Я вспоминаю... Я вспоминаю паровозы, те, которые навсегда остались в далеком прошлом. Те, которые были анахронизмом даже в годы моей юности. Они, чёрные, большие, дышащие паром и отрыгивающие чёрный, кислый дым, те, которые изменили мир, и ушли...
Мой отец был помощником машиниста на одном из них. "СО", - "Серго Орджоникидзе", к облегчению моего папы, переведенный на мазут вместо угля. Да, к неимоверному облегчению. Ведь уголёк в топку кидал помощник машиниста, а не кочегар. Кочегар только подкидывал антрацит из тендера на пол кабины. А дальше... "дверь топки привычным толчком отворил и пламя его озарило..." И тут уже требовался ум, и опыт. Раскидать уголь по колосникам, не допустить образования свода, не сбить горение... Да-а-а, надо знать, как кидать. Так вот батя и знал, но мазут был лучше, его кидать не требовалось.
Я не помню паровоз, слишком маленький был, только на фотографии я вижу гордого отца со мной на руках, стоящего возле добродушно пыхающего паром гиганта. Он был добр к малышам, чёрный, огромный со сверкающими буквами на кабине машиниста. Говорят, он осторожно покатал меня, и даже гордо просвистел, когда моя ладошка легла на полированную мозолистыми руками ручку сигнала. Отец ушёл с железной дороги, не дожидаясь, пока старенький "СО" отправится в отстойник, и на разделку, а я навсегда запомнил тот будоражащий воображение запах паровоза.
Они были... Они были прекрасны, и даже наша последняя встреча не разочаровала меня. Я ехал в армию, и наш эшелон степенно колесил по просторам Казахстана. И там, не знаю где, я увидел отстойник паровозов. Это было нескончаемое зрелище молчаливых динозавров, с заваренными металлом кабинами, с облезшей красной краской на колесных парах, с давно погасшими топками. Они стояли, провожая слепыми прожекторами деловито спешившие тепловозы, они молчали. Но в молчании слышалось: "Будьте спокойны, мы не подведём. Живите, работайте, и знайте, мы встанем, если всё будет плохо. На угле, на дровах, да хоть на кизяке, мы встанем в строй, когда никто и ничего не сможет работать. Мы вытащили на себе несколько войн, вытащим любую беду. Мы - были! И живите мирно, люди. Чтобы не пробуждаться нам от нового сна, чтобы не было беды!" Мы ехали мимо них целый день, и потом молча разошлись по койкам. Мы уехали дальше, а они остались дремать на путях, и сон их медленно перерос в огненную смерть в мартене. Они были, а мы - есть. Но навсегда я запомнил их гордое молчание, их спокойную уверенность в своих силах. Они - были, и Слава их Величию!