Summary: Всем тем, кто заставил меня улыбаться и верить в себя. Всем тем , кто дал мне силы для творчества. Просто всем тем, кто меня не забыл.
Warning: Twincest, Homosexuality
Disclaimer: Братьев Каулитц имею только во сне.
Track list: Evanescence - Lacrimosa
Том Каулитц всегда говорил, что презирает романтику и прочую чепуху и никогда не опустится до "слюнявых нежностей". Но у него есть одна вещь, пропитанная романтикой и нежностью от начала и до конца, с которой он не расстается. По размеру она чуть больше игральной карты, такая же выцветшая и потрепанная. Том наткнулся на это сокровище волей случая и сразу же понял, что оно должно принадлежать только ему.
Она сразу привлекла его внимание, забытая и брошенная за ненадобностью среди других предметов на чердаке. И она действительно не была такой как остальные.
Это была она. Обычная потускневшая и обтрепанная фотография, где его брату было лет тринадцать, не больше.
Обычный старый портрет был как будто наваждение. Едва увидев его, Том уже не мог отвести от него глаз. Изображение навеки врезалось в память. Совершенное изображение несовершенного паренька.
***
На фотографии был только Билл. Растрепанная голова слегка повернута вправо, а взгляд устремлен на что-то невидимое. Легкая, будто сотканная из солнечных зайчиков улыбка играла на его губах, но глаза оставались задумчивыми и немного грустными. Том провел долгие часы, размышляя, кому или чему мог так улыбаться брат. Если бы он был откровенен с собой, то признал бы, что порой желал, чтобы Билл так улыбался ему. И когда он держал фотографию под нужным углом, ему казалось, что так оно и есть. Почему он не помнил, чтобы брат дарил ему такие улыбки?
***
Том провел многие часы, рассматривая фотографию втайне от Ровены. Его красавица-невеста не поняла бы этой странной привязанности к снимку. К единственной вещи, которой он дорожил после переезда во Францию. Почему он так трясся над куском бумаги? Парень и сам не знал этого. Три года назад он скомкано простился с братом, обнимая за плечи Ровену, свысока смотревшую на младшего близнеца, а теперь не может оторвать взгляд от вечно улыбающейся детской мордашки.
***
Том внимательно рассматривал лицо Билла. За годы, проведенные наедине со снимком и его осторожным, испытующим изучением и легкими прикосновениями кончиков пальцев он узнал такие мелкие черты, которые едва ли знала даже мама. Замечала ли она, что пряди на макушке у него лежат ровно и зачесаны налево, в отличие от остальных волос? Обращала ли внимание на то, что кончики ресниц у брата совсем темные, и от этого кажутся длиннее? Видела ли она крошечные, почти неразличимые пятнышки золотисто-бронзового цвета, опоясывающие темные омуты его карих глаз? Видели ли люди того же самого Билла, которого Том видел на фотографии? Том не верил в это. И то было правдой.
***
Если бы кто-то спросил у Тома, почему он взял фотографию, он бы никогда не сказал. Он вряд ли бы даже признался, что она у него есть. И уж конечно, он бы никогда не признал того чувства близости, которое завладело им. Близости, которая приходит от осознания невозможности быть вместе с любимым человеком и от того, как досконально изучена каждая черточка его лица, потому что ничего более не осталось.... Когда ты можешь нарисовать его с закрытыми глазами. От знания того, сколько ресниц у него на каждом веке или как смешно округляются щеки, когда он улыбается...
Том носил с собой фотографию всюду, не расставаясь с ней ни разу за несколько лет. НЕ найдя для нее подходящего тайника, он просто всегда носил в кармане футболки, через ткань ощущая прикосновение жесткой бумаги к груди.
***
Если спросить Тома, когда начало меняться его отношение к своему поступку, возможно, он и расскажет правду. Он скажет, что фотография стала для него бесценным сокровищем, потому что он отчаялся дотянуться до реального человека через пелену преград , непонимания и боли. Порой он ловил себя на том, что тихо бормочет что-то выцветшей фотографии, словно человек, разговаривающий с давно умершим любимым. Но Билл был очень даже жив и даже когда Том еще был рядом с ним, казался эфемерным, нереальным созданием, которое исчезнет, лишь только попробуешь его коснуться.
Нет.... он помнит, когда почувствовал это... Обыкновенный день, только брызжущий яркой весенней красотой, комната, залитая светом, отражающимся и на поблекшем снимке и четкое, острое осознание того, что больше не хватит сил жить иллюзиями и несбыточными мечтами, пытаясь заменить настоящее суррогатом - без него.
***
Через пять лет паренек с золотистыми дредами, давно покинувший маленький, богом забытый городок, внезапно подошел к брату, задумчиво сидевшему на берегу темного озера. Он обернулся и ничего не сказал, только пожирая близнеца глазами. Тогда Том вытащил из кармана вещь, которая никогда не принадлежала ему. Билл светло улыбнулся и бережно провел пальцами по ее чуть свернувшимся и чуть потертым краям.
Он поднял глаза на брата, и на этот раз и они светились улыбкой и невысказанной нежностью. Улыбка, адресованная только Тому.
- Я думал, ты ее давно выкинул, Том.
- Ты знал, что она у меня? Все это время... ты знал? -Том даже не заметил, что брат назвал его по имени, чего не случалось уже очень давно.
- Я видел, как ты взял ее на чердаке, когда собирался.
- Тогда почему ты ничего не сказал мне?
- Я решил, что у тебя были на это свои причины, Том.
На этот раз Том заметил.
- У меня была причина, Билли. Я... просто я не понимал до тех пор, пока не стало слишком поздно, - он осторожно глянул на снимок, лежащий на раскрытой ладони брата.
- Да уж, ты заставил меня долго ждать.
Не веря, не позволяя даже жалкой крохе надежды прорваться в душу, Том вскинул на брата глаза, в которых волнами плескалось отчаянное желание поверить.
-Что... что ты сказал?
Билл не ответил. Он просто взял Тома за руку и переплел его пальцы со своими.
***
Даже десять лет спустя Том хранит эту фотографию, и Билл натыкается на нее в самых разных местах - как закладка в книге, или прислоненная к настольной лампе...
- Ты когда-нибудь от нее избавишься?
- Нет.
-Я на ней... такой мальчишка.
- Знаю
Том посмотрел на брата и реши не говорить вслух, что тот до сих пор похож на мальчишку. И даже постарев и поседев, сохранит в себе мальчишескую ангельскую душу, позволившую так так терпеливо и верно ждать.