Травка Мария
За синими реками, за дальними горами (общий файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мне никогда не нравился каноничный сюжет мультфильма "Летучий корабль". Было жаль Забаву - фактически, она променяла шило на мыло, сбежав от Полкана к домостроевцу Иванушке, не дотягивавшемуся до нее ни умом, ни внешностью. Над фанфиком я не задумывалась нии разу, пока однажды, после просмотра нежно любимого "Гинтамы", меня не посетила сумасшедшая идея...

    Фэндом: Gintama, Летучий корабль (кроссовер)
    Рейтинг: PG-13
    Жанры: Гет, Джен, Романтика, Фэнтези, POV

    ЗАВЕРШЕНО. Продолжения не будет.

  ***
   За стеной шумели лиственницы, источая волны сладковато-пьянящего запаха. Где-то в глубинах леса, что обступал город, надрывалась кукушка, обещая мне долгую жизнь.
   Долгую жизнь...
   Я вздохнула и носком туфельки столкнула с мраморной ступени камушек. Позвякивая, он проскакал вниз и зарылся в песок.
   Долгая жизнь, сотканная из серых, похожих друг на друга дней - нужна ли она мне?
   "Царские дети, Забава, - прозвучал у меня в голове скрипучий голос папеньки, а перед глазами отчетливо нарисовался его сухощавый согнутый палец, - царские дети испокон веков женились и выходили замуж за тех, на кого укажут их родители. Так было, так есть и так будет всегда. Негоже противиться обычаям предков. Вот увидишь - когда-нибудь еще скажешь мне спасибо!"
   От этих речей меня всегда пробирал озноб. В детстве все подобные разговоры не воспринимались всерьез, но теперь, когда на мою руку замаячил приглянувшийся папеньке претендент, эта тема стала угрожающе реальной.
   Будущее, встающее передо мной, не сулило ничего хорошего.
   Я вздохнула и столкнула еще один камушек. Сзади натужно вздохнула тяжелая дверь, ведущая в царский дворец, и на меня пахнуло въедливым запахом чеснока и лошадиного пота.
   А вот и претендент собственной персоной. Легок на помине!
   -Чего это ты, Забавушка, на крыльце сидишь, как простая сенная девка? - прогудело колоколом за спиной. Меня передернуло от этих льстивых речей: знаю я его - ласковые слова говорит, а у самого глаза злющие и холодные, как у змеи, которая за корягой притаилась.
   -Тебя только не спросила, Полкан, - сухо сказала я, поднимаясь и одергивая сарафан.
   Полкан был похож на кряжистый пень, обряженный в богатый соболиный кафтан и увенчанный толстыми красными губами. Когда он говорил, они шлепались друг о друга, как жирные рыбы, выброшенные на берег, и разбрызгивали вокруг слюну. При мысли о том, что такими губами он ко мне может потянуться, я всегда вздрагивала от отвращения.
   -Полно тебе сердиться, Забавушка, - прогудел "жених", протягивая ко мне руки, - не к лицу тебе это. Полюби меня, Забавушка, я тебя золотом осыплю, будешь ходить в мехах да шелках, с серебряных тарелок есть...
   -Зачем пришел? - перебила я его: не в силах я была долго слушать все эти велеречия. Полкан нахмурился, и, как мне показалось, со злостью взглянул на меня.
   -Папенька твой изволили звать тебя, - сбавив тон, прошлепал губами он,- только поторопись, к нему заморские гости пожаловали. Нехорошо будет на глаза им показываться.
   Заморские гости?
   Я насторожилась, но виду не подала.
   Нечасто к нам наведывались посланцы иных земель. Раз в полгода, а то и реже приезжали купцы из соседней страны, привозили шелка и пряности, разворачивали разноцветные шатры прямо под окнами царских палат. В такие дни папенька особенно усиливал охрану, и меня не выпускали дальше терема, и все, что мне оставалось делать - сидеть, пригорюнившись, у окна и вздыхать, глядючи на пестрые, как невиданные бабочки, палатки, вокруг которых шумел народ. Бывало, ветер доносил до моего терема диковинные ароматы, которые источали груды привозных пряностей с названиями, певучими, как музыка: кардамон, корица, ваниль...
   Неужели опять купцы пожаловали? Но они никогда не искали встреч с папенькой.
   Полкан смотрел на меня, не мигая, беззвучно пожевывая губы. От омерзения я передернула плечами и, не глядя в его сторону, поднялась и вошла в палаты, горделиво вскинув подбородок.
  
   ***
   Папенька сидел, сгорбившись, на деревянном троне, некогда присланном моему деду от поверженного на Ледяном озере противника. В знак уважения, так сказать. По бокам его застыли, вытянувшись, рослые стрельцы, на фоне которых папенька, не потрудившийся облачиться в свою громоздкую мантию, смотрелся особенно щупло.
   Как всегда, в такие моменты сердце начинало щемить от жалости к родителю. Он недурной человек, я знаю, неплохой царь, и желает мне только добра. Только отчего же он так слеп, когда речь заходит о его собственной дочери?
   Как бы осторожно я не прикрывала дверь, она все равно скрипнула. Царь вздрогнул поднял голову, и его лицо просветлело.
   -А, Забавушка, доченька... Проходи.
   Он сделал знак стрельцам, и те покинули зал, чеканя шаг. Далеко они не ушли, в этом я была уверена; скорее всего, встали за дверью - а то вдруг напасть какая с надежей-царем приключится?
   -Вы звали меня? - напуская на себя смиренный вид, спросила я. Царь шумно, по-стариковски, вздохнул, встал и вытащил из кармана полотняной рубахи золотую подвеску с изумрудами, выполненную в виде березовой веточки с листочками и подвешенную на кружевно-тонкую цепочку.
   -Нравится, Забавушка?
   Я замерла от восхищения и смогла только кивнуть.
   -Это матери твоей, царствие ей небесное, - с толикой грусти сказал папенька, - завещала она отдать это тебе, когда кровиночке исполнится шестнадцать и будет она выходить замуж.
   Обмирая от невиданной красоты подвески и с грустной нежностью вспоминая маму, я не сразу уловила в его словах плохо скрытый намек. Уловив же, нахмурилась и уставилась на папеньку, чувствуя, как внутри опять все закипает.
   Ответом мне был взгляд невинный, как у дитя малого, преисполненный искренней любви. Однако провести меня было уже сложно.
   -Я сказала вам, папенька, что за Полкана замуж не пойду! А вы купить меня побрякушкой вздумали? - сердце облилось кровью, когда я обозвала так мамину драгоценность, но вместо меня кричал гнев. В этом я вся - сначала скажу, потом начинаю раскаиваться в своих словах. Не во всех, правда.
   -Доченька, - вкрадчиво заговорил царь-батюшка, протягивая ко мне руки. Я бойко отпрянула в сторону, - ну, чего ты как дитя неразумное. Где ты еще такого завидного жениха встретишь?
   -Очень завидного, - тоскливо сказала я, - пень корявый, только и умеющий, что губами шлепать, да деньги считать! Тьфу, аж смотреть на него противно!
   -Полкан, может, на лицо и не красавец, да с лица воду не пить! - ишь ты, папенька злиться начинает, раз голос повысил, - за ним, как за каменной стеной будешь!
   -Я его не люблю!
   -Любовь! - взвился царь, тыча в меня длинным пальцем, - какая еще любовь, когда нужно о благополучии страны думать? Из Полкана замечательный царь выйдет, а ты со своей любовью засидишься в перестарках, вон, уже восемнадцатый годок катит! Пойдешь за Полкана?
   -Не пойду! - упрямо топнула я ногой, - ни за какие коврижки! Ни за какие побрякушки!
   -А я говорю, пойдешь!
   -А я...
   Тут дверь приоткрылась, и один из стрельцов с ужасно виноватым видом заглянул внутрь.
   -Не вели казнить, великий государь, - испуганно сказал он, - только гости заморские уже прибыли и ждут.
   -Вот принесла же нелегкая! - в сердцах выругался батюшка и сердито сказал мне, - ступай в свой терем, потом поговорим.
   Мне очень хотелось посмотреть на заморских гостей, но показываться царевне на глаза иноземцам - дело неслыханное. Но желание было сильнее, и я, направившись к дверям, улучила момент, когда батюшка отвернулся, напяливая свою несуразную сине-красную мантию и пряча мамину подвеску, и скоренько спряталась за огромным тканым узорчатым ковром, что висел на правой стене. Папенька как-то купил его у заезжих купцов.
   Моей хитрости папенька не заметил. Поправив на голове корону, он приосанился, стукнул посохом об пол и зычно крикнул:
   -Зови!
  
   ***
   Двери распахнулись. Первым в царские покои зашел, конечно же, Полкан, выпятив громадный живот и задрав голову. "Как только шапка от эдакой спеси не свалится", - подумала я с сильной неприязнью.
   Полкан степенно пересек зал и занял место по правую руку от папеньки. Следом зашли семеро царских бояр, усевшихся на лавки по стенам; стрельцы, вставшие по обе стороны от трона, и, наконец, заморские гости.
   Их было трое, и, стремясь разглядеть каждого в деталях, я едва не открыла свое укрытие. А смотреть было, на что!
   Никогда прежде я не видела таких диковинных господ. Слыхала я, конечно, от гусляр, что за морем водятся и люди с песьими головами, и гигантские коты, и летающие ящеры, но про то, что бывают такие люди, никто не рассказывал.
   Один из них, тот, что посередине стоял, был натуральной лягушкой. Самой настоящей - зеленой, с выпученными глазищами, и скользкой. Только лягушка эта была в человеческий рост, стояла на задних лапах и зачем-то носила богатый кафтан заморского покроя - длинный, темно-синий, подвязанный тонким пояском. Шлепающие лягушиные лапы выглядывали из того, что я сначала приняла за широкую белую юбку до пола, но потом поняла, что это штаны.
   Зрелище было столь диковинное, сколь и смешное, и, стараясь не выдать себя неосторожным смехом, я принялась зажимать рот ладонью, и отвлеклась от разглядывания.
   Тем временем гости дошли до середины зала, остановились и поклонились батюшке, уперевшись ладонями и лапами в колени. Папенька и все остальные были столь изумлены появлением огромной ряженой лягушки, что даже не ответили сначала на поклон, и лишь потом кое-как покивали.
   Лягушка повернулась к своим спутникам и что-то быстро заговорила. Голос у нее был скрипучим и квакающим, а язык - престранным, никогда не слышала такого языка.
   Хорошо, что ее спутники оказались людьми. Пусть и тоже диковинного вида, но людьми, правда, с узкими, как щели, глазами, и черными, как вороньи перья, волосами, подстриженными не по-нашему. Оба и напоминали воронов - в черной же одежде: узком кафтане и штанах. На ногах у них были не то короткие сапоги, не то какая-то иная странная обувь, невиданная в нашем царстве раньше, а на поясах висели длинные узкие сабли. Вернее, наверное, это были сабли.
   Тот, что стоял слева от лягушки, был более коренастым, чем второй, с широким лицом и несколькими волосинками на подбородке. "Неужто бороду отпустить не мог?" - подивилась я. Да и вообще, сей иноземец напомнил мне некоего диковинного зверя, уж сама не знаю, почему.
   Второй же был повыше лягушки, да и фигуру имел более складную, а лицо - более приятное, только сердитое какое-то, словно не по своей воле он прибыл к нам.
   Смотрела я на него, смотрела, как вдруг почувствовала, будто сердце кольнула крохотная иголка. Что за чудеса?
   Тем временем лягушка умолкла, и коренастый обратился к папеньке. По-нашему он говорил не очень разборчиво, но понять его можно было.
   -Государь-сан, мы прибыли к вам с поклоном от великого сегуна, Токугавы Шикешиге.
   -От кого? - слабым голосом поинтересовался батюшка. Остальные закивали, по всей видимости, тоже не поняв ни единого из последних слов.
   Коренастый заметно смутился.
   -Великий сегун, правитель земель Эдо...
   -Царь ихний, - услышала я громкий шепот Полкана, склонившегося над папенькой. Тот облегченно вздохнул, а я заметила, как по лицу того иноземца, что стоял ближе ко мне, скользнуло отвращение. Неужто ему тоже Полкан не понравился?
   -Передавайте вашему...как там бишь его...сегуну наш поклон, - важно заговорил папенька, - так что же, вы только с поклоном и прибыли?
   Коренастый повернулся к лягушке, молча пучившей глаза на папеньку, и быстро сказал что-то на своем языке. Да он же толмач!
   Лягушка забавно наморщилась, и они с коренастым заспорили, размахивая руками и притопывая ногами друг на друга. Это было ужасно смешно, и я очень боялась, что могу не выдержать и выдать себя громким смехом.
   Тем временем в разговор вступил второй спутник лягушки.
   -Государь-сан, - заговорил он низким хриплым голосом, от которого меня пробрала дрожь. Да что же это такое?! - великий сегун желает торговать с вашей страной. В Эдо есть много хороших товаров, а взамен нам нужны пушные шкуры.
   Он не так коверкал слова, как коренастый, да и держался более внушительно. От меня не укрылось, какая алчность загорелась в глазах Полкана при последних словах иноземца, и он торопливо заговорил, не дав папеньке вымолвить и слова:
   -Торговля - это замечательно! Видишь ли...э-э...как там тебя?
   -Что? - в голосе заморского гостя даже послышалась растерянность.
   -Звать тебя как? - подал голос папенька, и мне вдруг стало стыдно за такую непочтительность перед иноземцами.
   -Хиджиката Тоширо, - ответил заметно сбитый с толку гость, и я сочувственно вздохнула. Ну, и затейливые же у них у всех имена!
   Папеньку это, похоже, тоже смутило, и Полкан, которому, похоже, все было нипочем, вновь подал голос:
   -Видишь ли, о таких вещах сходу не договариваются. Не по-людски это. Обождите денек, отдохните у нас, а завтра мы с вами и цены обсудим, и все-все-все!
   Он вновь принялся пожевывать губы, потирая мясистые руки. Царь согласно кивнул.
   Иноземец, чье имя я так и не смогла запомнить, нахмурился еще пуще, повернулся к лягушке и коренастому, которые уже прекратили спорить, и передал им слова Полкана на своем языке. Лягушка что-то возмущенно заквакала, но коренастый быстро шагнул вперед, заслонив ее, и быстро отвесил поклон.
   -Мы согласны, государь-сан.
   -Вот и славненько! - обрадовался папенька и повелительно подозвал к себе стрельцов, - проводите наших гостей заморских в красные палаты, да проследите, чтобы они устроились с комфортом.
   Перешептываясь между собой, иноземцы удалились в сопровождении стрельцов. Вслед за ними потянулись и бояре, а я продолжала зачарованно смотреть вслед одному из заморских гостей...
   -Что думаешь, Полкаша? - вдруг услышала я голос папеньки и, вздрогнув, замерла.
   -Обмозговать это надо, государь-батюшка, - колоколом прогудел голос Полкана, - разреши попозже к тебе зайти?
   -Ступай, - устало сказал царь, и, судя по тяжелому топоту, Полкан удалился. Гулко хлопнула дверь.
   Беспрестанно вздыхая, папенька принялся стаскивать с себя мантию. И надо же было так случиться, что именно в этот момент мне в нос залетела пылинка!
   Не успев остановиться, я громко чихнула и обмерла от ужаса; царь подскочил на месте и испуганно выкрикнул:
   -Кто здесь?! Стража!
   -Не надо стражи, папенька! - вскричала я, выбираясь из-под ковра, - это я, Забава. Уж простите меня, не утерпела, так любопытно было хоть одним глазком на гостей иноземных взглянуть!
  Батюшка уставился на меня, словно лешего увидел, а затем не то сел, не то упал на трон.
  
  ***
  -Строптивая девчонка! Зря я тебя в детстве крапивой не охаживал!
  Голос у папеньки страсть, какой противный, особенно, когда он злится.
  -Ишь, чего удумала! Подглядывать, да подслушивать! А ежели б тебя эти басурмане увидели? Позора не оберешься!
  -Может быть, у них другие обычаи, и царевны могут вместе с царями гостей принимать, - пробормотала я.
  -Чего? - папенька был туговат на ухо.
  -Ничего, - вздохнула я, подперев голову рукой и пригорюнившись.
  Батюшка с подозрением посмотрел на меня и забегал по моему терему, приговаривая:
  -Ох, доиграешься, Забава... Ох, опозоришь меня... Хватит этих пряток-игр... Решено - через недельку сыграем вашу с Полканом свадьбу, остепенишься и станешь...
  -Что-о?!
  Тут уж я вытерпеть не могла. И почему папенька так полюбил любой разговор сворачивать к Полкану, да свадьбе?
  -Не бывать этому! - выкрикнула я, - никогда!
  -Выйдешь-выйдешь, как миленькая выйдешь! - папенька, будучи росточку небольшого, глядел на меня снизу вверх, но грозно. Я немного струхнула, но на своем стояла твердо:
  -Не выйду!
  -Выйдешь!
  -Не выйду!
  -А я сказал, выйдешь!
  За дверью что-то заскрипело, но мне было не до этого.
  -Не выйду, не выйду, не выйду! - для пущей убедительности я еще и ногами затопала и кулаки сжала, - не пойду за Полкана и не проси!
  Папенька отчего-то больше возражать не стал. Помолчав немного, он вымолвил тихим голосом:
  -Ну, ладно. Тогда я сделаю так, что ты вообще никуда не выйдешь!
  И, не дав мне и рта раскрыть, выскочил из терема, хлопнув напоследок дверью. Не успела я и дух перевести, как снаружи послышался грохот, оханье и пронзительный батюшкин крик: "Стра-а-ажа!"
  Признаться, после ссор с папенькой я всегда чувствую себя яблочком, у которого червяк середину выгрыз - под сердцем поселяется пустота, а от злости хочется упасть на пуховую перину и зарыдать в три ручья. Но именно сейчас плакать мне хотелось меньше всего.
  На столе у стены были навалены грудой чистые тарелки, чашки, и даже стоял до блеска начищенный самовар - видимо, Марфушка, черная девка, вымыла их и сдуру притащила их сюда - пообсохнуть. Она частенько так делала, я уж никак в толк не возьму, почему. Я частенько ругала ее за это, но сегодня вся эта утварь оказалась как нельзя более кстати.
  Громко всхлипнув, я схватила верхнюю тарелку и швырнула в раскрытое окно. Описав красивую дугу, та ухнула вниз, и до меня донесся звон осколков.
  Это мне так понравилось, что я принялась вышвыривать всю попадающуюся под руку посуду, чувствуя, как легчает на душе.
  "Вот тебе, папенька!" - думала я, отправляя в полет очередную миску и представляя, как она падает на голову поганому Полкану, - "вот тебе свадьба! Вот тебе не по любви! Вот тебе..."
  Тарелки тоненько звенели, разбиваясь, а на душе становилось все светлее и светлее, будто бы темная тучка гнева уползала подальше. Я даже запела что-то про свадьбу про расчету, а стопка тарелок в моих руках редела, улетая в окно.
  Наконец тарелки кончились, и я подтащила к окну самовар и уже было поставила его на нижний наличник, как вдруг передо мной возникла чумазая физиономия курносого рыжего парня, висящего прямо перед моим окном вверх тормашками.
  
  ***
  -Ты кто? - ахнула я, выпуская из рук самовар. Тот рухнул на пол, и с гулким стуком откатился к стене.
  -Не мастак я говорить о любви, - тягуче проговорил парень, - да только редко увидишь эдакую красавицу. Иванушкой меня кличут, а ты Забава-царевна, да?
  Он спрыгнул на крышу под моим окном, вздохнул глубоко и уставился на меня, словно на вазу заморскую, расписную. А я вспомнила: третьего дня наш печник Степан сломал ногу и сказал, что пришлет вместо себя подмастерья своего. Получается, что Иванушка и есть тот самый подмастерье.
  Он был смешной и нескладный, с торчащими во все стороны рыжими патлами и разводами грязи на носу. Под его взглядом я зарделась, ибо редко мне доводилось слышать от чужих о своей красоте, и поманила к себе:
  -Залезай в окно. Нечего крышу топтать.
  В голову-то мне и не пришло, что батюшка, коли обнаружит печника в моей комнате, мигом велит ему голову снести или в масле кипящем сварить. А Иван-то и подавно об этом не подумал, раз так быстро в терем ко мне запрыгнул.
  Достала я платочек и начала оттирать ему лицо от сажи. Да только чистый он был немногим красивее чумазого.
  -Эх, царевна, - тяжко вздохнул печник, пока я его умывала, - тяжко вам приходится. Слышал я, как вы с государем-батюшкой ссоритесь, и так жалко мне вас стало, аж страсть. Разве это дело - дочурку единственную за такую образину отдавать!
  Задел меня Ванюша за живое, я чуть было вновь не прослезилась.
  -А что мне делать-то, Иван? - горько спросила я, - слышал же, наверное - испокон веков царских дочек по расчету замуж выдавали. Никто их мнением не интересовался.
  -Бежать вам надо, царевна! - а глаза-то у Ванятки загорелись. - Как пить дать, бежать! Эх, кабы согласились вы стать моей женой, я бы враз вам побег устроил!
  В другое время я бы не мешкая выставила бы наглеца, заявившего этакое, за дверь, то тут меня что-то будто под локоть толкнуло и прошептало: "Дело он говорит, Забава. Бежать тебе надо. Но вот как?"
  ***
  -А давай я корабль летучий построю! - вдруг молвит Ванюшка, а сам смотрит на меня во все глаза. Я чуть не расхохоталась, кабы не чувствовала, что он говорит это очень серьезно.
  "Дурачок", - хотелось молвить мне, - "ну, о каких еще летучих кораблях можно говорить? Как ты его построишь? Это же невозможно!"
  Но тут уже другая мысль озарила меня, и я едва не расцеловала своего дурачка чумазого.
  Это невозможно, и это замечательно!
  Выпроводив Иванушку, да наобещав ему молочных рек да кисельных берегов, я распахнула двери в терем и громко заявила, зная, что батюшка и Полкан уж точно где-то неподалеку отсиживаются:
  -Я выйду замуж только за того, кто построит летучий корабль!
  
  ***
  Ближе к вечеру мне начало мниться, что Иванушка не так уж и плох . Конечно, он не красавец, да и семи пядей во лбу тоже не насчитывает, но гораздо лучше, чем Полкан. К тому же, я ему, кажется, приглянулась, да и мне он не противен.
  Разумеется, никакого летучего корабля Иванушка не построит. Но мы отыщем другой способ убежать, ведь батюшка согласия на свадьбу с простым печником не даст. А там... Избушку срубим, котика заведем, печку поставим и будем жить-поживать. А папенька смирится.
  Я и сама не заметила, как принялась по терему разгуливать, да напевать что-то про котика, да русскую печку. На сердце полегчало, однако же что-то изнутри будто бы вновь нашептывало, что что-то я неправильно делаю. Не так как надо, не того мне хочется на самом деле.
  А в мысли назойливо стучался гость иноземный, пугая меня взглядом черных раскосых глаз...
  ...За окнами темнело. Заухали совы, потянуло свечным и лучинным дымом - в палатах зажгли огонь. Я же, наоборот, свечку погасила, да на перину прилегла, гадая, что делать дальше, да как поступать. Лежала-лежала, да и уснула.
  
  ***
  Проснулась я в почти непроглядной темноте, будто толкнул меня кто. Только луна в окно заглядывала, да звезды посверкивали. Громко храпели за дверьми стрельцы, коих батюшка охранять меня поставил, да посвистывал соловей в далекой роще.
  Тяжко мне стало в тереме, несмотря на распахнутое окно. Вновь на свободу потянуло - к дальним лесам и полям. Нужно будет осторожно с Иваном договориться, план придумать, как бежать будем...
  Но Иван был далеко, а бежать хотелось уже сейчас. Я даже подошла к окну и вниз глянула: высоко. Коли прыгну, то и костей не соберу. Да и куда я одна денусь? Город огорожен высокой стеной, а она охраняется так, что мимо даже мышь не проскочит. Мигом меня батюшкины стрельцы поймают.
  Но в тереме оставаться все равно не хотелось, и решила я хотя бы вокруг палат прогуляться. Сейчас все спят, и никто меня не заметит, а там и остаток ночи пройдет. Утро вечера мудренее.
  Попробовала я дверь приоткрыть - поддалась! Значит, не запер меня батюшка, как обещал. То ли пожалел, то ли забыл.
  Стрельцы, как я и думала, спали, опустившись на пол и храпя на все палаты. Что ж, тем лучше, в таком шуме никто и не услышит, как хлопнут двери, а я постараюсь к утру воротиться, чтобы панику не поднимать раньше времени. Да и стрельцов жалко - они-то не виноваты ни в чем, не хочу, чтобы из-за меня их наказали.
  
  ***
  Спали стрельцы и у крыльца царских палат. Подивившись их беспечности, я проскользнула мимо и пошла прочь, глубоко вдыхая свежий ночной воздух. Огни вокруг нигде не горели, значит, мало, кто проснется, да подивится тому, что царской дочке вздумалось посреди ночи бродить.
  Палаты царские ночью казались особенно большими и страшными. Слышала я сказки о чудищах, которые только ночью показываются, да хватают людей и утаскивают к себе в логово; в детстве пугала меня нянюшка сказками про толстого водяного да подружек его - старых косматых Бабок-Ежек.
  "Держись подальше от речек и озер лесных, Забавушка", - говорила добрая старушка, гладя меня по голове, - "любит водяной подстерегать путников в тине и камышах. Оглянуться не успеешь, как цапнет тебя за ногу да уволочет в пучину. Знала я одну бабу - вздумалось ей на озере водицы набрать. Пошла в чащу, села на бережке и давай ведро наполнять; обернулся водяной громадным сомом, подплыл поближе да и сшиб ее в воду ударом хвоста. И поминай, как звали... Не видели ее больше в нашем городе".
  "А как выглядит водяной?" - спрашивала я, обмирая от страха. Нянюшка поднимала коричневый узловатый палец:
  "Похож он на огромную толстую рыбину с человечьей головой и руками. Волосы у него - это водоросли, а кожа синяя, как у утопленника. Глянет он тебе в глаза - и забудешь, зачем на озеро пришла; сама в воду прыгнешь!"
  После таких сказок стала я леса бояться как огня, а длинными осенними вечерами, сидя за вышиванием, прислушивалась, как тоскливо воет что-то в далекой чаще. Уж не водяной ли это?
  Разбередив детские переживания, почувствовала я себя неуютно и твердо решила вернуться к себе. Ускорив шаг, я завернула за угол и вдруг увидела, что одно из окошек на нижнем этаже палат светится!
  Кому это не спится в такой час?
  Не в силах побороть любопытство, я подкралась к окошку и осторожно глянула внутрь. Да это же красные палаты, куда гостей заморских поселили!
  Странные они все-таки, эти чужеземцы. Чудные. Лавок да столов не признают; вон, лягушка зачем-то на пол села, на коврик какой-то, да лапы завернула так, будто крендель свить из них решила. Сидит так, читает свиток какой-то и ртом шевелит. А другой гость иноземный, что с бородкой, на месте подпрыгивает и саблей своей машет, словно с невидимкой бьется. А где же третий чужеземец?
  Смешно мне стало, и я чуть было не рассмеялась, да только делать этого ни в коем случае нельзя было.
  И тут я почувствовала какой-то странный запах, а вслед за ним в шею ткнулось что-то острое и холодное.
  
  ***
  У страха глаза велики, и, чувствуя, как душа уползает в пятки, я подумала, что это водяной трогает меня своим мерзким холодным пальцем. Только потом, когда я услышала речь на диковинном языке, то поняла, где именно был третий заморский гость.
  Сердце грохотало, как бешеное, не то от страха, не то от неожиданности, когда я отворачивалась от окошка. За моей спиной и впрямь стоял чужеземец: по-прежнему хмурый, направляя на меня свою саблю. Во рту у него была маленькая тоненькая палочка с мерцающим кончиком, от которого в ночное небо курился дымок.
  Мы так и стояли, глядючи друг на друга: я боялась молвить хоть слово, а он разглядывал меня, но саблю не опускал. Вдруг он вздрогнул и, будто спохватившись, убрал ее, подумал о чем-то и мрачно спросил:
  -Ты кто и что здесь делаешь?
  Сначала во мне вскипел гнев: как так, обращаться ко мне, царской дочке на "ты"! Но потом я вспомнила, что он-то меня до этого не видел, а поэтому мог принять за кого угодно.
  -Я Забава, - слова с большим трудом просились на язык, а голос был хриплым. И почему только я перед ним робею? - я дочь царя, к которому вы приехали.
  -Ох... - теперь его брови взлетели вверх, и он мгновенно отвесил мне поклон - тот самый, когда руками в колени упираются. Наверное, у них принято так кланяться, - прошу простить меня, Забава-сан. Не думал, что в такой час здесь можно встретить... - он умолк, наверное, подбирая слово, - принцессу.
  -Я гуляла, - очень хотелось повторить его поклон, но я понимала, что буду выглядеть глупо, - мне не спалось в такой час. Увидела, что у вас горит свет, вот и не сдержалась. Уж больно интересно было взглянуть на иноземцев, ибо нечасто мне это удается.
  Когда я волнуюсь, я начинаю быстро говорить. Сейчас я очень волновалась, и слова выпрыгивали, как ополоумевшие кошки, да еще и голос стал еле слышным к концу фразы... Немудрено, что чужеземец поморщился - наверняка, и не разобрал, что я лепетала.
  -Не думал, что это может быть интересно, - вежливо сказал он, не сводя с меня хмурого взгляда, - мы не привыкли рано ложиться, и Кондо-сан решил поупражняться с катаной, а Судзимару-кун - разобраться с перечнем наших товаров, которые мы можем вам предложить.
  Ох, ну и имена же у них!
  -У лягушки есть имя? - искренне удивилась я и прыснула. - Странные у вас ученые звери - и разговаривать умеют, и в одежде ходят, так еще и читать умеют, и имена носят!
  -Забава-сан, - сдавленным голосом сказал иноземец, - вы никогда не слышали про аманто? У вас их нет?
  Я поняла, что сказала что-то не то, и очень смутилась.
  -А кто это - аманто? - спросила я, чтобы сгладить неловкость.
  Чужеземец вынул изо рта свою дымящуюся палочку, выдохнул клуб дыма и поведал мне удивительные вещи.
  В их стране, что называется Эдо, всем заправляют аманто - что-то, вроде разумных зверей. Кто они такие, я до конца не поняла - заморский гость сказал, что они прибыли с других звезд, но я не поверила. Как это - прибыть со звезд? На чем?
  -У них есть огромные летающие корабли, - терпеливо пояснил иноземец, - Забава-сан, что с вами?
  Наверное, я слишком сильно побледнела. Летучие корабли? Они существуют?!
  -Конечно, - удивленно сказал чужестранец, когда я задала этот вопрос, - на одном таком мы и прибыли. Он ждет нас неподалеку, и, когда мы закончим переговоры с вашим государем, то улетим обратно в Эдо.
  Его низкий голос доносился до меня, как из-под плотного одеяла. Значит, построить летучий корабль можно. Если Полкан прознает о нем, он попытается получить его, а потом и меня впридачу.
  -Инозе... - начала я и запнулась, с ужасом вспомнив, что его имени я так и не запомнила, а он и не представлялся заново.
  -Меня зовут Тоширо Хиджиката, - подсказал мне чужеземец. Теперь он смотрел на меня, как на диковинного зверька, - зовите меня просто Тоши, Забава-сан.
  -Тоши, - прошептала я и, забывшись, схватила его ладонь двумя руками, - умоляю, не говорите никому в этих палатах о том, что у вас есть такой корабль! Не спрашивайте, почему, просто выполните эту мою просьбу!
  Тоши изумленно посмотрел на меня, а потом перевел глаза вниз, и только тогда я сообразила, что натворила. Ойкнув, я отпрянула от него и прижала ладони к пылающим щекам.
  -Кажется, мне пора, - сбивчиво пробормотала я, мечтая провалиться сквозь землю.
  Тоши сделал шаг ко мне и открыл рот, собираясь сказать что-то, но я уже не слушала его. Путаясь в широком сарафане и всхлипывая от стыда, я помчалась прочь.
  
  ***
  Глотая слезы и прижимая ладони к горящему, как печь, лицу, я убежала в царские палаты. Стрелой взлетела по узорчатому крыльцу, нырнула в спасительную темноту, привалилась к стене и только тогда дала волю слезам.
  Прав был папенька, ох, как прав! Опозорила я его и все царство наше перед гостями иноземными! Зачем только я вообще из своего терема выходила? Почему мне за закрытыми дверьми не сиделось?
  Слезы солеными ручейками текли по щекам, а дыхание сбивалось, едва пробиваясь сквозь тугой комок в горле.
  Ох, какая же я дурища! Представляю, что теперь Тоши обо мне думает!
  Отчего-то при этой мысли сердце испуганной птицей заколотилось внутри, а руки сами ощутили горячую сухость ладоней иноземного гостя.
  Где-то в чаще далекого леса грозно и тоскливо заухал филин, и я вспомнила водяного с его лесным озером.
  "Может, пойти да утопиться?" - внезапно подумалось мне, - "стану русалкой холодной да бездушной, и горя ведать не буду. Все лучше, чем на этом свете прослыть дурехой, что чуть ли не на шею гостям заморским кидается".
  Почему-то я была уверена в том, что мое поведение не укроется от папеньки. Наверняка Тоши расскажет ему про его непутевую доченьку.
  Тоши, Тоши... И почему сердце так болит и сжимается при одном воспоминании? Что в нем такого - высокий рост, да худоба, да глаза узкие и волосы черные. Около него я похожа на матрешку расписную - нос курносый, щеки красные, губы пухлые, а в этом сарафане - так и вовсе на ватную куклу, что сажают на чайник! Ох...
  Сердце опять кольнуло, и я сжала кулаки и подивилась тому, что слезы течь перестали, оставив на память лишь подсыхающие дорожки на щеках.
  Ладно. Утро вечера мудренее. Глядишь, с первыми лучами солнца все плохое обернется не столь уж ужасным, как кажется сейчас. Пора возвращаться в терем.
  Я глубоко вздохнула, огляделась и почувствовала, как по спине побежали мурашки - будто бы рука ледяная погладила чуть пониже шеи.
  Тишина, окутывавшая царские палаты, была плотной, словно кто-то набросил на них сверху пуховую перину. Тьма, обступавшая меня, не была кромешной, и я могла разглядеть очертания предметов...
  ...Чтобы понять, что угодила не туда, куда было нужно.
  Чтобы попасть в палаты, нужно было миновать одно из четырех крылец. Два из них были парадными, еще одно отводилось специально для челяди, а еще одно вытребовал для себя Полкан - дескать, нужны покои, что поближе к отдельному входу. Не любит папенькин любимец, чтобы мимо его комнаты шастали почем зря.
  Именно через Полканово крыльцо я в палаты и забежала. Понять это не составило труда - только у его дверей стояла огромная медная ваза, невесть, за какие заслуги подаренная папенькими боярами. Эту вазу Полкан берег пуще зеницы ока и зорко следил за тем, чтобы она была начищена до блеска.
  По тусклому поблескиванию ее пузатого бока я и поняла, где нахожусь, а, поняв, едва не лишилась чувств от ужаса.
  А ну, как Полкану вздумается проснуться и выглянуть за дверь!
  Чувствуя, как сердце заколотилось где-то в горле, я тихонько, на цыпочках, стала пробираться по коридору, замирая при каждом шорохе. О том, чтобы вернуться на улицу и обойти палаты снаружи, даже думать было страшно - мысль о том, что я могу вновь столкнуться с Тоши, пугала не меньше, чем возможность встречи с папенькиными стрельцами.
  Тут рядом со мной что-то всхрапнуло, будто медведь за углом притаился. Тоненько ахнув, я зажала себе рот руками и прижалась к стене, отчаянно надеясь, что меня не заметили.
  Всхрап повторился снова, а вслед за ним донеслось гулкое бормотание, словно кто-то заговорил, сунув голову в ведро. Я стояла, не дыша, пока не поняла, что звуки доносятся из-за стены, к которой я прижималась - аккурат из покоев Полкана.
  Батюшка не раз поминал при мне присказку про любопытную Варвару, но я ничего не могла с собой поделать. Уж больно захотелось узнать, что же поделывает Полкан в такой глухой час и с кем он ведет беседу!
  Осторожно, крадучись вдоль стены, я приблизилась к тяжелой двери, у которой стояла ваза, и ухом прильнула к ней.
  Сначала нельзя было разобрать ничего, кроме невнятного бормотания на два голоса. Низкий, густой, как застоявшийся кисель, явно был Полканий, а вот второй - тоненький, аккурат, комариный, принадлежал кому-то, мне не известному.
  В щели между дверью и полом заметался слабый отблеск лучинного света, а половицы заскрипели под тяжестью шагов - Полкан (а кто же еще так топает?) заходил по комнате. На всякий случай, я отпрянула поближе к вазе, надеясь, что в ее тени он меня не заметит, но к двери он и не думал приближаться.
  Я вновь приникла к двери.
  -Проследили за дураком? - колоколом прогудел Полкан.
  -А то как же, - хихикнул его невидимый собеседник, - в лес подался наш дурак. По тропинкам ходил, да песню какую-то голосил, пока к болоту не направился. Мы от него у лесного озера и отстали - утопнет, поди, сам. Или водяной утащит.
  -Озеро - это хорошо, - довольным голосом протянул Полкан, - в глухую полночь, да в чащобе, мудреное дело - уцелеть.
  И захохотал - раскатисто, протяжно, заставив меня сжать кулаки.
  Мне не стоило труда догадаться, о каком дураке ведутся речи. Неужели Ванюшка и впрямь в лес побежал, дерево для летучего корабля искать? А ежели утонет, так в этом только моя вина и будет - из-за меня весь сыр-бор начался! Плохого-то он мне ничего не сделал, да и сам человек недурной - нельзя, чтобы с ним что-то приключилось.
  Что же делать? Бежать следом, спасать дурачка? Да я сама заплутаю в лесу! А если не заплутаю, то попадусь на зуб волку, медведю, лешему - да мало ли, кто по лесам в такой час бродит.
  Я опустила голову и тихо вздохнула. Пусть Ванюшка из леса целым и невредимым выберется - не вынесу, если с ним что-то приключится, буду казнить себя всю оставшуюся жизнь.
  -А что с басурманами? - тем временем спросил Полкан, и, мигом позабыв о печнике, я вся обратилась в слух.
  -А что с ними будет-то? - явно удивился второй голос, - спят, поди, в красных палатах.
  -Следи за ними в оба, - наставительно прогудел Полкан, и я представила, как он наставляет на собеседника жирный палец, - чтобы куда не надо не совались. Шкурки приготовлены?
  -Так точно! Восемь сотен заячьих шкурок, как вы и просили.
  Полкан вновь что-то забормотал, а я нахмурилась в недоумении. Откуда взялись заячьи шкурки? Разве за ними прибыли гости заморские?
  Что-то защелкало в повисшей тишине, и довольный голос папенькиного любимца произнес:
  -Знатно обогатимся мы на этих дуралеях, Тришка. Супротив соболиной, заячья шкурка выходит в семь раз дешевле. Ежели продать под видом какого редкого зверя, то отличный навар выйдет. Зайцев в наших лесах - что грязи под ногтями, озолотимся!
  Полкан захохотал - громко, прерывая хохот уже знакомыми всхрапами, а я прижала кулаки к груди, чувствуя, как становится тяжело дышать от негодования.
  Вот подлец! Какое удумал - мало того, что собрался наших гостей вокруг пальца обвести, так еще и царство наше хочет опозорить!
  И помощника его я узнала. Тришка в наших палатах был только один - главный ключник, Трифон. Никогда я речей с ним не вела, вот голоса и не узнала. Неужто подкупил его Полкан, переманил к себе на службу?
  -А как же царь? - усомнился ключник, - неужто не возразит против такой хитрости?
  -Царь под мою дудку давно пляшет, - самодовольно произнес Полкан, - и рта раскрыть не посмеет. А басурманы эти косоглазые так и вовсе согласятся на то, что мы им всучим, главное - покрасивее расхвалить. Вовек о хитрости нашей не догадаются, еще и за добавкой приедут! Завтра в полдень встретимся с ними и все обговорим.
  -Ума палата у вас, - восхищенно протянул Тришка, и я вздрогнула от отвращения, представив, как он извивается в поклонах перед Полканом.
  -А то, - гаркнул Полкан, - эх, развернусь я, Тришка! И тебя не забуду, коли будешь мне верой и правдой служить.
  Ключник мелко захихикал, будто рассыпал зерно по полу. Полкан же что-то пробурчал невнятно и вновь заскрипел половицами, напевая:
  -Эх, вот вскорости настанут времена, Тришка! Я буду коронован, рядом - Забава, новые деньги, новые страны... Вот оно как бывает - из грязи - да в князи!
  Тришка вновь рассыпался в угодливом смехе, а я попятилась во тьму, чувствуя, как ухает сердце от гнева.
  Не зря я попала сюда, ох, не зря! И раньше-то у меня не было сомнений в подленькой Полканьей душонке, а тут я убедилась - он не перед чем не остановиться, лишь бы звонкую монету добыть.
  Забава рядом, говоришь? А вот и не бывать этому... Никогда!
  Нога ощутила коварную выемку в полу, я оступилась и отчаянно замахала руками, чтобы не упасть. Ладонь скользнула по холодному боку вазы, и она закачалась, кренясь набок.
  Пение Полкана умолкло, и шаги послышались у самой двери.
  Не помня себя от страха, я опрометью скользнула к вазе и, накрепко обхватив ее руками, удержала от верного падения.
  Дверь натужно заскрипела и стала медленно открываться.
  Я притаилась за вазой, боясь даже вздохнуть лишний раз.
  -Слыхал что-нибудь сейчас, Тришка? - казалось, что голос Полкана прогудел прямо над моей головой.
  -Шорох какой-то, - недовольно сказал Трифон, - да мыши это шуршат по углам. Вот тварюшки окаянные, давеча у меня мешок с мукой прогрызли...
  -Мыши? - недоверчиво спросил Полкан. Он стоял так близко к вазе, за которой хоронилась я, что до меня доносился его чесночный дух и слышала хриплое дыхание, - да, наверное, мыши...
  Дверь скрипуче пропела, захлопываясь, и я смогла отдышаться, чувствуя, как дрожат руки.
  В окне, меж приоткрытых ставень, медленно плыла луна.
  Я вытянула перед собой затекшие руки, чувствуя, как дрожат ладони.
  -Ну погоди, Полкаша, - одними губами произнесла я, - ну, погоди, женишок. Устрою я тебе заячьи шкурки с утречка. Попомнишь ты еще Забаву!
  
  ***
  Остаток ночи я провела плохо, беспрестанно ворочаясь на перине. Она то казалась излишне мягкой, то, напротив, чересчур комковатой. То и дело меня окутывала дрема, насылая беспокойные видения. В них, как рыбы в садке, метались туманные образы: то Полкан протягивал ко мне жирные руки, со звоном просыпая из широких рукавов золотые монеты; то огромные черные летуче корабли вились над головой, заслоняя небо; то возникал иноземец Тоши, молча разглядывающий меня своими узкими, словно серпом прорезанными, глазами. Узрев его, я вздрогнула всем телом и, тяжело дыша, со стоном проснулась на влажной от пота простыне.
  Когда запели первые петухи, я решительно соскочила с кровати на остывший за ночь пол. Голова была тяжелая после неспокойной ночи, но я твердо решила действовать, не откладывая: желание насолить Полкану притупило все остальные страхи.
  Но как мне выбраться из терема? Я с досадой взглянула на дверь, за которой уже ворочались, просыпаясь, стрельцы. Их богатырскому сну можно было только позавидовать: ни один из них даже не шевельнулся, когда я пробиралась в свои покои обратно и случайно задела их локтями. Теперь же, с наступлением рассвета, они были готовы вновь неусыпно охранять томящуюся в неволе царевну.
  Я прищелкнула языком и, наскоро надев сарафан и махнув гребешком по волосам, подошла к двери и завела сладкие речи, стараясь, чтобы мед в голосе становился все гуще:
  -Удобно ли вам там, слуги наши верные?
  Стрельцы примолкли, и один ответил - осторожно, словно я ему змею ядовитую на блюдечке протягивала:
  -Грех жаловаться, царевна.
  -Ой, лукавите, - с притворной укоризной протянула я и даже погрозила двери пальчиком, -ой, не верится мне, что таким бравым служивым по нраву день-деньской коротать у двери девицы взбалмошной.
  За дверью завозились, закашляли, забренчали оружием. Потом второй зевнул и с тоской произнес:
  -Правду говорить изволите, царевна. Неудобно на полу-то спать, а душа требует если не подвигов ратных, то хотя бы прогулки по свежему воздуху...
  Он умолк и охнул от боли - видать, товарищ его пнул. Я улыбнулась сама себе, довольная тем, что услышала то, что нужно.
  -А и за чем дело стало? - еще слаще запела я, - ступайте, прогуляйтесь, покуда раннее утро на дворе и батюшка с Полканом почивают.
  -Да что вы, царевна! - возмутился первый стрелец, невзирая на благодарности, в которых рассыпался второй, - как можно оставить вас? Да и зачем вы нас отсылаете? Неспроста это!
  Я так кулаки и сжала, но голосу дрогнуть не дала.
  -Жалко мне вас, - с грустью поведала я двери, - как представлю, как мучаетесь вы под моей дверью, аж сон пропадает! Ступайте, прогуляйтесь хоть немного, мне же деваться некуда - хоть из окошка на улицу полюбуюсь...
  Стрельцы пошептались между собой, не дав мне разобрать ни словечка; наконец, первый промолвил:
  -Старею я, царевна, и излишне подозрительным становлюсь. Благодарствуем за вашу доброту, пожалуй, и впрямь сходим, разомнем косточки. И оглянуться не успеете, как мы обернемся!
  Негромко топоча, стрельцы ушли, переговариваясь вполголоса. Дождавшись, пока их шаги стихнут, я приоткрыла дверь и опрометью кинулась вниз по лестнице.
  Нужно было во что бы то ни стало поговорить с иноземными гостями, покуда этого не сделает Полкан!
  
  ***
  Я бежала по извилистым коридорам, не чуя под собой ног. Солнце мелькало сквозь полуприкрытые ставни, будто стараясь обогнать меня, и насмешливо гладило по щеке теплыми лучами.
  Только бы успеть! Только бы подобрать нужные слова, да так, чтобы не сойти за полоумную!
  В этот ранний час мне не встретилось ни единой живой души, и я отыскала нужный коридор, за поворотом которого и была дверь в красные палаты.
  Не дойдя и пяти шагов, я остановилась, юркнув за колонну, почувствовав, как бешено заколотило сердце при мысли о том, что сейчас придется заговорить с Тоши.
  Я прижалась к стене и быстро-быстро задышала. Все страхи, забытые было, разгорелись с прежней силой, и язык онемел. А следом и вовсе захотелось развернуться и кинуться обратно, в свой терем, накрепко запереть дверь и спрятаться под одеялом.
  "Нельзя так, Забава!" - одернула я себя, горя страстным желанием надавать себе по щекам, - "а ну, иди и скажи все гостям иноземным! Или же ты хочешь, чтобы они вечность в дураках ходили? Да и не они одни, а вся их земля!"
  Чуть успокоившись таким образом, я глубоко-глубоко вздохнула и вышла из-за колонны, едва не уперевшись в Полкана.
  
  ***
  Папенькин любимец щерился, словно пес на чужую кость, глядя на меня. За его спиной стояли три стрельца, и среди них я увидела одного из тех, что караулил у моих дверей. Он старательно глядел в сторону, видать, боясь встретиться со мной глазами.
  Кажется, это он спорил со мной, когда я отпускала их.
  -Вот спасибо тебе, - тихо сказала я, - удружил, отплатил услугой неоценимой за мою доброту.
  Стрелец пробормотал что-то и вперил глаза в пол.
  -Не серчай на него, царевна, - самодовольно сказал Полкан. Он выглядел смешно: роскошный лисий кафтан был кое-как накинут на мятое исподнее, а высокая бобровая шапка кренилась набок.
  Только смеяться мне не хотелось. Хотелось плакать, кричать, топать ногами - все, лишь бы этот мерзкий боров убрался подальше отсюда!
  Полкан прищурился, разглядывая мое лицо, и я поняла, что на нем все отразилось.
  -Не серчай, царевна, - повторил он, - на то он и служивый, чтобы нести верную службу. Интересно ему стало - куда это моя ненаглядная Забавушка собралась с утра пораньше, вот и решил подумать над этим вместе со мной.
  Я молчала, чувствуя, как на лице разгорается жаркий от гнева румянец. Провинившийся стрелец совсем спрятался за широкой спиной Полкана - видать, здорово струхнул. Остальные двое его товарищей молчали.
  -Вот и я подумал, Забавушка, - меж тем, басил Полкан, придвигаясь ко мне. Я отпрянула, - зачем это ты сюда побежала? Али удумала чего? Не стесняйся, расскажи мне все, тем более, совсем скоро моей станешь.
  -Никогда! - выкрикнула я, не сдержавшись, - пошел прочь, вонючий пес! Или не слыхал мои слова про летучий корабль? Да и какое твое дело, что мне нужно здесь - это батюшкины палаты, и я в них хозяйка!
  -Летучий корабль? - переспросил Полкан и переглянулся со стрельцами с такой ухмылочкой, от которой меня мороз по коже продрал, - а что касаемо палат - не буду спорить, царевна, но ведь ваш батюшка велел вам взаперти сидеть, в тереме вашем. Отчего же вы не там? Знамо, надо эту ошибку исправить.
  Он кивнул стрельцам, и те шагнули ко мне, протягивая руки. Перепугавшись не на шутку, я стала отступать, пока не натолкнулась спиной на колонну.
  -Окружайте ее! - брехливым псом гавкнул Полкан, и я завизжала, когда стрельцы похватали меня за руки. Я стала вырываться, но держали меня крепко, и один из стрельцов очень быстро перекинул меня через плечо. Не переставая кричать и звать на помощь, я забарахталась, стараясь пнуть ногой хоть кого-нибудь, но никто помогать мне не спешил.
  -Спокойно, Забавушка, - улыбка Полкана была такой масленой, что твой блин, - сделай милость, не кричи, иначе придется тебе твой рот тряпкой перевязать, а это тебе не очень понравится, верно?
  И гаркнул стрельцам:
  -Что встали? Тащите ее в терем, да на засов дубовый заприте!
  -Стоять, ублюдки! - вдруг перекрыл его вопли зычный низкий голос, знакомый мне до дрожи в теле.
  Тоши стоял в проеме распахнутой настежь двери красных покоев, сжимая узкий блестящий меч. Не сразу поняв, что из одежды на нем были только черные штаны, я ахнула и поспешно зажмурилась.
  -Отпустите царевну, - медленно проговорил он, и я почувствовала, как руки державшего меня стрельца ослабли, - если еще раз хоть тронете ее пальцем, будете иметь дело со мной!
  Прохладный вихрь воздуха, встревоженный свистом меча, мягко коснулся моей пылающей щеки.
  
  ***
  - Отпустите ее, - медленно повторил Тоши, сдвинув на край рта свою палочку заморскую, а сам меч узкий перед собой нацелил.
  Стрельцы попятились, но Полкашка их удержал.
  - Ты что же, басурманин, ума лишился? - спросил он, а у самого голос пророкотал, как рычание пса подзаборного, - чего лезешь? Царевна эта из терема сбежала, куда ее наш государь-батюшка заточил, за то, что слишком много вольностей себе позволяла! Так что опусти железку и не лезь не в свое дело.
  - Ах ты, леший вонючий! - аж задохнулась я от негодования и закрутилась в руках у стрельца, как змея на солнце. Полкан и ухом не повел, а гость наш иноземный и впрямь оружие опустил, да пару шагов вперед сделал.
  - Разумеется, это не мое дело, - проговорил он, да так страшно его голос звучал, что на месте стрельцов я бы давно бы на край света убежала, - но нигде я не слышал о таком, чтобы слугам позволялось запросто хватать детей своих повелителей. Меня это самоуправство, честно признаюсь, бесит.
  Говорил, а сам на Полкана наступал, медленно, неслышно, как кот, что на крысу охотится. Папенькин любимец супротив него смотрелся, как бочка пузатая супротив тростинки. Только бочка эта, кажется, испугалась и начала понемногу пятиться.
  - Ты чего это, чужеземец? - пробормотал Полкан, - чего задумал?
  Лезвие со свистом прорезало воздух и уперлось в полканье пузо, проткнув исподнее. Плечо стрельца подо мной вздрогнуло, и я почуяла, как его затрясла мелкая дрожь.
  - Вы отпустите царевну-сан, - глухо сказал Тоши, глядя Полкану прямо в глаза, - а я сам доведу ее до комнаты...
  - Терема, - просипел боярин, кося глазами на блестящую сталь.
  - Неважно. Вы мне не нравитесь, да и ей, по-моему, тоже, поэтому так будет лучше для нас всех.
  - Я...
  - Лучше. Для всех, - с нажимом повторил Тоши, и я поняла, что трясусь сама. Уж не знаю, кто он такой в своей стране, но страху навести умеет, ой, как умеет!
  Лицо Полкана сморщилось, будто он молока скисшего хлебнул. Папенькин любимец быстро закивал, и стрелец поставил меня на пол.
  - Недолго тебе трепыхаться осталось, Забавушка, - с угрозой пробормотал Полкан, поглядывая поверх моего плеча на чужеземца, - ох, недолго, попомни мои слова!
  - Недолго тебе осталось в любимцах у царя-батюшки форсить, - перебила я его, а сама почувствовала, как голос от злости захрипел, - ты меня давеча спросил, зачем я сюда с утра пораньше прибежала, так я отвечу!
  Уперла я руки в бока, как сенные девки делали, да повернулась так, чтобы и Тоши видеть, и Полкашку из виду не упускать. А тот заподозрил что-то и побелел, ровно сметана.
  - Поведай-ка нам, Полкаша, - нараспев произнесла я, - о шкурках заячьих, да о том, о чем вы с Тришкой толковали!
  Глянул на меня Тоши искоса, а Полкан поперхнулся и пролаял:
  - К-каких еще шкурках?
  И выложила я все без утайки. И про планы его коварные, и про то, как оставить он всех в дураках хотел, а страну нашу опозорить на чем свет стоит. Баю, а сама вижу, как вытягивается лицо у любимца папенькиного, да загорается в глазах у чужеземца огонь опасный.
  - Это правда? - спросил он, когда я речи свои закончила. Полкан аж съежился и заюлил:
  - Да что вы, господин боярин басур...иноземный, как подумать-то такое могли! Забавушка всегда с фантазией была, мало ли, что ей там присниться могло! Не верьте вы байкам девичьим, молодая она да глупая...
  Запрокинул чужеземец голову, втянул воздух с присвистом и прошипел:
  - А об этом мы уже с твоим царем поговорим!
  Захлопнул рот Полкан, опустил подбородок на грудь, не смея глаз поднять. Почуяла я - не видать ему золота иноземного, сорвалась его хитрая задумка. Только если и раньше мне несладко приходилось, то теперь и вовсе узнаю, почем фунт лиха!
  Подумала об этом - и вся храбрость ушла, как корова языком слизнула. Спрятала я лицо в ладони, и только услышала, как убрались Полкан со стрельцами прочь, бормоча что-то себе под нос.
  - Смелая вы, Забава-сан, - услышала я голос Тоши, и щеки мои против воли вспыхнули, - я сразу почувствовал, что этот... Как его зовут?
  - Полкан, - тихонечко подсказала я, а сама чувствую - сдавило горло что-то.
  - Хитрый этот ваш Полкан, от такого только и жди обмана. Попросим сегодня о встрече с вашим царем, но в ваших словах у меня сомнения нет. Думаю, сегодня же вечером отбудем обратно.
  Отняла я ладони от лица, и вдруг выпалила:
  - Возьмите меня с собой!
  Только с языка слетело, как меня в жар бросило от такой дерзости необыкновенной. Гляжу, а Тоши уставился на меня, как на зверюшку диковинную.
  - О чем это вы?
  Я тяжело вздохнула. Отступать было некуда, ведь слово, как известно, не воробей. Придется теперь полностью ответ держать.
  - Сживет меня Полкан со свету, за то, что все планы его выведала и вам открыла, - горько поведала я, - да и давненько его мне в женихи прочат, все одно - нет мне в папенькиных палатах жизни спокойной!
  Говорю, а сама в пол гляжу. Очень интересным он мне показался. Страшно глаза поднять, страшно взглядами с гостем чужеземным встретиться.
  Долго молчал Тоши, так долго, что мне показалось, будто вечность минула.
  - Не все так просто, Забава-сан, - наконец, молвил он, - представляете, чем чревато ваше исчезновение из страны? Будь вы обычной девушкой, все бы обошлось, а так... Вы же не хотите войны?
  Надежда, вспыхнувшая ярким пламенем, угасла, как лучина под дождем. Внезапная догадка осенила меня, но я уже заранее поняла, что она будет бесполезной.
  - У вас есть летучий корабль, - сказала я, а сама чувствую: катятся, катятся жгучие слезы по щекам, - коли вы поведаете об этом моему батюшке, он возражать не станет, уж поверьте мне!
  Глубоко вздохнул чужестранец, а потом заговорил со мной, как с дитем малым, неразумным:
  - Вам будет лучше в родной стране, царевна-сан. Наша страна - она для вас покажется непривычной, дикой и страшной, и сами горько пожалеете, что бросили родной дом. Я не знаю ваших порядков и нравов, но уверен в том, о чем говорю.
  
  ***
  Вернулась я в свои хоромы, захлопнула дверь и кинулась на перину пуховую да зарыдала так горько, что, казалось, сердце сейчас разорвется. Желанная свобода поманила крылом и исчезла в небе, как голубка белая.
  И в самом деле, что меня за язык тянуло? Зряшная это была надежда, а я круглой дурой была, раз осмелилась речи такие вести. Опять при чужеземце опозорилась.
  Но и он хорош!
  Вытерла я слезы и сжала кулаки, вспоминая.
  Довел меня Тоши до терема, а сам ни словечка по дороге не проронил и на меня не взглянул. Не тронули его, видать, ни слезы мои, ни мольбы. Ну, чистый сухарь! Вот и пусть катится в свою страну, пусть ему все мои горести припомнятся!
  "А ведь прав он, Забава", - прошептал внутри голосок тихий, - "что бы ты в его стране делала? Языка не знаешь, понятия о нравах тамошних не имеешь, вороной черной среди журавлей окажешься!"
  - А я нашла бы выход! - возразила я и кулаком по перине стукнула, - всем назло бы нашла! Особенно этому...сухарю бесчувственному!
  И встал перед глазами Тоши, как был - в костюме своем, иноземном, да с глазами узкими, обжигающими посильнее огня печного.
  Подпрыгнуло мое сердце, зашлось в бешеной пляске.
  - Сухарь бесчувственный, - сдавленно повторила я, - басурманин бессердечный...
  Пыталась я мысли эти подальше от себя прогнать, но тщетно: опять и опять возникал гость иноземный перед глазами, говорил мне что-то, да только слов и не разобрать было. Пронзило все тело жаром, а губу - болью - не заметила я, как прокусила ее, мечась по кровати.
  - Что же это творится-то, а, Забавушка? - жалобно спросила я сама у себя и сама же себе ответила:
  - Влюбилась ты, царевна. Как пить дать, влюбилась, на свою же голову непутевую.
  
  ***
  Лишь только стоит понять что-то, как на душе легчает, а с плеч камень тяжелый срывается. Полежала я еще немного на перине, подумала и решила из палат бежать. Неважно, куда, неважно, зачем, только бы подальше от папеньки, Полкана и любви своей глупой. Схоронюсь где-нибудь, исхитрюсь за ворота выбраться, и поминай меня, как звали. Никогда обо мне больше никто не услышит, а Тоши, наверняка, и не вспомнит.
  Или открыться ему?
  Подумала об этом, и похолодела, не то от ужаса, не то от волнения.
  Вот еще! Кто я все-таки: царевна или девка черная, бегать за тем, кому и не нужна вовсе?
  Горько было об этом думать, но еще горше становилось от мыслей, что вот-вот гости чужеземные поговорят с папенькой и сорвутся с места, улетят за синие реки и дальние горы, вернутся к себе в страну и позабудут нашу, как сон предрассветный.
  Может, с папенькой потолковать? Вдруг он осерчал, узнав о проделках Полкашки, выгнал его, и не будет впредь донимать меня глупым сватаньем?
  Мысль эта мне понравилась, и жизнь стала милее. Чуть приободрившись, я вскочила с кровати, подбежала к дверям и дернула их, чтобы к папеньке побежать.
  Да только не пустили меня двери. Больно стукнулась ладонь о твердое дерево, а снаружи толкнулось что-то тяжелое. Заперли меня, опустили засов с той стороны, а я и не заметила, пока в рыданиях пустых заходилась.
  И я даже знаю, кем был этот "кто-то"!
  - Полкашка, гнилая твоя душонка! - в гневе закричала я, - как выберусь, прикажу тебя на плаху отправить!
  Завозился кто-то по ту сторону, зашебуршал как мышь, но мне ничего не ответил.
  Это еще больше разозлило меня; заколотилась я в дверь, как птица подстреленная, закричала, что было мочи:
  - Немедленно выпустите меня! Всем прикажу головы отрубить, ежели ослушаетесь!
  - Успокойся, Забавушка, - зашептали жарко из-за двери, и я испуганно отпрянула, - никто тебе не поможет, слуги все меня слушаются, а я предупредил их, что ты кричать начнешь.
  До того этот голос показался мне мерзким, что я задохнулась от негодования:
  - Полкашка!
  - Он самый, Забавушка, - радостно подтвердил боярин, - зря ты на папеньку надеялась, да на гостей иноземных. Покинули нас басурмане, а царь-батюшка... Никто тебе не поможет, моя теперь будешь. Выполнил я твою просьбу, Забава, построил летучий корабль, так что готовься к свадьбе!
  Застила черная туча мне глаза, сползла я по стенке на пол, шепча, как заведенная:
  - Не может быть, не верю!
  Басисто расхохотался Полкан под дверью.
  - Хочешь - верь, хочешь - не верь, все едино. Не уйдешь ты от меня, Забавушка, будешь царицей, родишь мне царевичей, и пойдет от нас славный род Полкановичей, что будут этой землей спокон веков править!
  Затошнило меня, а тело слушаться отказалось. Засов загромыхал - еще чуть-чуть, и войдет Полкан в мои покои!
  Вдруг, гляжу, появилась в окне голова с волосами всклокоченными.
  - Иванушка!
  Забыла я про него совсем, а он, меж тем, увидел меня, и просиял:
  - Забавушка! Душа моя!
  Как по волшебству, силы сами вернулись ко мне. Я вскочила на ноги и бросилась к Ванюшке на шею с радостью неподдельной: а вдруг сумеет дурачок вызволить меня из-под гнета Полкана, пока совсем поздно не стало?
  - Бежим, Забавушка! - потянул меня Иван к окну, - выберемся отсюда и будем жить-поживать, счастья и добра наживать.
  - Так-то оно так, - пробормотала я, пока мы выбирались на крышу, - да только что ты сделаешь с тем, что Полкан корабль летучий построил?
  Остановился Ванюшка, недоуменно посмотрел на меня и с негодованием воскликнул:
  - Да не Полкан это, не Полкан! А я!
  Уставилась я на дурачка, но на изумление времени не было. С треском распахнулась дверь, влетел в терем Полкан и к окну подбежал. Да только мы проворнее оказались: не успел папенькин любимец и слово молвить, как Ванюшка с крыши сиганул бесстрашно и меня подхватил, чтобы не убилась. Скользнул кончик моей косы между жирных пальцев боярина, а сарафан плавно на крышу перед ним опустился: скинула я его, чтобы побегу не мешал.
  
  ***
  Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Долго бежали мы по палатам царским, от стрельцов и слуг полкановых уворачивались. Наконец, добрались мы и до летучего корабля: самого настоящего, прямо напротив хором висящего. Помог мне Ванюшка в него забраться, встал рядом сам, да отдал команду:
  - Земля, прощай! В добрый путь!
  И дрогнул корабль, и поплыл он наверх, прямо к облакам, обгоняя птиц. Мелькнули под деревянным крылом царские палаты, прокричала наверху чайка, и что-то глухо шлепнулось на землю: это Полкан попытался полезть за нами на корабль, да поторопился и сорвался с высоты.
  Проверять, жив ли мой бывший жених, я не стала.
  Ванюшка стоял рядом, сияя, как пятак медный, за плечи меня обнимал и планы на будущее строил:
  - Эх, заживем, Забавушка! Домик себе сладим, детишек заведем, будешь моей хозяюшкой!
  А я его вполуха слушала и о своем думала. Несладко у меня на сердце было, ибо чувствовала я: неправильно это все. Не моя это судьба, не для того я была рождена, чтобы за печкой у трубочиста чумазого хозяйничать. А он, видимо, уже все за меня и решил.
  И любовь моя никуда не делась. Стоило мне чуть отвлечься, как возникал перед глазами чужеземец, и впору было волчицей раненой выть. От обиды, от несправедливости, да от глупости своей, что дернула меня затаиться тогда за папенькиным ковром. И понимала я, что не суждено мне уже стать счастливой, коли судьба моя за дальними морями, и больше нам не доведется свидеться.
  - Как же тебе удалось корабль построить, Иванушка? - спросила я, чтобы от горестных дум отвлечься.
  Приосанился Ванюшка.
  - Водяной помог, - охотно сказал он, - и бабки-ежки подсказали слова заветные, чтобы корабль взлетел и полетел...
  - Взлетел и полетел, - повторила я, - а чтобы посадить его на землю они заклинание сказали?
  Поджал дурачок губы, и я все поняла. Высвободилась аккуратно из-под его руки и сказала:
  - Что же, Ванюшка, нам теперь придется по свету мотаться, под облаками с птицами наперегонки, раз посадить его не сможем?
  - Можно попробовать спрыгнуть, - поскреб в затылке трубочист, и махнул рукой, расцветя улыбкой во все зубы, - да брось ты печалиться, Забавушка! Что-нибудь придумаем!
  - Придумаем, придумаем, - пробормотала я, отходя к носу. На душе вновь стало черным-черно, - если только как кости переломать. Задурили тебе голову бабки, Иванушка, обвели вокруг пальца, а ты и поверил, что эта нечисть решила от чистого сердца тебе помочь...
  - Что ты там говоришь, Забавушка? - всполошился Ваня, но я только отмахнулась:
  - Ничего. Это я так, о своем толкую.
  Корабль со свистом скользил над бескрайними лесами, прямо к поблескивающей вдали ленте реки. Нательная рубашка плохо грела, и я дрожала от жестоких порывов ветра. Птичий гомон раздирал уши, и я зажала их, стараясь не разрыдаться вновь, жалея себя, свою загубленную жизнь и потерянное счастье...
  На горизонте показалась черная точка, растущая прямо на глазах.
  -Чевой-то? - удивился Ванюшка, подходя ко мне, - не слыхал о таких больших птицах.
  Я только стиснула занозистый борт, пряно пахнущий смолой.
  Черная точка очень быстро стала размером с полено, а потом заслонила солнце, превратившись в огромный страшный корабль, похожий на оскалившегося дракона. На боках его были намалеваны красные полосы, а прямо над ними - злые раскосые глаза, вперившиеся прямо в нас.
  - Чевой-то? - потрясенно проговорил Ванюшка, задирая голову, - что за чудище такое?
  Я промолчала, но возникшая догадка была такой смелой, что я отказывалась в нее поверить.
  "Чудище" остановилось напротив нашего корабля, преградив ему путь. В деревянную палубу вонзились железные крючья, натянув толстые канаты между кораблями, и наше судно послушно остановилось. Мало-помалу нас подтянули почти вплотную к "чудищу".
  Ванюшка только головой вертел, все повторяя:
  - Ну, диво! Ну, и чудеса!
  А я ждала, обмирая на месте, ибо что-то подсказывало мне: прав твой трубочист. Похоже, и впрямь пришло время для чудес.
  Тонкий свист раздался сверху, и перед нами упал конец диковинной лестницы из веревок и пустых круглых перекладин.
  Следом за ним спрыгнул на доски гость иноземный, по чьей вине я навсегда потеряла покой.
  - Не думал, что у вас тоже в ходу воздушные корабли, - проговорил он, внимательно глядя на меня, - выходит, моя помощь вам больше не нужна, царевна-сан?
  Я стояла перед ним, босая, с растрепанной косой, разрумяненным от ветра и переживаний лицом, и впервые смело глядела ему в глаза.
  - Значит, вы все-таки решили помочь мне бежать? - храбро молвила я, чувствуя, как решается моя судьба.
  Тоши повел плечами, но взгляда не отвел и произнес с равнодушием, которое полоснуло меня по сердцу почище кинжала:
  - Ваши слова озадачили меня, Забава-сан, и мне стало интересно: что же изменится, если я скажу вашему царю про летучий корабль?
  "Бессердечный сух...", - не успела подумать я, как он продолжил, и в его голосе почудилась внезапная горячность:
  - Хотя это все бесстыдная ложь! Я жалкий дурак, царевна-сан, но я понял, что просто не могу оставить тебя здесь!
  И вот тут я не выдержала и, вспыхнув, поспешно отвела взгляд, бормоча какую-то околесицу. Слабо вскрикнул Ваняшка, ветер принес чьи-то оклики на иноземном языке, а мне на плечи легли ладони - твердые и сухие.
  - Ты по-прежнему хочешь отправиться со мной, Забава-сан? - услышала я его голос и, не раздумывая, выдохнула:
  - Да!
  И подняла голову, чтобы вновь увидеть его глаза.
  На этот раз - совсем близко.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"