Кушталов Александр Иванович : другие произведения.

Золотая осень в Бонге

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бонга - это не государство в южной Африке, а поселок у Белаозера, в местах княжения легендарного Синеуса, младшего брата Рюрика. О купцах первой гильдии, обитавших в тамошних краях, о проходящих сквозь стены кошках и ведьме Мерешке, о белых боровых грибах величиной с тазик и судьбах нашей русско-финской глубинки.

   В середине сентября в Подмосковье наступила золотая осень. Пожелтели березы, порыжели липы, покраснели клены и рябина, потемнел боярышник. Все вокруг окрасилось в теплые цвета Осени - Каждый Охотник Желает Знать: багровые, красные, оранжевые, желтые, оливковые и еще зеленые тона. Что желает знать охотник - это уже цвета Зимы: Где Сидит Фазан. Это холодные Голубой, Синий и Фиолетовый. На Ивановских прудах, покрытых ниспадающими на воду листьями, местное пацаньё бросало в пруд камни. В этом возрасте всегда интересно следить за расходящимися на воде кругами. И тихо вспомнился задумчивый Басё: Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине.
   Дома меня застал неожиданный звонок от Николаича, моего старого приятеля: А не хочу ли я с ним за компанию прокатиться на Белое озеро, в дивные кемские боры? Там как раз идет осенняя грибная волна, белые боровые стоят под каждым кустом. Он хотел поехать с женой, но у жены на это время не складывается, приходится ехать одному. Ехать надо завтра, потому что грибы уходят. А туда еще день пути. Ну, так как?
   Я сначала опешил от внезапности предложения, а потом подумал: Да ведь это Шанс! Это тот самый желанный шанс, которого долго ждут, но он не всем выпадает. Я давно мечтал вновь побывать в тех местах на реке Кеме, где мимолетно был более десяти лет назад - и вот судьба предоставляет мне такую возможность. И ничто меня в этот момент дома особенно не держало. Конечно, я поеду! Но что мы будем делать с грибами? Что мы будем делать с теми рощами грибов, которые там растут? Мариновать и сушить. А так же трескать на месте в жареном, запеченном и прочих всяческих видах. Может быть, мне взять с дачи электрическую сушилку "Дачница"? Пять пластиковых поддонов размером 40х40, полное время сушки 5-7 часов, до 50 граммов сухих грибов за одну загрузку. В ответ я услышал сдавленный смешок: Не надо. Вот приедем на место, и я там тебе покажу, какой должна быть настоящая сушилка для грибов.
  
   Расстояние от порога до порога - 750 км, день пути. Выехали в 6 утра, чтобы миновать пробки на московской кольцевой. Первый час по Замкадью ехали, периодически заныривая в низинах в плотный молочный туман. Потом он растворился под лучами восходящего солнца. По окружным дорогам объехали Сергиев Посад, Переславль-Залесский и Ростов. В районе Переславля видели автомобиль, который умудрился сам себя надеть на начало торчащего разделителя между полосами. Там уже вертели своими проблесковыми маячками машины ГАИ и "Скорой помощи", а возле нанизанной на швеллер машины ходили озабоченные люди. Поскольку они именно ходили, а не бегали, было ясно, что дело кончено.
   Из свежих автомобильных впечатлений мы отметили большое количество на дорогах автомобилей с новым номером московского региона, "777". Николаич называет такие машины "Московскими портвейнами", в память незабвенного крымского "Портвейна 777" класса "бормотуха", выпускавшегося в советские времена. "О!" - в очередной раз ворчал он, - "Опять впереди "Портвейн Московский" вихляет по дороге, как пьяный извозчик. Придется его маленько поучить". - И аккуратно отжимал своим "Опелем" "бормотуху" в сторону.
  
   В Ярославле пришлось ехать сквозь город, иначе там Волгу не переедешь. Футуристические никелированные конструкции НПЗ на юго-западных окраинах, театр Волкова, древние церкви и старинные особнячки в центре. Таблички со знаком UNESCO. Всё это уже было видано много раз. Вся дорога в направлении Архангельска усеяна объектами Всемирного культурного наследия, как коровьими лепешками.
   Перед Вологдой напротив Грязовца новенькая лукойловская заправка, специально построенная в дорожной линзе между двух противоположных направлений шоссе. На заправке рядом с современными заправочными стендами стоит "Королева бензоколонки" - пластиковая скульптура миловидной девушки в красной американской униформе - (почему американской? Как у нас любят кланяться Западу!) - на роликовых коньках и в бейсболке, у старого, но прекрасно отреставрированного советского заправочного аппарата, с заправочным пистолетом в руке. Рядом с заправкой для машин шоферское кафе "Баранка". Накорми и машину и себя. Мы, кстати, там и перекусили, вполне себе ничего, рекомендую.
   После Вологды потянулось унылое видами озеро Кубенское, далее вокруг незримого за горами-долами озера Белого с его именитыми Ферапонтовым и Кирилловскими монастырями, и вот он, Липин Бор. Название забавное: бор там есть, но обыкновенный, сосновый, а не липовый. Впрочем, он никогда и не был липовым, он Липин бор, точно так же, как расположенные неподалеку Даньшин Ручей или Петряева Горка. В Липином Бору последняя заправка. Далее еще 50 км по увалистому грейдеру, и, наконец, леспромхозовский поселок Бонга. Как финальный удар большого медного гонга.
  
   Оба дома Васильевых, к которым мы ехали, стояли на краю поселка, в тупике перед заросшей лесом грядой. Перед домами расположилась просторная округлая площадка, живописная своей муравчатой зеленью. На площадке перед воротами у дальнего дома серый внедорожник Great Wall. "Это, надо полагать, новый Петин автомобиль", - отметил мой водитель. Он был старше Петра Петровича на полтора десятка лет, и позволял себе называть его уменьшительным именем. А из калитки перед домом уже выходила к нам навстречу хозяйка Евдокия Ивановна, баба Дуня, в теплой короткополой накидке, которую мне хотелось назвать шушуном. Несмотря на свои девять десятых, старушенция была довольно бойка: она до сих пор все делает сама, зимой живет одна в этом деревенском доме. Из соседнего двора тотчас появился и Петр Петрович, ее младший сын, и приветливо махнул нам рукой из-под синей бейсболки.
   Сначала с полчаса сидели с хозяевами на лавочке перед домом. Это обычная деревенская церемония встречи гостей: обязательно надо посидеть на лавочке перед домом, расспросить о родственниках, о том, как оно вообще, о событиях в семье и в мире. На одном из брусьев стены дома рядом с окном черной краской была сделана техническая надпись - '1957 Г.П.К.', которая еще не потеряла своей читаемости за прошедшие года. На улице был мягкий сентябрьский вечер, освещенный теплым заходящим солнцем, и уходить в дом всё никак не хотелось. Петр Петрович курил свои именные сигареты "Петр-I", Николаич передавал хозяйке и Петровичу подарки от себя и своей жены, обменивались последними семейными новостями. Баба Дуня благодарила за подарки, в особенности за коломенский липовый медок.
  
   А я в это время отдыхал после долгой дороги и разглядывал вокруг всё то, что отличает местные домашние дворы от подмосковных. Двор перед крыльцом здесь выстлан дощатым настилом. В этих местах это дешево и практично, и многие в поселке так делают. Деревянный настил в этом дворе был уже довольно стар, он зарос травой в щелях между досками и в нескольких местах требовал замены. У калитки висела растяжка с нанизанными на нее музыкальными компакт-дисками, которые блестели и переливались радужными цветами на заходящем солнце. В каждой избушке свои побрякушки. Эти остались с лета на память от внуков. У дровяного сарая стоял приставленный к стене длинный лоток для "прокатки" ягод. Ничего особенного: слегка сужающаяся к нижней стороне легкая доска с округленными бортиками на высоту ягод по краям. Лоток ставится под углом 25-30 градусов к горизонту, сверху насыпаются ягоды - брусника, голубика, клюква. Круглые ягоды сами скатываются в миску или ведро, а на лотке остается разный лесной мусор - листья, хвойные иголки, мелкие веточки. Мусор элегантно смахивается на землю щеткой для мытья автомобиля и процесс повторяется.
   Во внутреннем дворе дома Петровича стоял еще один автомобиль - "Нива" того непонятного грязновато-светлого цвета, который у нас принято называть белым. Как выяснилось из последующего разговора, "Нивой" Петр Петрович пользуется только для поездок в сторону Дудинского. Когда-то давно там был хуторок с таким названием, сейчас нет ничего, даже остатков прежних строений, а название осталось. Сегодня это просто ориентир в лесу. Туда пешком далеко, а на обычной машине не проехать. Только на "Ниве" или на тракторе. Но, поскольку народа в тех местах из-за тяжелых дорог много меньше, то и воздуха там побольше, и грибы потолще.
  
   После первых разговоров пошли в дом, ужинать и устраиваться на ночлег. Бабка днем смотрит сириалы- как произносит, так к ним и относится, а вечером новости. Новости по первому каналу она смотрит обязательно, это незыблемый религиозный ритуал, сложившийся за много лет ее жизни. В углу телевизор, а над ним икона. Когда она крестится, то со стороны непонятно, кому адресованы внимание и молитвы.
   По ящику шли новости из Донецка. На экране мелькали разрушенные частные дома, плачущие в разбитых дворах женщины, вереницы беженцев на границе. Новороссия ждет от Порошенко законопроект об особом статусе, очередной обмен пленными, бои и обстрелы с разноцветными стрелочками на карте боевых действий. Но всё это было где-то далеко, как в Латинской Америке, в которой никто из местных жителей не был и никогда не будет.
  
   Поужинали под привезенный Николаичем самогончик. Балуется он немного этим делом. Его энергичная дочь, упражняясь в рекламном бизнесе, нарисовала и отпечатала на бутылки этикетки с его портретом в три четверти и надписями: "Самогон домашний, от Николаича: крепость по вкусу. Дистиллировано и запечатано в Подмосковье".
  
   После ужина затеяли пить чай. Включили электрический чайник. Бабка поставила на стол сахарницу из толстого штампованного стекла и пеструю пластмассовую тарелку с пряниками. Мы достали свою желтую коробку с пакетиками "Lipton" и упаковку с кубиками рафинада.
   - А это не тот одноразовый чай? - опасливо спросила старуха о нашем чае.
   - Какой ещё "одноразовый"? - изумился Николаич.
   - Да месяц назад приезжала ко мне внучка, Петина дочь, угостила меня чаем и убежала. Я вынула пакетик из коробки, бросила в кипяток, ждала, ждала - минут десять, а чай всё не заваривается! Потом Петя пришел, пособил. Оказалось, что заварочный пакетик вложили еще в один пакетик. И этот внешний пакетик воду не пропускает, его надо было разорвать и выбросить, а тот, который внутри, бросить в чашку. Да кто ж знал?
   - Нет, нет, - успокоил ее Николаич. - Наш чай самый простой, надо только бросить пакетик в чашку с кипятком.
   - Ну, ладноть, ежели так...
  
   * День первый. Баранья Горка.
   Утром нас разбудил сварливый и скрипучий бабкин голос. Она вошла в комнаты из холодного коридора и громко хлопнула входной дверью.
   - Сонька окотилась! Так я и знала! То-то она последние два дня куда-то делась. И теперь вот они... В обувной коробке на веранде, четыре котенка.
   Говоря это, она шумно бросила у печки несколько поленьев и начала возиться у печи. Со скрежетом выдвинула заслонку на трубе, громыхнула топочной дверцей, засунула поленья в топку. Под эти бодрящие сонный организм звуки я встал, оделся в домашние треники-футболку, и пошел чистить бивни к расположенному во дворе умывальнику. Вернувшись, застал бабку растапливающей печь страницами старого журнала "Огонек" за 1974 год. Рыжий огонь из журнала уже весело прыгал между поленьями.
   - Каждое утро в деревне начинается с топки печи, а иначе весь день зубами от холода стучи, - говорила сама с собой старуха. Она уже давно жила одна, и привыкла высказываться вслух. - Что это за воду ты наливаешь? - Это она обращалась уже ко мне. Мы с собой привезли пару пластиковых канистр "Шишкин Лес" с водой, по пять литров. Я взял с пола одну из них и начал наливать воду в чайник.
   - Обыкновенная питьевая вода. Купили в своем магазине на всякий случай, чтоб была под руками. Чай вскипятить, пищу приготовить.
   - Нешто в магазине купили? - недоверчиво сокрушалась старуха. - Да где ж они ее там набирали, в этом магазине? И деньги за простую воду платили, небось. Диво дивное! Едут в озерный край и воду с собой везут. Вы только гляньте на них! У нас и в реке Кеме вода хорошая, и к роднику можно сходить, если из реки брать брезгуете. Чишше нашей воды не бывает. У нас тут заводов нету, народу живет мало, чтоб воду мутить. Вода в реке бежит чистая, на лесных шишках стоянная. А они воду московскую в банке привезли. Ну, надо какая жизнь чудная пошла...
  
   В это время в кухонное окно ударил прямой солнечный луч, приподнявшийся над стоящим поперек солнца соседским сараем. Солнце перевалило за темный хребет его крыши и полыхнуло по кухонному окну, ярко осветив кухню неземным розовым светом.
   В другой комнате кашлянул и начал подниматься с постели Николаич.
   - Ну, вот и солнышко взошло, - снова сама себе сказала старуха. - Завтракать пора, да за деньскую работу браться.
   Свою работу она делила на утрешнюю, деньскую и вечернюю. Утрешние и вечерние работы отличались тем, что были обязательными, и за деловую работу не считались. Утром умыться, печь протопить, вечером все со двора от собак убрать, чаю перед сном попить да новости по телевизору послушать. А вот днем нужно делать те дела, которые только днем и можно сделать: в магазин сходить или к подруге в гости, на огороде поковыряться в меру сил, в лес за грибами выехать...
   В лес мы поехали по дороге вдоль реки Кемы мимо Подгорной и Харбово в сторону села Покровского. Это всё поселения старинные, с длинной историей. В далекой древности этими местами владели князья Белозерские. Деревня Харбово и соседние известны около четырех сотен лет, со времени упоминания в Писцовой книге Белозерского уезда начала 17 века. А село Покровское постарше других будет, в дарственных и купчих описях оно помянуто с 1540 года. Давно в этих местах люди живут.
   Не добегая до Покровского пару километров, течение Кемы упирается в высокий правый берег и поворачивает влево на прямой угол, чтобы затем всё-таки вернуться к прежнему направлению. Горка над этим разворотом реки почему-то называется Собачьей. Это лучшая смотровая площадка в окрестностях, ее высота - метров двадцать крутого берега над водой. С нее открывается захватывающий вид на долину с излучиной реки, на остатки разбитой временем деревни Новоселье, лежащие внизу среди заливных лугов левого берега Кемы. И что еще важно, дорога на Покровское очень близко подходит к Собачьей Горке, поэтому многие здесь останавливаются и выходят из своих автомобилей полюбоваться видами текущей внизу реки с высоты на фоне стоящих на горке сосен.
  
   Осенний денек
  
   До октябрьского переворота Собачья Горка называлась Бараньей горой. После пролетарской революции она помельчала и запсела, как и всё остальное. Говорят, летом ездить отдыхать на Баранью гору любило семейство местного купца Невротина. Ехали на весь день, на  нескольких тарантасах, с самоварами и прислугой. У купчины 1-й гильдии Николая Невротина здесь были большие  лесопильные и кирпичные заводы, картонная  фабрика. Его усадьба  находилась в местечке Вознесенское, что  в 3-х  километрах  от Покровского. Там был большой барский дом, жилые дома для прислуги, скотный  двор, огород, сад и глубокий  пруд, с широким  мостом с перилами, по которому ходили  в церковь. А летом ездили отдыхать на Баранью гору над Кемой. Ставили столы и шезлонги среди сосен, бойкая прислуга управлялась с угощениями, а семейство с гостями гуляли вдоль обрыва под белыми зонтами, любовались сверху видами старинного Нового Села и чаевничали с водочкой.
   Николаич бросил свою черную "Астру" на поляне с раскрытыми настежь дверями, носился по Собачьей Горке и радовался, что еще раз вернулся сюда, в эти места. Что ему на восьмом десятке посчастливилось еще раз побывать здесь, в этом прекрасном месте. Он словно сбросил с себя пару десятков лет. Это всегда очень интересный момент в человеческой психологии. Некоторые люди любят возвращаться в старые места, а некоторые категорически нет -- боятся разрушить мифы своей памяти. "Никогда больше не стремись в те места, где тебе было хорошо", - пишет один. "Люблю бывать на своих старых местах", - пишет другой. - "Там я с грустью вспоминаю прошлое и с интересом отмечаю новое, я печалуюсь и радуюсь, я ощущаю текущую жизнь". Такие рецепты не бывают универсальными, потому что все люди разные.
  
   Где-то напротив Собачьей Горки мы и свернули в одну из многочисленных лесных просек, заехали в глубь леса на пару километров, остановились на стоянку и пошли смотреть грибы. Голубоватый светлый ягель, брусника как капли застывшей тёмной медвежьей крови на нем, первые наши грибы. Редкая сочная черника на кудрявых кустиках. Клюква, брошенная небрежной рукой на кочки сухого болота.
   Сначала шли по старому сосновому лесу, с обилием поляшек ягеля. Боровые грибы начинались там, где среди сосен стали появляться темно-зеленые елки. Белый боровой гриб имеет шляпку красно-коричневого цвета, а размер его достигает доброго каравая. Так и просится с языка сравнение, что шляпки этих грибов - это лесные хлеба, испеченные на кухне матушки Природы.
   Здешние леса отличительны от подмосковных лесов в главную очередь тем, что в них удобно ездить на автомобиле по сети старых лесных дорог. Грибник подъезжает к нужному месту, а дальше ходит пешком в радиусе метров пятьсот, до километра. Если корзина полна, а охота собирать еще, то корзина освобождается в коробку, которая стоит в багажнике автомобиля, и снова можно собирать в ту же корзину. Если грибов в конкретном месте нет, легко переехать в другое место.
   Переезжая с места на место вслед за грибами, мы несколько раз прямо с дороги спугивали глухарей и тетерок, которые расклевывали там шишки.
   - Эх, жалко нет с нами Степаныча с его ружьишком! - гудел Николаич. - У него прекрасный 'ИЖ'. Пару лет назад мы тут с ним так прекрасно поохотились. В день по четыре - пять курочек забивали! А уж какой Степаныч азартный! Один раз я неосторожно наступил на сухую ветку, поднял треском птицу, так он меня чуть не прибил.
  
   Вернулись мы за полдень. По пути в местном магазине "Авоська" закупили ярославского пива "Янтарное", пообедали с пивком. И, прихватив недопитое пиво, пошли урабатывать свои грибы на прекрасном свежем воздухе.
   Грибов было так много, что пришлось воспользоваться хозяйской тележкой с колесами от подросткового велосипеда. Вместо разделочного стола - лежащая плашмя шина тракторного колеса, покрытая куском ламинированной ДСП. Рядом черная коптильня для рыбы на двух кирпичах, поставленных на ребро. И все это под высокой кудрявой березой, стоящей перед домом Петровича. Тонкие, свисающие вниз ветви, делали ее похожей на плакучую иву.
   Дом стоял на небольшом покатом пригорке. На доме спутниковая антенна "TricolorTV". Вокруг дома раскинулись все остальные постройки: гараж для зимнего хранения "Нивы", дровяной сарай, старая баня, баня новая, сушилка для грибов и летний деревенский туалет Сириус. И рядом несколько простых деревенских инсталляций. Одна из них - роскошная клумба у дома: большой еловый пень, на нем эмалированная голубая миска, в миске земля, из которой росли желтые ноготки и бархатцы. Какая гамма цветов, какая естественность в каждом штрихе этого живописного наброска! А перед воротами громадная шина от лесовоза, в которой уютно устроились красные и фиолетовые астры. Все просто и мило, без особых затей, но зело нужное для умиления души.
  
   Вот здесь я наконец-то познакомился с настоящей деревенской сушилкой для грибов. Расскажу о ней подробнее, потому что она того стоит. Она представляла собой дощатый домик размером два на полтора метра с печкой внутри. Прямо на плиту печки поставлен каркас старого холодильника, куда Петр встроил полозья для шести снимаемых сеток. Он несколько дней ездил по окрестным свалкам, выискивая подходящий корпус для сушилки, пока не нашел этот холодильник с бирюзовым именем "Бирюса" и детскими наклейками на двери. Для менее интенсивной сушки за печкой во всю ширину домика были сделаны две широкие полки, размером два метра в длину и полметра в ширину. Печку топят сухими березовыми дровами. Лучше сухими, тогда меньше дыма. Печка нагревается, и горячий воздух от плиты идет сквозь полочки в корпусе бывшего холодильника. Вот так здесь сушатся грибы. Во время сушки грибов в сушилке как в натопленной бане. Фактически это и есть баня для грибов. Такая сушилка в наших подмосковных местах не нужна, потому что у нас нет грибов в таком неимоверном количестве. А у них такая сушилка в самый раз. Потому что грибы идут интенсивно, но кратко. И надо все делать быстро.
   - Ну, и как тебе Петина сушилка? - посмеиваясь, спросил меня Николаич. - Как думаешь, стоило ли сюда за 700 километров везти твою "Дачницу"? "Пять пластиковых поддонов, до 50 граммов сухих грибов за одну загрузку", - припомнил он мне мой [вальяжный] тон. Мне пришлось признать, что это было бы делом бесполезным.
  
   Когда мы под плакучей березой занимались подготовкой грибов к сушке, к нам подошла баба Дуня с обувной коробкой в руках. В коробке были четыре слепых трогательных котенка. Их цвета соответствовали распределению наследственности по закону Менделя. Два котенка были рыжими, в мамочку. Третий был рыжим в белых пятнах, а четвертый был совсем черненький. Надо полагать, папашей был черно-белый соседский кот.
   Бабка дала нам посмотреть котят, потом вздохнула, снова взяла их в коробку и пошла за участок к дальнему пригорку, где были врыты в склон несколько старых погребов. Они были построены еще в те ветхозаветные времена, когда в стране не было холодильников и обилия кровельных материалов. Поэтому люди строили погреба и перекрывали их горбылями из ближней пилорамы. Старуха шла и приговаривала речитативом, словно сказочный персонаж: "В это время, в эту пору, унесу я вас за гору, за гору высокую, за реку далекую, чтоб вас мать не нашла, и... (неразборчиво)... ушла...".
  
   Я полосовал грибы на сушку и разглядывал Петров дом. У каждого дома свой характер. Который, конечно, связан с характером его хозяина и хозяйки, но у него кроме этого есть еще и свой характер, который получился от того места, на котором он стоит, от материалов, с которых он сделан... Какой характер у дома Петровича? Простота изготовления и материалов, тщательность отделки.
   Дом стоит на фундаменте из девяти крупных тракторных шин, залитых внутри бетоном. Три линии по три опоры. "Дом на резиновом ходу", - шутит Петр. Сверху шин на обвязку из толстого бруса поставлен каркасный дом, крашеный красно-коричневой судовой грунтовкой. Для выравнивания горизонта на южный ряд шин поставлены бетонные столбы. Дом хорошо утеплен, но Петр в нем зимой не живет. Потому что зимой здесь делать нечего, только снег впустую перекидывай. А на жизнь нужно зарабатывать. Поэтому зимой он уезжает домой в Питер, и промышляет там ремонтом квартир "под ключ". Он с напарником делает любые виды работ - сварка, водопровод, канализация, облицовка плиткой, замена старых окон европакетами, правка рассохшихся паркетных полов ламинатом и так далее. И всё быстро и аккуратно, как себе. О нем среди знакомых такая слава идет, что к нему, как к модному гинекологу, записываются в длинную очередь. А на лето он снова приезжает сюда. Потому что душа его находится здесь, в Бонге.
  
   Резку грибов для сушки Петр и его жена Наталья называли "рубкой". И для этих мест это единственно правильное обозначение того процесса, который происходит здесь после того, как грибы доставляются из леса на разделку. Грибы здесь не режут мягко и аккуратно, как в нашем Подмосковье, обласкивая руками каждый кусок, а именно рубят тяжелым ножом, и чем быстрее - тем лучше, потому что иначе мало что успеешь.
   Во время рубки грибов к нам подошел Иваныч, Петров сосед, немец. Немец Иваныч - это очень русское сочетание, никто не удивляется. Всё ассимилирует и приспосабливается к средне-русскому виду на широких российских просторах. Немец по паспорту, он матерится чисто и достаточно витевато. Однако было в нем нечто неловко нерусское - то ли нарочито фермерская рубашка в крупную клетку под распахнутой кожаной курточкой, то ли кепи прибалтийского кроя цвета feldgrau. Потолковали о том о сем, а потом он стал уговаривать Петра поехать с ним этой ночью рыбу лу'чить. Погоды де стоят самые хорошие, тихие, рыба перед зимой жирок нагуляла, в самый раз ехать.
   - Лучить - это как? - спросил я.
   - Старое слово, - начал объяснять Петр, - от выражения "ловить на лучину". На нос лодки с выносом вбивали кованый расщеп, который сверху специально раздвоен кузнецом для того, чтобы в эту щель можно было зажать лучину. Пучок лучин брали с собой. Выезжали на реку ночью, в тихую погоду, зажигали лучину, находили на отмелях стоящую среди камней сонную рыбу и били ее острогой. Сегодня лучин не надо, их заменяет мощный китайский фонарь. Ехать нужно вдвоем. Один правит веслами и светит фонарем в нужное место, другой бьет рыбу. Потом меняются местами.
   - А это разрешенная рыбалка?
   - Для местных всё разрешено, потому что это часть нашего образа жизни, как для чукчей. А для понаехавших - здесь он весело посмотрел на меня - не знаю. Для них, может быть, такая рыбалка и запрещена.
  
   Это самый древний способ ловли рыбы - ни крючков, ни сетей не нужно, только острая палка. Пока Петр рассказывал о том, что такое рыбу "лучить", в моем воображении живо представилось, что в этих местах так было всегда, и пятьсот и тысячу лет назад. И именно так оно и было, потому что здесь мало что изменилось. Река Кема и ее русло не изменились, леса такие же, люди норовом тоже не сильно поменялись. Разве что вместо лошадей во дворах появились автомобили, в домах телевизоры, а в карманах мобильники. А так то же самое, что было и сотни лет назад. И сотни лет назад ездили на реку ночью рыбу "лучить". Брали с собой в лодку связку заготовленных лучин, и ехали по тем же местам, куда собирался ехать Петр. И даже звали их, скорее всего, также, Петрович да Иваныч. И один из них точно также вполне мог быть потомком забредшего в эти края немца. Беззвучно скользила лодка над зеркальными водами Кемы, прерывисто и неверно светила лучина с лодки, на лодке стоял человек с острогой и вдруг - резкий удар в воду, и бьющаяся на острых железных зубьях щука выхватывается из воды...
   Во время очередного перерыва, когда мы поднялись размять ноги, Пётр показал нам свою новую баню. Он выстроил ее за этот летний сезон. Там было почти все готово, кроме печки. А с нею Петр хитрил. Он мог сделать всё сам, в том числе и печь, но не хотел показывать этого умения местным друзьям-приятелям. Иначе, - говорил он, - я погибну здесь под завалом заказов, от которых невозможно отказаться, а мне свои дела делать нужно. Поэтому он для вида пригласил профессионального печника, с которым договорился, что тот вместе с Петром сделает основное - топку. Ну, а дальше, дескать, Петр и сам все доделает. И печнику слава, и Петру дело выгодное.
   Пока мы всей толпой ходили смотреть новую баню, и, [балдея] там от запаха свежего дерева и опилок, обсуждали избранные решения, проклятущая бродячая псина сожрала наш изумительный белозерский снеток, который Петр щедро выставил нам к пиву в прямоугольной коробке из-под магазинного молока. Собаки здесь многое подъедают, надо все вовремя убирать. Это часть тамошней жизни. Я не догадался убрать вяленый снеток потому, что мы сидели возле дома во дворе, который окружен по периметру мелкой рабицей. Но, оказалось, не так плотно окружен, как того хотелось бы. Как в российской границе, в сетчатом заборе где-то были невидимые хозяйскому глазу дыры.
  
   Вечером баба Дуня к чаю поставила на стол блюдце с медом: - Зоблите!- И пояснила: - Так говорила моя мать, когда мы были маленькие, и она давала нам немного меда с кончика ложки перед сном.
   Тем временем она сама распробовала наш сахар-рафинад и сказала, что сахар перестал быть таким сладким, как раньше. Раньше сахар был из свеклы, он был на вид некрасивый, грязновато-желтый, но зато сладкий, - добавила она.
   - Раньше и сахар был слаще, и парни симпатичнее, - с улыбкой добавил Николаич.
   На стене комнаты с телевизором висела фотография старого развалистого дуба, на который внуки смонтировали лица семьи Васильевых. У корневища могучего дерева Евдокия Ивановна с Петром Михайловичем. Крепкого дедугана нет с 2001-го года, а его хозяйка всё еще жива. Он - простой мужик. Был водителем лесовоза в Бонге. Вернулся с войны инвалидом, ходил с палочкой, последние годы на костылях. Всю Отечественную воевал на полуострове Рыбачий, на северной границе с Норвегией. Морской десантник, которого превратили в окопную пехоту. Но во время атаки они всё равно снимали каски и надевали бескозырки. Благодаря таким, как он, русский Север так и остался русским.
   На картинке с развалистым дубом выше них семеро детей со своими парами, еще выше внуки. И совсем под облаками, аки ангелы небесные, - правнуки. Говорят, что тот, кто увидит своих правнуков, непременно попадет в рай. Из семерых детей Васильевых четверых уже нет, рядом с ними в круглых скобках нарисованы крестики с годами.
   - Это Андрюшка, - показывала пальцем на молоденького парнишку с крестиком 76-го года Евдокия Ивановна. - Он после армии уехал к сестре Маше в Череповец, стал работать на стройке. На их бригаду сорвалась чугунная баба, убила семь человек. Он был самый ласковый, самый внимательный... А это Сергей, - она показала на серьезного мужчину лет тридцати, - он погиб на Чукотке в 80-м году. Уехал туда добывать золото и упал в шахту... Нину убили наркоманы в Ленинграде... А это Оленька... - сказала она и оборвалась, заплакала. К ее ногам подошла кошка Соня и потерлась о ногу своим шерстяным боком. Она словно слышала нас и тоже вспомнила своих малых котят.
  
   По телевизору опять шли Донецкие и Луганские новости. Показывали кадры украинского ТВ с голосом их диктора. Ситуация в зоне АТО остается напряженной. По-прежнему подвергается обстрелам Донецк. Сейчас в городе затишье, однако местные жители не верят в продолжительность тишины и стараются воспользоваться паузой, чтобы пополнить продуктовые запасы. По последним данным, террористы захватили стадион "Олимпийский" и заявили о намерении его национализировать.
  
   * День второй. Новый гость.
   На следующее утро бабка растапливала печь журналом "Крестьянка", с веселой белозубой комбайнершей на обложке. Попав на огонь, улыбчивая комбайнерша скривилась, вспыхнула последним алым румянцем и окаменела в хрупкий серый пепел. А бабка в какой-то момент глянула поверх плиты в сторону комнаты с телевизором и вдруг закрестилась на увиденное:
   - Чур меня, чур! Изыди, нечистая сила! Сохрани нас Господь!
   - Ты что это крестишься на меня, баба Дуня, словно я черт? - вынырнул из комнаты спавший там Николаич. - Это я, просто я еще не проснулся. По жизни я не такой страшный, каким бываю с утра.
   - Да я не на тебя крест кладу, балагур, а на Соньку, что рядом с тобой! Чур меня!
   - А что тебе кошка не нравится? В нее деревенская ведьма обернулась?
   - Я ее только что за окном на огороде видела, а теперь она в комнате! А со двора никто за это время сюда не приходил. Как она здесь оказалась?
   - Как-нибудь через форточку - она ж кошка, а не человек.
   - Так все форточки в доме закрыты, кроме туалета. А из туалета сюда можно попасть только через коридор. А со двора никто не приходил.
   - Ну, не знаю! Что-то ты, баба Дуня, мудришь! Давай я за ней понаблюдаю день-два. Что ж ты сразу выводы делаешь не научные из единственного случая? Надо понаблюдать некоторое время, набрать статистику, систематизировать... - Николаич до пенсии был метрологом на оборонном заводе и понимал толк в наблюдениях.
  
   Каждое утро начинается битвой солнца с тучами. Оно отважное и неимоверно упорное. Оно не собирается проигрывать сражение с силами тьмы. И каждый раз это происходит по-разному. Сегодняшнее утро было совсем не похожее на вчерашнее. В это утро восход солнца застал меня на улице. Над постройками и лесом парился тонкий утренний туман от дышавшей ночью земли. Она еще спала. Но вот, первый золотой луч коснулся макушки еще не обретшей после ночи свой естественный цвет березы...
   Прошлым вечером бабка запаниковала. Она очень любит маринованные опята, а грибной сезон уже заканчивался, а опят на зиму она так и не заготовила. Ой-йой-йой! Кудах-кудах! Дело приобретало серьезный оборот... Мы с Николаичем торжественно пообещали ей набрать опят несмотря ни на что. Николаич сказал, что он знает пару мест в лесу, где они обычно водятся. Нашли, набрали корзинку, но на их поиски потеряли много времени, потому что опятная волна прошла, и нам пришлось хорошенько походить, чтобы их сыскать.
   По пути из леса мы заехали на кладбище. Оно расположилось у бровки леса на высоком берегу Кемы. Еще в шестидесятых годах рядом с ним была процветающая деревня Максимово, но ее сегодня больше нет. Ее смыли воды перестроечного времени, не оставив почти ничего. В деревне много лет жили люди, работали, любили, рожали детей, защищали Родину - и умирали. И от них ничего не осталось, кроме памяти в потомках да этого кладбища. Николаич хотел подойти к могиле старшего Васильева, поклониться Петру Михайловичу, которого хорошо знал. Его не стало в возрасте 80 лет. Вроде и немало пожил, но он был такой энергичный, жизнерадостный и обаятельный, что в окружающей жизни на его месте до сих пор ощущается никак не замещаемая молодой порослью пустота.
   Каждый человек иногда думает о том, где бы ему хотелось упокоиться после жизни. Наше воображение чаще всего рисует нам высокий холм с березками над тихо текущей внизу рекой, и чтобы на этот холм вела простая сельская дорога, по которой сюда приезжают родственники, и над могилами веет тихий ветерок, шумящий листьями стоящих на холме деревьев. Вот именно такое кладбище и было на этом светлом месте. И уж так получилось случайно, но получилось очень символически: могила Петра Васильева была у подножья старого могучего дуба, где он обрел свой вечный покой...
  
   С кладбища в Бонгу возвращались через мост на Кеме.
   - Я так давно живу, - сказал Николаич, наворачивая на повороте к мосту баранку, - что помню, как вместо этого моста здесь поперек реки паузок ходил. Ты, небось, и слова такого не знаешь. Мост - это потом построили, лет сорок назад. А до этого был паузок. Это небольшое плоское судно для мелководья, обычно его используют для перегрузки товаров с больших судов. В других местах говорят "павозок", и при таком произношении более понятно, что это средство перевозки. Зимой по льду ездили. Почему нормального парома не ставили, с тросом через реку? Потому что русло и наводь в этих местах сильно переменчивые. Паром поставишь, а он через неделю-две ходить перестанет, потому что в этом месте обмельчает. Заранее не угадаешь, а трос переносить хлопотно. Лучше паузок, он на веслах, сегодня он здесь ходит, станет мелко - он ниже пойдет, или выше. А мост ставить в те годы было не по карману.
   - Сегодня такие дикие времена, - заметил я, - что если мост завалится, то снова пустят этот паузок, потому что средств на ремонт не найдется.
   - А вот это шалишь! Мы ведь с тобой лесовозы с бревнами несколько раз встречали. Где-то на дальних делянках лес валят, им его вывозить надо. Починят ради этого дорогого дела!
  
   Когда мы вернулись с грибами из леса, выяснилось, что за это время у Петра появился гость из Питера, приехавший на красном фургоне "FIAT Ducato". Сергей - профессиональный водитель, а Дукатик - средство его заработка. Может взять до полутора тонн габаритного груза. Гость приехал на выходные, на полтора дня, грибов насушить. А весной он завозил сюда Петра со всем его барахлом на лето. Они знают друг друга давно, потому что работали вместе на Адмиралтейских верфях в Санкт-Петербурге, но десяток лет назад их дороги разошлись. Петр, недовольный заработками на пребывавших в унынии верфях, стал заниматься отделкой квартир, а Серега организовал частную фирму по перевозке грузов.
  
   Серёга, как и Петр, много курил, и почти все время сидел с нами во дворе у разделочного стола. Спортивный костюм, кроссовки "Адидас", темно-зеленая мягкая курточка. Пока мы кромсали грибы, рассказывал Петру об общих питерских знакомых, о последних новостях на верфях, о том, как недавно там спустили на воду подводную лодку...
   - Настоящее новье! - приглушенным восхищенным баском говорил о подлодке Сергей. - Совершенно новый проект, такого у нас еще не было. Последние технологии. Она почти бесшумная, мощная, хищная, вооружение дикое - авианосец может одна потопить. И небольшая, всего 50 метров в длину, 9 в ширину, 45 человек экипажа...
   Петр в это время затеял коптить пойманную ночью "на лученье" рыбу. Он почти в четыре утра домой вернулся. Его долей улова были две плотвицы размером больше ладони каждая, неплохой лещ в килограмм и три щуренка грамм по семьсот. Коптить рыбу просто, если коптильня есть. И вообще, все просто, если оно перед этим кем-то налажено, только приходи и пользуйся. Но Петр сварил свою коптильню самолично, из нержавеющей стали. Сварить-то было не фокус, - объяснял Петр, - главное было нужный материал найти. А сталь обязательно нужна первостатейная, нержавейная, потому что коптильный процесс очень агрессивный - огонь, дым, соль, капающий жир, - коробка мгновенно ржавеет. А когда все готово, все настроено, то и делать нечего. На дно коптильни бросить ольховых чурочек, на обе сетки уложить выпотрошенную рыбу, посолить, закрыть крышкой, и поставить коптильню на кирпичи. А дальше - спи-отдыхай, только небольшой огонек под коптильней поддерживай да сигаретой попыхкивай в свое удовольствие.
  
   - Да-а-а..., - мечтательно тянул Серега, окутываясь сизым дымком своей "Marlboro", - Как здесь, все-таки, хорошо! Людей мало, природа великолепная... А воздух? - чистейший!... А вода - где еще есть такая?... Но... Деревня все равно умирает... Так печально. Как оно дальше здесь будет?...
   Эти разговоры о свежем деревенском воздухе с дымящейся сигаретой в руке всегда звучат очень проникновенно.
   - Да понятно как, - весело оскалился Петр, отрываясь от своих хлопот вокруг коптильни. - На наш век хватит, а помрем - так ничего не надо. Пусть внуки об этом думают.
   - Не согласен! - встряхнул своей непокорной гривой волос Серега. - Пока мы живы, и мы должны решать этот вопрос. Вот я на днях вернулся из Финляндии...
   - Ага! - воскликнул Петр, обращаясь к нам. - Вот мы и попались! Сейчас он начнет нам впаривать свою любимую мысль о том, как устроить финскую деревню в здешних вологодских краях.
   - А что, в самом деле! Почему финны могут жить по-человечески, а мы нет?
   - Почему "мы нет"? - весело переспросил Сергея Петр. - Мы прекрасно здесь живем, свой хлеб жуем, в ус не дуем, и посылаем всех длинным [фуем].
   - Вот потому, Петя, и посылаем, что это от досады, нам ничего другого не остается! Потому что в Бонге нормально жить нельзя, здесь хорошо бывать. Хорошей дороги сюда нет, школы здесь нет, работы нет. Ты же сам в Бонге не живешь, только летом...
   - А в Финляндии оно, конечно, все прекрасно!...
   - А там очень плохо и не было никогда. Они живут тихо, революций и других гадостей друг дружке не устраивают. Там всегда была собственность на землю, там леса и озера - они обязательно чьи-то. В сельской местности там поселки и хутора. Поселки - покрупнее, это центры сельской коммуны, там школа, магазины, больница, почта и все такое прочее. Там автостанция и заправка. А на хуторах фермы, обычно там живет по нескольку семей.
   - И чем же они занимаются на своих хуторах? - полюбопытствовал я.
   - Чем занимаются? - раздумывая над ответом, повторил Сергей, - Я этим специально интересовался. Рядом с поселками располагаются относительно крупные предприятия: бумажные фабрики, мебельное производство, выработка мясомолочной продукции. Как известно, всю качественную бумагу для Европы делают финны..., - он слегка запнулся, - Из привозного сибирского леса. На хуторах - выращивание крупно-рогатого скота, уход за лесами и озерами, сельский туризм и отдых. Например, организованная охота или рыбалка. Кто нам мешает самим делать бумагу? Качественную мебель из карельской березы? Держать стада породистых коров? Строить коттеджи для туристов и их обслуживать? Это все рабочие места... Вот тогда деревня наполнится кровью новой экономики, вот тогда сюда вернется настоящая жизнь...
   Мы еще полчаса сравнивали финские земли и наши. А как у них организовано отопление на хуторах? Что там с туалетным делом? Откуда они зимой берут воду? И можно ли собирать грибы в их частных лесах? Петр молчал и только посмеивался. Они с Сергеем лет двадцать спорят по этому поводу, и у него на этот счет была своя точка зрения.
  
   Когда мы вернулись в свои спальные комнаты, баба Дуня за столом на кухне листала утрешнюю "Крестьянку" без половины страниц. Журнал был раскрыт на заголовке "Село и Культура: кто кого?"
   - Село и культура - кто кого? - повторила вслух старуха. - Культурные здесь живут люди или некультурные? Вот нас, сельских, называют некультурными. А мы не хуже других культурные, только у нас матюгаются очень.
   - А если вы тут такие культурные, - сказал я, - то знаете ли вы, что означает название вашего поселка?
   - Не знаю, - ответила бабка. - Всё Бонга да Бонга, а что значит - не знаю. Но наша библиотекарша точно это знает. Если будет свободное время - сходи в наш дом культуры и спроси у нее.
   - Спрошу, конечно, если будет время сходить...
   -Опять Сонька появилась ниоткуда, - всё думая о своем, сказала баба Дуня. - Теперь мне все понятно: она котят своих ищет, уландает.
   - Чего она делает? - переспросил я.
   - Уландает, детей своих ищет и плачет. Она так убивается, что сквозь стены стала проходить. Теперь пока она не успокоится, она будет проходить через них наскрозь.
   - Ну, это уже мистика какая-то!
   - Я вспомнила. Так было написано в старых книгах. Она проходит сквозь стены тогда, когда мы этого не видим. Ночью или даже днем, когда мы в другой комнате. Это материнское горе дало ей эти возможности. Я знаю это, у меня умирали дети. Я тоже тогда ходила, не замечая стен. Но через неделю она станет забывать своих детей, и у нее эти способности исчезнут, и она снова станет обыкновенной кошкой, как была.
   - И в каких таких книгах это было написано?
   - В тех, что были в имении нашего купца. Я родилась в деревне Воронино, которая стоит на реке Юге. В этой деревне жил купец, Спирин была его фамилия, его баржи с товаром бурлаки таскали от Великого Устюга до Никольска. А в Воронино у него был 3-х этажный дом, при советской власти потом там был санаторий. А мать моя была у купца прислугой. Мы жили в этом доме в левом крыле, на первом этаже.
   - Евдокия Ивановна, а ты купца видела? - спросил Николаич.
   - Нет, купца я не помню, я родилась в 25 году, а он через год или два уехал в Москву. А еще через год в доме сделали санаторий, и мама стала на кухне отдыхающим еду готовить. И мы так и жили в своих комнатенках в левом крыле. Я там и в школу пошла. Правда, в Воронино своей школы не было, я ходила в Шонгу.
   Она замолчала на несколько секунд, а потом вдруг добавила:
   - Я там с Павликом Морозовым училась. Его потом кулаки убили. Он постарше меня был. Когда я пошла в первый класс, то он был в пятом или шестом. Он про своего отчима рассказал, что тот кулакам липовые справки дает, и Трофим его убил. Я помню березовый крест на его могиле. Такая небольшая могилка холмиком, а на ней простой березовый крест с именем.
   - Почему это ему на могилу поставили крест? - несколько куражась, спросил я. - Ведь Павлик был пионером, всем детям примером. Ему должны были поставить деревянную пирамидку с красной пятиконечной звездой.
   - Я знаю, что он был пионер, - твердо сказала бабка. - Он носил галстук из куска красной скатерти, кулаки называли его "собачья радость". Но на его могиле поставили березовый крест, потому что его мать хоронила, а не пионеры...
   Мне вроде помнилось, что Павлик Морозов жил где-то за Уралом, а не в Вологодской губернии под Устюгом, но я не стал спорить с бабкой. Тем более, что я и сам помнил эту историю весьма смутно...
  
   По телевизору шли Донецкие новости.
   Обстрелу в Донецке подверглись дома в районе Путиловского моста. После артобстрела жилого сектора на улице Чапаева частично разрушен дом. Примерно в то же время по населенному пункту Зуевка дважды наносились удары с использованием установок "Град" и ствольной артиллерии.
  
   * День третий. Сухие грузди.
   Это утро явилось к нам вкрадчиво и незаметно, как кошка Сонька. Было темно, а потом как-то в один момент - вспыхнуло высоко в небе! - и стало вокруг светло, словно спичку в темноте зажгли.
   Утром после завтрака я как обычно мыл свою посуду. Я привык убирать за собой сам. А бабке было очень чудно, что я мыл посуду.
   - Не мужское это дело, посуду мыть, - с осуждением ворчала она. - У нас в семье мужики посуду сроду не мыли. Они - добытчики, деньги в семью должны носить. А куть - это женское дело. Так раньше в крестьянском доме кухня называлась. Ты лучше нож мне направь, а то он худым стал, весь изрезался.
   У каждого человечка свои привычки и словечки. Старый быт, как золотая застаревшая пыль, осел во всех углах этого дома.
   Я взял худой нож и пошел во двор решать свой ежедневный утренний вопрос: я сегодня гнусь иль я не гнусь? Если я с утра не гнусь, то со стороны моих физических кондиций это плохо, зато с моральной стороны прекрасно: я не Гнусь! А если я с утра гнусь, то наоборот: физически я чувствую себя замечательно, а морально отвратительно. Нет совершенства в этом мире. Пришлось для общей гармонии духа и тела делать физзарядку.
   Костерок
   В этот день мы поехали за белыми груздями. Оказывается, белые грузди бывают сухими и мокрыми, но я так и не понял между ними разницы. Могу только сказать, что в отличие от других грибов грузди не выпячивают в лесу свое присутствие. Все остальные грибы стоят в лесу гордо подбоченясь и красуясь своей великолепной грибной статью, которая у каждого гриба своя. Белый боровой гриб - это грибной барин. Он стоит в лесу вальяжно рассупонившись, в замшевом коричневом камзоле с золотыми пуговицами, белая кость. Опята - это мелкие черносошные крестьяне, корчующие пни и пашущие лесные нивы. Моховик - лесной художник в горчичном берете, задумчиво разглядывающий природу. Красноголовый подосиновик - офицер белогвардеец. Маслята, дружные ребята, - фабричные рабочие в приплюснутых коричневых шляпах, высыпавшие на обочины лесных дорог перед началом дневной смены.
   А грузди живут в лесу тихо, как староверы. Они до самой смерти обитают под слоем веточек и упавших сверху листьев. Их трудно искать. Их нужно научиться видеть сквозь подножный лесной мусор, когда они просвечивают оттуда загадочной белизной своей волшебной шляпы-невидимки.
  
   Когда мы переезжали по лесной дороге на другое место, увидели уткнувшийся носом в лесной карман знакомый "Great Wall" Петровича. Он был закрыт, рядом никого. Решили пошутить. Сначала хотели написать грозное заявление о наложении штрафа за парковку в неположенном месте, и прилепить его на лобовое стекло под щетку дворника. Но потом решили, что это слишком банально. И вместо этого проголодавшийся Николаич съел банан, а банановую кожуру повесил на водительское зеркало автомобиля Петровича.
   - Петя поймет, кто это сделал! - уверенно сказал он. - Он умный парень.
  
   Петрович, конечно, понял, кто это бананов ему навешал. Он вернулся из леса часом позже, и принес из машины громадную корзину с белыми груздями, где поверх грибов лежала наша банановая кожура. Корзину поставил рядом с разделочным столом, на котором мы с Николаичем потрошили белые грибы, молча бросил банановую кожуру в ведро с грибным мусором и обрезками, и закурил "Петра Великого".
   - Ну, молодец, - сказал Николаич. - Я ж говорил, что он всё поймет.
   - Да я вас видел издали, - добродушно сказал Петр Петрович, - я неподалеку был. Потом прошелся по тем местам, где вы ходили, и матерились, что груздей нет, - а я там вот эту корзину насобирал.
   Николаич встал с лавки в полный рост - и молча развел в восхищении руками.
  
   Когда Петр собрался на своем бездорожнике ехать к ручью за питьевой водой, я напросился поехать с ним. Помочь таскать тяжелые канистры и просто новые места посмотреть. Я люблю смотреть новые места.
   Когда мы ехали по поселку, я обратил внимание на участок соседа Иваныча. Он заметно отличался от участков окружающих соседей своей строгой упорядоченностью. Там все было вертикально, горизонтально и параллельно. Дрова в дровнике лежали в изумительно правильном порядке, ни одно полено не торчало ближе или глубже остальных. Поленица выглядела как оштукатуренная стена с художественно оформленной фактурой. Сам дровник стоял строго параллельно дому и, как и дом, был покрыт крашеной железной крышей. Двор перед домом был чист и ухожен, нигде не было видно никакого мусора, кроме живописно упавших на зеленую мураву осенних листьев. Во дворе стояли желтые "Жигули" шестой модели, чистенькие, ухоженные, строго перпендикулярно дому, параллельно сараю. И во всем многообразии линий дома и двора ни одной поперек этого общего порядка! "Немец - он и есть немец", - проворчал на мое замечание об этом дворе Пётр. - "Но наши дворы ничем не хуже: дело привычки и образа жизни. Русский человек не ленивый, но он не любит дурной работы. Он не будет перекладывать бревна только потому, что они лежат не совсем ровно. А немец будет. И именно в этом между нами разница. Взгляд немца сразу оцарапается о неровно лежащее во дворе бревно, и он не пожалеет часа ломовой работы, чтоб навести в этом деле порядок. Зато потом он зайдет в дом, сядет за стол, возьмет в руку бутылку пива из холодильника, сделает большой глоток, густо крякнет, и скажет: "Gut! вот теперь я доволен!" А русский человек краем глаза заметит неровно лежащее бревно, мгновенно оценит степень угрозы этой ситуации - покатятся/не покатятся? - и, если по его оценке никуда они не покатятся, даже если на них ребенок верхом сядет, то пойдет пить свою бутылку пива. Тоже сделает большой глоток, тоже густо крякнет, и скажет: И я всем доволен! Этот кажущийся беспорядок во дворе русского человека - более естественное состояние в природе, чем искусственно поддерживаемый порядок. В природе нет ничего строго параллельного или перпендикулярного, хотя все деревья стараются расти вертикально. Когда вернемся от ручья, обрати внимание, как живописно небрежно в моем дворе стоит моя "Нива"!"
   Ручей оказался расположен рядом с Кемой в километре от поселка. Пока я набирал двадцать пять ведровых канистр водой и тащил их в багажник машины, Петр прошелся с удочкой вдоль берега реки и поймал с десяток окушков, как он выразился "для сегодня на ужин". Как за морковкой к себе на огород сходил.
  
   Вечером Пётр пригласил нас "на рыбу и пироги". Мы захватили с собой очередную бутылку самогона домашнего "От Николаича" и пришли вечером в "дом на колесах". Основное помещение дома разбито внутренней перегородкой без дверей на две половины. Перегородка метра полтора не доходила до противоположной стены и оставляла проход. В дальней половине хозяйская спальня, телевизор, со внутренней стороны перегородки - встроенные шкафы для одежды. В ближней половине кухня и столовая. В проходе между половинами у стены финская железная печка со стеклянной дверцей, сквозь которую видны полыхающие полешки, и собственно проход. На кухне огромный холодильник Samsung со свежим магнитом "С Юбилеем, любимая Бонга!", газовая плита, СВЧ-печь, мойка со сливом-поливом на огород. Теплая вода для мытья посуды самотеком подавалась из бочки, нагреваемой солнцем, а наливалась туда дождями. Здесь всё схвачено могучим ураганом мысли. В той части комнаты, которую называли "столовой", - длинный стол с топчаном и стульями вокруг него, где мы вчетвером легко разместились.
   Как затем выяснилось, Петр спиртного не пьет. Категорически и давно. Было время, да сплыло. Поэтому, ребята-демократы, - только чай, чай и кофе. И тут же угостил нас шведским растворимым кофе "Gevalia", Anno 1920, который в России не продают. А ему привозят из Финляндии. Говорит, как-то попробовал, и с тех пор стал его почитателем. Кофе действительно оказался очень приятным на вкус. Не то откровенное барахло, которое у нас продают под видом растворимого кофе. Наша современная контрабанда производится в Покрове на Малой Арнаутской улице имени немецкого буржуя Франца Штольверка.
   К кофе прилагался брусничный пирог от Петиной жены Натальи, а пирогу споспешествовала настойка Петра Петровича из морошки. Такие настойки делают только в домашних условиях и только от большой любви к искусству. В бутылке настойки Петровича ягоды морошки составляли четверть объема. Никто из производителей напитков на продажу не будет таким расточительным. И вкус настойки был соответствующим, густо насыщенным морошковым вкусом, до ощущения легкой вязкости.
   О своем умении делать настойки Петр рассказал забавную историю. В далеком детстве они со старшим братом пытались сделать самодельный коньяк. Брату было тогда 14, а ему восемь. Для этого они в качестве спиртовой основы стащили у отца самогон, а для достижения благородного коричневого цвета решили настоять его на дубе. Дуб они добыли из корпуса отцовского фуганка, отпилив от него пять сантиметров длины, и наделав из отпиленного куска тонких щепок. За уродование фуганка они получили от отца по жопе ремешком, а "коньяк" у них тоже не дозрел бы до нужной кондиции, поскольку оказалось, - батя объяснил, - что корпус фуганка был сделан из матерой березы, а не из дуба. А береза "коньячного" цвета никогда не даст. Но детские опыты пошли братьям на большую пользу, и сегодня мы имели на столе великолепную настойку из морошки.
   Брусничный пирог от Натальи тоже был выше всяких похвал. Как она училась этому в своем далеком детстве - она не стала нам рассказывать, но этот пирог был свежайший, нежнейший, пропитанный соком брусничных ягод и лесными запахами. А перед этим были жареные окушки под "Морошковую". Наталья приехала к Петру временно, только на три недели своего отпуска. И время ее пребывания в деревне заканчивалось. О чем Пётр откровенно грустил.
  
   После нашего очередного тоста за радушное гостеприимство хозяев Петр осторожно спросил:
   - Бабка вас там еще не очень достала своими рассказами? Она вам о Павлике Морозове не рассказывала?
   - Рассказывала, - ответил я. - А что? Неправда?
   - Не сказать, что это совсем неправда, но это и не совсем правда.
   - Полуправда-полуложь, ни хрена тут не поймешь...
   - Вот именно. Мой дед Иван Михайлович, ее отец, некоторое время был в тех краях, где она выросла, председателем сельсовета. В годы раскулачивания к деду приходили подкулачники, которые выбились из нищеты за счет трудолюбия и большой работящей семьи, и молили записать их в середняки. Иначе у них все отбирали и высылали в Сибирь подыхать. Именно за это и пострадал Павлик Морозов. Он рассказал властям, что его дядя кулакам выдавал справки о том, что они бедняки. И они его за этот донос убили. А деда тоже кто-то заложил, его чуть на Соловки не упекли. Но ему повезло, его только из председателей выгнали. Бабка фильм про Павлика посмотрела, и у нее в голове со временем все перемешалось. Да так крепко перемешалось, что она теперь и сама верит в то, что училась в одной школе с Морозовым. Ее воспоминания, кадры из фильмов и прочитанное в газетах теперь составляют единое неделимое целое, сплошную ткань ее жизни.
  
   Оказывается, в этот день было воскресенье. На отдыхе не всегда помнишь дни недели, все сливается в один сплошной выходной. И мало того, что воскресенье - этот день был днем праздничным. И не просто праздничным, а "Днем работников леса", а это в Бонге великий праздник, потому что все жители этого поселка были так или иначе связаны с лесом, все они были лесниками - лесоводами или лесорубами. Лесоводов здесь давно повывели, а вот лесорубов еще осталось некоторое количество.
   По поводу праздника народ в Бонге отчаянно гулял. Днем по всему поселку звучала бодрая советская музыка, празднично одетый народ ходил друг к другу в гости, у дома культуры целый день работали массовики-затейники и аттракционы, играл духовой оркестр, а вечером был праздничный концерт и бесконечные праздничные салюты, которые не давали уснуть мирному населению далеко за полночь.
   Примерно так, как я описал, было в расцвет советских времен, в 1980 году, когда в Бонге проживало 2000 человек. В наши дни людей здесь было в 10 раз меньше, и большая часть из них - глубокие пенсионеры. Есть интересный физический закон: чем меньше людей проживает в населенном пункте, и чем они старше, - тем медленнее там течет время, тем длиннее расстояния. В мегаполисе жизнь быстрая, всё на лету, в далеком городке на сто тысяч она сильно помедленнее, а здесь она и вовсе почти что остановилась. Словно она притекла туда, куда хотела, куда стремилась, удирая из постылых городов. А расстояния наоборот, здесь самые длинные: попробуйте пешком пройти километр, когда вам стукнет девяносто.
   Поэтому баба Дуня утром попросила Петра отвезти ее к своей единственной оставшейся подруге Татьяне. Евдокия Ивановна всю жизнь брала участь в женском хоре, затем в хоре старушек-бабушек, и бросила петь только три года назад. Говорила, что бросила из-за высоких ступенек в клубе на сцену: неудобно перед почтенной публикой показывать свою старческую слабость. Но главная причина была в том, что поумирали все её товарки, а с молодыми петь неинтересно, они чужие, другое поколение. Она пела, пока было с кем петь. Жизнь её закончилась, а она все еще живет. И у нее осталась только подруга Татьяна.
   Они гуляли вдвоем, пили вино, пели и приплясывали, и баба Дуня вернулась домой только под вечер, веселая и с гостинцами в руках. По поводу всеобщего тотального праздника она была одета в светлое праздничное платье и на шее у нее было ожерелье из мелкого декоративного жемчуга. В узелке из чистого платочка в горошек она принесла несколько калиток, напеченных её подружкой. Так здесь называются небольшие квадратные ватрушки, которые могут быть начинены творогом, картошкой или ягодами. Начинка в калитках называется припеком. Калитка с яблочным припеком - ведь как красиво звучит! Не знаю, важно ли это, но принесенные калитки были сделаны из ржаной муки и без дрожжей. И не такие уж они и квадратные.
  
   Вечером к чаю баба Дуня выложила принесенные ею калитки с творогом и картошкой и рассказала нам свою очередную историю.
   Она после войны оказалась в Карелии, по набору -- набирали народ в тот край валить лес, она и поехала - чего здесь без женихов юбки просиживать? Молодая кровь играла и бурлила, искала выхода. Лес валить с ее ростом и силенками она не могла, поэтому пошла на кухню кормить лесорубов борщами. Это тоже надо кому-то делать. И оказалась Дуняша в роли лесорубской поварихи, в точности как героиня знаменитого фильма "Девчата" Тося. Фильм можно сказать почти что про нее. Она познакомилась со своим мужем практически так же, как Румянцева-Тося с бравым лесорубом Рыбниковым. А потом стали разрабатывать лес в здешних местах, и они в 1949 году переехали сюда. Сначала снимали угол в деревне Семеновской на Кергозере, рядом с лесными разработками. Потом у них родился первенец Николенька, а в те поры здесь голод отчаянный был. Кору древесную ели. И они собрались, молодые матери, которые стали рожать детишек после войны, и написали письмо Сталину.
   - Прямо таки самому Сталину? - не удержался я от вопроса с кепкой.
   - Ему. Остальным писать было бесполезно. Все боялись принимать решение.
   - А вы писать не боялись?
   - А чего бояться-то? Хуже смерти ништо не бывает. А мы уже почитай что помирали. И, главное, детей малых кормить было нечем. Сердце наше на части рвалось, на них глядючи. Написали. Написали, что наши мужья лес для страны добывают, чтоб она росла и крепла, что мы детей для страны нарожали, а они у нас с голоду помирают. Просили помочь. И что вы думаете? - здесь она сделала многозначительную паузу и торжествующе оглядела нас обоих. - Через две недели из Москвы приехала большая грузовая машина с продуктами, и всем лесорубам раздали продукты, и мы тяжелую зиму пережили. Мука, крупы, сахар, макароны, рыбные консервы... Как после этого нам Сталина не уважать? Без него мы пропали бы, как есть пропали.
   Она задумалась, глядя куда-то в ночное окно, где отражалась наша комната, стол за которым мы сидели, она сама и, казалось, даже ее далекое прошлое...
   - А еще я помню, как тогда раков ловили на Кергозере. Раков там было после войны невесть сколько, не то, что сегодня. На берег озера в праздники приезжали важные люди из райцентра, ставили котелок с водой на огонь, и только тогда давали команду местной детворе, которая рядом вертелась, раков ловить. А те и рады, за каждого рака им по пяти копеек платили. Раков ловили голыми руками. Поймают пару штук - и несут менять на деньги, а руки у самих все в крови, раками щипанные...
   - Мы сегодня были в тех местах на Кергозере, мимо проезжали, - сообщил Николаич. - Там на месте Семеновской теперь никто не живет. Осталось два порушенных дома, срубы без крыш, да повалившийся на бок коровник. Даже кирпич из старых печей растащили. Потому что кирпич там был будь здоров, еще невротинский. До сих пор в руках звенит!
   - А после войны там было боле двадцати домов, - грустно сказала старуха, - да каких, один другого больше да краше, в кажинном по нескольку семей проживало... Всё ушло... Вместе с нашими молодыми годами...
  
   Вот такая она была, эта бабка Дуня, на которую если смотреть со стороны - древняя старушага с поехавшей набок крышей. Она была храбрая и сильная, когда ей нужно было защищать своих детей. Многие ли из нас, попав в то страшное сталинское время, осмелились бы написать письмо самому Сталину? Она была решительная и смелая, когда круто сменила свою жизнь и уехала в нежном 20-летнем возрасте в незнакомую и далекую Карелию. По ее жизни можно писать историю страны. И это были бы ее лучшие страницы...
  
   По телевизору снова шли безутешные новости из Луганска.
   В состав сил Луганской народной республики вызвались войти 12 тысяч казаков Стаханова, об этом сообщил командир донских казаков на встрече с представителями миссии ОБСЕ в Луганске.
   Последние новости Луганска и ЛНР сообщают о ночных боях в городе Счастье, ополченцы и украинские силовики вели перестрелку за мост, о потерях не сообщается.
   Новости Донецка и ДНР сегодня, 19 сентября: массированный обстрел украинскими силовиками со стороны аэропорта города по Октябрьскому и Спартаку зафиксировали ополченцы. В результате погибли два мирных жителя, четверо получили ранения, повреждено девять домов.
   Когда я перед полночью вышел во двор подышать воздухом и бросить прощальный взгляд на ясное звездное небо, со стороны дома культуры доносились ухающие басовые звуки звучащей там музыки... Народ там всё еще гулял, как раньше бывалочи...
  
   * День четвертый. Кемска волост.
   В деревне живут не по часам, а по солнцу. Встает солнце, просыпается и все живое вокруг. С утра бабка завелась дребезганить на кухне. Стала доставать с ящиков какую-то металлическую посуду, шуршащие пакеты с продуктами, греметь вилками и ложками.
   - Что это ты затеваешь с утра, баб Дунь? - спросил я.
   - Я творить сегодня буду, - загадочно сказала баба Дуня. И добавила мстительно: - А каша у тебя сегодня не получится.
   - Почему это?
   - Потому что молоко в холодильнике скурвилось.
   - В смысле скисло? Ну, ничего. Я и на простой водице кашу съем. Или яичницу зажарю.
   - Тогда делай яичницу. Каша на воде - не каша.
   - А моющего средства на кухне нету? Ну, "Фейри" там или какого другого... Я бы вымыл вчерашнюю сковородку...
   - Нету. И при мне не будет. Никакой химии здесь использовать нельзя, потому что вода с кухни сливается на огород. Для мытья сковородки возьми соду или сухую горчицу, они в том синем шкапчике...
  
   За предыдущие дни мы насушили грибов достаточное количество, и посвятили очередной день свободному отдыху. Николаич решил предаться рыбалке, и ушел с удочками на Кемские перекаты охотиться за хариусом, а я хотел исследовать окрестности. В частности выше по течению находилось манящее меня своей древностью старинное поселение Коркуч с развалинами церкви, которые открывались от родника с питьевой водой.
   До Коркуча было два километра, полчаса пешком с учетом ходьбы по самому поселку. Полчаса по гравийно-песчаной дороге рядом с золотоосенним лесом, с видами на протекающую неподалеку сизую Кему - это было не так плохо. Я по пути ел с оторванной кисти ягоды красной рябины, обглодал горсть крупного оранжевого боярышника, и совсем незаметно для себя добрался до Коркуча. Это обычная в этих местах деревня с обычными деревянными домами. Деревня-то обычная, только стародавняя: в местах с этим именем люди живут более пяти столетий. Коркуч в переводе с языка вепсов означает "высота, крутизна", примерно как "круча" на русском языке. Такое название этим местам дано из-за высокого правого берега реки Кемы, который берегом современной реки не является, а находится немного в стороне и проходит рядом с той дорогой, которой я пришел.
  
   Но с тех времен многовековой давности здесь ничего не осталось, кроме реки да леса. Только два строения отличает современный Коркуч от остальных деревень: большой деревянный дом в той части деревни, что называется Великий Двор, и развалины старой церкви в другой части деревни, которую именуют Поповкой, тоже понятно почему.
   Сначала большой деревянный дом на Великом Дворе я принял за бывший барский дом - таким величественным на фоне остальных домов в деревне он мне показался. Большой двухэтажный дом (раньше говорили "в два жилья"), высокая крыша с треугольными мансардными вставками, необычные дождевые трубы с громадными ажурными медными навершиями, стоящий на возвышенном берегу Кемы, с прекрасным видом на лежащую внизу реку и мостки. Но не было в нем того, что делает дома истинно барскими - широкого плавного подъезда к крыльцу, четкого разделения подсобного первого этажа от барского второго, излишне вычурных украшений вокруг крыльца и окон. Да и мал он был для истинно барского дома.
   По моим ощущениям это был просто большой дом разбогатевшего крестьянина. Так оно и оказалось после проведенного расследования: бывший особняк начала XX века принадлежал местному крестьянину Осипу Русакову, ныне это памятник истории и архитектуры. Осип был умным, деловым и весьма состоятельным человеком из большой крестьянской семьи, где было шестеро сыновей. Он был младшим и оказался самым толковым и предприимчивым. Работая шорником, он скопил деньжат, купил участок леса, организовал там лесозаготовки и начал продавать дерево в Петербург. Затем он поставил две водяные мельницы на Кеме, открыл мастерскую по изготовлению вагонной доски. Наработав достаточный капитал, Русаков построил себе двухэтажный особняк в Коркуче на берегу Кемы, и жил в нем вплоть до раскулачивания. События тех лет заставили Осипа бросить жилье, имущество и уехать в город Белозерск, тем самым он избежал ареста и ссылки. Устроился в Белозерском райпотребсоюзе шорником и конюхом, так и жил до смерти в бедности. В настоящее время в особняке Русакова находятся Коркучская библиотека и жилые квартиры. Дом интересен своей эклектикой и необыкновенно живописным видом на возвышенном берегу реки.
   Когда я рассматривал этот дом, игривая природа позабавила меня своей очередной забавой. Над входом в библиотеку сооружено крыльцо. Его украшала синяя дощатая перегородка, закрывающая стык между первым и вторым этажом. Она была сделана очень просто, из одного ряда тонких досок вагонки. Сквозь круглую дырку от выпавшего сучка в этой перегородке проникало солнце, и его тонкий яркий луч не рассеивался и становился видимым в тени крыльца. Когда я подошел сюда, солнце, как учитель указкой, показало мне на входную дверь с надписью "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ" над ней. Дескать, не проходи мимо, заходи! И я бы с удовольствием зашел, я люблю бывать в таких местах - но библиотека работает несколько часов в неделю, и в этот день она была закрыта.
  
   Цветет смолка
  
   Богоявленская коркучская церковь была построена в 1783 году. Это были времена Екатерины Великой, и здесь были вотчины её вельмож. Поскольку именно в 1783 году величайшим манифестом были приняты в состав Российской империи Крым и Кубань, то есть подозрение, что церковь была заложена в честь этого события одним из участников успешной крымской кампании.
   Судя по остаткам здания церкви, по затейливому тесаному кирпичному декору в виде сердечка над дверями и окнами, по витиеватым решеткам из волнистых кованых полос, по крупному куполу из кирпича, - церковь обошлась ее заказчику не дешево. Это был богатый человек, если для поселения в пару десятков крестьянских домов он построил такую церковь.
   После революции до конца 50-х годов в церкви был красный клуб, где читали атеистические лекции и показывали фильмы. Потом клуб перевели куда-то в более просторное помещение, и церковь без призора стала разваливаться. Сейчас она была в сильно руинизированном состоянии, ее наклонная кирпичная крыша перед куполом заросла многолетними березами и елками, а на месте бывшего притвора шумела молодая осиновая поросль. И несколько старых каменных крестов на бывшем погосте возле развалин.
   И я в очередной раз вспомнил свою старую мысль: Человек оставляет за собой только кучи мусора и могилы. И больше ничего. Потому что все, что строит человек, превращается в конечном итоге в мусор. Даже самое прекрасное, что создано человечеством, когда-то превратится в мусор. Дело только во времени. И в связи с этим другой вопрос: а сколько места на земле нужно человеку? В детстве ему достаточно квадратного метра для детской кроватки, затем ему нужен весь двор, весь поселок, весь окружающий мир. После смерти ему достаточно двух квадратных метров, а со временем, когда уйдут и все его родственники, ему и этого более не нужно... Появившись из земной пыли, он и снова превращается в пыль...
  
   Когда я вернулся обратно в Бонгу, на восточной окраине поселка я обратил внимание на два длинных деревянных барака, в которых некогда были детский сад и ясли. Это было видно и по расписанным крупными ромашками и чебурашками стенам, и по остаткам качелек и песочниц во дворе между строениями. В те золотые времена, когда в поселке проживало около 2000 человек, здесь было много детей, и для них были нужны и ясли, и детсад. Сейчас имеющуюся группу дошколят в несколько детишек перевели в здание школы, а эти два корпуса преданы разорению и непогоде. При мне народ грузил с крыши остатки старого шифера. Полы, окна и двери вытащили раньше. Над разбитым входом в здание на стене едва проступали ещё не совсем сгоревшие на солнце буквы радостного приглашения: "Добро пожаловать в мир детства!". Раньше о детстве будущих граждан как-то думали. Современному миру детства оставалось одно: пропадать. Как и многому из того, что здесь было раньше. Старый уклад жизни ушел, а новый еще не родился, и всё вокруг было непонятно чьё, даже лес. Не то народное, не то московское, не то шведское. Есть у местного народа такая версия, что многие участки заповедного леса еще при Ельцине были по дешевке проданы шведам в концессию. Правда, конкретных шведов здесь пока никто не видел. Но, наверное, их приспешники уже вовсю вокруг орудуют, хозяйничают и разбазаривают. Потому что свой народ разве стал бы с лесом так непотребно обращаться?
  
   На западной окраине поселка Бонга находятся дом культуры и школа, ныне совмещенная с детсадом. Это два единственных здания на поселке, которые имеют центральное отопление, остальные обогреваются собственными печами. Единственная крошечная котельная находится как раз между ними, и от нее отходят утепленные опилками короба с теплыми трубами в сторону ДК и школы. Судя по Эверестам заготовленных на зиму дров, которые были в несколько раз больше самой котельной, топится она березовыми дровами. В школе десять учеников разного возраста и еще восемь детей в саду. Ради них да еще Дома Культуры с библиотекой и заготовлены эти березовые горы. Здание Дома Культуры в поселке самое примечательное. Оно представляет собой огромный деревянный ангар, сооруженный вокруг сцены и зрительного зала. Кроме этого в здании перед залом есть небольшое фойе с зеркалом и раздевалкой, и несколько подсобных помещений, среди которых имеются гримерная для артистов и местная библиотека.
   Прямо на деревянном корпусе этого ангара имеется картина с медведем. Мишка на ней изображен задорным подростком, в лаптях, полосатых шароварах и синей рубахе в белую звездочку, бодро шагающим по горбатому лесному мостку с палкой через плечо, а на палке его дорожный узелок. Картина с медведем не нарисована на стене, а сделана методом аппликации. Сам медведь отдельно вырезан из фанеры и раскрашен. Горбатый мостик сделан из бревенчатых кругляшей так, словно зрителю видны только торцы бревен настила моста. Перилки моста и медвежья палка через плечо сделаны из стволов настоящей березы. Картина получается объемной. Основным слоем является стена клуба с нарисованными на ней облаками. Вторым объемным слоем являются зеленые елки у моста, плоский фанерный мишка и торцы бревен моста. А на переднем плане березовые перила моста и медвежья палка через плечо. Это выглядит просто, но очень трогательно.
   Дом культуры работников лесного хозяйства, очевидно, при строительстве был посвящен хозяину русского леса. Кроме шагающего вдоль стены мишки, перед домом культуры стоит торговый павильончик с названием "Медвежья лавка". Лавка, однако, была закрыта на замок, поэтому непонятно, чем там торгуют. Поскольку она лавка медвежья, то, наверное, чем-то лесным - выпечкой с лесными дарами, поделками на лесные темы. А возле медвежьей лавки стоят два "грибка", которые весьма незатейливо сделаны из больших хозяйственных мисок, прибитых вверх дном на толстые пеньки. "Грибы" в лучших советских традициях раскрашены в яркую мухоморную расцветку. Узнаю тебя, милое старое время!
  
   Библиотекарша бонговской сельской библиотеки в доме культуры оказалась именно той выдающейся личностью, которой и положено было быть на должности верховной жрицы сельского книжехранилища. Она была бывшей учительницей местной школы и, вместе с тем, конечно, она была и краелюбом, и краеведом, и знала об этом крае вполне достаточно для того, чтобы удовлетворить мое праздное любопытство.
   От нее я, наконец, узнал, что означает слово Бонга. Название поселка из языка вепсов переводится как "омут". В здешнем говоре бытуют и другие значения слова "бонга" - "глубокое место в реке или озере", "яма с водой", "небольшое лесное озеро", также усвоенное великороссами из языка вепсов или карелов.
   Как отделение леспромхоза поселок возник в 1954 году, и он этим летом отпраздновал свое 60-летие. Но вряд ли в 1954 году его назвали бы словом на вепсском языке. Это потому, что поселение на этом месте было давно, но оно разрасталось и исчезало, а после войны здесь жили всего два человека в полутора избах, и никто их на стратегических картах развития Советского Союза не отмечал. Но звонкое имя Бонга уже было, и витало легким округлым звуком среди местных сосен.
   Всего лишь в 30 километрах от Бонги, на берегу Белого озера, на окраине нынешнего села Троицкое находятся остатки древнейшего поселения края Киснема, куда прибыл на правление брат Рюрика Синеус. Отсюда вместе с Новгородом начиналась Русь. Синеус с дружиной был послан в эти края держать волоки на Заволочье, здесь до наших времен сохранилось озеро с именем Дружинное. Заселение территории этого края славянами происходило гораздо позже, в XIV-XV веках. Новгородских охотников привлекали сюда богатейшие рыбные угодья. Известно, что в XVI-XVII веках здесь были заповедные ловли - участки, улов с которых шел к царскому двору. Природные условия определили хозяйственное устройство этих мест, в котором главную роль играли охота и рыбный промысел, а производящие отрасли хозяйства - земледелие и скотоводство - были подсобными. Скудость здешних болотистых почв им не способствовала.
   К северу и западу от принадлежавших белозерским князьям Киснемы и Киуя по течению реки Кемы лежали владения удельных князей Кемских: волости Никольская, Ильинская, Норья, Березник, Ярбозеро, Коркуч, Индоман. Какие красивые названия, они звучат, как слова из старинной и уже мало понятной нам песни! А где же среди них та самая 'Кемска волост'? - удивленно спросит меня просвещенный читатель, любитель фильма 'Иван Васильевич меняет профессию'. Этот читатель чувствует себя весьма обескуражено, не обнаружив знакомого названия среди владений князей Кемских. Отвечаю этим уважаемым читателям: реальная Кемская волость находилась не на реке Кема близ Белого озера, о которых я пишу свой замечательный рассказ, а на реке Кемь у Белого моря. Как видите, разница на слух небольшая, а в километрах - это ещё штук пятьсот на северо-запад в сторону Финляндии и Швеции. Сначала вдоль Волго-Балтийского канала до Вытегры, затем объехать Онежское озеро до самой северной его точки, Медвежьегорска. И далее вдоль Беломоро-Балтийского канала до городка Кемь. Там и будет бывшая 'Кемска волость', аккурат напротив Соловецких островов.
   Что касается владений князей Кемских, то князь Давыд Семенович в первой половине XV века реально обладал здесь правами удельного князя. Эти права Кемские князья сохранили до начала XVI века. Но во время Смуты край был настолько опустошен, что из законных наследников никого в живых не осталось, и владения разошлись по рукам безродных романовских вельмож.
  
   В библиотеке было выделено место, которое высоким слогом называлось краеведческим музеем. На нескольких квадратных метрах там было расставлено то, что собрано местными энтузиастами, любителями своего края. У них болело сердце за безвозвратно уходящий окружающий быт и его предметы, за тот быт, который был по-своему правильно устроен и прекрасен, и они хотели хотя бы часть его очарования передать своим потомкам. Корчога - грубый керамический сосуд для браги и пива размером с ведро; медный рукомойник в зеленой патине - как литровый чайник с двумя носиками, вешался в сенях на цепочке; посудник - полочки в этажерке на кухне; несколько разной величины самоваров; бурак берестяной - потертый прямоугольный короб из бересты, сплетенный так плотно, что в нем можно было воду носить - в других местах называется туес; прялки, моталки, трепало для вычесывания льна...
   Баба Дуня рассказывала, что и она передавала сюда несколько бытовых предметов со своей кухни. И действительно, рядом с деревянной мутовкой для взбадривания яиц, сделанной из еловой ветки, была записка, что "Данная мутовка передана музею в дар жительницей пос. Бонга Васильевой Е.И, 1971 г.". А что мы оставим своим потомкам? Китайские автомобили? Или корейские холодильники?
  
   На обратном пути к дому Васильевых я еще раз зашел в местный магазин "Авоська", чтобы не торопясь разглядеть его необычный ассортимент. В самом деле, можно ли в наших городских магазинах встретить пирожки с толокном, ватрушки с черникой и голубикой, настойку "Морошковая"? О "грибах маринованных" не говорю, их тут неимоверное разнообразие - и грибы белые, и маслята, и опята, и подосиновки, и солянка грибная... Вологодская натуральная настойка "Морошковая", украшенная этикеткой с каймой вологодского кружева, особенно привлекла мое внимание, и я тотчас её купил, хотя она и стоила как неплохое французское. А по приезду домой после снятия пробы пожалел, что купил всего одну бутылку. Неплохая штучка. Конечно, она не идет ни в какое сравнение с домашней морошковой настойкой Петра Петровича, но зато ее можно купить всякому человеку, который попадает в вологодские края. А едали ли вы хоть раз в жизни пирожки с толокном? Я лично ел их первый раз. Да и ватрушек с черникой за 16-80 у нас, пожалуй, не сыскать.
   Магазин "Авоська" находится в центре поселка Бонга во всех возможных смыслах - и в географическом смысле, и в территориально-культурном, и как центр власти, и как центр Силы. Рядом с магазином в половине жилого брусчатого дома находится бывший медпункт. Когда-то там обитал настоящий живой врач-терапевт с медсестрой, а остальные врачи регулярно приезжали из райцентра для приема местных жителей. Потом там осталась только одна грустная фельдшерица. Там слева от двери еще висит сгоревшая на солнце голубая табличка, но сегодня пункт медпомощи давно закрыт на заржавевший замок: жителей стало мало, и фельдшера урезали, теперь по поводу каждого чиха приходится ездить в Липин Бор. Перед медпунктом памятник погибшим в отечественную войну. Наверное, он поставлен в память жителей окрестных деревень, потому что поселок возник спустя девять лет после войны. Чуть в глубине уютного проулочка здание сельсовета с вялым триколором над крыльцом. А рядом с магазином находится одно из самых мистических мест в Бонге. У жилого дома через дорогу там растут две больших березы, возле которых лучше всего ловится сигнал мобильника. Почему именно там - непонятно. В ста метрах от берез находится горка, место гораздо более высокое, но там сигнал ловится хуже. Как я уже говорил, ближайшая вышка мобильной связи находится в Липином Бору, в 50 километрах от поселка, и мобильная связь здесь сильно проблематичная. И всякий раз, когда мы проезжали или проходили рядом с магазином, у берез кто-то стоял, и разговаривал по телефону. Может быть, там сами березы работают как радиолокационные антенны и собирают на себя шелестящий в воздухе сигнал, но факт остается фактом: там сигнал мобильника лучше всего.
   Когда мы с Николаичем говорили об этом между собой за ужином, баба Дуня ввязалась в наш разговор и сказала, что когда-то давно, когда на месте поселка Бонга была древняя деревня Банга, на том пригорке вместо магазина было небольшое кладбище, а осторонь, как раз где-то под нынешними березами, находится могила деревенской ведьмы Мерешки. Она жила в этих местах триста лет назад и считалась всесильной колдуньей. Она могла наслать на деревню ужасную порчу или вылечить человека от смертельного змеиного укуса, навести приворот или убрать пелену с глаз. Она могла оборачиваться кошкой и летала на метле на ежегодные осенние шабаши на Лысую гору. Когда она умерла, ее похоронили в свежем осиновом гробу с острыми кольями внутрь, чтоб она никогда не выбралась из своей могилы. Но, говорят, что в особо лунные ночи, когда нечистая сила набирает большую власть, она до сих пор выходит из-под земли и летает над поселком...
   Кстати, местные советуют всем приезжим брать сюда старые мобильные телефоны: у них антенны мощнее, и сигнал они берут лучше. У приехавшего на выходные Сергея именно с этой целью был заслуженный NOKIA 3310. Он не первый раз сюда приезжает, знает что почем.
  
   Оказывается, за время нашего отсутствия, баба Дуня действительно "творила", и напекла нам на дорогу пряженики. "Творить" на деревенском языке северных говоров означает готовить дрожжевое тесто. А о пряжениках я слышал впервые. Оказывается, это лепешка из дрожжевого теста, жареная в масле, сантиметров 12-15 в диаметре, 2-3 сантиметра толщиной. От "прячи" - о мучном, жарить на масле. От этого же слово 'пирожок'. Пряженики были вкусные и сытные. И еще одно из их больших достоинств - они долго не черствеют, поскольку пропитаны маслом. И именно поэтому баба Дуня напекла нам их в дорогу. Она долго живет, все знает.
   По какому поводу баба Дуня вспомнила свою следующую историю, я уже не могу точно сказать. У стариков странная память: они помнят свое детство лучше вчерашнего дня. Эти истории всплывали в ее сознании сами собой, как воздушные пузыри из мутных глубин прошлого, и не было никаких физических сил удержать их в голове. Их страгивало с места случайное слово, старый запах, какой-то вполне обычный звук, которые тянули за собой очередную вереницу воздушных воспоминаний.
   Когда Дуня была подростком лет 7-8, - а, значит, было это в славном и незабвенном для Советской Родины 1932 году, - ее заставляли глядеть за младшей сестренкой Катькой. Как-то летом Дуню погодки позвали купаться, а ей было наказано качать зыбку с ребенком. Тогда ее товарищи предложили спасительное решение: они к зыбке протянули бечеву, а ее второй конец привязали к рогам барана за окном. Баран мотал головой, дергал веревку и качал зыбку. Несколько минут ребятня с восторгом смотрела на свою прекрасно работающую придумку и убежала купаться. Но баран был тупой и сильный, рванул веревку, оборвал зыбку на пол и убежал. Ребенок к счастью не пострадал. Дуню за это наказали ремнем. Но сначала накормили, дали половину вкусной вареной картошки.
   История с зыбкой каким-то непонятным образом вызвала к жизни ее воспоминание о том, как она во время войны была в Сталинграде. Она, кстати, написала об этом в письме Сталину, которое молодые мамаши писали насчет голода на Кергозере. Нет, в Сталинграде она не воевала. Она попала в Сталинград в 1943 году, после освобождения города. Четыреста вологодских женщин и девушек мобилизовали на разборку развалин тракторного завода. Они жили рядом с заводом в землянках. Ей тогда было 18 лет, она была молодая и красивая. Через полгода завод уже выпускал танки для фронта и они уехали домой.
   Николаич в свою очередь вспомнил, как он был в Сталинграде 10 лет спустя, в 1953 году с родителями, когда они, гидростроители, участвовали в строительстве ГЭС и шлюзов по Волге. Он вспоминал, как ходил купаться на Волгу мимо оврага Мечетка, где еще лежала гора обезвреженных мин. Сталинград долго после войны лежал в развалинах.
  
   Под вечер к нам на огонек заглянул Пётр, вытянул нас посидеть на лавочке перед крыльцом бабы Дуни. На улице был еще теплый осенний вечер. Петр присел на лавочку, распахнул курточку защитного цвета и закурил, для этого он нас и вытащил во двор.
   Следующим утром мы уезжали. И во дворе висела разлитая в воздухе грусть расставания, похожая на этот осенний вечер - такая же теплая, златолиственная, шафранносветная, но с ясным ощущением неизбежно приближающейся зимы.
   На теплую стену дома, освещенную заходящим солнцем, села шумная жужжащая муха, суетливо проползла туда-сюда. Николаич неспешно взял лежащую рядом газету, и начал медленно сворачивать ее в трубку, но муха тут же чутко шевельнула крыльями и шумно взлетела.
  
   Пётр широким взглядом оглядел дом, просторный двор с березой у забора, бездонное голубое небо, и сказал удовлетворенно:
   - А все-таки хорошо, что к этим местам так и не проложили асфальтовое шоссе!
   - Знаю, знаю я твою старую песню! - хмыкнул Николаич.
   - Ты, конечно, знаешь. Я сто раз тебе об этом говорил. Я для нового гостя говорю..., - и Пётр с улыбкой посмотрел на меня.
   - Для меня? - спросил я. - А что в этом хорошего? Грейдер, конечно, терпимо, проехать можно, но асфальтовое шоссе было бы лучше. Без пыли.
   - Хорошо то, что массово ездить сюда по-прежнему не будут. Кто ездил - тот и будет ездить, а массово не будут, машины свои пожалеют. И это есть хорошо. Потому что иначе понаедут и перевытопчут.
   - Это точно, - согласился я.
   - Места здесь богатые, прекрасные. Но с появлением хороших дорог сразу дикие столичные табуны сюда нахлынут, и все леса повытопчут, озера повытолкут, а реки перебаламутят.
   - Избави нас бог от этого! - поддакнул Николаич.
   - Вот и я говорю. Не надо сюда строить хорошей асфальтовой дороги! Пусть будет, какая есть - только для местного сообщения. И чем неприметнее да тише - тем лучше.
  
   Над поселком с востока на запад двигался по небу реактивный самолет, оставляя за собой белую расползающуюся полосу выброшенных газов. Бабка посмотрела на голубое небо, на двигающийся по нему крохотный серебристый самолет и сказала:
   - Вам повезло с погодой, а нам с завтрего дня сулили дожди. Заканчивается наша золотая осень. А после осени всегда наступает зима...
  
   Когда мы вернулись с дом готовиться ко сну, по телевизору шли очередные новости с Восточной Украины.
   Колонна гуманитарной помощи из России прибыла в Донецк. Конвой добрался в пункт назначения без происшествий. Сообщается, что в колонне около 200 машин. В гуманитарную помощь для жителей юго-востока входят продукты питания, включая крупы и консервы, генераторы, медикаменты, теплые вещи, питьевая бутилированная вода. Общая масса гуманитарной помощи составляет две тысячи тонн. Перед тем, как колонна направилась в Донецк, на досмотр гуманитарного груза приглашалась украинская сторона и Красный Крест, однако они отказались без объяснения причин.
  
   Кроме румяных пряжеников, баба Дуня выставила нам в дорогу и собственного производства самогон из своих закромов, в бутылке с этикеткой "Беленькая". Винтовая пробка "Беленькой" была тщательно забинтована белой тканевой изолентой, для надежности завязанной кокетливым бантиком.
   - Евдокия Ивановна! - взмолился Николаич, - Ну, зачем дарить сапожнику сапоги! У меня дома своего самогона полно, а в дороге мы пить не будем.
   - В дорогу положено! - поджав губы, сказала баба Дуня. - В дороге всякое бывает. Меня так всю жизнь учили. А казенки у меня не оказалось.
   - Ну, хорошо, - сдался Николаич. - Придется взять. По приезду выпьем за твое здоровье и за эти славные места.
   - Вот оно и ладноть! - удовлетворенно пробурчала хозяйка.
  
  
   Ноябрь 2014
  
   P.S. Для создания настроения в тексте использованы картины художника Я. В. Козлова из Воткинска: "Осенний денёк", "Костерок", "Смолка цветёт".
   Более подробно о его картинах смотрите на http://artnow.ru/ru/gallery/0/6100.html
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"