Последний из мужиков
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Рассказ написан под впечатлением от произведений Владимира Контровского: "Последний казак", "Последний повелитель муз", "Последний алхимик", "Последнее желание" и в особенности "Последний из бледнолицых".
Выставлено на конкурс "Прогнозы". Размер 39820.
|
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ МУЖИКОВ
...Иванко крался вдоль стены. Где-то прокуковала кукушка.
- Сколько лет мне жить, кукушка?
- Ку.
- Долбаная птица, - подумал Иванко. И увидел снайперку.
Выстрелил навскидку, не целясь, и тело снайперки полетело, обламывая
ветки, вниз.
- А, так это не мне накуковали, - успокоился Иванко.
/Финский героический эпос/
|
Иван проснулся от дикого холода.
"Зима" - подумал он и открыл глаза.
Темно.
"Не открыл" - понял Иван, напрягся и все-таки открыл глаза.
Темно.
"Такая мама" - подумал Иван и прислушался. "Нет, весна" - решил он, оценив полифонический звон капели. И сел.
Нет, не сел. Дернулся сесть - и крепко приложился головой.
"Так, с кем я вчера пил и где?" - озадачился он. Память словно отморозило.
"Фу, как пошло! У каждого второго фантаста история начинается с утреннего похмелья... " - так когда-то сказал брат Петруха. Когда, кому и кто такой брат Петруха - Иван не помнил.
Он пошарил кругом. До потолка меньше полуметра. Стенки слева и справа. За головой тоже стенка. Холодные, во льду, в инее...
"Похоронили, - решил Иван. - В вечную мерзлоту закопали, сволочи". И он зло набычился, хотя в темноте этого все равно не видно. "Или заснул в холодильнике?"
"Один черт - воскресну" - постановил он. Согнул, сколько мог, ноги в коленях и со всей злости распрямил. Что-то хрустнуло, но вроде бы не ноги. Дальняя стенка гроба подалась и невидимо распахнулась. Кажется.
"Готовьтесь, черти. Щас будет жарко" - предупредил он, толкнулся к выходу и неожиданно легко выехал из своего ящика. Шмякнулся, ударился копчиком. Заплескалась вода.
"Воды по щиколотку, и темно как в жопе у негра" - оценил Иван оперативную обстановку. Вокруг плавали льдышки, сверху капала ледяная вода.
Пламя свечи трепетало и приближалось, прикрытое чьей-то тонкой ладонью. В неверном свете двигалась изящная фигурка в темном балахоне. По стенам коридора метались тени, одна другой страшнее.
- Как бы на свет божий выбраться, матушка? - приветствовал монашенку Иван.
Та замерла и выкатила на него свои вишни.
- Едрён батон, - сказала она. - Изыди, сатана.
Свободной рукой подобрала длинные полы рясы и шипованой бутсой двинула Ивану по шарам.
Сообразить он ничего не успел. Все произошло мгновенно. Уход с линии удара, жесткий блок, захват, два болевых... - монашка приложилась головой о стену и осела без признаков жизни.
Некрасиво получилось.
Кукольное личико, не отягощённое следами лишнего интеллекта, блондинистые ангельские кудряшки, стройные ножки, прорезиненный плащ и небольшой бластер в подмышечной кобуре. Бластер Иван одолжил, вынул из стиснутых пальцев чудом не погасшую свечу, а об остальном подумал с сожалением. Некрасиво получилось.
Три кобылицы сидели при свечах и чистили бластеры. Две сидели, а одна, огненно-рыжая стерва, склонилась над столом, и Иван невольно залюбовался ее мощным крупом.
- Слышь, красотки, как перекинуть кости на улицу Горького? И когда свет сделают? - фамильярно подъехал он.
- Ты почему не по уставу?.. И что ваще здесь делаешь? - не оборачиваясь, сварливо вопросило у Ивана рыжее счастье.
- Девочки, а это не... - испуганно догадалась брюнетка, и широко распахнула глазищи.
- Дикий семенец!!! - истошно завизжала блондинка. Иван ничего не понял, но три бабы кинулись в дальний тёмный конец помещения. Хлопнула дверь.
- Дурдом, - высказал предположение Иван. И поплелся следом.
Во дворе было темно. "Ночь" - догадался Иван.
Во дворе его ждали. К нему бежали навстречу, снова бабы, и опять с бластерами. Он метнулся за угол. Ночную тьму прочертили красноватые лучи, скользнули за спиной, запрыгали, нащупывая пропавшую цель. Зацепили стену дальнего барака, и он тут же занялся, затрещал весёлым огоньком.
"Вот и посветлело" - одобрил Иван, ныряя в мрачное ущелье меж складов. Запетлял в лабиринте, налетая на ящики. Покатились бочки, из-под ног прыснули хвостатые зверьки. Промелькнула черная тень. "Воруют" - отметил Иван и отоварил ночного клиента. На выходе из ущелья замаячила ограда лагеря.
- Хальт! - визгливо рявкнули сбоку. А сзади навалилась тишина и вдруг посветлело. "Уши заложило. Склад боеприпасов ёк" - подумал Иван, чертя лучом бластера по удивленному лицу охранницы. Еще одну он скосил с вышки, высадил пару досок в ограде и растворился в ночи.
Утёр выступивший на лбу пот. "Кажется, согрелся" - прикинул он, углубляясь в лес. Позади, за деревьями, полыхало в полнеба зарево, метались лучи от бластеров, гулко рвались боеприпасы.
К городу Иван вышел на рассвете. На въезде застыли сгоревшие БТРы, а дальше, до самого горизонта, виднелись дома без стекол, мертвые деревья и смятые автокаты. На втором перекрестке попалась перевернутая детская коляска. Ветер перекатывал по улицам всякий хлам.
Огромный щит на углу - кукла в генеральской форме целится в Ивана из бластера: "Кукушкиндцы уничтожены!"
Контраргументом зияла дыра в пол-плаката.
"Кукушкиндцы бессмертны!" - скромная надпись из баллончика на стене соседнего дома.
Шагая сквозь разбомбленный супермаркет, Иван недоуменно вглядывался в разбросанные товары: назначения некоторых он не понимал.
В детском отделе валялся плюшевый мишка, задрав к небу все четыре лапы, совершенно никому не нужный.
- А, здох, бобик! - пожалел его Иван и наподдал ногой. Мишка улетел вдаль, растаял, превратясь в неразличимую точку из стершегося прошлого.
Иван прошатался по городу до середины дня, не встретив ни одного человека, только трижды нырял в руины, заслышав рык мотоциклеток - на всех сидели бабы с бластерами. "Меня ищут", - думал Иван. Он тоже разжился большим бластером, зарядами к нему, и не до конца севшим фонарем.
В душный послеполуденный час, забредя внутрь квартала, на заросший лопухом пустырь, он забился в кусты и завалился вздремнуть.
Разбудил его глухой металлический звук. Иван огляделся. Надвинулись сумерки. Сквозь кусты виднелась асфальтовая проплешина над узлом канализации или теплоцентрали, на ней темнели крышки люков.
Одна из крышек скрежетнула и приподнялась. Покачалась и легла на место. Иван переполз в более удобную позицию. Должно быть спросонья, его била мелкая дрожь. Полминуты спустя скрипнула и зашевелилась крышка другого люка. Иван припал к земле, палец замер на триггере бластера. Крышка приподнялась, во тьме под ней блеснули глаза. Коротко звякнув, она вернулась на место. Выстрелить Иван забыл, а затем и передумал. В мистику он не верил. Жизнь научила его действовать предельно прямо и смело.
Забросив бластер за спину, он выскользнул из укрытия. Когда очередная крышка дрогнула и пошла вверх, он вежливо прихватил ее за края, приподнял чугунный блин на полметра, и отпустил. Стукнуло, блин вернулся на свое место, из-под него донесся приглушенный звук упавшего тела. Иван довольно крякнул и по вбитым в стенку колодца скобам полез вниз.
- Я единственный сантехник и ассенизатор на всю округу. Хочешь жвачку?
Негр был низенький, старый, с золотым пенсне на носу. Несмотря на все Ивановы угрозы, он не сознавался в том, что партизан. Назвался Дядей Сэмом.
Иван не хотел жвачку. Иван хотел жрать. И пить. Негр вытащил из сумки флягу с молоком. Потом они разговорились.
- Почему поздно так? И что здесь чинишь, где никто не живет?
- Ничего, - бесхитростно признался тот. - Бессонница у меня. По ночам гуляю. Вот по этим самым тоннелям, где трубы идут, они под всем городом тянутся, тут куда хочешь по ним уйдешь. Пахнет только не очень, ну да я привык. Пойдем, что ли, - сейчас все сам увидишь.
Подсвечивая дорогу фонарями, они пробирались по лабиринтам канализации, где тянулись ржавые трубы, под ногами хлюпала вонючая жижа, а слова то проваливались, пропадали в никуда, то эхом разносились под низкими сводами.
- ...С кем пил - не помню. Проснулся в холодильнике женской тюрьмы.
- Женских тюрем не бывает, - заметил Дядя Сэм. - Бывают мужские концлагеря. Хотя, "мужские" - это громко сказано. Охраняют их бабы. Как тебя звать-то?
- Иваном. Фамилия Кукушкинд.
- Ты?.. - недоверчиво вытаращился Дядя Сэм. - Ты и есть тот самый Иван?!
- Какой еще "тот самый"? - насторожился Иван. Этот негр определенно что-то про него знал.
- Какой?.. Ну да, ты же не можешь этого знать! - Он поморщился и потер ушибленную голову. - По легенде, в Обители Вечного Льда спит Последний Мужик, Иван Кукушкинд. В Черный Час он проснется и выйдет из Обители Льда, и будут Громы и Молнии, и Вселенский Потоп... - Дядюшка глубоко вздохнул и затолкал в рот горсть жвачек.
- Громы и молнии были, - припомнил Иван рвавшиеся склады, - Потоп тоже был, правда маленький.
- Ы подет Ыван быться с фемынами за усех мужыков, - с набитым ртом продолжил Дядюшка, - И будет битва страшная, и содрогнется небо, и пошатнется земля, и победит Иван фемин, и освободит мужиков, и низойдет свет на землю, и будет все пучком.
- Кстати, - спросил Иван, - а что со светом?
- Так два дня, как на Красноярской последний генератор навернулся, - популярно объяснил Дядя Сэм, выплюнул на ладонь здоровенный ком жвачки, оценил его, удовлетворенно гыкнул и сунул в сумку на боку. Достал новую пачку, вытряхнул в рот дюжину зеленых подушечек и довольно зачавкал. - Хочешь? - протянул Ивану. - Угощайся. Только нажуешься когда - мне отдай. Ну вот, они там мрут понемногу, их отключают. С полгода тому назад предпоследняя турбина взвыла - подшипникам кирдык настал, - ее остановили, чтоб совсем в разнос не пошла. Остальные уже стояли, а тут на последней - генератор... И все, свету конец, - он безнадежно махнул рукой.
- Понятно, - нихрена не понял Иван. - А зачем тебе столько жвачки?
- А ты думаешь, тут на ком все держится? - лукаво ухмыльнулся негр, - И на чем? А?
Из ржавой трубы, вдоль которой они уже десять минут шли, била тонкая струйка сомнительной коричневатого цвета жидкости. Единственный Сантехник выплюнул на ладонь ком жвачки, осмотрел его, с размаху прилепил на место протечки и старательно разгладил.
- На мне все держится. Если бы не я - они бы уже давно в собственном дерьме захлебнулись! - не без гордости заявил он. - И на самой расчудесной в мире жевательной резинке "Глю-зе-эсс". Мне больше всего яблочная нравится, зеленая. Ты угощайся.
- Спасибо, я лучше так... Ты не уходи далеко, а то, блин, с темнотой сливаешься. Темно как в жопе у... у малайца. А что, генератор починить не могут?
- Да кто?! - выкатил белки Дядя Сэм. - Бабы? Да когда они чего делали? Всегда и все делали мужики - и науку, и работу, и искусство! Бабы умели только детей рожать. Теперь у них и с этим проблема - все искусственное, инкубаторы там! - Дядюшка добавил непечатное слово. - А дети... - и Дядя Сэм широко улыбнулся в два ряда белоснежных зубов.
- И моя старуха когда-то сказала: ни за что, - сокрушенно добавил он погодя. - Бабы захотели быть как мужики - но делать они, понятно, ни хрена не умеют, и детей не рожают, потому и детей почти нет, и если так дальше пойдет - мы лет через двадцать вообще все вымрем. Вот говорили когда-то - "наступление варваров". Вот оно - наступление этих варваров! - он в сердцах сплюнул. - Тьфу, черт! Жвачку выплюнул!
- А мужики?
- А где ты их видел? - с ехидным изумлением поинтересовался Дядя Сэм.
- А как же мужской концлагерь?
- Генератор они тебе починят, думаешь? - Он присвистнул. - Держи карман шире. Эти мужики нынче только одно и могут. А бабы поговаривают, что даже и то - из-под палки, только как принуждение. Пока могут - их держат, и даже кормят. А потом, после сорока, - в забой.
Он вытащил жвачку и залепил еще одну дыру.
- Обабились в конец мужики, - задумчиво обронил он.
Некоторое время они шагали молча, лишь гулким эхом откликался бетон на звук шагов, да чавкала порою вонючая жижа.
- А что там, в легенде, больше ничего про меня не было?
- Про тебя? А остальное там чушь какая-то. Что придет Иван туда, куда все течет, и задаст вопрос, и будет дано ему... что-то будет дано.
- Где здесь главный канализационный коллектор?
- Зачем тебе? Да вон, хоть от этого узла и вдоль той трубы... Э, ты куда?!..
Добравшись до коллектора, Иван вылез наружу, в сырой и зябкий рассветный час, в бесцветную серость, под затянутое облачною пеленой небо. Пригород, вокруг никого, тишина, и только на перекрестке стояла, покосившись, разбитая телефонная будка.
На стенках в будке было нацарапано много разных слов интимного свойства. Под потолком Иван нашел то, что искал; снял трубку и набрал номер без имени, с ноль-ноль-семь на конце. После четвертого гудка на том конце провода щелкнуло:
- Шпалопропиточный тупик, дом один. Приезжай, - произнес голос с механическим акцентом автоответчика. И добавил с едва уловимым нажимом: - Не задерживайся.
Отбой и короткие гудки. Иван задумчиво повесил трубку.
Он отошел метров на сто, когда прогремел взрыв: будка чернела, объятая багровым султаном пламени. "Я на верном пути", - догадался Иван.
В холле стоявшего на отшибе дома его ждало вставленное в черную рамку фото телефонной будки и диск.
Мужчина на экране, в форме майора спецназа, с копьем и щитом Марса на берете, показался Ивану знакомым.
- Ты смотришь эту запись, а значит - все наши расчеты были верными, и все идет по плану, сынок.
Иван откупорил банку тоника и бессильно опустился в кресло.
- ...Захватили власть на земле. Мы проиграли, и меня уже нет в живых, как нет и твоего любимого младшего брата Пети.
Иван впитывал информацию, фраза за фразой, с трудом пытаясь уяснить тот порядок, в котором ему предстояло жить.
- ...Курс на узкую специализацию: нет владеющих фундаментальными знаниями и специалистов широкого... деградация социальных институтов... любой сбой экономической и политической системы неизбежно приведет... распад социума на индивидуумы... любая часть нежизнеспособна без целого... при нарушении связей... откат в варварство...
- ...Все пришло в упадок, технологический уровень пошатнулся... вошли в полосу техногенных катастроф... Ты выбрался из криогена, а значит - несколько дней не было электричества...
- ...Пол плода можно изменить только с мужского на женский... Президентом избирают женщину... частичное поражение мужчин в правах... Первые мятежи... война... концлагеря, селекция... рабы-производители... утилизация брака... Сопротивление...
Тот порядок, в котором ему предстояло действовать.
- ...Там найдешь карту складов с оружием, созданных бойцами Сопротивления.
- ...Твое главное преимущество - ты настоящий мужик, выросший и воспитанный в другую эпоху.
- ...Никогда и ни в чем не доверяй бабам.
- ...Отомстишь за меня, за Петра, и за всех нас. В твоих руках - будущее планеты и человечества.
Тот беспредел, с которым ему предстояло бороться.
Спустя семь месяцев
Вонь, по-хозяйски привычно и беспрепятственно, растекалась по улицам города, где никого не осталось.
- "Никого" - это громко сказано, - возразил Иван, выбираясь на свет божий из подвала супермаркета. Одернул на плече ремень снайперской винтовки. - Я-то остался.
Пригнувшись, перебежал улицу, вжался в выщербленную осколками стену трехэтажки.
- И "на свет божий" - тоже громко сказано, - буркнул он - Чертям в аду такой божий свет снится.
Добрался до угла, прислушался, выглянул.
Бульвар убегал вдаль, и метлы засохших деревьев росли из куч мусора. Все тихо, никого. Только в самом уголке сознания замерцал красный огонек интуиции.
"You've got mail, - ухмыльнулся Иван, - Девочки без комплексов - сегодня, в нашем галатеатре. Блондинки, брюнетки, шатенки - на любой вкус. Оргазм вам гарантирован."
В бывший галотеатр он проник из соседнего дома, через канализационный тоннель. Из подвала поднялся по служебной лестнице наверх, к осветителям, и довольно осмотрелся. Три курицы облюбовали операторскую в конце зала - отсюда как на ладони.
"Твои бы сиськи да в мирных целях..." - на мундире блондинистой феминистки загорелась розовая точка. Ртутная пуля со смещённым центром тяжести вошла в левую грудь блонды. Та выпустила из рук лучемет и повалилась навзничь.
Точка прицела сместилась на грудь её рыжеволосой подружки. Выстрел. Третья, приземистая шатенка в сержантской форме, рванула из кобуры бластер. Поздно. Иван знал, что она не успеет.
"Kill this fucked spam? - Он отщелкнул магазин и доложил три патрона. - Yes, sure!" Еще одна запятая в его буднях для этих феминисток стала точкой.
"Блондинка была крашеная, - отметил Иван, - А брюнетки не было, опять наврали".
Этот патруль стал не первым и не десятым на его счету. За полгода он выучил город как свои пять - все, до последнего закоулка, и давно чувствовал себя здесь хозяином.
- Снова на войну, Мэри?
...Вырванная из злого круга мыслей и планов, Маша обернулась.
- Кровавая Мэри, - хихикнула Анжела.
Двор лагеря к вечеру пустел. Устав за день, все разбредались по казармам и квартирам, или уходили в клуб. В воздухе разливалась негромкая музыка, из лесу мягко тянуло прохладой.
- И не в падлу тебе за этим бугаем бегать, - неприязненно процедила Ирка. - Что, патрули без твоей помощи не разберутся?
- Вчера еще три разобрались, - сухо ответила Маша. - Трупы уже догорают, - кивнула на квадратную трубу крематория в дальнем углу лагеря. - За последний месяц его счет увеличился на двадцать шесть человек.
- Откуда он вообще вылез, Чикатило этот?..
- Из нашей морозильной камеры, - усмехнулась Маша. - Еще прошлым летом, когда света не было.
- Этот тот самый, помнишь? - защебетала Анжела, - Тогда еще пальба во дворе была, я страшно перепугалась! Это он бедной Олечке голову проломил, она как раз к холодильнику шла, бедняжка!
Ирка скептически скривилась:
- И много еще таких в нашем холодильнике?
- Чем иронизировать, Ира, лучше бы бластер взяла да в город прогулялась.
- Да мне он не мешает пока. Просто интересно, что ты к нему так прикипела. Здешние семенцы уже не устраивают? Давно последний раз у них была?
- А ты у них давно последний раз была? - уклонилась и парировала Маша.
- А нам с Анжелкой к этим грязным ублюдкам не надо. Ты лучше расскажи, как этот гад оказался в холодильнике?
- За натуральное мясо себя выдал, прикинь, - хмыкнула Маша. - По документам шел как долгосрочный генетический резерв производителя. Документы, понятно, липовые. Я про него все подняла. Генная модификация дала на нем сбой: женская хромосома не присоединилась. Видимо уникальный набор, не поддающийся изменению пола. Мамаша от него отказалась, плод должны были ликвидировать. Но этого не произошло. На этом его следы теряются. Надо полагать, он был выкраден и спрятан бойцами Яна Кукушкинда, есть версия, что даже стал его приемным сыном.
- Надо ж. Я ни историю Феминистской Партии, ни биографию Хулии Фэтбич так не учила, как она про этого маньяка, - многозначительно усмехнулась Ира.
- Дура ты, Ира. Тебе бы все в игрушки играть.
- Да лучше уж в игрушки, чем на ночь глядя в город переться, бегать там с бластером наперевес...
- А она думает, что она Зена, - томно хихикнула Анжела и повела плечиком, откровенно глядя Маше в глаза.
Маша отвернулась и зашагала к гаражам.
"А эта маленькая, пухленькая Анжела симпатичная. Есть в ней что-то... нежное. Надо бы с ней увидеться потом... Правда, тут еще Ира..."
"Но думать об этом пока рано," - отогнала чувственные помыслы Маша, оседлав электрокат и пробуя рукоять газа.
Олежка писал стихи - нежные, добрые, лиричные. Он писал их лежа на спине, прямо на рабочем месте. В этот раз у него вышло такое стихотворение:
Наша конница скакала,
Наша конница устала,
Наша ко... ко... скакала,
скакала, скакала...
А! а! а! о! о!
Неважнецкое стихотворение. "Конечно неважнецкое, - сразу согласился Олежка, - оно ведь уже шестое за сегодня."
Когда-то Олежка мог и десять, но - годы берут свое. Теперь и шесть выходит с трудом. Норма - семь, последние месяцы он ее не вырабатывает, за это урезают харч, а без белка норму точно не выполнить.
...Первое стихотворение было про восход солнца. Восхода Олежка никогда не видел, - сидя за оградой лагеря и вставая по гудку - хрен чего увидишь. Да и никто восхода не видел, даже комендантша, - солнце возникало из смога, из серой хмари, и в нем же таяло ввечеру, за глухим забором на другой стороне лагеря.
Второе стихотворение было про фею, про прекрасную даму. Вторая дама и вправду была ничего, хоть и не без извращений. Впрочем, бывали и хуже, много хуже...
- Чего там размечтался? Положил мне руку на грудь! - велела наездница. - Schneller!
Олежка сгреб в горсть то, что клиентка гордо назвала грудью, и принялся выкручивать.
Фея застонала и задергалась, наконец обмякла и слезла.
- Спасибо, - сказал Олежка, - Вы обалденно трахаетесь. Приходите ещё.
- К такому дерьму пускай старухи ходят, - ответила фея, натягивая трусики на откляченный зад. - Целый час на тебя убила, нахрена мне квёлый семенец?
- Извините, - смутился Олежка, - это же конец дня, я устал. Вот если бы вы пришли утром, когда я в форме...
- Ты мне ещё поуказывай, когда приходить, спермогон. - Фея напялила засаленную форму. - Подняли ценз до сорока, курвы блатные, вместо того, чтобы до тридцати опустить. Сами-то пользуются положением, выбирают себе кого получше, а нам спихивают что осталось... Чего разлегся? Вали давай в душ, воняет тут у тебя.
- Ты ей чего глазки строила, дура? - зло прошипела Ирка, дергая Анжелу за светлый локон.
- Я строила? Я ничего...
- А то я слепая стала!
Анжела надулась.
Небо чернело, в вершинах сосен за оградой лагеря уже путались первые звезды.
- Пошли давай, у нас там недоиграно.
- Не буду я с тобой играть, раз ты дерешься. С компьютером поди сразись. А я лучше про Зену дочитаю!
- Пойдем, там семенцы нашу с тобой базу штурмовать собирались, поможешь их кастрировать... - сбавила тон Ирка. - Ишь, зазналась наша Маша. Простые семенцы ее не устраивают, решила, что избранная она, генетический резерв ей подавай, - брюзжала на ходу она. - А кого они устраивают? Ясное дело, когда семенцу под сорок, трахаться с ним - удовольствия ноль. Вот сделают возрастной ценз тридцать - совсем другое дело... И этот еще, Чикатило недорезанный, свалился на нашу голову, жили - беды не чуяли, а тут вылезло такое, оружием где-то обзавелось... А комендантша наша только знай себе брешет с трибуны: "Шопротивление подавлено, пошледние дни войны!" - передразнила она всеми тихо ненавидимую шепелявую грымзу.
- Ты чего здесь шатаешься, гандон! - вдруг зло крикнула Ирка и с размаху припечатала выскочившего из-за угла семенца говнодавом по заднице.
Тот взвизгнул и умчался.
- Пойдем, Анжи, не ломайся, - она нежно обняла подругу, поворачивая к игровому клубу.
После душа Олежка рухнул на койку, радуясь, что наконец cможет отдохнуть. Но в двери ворвался Дениска, прихрамывая и держась за задницу.
Дениска был из вольных, из тех немногих последних, - прошло года три, как его притащили из рейда. С другими лагерниками - тут и выросшими, и откормленными - он не ладил, а Олежку отчего-то считал за своего.
- У меня две новости, только что подслушал! - взволнованно зашептал он, плюхнувшись рядом на кровать. - Хорошая и плохая. Слушай плохую! Возрастной ценз изменили! Тридцать лет поставили. После тридцати, говорят, пользы нет от траханья!
- И что теперь с нами будет? - помолчав спросил Олежек.
- А сам как думаешь?
Олежка всхлипнул.
- А хорошая?
- Да, и хорошая, - спохватился Дениска. - В городе остались люди! Наши, мужики, и у них есть оружие! Я сам слышал: один такой вчера патруль угрохал, и регулярно кого-нибудь мочит!
- И что?
- Как что? Они там воюют! Нам ведь что говорят - сопротивление подавлено, мужчин на свободе не осталось, верно? И похоже на то было, потому что новеньких вот уже который год нет, молодняк только тот, что специально для лагерей откармливают. А оно - вона как на самом деле, - посерьезнел Денис. И неожиданно решил: - Надо к ним, в город, выбираться.
Олежек помолчал.
- Ну, допустим... Дойдёшь ты до города. Пусть даже найдёшь своих. А дальше что?
- Надо убедить их напасть на лагерь, пока нас всех в утилизатор не засунули. А мы изнутри поддержим!
- Мы? Мы это кто?
- Да нас тут двести мужиков, в утилизатор же никому не хочется! Как увидят, что заварушка началась, - поддержат, другого шанса-то у нас не будет...
Олежка задумался.
К лагерю он привык. Вобщем-то, здесь было не плохо. "Кормят только погано, - вспомнил он, - Но это оттого, что я норму не выполняю." Олежек четко понимал, что лагерь - это ячейка общества. Да, здесь тоже есть недостатки, как их ни замалчивай. Но все же - это гарантированный порядок, теплая койка, и кормежка три раза в день. Конечно, иногда приходится работать. Но, с другой стороны, - и на стихи у него времени остается не мало...
- Ну, что думаешь??! - торопил Дениска. - Я думаю, надо идти при первой возможности - прямо сегодня, как стемнеет.
"Зачем мне в город? К мужикам? А что если они еще хуже баб? Бабы, вобщем-то, не такие плохие. И что я там буду делать? А здесь я все-таки нужен..."
- Не, я не пойду.
- Как хочешь, - расстроился Денис. - А я после отбоя рискну.
- Удачи тебе, - вяло пожелал Олежка.
"Утилизатор - это факт неоспоримый. Но до него мне осталось еще три года. Может к тому времени и ценз опять повысят? А если они нападут? Во-первых, могут застрелить. Во-вторых - а если потом репрессии? От добра не бегают, - решил Олежек. - Лучше всего доложить обо всем комендантше... Нет, лучше не ей, прибьет. Кому-нибудь подобрее. Есть же и подобрее... Этот убежит - ему что, а мне тут еще три года жить..."
Иван добрался до опорного пункта, когда уже смеркалось. Бункер был оборудован до войны, по последнему слову техники, но теперь все пришло в упадок. Оптика еще работала, и местность вокруг убежища просматривалась неплохо. Инфракрасные визоры тоже были в порядке, и Иван перевёл их в следящий режим.
Сняв с полки банку тушёнки и две сока, он вернулся на пост и уселся ужинать.
Маша проснулась внезапно. Интуиция подсказывала, что поблизости кто-то есть. Перекатившись по лестничной площадке, Маша выглянула в оконный проём. В следующий момент пробирающаяся по развалинам фигура оказалась на прицеле ее бластера. "Попался, сволочуга", - подумала Маша. Сейчас она нажмёт на триггер, и луч разрежет мерзавца пополам. Но присмотревшись, она поняла, что ковыляющий, почти не скрываясь, тщедушный семенец никак не может быть тем, на кого она охотится.
Маша приникла к окуляру полевого бинокля: по городу брёл самый обычный лагерник в идиотской полосатой куртке и не менее идиотских штанах. Оставалось выяснить, что он делает в городе. Да собственно и выяснять нечего: он решился на побег, а значит - ищет встречи с окопавшимся здесь ублюдком.
Маша улыбнулась: всё складывалось на редкость удачно. Выследить подстилку-неумеху не составит труда, а там и тот, второй, должен будет оказаться поблизости. Она выскользнула из дома и двинулась вслед за будущей жертвой.
Визоры коротко взвыли. Иван вскочил на ноги и бросился к приборам. А через секунду с трудом сдержал удивлённый возглас - возникшая на окраине обозреваемого радиуса фигура принадлежала мужчине.
Вглядевшись, Иван понял, что перед ним беглый лагерник.
"Или наживка, которую стервы выставили, чтобы выманить меня из убежища." Впрочем, это быстро выяснится: беглец шёл точно к южному выходу из убежища, и миновать его он не сможет - единственный путь, свободный от завалов, проходит в нескольких метрах оттуда. Иван сунул за пояс бластер и поспешил к точке рандеву.
- Ну что, очухался? - бородач поднес к лицу Дениса пластиковый стаканчик с дымящимся кофе. - Тогда рассказывай.
- Не знаю, что вы хотите услышать, - растерянно начал Дениска. - И не знаю, кто вы такой, - добавил он уже агрессивнее и острожно потрогал шишку на затылке.
- Зато я знаю, кто ты такой. И откуда. Так что эту часть можешь опустить. Говори, зачем пришёл.
- Срок, говоришь, изменили?.. А вы там все перетрусили, и хотите, чтобы я пришел и вас освободил. Так? - Иван недобро прищурился.
- У вас же есть оружие! Вы можете напасть на лагерь, а мы изнутри поддержим! Нас почти двести человек, они все возьмут в руки оружие и присоединятся к вашему отряду.
- Так все и возьмут, и просоединятся? - усмехнулся Иван. - А сейчас вашим двухстам только меня с бластером не хватает, чтобы удрать из лагеря?
- У нас нет оружия!.. Но вас же много? Сколько вас?
- А больше тебе ничего не велено узнать? - язвительно спросил Иван. - Где я скрываюсь, да как меня попроще угрохать?
- Да нет же, как вы не понимаете, разве я бы пришел сюда за этим... Я, я всем говорил, что верю, а на самом деле не верил. Думал - Сопротивления больше нет. Они же нас в проституток превратили, понимаете? В сексуальных рабов. Вы не представляете, через что мне пришлось пройти. Не только мне, нам всем, в лагере... Они нас ненавидят, среди них попадаются настоящие извращенки, садистки: Они нас всех в утилизатор...
- Прибери нюни, - поморщился Иван, взял со стола опустевшую банку из-под кофе и запихнул в воронку поглотителя. "Вроде не врет. Но тогда что-то странное получается... Лучше бы врал, - подумал он. - Я уже полгода тут окапываюсь. Когда-нибудь нужно начинать. Оружия, техники в бункере - на роту хватит, - он с сомнением оглянулся на понуро сидевшего на стуле беглого. - Эх, была бы рота..."
- Пойдем, - велел Иван и подтолкнул Дениса в глубину бункера, к гаражам.
Два электроката на воздушных подушках вылетели, словно из-под земли, и, набирая скорость, понеслись через пустырь. Маша чуть не вскрикнула от досады: её план провалился, машины вынырнули совсем не там, где пропал из виду беглый лагерник.
"Надо было кончать беглого сразу, не ждать, что выведет на этого бандита. Псу под хвост теперь все поиски." Маша задумалась. Куда может направиться эта парочка?..
Черный смрад растекался над казармами и складами. Барак лагерной охраны догорал. Дымил и хозяйственный корпус, пылал клуб. Сторожевая вышка в углу двора обрушилась, рассыпалась в рыжем факеле огня на черные спичечки брусьев, взметнула, раскидала сноп искр. Объятый пламенем домик комендантши обвалился. Там, внутри, на плите еще исходила паром кастрюля со свежими щами, а жадное пламя лизало ноги хозяйки лагеря, подбиралось к ее жирным ляжкам. Она этого уже не видела - большой тесак для капусты раздробил лицевые кости черепа, почти разделив ее голову на две неравные половины.
Последнее, что видел в этой жизни Дениска, прежде чем глаза его закрылись навсегда, был пожираемый огнем домик змеи-комендантши, и квадратная черная фигура, со счетверенным лучеметом наперевес, неторопливо выступившая из пламени.
"Отвоевался, - сразу понял Иван, взглянув на Дениса. - Срезали лучом, сучки, успели... Однако, где все?" Выбрав один из приземистых бараков он выпустил длинную очередь. Результат не заставил себя ждать: наружу спешно повалили мужики, потолкались в проходе и выбрались во двор, испуганно оглядываясь и выпихивая вперед друг дружку.
- Собирайте людей и быстро уходим. Через три минуты они прочухаются, и перемочат всех!
От толпы отделился кряжистый бородатый мужичок в старом и тесном, с чужого плеча, феминистском мундире.
"Климушка, староста, - вспомнил Иван Денисово нытье. - Фаворит начальницы лагеря. Бывший фаворит. Бывшей начальницы. Гнида редкостная".