Аннотация: История о том, как девочке (мне) хотелось иметь шубу и как оная поимела меня.
Сайт студентов МИЭФ
Проза
Шуба
Автор: Йеннифэр
Ах, какое слово...Мягкое, теплое, пушистое. Тяжелое, роскошное, богатое. Шуба. Женщины мечтательно прикрывают глаза, и на их лицах возникает "русалочье" (как у Набокова) выражение. Ах!..
Мне было тринадцать, и папа страстно желал примирить меня с наличием у него новой жены. Тётя Нина была, в общем, совсем не противная. Скорее наоборот. Милая, простая женщина из тех, что на поверку оказываются далеко не простыми. Не приставучая, не приторная. Хотела дружить. Почему нет? Живу-то я всё равно с бабушкой и жизнь испортить ну никак не могу.
А вот я дружить категорически не хотела. Плевать на то, что родители разведены уже бог знает сколько лет! Плевать, что мама почти сразу же выскочила замуж за своего бывшего одноклассника. Я жила с бабушкой и в тонкости родительской жизни не вникала. Но папа ведь травился! Ведь у него на столе всегда стояла мамина фотография! Любовь! А тут - тётя Нина. Леопардовый халат и кривые зубы. Насмешка над сказкой.
У тёти Нины имелась дочь от первого брака. Младше меня на год и тоже - Юля. Красивая добрая девочка, лучившаяся изнутри женственностью. Юлю я приняла сразу и безоговорочно. Ей тоже приходилось нелегко. Папа поселился у них и ввёл свои порядки. Вторгся между двумя. Были - мать и дочь. Одна кровать. А теперь Юлька спала в закутке за шкафом. Папа ей не особенно нравился. Мы подружились.
Папа и тётя Нина посовещались и решили меня умаслить. Ранним субботним утром раздался звонок.
- Юля, собирайся. Мы идем на рынок, - папа был безапелляционен. - Купим тебе шубу.
Ух, ты! Настоящую шубу! Как у взрослых!
И мы пошли. Вчетвером. Настоящее семейство - две дочки впереди, родители, довольные друг другом, позади. Вокруг было снежно и предновогодне.
Рынок в нашем маленьком городке напоминал одновременно самаркандский базар и церковь. Это было место торга и встреч. Площадь, которую город отдал на откуп розничной торговле, ветвилась улочками и закоулочками. Легко можно было заблудиться. Одежда была преимущественно китайско-турецкая и дешёвая. Но приличных магазинов в городе не водилось.
Мне хотелось поскорее убежать от взрослых, о чём было сообщено Юльке. Я чувствовала себя ужасно неловко. Выбор шубы - дело семейное. При чём здесь тётя Нина? Юлька - подружка, это понятно. А вот тётя Нина-то при чём? Обида застила глаза. Заманил, коварный отец, в дебри и пытается купить моё расположение! Не выйдет!
Юлька моё желание смыться одобрила. И мы смылись. Затеряться среди ларьков и лотков было делом нехитрым. Мы бродили меж россыпей товаров и наслаждались свободой. Искали шубу. Сначала найдем шубу, потом родителей. Они её купят, я поеду домой, все довольны.
Палатки с мехами мы проходили сразу. Ясно ведь - на такое денег нет. От отчаяния я даже примерила пару пуховичков. И тут...
Ах! - пропело трепетное женское сердце. Я увидела ЕЁ. Она была серой и пушистой. Шуба.
- Юлька, смотри!
- Да-а...
- Пойду примерю!
- Угу...
Шуба тяжело легла на плечи, обняла воротником, ткнулась в нос надвинутым капюшоном. Рукава были длинноваты. Да и вообще вся она была велика. Но мы с Юлькой увлеклись. Это была Вещь с большой буквы.
Я покружилась перед зеркалом, выставленным продавщицей.
- Ну, как? - с замиранием сердца. Вижу же, что велика.
- Супер! - Юлька, кажется, тоже видит, что в шубу можно завернуть две меня, но игнорирует этот факт.
- Берите, девочки, берите, последняя осталась! - кудахчет расторопная продавщица.
Последняя! Мы с Юлькой переглядываемся. Где родители? В глазах - отчаяние. За спиной - очередь желающих на шубу. По крайней мере, нам так кажется...
- А сколько она стоит?
- Семьсот рублей, недорого, могу ещё скинуть! - продавщица замерзла и хочет домой.
Семьсот! Много, конечно, но дешевле, чем натуральная...
- Иди, ищи предков! - командую я Юльке. - А я тут подожду!
Юлька кивает и растворяется в толпе.
Я всё верчусь перед зеркалом, переживая томительные минуты ожидания. Купят - не купят? Такая теплая, длинная, до пят, воротник узорчатый. В каждой клеточке тела слышится вопль: хочу!
Наконец, появляются родители. Папа критически оглядывает меня. Ему, по большому счёту, всё равно, как я выгляжу. Тётя Нина рассеянно потирает покрасневший на морозе нос. Я ей не дочь.
- Ладно, Нинуль, купим, что ли?
- Купим, Пашенька.
Меня тошнит от их сюсюканья. Тётя Нина достает из сумочки деньги. Я бледнею от ярости. Мой независимый папа отдает этой женщине зарплату! Какой позор!
Но шуба-то, шуба переходит в мою полную безраздельную собственность! Всё моё существо ликует, охваченное первобытной женской алчностью: с паршивой овцы (это папа) хоть шерсти клок (это шуба). Наверное, примерно так же ощущали себя жены неандертальцев, когда их благоверные, почёсывая дубинами в могучих затылках, возвращались с охоты, волоча за ногу убитого мамонта...
Шуба упаковывается в целлофановый мешок, мешок приятно хрустит. Я взваливаю его на спину, уподобляясь Деду Морозу. Мы идем домой. Папа с чувством выполненного отцовского долга сдает меня на руки бабушке вместе с мешком. Тётя Нина называет меня "Юленька" и целует в щечку. Юлька - вот мамина школа! - делает то же самое. Святое семейство удаляется. Я тоскливо гляжу им вслед. Что-то не так.
Но полно грустить! Ведь у меня на руках шуба - самая замечательная Вещь на свете!
Бабушка ахает, когда я разворачиваю свой мешок. И вторично ахает - разочарованно - когда я шубу надеваю.
- Куда они смотрели? - бабуля огорчена. - Она ж тебе велика, как не знамо что!
И верно. Я растерянно смотрю в зеркало. Домашнее зеркало никогда не врет в отличие от рыночного. Его задача - показывать тебе тебя, а не продавать. Шуба длинновата - везде, и широковата - тоже везде. Ну, и денек!
- Надо ехать менять, - изрекает бабушка.
Тут я вспоминаю, что шубка была последней. Чёрт, чёрт, чёрт!
- Да нормальная шуба, - пытаюсь я защитить свою Вещь. Своё право на роскошь.
- Нет, не нормальная. Поехали.
Бабушка права. Но ведь другой такой шубы нет. И не будет. Что же делать?
Тут звонит телефон. Вдруг, внезапно. Он будто призван вмешиваться в жизенные ситуации своими истошными трелями.
- Да, алё... да, купили...а что? Его никто не просил. Маша, послушай меня, его никто ни о чем не просил! Раз в жизни может он купить ребенку шубу? Я от него ни копейки не видела несколько лет!
Я вздыхаю. И так ясно - кто это. Маша, сестра отца, моя тетушка.
Странное дело...Говорят, евреи жадные. Может, где-то это и правда. Мне почему-то не встречались. Хотя бабушка - еврейка, и мама - тоже. Да и я, получается, чистокровка. И Гольманы, и Каушанские, к которым мы ходим в гости по выходным, совсем не жадные. А дядя Лева даже носит ермолку, которая достойно украшает его и без того породистый нос. И говорит слово "шишки" очень смешно - "сыски". Тоже не жадный.
А вот русские мои родственники - совсем наоборот. Маша, баба Галя, да и папа.
Кукушкинская порода - вот как называет меня бабушка, когда сердится.
Маша, баба Галя, дед Володя живут вместе в десятом подъезде. Мы - в пятом. Иногда я хожу к ним в гости. Когда совсем уж неловко отказаться. Например, на День Рождения.
Маша - старая дева, ни на минуту не забывает о своем статусе. У неё в комнате черное пианино, кружевные салфеточки, семь слонов. Два халата. Ненавижу халаты! И собачка Маркиз - мерзкая шавка, визгливая и глупая. Болонка с пушистой задницей. Тоже ненавижу. Маша именует его "зайчонок", но под настроение и поколотить может. Вдовья ручка у моей тетушки.
На пианино умею играть я, единственная из семьи. Но на что же тогда ставить слонов? Дом пропитан лицемерием и невоспитанностью.
Маша хочет казаться доброй, и в глубине души, наверное, добра. В очень глубокой глубине. К тому же, никого не красят 43 одиноких года, 35 килограммов лишнего веса плюс перекись водорода. Выражение Машиных глаз всегда одинаковое - жалостное. Больше всех она жалеет себя. Отсюда, как неизбежное следствие стародевичества, истеричность натуры. Добротная такая истеричка из моей тетушки. Часто плачет, часто орёт на мать. Над кроватью у Маши висят двое - длиннобородый старец Серафим Саровский (икона) и девушка в монашеском одеянии (портрет). Чистое, тонкое и кроткое лицо. Маша утверждает, что это она в прошлой жизни. Я ей не верю. С Серафимом Саровским Маша разговаривает по ночам.
Баба Галя высока, костлява. Смеется неприятным смехом, обнажая лошадиные зубы. Вообще, похожа на лошадь. Она лучше, чем Маша, но тоже не подарок. Говорят, что, когда она дождалась деда Володю из армии и потребовала, чтоб он на ней женился, дед тоскливо спросил: "Ну, зачем ты дожидалась?" Потом его видели: а) у женской бани б) в пивной. Загса он, конечно, не миновал. Не такой был у бабушки характер. С годами дед превратился в молчаливую статую. Подай-принеси-выгуляй собаку, идиот старый! Склочный нрав у моих милых родственниц. Дед предпочитает подчиняться. Себе дороже.
Они (баба Галя и Маша) утверждают, что любят меня безмерно. Дед, как всегда, молчит, но в его взгляде читается куда больше любви. К слову, подарки мне к праздникам собирают всегда - всегда! - из какого-то барахла, найденного в закромах...
Помню, как-то шла я из школы (классе в третьем, наверное). Очень хотелось сладкого. На остановке - ларёк, в ларьке - заветное "Баунти". Не хватает ста рублей. И тут я вижу бабу Галю, которая с полными сумками шлепает мимо меня.
- Бабушка, привет!
- О, Юля! - скрипит баба Галя. Улыбается.
- Бабуль, дай сто рублей, пожалуйста. На шоколадку.
Улыбка медленно меркнет, сменяясь тревогой. Расстаться с деньгами? Нет!
Выкручиваюсь:
- Сейчас домой забегу и отдам тебе, ну, пожалуйста!
Пароль правильный. Отдам. Баба Галя протягивает мне купюру. Я обретаю шоколадку. Бегу домой. Через 15 минут звонок:
- Юля, зашла бы в гости, заодно деньги занесешь...
Бабушка Дина хохочет. Сто рублей! Рубль, по нынешним меркам.
- Иди, иди, а то она сон потеряет...
О, оказывается, какая у меня долгая и злая память...
Так вот, разлюбезные родственнички каким-то образом пронюхали про шубу. Жаждут подробностей. В денежном эквиваленте, естественно. Главный вопрос - сколько стоит шуба, и не разорили ли мы несчастного Павлика? Павлику сорок лет в обед.
Бабушка Дина долго кричит в трубку. Я стою в коридоре, шуба уныло обвисает у меня на плечах. Из трубки доносятся вопли с подвываниями.
Бабушка - да, в сущности, у меня одна только бабушка! вторая всегда была и будет "бабой Галей" - тяжело кладет трубку и смотрит на меня.
- Сейчас явятся на шубу смотреть. Считают, что мы разорили твоего папашу.
Являются быстренько. Вдвоём - Маша и Галя. С порога начинают орать.
- Да он работает на трёх работах! Да вы с ума сошли, такую дорогую вещь! Да у меня в шкафу цигейка двадцать лет висит, я ей отдам! Сдайте шубу обратно! Сдайте! Сдайте!
Запал неимоверный. В глазах - фанатичная фантастическая жадность. Даже страшно. Из тех, что удавятся за копейку.
Бабушка - не будь дура! - тоже вступает в крик.
- Вы на неё за тринадцать лет ни копейки не потратили! Я всё на себе тащу!
Вспоминается какой-то младенческий комплект, который должен был быть куплен пополам, но в конечном итоге его покупала одна бабушка. Какие-то шестнадцать рублей...Мне противно. Орущие физиономии, перекошенные жадностью.
Я аккуратно вешаю шубу на крючок. Аккуратно беру табуретку и разбиваю её о входную дверь. Наступает тишина. Идите к чёрту! Шубу-то всё равно сдавать придётся...
Шубу мы сдали на следующий день. Вдвоём с бабушкой пошли и сдали. Половину денег вернули папе. Вторая, оказывается, была бабушкина. Так что папа оказался достойным продолжателем рода.
С той поры прошло много лет. Этим летом мне исполнится двадцать. Многое изменилось в жизни. Например, место обитания. Живу в Москве. Шубы у меня до сих пор нет. И ни разу не было. Хотя очень хочется. Каждую день, отмеченный снегом и морозом, я думаю о ней. Спускаясь в метро, гуляя по улицам - цепким взглядом отмечаю каждый встреченный мех. Чужие неандертальцы крепче любят своих женщин.
У меня долгая и злая память. Маша звонит мне из города, плачет в трубку. То проклинает, то благословляет. Говорит, что больше у неё никого нет. Самое смешное - это правда.
Любовь, говорят, это жалость и милосердие. Выходит, я жестока? Шуба - шкурный интерес, любовь - возвышенность на серой равнине жизни. Так?
Мою любовь убить было сложно. Не одна шуба стала виной тому, что я ничего не чувствую к плачущей в трубке женщине. Даже жалости. Но, мне кажется, что надломилось что-то именно тогда, в день, когда мне, как взрослой, купили шубу.
Злее всех становится та собака, которую щенком то ласкали, то били.
[Первое место на конкурсе студенческих сайтов ГУ-ВШЭ в 2003 году] Џ Сайт студентов МИЭФ ГУ-ВШЭ (icef@icef.ru)