Стоял тихий вечер. Время стремительно зеленело*, но пока тепла ещё хватало, чтобы слегка перекусить на сон грядущий. Я лакомился верхними самыми вкусными росточками гинкго, когда услышал пока ещё добродушное ворчание:
- Милгосударь, не соблагоизволите ли вы убрать свой хвост с тропинки? Чесслово, мне не хотелось бы причинять вам неудобства, но сейчас не время для лихих прыжков.
По некоторой небрежности речи, я узнал нашего владыку, и несмотря на крайнию расслабленность всё же удовлетворил его просьбу.
- Примите мои глубочайшие извинения за столь опрометчивую забывчивость. Поверьте, что только позднее желто-зеленое время, может служить мне если и не оправданием, то хотя бы причиной.
- Не стоит извинения, почтеннейший. Право, не стоит! - Решительным взмахом передней лапы Тиранозавр Рекс прервал словесный поток, - В конце-то концов, я просто прогуливался перед сном. Позвольте откланяться.
С этими словами владыка и повелитель мезозоя скрылся за рощей развесистых гинкго, а я вернулся к нежным метелочкам. Лениво пережевывая брызжущие соком побеги я внезапно вспомнил первого поэта нашей эры. Многие игуанодоны порой обвиняют нашего милого тираннозавра в бесчувственности, и страшное дело, в невежливости! Конечно, владыка грешен в том, что часто сокращает фразы, особенно в красный полдень, но я его понимаю. Когда солнце палит так, что кровь в жилах бурлит как во время любви, то выговаривать все эти формулы общения бывает просто некогда. Да и бесчувственность тирана просто преувеличена завистниками. Когда он доедал архиептерокса, проявляя тем самым свой талант литературного критика, на его глазах были слёзы. Да! Я сам их видел! Я подумал, стоит ли доставать лист пальмы на котором записал стихи, но уже холодало, так что шевелиться было лень. Впрочем на память ещё не жалуюсь:
Я пронзаю сине небо,
Яркой молнии подобный,
Хохоча над злым тираном,
Что внизу беззвучно злится!
Красным днём, зелёной ночью,
Я свободен очень, очень!
А взлетая поутру,
Я на головы им ...
Хм-м, расхвастался, а последнее слово-то забыл. Ой, какой конфуз. Ну, ничего, поздновато сегодня, завтра посмотрю, когда оранжевое время будет. Странно, что это за шум?
Бронтозавр поднял голову над рощей и прислушался. На соседней поляне тиранозавр вступил в бурный спор с кем-то мелким и отсюда невидимым.
- Нет и ещё раз нет! Примите мои извинения, достопочтимый тираннозавр, но хотелось бы обратить ваше благосклонное внимание на учение видного диетолога Заурходома, который считает что питание в желто-зеленое время, очень вредно сказывается на желудке. Не сочтите за критику, но я полностью поддерживаю диетолога, и считаю, что до наступления зеленого часа вы просто не успеете переварить мое мясо, и завтра в желтое, а так же и в оранжевое время вы будете мучиться от непереваренной пищи! Мой долг, как вашего верноподданного, избавить вас от последствий, увы, непродуманного решения. Я категорически возражаю, извиняюсь за невежливость, против вашего решения меня съесть!
- Благодарю вас за столь любезно предоставленную информацию, и мне хотелось бы конечно познакомиться с автором столь интересной теории.
- Очень жаль, но почтеннейший Зау, прямо скажу необдуманно, вступил в спор с вашим почитателем, аллозавром. Аргументы у того были убийственны.
- Да, вы правы, Алл несколько поторопился, жаль, жаль... Я подумаю над вашей аргументацией... после ужина.
Прозвучал короткий визг, сменившийся равномерным хрустом перемалываемых костей, а я покачал головой. Совсем владыка расслабился, ни тебе "здраствуйте", ни сотрапезнику - "прощайте"... Надо будет как-нибудь в спокойное оранжевое время намекнуть на некоторую торопливость. Кушать конечно надо, но о правилах хорошего тона забывать нельзя. Иначе падём, обмельчаем, и будем суетиться как эти, простите за грубость, млекопитающие.
Величественный бронтозавр, с которым, из-за его размеров, был вежлив даже тираннозавр, грустно вздохнул, и постарался принять удобную позу. Наступало зеленое время, время ночи, время сна.
* У динозавров не было необходимости в точном определении времени, поэтому сутки у них делились на цветовые периоды. Ночь - зеленая, Утро и вечер - желтое, день - красный. Часы, минуты и прочее выдумали люди, сразу после того, как вляпались в цивилизацию.
ВРЕМЯ КРАСНОЕ
По небу летело солнце и три птеродакля. Кровь бурлила в жилах, хотелось что-нибудь сделать, что-то особенно выкрутастое. Но прожитые годы, и приятно округлившееся пузо намекали на более лиричные вещи. Например, съесть этот аппетитно выглядевший кустик.
Хулиганистые птеродакли увлеченно орали что-то, очень музыкальное. Я оторвался с сожалением от мясистого побега, и прислушался...
По небу, ясному небу,
Мы летим, синь пронзая насквозь,
Мы поем, торжествуя победу,
Счас дерябнем и нафик снесем полуось!
Я укоризненно покачал головой, хулиганье, что с них взять. Нет, порхание в небесах ни до чего хорошего не доводит. Когда стоишь на земле твердо, то и мысли в голову приходят правильные, а как потеряешь землю под ногами, тогда и возникают в пустых мозгах (с полными-то не взлетишь, тяжеловато) такие же пустые мысли и глупые стишки.
В заднею левую ногу кто-то ткнулся, и я с интересом обернулся.
- Достопочтимый Трицераптос . Позвольте вам заметить, что в данный момент вы слегка заблуждаетесь, пытаясь, извините конечно за резкость, с упорством, достойным лучшего применения, сковырнуть мою ногу. Конечно, это только моё мнение, но эта нога лично мне дорога как память.
- Всё бы вам смеяться над старым архивариусом, - недовольно проворчал старый Триц, прекращая попытки выкорчевать мою ногу, - Я тут понимаешь, иду задумчивый, в скорби великой, а этому, вы конечно не обижайтесь, но это правда, молодому, лень ногу убрать.
- О-о-о! Приношу свои самые искренние извинения, но позвольте поинтересоваться, что так озаботило нашего почтеннейшего хранителя традиций.
- Позволяю, - кратко, почти грубо, ответил трицераптос. Впрочем, в грубость его я не поверил. Старина Триц, который казался вечным, как наша жизнь, просто по природе своей, ревнителя и хранителя традиций, никак не мог грубить. Видимо что-то случилось, что вышибло из колеи нашего старика.
- Так что же произошло, почтеннейший? И позвольте предложить вам этот свеженький побег папоротника, сегодня неплохой прирост, особенно в этой роще, неповторимый, прямо таки на границе пикантности, каменноугольный привкус. Угощайтесь, прошу вас.
Явно чтобы успокоить нервы, Триц слегка перекусил половиной рощицы, потом встряхнул головой, стряхивая с рогов землю. (Строго между нами, никогда не одобрял его привычки докапываться до корней. Чего копать-то, и так всё ясно, бери и ешь!) Потом тяжело вздохнул, и негромко проворчал:
- Один ты, Бронто, и радуешь мою душу своей вежливостью. А так, на современной молодежи вообще крест можно ставить. Только из яйца вылезет, а уже начинает учить. Не поверишь, так и тянет резко сказануть что, "Яйца трицераптосов не учат!". Привязался тут ко мне один цераптос, ещё первую тонну не набрал, а тоже, мыслитель. Что было раньше, что было раньше... Яйцо или динозавр? Далеко пошёл бы с такими мыслями, если бы не пришёлся по вкусу семейке аллозавров. А! Слышал, что к ним в гости какой-то зелёный приехал? Эти прохиндеи меня и выгнали своими воплями, с библиотечной поляны. Нажевались лиан-алкоидов и давай орать нецензурными голосами. Прислушайся, опять орут что-то. Из-за дальней рощи ядовито-зеленых папоротников, непонятно почему названных хмелем, раздавалась какая-то грубая, тревожащая неясными словами, многоголосица:
Товарищ, я пары не в силах связать,
Сказал косисоп косисопу,
И байта сейчас не могу переслать,
Модем можно выкинуть в ....
Последние слова сгинули за шумом ветра, но и услышанного хватило для того, чтобы мои глаза полезли на затылок.
- О чём они орут? Я и слов таких-то не знаю.
- Они, то есть наши, местные, думаю, тоже не знают. А гость... Хотел я ему замечание сделать, посмотрел в глаза и молча ушёл. На вид юнец юнцом, и раскрашен под мифического ящера, по моде этой дурацкой, а глаза пережившего всех. Будто его к нам каким-то вихрем закинуло, и видел он уже всё, и даже свою смерть, в какой-то воронке. Нет, это всё не для мирного архивариуса, пойду к Тирану, пускай воспитательную работу с ними сам проводит.
Триц ушёл дальше, периодически натыкаясь, сослепу, на деревья, и на всякий случай, вступая с ними в беседу, а я грустно дожевал очередное дерево и глубоко задумался. Красное время потихоньку становилось оранжевым, и дальше желтело, а в голове всё бился и бился вопрос: "Что же такое знает этот молодой аллозавр, носящий имя мифического героя, чего не знаю я, добропорядочный бронтозавр из хорошей семьи? Может быть он знает, для чего мы живём? Спросить? А вдруг, он ответит..."
ВРЕМЯ ЗЕЛЕНОЕ
- Ай-ай-ай!!! Диплодокову твою мать через крыло птеродаклево по большому плеиозавриному хвосту!!! Куда лапиши ставишь идиот?!!!
- Шо ты орёшь?!! Нет, ты скажи, шо ты так орёшь? Динозавры же спят...
- А ну заткнулись! И вообще Сан, слезь с этого завриного сына, а то я буду матом ругаться!
Ночь была безветренной, очень теплой, и поэтому я смог немного проснуться. Глаза, правда, не открывались, и истома бродила по телу, уговаривая спать дальше. Но всё-таки было интересно, что за вопли раздаются со стороны моего хвоста. Увы, он у меня очень длинный, порой я даже забываю, где он заканчивается, и потом, на него наступают или утыкаются. Странно, акцент какой-то незнакомый, звуки лязгающие, совсем не слышно благородного шипения. Кто бы это мог быть?
- Блин!! Угораздило же наткнуться на это чучело! Раскидал хвосты по всему лесу, пройти невозможно!
- Где блин?!! Ой... я уже нашёл...
В ночной тишине прозвучали хлюпающие звуки, и дружный хор проклятий, когда носы учуяли запах потревоженного "блина".
- Хорош бузить! Сер, кинь этому блиноискателю лиану, а ты Сан не ершись, да помоги товарищу. Нас все ихтиандры, тьфу ты, ихтиозавры засмеют, если мы начнем людей терять. Да и в чём, прости меня огонь-прародитель, который ещё добыть надо... Нет!!! Не эту! Если он эту прикусит, то потом от его выходок Пангея расколется!
В засыпающий мозг лениво пробралось знание, "Это люди, то есть млекопитающие. Шатаются ночами, а потом яйца пропадают. Странно, они же должны млеком питаться, а не наши яйца воровать, непорядок... Надо тирану сказать..."
Но подул холодный ветерок, и бронтозавр вновь погрузился в спячку. Зеленое время - время покоя и бездействия. Неужели оно пришло навсегда?
ВРЕМЯ ЗЕЛЕНО-ЖЕЛТОЕ
Встающее солнышко с любопытством выглядывало из-за горизонта. "А что у вас новенького?" Новенькое, было в том, что старый знакомый бронтозавр, стоял на солнечной стороне, и сейчас, необычно рано, в голове бродили мысли. Мысли были редкие, сонные, и поэтому, встречаясь, панически шарахались друг от друга. Впрочем, он существовал, следовательно, мыслил. А солнечное тепло помогало.
"Кто мы? Зачем мы существуем? Неужели вся наша цель, только в переработке листвы на навоз, и накопление мяса для хищников. Что впрочем, ведет тоже к навозу".
Солнце раздраженно отодвинуло некстати попавшееся облачко, и постаралось точнее прицелиться.
"Мы рождаемся всё и вся знающие. Что есть, от кого прятаться, за кем гоняться. Мир неизменен, и мы занимаем в нём весомое место. Что и говорить, настолько весомое, что скоро мне придётся перебираться на мелководье, потому что такую тушу на земле ноги уже не удержат. А вот, кстати, почему я это знаю? Не знаю. Просто есть у меня такая информация, как любит говорить наш архивариус, а откуда... Вопрос вопросов".
До половины выкарабкавшись, солнышко задержалось, направляя все свои лучи на этого гения. Оно-то знало ответ, а вот додумается ли "гигант мысли" до печального итога?
"Мы, и в частности я, ничего не узнаем в нашей жизни. Ничего нового. Всё так же играет пластинка, скользя иглой по одной и той же дорожке. И если вдруг всё изменится, не станет ли эта музыка нашим реквием? Надо что-то делать!"
Но тут подул ветерок, и спелая, ярко-зеленая ветка, лениво шлепнула бронтозавра по морде. Не открывая глаз, он распахнул пасть, и начал жевать, жевать, жевать. И зачем спрашивается думать, если есть чем, и главное, что жевать?
ВРЕМЯ ОРАНЖЕВОЕ
Лист. Приятного для глаз светло-зеленого оттенка, со сверкающими капельками росы, с плотной кожицей, и восхитительно мягким содержимым. Я уже предвкушал взрыв пузырьков, обжигающих язык, после перетирания грубовато пикантной верхней поверхности, как вдруг, лист исчез. Не веря своему правому глазу, я скосил ещё и левый, и только сейчас по ушам ударил громогласный крик.
Это кричал тиран. А кричать он умеет, мда-а-а... Вздохнув о пропавшей пище, я развернулся и торопливо пошёл на Большую поляну. Объявлялся сбор совета, и надо было присутствовать. Ах листик мой, листик... Кто же съест тебя, кто же будет вознаграждён изысканностью твоего вкуса? Нет, листьев конечно много, но я уже почти съел именно этот. Следовательно, он есть и будет самым-самым вкусным. Ведь самое вкусное всегда пролетает мимо рта, увы...
На скале стоял тиран. И самое интересное, рядом с ним притулился архивариус. Тиранозавр нервничал, что было хорошо видно по кончику хвоста, который ни на мгновение не оставался в неподвижности. Старый Триц, напротив, был неподвижен, и не поднимал головы, внимательно рассматривая что-то перед своим носом. В хвост мне уткнулся запыхавшийся игуанодон, и торопливо проблеяв извинения, занял своё место среди многочисленной группы травоядных. Я проводил его презрительным взглядом, мелочь пузатая, и десяти тонн не весит, а тоже в Совет входит. Хищники были все, и поэтому гуманитарии скопились у меня под пузом. Совет советом, а какому-нибудь авецераптосу с аллозавром спорить неудобно. Тот нечаянно зевнет и оппонента уже нет. Бывали, знаете ли, прецеденты. Сбоку, подальше от меня, пристроился эритхениум. Знает же перебежчик, что я его терпеть не могу. Амфибия, прости меня Солнце, за грубую брань. Всё шатается из моря на сушу и обратно. Тем более дошли до меня слухи, не знаю, правда, или нет, что стал он вообще теплокровным! Приспособленец! Наступить на него, что ли, нечаянно... Нет, позже. Сейчас он представляет всю морскую диаспору, дипломат, блин.
Тиран тяжело вздохнул, и негромко сказал:
- Звери! Мои сподвижники и верные помошники! Я буду краток, и поэтому невежлив. Наш мудрый трицераптос хочет поведать о великой опасности, и поэтому мы его очень внимательно выслушаем. Кто будет невнимателен, того я лично научу слушать.
Тишина воцарилась оглушительная, только в небе беззаботно кувыркались птеродакли, их-то никто на Совет не позвал. Карканья нам здесь только не хватало. Старый Триц поднял голову и осмотрел поляну. В глазах его стояли крупные слёзы.
- Мои друзья. Я очень огорчу вас всех, но это неминуемо. В старых запасах моего архива, я нашел предсказание, которое наши предки записали на скорлупе, возможно, ещё Первого яйца. Я не буду перечислять все приметы, наш деспот ознакомлен с ними, и споров быть не должно. Вкратце, предсказание такое: Весь наш мир, это огромнейшее яйцо, в котором зреет зародыш нового мира. И рано или поздно наступает такой миг, когда яйцо трескается. Мы все живём на скорлупе, и никакой радости рождение нового мира нам не принесёт. Мы все исчезнем, потому что жизнь начнётся с нового листа...
Из задних рядов раздался пронзительный вопль, и все обернулись. Орал старая жаба - анкилозавр. Вот же сволочь. Забронировался до такой степени, что и наступить на него нельзя, а жадный-то, жадный.
- Если нам не жить, то зачем тогда этот свет?!! Сожрём всё, и растопчем всю мелочь, чтобы остался только голый камень, и кости, кости, кос...
Щёлкнули челюсти оказавшегося рядом мегалозавра, и дикий визг неосторожно высунувшего шею скандалиста затих. Тиранозавр благодарственно мотнул своей башкой.
- Кто ещё хочет выступить?
Тишина была ему ответом, все молчали, подавленные будущим.
- Ясно, - Тиран обвел взглядом склонившиеся головы, - Значит мы посовещались, и я решил! Когда треснет скорлупа, я не скажу. Мы будем жить по-прежнему, потому что бороться с этим не можем, и спрятаться негде. Когда-нибудь и кто-нибудь найдёт наши кости, и пусть они задумаются над остатками бывших повелителей планеты. Кто мы, и кто они? Смогут ли они принять свою кончину с достоинством и гордостью, как живущие до них. Мы исчезнем, но жизнь будет продолжаться, ибо вечно только стремление к совершенству. Дикси, я всё сказал.
ВРЕМЯ ОРАНЖЕВО-КРАСНОЕ
Солнце, как много в этом звуке, для динозавра старого слышно. Как приятно смотреть на яркий диск, как радостно чувствовать тепло, согревающее и дающее радость жизни.
В глаза ударило черной тенью, и солнце пропало в чём-то яростно ругающемся, и бьющимся. Я инстинктивно махнул головой, и солнце открылось моим восхищенным глазам. В ближайшем хвойнике, кто-то яростно трепыхался, и оглашал хвощи дикими криками. С любопытством я наклонился и вздрогнул. Из растрепанного навершия дико сверкали глаза птеродакля:
- У-у-у, палеозой! Пролететь невозможно, диплодоки под ногами мешаются. Что уставился, бронтозавр недоделанный? Помоги выбраться, не видишь что-ли, крылатый устал!
Я немного подумал, примерился, потом осторожно взялся за кончик крыла, и выпрямил шею. Птеродакль с хриплым воплем исчез в голубизне неба, на прощанье успев крикнуть:
Удивившись, вроде недавно расстались, я задумчиво дожевал верхушку хвоща, удивился дурному вкусу летающего недоразумения. И чего так орать, вполне свежий хвощ приятного терпкого вкуса. Потом задумался, а где его величество меня ждёт? Ладно, прогуляюсь до горы Совета, там видно будет.
Интуиция меня не подвела, у подножия горы стояли Тиран, Триц, и какой-то незнакомый птеродон. Я подошел ближе и с интересом посмотрел на молодого ящера. То, что он молодой было видно, по ломким движениям, и по робости, с которой он взирал сверху вниз на почтеннейшего трицераптоса.
- Вот и наш уважаемый Дипло, - обрадовался Тиран, и обращаясь к птеродону, уважительно попросил: - Глубокоуважаемый Пте, повторите все ещё раз, для нашего малого совета.
- Сочту за честь, почтеннейший Тиранозавр, - поклонился летающий ящер, и начал свой рассказ:
- Колония на нашем острове, в основном состоит из летающих, и некоторых амфибий. Есть конечно, и представители почтеннейшего рода хищников, кстати один из них, аллозавр, велел вам кланяться. Он же и попросил меня совершить данный полет. В общем, совсем недавно, мы обратили внимание на вконец ошалевших птеродаклей...
- Как?! - Не удержался Триц, - Куда же дальше им шалеть? И так. простите за слово, просто позор на имени динозавров. Ой, извините, я вас перебил.
- Я понимаю удивление уважаемого архивариуса, - расправил крылья птерадон, но тут же сложил их, извинился (конечно, а то тень закрыла почти всего меня), и шелкнув пастью, продолжил, - Мы сами долго не обращали внимания, но после просто возмутительных и абсолютно непонятных речей, всё-таки встревожились.
- И что же орали, эти шалопутники? - поинтересовался, внимательно слушащий тираннозавр.
Птерадон наморщил ярко-красный надклювный мешок, и, запинаясь, процитировал:
- Что-то про "права человека", "толлетарность мышления", какую-то "кроффафую гэбню", и "свободу поведения"...
Мы переглянулись, и синхронно пожали плечами. Потом тираннозавр задумчиво сказал:
- Я понимаю последние слова, но совершенно не понимаю, причём тут наш род? Любой динозавр может делать всё, что он хочет, но конечно, не должен обижаться, если его поведение покритикует кто-нибудь из хищников. Остальные слова, это просто сочетание звуков, без всякого смысла.
- Согласен, но нам стало интересно, откуда они нахватались этого словесного мусора. Мы проследили их полёт, хотя это было необычайно трудно...
- Неужели, эти каркалки маскировались? - Изумился Триц.
- Нет, конечно, для этого надо иметь мозги. Но они летали такими извилистыми путями, что один плезиозавр пытаясь показать путь, запутался в собственной шее. Когда я улетал, его ещё развязывали. В общем, когда мы наконец-то разобрались, то с изумлением увидели стойбище млекопитающих, которые носили на себе какие-то яркие тряпки, и выращивали, да я повторяю, вы-ра-щи-ва-ли очень яркие цветы, с резким запахом.
Мы опять переглянулись, и Триц недоуменно тряхнул рогами:
- Не обижайтесь, высокочтимый Пте, но сказанное вами, кроме как нонсенсом быть не может. Млекопитающих мы знаем, когда-нибудь они станут хозяевами планеты, но не сейчас же. Что-то здесь непонятное.
- Это ещё не всё, - поник птерадон, и даже зябко укутался в свои крылья, - Они убили игуанодона...
Все, потрясенные, замолчали. Я не в силах справится с волнением, схватил близрастущее гинкго и сжевал всю крону, прежде чем устыдиться столь детского поступка, и любезно предложить соседнее дерево заслуженному архивариусу. Тиран недоверчиво покачал массивной башкой, и стал тщательно подбирать слова:
- Не сочтите за оскорбление, глубокочтимый птерадон, но последние ваши слова, вызывают глубокие сомнения.
Пте согласно кивнул узкой головой:
- Не стоит извиняться, я тоже не поверил бы такому известию, если бы не видел этого сам. Когда молодой игуанодон, привлеченный яркими красками, забрел на их делянку, то сначала они бегали и кричали, но потом, схватили какие-то обрубки корней со странным блеском, и Игу умер. Это было страшно...
Почтенные старейшины погрузились в молчание, потом Тиран поднял голову и посмотрел на солнце.
- Красное время истекает, а вам ещё лететь и лететь. Может быть переночуете у нас, моё покровительство вам обеспечено?
- Благодарю, но... - Пте тоже посмотрел вверх, - Я успею, тем более все наши волнуются, и ждут ответа.
- Передайте своим, что мы очень взволнованны, и непременно примем меры. Думаю, что через пару восходов всё будет решено.
- Вы сняли груз с моих крыльев, и я, от имени всего населения острова глубоко и искренне благодарю вас, - рассыпался в благодарностях молодой птерадон.
Проводив гонца, мы вновь погрузились в тревожное молчание. Меня тревожила одна мысль, а причём тут я? Наконец-то Триц перестал терзать остатки кроны, и поднял на меня внимательный взгляд:
- Я слышал, что ты, паренек, знаком с нашими млекопитающими?
- Нет, конечно, - удивился я, - Их-то и слышал только один раз, в зеленое время, когда жарко было.
- Неважно, - отмахнулся трицераптор, - Если слышал раз, то услышишь и во второй, заодно передашь им кое-что.
Я не ответил, совсем недалеко промелькнула очаровательная шейка. И огромные глаза на миг фривольно закрылись полупрозрачной пленкой. Ах, какие глазища!! Над ухом оглушительно лязгнули челюсти тираннозавра, и я невольно вздрогнул.
- Не отвлекайся! - Строго сказал Тиран, и проводил взглядом девушку, - Такая мелочь, только на один укус...
"Эх, старичье" - грустно подумал я, но сделал заинтересованное выражение морды лица. Триц с сомнением, осмотрел меня, вздохнул, и продолжил:
- Сегодня в зеленое время, будешь отдыхать в горячем озере, поспишь потом. Встретишь млекобанду, и скажешь им вот что...
Зеленое время раскрыло свои крылья над благословенными джунглями, а я сидел, как какой-то птеродакль, прости меня Яйцо за такое грубое слово, в горячей воде, и задумчиво оглядывался. Над головой нависло огромное, но какое-то бесполезное светило. Света от него хватало, но, ни капельки тепла не было. Зачем оно вообще нужно? Хвощи хрустнули, и на берегу показался первый млекопитающий:
- Ты вконец ошалел, вожак. В каменном веке мыться?
- А я сказал мыться! - Прорычал первый, - Как с вами, лодырями цивилизацию прикажешь строить? От вашего запаха, уже динозавры в обморок падают, даже спящие.
- Дык, это и прекрасно! Ой, атаман, а этот почему-то не упал.
Вожак стремительно обернулся, но я оказался быстрее:
- Не кричи-и-и-и, млеко-о-опитающ-щ-щий.
Все трое замерли на краю озера, а я постарался вспомнить всё, что говорил почтенный архивариус:
- Слуш-ш-шайте меня, бандерлоги...
- Мы - люди!
- Цыц! А то я собьюсь! В общем, когда будет оранжевое время, отправитесь на берег, там найдёте лиоплевродона...
- Никак не можно! - Возмутился вожак, - Во-первых мореплавание у нас запланировано на поздний каменный период, а во-вторых эта дурра нас сначала проглотит, а потом спрашивать будет.
- О, Скорлупа, - задрал я голову к ночному светилу, - Ваша цивилизация меня абсолютно не волнует, но пока владыки мы, а разным, бандерлогам слова не давали! Хоть как вы ни называйтесь! Лиоп предупрежден, и обещал никого не есть. По крайней мере, завтра. В общем слуш-ш-шай дальш-ш-ше. На спине у почтенного лиоплевродона доплывете до острова. Там вас встретит птерадон...
- И сожрёт, - мрачно продолжил один из немытой двойки.
С шумом вдохнув воздух, я покрутил головой, с шумом сожрал крону ближайшего хвоща, вот ещё, стесняться этих... млекопитающ-щ-щих, потом вновь строго посмотрел на млекобанду:
- Будете спорить, я вас сам сожру.
- Ик, нельзя тебе. - Возмутился вожак, - Ты травоядный!
- Сам знаю, - огрызнулся я, - Но всё равно сожру, потому что это холодное солнце на меня так влияет. Тьфу на вас...
На берегу озера началось бурное движение, и вопли, типа "Хватайся за лиану, остолоп! Не дыши, сейчас вытащим!", а я застеснялся. Предупреждал же меня Тиран, чтобы я был холоднокровным и терпеливым. Подождав, когда разгильдяя вытащат из следов моей нервенности, сам дурак, нашёл где стоять, я продолжил:
- Дальнейшие инструкции получите у птерадона, и перестаньте скулить! Никто вас есть не будет, по крайней мере, до тех пор, пока не выполните поручение.
Проводив поскуливающих млекопитающих, я горестно закатил глаза, и эти... бандерлоги (кстати, не забыть спросить у Трица, что это слово обозначает), будут владыками планеты? Бедная наша планета...
Через восход мы втроем собрались у скалы. На встречу пришли все наши посланцы, но из рощи вылез только, отчаянно трусивший вожак. Двое дрожали так, что с хвощей сыпались шишки, и непонятно чьи, гнезда.
- Повелители! Мы выполнили ваше поручение, и надеемся на снисхождение.
- Говори, - кивнул головой Тиран, - Я гарантирую, что ты уйдёшь живым с этой поляны.
- А дальше?
- А дальше, эволюция, милейший, - хмуро ответил Триц, и нервно дернул шипастым воротником. Что-то очень сильно беспокоило почтеннейшего архивариуса.
Вожак набрал полную грудь воздуха, с тревогой посмотрел на высоко стоящее солнце, но потупил голову и начал свой рассказ.
Мы были в недоумении, это не лезло в никакие границы. Эти, так называемые, "владыки" не нашли ничего лучшего, как открыть путешествия во времени. И для чего, о, Великая Скорлупа!! Для удовлетворения собственных пороков! Все эти, человеки, нашли в нашем уютном месте только место для выращивания каких-то гадких растений, которые опасно стало растить в их времени. Вожак сам слышал, как один из прибывших хвастал другому, что этот "кокс" и "опиум" ни один "интерпол" никогда не выследит. Слов нет. остались одни междометия, которые в порядочном обществе не выговоришь. Да-а-а, как низко пали все те, кого эти отщепенцы притащили с собой. Их просто обманули, обещав какую-то "борьбу за свободу", и "свержение диктаторов и тиранов". Тираннозавр сильно разнервничался, но слово, данное хоть и млекопитающему, надо держать. Поэтому он промолчал, только низко опустил голову, чтобы гневным взглядом не спалить дерзкого бандерлога. В общем, скоро мы остались втроем, и архивариус поднял на меня печальный взгляд.
- Не хотел я, чтобы так всё свершилось. Молод ты ещё, Дипло. Но приходится приносить жертвы всем нам, ради того, чтобы ручейки вероятностей слились в единственно правильную реку времени.
Я с тревогой посмотрел на обоих властителей, пусть не знаю, что готовится, но я не хочу этой чести! Тиран покачал головой:
- Надо, мой дорогой, надо. Пусть осталось нашему роду совсем мало времени, но мы должны уйти с достоинством. И пусть мы ненавидим нашу смену, но обязаны предпринять все меры, чтобы их цивилизация не погубила сама себя. Начинай, почтеннейший Триц.
Прокашлявшись, архивариус грустно сказал:
- Мы помним абсолютно всё, но практически все знания хранятся так глубоко, куда никто из наших, никогда не заглядывает. И на самом дне есть знание о бестиях времени. Именно их могут вызывать из пучин памяти архивариусы. Только плату за это, бестии принимают одну. Жизнь вызывающего.
Я нервно качнул головой, невыразимый ужас сковал мои челюсти, "Не-е-ет!! Старый Триц, совсем ещё не старый! Он ещё может встречать восходы!!" Грустно вздохнул тираннозавр:
- Во многом знании, много печали, мой мальчик. Иного пути нет. Наши предки отказались от развития цивилизации, и сейчас Триц будет расплачиваться за эту ошибку.
- За что?!! - Мой возмущенный вопль потряс скалы, и согнул недалекую рощу, - Это не наши проблемы! Пусть эти человеки травятся своей гадостью, чтоб они все сдохли!
- Не говори мерзостей, сын мой. - Строго оборвал меня архивариус, - Мы уйдём, придёт пора, уйдут и они. Только наша земля всё так же будет вращаться под ласковым светом солнца, радуясь новым разумным. И мы в ответе, за тех, кто ещё не возник. Лучшие люди борются в далеком будущем, с этой заразой, и мы должны им помочь. Всё, время пришло, теперь вспоминай. Почтенейший тиран, не откажите мне в последней просьбе.
- Ваше слово - закон.
- Я понимаю, что мясо у меня уже старое и невкусное, но очень не хочется гнить на поляне...
- Клянусь, - на глазах у тираннозавра показались крупные слезы, - Клянусь, что здесь останется только голый костяк...
Обряд был прост, и отвратителен. Смотреть как с каждой выпетой фразой, морщится кожа стремительно стареющего трицераптора было ужасно. Но грозный рык тирана не давал мне закрыть глаза, или расплакаться. И с остановившимся сердцем я наблюдал, как среди красного времени, среди поляны сгущается Тьма. Как делится она на несколько, будто вырезанных из яркого дня, теней, и как с последним вздохом Трица, исчезают тени, не забыв, я уверен, прихватить с собой иновремян, оскорбляющих своим существованием две цивилизации.
Всё кончилось, на поляну вернулся свет и тепло, и тиран поднял на меня глаза:
- Уходи, архивариус. Я обязан выполнить свой долг, как выполнил его Триц.