28 сентября. До забастовки - четыре дня. Сегодня должно было многое решиться - на встречу со школьным коллективом прибывало районное начальство. Предчувствие "драки" создавало какое-то приподнято-взвинченное состояние.

Утром я быстро собрался и заспешил в школу. У входа директор вместе с дежурным учителем и завхозом проверяли наличие второй обуви у учеников. Мы радостно поздоровались. А я про себя отметил, что, оказывается, надо пойти на что-то чрезвычайное, чтобы тебя зауважали.

После шести уроков первой смены я побежал домой - готовиться к встрече с начальством. Парторг школы, а затем директор на переменах предупредили меня, что придут люди из райкома партии. "А этим-то чего надо?" - подумалось мне. - "Профессионально затравить?"

Ну что же, посмотрим, чья возьмет. Известие добавило желания победить. Я понимал, что противостоять "начальству" буду в одиночку. Поэтому я придумал нестандартные ходы. Дома я обложился томами сочинений Ленина, против которого "они" никогда не посмеют пойти, нашел его высказывания о школе и интеллигенции, сделал закладки и забрал 8 томов (для внушительности) с собой. Предварительно на листочке я набросал план вступительного слова. С ними без бумажек нельзя - иначе переврут смысл.

Начал я свою шпаргалку с вопроса: "Перед разговором по существу мне хотелось бы выяснить, с какой целью прибыли сюда работники райкома партии? Это что - партийный вопрос? Это - конфликт государственный из-за отвратительных условий труда. При чем тут партия? Без ответа на этот вопрос делается бессмысленной дальнейшая дискуссия. Если работники райкома пришли с целью моей травли, то я не хочу в этом участвовать. Если для того, чтобы помочь разобраться в ситуации, то я хотел бы об этом заранее услышать".

Вопрос нужно было задать, чтобы "партийцы" сдерживали свой раж и чувствовали себя пятым колесом в чужом конфликте. Вчера я взял у пионервожатых пластинку с "Интернационалом". Поскольку хотел напомнить учителям слова из гимна: "Никто не даст нам избавленья, Ни бог, ни царь и ни герой. Добьемся мы освобожденья Своею собственной рукой". А сегодня, когда узнал, что придут из райкома, то решил обязательно включить "Интернационал". Если проиграю вчистую, то хотя бы заставлю их встать при исполнении партийного гимна. Пусть попляшут всем на потеху под их же музыку.

Все тома Ленина в "дипломат" не поместились, пришлось взять сетку и сложить часть книг в нее. Туда же положил книгу "Материалы XXVII съезда КПСС". Я мог обосновывать свою правоту ссылаясь на партийную литературу. И мне было интересно понаблюдать, когда оппонентам придется бороться с "линией партии на демократизацию общества". Но из-за этого любопытства пришлось тащить такую тяжесть в школу.

Когда тащил свое "вооружение" из дома в школу, по дороге думал: "Пригласили или не пригласили "неформалы" корреспондента "Вечерки" на собрание (как обещали)? Если пригласили, то хамски вести себя на собрании в присутствии прессы "начальники" не будут. А это - самое главное. Прав был Марат, когда сказал, что в наших условиях, если не "против", это уже "за"! Главное, что я должен был сделать на собрании - оставить людям надежду на то, что бороться не только надо, но и можно. Что это не так страшно, как им кажется. Надо только начать и быть твердым.

В школу я прибыл раньше других. То есть уроки второй смены вовсю шли. Но специально на собрание еще никто не подходил. Директор школы и профорг недоуменным взглядом проводили мои тома сочинений Ленина в сетке, но промолчали. Я отметил их неуверенность, и это придало мне новые силы. Я буквально рвался в бой.

Меня разыскала учительница местного языка, которая, как активистка национальной организации, перед своим руководством, с которым я договорился о тактическом союзе, клялась помочь мне в проведении акции. А тут она, смущаясь, заявила: "Там из райкома придут... А я не смогу хорошо по-русски сказать. А вы, Николай Иванович, человек грамотный: Маркса, Энгельса, Горбачева читали. Знаете, что и где сказать. А я не могу".

Ее слова только подтвердили мой вывод, что биться я буду один. Но я уже на это настроился. У завучей я взял проигрыватель для пластинок, принес его в школьный актовый зал. Разложил на столике тома сочинений Ленина в положении "боевой готовности номер один": то есть проверил закладки, подложил под книги (текстом вниз) свое будущее выступление. После этого я огляделся по сторонам. Поздним сентябрьским вечером в холодном и полутемном актовом зале на двести мест я был один. Было много сочувствующих, но откровенно бороться за собственное достоинство не брался никто. Такое вот соотношение. На 115 учителей. То, что так будет, я уже чувствовал давно. Однако за себя я готов и хотел бороться. А другим - Бог судья.

Через некоторое время первые учителя неуверенно стали входить в зал, стараясь не смотреть на меня, обреченного, и как будто не понимая, для чего их здесь собирают. Особенно меня удивляли учителя-мужики. До сегодняшнего вечера они робко высказывали симпатии моей идее отстаивать свои права, а в зал входили в состоянии полной прострации. Я снисходительно и иронично наблюдал за моими коллегами. Да, я сегодня в роли гладиатора. Но какое у меня оружие - не знает никто. Я дам бой.

Собрание началось на пятнадцать минут позже запланированного времени - из-за опоздания заведующей РОНО. С приходом "начальства" профорг школы Александра Ивановна начала. Во вступительном слове она сказала, что сегодня в штате школы 115 учителей. Затем обрадовала присутствующих тем, что вчера Горбачев выступал по телевидению и объявил, что перестройка началась "снизу". Потом от недоуменно-негативной оценки забастовки шахтеров перешла к цитате из выступления председателя ВЦСПС Шалаева на съезде народных депутатов: "Если все другие средства исчерпаны, тогда - забастовка".

"А исчерпал ли Николай Иванович другие средства? - вопрошала она. - Он совсем не оценил возможности профсоюза по отстаиванию интересов трудящихся. А они расширились. Вы сами видите, что планирование учительской работы стало не таким жестким. И, главное, у профсоюзов убрали обязанность распространять марки всяких "добровольны" обществ! Вот они - реальные плоды демократизации! А вот по поводу того, что школа финансируется из бюджета по остаточному принципу, против чего тут выступают Николай Иванович и Римма Николаевна, то это - не наш, профсоюзный, вопрос. Это - вопрос исполкома.

Пока выступала профорг, в актовый зал, извиняясь, вошла и тихо села передо мной невысокая седая женщина лет пятидесяти. Я сразу же угадал, что это журналистка. Кто-то сзади ткнул меня в плечо. Сидевшая там учительница шикнула:

"Кто это?"

"По-моему, корреспондент из "Вечерки".

"Молодец, что пригласил. Теперь они попляшут!"

После профорга вышел заведующий идеологическим отделом райкома КПСС Гуляев: невысокого роста, коротко постриженный, скромно одетый под уровень окружающей аудитории. Я его ни разу не видел, но Гуляев донес присутствующим, где я был в последние две недели, что и как говорил. Гуляев повторял фальшивку о том, что я везде выступаю от имени всех учителей школы.

"Почему же вы не выступили со своими вопросами на традиционных встречах учителей района перед началом учебного года? Сегодня положение как никогда обнадеживающее, надо только консолидироваться, помочь партии".

Затем настал черед моего выступления. Я начал с того, что заставил всех встать для прослушивания партийного гимна - "Интернационала". Далее я взял листок с текстом и, поглядывая на него, спросил присутствующих:

"Скажите, а что делают на профсоюзном собрании представители партии, в которой многие из присутствующих не состоят? Разве это собрание членов КПСС?"

Все обомлели, райкомовцы не знали что сказать. Также, как и на съезде депутаты СССР, я дал партийной номенклатуре понять, что они - не государственная власть, и что они не имеют юридических прав лезть в этот конфликт. Пауза затянулась секунд на 5-6. И тогда я сделал "шаг навстречу":

"Я имею в виду, для какого разговора вы сюда пришли: для разговора по существу или для того, чтобы меня оболгать в глазах коллектива?"

Растерянно с места поднялась третий секретарь райкома КПСС (в будущем она станет министром социального обеспечения республики) Клара Николаевна. Эта симпатичная женщина лет тридцати трех сказала:

"Естественно, мы пришли для конструктивной работы, и ни у кого из присутствующих нет иных намерений".

"Прекрасно! Очень бы хотелось, чтобы вся аудитория запомнила эти слова, а секретарь собрания внесла их в протокол. Я на этом настаиваю. Абсолютная ложь звучала сейчас из уст идеолога райкома партии Гуляева. Человек, которого я впервые вижу, утверждает, что я выступаю везде от имени всех вас. В том числе, от имени тех, кто голосовал против забастовки. Это - неправда.

Далее Гуляев упрекнул меня в том, почему я не обсуждал тревожащие меня проблемы на районном августовском педсовете. А оно было - пленарное заседание? Не было. А вместо заседания методической секции учителей истории нас свозили за восемьдесят километров на экскурсию на родину местного поэта. Насчет того, что положение в КПСС сегодня обнадеживающее, я готов согласиться с товарищем Гуляевым. Даже экскурсовод того музея отметила, что партия перестраивается. Построил обком КПСС на опушке заповедного леса заимку для интимного отдыха, ее интерьер народный скульптор республики вырезал из дерева - загляденье. Из поильного холла в спальни там ведет узкая крутая лесенка. Видать, не подняться было обкомовцам на второй этаж. Вот и передали заимку под музей поэта, в духе "перестройки". Это то, товарищи, что говорят местные жители.

Меня упрекают еще и в том, что я не обсудил проблемы с заведующей РОНО. Но если она меня в глаза не видала, а уже дала мне развернутую негативную характеристику перед директорами, то как разыграется ее фантазия после очной встречи? Поэтому я и не собираюсь с ней встречаться.

Приношу извинения перед теми, кто уже слышал мое выступление на политзанятии две недели назад. Но, чтобы избежать ненужных домыслов, я вынужден его повторить для всех, в присутствии районного руководства. Для меня это несложно. Поскольку оно записано у меня на бумаге. И я слово в слово повторяю его при всех своих встречах с учителями. Поэтому вы можете судить обо мне, без всяких услужливых толкователей моих слов из райкома КПСС".

Я еще раз зачитал свое выступление с многочисленными цитатами из выступлений народных депутатов на съезде. Против цитат, прошедших цензуру, у коммунистов, как догматиков, никогда не было оружия. Единственное, что я добавил в свое выступление, это напоминание, что в нынешнем году отменено празднование Дня Учителя в первое воскресенье октября.

"Нам не нужно поклонение профессии. Но хотя бы результаты труда требуют элементарного уважения".

Далее я зачитал ряд требований образования к исправлению положения в своей отрасли, и закончил выступление заранее заготовленной фразой:

"Откладывать времени не осталось. Сегодня третье тысячелетие уже сидит за партами. Оно не с нами. Уходит последний вагон".

После этих слов в зале, в пику непрошеным гостям, раздались аплодисменты. И какие это были рукоплескания! Это аплодировали затравленные учителя, на чью поддержку я уже и не рассчитывал. Это было совершенно неожиданно не только для администрации, но и для меня.

Мои оппоненты, естественно, были взведены до предела. К столу президиума, где профорг вела протокол, энергично подошла привлекательная женщина лет тридцати пяти. Ее высокие каблуки и высокая прическа, вкупе с естественным немалым ростом, делали из нее настоящего гренадера. Это была заведующая РОНО.

Она обрисовала ситуацию с образованием в районе. При этом стала рассказывать, как трудно что-либо сдвинуть с мертвой точки. Что у нас в районе есть классы с 45 учениками в составе, что шестьдесят процентов детей выходят из школы с заболеваниями...

Я взял листочек и стал записывать. Но чем больше было цифр и фактов, тем быстрее я стал приходить к выводу, что она хочет заболтать проблему и оправдать паралич системы, ничего кардинально не решающей.

Когда она закончила выступать, я попросил у профорга разрешения задать вопрос.

"Летом прошлого года нас - учителей - вместе с учениками бросили помогать строителям. Я понимаю, что решиться посылать детей на стройку РОНО не могло без согласования вопроса с райкомом партии и райисполкомом... - после этих слов заведующая РОНО энергично закивала своей высокой прической в знак согласия. - ...я возражал моему тогдашнему директору школы против этого. И вы, Любовь Петровна, на совещании директоров неделю назад охарактеризовали этот мой поступок таким образом, что я и в прошлой школе "мутил воду".

А потом четырнадцатилетнему мальчику на стройке упал с крыши белый силикатный кирпич. Кто должен отвечать за то, что мальчик стал инвалидом?

Вы ТАК защищаете детей перед государством?

И я не понял из огромного количества приведенных вами фактов: вы "за" систему, которая делает вас и меня преступно безответственными? Или вы "против"?

Кто конкретно будет решать наши назревшие проблемы? И почему мы вынуждены вообще ТРЕБОВАТЬ элементарных человеческих условий?"

"Я не могу сказать "за" или "против", - отвечала Любовь Петровна. - Потому что понятие "система" широкое..." - продолжала она напускать туман.

"Спасибо, - прервал я ее. Важно было заострить внимание аудитории, что нам элементарно "пудрят мозги". - Вашего ответа более чем достаточно!

"А что касается той истории с мальчиком, - не унималась заведующая РОНО, - которую Николай Иванович так красочно описал, то я могу сказать одно. Вот вы, Николай Иванович, и виноваты в инвалидности мальчика. Своих детей я бы туда не послала".

"Верно, - жестко парировал я. - СВОИХ детей вы туда не послали. Вы послали под кирпичи не своих".

Затем эстафету у Людмилы Петровны переняла секретарь райкома КПСС Клара Николаевна. Она пыталась смягчить конфронтацию, вдохновить радужной перспективой.

"И вообще, - закончила выступление Клара Николаевна. - После февральского, восемьдесят восьмого года, пленума ЦК КПСС все мы почувствовали, что отношение партии к школе стало теплее..."

"Теплее??? - ухватился я за удачное слово. - Это может быть у вас в райкоме теплее, а у нас здесь холодно. По всему спальному микрорайону на двести тысяч населения нет тепла ни в детских садах, ни в школах. Скажите, а у вас в райкоме такая же температура, что и в нашей школе?

Тут вы нам говорите, что во всем виновата неразумная забастовка шахтеров. От этого, мол, и тепла до сих пор нет. Но райкому-то это не мешает греться. Следовательно, виноваты не шахтеры, а те, кто сопло теплоцентрали перекрывает в свою пользу!"

Много позже первый секретарь райкома комсомола мне признается, что после этой моей реплики меня проклинали все обитатели здания районной администрации. В духе демократизации в районных структурах власти на две недели отключили тепло - до тех пор, пока не пошло тепло жителям...

Затем слово для обсуждения предоставили учителям. Первой высказалась неугомонная Римма Николаевна:

"Все мы должны сказать большое спасибо Николаю Ивановичу за то, что нашелся в нашей школе хотя бы один настоящий мужчина, который не побоялся сказать всю правду..."

Ее вступительные слова задали тон всему обсуждению. Но выступали в основном молодые учителя. Судя по выступавшим, "за" забастовку было процентов пятьдесят-семьдесят ораторов. А вот учителя предпенсионного возраста, сидевшие рядом с высоким начальством, набычившись, молчали.

С Маратом и "неформалами" мы заранее оценивали тот потенциал, какой заложен в учительской инерционности. Раскачать ее чрезвычайно сложно. Это было заметно и по поведению учителей в зале. Поэтому я попросил еще раз слово, и сформулировал окончательно тот вариант единых действий, на который можно было мобилизовать учителей.

"Хорошо! Если многим из присутствующих трудно выразит массовый протест против нашей беззастенчивой эксплуатации, я предлагаю в понедельник 2 октября, в день, когда традиционно проводились "ленинские уроки", провести отмененные ныне такие "ленинские" уроки, и посвятить их тому, чему они должны быть посвящены - проблемам воспитания подрастающего поколения. Но говорить не о строительстве коммунизма, а о реальных проблемах народного образования в нашем районе и в целом по стране".

После небольшого замешательства "верхов", пришедших воевать с тем, чего уже не существовало, профорг поставила вопрос на голосование. Из 115 учителей против моей идеи, несмотря на весь "пригляд" начальства, проголосовало человек двадцать. Остальные - "за"!

Это была победа. Которая состояла в том, что я не проиграл. И большинство учителей меня поддержало.

Заведующая РОНО повеселела и при выходе из зала сказала мне: "Такой-то протест?!? Всегда бы так протестовали!"

Она не поняла главного. Люди пересилили свой страх, проголосовав так, как считали нужным. Для учителей это было просто невероятно.