Ненависть
16.09.2010
Санкт-Петербург, Спас-на-Крови

	Он идёт по чёрной лестнице, не слушая
тихую сонливость, не понимая отсутствия звуков,
веря только в себя. Полночь - такое время, когда 
сегодня превращается в завтра, а совершённые 
ошибки уходят в прошлое.
	Во мраке сырого тёплого тумана он поднял
руки, а в руках потирал железные мускулы винтовки.
Ему нужно сделать один выстрел, а потом достаточно 
вспомнить тени уходящего сегодня. И станет тихо.
как сейчас.
	В песке тишины мерещились стоны, казались
непроницаемыми стены и вечной пустота внутри. 
Кто-то говорил о всеобщем братстве. И тёти в
детском саду внушали ему это. Но годы поставили
всё на свои места.
	То, без чего он не мог жить ушло, вместе
с солнцем. И пустые облака несли теперь не дождь,
а просто сырость. А он нёс в руках винтовку.
И чувствовал себя сильнее. Теперь не от возможностей
оружия, а из-за того, что он оставлял в уходящем дне
своё прошлое. 
	А закат был сегодня красив. И крыши, и улицы
полные людей, и маковки куполов знаменитых соборов.
А ещё казалось, что солнце прощается ненадолго.
Так почему же его по-прежнему нет?
	В автобусе, что двигался по улице, навстречу
вечерним пробкам, тоже было тихо. Тогда он смотрел
в окно, иногда обращая внимание на сидящих пассажиров.
Нет, он не боялся слежки, просто сильно желал понять,
чего же ждут люди в новом завтра. К чему они стремятся.
И находил каждый раз различные желания. Жить, копить
деньги, делать детей, вырастить и выучить их, вылечить
близкого от смертельной болезни, купить квартиру,
машину, разбогатеть... А встречались и иные: найти
подругу на час, а лучше на ночь, достать денег на
водку, наркотики, клубы, тусовки...
	И вторых становилось больше. Начинался закат,
краснело небо, переливаясь жёлто-оранжевым, серея и
вновь расцветая.
	Он заходил в общественный транспорт осторожно,
неся в руке сумку с винтовкой. Люди не обращали внимания.
Людям хватало своих проблем. Он на секунду даже решил,
что будь он в форме, с оружием наперевес, все и то 
постарались бы спрятать глаза. Никому ничего не надо. 
Они боятся лишь за свою шкуру. Остальное им не понять.
	...Когда орёл летал над полем - все боялись.
Когда орёл летал над лесом - все молчали. когда же
орёл свил гнездо, он стал подобен куропатке.
И над ним смеялись...
	А в солнечном небе было что-то глубокое, далёкое
и незабываемое. Как в детстве летний дождь и свист 
брызг из водяного пистолета в глаза. Глаза жмурились
от воды и солнца, ноги бежали, а смех рвался наружу.
Так и сейчас, лишь улицы другие, лишь люди меньше
кажутся. И мир не такой огромный, и не такой гостеприимный.
И дома пусто, да и дома нет.
	Поздняя весна, середина мая. И слёзы просохли 
также быстро, как и лужи после утреннего дождика.
Только пустые облака закрывали солнце, и от этого ветер
казался холоднее.
	Был полдень. Он точно запомнил, как выглядел 
полдень. Потому что, в этот момент его часы прозвонили
подъём. Почему в полдень? Разве он спит до обеда? Нет.
Конечно, этот сигнал звенел в двенадцать ночи, когда 
он собирался идти на развод мостов. Точнее, они. Как
быстро слово "они" появляется в жизни, кристаллизуясь
для себя в "мы". Так же быстро оно исчезает. А тишина
эта сейчас некстати. Впору был бы вой сирен воздушной
атаки, или крики со звоном битых витрин. 
	А в глазах стоял чёрный автомобиль, развивающий
скорость. Три человека на тротуаре. И кровь. Наполовину
его кровь. Хотя он стоял и смотрел без единой царапины.
А его кровь уносил в канализацию майский дождик. 
И смотрели люди. Одни подбегали, суетились и кричали.
А большинство шло мимо, посматривая искоса на 
изуродованные тела мёртвых людей. 
	Но не их родственники были мертвы, поэтому
людей более интересовали свои мелкие проблемы. 
Чёрный автомобиль скрылся. И мужчина за рулём даже не
решил выйти наружу. Его эти люди больше тоже не
интересовали. Но если кто-то пытается решать за 
других: жить им или нет, то рано или поздно решат и
за него. 
	А в глазах по-прежнему стоял чёрный автомобиль.
Дорогой и престижный. Три буквы "Р" на номере, невозмутимое
лицо водителя. Кровь...
	А потом было утро. Тепло, хотя не так уж. Улица и 
перекрёсток. Он шёл со своей семьёй. С женой двадцати семи
лет и двумя маленькими детьми. Он шёл уверенно, считая, что
уверенность эта - полная. И что завтра никогда не покажет
зубы. 
	Он сказал, что зайдёт на минуту в магазин за
сигаретами, сминая в руке пустую пачку. А жена ответила:
подождут на остановке. В десяти метрах от магазина. И всё.
Закончились планы, закончились цели. Вылетевший на красный
свет автомобиль заскочил на тротуар, подмяв под колёса
настолько чёткую и неизменную уверенность в завтра. 
Потом, конечно, люди в форме рассказывали, что этот человек
вряд ли сядет. Он в состоянии обратить ход судебного процесса
в свою пользу. А жизнь от всех этих слов становилась всё
противнее. Глаза стали пусты, они смотрели только в телефон,
только чувствовали последние капельки дождя. 
	И он перестал ждать завтра. Он узнал всё, что 
собирался узнать, он молчал, и от этого тишина вокруг 
превращалась в море. Он не ждал, когда начнётся суд. Судить
их будут потом не эти толстые рожи. И заряжая винтовку, он
вслушивался в свою ненависть, но не понимал её. Потом понял. 
	Он знал наперёд, когда будет выстрел.
И кровь, но уже не его.