Было мне уже 14 лет. Взрослым, по мнению родителей, я естественно не был, но считал себя таковым уже пару лет. Пацаны все курили сигареты. И я тоже курил. Начал рано. Лет в 8 или 9. Взрослый ведь. Да и все нормальные курят. Кому хочется быть хуже всех, тот пусть и не курит. А я такой же. Хуже быть не хотелось, да и лучше, почему-то тоже. Со спиртным та же история. Пили все, что можно было найти, все, что можно было считать спиртным. В основном по вечерам в известных местах, а иногда и днём. Но вот пьянствовали не все. Слабаки не пили. Не лезло, или боялись родителей. Я тоже боялся. Не обоих, мать только. Мать лупила не шутя. А что? Женщина деревенская. Простая и вечно уставшая. А тут муж тракторист - пьющий. В поле цельный день, а как с работы, так с мужиками рюмах пару-тройку и потянет. Каждый день. Сын - бестолочь. Помогает, конечно, в хозяйстве и по дому. Учится не плохо, а и тот туда же. Куревом за версту несёт. А приходит с гулек своих, так с таким перегаром... Дочка с уроками сладить не может. Математика никак не идёт. Учителя жалуются. А третий класс всего. Ну чего там сложного-то?! Вот и приходится воспитывать всех, падлюк неблагодарных. Отчим же - интернатовский. Для него я со своими делами до далёкой фени. Интересно, знает ли в каких классах мы с сестрой учимся?
Настроение было ничего. В смысле больше хорошее, чем нет. Весной оно почти всегда такое. Особенно в мае. Майские праздники на носу, погодка шепчет, предчувствие летних каникул. Идиллию, как обычно, слегка омрачают грядущие школьные экзамены. Но к ним все, кроме редких идиотов - отличников, относятся философски: как повезёт. Обычно везёт. Скорее не потому, что везучие, а потому, что деревня маленькая. Знают все друг друга. Учителям не очень удобно в глаза людям смотреть, если чадо экзамен провалило. Свои ж ведь все. Тройки не жалко. Это если папа тракторист, а мама доярка. А коли инженер или там ветврач в семье счастливца есть, так достойнее и дитятко оценивается. Каждому своё. Никому вроде не обидно. Не, это конечно не все так чтобы постоянно, но в основном.
Планировалась вылазка на природу. Это называлось "пойти в поход". Громко так называлось. На деле же - толпа из десятка подростков в ближайшей лесополосе напивалась и орала песни. А как вы хотите? День Победы ведь. Великий праздник. Не отметить, как следует - позорно даже как-то.
Но в этом году мне праздновать с пацанами не пришлось. Не пошёл я с ними. Вернее не взяли они меня. Поцапался я с Бобом, нашим заводилой, из-за чепухи. Из-за девчонки одной. Из-за Ленки, одноклассницы нашей. Чего-то вдруг решил он за неё заступиться в столовой. Рогалика ей не хватило. А у меня, видите ли, лишний. Так не тормозить на большой перемене надо, а в столовую топать. Кто не успел, как говорится, не щёлкай. И вдруг нате вам. Подошёл такой весь важный, челюстями мнёт. Сказал мне, что я х..ло и Стасик хочет со мной подраться. Стасик это один из наших, туповатый такой. На нём обычно шутки все прокатывали. С какого перепугу он вдруг гусаром стал!? Ну да это ладно. Драться, так лучше с ним, а не с Бобом. Тот и навалять может, а Стасик нет. Знаю.
Но вот не судьба мне видно. Когда после первых замахов и неточных, нервных ударов сцепились и упали в короткую свежую траву, какая-то палка или ветка воткнулась мне прямо в глаз. Стало больно. Я поорал немного про ветку в глазу и Стасик меня отпустил. Порешили, что бой я проиграл. Ни врачам (хоть глаз и спасли), ни директору школы, ни, естественно матери я правды не сказал. Но стал после этой истории не корешем. Стал слабаком.
И вот все на маёвку отправились на вылазку, а я, назло всем и себе тоже - в сельский клуб. Концерт к празднику Победы смотреть.
Сижу один. Противно так. Наши в посадке пьют, Ленка и пару одноклассниц тоже с ними. Уже, наверно картошку на костре пожарили. Скоро закончится крепкое, или девчонки не захотят водку пить, и, кто-нибудь самый пьяный и смелый поедет на мопеде искать вино... Красота... А тут, час почти слушаю песни пенсионерок о платочке, катюше и землянке. Вообще я люблю песни. Стариков стараюсь уважать. Фашистов немецких и их Гитлера искренне ненавижу. Но всё равно хреново. У всех праздник, а у меня нет. Надо ж было тот рогалик лишний схватить.
В перерыве между выступлениями выхожу за клуб покурить. Если и пропущу чего - не страшно. А может, и вовсе не пойду дальше смотреть. Домой может, пойду. Там родаки с гостями празднуют. Там шашлык есть. Отчим и пива нальёт.
На выходе из клуба встречаю тётю Валю. Крёстная моя. Она с родаками должна быть вроде. Глаза красные у неё чего-то. Вроде плачет.
-Тоже на концерт, тёть Валь?- спрашиваю.
-Вить, ты это.... Домой, поди. Звонили. Дед помер.
2.
Домой с тёть Валей шли вместе. Она ревела и меня всё успокаивала. Мол, старый уже был, пожил, всем бы так, бывает. Я молчал. Не воспринял я новость. Не то чтобы не поверил, не понял. Отторг что ли. Любил я деда. Не мог он так. Только полгода как на пенсию вышел. Шестьдесят лет всего. Не мой это дед, наверное, перепутали. Точно! Напились там, в дедовой деревне, кто-то где-то помер. Позвонили нам, а не кому надо. Или вообще пошутил кто. Есть шутники у нас тут. Праздник ведь. С пьяных чего возьмёшь.
Когда подходили к нашему двору я понял. Мой дед. Не перепутали. И не пошутили.
Кроме матери, ревели все, кто был рядом. Кто в гостях был, те давно ревели. Как узнали, так с матерью и начали. Соседи, видно, недавно пришли. На шум. Тоже старались вовсю. Странно. Деда ведь не знал никто. Отчим не ревел. А деда знал и уважал. На меня посмотрел только. Плечами пожал. И я не ревел. Старался зареветь. Надо ведь. Не мог.
Машину нашли быстро. Водителя нет. Трезвых не было. Откуда им взяться-то в селе 9 мая. Хорошо, водитель вызванной для матери скорой, взялся довезти на казённой машине. Двадцать километров всего. И почти даром. Горе. Все ж понимают. Поехали я и мать. Отчим на хозяйстве остался, на похороны только подъедет. Сестра тоже дома. Малая ещё.
Матери по дороге плохо очень было. Сознание вроде даже теряла. Охрипла уже совсем. Хорошо, что на скорой. Нашатырь был. Медсестра ещё вколола чего-то. Я немного тоже поревел.
Во дворе у бабушкиного и дедового дома было как недавно в нашем, только народа больше. И шума с рёвом тоже. Ну не мог я понять, почему надо так. Кто громче. Тихонько ведь можно, если хочется уж. Вышел из хаты мой дядя Серёга. Брат мамин младший. Обнялись с матерью. Затянули. Я тоже подошел обняться. Не вышло. Мешал я им как-то. Ну да понятно. Отец ведь их помер. Постоял отдельно. Вспомнил. Пошел искать в этой куче народа бабушку.
В доме воняло лекарствами и было душно. Тоже людно и шумно. И зачем все сегодня тут? Я прошёл по коридору в спальню, тут было как-то темно и тише. Медсестра закончила измерять бабушке давление, пожелала крепиться и тихо вышла. Я присел у кровати, обнял бабушку. Тихо поплакали. И там, в коридоре, тоже стали завывать. Уткнувшись лбом в бабушкину щёку я размышлял: Где же дед? В морг наверно повезли, или куда там возят перед похоронами.
-Ба, а дед где? - спросил я у бабушки.
Она глянула на меня красными, заплаканными глазами. Закрыла глаза. Я испугался.
-Ба, слышишь?
-Так помер же он. - Ответила бабушка не открывая глаз.
На веранде и в коридоре стало шумнее. Там шли к бабушке мама с дядей. Я пошел на улицу, провожаемый сочувственными взглядами. Во дворе встретил дядю Колю, дедового брата. Он не ревел. Плакал.
Обнялись и он рассказал, как помер дед. Шёл себе с тяпкой на огород, сел перекурить у обочины и умер. Тётка какая-то видела. Привезли домой потом. Всем позвонили. Тело в морг забрали. Похороны завтра.
Я спрятался за сараем (в своём месте), сюда точно никто не сунется. За все многие каникулы нашел во дворе несколько мест, где прятался по необходимости. Достал мятую пачку "Родопи", незаметно прикурил и стал думать про деда.
3.
Мельников Виктор Дмитриевич. Так его звали. Я звал его Дед. Малой когда совсем был, так звал его Деда Витя. Никогда дедушкой и ни разу на вы. Да и не знал я, что бывает по-другому. Я был у него первым внуком. Хоть и родила меня мать в восемнадцать, и, говорят с большим скандалом, но любил меня дед крепко. Когда мне два исполнилось, Дед устроил мать работать. С моим отцом они уже успели развестись. Там дело тёмное было. Не знаю чего так. Вроде дядька он хороший, меня же научили, что плохой. В детский садик я не ходил. Сидел дома с Дедом и бабушкой. Они, конечно, работали. Я тоже с ними работал. Если с бабушкой, то на птицеферме дежурили. Она птичницей была. Она ездила на велосипеде и была очень добрая. Если с Дедом - в конторе. Дед работал экономистом. Он носил очки и был очень умный.
С Дедом было интересно. В четыре года я знал многое про войну. Дед рассказывал про подвиги Рокоссовского и Жукова. Про партизан и детей - героев, про лётчиков и моряков. Он войну застал маленьким. Семилетним. Досталось им сильно. В семье было девять детей. Старшему - 14, младшей - 1 годик. Померла младшая от голода и болезни какой-то. Старшие в партизаны сбежали. Отец их, прадед мой, в селе кузнецом остался. Не пошёл на фронт. Кузнец нужен был. Мастер, говорят, от Бога был.
Зимой 1943 года прошел фронт, и село осталось в тылу у немцев. Дед с пацанами - ровесниками нашли в поле немецкую гранату. Находку решили отнести в школу, отдать учителю. Пока шли, кто-то чего-то дёрнул или крутанул (Дед не помнит). Двоих сразу на куски, Деда в ногу и лицо ранило. Четвёртому повезло. Видно на расстоянии был. Контузило только. Он то, как очухался, в село и побежал. Дед, когда прабабушка нашла, без сознания был, в кровавом сугробе лежал. Она его на санки и в райцентр. Пешком по снегу. 30 километров. Прадеда и коней немцы забрали. И дошла. Молилась и плакала, дошла до поликлиники и потеряла сознание. Дед выжил. Нога нет. Она в штанине уже просто лежала. Отдельно. И врачи сказали, что если б не мороз, не дотащила бы мать его живого.
Так всю жизнь и прожил одноногим. Но жену нашёл и троих детей сделал. Кроме матери и дядь Серёги был их старший брат. Дядя Саня. Был. Умный очень был, говорят. Дядя Саня жил с семьёй в Донецке. Работал в каком-то институте. Какое-то оборудование медицинское проектировал. Однажды домой шел с работы поздно. Колбасу докторскую жене и сыну годовалому нёс. Дождь был. Ветром оторвало провод с линии. Концом он лежал в луже, около автобусной остановки и искрил. Ну и решил дядя Саня палкой на забор его, провод этот закинуть, пока ремонтники не приехали. Палку нашёл. Зацепил концом аккуратно. Когда на забор скидывал, провод соскользнул и сыграл. Так и прилип к дяди Саниному туловищу. Сделал добро людям. 26 лет всего было.
Дед с бабушкой пережили горе. Только изменились очень. Музыки и смеха в их доме больше не было. Иногда и улыбнётся бабушка, глаза потом прикроет и молчит. Могила дяди в селе тут у них. Первый год бабушка каждый день слёзы там лила. Бедная.
Когда мне исполнилось шесть, мы переехали в соседнюю деревню, но каникулы, начиная с младших классов, я проводил у Деда с бабушкой. Весь учебный год был каторгой ожидания лета. Да и мать, по-моему, тоже дождаться не могла. Отдыхала от меня, пока каникулы шли. А как я от неё отдыхал!
Дед ещё работал в конторе, но бывал я у него реже. С бабушкой травы накосим коровам, воды натаскаю, хлев почищу и свободен. Друзей имелось тьма. С ними: или на ставок купаться и рыбачить, или на гороховое поле, или в шелковичный сад, или землянки рыть. Занятий много было. Только и курили там все. И не только курили. Меня, естественно, обучили. И не только курить.
Дед меня воспитывал. Серьёзно так, по-мужски. Только не больно. Глядел строго, говорил громко, ремнём махал сильно. Но не больно совсем. Знаю как это - больно. Мать дома больно воспитывала. А тут и полосочка от ремня красная не оставалась.
Когда "Золотой пляж" у деда стал пропадать пачками, пришлось мне сигарет пожевать. Пачку. Кто жевал, тот знает. Орёшь, глаза навыкате, слезу давишь, кашляешь, типа рвота сейчас будет. Бабушка рядом с тобой орёт, жалко ей тебя, деда лупит по спине. Короче прощают "последний раз", а если повторится - матери обещают позвонить. Так всё лето. А мать в августе как за мной - ни слова не говорят. Хвалят. Помогал мол, слушался, скорее ещё привозите.
Нравилось мне с Дедом по хозяйству работать. Так только, чтоб в одном месте и долго. Картошку перебирать там или сарай строить. О чём бы Деда не спросил, ни разу он не сказал как мать: "Школу, когда закончишь, будешь всё знать". Постоянно он интересности рассказывал. Любую тему в физике, химии, астрономии так заворачивал,... Но коньком Деда была математика. В уме мог пятизначные числа считать. Мне объяснял всё. И, главное, понятно всё так. Он только говорил, что в школе мы это пройти это уже должны бы, и что это совсем просто. Я такого не проходил. День с Дедом пролетал. Было грустно, когда темнело и бабушка загоняла нас в дом вечерять. После ужина садились смотреть новости. Новости я не любил. Дед жутко нервничал и ругал правительство, которое страну разворовало, и всё жалел, что Сталина на них уже нет. Дед не пил. Очень редко и пол рюмки не считается. Курил, зато много. Очень. У него был целый склад. Там, на шкафу, стопками хранились "Золотой пляж", "Новости" и "Космос". В шкафу же, в наволочках был табак. Выращенный и высушенный Деда руками. И в отдельной деревянной шкатулке лежали россыпью, без пачки сигареты "Partagas". Не знаю, откуда они взялись и почему россыпью, подарил вроде кто-то. Частенько и я пасся здесь. За что и получал.
когда Деда на пенсию вышли, он переживал очень. Хотел ещё немного поработать в колхозе, но не дали. Были девяностые. Руководство делило сельское добро, а Дед честный и принципиальный был. Как на пенсию вышел, болеть сильно стал. Врачи категорически запретили Деду всё: нервничать, пить, курить и работать много по хозяйству. Дед же, молча, игнорировал. За спиной вся жизнь на одной ноге, нервная работа, под следствием сидел (только мне никто никогда не рассказывал эту историю), сына потерял, два инфаркта, операция на мочевом. " Пить не пью уже, нервничать постараюсь меньше, а курить буду. И отстаньте". - Отвечал. И отстали. А просыпался в пять утра и в делах до заката. И что ему сделаешь? Так и помер. За перекуром.
4.
Похороны прошли нормально. В смысле как для похорон. Людей только очень много приехало и пришло. Пока до кладбища шли, плохо очень было. Страшно как-то и медленно. За мать и бабушку волновался. Их люди вели. Сами не могли идти. У меня истерика случилась. Так на душе плохо от всего этого стало, что стал смеяться. Таким задыхающимся смехом. Стыдно, а остановиться не могу. Пришлось присесть, голову руками прикрыть и сидеть вздрагивать. Люди проходили, думали плачу. Похоронили Деда. Помянули. Разъехались все и разошлись.
Нам надо было уезжать к себе в село. Мать с работы ненадолго отпустили. Меня решили на пару дней с бабушкой оставить. Дядь Серёга хоть и недалеко живёт, днём всегда зайдёт, а ночью - со своими. Семья у него. Жена и дети. А так я, в соседней с бабушкой комнате, посплю пару дней. Пока чуть успокоится.
Ложились с бабушкой поздно. Дядь Серёга с женой только ушли. Мне постелили в зале. Это где с утра гроб с Дедом стоял. Я сказал, что не боюсь. Действительно не боялся. Я тихо лежа. Не спалось, конечно. Телевизор и зеркало были завешены простынями. На столе стояла чёрно-белая фотография Деда с траурной ленточкой. Рядом тихо горела свечка.
Раз позвала бабушка. Я выглянул в коридор, дверь в бабушкину спальню была приоткрыта. Отозвался, а она спросила, не сплю ли. Сказала, что уже очень поздно и чтобы спал. Я снова улёгся. Лежал. А Дед нежно смотрел на меня со стола, свечка горела.
Вроде долго пролежал. Вроде и дремалось, но понял, что не спится. Решил во двор выйти покурить. Свои докурил после похорон. Придётся дедовы брать. Не впервой. Да и ему уже не нужно. В гроб ему, правда, пару пачек сунули. Тихонько встал с дивана, и, на цыпочках, чтобы бабушка не слышала, подставил стул к шкафу. Достал бы и так, без стула, но захотелось курева покрепче. А это в шкатулку надо залезть. Там "Partagas" Дед хранил. Посмотрел на фото Деда. Мысленно извинился. Свечка чуть дёрнулась. Тихонько встал на стул. Приоткрыл шкатулку, сунул руку и нащупал сигареты. Они были на месте. Дед не курил чего-то их. И тут я услышал, что дверь в комнату открылась. "Вот некрасиво как получится перед бабушкой"- подумал я и повернул голову. В дверях стоял Дед. Лет на десять моложе, чем перед смертью, чуть пышнее зачёсанные назад волосы. Когда читать меня учил, такой точно был. И вот стою я на стуле, одна рука в открытой шкатулке, второй держусь за шкаф и таращусь на деда. То на него, то на траурную фотографию с ним. - Что внучек? - говорит.- Продолжаешь покуривать? А сколько я тебя отучивал!? Я, совсем онемевший, ответить ничего не смог. Только почему-то очень холодно мне стало. - Ну, иди сюда, обнимемся хоть, что ли.- Зачем-то сказал он и протянул ко мне руки. Точно ледяной водой облили. Я проснулся. Ну и сон. Перенервничал, видно, сильно. Дед также смотрел на меня с фотографии. Свечка догорала. Я поразмышлял немного, повернулся на бок и уснул. Утром я проснулся от стука вёдер. Бабушка, как всегда, шла к скотине. Сразу вспомнился сон. Да уж. Решил одеваться и идти помогать по хозяйству. Не на диване валяться меня тут оставили. Сел и протёр глаза. Стал искать глазами штаны и заметил, что стул стоит не на месте у стола, а около шкафа. Я поднял глаза на шкаф. Деревянная шкатулка была открыта. Вскочил с дивана. На полу, между стулом и шкафом, валялась сигарета.
5.
Дед снился всем. Бабушке чаще всех. Однажды просил бритву передать. Второй раз очки. Бабушка всё это приготавливала и ждала, пока в селе кто-то из стариков помрёт. Потом шла на похороны и подсовывала в гроб к покойнику. Дед потом ей снова снился. Благодарил. Коровы бабушкины молоко после Дедовых похорон перестали давать, так он во сне велел коров на могилу к нему привести. Бабушка водила. Постояли немного. Коровы сами развернулись и пошли домой. Молоко в тот же день вернулось. Часто вспоминаю эту историю. В тот день, и в следующие дни я никому не рассказывал об этом. Боялся, что не поверят. Курить я тогда не бросил. Бросил многим позднее. Недавно рассказывал друзьям, но им не очень понравилось. Сказали, что фантастики чересчур много читаю, что-то путаю. Я, когда бываю в селе, всегда иду на кладбище. С Дедом поговорить. Сигарет ему ношу. Недавно с женой своей был. С Ленкой. С той самой, которой когда-то давно рогалика не хватило. Испугалась немного, когда я стал Деду про сына нашего рассказывать.