Алешка и Петька, бежали так, что ветер в ушах свистел. Они не думали, кто первый, а кто второй. Каждый, бежал сам по себе, и на какое-то время, забыл о существовании другого. Самое главное, сейчас, было убежать от нарастающего за спиной, шума горящей тайги. Огонь, распространяется со скоростью ветра, а кто из людей, может посоревноваться с ветром? Да никто! Их жизнь, может зависеть, сейчас, от того, как далеко был услышан, шум пожара. Чем дальше, тем больше шансов, не сгореть заживо. Алешка, был легче Петьки, и, убежав далеко вперед, уже было вспомнил о друге, но, в тоже время, в его сознании промелькнуло, что ветер в лицо, уже не от бега. Это, действительно, ветер, который остужал пот на лице и приятно освежал голову. Алешка остановился, и чуть было не задохнулся от сбоя дыхания. Оглянулся. Петьки нигде не было. Алешка перевел дух и громко закричал:
- Петька!!!
Голос, срывался от волнения и быстрого бега.
- Ээге-егей!!!
Ответа не было. Только, далекий шум пожара, перемещался в правую сторону. Гула огня и треска падающих деревьев, было, почти не слышно.
- Пе-етька!!!
Алешка, кинулся назад, все время, крича друга. Когда они побежали, от пожара, то не смотрели по сторонам. Знали, что надо бежать и бежать, как можно дальше и как можно быстрее. Сначала, Алешка слышал, как за спиной, трещали ветки под Петькиными ногами, но потом, отвлекся, и уже не помнил, когда перестал их слышать. Внутри назревала паника, глаза защипало.
- Тут, я! - Голос Петьки, раздался совсем рядом и как-то, неожиданно. Петька, сидел на пеньке и рассматривал пятку на правой ноге.
- Что, зашиб? -
Виновато спросил Алешка.
- Да нет, болит что-то, может, подвернул. А ты, чо так дунул, без оглядки? Ветер, от пригорка, уже навстречу пошел, чо бежать-то было! Ну, ты и бздун!-
Петька достал из кармана, крошки махорки, остро пахнущие никотином. Вытряс, видно у отца, из окурков.1
- Будешь? - Из второго кармана, появился обрывок газеты. Алешка, молча, протянул руку за газетой, и с видом знатока, облизав край газетного обрывка, свернул "козью ножку", сперва себе, потом Петьке. Они, поровну разделили крошки махорки, забили в приготовленные Алешкой "козьи ножки", и закурили. Едкий, вонючий дым, перехватил дыхание, и оба закашлялись, матерясь, подражая взрослым.
- Вот, так, кто-то покурил, или костер не зассал. Теперь скоко, выгорит-то? В сторону кедрача, пошло. Может, ручей остановит? Надо домой бежать, взрослым сказать, или хоть деду, что ли.
- Ага, беги скорей. У первого срака, от ремня и загорит. Прошлый раз, когда мы с тобой, в шаманскую пещеру ходили, я, посля батиного ремня, четыре дня стоя ел, сидеть не мог! Сказал, еже ли еще, узнает, что туда ходил, вообще зашибет, на хрен.
-Ну, да... Не знаю я, Петька, чо они так, этой пещеры боятся? Хотя, и правда выходит, что шаман-то, передвигается по пещере, как стрелка у часов. Только что, из этого? Чем это, нам-то, с тобой, грозить может? Вот смотри, первый раз, мы были там, в июне, сейчас август. За три месяца, почти, он, как раз, на четвертую часть круга и переместился. Значит, в год, он полный круг проходит.
- Только, никто не знает, когда этот круг начинается! Он, говорят, как круг пройдет, так и оживает. А когда оживает, то нельзя, даже близко, около пещеры находиться, камлает он, погибель там верная, в это время!-
Петька, сделал большие глаза и посмотрел на Алешку.
- Может, это он, огонь-то пустил, чтоб мы с тобой сгорели, за то, что его покой нарушили?! Это точно, он! Откуда бы огню-то взяться, ни грозы не было, ни людей. Говорят же, что когда-то, там мальцов, завалило камнями, насмерть. Они, будто бы, попали, когда он ожил, и каюк! Там камень крепко стоит, не было, ни трещин, ни обвалов, а тут раз, и землетрясение. Пацанов-то откопали, через несколько дней, а остальной камень, кто убрал? Мы-то, с тобой были, нигде ни камушка нет, чтобы завалом пахло. Вся пещера чистая, до самой круглой залы, где шаман-то и сидит.
- Да... Я тоже, удивился в прошлый раз, что пещера-то чистая вся, будто убрано там. И шаман, как живой, бля, сидит. Так и кажется, что сейчас, глаза откроет. Стра-ашно... Но почему, туда, так тянет? Я все равно, пойду туда еще!
Алешка, цыкнул слюной сквозь зубы и затушил "козью ножку".
- А я, не пойду больше. Чо судьбу-то пытать? В прошлый раз, как сходили, чирьями все ноги пошли. Я бы, и сегодня не пошел, просто обещал тебе, слово держал. А этот раз, чуть не сгорели. Не, не пойду я, больше. Не уговаривай.
Алешка, ничего не сказал другу, повернулся и пошел в сторону дома. Пройдя метров пятьдесят, оглянулся.
- Ну, чо, идешь домой-то, или еще квакать, будешь от страха?
Петька прихрамывая, поплелся следом. Больше они, о шаманской пещере, не говорили.
Алешка знал, что в следующий раз, пойдет один. Он, и не собирался, звать с собой Петьку. Зачем, рисковать другом? Он видел, какие синие шишки, с гнойниками на верхушках, были у Петьки по всем ногам. И жар был сильный. Его еще, уксусом всего, мать натирала. Теперь, на ногах, фиолетовые пятна остались, да и яминами, выболело мясо. На всю жизнь, память о походе останется. А вдруг, и, правда, шаман наказал? Так, меня надо было! Я, позвал его в пещеру-то, и ему же, и от отца, дюже влетело. Не справедливо, как-то.- Думал Алешка, продираясь сквозь кусты жимолости. Про шаманскую-то пещеру, ему дед Петькин рассказал. Рассказал, и будто бы заразил, какой-то одержимостью, к этому месту. Хотя, в рассказе, ничего такого, особенного и не было. Мало ли сказок, да разных небылиц, про тайгу рассказывают. А тут, будто за живое взяло, и ничего с этим, Алешка поделать не мог. И ругали его, и стращали его, и лупили его, но, и днем, и ночью, мысленно, и во сне, проходил Алешка дорогу к этому месту, и всегда хотел, увидеть шамана проснувшимся от вековой спячки. Алешке казалось, что шаман, должен ему сказать, что-то, самое важное в его жизни.
--
- Ты, Алешка, смекалистый, по пути-дороге, далеко пойдешь из этих мест, со временем.
Говорил дед Федор.
- Но, не забывай, той земли, которая тебя взрастила. Тебя, Алешка, мать родила, а растила тебя, наша родная земля. И вон, то дерево, на которое ты, первый раз забрался, да слетев оттуда, все колени себе и рожу, о кору ободрал. Помнишь? И вон, та собака, которой ты жаловался, когда тебя мамка веревкой отстегает. И болото наше, на котором, ты первую лягушку выловил, и орал от страха и восторга. Каждая травинка, и каждый кустик, всякий забор в нашей деревушке, принял участие в твоем воспитании. Все, окружающее тебя с рождения, будет помнить тебя вечно. Вот и ты, не забывай, своего-то родного края.
Давно это все, Алешка, было. Только, когда первые люди сюда жить пришли, в этих краях, уже жил старый шаман. Он пришел сюда один, но никто не знает, когда. Вроде бы как, бурят, а может быть, и монгол. Почему сюда ушел, от своего народа, тоже никто не знает. Избушку себе срубил. Охотился, да промышлял, что можно на прокорм, да на одежку, да на быт, кое-какой. Никого зря не обижал, ни зверя, ни птицу. Пришли как-то люди, поели, попили у него, да на другой день и выгнали его, из его избушки.
- Иди!- Говорят:- Пока цел! Ты, себе избу другую построишь, а нам некогда, будем тут, золото и самоцветы искать! -
А он-то, по наивности своей, уж все и рассказал им, чем и где, эти места богаты. Ушел он, но недалече. Нашел пещеру себе, на Волчьей горе и стал там снова, место обживать. Обиды, на людей-то пришлых, не затаил. А те, через год-другой, и остальной народ выживать начали. Каждый, уж сам себе, избенку соорудил, да и жену привез, и детишки пошли. Но деревушку эту, стали по миру, Нахаловкой, называть. Потому как, люди в ней, нахальные, вероломные и трусливые жили. Вчетвером-то, одного, можно было прогнать? А остальные, не заступились за старика, потом и самим, пришлось уйти. А шаман, все так и поживал себе, на Волчьей горе. Гора, Волчьей, называется, потому, что там, давно и долго, стая волков жила. С южной стороны, пещера - волчье логово. А с северной стороны, шаман-то и пристроился. Но, как начал он камлать, волки ушли сразу. Бубен-то шаманов, за много верст, слышно, а волк тишину, да покой любит. Вот и вышло тогда, люди шамана выгнали, он - волков. Но они, видно, договорились как-то, шаман-то, с волками. Потому, что мясо они ему носили, косулю завалят и ему прут. Он, сколько надо, отрежет, остальное они доедают, волки-то, и уходят. А со стороны его-то пещеры, будто бы, родник проклюнулся, водичка сладкая, что тебе березовый сок, чуть подальше протекает и склизкой, вода становится, пить такую слизь неохота, даже если жажда замучает. Потом, она, вода-то эта, все шире разливалась, да всю землю и пропитала. Стало там, болото непроходимое. Шаманской зыбью, называть стали. Да только он сам, шаман-то, по этой зыби, как посуху ходил. Ни зверю там, ни человеку не пройти было, а он, шасть, и нет его, уже на другой стороне, встречайте, пожалуйста! Много чудес чудных, про него рассказывали. Да уж, свят человек! Охотники стали заглядывать, на огонек, в его пещеру. По болезням всяким, приходить. А он, в пещере кострище разведет и духов вызывает, и говорят ему, духи-то, все, что он их спрашивает. Вот видишь, Алешка, как может быть чист душой человек, что все духи, ему правду говорят! Это мы, все запакостились, кто жадностью, кто злобой. Вот ведь, беда-то наша, в чем!
Потом, как-то пробил он дыру, в потолке пещеры, шаман-то, чтобы дым наружу через нее выходил, и стали видеть люди, как через эту дыру, к нему духи залетают, в виде шаров блестящих, как огонь. Как только бубен заслышат, так и летят к горе, да и в дыре пропадают. Кто-то бояться начал, перестал к шаману ходить, а кто, наоборот, еще большим доверием к нему проникся.
- Слышь, дед Федор! А куда дыра-то делась, которую шаман пробил? Теперь, охотники говорят, что нет там, в горе, никакой дыры!-
Алешка поперхнулся, деда перебил, вдруг рассказывать перестанет. Но дед, будто бы, и не слышал мальчишку, продолжал дальше, закурив самокрутку.
- Вот, такие дела, Алешка... Потом, пришли к нему за помощью, а он, сидит в пещере и не шевелится. Вот тогда, дыру и заложили, и вход прикрыли в пещеру, чтоб зверье не растерзало, шамана-то. Потом зашли, через полгода, наверно, а шаман-то, уже в другой стороне пещеры сидит, но опять будто мертвый, но, не гнили на нем, ни запаха никакого, будто спит, и все тут. Потом, услышали, что камлает будто, бубен слыхать. Пошли к нему, через день, другой, а он опять сидит, только место поменял. Вот так по кругу, и передвигается, в течение года, и камлает будто бы, время от времени. Говорят, что если кто шамана, за камланием-то, застанет, тому он, суть жизни откроет. Я бы и сам сходил. Жизнь, почти прожита, а сути, я так и не понял. Может и вправду, шаман-то, растолковал бы мне. Я бы спокойнее, помер бы. Но, вот беда, не под силу уже мне, такие переходы. Может быть, кто и захватит шамана при камлании, так и мне расскажет, что он за тайну такую, людям сказать хочет, да вот, никак не может. Будто не успокоится он, пока не передаст кому-нибудь, свою тайну. Люди-то, зря пугают, каждый хочет, шамана при камлании застать. Вот всякие страсти и рассказывают. Особливо детям. Ведь, еже ли ребенок, с шаманом встретится, то будет он, мудрее всех взрослых.
Вот и пужают. А ты, сам-то, не слыхал ни разу, бубен-то шаманский? - Дед пытливо посмотрел на Алешку.
- Нет, не приходилось. Может быть, и слышал что, но не знал, что это бубен, вот и, ни к чему было.
- А я слышал! Если услышишь его, Алешка, то ни с чем, ни в жисть, не перепутаешь! Сразу поймешь, что это он. Сначала-то сухой такой стук, и длинный - Бу-ум!-
Потом громче и чаще, и все сильней, и сильней. Потом, вдруг оборвется, будто на середке звука. И снова, как ниоткуда:
- Бу-ум!-
Только, пока побежать туда собрался, все уже и стихло. Но, все равно, жду каждый день, вдруг, закамлает. Хоть бы услышать, душа просит!
Дед тяжело вздохнул.
- Ладно, Алешка, беги ко спать. А то, мамка ругать будет, поздно уже.-
Дед пошел в дом, разговор был окончен. Но Алешка, весь этот рассказ, до последнего слова помнил. И с тех пор, тоже каждый день прислушивался к тайге, в ожидании звуков бубна. Раз, даже показалось, что услышал.
- Бу-ум! - Но, в это время, сосед начал пилить дрова и визг пилы, перекрыл все посторонние звуки.
--
После последнего похода, на Волчью гору, Петька опять долго болел, и Алешка приходил к нему поиграть "бабки". Это, такая игра в косточки, от ног поросят. Ставили их, по одной линии и выбивали, кто больше выиграет. Некоторые, даже вовнутрь бабки, свинца заливали, чтоб кость тяжелее была. В общем, ухитрялись, кто как мог. Играли всегда на одной улице, где Петька жил. Там, дорога хорошо укатана была, и черту через дорогу не надо каждый раз, проводить, на которую бабки выставлялись. Черта эта, даже после зимы оставалась. Подправляли чуть-чуть и все. Идет как-то Алешка, по улице, только черту перешагнул, а навстречу ему петух бежит. Перья на крыльях расшиперенные и как бы заваливается, то на одну, то на другую сторону, но потом выправляется и бежит дальше. Да ладно, что петух, мало их, что ли, по улице носится. Только бежит он, без головы, высоко задрав к верху обрубок шеи. Кровь, алыми каплями, сыплется на дорогу и не впитывается в сухую серую пыль, а как бы обволакивается ею, и, почернев, лежит бусинками. Алешка отступил на обочину, а петух, добежав до черты, подпрыгнул как-то, и, резко свернув вправо, прошмыгнул в Колькину калитку. Алешка стоит, в след ему смотрит, а петух, прямо в собачью конуру. Тузик вылетел из конуры как ошпаренный, гремя цепью о доски. Цепь, вытянулась на всю длину. Тузик, потянул цепь, изо всей силы, отступил еще, как мог задом, и лег, прикрыв морду лапой. Он, со щенячества, крепко запомнил, что если рядом курица, или цыпленок, то морда, будет разбита в кровь. Так, в деревне, учили собак, чтобы кур не рвали. Петух, оно конечно, дело другое. Петух, он так, собаке наподдать может, что мало не покажется. Может этого Тузик и испугался. Алешка вошел во двор, следом за петухом. Интересно, вылезет он из конуры или нет, без головы, вряд ли определится, как выйти.
- Что ж ты его пропустил! Надо было накинуть, чем ни будь! Вот ведь, беда-то, забежит куда-нибудь, зараза, и не найду!
Тетя Клава, старшая сестра матери, входила во двор, вытирая руки об фартук. Руки и ноги, у нее, были шишковатые все, пальцы толстые. Алешке всегда хотелось спросить, почему у нее, такие руки? Но, каждый раз, он сам себе отвечал, что наверно от тяжелой работы. Тетя Клава, жила одна, с самой войны. Мужа на войне потеряла, пропал без вести. Вот и ждет, с тех пор. Каждый день, что-нибудь вкусное готовит, для мужа, а к вечеру ребятню деревенскую накормит, чтоб не пропадало. По хозяйству, сама все делала. И дрова колола, и со скотиной управлялась, и с огородом. У нее, всегда были самые ранние и самые душистые в деревне, огурцы. Женщина она добрая и не жадная. Всегда Алешку угощала и первым огурчиком, и румяным пирожком из дикого лука с яйцами, приговаривая:
- Ешь, Алешка, от дикого лука, сила мужская растет! Сильным, да здоровым будешь!
Поэтому вся ребятня, у ее дома крутилась, и в бабки играли, и в вышибалы, и в лапту. А то и просто так сидели у нее на лавочке, чтобы время убить, рассказывали друг дружке всякие небылицы.
Алешка заглянул в конуру, Тузик недовольно взвизгнул. Алешка присел и начал обследовать рукой конуру, нащупав петушиный хвост, потянул на себя. Петух уже не дергался, издох видно. Тут и тетя Клава подошла, взяла петуха за ноги.
- Спасибо, Алеша. Вот ведь, паршивец какой, смотри, как далеко убежал! Я ему голову отрубила, да в ведро его сунула, пусть думаю, кровь стечет. А сама, пошла воду в кастрюле на печь поставить, чтоб его запарить кипятком, для того, что б легко, перо оттеребить было. Пока хлопотала, выхожу, нет петуха! За ворота вышла, бежит, стервец, по дороге!
- А зачем, вы его зарубили? Молодой еще, петух-то. Ноги, вон какие гладкие!
- Ой, и не говори, Алеша, такой хороший петушок был! И курочек водил и порядок во всем любил, но беда, что нежить в него вошла! Стал он, бить меня, Алеша, боем смертным. В уборную, с тяпкой ходила, последнее время, что б от него отбиваться. Да я-то, ладно, так он, начал людей на улице сторожить! Не дай Бог, если б кого покалечил! Шпоры-то у него, посмотри, какие длинные, да твердые!
Тетя Клава, покрутила перед носом у Алешки, ногами петуха. Шпоры и вправду, были знатными, Алешка ни у кого таких не видел, хотя, всех петухов в деревне знал наперечет. Подошли к дому тети Клавы, сели на лавочку.
- А как это, нежить вошла?
- Так вот и вошла, Алеша. Есть такие существа, мы их, еще оолами, или оольцами называем, не слышал что ли, ни разу?
- Нет, не слышал. Отец, как то матери, про оольцев говорил, пьяный, но меня они сразу на улицу, гулять отправили.
- Ну, тогда пойдем, Алеша, в дом. Я петуха запарю, а то вода, наверно, уже кипит. Ты пока блинков со сметаной покушаешь, а я тебе, про них, про нежитей, все и расскажу.
Вообще, у Алешки, другие планы были, но отказаться, от тети Клавиных блинов, было конечно, не в его силах. Дома, такие деликатесы, готовили редко. Можно даже сказать, что совсем не готовились. Поэтому, Алешка, с радостью, пошел к тете Клаве. Сбегал к колодцу, принес ей два ведра воды, пока она с петухом управлялась. И сел есть блины, с хрустящей корочкой, со сметаной, под рассказ тети Клавы.
- Оолы, они везде живут, и в лесах, и в деревне, и в городе. Когда, показываются они людям, Алеша, а когда, нет. И выглядят оольцы, поразному. Для каждого человека, по-своему. Кому навредить могут, а кому и помочь. Плохого спасти могут, а хорошего загубить, или наоборот. Не по людским меркам, они заслуги меряют, а по, каким-то, своим законам. Не скажу, Алеша, чтобы люди, их сильно боялись, но всегда уважали. За то, что они сильнее, и подвластны им, и вода, и земля, и воздух. Вот, сидим мы с тобой сейчас, и думаем, что мы, вдвоем, и не видим, и не знаем, может кто-то из оольцев, с нами рядом сидит, и наши разговоры слушает, да на ус мотает. Нам-то, старым, их бояться нечего, а вот с вами, с молодыми, у них свои дела и расчеты. На земле, старики говорили, четыре породы, человека, живет. Вот, оолы, хотят, чтоб была пятая порода, и была б эта порода, по всей земле расселена, и отличалась от всех людей, Алеша, только по крови. У людей, кровь единая, а вид разный. Ты ж, русского от татарина, отличить можешь по виду? А их, не сможешь. Скоро, Алеша, их будет на земле, больше, чем людей настоящих. Люди и не поймут, кто есть кто. Только, сказывают, что спасут они, землю нашу, от уничтожения. К какому-то году, люди уже все вымрут, останутся только оольцы.
- Так хорошо говорить, кто ж, это, проверить - то, сможет! Брехня это, тетя Клава! В 2000 году, конец света будет! Дед Федор говорил, что так, в библии написано.
- Вот, до 2000 года, доживешь, и вспомнишь, тетю Клаву! Тебе, немного за пятьдесят лет, исполнится. Не будет конца света! Алеша, это так, люди придумывают. Кто с оольцами, дружбу водит, тому, они все говорят. Ты, Алеша, пока жизнь проживешь, сам понимать начнешь, что человек, будет все больше, на оольца, своими возможностями, походить! Да ладно, беги уже, а то некогда мне, петуха теребить надо.
- А про петуха, так и не сказала, что за нежить в нем завелась?
- Сказала, только ты не слышал, потом перескажу.
Алешка, не слышал, чтоб она про нежить, что в петуха вошла, говорила. Поэтому, немного, оскорбился, но виду не подал.
- Ладно, спасибо, теть Клава!
- Тебе спасибо, Алеша, за то, что водички принес, да петуху не дал удрать.
Алешка вышел на улицу. Блины были вкусными, но настроение почему-то испортилось.
- Темнят, они, эти взрослые! То, скрывают что-то, то рассказывают, не поймешь что, и к чему. Одного Трифона послушаешь, так в голове все перемешается. За дурачков, что ли нас, держат? - Под словом "нас", он, подразумевал детей.
Дед Трифон, был местной достопримечательностью. Трифоном, его звали, потому что, фамилия у него, была Трифонов. А как его по имени, вряд ли, кто помнил Трифон и Трифон. Да и дедом-то, он не был, просто пьющий мужик. Но, как начнет, рассказывать, так и старики, диву давались, откуда у него, такие познания.
У черты, уже собрались пацаны, и Алешка присоединился к ним, играть в бабки.
В это время, Трифон, как обычно, был под "дугой". Это он, сам, дал такое определение, своему состоянию. Выпивал, он обычно с утра. Сначала, для аппетита, потом, для того, чтобы пища хорошо переварилась, потом, для укрепления того и другого. Потом, выносил вердикт, что попал под "дугу".
Сегодня, он вышел из магазина, матерясь и притопывая. Видимо, продавщица Светка, не продала ему бутылку портвейна, ссылаясь на то, что он уже, почти готов. Сойдя с крыльца, Трифон, погрозил, в дверь, кулаком и достал из внутреннего кармана фуфайки, недопитую бутылку. Открыл зубами пробку из газеты, и вылил себе в рот, остатки жидкости. Зачем-то потряс, и еще раз опрокинул бутылку, над щербатым ртом. Хотел вставить, пустую бутылку, в синий, пришитый черными нитками, карман, но получалось мимо, и он, сокрушаясь, бросил бутылку под крыльцо магазина.
- Попробуй, стерва, только возьми, эт-то моя! Я ее, по горлышку, узнаю!
Еще раз, погрозил кулаком, и, хлопая голенищами сапог, одетых на босую ногу, пошел в сторону дома. Дуга, наконец, накрыла Трифона, и он, пригибаясь и пошатываясь, отошел с дороги, и остановился у забора. Сначала, присел на корточки, что-то бормоча и жестикулируя, потом уже, клюнул носом в сочные одуванчики. Полежал, и, повернувшись на бок, выдернул ногу из сапога, прижав сапог, второй ногой. Фуфайка на нем распахнулась, замызганая майка, телесного цвета, прикрывала тщедушную белую грудь. Ширинка на брюках, как всегда, была расстегнута, и из нее выглядывал подол майки. На этом, раздевание закончилось, и он, замер, в глубоком, хмельном сне. По одуванчикам, вокруг Трифона, мельтешили пчелы и бабочки, стрекотали кузнечики. Соседский пес, пробегая мимо, деловито понюхал сапог, повернулся к нему боком, и, приподняв ногу, на момент, остановился. Потом, побежал дальше. Тут, в дыру забора, протиснулся поросенок. Покопал пятачком землю, осмотрелся по сторонам и прямиком направился к Трифону. Потыкал рылом в фуфайку, и пошел, вдоль спящего Трифона, к ногам. По пути, засунул голову в сапог, но, только голенище закрыло поросенку глаза, он, испуганно взвизгнув, отпрыгнул. Понюхал воздух, поворачивая туда-сюда голову, и продолжил, свои исследования. Дойдя до головы Трифона, поросенок, исследовал пятачком, в острую трехдневную щетину, но не испугался, а хрюкнув, развернулся, пошел в обратном направлении. Дойдя до половины туловища, поросенок, заинтересовался подолом майки торчащей из ширинки. Он, сунул пятачок, в ширинку Трифона, потом потянул, зубами за майку. Она, легко поддалась, и ему удалось вытянуть, подол майки, из ширинки, сантиметров на двадцать. Вдруг, ему захотелось почесаться о локоть Трифона, и, прикрыв глазки от удовольствия, похрюкивая, поросенок завалился на бок. Когда до него дошло, что удовольствие кончилось, и он уже не чешется, встал, и снова потянув майку, лег на живот и начал грызть майку, у ширинки Трифона. Ножки, он вытянул назад, и весело помахивая крючком хвоста, самозабвенно прикрыл глазки, обрамленные белыми ресничками.
Тем временем, Алешка с Петькой и еще с двумя пацанами, шли в магазин за ирисками. Они, бурно обсуждали иргу. Петьке было обидно, что он проиграл главную бабку в игре. Считал, что это несправедливо, и настаивал, чтобы Василек, показал ему свои бабки. Но, Василек, укрыл свои сокровища в бездонные карманы штанов, а сверху, засунул в них руки.
- Ты, Петька, сам виноват, я тебе, фору, давал! Пацаны видели, что все, по честному, было!
- Ни фига, себе, по честному! Ты голубую ляльку, сегодня не принес, а подменил ее на Федькину.
- Какой хочу, такой и играю! Это не твои правила! Что же ты, Петька, свою шишковую бабку, на подставу заменил?! - Спор, постепенно, мог перейти в драку. Но они, как раз, поравнялись с тем местом, где Трифон, был накрыт "дугой". Дуга, видимо, слегка приподнялась, и Трифон, узрел поросенка, трудящегося, над его майкой. Поросенок почувствовал, какую-то перемену в окружении, и, подняв белые реснички, повел вокруг коричневыми глазками. Но, не смотря, на свое, не очень-то нормальное состояние, Трифон, поймал поросенка за переднюю ногу.
- Ах, ты, свинья!
Только и успел сказать, Трифон. Поросенок вырвался, и с визгом, начал пробиваться в дыру в заборе. Не сразу, в нее попал, но проскочив в огород, продолжал визжать.
- Стоять! - Скомандовал, Трифон, мальчишкам. Они остановились, подталкивая друг друга и посмеиваясь. Трифон, кряхтя сел, одел на ногу, сапог, и встал. Из ширинки, висел обгрызенный поросенком, подол майки.
Пацаны, повалились со смеха на траву. А Трифон, размахивая руками, смело пошел к калитке.
- Я вам покажу, как чужие майки загрызать. Ребята! Свидетелями будете!
Мальчишки, дружно кинулись наутек. Они знали, весь сценарий наперед. Сначала, он будет орать, и требовать возмещения ущерба. Потом, на свои деньги, купит бутылку, и, от Трифона, потом не отвяжешься. Он несколько часов подряд, будет рассказывать небылицы. Все его рассказы, они тоже, знали наизусть.
По первым морозам, все скотину резали. Потом целыми вечерами всей семьей пельмени лепили, да морозили их сначала на досочках, а как зазвенят, что промерзли насквозь, то в мешки ссыпали, да в чулане подвешивали. Потом-то, зимой, готовые доставали, да в кипяток, и все дела. Холодец варили, сало солили. Запасали продукты впрок. В каждой семье работы было, не в проворот. Ну и гуляли, конечно, в это время. Каждый свое, на пробу, соседу носил, а проба под стопку столичной водки, московской или самогона - святое дело! Гармошка на всю деревню играла. Кому работа, а кому с самого утра, праздник. В это время, даже и враги, за один стол садились, не то, что друзья. Только собаки, смертным боем, бились за потроха, в то время, когда их хозяева, пили, ели, и пели : - " Ой, мороз, мороз! Не морозь меня!"
Алешка не любил, когда гости, в их доме были. Потом, всю грязь, после них, ему надо было убирать. Мать с отцом по нескольку дней, лежкой лежали, да рассол огуречный, да капустный, пили. Так, похмелье мучило, что Алешка решил для себя, никогда не пить столько, чтоб потом, вот так болеть. Со скотиной сам управлялся, и по дому, все самому, приходилось делать. Оно и не тяжело вовсе, но родителей жалко, когда, так маются.
--
Однажды весной, Алешка на сеновале книжку читал. К соседям, парень из Томска гостить приехал, и книжку с собой привез " Записки Шерлока Холмса". Алешка у него и выпросил почитать. Как раз, до самого интересного места дочитал, в рассказе " Пестрая лента". И краем уха, услышал посторонний звук, который ненавязчиво проникал в сознание и постепенно, отвлекал от книги. Алешка прислушался, хотя сердце, уже колотилось в груди, готовое вырваться наружу.
- Бу-ум! Бу-ум! - Разносилось над тайгой тихо и настойчиво.
Алешка отложил книгу, и, не раздумывая, начал спускаться с сеновала. Пошел на звук бубна, не разбирая дороги, постепенно ускоряя свой шаг. Потом он бежал, и боялся, как бы этот манящий и завораживающий звук не исчез, не растворился, чтобы не возникнуть снова. Камлание шамана не прекращалось, и вот, уже Алешка определил, что бубен звучит не от Волчьей горы, а со стороны шаманской зыби. Он, перепрыгнул через ручей, выбрав место поуже, и побежал дальше. Впереди открылась зыбь. Ровное, и можно сказать, мрачное место. Кое-где, виднелись чахлые деревца. Неизвестно, каким образом, завивались стволы этих деревьев, в самые причудливые формы. Алешка остановился на краю зыби, и начал всматриваться в легкий туман, который всегда нависал над зыбью, даже зимой. Наконец, определив место, откуда раздавался звук, Алешка увидел шамана. Он метался как тень, примерно в полуметре от поверхности зыби. Пляска была неистовой, полы одежды шамана, развевались, как крылья большой черной птицы. Бубен звучал ровно, через определенные промежутки времени.
- Бу-уммм! Бу-уммм! -
Алешка шагнул, навстречу, этому звуку и этой дикой пляске. Нога, сразу ушла вниз, в трясину, по самый пах. Холод, будто тисками охвативший ногу, отрезвил мысли, видение исчезло. Вторая нога, неожиданно согнувшаяся в колене до упора, почти соскользнула с твердой почвы. Цепляясь за землю, только кончиком носка. Тело, по инерции, ушло вперед и шлепнулось в жижу, пахнущую тухлым яйцом. Алешка попытался выровняться, чтобы поднять тело над жижей, или хотя бы, голову. Вторую ногу, пришлось быстро опустить вниз, и потерять единственную, твердую точку под ногой, иначе, его просто тянуло вниз головой, в черную, тухлую няшу. Оставаясь, какое-то время, на поверхности, Алешка осматривался, нет ли, где поблизости, палки или кустика. Нет, ничего не было, за что, можно было ухватиться. И тут, Алешка услышал:
- Бу-уммм!-
Он закричал, отчаянно и громко, как только мог :
- Эээй! Помогитее! Погиба...-
Закончить слово не удалось, жижа накрыла рот. Алешка, еще попытался приподняться над трясиной, но сила, тянущая его вниз, оказалась сильнее. Алешка сильно сжал губы и зубы, плотно закрыл глаза, чтобы зловонная жижа не проникла, внутрь. И тут, холодная, и безжалостная рука, с силой сдавила его сердце...
--
По своду пещеры, гуляли блики огня. Тепло от костра, чувствительно припекало бок. Алешка покосился на костер, было уже, почти, нестерпимо горячо. Сделал попытку отодвинуться. В груди болело, двигаться было больно. Чьи-то руки, подняли его и переложили к костру, другим боком.
- Жарят меня, что ли?- Подумал Алешка. К горлу подступила тошнота, не то, от страха, не то, от проникшей в желудок, зловонной жижи. Его стошнило. Стало легче, и Алешка постарался расслабить мышцы, чтобы уменьшить боль в груди. Откуда-то издалека, доносился монотонный голос, и Алешка начал прислушиваться, чтобы разобрать слова, потом, смысл этих слов. Все удавалось с трудом, и дышать, и слышать, и видеть, и понимать. Будто бы, через что-то вязкое и полупрозрачное.
- Бубен-то, слышит, только тот, для кого он звучит. Другим, этот звук недоступен. У каждого человека, душа звучит по-разному, в разное время. Вот, как попадает в унисон, так и слышится.
- Что такое, унисон?- Подумал Алешка.
- Это, что-то про звук, кажется. Ну да, точно про звук.
Алешка посмотрел вверх, и увидел кусочек звездного неба. В своде пещеры, было большое круглое отверстие, через которое выходил дым, через него, и были видны звезды. Алешка, подумал, что уже ночь. Дома, наверное, его потеряли и ищут, и беспокоятся. Он попытался подняться. Но, ни встать, ни передвинуться не смог. Снова острая боль в груди, заставила его замереть.
- Еще двадцать - тридцать лет, и все пойдет прахом. И великая страна, сделает сама себя, великим посмешищем для всего мира. Кровавые реки, потекут, по западной, и южной, сторонам. Пойдет переселение людей, от самих себя, побегут, и от врагов своих. Страх, по земле поселится.-
Голос звучал тихо и ненавязчиво. Было не понять, к кому обращается, этот голос. Если его не слушать, то и не слышно. Алешке захотелось что-то спросить, но он, не мог вспомнить, что? Поэтому слушал, и звал мысленно, чтобы слышать.
- Земля, это две, соединенные между собой, чаши. Суть в них. Чем наполнены эти чаши... В них, человечества начало, в них и конец. Космос ничего не даст человеку, только Земля. С 2010 года начнется великий голод. Пресная вода, станет, постепенно соленой. Соленая - пресной. Пить будет нельзя ни той, ни другой. Хлеб и мясо, принесет здоровью людей больше вреда, чем любой мор. В 2017 году, настанет великий перелом и великое переселение людей. Один царь будет у всех и один не царь. Люди отдадут земле все, что они у нее взяли, и она отдаст людям все, что им нужно. До 2037 года, многие страны будут существовать, а многие не будут.
Алешка, слушая, впадал в дрему, и, пропускал многое, из сказанного. Кто-то его снова переложил, потому что бок, опять начал подгорать и беспокоить Алешку. Он спал, а когда просыпался, то снова слышал этот голос. Голос звучал в голове, ушами, он ничего не слышал. Он не понимал о чем речь, но слушал и слушал, стараясь, хоть что-нибудь запомнить, как на уроке............
--
Дома-то, Алешку, только поутру, хватились. Искать начали, книжку на сеновале нашли, хлеба краюха и сахара кусок, да молоко в кружке, а парня нигде нет. Дед Федор направил, где искать, там и нашли. В пещере у шамана. Лежит один на камнях, в беспамятстве, бредит. Жар на нем сильный. В деревню-то приперли, да скорей, на машине в Томск, в больницу. Ну, а там, знамо дело, воспаление легких, признали. Лечить начали. Алешка, первым делом, как в себя пришел, тетрадку, да карандаш попросил. Пока лежал в больнице, все что-то вспоминал, да записывал. Сказали Алешке, где и как, нашли его, а он не верит. Я, говорит, на шаманской зыби был, там и угодил в топь. Как в пещере оказался, не помнит. Врачи- то объяснили, что это от жара, бредил он, и что все, ему чудилось. И звук бубна, и топь, и шаман. На самом деле, заболел он, дома. Когда температура поднялась, он в бреду, в пещеру и ушел.
Алешка-то, не поверил никому, записывал все в тетрадку, что помнил из того, что в пещере слышал, и прятал под подушку. Никому, больше, не рассказывал о своих приключениях, чтоб не смеялись, и тетрадку не показывал. Пацаны и так, в больнице, чуть что:
- Шаман идет!-
Ну, Алешка и замкнулся в себе. Не стал на вопросы отвечать, на ехидные. И говорить на шаманскую тему, ни с кем больше, не хотел. В больнице, почитай, до самой школы и провалялся. Все каникулы. А домой приехал, занятия, игры, и все пошло опять своим чередом. Кличка, за Алешкой из больницы, в деревню перекочевала. Так и стали звать, с тех пор - Алешка Шаман. Только дед Федор, нет-нет, да и посмотрит на Алешку с надеждой и пониманием. Будто бы ждет, от Алешки чего-то, а сам спросить, не смеет.
--
Тетрадочку свою, в которой записал все, что в пещере слышал, Алешка хранил. Иногда дописывал туда, если еще что вспомнит. Перед армией-то, его на шофера в Томск, учиться от военкомата направили. Но служить он попал, в Морфлот. Провожали всей деревней. Особливо, его, одна только Лидка провожала. Все выла у калитки, да на шею в клубе вешалась. Да боялась, как бы кто из девок, его, на "белый танец" не пригласил. Но дурочек-то, нету, она ж Лидка-то, и глаза выцарапать, может. А Алешке-то че, не больно, он на нее и внимания-то обращал. Липнет и пусть, вроде, веселей не одному-то, когда скучно. А если с парнями, когда гулял, то и посылал ее, домой, чтоб под ногами не путалась. Она, как в седьмом классе к нему прилепилась, так больше никому из девок-то, и не давала к нему приблизиться. Как овчарка сторожила, и днем, и ночью. Родители, стыда за нее натерпелись, но ничего с ней поделать, не смогли. Да и Алешка, как мог, отмахивался, но потом и рукой махнул. Пока он, на шофера учился, она к нему, каждую неделю, гоняла в Томск. Все караулила, как бы он, там другую себе девку, не нашел. А вот, уже как в армию-то Алешку забрили, так воли ей и не стало, над ним издеваться. С начала, письма ему строчила, по несколько штук в день. Почтальонку замучила, все бегала, ответов ожидала. А когда ему, на службе-то, писульки писать? Да и не положено это было, первые полгода, учебка там и все другое. Ну и она, не долго, горевала по любимому. Побегала, за почтальонкой, истерики родителям позакатывала, а потом, вдруг, смирилась. С глаз долой, из сердца - вон! И полгода, Алешка, еще не прослужил, Лидка уже прицепилась, к Ванюшке Гуркину. Он-то уже отслужившим был. В Мурманск наладился, на заработки, или еще как. Вот она, с ним и укатила. Перед народом, в клубе, в любви клялась. Люди, только руками разводили, да у виска пальцами крутили. Посудачили, да и Бог с ней. С любовью, не поспоришь!
Алешка, после учебки, сразу на корабль попал. На Балтийский флот. Корабль назывался " Стремительный", так вроде, по письмам, мать рассказывала соседкам. Гордилась, один из деревни-то, моряк. Как не гордиться, сын-то всегда для гордости родителям дается, для радости. А там уж, как и жизнь, поворотится. Про Лидку, уже и думать забыли, но Алешка-то все равно в письмах спрашивал, не вернулась ли?
Сам-то, как на корабль привезли, не больно по дому скучал, а по Лидке и вовсе. Все интересно было, да и ново. Моря, Алешка и увидеть не мечтал. А тут, вот оно, хоть ложкой хлебай! Ну, а к вечеру, все, что-то забегали, засуетились. Присяга, будто будет. А Алешка думает:
- Какая там присяга!? Присягали уже!-
А матросы смеются:
- Узнаешь, какая! Без такой присяги, моряком ,никогда не становятся.
Понял Алешка, что это насмешка какая-то, но что делать, спросить не у кого.
- Поживем - увидим! Решил для себя Алексей. Вечером после отбоя, все спать легли. В море-то, еще не вышли тогда, приказ ждали. Ну и, закатили в каюту-то, человек семь матросов. Свет сразу включили.
- Подъем! Стройся! Кто вякнет - убьем и за борт. Скажем, сам сиганул. Ну вот, салаги, присягать сейчас, на верность Родине будете. Кто первый?-
Видно было, что не шутят. А чего делать хотят, тоже не понять. Новобранцы стоят, молчат. Алешка тоже стоит, думает. Ну, они схватили первого, скрутили, да и ремнем по ягодице так дали, что парень, аж взвизгнул.
- Вот и молодец! Если еще кто-нибудь заорет, то два раза присягнет, на обе нижние щеки. Сами присягать будете, или крутить надо?-
Добровольно никто не стал. И Алешку скрутили, да так, вдарили, аж искры из глаз посыпались. Утром-то, в наряд надо, а после присяги, не очень разбежишься. Все с трудом дается. Особенно садиться. День-то кое-как промаялись, а ночью опять матросы пришли. Проверять работу вчерашнюю.
- Подъем!-
Ну, новобранцы и поднялись, не договариваясь. Так дали, присягателям, что они, еле ноги унесли. Потом, смеялись все вместе, и смотрели, у кого якорь на заднице, от ремня, четче отпечатался. У одного вспухла, ягодица вся, кожа лопнула и инфекция, что ли, попала. К утру, жар начался, бредить парень начал. Отправили его в госпиталь, а потом, он на корабль и не вернулся. В море ушли, призабыли уже присягу-то. Кто с ремнем-то приходили, демобилизовались. Двое остались, им еще год службы оставался. Крови они попортили, и Алешке, и другим, кто в каюте были. Но что делать? Служба.
--
Развевались ленточки от бескозырки, мотор катера, заглушал слова и шум прибоя. Алексей, с легким сердцем покидал " Стремительный". Служба закончилась. Не было особой радости, но и печали, он тоже не испытывал. Оставались буквально мелочи. Оформление документов и дорога домой. Вместе с ним, увольнялись в запас, еще трое, со "Стремительного". Решили отметить в местном ресторане. Калининград, Алексей знал, изучил за время увольнительных, и даже заимел, нескольких друзей и подруг. Но отмечать, решили без местных, только сами, дружной компанией. Заказали столик на четверых. Никто не прикидывал даже на то, что для полного веселья, могут понадобиться, еще и дамы. Посидели, вспомнили "присягу". Выпили за все, что только могли придумать. Сильно не бузили, и старались, вести себя прилично. Но косые взгляды, с соседнего столика, все-таки не поднимали настроения. Там сидели местные молодые люди. Они громко смеялись, и компания моряков, постоянно ловила на себе, их враждебные, красноречивые взгляды. Друзья вышли в туалет, а Алексей сидел за столиком, слушая музыку. И тут, к Алексею подсела дама, которая, до этого, сидела в компании молодых людей, за соседним столиком. Алексей удивился, но предложил даме, бокал шампанского. Девушка назвалась Эльзой, и с удовольствием пригубила вина. Потом, предложила потанцевать. Алексей согласился, хотя особого желания танцевать, не испытывал. Но девушка, была настойчива, даже нагловата. Ей, действительно, хотелось танцевать.
Ее, необыкновенная, легкость в танце, прямо завораживала. Замысловатая прическа, слегка прикрывала длинную шею, украшенную колье. Камни горного хрусталя, были обточены под капельки. Облегающее платье, красного цвета, и такого же цвета губы, тонкая талия, постепенно переходящая в бедра. Маленькая, можно сказать, детская грудь, и большой, сочный рот. Не выделялись глаза, щеки или нос. Казалось, что на все лицо, яркие полные губы. Когда танец закончился, Алексей не знал, к какому столику проводить даму, но она сама, смело направилась к их столу. Следующий танец, она предпочла другого партнера, и сослуживцы начали вполголоса, подтрунивать над Алексеем.
- Ну, ты Шаман, даешь! Откуда, такая плоскодонка здесь проплывает? Как, ты-то к ней пришвартовался?
Все дружно засмеялись. И тут, к ним, от соседнего столика, подошел парень, и неожиданно ударил друга Алексея, в лицо. Он упал. Все сразу зашумели, и моряки, быстро, накинув бушлаты и бросив деньги на стол, вышли из ресторана. Таким, было, негласное правило этого заведения, если, какие разборки, то только на улице. Следом за ними, высыпало человек десять и сразу, без объяснений, начали нападать. Моряки, пока выскакивали из зала, сняли с себя ремни и привычно, обмотали их вокруг ладони, оставив конец с пряжкой, для ударов и защиты. Алексея вырубили сразу. Он не видел, ни начала, ни конца драки. Просто, все поплыло перед глазами и темнота. Он, даже не понял, чем, и кто его ударил, кроме своих, рядом, вроде никого и не было. Очнулся он, уже в комнате. Рядом, сидела девушка из ресторана и гладила его по щеке.
- Ну, вот, ты и дома.-
Сказала, она ласково и улыбнулась.
- Скорее, не дома, а в чьем-то доме.-
Подумал Алексей, и спросил:
- А где остальные?
- Ты думал, что мне можно привести, всех матросов, к себе домой? -
Она встала и прошлась по комнате. Очевидно, была глубокая ночь, потому, что горели лампочки, и девушка, выключив основной свет, оставила затемненный ночник.
- Пить хочешь?-
Девушка, начала медленно раздеваться, явно, стараясь попасть, в поле зрения Алексея.
- Да. Голова кружится.-
Голова не только кружилась, но и сильно болела в области правого виска. Алексей, поднял руку и потрогал больное место. Там была повязка, но не вокруг головы, а приклеенная пластырем.
- Слушай, что случилось?
Ему, было неудобно спрашивать, он помнил эту девушку, помнил, как танцевал с ней в ресторане, но не помнил, как ее зовут, то ли Эмма, то ли Элла? Она принесла воду. В нижнем белье, она казалась, еще тоньше и длиннее.
- Как канат.- Подумал Алексей.
- Ты извини, но я забыл, твое имя, из-за травмы наверно.
Схитрил он.
- Эльза. Да, ты же без сознания был. Тебе висок в госпитале зашивали. Я тебя потом, домой забрала. Там, сегодня папа дежурит. Папа, в госпитале, главврач. У меня, тоже диплом врача, я работала в больнице. Мне нравится. С тех пор, как из Риги переехали сюда, я работаю с папой, в госпитале. Травма, у тебя, не тяжелая, но если б, чуть в сторону, на несколько миллиметров, то ты, был бы уже трупом. Я не знаю, что там было дальше. Я, выскочила из ресторана и увидела, что ты лежишь, и кровь из виска. Я взяла такси и увезла тебя в госпиталь. Папа все сделал, и я попросила его, чтобы он, не регистрировал тебя, как пациента.
Эльза, говорила с акцентом.
- Значит, ты не знаешь, что там было дальше, и где сейчас мои друзья?
- Нет.
Она прилегла рядом с Алексеем и слегка прижалась к нему.
- Но, ты сидела за тем столом! Они из-за тебя, хотели нас наказать!
- Вовсе нет! Я, оказалась за их столом, совершенно случайно, как и за вашим. Я не знаю никого из тех, кто сидел, за тем столом.
Она начала волноваться, и акцент, стал еще заметнее.
- Так ты что, одна пришла в ресторан?
- Да. Неужели ты не понял, что я так не работаю, а развлекаюсь.
Алексей покраснел. Ему стало стыдно и жарко. Он не знал, как быть дальше. Она, явно, намерена с ним переспать, но он, не готов, к такому обороту дела, ни физически, ни морально. В его планы, на сегодня, не входили развлечения интимного характера. Тем более, с такой женщиной. В его представлении, у красивой женщины, широкие бедра и тонкая талия, грудь, распирающая блузку, длинные волосы. А тут, не поймешь, где кончается шея и начинается талия. А волосы, вообще, что-то наподобие пакли.
- Да... Попал.- Подумал Алексей.
- Ты не думай, что я тебя хотела. Нет. Ты, просто, мне, очень понравился. А когда я увидела, что тебе, срочно нужна медицинская помощь, ты извини, но я обрадовалась. Как будто бы, я, получила подарок судьбы.- Алексей хотел подняться, но она, крепко прижала его к дивану.
- Тебе нельзя вставать. Хотя бы, до утра, ты должен лежать. Поэтому, я буду спать с тобой, но, не обольщайся, между нами ничего не будет. Это, тебе, тоже категорически нельзя, до завтра, по крайней мере.-
Алексей облегченно вздохнул. Повернулся к стене и попытался заснуть. Он понял, что его накололи какими-то препаратами, и он, все воспринимает, как будто бы, во сне. Эльза прилегла рядом, и, осторожно повернула его на спину, прошептав в самое ухо:
- Лежи и не двигайся.-
Утро, застало Алексея уставшим, вымотанным до предела, и противным самому себе, до тошноты. Эльза, стояла у раскрытой форточки и курила длинную сигарету, золотистого цвета. Запах сигареты, был приятным. Эльза, была абсолютно голой. Он посмотрел, на жесткие, круглые ягодицы, над кото-рыми, было неясное пятно, вроде татуировки, и совершенно плоскую фигуру, подумал:
- Зачем она раздевалась? Может быть, просто, привыкла спать нагишом?-
Глаз под пробитым виском, совсем заплыл и ничего не видел. Алексей потрогал опухоль и попробовал раздвинуть ее пальцами, чтобы проверить, видит ли глаз? Попытка оказалась тщетной, он не смог открыть веко. Над вторым глазом, тоже нависла опухоль, он им видел, хоть и немного расплывчато, но без помех. Эльза, докурив, бросила окурок в форточку и повернулась. Алексей, не успел зажмурить второй глаз, а потом, уже не смог, от удивления и интереса.
От пупка, у девушки, шла полоска жестких кудрявых волос и терялась между ногами. Полоска была ровная и узкая, сантиметра два. Такое он видел впервые! Чтоб у бабы, да густые волосы от самого пупка, да еще и выбриты ровненько на лобке, полоской.
- Лучше бы и второй глаз, заплыл!
Подумал Алексей. Он не мог, без содрогания, видеть Эльзу, везде мерещились ее губы. Алексей, снова отвернулся к стене. Его начало морозить, видимо поднялась температура.
- Моллодой чэлловек! Нам надо срочно выяснить, кто вы есть!- Алексей повернулся. Перед ним, на стуле сидел мужчина. Седая кудрявая шевелюра, обрамляла его лицо, и поэтому, голова казалась непропорционально большой, даже огромной, по сравнению с туловищем.
- Я Шаман.
Ответил Алексей и снова впал в дрему.
- А как, вас зовут? Ваше отчество? Мне нужны ваши полные данные? Ваша фамилия, ни о чем, мне не говорит!
Мужчина склонился над Алексеем, приступив к его осмотру.
- Эльза! Придется его госпитализировать! У него, совершенно плохое самочувствие!
- Нет! Папа, нет! Я сама, все буду делать. Все, что ты скажешь. Я буду сама его лечить. Только, то, что ты пропишешь!
- Для начала, надо хотя бы, выяснить, кто он?
Они вышли в другую комнату, и Алексей впервые задумался, кто он? Но думать, почему-то, было больно. Перед глазами расплылся розовый туман, и он увидел лицо шамана, желтое, сморщенное, будто бы восковое. Лицо, было совсем рядом, глаза шамана буравчиками ввернулись в глаза Алексея, и, отпрянув, шаман начал камлать. Звуки бубна не раздражали слуха, они проникали в самое сердце. Алексею показалось, что он, приподнялся над диваном и начал парить в воздухе. Напротив его, шаман исполнял, свою ритуальную пляску, и полы одежды, снова развевались как крылья огромной, черной птицы. Крылья задевали лицо Алексея, и легкий прохладный ветер, от их колебания, освежал и успокаивал.
- Никто не знает, что есть жизнь, и что есть смерть. Нет ни того, ни другого, все бесконечно, безмерно и бессмысленно, как вселенная......
- Эльза, нам нужно установить его личность. Надо проверить его вещи, должен же быть у него, хоть какой - то, документ!- Отец говорил, с некоторым раздражением. Ему не нравилась, новая затея дочери. Зачем ей, этот матрос? Где она, его взяла? Он боялся, и не хотел лишних неприятностей, но ради дочери, все-таки, мог смириться с ее прихотью. Только, чтобы все, было предусмотрено, проверено и узаконено.
- Вот! Какое-то удостоверение есть, и вот еще бумаги! -
Эльза осмотрела одежду Алексея и достала содержимое карманов. Отец, прочитал документы, сел в кресло и задумался.
- Пап, что-то не так?-
Эльза, присела на подлокотник кресла и обняла отца за шею.
- Ну вот, видишь, Зубрин Алексей, что еще надо?-
Она действительно не понимала, чем, так озадачен отец? Потом, взяла еще какую-то справку и прочитала - Меньшиков Валерий Иванович.
- Видишь, какое дело, Зубрина, мы вчера отправили самолетом на родину, в Томск. Его убили, у ресторана " Каспий". У него, тоже были документы. Удостоверение и справки, то, что нашли при нем, и Зубрина, и Меньшикова. Теперь, надо выяснять, кто из них, кто. Меньшиков из Челябинска, Зубрин из Томска. А вдруг мы, отправили труп не туда? Если это так, то представляешь, что будет? Сколько людей пострадает из-за этого? И все это, ты! Меня, не только военного звания лишат, а еще и партбилета! Ты хотя бы знаешь, как его зовут, Валерий или Алексей? -
Эльзе, было стыдно перед отцом, она не знала, как зовут моряка.
- Он говорил, но я, просто не помню. Я, слегка, вчера шампанского выпила, и ты же знаешь, потом, я забываю всякие мелочи. Пап, но я узнаю, сразу, как он в себя придет, я позвоню тебе.
- Да уж! Потрудись, пожалуйста! Такие мелочи! Как зовут человека, с которым ты лежишь в постели! Какая разница, Шаман или Леший, главное, совсем другое!
Мужчина встал и быстро вышел. Лицо, у него покраснело, и на висках вздулись синие жилки. Эльза промолчала, видя, что отец сильно расстроен и зол. Она понимала, что виновата, но, в то же время, знала, что папа посердится и все сделает так, как хочет она, чего бы это, ему ни стоило. Она прошла в комнату к Алексею. Девушка понимала, что Алексея, надо немедленно везти в госпиталь. Потому, что у него, воспалилась рана на голове. Шов, где была зашита рана, настолько накрыла опухоль, что не видно даже ниток, стягивающих рану. Но, как она сможет объяснить в госпитале, где он был, все это время, и почему, его продержали до критического состояния.
- Что же, я буду делать, если он умрет? Как я, смогу всем объяснить, что я хотела как лучше, какой же я, после этого врач?
Эльза присела у окна и закурила, продумывая различные варианты выхода, из сложившейся ситуации. Но ничего хорошего, в голову не приходило. Эльза взяла шприц, и привычно найдя вену, вколола себе, легкий наркотик. По телу, прошла теплая волна. Она легла на диван и мысленно, ушла далеко из этого дома, и даже из этого города. Возможно, даже из этого мира. В мир грез. Где нет, страданий и обязательств. Где можно быть самим собой.
--
Очнулся Алексей в госпитале. В белой палате, кроме него, было еще три человека. Два ветерана, и молодой парень, которому видимо, ампутировали ступню. Ветераны разговаривали между собой, как старые знакомые. Вполголоса, чтобы не беспокоить Алексея, обсуждали последние новости. Алексей внимательно слушал, не выказывая своего присутствия. Говорить не хотелось, а знакомиться, тем более. Нужно было разобраться в самом себе, восстановить в памяти, события последних дней. Он не знал, сколько дней он в госпитале, с трудом припоминал Эльзу и еще какие-то лица.
- Зиновий!
Перед Алексеем возникла протянутая рука, для рукопожатия. Он понял, что с ним знакомятся, и тоже протянул руку, не приподнимаясь в кровати.
- .............!.
Сказать ничего не смог, свое собственное имя, застряло у него в горле. Мысленно, он его сказал, а наружу, оно не вышло. Зиновий, не обратил на это, никакого, внимания.
- А я смотрю, что не спишь, уже вроде, пора бы и познакомиться. Ты, посчитать, с неделю уже тут отдыхаешь, а я, и не в курсях, как имя и отчество у тебя, морячок? Интересно из башки-то у тебя, половину выкинули, или хоть, чуток, поменьше? У меня, мизинец заболел, натер с непривычки, вот смотри, что оставили от ноги!-
Зиновий поднял ногу, показывая культю.
- Говорят, что это, еще не предел! Если не зарастет как надо, то еще могут и по колено оттяпать! -
Зиновий, говорил все это, с таким энтузиазмом, без тени уныния, как будто он, помогал госпиталю, в выполнении плана по отрезанию рук и ног.
- Храбрится.- Подумал Алексей. - Сам, наверно, с горя, уже ни одну подушку изгрыз ночью. Или меня хочет подбодрить. Значит, мне операцию делали. Пить так хочется.- Посмотрел на тумбочку, стоящую рядом с кроватью.
- Что пить хочешь? Это всегда так, после наркоза. Сейчас я сестру позову, она даст, если можно. -
Зиновий ускакал из палаты на одном костыле, ловко подпрыгивая на здоровой ноге. Остальные жители палаты, не обращали, на Зиновия и его разговоры, никакого внимания. Когда он скрылся за дверью, мужчина, лет пятидесяти, сидевший на кровати рядом, сочувственно посмотрел на Алексея:
- У тебя, браток, нагноение на мозги пошло. Я слышал, как врачи разговаривали. Они думали, что от раны на виске, а оказалось, от глаза. Ты хоть видишь глазом-то или как?- Мужчина вздохнул.
- Вот она, Родина-мать, мы хоть на войне пострадали, осколки в теле по сей день, покоя не дают, а вы то, за что покалеченные?-
Алексей вдруг разозлился. Он не хотел, ни сочувствия, ни жалости, и вообще никакого общения.
- Мы, за что? Из-за своей дурости! Причем, тут Родина-мать, если у меня, у самого, макитра не сработала! Сам на ж.. пошел, приключений искать, вот и нашел. Не мешайте радоваться! -
Алексей, потихоньку, потрогал глаз под повязкой. Вроде на месте. Приподнял бинты, в щелку видно свет. Значит, все в порядке. Отвернувшись к стене, задремал.
Ночью, Зиновий подсел к Алексею и потрепал за плечо.
- Слышь, Шаман, меня завтра или послезавтра, выписывают. Тут такое дело, валить тебе надо отсюда, понял? Чем скорее, тем больше шансов на выживание. Сейчас, ты и не поймешь, паря, я тебе потом, все объясню. Слушай сюда, ты пока шлангом прикидывайся, а я, твои документы постараюсь завтра добыть и одежду. Если все получится, сегодняшней ночью, рванем из госпиталя. Ты как?
Зиновий вопросительно смотрел в лицо Алексея. Алексей, покосился на соседнюю кровать.
- Им, на ночь, снотворное колют, чтоб медперсоналу по ночам, мозги не сушили. Спят они, не слышат ничего, хоть чечетку пляши.
Алексей, не знал, что ответить Зиновию, он не мог ничего понять, из его слов.
- Ты толком, можешь объяснить? В чем дело-то?
- Ты, по документам - мертвый. Тебя в цинковом гробу, давно на родину отправили и похоронили. Ну, не тебя, а какого-то другого. Теперь, они не знают, как поступить с тобой. Если признают свою ошибку, тогда им пи.....ц, будет. Я думаю, они тебе укол поставят, чтоб ты заснул навеки, а потом, отправят ящиком, в запаянном виде, с табличкой "Не вскрывать!", по адресу того паренька, что вместо тебя, сейчас покоится с миром. И все, будет в ажуре. Усек, моряк?
- А ты, откуда все это, знаешь?
- Я, все знаю! Давно живу, вот и есть свои каналы.
- Подумать надо. Бежать-то некуда. Ни денег, ни документов.
- А думать нечего, я уже все продумал. Мы с тобой, к лопарям, в Мурманск рванем. У лопарей, никто не найдет. Народ они суровый, но своих друзей, никогда не сдают. Оленей пасти будем. Месяц - другой поманежимся, а там, к брату моему, на кораблик и за границу на полгода, а то, и на год.
Тут, выбора нет, или со мной - или в ящик. Завтра к вечеру, все будет ясно. Если тебя, до вечера не ухатомят, то, мы с тобой. Молись.- Зиновий ускакал на своем костыле, а Алексей начал думать, что ж ему делать? Поверить Зиновию? Или спросить завтра у врачей? Может, Эльза придет, хоть что-то объяснит. До утра не сомкнул глаз. Утром жители палаты, принимали процедуры, разговаривали, к Алексею, так ни кто и не подошел. Санитарка проверила судно, и простынь под Алексеем. И все. Будто бы, его и не было в палате. У Алексея, возникли небольшие потребности, но попросить, кого-то ему помочь, он постеснялся.
- А где Зиновий?
Спросил Алексей, у соседа по кровати.
- Какой Зиновий? Мы вот, тут, Василий Сергеевич, я - Анатолий Иванович, и ты! Больше, тут никого и не было.
Анатолий Иванович пожал плечами. Алексей задумался.
- Неужели мне, все это почудилось?-
Через несколько минут, Зиновий, зашел в палату, подмигнул Алексею, и лег на кровать у окна.
- А это кто, сейчас на кровать лег? Не Зиновий, что ли? Или вы его под другим именем знаете?
Спросил Алексей. Анатолий Иванович встал и прошел к двери, крикнул в коридор:
- Сестра! Тут морячку худо! Бредит он, похоже!-
Забежала медсестра, и, осмотрев Алексея, поставила ему в руку, укол. Алексей заснул.
- Да, беда. Жалко парня. Молодой совсем. -Вздохнул, Василий Сергеевич. Хотел было, рассказать какой-то случай, из фронтовой жизни, но, не обнаружив заинтересованных лиц, в его рассказе, махнув рукой, лег читать газету.
Утром, Алексея в палате не оказалось. Фронтовиков, по одному, вызвали к главврачу, спрашивали, кто что видел, или слышал ночью. Но, ничего они, не слышали и тем более, не видели. Сами фронтовики, посовещавшись, решили, что моряк умер ночью, что ему, вовремя не оказали помощь, а теперь ищут виновных.