Аннотация: - Море всегда заботилось обо мне. Оно кормило, поило и любило меня...
Выйдя на берег, капитан и его помощник устало опустились на песок около лазурной воды. Их взгляды, ненадолго задержавшись на "Эсмеральде", устремились в безбрежные морские дали, словно там должно было появиться нечто важное. Прошло немало времени, прежде чем Блюм сухо произнёс:
- Мы всё равно должны попытаться доплыть до порта. Если не суждено, окончим жизнь в море.
- Пусть будет так, капитан.
- Море всегда заботилось обо мне. Оно кормило, поило и любило меня. Благодаря морю я стал капитаном и богатым человеком. Оно вырастило меня, так пусть и похоронит, если на то выпадет доля. Зря назвал я эту землю именем матери. Она опять оставила меня.
- А я не знал ни отца, ни матери, - горько усмехнулся Шон, - и жил как придётся. На море я не так долго, и ничем ему не обязан. Но я пойду с вами, сэр. И буду стараться из всех сил.
- Благодарю тебя, Шон.
Блюм протянул руку и, встретившись с пятернёй помощника, крепко пожал её.
- Пошли. Пора наведать "Эсмеральду". На этой земле нам уже делать нечего, - сказал он, и направился в сторону плота.
Акула пошёл за капитаном. Немного повозившись с тяжёлым плотом, они стащили его на воду и, загребая самодельными веслами, отплыли в сторону корабля.
Совсем скоро, их плот ткнулся в крутой бок "Эсмеральды". Капитан, несколько удивленный, что их до сих пор не заметили, громко окликнул Мэрби и Джима. Тишина в ответ, была плохим знаком и, переглянувшись, они решили обогнуть корабль. Однако никаких видимых признаков для беспокойства обнаружить не удалось. Окликнув ещё несколько раз, они, наконец, услышали возню на палубе. Затем, с борта свесилась опухшая физиономия Мэрби, которая с видимыми усилиями нечленораздельно произнесла:
- А-а, капитан! А я приз-знаться, не ждал вас с-с-сегодня.
- Да ты никак пьян! - грозно проговорил Акула.
Мэрби перевёл на него мутный взгляд, и едва смог выдавить ничего не значащее:
- Тс-с-с.
- Ладно. Бросай трап, Мэрби! - миролюбиво сказал капитан.
Физиономия изобразила некое подобие мыслительного процесса, результатом которого стали весьма неуверенные попытки переместиться вдоль борта к спадающему на палубу верёвочному трапу. Несколько раз, роняя себя на этом пути, она добралась-таки до трапа и, вцепившись мёртвой хваткой, повисла на нём в полном бессилии.
- Мэрби, мы ждём! - напомнил Блюм.
Шумно вздохнув, физиономия опять пришла в судорожное движение и, видимо, позабыв напрочь, что от неё требуется, отрешённо уставилась на плот.
- Если ты не сбросишь, этот чёртов трап, я сам поднимусь наверх. И тогда, тебе не поздоровится, Мэрби! - пригрозил Акула.
Силясь собрать воедино и понять все составляющие послания, физиономия сделала последнее нечеловеческое усилие и вдруг, закатив глаза, громко захрапела.
Помощник, не находивший в происходящем ничего смешного, подобрал валявшийся у ног крупный сучок, и метнул его в Мэрби. Глухой стук и некое подобие стона известили о попадании в цель, и физиономия вновь открыла глаза.
- Мэрби, сбрось нам трап! - как ни в чём не бывало, приказал Блюм.
- А-а, кэп! Я уже спе-ешу! - прозвучало в ответ и, едва не вывалившись вместо трапа, он, наконец, спустил его.
Ухватившись за канат, капитан быстро поднялся на корабль и первым делом окинул его внимательным взглядом. Акула ступил на палубу немногим позже, но успел пару раз хорошенько тряхнуть Мэрби, прежде чем Блюм его остановил.
- Подожди, Шон. Потрясти его мы всегда успеем. Лучше свяжи этого пьяницу, чтоб он ненароком не вытворил чего, и пойдем, поищем Джима.
Помощник быстро исполнил указание, и они принялись обыскивать корабль. В трюме стоял тяжёлый запах спиртного, а замок с двери, ведущей в кладовую с запасами рома, был сорван. Не считая этого, на "Эсмеральде" всё оставалось по-прежнему. Однако Джима обнаружить так и не удалось. Допрашивать Мэрби, в настоящий момент было бессмысленно. Понимая, что с Джимом случилось нечто, не оставляющее надежд, Блюм тяжело произнёс:
- Устал я, Шон. Пойду, отдохну немного.
Тяжело переставляя ноги, он прошел в свою каюту, и прикрыл за собой дверь.
Акула лёг отдыхать прямо на палубе. Будучи свидетелем всех событий, произошедших на Амелине, этот человек, который, казалось бы, являл собой только жестокость и бессердечность, проникся жалостью к капитану. Сомнения, давно одолевавшие его, ещё более усилились после последних событий и натолкнули на мысли, от которых ему стало как никогда тяжело. Вся жизнь проходила теперь перед Шоном, в преображённом этими выводами, свете. Свои поступки, и поступки членов команды, друзей, и многих других, встречавшихся Шону на жизненном пути, наполнились новым смыслом, который отнюдь не радовал. Переживая эти чувства в себе, помощник всё больше укреплялся в их верности и справедливости. Жалость к капитану была сродни жалости к тяжелобольному. Шон жалел его, хотя знал, что и сам страдает тем же недугом.
Через некоторое время Мэрби начал проявлять признаки пробуждения. Помощник, так и не сомкнувший глаз, плеснул на матроса воды и стал дожидаться капитана. Блюм, видимо, спал не крепко. Появившись вскоре на палубе, он приготовился выслушать рассказ матроса.
- Едва вы ушли, у Джима начались сильные боли в ноге. Она распухла и сделалась не меньше бочонка, - тяжело ворочая языком, начал говорить Мэрби, - чем мог, я помогал, но его страдания были ужасны. Чтоб как-то облегчить их, я вскрыл дверь и достал ром. Бедняга Джим! Он пил его, но не пьянел. Настолько боль была сильной! - Мэрби сокрушённо покачал головой. - Затем, его нога почернела и стала дурно пахнуть. Большей частью он уже ничего не понимал. Только кричал.
Мэрби взглянул на капитана широко открытыми глазами и, потянув его за рукав, надрывно зашептал:
- Я до сих пор слышу его крик, сэр! За что мне это? Он кричал, будто его жгли в аду! - Мэрби закрыл глаза, но, словно испугавшись, вновь открыл их, - Дай мне выпить, капитан. Я не могу слышать этот крик!
- Успокойся, Мэрби! Сейчас Шон принесёт ром. Но прежде скажи, где Джим?
- Он умер день назад, и я похоронил его по морскому обычаю. Он в море. Да, он в море, - лихорадочно проговорил матрос, - Джим умер, сэр. А я слышу его крики. О, Святая Мария! Дай мне выпить, капитан! - умоляюще запричитал он, и, закрыв уши руками, принялся раскачиваться, словно умалишённый.
Акула спустился в трюм и вскоре вернулся с полной кружкой рома. Протянув её Мэрби, он, будто оправдываясь, произнёс:
- У Джима всё-таки началось заражение.
Капитан кивнул и тоже направился в трюм. Вернулся оттуда он с полной флягой рома. Усевшись на канатный ящик, Блюм, молча, уставился на Амелину, время от времени прикладываясь к содержимому фляги. Шон, понимая состояние капитана, решил не мешать. Мэрби вновь затих, забывшись в пьяном угаре.
Невыразимая тоска охватила Блюма и наполнила его тяжелой печалью. Вид открытой земли уже совсем не радовал. Неожиданно, он ощутил себя ничтожно малым существом, находившемся между двумя исполинами - водой и сушей. Казалось, от него отвернулись эти две стихии. Море закрыло доступ к себе, а земля гнала прочь. Зависшая где-то посередине "Эсмеральда", стала его последним пристанищем - надёжным, но не подающим надежды. Подобные качества делали её весьма похожей на склеп, и Блюм почувствовал себя уже погребённым. Предаваясь таким мрачным мыслям, он медленно тянул из фляги крепкий напиток.
Когда наступил вечер, Шон, желая хоть как облегчить страдания Блюма, подошёл и, облокотившись о борт, произнёс:
- Капитан! Я думаю, нам нужно поискать золото на горе, в расщелине, где лежит Боб. Мне показалось, что-то там блестело.
Блюм криво усмехнулся.
- Я тоже видел этот блеск. Поэтому и не разрешил никому спускаться вниз. Труп Боба - хорошая метка. Хотел при случае один побывать там.
Шон горько усмехнулся.
- У меня были такие же мысли.
- Выходит, мы оба виноваты, - осекшись, произнёс Блюм.
- А может, там и не было ничего?
- Может, и не было. Какое теперь до этого дело?
- Так, последнее сомнение, - обратив взор к морю, медленно произнёс Акула.
- Думаешь оправдаться этим?
Шон сделал несколько шагов вдоль борта и, повернувшись к капитану, тихо ответил:
- Так легко нам уже не отделаться.
Блюм медленно снял шляпу, взъерошил рукой волосы, и тяжело поднялся с канатного ящика.
- У нас появилось сомнение - значит, жизнь продолжается. Пойдём, друг мой, выясним это. А дальше, видно будет.
- Утра ждать не станем?
- Зачем? Двум смертям не бывать.
- Согласен, капитан!
Оставив Мэрби, Блюм с Шоном быстро добрались до берега и, прихватив факелы, отправились в путь. Не делая остановок, они к утру благополучно вышли к месту, где одному из матросов забралась в рот змея и, не останавливаясь, полезли в гору.
Через некоторое время, место гибели Боба было найдено. Его начисто обглоданные кости белели на дне знакомой расщелины. Осторожно цепляясь за каменистые выступы, двое друзей спустились вниз.
- Жарко здесь! - осматриваясь по сторонам, насторожено произнёс Шон.
Блюм на его замечание не обратил внимания. Опустившись на колени, он уже сосредоточенно разглядывал жёлтую жилу на камне.
- Мы не ошиблись. Это золото, - тихо произнёс он.
Шон присоединился к капитану, и они стали зачарованно смотреть на блестящий металл. Извиваясь как змея, жила уходила вглубь расщелины.
- Здесь и впрямь жарко, - сказал, наконец, Блюм, потирая колени, - земля горячая.
Шон достал нож и начал ковырять дно, пытаясь откопать жилу. Блюм принялся помогать ему. Из-за жары, через некоторое время они сняли с себя почти всю одежду и, подложив её под колени, усердно продолжали работать. Углубляясь, жёлтая змея становилась всё шире.
-Это наша награда за все невзгоды. Мы заслужили её, - ожесточённо кромсая каменистую почву, приговаривал Блюм.
Шон работал молча. Так продолжалось до тех пор, пока окончательно не стемнело. Обливаясь потом, грязные и уставшие, они с трудом выбрались на поверхность. Из еды у них с собой были только чёрствые галеты, сыр, и немного вяленого мяса. Запивая ромом, они с жадностью съели половину, решив остальное оставить на следующий день. Заниматься поиском и приготовлением пищи им уже не хотелось. Растянувшись после еды на камне, Шон произнёс:
- Может, нам попробовать отыскать каких-нибудь туземцев? Должны ведь они где-то быть. Приручить их, мы бы смогли. А там, и морскому делу заставим обучиться. С их помощью можно добраться до старой земли.
- Точно! Дикари могут заменить матросов! - оживился Блюм.
- Давай, капитан, покопаем ещё денёк. Сдаётся мне, золота в этой жиле хватит нам до конца жизни, а вечером отправимся на корабль. Возьмём топоры, чтоб легче работать было, мешки, Мэрби - вид золота быстро отрезвит его, и вернёмся сюда. Сколько сможем, перетащим на корабль, а потом пойдём на поиски туземцев. Таков мой план.
Блюм полностью согласился с Шоном, после чего они крепко заснули.
Утром, отдохнувшие и повеселевшие, они опять спустились в пышущую жаром расщелину и принялись долбить землю. Жила, оправдывая их ожидания, становилась всё шире. Вдруг, после очередного могучего удара Шона, из места, куда опустился его нож, вырвалась сильная струя обжигающего пара. Склонившимся золотоискателям она ударила прямо в лица. Полный боли и страдания вопль огласил окрестности. Ослеплённые, они начали выбираться из расщелины, температура в которой стала резко повышаться. Но камни, на крутых склонах, крошились и осыпались под их руками, каждый раз возвращая на дно.
Шон первым понял всю тщетность усилий и ощупью добрался до Блюма.
- Давай побудем вместе, капитан! Для нас всё кончено, - тяжело шевеля обожжёнными губами, произнёс он.
Искатели новой жизни обречённо опустили головы. Ожоги, приносили неимоверные страдания. Раскалённый воздух делал их ещё более мучительными и затруднял дыхание.
- Всё против нас, - тихо прошептал Блюм.
- Мы прокляты, капитан! Даже если и получилось бы здесь прижиться, проклятье пошло бы за нами по пятам. Мы сами подписали себе приговор. Теперь я точно знаю - Бог существует. Нельзя бороться с тем, кому всё подвластно. Когда-нибудь эту землю откроют другие, и я хочу, чтоб они были лучше нас, - с хрипом выдавил из себя Шон.
Мучения становились всё нестерпимей, и на некоторое время они умолкли.
- Шон! У тебя нож с собой?
- Да, капитан.
- У меня тоже есть нож. Я подумал, что лучше нам помочь друг другу.
- Да, капитан.
- Дай мне свою руку с ножом. Я покажу, где моё сердце, а ты направь мой нож на своё. И давай крепко обнимемся.
- Да, капитан!
Через некоторое время пар перестал наполнять жаром расщелину. Дым рассеялся, и на её дне остались лежать двое крепко обнявшихся мужчин. Шел 1485 год.
![конец [неизв.]](/img/k/kulik_w_w/glawa995/pirat.y.jpg)