Партсобрание с участием Марата проходило в кабинете директора их школы. Я комфортно устроился в приемной директора рядом с пишущей машинкой секретарши, взял в руки интересную брошюрку популярного историка, только что купленную в книжном магазине по дороге в школу. Секретарши за своим рабочим местом не было. И я не знал, как незваным гостем попасть на собрание.

Поэтому я рассчитывал, что, если кто первым откроет дверь из кабинета директора, представиться такому человеку и напроситься участвовать в работе собрания. Я хотя и был беспартийный, но стал невольным "виновником" вовлечения в свою затею того, кого "песочили" за дверью. Поэтому надеялся, что коммунисты захотят узнать всю информацию из первоисточника.

Из кабинета директора доносились отрывки фраз на повышенных тонах, я слышал звонкий голос Марата и понимал, что идет обсуждение "нашего" вопроса. "Если начнут кричать, придется войти без приглашения - поддержать Марата", - подумал я про себя. В приемную секретаря стали заглядывать учителя.

"Извините, пожалуйста, - обратился я к одной из женщин, заглянувшей из коридора. - Вы не могли бы сказать директору, что пришел учитель Карпов из соседней школы, вопрос которого сейчас обсуждается за дверью".

"К директору? По собственной воле? На партсобрание??? Да вы что! Ни за что не зайду!"

"Понимаете, там вашего историка из-за меня клюют".

"Да вы не переживайте! Наш Марат Нурутдинович кого хочешь переубедит!"

Через некоторое время из-за закрытой двери директорского кабинета вышли первые озабоченные учителя. Я с тем же вопросом обратился и к ним.

"Карпов? Из 98-й школы? На наше партсобрание? В этом нет необходимости!"

Буря за стенкой, судя по шуму, продолжала бушевать. А я коротал время в одиночестве с интересной брошюркой в руках. В это время из-под того кресла, в котором я сидел, выбежал таракан и бросился наутек в сторону начальствующего кабинета.

"Даже тараканы ищут спасения от меня у директора!" - невесело подумал я. И при этом вспомнил наш недавний разговор с Маратом.

"А почему ты не вступаешь в партию? - спрашивал он меня. - Сейчас самое время для таких людей, как ты. Именно потому, что шушера разбегается".

"Моя партийность - диалектика. Именно она не позволяет мне вступать в застывшую систему и поддерживать ее своими взносами".

"Зря ты так говоришь. С системой надо воевать изнутри. Меня вот дважды изгоняли из райкома партии, из приемной комиссии, потому что я им правду в лицо говорил, а на третий раз я их заставил себя принять".

Так мы и остались тогда при своих мнениях. А сейчас я сидел в кресле и думал, что он скажет мне про партийность после партсобрания, если его обяжут не протестовать против нашего бедственного положения?

Пока я предавался воспоминаниям, собрание завершилось. Марат медленно вышел из директорского кабинета с видом бойцовского петуха после драки. Он был взъерошен, но не побежден.

"Ну, как ты? Что? - набросился я на него".

"Все нормально. Всех не переубедил, но и "против" директриса не выступала. А на сегодня, если не "против", это уже "за"! Многие учителя сочувствуют идее забастовки, но само слово их сильно пугает. А так все нормально".

На следующий день "в оборот" уже взяли меня. Директор пригласил меня на совещание, где, кроме него, была еще полная обойма всех представителей администрации - три завуча, военрук, парторг, профорг.

По второму кругу Владимир Михайлович обвинил меня в том, что я выступаю в других школах города от имени всех наших учителей. Это было странно слушать, поскольку я ему уже все разъяснял. Кроме того, меня нелестно характеризует заведующая РОНО, а я не тороплюсь ее опровергать. И, в третьих, чего я предлагаю - никто толком не знает.

Я улыбнулся и начал по порядку.

"Во-первых, везде, где я выступаю, я говорю о результатах тайного голосования. Причем всегда подчеркиваю, что администрация школы и ее сторонники против забастовки. Во-вторых, хотелось бы, чтобы кто-нибудь спросил у заведующей РОНО, как я выгляжу. Какой я: хромой, одноглазый, рыжий? Она могла видеть меня в течение минуты полгода назад в зале, где было не менее тысячи человек. И на основании этого она смеет давать мне такую характеристику? Вот именно потому, что, не видя человека, она поливает меня грязью, я и не иду встречаться в ее кабинете. Если она хочет что-то узнать, то пусть приедет на собрание учителей нашей школы. С глазу на глаз я не желаю с ней разговаривать, чтобы вновь не наврала про меня с три короба... И, в третьих, мы разработали проект резолюции. Можете с ней познакомиться.

В разработанном вместе с Маратом проекте резолюции среди прочего говорилось: "Довольно держать нас вечно виноватыми! До какой поры мы будем расплачиваться за скупость государства? Мы считаем преступлением проектирование гигантских школ, в которых в мирное время в классе в полтора раза больше учеников, чем в годы войны. Мы требуем изменения критериев оплаты нашего труда! Верните наш праздник - День Учителя!" Ну и так далее.

После прочтения резолюции новый военрук школы сказал:

"Так в этой же резолюции нет ничего такого, чего бы мы не знали. Вот вы предложите что-нибудь конкретное, тогда и поднимайте всех на борьбу за это".

"Знаете что, мы уже семьдесят лет живем в стране, где один благодетель указывает пути решения всех проблем для всех народов. Я - против такой системы. Да, вы знаете, что мы живем в нищете. И что нам - учителям - делать от того, что вы это знаете? Завернуться в ваши знания вместо пальто, есть ваши знания вместо обеда?"

По большому счету администрации нечего было сказать. Честно говоря, их положение было лучше моего на пятьдесят - сто рублей в месяц. Было ли у них внутреннее желание противостоять мне? Думаю, что нет. Однако в моем упорстве они убедились, отчет о состоявшейся встрече могли с чистым сердцем довести до сведения районного начальства. И теперь все их надежды связывались со встречей в нашей школе с районными боссами. Сама мадам заведующая РОНО грозилась в ближайшие дни прилететь на помеле.