Янув сощурился и ещё разок посмотрел на солнце. Проковылял к навесу, снял с распялки сеть, растянул в руках. Добрая сеть, ещё послужит! Зашить вот только маленько... С сетью подмышкой старик побрёл к берегу, туда, где темнела покатой спиной вытащенная на песок лодка. Вытянул ноги, устроился удобно. Старое судёнышко давало опору и защищало от раздражающего мелкого песка, что нёс с собой ветер. Солнце безучастно глядело на коричневые от загара натруженные руки: леска вверх - леска вниз, петля, узел, потянуть посильнее. Вверх - вниз...

На сеть упала тень. Янув поднял голову, заморгал, отваживая глаза от мелкой работы. Снизу сосед смотрелся высоким, хоть и был ростом не выше Янува. Только не в пример шире да крепче.

- Доброго дня, Рысот!

- Видали и добрее, - с зевком скривился мужик, почёсывая заросшую чёрным волосом грудь. Янув услышал, как треснул и без того надсаженный ворот рубахи. - Что, Янув, всё дует?

- Дует, - согласно вздохнул старик.

- А когда перестанет?

Янув неопределённо пожал плечами, возвращаясь к работе. Рысот сощурился и повернулся к югу, словно надеясь строгим взглядом призвать распоясавшийся ветер к порядку. Любой вервичанин, глянув в эти маленькие, жёсткие и злые глаза, сто раз подумал бы, стоит ли связываться с их обладателем. Ветру же было всё равно - он, ясное дело, не утих, только швырнул в человека очередную пригоршню мелкого, больно жалящего песка. Рысот сморгнул и отвернулся.

- Янув, ты мне одно скажи. На твоей памяти - было?

- Что?

- Да вот это, - Рысот раздраженно мотнул лохматой головой навстречу безостановочно несущимся злым песчаным облакам. - Было так, чтоб Южак по три седмицы дул?

- Две седмицы - бывало, - кивнул старик.

- Две, говоришь... а три?

- Три - нет.

- Стало быть, снова к колдуну идти надо.

Янув помолчал, затягивая петлю. Крепкий да ладный узел, и очередная дыра перестала быть дырой. Сколько их ещё на старой рыбацкой сети...

Рысот всё не уходил, переминался с ноги на ногу рядом с лодкой и продолжал бубнить:

- Ты, Янув, один живёшь, бобыль старый. Тебе, может быть, много и не надо.

- Не надо, - согласно кивнул старик, надеясь, что хоть теперь сосед отвяжется.

- Вот я и говорю - тебе много не надо, - продолжал гнуть своё Рысот. - А у меня так, к примеру, семья большая, ртов больше, чем рук работящих. Ещё седмица - и голод в горшки заглянет. Нет, надо к колдуну идти. О прошлом разе он нам помочь отказался, а мы, как те телята, уши и развесили. "Сам ветер переменится, а я его повернуть не могу! Не в силах!" Сбрехал чаровник, поди. Не захотел силу тратить, даром что его вся вервь кормит. А ветер - вот он, как был, так и есть. Не-е-ет, пусть он всё же от нас эту напасть отваживает. Ну так что, старый, пойдёшь с нами к колдуну-то?

Янув наклонил голову, что с одинаковым успехом могло сойти и за согласие, и за простую сосредоточенность над очередной прорехой в сети.

- Ты, я гляжу, сеть готовишь? - спохватился Рысот. - Стало быть, всё же скоро конец этому хельдову ветру?

- Хельды-то здесь при чём? - удивился Янув. - Южак - он и есть Южак...

- Э-э-э, не скажи, - скривившись, протянул Рысот. - Обычный Южак - он три, ну пять дней от силы дует. Три дня без рыбалки - это даже хорошо, это мне, к примеру, отдых... И потом нормальным ветром сменяется, опять можно в море выходить. А этот ветер не иначе как хельды проклятые нам послали. Чтобы, значит, рыба напрочь откочевала, чтобы помёрли мы без рыбы-то... А ты сеть готовишь. Значит, знаешь, когда ветер кончится?

Настырность соседа раздражала Янува. Он отложил работу в сторону и поднял глаза.

- Ничего я не знаю, Рысот. Кроме одной вещи. Рано ли, поздно - всё проходит. И ветер этот сменится. А к тому времени, как он сменится, глядишь - я и старую сеть свою наконец починю. Не придётся ночью после целого дня в море над ней сидеть, глаза мучить. Они у меня и так-то слабые стали, глаза...

Рысот неопределённо хмыкнул и наконец отошёл, а Янув вернулся к прерванному делу. Леска вверх - леска вниз, петля, узел, потянуть посильнее. Вверх - вниз...

Солнце угнездилось в самой маковке неба, когда он наконец закончил. Отвалился от нагревшегося, пахнущего водорослями и смолой борта, с кряхтением поднялся на ноги и поковылял к дому.

- Янув! - окликнули сзади. Снова Рысот... Янув остановился, подождал, пока сосед зайдёт под навес. - Ну что, закончил?

- Закончил.

- Вот и хорошо! Покуда ты там со своей сетью ковырялся, мы тут с обчеством всё решили. Завтрего с утреца опять к колдуну пойдём. Все мужики пойдут. В первый раз просили, а нынче требовать будем. И ты приходи. Вервичанин ты, или как? Рыбак, или кто? Тебе, чай, тоже рыба нужна.

...Он услышал их загодя, ещё до того, как они стали подниматься вверх по каменистой тропе, ведущей к дому. Так бывает слышен прибой: невнятный вроде бы рокот, из которого, как дельфиньи спины из воды, то и дело выныривают отдельные слова и восклицания. Подошёл к окну, глянул... Так и есть. Идут, чтоб их. Прут плотной толпой - сердитые, смелые. Отчаявшиеся.

Лурга вздохнул, зачем-то побарабанил пальцами по оконной раме. Когда-нибудь это случается со всеми. Кузнецу заказывают острогу для охоты на морскую черепаху, острога та ломается о прочный панцирь, и охотник возвращается с промысла несолоно хлебавши. Бондарь ладит бочонок для заготовки дорогой белорыбицы, но неудачно подобранная доска даёт трещину, через которую незаметно вытекает рассол, сводя на нет труд целой семьи и её надежду на вырученные за рыбу деньги. Лекарь разводит руками над заболевшим, не умея ему помочь. Колдун хмуро смотрит мимо просящих глаз, не умея остановить гибельный ветер...

Это может случиться со всеми. Кузнецу попеняют, дескать, что ж ты хвастался, что крепкое железо куёшь! С бондаря, может, попытаются деньги спросить за испортившуюся рыбу. На лекаря покосятся с упрёком, может, ославят как шарлатана, на худой конец станут обращаться в соседнюю вервь к его более удачливому собрату... С колдунами всё иначе. Колдун, он пусть хоть тысячу раз в своей верви родится и вырастет - а всё одно, всем он чужой, как чужды светлым богам те силы, что незримо стоят за его спиной. И доказывать, что нету злого начала в свече, ночь напролёт прогоревшей на его окне, в гадании, или в травах, что давеча вернули к жизни неудачливого пациента того же горе-лекаря, - дело гиблое, а подчас и опасное. Хорошо, если удастся колдуну то, о чём его попросили. Заплатят. Поклонятся, пусть и держа украдкой за спиной хитро сплетённые молодые ветки дикой оливы - священного дерева заступницы - Геты. Это - удача. А если нет? А ну как - не выйдет задуманное? Впустую рассыплется по соломинке с таким трудом сотворённая кукла-заборонь, преграждающая путь лихорадке? Сгорит втуне свеча, что была назначена разбудить задремавшую в человеке любовь? Промолчит, холодным, слепым блеском кварцевых боков ответит вопрошаемый о затянувшемся ветре вещун-камень?..

Лурга машинально потёр лицо. Он помнил, как седмицу назад в глаза летел всё тот же мелкий песок. Ветер дул равномерно и безучастно, ему, ветру, было наплевать на беспомощного колдуна, сдуру взявшегося на невыполнимое дело.

Он сразу ответил тогда вервичанам: этот ветер не в его власти. Ветра - как люди. Бывают разные. Низкие и высокие, местные и дальние... этот был дальним, да ещё и высоким. С такими, Лурга доподлинно знал, сладу нет. Не люди их вызывают к жизни, и даже не маги. Стало быть, не им и унимать. Он так и сказал тогда. Мог бы и не говорить. Всё равно его не послушали: смотрели, кивали, кланялись, пропуская мимо ушей слова... верили, что поможет.

Он попытался, хоть и ответил отказом. На следующую же ночь ходил тайком к вещун-камню, спрашивал, чего ждать. Узнал только одно. Вернее, и не узнал даже - так, получил подтверждение собственным догадкам. Ветер не был Кулой - колдовским порождением. Обычный был ветер. Хоть и гибельный. Далеко отогнав от берега рыбные стада, Южак сулил рыбакам голод. А ему, Лурге - ещё более скорую расправу тех, кто напрасно понадеялся на его помощь и заступничество. Колдун - не кузнец и не бондарь. И даже не лекарь. С колдунов - иной спрос...

В дверь глухо и отрывисто стукнуло - кто-то из подошедшей толпы метнул в неё ком земли. Торопыгу одёрнули, после некоторой заминки всё же хлопнули в ладоши, по обычаю извещая хозяина о приходе гостей. Гости, что и говорить... Лурга криво усмехнулся. Хорошо, хоть сразу факелами крышу забрасывать не стали - стало быть, ещё есть сомневающиеся. И значит медлить не стоит.

Он спокойно и деловито расшнуровал ворот рубахи, раскрыл висящий на груди кожаный мешочек. Осторожно, стараясь не дышать, пересыпал в ладонь его содержимое - тонкий светло-серый порошок. Опустевший мешок снимать не стал - запрятал обратно под рубашку. Неловко, одной рукой затянул шнуровку и шагнул к двери.

Когда он вышел на порог, толпа снова заволновалась: кто-то опасливо подался назад, иные - наоборот, шагнули вперёд. Лурга окинул вервичан быстрым взглядом. Впереди, уперев в бока здоровенные руки, стоял Рысот в окружении таких же, как он - коренастых, мрачных мужиков. Чуть подальше переминались с ноги на ногу рыбаки постарше. Даже старый Янув пришёл. Стоит поодаль, среди последних, прячет глаза... Но всё же пришёл. Плохо. Очень плохо.

- Здоровы будьте, мужики!

Голос почему-то оказался хриплым. Лурга машинально откашлялся. Толпа молчала.

- Дело ко мне какое? Или так - в гости заглянуть решили?

Не бояться. Только не бояться. Страх для них - как запах крови для акул...

- Нам не до гостей. Зашли спросить, сколько ещё ты будешь этот хельдов ветер на вервь насылать! - из-за спины Рысота выкрикнул кто-то злым звенящим голосом.

- Если ветер, как вы говорите, хельдов - я-то тут при чём?

- Да нам плевать, как ты его называешь, колдун! Уйми его сейчас, или по-другому будем с тобой разговаривать!

Вот так. Это вам уже не игры. Стало быть, решили, что это он, Лурга, насылает Южак на вервь. Интересно, что Рысот так и не проронил ни слова. Из-за его спины говорит старший сын старосты, Брес. Похоже, это он у них заводила.

- Брес, - как можно более миролюбиво произнёс Лурга, стараясь смягчить так некстати охрипший голос, - ты ведь умный парень, подумай сам. Ну зачем мне насылать на родную вервь этот ветер? Я ведь тоже вервичанин, такой же, как и вы...

А вот это он сказал зря, не подумал. Не могут уже эти, стоящие плечо к плечу у его порога, думать о нём как о своём. Затем и собирались вместе, чтоб не думать, а виноватого найти.

- Ты - колдун! - слова падают на голову, как факелы - на соломенную крышу. - Наособицу живёшь, ни с кем дружбы не водишь!

- Неправда...

- Да что мы тут разговоры разговариваем, - прогудел Рысот. - Давай, колдун, делай своё дело! Нечего время терять!

Колдун. Они даже имя его стараются не произносить. Оно и понятно - обратившись по имени, так запросто дом уже не спалишь.

Лурга набрал в грудь побольше воздуху и произнёс негромко, но отчётливо, давая каждому слову дойти до сознания толпы:

- Я. Не могу. Это. Сделать.

Вот и всё. Сейчас начнётся. Прощай, дом. Удастся ли выжить?..

Им всё же потребовалось некоторое время, чтобы осознать то, что он сказал. И ещё некоторое время - чтобы отмахнуться от старого Янува, который торопливо пытался что-то втолковать Бресу, а Брес всё отворачивался, стараясь не попадать своими глазами в глаза старого рыбака. Наконец заметивший происходящее Рысот грубо отодвинул старика от сына старосты, оттёр плечом, загородил собой, не давая продолжать разговор.

- Все слышали, люди?

Согласный рокот - в ответ. Это уже не прибой - рёв приближающегося шторма.

- Так что же вы стоите?!

...Интересно, где они до этого момента прятали факелы? Не под одеждой же, в самом деле, лето на дворе, тонкая льняная рубаха - плохое укрытие для здоровенных просмоленных орясин... Лурга отметил, что мысли его сделались какими-то медленными и гулкими - словно звук рога из-под воды. Толпа между тем споро расцвела факельными огнями и подвинулась ближе.

- Ну?!

Ждут, что испугавшийся колдун пойдёт на попятную. Собственно, не так уж и ошибаются: он действительно напуган. Сильно, до противной дрожи в пальцах, до чёрных сполохов в глазах. Только вот сделать того, что от него ждут, всё равно не в силах...

Унять так некстати накатившую слабость. Не показывать страх. Не злить их ещё больше.

Он медленно, без надменности пожал плечами. Сделал небольшой шаг в сторону, освобождая вход в дом. Широко повёл рукой, той, в которой всё время держал порошок. Вышел почти естественный жест, таким гостеприимный хозяин мог бы указывать гостям на своё жилище.

Вряд ли кто обратил внимание, как из сжатых пальцев на землю протянулась полоса серой невесомой пыли. Теперь - выиграть ещё пару мгновений, произнести формулу. Густой туман скроет от глаз ошалевших от жажды расправы вервичан и его, и старый дом. Если повезёт, он успеет уйти под его покровом, добраться до спасительных скал, где знает каждую тропинку. Дом, конечно, не спасти - мгла скоро рассеется, и обнаружившая бегство колдуна толпа выместит злобу на его жилище...

- А-а-а! Хельд! Смотрите - хельд пришёл! Это колдун вызвал хельда!

Серый порошок завис выжидающей кисеёй у самой земли. Лурга поперхнулся первыми словами заклинания и ошалело закрутил головой. Где? Кто?..

Причина воплей оказалась совсем рядом, за его плечом. Хельд был мокрый, чёрный, худой. Настоящий. Лурга сощурился. Интересно, это - тот самый? Или они все на одно лицо?..

...Ему вдруг вспомнился праздник святой Геты, что каждый год отмечали вервичане. На всю ночь разводили на берегу высокий костёр. Яркое пламя разгоняло кромешный мрак осенней ночи, бросало отблески в чёрную воду, красило розовым слепую пену прибоя. Люди кормили огонь сухими весенними венками, время от времени лили в пламя недозревшее вино - по кубку с каждой бочки, чтобы то, что в бочке оставалось, к середине зимы вызрело бы крепким и сладким... По поверию, в эту осеннюю ночь хельды выходили из моря, и увидевшим их следовало откупиться от порождений пучины, чтобы смилостивились злые силы, дали прожить в тепле и достатке зиму, дожить без голода и болезней до весны. Из моря, правда, на памяти вервичан никто не выходил, но вервичанская молодёжь, ясное дело, не могла упустить такой случай покуражиться. Парни, а иногда и девки посмелей, скинув рубахи, вымазывались сажей, распускали и мочили волосы, вешали на шею и руки длинные спутанные пряди морской капусты.

"Хельды! Хельды идут!" Толпа ряженых с шумом и криками топала по верви, от дома к дому. Стучали в окна и двери, требовали у хозяев откуп за грядущую зиму. Чаще всего хозяева откупались охотно - в подставленные мешки ссыпали загодя приготовленные свежие пироги, копчёную рыбу, наливали шумным гостям вина и пили вместе с ними, благословляя море и землю. Те, кто не хотели открывать ряженым двери, могли наутро обнаружить в дымоходе изрядный пук мокрых водорослей, или, выходя на улицу, поскользнуться на щедро облитом маслом пороге...

Некоторое время Лурга вместе с толпой разглядывал невесть откуда взявшееся существо. С ряженым его не спутал бы даже пьяный. Во-первых, никто, даже самый отчаянный вервичанский парень не рискнёт разгуливать по верви в чём мать родила. Во-вторых... не бывает таких ряженых. Тёмная кожа с едва уловимым налётом зелени влажно поблёскивает, мокрые чёрные волосы змеистыми сосульками выплетают на плечах прихотливый узор. Глаза у хельда тоже чёрные, бездонные, ничего не выражающие. И лицо... святая Гета, какое лицо!

Лурга вспомнил древние камни в горах, остатки какого-то поселения, исчезнувшего задолго до того, как на этот скалистый берег пришли предки нынешних вервичан. На тех камнях чья-то уверенная рука скупыми точными линиями изобразила охрой длинные, словно вытянутые фигуры. Время стёрло многое, но пощадило характерные перепонки между длинными пальцами рук - у людей таких не бывает. И лица. Узкие точёные профили, высокие скулы, длинные чёткие брови, теряющиеся концами в волосах у висков... С недавних пор Лурга точно знал, что безвестный художник нарисовал не плод своей фантазии, а реальное, не раз виденное существо. Похоже, древние, в отличие от нынешних обитателей побережья, встречали хельдов не только в своих кошмарах или в облике ряженых на празднике святой Геты... Да и была ли она у них, эта святая... известно ведь, что святые приходят и уходят, и у каждого народа они - свои... Но боги - какое лицо!

Хельд, похоже, понимал изумление и растерянность людей. Постоял неподвижно, словно давал на себя налюбоваться. Дождался, пока ошарашенная толпа постепенно начала снова подавать признаки жизни: переглядываться, шептаться, переминаться с ноги на ногу. И только тогда соизволил открыть рот.

- Забирайте огонь и уходите.

"Идиот!" - мысленно застонал Лурга. Нет, ну не идиот ли? Да будь он хоть трижды порождением морской бездны, хоть сыном самого Морского Господина - распалённую, уверовавшую в собственную правоту толпу уже не остановить тремя словами. Хельдов хорошо бояться поодиночке, тёмными осенними вечерами. Можно бояться и всей вервью, но только если и морских чудищ собралось великое множество. А этот - один против толпы дюжих мужиков, вооружённых дубьём и факелами.

Вервичане, похоже, пришли к такому же выводу: худо-бедно, но считать умели все, и у всех получилось, что один несопротивляющийся колдун да один худой хельд - всё равно меньше, чем взрослое мужское население целой верви.

- А ну цыть, чуд морской! - гаркнул опомнившийся после короткого замешательства Рысот. - Это колдун, что ль, себе на подмогу вызвал? Так щас мы живо и тебя вместе с ним вразумим, нам терять нечего! - и сделал размашистый выпад факелом в сторону хельда.

Лурга сунулся было загородить от огня ненормального чуда, но тот прятаться не пожелал - отодвинул колдуна, шагнул вперёд и с готовностью выскалил на Рысота мелкие острые зубы. Мелькнула чёрная рука с загнутыми когтями, и рысотов факел отлетел в сторону шагов на пять. В руках у запоздало отшатнувшегося мужика остался обломок не больше пяди.

Из глотки хельда вырвалось въедливое шипение, от которого толпа резво посунулась назад. Там и сям послышались ругательства - кому-то впопыхах наступили на ногу, кто-то получил от соседа нечаянный тычок локтём под рёбра. На лицах отразилось замешательство. Хельд же, похоже, после своего выпада потерял к Рысоту интерес, поднёс к лицу растопыренную пятерню и принялся не спеша вылизывать полупрозрачную перепонку между пальцами. Время от времени он ненадолго замирал и поднимал глаза к небу - словно чего-то ждал.

Вервичане молча таращилась на мокрое безобразие. В размеренных движениях длинного острого языка не угадывалось ничего человеческого, и от того смотреть на хельда было ещё страшнее.

Лурга лихорадочно размышлял, пытаясь найти выход. Похоже, хельду своими выходками удалось полностью отвлечь на себя внимание - о нём, Лурге, на какое-то время позабыли. Может, бежать? Порошок всё ещё лежит у его ног - только руку протянуть... Но тогда шансы добраться до спасительной воды у стоящего за серой чертой морского чуда будут и вовсе ничтожными - рано или поздно мужики опомнятся и захотят-таки утвердиться в своей правоте, а заодно и вытравить из памяти недавний испуг. Хельд, конечно, силён - вон что с рысотовым факелом одним движением сделал - но против такой оравы ему не выстоять. Лурга вздохнул, переступил с ноги на ногу... да так и остался на месте.

Хельд между тем оторвался от своего занятия и снова уставился на мужиков. Краем глаза Лурга заметил, что чуд так и не закрыл рот, и от мелких нечеловечьих зубов, влажно поблёскивающих за тёмными полосками губ, даже на него веяло жутью.

- Уходите, - снова прошелестел мягкий, так не вязавшийся с хищным оскалом голос.

- Не уйдём! Мы в своём праве!

Снова Брес. Ай, как скверно! Парень умеет сделать так, чтобы его послушали - даром, что ли, перенимает эту науку от отца. Старостой в верви абы кому не стать - тут с толпой управляться уметь нужно... Вот, пожалуйста - мужики опять согласно заворчали. Правда, на хельда это не произвело никакого впечатления, - он в очередной раз задрал голову и уставился куда-то в небо. Лурга машинально проследил его взгляд, но не нашёл в пустой белёсой вышине ничего, достойного внимания. На что он смотрит? Неба никогда не видел, что ли? Может, и не видел, - из-под воды на небо не слишком-то насмотришься...

- Что у вас за право? - наконец вернулся к земным проблемам хельд.

"А он не глуп. Вызывает толпу на разговор. Всем известно: разговаривать и драться одновременно - дело затруднительное."

- Наше право - колдуна проучить!

- А за что? - ну прям само любопытство, словно и не шипел недавно!

- Он хельдов ветер на вервь наслал. И унимать его отказался!

Снова - задранная голова, напряжённый взгляд чёрных, без белков, глаз. Что он там видит, Морской Господин его раздери?!

Опомнившийся после стычки Рысот между тем тоже заинтересовался странным поведением хельда.

- Куда ты там пялишься, чуд?

Ответа не последовало, но в чёрных глазах что-то мелькнуло. На человеческий лад Лурга посчитал бы, что это - облегчение. Хельд снова опустил голову и неожиданно улыбнулся. Зубастая улыбка не прибавила вервичанам самообладания, но надо отдать им должное - назад они не попятились. Как же. "В своём праве"...

- Колдун не может унять хельдов ветер, - по-прежнему улыбаясь, спокойно подтвердил хельд, и Лурга мысленно снова назвал его идиотом.

- Не может?! А наслать, значит, может?!

- И наслать не может, - у Лурги создалось впечатление, что ситуация неуловимо переменилась, и хельд уже откровенно ей наслаждается. Да что же в конце концов происходит, мрак всё побери?!

- Вам бы, люди, перед колдуном извиниться надо, - продолжал между тем шелестеть голос, - он хоть и сказал вам, что ветер унять не в силах, всё равно ходил к вещун-камню за вервь просить.

- Откуда ты знаешь?

Растерянный вопрос одинокой птицей завис в наступившей тишине. Хельд не удостоил Лургу ответом.

- Просьба вашего колдуна услышана. Ветер уже повернул. Смотрите, люди!

Он поднял руку, и Лурга догадался наконец, куда пялился всё это время хельд. Облака. Едва различимые, тонкие, почти прозрачные - неплотной чаячьей стаей протянулись от горизонта через маковку неба на юго-запад. На юго-запад! Рысот торопливо послюнил палец, поднял его вверх. Его примеру немедленно последовали остальные, и только Янув попросту запрокинул лицо и прикрыл глаза - старый рыбак чувствовал ветер и без всех этих показных хитростей.

- Кончился! Кончился Южак! - загомонила толпа.

- Если поторопимся - сегодня уже можно на лов выйти, - деловито произнёс Брес. - Рыба ветер ещё пуще чует - уже возвращается, небось.

Он ткнул в землю факел и развернулся к Лурге спиной.

- Люди, вы ничего не забыли?

Шелест хельдова голоса отвлёк вервичан от их радостных мыслей. Мужики примолкли, кто-то стал неловко переминаться с ноги на ногу, чадящие факелы вдруг оказались такими неуместными, ненужными...

- Лурга, ты это... того-этого, - откашлялся Рысот. - Не серчай, а? Ты ж сам виноват, заладил одно - "не могу, не в силах"... Вот сказал бы сразу, тогда и было бы всё путём... А?

- Прости нас! - произнёс старый Янув.

Колдун не ответил, только коротко кивнул и опустился на землю - собирать рассыпанный порошок. Невесомая серая пыль ещё не успела полностью смешаться с землёй - что-то можно было спасти, ссыпать назад в мешочек, оставить до новых факелов...

Когда Лурга поднял глаза, вервичане уже разошлись, и хельд исчез вместе с ними.

- Ты зачем ввязался?

- Они бы тебя пожгли.

- Я бы им глаза отвёл...

- А дом они всё равно пожгли бы.

- Боги с ним, с домом...

- Даже у рыбы есть дом. А люди, я слышал, ничем не хуже.

- Ну ты и сравнил! - он возмущённо кривится, трясёт головой.

- Да, зря сравнил. Рыбы, во всяком случае, так не поступают.

- Как?

Хельд молчит, рассеянно полощет руку в чёрной воде ночного прибоя. Тускло поблёскивает в темноте мокрая кожа плеча - сейчас она не кажется чёрной, скорее наоборот - светится каким-то собственным светом. Лурга вздыхает. На самом деле ответ ему и не нужен. Этот факельный чад ещё долго будет стоять у него перед глазами...

- Я твой должник?

- Нет.

Ответ слишком скор, будто хельд ожидал вопроса.

- Что я могу для тебя сделать?

- Кое-что можешь.

- Надеюсь, ты не попросишь меня унять хельдов ветер...

Морской чуд улыбается, и вот уже оба смеются, два голоса, хриплый и шелестящий, причудливо сплетаются между собой и с размеренным рокотом ночного моря.

- Кстати, скажи мне... тот ветер, он действительно был хельдов? Я ведь действительно ходил к вещун-камню, искал ответ... Я точно знаю, этот ветер не подвластен человеку. Значит - хельдов?

- Нет, - он отрицательно мотает головой, тугие прядки волос стряхивают свою влагу Лурге на лицо, на рубаху. - Просто - ветер. Обычный, упорный только.

- Ты идиот! - вспыхивает колдун. - А я-то думал - ты над ним властен... Какого ж ты припёрся тогда? А если б этот ветер вообще не сменился?

- Такого не могло быть!

- Почему?

Тонкие губы раздвигаются в улыбке.

- Рано ли, поздно - всё меняется, Лурга. И ветер меняется. Южак, конечно, долгий выдался, тяжёлый. Но зато, пока он дул, старый Янув успел свою сеть починить!