответ?
-- Да. Я была удивлена, услышав, что она держала его в руке, уже будучи мертвой.
-- Ну и что же произошло потом?
-- Я пришла, как и обещала. Когда я подходила к мосту, она ждала меня. Только теперь я почувствовала, как бедняжка ненавидит меня. Она словно обезумела -- я думаю, что она действительно была сумасшедшая, но притом чрезвычайно коварная и хитрая. Как же иначе она могла спокойно видеть меня, в душе испытывая такую бешеную ненависть? Я не могу повторить, что она тогда мне сказала. Она выплеснула всю свою жгучую ярость в ужасных словах. Я даже не отвечала -- не могла. Страшно было ее видеть. Я заткнула уши и бросилась бежать. Когда я убегала, она еще стояла у входа на мост, выкрикивая проклятья по моему адресу.
-- Там же ее и нашли потом?
-- В нескольких ярдах от этого места.
-- И несмотря на то, что она была убита вскоре после вашего ухода, вы не слышали выстрела?
-- Нет, я ничего не слышала, мистер Холмс, я была так возбуждена и напугана этой страшной вспышкой гнева, что торопилась скорее укрыться в своей комнате и была не в состоянии что-либо заметить.
-- Вы сказали, что вернулись к себе в комнату. Вы выходили из нее?
-- Да, когда подняли тревогу, я выбежала вместе с другими.
-- Вы видели мистера Гибсона?
-- Да, он как раз вернулся с моста и послал за доктором и полицией.
-- Вам показалось, что он очень взволнован?
-- Мистер Гибсон очень волевой человек. Кажется, он никогда не выражает открыто своих чувств. Но я, зная его достаточно хорошо, заметила, что он был сильно взволнован.
-- Теперь перейдем к самому важному пункту. Этот револьвер, что найден у вас в комнате, -- вы видели его раньше?
-- Никогда, клянусь.
-- Когда его нашли?
-- На следующее утро, когда полиция вела обыск.
-- Среди вашей одежды?
-- Да. На дне моего платяного шкафа, под одеждой.
-- Вы не могли бы определить, сколько времени он там лежал?