- Ну, почему ты никогда не можешь попрощаться по-человечески, а?- говорит Лиза.
Это она мне так говорит. Бред какой-то. Я смотрю на дурацкий календарь на стене. На нем - японка в салатовом кимоно и месяц апрель, и прошлый год.
- Что ты за человек такой?! - продолжает Лиза.
Что я за человек? Дурацкий вопрос. Ну, обычный я человек.
- Ну, ты же мог прийти по-человечкски и уйти по-человески...
Что-то много человеческого. Слишком много человеческого. Кто это сказал? Кант?
Свистит чайник. Лиза громко перествляет чашки.
- Это у нас всегда так с тобой. Всегда! С самого начала...
Я молчу. Не знаю, что сказать. Ветер залетает в кухню через марлю в форточке и треплет пепел в блюдце-пепельнице. Я вожу указательным пальцем по щербинке на чашке с большими выцветшими розами. Чашки напоминают о детстве и на душе делается как-то не по себе.
Лиза что-то продолжает рассказывать мне. Скорее всего, дальше меня вычитывает, но я уже не слушаю. Смотрю в окно на свой двор. Так, блин, это все странно. В центре двора - детская площадка. Деревья на ней срублены. Площадка обнесена строительным забором. Старая карусель с щербатыми деревянными сиденьями растерянно застыла, уже никто на ней не катается. Как-то не по-человечески это все...
- Ну и что ты там будешь делать в этом своем Харькове? - спрашивает меня Лиза.
- Да, ничего такого...
- Ты как здесь ничего такого не делал,так и там тоже ничего такого делать не будешь. Как тебя только на работе держат? Повышают еще...
Лиза наливает мне в чашку кипяток. Пакетик с 'липтоном' всплывает на поверхность воды. Интересно, где наш заварной чайник? Когда мы последний раз заваривали там чай?
Лиза садится напротив. Молчим. Она ловит мой взгляд, блуждающий по стенам.
- Мы в следующем месяце переезжаем к Роме, - говорит Лиза. - Он там ремонт заканчивает. Улаживает хозяйственные вопросы со своей бывшей. Так что, в принципе... Квартира пока будет в твоем распоряжении. Можешь и не уезжать никуда...
- Да при чем тут квартира. Блин, Лиза, сколько можно мусолить эту тему?
Лиза отворачивается. Опять это дурацкое молчание. Часы из гостинной тикают так громко, что сюда слышно. Ну, давай, скажи мне еще что-то про человечское...
- Ты сахар будешь?
- Буду.
Лиза встает и идет к шкафу. Достает сахарницу. Она тоже с большими розами. Я смотрю на длинные ноги Лизы. Загорелые. Торчат из джинсовых шорт и наверное еще пахнут морем. Я представляю себе все границы коричневого и белого на её коже. Лиза недавно вернулась из Египта. Ездила туда с Романом и Сережей.
Сахарница без крышки.
- А крышка где?
Лиза ничего не отвечает. Кладет сахар в чай и громко его размешивает. Меня за такое всегда ругали в детстве.
Мы пьем чай и оба молча смотрим в окно. Там летает тополиный пух.
Я замечаю на подоконнике фотоальбом. Небольшой такой, с пальмами и фиолетовым небом на обложке.
- Можно? - спрашиваю я Лизу и уже беру альбом в руки.
Она ничего не говорит. Хлопает веками.
В альбоме фотки из Египта. Лиза в тех же джинсовых шортах. Рома держит её на руках. Светит бицухами. Вот жеж, блин, позер. Надо, как в Харьков переберусь, в зал наконец-то пойти. Лиза улыбается. Роман улыбается. И Сережа тоже улыбается. Все счастливы. Ну и конечно же на третьей странице фотка, где Лиза на фоне пирамид дует губки и держит так руку, будто пирамида у нее на ладони лежит. Роман, наверное, придумал. Умник.
Чай горячий. Я на него дую.
- Как у Светы дела? - спрашивает Лиза.
- Нормально, - отвечаю я.
- Когда роды?
- В конце октября.
- Это её идея переезжать в Харьков?
- Лиза! Сколько можно одно и то же тебе повторять? Мне предложили возглвить региональный офис...
- Ладно, закрыли тему.
Опять молчим. Опять сплошное тикание часов. Только часы и все. Забрать их что-ли с собой в Харьков? Смотрю на свои 'касио' на руке. Пора бы уже ехать.
- Серега давно спит? - спрашиваю я у Лизы.
- Недавно.
- Может, все-таки разбудим?
- Не будем мы его будить. Пусть спит.
Я допиваю чай.
- Когда тебе выезжать? - спрашивает Лиза.
- Завтра рано с утра выезжаем. Сейчас уже пойду. Надо закончить сборы...
- Ну давай...
Лиза встаёт из-за стола.
Я тоже поднимаюсь. Еще раз зачем-то осматриваю кухню. Над плитой обои закоптились. Давно пора бы уже тут ремонт какой-то сделать...
Выхожу в коридор. На трюмо лежит плюшевый медведь. Блин, что ж это за ерунда... Надо было Сереге что-то другое купить. Надо было получше подумать, что ему будет интересно.
Мы стоим какое-то время с Лизой в коридоре и только долго смотрим друг на друга. Мне почему-то хочется к ней прикоснуться. Но я не знаю, как. Как это - прикасаться к Лизе? К загорелой Лизе... Я уже не помню.
- Лиза, может... - я киваю головой в сторону спальни.
Она отрицательно качает головой.
- Ну, тогда я пошел...
- Иди уже. Свете привет передавай.
- Я вот, что хотел сказать...
Лиза вскидывает голову. Глубоко втягивает воздух, так что я вижу, как движется ком в ее горле. Шмыгает носом, но слёз нет. Ни капли... Как в детсве.
- Уходи - тихо говрит Лиза.
И я ухожу.
Три пролета вниз. Запах дома не меняется совсем. Чем же это так пахнет?
Я подхожу к машине и еще какое-то время смотрю на наш балкон. Надо бы санки на хрен выбросить наконец-то... И вообще почистить его как следует. Ну, это уже потом... Потом. Ладно.
Я открываю дверь машины.
- Папа! Папа!
На балкон выбежал Серега. В белой майке, с худыми загорелыми плечами. Под мышкой мой дурацкий медведь.
- Папа, я проснулся уже! Поднимайся!
Лиза тоже вышла на балкон. Что-то шепчет на ухо Сереже. Я растерянно смотрю на них.
- Папа, поднимайся!
Лиза выразительно смотрит на меня.
Ничего. Ничего у меня не выходит по-человечески...
- Ну, папа, ну давай...
- Сережа! Сереженька! Я скоро вернусь!
Лиза еще раз что-то говорит Сереже на ухо. Берет его за плечи.
- До свидания, папа!
Сережа машет мне плюшевым медведем.
- До свидания... - говорю я. Тихо говорю. Громче не получается. Сережа меня не слышит. Лиза уводит его в кваритру и закрывает балконную дверь.
- До свидания... - говорю я. Еще тише. Сам себе...
Я сажусь в машину и крепко хватаюсь за руль. Долго-долго сотрю на свои руки. Красные кулаки, белые костяшки. Кулаки. Костяшки. Красные, быле. Красные... Белые... Цвета постпенно расплываются. Переливаются в прозрачных, мокрых кристалликах. Красное. Белое. Руки становятся рекой.