Куранов Андрей : другие произведения.

Их похитили эльфы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Древняя магия спит под зеленью ирландских холмов. Кто воззовёт к ней, кто пробудит её? Он увидит то, чего не видел никто и никогда. Перед ним распахнутся врата в иные края и под иное небо. Однако взамен за горсть тумана и запах странного нездешнего ветра он должен будет отдать свою душу.
    Впрочем, Эйрин О'Лири было глубоко наплевать на это всё. Она бы и не возражала, если бы холмы спали хоть до скончания времён. Но магия всё равно дотянулась до неё и забрала нечто слишком ценное...

Их похитили эльфы

рассказ в двух главах

Глава 1

   Каждую ночь Эйрин О'Лири, обычная шестнадцатилетняя ирландская школьница, тайком покидала дом и уходила из города на холмы. Она в одиночестве шла пустыми улицами, и асфальт под её ногами сменялся тёмным ковром мхов. Когда вдали затихал шум автострад, и когда огни фонарей скрывались за гребнями холмов, и когда кругом её обступало хмурое беззвёздное небо, в котором низко клубились тучи - тогда Эйрин разжигала костёр.
   Она вынимала из рюкзака перехваченный резинкой пакет, в котором лежали сухие травы. Она доставала тетрадь, в которой были записаны странные слова. Она принималась за то, искусство чего давно позабыли и её мама, и даже бабушка, и другие женщины на протяжении уже многих, многих веков. Эйрин кидала в огонь вереск, зверобой, остролист и другие растения, некоторым из которых в народе даже не было названия. Эйрин простирала руки ввысь и взывала во мрак, произнося непривычные звуки фраз на загадочном древнем языке, частично кельтском, частично - латыни, частично - неизвестно каком.
   Эйрин призывала Ночной народ, Детей холмов. Она призывала эльфов. И на седьмой день седьмой недели они показались ей.
   Эйрин сразу почувствовала в ту ночь, как что-то изменилось во мраке. Словно невидимая птица беззвучно пронеслась мимо, задевши её по лицу крылом, мягко обмахнув дол и небо своими огромными перьями. Появился туман, густым молочным сумраком заполнил лощины, вполз на холм и кольцами свивался возле ног Эйрин. Тучи разошлись над её головой, образовав колодец звёздного света. Пламя костра вытянулось и приобрело белый оттенок. Неслышно ступая, из ночной темноты возникли и остановились на границе огня пять высоких фигур.
   После многих и долгих ночей, которых она провела одна в глуши, Эйрин уже не боялась ничего и разглядывала их только лишь с жадным любопытством. Отблески пламени смутно выхватывали из мрака их одеяния, струившиеся водопадом серебра, их длинные волосы, свободно ниспадавшие на плечи и мерцавшие под сиянием звёзд, их большие, глубокие глаза, в которых таились странные искры. Их лица, молодые, даже юные, казались в то же самое время глубоко старыми, и их черты отражали мир, покой, отрешённость - но и неуловимую радость, переплетённую с такой же неуловимой тоской. Их руки, опущенные вниз, были пусты. Лишь один держал бурое перо какой-то большой птицы.
   Они стояли перед ней в туманной полумгле, то выхватываясь из мрака порывами костра, то вновь исчезая на грани взора, и молча смотрели на неё. Эйрин, не колеблясь, заговорила первой:
   - Верните мне Долана, Ночной Народ! - возгласила она, - я требую, верните мне моего возлюбленного!
   Ни тени удивления не отразилось на лицах эльфов, словно иного вопроса они не ожидали.
   - Это не в наших силах, Эйрин О"Лири, - мягко ответил один из них. Его голос был негромок, светел, чист и рассеивался в прохладе ночи, словно лёгкий дым или сияние луны.
   Эйрин в гневе вскочила на ноги и стиснула кулаки.
   - Не пытайтесь провести меня! - вскричала она, - я всё знаю! Вы похитили его! Теперь верните, и немедленно!
   - О Эйрин, послушай нас, ибо это правда, - изрёк другой эльф, - мы не похищали Долана Каллахана.
   - Не пудрите мне мозги! - заорала Эйрин, тряся кулаками, - и не притворяйтесь! Это вы виноваты, и вы прекрасно знаете, о чём я говорю! Он знался с вами, ушёл и не вернулся! Вы заманили его, пленили и где-то держите! Сознайтесь в этом и сейчас же верните его мне!
   - Долан ушёл по собственной воле, о Эйрин, чья ярость ярка, как встарь, - произнёс третий, - ушёл туда, где мы не имеем над ним никакой власти.
   - Не считая того, что власти над людьми мы не имеем нигде и никогда, - добавил четвёртый, - вся наша власть - лишь над мхами и звёздным светом, о Эйрин. Мы не в силах ни к чему принудить человека, Эйрин, как это делают друг с другом люди.
   Эйрин, насупившись, обводила взглядом их лица.
   - Как вы докажете мне, что не виноваты? - бросила она.
   - Лишь Долан может доказать тебе это, - ответил пятый.
   - Где он?! - тут же воскликнула Эйрин, - и что с ним?
   - С ним уже не произойдёт ничего плохого, Эйрин, - заговорил снова первый эльф, - ибо он остался один среди сумеречного края.
   - И это, по-вашему, "ничего плохого"? - взвыла Эйрин, - да как вы смели оставить его там одного?! Отведите меня к нему! Немедленно! Вы же должны были заботиться о нём! Возьмите на себя хоть какую-то ответственность! Он же верил вам!
   Эльфы переглянулись. Струи белой дымки плыли над травой и с лёгким шипением таяли в языках пламени. Соседние холмы уже почти полностью исчезли в туманном море. С каждой минутой мир всё более расплывался. Вещи словно теряли привязаность к месту и начинали покачиваться на мглистых волнах.
   - Эйрин, мы можем показать тебе путь в тот мир, куда он ушёл, - сказал один из эльфов, - но мы не сможем довести тебя до него. Ты должна идти одна. И найти его способна ты одна. И лишь от Долана зависит, захочет он уйти с тобой или нет.
   - Отлично! - Эйрин топнула ногой, - так ведите меня! Прямо сейчас. Я требую!
   - Но скажи, - подал голос другой эльф, - что ты хочешь сделать? Помочь ли ему, или помешать? Смогла бы ты прислушаться к нему? Смогла бы ты уйти вместе с ним?
   - Что за чушь ты несёшь! - фыркнула Эйрин, - я хочу его спасти, вот что! Вы его одурманили, а я вырву его из лап ваших чар! Да, вот увидите, я разорву эту вашу колдовскую паутину, которой вы его оплели, и в невредимости верну домой!
   - А если он не захочет возвращаться домой, Эйрин? - с грустью вопросил третий эльф.
   Эйрин подалась вперёд:
   - Вот ещё. Тогда я его уведу силой, ясно? И дома вобью в его дурную башку немного смысла!
   Эльфы переглянулись снова.
   - Эйрин, ты сама не понимаешь, но ты похожа на яркий рубин, - с неожиданной добротой и теплом произнёс один из них, - внутри которого полыхает прекрасное пламя гнева. Твоя душа так красива, что сами звёзды просят тебя быть вместе с нами и Доланом в зачарованном краю. Лишь там ты по-настоящему расцветё...
   - А ну стоп! - прервала Эйрин, - и меня околдовать задумали? Цыц и мигом отведите меня к моему милому Долану!
   Эльфы смолкли и отступили на шаг, и тогда один из них, кто держал в руке перо, простёр руку с ним в небо, затем опустил её и, вытянув вперёд, начертал в воздухе несколько символов, соединённых широкими дугами. И в том месте, куда указывало перо, туманное море разошлось, открыв вершину соседнего холма. Теперь на ней высилась мощная, древняя каменная арка, которой там раньше точно не было. Сквозь её проём проплывали клочья сумрака.
   Эльфы повернулись прочь от костра и двинулись вниз по склону, жестами приглашая Эйрин следовать за ними. Эйрин, не мешкая ни секунды, смело шагнула в серо-белую пелену.
   Эльфы шли вперёд, и их ноги бесшумно ступали по мягкому мху. Тот, что шёл совсем рядом, уже был почти не виден, поэтому Эйрин не отрывалась ни на шаг. Вскоре они все взобрались наверх и вшестером стояли напротив арки.
   На холме, где они повстречались и который остался за спиной, мгла уже захлёстывала костёр, и в небе смыкались тучи, но странным образом стало светлее, чем обычно бывает ночью. Всюду разливалось таинственное бледное сияние, словно светился сам туман, каждая из его бесчисленных мельчайших капелек. Всё вокруг окончательно утонуло в его клубящемся пологе. Даже земли под ногами не было видно. Лишь каменное сооружение, пятеро фигур в серебристых плащах и Эйрин стояли на крохотном острове, плывущем посереди нигде.
   Один из эльфов приблизился к арке, с непонятной печальной нежностью провёл кончиками пальцев по её ветхим камням и предупредил:
   - За этим проходом, куда предстоит шагнуть тебе, о Эйрин, начинается иной мир. Люди сказали бы, что он - наш, но истина в том, что там мы такие же чужаки, как и здесь. Там с тобой не может случиться ничего опаснее собственного страха, но он может убить. Вспомни свои сны. Если во сне тебе кажется, что тень похожа на зубастую пасть, в ту она сразу и превратится. Этот мир не так податлив, но имеет схожую внутреннюю логику. Непрестанно мысли о Долане. Лишь тогда дороги смогут вывести тебя к нему. Будь осторожна. Не потеряйся. Или...
   - Или что? - зыркнула на него Эйрин.
   Эльф склонил голову:
   - Или потеряйся. Как потерялся Долан. Как потерялись когда-то все мы.
   Эйрин презрительно хмыкнула, и, задрав подбородок, шагнула в арку.
   
   Сперва ей показалось, что ничего не произошло. Вокруг всё так же колыхался туман, а сзади высилась каменная дуга. Только исчезли куда-то фигуры в звёздных плащах. Но под ногами теперь была не трава, а древние плиты, и скоро Эйрин поняла, что очутилась в другом месте.
   И странное то было место. Почти всё заволакивала белая мгла. Иногда она расступалась, и тогда сквозь неё вдруг появлялись гигантские глыбы чёрных зданий, многие из которых осели, накренились и поросли плющом с широкими тёмными листьями. Вскоре они снова исчезали, затянутые дымкой, а когда та опять рассеивалась на этом же месте, там уже было что-то другое или ничего не было. Эйрин, стиснув зубы, упрямо двигалась вперёд, с силой впечатывая каблуки в плиты мостовой, а мимо неё проплывали в тумане странные вещи.
   Появилась из ниоткуда кованая ограда, ограждавшая какое-то большое заброшенное поместье, на вершинах шпилей которой повторялся неведомый знак - и сгинула. Скрылась за спиной закрученная спиралью дорога, которая уходила в небо и терялась среди мерцающих зарницами облаков. Эйрин миновала магазин без вывески и с разбитой витриной, в глубине которого повсюду - на полках, на прилавках, на полу - стояли и крутились на невидимом ветру сотни, тысячи детских вертушек. Прошла она по мосту над мрачным каналом, по которому внизу плыли размокшие кленовые листья, и на каждом из них лежал небольшой бронзовый ключ.
   Кружились по воде листья, кружился и мир вокруг Эйрин. Всё возникало из тумана и оседало, снова превращаясь в туман. Всё было бледным, полупрозрачным, словно обесцвеченным. И в то же самое время в красках этого мира чувствовалась некая мягкость, даже нежность: белый не был холодным, серый не был унылым, черный не был мрачным. Они словно стеснялись броситься в глаза. У ног стлался белый пар, иногда открывая тёмные, гладкие, плотно пригнанные друг к другу плиты дороги. Вдаль было видно не дальше двадцати метров. В небесах медленно закручивалась сама в себя гигантская облачная воронка, в сумрачной глубине которой иногда мелькали проблески странного, бледного, нездешнего света.
   И однако же этот мир не был просто горстью разрозненных осколков. Эйрин почувствовала это сразу, как только прошла через арку. Да, он был текуч, но и связен. В нём таилось что-то от древнего и вечного волшебства воды. Он, подобно реке, тихо огибал её со всех сторон, но одновременно и влёк за собою, и, не переставая, молча и невыразимо, непрестанно и настойчиво, задавал ей некий вопрос. Эйрин ощущала это всё время, пока она шла вперёд, минуя длинные проспекты, пробираясь через узкие переулки между двумя глухими стенами домов, сходя широкими ступенями к туманным набережным, поднимаясь по крутым лестницам. И по пути она думала о Долане.
   
   Они познакомились ещё во младших классах и сразу друг другу понравились - тогда ещё по-детски, конечно. Быстро они стали неразлучны. Если вчера Эйрин ходила в гости к Долану, то сегодня Долан забегал за Эйрин. Они вместе бродили по городу и по окрестным лугам, вместе учились, вместе играли и читали книжки.
   Они с самого начала были очень разные. На голове Эйрин пламенела грива таких ярко-рыжих волос, что даже в их родной Ирландии такие нечасто уже встретишь. Она была активной, порывистой, скорой на язык, порой даже немного резкой девочкой. Она твёрдо считала, что её цель в жизни - большой дом, счастливый брак и дружная семья.
   Долан отличался от неё совершенно. Он был мечтателем и поэтом. Волосы его были пепельными, с сероватым оттенком, словно их уже тогда коснулось призрачное сияние этой таинственной страны. Может, так и было. Он охотно играл с Эйрин и другими детьми, смеялся над общими шутками, ходил с друзьями в залы игровых автоматов, но любил он и одиночество - сидеть и глядеть на то, как течёт вода, как горит огонь, как медленно поворачивается над головой звёздное небо. Он писал стихи или делал очень необычные зарисовки. С годами этого в его характере проявлялось всё больше и больше. Но лёгкая отрешенность делала его даже очень таким... интересным.
   Эйрин и сама не поняла, как они из друзей детства вдруг превратились во влюблённую парочку. Обе половины их класса - и мужская, и женская - исходили чёрной завистью.
   Им всегда было хорошо вместе. Их души дополняли друг друга, насколько возможно: простая, яркая душа Эйрин - и затянутый лёгким туманом лабиринт души Долана. Может быть, сейчас эльфы каким-то хитрым образом переправили её внутрь его разума, чтобы она, как в сказках или в мудрствованиях психологов, нашла внутри него его собственное затерявшееся "я"? Эйрин чертыхнулась сквозь сжатые зубы. Если так, то она это сделает!
   Она продолжала идти сквозь эти блёклые края, и ей не было страшно ни капельки. Любовь к Долану, желание его спасти, а ещё гнев - гнев на самого Долана, который доигрался, на эльфов, которые пудрят мозги, а также на все эти чары кругом - пылали в Эйрин яростным пламенем, сжигая и разгоняя пелену сумрака. Ей даже порой казалось, что она становится чем-то вроде саламандры, маленького живого огонька; но Эйрин тут же трясла головой, отгоняя подобные мысли, потому что они несомненно были частью дурмана этой страны.
   Долан всю жизнь оставался её единственной любовью. И он тоже её любил, она точно это знала! Он всегда относился к ней так бережно и заботливо, как ни к кому. Он держал её в своих руках нежно, словно бесценное и хрупкое сокровище - никто так не делал, даже её родители! Они никогда не ссорились. Как он мог так вот просто бросить её и уйти!
   Эйрин выругалась. Когда она найдёт Долана, ох и хорошую же трёпку она ему задаст!
   Живой здесь она была не одна. Иногда Эйрин вполглаза замечала на краю тумана высокие фигуры в ниспадающих одеяниях. Были ли то те же эльфы, которых она встретила раньше, или другие, Эйрин понятия не имела. Порой они следовали мимо, запахнувшись в плащи и спеша по каким-то своим неведомым делам, а порой безмолвно стояли на крышах домов и, кажется, наблюдали за ней. Эйрин было начхать. Пусть смотрят, лишь бы не лезли.
   Попадались ей навстречу и другие создания, всегда - очень странные. Однажды она разминулась с созданием в изящно расшитом сиреневом костюме, с цилиндром, тростью и вороньим клювом. В другой раз над её головой проплыло какое-то невообразимое мельтешение прозрачных плоскостей, оставив таять за собой в воздухе след из запаха мяты. В третий раз мимо неё прошёл вроде бы самый обычный человек, в очках, с небольшими усами и с тонкими чертами лица, но при этом зачарованно следовавший за волшебным огоньком, который парил у него в воздухе перед лицом и вёл куда-то. В руке тот человек держал переносной фонарь, погасший и с распахнутой дверцей . Интересно, он тоже кого-то здесь искал, подобно Эйрин, или "хотел потеряться"? Тьфу на этих эльфов! Это они соблазнили Долана!
   
   Долан стал знаться с Ночным Народом уже в старших классах. Сначала он рассказывал всем людям подряд, и над ним потешались. Потом - только Эйрин. Она не смеялась, но и не верила.
   Долану удалось познакомиться с ними далеко не сразу. Долгое время он только исследовал, пробовал, и всегда неудачно. Он натащил в дом кучу странных книг, которые достал вообще непонятно откуда, и порой закапывался в них на целую ночь. Он начал один ходить в леса и на поля и собирал там разные растения, постоянно сверяясь с выцветшими рисунками в страницах своих манускриптов. Он тренировался произносить необычные слова, рассчитывал углы между планетами, делал это и ещё многое другое, и в итоге у него получилось встретиться с эльфами. Долан рассказывал про них Эйрин с волшебным сиянием в глазах. Эйрин слушала его восхищённые речи и мрачнела.
   Даже тогда ей до конца не верилось, что Долан действительно общается с Детьми холмов, что слышит от них рассказы о небывалых странах и рассматривает узлы на изнанке мира. Она думала, что это ещё одна игра. Разумеется, не чушь: полезная и интересная фантазия, которая даст ему пищу для новых стихов. Но Долан всё отдалялся от неё и отдалялся - а потом он исчез, оставив после себя лишь растрёпанные, испещрённые закладками книги, от которых шёл влажный запах мха, связки причудливых трав и записку:
   "Они зовут меня! Я не могу и не хочу противиться! Люблю тебя, Эйрин! Хочу принести тебе всё это! Долан".
   Эйрин нашла эту записку у него на чердаке, прочитала её под лунным светом, лившимся туда через наклонное окно в крыше, и скомкала в руке, осознав: всё это было правдой. Эльфы существуют, и они его похитили.
   
   Ей стали попадаться первые вкрапления цвета, которых она доселе в этом туманном мире не видела. Порой они лежали под ногами, порой покоились на столбиках по краю дороги, порой были вделаны в стены домов - красивые, разноцветные, переливающиеся камушки. Эйрин отводила от них взор, но наконец не выдержала и взяла один - яркий, алый как кровь рубин, который лежал прямо перед ней на мостовой и невыносимо притягивал.
   Эйрин подняла его, залюбовалась - и уже не могла оторваться. Он был не просто необычайно красив и не просто красочен. Это был словно сам цвет. Словно от самой идеи красного оторвалась капля и застыла камнем, упавши сюда с каких-то высот. Она держала в руках истинную драгоценность, по сравнению с которой все самоцветы земного шара были не более чем раскрашенными стекляшками. Цвет, которым полыхали грани камня, подсвечиваясь таинственным теплом, шедшим из его глубины, был настолько насыщен, настолько прекрасен, что на него хотелось смотреть вечно.
   Много-много позже Эйрин подумает - и возненавидит себя за эту мысль - не было ли то восхищённое созерцание своего рода чревоугодием, только не телесным, а душевным. Но в нынешний миг в её душе не скрывалось даже тени подобного. Сейчас её радость была чиста и неподдельна.
   Эйрин долго восхищалась драгоценностью, наконец с сожалением оторвала от неё взор, подняла глаза - и поняла, что заблудилась. Пейзаж изменился. Всё, что было вокруг неё раньше, сгинуло. Теперь её окружали не то колонны, не то деревья заоблачной высоты, соединённые между собой множеством косых перемычек, а перед ней высилось нечто вроде постамента, на котором покоился длинный и прямой обоюдоострый меч.
   У Эйрин захватило дух от совершенства этого меча. Его обёрнутая чёрной кожей рукоять так и просилась в ладонь, гарда блистала изящной серебрянной гравировкой, а острие сверкало незапятнанной стальной чистотой. Только в навершии рукояти зияла странная пустота - там было место как раз для одного драгоценного камня. У Эйрин странно двоилось зрение, она моргнула, а когда снова посмотрела вперёд, вместо меча около постамента стояла девушка в длинном платье, с юным, но узким и очень суровым лицом. Её голову венчала филигранная серебрянная диадема, в центре которой, однако, пустовало отверстие.
   Эйрин видела либо девушку, либо меч, либо, как-то размыто - их обоих сразу. Она яростно протёрла глаза, собралась с мыслями и громко вопросила:
   - Ну и что это значит?!
   Девушка ответила ей звонким и строгим голосом:
   - Я - сила, что ищёт повелителя. Я - оружие. Ты ли моя владелица?
   Всё смешалось у Эйрин в голове, но что-то очень тревожило её, и она задала новый вопрос:
   - Чего я здесь делаю?
   - Тебя привел сюда огонь в твоей душе. Ты - воительница и, возможно, достойна принять меня в руки. Попробуй! - отозвалась девушка-меч и усмехнулась, - увидим, сокрушит ли твоё пламя лёд пленившего меня заклятья!
   При этом она выглядела довольно спокойно, по правде говоря - совсем непохоже на кого-то, кто страдает в тисках заклятья. Эйрин провела рукой по лбу, пытаясь вспомнить нечто важное, и поинтересовалась:
   - И что тогда?
   - И тогда, о воительница, о будущая моя подруга и соратница, - девушка развела руки и радостно, громко возгласила, - начнётся приключение!
   Рука Эйрин, сжимавшая рубин, сама дёрнулась вперёд. Это было то, о чём она мечтала всю жизнь, сама того не ведая! Эта встреча в центре волшебной страны была предопределена звёздами в тот миг, когда она родилась! Эта девушка - её лучшая подруга, и вместе они совершат великие дела, которые воспоют в балладах. Отсюда они построят великое королевство, или вместе убьют какое-нибудь ужасное чудовище, или спасут... спасут...
   Долан!
   Эйрин зажмурилась, чтобы не видеть постамент и девушку, размахнулась и выбросила рубин далеко прочь от себя. Тот алой вспышкой блеснул в воздухе и навеки сгинул за стеной тумана.
   - Ха! - Эйрин смело выпрямилась, - и тебе не запутать меня! Я разрушила твоё заклятье. Теперь сгинь! Немедленно отступи с моего пути и даже не думай попробовать снова сбить меня с толку!
   Она взглянула на собеседницу, почти ожидая, что сейчас та с воплем злобного разочарования превратится в мерзкое чудище, как всегда происходило в сказках с сиренами-соблазнительницами, когда их ворожбу стряхивали. Но девушка-меч лишь отступила назад, опустила руки - при этом длинные рукава скрыли её платье почти до пола - и грустно сказала:
   - Да, ты победила мои чары, но будет ли тебе лучше от того? Впрочем, я помогу тебе. Иди за мной и найдёшь того, кого ты ищешь. Однако не отставай.
   И она быстрыми шагами углубилась во мглу. Эйрин, секунду колебавшись, последовала за ней.
   
   Сколько-то - секунд, недель, лет? - шли они через страну грёз. Они миновали мрачный и угрюмый лес, где мостовая впервые сменилась переплетением узловатых корней. Затем прошли мимо большой площади, где в середине высилась огромная стела, и в её тени стояли столики, за которыми разные дивные создания пили кофе. Затем - мимо шестерён гигантских часов, на которые наматывались ленты из фиолетовой ткани. Далее и мимо - теперь по глади озера, на дне которого росли светившиеся голубым цветы, похожие на колокольчики. Эйрин старалась не упускать из вида узкую спину своей спутницы, и вот они снова оказались посреди тёмных глыб зданий, окутанных молочным сумраком. Вновь под ногами были древние каменные плиты.
   Проводница показала рукой вперёд:
   - Дальше иди одна. Тут скоро и недалеко. Но думай, что делаешь. Я не знаю, что тебе посоветовать.
   - Э-ээ... хорошо, - растерялась Эйрин, - спасибо.
   - Прощай...
   Девушка поравнялась с ней, уже разворачиваясь и направляясь в обратный путь, и внезапно с тоской добавила:
   - ...моя лучшая подруга.
   Она на краткий миг сжала запястье Эйрин - её ладонь была сухой и твёрдой, как сталь, но и тёплой - и почти бегом скрылась в тумане. Дымная завеса мягко сомкнулась за ней и поглотила стук её шагов.
   Эйрин моргнула, сглотнула внезапно вставший поперёк горла комок, потрясла головой и двинулась вперёд. Она чувствовала: уже близко.
   - Долан! - начала звать она, - Долан!
   Ткань мира была беспокойна. Она колыхалась. Волновалась. Что-то ожидало её за следующим поворотом.
   - Долан! - звала Эйрин, - Долан! Это я!
   Она завернула за угол тёмного здания и увидела его.
   И сразу узнала. То был её возлюбленный Долан, хоть сумрак и окутывал его плечи подобно плащу, а его длинные волосы развевались на невидимом ветру и в них словно бы мерцали искры. Он стоял посреди блёклой дымки, клочья которой кружились вокруг него медленным вихрем. А в ладонях, сложенных лодочкой, Долан держал целую горсть самоцветов вроде того, который нашла Эйрин. Будто маленькая вселенная сияла всеми красками мира на его руках. Ни у кого не нашлось бы сил оторвать взгляд от этого переливающегося многоцветья. То была красота, за которую - и от которой - можно умереть.
   Эту горсть радужных всполохов Долан протягивал ввысь к фигуре, которая склонилась над ним, зависши в воздухе. Она словно соткалась из солнечных лучей и струй тумана, и она была гигантской, во много раз больше человека, но и одновременно - невыразимо изящной. От неё веяло наэлектризованной мощью, угрозой, даже ужасом - однако Эйрин сразу почувствовала и то, что она... добра. За спиной фигуры, свободно распростёршись во всю ширь неба, медленно колыхались и плыли в сумраке две полы огромного плаща, сшитые из белоснежного прозрачного света - или то были крылья?
   Этому существу и протягивал Долан драгоценности, а оно склонялось над ним и с отеческой нежностью осеняло ладонью, словно бы намереваясь погладить его по голове.
   - Долан! - вскричала Эйрин.
   Всё вокруг - мостовая, здания, мир, туман - вздрогнуло. Вздрогнул и Долан. Создание отдалилось, поднявшись ввысь, и превратилось в игру дневных лучей на покрове облаков. Разрыв в пасмурной воронке, через который упал вниз столь редкий в этом мире проблеск солнца, снова быстро затягивался тучами.
   Эйрин бросилась к Долану, увязая ступнями в пепельной мгле.
   - Долан! - кричала она, едва не плача, - это я, Эйрин! Я пришла за тобой!
   Долан обернулся к ней. В руках у него по-прежнему сверкали полные пригоршни цвета.
   - Эйрин! - странно воскликнул он, - ты пришла! Ты тоже пришла!
   Эйрин добралась до него, без лишних слов схватила за руки и повлекла за собой. При этом несколько самоцветов просыпались вниз, и туман сомкнулся над ними.
   - Эйрин, что ты делаешь? - глухо вопросил Долан, - почему ты здесь?
   - Вытаскиваю тебя, дурака! - рыкнула в ответ Эйрин, - спасаю тебя отсюда!
   - Подожди!.. - возразил Долан.
   - Сопротивление бесполезно! - огрызнулась Эйрин, таща его вперёд.
   Через несколько безумных минут, когда она целеустремлённо рассекала туман, а Долан плёлся следом - он не вырывался, но и не помогал ей, и кажется, вообще не понимал, что происходит - они миновали лабиринты этого сумеречного края и оба предстали перед каменной аркой.
   - Эйрин, подожди, - попытался упереться Долан, - я так долго сюда...
   - Да очнись ты уже! - воскликнула Эйрин и силой впихнула его в проём.
   Долан пропал. Эйрин шагнула следом.
   
   Они оказались за городом, на холме, возле погасшего костра. Дотлевали последние угли. Ночь была мёрзлой. Все облака куда-то исчезли, и с высоты холодно светили звёзды. Поднялся ветер и с шумом чесал заросли вереска.
   Они были здесь вдвоём. Больше никого не виднелось вокруг - ни эльфов, ни людей, ни иных созданий. Исчезла и арка. Только они вдвоём. Ни следа тумана. Всё рассеялось.
   Эйрин всхлипнула и сжала Долана в объятьях. Тот как-то неловко обнял её в ответ.
   - Дорогой мой, больше не бросай меня, не бросай меня, - пробормотала она, уткнувшись ему в грудь, - никогда не делай так! Теперь мы всегда будем вместе!
   - Теперь мы всегда будем вместе, - эхом отозвался Долан, гладя её по спине, - Эйрин, дорогая моя, я скучал по тебе. И ждал тебя...
   В тот миг Эйрин не слышала интонации, с которой были произнесены его слова. Она оторвалась от Долана, уперла руки в бока и, гордо запрокинув голову, возвестила ночи и тёмным волнам ирландских холмов:
   - Он мой! Понятно?! Мой! Зарубите себе хорошенько на носу, господа эльфы! Я вырвала его из ваших когтей и больше не отпущу! Он - мой, а я - его, и не смейте соваться, а не то вам не поздоровится! Не видать вам больше Долана как своих ушей!
   - Эйрин, смотри! - странным голосом позвал её Долан.
   Эйрин обернулась. Долан показывал ей свои руки. Там, в горстях, он по-прежнему держал огромную кучу самоцветов, которую вынес из мира эльфов. Ныне они стали совсем не похожи на те капли истинного цвета, которыми были там. Они потускнели. В их глубинах больше не мерцали таинственные искры. Но они всё ещё оставались очень красивы.
   Эйрин склонилась над ними.
   - Ого! - воскликнула она, - ого! Вот это да! Смотри, как здорово! Они уже огранённые! Долан, это же прорва денег! Мы сможем построить на это свой дом и купить что захотим! Это же просто сокровище! Это настоящие драгоценные камни! Вот нам повезло! Супер!
   Но Долан смотрел на россыпь самоцветов в своих руках с непонятным выражением лица.
   - Да, - сказал он, - теперь это просто драгоценные камни.

Глава 2

   С тех пор они не разлучались никогда. Они вместе закончили школу, вместе поступили в один и тот же университет, вместе сняли одну и ту же квартиру, вместе ходили на лекции и обратно. Все завидовали постоянству их отношений. Вместе они выпустились, вместе устроились на работу, вместе купили участок и построили на нём огромный шикарный дом. Несмотря на то, что четверть камней пришлось отдать государству, оставшиеся разошлись по карманам ювелиров и образовали на счету в банке очень кругленькую сумму. С этим они могли даже и не работать до самого конца жизни - но Эйрин настаивала, что это нужно для социальной интеграции.
   Жизнь их текла размеренно и спокойно. У них было настоящее поместье, к которому прилегал широкий участок, великолепный сад, горничные, садовник, домохозяйка, несколько машин. Они имели всё, о чём обычно мечтают люди. И даже больше: драгоценности из страны эльфов превратились в частный самолёт, бассейн на крыше, независимую систему отопления, яхту, парочку загородных домиков и многие другие приятные и полезные вещи.
   У них разве что не появилось детей, но в остальном их жизнь ничем не отличалась от эталонной. Все им завидовали.
   Они всё так же были вместе. Эйрин любила Долана сильно, как раньше - пылко, как была способна одна она во всём мире, и одновременно нежно. Долан любил её не меньше. Он не раз говорил, что Эйрин - его самое главное и единственное сокровище в "обоих мирах", и, наверное, ни одной женщине из миллиона не повезло иметь такого чуткого и любящего мужа. Они никогда не ссорились...
   Но...
   Но шли года, и с Доланом начало твориться что-то неладное. Их юность сменила место зрелости, а зрелость начала понемногу, очень понемногу, но клониться к осени. То был ещё пышный и зелёный август, но отдельные жёлтые листья уже опадали на землю, и они оба стали замечать в себе и в супруге первые признаки возраста. И вот, пока время рисовало свои злые руны у него на лице, Долан стал тосковать.
   Долгоё время до этого, казалось, всё шло своим чередом. Он исправно посещал работу, общался с коллегами, вёл машину сквозь гул уличного движения в офис и обратно, по выходным зависал в пабе или выбирался с друзьями на рыбалку, и всё было нормально. Но теперь в нём проступало нечто иное. Он всё чаще вёл себя странно. Он вдруг застывал на месте, забыв своё дело. Порой он часами следил, как трепыхается травинка под ветром или как по луже расползаются разводы бензина. Он стал много думать о чём-то, уединялся и даже запирался на чердаке. У него завелась новая привычка - выбираться через слуховое окно на крышу дома и полночи сидеть там, глядя на звёзды. Эйрин делала ему туда термос с имбирным чаем.
   Шли дни, месяцы слагались в годы, и становилось хуже и хуже. Доланом внезапно овладевала странная апатия. Он мог просто взять и перестать ходить на работу. Потом устроиться на другую, проработать четыре месяца - и снова взять и бросить её. Его увольняли. На новую брали уже неохотно. Не то что бы их чете правда требовалась работа или деньги, но по городку ползли слухи. Про Долана начали шептаться и втихомолку считать его чудаком, некоторые - тунеядцем. Пока что эти шёпотки были очень тихими, потому что ореол денег извиняет в глазах людей любое поведение. Долану же было всё равно. Иногда, когда они сидели в гостиной, он мог взять какую-нибудь безделушку, которую сам же купил во время одного из их заграничных путешествий, и со спокойным, даже мирным лицом разбить о каминную полку.
   Эйрин беспокоилась. Психоаналитики, к которым они ходили на приём, несли какую-то чушь про астенический тип сознания и про необходимость позитивного мышления, а в итоге пожимали плечами. Одно время она испуганно думала, не в наркотиках ли дело. Но наркотиками и не пахло. Долан даже к пиву относился с полнейшим равнодушием. Или да - дело было в наркотиках. Но отрава, которая разъедала его сердце, была не из тех, что можно вылечить фармакологически.
   Однажды Долан приехал с работы на автобусе, бросив машину где-то в центре города. Эйрин присоединилась к нему в гостиной и положила ему на колени альбом с фотографиями из их заграничных поездкок, который они всегда любили вместе просматривать.
   Она разглядывала их вместе с мужем, облокотившись на спинку кресла и расчёсывая его волосы, которые уже начинали седеть на висках. Долан листал альбом. Мелькали фото, где они в обнимку стояли на фоне Сфинкса, Нотр-Дама, Пизанской Башни, Токийской телевышки, Гранд-Каньона, Тадж-Махала... Эйрин беззаботно болтала о воспоминаниях из этих поездок, но смолкла, когда увидела, что Долан опять - опять, чёрт возьми, даже сейчас! - замер и тупо уставился в огонь камина. Затем он вздохнул, закрыл альбом и сказал:
   - Это всё фальшивое.
   - Но почему?! - мучительно вскрикнула Эйрин.
   Она даже не до конца поняла его слова и свои собственные. Прорвалось нечто, копившееся в ней уже много лет. Она бросилась в кресло рядом с креслом мужа и сжала его ладони в своих.
   - Почему?! - яростно повторила она, - почему ты недоволен?! Почему нет тебе покоя, Долан Каллахан? У нас есть всё, что хотят люди! Мы видели самые интересные места не свете! Я люблю тебя! Что ещё тебе нужно?! Все живут так, все счастливы, так почему это фальшивое, ну ответь же мне!
   Долан провёл рукой по лбу.
   - Прости меня, милая Эйрин, - грустно сказал он, - я сказал неправильно. Оно не фальшивое. Да, всё это хорошее и настоящее. Но... недостаточно настоящее. Прости, но я никогда не забуду то, что видел... в том краю. Всё, что есть здесь, бледнеет по сравнению с тем, что там.
   - Но там только туман! - взвилась Эйрин, - ты нашёл там только дурацкий туман и среди него редкие капельки красоты! Даже "здесь", как ты выражаешься, гораздо больше всего! Ну что же тебя грызёт, дорогой мой, скажи мне! Скажи мне, как я могу исцелить тебя!
   - Там не только туман, Эйрин, - отозвался Долан, - но... в одном ты права. Я ранен. Жизнь утекает из меня, и я не знаю, как залечить эту рану. О, увы, жена моя, даже ты её залечить не можешь.
   - Я готова обидеться!
   - Эйрин! Но разве ты сама не чувствуешь, насколько всё не так? - с горечью вопросил Долан, - посмотри на себя! Ты растолстела и стала не боевой, а скорее сварливой. Я тоже как будто... выцвел и покрылся паутиной. Нам не место здесь, и нам была открыта дорога к своей истинной судьбе, а мы её отшвырнули! Мы дни напролёт говорим только о машинах и мебели!
   - Все так живут! - возмутилась Эйрин, - и все стареют! Такова жизнь! Надо встречать её трудности, а не убегать от них! Что ты предлагаешь - сбежать туда? Уже поздно! Давным-давно поздно! У нас есть контакты и обязательства, как и у всех людей на свете!
   - Прости, Эйрин, - сказал Долан, опустив голову.
   Вскоре он встал и ушёл на крышу.
   
   В ту ночь Эйрин приснился туманный край. Воздвигались из сумеречной дымки тёмные колонны, с необъятных куполов снимались и застилали мир стаи чёрных птиц, качались среди развалин храма ветки бузины, на которых полыхали в полумгле ярко-красные ягоды. Эйрин шла между зрительских рядов к центру здания, похожего на арену, где девушка, которую она встретила много лет назад, в одиночку сражалась против целой своры каких-то смутных теней с огромными когтями. В руках у неё был меч без камня в навершии. Одна из теней располосовала ей бок, и девушка упала на одно колено, тяжело опираясь на гарду.
   - Одна, - процедила она сквозь зубы, - я всё время одна. Долог и безрадостен мой путь. Где же та, с которой мы встанем спина к спине против целого мира?
   Всё закачалось, свернулось, как свиток, и унеслось прочь. Эйрин проснулась одна в пустой кровати.
   Она зажгла ночник и долго смотрела на свои руки. Те казались ей уже какими-то постаревшими, пожелтевшими и дряблыми, хотя она была совсем ещё не стара. Или она воображает? Неужели это её руки? Как это всё неправильно и... нечестно! Это не её руки! Она не такая!
   - Я ваши хитрости вижу насквозь. Всё это фантазии, - процедила Эйрин и уткнулась в подушку.
   
   Однако фантазии, если это и были они, не отступали. Сны, в которых ей являлся тот, зачарованный край, мучили Эйрин. Там ожидало всё на свете, но оно и требовало. Там ничему не доставало реальности, всё было прозрачным, развеивалось как дым, но одновременно - так странно! - оно было сильнее и истиннее, чем здесь, в том, что зовётся "нашим миром".
   Люди не в силах разрешить подобные загадки. Это слишком много для одной бедной головы. Становилось невыносимо. Эйрин и представить не могла, что душевные страдания, а особенно какие-то несчастные сны и грёзы, могут причинять такую муку. То было куда хуже физической боли. Она начала походить на Долана - исхудала, побледнела, стала рассеяна, иногда подолгу застывала на одном месте.
   Теперь за спиной соседи судачили и о ней, но Эйрин было наплевать. Да и в этом ей виделось нечто справедливое - изгнанника должны сопровождать злые языки, а Эйрин чувствовала себя именно изгнанником, который отчаянно пытается прижиться в чужой стране, но всё равно до конца дней останется в глазах людей чужаком. Она стала слушать очень много музыки, много и отчаянно молиться, заметила, что стала будто бы выше, а глаза её потемнели и запали, прямо как в молодости у Долана. Это даже придавало ей эдакий мрачноватый шарм. Но и это - даже это - всё это была фальшь. Да, фальшь!
   
   За днями шли недели, за неделями - месяцы, и вот в одну ночь, когда Долан, как обычно, сидел на крыше и ничего вокруг не воспринимал, Эйрин встала, собрала свой старый школьный рюкзак, положила в него ворох сухих трав, перетянутых резинкой, и отправилась за город.
   Семь недель, начиная с этой ночи, разводила она костёр на холмах и взывала к облакам на холодном небе и ко мхам на тёмной земле. И на седьмой день седьмой недели пламя её костра вытянулось и приобрело белый оттенок, а на границе круга от света остановились пятеро высоких фигур, в чьих глазах и волосах мерцали иные, далёкие звёзды.
    - Вы! - Эйрин обвиняюще ткнула в эльфов пальцем, - вы обманули меня! Вы не вернули его мне! Вы обещали, что я смогу вернуть его, но соврали! Вы вернули мне только его тело, но не душу! Душа по-прежнему у вас! Вы и мою хотите забрать!
   - О огневолосая Эйрин, - сказал один из эльфов, - мы уже говорили тебе, что у нас нет никакой власти над людьми. Нечто более сильное, чем мы или даже ты, забрало его душу. Он сам отдал её и теперь разорван с нею. Он истекает кровью и скоро умрёт.
   - Боюсь, что умрёшь и ты, - добавил другой, - ибо тот мир ранил и тебя. Как бы ты ни хотела, тебе уже не стать прежней.
   - Ты попала в ловушку, - сказал третий.
   - Как и мы, - вздохнул четвёртый, - как и мы. В самую прекрасную западню на свете.
   Эйрин помолчала.
   - Кто вы? - наконец выговорила она, - и что это был за мир?
   - Можно присесть? - после паузы спросил в ответ один из эльфов, тот, что в первый раз был с пером.
   Эйрин приподняла брови и кивнула.
   Эльф переступил границу огня и уселся на зелёный мох. Эйрин с любопытством вглядывалась в его лицо, которое впервые видела настолько хорошо. Оно было очень молодым и одновременно - очень старым; очень мягким, почти нежным - и одновременно в складках его губ таилась суровость.
   После длинной паузы эльф заговорил:
   - Когда-то давно, в незапамятные времена, наш мир был един, пока ужасные события не разодрали его на две части. Обе половинки ранены, обе неполны. Та часть мира, где живут люди, ранена тусклостью. В ней мало цвета, яркости, глубины, истинной красоты и чистоты, и то, что ещё есть, с каждым днём утекает. Это содержание без формы. Это материя без идеи. Здесь материя образует, подчиняет и контролирует идею, а идея - не более чем бледная тень, которую отбрасывает материя.
   В костре треснули дрова. Оба они проводили взором взмывшие вверх искры. Эльф продолжил:
   - Тот мир, где живём мы и где побывала ты, тоже болен. Он призрачен, ускользает, обманывает, всегда вдалеке, всегда на краю взгляда. Он обещает такое, от чего захватывает дух, но ничего не может дать. Его величайший дар - это боль, а именно, тоска. Тоска по солнцу, которое ещё никто не видел, по дальним золотым берегам, по концу дороги, где разойдутся тучи. Это - самое большое, что он способен дать, а взамен он забирает всё. Он отнимает радость жизни, отнимает спокойствие, отнимает друзей, делает тебя изгнанником и чужаком, не давая взамен родины. Заставляет убегать, не предоставляя нового крова. Это форма без содержания, идея без материи.
   - И вы... - пробормотала Эйрин.
   - Мы пленники этого мерклого края, - изрёк эльф, - и мы ни на что не променяем наш плен, но это тоже не свобода. Если вы, люди, похожи на чудищ, которые бездумно грызутся друг с другом в тёмном лесу, то мы - призраки, которые со вздохами бродят по тому же лесу. Нам открыта изнанка мира, но радости от этого мало. Всё, что у нас есть - это тоска и надежда, пронзительные, как засевшие в сердце стрелы. Мы можем надеяться лишь на то, что однажды мир будет соединён и исцелён, и жуткие чудища преобразятся в прекрасных бабочек, а мы, влекомые ветром тени, наконец-то обретём плоть. Мы живём надеждой на великий рассвет и тоской по нему. Вот и всё, что у нас есть.
   - Значит, ваш мир... - промолвила Эйрин.
   - Нет, не спасение, - сказал эльф, - не дорога к свету. Но лабиринт. Ловушка.
   Он поднялся на ноги.
   - Однако вдумайся, Эйрин. Даже ловушки можно и нужно выбирать. Выбор - это всегда хорошо. Так решай же, в какой западне хочешь быть ты.
   - Но бегство... - едва слышно прошептала Эйрин.
   - Да, бегство. Однако всё есть бегство, - как во сне услышала она ответ, - тот мир есть бегство от этого. Этот мир - бегство от того. Выбирай, от чего бежишь. Выбирай, куда бежишь, Эйрин.
    Эльф отступил в темноту, искры в его волосах растворились среди звёзд неба, и шелест его одежд - среди шелеста вереска. Ударил порыв ветра, ворох искр взметнулся вверх с вершины опустевшего холма. Эйрин, словно очнувшись, провела ладонью по глазам и с удивлением заметила на них слёзы. Но ведь ей не было печально...
   Странно.
   
   Эйрин вернулась домой, запихнула остатки трав в дальний угол чердака, и продолжилась обычная жизнь. Не считая того, что всё, что раньше было твёрдым и надёжным, теперь гремело и вихляло, как пустая консервная банка, когда ею играют в футбол. Центр не держал, и вещи отпадали. Долго так продолжаться не могло. Текли недели, лето сменялось осенью, с деревьев облетала листва. В один мрачный, промозглый и дождливый ноябрьский вечер, похожий на тот, когда всё началось, Эйрин завела машину в гараж, заглушила двигатель, вытащила ключ зажигания и вдруг поняла, что она больше почти не в силах.
   "Что же я за слабачка", - подумала она.
   А за ужином Долан нерешительно сказал ей:
   - Может быть, мы могли бы отправиться туда... вместе.
   Эйрин сразу поняла, о чём говорил ей муж. Сейчас она размышляла о том же самом и поэтому ответила скорее себе, нежели ему:
   - Нет. Это будет трусостью.
   - Даже если это трусость, - отозвался Долан, - что, если у меня нет выбора? Что, если иначе я не выдержу и просто умру? Что ты скажешь, если я пойду туда?
   Точно те же слова эхом крутились в голове Эйрин, и поэтому она опять ответила больше себе, чем Долану, почти бессознательно продолжая вслух свой внутренний спор.
   - Я скажу, - резко сказала она, - что ты не мужик, а тряпка.
   Она даже не сразу поняла, почему Долан вдруг поднялся, сжав губы, и быстро вышел, неловко толкнув стол и оставив нетронутой пищу. Лишь спустя некоторое время Эйрин сообразила: похоже, они впервые в жизни только что поссорились.
   Эйрин угрюмо поковыряла в тарелке.
   "Завтра. Завтра всё ему расскажу, всё объясню, во всём признаюсь! Вместе мы придумаем, что делать!" - решила она.
   
   Но назавтра вечером, когда шоссе привело её обратно к дому, Эйрин со странным смешанным чувством увидела, что нигде в окнах не горят огни. Уже догадываясь, что случилось, она прошла на заднюю террасу и открыла ключом балконную дверь. На кухне, на большом кругом столе, белела записка:
   "Когда ты вернёшься, меня уже не будет. Милая моя Эйрин, я люблю тебя больше своей жизни, но не пытайся остановить меня! Жди меня! Я либо вернусь к тебе, либо умру. Долан".
   Эйрин поднялась в свою комнату, достала школьный рюкзак и стала паковать его. Она обстоятельно положила туда, как всегда делала перед поездкой за рубеж, телефон, нетбук, блокнот, смену белья... тут громко рассмеялась и выкинула всё это прочь, разбросав повсюду. Продолжая смеяться, она закружилась по комнате в радостном танце. Как забыла она это чувство, когда на сердце не висели чёрные оковы проклятья!
   Она взяла рюкзак с собой, но тот был абсолютно пуст. Легче ветерка Эйрин сбежала по лестнице, по ступеням крыльца - и, не чуя ног, помчалась прочь. Все двери остались распахнуты. Ни записок, ни звонков, ни прощаний.
   
   Она шла пешком по автостраде, вдыхая влажный запах опавшей листвы, подставляя лицо слабому мелкому дождю, и впервые за долгие годы чувствовала себя юной, нет, даже моложе, чем в юности - и плевать, что ей было уже за сорок! Эйрин шагала по дороге, с удовольствием чувствуя, как к ней возвращается упругость походки. Пусть её лежал вон из города - к холмам.
   
   На холмах царствовал туман. Его плотные волны заволакивали землю, мхи и траву, свивались кольцами вокруг ног Эйрин, отрывались клочьями вверх и уносились вдаль, истаивая на лету. Темнело, шумел ветер, гнулись под его порывами кусты и ветви деревьев. В небе медленно сворачивалась воронка низких, тяжёлых, тёмных туч - прямо как там. Эйрин спешила. Земля древнего острова Ирландии, казалось, качалась под её ногами подобно морским волнам, и гудела подобно палубе корабля. Привиделось ли Эйрин, что на вершинах соседних холмов стояли высокие фигуры в развевавшихся и трепавшихся по ветру серебристых плащах, или то были просто вспышки звёзд сквозь прорехи в буре?
   Ветер разметал гриву её волос и швырял туда-сюда. Задыхаясь и цепляясь за стебли травы, Эйрин взобралась на последний холм и тут же увидела невдалеке, посередине лощины, тонувшую в белой мгле каменную арку, а перед ней - Долана. Он тоже был налегке и имел при себе лишь дорожный посох - простую суковатую палку.
   - Долан! - завопила Эйрин, захлёбываясь слезами, спотыкаясь и несясь к нему, - Долан!
   Тот вздрогнул и обернулся.
   - Эйрин! - вскричал он, схватившись за колонну арки, - не теперь! Не как в прошлый раз! Не смей останавливать меня!
   - Не смей останавливать меня! - плача, откликнулась Эйрин.
   Глаза Долана расширились.
   - Но ты!.. - начал он.
   - Но я! - эхом ответила Эйрин.
    Долан запнулся и протянул к ней руки. Эйрин устремилась к нему, достигла его и рухнула ему на шею.
   - Ты опять бросаешь меня! - всхлипнула она, - ты же обещал! Ты же обещал! Но я тоже хороша! Сама же сказала, что мы всегда будем вместе!
   - Эйрин, я больше не могу! - одновременно с ней взволнованно говорил Долан, - я люблю тебя всем сердцем, но всё моё сердце осталось там! Мы оба должны быть там, с тобой, вместе!
   - Да! - воскликнула Эйрин, - пусть там мы снова познакомимся с тобой, снова влюбимся друг в друга, снова - впервые, снова - и как встарь!
   - Прошу, прости меня, Эйрин, за то, что сбежал без тебя! Я боялся, что ты удержишь меня! Я и правда трус, и ничего не понимал. Извини меня!
   - И ты меня извини!
   И они встали вместе, рука об руку, сердце об сердце, перед каменным проёмом, в котором свивался спиралью и кружился, пронизан нездешним светом, водоворот сумеречной мглы,.
   - Да, - сказала Эйрин, - идём! Будем там вместе! Всегда! Попадёмся вместе в эту ловушку!
   И они шагнули за арку, и туман поглотил их.
   
   И до конца своих дней, а были те очень долгими, они были вместе, всегда вместе, странствуя по туманному краю, по странному текучему лабиринту из серого дыма и чёрных стен. Многое нашли они там и многое узнали. Удивительные друзья появились у них, и удивительные приключения они пережили. Однако, как и предупреждали их эльфы, тот мир ускользал, утекал песком сквозь пальцы. Он вовсе не желал обманывать и сам страдал от своей призрачности, но был непрочен, и на него не получалось опереться. В их глазах поселилась тоска, которая светилась, словно отблеск неведомого неба - тоска и надежда, навеки.
   Туман стёр с их лиц паутину времени, но взамен нанёс свои тайные знаки, и они стали выглядеть очень юно, даже юнее, чем в самом начале - но одновременно в их чертах и ощущалась глубокая старость. Мгла ниспадала с их плеч, облекши их в серебрянные плащи. Их волосы вытянулись, струились за спиной, и в них мерцали искорки звёздного света. К гриве Эйрин вернулся былой огненно-рыжий цвет; она пылала среди сумрака, словно боевое знамя или мазок яркой краски на чёрно-белой картине. Эйрин препоясывалась широким поясом, и на этом поясе покоился в ножнах длинный прямой меч с алым рубином в навершии рукояти.
   И так две их фигуры, уходящие вдаль, вместе скрываются в зачарованном тумане.
   А дом в городе, где они некогда жили, стоял в запустении и понемногу разрушался. В гараже ржавели совсем ещё новенькие и хорошие машины, ухоженный сад порос бурьяном, в окнах одно за другим понемногу побились стёкла, в мягких бархатных креслах гостиной устраивали лежбища бродячие кошки, а птицы растаскивали на свои нужды торчащую обивку. Этого дома сторонились. Любопытные подростки, которые лазили туда, находили в нём зловещие книги. Шла дурная слава, будто там водятся призраки. Его странные хозяева однажды вдруг пропали в одночасье, не оставив ни следа, ни единого намёка, и никто не мог нигде найти их, а люди в городе со страхом перешёптывались:
   - Их похитили эльфы.
   
К О Н Е Ц

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"