За темной горой в сыром бору привольно раскинулось болото. Когда-то оно было небольшим лесным озерком, каких в этих краях тысячи, а теперь постепенно зарастало. Дно, когда-то каменистое и холодное, грелось в ласках густой тины и водорослей, берега затягивались сперва редкой ряской, а потом и хилыми осинками, которые, умерев, оставляли более благодатную почву для более сильных потомков.
На болоте стояла тишина. Этот уголок густого леса редко тревожило даже солнце. Птицы время от времени вспархивали то тут то там, охотясь на мелких водных жучков, иногда слышался всплеск: болото выражало недовольство шумом.
У болота жил Лешич. Ему нравилось это место: никто не забредал по пустякам, птичьи трели не беспокоили ранним утром, домик уютно разместился в огромной старой коряге. Когда на Лешича нападало философское настроение, можно было погрустить о тщете жизни, наблюдая за тем, как настойчиво его лес забирает под свой покров все реже встречающиеся оконца черной воды. Да и заблудившихся путников чистая радость топить в этом месте: толпа с баграми не торопилась, а значит - ни шума, ни мата, ни костров!
Так и жил бы мирной одинокой лешачьей жизнью Лешич, если бы однажды в лунную апрельскую ночь над болотом не зависла огромная, отливающая серебром летающая тарелка.
-- Ёптыть! - Лешич протирал заспанные глаза, глядя на дивное чудо. - Это еще что за напасть?!
Тарелка крупно подрагивала, изрыгая клубы дыма, шумно гудела, подобно церковным колоколам, в которых запутался пьяный звонарь, из окошек лился свет, да такой яркий, какого Лешич давно не видел. По запаху Лешич сразу установил, что "напасть" сделана из железа: он последние пятьдесят лет тщательно, но тщетно боролся с кузницей у северной опушки.
-- Эй, выходи на честный бой, чудище! - Лешич был опытом умудрен и знал, что вторжения в свои земли не позволит.
Железяка зависла. Дым от нее становился все прозрачнее, шум постепенно сошел на нет, а затем тарелка, высунув длинные тонкие ножки, опустилась на покачивающиеся от удивления кочки. Всё смолкло. Лешич тоже не решался больше говорить с железной склянкой. Он, конечно, многое повидал в своей жизни, но на этакое диво даже люди - тьфу ты! - не способны. А значит, штука опасная, мало ли.
Неожиданно тарелка взвизгнула, протягивая в воздух еще одну паучью лапу. На конце ее светилось нечто, похожее на прозрачную каплю росы, а в ней искрились тысячи крохотных светляков, они толпились в капле и стремительно убегали к тарелке, вот только меньше их не становилось. У Лешича в глазах зарябило. Он даже приготовился сходить за топором, да вот тут высунулась еще одна лапа. На сей раз на ее конце красовалась какая-то стеклянная штука; ее вместе с лапой быстро втащило внутрь. Вновь воцарилась тишина. Лешич, хлюпая босыми ногами по ряске, подобрался ближе. В его черных глазах отражались мельтешащие огоньки.
И тут чудище распахнуло пасть. Лешич прижался спиной к самой сильной осине - гордости этого болота - и замер. "Надо было топор-то прихватить!" -- промелькнула мысль, да поздно. Из пасти, горящей лунным огнем, кто-то выходил. Лешич смело сжал кулаки:
-- А ну выходи и сказывай, кто ты такой!
-- Кто-о-о ты-ы-ы та-кой, -- различим был только силуэт существа, тонущего в свете.
-- Еще и дразниться вздумал! А ну иди сюда!
-- И-ди-и-и сю-да.
-- Нет уж, нашел дурака! Сам иди! - Лешич крепился из последних сил.
-- Лингвистический анализ языка аборигенов завершен, загружаю, -- существо коснулось обеими руками головы и какое-то время не двигалось, затем произнесло: -- Приветствую тебя, землянин!
"Браги, что ли, обхлебался?" -- подумал Лешич, но вслух сказал:
-- И тебе не хворать. Ты кто?
-- Я прилетела на вашу планету, чтобы рассказать о дружественной цивилизации Марса.
-- Чего-о-о? - глаза у Лешича грозили вывалиться из орбит.
-- Я живу там, -- существо указало пальцем в небо.
-- На Луне, что ль? - Лешич демонстративно хихикнул. - Ишь чего удумало...
-- Мы живем еще дальше, чем находится ваш спутник. Мы верим в то, что однажды и вы познаете все многообразие космоса и Вселенной!
Последних слов, прозвучавших особенно торжественно, Лешич не понял, но солидно покивал головой. Он осознал, что встречает какого-то странного гостя, пришедшего издалека, и в грязь лицом ударить непозволительно.
-- Ну проходи, что ли, гостем будешь, -- Лешич дружелюбно махнул рукой в сторону своего дома-коряги да так и застыл: глаза его наконец привыкли к яркому свету и он смог увидеть того, с кем разговаривает. У пришельца была зеленая кожа с легким землистым отливом, мягко поблескивающая, словно ее только что окатили водой. Огромные темные глаза погружали в какое-то неизведанное - или позабытое - Лешичем ощущение. Широкий рот с клыками и большие уши с острыми, оттянутыми вверх кончиками зачаровывали. Волосы черные, густой волной ниспадающие по плечам совершенно обнаженной красавицы, лишили Лешича дара речи. Он так бы и стоял до скончания веков, если бы существо не подошло к нему, тихонько чавкая болотной жижей под ногами.
-- Приветствую тебя, Лешич. Спасибо за доверие и приют!
-- А ты... а тебя... это, ну, -- Лешич почесал затылок: несколько муравьев попадали в траву. - Тебя как зовут?
-- Ки-ки-мо-ра.
-- Краси-и-ивое имя...
-- И ты красивый, -- существо склонило голову набок и улыбнулось, показывая оскал во всей красе.
-- Ну, это, -- Лешич совсем обалдел от невиданной красы, -- идем в дом, что ли, чаю попьем.
Они несколько часов сидели на кухне, Кикимора рассказывала, как уже много лет ее друзья наблюдают за Землей, прячась на обратной стороне Луны, чтобы не потревожить людей. Марсиане изучают языки, хозяйство, культуру землян. Она выразила удивление тем многообразием разумных видов, которое ей сейчас удалось пронаблюдать: раньше они считали, что на Земле живут только люди и животные. Лешич презрительно сплюнул: "Людишки даже не знают о нас, не верят, паразиты!" Кикимора несколько раз медленно закрыла и открыла глаза, с любопытством поглядела на Лешича:
-- А ты разве хочешь, чтобы они о тебе знали?
-- Конечно! И чтоб боялись! А то что же это получается? В лес приходят, пилят-рубят, дома ставят, чадят-коптят своими кузницами, -- с особой обидой добавил Лешич, -- а хоть бы кто спасибо сказал, все-таки я ж хозяин!
-- Стало быть, ты правишь Землей?
-- Ну-у-у, не всей, но этим-то лесом точно, -- Лешич почувствовал себя очень значимым.
-- А ты позволишь мне пожить у тебя? Разведывательная экспедиция ждет от меня результатов. Я хочу понаблюдать за людишками, -- очевидно, считая презрительный плевок неким ритуалом, Кикимора сопроводила им свое упоминание о людях. Лешич восхитился.
-- Конечно, оставайся, сколько хочешь.
-- А ты хороший, -- Кикимора снова обворожительно улыбнулась, сделала глоток чая из глиняной чашки с отколотой ручкой и кивнула каким-то своим мыслям.
На следующее утро она засобиралась в село.
-- Я тебя провожу до опушки, там запах уловишь, как у твоего коня тарелочного, значит, правильно идешь. Увидишь кузню, у-у-у, сволочи, а за ней и деревня недалеко. Только ты... это... того... осторожнее будь. Лучше прячься. Они глупые больно, сразу за вилы хватаются, озираются так, глаза вращаются, и ор сразу поднимается!..
-- Не волнуйся, Лешич, я осторожно, людишки, -- Кикимора снова сплюнула: Лешич понял, что влюблен, -- меня не заметят. Я только посмотрю поближе, как они живут.
-- Ты возвращайся, я тут ждать буду.
-- Вернусь.
Ослепив Лешича очередной улыбкой, Кикимора отправилась в путь. Лешич ждал до заката, а когда она пришла, победно потрясая украденными небитыми чашками и тарелками, почувствовал себя абсолютно счастливым.
Так прошло много лет. Кикимора уходила днем к людям, оставаясь для них незаметной, изучала человеческие повадки, видя несправедливости, учиняла гадости, что свойственно марсианскому чувству справедливости, а у нерадивых хозяек таскала или била посуду. На болото по-прежнему никто не являлся. Кикимора и Лешич проводили вместе дивные тихие ночи, много разговаривали. Время от времени Кикимора забиралась в свою тарелку и отправляла на Луну сообщения о том, как обстоят дела на Земле. Лешич галантно ей не мешал.
Все быстрее высыхало болото, со временем паучьи ножки корабля намертво вросли в почву. Чем больше лет проходило, тем глубже к корням и червям уходила тарелка. Пока не стала походить на большой муравейник посреди поляны. Кикимора с трудом протискивалась в оставленный узкий лаз.
Однажды она вернулась, как всегда с ног до головы покрытая коркой грязи и призналась, что отправила последнее сообщение...
-- Ты улетаешь? - Лешич тяжело вздохнул и потянулся за лопатой, чтобы идти раскапывать тарелку.
-- Нет, -- Кикимора саблезубо улыбнулась, -- я остаюсь с тобой навсегда!
Лешич понял, что вряд ли когда-нибудь будет настолько счастлив, как сейчас.
Марсианский корабль на другой стороне Луны взмыл вверх, оставляя за собой недостроенные пирамиды (нужно же было марсианам сотню лет хоть чем-то заниматься!). Корабль, поблескивающий серебром, нес сквозь миллионы километров странное последнее послание капитана Кикиморы.
"Итить, эти людишки, тьфу, совсем осоловели, вторую кузню собираются ставить! Выражаю протест против варварского использования нашего леса и остаюсь на Земле. Итить, я же ж недаром Кикимора, ёптыть, а они посуду оставляют немытую. Летите не родину! К этим нечего соваться еще лет тысячу. Тьфу, остолопы!"
На Марсе Верховный правитель долго перечитывал докладную отряда и телеграмму Кикиморы. Молчал. Думал. Спустя сотни минут, он вынес вердикт:
-- Тысячу так тысячу. За глубокое самопожертвование во благо нашей цивилизации адмиралу Кикиморе поставить памятник!
