...Звенящий и бренчащий фонарь над головой сегодня звенит и бренчит особенно мерзко. С ушей все времякапает какая-то зеленая гадость, поэтому никак не успевают пройти ожоги. А год сейчас хрен знает какой, во всяком случае о христианстве уж точно никто не помнит, кроме безработных филологов вроде меня... Поганое место. Ох, поганое...Нельзя здесь оставаться, сгнию. А куда идти? Три года льется на меня с потолка зеленая мерзость, три года бренчит фонарь над головой. Уши облезли. Волосы со всего тела сошли еще в первую зиму. Это, конечно, к лучшему - удалось избежать вшей. Хотя, черт их знает, выжили ли они... С другой стороны - чем здесь плохо? Еще неизвестно, что там - за пределами моего тихого бункера, над заплесневевшей крышкой канализационного люка? А тут очень даже неплохо. Еда, пусть и синтетическая, безвкусная, таблеточная - есть, вода, хоть и черт знает уже какой по счету переработки, тоже. Стол есть. Даже масло для лампы есть. Неслыханная роскошь. А все почему? Потому что я умная. Потому что книжки в детстве читала. У меня даже - сядьте, если стоите - биосортир имеется! Вот так-то, господа-товарищи! И запас бумаги - это я безотносительно сортира хвастаюсь. Потому как на бумаге я пишу. Запасенный блок ручек, правда, уже к концу подходит, штук пять осталось. Так что решено - когда последнюю каплю чернил израсходую, поднимусь наверх. И будь что будет! *** Было темно и тихо. Вокруг все было погружено в сон: зала с высокими сводчатыми потолками, голубь под стрехой, муха на витраже стрельчатого окна. За окном стояла ночь. В небе висела полная луна. Цвела акация. Ветер заносил в приоткрытые окна ее упоительный запах. - Сынок, подойди! - раздался в темноте голос. Старческий и властный. Молодой мужчина - на вид около двадцати восьми-тридцати лет - с вздохом отлепился от окна и потащился сквозь всю залу, огибая колонны, поддерживавшие потолок. Возле одной из колонн он заметил араба лет пятидесяти. На руках у араба сидел наглый полосатый котяра. Араб подмигнул мужчине - а наш герой, надо сказать, был смугл, бородат и рыж - и ободряюще улыбнулся. Чуть дальше возле окна на полу сидел благообразный индус - сидел, как положено, в позе лотоса и полной отрешенности от мира. Когда рыжий проходил мимо, йог очнулся от медитации и показал ему большой палец, старательно топорща его вверх. Мол, все будет хорошо! Мужчина вздохнул - он знал, что не будет. В конце зала был альков, куда не проникали неверные лучи луны. В алькове помещалась огромная белая кровать. Старец, лежавший на ней тоже был сед как лунь и облачен в белоснежный шелк. Рубашка у него на груди была расстегнута, виднелись белые волоски. Старец был очень древним. Он увидел бородача, и губы его раздвинулись в слабой улыбке - Пришло мое время. - Да, отец. - Скажи...всем, что я.... - старик закашлялся, сын терпеливо ждал, когда кашель прекратится. - Скажи, что я им....очень благодарен...агкхе-кхе-кхеехх...за то, что были со мной все эти годы... - Да, отец, - молодой мужчина был абсолютно спокоен. - Скажи советникам...что мне было приятно...кхххххххеее...с ними работать...и матери скажи...что... - Знаю. Что ты ее любишь. И что замысел вовсе не твой. - Верно. И обними за меня Машку...кххе...жаль, что...ахххеее...не увижу твоих детей, - дыхание старика было прерывистым, на щеках разгорался нездоровый лихорадочный румянец. - Хорошо, отец, - разговор тяготил рыжебородого, но отец старался этого не замечать. - Позвать еще кого-нибудь? Там в зале целая толпа - и все хотят тебя видеть, - рыжий солгал и не поморщился. - Нет, сынок, мы с тобой......аааахххххе...и так прекрасно управимся. С матерью твоей мы уже....кххххееееее-хеее...давно договорились, - на этот раз старик зашелся в ужасающе длинном приступе кашля, грудь его ходила ходуном. Рыжий спокойно смотрел, скрестив руки на груди. Жалости в его взгляде не читалось. - Воды, сынок, дай воды... Рыжебородый бесстрастно подал старцу стакан воды. Тот ухватил его трясущимися костлявыми руками и потащил ко рту, расплескивая содержимое на кровать. - А остальные пусть как-нибудь сами...хе-кхе-кхеех, - старик закашлялся от жадности, вода ручейком полилась на белоснежную бороду, с неё на рубашку, которая быстро намокла и потемнела. - Как скажешь, - вздохнул бородач. Он с надеждой смотрел на распростертого в беспомощности старца, явно желая уйти и закончить тягостный разговор. Но у старика были совсем другие планы. - Вот и славно. Дай-ка мне книгу. Пора начинать. Вернее -заканчивать, - тут зал наполнился мерзостным хихиканьем, от которого араб по ту сторону алькова судорожно вздрогнул и погрозил кому-то невидимому кулаком, а йог очнулся от транса и с тяжким стоном уронил голову на руки. - Зажги светильники и помоги мне сесть. Сценарий неплох, хотя и свидетельствует о больной фантазии моих подопечных. Рыжебородый зажигал светильники медленно, с явной неохотой. Их было семь. Потом почтительный сын помог престарелому отцу усесться на кровати, взбил вокруг него подушки. - Зови mes petits, моих малюточек, - старик хихикнул. Рыжий подошел к противоположной стене алькова, нажал на рычаг - часть стены поехала в сторону. В альков ворвались звери рыкающие числом четыре штуки: лев, орел, бык. Последним влетел прекрасный ликом сфинкс. Они уселись вокруг кровати и замерли, как истуканы. Рыжебородый вручил отцу тяжеленный фолиант в кожаном переплете. - Ладно, теперь этих...как их...из богадельни. Сын дернул ещё за один рычаг. В стене образовался проем, из которого медленно, по одному принялись выходить люди - вернее, старики, все в белых одеяниях, благообразные, худые как щепки и явно немощные. Общим числом двадцать четыре штуки. - Отлично, отлично, и где вы только взяли столько старичья? Вроде все ж молодыми поумирали. - промурлыкал старик. - Рады стараться! - гаркнул старец, стоявший ближе всех. На мгновение из-под дряхлой омерзительно бородавчатой рожи проступило истинное лицо, вернее, физиономия, длинноносая и лукавая. - Велено было - нарядились! - Не ори, Даниил! - поморщился старец. - Не паясничай, я и так всё прекрасно вижу. Посмеяться не даешь. Даниил низко поклонился и сокрылся вновь под личиной старца. Замолк. - Твоя очередь, сынок. - Бее, - очень тихо произнес рыжебородый. - Что? Не слышу! - БЕЕ! - А. Да. Отлично. Агнец. Кхе-кхе-кхе...какая отличная идея...разыграем как по нотам...иди сюда...Значит, так, тут написано, что...кхех...вы - он указал на животных- должны меня славить как можно громче, а вы - костлявый палец уперся в грудь Даниила - все должны падать ниц. Понятно? Старцы кивнули. - Хорошо. Преамбулу, - старик пролистал несколько страниц, - опустим, мне трудно будет произнести....кхех...речь такой длины, да и ни к чему, все свои...Нет, правда, хе-хе-хе, презабавная книжица, - старик мелко захихикал, все так же шелестя страницами, - сынок, тащи воск, тут написано, что на этой книге аж семь печатей. Давай, накапай, я перстнем запечатаю. Рыжий пружинисто вышел, не оглядываясь. Араб и йог бросились к нему одновременно. - Ну, и как? - Ну, что там? Рыжий только рукой махнул. - Хана, - он понизил голос. - Старик совсем из ума выжил и в такой злобе, что...ну, вот кто додумался подсунуть ему эту книженцию? Так бы он еще долго раздумывал, может, и сам бы еще не умер, а теперь... Из тьмы раздался голосок: - Исполнится пророчество, явленное мне в Откровении Божьем... - О, нет! - в голос взвыли все трое. - Иоанн! - Ибо сказано: имеющий уши да слышит! - Уйди, зараза, убью! - араб метнулся к тщедушной фигурке, скрытой в полумраке. Мелькнули в воздухе запыленные сандальки, взметнулись синие одежды. Раздался писк и стук падающего тела. Тело явно приземлилось головой об пол. Рыжий засучил рукава. Йог стоял неподвижно, но глаза его горели мрачным огнем и ничего хорошего не предвещали. Иоанн счел за лучшее убраться. Только обернулся на пороге и возопил: - Будет так, как было мне явлено! Приидет Новый Иерусалим, Град Небесный, Жемчужина Жемчужин! - и торжествующе погрозив кулачком всей троице, суетливо юркнул за дверь. Рыжий устало вздохнул: - Сумасшедший дом!.. - Рай! - поддержал его араб. - Нирвана! - тоскливо вторил обоим йог. - И вот этот мозгляк, одержимый манией величия, виновен в том, что мир погибнет? Просто потому, что всё должно быть так, как в его дурацкой писульке? - араб повернулся к рыжему, явно не веря своим ушам. - Отец очень зол. Ему и так в последнее время...сами знаете, нездоровилось сильно, а уж мягкостью нрава он никогда не отличался. А тут, такое дело - решил, что раз уж люди считают его неисправимым садистом, то он сделает всё, во что они верят. А верят они, по случайному стечению обстоятельств, в бред Иоанна. - Какого дива ты его тогда не прогнал? - рявкнул араб. - Да сам себя уже проклял. Жалко стало убогого! - Ладно, - вздохнул йог, - в конечном счете, я всё-таки оказался прав. Мир исчезнет вместе со страданиями, и мы исчезнем вместе с его Творцом. Может, это и есть настоящая Нирвана? - Сын! - раздалось из алькова. - Иду, отец! - рыжий огляделся, увидел на ближайшем подоконнике семисвечник, выхватил из него свечу и помчался назад. Араб задумчиво гладил кота. Рукавов на его халате давно уже не было. В алькове было по-прежнему темно, несмотря на семь светильников. Бородач расплавил немного воска на ближайшем из них и накапал на книгу семь клякс. Свеча оказалась красной, и ему казалось, что на книгу капает кровь. Старик аккуратно припечатал каждую из клякс перстнем. - Отличненько! Кхе-кхе, теперь вы начинайте меня славить, а ты, сын, снимай печати - по одной. И не торопись. Всё уже продумано до тебя...кхе-хе-хе-хе...более умными людьми. Я только буду действовать в соответствии со сценарием. Да, и не забывай блеять. *** "И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четверых животных, говорящее...:иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан ему был венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить. И когда Он снял вторую печать...вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч. И когда Он снял третью печать...я взглянул, и вот, конь вороный, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И когда Он снял четвертую печать...и я взглянул, и вот, конь бледны, и на нем всадник, которому имя смерть..."
Если я хоть что-нибудь понимаю, сидя в своей канализации и перечитывая 6 главу Апокалипсиса от Иоанна Богослова, то вот что случилось с Землей. Модифицированная чума, скосившая половину Европы и Африку, третья мировая, разгоревшаяся следом и потрясшая Землю серией ядерных взрывов - от Токио через Вашингтон и до Москвы. Голод, наступивший сразу же после того, как последний из нажимавших на красные кнопки застрелился. И смерть... Когда Агнец снял пятую печать, воззвали к Богу все сирые и убогие, пострадавшие за него. Но уж за это поручиться не могу. Свечку не держала. *** - Так, пятая печать, пятая печать...Э, нет, кхе-кхе-кхе, это мы тоже опустим, мне тут хоры бездельников не нужны, белых одежд не напасешься. И потом, почему я должен за них мстить? Тоже твои штучки, сын? Я, между прочим, заповедовал надеяться не на мои молнии, а на себя, собственные зубы и когти...Ну, да ладно, черт...кхе-кхе-кхе...с ним. Кстати, кто-нибудь видел Люци? *** " И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница и луна сделалась как кровь". Да, жахнуло так, что до сих пор удивляюсь, как уцелела родная канализация. "И звезды...пали...и небо скрылось...и цари земные и вельможи, и богатые и тысяченачальники и сильные, и всякий раб и всякий свободный скрылись в пещерах и в ущелья гор" ППКС. От себя добавлю - а некоторые даже и в канализацию скрылись. И ничего себе - живут и по сей день. *** - Сто сорок четыре тысячи евреев-девственников?! - старик мелко затрясся в приступе хохота. - Да, шутничок, видно, кхе-кхе-кхе, это писал. Вы хоть где-нибудь видели хотя бы десять благочестивых евреев? А он хочет, чтобы я собрал их всех у себя во дворе?! Так, ладно, опустим этот момент...Всех в сад... Рыжий стремительно вышел из алькова. - Магомет, Гаутама! Братья приблизились. Иисус говорил тихо, но внятно и требовательно. - Там внизу сейчас действительно всё, как у Иоанна...в голове... Раздались стоны отчаяния. - Быстро туда, спасите кого можете, если не сто сорок четыре тысячи, так хоть пару сотен. Нам тут еще жить. И во двор замка их, живо! Возьмите кого-нибудь еще с собой - да вот хоть Конфуция и этого, как его, Ариэля! Братья кивнули и понеслись к выходу. На пороге Магомет обернулся: - Исса, а ведь мы и правда Иоаннов сценарий разыгрываем - точно как четыре Ангела в его писанине. Невесело улыбнулся и исчез. *** - Какая хлопотная чушь! - старик хрипел, не обращая уже ни на кого внимания. - Семь ангелов! Ну, вот где я им средь бела дня возьму семь ангелов, которые согласятся выполнить весь этот бред добровольно? Аккхе-кхе-кхе, позовите кого-нибудь из подручных Люци. У них чувство юмора...кхе-кхе-кхе...подходящее. - Сейчас-сейчас, мы вам и реки кровью наполним, и деревья с травой пожжем, и градом и камнями по дурным головам...кхе-кхе-кхе...постучим...Звезда-полынь, звезда-полынь... Скажите Реципио, пусть слетает, посветит...кхе-кхе-кхе...все равно недолго осталось, а звезды создавать в моем состоянии...кхе-кхеехх...шутнички... Иисус к тому времени уже вернулся и бледнее бледного всадника на бледном коне стоял у изголовья отца. Старик всё листал книгу, издеваясь и давая комментарии к каждой странице. - О! А теперь им...кхе-кхе...саранчу в броне подавай...вы уверены, что это нормальный писал? Легче было второй потоп устроить, ей-же-ей! Акккхххеее! - брызги слюны полетели прямо в старцев стоявших прямо напротив кровати.
*** Не знаю, как там насчет отравленных источников вод, звезды полыни, рек крови, саранчи и прочего - не видела. К тому моменту я уже прочно обосновалась в своем канализационном раю - и выходила только один раз. И то на минутку. Было темно, на небе что-то сияло. Не поручусь, но во рту стало так горько, что это, вполне возможно, была звезда-полынь. Лучше б не выходила.
*** - А сейчас будет цирк с конями! - почти весело объявил старик, не замечая, что "старцы" сбросили и личины, и белые одежды, и не смотрят в глаза. - Зовите Люци! Появился зеленоглазый. Франт с усмешечкой. - Люци, ты в курсе, что у тебя семь голов и десять рогов? И все в диадемках? Люци притворился глубоко изумленным. "Ну, всё, старик добрался-таки до книжки!" - На, на, почитай! - с детским восторгом Творец тыкал Люци носом в Иоаннов бред. Брови Люци искусным движением взлетели вверх. - Да, потоп обошелся бы дешевле. - Значит так, берешь какого-нибудь из своих...кхе-кхе-кхе...забулдыг - и шасть на землю. Мы им устроим и зверя из вод, и этого второго... зверя из земли, и число....кхе-кхе-кхе...шестьсот шестьдесят шесть...в сущности, ведь не страшнее же, чем сорок восемь, верно? - Истинная правда, - преданно подтвердил Люци. Возражать Творцу - себе дороже. Люци себя любил, это его всегда отличало. Себя, своё дело и Канцелярию. Залог успеха. - Так вот иди, и устрой всё, слышишь? Всё, как написано! Чтоб тебе...кхе-кхе-кхе... поклонялись. И всех пометь. И пусть все меня хулят, я послушаю. И второго тоже под контролем держи, мало ли что. *** - Всё будет, так как они хотят, - скрипуче вещал старик, комкая костлявыми пальцами простыню. - Если мои творения изволят считать меня выжившим из ума садистом, я пойду навстречу. Я устрою им вожделенный Армагеддон! Что может быть проще, правда, Сын? Сын молчал. - Молчишь? А ведь это они, они... кхе-кхе-кхе...распяли тебя! Они продали тебя, хулили тебя, оскорбляли и били тебя! Разве не так? - Так, отец. - Твои ученики понесли твое слово...акххее-кхе... по городам и весям - и что, что из этого получилось? Вы думали, я тут сижу и ничего не знаю? - старик обвел взглядом всех присутствовавших. Все, кроме Сына, потупились. - Думали, зажился старикан, сам уже...кхе-кхе-кхе... не знает, что сотворил, сам не знает, куда катится мир? Его мир, между прочим! Да всё я знал и видел, книжонку только вот эту ленился....аккхееее... прочитать в новом, с позволения сказать, издании! Чему ты их учил, сынок? Я говорил: око за око, зуб за зуб. А ты? Люби ближнего как самого себя! Фантастическая глупость! И чья заповедь оказалась лучше? Твои последователи огнем и мечом любили друг друга...кхехххее-кхе...как только любила не отвалились! Всё, хватит, с меня довольно! Про учеников Магомета я вообще молчу, но он-то парень горячий и всегда....акхххе.... таким был, но ты-то, ты чему учил? Любви? И где она, сын, твоя любовь к этому миру? Чем этот мир отплатил тебе? - Мария! - негромко позвал рыжий. Послышалась легкая поступь. В альков вошла женщина в красной просторной рубахе, под которой угадывался округлый не без причины живот. Темноволосую голову покрывал синий плат, синие глаза были непроницаемо светлы. - Вот то, чем мир отплатил мне, - сказал рыжий, обнимая женщину за плечи. Он глядел на отца поверх ее головы и с каждым мигом голос его становился увереннее, а сам он - как будто выше. - Вот моя любовь к этому миру. Я люблю ее как самого себя. Старик молчал. - И я скажу тебе, отец, что ты Создатель, ты волен в каждой из сотворенных жизней. Помешать тебе пролить кровь и испепелить мир я не имею права. Но мир, в котором даже среди моих учеников попадаются безумцы и предатели, вовсе не так уж плох. Смотри, я встретил свою женщину среди блудниц, осыпаемую камнями! Смотри - в грязи и крови подобрал я бесценное сокровище! Смотри, там, за окнами...там цветет акация, отец, там весна...Ты зол, но дай своему гневу напиться крови - и успокойся! Там весна...
*** Не знаю, как там все устроено. Откуда мне знать-то? Из глубин моей канализации...А все равно вижу и отделаться не могу от этого внутреннего видения. Там замок, серый, древний, мох забрался в расщелины меж камнями, плющом увиты стены и окна. Угловые башни круглые, толстые, конусообразные крыши крыты зеленой черепицей. Ворота, донжон, бойницы, зубчатые стены. Перед замком - луг. Холод. Туман. Здесь очень часто туман, хотя весной непременно солнечно, и птицы летают, поют, звенят, тонут в небесной вечности. И даже акация цветет так, что в носу не остается места другим запахам. Место, где живут боги и герои. Аваллон. Это мое посмертие - или то, что я пожелала бы, будь я вольна в своем посмертии. Здесь все смешалось - времена, пространства, вымысел и правда. Здесь об руку бродят Тристан и Изольда, здесь Артур, Гвиневера и Ланселот познали понятие шведской семьи, а Галахад, Персиваль и сэр Борс пьют вино из чаши Святого Грааля. Здесь Жанна Д`арк обнимает архангела Михаэля, никого и ничего уже не стесняясь. Потому что место это, укрытое туманом и магией, благословенно. Я знаю, что встречу здесь моего Бога - среди других. Мой Бог смугл, тонок и рыж, взгляд как у ребенка, потому что только дети умеют смотреть с такой неизбывной печалью. И в тот день и час, когда я принесу ему в клювике свою веру, разорвавшую меня пополам, исполнится то, что эльфы всех миров называют caerme. Судьба, но и смерть - одновременно. И я пойду по лугу, поднимусь на вершину зеленого холма, откроюсь северному ветру, чтобы он взорвался в моих волосах. На холме растет Дерево Смерти, раскидистое. Прадедушка всех деревьев. Под ним трава особенно мягка. Я упаду в нее, сквозь ветви звездами мигнет синее небо. Каждый видит здесь то, что хочет. А в доме живет старик, белый как лунь, древний, как десять тысяч миров. Он много пишет и почти не выходит из своего кабинета. Знает, что вначале было Слово. Знает, потому что сам был вначале. Изо всех богов он один - изначальный. С годами характер его сильно испортился (а чем еще объяснить то, что я сижу в канализации?). Всякий раз, засыпая, я вгоняю себя в магический транс, силой пропихиваю сознание на более глубокий уровень сна - все просто, не давай мозгу кислорода! Дыши углекислым газом - это возможность вернуться на остров, к замку меж зеленых холмов, зеленым подолом платья взметывать листья, вспарывать холодный воздух зелеными рукавами. Я хочу вечно танцевать там, не взрослея, не зная седины, никого и ничего не помня и не опасаясь вспомнить. Да, я колдунья из того леса. Может, вся эта жизнь мне только снится? Мое сердце там, где зелень лугов перетерта с пеплом напополам. Там, где в ветвях Древа путаются клочья тумана.
*** Старик молчал. Сын говорил, и говорил, и говорил... - Отец, ты дал нам свободу воли - и свободу выбирать. Ты дал нам возможность думать и творить самим. И даже ущербный мозг в сознание бедняги Иоанна тоже вложил ты! За что ты гневаешься, скажи мне! Скажи мне, две тысячи лет назад распятому и воскресшему по твоей воле! - Я не хотел, чтоб тебя распинали! - с мукой в голосе воскликнул старик. - Но не ты ли говорил: всё к вящей славе Божией! Не лги, ты хотел этой жертвы себе - ты хотел через меня почувствовать, каково это - умереть! А сейчас что? Ты чувствуешь, что исчерпал свою вечность? Богатому не войти в рай, ты станешь тем самым верблюдом, что пытается пройти сквозь игольное ушко? Зачем? Отдай нам мир! Оставь его нам! Уйди с миром...то есть без него... - Пожалуйста, - произнесла вдруг темноволосая женщина. И положила обе руки на живот. Взгляд старика остекленел. - Пожалуйста, нам тут нравится. - И всё...кхе-кхе-кхе...отменить? - слабым голосом поинтересовался старик. - Да, да! - горячо воскликнула Мария. - И Армагеддон, и чуму, и голод? - Конечно! - И что - и зверя с рогами тоже? - Угу. - О... - сказал старик и слабо пошевелил рукой. - Люци... Люци нарисовался. - Всё прекратить. Тут, оказывается, женщины и дети. Понимаешь? - Как не понять? - Люци незаметно выдохнул. - Начальник всегда прав! - А вот время назад мне уже не отмотать... - старик виновато покосился на Марию, та нахмурилась. - Стар я, слаб...Расхлебывайте сами, раз вам так...кхе-кхе-кхе-акккхеее...так дорога эта планетка. Я больше не могу. Все надоело...И Марию, мою Марию позовите...Забери сынок у меня книжонку, а Иоанну накостыляй хорошенько, разозлил он меня на смертном одре...Ох, смотрите и учитесь - так умирают боги...
*** Наверху что-то уж очень сильно гремит. Чернила кончились. Мне пора. Вряд ли мои работы кому-то пригодятся, но ведь убила все же тысячу двести шестьдесят дней...тоже неплохо...прощайте, на всякий случай...
*** В ворота постучалась очередная странница, как их теперь называли. В зеленом платье. Иисус пошел открывать. На плече у него сидел голубь. Ворота со скрипом отворились. - Добро пожаловать в Новый Иерусалим! - улыбка Бога уже успела стать дежурной. ...