Мы ушли из уюта родимых семей...
Уходить в свою жизнь, то - законно!
И отцовскую грусть и тоску матерей
Мы добавили в тяжесть погонов.
И на них взгромоздили разлуку свою
С дорогими людьми и друзьями,
И - застыли под тяжестью этой в строю,
На поверках старшин, вечерами.
Мы на плечи приняли невзгоды страны -
Вместе с ней, мерзли мы, голодали...
Защищали ее мы - еще пацаны!
А верховные подло предали!
Нас невзгоды сгибать все пытались не раз -
Руки верных подруг поддержали!
Согревало тепло их внимательных глаз -
Мы о судьбах своих не роптали!
Мы ушли в свою жизнь, с юных лет - и давно!
Берегли свою честь и погоны.
И запомнили все! Только боль, все равно,
От потери друзей - в нас стозвонно!
Мы ушли из уюта родимых семей -
Мы создали свои же уюты...
Но - отцовскую грусть и тоску матерей -
Помним ту, до сих пор, почему-то...
(Кулецкий Николай Александрович 29.03.2018 г.)
Раз - замызганный сарай,
Два - плюгавый попугай,
Три - сидят и глушат водку,
Плещут в кружку через край.
В четырех стеНАХ бухают,
Пять часов - и день угас.
И безумством набухают
шесть косящих в точку глаз.
К потолку несутся вОи
из семи безумных нот -
В восемь магазин закроют,
Нечем заливать народ!
Девять. Пальцы мнут купюры:
Кто пойдет на этот раз?
Им десятка греет шкуры,
А бухло ласкает глаз...
Притащил - и дело ладно,
Преисподня не страшна -
Жмут одиннадцатый grадусс
Из шмурдячного вина.
А к двенадцати поближе
Предсказуемый исход:
Плинтус на порядок выше,
На полу лежит народ.
А мораль такая: чтобы
посчитаться и пропасть -
На тринадцать - прямо в грОбы...
Прямо Люциферу в пасть!
(Владимир Пятак, Евгений Литвиненко. Щеталка - бухалка 1993 г.)
(Практически не предисловие)
С годами дни становятся короче,
Не сбывшееся вяжется узлом,
И полнятся томительные ночи
Пленительными снами о былом.
Едва была сверстана первая часть воспоминаний о нашей училищной молодости, как-то вдруг почувствовалось, что тема эта абсолютно не исчерпана и рассказать есть еще много чего, а фотографий с тех славных времен у моих товарищей имеется еще великое множество, решил приступить к части второй. При этом как мог, старался избегать различных отсылок к части первой, а так же - повторений. То есть - сделать данную книгу вещью абсолютно самостоятельной единицей и опять же, никак не позиционировать ее как некую "вторую часть". Разве что на обложке и титульном листе.
Не мне Вам, мой уважаемый Читатель, рассказывать, что вторая часть как правило, выходит хуже первой, выходя эдаким "поскребышем", когда самые убийственные моменты и истории уже рассказаны. Хотя и имеются счастливые исключения из правил. Я не буду приводить в пример другие примеры творчества скажем, фильмы, в которых вторая часть получилась даже лучше, чем первая, вы их можете вспомнить и сами. Будем надеяться, что и в данном случае получилось нормально, во всяком случае - не хуже.
Училищная молодость была порой трудной, жесткой, порой и жестокой, но, несомненно - увлекательной. В эту книгу вошли рассказы о событиях, не вошедших по разным причинам в первый сборник. Каким причинам? Да просто вспомнились немного позже. А снова вставлять их в уже отредактированный текст, с уже помещенными туда фотографиями и образцами литературного творчества наших друзей - это было бы слишком трудоемко. Тем более, что материала уже тогда, было набрано предостаточно. Или рассказаны эти истории были уже другими людьми и в другой обстановке. Хотя при их письменном изложении на этих страницах, я снова старался следовать тому же, проверенному хронологическому порядку - от первого курса к выпуску.
И еще один нюанс - я намеренно отдал инициативу в изложении воспоминаний своим друзьям - однокурсникам и однокашникам. А сам сидел в это время с диктофоном в руке и записывал текст от первого лица, приводя его здесь в редакции, максимально соответствующей авторской. От своего имени можно описывать события, в которых либо сам принимал участие, либо был, что называется, в теме. Но... быть сразу везде, в одно и то же время - невозможно физически. И в курсе всего на свете - тоже. Такие лица, как правило, говорят все время, но, по сути, не знают ничего конкретного. К тому же, даже одни и те же события воспринимаются разными людьми совершенно по-разному, что тоже весьма ценно.
А уж сколько при этом было выпито водки и съедено различной закуски во время наших предыдущих встреч - лучше не вспоминать! Да и порой, вспоминается с трудом. Остается только диву даваться скрытым возможностям наших желудков, печени и почек! Военный желудок, если он не испорчен гастритом, или язвой - то он способен переваривать гвозди! Однако, обросши прожитыми годами и жировой прослойкой, душой мы пока еще не стареем и это хорошо! И это - главное! И до сих пор, несмотря на прожитые годы - нам есть о чем поговорить и есть, что вспомнить. Надеюсь, что с этой непростой задачей мне и моим соавторам удалось успешно справиться.
Пережито было немало. И хорошего и плохого. Распад страны, постепенное умирание Училища, развал службы, массовые отчисления, холод в караулках, заступление в наряд всем батальоном, столовская еда, которую можно было есть только с дикой голодухи и идейной убежденностью в наступлении светлого будущего, стипендия, которой не хватало даже на пачку приличных сигарет... Все это было. Но, все равно, хорошего было больше. Хорошее - это друзья, которых ты обрел там, в Училище. С которыми ты сперва был готов дойти до драки, но потом - тайком курил ночью на посту и грыз кусок сахара. С которыми ты пил водку в казарме и ходил "по бабам".
Такова уж наша память, по мере сил, вытесняющая все плохое. Но и его тоже нужно помнить. Чтобы понимать, что такое хорошее. Чтобы до конца прочувствовать разницу. К примеру - между трудным, но довольно благополучным первым курсом и беспредельным третьим. К сожалению, при каждой следующей встрече, нам приходится вспоминать все больше наших друзей и знакомых, которых увы, больше с нами нет... Но мы пока еще есть, как таковые и есть память. Память о том незабываемом времени в самом начале девяностых годов, которые потом назовут "лихими".
Но - нам тогда было все равно. Мы были молоды и, по этой причине не понимали масштаба и трагичности происходящих вокруг нас перемен. А поняли его уже много лет спустя, оттого и нашу молодость тоже можно назвать "лихой". Мы окунулись в новый для себя мир - мир военного училища. Мир, доступный и понятный далеко не всем. И "хавали" его полными ложками через край, давясь, чавкая и понемногу взрослея... А потом - выплеснулись после выпуска в армии уже разных стран, тоже переживавшие не лучшие времена... Если обратиться к классикам, то примерное представление о нем, том мире, можно составить, прочитав роман "Юнкера", принадлежащий перу А.И. Куприна, который в пору юности тоже проходил эту сложную, но увлекательную школу.
И все снится... снится... И снова лето, жара, дрожащее марево над ставшим мягким асфальтом училищного плаца. Ты снова поступил и ожидаешь выдачи обмундирования, а пока стоишь в подменном. Только с той лишь разницей, что теперь ты - уже не первый год, как пенсионер в звании майора, но наш старшина, несравненный Виктор Николаевич Иванченко, снова выдал тебе новые "керзачи" и хэ-бэ, сказав, что "Вы, жертвы, сами будете рожать, если про.бете ротное имущество..." И ты снова стоишь на плацу, в своем втором отделении третьего взвода, пока еще в бэушном обмундировании, в котором кто-то "умирал" до тебя, в точности, как тогда... Недоуменно разглядывая рядом с тобой стоящего такого же друга, пенсионера - подполковника, обреченно морщащегося при словах - "Значит обезьяны, напоминаю..." - "Уй бля... опять, старшина..."
Фрейд бы озолотился на таком материале. А пока... давайте вновь приедем в солнечный Симферополь и пройдемся по местам "боевой славы". Обойдем Училище по кругу, пройдем вокруг озера, посетим спортгородок, прогуляемся по "Пушкарю" и "Салгирке". А затем - заглянем в гости "на хату" к каждому из нас - в районе консервного завода, на "Нахаловке", Москольце и прочих значимых и знаковых для нас местах. В путь! Зайдите на по пути еще и сюда: samlib.ru/k/kuleckij_a_n, а теперь - только вперед!
Парни, вспомним это время с памятью об ушедших!
Кулецкий Алексей Николаевич
майор, выпуск 1994 г., 23 рота 3 взвод.
Еще недавно, еще какой-то год назад, абитура проходила в полевом лагере Перевальное, где она и проходила много лет подряд. В 1990 году, первые в Училищной истории, абитура, или сборы вновь поступающих, проходила в стенах родной alma mater. Получив из военкомата необходимые документы, мы, в назначенное время, прибыли в расположение Училища. На КПП уже было не пройти от скопившегося народа. Не зная толком, куда идти, мы, как слепые котята тыкались по территории. Затем, кто-то показал нам нашу будущую казарму. На КПП, попрощавшись с отцом, познакомился с пареньком из Джанкоя, таким же будущим курсантом - Серегой Запорожцевым. Вместе с ним, мы прошли к казарме и поднялись, еще ничего не зная, на пятый этаж. Двадцать вторая рота...
В большом спортзале нас распределяли по подразделениям. Наконец-то встретил своих, с кем проходил сложный путь от медкомиссии в городском военкомате и до училищного КПП. Саня, Серега, Борис и Андрюха уже стояли распределенные. Алуштинцы сразу же стали проситься в двадцать третью роту, основываясь на рассказах "бывалых". Настал мой черед. Была вероятность очутиться в доблестной двадцать второй, этажом выше - "Ты ё.нулся! Какая нах, двадцать вторая?!" "Товарищ капитан" - обратился Саня к стоявшему рядом усатому, широкоплечему капитану, - "Можно и его к нам, в двадцать третью?" Капитан посмотрел на меня - "Ну... я так понял, Алушта в сборе..." - и что-то шепнул своему коллеге, сидевшему за заваленным бумагами большим столом. "Два - двадцать три!" - сказал распределявший нас капитан за столом. "Ну что?" - спросил Саня. "Два-двадцать три" - ответил я, - "И что?" "Да нормально. Все зОебись!" - довольно произнес он свою коронную фразу - "Всё, мы все вместе! Второй взвод двадцать третьей роты!"
Нас поставили на довольствие и отвели в ротное помещение. Мы расположились в комнате на десять человек. Вокруг - такие же ошалевшие абитуриенты из числа "гражданской молодежи". На стене нашей комнаты - огромная карта СССР с обозначением тех мест, в которые забросила судьба наших предшественников. Затем - строем на обед. Строем - мягко сказано. Скорее - толпой, построенной в колонну по шесть. Первый обед в настоящей военной столовой. Ух ты! Есть можно. Гороховый суп, пшенная каша с тушенкой и чай.
А пока - посмотрим на окружающую обстановку. Все - новое и непривычное. Наконец, тупо рассматривать училищные стены нам надоело. Решив про себя, что за четыре года еще на них насмотримся, мы, прихватив с собой Олежку Игнатова, с которым познакомились в этот же день и попавшего в наше отделение, сели в троллейбус и убыли в город-герой Алушту на море и в гости к Сане, всей толпой. Проведя весьма содержательно день и даже, немного обгорев, вернулись обратно в Училище, никем не востребованные и не потревоженные. Хорошо! Если так будет продолжаться и дальше - жить можно!
Нам представили наших командиров - тех, кто будет нами руководить все предстоящие четыре года. Представлял комбат, подполковник Коровянко. Вывел офицеров рот на ступеньку крыльца, чтобы всем было видно лучше. На одного из них, капитана Щенникова из двадцать второй роты, рыкнул, приказав немедленно привести форму в порядок - убрать цепочку от часов. "Бля... вот это нам повезло с комбатом... Раз он так офицеров е.ет... Что же с нами тогда будет... Говорили - "дизельный" комбат... Ну вот оно и... " - стали шептаться в строю. Не забыли представить и четверых курсантов - стажеров, проходивших войсковую стажировку не в войсках, а в родном училище, в должности командиров взводов. Ну что же, пусть покомандуют какое-то время.
Первое впечатление от комбата оказалось самое сильное. Страху он умел нагнать всегда. Я думаю, Вам не нужно рассказывать, какое прозвище он получил среди курсантов, которые его откровенно побаивались. Но чтобы вызвать такую панику... Однажды, уже будучи новоиспеченными курсантами первого курса, в свободное время, в воскресенье, мы слиняли из лагеря и расположились в районе КПП, под грушевыми деревьями. Кто-то начинал дремать в тишине, на свежем воздухе, кто-то читал, кто-то тихонько наигрывал немудреную мелодию на гитаре... Вдруг один из курсантов, приподняв голову, тревожно проговорил, приподнимаясь с земли и глядя куда-то в сторону лагеря - "Пацаны, корова!"
Сна и расслабленности у пацанов как не бывало. Все тут же приняли позы для быстрого старта с места, с максимальной скоростью передвижения в сторону ближайших кустов, - "Блять, где корова?" А корова... корова рыже-белой масти, мирно шла прямо на нас, меланхолично щипая выгоревшую на беспощадном Солнце траву и совершенно не подозревая о наших нездоровых ассоциациях. Увидев наши резкие движения, сорвала очередной пучок травы, мотнула головой, отгоняя насекомых и все так же флегматично двигая челюстью, повернула в сторону, цепляя разбухшее вымя задними ногами.
"Ну ты бля, урод!" - высказались пацаны, с которых при слове "корова", слетел всякий сон. "Ну а кто это, страус, что ли?" - парировал виновник торжества, - "Парни, я же правду сказал..." "Да иди ты в жопу со своей правдой! Я чуть ежа не родил, против шерсти, первым делом подумал, что Коровянко сюда прется за каким-то хером..." - высказался наш гитарист, - "А тут всего лишь эта скотина рогатая чавкает..." Отдых наш продолжился, но уже без прежней сонливой расслабленности.
Первая вечерняя поверка. Непривычная к новому жизненному укладу толпа вылезла на "взлетку" и построилась как бы в две шеренги. Стажер - старший сержант Магомедов, с планками правительственных наград на парадной форме, скомандовал "Равняйсь! Смирно!" Его как будто никто не слышал. Он повторил громче, потом - просто рявкнул на всю роту. Толпа несколько затихла, но скорее - из любопытства - "Кто там такой борзый орёт?" "Слушай список вечерней поверки!" - продолжил сержант уже спокойнее.
Назывались фамилии по списку. Иногда, от незнания и без злого умысла, фамилии коверкались, к неудовольствию обладателей, под шуточки и смех окружающих. Сержант понемногу начинал выходить из себя. "Равняйсь! Смирно!" - вдруг скомандовал он, дойдя уже до четвертого взвода и начал весь список заново. "Эй, какого х.я? Мы так не договаривались!" - по строю пробежал недовольный ропот. Так повторилось еще пару раз, пока на первый раз "Гоги", как его уже успели прозвать будущие военные до мозга костей, не удовлетворился уровнем тишины в помещении.
Наконец, список был дочитан до конца. Наступило время объявлений. "Нэкоторые лица виглядывают на улицу и вэдут сэбя, как обезьяны!" - с легким акцентом объявил наш командир, - "Начинают даставать дэвушек дурацкими вихадками..." "Э... кито хочэт трахаться, падхади ко мне, я вас так трахну!..." - закончил он свой пассаж в отношении тех, кто жил в комнатах, окна которых выходили в сторону площади у Центрального рынка и провожавших проходящих лиц, женского пола улюлюканьем и непристойными шутками. Рота взорвалась хохотом - "Как же, конечно подойдем! Очко вазелином намажем - и, как пить дать, подойдем!" Сразу вспомнили прямо в строю все анекдоты про сексуальные подвиги грузинов и, с этого момента, если заходил разговор о женщинах, то незамедлительно следовал совет где-нибудь в укромном месте "передернуть", или обратиться за помощью к нашему бравому командиру.
Потянулись дни самостоятельной подготовки и сдачи экзаменов. Абитуриенты из числа гражданской молодежи стадом шатались по территории Училища под восторженные взгляды курсантов старших курсов - "Вот духи... ох.ели совсем..." Да... наверное было с чего. Подъем, зарядка, утренний туалет, затем уборка помещений и, после импровизированного развода во дворе казармы, все дружно убывают на самостоятельную подготовку. Понемногу вживаемся в училищный распорядок.
В двадцать четвертой роте, располагавшейся под нами, жили абитуриенты из числа тех, кто поступал из войск. Народ там был собран бывалый, собранный из таких злачных мест, как например, космодром Байконур и БАМ. И порядки там были несколько иные. Армейские. Жесткие. Кто-то кому-то дал в морду, об этом узнал комбат. Вывел из строя виновника торжества, объявил, что дело будет передано в прокуратуру, а пока - будут подготавливаться документы на отчисление. Народ стал переглядываться - "Ну них.я себе! За "дал в морду" - сразу в прокуратуру..."
Сидим в классе, что-то пытаемся учить, а чаще - народ просто занимается разной херней. Нет, учим конечно, не без этого, но основная масса народа занимается всем, чем угодно, только не подготовкой. Наблюдаем например, за училищным повседневным бытом. Примерно то же самое нас ожидает через некоторое время. Увиделся с парнями, с которыми поступал годом ранее. Их разбросали из тринадцатой роты по всему курсу. Однажды нас поставили в общий училищный строй на большой развод. "О, бля, почти как взрослые!" - произнес кто-то. После чего, пропустив впереди себя уже действующие подразделения, под музыку военного оркестра, улыбочки и смех старших товарищей, прошлись как бы строевым шагом. Со стороны это выглядело наверное, как прохождение колонны военнопленных.
Сходили на обед. Если с мясокомбината не налетает облако со специфическим запахом, все сидят спокойно и едят. Но вот облачко налетело... У народа резко начинает портиться аппетит. "Фу-у-у... Ёпт... Ну и вонь..." - кто-то откладывал ложку в сторону. Ничего, потом привыкли - "О! Запахло чем-то родным..." И аппетит больше не портился. Все чавкают, как ни в чем не бывало. И даже потом, уже выпустившись и разъехавшись по местам службы, многие выпускники еще долго ловили носом воздух в поисках знакомого запаха.
После обеда как правило, основная масса абитуриентов шла на стадион, где ожесточенно рубилась в футбол с курсантами и между собой. А если играть было лень - то через ближайшую дыру в заборе, надо же когда-нибудь осваивать скрытые способы передвижения, убывали на прогулку в город Симферополь. Иногда шли на КПП, потому что приезжали родственники и знакомые, или встречались со знакомыми курсантами, который посвящали нас в тонкости жизни в условиях военного училища. И - так до ужина. Вечер - тоже был в нашем распоряжении. Занимались кто чем. В основном - ели. Жрать с непривычки хотелось постоянно. "Ну что, нехватка по.бывает?" - участливо спрашивали наши знакомые старшекурсники.
Накануне экзаменов как правило, начинали судорожно готовиться. Расположившись в одной из многочисленных аудиторий, усиленно что-то повторяли. А если надоедало сидеть в классе, то пользуясь тем, что мы еще здесь собственно, еще никто - уходили на стадион, где готовились на Солнышке на трибунах. Проходил очередной экзамен - "Ну, слава Богу, еще один сдали..." Теперь уже вместе с курсантами - стажерами, выполнение распорядка дня порой контролировали офицеры роты. Мы познакомились поближе с капитаном Гармидером, капитаном Потоцким и старшим лейтенантом Кожевниковым - "М-да... веселые они ребята... эти отцы-командиры..."
Конкурс был невелик, учитывая то, что и сама армия не пользовалась в массах особой популярностью. Хотя худшие времена еще были впереди. Однако, все равно, кто-то отсеивался. Таковым, если мне не изменяет память, предоставлялась альтернатива - ехать учиться в Таллин, в практически аналогичное училище. Откуда через некоторое время пошел обратный поток, снова в Симферополь.
Наконец, прошел последний экзамен. Снова сдали. Помня прошлогодний отрицательный опыт, как мог, избегал надевания курсантской формы. Во время абитуры - 89, имел неосторожность надеть подменное х/б, еще не будучи курсантом. Срезался на последнем экзамене. было конечно, обидно, но, ничего не поделаешь. Выводы однако, для себя на ближайшую перспективу сделал. Теперь же - шарахался от нее, в смысле - от не своей формы, как черт от ладана. Пусть уж лучше пострадает моя "спортивка", но форму преждевременно я больше не надену!
После последнего экзамена нас вновь построили на плацу и стали зачитывать списки зачисленных. Вся наша банда оказалась там. Ура! Наставало новое время - время формирования нового подразделения. К нам влились армейцы из двадцать четвертой роты, а часть наших - ушла этажом ниже. Нашу алуштинскую пятерку разбили. Саня отправился в первый взвод, Андрюха, Серега и Борис в первое отделение взвода третьего, а я в тот же взвод, но - во второе отделение. Теперь у нас впереди замаячили четыре содержательных и увлекательных года, которые забыть будет просто невозможно.
Кизил, как средство от запоров.
Богата крымская природа, ох, как богата! Если мы с Вами поднимемся к тому месту, где до сих пор располагается свинарник, то мы увидим уходящую в сторону Симферополя роскошную долину, частично используемую под войсковой полигон. В отрогах Долгоруковской яйлы видны красноватые обрывы Красных же, пещер. Картина - просто заглядеться и не оторваться. А ближе к нам, на соседнем скальном выступе, еще видны остатки когда-то белых квадратов, служивших мишенями для спаренной пулеметной установки, располагавшейся на стрельбище, неподалеку от нашего лагеря. Помните два мертвый вертолета на пригорке? Ну вот там.
Полигон жил своей повседневной жизнью. Трещали выстрелы из различной мелочевки, вроде пистолетов и автоматов. Иногда что-то увесисто бухало, и тогда, казалось бы, сотрясался сам окружающий воздух, слышался лязг гусеничных траков. Это нормально. Полигон и должен был грохотать! Круглосуточно. Порой, на общем трескучем фоне, начинала солировать своим солидным грохотом, та самая пулеметная установка. Наши друзья из социалистических стран Ближнего Востока, Африки и Юго-Восточной Азии, учились военному делу самым настоящим образом.
Но иногда, на полигоне наступало тревожное затишье, после которого стрельба возобновлялась если не с удвоенной силой, то не менее интенсивно. Часто грохотало даже по ночам. В одно из таких дневных затиший, старый комбат, полковник Осипенко, проведя общий развод, распорядился назначить особо доверенных людей для сбора кизила, в изобилии росшего неподалеку от лагеря.
Помните, как в песне у Высоцкого - "... а на нейтральной полосе цветы - необычайной красоты!" Так вот, кизил особо обильно рос именно в районе стрельбища. Дураков из числа туристов, лазить там под дружественным огнем не находилось. До поры. До той поры, пока лагерь не наполнялся суетой и движением очередного курса молодого бойца, или полевого выхода более старших курсов. Сидеть целыми днями в окружении однообразных палаток, в ожидании очередной "припашки" находилось мало. Посему, подобному выходу, лица причастные радовались нешуточно. Лишь бы в лагере не сидеть.
Итак, очередная экспедиция для сбора прекрасных, слегка терпких ягод, была назначена, проинструктирована на предмет времени возвращения в лагерь и отправлена в нужном направлении. Группа в составе примерно человек десяти, под руководством сержантов - армейцев, вооружившись целлофановыми пакетами, пройдя мимо офицерского общежития вверх по дороге, мимо летних классов, в сторону свинарника, растворилась в кустах у подножия ближайших скальных выступов.
Лагерь так же жил своей повседневной жизнью. Шли занятия, выполнялся распорядок дня, заступал и сменялся суточный наряд. На горячем от Солнца плацу, кто-то отрабатывал движение строевым шагом и строевые приемы. Все куда-то перемещались, никто не сидел без дела. О тех, кто ушел в горы за кизилом, все как-то благополучно забыли. Пока они сами о себе не напомнили. Как обычно, затишье было прервано самым безжалостным образом. Загрохотали пулеметы, затем затрещали автоматные очереди. Потом, в лагере, можно было услышать что-то вроде:
Бля... комбат нас проинструктировал и отправил. Мы сперва прошлись по кустам над хлоратором, однако там все было ободрано. Решили пройтись мимо заброшенного сада внизу свинарника, к горам. Там - клево! Народу, судя по всему, там бывает немного. Погодка отличная, воздух свежий, мы забрались в кусты. А кизила бля... - хоть жопой жуй! Тьма! Спелый весь, дерево тряхни - так и сыплется. И сладкий! Обобрали все, что было, сами нажрались до оскомины и пошли дальше.
Сперва не вкурили - что это за маленькие парашютики с тросиками на ветках иногда попадаются. Потом доперло - от ракет! Точно! По вечерам же их частенько полпотовцы пуляли. Потом смотрим - что-то далековато мы зашли. Однако ладно, тишина, можно и побродить. На полянке посидели, хлеба с тушняком проглотили. Хорошо, что фляжки с собой взяли, там воды нет. Набрали дофигища! Не знаю уже, сколько мы бродили, но ушли довольно далеко. И тут, эти ё.анные братья по оружию, как начали садить из всего, что у них есть! А потом еще из "спарки" начали гасить.
Мы бошки поднимаем, - "Е.учий случай! А мишени-то, на скалах нарисованные - во они, прямо над нами! Вся эта херь крупнокалиберная, у нас над головами шуршит! Чуть ниже - и вот они, мы..." Ну, а мы - руки в ноги и давай когти оттуда рвать. Да еще и с полными пакетами! Хорошо, на обед не ходили, не то бы точно усрались! Очко родное - сам понимаешь, оно ведь не стальное! В себя пришли только в грушевом саду, там, где мы окопы рыли. Охереть и не встать! Сходили блять, за кизилом...
Комбат, старый полковник потом, на вечернем построении сержантам по пять суток отпуска объявил. А остальным - по благодарности...
Уже с утра, еще в кровати,
что всех на свете виноватей --
Господь, на труд обрекший нас.
Спасибо руководству Вооруженных Сил СССР за то, что полевой лагерь новообразованного Симферопольского Училища, разместили в таком месте! Место было воистину дивное - в непосредственной близости от отрогов Долгоруковской яйлы с шикарными видами на Главную гряду Крымских гор и долину, уходящую в направлении Симферополя, со скалистыми утесами Красных пещер.
Первый курс набора 1990 года, прибыл в полевой лагерь для прохождения программы "курса молодого бойца". Тихий до этого военный городок, наполнился шумом и суетой. Открыты двери запертых на протяжении года складов и на свет божий извлечены пропахшие сыростью старые палатки. Спешно приведены в порядок бетонные основания, квадратами белевшие среди прошлогодней травы.
Старшины рот извлекли свои запасы строительных материалов и шанцевого инструмента. Клумбы "подрубались", дорожки выкладывались набранным в Малиновом ручье и побеленными камнями, старый отсев на пешеходных дорожках, разглаживался граблями, а проросшая сквозь него трава безжалостно выдиралась вместе с корнями.
Периодически снаряжались масштабные экспедиции по ближайшим горкам, где заготавливались в большом количестве пышные веники. Лагерь преображался буквально на глазах. Когда случалось ненадолго покидать палаточный городок, некоторая часть училищного люда, мечтательно засматривалась на окрестные небольшие вершины гор - "Эх... занятно было бы туда сбегать... посмотреть оттуда на все это бл.дство..."
И ходили. Потом рассказывая о чудесных видах, открывавшихся сверху и вводя в соблазн авантюр все новых и новых новоиспеченных военных. Частенько на ближайших горках, бывали замечаемы маленькие фигурки в военной форме, ползающие по скалам. А в один прекрасный день, на одной из горок, над лагерем взмыл в воздух флаг Советского Союза.
Что ни говори, ближайшие окрестности исследовались весьма активно. С утра и до вечера. Утром довольно большая часть курсантов, уходила умываться после зарядки на ручей, чтобы не толкаться возле общего умывальника в ожидании своей порции довольно сильно пахнущей хлоркой воды. Сначала - все морщились, потом привыкли. Дизентерией никто заболеть не хотел. В условиях полевого лагеря это было бы практически смертельно. Днем - роты уходили в сторону полигона, где и проводили время на занятиях. После занятий - наступала очередь различных хозработ и сбора кизила с шиповником для любимых начальников.
Окрестные вершины между тем, призывно маячили в синеватой дали. "Тихон, может быть, куда-нибудь сбегаем по-тихому?" - спросил комода Юра, вдоволь наслушавшись от него забавных историй из сурового туристического быта. "Нужно будет прикинуть хер к носу... может как-нибудь и сбегаем..." - задумчиво отвечал Вова, глядя куда-то вдаль.
Время шло, погода пока что радовала Солнцем и теплом. В один прекрасный день Вовочка дал задание как-нибудь добыть пару нарезанных буханок хлеба. "Есть одна идея!" - заговорщицки подмигнув, сказал он. "Вован, куда пойдем?" - нас буквально раздирало любопытство, однако все нужно было держать в строжайшей тайне, во избежание дальнейших неприятностей. "Блять, достаньте хлеба и ждите три зеленых свистка! В горы пойдем! Хорош тупые вопросы задавать!" - огрызался Володя.
Вечерело... Жаркий день мирно догорал теплым и тихим красным закатом. Луна, ставши почти круглой, красно - оранжевым диском лениво выползала откуда-то из-за гор, за которыми синей громадой раскинулось море... "Сегодня после отбоя - выдвигаемся..." - тихонько сказал после ужина Володя, - "Только не протормозите, ради Бога..." Вид его был задумчив и сосредоточен. Вовочка готовился к выходу серьезно.
В горах темнеет быстро. В стороне Симферополя над горизонтом еще догорала красная полоса, а лагерь погружался в темноту, нарушаемую лишь светом фонарей. Полная Луна, взошедши на небосвод, заливала окрестности лимонно-желтым неярким серебрящимся светом. Рота построилась на вечернюю поверку. "Равняйсь! Смирно! Слушай список вечерней поверки!" - скомандовал проводящий поверку замкомвзвод четвертого взвода сержант Володя Гарбар. Я! Я! Я! - уже привычно отзывался строй.
Настало время объявлений от командиров отделений. Сержанты, в числе которых был и наш Вовочка, вышли из строя. "Так, сейчас типа отбиваемся, а об остальном - я скажу отдельно" - буднично, не привлекая ничьего внимания, сказал он. Отделение стояло не шелохнувшись, душой все уже были на горной тропе. Затягивать вечернюю поверку не хотелось никому. Наконец, последовала команда - "Вольно! Разойдись!" Народ пошел умываться перед сном, а заодно - и освежиться после жаркого и содержательного дня. Часть однако же, сразу завалилась на матрасы в ожидании дальнейших указаний нашего доблестного сержанта.
"Эй, ну-ка держитесь! Я вас тут будить по одному не собираюсь! Скоро выходим!" - прошипел Володя. Народ потихоньку зашевелился, сворачивая рулонами шинели и засовывая их под одеяла, имитируя свернувшихся под ними курсантов. Серега Максимов, и Володя Сизов не захотев идти не пойми куда на ночь глядя, решили остаться в палатке. "Будем вас отмазывать, если что..." - сказал Чиж, тихо хохотнув, - "Если спросят, где вы, скажу - пошли посрать и провалились... Мне что-то влом идти... буду спать..." Оба наших коллеги были людьми надежными, и поэтому был оставлены на месте без колебаний.
"Так, чуваки, собираемся возле большого туалета, а туда выходим по одному и по сторонам смотрим, чтобы не спалиться ненароком..." - Вовочка уже постепенно входил в роль командира нашей спецгруппы - "Идите в направлении тропы к ручью. Я выхожу отсюда последним. Давайте, первый пошел!" Эдик Ищенко высунул голову из палатки и исчез. Послышались тихие шаги на фоне доносящегося из соседней палатки храпа и сопения. Суточный наряд в это время наводил порядок в расположении и на идущего в сторону туалета одинокого курсанта никто не обратил внимания.
За ним из палатки в крымскую ночь по очереди шмыгнули Дима, Серега, Андрей, Юра, Рома и я. На нас никто не обратил внимания. Ну отлить народ идет среди ночи на окраину лагеря и что? После того, как комбат Осипенко на общем построении вывел из строя и поставил на парапет трибуны троих курсантов из двадцать четвертой роты, пойманных за оправлением малой нужды возле учебных классов, желающих обсыкать летние учебные аудитории не находилось. Виновные были тут же отправлены после этого наводить лоск на тот самый большой туалет, с которым было связано немало легенд "Писять надо там!" - глубокомысленно и громко, а главное - внезапно изрек полковник, показывая, сродни Владимиру Ильичу на центральной площади Симферополя, верную дорогу массам. Массы поняли все без лишних объяснений и теперь на блуждающие в ночи тени, одетые по "форме три", никто внимания не обращал.
"Эй, где вы там?" - тихо позвал я братьев по оружию, остановившись у начала узенькой тропы, уходившей извивами в направлении растущих по краю поляны кустов. Кусты зашевелились и голосом Юры прошипели - "Хули орёшь? Не днем ведь! Прыгай сюда!" Скользнув под покров веток я оказался среди своих. В ожидании нашего командира мы успели перекурить, держа сигарету в кулаке, чтобы не был виден огонек, отгоняя потихоньку подкрадывающийся сон и наблюдая за окружающей обстановкой.
Между тем на краю поляны показался невысокий, плотный силуэт, оказавшийся нашим командиром отделения, тогда еще курсантом Тихоновым. Залитый лунным светом, Вовочка уверенно пер по поляне в направлении кустов, где сидели мы. Комод немного изменил направление следования, видимо решив посетить тщательно убранное и засыпанное хлоркой отхожее место, но услышав шепот - "Тихон, мы здесь!" - немного вильнув, повернул к уходящей во тьму тропинки.
"Все здесь?" - уточнил Володя. "Да, все!" - ответили ему из темноты. "Ну все, пошли за мной, только аккуратнее, ноги не переломайте!" - Вовчик пошел вперед, уверенно ступая по едва различимой тропке под сенью ночного леса. "Мы скоро должны выйти на дорогу, которая идет в лес от столовой, там будет идти легче, дорога хорошая" - уточнил он наши ближайшие перемещения.
В колонну по одному мы шли след в след за Володей и спотыкаясь об камень или корень, всякий раз диву давались тому, как он умудряется идти ровно, не имея фонаря. Еле видная тропинка угадывалась лишь как узкая черная полоска на менее черном фоне, озаряемом еле пробивавшимся сюда сквозь кроны лунным светом.
Ручей журчал, петляя по дну небольшого ущелья и мы то приближались к нему, то наоборот - отдалялись. "Дорога там!" - сказал Володя, показывая пальцем в направлении ближайшего склона, на котором угадывалось нечто, напоминающее террасу. Быстро взбежав на небольшой увал, мы оказались на хорошей грунтовой лесной дороге, постепенно поднимавшейся в горы. "Чуваки, похоже, по этой дороге народ на Колан-Баир ходил на горное стрельбище" - произнес Дима. "Да... видимо, это она..." - согласился Тихон, - "Здесь других дорог нет". Кроны деревьев смыкались над ней не столь густо и мы шли, видя друг друга в призрачном свете нашего природного спутника.
Гуляли ли Вы когда нибудь в ночном лесу, в полнолуние, когда казалось бы изо всех щелей должна в направлении Вас всякая нечисть? Если нет, то попробуйте! Будет, что вспомнить! Этот неестественный, лимонно - серебристый свет, льющийся с неба, и делающий все вокруг каким-то нереальным. Эти вопли разной ночной живности, которая кого-то ловит и которую, в свою очередь, поймали. Это разносящееся эхом от горных склонов уханье филина, навевающее воспоминания о просмотренных когда-то в видеосалоне фильмов-ужасов. Эти корни деревьев, через которые переступаешь с неприятным холодком внутри, казалось бы, еще немного и готовых обвиться вокруг твоих ног и куда-то уволочь, корявые грабы, изъеденные изнутри дуплами, казались стоящими среди чащи и растопырившими руки лешими. А за скальными выступами, которые иногда огибала дорога, порой кажется что кто-то притаился, весь подобравшись перед последним прыжком...
И все это на воздухе, который казалось бы, можно запихивать в себя горстями! Воздуха, напитавшегося жарким днем запахом трав и листвы на плато и теперь, сползающего, остывая, вниз, к лагерю...
Но... нас было семеро. Мы были курсантами Симферопольского Высшего Военно-политического Строительного училища... Само уже это, должно было служить звоночком для караулящей нас нечисти, чтобы "особо не рыпалась". Мы прошли старый водозабор и дорога стала уходить в гору гораздо круче. Постепенно шум ручья стих внизу и мы погрузились в шелест листвы высоких буков, растущих по склону. Слева от нас, склон круто уходил вниз, в темноту из каменных глыб на дне водосбора, стволов высоченных буков, торчавших оттуда и опутывавших их лиан, отчего ландшафт делался и вовсе мистическим.
Постепенно впереди стало проясняться. Дорога пошла на свой последний крутой взлет и полого пошла, постепенно выравниваясь. Среди стволов замелькало освещенное Луной небо. Внезапно лес расступился и мы оказались на краю горного плато. "... Как ярко светит Луна... Не могла подождать до завтра! Проклята будь она..." - вспомнились строки Константина Симонова, прочитанные в школе. Луна и действительно светила необычайно ярко, делая наш путь несравнимо легче. Дорога почти выровнялась и теперь петляла через единичные островки невысоких деревьев, росших на открытом всем ветрам Долгоруковской яйле. "Ну что, долго еще идти?" - спросил Эдик. "Не ссыте, уже почти пришли!" - ответил Володя.
Впереди послышался собачий лай. "Ну, почти пришли! Кордон впереди" - с оттенком торжественности провозгласил Володя. Среди кустов мы заметили довольно древний "ГАЗон" и такой же древний "Сто тридцатый" ЗИЛ. Мы приближались, в колонну по два, идя по дороге, по обоим колеям. А вот, показался и собственно дом лесника. Собаки, учуяв в столь неурочный час чужаков, заливались вовсю. "Наверное нужно снимать ремни, от этих тварей отбиваться..." - Юра высказал дельную мысль. Вся наша группа стала нащупывать под хэ-бэ свои ремни, которые одели под низ, чтобы было легче дышать на подъеме.
"Эй, какого х.я?" - из дверей дома высунулась заспанная, небритая рожа лесника, который спросонья, разглядев нашу живописную группу и сообразив, что перед ним не простые туристы, тут же сменил тон. "Какого хрена лазите ни свет ни заря?" - уже более вежливо поинтересовался он. "Мы - дезертиры!" - ляпнул вдруг Серега.
"Ну-ну..." - оглядывая нас произнес лесник, явно пытаясь для себя понять, что в три часа ночи на его кордоне делают семеро курсантов. "Хорош херню городить!" - Вова взял ситуацию в свои руки - "К памятнику мы идем!" "А... к памятнику..." - протянул лесник, - "Это вам на Заману идти нужно, еще километра два..."
"Не... туда мы не пойдем, боюсь, что не успеем..." - в голосе Володи зазвучали нотки сомнения - "У вас есть книга посетителей?". "Да есть какая-то" - нехотя сказал лесник и исчез за дверями. Мы стояли перед домом и ждали, пуская пар изо рта и поеживаясь от предутреннего холодка. Горизонт на востоке уже начинал понемногу светлеть. Нужно было уже думать над тем, чтобы возвращаться обратно. А этот урод все не несет и не несет книгу посетителей. "Блять... сейчас свяжется с Перевальным и нас тут спеленают..." - Юра уже начинал немного нервничать. "Устанут пеленать" - подал голос Андрюха, - "Нас семь штук!"
За дверями снова послышалось движение. "Вот она!" - лесничий развернул перед нами уже видавший виды фолиант. "Курсанты 23-й роты СВВПСУ. Почтили память павших воинов! Август 1990г." - каллиграфически написал Юра, а затем вывел семь наших имен. После чего все семеро поставили свои автографы под надписью.
"Ну... нам нужно собираться" - поглядев на часы сказал Володя. Горизонт на юго-востоке уже заметно посветлел. Шел четвертый час утра. Пожали руки леснику и, снова разошедшись по колеям, двинулись обратно. "Счастливо, туристы!" - пожелал он нам на прощание, - "Смотрите, не попадитесь!" Обратно идти всегда легче. Уже знаешь дорогу, а тем более, идти вниз налегке гораздо легче.
Вот и край леса, в котором угадывается начало нашего ущелья. В последний раз оглядываемся назад. Вершины гору вот-вот уже готово было осветить Солнце. Мы нырнули в лес и почти бегом пошли обратно. Заметно посветлело. Луна, белесым кругом, все еще висела на небе, но толку от нее уже не было никакого. В таком темпе до лагеря дошли часа за полтора. Увидели знакомую тропинку и, сойдя с дороги, пошли по ней к выдающемуся архитектурному сооружению на краю военного городка.
Немного пропетляв по тропинке, мы увидели белеющие каменные стены большого полевого туалета. "Идем в роту так же, как и сюда, по одному, делая вид, что обоссались под утро..." - Володя снова взял на себя бразды правления, остановившись в тех самых кустах, в которых мы прятались несколько часов назад. Шесть утра. До подъема еще час. Успели! Солнце уже окрасило золотом склоны Чатыр-Дага и пробежало по верхушкам деревьев возле лагеря. Эдик снова ушел в лагерь первым. За ним все остальные. Последним в уже не спящую палатку ввалился Тихон. "Как сходили?" - осведомился заспанный Чиж. "Ващще за.бись!" - с небольшим московским акцентом протянул Дима.
Оставшийся день наше отделение провело в состоянии зомби, открывая глаза, что называется - вручную. Ничего не соображая отсидели занятия, едва не заснув мордой в супе на обеде и чуть было не разбив себе головы на самостоятельной подготовке. Головы были такие тяжелые, а шеи - такие слабенькие... Но - мы были довольны! Мы сделали это! И пришли незамеченными. Видать, никто не мог ожидать такой наглости от желторотых первокурсников. Не помню как, но отстояли вечернюю поверку, а по команде "Отбой" - едва раздевшись, рухнули без чувств на свои матрасы. До подушек летели уже спящими. И, по-видимому, всю ночь проспали не шевелясь... Вот так!
Вот ползёт домой из школы по-пластунски Саша Зверев.
Головой на перемене он ударился о дверь.
Дверь куда-то улетела, и её найти не могут,
И теперь он ранен в ногу. Не волнуйтесь -- пустяково.
Вот ползёт из дома в школу по-пластунски Щепкин Вова.
Он спустился по перилам головой в мусоропровод.
Улетел мусоропровод. Ну, а рана не опасна.
Партизан ползёт с двустволкой в направлении неясном.
"Какая сука дымовуху в сапог забросила? Поймаю - е.ало набью!" - злобный полусонный вопль сквозь кашель и сопли, разорвал тишину ночного лагеря. Полусонные курсанты, отчаянно матерясь, выскакивали из палатки кто в чем. Точнее - в одних трусах и майках. Некоторые - даже без тапочек. Потому что не увидели. Едкий дым непроглядным туманом заволок все тесное пространство. "Ну и пидоры!" - это пожалуй, самое ласковое из сказанного непонятно кому в темную крымскую ночь.
"Уроды бля... не продохнуть!" - сержант, командир отделения, матерый армеец, выскочивший через бок палатки, потому что так было ближе и теперь вместе со всеми стоявший в трусах возле, злобно плюнул на дорожку между рядами палаток. Густой вонючий до едкости, белесый дым медленно выползал из - под старенького шатра палатки, полы которого уже кто-то отвязывал и поднимал для скорейшего проветривания. Спать-то хочется, да и не май месяц на дворе! Ночь в горах в конце сентября не особенно баловала теплом.
"Ну что за пидоры пакостить решили? Уже второй раз!" - дежурный по роте, Богдан Саковский, неспешно подошел и стал наблюдать за происходящим - "Давайте быстрее проветривайте и отбивайтесь. Тут Илюхин где-то шарахается". "Если мне подпрыгивать придется - не обижайтесь! Изображение подпорчу!" - дежурный по роте в этом месте повысил голос так, чтобы на всякий случай, слышали все, кто в этот момент еще не спал и кого могло бы снова потянуть на подвиги, устраивая диверсии своим сослуживцам.
Меряться силами с мастером спорта по вольной борьбе в далеко не легком весе, желающих как-то не находилось. Но испорченный сон давал себя знать плохим настроением. "Богдан, а что ты от нас хочешь? Мы уже спали и не трогали никого!" - раздраженно сказал командир пострадавшего отделения. "Все, давайте спать!" - сказал дежурный по роте и отправился в направлении "грибка", где уныло коротал вечер очередной дневальный.
Курсанты еще некоторое время помахали одеялами, выгоняя основную массу дыма, потом подвязали полы палатки и запрыгнули вовнутрь. Сначала еще была слышна какая-то возня и приглушенное матюкание, выражающее ту высокую степень интимных отношений, в которые вступали пострадавшие с родственниками подбросивших им "дымовуху". Затем все стихло и раздалось сонное сопение. Палаточный лагерь снова погрузился в тревожный сон последней ночи курса молодого бойца 1990 года. Завтра днем предстояло свернуть ставший уже родным лагерь и направиться в место постоянной дислокации - в Училище.
Едва наше второе отделение улеглось и первые курсанты стали погружаться в пока еще неглубокий сон, накидав одеяла и шинели в общую кучу и согревая друг друга, как послышалось тихое шипение, характерный запах, а затем и первый кашель. "Падлы!!!" - чертыхнулся Димыч Музалевский, лежавший и думавший о чем-то своем, затем двинул локтем в бок все еще спящего соседа - "Хули лежите, горим, бля!" "Ё-о-о-пт..." - протянул сонный сосед, пытаясь попасть в собственные сапоги - "Ну п.здец! Не видно нихера!"
Кто попал в сапоги - хорошо, кто не попал - немного хуже. Те, кто не попал, надевали на ноги все, что придется. Кеды, тапочки, сапоги соседа... Все шло в дело. В таком виде и повыскакивали наружу. "Ну и какая блядина кинула?" - задавая вопрос скорее самому себе, сказал недавно назначенный к нам командиром отделения, вместо решившего отчислиться Сереги Соловьева, Вовчик Тихонов. "И тихо же сидят, суки..." - заключил он, обернувшись налево и направо, в сторону палаток первого и третьего отделений.
Из соседней двадцать второй роты никто ничего подбросить не мог - "уставное" и предельно дисциплинированное подразделение "отбилось" точно в установленное время. Двадцать четвертая тоже вряд ли стала пакостить - не слишком у них удобный был путь к отступлению. Остаются только наши. В одной из соседних палаток, но в какой именно, не известно - действительно, все лежали очень тихо, но при этом давясь от смеха. "Ну ладно, суки, будет и на нашей улице праздник!" - сказал в пространство Вовчик.
Подошел дежурный по роте. "Какого хрена?" - вежливо осведомился Богдан - "Хорош херней маяться!" Тем временем, мы отвязали полы палатки и стали активно проветриваться. "Вот же бл... и попали в аккурат под настил!" - сказал Эдик Ищенко, вытаскивая настил, заменявший нам пол - "Захочешь, хрен так попадешь!" Затушив еще дымящийся бумажный комок с "дымовухой", стали затаскивать все вовнутрь.
Однако, сон уже был перебит. Чувство неотомщенной обиды тяжелым грузом легло в сердцах личного состава. "Эй, у кого планшет офицерский?" - тихонько поинтересовался Эдик. Вскоре нашли и планшет. Из отсека для карт, накрывшись несколькими одеялами, чтобы не шуметь, вырезали кусок прозрачного пластика, который, как открыли методом проб и ошибок, наши доморощенные пиротехники, как раз и был той "дымовухой". Растрясли недогоревший комок, который нежданно-негаданно прилетел к нам, забрали остатки. Свернули новую "шашку". Получилась - на загляденье. Остается опробовать в деле.
Самое трудное - это ждать, когда что называется "в жопе свербит". Не знаю, сколько времени прошло. Но, по-видимому, достаточно. Вскоре храп послышался с обеих сторон. "Ну... была не была..." - сказали друг другу мы с Эдом. Высунули носы из палатки. Дежурного по роте вроде не видать. Дневальный под грибком - далеко. Наша палатка - десятая по счету, можно выскочить и заскочить назад незамеченными.
Тихонько выползли наружу, под прикрытием своей палатки подожгли пакет, как только появился белый дым, одним махом задув огонь, в два шага подскочив к палатке третьего отделения, забросили его вовнутрь и так же тихо, в два шага, ускакали к себе... Улеглись в ожидании фейерверка чувств. Тишина...
"Эд бля, не рановато ли вы задули, она вообще успела загореться?" - тихонько спросил Дима. Потом началось... Задули вовремя. И попали, как оказалось, вполне удачно. Теперь уже очередь давиться от смеха, слушая кашель и мат снаружи, была наша. Откуда прилетело тогда к нам - история о том умалчивает. Да и не уточнял никто. Все делали вид, как будто ничего не случилось. Судя по реакции наших собратьев из третьего отделения - они вообще мирно спали и не подозревали ничего. Ну что ж. Ой! Наша жизнь - сплошная лотерея...
Волшебный импульс и ночной портвейн.
В результате житейских бурь --
Не хочу!.. А хочу -- буль-буль,
И -- дым-дым, а потом -- бай-бай!
"Рота, строиться на вечернюю поверку!" - голос дневального еле пробился через суету мероприятий вечернего распорядка дня. Народ, порядком успевший подустать за прошедший день, стал собираться на построение. "Блять, сейчас снова эта мозго.бка!" - недовольно протянул кто-то из числа бывшей гражданской молодежи. Наши коллеги из числа армейцев незадолго до поверки куда-то дружно все испарились.
"Эй, духи, что поох.ели?" - дружно появились они в дверях, уже изрядно подогретые чем-то этанолсодержащим, с ремнями в руках - "Чобля, команды еще не научились быстро выполнять?" С этими словами, они стали выгонять из комнаты "гражданскую молодежь", пустив в ход эти самые ремни. Бляхи стали летать в воздухе, периодически опускаясь на незащищенные части тела.
Одна такая прилетела и мне по спине. Непроизвольное - "Эй, что за херня?" В ответ - чувствительный пинок и, в свою очередь, моя ответка по первому подвернувшемуся армейскому лицу. Проще говоря - "в бубен". Дальнейшее вспоминается, как в тумане - заехал еще кому-то, чье-то негодующее - "Чобля???" Меня сбили с ног у двери комнаты и замелькали в воздухе сапоги, успевай только лицо закрывать. Нет, больно не было. Больно - это когда прилетает в первый раз, потом, когда летит одновременно с нескольких сторон, организм притупляет ощущения и начинаешь думать о том, например, как бы морду эффективнее закрыть, если ответить не получается. После того, как армейцы отвели душу, меня выволокли из комнаты и воткнули в строй.
Вечерняя поверка шла своим чередом. Однако, примерно на середине ротного списка, увидел "снежинки" в глазах и почувствовал, что покрываюсь липким, холодным потом, куда-то отъезжая. Если бы не один из тех самых армейцев, за которого я судорожно ухватился, то рухнул бы мордой во "взлетку", как пить дать. Армеец однако, быстро сообразил, что что-то не так, дал знак второму и они вдвоем отволокли меня в комнату, где уложили в кровать.
"Ты это... извини, что так вышло, не вы.бнулся бы, не огреб..." - неуклюже извинились они, - "Лежи, отдыхай, мы отмажем..." Было немного больно, плохо и обидно, но грело то, что несмотря ни на что - дал отпор. Попытался во всяком случае... И пофиг, что попытка провалилась, главное - сам факт.
Утром встал, как обычно. Немного где-то побаливало в ушибленных местах. На возможный вопрос - откуда, не долго думая, придумал стандартную, не отличающуюся оригинальностью отмазку - на хозработах ударился. Благо работ всяких, мы выполняли предостаточно. Но - нашими синяками интересовались в ту пору мало, оттого - ничего лопотать в ответ на глупые вопросы отцов - командиров, не пришлось. Прошла примерно неделя. Снова - ритуал вечерней поверки, все как обычно. Почти сто тридцать человек по списку - Я! Я! Я! Зачитывание нового суточного наряда, объявления, вечерний туалет и отбой. "Отбой!" - какое для первокурсника это долгожданное слово! Это возможность провалиться "без задних ног" в чуткий, тревожный сон. Сон накрывал обычно сразу же, благо умаявшийся за день организм, постепенно привыкавший к жесткому распорядку дня, уже сам научился себя регулировать.
"Эй, вставай, пошли с нами..." - кто-то говорил тихим шепотом, дыша легким перегаром и теребил за плечо. Открыл глаза - двое из тех самых армейцев, от которых получил не так давно. Первая мысль - "Ну п.здец... Наверное сейчас в туалете метелить будут... Нужно будет хоть кому-то в рыло заехать, чтобы не так обидно было..." К слову сказать, в прессе того времени и, по воспоминаниям тех же армейцев, такая практика была распространена более, чем. Страна постепенно разваливалась и дисциплина в войсках падала вслед за ней.
Встал и пошел. Но почему-то пошли не в направлении туалета, а в сторону канцелярии командиров взводов... Необычное место для "окучивания", подумалось на ходу. В канцелярии - стоял дым коромыслом, как говорится - "хоть топор вешай", сидят "армейцы" не только из нашей роты, но еще и из соседней, двадцать четвертой. Это которая этажом ниже. На столе - трехлитровка с вином. Меня подтолкнули к столу - "Смелей давай...", придвинули табуретку, сунули в руку сигарету.
"А ты молодец, не сдал..." - в стакан полилась рубиново - красная жидкость. "...если бы не вы.бнулся - не получил бы... Но ничего... бывает... Мы тоже когда-то получали... Пей!" "Портвейн красный. Крымский", приятным теплом упал вовнутрь. Мы еще долго о чем-то разговаривали, меня о чем-то спрашивали, а я что-то отвечал... Что именно - на утро вспоминалось с трудом. Трехлитровка постепенно опустела и мы расползлись по своим местам. Вечер прошел очень хорошо и душевно. Больше меня не трогали. Только вот, на утро с перепою было плохо...
Лебединая песня в Крымских горах.
Отчет о походе команды турклуба "Азимут" Симферопольского ВВПСУ по горному Крыму, в мае 1991 года, 27 лет спустя.
Секс и работа полезны здоровью,
Но не могу умолчать вот о чем:
Лучше трудом заниматься с любовью,
Чем заниматься любовью -- с трудом...
Не многие знают об этом, но был в нашем славном Училище не менее славный турклуб под названием "Азимут". Располагался он со стороны улицы, в здании казармы второго батальона, практически прямо под "чипком". А поскольку шарился народ от занятий и нарядов как мог - то подобный вариант был практически идеален! Это Вам не возиться с краской и трафаретами. Это - вообще, особый разговор! Вдали от места постоянной дислокации, в горах, на свежем воздухе, с песней под гитару у костра... М-м-м-м-м... Сказка!
Особо "прошаренные" туристы, как рассказывали нам, салагам - первокурсникам, курсанты старших курсов, по мере приближения выходных дней, делали приказ по Училищу относительно организации похода, снимались с довольствия, получали сухие пайки на руки и "типа уходили в поход", два дня отрываясь душой и телом где-то у моря, в Алуште, или Николаевке. Или, если погода не позволяла, то просто дома, в кругу семьи. Но и для серьезных дел сил хватало с избытком. Турклуб успешно участвовал в различных соревнованиях, а походы различной категории сложности были вполне обычным делом.
По чистой случайности затесавшись в подобную компанию, мы стали готовиться к первому нашему взрослому выходу. Курсанты - четверокурсники взяли всю организационную работу на себя, подготавливая необходимые документы. Вопросы решались довольно медленно. Туризм курировал преподаватель кафедры Физподготовки подполковник Говоров, но отловить его даже четверокурсникам было весьма проблемно, а для нас, салаг-первокурсников, невозможно в принципе.
Постепенно, из увольнений, мы привозили в турклуб спортивную одежду, кое-какой инвентарь. Идти с клубными рюкзаками не было никакого желания ни у кого, поэтому, из очередного увольнения, пришлось привезти свой новенький "Ермак". "Манерных" спальников в то время еще не было ни у кого, а следовательно, альтернативы старым клубным, ватным мешкам не было. Палатки - тоже старые, брезентовые. Все это было довольно увесистым. Старшим в нашей команде был назначен командир взвода из третьего батальона, капитан Игорь Владимирович Гладкий.
Дело завертелось. Документы были готовы. Выход был назначен на тридцатое апреля 1991 года. На продскладе получены продукты из расчета на десять дней. Поскольку все вопросы, касающиеся обеспечения всем необходимым, никто кроме нас самих, в горах решать не собирался, вертолеты для заброски еды и снаряжения тоже привлекать не планировалось, то все необходимое пришлось тащить с собой.
Разложили по ним продукты, снаряжение, инвентарь, спальники, палатки и прочие милые мелочи так, чтобы у всех было примерно поровну. Рюкзаки вышли практически неподъемные, килограммов по двадцать, но бывалые туристы, покряхтев под ними, сказали - "Херня! Через пару дней привыкнете!" Саня Деркач привез из дому относительно небольшой рюкзачок, в сравнении с теми, которые тащили все остальные, за что удостоился злого и насупленного взгляда от Ильдара Фархутдинова, нашего капитана команды, который, казалось, замыслил что-то злодейское. Но - потом, попозже.
Наконец, настал день "М". Живописная группа из девяти человек, а именно - Ильдар Фархутдинов и Леха Король - третьекурсники, из 2 и 3 рот, Володя Ревенко из 17-й, Леха Звягин и Дима Остапенко из 16-й - представляли второй курс, Серега Ларин, Игорь Балховитин, представляли 24-ю роту, а Саня Деркач и Ваш покорный слуга 23-ю, от отряда "салаг", сгибаясь и, с непривычки пошатываясь под тяжестью рюкзаков, вышла из помещения турклуба. И, под завидующими взглядами окружающих, проследовала в направлении КПП. Курсанты-выпускники с нами не пошли, делегировав капитанские полномочия Ильдару Фархутдинову из второй роты, а сами - незаметно рассосались на десять дней в каменных джунглях Алушты и Симферополя.
Еле доволокли свою поклажу до остановки троллейбуса на Центральном рынке и ввалились в салон. Затем доехали до рынка Куйбышевского и далее наш путь лежал к северным отрогам Чатыр-Дага, немногим далее от нашего лагеря Перевальное, в турприют "Сосновка". По пути, Леха Король, из второй роты, принялся в салоне троллейбуса рассказывать анекдоты про евреев. Вызвав общий ржач всей группы. Весьма примечательно, что рядом сидела парочка, поразительно напоминавшая своим внешним видом отдельных персонажей, которая так ни разу и не засмеялась, а лишь только краснела и бледнела, услышав что-нибудь заковыристое в Лехином исполнении.
В "Сосновке" мы встретились с местными начальниками, получили палатки и, натянув их на заранее приготовленные каркасы, расположились недалеко от импровизированного центра этого самого приюта, пока сюда не прибыли прочие туристические группы из других городов Крыма и не только, чтобы на майских праздниках поучаствовать в походах различной сложности и протяженности.
Отдав все необходимые указания по дальнейшим перемещениям, наш старший убыл в Перевальное, ему предстоял содержательный маршрут в компании друзей по руслу реки Бурульчи, после прохождения которого он снова присоединялся к нам, для прохождения основной части нашего маршрута.
Для непритязательного туриста, в "Сосновке" имелось все необходимое. Хочешь - палатку тебе поставят на каркасе, не хочешь в палатке - там еще имелись сборно-щитовые домики, которые вскоре после нашего появления, все стали дружно называть "избушками-ебушками".
Самые "пробитые" зачастую останавливались прямо под навесом, у печек, натягивая гамаки между опорами, а то и просто на полу, в спальнике, подстелив снизу коврик. Это были ребята крайне неприхотливые, идущие в поход только с булкой хлеба, ну а воду можно попить и из ближайшей речки. Пик роскоши составлял видеосалон, в котором днем крутили всякую дребедень, вроде комедий, или боевиков, а на ночь глядя - непременно, какой-нибудь "ужастик", да позабористее, делая тем самым ночную жизнь турприюта гораздо более насыщенной.
Первым делом стали готовить себе еду. Аппетит на горном воздухе разыгрался буквально волчий. Всем безумно захотелось жрать. А где жрать - там и выпить. Ну нельзя военных оставлять в компании более трех! Сходили на речку за водой, благо чистейшая горная речушка Ангара, в это время еще весьма полноводная, шумела, ворочая в своем русле камни, совсем рядом. Нацедили в нашу синюю пластмассовую бутыль двенадцать литров.
Набрали в котелок макарон, залили горной водой, вывернули туда пару банок старого, доброго советского армейского "тушняка"... Помните такой, без этикетки, в банках, маслом измазанных? Саня извлек откуда-то, из недр своего небольшого рюкзачка литровую бутылку винного спирта... Ядерная вещь. Откуда-то приволокли гитару и с ней, двух каких-то девок, которые тут же, стали изображать из себя бывалых туристок, из тех, которые своими ножками исходили все тропы Крыма.
Гитара пошла по кругу, все что-то пели, кто-то кому-то подпевал. Двое наших ушли вместе с девками, возвратившись через некоторое время с чрезвычайно довольными рожами... Нас с Саней понесло в видеосалон. Вернее - не донесло. Остановившись возле нарисованной от руки афиши, мы вчитались и пришли к выводу, что идти на половину идущего сейчас сеанса смысла нет, а к последнему, к "ужастику", мы уже не дойдем, потому что не сможем по техническим причинам.
"Чуваки, там, в салоне, будут крутить первую часть "Зловещих мертвецов" - сказали мы в лагере. "Ах.еть!" - ответил, слегка икая Ильдар, сжимая алюминиевую кружку в руке - "А нам и здесь за.бись!" Гулянка шла полным ходом. Песни уже не пели, а орали. К нам присоединились какие-то "пробитые" из Симферополя. У них тоже было. Выпить. У нас было тоже. Но - закусить. Сотрудничество обещало быть взаимовыгодным, благо парни были вполне себе компанейскими, адекватными и миролюбивыми. К тому же они были просто неистощимы на различного рода байки из суровой туристической жизни.
Ночью в горах было довольно прохладно. Даже в мае. От того все время хотелось в туалет. По-маленькому. Протерпев, сколько можно, для себя решили, что мы не быдло, чтобы ссать по кустам у себя под носом и пошли в полевой санузел, который располагался немного на отшибе, среди кустов, на окраине лагеря. Леха прихватил с собой белую простыню, которую взял в рюкзак, непонятно для чего.
Сделав свои дела, мы уже было пошли обратно, но в начале дорожки к санузлу, показались два смутных силуэта, судя по всему - женские. "Вы идите" - сказал Леха, - "А я немного задержусь! Вечер перестает быть томным..." "Что, Лех, решил поподглядывать за ссущими девками?" - осведомился Саня. "Идите в жопу! Точнее - идите к нашим!" - ответил Леха. Мы пожали плечами и двинулись в лагерь.
Леха тем временем, увидев двух девок - туристок, залез в кусты, неподалеку от санузла. Две юные туристки осторожно продвигались среди кустов, в полголоса обсуждая наиболее жуткие моменты только что просмотренного фильма про мертвецов... Хлопнули дверцы и девки исчезли за дверями. Затем вышли. Сразу обе. Предварительно договорившись через стенку. И, всего боясь после такого киносеанса, крадучись пошли в лагерь.
Я не могу сказать определенно, что должен чувствовать человек, выходящий ночью из туалета в горном турприюте, в почти полной темноте, после просмотра фильма "Зловещие мертвецы". Под звучное уханье филина где-то далеко в горах. Когда на дорожку, сразу же за тобой вываливается едва стоящее на ногах тело, окутанное чем-то белым и издающее при этом звук типа - "Ы-а-а-а-а..." Впоследствии Леха утверждал, что чуть не оглох от визга, а характерный запах фекалий ощущался на всем пути до наших палаток...
Утро встретило нас непроходящим чувством жажды. Один из вчерашних "пробитых", мирно спал в натянутом прямо над печкой гамаке, а второй тщетно искал второй ботинок, стоя одной ногой в носке, среди мусора и щепок, и бестолково тыкаясь в куче снаряжения. Вчерашние девки, по всей видимости, выпали в осадок и больше не появлялись. Не мудрено... После такого-то... Ильдар с матюками растолкал нас в половину шестого утра и сказал, чтобы мы сворачивали наш временный лагерь. Было немного лениво, но ничего не поделаешь, пришлось собираться. Нам сегодня предстояло подняться немного выше - на Ангарский перевал и встать там лагерем на так называемых "Полянах МАН".
С трудом поднявшись и, приглушенно матюкаясь, упаковав свои вещи в рюкзаки, мы свернули палатки, снова вышли на большую дорогу, где погрузились в троллейбус и выдвинулись в сторону Перевала. На сей раз обошлось без еврейских анекдотов. И без анекдотов вообще. Мы пребывали не совсем в том состоянии. Нам - поспать бы... А анекдоты будут потом.
А пока - троллейбус достиг отметки высоты в 752 метра и остановился. Ангарский перевал. Выбросив свои рюкзаки через заднюю дверь троллейбуса и, сказав "У-у-у-у-бля...", поежившись от утреннего холода, мы пошли вверх по хорошей грунтовой дороге, в направлении скалы "Козырек", неприступным бастионом возвышавшейся над дорогой. Где-то там, под ней, нас ждал новый привал на полянах МАН и новые приключения.
Уйдя с трассы, мы в скором времени прошли мимо памятника первым строителям дороги между Симферополем и Алуштой и постепенно углубились в лес. Поздно утром, или рано днем, мы наконец, были на месте. Поляны эти достаточно обширны, но вот беда - источников воды - раз, два и обчелся! К тому же и расположены на довольно крутом склоне. Стали искать место для палаток. Возле чахлого родника - гиблое дело. Во-первых, грязно и все вокруг истоптано, а во-вторых, тьма народу, как стоящего лагерем, так и шарахающегося вокруг. М-да... Весело. Праздники, ничего не поделаешь, турьё со всего Крыма съехалось содержательно время провести.
Обошли поляны с правой стороны. Вся нижняя их часть - сплошной туристический притон - палатки... палатки... палатки... Кто-то готовит еду, кто-то копается в своих вещах, чьи-то ноги в драных шерстяных носках, торчат из палатки. Мы на этом празднике жизни явно лишние. Нам милее тишина, запах леса и дым костра. Пошли вверх. До воды конечно, далековато, но уже попросторнее. Скала "Козырек" нависает уже практически над нами, склон становится все круче.
Нашли более-менее пологую площадку, на ней уже стояли две палатки. Жильцов пока не видно, но все уже замотались - "Все, ну их всех во п.зду! Отсюда больше никуда не пойдем!" Кого именно - не сказали, всех - да и ладно. На карте, под самой скалой были обозначены какие-то кошары, но не факт, что они вообще уцелели за время, прошедшее с даты проведенной топосъемки. Да и лезть, однако, было довольно круто.
Попадали на площадке прямо в жухлую, прошлогоднюю траву, перекурили, перевели дух. Разбили палатки, стали обживаться. Двое ушли за водой, все остальные пошли вверх по склону за дровами. Вид с нашего места открывался совсем неплохой. Громадина Чатыр-Дага виднелась в аккурат напротив, на востоке, представая перед нами совершенно в непривычном виде. На юг уходили склоны южного Демерджи, 1239 метров, с его Долиной Привидений, а еще дальше, теряясь в дымке, лежала Алушта и море... Эх, туда бы сейчас, да еще не сезон... Море еще холодное. На севере вид замыкал небольшой купол "Лысого Ивана", обозначенного на топографической карте как Пахкал-Кая, 1131 метр над уровнем моря. Наконец-то узнал, как он называется на самом деле.
Пока мы занимались обустройством, со стебом, матюками и прибаутками, в палатках наших соседей произошло шевеление и из-под полы выглянула, рассматривая нас, сонная рожа. Оказывается спали они! Видать не так давно сами сюда пришли, поставили палатки и завалились с устатку спать. А тут мы такие нарисовались. Доброе утро! Точнее - день, но это в данный момент это было не принципиально. Сказано - утро, значит - утро!
Во второй палатке тоже зашевелились. Полы распахнулись и на свет божий появились два создания - мужского пола, представлявший из себя типичного тощего ботаника в очках с толстыми стеклами, такого, как его рисуют в книжках и его подружка, знойная женщина, мечта поэта, как сказали о такой личности Ильф и Петров. Арбузные груди под тельняшкой и пронзительный взгляд завершали композицию. Мастерка спортивного костюма даже не пыталась их удерживать и они рвались на свободу.
Наши соседи наконец-то вылезли из палаток и мы их смогли хорошенько рассмотреть. Оба парня - щуплые создания, те самые, классические "ботаники", зато из подруги достойны были отдельного описания. Одна из них, под стать своему другу, такая же "дощечка", имени ее к сожалению, в истории не сохранилось, зато вторая - та самая "знойная женщина", являлась полной противоположностью своему кавалеру и по характеру и по комплекции. Вся компания называла ее уважительно - "Лидусик". Лидусик была девушка весьма харизматичная, а своим другом, который вел себя, как типичный подкаблучник, командовала, как хотела.
Настало самое время познакомиться. Мы представились, благо рассказывать, кто мы и откуда, слишком долго не пришлось - стрижки, армейские ботинки, спортивные костюмы, военные бушлаты, штормовки и специфический жаргон и без того, выдавали в нас курсантов с головой. Соседи отрекомендовались студентами Симферопольского Университета, представлявшими биологический факультет, чем немало повеселили всех присутствующих, уже окрестивших их, как уже и говорилось - "ботаниками".
Мы натаскали дров, разожгли костер и стали готовить еду. "Ботаники" решили видно для себя, что таскать на себе дрова и разжигать свой костер - лишком накладно и они все равно не успеют и попросились к нам. Ну, а нам-то что, хотите - пожалуйста! Продукты у них были в достаточном количестве - нам опять же, небольшая экономия, а стол, сервированный женскими руками - выгодно отличается от сооруженного мужскими. Так что старались они, как могли.
Откуда-то появилась "огненная вода". Она вообще - появляется словно из ниоткуда. Это еще больше сблизило нашу тесную компанию. Девять "брутальных молодых самцов" и четверо "ботаников" - ну чем не сливки общества! Лидусик в полной мере открыла нам свои таланты - оказалось, что она, несмотря на свою комплекцию, абсолютно о том не переживала и, вдобавок ко всему, неплохо танцевала - у биологов обнаружился еще и старенький магнитофон. Да и вторая, худышка тоже начала казаться довольно симпатичной и приятной наощупь. Ботаники всего этого не замечали, или старательно делали вид. Нас все же девять.
Еще немного - и девки оказались бы в наших палатках. Однако, поглядев на немного поникших "ботаников" и прикинув масштаб конкуренции, граничившей в этом случае с "групповухой" и, соответственно, криминалом, в наших рядах, решили от этой идеи отказаться, вдоволь наприкалывавшись над незадачливыми студентами. К тому же, завтра нам нужно было вновь сниматься с лагеря и возвращаться в Сосновку, где предстояла встреча с руководителем группы и долгожданный выход на маршрут.
"Ботаники" уже порядком устали от веселья. Ну не было у них такой жизненной школы, как у нас! И понемногу начинали "сдуваться". Мы подурковали еще немного и сами тоже отправились спать. Завтра предстоял трудный и содержательный день.
Утром решили рано не вставать, все равно встреча со старшим должна была состояться ближе к вечеру. Однако, что такое для курсанта - "не вставать рано"? Это все, что чуть позже семи часов утра, хотя... В ту пору мы могли не спать сутками уже к концу первого курса. И спать могли тоже - в любом месте и в любое время. Да и сейчас эта прекрасная школа все еще дает себя знать.
Утром не стали сильно возиться, позавтракали сухим пайком и стали собраться. Повалили палатки, рассовали снарягу и вещи по рюкзакам. Попрощались с едва только начавшими приходить в себя биологами и выдвинулись к седловине между Северным Демерджи и "Лысым Иваном", где решили провести тренировочное восхождение. Его сравнительно небольшой купол маняще маячил перед нами, а само восхождение было делом не очень сложным, несмотря на довольно крутой склон.
Добравшись до седловины, сделали небольшой привал и полезли наверх. Иногда слышишь, как люди задают вопрос, скорее самим себе - "Ну вот что за прикол - лезть куда-то высунув язык? Что, нельзя прогуляться по более ровному?" Отвечу, от себя - вершина, пусть и небольшая - это цель, которую ты поставил себе достичь. Зачастую - место очень красивое. Ты идешь к ней, превозмогая собственные слабости. А когда, несмотря ни на что, все-таки дошел до нее, то какими словами описать словами тот восторг от открывшегося у твоих ног вида... И - ты смог! Ты - пришел!
В полной мере я осознал это много лет спустя, когда мы с другом полезли на Чатыр-Даг, причем шел я, после того, как провел полгода на больничном из-за перелома ноги, имея в левом колене титановую пластину и семь болтов. Мы пошли с Перевала в лоб. Для верности решили залезть на "Сахарную головку" - небольшую конусообразную горку, возвышающуюся над Перевалом, у подножия нашей цели. Не буду описывать в деталях, как лезли, выплевывая легкие, с металлическим привкусом во рту, а пластина, казалось бы, уже сама была готова выскочить из колена по дороге... Но - вылезли на небольшую площадку на вершине, отдышались, хлебнули воды... "Сможешь идти?" - спросил друг. "А, х.й с ним, полезли! Вроде не сдох!" - глядя наверх, ответил я.
И мы полезли по крутому желобу между скалами, прекрасно видимому с трассы. И вылезли наверх после часа убийственного подъема. И дошли до главной вершины Чатыр-Дага и, оттуда, с высоты полутора тысяч метров, с края трехсотметрового отвесного обрыва, увидели Солнце, отражающееся от моря в окрестностях Севастополя! И взглянули на облака, летящие под нами и нашу родную Алушту, лежавшую под облаками на берегу моря, уже более полутора тысяч лет. И на Симферополь, видневшийся вдали и пол-Крыма у своих ног... Как Вы думаете, это стоит затраченных усилий? Я думаю - да.
Безусловно, привыкший сидеть на диване, у телевизора, с банкой пива на глобусообразном животе, или фанат Портвишка под философские беседы с сигареткой, скорее всего скажет - "Да нах.й надо!" Ну так я у таких и спрашивать не стану. И - переубеждать тоже. Здесь я обращаюсь к тем, в ком еще не иссяк дух авантюризма первых землепроходцев. И они, я так думаю, меня поймут, как никто другой.
Выбравшись на вершину "Лысого Ивана", налюбовались открывшимся видом. Под нами извивалась трасса, спереди над нами нависал Чатыр-Даг, а сзади раскинулся широченный купол Северного Демерджи, с двумя вершинами высотой в 1356 и 1359 метров, разделенных пологим прогибом. Направо уходила долина в сторону Симферополя, а налево - раскинулось море. По пути нас намочил небольшой "слепой" дождик, сделав камни довольно скользкими. Где-то там, далеко внизу, завывала моторами машин трасса, изгибаясь по ущелью. Под нами, вниз уходил довольно крутой, но ровный скат, а по нему, куда-то по своим делам, бежала небольшая стайка косуль.
Мы начали спуск. И вот тут пришлось пожалеть о том, что лист целлофана, которым мы накрывали нашу палатку, я затолкал в рюкзак, а не заправил под лямки станка, сделав своеобразную подушку между спиной и рюкзаком. Чем ценен станковый рюкзак? Тем, что можно особо не заморачиваться насчет укладки вещей - мягкое к спине, остальное дальше... Здесь можно просто позапихать все вовнутрь, как тебе заблагорассудится. При движении на подъем и по ровной дороге, рюкзак отлично лежит на спине и консервные банки абсолютно не действую на нервы, врезаясь в спину.
Но, вот при движении вниз, стало грустно. Станок, так чудесно выручавший все время, теперь беспощадно лупил по копчику, набив к концу спуска огромный синячище внизу спины. Как говорится - за одного битого, двух небитых дают, в дальнейшем я сразу же, как мы снимались с лагеря, складывал наш целлофан, сняв его с палатки и засовывал себе под лямки станка. Первое время ушибленное место побаливало, но теперь уже было без разницы, вверх мы идем, или вниз. Было - просто мягко и приятно.
Мы благополучно "свалились" вниз и, пешком пришлепали в Сосновку. Особо располагаться не стали, старший группы мог все переиначить, а приготовили еду и с аппетитом поели, дико проголодавшись за время наших перемещений.
Когда уже начинало темнеть, прибыл наш старший. "Фу, блять, дошел без задних ног!" - вместо приветствия выдал он, здороваясь с каждым из нас за руку - "Прохерачили по этой Бурульче от истоков до устья! За день! Там - вообще девственные места, бурелом, тропы почти нет! Но было офигенно!" Капитан Гладкий не стал располагаться в больших, приютовских палатках, а увел всю группу на окраину приюта на самую дальнюю стоянку, практически к началу подъема на нижнее плато Чатыр-Дага, в целях экономии времени на сборы. Рано утром нам предстоял подъем наверх и, не исключено, что на вершину пятой по высоте горы Крыма. Для многих из нас - впервые.
А пока - мы с интересом слушали спонтанно организованный нашим старшим концерт, на котором звучали песни Юрия Визбора... "Серега Санин", "Милая моя", "Лыжи у печки стоят...", "А мы едем за туманами..." и много чего другого в исполнении артистов нашего турклуба. Гитара, песни, палатки, котелок, висящий над огнем, отблески пламени костра - это было поистине круто!
Проснулись часов в шесть и, умывшись в небольшом ручье, принялись собираться, не разводя костра. Нам предстоял подъем на нижнее плато Чатыр-Дага по так называемой "Красной тропе", змеившейся по склону почти сразу по выходе со стоянки. Красной ее назвали из-за специфического красноватого цвета горной породы, слагавшей этот участок плато.
Ноги периодически скользили по окатанным камням конгломерата, но мы упорно продвигались вверх по склону. Тягомотный подъем длился казалось бы, бесконечно. Впереди был, казалось бы, перелом профиля, дающий надежду, что мы наконец-то пойдем по более-менее ровной поверхности. Но впереди появлялся новый увал и подъем продолжался так же монотонно и медленно. Чуть левее по курсу появилась бывшая воинская часть. Мы прошли мимо, недалеко от широко известных ныне пещер - Эмине-Баир-Хосар и Мраморной, тогда еще мало обустроенных. Ненадолго остановились у пещеры под названием Трехглазка. Три дыры в поверхности Нижнего плато, обозначали ее вход.
Покрутившись возле нее, пошли дальше. Следующий пункт - пещеры Тысячеголовая и Холодная. Холодная - первая на пути. В конце каменной осыпи - небольшая лужица воды. Слазили в нее - ничего интересного. Метров через пятьсот - пещера Тысячеголовая, или Бинбаш-Коба. Название красивее самой пещеры. И снова - ничего особого. Смотреть по большому счету нечего. Обе пещеры освоены и разграблены давным-давно.
Мы пошли дальше, в направлении крутого скального взлета, господствовавшего над остальным плато, венчающемся главной вершиной, Эклизи-Буруном, или Мысом Церковным, высотой 1527 метров над уровнем моря. Вообще, нижнее плато Чатыр-Дага - это место с совершенно уникальной энергетикой. Нигде в Крымских горах нет такого ощущения безмятежности и собственной эфемерности, как там. Ни на Бабугане, ни на Демерджи, ни на Ай-Петри. Плато идет более-менее ровно на высоте порядка тысячи метров. Но потом оно круто взлетает примерно метров на пятьсот. Попутно исследовали попадающиеся на пути карстовые воронки, на дне которых во многих случаях зияла какая-нибудь расщелина или заросшая колючими кустами дыра. куда она ведет - одному Богу ведомо. Наверняка, где-то в глубине эти расщелины и дыры соединяются в какую-то огромную полость, о которой мы еще, по всей вероятности, не знаем.
Мы пересекли плато от одного края до другого. Капитан собрал всю группу на борту плато, со стороны Заповедника, возле одной из кастовых воронок, и разложил карту. "Так... вот здесь должен быть большой родник Дамчи-Кая, будем ночевать возле него, потом будем рвать когти на Бабуган" - пояснял он, водя пальцем по листу - "Ясно? Теперь, те, кто желает, могут идти наверх, время еще есть."
Третьекурсники идти наверх не захотели и ушли с капитаном. А мы побросали рюкзаки на дно довольно глубокой, заросшей деревьями воронки, закидав их ветками и прошлогодними листьями. Народу в эту пору по плато ходило не очень много, значит, наше имущество вряд ли кому-то понадобится. Мы выбрались обратно и, налегке, буквально побежали к вершине, преодолевая еще один длинный и тягомотный подъем. По пути прошли через достаточно обширный участок выгоревшего можжевельникового редколесья. То тут, то там, мертвыми скелетными костями, торчали обгорелые пеньки. Видать, знатно когда-то здесь пылало...
Параллельно нашему движению, шел невысокий скальник, двое, или трое наших залезли на него и пошли немного выше нас. Ближе к вершине скальник постепенно сошел на нет и мы снова встретились. Чуть не подрались Ларин и Остапенко. Что-то не поделили и устали. Бывает... Усталый человек раздражителен. Триангуляционный знак, обозначавший вершину, становился все ближе. Вообще, последние сто метров до цели - самые долгие. Наконец, первый из нас, достигнув верха, залез на знак и заорал - "Эверест взят!" Фотоаппарат, поставленный на автоспуск, зафиксировал семь замордованных, но не сломленных, полузамерзших туловищ у триангуляционного знака. За нами был примерно трехсотметровый отвесный обрыв и, образовавшаяся за тысячелетия, внушительная каменная осыпь.
Эверест может быть и был взят, но наверху, нас ждал неприятный сюрприз. Ветер, который толкал нас в спину, помогая на пути к вершине, разогнавшись над плато и дополнительно добавив по вершинному скальному взлету, словно в аэродинамической трубе, теперь грозился буквально нас сдуть оттуда в сторону Алушты. К тому же мы изрядно вспотели, энергично двигаясь вверх и теперь недавний наш союзник, пробирал нас до костей. Вечерело и становилось холодно. Сфотографировавшись на память, мы начали спуск.
Буквально сбежали вниз, потому что Солнце уже начало свое движение за горизонт и нам абсолютно не улыбалось быть застигнутыми темнотой на склонах. Нет, умереть мы бы не умерли, благо абсолютно все обладали некоторым пусть и начальным опытом горных походов, к тому же у нас были спальные мешки и изрядный запас еды. Но вот отстать от остальной группы... Было бы нехорошо. Нужно было поторапливаться.
Дошли до "нашей" воронки, достали рюкзаки, они никому так и не понадобились и, подойдя к ориентиру, назначенному нам старшим, стали спускаться вниз, уже в сторону заповедника. Мы пошли по довольно разъезженной грунтовке, по которой видимо, личный состав части, мимо которой мы проходили утром, ездил за водой. Следы от тракторных колес прослеживались с самого верха. Мы пришли к большому роднику, у которого из трубы выливался целый поток и вскоре нашли наших. "Ну, бля..." - протянул Игорь Владимирович, - "Мы уже тут начали было думать, что вы потерялись!"
Небольшой костерок был уже разведен и обложен аккуратной стеночкой из камней, чтобы сделать отсвет меньше. Теперь нам нужно было соблюдать осторожность. Мы находились хоть и с самого краю, но уже на территории Крымского государственного Заповедника. Связываться с егерями нам абсолютно не хотелось, даже несмотря на наличие военных билетов, выгодно отличавших нас от браконьеров и прочего беспокойного люда, шастающего по горам в любое время года.
Мы поставили уже совершенно впотьмах, еще одну палатку, поужинали и залегли спать. Впечатлений за этот день было у нас предостаточно. А Саня Деркач, распаковав свой рюкзак, вдруг с интересом обнаружил в нем пару довольно крупных камней, кусок толстой арматурины и невесть откуда взявшуюся трубку от таксофона, причем со шнуром... Эдакая месть за более легкий, чем у всех остальных, рюкзак.
Саша было обиделся, но потом, арматурина и трубка были нашими "переходящими призами", которые мы периодически подкидывали друг другу, пользуясь невнимательностью товарищей. Их по очереди, таскали абсолютно все, до окончания нашего похода, за исключением пожалуй, самого капитана. Попутно мы устроили небольшое полевое совещание, на котором решали, как и в каком направлении нам нужно выбираться из Заповедника, чтобы пройти маршрут вовремя.
Встав и позавтракав сухим пайком, мы вышли на маршрут. Нам предстояло найти дорогу вон из Заповедника, чтобы продолжить свое движение в сторону турбазы "Орлиный залет", обозначенной, как конечный пункт нашего маршрута через несколько дней. Вполне возможно, нам нужно было перейти через один из невысоких перевалов - Кебитский, отделяющих массив Чатыр-Дага от прочих гор Главной гряды, выйти со стороны Алушты и продолжить движение по довольно приличной "Старой царской дороге". После чего, снова выйти наверх, взойти на высочайшую вершину Крыма Роман-Кош и, вероятно, заночевав где-то наверху, так и идти дальше.
Но... все это было хорошо только в теории. На практике, нас вероятно подвела карта. Нет, карта была просто сказочная. Старая, добрая советская топографическая карта. Секретная. За нее бы нашему шефу оторвали голову в секретной библиотеке, да и не только голову... Да, карта была хорошая, но - "километровка". А на ней были обозначены лишь самые основные лесные дороги. "Пятисотка" нас может быть и спасла бы, но вот "километровка" подвела.
Мы благополучно вышли в нужном нам направлении, ориентируясь на маячивший сквозь лес, внушительный силуэт горы, на вершине которой вчера побывали. Потом - куда-то повернули, куда-то залезли... Силуэт исчез. В результате благополучно обошли по кругу небольшой хребет и вечером, практически не чуяв под собой ног, "сделав" за день километров тридцать, так же благополучно встали на ночевку километрах в пяти от прежнего места, но уже с другой стороны хребта.
Решили сделать небольшую рекогносцировку. Полезли вверх прямо по склону этого самого хребта будь он неладен, чтобы взглянуть оттуда, где же мы оказались. Выбрались. "Внушительный силуэт" красовался там же, где он красуется уже миллионы лет, но - немного дальше от нас, чем накануне. "Ну ё. твою мать!" - в сердцах проговорил Балховитин - "Почти никуда не ушли!" Соскочили вниз. Стали искать подходящее место для ночлега. С некоторым трудом, но нашли. С той только разницей по сравнению с прошлыми стоянками, что были вынуждены специально забираться как можно глубже в чащу, подальше от людей, потому что до нас начинал доноситься собачий лай с близлежащего кордона, до которого, по ощущениям, было метров пятьсот.
Объясняться на ночь глядя, кто мы и откуда нам абсолютно не хотелось, однако голод теткой нам не был абсолютно и мы, практически сделав из костра крытый очаг, сварили себе рисовой каши, кое-как ее потом сгрызли и решили назавтра во что бы то ни стало, выбираться из этой жопы, под названием "Заповедник", в которую мы так нежданно-негаданно попали.
Едва замаячил рассвет, мы были уже на ногах. Без лишних слов счавкали по банке тушенки с хлебом и отправились, соблюдая скрытность, на маршрут. Собачий лай с кордона стал понемногу затихать. Мы углубились в лес, который, благодаря режиму заповедника, стал более диким. Подошли к небольшой речушке, пересекавшей дорогу. Речушка из тех, которую не перепрыгнешь, и глубиной - ниже щиколотки. Ярко выраженного брода, чтобы не замочить ноги - нет. Крупных камней в русле - тоже. Каменная крошка под ногами проваливается и ямка тут же заполняется водой.
"У тебя есть переключатель?", - спросил Леха Король Володю Ревенко, который вместе со всеми мялся у кромки воды. "Что за переключатель?" - не понял тот. "Переключатель "Пох.й - не пох.й" - тумблер такой, ставишь в нижнее положение и - попер!" - Леха внес конкретику. "А-а-а-а..." - протянул Вова, - "Ну тогда - переключаю в положение пох.й!" Мы надели на ноги все, имеющиеся в наличии целлофановые пакеты и пошли через ручей не обращая внимания но заливающуюся в обувь воду.
Вообще, целлофановый пакет в походе, вещь если не незаменимая, но, бесспорно - необходимая. В него можно поскладывать все, что сыплется. Можно засунуть туда то, что не должно промокнуть. Можно, во время дождя натянуть его на голову и тогда ваша голова будет сухой. За неимением резиновых сапог, надеть их поверх носков и вы не замочите ног. Можно с его помощью добывать воду для питья... Много чего еще можно сделать при помощи простого целлофанового пакета.
Ручей петлял по довольно ровному дну распадка и, упомянутый выше переключатель приходил нам на помощь еще пару раз. При очередном переходе через водную преграду, послышался звук мотора, а за ним, на поляну вынырнул голубой "Газ" с тентованным кузовом. Вот так, нарвались на мужика на машине и набрались наглости попросить его нас подвезти. Капитан, на удивленный вопрос мужика - "А что вы тут делаете?", пояснил - "Упали с Чатыр-Дага, заблудились, теперь идем на Чучельский перевал, выбираемся отсюда".
Мужик, к счастью, оказался вполне нормальным и вменяемым, - "Прыгайте в кузов, только сидите и не высовывайтесь!" Нас долго не нужно было уговаривать, все не топать на своих двоих, попадали в кузов и поехали. Куда? Да хрен его знает! Куда-то! Проехали километров десять, затем мужик повернул к очередному кордону и остановился. Выпали из кузова, мужик примерно объяснил, куда идти, мы поблагодарили его и пошли в указанном направлении по лесной дороге.
Шли довольно долго, вслушиваясь в окружающие нас звуки. Вроде тихо. Машин не слышно. Упали на привал на живописной полянке, вытянув начинавшие гореть огнем, ноги. "Кормушки, блять!" - вдруг вскрикнул старший. "Ну кормушки и... Х.йня какая..." - вначале не поняли мы. "Клещи!" - снова выкрикнул Ильдар, уже надевая на себя рюкзак. Мы подняли головы и разглядели в кустах кормушки для оленей, полные сена. А где дикое зверье, там жди клещей. Тем более, время уже было довольно теплое. Оставаться там нам было никак нельзя.
Рванули с полянки "в темпе вальса". "В ближайшее время нужно осмотреться по поводу клещей!" - сказал капитан. На ближайшем привале бегло осмотрели друг друга. На одежде нашли пару штук и тут же удавили кровососущих тварей. Вышли на асфальтовую дорогу. Залезли в кусты, прикинули по карте, куда можем выйти. И правильно сделали, что залезли. По дороге прогрохотал очередной "Газон" с людьми в кузове. "Егеря!" - со знанием дела провозгласил Ильдар. По всем прикидкам, выходило, что мы идем туда, куда нужно. Но вот вопрос - сколько?
Поднимались по горному серпантину на Чучельский перевал - перевал между горами Большая и Малая Чучель, высотой соответственно 1311 и 1288 метров и отрогами Роман-Коша. Это один из самых высоких перевалов в горном Крыму, высотой в 1157 метров. Во время Великой Отечественной, в этих местах шли жесточайшие бои - это прямая дорога на Южный берег. Пару раз, заслышав звук мотора машины, успевали спрыгнуть в придорожные кусты и спрятаться за отбойником, но в один прекрасный момент удача нам изменила.
Срезав очередную дорожную петлю и тупо вскарабкавшись метров на десять выше, туда, где дорога шла в другую сторону, потому что всем смертельно надоело идти по дороге в одну сторону, потом поворачивать назад и идти в противоположную, метрах в десяти выше, мы радостно выскочили прямо на бортовой "Газон" с толпой егерей в кузове. Егеря все ехали с "ружбайками" наперевес и бежать от них было себе дороже, да и не солидно для таких статусных чуваков, как мы.
Егеря на этот раз, попались какие-то нервные. Наверное - работа такая. Потратив минут сорок на объяснения мы наконец "отмазались" от довольно агрессивно ведших себя работников заповедника при помощи военных билетов, мы наконец-то вышли на довольно прямую дорогу к перевалу. Пришлось объяснять, что мы не браконьеры, а законопослушные люди. Причем - военные, учимся в Симферопольском ВВПСУ и вообще - сами поймаем браконьеров, если встретим. Егеря нехотя нас выслушали, но потом показали дорогу и, сдержано попрощавшись, поехали по своим делам.
Выползли на перевал. Ура! Мы сделали это! Но сил любоваться красотами Крымских гор у нас сегодня уже оставалось мало. С перевала открывался шикарный вид на две высочайшие вершины Крыма - Роман-Кош и Демир-Капу, высотой в 1545 и 1540 метров, стоящие по краям котловины Заповедника. Попадали прямо на лужайке возле памятника. Желания куда-либо идти не было совсем. Сфотографировались у памятника павшим воинам и, сперва "на полусогнутых", а потом более бодро, стали спускаться к верховьям реки Качи, где и запланировали привал и на завтра, небольшой отдых.
Прикинули, сколько отмахали за прошедший день. Оказалось - не меньше километров пятидесяти. О чем говорить, если на пятках курсантов - первокурсников, которые от кирзовых сапог и строевой подготовки, стали больше напоминать копыта, образовались водяные мозоли размером по паре сантиметров. Идти, когда разошелся - еще можно, но вот заставлять себя идти после привала - китайская пытка!
Нашли довольно комфортную поляну над грохотавшим потоком горной реки. Река Кача бесилась на дне все более углубляющегося ущелья и, в это время была весьма полноводна. Через силу заставили себя разбить палатки и натаскать дров. Теперь уже можно было особо не бояться непрошенных гостей, хотя мы все еще были на заповедной территории. Обложили костер небольшой стеночкой, для того, чтобы отсвет от огня не сильно освещал деревья, приготовили ужин. Наконец-то мы выбрались. Но на это ухлопали два дня и теперь наш дальнейший маршрут под вопросом.
Не поднимались и не вылезали из палаток, пока не отоспались. Сегодня нам предстоит идти вверх, на высшую точку Крыма. Наконец, голод и необходимость идти, выгнали нас из палаток. После вчерашнего марш-броска, ломило все тело, болели ноги, плечи, спина и водяные мозоли на пятках. Самочувствие - шикарное! Впечатление было такое, как будто вчера нас всех кто-то пинал ногами. Новые дежурные, чертыхаясь и ходя "враскорячку", развели костер и стали готовить пищу.
После завтрака - свернули лагерь, надели рюкзаки и полезли вверх, к дороге. Стали прикидывать, как можно было так "убить" ноги. Капитан объяснил нам предельно просто. "Когда ты идешь по грунтовой дороге, или тропе, то ступня работает по всей площади, потому что поверхность неровная" - рассказывал он, - "А когда ты шлепаешь по ровному асфальту, то более всего работает лишь одна точка на ступне, отсюда и водянки..."
Выбравшись на дрогу, наконец-то обратили внимание на виды, открывающиеся вокруг. Справа от нас шло ущелье, по дну которого грохотала камнями в своем русле река Кача. А справа возвышались склоны Роман-Каша. Где-то над нашими головами находилась главная вершина Крыма. Однако лезть в лоб никакого желания не было - каменные осыпи и скальные выступы превратили бы наш путь неизвестно во что. Ноги и без этого горели, словно их засунули в костер.
Вышли из полосы леса. Демир-Капу, в переводе "Железные ворота", своей громадой в 1540 метров, всего лишь на пять метров ниже главной крымской вершины, нависал над нами с противоположного борта котловины. Довольно далеко впереди дорога по яйле уходила вниз, на Южный берег, через самый высокий крымский перевал - Гурзуфское седло, 1348 метров. Поднявшись еще немного, мы сошли с дороги и стали уклоняться в сторону яйлы - довольно плоского плато, на котором отдельными, порой довольно невзрачными буграми, возникали высшие точки Крыма. Одним из таких бугров был и Роман-Кош.
Роман-Кош, несмотря на свою невзрачность, выделялся на общем, довольно однообразном фоне своей высотой. Снова бредем вверх. Нескончаемый, нудный подъем. Слева от нашей тропы стал виден скальный "зуб", торчащий из склона. Значит, до цели уже недалеко. Постепенно подъем стал положе и, в конце пути, мы увидели огромный, метров в шесть высоту, "тур", наваленный из камней самого разнообразного размера, многочисленными восходителями.
Забрались на тур. Теперь - выше нас в Крыму нет никого. Мы на высшей точке! 1545 метров над уровнем моря! С тура и вообще с вершины открывался поистине волшебный вид. На юг, однообразными волнами уходило плато Бабуган. На севере, склон обрывисто уходил вниз, а котловину заповедника замыкал наш старый знакомый Чатыр-Даг, на вершине которого мы были пару дней назад, открывавшийся отсюда в совершенно необычном виде и едва узнанный, потому что был ниже нас почти на двадцать метров. Более привычным делом было то, что его трапециеобразную громадину видно почти с половины Крыма. А здесь он - под нами! На запад - огромной ямой зияла котловина Заповедника, а над ней с другой стороны - высился, почти вровень с нами, Демир-Капу.
Ветер трепал нас довольно сильно, продувая насквозь. Мы развернули флаг СССР, написали на нем фамилии всех участников восхождения, нашу принадлежность и, прикрепив его к заранее припасенному импровизированному флагштоку, воткнули на верхушке тура, завалив один его конец камнями. Все было замечательно, но... наверху ты лишь одно мгновение, дальше - только вниз.
Через перевал ветер проносил клочья облаков, которые иногда цеплялись за горы и тогда, все заволакивало непроглядной пеленой. Мы выдвинулись в направлении дороги, по которой изредка в сторону Южного берега проносились какие-то машины. Судя по карте, там, недалеко от перевала, уходила вниз старая грунтовая дорога, найти которую, была теперь наша первоочередная задача. Красный флаг на вершине Крыма, еще долго развевался нам вслед...
Дорогу мы нашли, сориентировались еще раз по карте и начали спуск. Моря мы не увидели, поскольку весь Южный берег находился под облаками, волнистое море которых расстилалось под нами до горизонта.
Маршрут, из-за наших блужданий по заповедному лесу, оказался скомканным. В "Орлиный залет" мы уже не успевали. Капитану через два дня нужно было уже выходить на службу, а у нас в запасе было еще пару дней. Мы должны были возвратиться через два дня после него. Решили встать на привал где-нибудь здесь, а спуск до трассы, продолжить уже завтра, немного отдохнув после всех наших марш-бросков. Нашли подходящую площадку, где и остановились.
Полянка была неброская, но довольно уютная. Разбили палатки. Стали попадаться первые сосны. Вспомнили, что сосновые леса на Южном берегу, почти каждый год горели, как спички. Набрали дров, обкопали место для костра и обложили его камнями. Приготовили обедо-ужин. Запасы наши ощутимо истощились, но был в этом определенный плюс - рюкзаки стали гораздо легче, да и мы втянулись в этот ритм. Завтра - дальнейший спуск, судя по карте, "свалиться" мы должны были в Краснокаменку. Ну что же, поглядим. И на нее и на тот самый "Красный камень". А пока - отдых.
Как хорошо, что не нужно никуда "рвать когти". Мы начали спокойный, методичный спуск через светлый сосновый лес. Лесная дорога вилась серпантином по склону горы, ныряя вниз и выныривая вновь, но уже несколько ниже. Пару раз делали привал. Больше молчали. Но не от того, что говорить было не о чем, просто все понимали, что наша сказка в горах подходит к своему завершению. Дорога ясна, до трассы Алушта - Ялта уже буквально рукой подать. А там - и до Училища недалеко. Всего каких-то полтора часа на троллейбусе. И - как будто бы и не было ничего...
Как ни береглись от клещей, вспоминая наше бегство из Заповедника, несколько человек все же пострадали. Я снял клеща, уже порядком надувшегося, с живота, Саня с ноги, кто-то еще с чего-то. А у одного из наших, имени его я называть не буду по этическим соображениям, клещ присосался прямо к гениталиям. Тем самым сделав мишенью для незлых, но колких шуточек, типа - "Этот клещ тебе минет сделать хотел... А ты его "Звездочкой" от жопы и до головы..." Каких-то особых средств борьбы с клещами у нас не было, но была одна на всех банка "Звездочки". Вот ей и спасались. Натрешь ею клеща, он просто офигевает от подобного обращения. У человека слезы градом, если под глазом мазнуть, а тут... Маленькой комашке... Дыхание перекрыть... Он же жопой дышит, сердешный...
Перед нами возник старый, заброшенный карьер, а впереди красно-оранжевым выступом, маячил тот самый "Красный камень" или, если говорить с точки зрения местной топонимики - "Кизил-Таш". Сверху, он больше напоминал высунутую из склона задницу. Северный склон, довольно пологий, разделен узкой, заросшей лесом расщелиной надвое. Ассоциации - самые прямые. Южные же ее склоны были отвесными. Одна из многочисленных на Южном берегу так называемых скал-отторженцев. В районе этой скалы, когда-то отколовшейся от крутого южного склона Главной гряды и сползшей за миллионы лет по склону, почти к самому берегу, расположены виноградники. Где и выращивают тот самый Мускат белый, Красного камня, из которого потом производят одно из лучших одноименных крымских вин.
Прошли мимо него, посмотрели на тренировавшихся скалолазов, развесивших свои веревки на желто-красноватой, отвесной скале и вошли в поселок Краснокаменка, где и расположились на отдых, прямо на парапете подпорной стенки почти в самом центре. Здесь с нами попрощался наш старший. Проинструктировал нас относительно поведения на оставшемся маршруте и, дойдя до трассы, убыл к месту службы в Училище. У нас же оставалось впереди еще два свободных дня. Нужно было провести их с максимальной пользой для себя и добрать недобранных впечатлений.
Второкурсники отправились обследовать ближайшие окрестности. "Пацаны, там винище продают! Портвейн красный, Крымский! На розлив!" - восторженно объявил всем Володя. Ильдар быстро прокрутил в мозгу какие-то финансовые операции - "Идите, берите. В нашу флягу. Денег хватит?" Деньги в нашем общем котле были практически нетронутые, а объем фляги в двенадцать литров обещал нам впереди, абсолютно не скучный вечер. Вскоре они пришли обратно и Леша Звягин волок на пару с Димой, попеременно меняясь, нашу синюю двенадцатилитровую емкость, в которой во время походя мы хранили запасы питьевой воды.
"Ну и где отдыхать станем?" - спросил Король. Идею поехать в Алушту и там нормально бухнуть, предложенную мной и Саней, Ильдар сразу же отмел, как неприемлемую. Альтернативный выход нашелся тут же. "Слушайте," - предложил я, - "Давайте доедем до Лазурного, спустимся к морю и там, на Голубовских камнях, чудесно у моря отдохнем! Там тоже какой-то туристический притон имеется". Саня тут же подхватил эту идею, подтвердив, что место там действительно прекрасное, если его не испортила находящаяся там стройка. "А нам похер!" - ответил Дима, - "Переключатель в каком положении?" "Пох.й!" - подхватили все остальные - "Тогда поехали!"
Мы доехали до отворота с трассы на село Лазурное, расположившееся в живописном месте, на склоне горы Кастель и спустились туда пешком. Из села к морю. На берегу, порядком исковерканном стройкой пансионата "Лазурный", среди деревьев и кустов на склонах, то тут, то там торчали палатки какого-то полусамодеятельного туристического лагеря, в котором совершенно свободно себя чувствовали различного рода неформалы зачатую хиппового вида.
Мы прикинули, что места нам здесь явно будет не хватать и отошли немного подальше по берегу, пока не нашли нормальную, хотя и несколько загаженную поляну. Люди - свиньи, срать у себя под носом - для многих в порядке вещей. Прибравшись на ней, разошлись в разные стороны для заготовки дров, что в условиях довольно посещаемого места оказалось делом довольно проблемным.
Соорудили костер и стали готовить себе обед, совмещенный с ужином. Ну, а раз такое дело, то наша синяя емкость стала главной героиней сегодняшнего вечера. Рассыпали по мискам макароны с тушенкой и наполненные рубинового цвета жидкостью, алюминиевые кружки пошли гулять по кругу. За горы! За поход! За нашу замечательную команду! За Крым! За Училище! И еще много за что. На свежем морском воздухе красный портвейн усваивался очень хорошо и был вкусен необычайно.
Саня, Володя и Дима ходившие вокруг да около с заговорщицким видом, шмыгнули куда-то в кусты. "Куда они пошли?" - поинтересовался Ильдар. "Да наверное в санаторий на блядки пошли..." - ответил я неспешно, поскольку и мне уже было довольно-таки хорошо. "Я им сейчас устрою блядки! Стоять!" - рявкнул Ильдар и диким кабанчиком ломанул за ними через кусты, а через некоторое время буквально пинками, выгнав обратно на поляну.
Тихоня Звягин тем временем, начал петь во весь голос "Aufviederseen meine kleine, aufviederseen!" - чего за ним в трезвой обстановке никогда не замечалось. После чего зазвучал "Karl Marks sсhtadt" - это тот, который в переводе на русский звучал, как "Ландыши" и "Strasburg, meine liebe Strasburg". "Ну них.я себе, сказал я себе..." - переглянулись мы с Деркачом - "А Леха-то и петь умеет на немецком!"
Подведение итогов тем временем, плавно перешло в шабаш. Балховитин все порывался пойти искупаться, причем пойти он хотел напрямую, не обращая внимания на обрыв, высотой метров в пять, скопанный при обустройстве предполагаемой набережной. Пару раз его едва успевали поймать, после чего он заплакал и залез в палатку, подальше от ненавидящих его упырей. Ильдар с Лехой, как самые старшие, все порывались пойти и избить хиппи в ближайших кустах. Их еле отговорили и они весь оставшийся вечер собирали воедино наше взбесившееся воинство...
Утро встретило нас головной болью, а некоторых и приступами тошноты. Стали подсчитывать потери. Одна палатка оказалась заблеванной от пола до потолка, включая все имущество. Вова решил ночью посмотреть на лунную дорожку, да видать в темноте не рассчитал и улетел вниз с обрыва. Пришел в лагерь с ободранной мордой, без своей шапки и утром, чистя зубы и поминутно кривясь, вычистил один зуб. Вместе с Балховитиным, упавшим в куст держидерева, они составляли весьма колоритную парочку.
Вместе с Вовой мы пошли искать его шапочку - "пидорку". Обойдя лагерь по берегу, нашли ее на склоне, из которого торчали гранитные валуны и имевшем на себе свежие следы от летавшего здесь тела. "Ёо-пт..." - протянул Вова, - "Трезвый бы наверняка убился..." "Не ссы, Вован, везет дурака и пьяницам! А мы совмещаем в себе эти два замечательных свойства!" - успокоил его я. "Теперь еще блять и заблеванная палатка, вместе с вещами... как теперь все это переть?" - огорченно покачал он головой.
Тем временем, лагерь, полуразгромленый вчера, начал снова сворачиваться. Звягин на просьбы спеть что-нибудь по-немецки, только слегка краснел и опускал взгляд. Ильдар почему-то ни в какую не хотел останавливаться для приведения себя в порядок в Алуште, а упорно хотел ехать в Сосновку, на последнюю ночевку. Его видимо смущал наш внешний вид и в гости к людям во главе компании с такими рожами, он идти не хотел.
В Сосновку, так в Сосновку. Не могу сказать, насколько колоритным был вид нашего уставшего, ободранного, но непобежденного, заросшего щетиной войска. Войска, меньше всего напоминавшего будущих офицеров, а больше похожего на бредущих по набережной Рабочего Уголка бомжей. Но то, что мы привлекали внимание гуляющих жителей и гостей города - это да! Саня встретил каких-то своих знакомых, которых в городе у него было пруд пруди и, на какое-то время задержался, разговаривая с ними. Может быть еще и поэтому, нами не заинтересовалась местная милиция.
Добредя до троллейбусного кольца, мы погрузились в салон и поехали к месту ночевки в отсыревших палатках и практически, без запаса еды, имея лишь остатки хлеба и пакет с горохом. По пути, уже в троллейбусе на Балховитина начал наезжать какой-то не совсем трезвый придурок. Пришлось его немного успокоить, после чего он сидел у задней двери и плакал пьяными слезами. Опустевшая Сосновка предстала перед нами довольно унылой и тихой. Тишину нарушал лишь гул проезжающих по трассе машин. Туристы, пройдя свои маршруты, убыли к месту жительства. Было тихо и начал моросить мелкий, противный дождичек, пропитывая сыростью все наше имущество.
Костер не хотел разгораться ни в какую, все было сырым и противным и вызывало злость. Потому что рядом была Алушта и нормальные бытовые условия. Но, настойчивость и чувство голода победили, огонек постепенно отвоевал себе место под зашедшим за горизонт Солнцем и наше варево начало понемногу пузыриться, предвещая скудный, но долгожданный ужин. "Блять... до послезавтра тут сидеть..." - со злостью процедил Дима.
Наше уныние было прервано возгласом - "Вот они где!" К месту готовки пищи приближались мои и Санины родители - "Собирайтесь, поехали!" Ильдар, видимо поняв, что отвертеться не удастся, стал с хмурым видом собирать вещи. Всех остальных однако, не пришлось долго уговаривать. Мы разделились. Король и Остапенко поехали к нам, но поскольку у нас был ремонт, то остальные - к Сане. Где привели себя в порядок, нормально поели и переночевали.
Следующий день выдался солнечным и теплым. Как по заказу. Прогулка по Набережной до Рабочего уголка и свежее пиво в пивной "Корчма". Все были гладко выбриты и пахли одеколоном, разве что некоторые - слегка ободраны. Мы ходили и радовались жизни, а так же - простому, домашнему комфорту. Вечером этого же дня, все мы убывали в Симферополь, где нас снова ждал учебный процесс и повседневная служба. А так же - прекрасные и веселые воспоминания на пару ближайших лет... Мы рассчитывали соорудить что-то подобное на следующий год, уже собственными силами, но... Советский армейский туризм ушел в небытие вместе со страной... Мы оказались последними...
Эта история была поведана нам в далеком 1990 году, руководителем команды нашего турклуба, под названием "Азимут", ночью, у костра, где-то в Крымских горах, под раскатистое уханье филина и писки разной мелкой ночной живности, на стоянке примерно, в верховьях реки Качи. Что мы там забыли, спросите Вы. А все дело в том, что нас, членов команды турклуба Симферопольского училища, туда занесли "кривая" да "нелегкая", после трехдневных скачек по Крымскому государственному заповедно-охотничьему хозяйству, на территории которого мы благополучно заблудились.
Курсанты - люди, способные на выдумку, говоря современным языком - весьма креативные. Как-то давным-давно, на заре училищной туманной юности, поспорили двое курсантов со своими товарищами, на ящик белого хлебного вина о том, что перекопают поперек улицу Пушкина - главную пешеходную артерию стольного града Симферополя. Причем - не абы где, а неподалеку от гарнизонного Дома офицеров. Зачем - это вопрос, как говорится, десятый. Ну мало ли... Может быть, что-нибудь строить соберутся - а тут - "Раз!" - и все готово для будущей стройки!
В один прекрасный воскресный день, эти двое, вооружившись ломами и кирками, благо в строительному училище с этим добром дефицита не было, раздобыв через знакомого водителя троллейбуса пару старых, затасканных и грязных оранжевых жилетов, убыли к месту проведения работ. Расположились неподалеку от ДОФа и стали яростно долбить асфальт.
Естественно, глупых вопросов со стороны персонала Дома офицеров, не могло не возникнуть в принципе. На что, наши герои, сделав "рожи кирпичом", нимало не смущаясь ответили, что они производят вскрытие дорожного покрытия в целях проведения дальнейшего мелкого ремонта объекта городской инфраструктуры. Правда, какого именно объекта - они и сами толком не знали, но это не беда. Особенно, когда на кону ящик "Огненной воды". После чего от них отстали и не стали мешать работать дальше. Если люди копают, тем более - в таком месте - значит это кому-нибудь нужно.
Парни, провозившись над неглубокой, в пол-штыка, траншеей весь день, благополучно перекопали улицу от бордюра до бордюра. Счастливые военнослужащие, сделав работу, закинули оранжевые жилеты в ближайшие кусты, благополучно свалили, а затем - пришли, никем не замеченные, в родное училище и снова погрузились в пучину повседневных дел. Отчитавшись о проделанной работе, они в конце концов, получили то, что им причиталось по условиям спора, которое впрочем, благополучно и употребили вместе с друзьями.
Постепенно, обо всем проделанном все участвовавшие, стали забывать, благо времени для воспоминаний о былом, томно глядя со вздохами в потолок, повседневный распорядок дня особо не предоставлял. Учеба, наряды, различные интересные мероприятия... - жизнь шла полным ходом.
Всех причастных, вернуться в городскую жизнь заставил свежий номер Крымской правды, в котором, на первой странице, огромными буквами было написано: "До каких пор будет продолжаться эта бесхозяйственность?" После чего шел злободневный критический материал в адрес местного ЖКХ, почему-то забывающий убирать за собой после произведенного ремонта, а венцом всего стала фотография так благополучно перекопанной улицы Пушкина, возле гарнизонного Дома офицеров...
Получив, откуда не ждали, местные руководители ЖКХ, почесав затылки, видимо попытались вспомнить, что же такого они ремонтировали в этом месте. Осмотрели канаву, глубиной не доходившую до колен. Гы... Странно... Однако, расчесав себе весь мозг, но так ничего и не припомнив, все же дали команду на уборку места проведения ремонта и на асфальтирование улицы. Главные же герои, гордо подняв головы и выпятив грудь, сказали в близком кругу - "То-то же бля!"
Гигиена на грани экстрима.
"Они тупые!" - так кажется в свое время говорил Михаил Задорнов об иностранцах вообще и об американцах в частности. Ну что же, вероятно что-то в этом все же есть! И действительно, какой, скажите мне, адекватный среднестатистический обыватель - иностранец додумается до тех вещей, до которых додумывается среднестатистический наш человек, в смысле - гражданский? Ну а наш человек военный может додуматься до такого, какое не всегда будет сниться его гражданскому собрату.
Вадим Сергийчук, по прозвищу "Уксус", с выпученными глазами несся по взлетке в направлении ротного санузла, держа на вытянутой руке эмалированное ведро, из которого, из дыры в боку хлестала вода, оставляя на поду извилистый мокрый след. Перед этим в роте моргнул свет и раздался звук, примерно такой, какой производит сварочный аппарат во время работы. "Вадим, что такое?" - живо интересовались у него окружающие. "А... отъ.битесь!" - прошипел Вадим, пробегая мимо - "Них.я себе, водички нагрел... ноги помыть..."
В комнате первого отделения третьего взвода на полу было мокро и воняло паленой изоляцией. На стене, в том месте, где была розетка, как бы украшая ее (стену), виднелось красивое черное пятно с неровными краями. Присутствовавший народ улыбался, но как-то кривовато - "...там Уксус мимо вас не пробегал? Он еще полы здесь должен протереть..." "Да так... пролетел, как в жопу укушенный, с дырявым ведром... матюкаясь..." - прозвучал ответ - "А что?"
А было вот что. Вадим соорудил себе армейский кипятильник большой мощности. С использованием двух подковок, хорошего куска провода, десятка спичек и некоторого количества ниток, которое он беспощадно отмотал из общей катушки. Почему большой мощности? Да потому что в другом случае, при изготовлении не такого мощного аппарата, можно прекрасно обойтись двумя старыми лезвиями и шестью спичками.
Кипятило получилось действительно атомное. Полная трехлитровая банка воды для чая вскипала буквально через несколько минут, гудя и вибрируя так, как будто ее поставили греться на кратер действующего вулкана. О том, чтобы вскипятить отдельный стакан - речи не шло. При вскипании половина воды разбрызгивалась вокруг сразу же. Другая - просто превращалась в пар.
Поскольку в казармах, во всем Училище отсутствовала горячая вода, судя по всему, не была предусмотрена изначально, то имея такой аппарат, можно было позволить себе некоторые блага цивилизации. В виде воды подогретой. Которую можно было бы использовать, скажем, для приведения себя в порядок. Мысль об этом, однажды возникнув в голове Вадима, какое-то время упорно не хотела его отпускать.
В один прекрасный день, он откуда-то приволок в роту эмалированное ведро. Прополоскав его в умывальнике, набрал почти до краев и понес в комнату своего отделения, мечтая подогреть и затем, снова отнеся его в умывальник, помыть ноги теплой водой. Как белый человек, разумеется. Почти.
Поставив ведро на табуретку, Вадик с мечтательным выражением на лице, размотал провод кипятильника. Все последующие действия сопровождались дельными советами и язвительными комментариями собравшихся вокруг ведра сослуживцев, на которые курсант Сергийчук отвечал неизменным - "Отвалите!" С таким же мечтательным выражением, он сунул кипятильник в воду, предварительно положив сверху ведра линейку и изогнув провод таким образом, чтобы приспособление не касалось стенок.
"Ну... С Богом..." - сказал Вадим, втыкая провод в розетку. Свет в комнате немного мигнул и послышался тихий, но вполне ощутимый гул. "Ну и за.бись!" - глядя на это отметил Вадим, потирая руки - "Интересно, за сколько времени он нагреет ведро?"
С этими словами он протянул руку к ведру, видимо, решив поправить начавший съезжать провод. Как было бы сказано в настоящее время - "в результате нечетких действий обслуживающего персонала", кипятильник коснулся стенки ведра. Бело-голубая вспышка из ведра, заставила всех, собравшихся вокруг, попрыгать прямо через спинки, на свои кровати, а вторая такая же, бело-голубая, но уже из стены - сгруппировавшись, закрыть головы руками.
"Бляяяять!" - заорал Вадим, выдирая провод из розетки и отшвыривая кипятильник в сторону. Послышался тихий плеск. "Твою мать! Дырка! Уксус, беги нахер в туалет со своим ведром!" - в свою очередь, заорал Виталик Соценко, уворачиваясь от летящих в его сторону и вертящихся, как змей, еще дымящихся остатков кипятильника. Вадим, схватил ведро с табуретки и исчез за захлопнувшейся за ним дверью.
Ну а что было дальше - Вы уже знаете. Точнее - не все. Когда об этом узнал старшина, то чуть было не свалился в обморок. Он вызвал к себе Вадима, поприветствовав его словами - "Ах ты, ё.анная жертва!", а в дальнейшем разговоре, одним из самых приличных слов в его адрес, было слово "х.й". Вдобавок, Вадику еще пришлось потом искать новую розетку и заклеивать обоями черное пятно на стене. Вот такая гигиена. Экстрим почти!
Языка без сомненья богата палитра,
Но намного богаче оттенки его:
Услыхав, например, выраженье "пол-литра",
Только русский не спросит: "Пол-литра чего?"
Конец первого курса, отпуск, как говорится - на носу. Но никто с нас обязанностей, по содержанию закрепленной за отделением территории в надлежащем виде, не снимал. Как это все поддерживать, тем более - в надлежащем виде, это вопрос десятый, главное - задача вам поставлена, а там - уж будьте любезны, проявите солдатскую смекалку и, да будет вам в недалеком будущем - счастье!
Как-то раз, теплым и тихим июньским вечером, две курсантов работали на закрепленной территории, с внешней стороны казармы, на улице, со стороны площади Центрального рынка. Вечером? Работали? Если Вы, мой уважаемый читатель, спросите таким образом, то будете совершенно правы - чрезвычайно нетипичное поведение! Однако, отвечу Вам, все нормально! Чего только не сделаешь, когда впереди маячит перспектива потеряться для родного Училища с вечера пятницы и до утра понедельника!
Работа предстояла ответственная - нужно было ровно подрубить края клумбы, вырыть канавки и установить туда бордюры. Ибо клумба совершенно не имела присущего ей того товарного вида, который выгодно отличает клумбу военную от ее гражданской сестры. Вопрос. А где взять бордюры? Элементарно, Ватсон! Нужно всего лишь провести небольшую разведку по близлежащей местности. Бордюры нашлись во дворе здания ДОСААФ! Нормальные такие бордюры! И в нужном числе. Двор создавал впечатление некоторого запустения - сквозь трещины в асфальте вовсю росла трава, а прошлогодние засохшие листья, по-видимому, тоже никто особо не торопился убирать.
Замыкали двор небольшие ворота с довольно большой щелью между створками. Командир отделения, Володька Тихонов, осмотрев двор, глубокомысленно изрек - "Ну и за.бись! Вечерком берите ломики и п.здуйте туда, будем корчевать!" Задача предстояла ответственейшая. Нужно было выдрать со старого места тяжеленные блоки и перенести их на новое место.
Начинало смеркаться. Клерки и служащие различных учреждений давно расползлись по домам, закончив очередной рабочий день. Ну, у кого-то окончание, у кого-то - только начало. Взяв два ломика, двое военнослужащих, переодевшись в "убитое хэ-бэ", для того, чтобы не пачкать своего повседневного обмундирования, выдвинулись на задание.
Без особого труда проникли за ворота, благо комплекция курсанта первого курса позволяет пролезать в довольно узкие щели, ломами вывернули несколько бордюрных блоков, тех, что поменьше размером, чтобы не надорваться ненароком. Здесь не поможет даже и перспектива почти двухсуточного увольнения. Кому в увольнении нужны надорванные военнослужащие? Правильно! Никому! Посему - трудовой героизм - трудовым героизмом, но здоровье мы сохраним.
По одному перетянули блоки к воротам. Осмотрелись. Никого. Ну что же, начнем финальный этап операции - перетаскивание к месту установки на клумбу и собственно, установку. Они-то хоть и половинки, но, блять, тяжелые, как гады! Первые несколько блоков перетащили и установили, вкопав, без проблем, испачкались только вот... Но, не беда, обмундирование все равно подменное - не жалко.
Наслаждаясь прекрасным вечером, под тень каштанов у здания ДОСААФ, на лавочку, уютно устроились двое пенсионеров - дед и бабка. Из пакета достали пару помидорок, огурчики, лучок зеленый и колбаску, нарезанную кружочками. Солнце понемногу падало за горизонт и вокруг было довольно тихо и безлюдно. Затем достали стаканчики пластмассовые, удобные и бутылочку водочки, Русской. Красноперекопского ЛВЗ. Не иначе.
Дед открыл бутылочку, налил чудесной, прохладной прозрачной жидкости себе и бабке. Выпили и закусили. Вскоре, по-видимому, возник легкий эйфорический эффект. Нервы, напряженные в течение трудного дня наконец, расслабились. Затем налили по второй. Закусили помидоркой, порезанной надвое и посыпанной солью. Постепенно развязались языки и полилась задушевная беседа двух любящих друг друга людей.
Тем временем, двое курсантов, прибывшие за очередным блоком, стали проталкивать его под воротами, негромко переругиваясь между собой. Вытащив, они подняли его на руки и, чертыхаясь, поволокли в направлении закрепленной территории. Их путь пролегал как раз мимо пенсионеров. И без блоков в руках их было не обойти, а уж с тяжеленным блоком и подавно.
Бабка увидела два туловища, одетых хрен знает во что, и при этом волокущих тяжелый камень, запричитала - "Ой, мальчики, да бедненькие вы мои! Да как же вам тяжело! Да кто же такой бессовестный вас так заставляет работать!" На что суровый дед отвечал - "Эти мальчики - будущие воины, они должны уметь все, а не только что-то перетаскивать!" Бабка все не унималась - "Да мальчикам тяжело! Вон они, шатаются уже, бедненькие!" Дед - "Да я тебе говорю, эти мальчики - будущие воины, их учат преодолевать трудности!" "Вот суки! Бухают!" - процедил сквозь зубы один курсант другому. "Да... а мы тут, как мудаки последние эти херовы бордюры ворочаем" - согласился второй.
Двое военных между тем, упорно волокли бордюрный блок к клумбе. И шатало их уже не от тяжести, хотя и блок был нелегок, а от смеха. Пенсионеры пропустили еще по стаканчику. Бабка заголосила еще громче - "Ребятки устали! Как не стыдно заставлять их таскать такие тяжести! Бедненькие!" Дед, сжавши кисть руки горстью и размахивая ей перед носом бабки, повторил уже гораздо громче - "Да я тебе еще раз повторяю - эти пацаны - будущие офицеры! Понятно тебе? Будущие! Офицеры! И они не должны распускать нюни перед трудностями, в отличие от тебя!"
"Да что ты мне тут рассказываешь!" - продолжала вещать бабка, - "Ты вот сам не пошел помогать мальчишкам! А им - тяжело!" "Справятся пацаны!" - уже зарычал дед, - "сколько раз еще тебе надо сказать!?" "Да! Тебе легко говорить! А мальчикам тяжело!" - не унималась бабуля. "Да иди ты нах.й! Достала уже!" - командирским голосом заорал дед на всю площадь у Центрального рынка - "Сказано - справятся! Значит - не е.ет! Справятся!"
"Бля... Херов дед!" - чертыхались оба военных, шатаясь под тяжестью блока и думая лишь о том, чтобы не уронить его себе на ноги из-за того, что от смеха ослабели пальцы... Блок они доволокли и установили на место. Встал, как будто всю свою жизнь там и стоял. А двое суток увольнения с лихвой компенсировали все трудозатраты. Вот так!
(Владимир Пятак, 4 взвод.)
Это место реально имело быть место в моей больной детской памяти. Небольшая наша городская речка, хоть и главная в городе, не особо многоводная - разве что после дождей. Но ивы над ее берегами, накрывающие журчащие воды, узкие кривые набережные с чугунными оградами - они так отдают детством, которого у меня толком и не было...
*****
Это та самая, тяжелая река, как я ее называл, на берегу которой, уже чуть позже, я любил посидеть с бутылкой пива сам.. Или с очередной новой девицей... Или с друзьями, вспоминая что-то из прошлого. Оно, место, частенько наталкивало на разные мысли, когда я
проходил мимо, торопясь куда-то по делам. Оно пыталось говорить.
"Так вот, однажды, я встретил здесь этих уродов..."
Так жестоко со мной еще не поступали никогда. К насмешкам-то я давно привык и никогда не парился, когда за мной увязывалась шпана и кричала: - Урод! Урод! Мелкие камни летели в спину, я ускорял шаг и скрывался в темном подъезде своего мрачного двора. Иногда, старшие ловили меня в кольцо и толкали друг на друга. От безысходности из уголка рта скатывалась липкая слюна. Тогда улюлюкающая кучка "нормальных" парней брезгливо отпихивалась от меня ногами и я убегал в свою нору.
Так и прошли школьные годы. Никуда не поступив, я устроился работать грузчиком в супермаркет, а через год осиротел. Умерла любимая подслеповатая бабушка, оставив за собой однокомнатную квартирку на первом этаже "хрущёвки" с едким запахом старости, который так и не ушел со временем.
Там-то, за вечно закрытыми толстыми шторами я и прожил последующие два года. По утрам, традиционно убрав кучу дерьма из-под входной двери - я, поглядывая на часы, выскакивал во двор, где ловил взглядом девочку Лену. Она привычно торопилась куда-то на учебу. Я улыбался, предчувствуя наливающуюся эрекцию. Лена же брезгливо отворачивалась и скрывалась за углом дома. Тут же я снова оказывался в своей комнатушке, где зажмурив глаза, в несколько движений сливал семя в вонючую простынь. После чего брил скудные волосенки на подбородке, смаковал жидкий чай, запивая им подгорелую яичницу, и двигался на работу.
Все это было привычно и традиционно... Пока однажды утром, в выходной, Леночка не поманила меня к себе наманикюренным пальчиком. Улыбаясь и подмигивая. Я суетливо обернулся, не доверяя своим глазам, но подошел. Леночка сморщила носик - никакая улыбка не могла скрыть ее отвращения:
- Тебя ведь Игорь зовут?
- Угу...
- Хочешь меня... поцеловать?
- Это как это? - от неожиданности и смущения появилась слюна, но я нашелся, и тут же вытер ее рукавом клетчатой рубахи, шмыгнув носом.
Лена сидела на окрашенном в зеленый цвет ограждении детской площадки, глядела куда-то за мое правое плечо, и делала знаки. Я попытался проследить за ее взглядом, но она схватила меня за воротник и притянула к себе.
- Так что? - теперь она смотрела в мои глаза, не мигая, и я уже совершенно не знал что делать.
- Ну... да? Она провела руками по затылку и приблизила свое лицо. Розовые губки раскрылись и, уже в следующую секунду обжигали мой рот мифическим поцелуем мечты. От растерянности я растопырил руки в стороны и замычал, препятствуя нарастающему стояку. Её губы пахли табаком и малиной. В глазах моих потемнело, потому пришлось их закрыть. К тому же, семя уже рвалось наружу, заставляя реветь унылым медведем...
- Блядь, да быстрее же, козлина! - с этими словами Лена прижалась ко мне всем телом, обхватив голову руками, а тело ногами.- Я не могу больше, воняет же! - Держи... снимаю, держи... Отлично!
Я открыл глаза, непроизвольно двигая тазом. Извечный обидчик Сашка огибал дугой нашу композицию, снимая на любительскую камеру. - Да-да-да... - кричал он, - Держи его! Лена, улыбайся... Он кончает, блядь, гы-гы-гы - Супер! Ютуб наш!!! - и он заржал, убирая в сумку камеру и пятясь назад. - Валим! Лена оттолкнула меня ногами в пах, очень болезненно, и рванула за Сашкой. Она плевалась и хохотала. Я обмяк...
Дома я находиться не смог. Я глядел на свое зеркальное отражение в прихожей и гортанно рычал. Там, продолговатое лицо с вытянутой нижней челюстью и тонкими губами не могло скрыть крупных желтых зубов, а скудные усы - уродливой заячьей губы. Бесцветные волосы были скудны, оголяя огромный, формы огурца, лоб. Землистое прыщавое лицо, едва обнаруживало на своей поверхности колючий взгляд маленьких злобных глаз без ресниц. Я швырнул в сторону пластиковую вазу, которая не разбилась - и, не закрывая дверь, убежал к речке. Туда, где любил бывать вечерами. Где сидел под горбатым мостом, подслушивая откровения влюбленных. Туда, где хотел умереть, временами... Но в этот раз было страшно. Река шумела не так, как обычно - она говорила: "Войди в меня... я уведу тебя туда, куда ты и не мечтал, дурачок..."
По мосту шла девушка - Даун, лет ***-ти, улыбнулась, глядя вниз, и плюнула.