Крыласов Александр Аркадьевич : другие произведения.

"Закодированная Россия"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.68*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман-квазиутопия о наркологе, жившем растительной жизнью, пока ему не поступило задание закодировать от пьянства всю страну. Создав Программу с 25-м кадром для лечения державы, он нажил себе немало приключений. Итак, вся Россия внезапно бросила пить...


   Часть первая. Программа.
  
   На календаре светилось пятое июня. В связи, с чем за окном шёл дождь. Город-Геморрой Москва трудно просыпался. Да и что за радость вылезать из-под одеяла в такую погоду. Сева как всегда задался извечным вопросом, что бы собой представляла столица, если бы она находилась на широте, допустим, Сочи. Выходила полная фигня: южане, по определению, не могут так истово работать и бухать как северные варвары. А раз так, то пора выныривать из постели и не забивать свою голову с самого утра. Так, кто у нас будет сегодня лечиться от пьянства и алкоголизма? Опа, депутат! Мало того, известный депутат! По протекции. Значит, денег не будет. Будет много слов, обещаний сделать членом своей партии и в случае победы на ближайших выборах, озолотить. Но с деньгами эти ребята, как и гаишники, физически не могут расстаться. Сева хоть и был ветеран наркологии, но вопрос о цене за свои услуги до сих пор сводил к фразе: "три тыщи рублей и ищите себе другие радости". Однако, пациенты, подобные депутату, прямо сами напрашивались на большие гонорары. К сожалению, они были противоположного мнения.
   Зазвенел мобильник. Это был он, депутат. Его голос был бодр и развязен:
   "А это я. Ну, ты понял кто. Готов меня встречать? Как там, бабы раздеты?"
   "Угу, надуты. Ждут представителя власти".
   Депутат резко сбавил тон. "Ну, я уже на подходе".
   Был он толст и одутловат. Маленькие острые глазки сверлили навылет. В них читался один вопрос: "Будут у него вымогать деньги или не будут". Сева не стал. Депутат успокоился и спокойно поучаствовал в психотерапевтической беседе, прошёл необходимые манипуляции, написал расписки и, готовясь прошмыгнуть мимо Севы, начал что-то блеять насчёт множества своих друзей, также нуждающихся в кодировке, редком даре доктора, вдохнувшего в него жизнь и пр. Доктор, также участвуя в этой постылой игре, стал расшаркиваться, давать умные советы типа: "Не дышите много чужим перегаром", не забывая проворно распахивать дверь, чтобы спровадить этого неприятного типа. И тут у депутата зазвонил телефон. Звонок напоминал звук колокола. Мужик натурально заметался. При Севе говорить ему не хотелось, но и выходить на лестничную клетку тоже не улыбалось. Выразительно посмотрел на своего спасителя, дескать, выйди ты. Ну, это уже было слишком. Сева сделал такие глаза, такие, как на плакате: "Прерывание запоров испугом". Государственный муж смирился и быстро затарахтел, разруливая какие-то свои партийные заморочки. Сева уже давно возился с компьютером, когда депутат закончил свой бесконечный диалог. Подойдя к наркологу и положив ему руку на плечо, произнёс: "Ну, доктор, наступил твой звёздный час. Говорил сейчас с секретарём ПАРТРЕЗа, им позарез нужны предвыборные ходы. Я сведу тебя с парой людей и ты, парень, в дамках".
   " Я же сказал, денег не надо, услуг тоже", - устало произнёс Сева. Депутат начал конкретно его доставать. Но теперь мучитель уже не спешил распрощаться и урулить по своим делам, а, снова плюхнувшись на диван, попросил поподробнее рассказать о Севином методе, патентах и секретах изготовления заветных дисков. Он особо напирал на то, что люди, облечённые властью должны всё знать, и скрывать что-то от них - государственное преступление. Сева стал хихикать. Это частные патенты и открывать технологический процесс стоит только в том случае, если ПАРТРЕЗ купит эти патенты. А если нет, то даром - за амбаром. И вообще, товарищ депутат, вас, наверное, уже дома заждались. Когда новоявленный трезвенник, наконец, отвалил, Сева подумал, что люди, профессионально занимающиеся политикой и вампиры, близнецы-братья. Кровь пьют литрами, да ещё светлое будущее обещают.
   Через час зазвенел мобильник. " Это говорит референт секретаря ПАРТРЕЗА. Нам необходимо встретиться. Через пять минут подадут машину. Возьмите всё необходимое, чтобы продемонстрировать секретарю ПАРТРЕЗа ваши изыскания".
   "Ваши что?" Сева откровенно заржал. "Антип, ты что ли? До первого апреля ещё далеко. Я не спирт, меня не разведёшь".
   " Это говорит референт секретаря ПАРТРЕЗа", - повторил тот же металлический голос. "Обязательно возьмите паспорт и все патенты. На приём к секретарю ПАРТРЕЗа необходим тёмный костюм и белая рубашка".
   "Костяра, ты? Какой тёмный костюм? Мой первый и последний костюм был справлен к выпускному. Ты чего, с дуба упал"?
   "Туфли должны быть начищены и никаких колющих, режущих предметов" бубнил монотонно голос.
   "Вова, возьми себя в руки. Я тебя расколол. Ищи дураков в другом ауле, а здесь они не во"... Фраза застряла у Севы в горле. За окном его хрущёвки стояла кавалькада чёрных мерседесов. И не трудно было догадаться, к кому они нагрянули.
  
   В мерседесе, зажатый между двумя охранниками, Сева испытывал двоякое чувство: во-первых, жутко потели ладони, ужасно хотелось их вытереть о брюки, во-вторых, так и подмывало как-нибудь, этак лихо сострить. Ну что ладони потели понятно -
   вегетатика шалит, да и вообще не каждый день в ПАРТРЕЗ вызывают (и что это такое ПАРТРЕЗ), но острить-то зачем? А то, там, на Красной Площади место такое есть. Лобным называется. И вот на этом Лобном месте всяким острякам бошки рубят. Чтобы, значит, не хихикали, а слушали царя-батюшку и почитали. Хотя от одного слова ПАРТРЕЗ уже в смех кидает.
   Эскорт проехал по Тверской и остановился возле жёлтого здания с малоприметной табличкой. Внутри было холодно и роскошно. Что ни говори, а роскошь нужна не столько за тем, чтобы потешить богатых, сколько придавить бедных, показать какие они жалкие букашки. Усилием воли, сбросив робость, Сева нарочито громко закашлялся и почесал ногу об ногу. В результате чуть не навернулся. В кабинете, размерами похожими на авиационный ангар сидел Козявкин Михаил Сергеевич, Секретарь ПАРТРЕЗа. Улыбка его была на удивление приятной.
   - Здравствуйте, Всеволод Александрович, здравствуйте. Наслышаны мы про ваш метод.
   - Здравствуйте, буркнул Сева. Только он не мой. 25-й кадр открыл Джеймс Вайкери, принадлежит он человечеству, а я только адаптировал его в наркологию.
   - И хорошо адаптировали. Так, что полстраны закодировали. А нужно всю страну вылечить. Сможете?
   - Сделаем! В голосе Севы зазвучали комсомольские нотки. Только нужно немного денег на компьютеры и зарплату компьютерщикам.
   - Это сколько? - поинтересовался Козявкин.
   - 30 тысяч долларов - гаркнул Сева и сам испугался своей цифры.
   - Ну, это не деньги. Получишь триста тысяч евро и за дело.
   - Так, а что я должен сделать-то?- по-прежнему тормозил Сева.
   - Как что? Закодировать Россию от пьянства. Понимаешь, сейчас много партий развелось. Все чего-то предлагают, обещают, пиарят. А реального то никто ничего предложить не может. А тут мы с твоим 25-м кадром, да всенародным пьянством. Так и так. Доктор Крылов сейчас всех вылечит раз и навсегда.
   - Да нет. Наркология - наука, а в науке принято не чудеса творить, а лечением заниматься. Есть ремиссии, есть обострения. Как при гипертонической болезни, или допустим язвенной. Ну, допустим, год не пьют, потом рецидив. Потом опять ремиссия. Давайте на один год ремиссию устроим.
   - Нет, мало. Год как-то несерьёзно обещать. Электорат не поймёт, особенно женский. Давай хотя бы пять.
   - А вы вообще представляете, что будет, если Россия на пять лет со спиртным завяжет? Страшно представить.
   - Да ничего не будет. Только работать лучше будут, да в тюрьмах нары освободятся.
   - Не скажите. В России водка покруче религии будет. Если..
   - Так, - прервал его государственный человек, дебаты ты с Виталиком разводить будешь. Он у нас за пиар ответчик. А у меня извини дела.
   - Оксана, проводи доктора к Сюсюкину и в бухгалтерии скажи, чтобы ему триста тысяч евро на счёт перевели.
   - Что, у тебя счёта нет? Ты что с Урала? Ладно, там разберутся куда переводить. Освобождай кабинет.
   Сева вышел на ватных ногах. Ничего себе. Закодируй всю Россию. Интересно это как? И триста косарей дали. Теперь попробуй что-нибудь не так сделать. Скальп снимут и съесть заставят. А с другой стороны - чего париться? Они сами не знают, чего хотят. Посмотрим, какой такой этот Виталик.
   Виталик оказался колоритным типом. Наголо бритый, в стильных очках. На его джинсах дырок было больше, чем звёзд на небе. А майка в разводах татуировок предназначалась скорее для ночных клубов, нежели партийных коридоров. Но Виталик чувствовал себя здесь как рыба в воде. Севу он тут же хлопнул по плечу, назвал Севаком и предложил по блату за полцены купить Ауди ТТ.
   - Да я на метро езжу.
   - А чего так?
   - По Сеньке и шапка.
   - Ничего, теперь на Мерине ездить будешь.
   - Да я пока вообще не въеду, чего делать-то?
   - Ни б. Красный наш. Зелёный общий. Сколько ты денег попросил-то.
   - Попросил тридцать. Дали триста.
   - Ну, ты лошара. Мог запросто 2 лимона зелени попросить. Дали бы без звука. Ну да ладно, ещё не поздно.
   - Ни фига себе, вы суммами оперируете. Как говорит один мой друг: "У этих богатых нету совести".
   - Расслабься, теперь ты в нашей команде. С баблом проблем не будет. А пока отдыхай, на сегодня и так много впечатлений. Слушай, а это ты написал?
   И Виталик с выражением прочитал:
  
   Мой ответ алкобаронам.
  
   Вы посягнули на самое святое, что есть у россиян. На возможность завязать. Имеется в виду с алкоголем.
   В какой-нибудь компании в предвкушении весёлой пьянки, все шумят, перебивают друг друга. Кто разливает, кто хлебушек режет. И вдруг один накрывает рюмку ладонью и говорит: "Я завязал". И все почтительно замолкают. Вот, дескать, попил мужик, почудил. А сейчас в завязке. Понимаем. Ну, конечно, кто-нибудь бестактный полезет с расспросами: "чего, мужик, торпеду вшил, кодирнулся или кадр посмотрел"? Но его одёрнут - не лезь, не наше, мол, дело. Завязал и завязал, а как не важно. Главное, понимаем. И после третьей или пятой рюмки, когда Христос по душе босиком пробежал, кто-нибудь мечтательно скажет: "А я тоже пойду сдаваться. Надоело бухать. Надо обсохнуть".
   Ведь Россия это не только водка и баня, но и возможность вот так открыто и гордо, сказать: "Я завязал". И все поймут, и все одобрят. Может, он потом и развяжет. И такого дрозда даст - мало не покажется. Но это потом. А пока завязал. Завязал и точка.
   А по всем телевизионным каналам через каждые двадцать минут реклама. А там пиво. Тут тебе и Клинское, и Арсенальное, и Фостерс, и Хейнеккен. Да всё с шутками, с прибаутками. Да мужики все сытые, гладкие, да пена так красиво стекает. А покажите этих мужиков после трёхмесячных запоев, когда они головой о стенки бьются, красных ёжиков из ушей достают. Не показывают. А почему? А потому что в битве между наркологией и пивоваренными компаниями, безусловно, побеждают последние. С большим отрывом. А там всё просто: квасьте, мужики, допивайтесь до циррозов, белых горячек и эпилептических припадков. Потому что водки и пива в магазинах немеренно. А тут некоторые выбывают из соревнования, завязывают, понимаешь, наносят урон вино - водочным и пивным баронам. А то, что девушки замуж выйти не могут (парни то не просыхают) - их проблемы, а то, что население страны сокращается - наплевать, а то, что тюрьмы переполнены (большинство преступлений совершается по пьянке) - растереть. Главное, чтобы у них всё было хорошо. У тех, кто спиртное производит. А также у тех, кто спиртное продаёт.
   Я в наркологии с 1986 года. Сразу после института как встал к телевизору, так и стою. Лечу зависимости. Двадцать лет я совершенствую метод. Когда ещё не было компьютеров, мы с мультипликаторами делали видеоряды по локоть в краске. Я совершенно искренне верю, что будущее за телевизионными и компьютерными технологиями для подавления влечения к алкоголю, табаку, наркотикам, игромании и пр. зависимостям.
   Человек падает в бездну, и если я его не вытащу, то хотя бы замедлю падение. Ремиссия шесть месяцев - хорошо. Ремиссия один год - вообще замечательно. Зигмунд Фрейд за всю свою карьеру пролечил двести человек. Мой счёт идёт на десятки тысяч. Неработающий метод нельзя применять двадцать два года. Он подтверждён 3 патентами. 15 июля 2003 года методика разрешена Минздравом РФ. Метод не только разрешён, но и рекомендован для применения на всей территории Российской Федерации. Кстати, единственный метод, разрешённый Минздравом. Ни у Маршака, ни у Смелова, ни у Макарова....такого нет.
   В России предрасположенность к алкоголизму - 86%. А у северных народов - 100%. А у испанских басков - 0%. А на Кавказе ни одной белой горячки не зафиксировано. О чём это говорит? О дури? Или о хроническом заболевании, обусловленном множеством причин? Давайте, как говорил профессор Преображенский в "Собачьем сердце" заниматься каждый своим делом. И не рассуждать с умным видом о вещах, о которых ни малейшего понятия не имеете. И давайте спросим сто прохожих на улице, кому ближе, какая позиция, моя - постоянно совершенствовать методики снятия влечения к алкоголю или ваша - наживаться на продаже спиртного. И пусть нас прохожие рассудят. А кто проиграет - пойдёт в управдомы.
  
   - Ну, я. А что не нравится?
   - Наоборот. Готов подписаться под каждым словом.
  
   Через неделю Сева всё-таки попытался загнать Виталика в угол вопросом: "Так что мы делать то будем?"
   - Прикалываться, понял, прикалываться. Покажем тебя, Севак, допустим в воскресенье в прайм тайм по первому каналу. Ну, ты речугу толкнёшь о вреде пьянства и алкоголизма. Потом про свой метод расскажешь, про воздействие на подсознание, ну, чего тебя учить-то. Мы на заднем плане патенты твои покажем, разрешения, сертификаты, лицензии, счастливых родственников, пальмы в кадках, детей на качелях, а потом скажем, что через неделю в это же время ты проведёшь свой сеанс в прямом эфире. И пусть все смотрят. И закодируешь этих козлов на год. Вот не пойму, чего с одним годом связываться? Чего ты упёрся как баран, давай на пятёру. Пускай пять лет, просыхают, уроды.
   - Виталик, ты не въезжаешь, если перекрыть кислород с алкоголем даже на год, будет полный трындец, а уж на пять - третья мировая начнётся.
   - Обоснуй.
   - Чего обосновывать, Горбачёв только попробовал сухой закон ввести и крантик с водярой потоньше сделать - и всё, социализму каюк. А ты хочешь наглухо кран перекрыть.
   - Большому кораблю - большую торпеду. Значит, после первого показа всю неделю анонсы будут по всем каналам выходить, в газетах статьи, по радио передачи. Ждём, мол, воскресенья. Нет, ты понял - воскресенья от пьяной кармы. Это нереально, какая клёвая мысль, надо запомнить. Да все жёны своих мужиков перед телеками посадят и к креслам верёвками привяжут. За неделю надо так всем засрать мозги, чтобы весь электорат на тебя смотрел. Ну, посмотрят на тебя и твой сеанс и за пивом побегут, а там опа, все магазы и ларьки закрыты. А утром в понедельник по всем каналам криминальная хроника. Этот выпил водки и сдох, этот портвяшку принял и ласты склеил, этот пивка хлебнул и в реанимации. А в магазах вино-водочные отделы закрыты. А по телеку вакханалия: кто выпил - умер, кто понюхал - в коме. И так недельку с утра до вечера. И трындец. Закодировали Россию. Виталик радостно потёр руки:
   - А мы по пиву, и будем зырить, как эти олени станут газировкой давиться.
   - Ты чего, серьёзно? Да за такие шутки нам с тобой быстро бошки оторвут. Ну, ладно ты рекламщик, тебе всё по барабану, а я двадцать два года людей лечу. Я волк наркологии, понял? Допустим, сеанс мы проведём. Ну, ужасы про последствия покажем. Эффект будет ломовым, сто пудов. Телевизионный экран увеличивает внушаемость в десять раз. Ты въезжаешь, в 10 раз. Например, то, что я тебе говорю, идёт в масштабе один к одному, если то же самое прочитаешь в газете - один к двум, в книге - один к трём. Это особенности человеческой психики, понял, недоумок. А если такая большая аудитория, то за счёт индукции и в сто раз повышается суггестия. Народ конкретно завяжет, но потом будет бунт, как обычно, бессмысленный и беспощадный. Алкоголь, как отверстие в пароварке, позволяет спускать излишки пара, а так кастрюля будет нагреваться, нагреваться, а потом как шарахнет, мало не покажется.
   - Не грузи. Ты мне про политику не рассказывай, не тебе меня учить. Ты лучше про внушаемость расскажи.
   - Рассказываю. Индукция это воздействие, которое увеличивается прямо пропорционально количеству народа. Ну, чем больше людей, тем больше воздействие. Как в тридцать седьмом году был вирус страха, все боялись, что ночью заберут, как врага народа. А сейчас, в две тысячи седьмом вирус стяжательства, все гоняются за баблом, а ведь ещё пятнадцать лет назад такого не было. Синдром толпы. Возвращаясь к наркологии. У Довженко сколько угодно было смертельных исходов. Махнул рюмку и привет - трансмуральный инфаркт миокарда. Но это конечно у самого Романыча, у нынешних харизма не та.
   - А у тебя?
   - А у меня все возможности телевидения задействованы. Я вне конкуренции. А с вашими технологическими возможностями я такую суггестию, ну внушаемость, обеспечу, что на год люди про спиртное и не вспомнят. Включая и тебя, братишка.
   - Меня ничем не проймёшь. Я заговорённый. Ну, а Россию мы этой индукцией укантрапупим. Прикольно получится. Мы с тобой ещё в историю рекламы войдём, такого точно никто не делал.
   - Слушай, Виталик, а с подножки никак не спрыгнуть? Не нравится мне всё это. Интуиция подсказывает, что добром вся эта байда не кончится. А интуиция - это способность головы чувствовать жопой.
   - Клёво, надо запомнить. А насчёт спрыгнуть с подножки, забудь. Теперь тебя никто не отпустит. Расслабься и получай удовольствие. Не, ну это нереально как мы приколемся.
  
   Съёмки проходили в большом павильоне, где всё напоминало последствия ядерной войны. Горы поломанной мебели: столы, стулья, парты, скамейки, толстенный слой пыли. И только в самом углу - маленькая опушка чистоты. Белый экран, олицетворяющий чистоту помыслов как фон, и доктор Крылов как носитель абсолютного добра. На съёмочной площадке царила непринуждённая атмосфера. Телевизионщики время от времени разминались виски, а бедному доктору не давали даже воды, "чтоб вид был брутальнее" - объясняли они под дружный пьяный хохот. Особенно их веселило, что Сева действительно дипломированный врач.
   - Ну, прямо первый раз на нашей практике.
   Сначала снимали женщину, якобы жену алкоголика, которая благодарит доктора и весь его род до седьмого колена. После каждого дубля, парень, отвечающий за звук, подходил к этой роскошной блондинке и запускал руку ей под блузку, проверял микрофон. Сева загадал, сколько раз он подойдёт к нему. Чувачок не подошёл ни разу. Да, с ориентацией у него было всё в порядке. Опять снимали блондинку, опять маньячок спешил проверить микрофон и всё, что его окружает. Вся эта братва явно тащилась от происходящего. Им нравилось всё: и предстоящая всеобщая трезвость, и раздолбанная студия, и, особенно, блондинка. Виски, ударившее им в голову, делали жизнь простой и лёгкой. Сева опять попытался воззвать к их голосу рассудка.
   - Послушайте, крендели. Человек, завязавший с алкоголем, меняется кардинально. Я видел перевидел весёлых пьяниц-раздолбаев, которые, перестав пить, превращались в человеконенавистников. Я знавал щедрых и широких людей, которые становились жмотами. Бывает и наоборот, когда пьяные агрессоры превращаются в агнцев. Но всегда, всегда человек меняется. А вы хотите тормознуть всю страну. У нас алкоголофильная держава. Ребёнку три года. У него день рождения. Пришли взрослые, принесли подарки. Вот тебе, Петенька, плюшевого мишку и шоколадку, игрушечную железную дорогу и трёхколёсный велосипед. А теперь иди, играй в соседнюю комнату. А мы взрослые будем квасить, кирять, бухать, керосинить, дринчить, поддавать, разбалтывать и т. д., то есть праздновать Петенькин день рождения. Ребёнок с младых ногтей привыкает, если праздник, - значит выпивка. А потом происходит сдвиг мотива на цель - если выпивка, значит праздник. И никуда от этого не деться. Без спиртного праздника не получается. Нужен комплекс мер...
   Ответом послужило пьяное ржание
   Сева всё чаще ловил себя на мысли, что не может ничего изменить. Он-то видел приближающийся Апокалипсис, а всем было по барабану. Тогда по старой российской привычке, приходилось полагаться на судьбу и немножко на себя. И действительно, гори, всё синим огнём. Не хотите меня слушать, бакланы, не надо. Сами кашу заварили, сами и расхлёбывайте. А мне валить надо и желательно побыстрее, чтобы под раздачу не попасть. Киношники добили батл вискаря и отправили гонца за пивом. Сева плюнул и стал вспоминать.
   После института он был распределён в главную наркологичекую больницу Москвы. В первый же день Севу озадачили, объяснив, что на дворе август, время отпусков, поэтому придётся сразу остаться на ночное дежурство. Отделение клиники находилось в бывших общежитиях ЗИЛа. На стене висел плакат "ПЬЯНСТВО- ТОРМОЗ, ТРЕЗВОСТЬ- РЕЗЕРВ". Главное, ему тут же выделили отдельный кабинет. Его коллеги, распределённые в другие больницы, ещё пять лет, писали истории болезни на коленках, в ординаторских на десять человек. А у Всеволода Андреевича уже в первый день был свой кабинет. Сева побродил по отделению, попил чай с медсёстрами. Летняя лень сквозила в их движениях. Муха, жужжа, билась в стекло. Пациенты не стонали, не требовали врача, они упорно работали на ЗИЛе, занимаясь трудотерапией.
   "Лафа", - подумал Сева, ночью посплю, весь день потом свободен. Часов в десять вечера поступило два пациента. Мужики как мужики. Сева уже вовсю писал анамнез, когда пациент вскочил на стул и стал отбиваться ногами от только ему видимых тварей. Потом он сиганул на Севин стол и начал топтать свою историю болезни.
   - Это он зря, - подумал Сева.
   Мужик орал что-то нечленораздельное, лягался ногами, всем своим видом показывая, что будет биться до конца и живым не дастся.
   "Белая горячка, она же делириум тременс", - без труда диагностировал молодой доктор и побежал за подмогой. От сестёр толку было мало, пациенты приумножали славу ЗИЛа, поэтому основным помощником оказался второй пациент. Вдвоём они кое-как сняли бузотёра со стола, доволокли до койки, уложили на вязки. Причём неопытный Сева чуть буйного пациента не удушил. Второй всё время был верным сподвижником. Наконец, вышли все взмокшие в коридор, присели на банкетку.
   - Тяжёлая у вас работа, - вздохнул пациент.
   - Тяжёлая, - согласился Сева.
   - А, вообще, хорошо тут у вас, чисто.
   - Чисто, - не возражал доктор.
   - Вот только крысы бегают.
   - Бегают, - кивнул Сева, - что? Какие крысы? Пойдём ка, мил человек, в палату.
   - Да я же вам помогал, - возмутился пациент.
   - Помогал, помогал, сейчас и мы тебе поможем.
   Вторая белая горячка констатировал доктор. Так всю ночь с двумя "белочками" и проколупался.
  
   Передача вышла в воскресенье вечером. Сева там себе понравился. Такой быковатый вещун с надутыми щеками и грозным голосом. Любо дорого смотреть. По жизни-то он был хохотун, вечно рот до ушей. В профессии это мешало. Настоящий нарколог должен быть уверен в своём Божественном происхождении. Следующая неделя началась с рекламной вакханалии. По всем каналам с утра до вечера крутили Севино выступление, показывали счастливых трезвенников и их окружение. И в конце сообщалось: самое главное будет в следующее воскресенье.
   Друзья задолбали Севу звонками: "Что происходит, Андреич? Такой рекламы не было даже у Коперфильда. А Маршак, Майоров и Крыласов просто нервно курят за дверью. Включаешь НТВ - ты, включаешь ТНТ - ты, включаешь DVD - ты. Сева советовал им меньше смотреть телевизор и больше заниматься сексом. Под музыку Вивальди. Но рекламы его предстоящего выступления и, правда, было чересчур. По всем государственным, спутниковым, дециметровым каналам, на всех радио волнах, во всех государственных газетах, а других нынче нет, Севино грызло звало в светлое будущее, а наступало оно в следующее воскресенье в 21.00.
   Другой бы на месте Севы радовался, но тот пошёл к Виталику. Виталик, как обычно, сидел на столе болтал ногами и трындел по телефону.
   - Это нереально, что мы сейчас делаем. Все остальные просто щенки. Мы первые, понял, намбе ван.
   - А, Севак, чего смурной? Опять переживаешь? Я тебе говорил: забудь. Механизм запущен, его не остановишь. А захочешь остановить, перемелет как мясорубка. Не нравится слово мясорубка? Хорошо, как кофемолка. Власть в России превыше всего. Деньги туфта, их могут дать, могут отнять. Это на Западе деньги зарабатывают. Здесь дают заработать, или не дают, или, вообще, всё отнимают. Россия, что ты хочешь. Лучше давай я тебя с владельцем медицинского холдинга познакомлю. Тоже в политику собрался. Слушай, и чего их всех в политику тянет?
   - Не знаю. Не совру, если скажу, что видел мужиков двадцать, которым в политике бока намяли, они весь бизнес потеряли, забухались. А потом ко мне сдаваться пришли.
   - Охренительно, поведай, гуру.
   - Приходит как-то раз на приём мужичок. Костюм на нём дорогой, но вроде как велик на два размера. И рассказывает историю о "битве бульдогов под ковром". Он у себя, в Талдомском районе крепко поднялся. Два колбасных цеха открыл, пять магазинов, коттеджи для дачников строил, все дела. Все бандиты схвачены, все менты. И стало у него свербеть - в политику надо. Масштаб его перестал устраивать. Не хочу, мол, быть простым бизнесменом, а хочу быть районным депутатом. Ну, и полез баллотироваться. В пять минут на него два уголовных дела завели и в кутузку посадили. Всё пришлось отдать: и цеха, и магазины. Чудом не сел. Ну, а потом, как водится, запил. Попил три месяца, а потом ко мне пришёл. Я его спрашиваю: "Что, всё так круто?". Он говорит: "Круче не бывает. Я то думал в бизнесе толковище. Ерунда. Вот в политике да. Как из цугундера выбрался, до сих пор не верится".
   Вот, Виталик, и таких гавриков, которые обломали себе зубы о политику, на моей памяти было предостаточно. Причём, всех налоговая трясла, уголовные дела заводились. И каждый рад был, что хоть всё потерял, на свободе остался. И, всё равно, новые чудики лезут, штурмуют политический Олимп. Загадка.
   - Никакой загадки. Палатку открыл - это как в детский садик пошёл. Сеть магазинов - как школу освоил. А политика - это как в институт поступил. А у нас, ты знаешь, все стремятся высшее образование получить. О, вот и Константин. У него медицинский холдинг, ну, я тебе говорил.
   Константин оказался крупным мужиком с внимательными глазами. Он вежливо поздоровался и сразу огорошил:
   - Доктор, скажите, а правда есть?
   - Конечно, есть. Как без правды. Но правдой она является короткий отрезок времени. В детстве мне говорили: " Бога нет. Дедушка Ленин хороший, а дяденька Сахаров плохой. Учись хорошо, люби нашу Советскую Родину, будь хорошим октябрёнком и тебя примут в пионеры". И я верил. Взрослым надо верить. И с жаром по утрам делал зарядку и чистил зубы - готовился в пионеры. Прошло каких-то жалких двадцать пять лет и, вдруг, неожиданно выясняется, что Бог всё-таки есть. Ленин кровавый палач, а Сахаров совесть нации. А через двадцать пять лет ещё что-нибудь выяснится. А мне что делать? Я уже давно не октябрёнок, взрослым не верю, зарядку не делаю. Остаётся верить в ту правду, в которую верит большинство. По крайней мере, это самое безопасное. А, вы Константин, вовремя платите сотрудникам зарплату?
   - Стараемся во время, но это не всегда выходит.
   - Ага, опять две правды. Одна хозяина, другая работников. Хозяин держит всех за бездельников и дармоедов, разворовывающих хозяйское добро. Работники считают его кровососом и эксплуататором, на их горбу въезжающим в рай.
   - А если их больше, значит правда на их стороне?
   - Не всегда. Количество денег порой перевешивает количество голосов. По статистике 4 % населения владеют 80 % собственности и явно перевешивают остальные 96 % обслуживающего персонала.
   - А знаете, доктор, как стать богатым?
   - Очень интересно было бы послушать.
   - Всё очень просто. Для того чтобы стать богатым, надо ничего не знать и ничего не уметь. Или сделать вид, что ничего не знаешь и ничего не умеешь. Вот вы, доктор, имеете медицинское образование, не пропадёте ни при каком режиме. Вот электрик, ну там, в углу чинит розетку. У него золотые руки, он всегда востребован. Вот Виталик, циничный представитель СМИ. Он непотопляем. А я, допустим, не имею никакого образования и руки у меня под карандаш заточены. А кушать то надо. Я должен, или умереть, или, согласно теории Чарльза Дарвина, приспособиться. Как приспособиться? Ту копейку, которую вы легко потратите на глупые развлечения, я зажму в потный кулачок, организую дело, потом найму вас, и вы с вашими талантами будете работать на меня, обогащать меня, молиться на меня. А во главе угла стояло только одно. Я ничего не знал и ничего не умел.
   - Лихо. Может попробовать повторить ваш опыт?
   - Попробуйте, только не у всех это получается. Для того чтобы стать богатым, нужно везение и знание будущего. Расчет, как правило, себя не оправдывает, а часто даже губит всё дело.
   - Вы хотите сказать, что знаете будущее?
   - Конечно. И вы его знаете. В нашей стране его все знают. Мы отстаём от Европы на несколько лет. У них подорожала недвижимость, и у нас она подорожала. Кто вам мешал три года назад взять кредит и купить двухкомнатную квартиру в Москве за сорок тысяч долларов. А сейчас она стоит двести тысяч. Это один пример, а их тьма. Смотрите за европейскими тенденциями и проецируйте на нас, только через два-три года.
   - Так просто?
   - Конечно. Но я забыл предупредить, что придётся рисковать своими деньгами. Своими, доктор, а это может далеко не каждый. Подавляющее большинство физически не может расстаться с деньгами. Купить стиральную машину или холодильник, пожалуйста. Поехать отдохнуть за кордон, пожалуйста. А вбухать в рекламу, допустим сорок тысяч долларов психологически очень сложно. В голову лезут пораженческие мысли: а вдруг, реклама не отобьётся? А зачем мне это надо? Да лучше я новую мебель куплю. Что, не так?
   - Так, всё так. Не были богатыми, не стоит и начинать.
   - А теперь ваша очередь, доктор. Виталик мне все уши прожужжал про вашу теорию алкогольной зависимости. Расскажите, сделайте одолжение.
   - Пожалуйста, для хорошего человека ничего не жалко.
   По последним данным алкогольная болезнь - болезнь нарушенного обмена по типу дешёвой энергии. Простыми русскими словами, спирт самый калорийный продукт в мире. Допустим, мы съедаем кусок хлеба, он содержит 800 килокалорий, но для того, чтобы переработать его организм должен затратить 600 килокалорий, то есть чистыми мы получаем 200 килокалорий (800-600=200). То есть из мяса, хлеба, рыбы, сыра ит.д. мы достаём пятую несчастную часть. А, выпивая рюмку водки или бутылку пива, которые содержат 800 килокалорий, наши 790 килокалорий, только 10 килокалорий тратит организм на переработку спиртного. Получается, что самый калорийный продукт в мире - спирт, потом следует уксус и далее по убывающей. Вы печку, чем будете топить: сырыми дровами или сухим каменным углём? Ответ очевиден. Сухим каменным углём - тепла больше. Организм как любая другая система стремиться затратить как можно меньше энергии, а получить как можно больше.
   Вторая проблема в том, что предрасположенность к дешёвой энергии в России -86%, у финнов- 92%, у чукчей, эвенков, эскимосов-100%, а у испанских басков-0%. Не один не зафиксирован. А на Кавказе-2%, и ни одной белой горячки не зафиксировано. То есть, генетическая предрасположенность определяет развитие болезни, а никак не воспитание или злая жена. Если у человека родители страдали алкогольной зависимостью, он в группе риска. То же относится к близким родственникам: дяди, тёти, двоюродные деды и прочая родня, злоупотребляющая алкоголем, почти наверняка передала эти гены вам. Вы, являясь носителем этих генов, тем не менее, себе ни в чём не отказываете. Сегодня пивка, завтра джин-тоник, послезавтра коньячку. С энергетической точки зрения вы методично подсаживаете свой организм на дешёвую энергию. И на определённом этапе это вам удаётся. На самом деле, все прекрасно помнят: в 1999 году он выпивал один день, и на этом прекращал. А уже в 2000 - следовал запой три дня. Человек начинает психологизировать: жена такая-сякая, начальник - козёл, компания тёплая подобралась, уходить не хотелось. Всё это отговорки, организм индивидуума пересел на другой вид энергии - более дешёвый. С этого момента начинаются запои. Не пьёт человек, нет проблем. Попала капля - тушите свет. Ведь теперь для такого человека нет водки и портвейна, коньяка и самогона. Есть только дешёвая энергия. В защиту этой теории говорит то, что описано множество случаев, когда запои начинались после принятия настоек. То есть пациент накапает корвалол на сахар, чтобы поддержать сердечную деятельность, а в результате уходит в запой. Он ни сном, ни духом не собирался пить, но капли внешнего алкоголя хватает, чтобы завести процесс с дешёвой энергией.
   - И что же делать? - задал закономерный вопрос Константин.
   - Изначально сознательно урежать приём спиртного, чтобы не пересесть на дешёвую энергию. А если обмен уже нарушен, это как сахарный диабет. Процесс необратим. С этим придётся жить до гробовой доски.
  
   И вот наступил день Программы. Вот так, с большой буквы она именовалась во всех средствах массовой информации. Сева выглянул в окно. Народ уже с утра разминался пивком, - готовился встречать Программу во всеоружии.
   - Всё пропью, гармонь оставлю, - неслось с улицы.
   "Это, наверное, Витюша зажигает", - подумал Крылов.
   Виктор Ушанкин, Севин сосед являл собой яркий пример российского алкоголика: метр с кепкой, худой как щепка, жилистый как крабик. Трезвым его Сева не видел никогда. На что Ушанкин бухал было непонятно. Так же как и его лучший друг Серафим Троекуров. Серафим и зимой, и летом ходил в меховой шапке. Даже в самую лютую жару. Дворянская фамилия ко многому обязывала, и Троекуров никогда не распивал на улице. Может, столбовое дворянство не позволяло, а может, один раз отведав милицейских дубинок, Троекуров сделал вывод, но весь двор знал его слабость. Когда все тихо и мирно распивали в песочнице, то с Троекуровым чокались заранее, а пить он бежал в ближайший подъезд. Явившись оттуда с шальными глазами и запотевшим носом, он молодцевато бросал пластиковый стаканчик оземь как гусар и обязательно давил его каблуком. Многие не одобряли такой его расточительности и даже неоднократно хватали за грудки. Пустое. Троекуров скорее соглашался быть битым, чем отказаться от своего гусарства. Такая его размашистость, с другой стороны, вызывала уважение собутыльников. Тем более что Троекуров первым кидал деньги в бейсболку на общак и никогда не требовал сдачи.
   Сева вышел послушать, о чём говорят "лучшие" представители народа. Так и есть, они обсуждали сегодняшнюю Программу.
   - Мать их иттить, - говорил заплетающимся языком Витюша, - они хотят, чтобы вся Россия завязала.
   - Они много чего хотят, - Троекуров был настроен филисофски.
   - Этого не будет ни - ког - да, - Ушанкин рубил воздух ладонью как саблей, - Россия и пьянство едины, мать их иттить.
   - Докажи? - Троекуров решил приподняться, и, не удержавшись, ткнулся головой в песочницу.
   - Чего доказывать? - Витюша не любил много говорить, он хотел выпить, - лучше скажи, у тебя деньги есть?
   - Деньги? - донеслось из песка, - откуда у страуса деньги?
   - У какого страуса? - не понял Ушанкин.
   - У такого, - глухо зазвучало из песка, - это я страус. Голову в песок спрятал, а корма наружу. Помоги стать человеком. Протяни товарищу руку.
   - Да как я тебе помогу, если у тебя руки в песке?
   - Ну, тогда пни посильнее.
   - Это можно, мать иттить.
   Ушанкин пнул Троекурова ногой и тот, вздымая песчаную пыль, завалился на бок.
   - Фу, думал, задохнусь.
   - У тебя деньги есть? - не унимался Витюша.
   - Есть, - Троекуров от радости, что вновь стал человеком, сделал попытку выпрямиться во весь рост. Увы, попытка не удалась. Вновь голова, перевесив задницу, повлекла Троекурова в песок. Отчаянные попытки сохранить вертикальное положение успехов не имели, и снова, Троекуров так и не успев стать человеком, превратился в страуса.
   - Помоги, - захрипел, так и не определившийся с биологическим видом, пьяный в умат Троекуров.
   - Братан, держись, - напутствовал друга Витюха, запустив руку ему в карман и вытащив деньги, - я сейчас. Ты только три минуты продержись.
   - Три минуты продержусь, - уверенно бросил Серафим из песка, - ты, главное, стаканчиков побольше возьми, я сегодня кутить буду.
   Витюша поскакал к магазину.
   "А может, я зря себя накручиваю", - задумался Сева - "никакая Программа этих алконюг не проймёт. Как керосинили, так и будут керосинить. А я панику развожу, на амбразуру кидаюсь. А страусы, между прочим, никогда не прячут голову в песок".
   Троекуров медленно завалился на бок, свернулся калачиком, и, сунув ладошки под щёку, уснул сном младенца.
   - Троекуров, стань человеком, - крикнул ему Сева и пошёл к загородному имению Алексея Михайловича, где прошло детство Петра Великого. Это должно было настроить на лирический лад. Хотя с лирикой сегодня не получалось. Пьяные гастарбайтеры горланили песни и задирали прохожих. Интересно, подобное творится только в Измайлово, или везде так? Такое ощущение, что шесть дней в неделю из приезжих пили кровь все кому ни лень, но в воскресенье, приняв на грудь, они чувствовали себя завоевателями большого города, стаей Самсонов, разрывающих пасти "мэстным" хлюпикам. Милиции как всегда не было, и Сева на всякий случай переложил шокер из сумки в карман. "А этим на Программу вообще начхать, они из других сопредельных государств", - резонно решил Андреич. Теперь оставалось проводить жену в Черногорию и ждать развития событий. После аэропорта Сева решил поехать на дачу, посмотреть на происходящее из глубинки.
  
  
   Первый день после Программы Сева провёл в Подмосковье. Нужно было осмотреться и решать, что делать дальше. В сценарий, нарисованный Виталиком, он не верил, считал, что всё будет гораздо хуже. Сон, рваный и чуткий, погружал в такие ужасы подсознания, что Сева счёл за благо бодрствовать. Тихое, подмосковное утро умиротворяло. Роса, приятно холодившая ноги, ласковое солнышко, по-приятельски заглядывающее в глаза, весь неторопливый дачный уклад способствовали поднятию несколько угнетённого Севиного духа. Куда направляться тоже было ясно - к местному магазину и уже на месте по ходу дела принимать решения. На завалинке сельмага сидели два мужика и о чём-то горячо пререкались. Точнее, всё время бухтел один маленький, щуплый, с лицом, похожим на печёное яблоко. Подойдя поближе, Сева увидел то, что и ожидал увидеть. Прямо перед ними на расстоянии полуметра стоял пузырь портвейна. Сева по опыту знал, что если Москва давно уже перешла на водку и пиво, то в провинции по-прежнему отдавали предпочтение креплёным винам. Сказывались маленькие зарплаты и желание поскорее залить шары. Лечить приезжих, кстати, было гораздо приятней, они не козыряли десятью кодировками и приятельскими отношениями с Ксенией Собчак.
   - Ну, чё, Михалыч, дёрнем что ли?
   - М-м-м.
   - Да ладно, Михалыч, это же программа такая есть. " Розыгрыш" называется. Там какому-нибудь артисту баки забьют, что типа менты у него на хвосте, или он соседей затопил, ну этот перец мечется, извиняется. А когда совсем переконит, слезу пустит, тут ему нате-пожалуйста - розыгрыш. Тут, он конечно в крик, типа я сразу догадался, сразу вас вычислил. Только поздно, все видели, какой он ссыкло. Давай, Михалыч, не бзди, открывай.
   - Сам открывай, - ответил Михалыч, степенный мужик, кудрявый и светлоглазый.
   - Чего ты как чабан. Вон, перед первым апреля сказали, что хлеб снова будет по карточкам, так моя дура, аж пятьдесят буханок купила. Главное, довольная такая, коза безрогая, к голодухе подготовилась. А потом Колька, бульдозерист раскололся, что хлеб заплесневел, ну и пустили слух, мол, перебои будут. Дуры бабы.
   Помолчали.
   Щуплый зашёл с другой стороны.- "Целых пятьдесят рубликов отдал. Чего я кую деньги то? Я вон сейчас к Кольке бульдозеристу пойду, с ним и вмажу".
   - Иди, - равнодушно сказал Михалыч.
   - И пойду, он не такой конявый как ты. Какую-то фигню по телеку показали, так он сразу в штаны наложил.
   - Ну, а если ты, Юрка, такой храбрый, так и пей один, чего ты? Зачем я то тебе?
   - Ну, как. Я ж по-человечески.
   - Ага, по-человечески. А когда нам "торпеды" вшили, ты тоже по человечески меня подбивал. Главное дело сам не стал, ждал, когда я выпью. А когда я чуть Богу душу не отдал, в деревню побежал. "Михалыч кончается, Михалыч кончается". Нет бы мне, искусственное дыхание сделать.
   - Я не умею.
   - А не умеешь, чего тогда подбиваешь.
   - Дурак ты, Михалыч, это они нас на понт берут. Проверяют на вшивость. Кто выпьет - наш человек. А кто нет, тот гнилушка, потенциальный предатель, таких не берут в космонавты. К Кольке пойду.
   - Мужики, - донеслось из магазина, идите быстрее радио слушать. Спорщики, нехотя зашли в сельмаг, Сева тоже подтянулся к прилавку. Передавали хронику происшествий: "Счёт умерших от употребления спиртного шёл на тысячи. Люди, выпившие хоть каплю алкоголя умирали в страшных мучениях. Особенно потряс случай в городе Климовске. Один сорокачетырехлетний мужчина, придя на строительство дома к своему тестю, вместо того, чтобы заниматься тёсом бруса, предложил выпить прямо с утра, мотивируя, что знает доктора Крылова как облупленного. К счастью, никто не согласился. Тогда этот смертник, выпил, не сходя с места, двести граммов водки и упал бездыханный. Все попытки вернуть его к жизни не увенчались успехом. К счастью, его жена вспомнила, что накануне, вылила водку в раковину, а вместо неё налила воды из-под крана. Услышав это, чудом, воскресший горе- экспериментатор встал, как ни в чём, ни бывало, и занялся тёсом бруса. Остаётся только благодарить Провидение и эту мужественную женщину, даровавшую своему мужу вторую жизнь. К сожалению, это единственный счастливый случай. Остальные закончились смертельным исходом". По радио настоятельно советовали категорически избегать алкоголя, а людям, совращавшим на алкоголизацию давать достойный отпор.
   - Слышал, Юрка, давать достойный отпор, - задумчиво произнёс Михалыч и саданул своим нехилым кулаком прямо в печёное яблочко. Юрка так и покатился по полу как яблоко падалица.
   А по радио тем временем нагоняли жути. Оказывается, действовала не только Программа с 25-м кадром. В результате диверсии западных спецслужб в алкогольные напитки был подсыпан штамм бактерий, наподобие сибирской язвы. В случае употребления таких спиртных напитков может наступить асфиксия. Как бы спохватившись, диктор перешёл на человеческий язык: всё спиртное стало палёным: и водка, и вино, и пиво. Употребление их сразу ведёт к мучительной смерти. К счастью, безалкогольные напитки вражескому воздействию не подвергались, так что их распитие не возбраняется. Будьте бдительны, - вещало радио, - всех провокаторов, подбивающих вас выпить на троих, тут же сдавайте в ближайшее отделение милиции. Продавцам вино-водочные отделы немедленно опечатать и ждать дальнейших распоряжений правительства. За нарушение государственных предписаний и самоуправство грозит наказание вплоть до высшей меры.
   Сева обернулся. Сельмаг был уже полон. Мужики и бабы стояли с торжественными лицами, как на прослушивании сводок Совинформбюро. Благоговейную тишину нарушил дедок, нагло впёршийся с улицы.
   - Зинка, фуфырик давай.
   - О, Ероха, - зашумели в магазине, - опохмеляться пришёл.
   Ероха, удивлённый таким скоплением народа в столь ранний час, сразу перешёл в атаку.
   - Я ранетый в кровавых боях, мне без очереди.
   Но его и так безропотно пропустили к прилавку.
   - Зинка, оглохла что ли? Фуфырик давай. Трубы горят, мочи нет.
   - Отфуфырился ты, Ероха, - злорадно сказала продавщица.
   Дед, не слушая, развязывал тряпицу с мелочью.
   Интересно, автоматически отметил про себя Сева, вроде всего пятнадцать километров от Москвы, а совсем другая жизнь. В автобусах, какие то мухи кусучие летают, мелочь в тряпочках завязанных носят.
   - Зинка, тетеря, Агдам давай.
   - Ероха, ты что, вчера телевизор не смотрел?
   - Какой телевизор? Я его пропил давно. Бормотуху давай, дура.
   - Не будет тебе никакой бормотухи, и даже пива не будет. Вон, лучше радио послушай.
   А по радио торжественный голос с болью в сердце оповестил слушателей, что невиданная провокация врагов в отношении коренного населения России уже унесла двести тысяч жизней ни в чём не повинных людей. Народ стоял, сжимая кулаки, а при упоминании населённых пунктов, особо пострадавших от рук фанатиков, тихонько матерился и подвывал. Наибольший гнев вызвало сообщение, что на нескольких пивоваренных заводах произошло самоутопление террористов в чанах с варящимся пивом. В связи с чем, вышеуказанные пивоварни закрываются на длительную профилактику.
   - Мутота, - перебил диктора надтреснутый голос Ерохи, - вон токо што Митроху задутого видел. И хоть бы хрен ему. Давай бормоту, зараза.
   - Не дам.
   - Дашь, сволочь.
   - Не дам. Сказала, не дам. Мужики, чего стоите, выведите этого горлопана отсюда.
   - Не трожьте, меня. Я припадошный, - заблажил Ероха, пытаясь уцепиться за прилавок, но силы были не равны, и через пять секунд его тело уже валялось в придорожной канаве.
   - Не дам. Никому не дам, - никак не могла успокоиться испуганная продавщица. Вам, алкашам, только шары залить, а мне расстрельная статья? А у меня двое детей малых. Никому ничего не дам.
   Впрочем, никто и не настаивал. Только неугомонный Ероха, поднимаясь и отряхиваясь, вопил:
   - Я и дихлофос пробовал: три пшика и политуру. Меня лопатой не убьёшь. Да я от палёной водки может, только здоровей делаюсь. Не хотишь бутылку отпускать, не надо. К Нюрке - самогонщице пойду, она не откажет
   И пошёл в сторону деревни, бедовый человек. Мужики уважительно посмотрели ему вслед. Из толпы вышел страдалец Юрка, левую половину его лица украшал лиловый бланш, как будто от долгого лежания на земле бочок яблока подгнил.
   - Чего-то они в правительстве не дотумкали. Надо бы денежную премию выписывать тем, кто самогонщиц выдаёт. Рублей так пятьсот, - голос его был мечтательно задумчив.
   "Дотумкают, обязательно дотумкают", подумал Сева,- "тем более что в информаторах недостатка не будет".
   Пора было возвращаться в Москву. На платформе никто не разминался пивом, что казалось уже необычным. А ведь Россия никогда не была пивной страной. Мы же не Чехия, не Германия. Климат у нас холодный. Поэтому ещё пятнадцать лет назад пиво пили только студенты да инженеры. Большинство населения за свои кровные предпочитало покупать более серьёзные напитки: водку и креплёные вина. Но за последние годы, благодаря массированной рекламе, страна сделала крен в сторону пива. "Клинское - продвинутое пиво", "Три медведя - сказка для взрослых" и т.д. и реклама сделала своё чёрное дело. Во всяком случае, молодняк пил только пиво, даже в метро не в силах расстаться с ним и в позе горниста отбивал деньги, затраченные на его раскрутку. Чего говорить, даже во Франции неуклонно снижается потребление вина. На смену приходит вездесущее пиво. В электричке, где обычно половина едущих мужчин, а то и женщин потягивали пивко и прочие "отвёртки" из банок, царил сухой закон. Сева вспомнил слова своего коллеги, доктора скорой помощи Валентиныча : " Счастье в нашей стране - это ехать в электричке и посасывать пивко". Открывать своё дело опасно и накладно. Горбатиться на других обидно. А вот пить пиво в электричке легко и приятно. Значит, подпадает под категорию счастья. Правда, другой его приятель считал, что "счастье это шесть тысяч долларов, заныканных от жены. Если попрут с работы, можно спокойно, не торопясь, искать другую, а не судорожно метаться в поисках любого трудоустройства, лишь бы вовремя выплатить кредиты и не умереть с голода". Если исходить из одной тысячи долларов в месяц счастье продолжалось полгода. Что ж, Севины приятели завышенными амбициями не отличались. Разговор в вагоне, конечно же, крутился вокруг Программы и диверсий вражеских сил. Мнения разделились. Молодой парень в дешёвом костюме и белой рубашке с непременным жёлтым галстуком, судя по всему, менеджер младшего звена, выражал сомнения в возможности такой масштабной диверсии.
   - Не, ну как так можно на территории всей страны отравить все спиртные напитки? Я не понимаю! А безалкогольные, значит, не отравлены? Такого просто не может быть. Это противоречит здравому смыслу, - иногда срываясь на повизгивания, вопрошал он. Мужская половина вагона была с ним согласна. Женская колебалась.
   - А чего? Враги на всё способны, - прокудахтала неимоверно толстая женщина, ласково прижимая к груди корзинку с клубникой.
   - Да откуда их возьмётся такое количество врагов? Вскочил петушком тощенький менеджер и гордо закрутил головой, предлагая оценить его логический дар.
   - Ну, может они наших каких женщин подговорили, - неубедительно высказала мысль толстушка.
   - Ну, вот вас, женщина, например, можно подговорить? - с видом прокурора парировал субтильный умник.
   - Меня нет, - с испугом отреклась слониха от своих слов и больше в споре участия не принимала.
   - Вот видите, - торжествовал умный кролик.
   - Молодой человек, а вам не приходила в голову другая версия?
   - Какая же? - менеджер, войдя во вкус, собирался с лёгкостью отразить и этот наскок.
   - Что это проделано нашими спецслужбами? А?
   В вагоне повисла нехорошая тишина. Все обернулись на дядечку, осмелившегося выговорить такие слова. Был он в годах, но подтянут, изрядно лыс, но пряди умело, перекинуты через темя, вроде бы в старом спортивном костюме, но чувствовалось, что в своё время он стоил побольше выходного костюма своего оппонента.
   - А что? Правительство решило бороться с разнузданным пьянством. Но не по горбачёвски половинчато. А по сталински, до конца. Разрубить, так сказать, гордиев узел российской расхлябанности. А как вы хотите? Лес рубят, щепки летят. Полумеры в нашей стране не проходят. По приказу сверху всё спиртное делается непригодным к употреблению. Народ предупреждён. Предупреждён народ, я спрашиваю?! - внезапно рыкнул говоривший.
   В вагоне аж присели.
   - Предупреждён. Все доступные средства массовой информации задействованы.
   Как раз в это время, двери вагона распахнулись, и вошёл книгоноша с тощей кипой газет и журналов в руках. Судя по его счастливому виду, пресса сегодня разлеталась влёт. Не дав ему даже рта раскрыть, пассажиры, расталкивая друг друга, ринулись за газетами. Зашелестели страницами. "Алкоголь косит людей как траву", "Отравленная водка", "Диверсия на пивзаводах", - кричали заголовки. Позволив людям утолить информационный голод, Староста вагона, а теперь он воспринимался только так, задушевно продолжал:
   - Так, сейчас 6 часов, 45 минут утра. А уже все предупреждены. Кто может выпить в такую рань? Ну, вы понимаете кто? И без разговоров! - опять рыкнул он в сторону менеджера, который хотел подать голос. Тот послушно заткнулся. Да, какая-то часть населения пострадает, самая незаконопослушная, подчёркиваю, часть, - ласково продолжал он, - зато остальная может без балласта шагать в светлое будущее. Ведь никто не велит пить нехорошую (он явно избегал слова "отравленную") водку.
   Народ притих, собираясь шагать в светлое будущее без пьющего балласта. Порыв ветра, залетевший в вагон, вздыбил волосы Старосты Вагона, и они, позорно приоткрыв лысину, взлетели вверх и затрепетали подобно мини знамени.
   - А, в общем-то, народ наш трёхжильный. Хороший у нас народ. Не из таких испытаний с честью выходил. Выйдет и сейчас. Не сомневаюсь. А вы, товарищи?
   Все послушно закивали головами, включая Севу. Правда, не совсем было понятно, как кивать, как да или как нет.
   "Вот это да", - подумал Сева. Он всё чаще ловил себя на мысли, что комментирует происходящее как сторонний наблюдатель. Ещё бы, он являлся во многом зачинщиком происходящего, и как всякий творец наблюдал за плодами своих усилий. Вот это номер. А ещё всякие умные политологи говорят: "к прошлому возврата нет, тоталитаризм сдох, у демократии нет альтернативы". Ещё семи утра нет. А вот, пожалуйста, диктатура в отдельно взятом вагоне. И свой диктатор есть. И послушный электорат. А менеджер этот худосочный, наверняка, в замы метит. Вон как преданно на вождя смотрит.
   - А вы, товарищ, вы, вы, - новоявленный вождь явно обращался к Севе, который за двадцать лет поотвык от этого большевистского обращения.
   - Скажите, вы не доктор Крылов?
   "Прихватили, как есть прихватили", заметалось в Севином мозгу. Переход от философских рассуждений к пионерскому страху злостного прогульщика удивляли его самого.
   - Ну что вы, - голос Севы был не очень естественен, - Откуда доктору Крылову взяться в подмосковной электричке в такую рань? У меня есть с ним некоторое отдалённое сходство. Вообще-то учительствую я, - наглея, входя в роль и постаравшись изменить голос Сева попёр как танк на "вождя".
   - А, вот вы, товарищ, отдаёте себе отчёт, что приписываете диверсионные действия нашим доблестным спецслужбам? В своём ли вы уме? Да за такие разговорчики вас первого следует сдать куда следует.
   Вагонное настроение резко поменялось.
   - Действительно, чтобы наши травили наших? Логика не выдерживает таких версий, - вернул, наконец, себе голос худосочный. Моё мнение...
   Его мнения Сева так и не узнал, сойдя на первой же платформе. Ожидая следующую электричку, он напевал:
   "Вагонные споры последнее дело
   Когда больше нечего пить",
   Наконец, добравшись до Курского вокзала, Сева первым делом купил себе бейсболку и гопнические тёмные очки впол-лица, чтобы впредь не узнавали. Бережёного Бог бережёт, а то ещё самосуд устроят, - благоразумно решил он. Что поражало - это невесть откуда взявшиеся плазменные панели, развешенные по Москве через каждые двести метров. По ним в режиме нон-стоп гоняли чудовищные по правдоподобности кадры: вот, нестарый ещё мужик, бьётся в судорогах перед дверями винного магазина. Камера выхватывает его вытаращенный глаз и прикушенный язык. Кровь хлещет по подбородку. Вот голова вздымается, вот вновь утопает в придорожной пыли.
   Вот женщина роняет банку джин-тоника и, схватившись за горло, начинает раздирать его ногтями. Ей не хватает воздуха, она задыхается, хрипит, хрипит, медленно оседает. Глядя на эти кадры Сева, заметил, что сам не дышит уже около минуты. Судорожно схватив ртом воздух, раздышался и решил больше в телевизоры не смотреть.
   - Ну, Виталик, ну профи. Это же надо такое за три недели запаять. Если бы Сева сам не стоял у кормила, он бы ни за что не поверил, что в судорогах корчатся наёмные актёры, дикторы радио наговаривают давно написанный текст, а газеты выпущены ещё два дня назад. Единственное, что смущало: всё это стоило запредельных денег, а социализм уже давно миновал. Насколько у Виталика и его команды хватит бюджета поддерживать такой нерв? Ну, и главное, чем это всё может закончиться?
   Народ на улицах конкретно шарахался от экрана к экрану. Из динамиков, чудовищно расплодившихся по городу, неслись предсмертные хрипы умирающих от алкоголя. Газеты так вообще было страшно брать в руки. Все винные отделы были опечатаны. Все винные магазины закрыты. Всё спиртное убрано с витрин и из ларьков. В кафе и ресторанах подавали только сельтерскую, правда, желающих принять на грудь и так не наблюдалось. Сева ломанул домой, чтобы самому не сойти с ума от содеянного. Но и дома, щёлкая пультом и путешествуя по всем транслируемым каналам, он видел одно и тоже: СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ от зелёного змия.
   На следующее утро Сева, первым делом схватился за пульт. Как ни странно, смертей уже не было. Наоборот. По всем каналам утверждали, что ситуация под контролем. Диверсанты задержаны и понесут заслуженное наказание. Враг будет разбит. Победа будет за нами. А пока, в целях всеобщей безопасности, вводится комендантский день. На улицу без лишней надобности лучше не выходить. Если всё-таки выйдете, обязательно иметь при себе документы, удостоверяющие личность. Но лучше, дорогие граждане, не выходить. И ни слова о вчерашних ужасах. Между этими жизнеутверждающими выступлениями бесконечный балет "лебединое озеро" по всем каналам. Сева сунулся, было на улицу, но, заметив военный патруль, вернулся к себе. За окном рычали военные грузовики, сигналили милицейские воронки, маршировали солдаты. Ночные кошмары становились реальностью. Сева включил DVD и смотрел все фильмы подряд, лишь бы не думать. Хотел позвонить жене, телефоны не работали. Ни сотовый, ни городской. В час дня отключили воду. В два вырубилось электричество. В три отключили газ. Оставалось только вспоминать.
   Как-то на приём к нему пришла женщина, работающая в банке, и привела мужа - частного бомбилу, то есть водителя частника. Мужик три дня побомбит, денег насобирает, три дня культурно распивает, три дня побомбит, три дня отмечает. А чего? Сам себе хозяин. Начальства нет, предрейсовых осмотров нет. Красота. Но его жене такая красота была не по вкусу. То от мужа перегаром разит, то грязно домогаться начинает, а ей завтра к восьми утра в банк чужие деньги считать. Надумала его кодировать. Он ни в какую. Пошла ты, говорит, сама кодируйся. Но всё-таки уговорила к доктору хотя бы на консультацию прийти. Сидит себе Сева в белом халате, историю болезни пишет, и вдруг впирается такая очумелая парочка. И с порога начинается ссора, грозящая перейти в кровавую драку. Доктора как будто вообще нет. - Дура, пил и буду пить. Чего ты меня сюда притащила? Тебе самой лечиться надо. А маму твою вообще в психушку надо.
   - Слизень, гад гадский. Всю жизнь мне испоганил, всю кровь выпил, пьянчуга чёртов. Да чтоб у тебя на лбу хрен вырос.
   - Щас, точно в чавку дам, банкирша хренова. Держите меня двадцать человек. Я за себя не отвечаю.
   Сева историю болезни пишет, семейка ругается, минуты текут. Через полчаса запал иссяк. Сева так спокойно говорит: "Милая женщина, подождите нас, пожалуйста, пятнадцать минут в коридоре. Мы поговорим с вашим мужем и примем необходимое решение". Тётка помялась, помялась, но вышла. И тогда Сева так проникновенно говорит: "Батенька, мне абсолютно всё равно, завяжете вы или нет. Это ваше частное дело, но давайте посмотрим правде в глаза. Продолжительность жизни мужиков в России 54 года, врут, что 58. Женщин 74 года. Нигде в мире нет такой разницы. Женщины живут дольше во всём мире, это да, на три - четыре года, но не на двадцать же. А почему? А потому, что наши мужики рвутся на тот свет прямо наперегонки. Кого не спросишь - сколько за день выпиваешь? Литр, полтора водки не меньше. Сколько выкуриваешь - две, две с половиной пачки. А как выпьют, так и до трёх пачек сигарет выходит. И что от этого здоровья прибавляется? Нет, от этого здоровье убывает. Поэтому зря, ты любезный, с супругой ругаешься. Пиши на неё завещание и продолжай свой развесёлый образ жизни. И каждый при своём. Она при машине и квартире, а вы, любезный, в сырой земле.
   - Чего это в сырой земле? Да я вас всех переживу.
   - Да? Ну, давайте тогда давление померим, а то ваш цвет лица напоминает баклажан и ручонки ходуном ходят. Видать не опохмелялись?
   - Не опохмелялся, - голос мужика значительно сдал.
   - Напрасно, напрасно. Если хочешь быть здоров, похмеляйся. Это я вам как специалист говорю. Все белые горячки и эпилептические припадки происходят не на высоте запоя, а при резком бросании.
   - Так что же, не бросать, а похмеляться постоянно.
   - Не надо передёргивать. Надо похмелиться ста граммами и быстро к наркологу бежать, пусть он оказывает квалифицированную помощь. Вот, допустим, у Вас в квартире запахло газом. Что делает грамотный жилец? Он сразу звонит 01. Вызывает газовщиков и перекладывает свои проблемы на них. Что делает неграмотный? Он пошире раскрывает форточки, мол, проветрится, само рассосётся. Или вообще, вооружившись отвёрткой, самолично лезет в газовую плиту. А потом полдома взлетает на воздух. Будем давление мерить?
   Давление оказалось 240/160 мм.рт.ст. Ну-с, и как же мы будем жить дальше? Если померить давление у вашей жены, наверняка, будет 120/80. На женщин ссоры действуют успокаивающе. А если ещё и всплакнёт, так вообще всё замечательно. А вы, дружок, на пороге гипертонического криза. А дальше на выбор? Инфаркт или инсульт. Что вам ближе? И говорю я это не для того, чтобы срубить несчастные три тысячи, а потому что я на стороне мужиков. Как говорит мой тесть: мужчина и женщина - это два разных биологических вида. А тесть биолог, ему видней. И я, как представитель мужского, защищаю свой вид. А что дальше делать - решать вам и только вам.
   Мужик сидел с выпученными глазами. Так с ним ещё никто не говорил.
   - Ну, ладно, завяжу, а что я делать-то буду?
   - А чего хочешь. Хочешь, путешествуй, хочешь дачу строй, хочешь по бабам бегай. Мне без разницы. Тут я тебе не советчик. Моё дело влечение к алкоголю снять, а всё остальное от тебя зависит.
   - Слушай, Андреич, ничего, что я на "ты". А если у меня не получится замену найти, я к тебе ещё раз приду, ну, чтоб раскодироваться.
   Приходи. К тому времени воды много утечёт. Может тебе и понравится, трезвым - то жить.
   Через три месяца случился повтор момент. Этот же мужик ворвался в кабинет как сквозняк - предвестник бури и стал из женской сумки вытряхивать на стол документы, губную помаду, телефоны, шариковые ручки и прочую дребедень, заполняющую обычно дамские сумочки. Потом выхватил пятернёй паспорт и свидетельство о браке и, наконец, прорычал:
   - Андреич, кодируй её от водки и курева или идём разводиться к чёртовой матери.
   Сева прибалдел.
   - Её кодировать?
   - Её, её, - голос мужика сорвался на крик, - совсем, шалава, разболталась.
   Следом вошла рыдающая жена, даже с первого взгляда было видно, как она сдала. На первом приёме сидела крутая, уверенная в себе женщина, а сейчас так зарёванное, затюканное существо. Зато мужик выглядел огурцом: прекрасный цвет лица, уверенный взгляд, командирский голос.
   -Андреич, повторяю, сейчас ты кодируешь её от алкоголя и табака. Иначе развожусь. Всё - развод и девичья фамилия. Я не пью, не курю, а она, зараза, гульбенит напропалую. Через полчаса, когда жена немного успокоилась, а муж, наконец, перестал угрожать разводом, выяснилась любопытная правда. Мужик, бросив пить, сразу поостыл и к куреву. Наладился возить туристов по ночной Москве и деньги по тем временам огребал немалые. А так как время, отнимаемое пьянкой, освободилось, он занялся строительством дачи. Всё никак руки за пятнадцать лет не доходили. За три месяца он ухитрился почти перестроить дом. Но в быту стал совершенно непереносим. Раньше он был относительно тихим. Чувство вины давило на его мозжечок. То уснёт на коврике, не раздеваясь, то выхлоп от него как от самогонного аппарата, а то и вообще до дома не добирался - в гараже бичевал. Какие уж там нестиранные носки, какая подгоревшая яичница. И вот, о чудо, он завязал. И тут же из него полезло дерьмецо. Я-то работаю, не покладая рук, я-то не пью, не курю, а ты меня одними яйцами кормишь. Я вынужден в одной рубашке два дня ходить. И тут в банке корпоративная вечеринка. И выпила-то она два бокала шампанского, и выкурила-то одну сигарету. И всё, скандал, муж её казнить будет. Всю ночь нотациями изводил, всю ночь алкоголичкой обзывал. А наутро - к доктору. Севе что? Сева объясняет: проблем с алкоголем и табаком у женщины нет, но если клиент настаивает. Клиент не просто настаивал, клиент аж ногами затопал. Когда всё уже закончилось, бедная женщина, подписывая последние расписки, еле слышно уронила: "Уж лучше б пил, сволочь". А мужик-то до сих пор не пьёт, жену воспитывает.
   За годы своей практики Сева заметил интересную вещь. Холостые и одинокие практически не приходят лечиться. Они себе пьют и пьют, пока кеды в угол не поставят. Лечатся семейные любители выпить. Их приводят жёны и тёщи, реже матери. Мужики кочевряжатся, пытаются уйти из-под коряги, но их железной рукой тянут к трезвости. Но стоит им бросить пить, как происходит удивительная метаморфоза. Некоторые жёны и матери делают всё, чтобы их ненаглядный снова запил. Причём попробуй таким женщинам про это скажи. Глаза выцарапают, обвинят в клевете. Да мы да для него, а он. Но всё не так просто. У каждого из них своя роль, сложившаяся годами и менять что-либо сложно. Трезвый дядька уже не нуждается в заботе, его не надо уже ни от чего спасать. Мало того, когда он трезвыми глазами глядит на жену, то невольно думает: "Что эта корова здесь делает"? И тогда подсознательно, повторяю подсознательно, она сделает всё, чтобы он ушёл в запой. А уж там по накатанной, - спасаем человека от водки, спасаем горячо и самоотверженно. По статистике у холостых ремиссии качественнее, продолжительнее, зато женатые лечатся чаще. Да и начальники любят злоупотребляющих подчинённых. Запил, скотина, отработай. Премия? Какая премия? Отпуск летом? Зимой пойдёшь. Сверхурочные оплатить? Смолы горячей. А бросил работник пить, он сразу хозяина за горло: мне моё отдай. Я работал? Работал. А ты, змей, мне премию зажал? А ну, гони деньги. И ведь не денешься никуда, отдашь как миленький.
   Сева безрадостно вздохнул. Ну, разве объяснишь этим нифелям, что их ждёт снова семнадцатый год. Протрезвевшие рабочие и крестьяне скинут зажравшихся буржуев в Москва-реку, выпрут все иностранные компании пендалями, а в особняках олигархов устроят кружки по интересам: хочешь авиамодельный, хочешь судостроительный. "Да мне-то что"? - задался вопросом Сева. Особняков у меня нет, богатых мне не жалко. Чего я дёргаюсь-то? Россию мне жалко, понял, наконец, он. На смену, какой-никакой стабильности опять приходит хаос. И пускай это будет трезвый хаос, никому от этого не легче.
  
   Сева вышел из дома с ощущением надвигающейся грозы. Но теперь на улицах всё было как обычно. Трамваи ходили, служилый люд торопился на работу, и только собаки, несчётно расплодившиеся по городу, валялись в теньке, с укоризной взирая на эту суету. Так, да не так. Сосед дядя Витя, в это время обычно неспешно похмеляющийся в местной песочнице, копал землю. Причём копал в скверике, где росла хорошо подстриженная узбеками травка.
   - Здорово, дядя Вить. Ты чего, в ДЭЗ устроился?
   - В жопу я устроился. Не видишь, землю я копаю?
   - Вижу. А зачем?
   - А затем, что делать не хуя.
   - Ну, так и не делай.
   - Чего не делай, чего не делай,- голос дяди Вити перешёл на базарные вопли. Пить-то нельзя. А чем время-то убивать?
   - Хм, понятно. А где ты раньше-то работал?
   -Да я и не помню уже. Как 209 статью, за тунеядство отменили я и не работал. Комнату, вон таджикам сдавал, ну и пил понятное дело. Говоря всё это, Витюха продолжал, кожилясь переворачивать пласты земли. Севе, наконец, стал понятен источник благосостояния многих пьющих москвичей. Сдавая часть своей квартиры иногородним, они праздновали это дело все четыре сезона, из песочниц перемещаясь на тёплые кухни и обратно. Земля была тяжёлой, с корнями травы, сосед хрипло и надсадно дышал, но ни на секунду не отрывался от трудотерапии.
   - Дядь Вить, ты это, карандаши не отбросишь? Отдохни чуток, отдышись.
   - Да я два дня отдыхал. Извёлся весь. Пить-то нельзя. А как время убить? Слушай, ты этого доктора Крылова не знаешь?
   Не, откуда? - Сева втянул голову в плечи, радуясь возможностям большого города, где в доме можно прожить десять лет и никого толком не знать.
   - Вот, сука, узнать бы, где он живёт, да лопатой насмерть забить, чтоб над людьми не изгалялся.
   - Да он то тут при чём? Это же всё партийцы придумали.
   - Потом и этих замочим. Дай срок. Всех под корень выведем. Это ж надо, народ водяры лишить. На что щупалы свои поганые подняли.
   Витюху уже бросало из стороны в сторону, пена запеклась на подбородке, взгляд стал бессмысленным, и всё происходящее стало напоминать развёрнутый эпилептический припадок, только вместо судорог сновала лопата с комьями земли. Да, если так пойдёт, не насладиться соседу сладкой местью, прямо тут окочурится. Сева ногой выбил лопату у трудоголика и, резко нажав на плечи, усадил на пашню.
   - Охолони маненько, умаялся ты, братец.
   Сосед так и остался сидеть на развороченной лужайке, смотря в никуда остекленевшими глазами. А врач-вредитель, выбросив лопату за следующим поворотом, уже наблюдал другую картину из русской жизни.
   Перед метро, где обычно паслась и нищенствовала стайка бомжей, развернулась капитальная драка. С матом и криками налетая друг на друга, норовя достать до самых болезненных мест, бомжики обоих полов делили непонятно что. Благоразумно надев тёмные очки и нахлобучив бейсболку на самые уши, Сева достаточно быстро выяснил причину этой месиловки. Оказывается, клошары разбились на два лагеря по принципу ломать и строить. Часть этой буйной братии, два дня просохнув, решили всё ломать на своём пути. И с упоением принялись выворачивать скамейки, густо окаймляющие выход из метро. Другая половина требовала порядка. Так и не придя к консенсусу, народ разделился по интересам. Человек пятнадцать, матерясь и пунцовея от натуги, выворачивали скамейки с корнем. Оставшаяся двадцатка, эти же скамьи ставила на место. Так же матерясь и так же кряхтя. Оба лагеря время от времени отпускали в адрес друг друга нелестные эпитеты. Но, восстанавливающих народное хозяйство было всё-таки больше. "Вот так добро всегда побеждает зло",- вяло подумал Сева.
   В следующем скверике шёл футбольный матч. Местные алконюги, десятилетиями забивавшие на спорт, быстро носились по лужайке, пасуя друг другу кучку стянутого тряпья, лишь отдалённо напоминающую мяч. Эти сорока-пятидесятилетние мужики в нелепых пиджаках и заношенных брюках остервенело пинали тряпичный ком и напоминали чёрно-белую хронику шестидесятых годов, замоскворецкую шпану, прогулянную школу, тем более, что штангами служили стопки книг. Нынешние дети не играли в футбол, во всяком случае, так не играли. Они рубились с всякими зомби в компьютерных стрелялках, катались на роликах или маунтин байках. А эти старики-подростки, молча и страшно били по воротам, бросались под ноги в подкатах, как будто хотели зачеркнуть тридцать лет жизни, которые отделяли их от тех десятилетних пацанов, влюблённых в Блохина. Из мимо проезжающего лимузина вывалился новый мяч. Тонированное стекло поднялось, машина поехала дальше. Футболисты так же молча и так же остервенело принялись пинать подарок. Севе стало жутко.
   Дальше замелькали кадры. По всему Старому Арбату перетягивали канат. Сотни людей. Молча и истово тянули на себя в одну сторону. Сотни в другую. Не было слышно ни смеха, ни шуток. Каждый тянул на себя, как будто хотел обрести новый смысл жизни. Старый был понятен. Он был в водке. Нового пока не было. Его надо было найти.
   На Калининском, рядом с распахнутым мерседесом плакал здоровенный мужик. Он напоминал хрестоматийного нового русского начала девяностых. Короткий ёжик, голда на шее, обязательная мобила в руке. Вдруг бычара со всего размаха рассандалил телефон о мостовую и стал яростно его топтать.
   - Суки, бляди, пидорасы, - крики опять перешли во всхлипывания. Он присел на бордюр и стал размазывать слёзы по щетинистым мордасам. Проходившая мимо старушка, боязливо подошла и всё смелее и смелее стала гладить по голове этого гангстера.
   - Что случилось, сынок? Не убивайся так.
   - Да как. Эти суки..(всхлип)..извините. У меня..(всхлип)..а эти..(всхлип). Сорок лет мне. Ну, я братву зазвал, поляну накрыл. А тут..(всхлип). Даже выпить нельзя. Никто не пришёл. Не уважает никто.
   - Сынок не плачь. Сорок лет не отмечают. Примета есть. Отметишь сорок лет - не заживёшься.
   - "Да. Спасибо, тебе бабка, - Бычара веселел на глазах, - А сорок один можно отмечать"?
   - Сорок один можно.
   На Пречистенке Сева зацепился взглядом за стройку. С десяток смуглых гастарбайтеров стояли на улице и с удивлением и страхом поглядывали на происходящее. Кучка русских мужиков завладела ситуацией. Они споро укладывали кирпичи, мешали раствор и всячески отгоняли южан. Особо выделялся один мордатый в кепочке из газеты и расстёгнутой до пупа рубахе. Он громче всех вопил:
   - Уйди, морда, не приближайся.
   В каждой руке у него было по мастерку. Одним он воинственно размахивал, а другим, не прерываясь, укладывал раствор. Сева подошёл поближе, послушал. Оказывается, мужик в кепочке - Степаныч, был сторожем на этой стройке. Большую часть времени он спал, меньшую - пил пиво, принесённое молдаванами, гладил себя по круглому животу и учил их жизни. Учёба же сводилась к одному тезису:
   - Вы хотели распада СССР? Хотели. Вы говорили, что Россия вас обворовывает? Говорили. Вы были уверены, что заживёте лучше России? Были. И вот теперь, где вы? И где мы? Молдаване и таджики виновато кивали головами и удручённо говорили: " Вах-вах, твоя, правда". Степаныч делал добрый глоток пивка. И заводил по новой. Если не считать, что пиво он пил за счёт приезжих, вреда от него не было. Но после выхода Программы всё изменилось. Двое суток Степаныч выходил из запоя и приходил в себя, а на третьи внезапно составил конкуренцию гастарбайтерам.
   На Воробьёвых Горах запомнилась свадьба. Всклокоченный мужичок, судя по всему, отец невесты, потерянно бродил между гостей и всех теребил вопросами
   - Что, выпивать не будете? Что вообще? Что и драться не будете? Но это же всё-таки свадьба. Что и песни петь не будете? И тостов не будет?
   - Я тебя сейчас фатой удушу - шипела невеста.
  
   На следующее утро Сева проснулся от громких криков во дворе. Выглянув в окно, обомлел. Соседи: взрослые и дети играли в штандар, игру Севиного детства. Один подкидывал вверх мяч, другие резво разбегались. В дальнем углу детской площадки неряшливый мужичонка с пегой бородой учил молодняк игре в чижик.
   - По заострённому краю лупишь, а как подлетит, бьёшь со всей силы, чтоб улетел подальше.
   - Это же гольф, - авторитетно заявил мальчик из хорошей семьи.
   -Хуёльф, говорят тебе чижик. А эта лапта.
   - Не лапта, а клюшка.
   -Хуюшка. Так, иди отсюда, шибко умный. Вот и родаки твои вечно у меня поперёк горла. Окна пластиковые поставили, у всех окна как окна, а у этих плаааастиковые. Теперь, типа они богатые, а вокруг нищета поганая.
   - С пластиковыми окнами инсоляция лучше. И вообще эстетичнее.
   - Ты, Женька, договоришься. Я тебе такую шмась сотворю, мало не покажется.
   - А что такое шмась?
   -Щас узнаешь, барчук, хренов. Раскулачивать вас пора, а то воли много взяли. Мы теперича тверёзые, мы вам быстро салазки загнём.
   Мальчик, видимо генетически опасаясь классовой ненависти, зашмыгал носом и втопил в сторону своего подъезда.
   - Мамке жаловаться побёг, - удовлетворённо сказал мужичонка,- Главное, чтобы чижик подлетел повыше, тогда и удар сурьёзный выйдет.
   В песочнице сидела местная алкашня и играла в города.
   - Актюбинск,
   - Калининград,
   - Днепропетровск,
   -Кувск.
   - Не трынди, Троекуров, нет такого города. На ходу выдумал.
   - Есть, зуб даю. У меня по географии пятёрка была.
   - У тебя пятёрка? Да ты в географии не в зуб ногой. Ты же второгодник вечный. Нормальный город называй.
   Сева подумал, что эти люди играют в те игры, в которые играли перед тем, как начали пить. То есть, до тринадцати, они играли в чижика, а после в литрбол.
   - Караганда,
   - Вот, такой город есть,
   - Амстердам. А я слышал, в Амстердаме бабы голые в окнах сидят. Если бабло есть, можешь любую заказать. Здорово. Витюх, скажи здорово.
   - Да не знаю я. Я вон свою то бабу и не помню, когда пилил. Всё водка проклятая, не до бабы было.
   - Так давай прямо сейчас и трахни. Давай, Витюха, не бзди, мы поможем.
   - Чем это интересно вы поможете? Моя жена, только я её пилить могу.
   -Твоя, твоя. Только как ты её уделаешь то, после такого перерыва, у тебя там только на два раза посикать осталось.
   - Да, осечка может выйти, - задумался Витёк.
   - Давайте мы ему таблетку купим, чтоб стояк наверняка был.
   - Да она, наверное, дорогая зараза.
   - Скинемся заради такого дела. На пузырь же скидывались. А помните, тогда на виски скинулись, ну за тыщу.
   Народ ощутимо напрягся.
   "Полной лажей эта виски оказалась", - поспешил исправить оплошность говоривший. Да я у своей бабы могу денег стрельнуть. На такое дело точно даст. Не откажет.
   Компашка быстро и привычно стала кидать деньги в грязную бейсболку. Кто-то сбегал за недостающей суммой домой. Общими усилиями тысяча рублей была собрана.
   - Не хватит, наверное, - попытался Витёк, увильнуть от семейного долга.
   - Добавим.
   - Игорёха, сгоняй.
   - А чего я то? Да и за копытные тут не обломится. Раньше то мне два лишних гло...
   Игорёха, поняв, что сболтнул лишнее, порысил в соседнюю аптеку.
   Через пять минут вернулся, сияя и размахивая упаковкой таблеток.
   - Да они не очень дорогие. На несколько раз хватит.
   Витюха ещё раз попытался уйти из-под коряги:
   "Да может она стирает или убирается".
   - Ничего не знаем, уплочено. Давай Витюша, сделай её, исполни супружеский долг.
   С видом приговорённого к казни герой-любовник побрёл к своему подъезду. Хлопнула дверь. Наступила напряжённая тишина. Весь двор, прекратив играть, замер в ожидании. Прошло пять минут, десять, пятнадцать.
   - Что-то долго - тревожно выдохнул Игоряша.
   - Нормально, так и надо, в этом деле спешить некуда, - пробасила жена Игоря, неизвестно как оказавшаяся за спиной супруга, - это ты вечно торопишься, малохольный, И отвесила Игорёхе увесистый подзатыльник.
   Народ заржал. Пользуясь этим коварная женщина выколупнула заветную таблеточку из блистера.
   -ООООООО - вопль саблезубого тигра донёсся с балкона Витюхи.
   - ААААААА - ответила компания из песочницы.
   Игоряшина жена выколупнула вторую.
   Видевший всё это Сева подумал: " Держись, парень, это тебе не водку трескать.
   - ООООООО - рычал удовлетворённый самец, в порыве страсти выскочивший на балкон и вздымая руки жестом счастливых болельщиков.
   -ААААААА - вторила ему песочница.
   Не сдержав нахлынывших чувств, Витёк мощным обезьяним прыжком, вскочил на перила, ухватился за бельевые верёвки и стал исполнять нечто вроде присядки.
   -ООООООО - неслось из его лужёной глотки.
   -ААААААА - не сдавались мужики.
   И вдруг, на самой высокой ноте, Витюха, не удержав равновесия, покачнулся и сковырнулся вниз.
   -ААААААА - завопила уже вся детская площадка.
   Но Витёк, извернувшись своим жилистым телом, намертво вцепился в балконные прутья, и, суча тощими ногами, стал перелезать обратно. Его розовые в белый горошек трусы победно развевались, мощно вздымаясь спереди.
   - ООООООО - звенело над домом.
   И тут как по команде из всех подъездов выскочили женщины, с криком и бранью, хватая своих суженых за воротники и таща их исполнять просроченные супружеские долги.
   "Ничего себе денёк начинается. Кафка отдыхает", думал Сева, привычно шифруясь в тёмные очки и бейсболку. Подойдя к метро, он застал такую картинку. Лохматый бомжик, непонятного возраста, сидел на коленях перед лужей и брился одноразовым станком. А рядом стая его сотоварищей оккупировала поливальную машину, требуя у водителя их окатить. Водила мотал головой, не соглашаясь. Тогда, очевидно главарь, убедительно достал из кармана шило и покрутил у носа упрямца. Шофёр без лишних слов полез в кабину. Напор воды был настолько мощен, что клошаров отбрасывало на несколько метров назад, но они как герои стояли насмерть. Свежепобритый бомжик, чувствуя, что может не успеть, тоже побежал под холодный душ. Через пять минут всё было кончено. Мокрые до нитки бродяжки неумело построились и засеменили по улице.
   -" Мужики, а вы куда?", спросил их водитель
   - "На биржу для труда". Срифмовал главарь
   С бродяжничеством тоже покончено.
   Перед дверью модного турагентства разворачивалась настоящая баталия. Очевидно, семейная пара, ругалась так, словно они были в глухом лесу, и вокруг не клубился и нёсся бесконечный поток людей. Одеты они были не просто хорошо, чувствовалось, что каждая мелочь здесь из бутика, начиная от запонки на его рубашке и заканчивая заколкой в её волосах. Матерились они, правда, как в Севином дворе.
   - Я не поняла, козёл, мы что, не летим на Мальдивы?
   - Да на хуя мне эти Мальдивы, если там выпить нельзя.
   - Там такие бангалы, такие пальмы,- платиновая блондинка мечтательно закатила глаза. Судя по "бангалам" это была редкая дура.
   - В гробу я видел эти пальмы. Если бухать нельзя мне вообще ничего не надо! Вообще ничего! Поняла!
   - Ну ладно успокойся. Не хочешь на Мальдивы, купим коттедж, обставим его и будем пати устраивать.
   - "Не хочу коттедж. Вообще ничего не хочу" - капризничал тридцатилетний холёный мужчина, но что-то в его голосе заставляло поверить его несуразным словам.
   - Ну, ты же сам так хотел коттеджик.
   - А теперь расхотел. Зачем он мне? Я думал друзей туда приглашать, партнёров. В баньке попариться, водочки попить. А сейчас что, икрой там давиться, в билиард насухую играть? О чём говорить? Чего делать? Нам же не нажраться надо, хочется расслабиться, оторваться. Мы же не виноваты, что у нас всё на алкоголе замешано. А если спиртного нет, всё остальное теряет смысл.
   - Ну и не надо твоих противных друзей приглашать. Давай лучше моих подруг пригласим. Вот они обзавидуются.
   - А давай ещё тёщиных подруг позовём. Вот зависти то будет.
   - Давай. Только Веру Сидоровну не надо, от неё потом пахнет.
   -УУУУУУ - завыл холёный, - "Свет, ты юмор понимаешь"?
   - Понимаю, а при чём здесь юмор? Ты хочешь на Аншлаг билеты купить?
   - Я тебя задушить хочу. Давно уже хочу. Прямо со свадьбы.
   Блондинка захлюпала носом.
   - Ладно, Свет, извини. Не хотел тебя обидеть. А давай я на тебя фирму подпишу? Будешь всем заправлять. А я отдохну, произведу, так сказать, переоценку ценностей.
   - Я не умею деньги зарабатывать. Я только тратить могу, - отбивалась, как могла блондинка.
   - Да там и делать ничего не надо. Главбух и гендиректор все вопросы решают.
   - Не буду. Ни за что! - по-прежнему артачилась боевая подруга.
   -Ну, тогда и я не буду. Гори всё огнём. Раньше хоть бухнёшь, стресс снимешь. А сейчас что? Чем стресс снимать? Зачем вообще за этими деньгами гоняться? Чтоб твои подруги обзавидовались, под пулями ходить, сутками из офиса не вылазить? Не буду ничего делать. Залягу на диван. Клёвые мужики на дороге не валяются. Клёвые мужики валяются на диване.
   Сева шёл, удивляясь переменам в городе. Улицы были чистыми и свежеполитыми. Телевизоры и динамики, ещё позавчера усеявшие весь город, пропали, как будто их и не было. В метро, автобусах и трамваях не пахло перегаром. Никто не наклонялся к тебе, дыша сивухой, и не пытался вытереть сопливый нос о твоё плечо. В метро, наконец, закончилось засилье бомжиков, когда зловонная парочка оккупирует, бывало два боковых диванчика и лежит себе, вольготно почёсываясь, а пугливое, принявшее утренний душ большинство, жмётся, зажимая носы, в дальний угол вагона. Пропали девушки с лицами ангелов и с обязательной бутылкой пива в руке. То есть, девушки-то остались, пиво исчезло. Это был несомненный плюс. Но где плюс, там есть и минус. На дорогах Сева заметил странных гаишников. Они были в "бутербродах". "Бутербродами" как известно, называют людей, которые за определённую плату на груди и спине носят вывески, рекламирующие определённый магазин или товар. Только на этих вывесках было написано: "ищу новую работу".
   Наконец-то водилы, проезжающие мимо могли оторваться.
   - Эй, гундосый, а что ты можешь, кроме как бобоны стричь?
   - Эй, командир, что жена зимой без шубы останется? Ничем не могу помочь. Четвёртый день как стёклышко.
   Менты тихо матерились, но поделать ничего не могли. Всеобщая трезвость сильно ударила их по карману. Вторая категория людей, которым Сева нанёс удар кинжалом в спину, были его коллеги, врачи наркологи. Этим хоть вообще караул кричи. Гаишникам проще, всё равно до чего-нибудь довяжутся и детишкам на молочишко насшибают. А похметологам что делать? Сева по этому поводу страдал. С другой стороны, как ветеран наркологии, он понимал, недели две народ будет в прострации, а потом быстро пересядет на наркоту. Имеется ввиду молодёжная часть аудитории. Молодняк станет втрескиваться, переться, нюхать, пыхать, в общем торчать. Старшему поколению будет сложнее. В возрасте 40-50 лет трудно менять привычки. Из своей практики Сева знавал такие случаи, но они были, как правило, единичны. Есть такое понятие - эмоционально зависимый возраст. Что ты делаешь в возрасте с 15 до 18 лет, то и будешь делать всю оставшуюся жизнь. Если ударял по пиву, то пиво останется твоим любимым напитком. Если курил анашу, то при любой возможности будешь забивать косячок. Если слушал "Аквариум" и "ДДТ", то переманить тебя на "Ласковый май" практически невозможно.
   Ещё похилилась вся торговля. Спиртное всегда было локомотивом российской экономики. А сейчас весь алкогольный бизнес одномоментно пришёл в упадок. Причём пострадали, казалось бы, далёкие от алкоголя области. Так Сева заметил грустного продавца магазина рыболовных принадлежностей. Тот ходил мимо витрины и грустно пинал дверь. Дверь от этого жалобно пищала.
   - Здравствуйте, - вежливо поздоровался Сева. Что, рыбаки перевелись?
   - Какая рыбалка без водки, - удручённо сказал продавец, пора сворачивать лавочку.
   - Не, ну есть же рыбаки, которые рыбу удят, а не только водку трескают?
   - Нет таких рыбаков, - убеждённо сказал продавец, - и полное отсутствие покупателей тому свидетельство. Рыбак без водки, как рыба без хвоста. Может тут пекарню открыть или книжный магазин?
   - Не знаю, - проблеял Сева и поспешно пошагал дальше, чтобы не видеть бизнес руины. Но загубленный бизнес попадался на каждом шагу: все пивняки и рестораны, рюмочные и кафе несли колоссальные убытки. Посетители, пьющие морс и фанту не оставляли в кассах и сотой доли алкогольных барышей. В Девяткином переулке Андреич увидел такую картину: бывший магазинчик "Кристалл" пытались переделать во что-нибудь другое. Молодой парень, видимо хозяин, в окружении трёх девиц, загнанно метался по магазину, фантазируя какой товар займёт опустевшие полки.
   - Так, а здесь будут детские игрушки. Вот здесь и здесь. А тут книги по кулинарии. А в этом углу рамочки для фотографий. А?
   Девицы разочарованно качали головой.
   - Да, не катит, - тогда здесь конструкторы "Лего", здесь писчие принадлежности, а здесь банные аксессуары.
   - Макс, это бред, - подала голос одна из продавщиц.
   - Нет, погодите. А давайте мы здесь кафе-кондитерскую сделаем? А что, место здесь проходное.
   Да уж, теперь этих кафе-кондитерских будет выше крыши. На каждом углу. Какой дурак только в них ходить будет?
   А давайте...
   Сева порулил дальше, лишь бы не слушать человека, полностью выбитого из колеи. Такой прибыли как со спиртного им уже конечно не видать как своих ушей. А ведь это я виноват - мелькнула мыслишка, ну конечно не только я, но остальных то никто не знает, а я на виду. Я ведь многим людям дорогу перешёл. Много судеб испортил. Не поломал, нет, но испортил. Сколько сейчас народа на меня зуб точит? Ого-го. А я тут гуляю по городу как турист, беззаботно и не спеша. Идиот! Вася Хрюкин. Баклан безмозглый. Сева оглянулся по сторонам, замечая окружающих его людей. Человека три железно тянули на филеров. Пошёл по Покровке, глядя в отражения витрин. Три здоровяка неспешно двинули за ним. Сева пошёл быстрее, Преследователи тоже прибавили шагу. Адреналин, раскручивая свой бег по сосудам, ударил в затылок. Сева втопил по полной и нёсся уже по Маросейке, задевая прохожих. Мужики не отставали.
   Кто это может быть? Менты? ФСБники? Бандюки, нанятые алкобаронами? По любому лучше от них отделаться. Сева держал курс на Красную площадь. Она ему казалась наиболее безопасным местом. Спрыгивая, через пять, ступенек, спустился в подземный переход. Один из мужиков замаячил почему-то впереди, загораживая вход в метро. На скорости, обогнув его, выскочил на Ильинку. Второй мужик, неизвестно как оказавшийся уже там, приветливо раскинул руки бегущему Севе. Народу было полно, но все естественно делали вид, что ничего не происходит. Может жулика ловят, может в салочки играют? Оставался последний шанс, делая вид, что путь его пролегает по Ильинке, в последний момент свернуть в Большой Черкасский переулок. И второго качка удалось перехитрить. Только бы добежать, - стучало в голове, - там есть замечательный проходной двор. Если не догонят раньше, точняк уйду. Ноги были уже ватными, во рту появился вкус меди, дыхание с хрипом вырывалось из давно нетренированного тела, но и до спасительной подворотни было уже рукой подать.
   - Старею, - подумал Сева, - хотя имею отличный шанс умереть молодым. Влетев в подворотню, свернул налево, перелез через хлипкий заборчик, перепрыгнул через шлагбаум. Рванул вправо, споткнулся, шлёпнулся в какую-то кучу мусора, вскочил, опять поскользнулся. Самое интересное, что дело происходило в двухстах метрах от Красной площади, куда загнанный Сева и держал путь. Ход его мыслей был таков: если это ФСБники или менты, от них всё равно не уйдёшь, а если бандиты, на Красной площади его не тронут. Перелез через кованый забор, обдирая ладони, всё-таки зацепился рукавом. Рубашка с весёлым треском порвалась от плеча до пояса. Сева дёрнул вдоль одноэтажного домика, вдруг под ногами зашуршало. Краем глаза Сева увидел, как из травы поднимается тонкая проволока. Тормозить было уже поздно, и он, на всём скаку споткнувшись, улетел в сторону ближайшей канавы. Прямо как Ероха, - мелькнуло в его голове, - трындец мне. Вставал медленно, боясь поднять глаза на охотников, так умело заманивших его в ловушку. Наконец, поднял глаза.
  
  
   Перед ним стоял Виталик, скалился и протягивал руку.
   - Здорово, Севак? Чего это ты тут делаешь?
   - Здоровей видали. Лучше скажи, откуда ты тут нарисовался?
   - Севак, милый ты мой чудик. Неужели ты думаешь, что мы оставим тебя без внимания и охраны. Ты теперь человек государственной важности. Тебя пасли всё время после выхода Программы.
   - Да? - глупо спросил Сева.
   - Да, мой милый. Пока ты ходил и глупо разевал своё грызло на творящиеся чудеса, мы чутко и трепетно охраняли твою бесшабашную башку. Куда ты бежал то, пехотинец?
   - На Красную площадь. В тот момент она мне, почему-то, казалась самым безопасным местом.
   - В этом есть своя логика. Ну, скажи честно, обосрался?
   - В прямом смысле нет. В переносном ещё как.
   - Скажи, рад меня видеть?
   - Не то слово, Виталик, не то слово. Но откуда вы знали, что я побегу именно сюда? Что десять лет назад я работал здесь и знаю все тайные тропы?
   - Мы едим свой хлеб недаром, Севачок, но и ты, видать, тоже.
   - Это ты к чему?
   - А к тому, что я теперь спиртное пить совсем не могу. Я всё понимаю, всё знаю, я сам стою у руля, но прикинь, не могу выпить ни капли. Тошнит, рвёт, как восьмиклассницу.
   - Да, Виталик, ты попал. Ты конкретно попал. Индукция, дорогой мой человек. Помнишь, я тебе говорил, что чем больше задействовано народа, тем больше эффект. Поздравляю тебя, батенька, со здоровым образом жизни в течение года.
   - Ты гонишь, доктор. Я сейчас возьму бутылку пива и при тебе её выпью, и ты ничего не сможешь сделать.
   - Ради Бога. Только отойди подальше, чтобы меня не забрызгать, а то я и так весь в грязи, ещё твоей рвоты не хватало.
   - Этого не может быть. Отравленное пиво лажа. Твоя Программа лажа. Всё лажа. Виталик достал из сумки бутылку пива и приготовился открыть. Выражение лица у него было решительным, но кадык предательски задёргался. Несколько раз, сглотнув и длинно сплюнув, он опять взялся за открывашку.
   Сева демонстративно отошёл подальше.
   - Чёрт, не могу, тошнит.
   - Отложи пиво и пройдёт, - посоветовал Сева.
   - Тьфу, хрень какая то, а скажи, доктор, у тебя холостые приятели есть?
   - Как ни быть. Есть. А тебе зачем?
   - Надо съездить в одно место. У меня там серьёзный разговор. А там одна девушка незамужняя. Только нужно, чтобы реально холостой чувак был, там фуфло не прокатит.
   - Холостой, холостой. С женой разведён. Она в Бельгии. Сын в Англии. Анкетные данные безупречны. А ты что, поженить его хочешь?
   - Да, я свахой подрабатываю. Значит так, у меня там будет крайне серьёзный разговор с крайне серьёзными людьми, а ты со своим другом развлекай их жён и подруг. Читай им стихи, ты же поэт. Или нет?
   - Твои шпионы серьёзные люди, но со стихами лучше не связываться. От них одни неприятности. Видишь ли, в них я жгу глаголом сердца людей сытых, часто не обладающих чувством юмора. Лучше не связываться.
   - Севачок, ты и сам теперь сытый. Привыкай.
   - К чему привыкать, Виталик. Я пока не копейки не получил из тех трёхсот тысяч. Последний хрен без соли доедаю. Жену в Черногорию отправил с тремя штуками евро. И больше у меня за душой ни копья, а ты меня всё богатством пугаешь. Где бабло, брат?
   - Будет, всё будет. Скоро ты удивишься, брат, сколько у тебя будет денег.
   - Да, где-то я читал, что все люди братья, пока не дойдёт до денег. Не, серьёзно, подгони хоть немного ден-знаков.
   - Завтра, всё завтра. А сейчас звони своему холостому другу.
   - Алло, Валентиныч, как сам. Чего делаешь? С дежурства едешь? Устал? Ну, ладно давай тогда. Просто есть маза в гости попасть. Нужен реально холостой мужик. Не можешь, так не можешь. Что? Открылось второе дыхание? Сколько ей лет? А я откуда знаю? Сейчас спрошу. Виталик, сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать пять, Валентинович. Годится? Ну, тогда подгребай к Площади Революции.
   Машина у Виталика оказалась, что надо. Серебристого цвета, размерами напоминающая маршрутку, с огромными кожаными креслами и телевизором. Валентиныч, оценив по достоинству размеры машины, вытянул свои длинные ноги и приготовился вздремнуть перед свиданием. Но Виталик не дал ему такой возможности. Притормозив у бутика, велел следовать за ним. Он вошёл в дорогущий магазин, толкнув дверь ногой, доктора были менее решительны. Встав возле двери, они явно не походили на завсегдатаев бутиков. Сева был весь в грязи, локоть разбит, разорванную рубашку как не прижимай раненым локтем, приличной не сделаешь. Валентиныч, тоже был хорош, - футболка не первой свежести, джинсы на заднице висят. Одно слово с дежурства.
   - Светик, одень этих орлов в подобающий прикид. У нас только пять минут.
   - Виталик, мы пустые, если ты банкуешь, другое дело.
   - Успокойтесь, голодранцы. Я бедный человек, но на пару рубашек так и быть наберу.
   Через пять минут приодетые визитёры опять садились в машину. Довольный Валентиныч оглаживал на себе новые льняные портки. Потом, не выдержав, спросил:
   - Виталик, если не секрет, а, сколько стоят эти трузера?
   - Две штуки баксов и рубашка полторы.
   - Сколько? - в один голос вскричали бедные врачи.
   - Семь штук гринов я оставил в этой богадельне, чтобы вас чуть-чуть приодеть.
   - Ни фига себе, - сказал задумчиво Сева, - у этих богатых точно нет совести.
   Валентиныч был более решителен.
   - Знаешь, Виталик, я на Курском вокзале знаю такой же магазинчик. Там, такие же портки триста рублей стоят. Если ты опять решишь нас приодеть, я покажу дорогу.
   - Вот нищета поганая. В тех портках вас даже на порог не пустят. Сейчас хоть вид цивильный. Но, главное, чтобы вы там не стушевались, пока я буду серьёзные переговоры вести.
   - Вот в этом отношении можешь быть совершенно спокоен. Чего-чего, а тушеваться там никто не будет, не выперли бы за наше неспортивное поведение. Валентиныч, ты главное, фокусы с вилками не показывай. Достал уже. Не в один приличный дом не пускают, а если пускают, сразу вилки прячут.
   - Андреич, чем тебе мои фокусы не нравятся? Девушки от них без ума. Жалко выпить нельзя, а то я как выпью, я такой обаятельный. Вот, змей, лишил народ радости. Мы после дежурства хотели по старой памяти накатить. Ни фига подобного, от спирта рвёт, пробивает на низ как от касторки. Спирт, спирт не приживается, - удручённо приговаривал Валентиныч.
   - А я сейчас, вот возьму и выпью, схватился Виталик за многострадальную бутылку пива.
   - НЕТ, - в ужасе закричали коллеги, - ты нам все наряды уделаешь.
   - Ну, а чем вы там, на скорой помощи стресс снимаете?
   - Для интеллигентных людей снять стресс не проблема. Можно и колёсами закинуться. В смысле транквилизаторами. Молодёжь точняк на траву пересядет, сонники и амфетамины. Вот старшему поколению вилы. Им то уж точно год вёсла сушить, - подтверждая теорию Севы, говорил Валентиныч.
   - Так, сказал Виталик, значит, пора народ и от наркоты кодировать и радостно потёр руки.
   Они подъехали к целому посёлку сверхсовременных домов, уютно спрятанных в лесу. Территория была огорожена мощным забором. У охранников были такие рожи, что брюки за триста рублей тут бы точно не проканали. Машина остановилась у самого фешенебельного дома с прозрачной, стеклянной крышей. Вокруг дома был разбит японский сад камней.
   - А чей это дом? - поинтересовался Валентиныч.
   - Викин, той девушки, которую тебе предстоит развлекать.
   - Хорошее имя. Мою бывшую жену так зовут. Удобно, не перепутаешь, если что. А сюда грушу боксёрскую повешу. Я как выпью, люблю по груше постучать. Правда, наутро все мышцы болят. А это что? Бассейн. Хорошо. Я воду люблю, - входя в калитку, приговаривал урождённый одессит Валентиныч.
   - Погоди груши развешивать. Ты ещё эту Вику в глаза не видел, а уже сюда переезжать собрался, - разумно охладил его Сева.
   - Вот вечно ты, Андреич, всю малину обгадишь. Я чувствую, мы понравимся друг другу.
   Да, такие девушки не могли не понравиться. Сразу было видно, что это светские львицы, путешествующие по дорогим курортам и страницам глянцевых таблоидов. Девушек было трое. Два солидных мужика, сидящих в креслах дополняли компанию. Одного из них Сева узнал. Это был Константин, глава медицинского холдинга "ФИГЛИМЕД".
   Мужчины поздоровались и, подхватив Виталика под бока, сразу ретировались в беседку для "серьёзного разговора".
   - Вика, Юля, Наташа, - представились девушки.
   - Сева и Юра, хотя чаще нас называют по отчеству: Андреич и Валентиныч.
   - Почему?
   - Россия, единственная страна, где существуют отчества, грех этим не воспользоваться, - объяснил Сева.
   - Девушки, а где здесь можно душик принять, - совершенно освоившись, спросил игриво Валентиныч.
   - Там, - несколько робея, показали девушки.
   - Валентиныч устремился в ванную, бросив Севу на произвол судьбы.
   - Скажите, а вы тот самый знаменитый врач, который выступал по телевидению?
   - Да, это я, - скромно ответил Сева. - В кругах близких к вытрезвителю обо мне ходят легенды. Я самый лучший нарколог на всём московском побережье. Все остальные просто отдыхают, так сказать, нервно курят за дверью.
   - А вы уверены, что самый лучший?
   - Конечно. Кто Россию закодировал? Маршак? Смелов? Антонов? Нет. России на год перекрыл кислород Крылов. Можете за это сварить мне кофе. Нет, молока не надо.
   - А Виталик сказал, что вы ещё стихи пишите.
   - Пишу, но счастья мне мои стихи не принесли. Наоборот, ужасно, знаете ли, отравляют жизнь.
   - Почему?
   - Потому что правду пишу.
   - Ну, почитайте же, - заныли девицы.
   - Хорошо, но я вас предупреждал. Первый стих о молодых женщинах и стареющих мужчинах.
  
   Раньше девы были добрей на аршин
   И могли отдаться за пачку чая,
   А сейчас выходят из длинных машин
   И проходят мимо, не замечая.
  
   Раньше я их звал посмотреть видак
   И умно трындел о Камю и Кафке,
   А сейчас для дам я последний чудак,
   Папик и отстой, без колёс и травки.
  
   Я бы этих баб, всех отдал врагу
   И сменил ориентацию на другую,
   Но я рос в Подмосковье и только могу
   Возбуждаться на женщину на нагую.
  
   Двадцать лет назад я был юн и свеж,
   Двадцать лет назад все меня любили,
   А сейчас увидеть девушку без одежд
   Вся получка в пшик и вся попа в мыле.
  
   А на сердце груз и в душе облом
   И полна голова моя голосами:
   "Не ищите баб, ищите бабло,
   А уж женщины вас отыщут сами".
  
   - Ещё, ещё, - закричали дамы. Сева раскланялся и объявил: "Стих второй о стареющих мужчинах и молодых женщинах".
  
   Приятель женился и весь засиял,
   Но минет нас, Господи, чаша сия.
   Уж лучше на пастбищах вольных пастись,
   Чем папиком мелко над девой трястись.
  
   Ох, белая шея, ох, белая грудь.
   Друзей и товарищей на фиг забудь.
   Тебе подфартило, тебе подвезло
   Ты должен колбаситься годам назло.
  
   Ты будешь клубиться среди молодых,
   Хотя твоё сердце ускачет под дых.
   Хотя твои члены хотят одного
   Лежать и не делать уже ничего.
  
   Ох, длинные ноги, упругая грудь.
   Твоя молодая подвижна как ртуть.
   Зачем Купидоша тебя искусил?
   Тебе не хватает ни денег, ни сил.
  
  
   Ох, крепкая попка, ох, крепкая грудь.
   Ты сам себе выбрал пугающий путь,
   И старый ошейник на новый хомут
   Сменил ради мощных цунами в паху.
  
   Точёные бёдра, высокая грудь.
   Так трудно себя и других обмануть.
   А может ты сделал такое, дружок,
   Что каждый хотел, но, наверно, не смог.
  
   Девушки бешено аплодировали.
   - А почему бы вам, Сева не петь эти строчки? Они так и ложатся на музыку.
   - Увы, сам я не музицирую, а друзья мои только обещают положить слова на музыку, но воз и поныне там. Несерьёзные люди, не пунктуальные. Наверное, у них в роду немцев не было.
   - Ещё!!!
   - Пожалуйста.
   Был бы я холостяком,
   Чуть помятым и поджарым,
   Я б за всяким пустяком
   Заходил к семейным парам.
  
   Предлагал бы под коньяк
   Покалякать об извечном:
   О душе и о друзьях,
   О Вселенной бесконечной.
  
   И смотрел бы как глаза
   У законной, у супруги
   Станут уже в три раза
   И занозисты как струги.
  
   А её покорный муж -
   Мой дружок по институту
   Запотеет словно в душ
   Отлучался на минуту.
  
   И свалить, пообещав,
   Заходить почаще в гости,
   Неухожен и прыщав,
   Зная, как мне моют кости.
  
   Если был я холостой,
   То с матрасом полусдутым
   Приходил бы на постой
   Развесёлый и задутый.
  
   И влезая в чей-то брак,
   Был спокоен как анатом.
   Я бы стал всем жёнам враг,
   Но ведь я и сам женатый.
  
   - А хотите профессиональное послушать?
   - Хотим! Хотим!
  
   Не надо шариться в подъездах.
   Курить, колоться и бухать.
   Точней участвовать в заездах
   Кому быстрее подыхать.
  
   Пора подумать о здоровье,
   Карьере, тёще и жене.
   Их напоить своею кровью,
   А не отправить к Сатане.
  
   Идите к нам. Плевать на траты.
   Когда настанет Страшный Суд
   То вас наркАнгелы по блату
   Отмажут, вмажут и спасут.
  
   - Девчонки, вы по мне соскучились? - это из ванной вышел Валентиныч.
   - Неимоверно, - Сева переложил обязанность развлекать девушек на коллегу.
   - Девушки, а у вас вилки есть?
   - Начинается... подумал Сева, но вмешиваться не стал.
   - А вам какие вилки, серебряные или от старых голландских мастеров?
   - А какими в зубах ковырять удобнее, - не растерялся Валентиныч.
   Девушки послушно засмеялись. Ближайшие полчаса одессит устраивал шоу наподобие Коперфильда. Вилки зависали в причудливых композициях, сигарета то исчезала, то появлялась. Всё это перемежалось чисто одесским юмором и анекдотами. Когда вошёл расстроенный Виталик, Валентиныч уже делал стойку на голове.
   - Пошли, фокусники, - хмуро сказал Виталик.
   - А мы тут плюшками балуемся, - попытался Валентиныч сгладить ситуацию. Уходить ему очень не хотелось.
   - Стенд ап, орлы.
   - Всё, приступаем к чайной церемонии. Это не значит, что гостям надо налить на дорогу чая. Это означает, что гостям пора дать по чайнику. До свидания, до свидания. Извините, девушки, что без скандала, - напоследок острил несчастный доктор.
   - Какая была коза. Какая коза. Зачем я, дурак, с вами поехал, - заныл Валентиныч, - нужно было остаться. Может, что и сладилось.
   - Валентиныч, угомонись. На такую кралю тридцать косарей гринов в месяц уходят. У тебя есть такие деньги? - резонно спросил Виталик.
   - Тридцать тысяч долларов? В месяц? На содержание этой бабы? Не, я так не играю. Максимум, что я могу это три тысячи рублей в месяц. Вот, кстати, Андреич, держи мелочь. Я теперь буду носить только крупные купюры. Постепенно приближаться к идеалу Вики. Нет, пожалуй, я могу на неё выделить четыре тысячи рублей.
   - Приплюсуй постельное бельё, и кусок хозяйственного мыла, - заржал Сева.
   - Так, - голос Виталика был мрачен, - ты, Валентиныч, езжай домой отдыхать после трудовой смены, а вас Штирлиц, я попрошу остаться.
  
Оценка: 4.68*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"