- Всё вперёд и вперёд рота прёт наша, прёт... - напевал я себе под нос, мерно скользя по девственно-белому снегу на лыжах. За почти неделю мы отмахали приличное расстояние, серьёзно углубившись в неизученные земли. Не думаю, что Дозор заходил так глубоко, разве что отдельные авантюристы, может, и заворачивали. Здесь не было поселений одичалых, как и особой живности.
"Уже близко", - с самого утра повторял младший Рид, стоило нам остановиться на очередной привал, но сумерки уже начали опускаться в лёгкой дымке кружащейся позёмки, а цели всё не было видно.
Поднявшись на очередной холм, я почти упёрся в спину следующего прямо передо мной Жойена. Остановился, распрямляя спину и оглядываясь. Всё правильно. Идущий первым Фрам, похоже, определил это место как лучшее для ночёвки, и сейчас оба дозорных споро работали лопатками, закапываясь в снег, расчищая нам место для ночлега. Сбросив с себя ремни саней, я, а затем и Ходор, пристроивший Брана так, чтобы тот не скатился с холма, достали лопаты побольше, накидывая вынутый снег своеобразным валом вокруг.
Мы убивали двух зайцев сразу: снежный бруствер защищал от достаточно сильного стокового ветра и скрывал нашу стоянку от посторонних глаз, что было очень немаловажно в связи с нашей крайней малочисленностью. Лежащий же всюду вокруг снег облегчал задачу ночного охранения: в свете луны с холма местность просматривалась на многие сотни метров, просто не давая возможности подобраться к нам незамеченными.
Толща вечного снега тут была приличной - мы углубились метра на полтора, прежде чем лопаты стали с глухим стуком биться о камень под ним.
Спустив сани, разложив по краю углубления толстые, подбитые мехом плащи и натянув поверх тент с отверстием посредине, мы оставили Ридов и Брана внутри разводить небольшой костёр, чтобы натопить снега и сварить кашу с остатками подстреленного вчера зайца, а сами в четыре лопаты отрыли прямой неширокий проход чуть в сторону от стоянки и дальше вокруг неё. Этакий окоп, чтобы ночной пост мог совершать полный обход и осматривать подходы к холму со всех сторон.
По традиции, первая и вторая вахта по два часа были за моими подчиненными, а третья - четырёхчасовая, с двух ночи до шести утра - моя. Ни Ридам, ни тем более Ходору я в деле охраны наших спящих тушек по понятным причинам не доверял. Последнюю и самую длинную вахту же оставлял себе из вполне прагматичных соображений: во-первых, четырёх часов сна мне хватало с лихвой - после перестройки организма даже такой короткий сон приносил отдых, ясность и чёткость ума, а во-вторых, "волчьи часы", на которые попадала последняя смена, традиционно являлись самыми тяжёлыми для обычных людей, и от этого страдала наша собственная безопасность, чего я, как командир, позволить не мог.
Вот и сейчас, когда стоянка была полностью оборудована, ужин - приготовлен и успешно съеден, а Фрам заступил на первое дежурство, я, завалившись на плащ, подоткнул кулак под голову и почти мгновенно провалился в короткий сон без сновидений. Последним, что я услышал, стало очередное бормотание Жойена про какого-то трёхглазого ворона.
Вот только когда через четыре часа меня подняло короткое прикосновение к плечу, настроение у меня было отнюдь не умиротворённым, а всё потому, что в этот раз сновидения были, и мистическая их природа так и выпирала из всех щелей. А самым главным было то, что в них я видел Иных!
Я не мог вспомнить, как они выглядели, в подробностях. Только пронзительные синие глаза, что смотрели на меня, словно оценивая. Снег, лёд, принимавший гротескные, причудливые формы - сон вёл меня через кажущиеся реальными и нереальными одновременно образы. А ещё было странное ощущение в груди, словно лёгкое жжение. Только расстегнув меховой дублет и с силой потерев это место ладонью, я понял фантомную природу сего чувства.
- Командир?
Я взглянул на встревоженного моим видом и долгой заминкой дозорного. Кивнул ему, сказал, успокаивая:
- Всё нормально, - после чего поднялся и, пригнувшись, подбирая лежащие рядом меч и арбалет, вышел из-под навеса в проход, привычно перекидывая за спину клинок, а арбалет удобно умещая в руках на манер винтовки. Моих сил хватало, чтобы за долю секунды взвести тугую стальную тетиву и, вложив болт из перевязи на груди, висящей на мне наискось, словно патронная лента на революционном матросе из Петрограда, произвести прицельный выстрел.
Под навесом после короткой возни всё затихло, и я со спокойной душой принялся за обход, поглядывая на залитый светом звёзд и луны снег. Вот только сон всё не шёл из головы, а внутри стало постепенно нарастать ощущение чего-то совершенно чуждого и в то же время неожиданно неуловимо знакомого. Медленно, по чуть-чуть, словно это что-то неспешно ко мне приближалось.
Когда я наконец разобрался в своих ощущениях, первым порывом было поднять весь наш невеликий отряд "в ружьё". Остановило одно - угрозы не чувствовалось, хотя ощущение чужого присутствия становилось всё сильней. Мне бы времени побольше, чтоб разобраться, вот только нет его, а неизвестность меж тем изводит со страшной силой, заставляя нервно мерить окоп почти срывающимися на бег шагами.
Не выдержав, я, оставив арбалет, выхватил слабо заискривший синим меч из-за спины и, перемахнув через борт окопа, проваливаясь в снег по колено, побрёл вперёд. Глупо? Да, пожалуй, это было глупо. Во-первых, оставил стоянку без охранения, во-вторых, попёрся неизвестно куда в одиночку, не предупредив остальных. Я всё это прекрасно понимал, осознавал, что любого другого дозорного приказал бы за такое высечь кнутом, но у меня было оправдание - слабенький аргумент, надо сказать - чувства. Иррациональное понимание правильности своих действий. К тому же не шёл из головы и давешний сон.
Они появились неожиданно, словно в единый миг выросли из снега. Десяток Иных, взявших меня в круг. Вот буквально секунду назад я ещё брёл в полном одиночестве по бескрайнему снежному полю, а мгновение спустя вокруг уже стоят высокие, закованные в ледяные доспехи фигуры.
Ударная доза адреналина, выплеснувшись в кровь, мгновенно разогнала сердце, взвинтив сердечный ритм, усиленно гоня всё ту же кровь к набухшим мышцам. Проснувшийся источник щедро плеснул силы в клинок, заставив артефактный двуручник буквально засиять в моих руках, а сам я, крутанувшись, вспорол лезвием воздух вокруг себя, предупреждая приближение Иных.
Вот только они и не думали приближаться, всё так же замерев на расстоянии. Не спешили они и доставать висящие на поясе клинки. И тогда, чуть уняв бешено бьющееся сердце, я внимательней вгляделся в нежданных гостей.
Высокие, не ниже меня, они были тоньше, значительно изящней, из-за чего производили впечатление больше ловких, чем сильных бойцов, вот только от древнего жреца я знал, насколько это впечатление обманчиво. Однако ещё больше привлекали моё внимание доспехи: угловатые, словно собранные из огромных кристаллов, под которыми просвечивала голубая кожа. Впрочем, присмотревшись, я понял, что это какие-то плотно облегающие тело комбинезоны. Головы их тоже закрывали такие же кристаллические глухие шлемы, не имевшие даже прорезей под глаза - просто в этих местах лёд шлема был не матовым, как везде, а абсолютно, кристально прозрачным, давая прекрасный обзор.
Помедлив, одна из фигур сняла шлем, открыв короткий ёжик синих волос и длинные остроконечные уши.
- Мать моя женщина... - выдохнул я ошеломлённо. - Эльфы!
Никак не прореагировав на мой вопль, Иной ещё раз внимательно вгляделся в меня, а затем бесплотный голос в моей голове произнёс:
- Ты не он, но у тебя его меч, и я чувствую в тебе отзвуки его силы. Кто ты?
Поняв, что убивать меня не собираются и намечается даже какой-никакой диалог, я ответил, почти ничего не скрывая:
- Меч передан мне по праву преемника, а силой тот, о ком ты говоришь, поделился со мной добровольно, когда я освободил его душу от земных оков!
"О как сказал!" - я даже чуть возгордился собой за столь изящно завуалированный факт убийства.
- Значит, ты - его ученик? - синеволосый всё так же смотрел мне в зенки.
- Был учеником, - поправил я, а затем влил в глаза капельку силы, заставив те поголубеть, мысленно чуть укорив себя за то, что не сделал этого сразу.
Долгая пауза заставила меня напрячься, но затем эльф, перестав буравить меня взглядом, спросил снова:
- Ты сказал, что освободил его душу. Это означает, что он был ещё жив после стольких тысячелетий?
- Да, - кивнул я. - Закованный в цепи из хладного железа, прямо под Стеной.
- Понятно, почему мы не могли его почувствовать...
- А кем он был для вас? - задал я встречный вопрос, почувствовав в доселе безэмоциональном голосе намёк на... грусть? Скорбь? Не знаю точно, но что-то такое там было.
- Он... - эльф полуприкрыл веки, словно вспоминая, - он был тем, на кого мы возлагали наши надежды. Он был тем, к кому ушла моя сестра. Он мог стать началом нового народа, но твои соплеменники убили их всех: и мою сестру, и её нерождённого сына, и его самого... как я до последнего времени считал.
- Четыре тысячи лет прошло, - зачем-то, сам не знаю зачем, проговорил я.
- Вечность по меркам людей, но что эти тысячи лет значат для тех, чей срок бытия ничем не ограничен, а память абсолютна?
Покачав головой, так и не представившийся эльф одел шлем обратно на голову, а затем до меня донеслась последняя его фраза, сказанная снова телепатически:
- Мы ещё встретимся, юный жрец. А пока мне надо всё обдумать.
Снег вдруг взвился метелью, мгновенно закрыв обзор, а когда опал, никого из Иных здесь уже не было, и на искрящейся белым поверхности не осталось даже следов их присутствия, словно всё это мне лишь привиделось.
Больше до конца нашего пути Иные мне не встречались.