Круз Андрей : другие произведения.

Эпоха мертвых. Начало (отрывок)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 5.73*70  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга издана


  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Андрей Круз

И ПРИШЛА СМЕРТЬ

   ПРОЛОГ
  
   Это весенний день ничем не отличалось от других. Середина марта, самое начало весны. Разве что весна была необычно теплой, и снег, и без того не слишком обильный, совсем стаял. Еще не зазеленевшие газоны расплылись грязью, лужи растеклись по тротуарам от бордюра до бордюра, вынуждая прохожих искать обходные пути, но весна пришла, она витала в воздухе, и люди, уставшие от мерзкой в последние годы московской зимы, ждали тепла. В общем, весна как весна, предчувствие лучшего, обновление жизни. Отличался этот день лишь одним - он стал последним в череде неспешного течения себе подобных. Еще никто ничего не знал, еще ехали машины по улицам города, еще спешили люди по своим делам. Еще даже ничего не успело случиться, но все сущее, весь мировой уклад жизни уже начал разгоняться под гору, к тому последнему трамплину, откуда лишь один путь - во тьму. К Смерти.
  
  
   Сестры Дегтяревы.
   19 марта, понедельник, день.
  
   Старшую сестру звали Ксенией, ей было девятнадцать. Высокая, темноволосая и темноглазая, она не была похожа ни на мать, ни на отца, зато удивительно напоминала портреты своей прабабки по материнской линии, актрисы театра Станиславского, игравшей почти все главные роли в военные и послевоенные годы, вплоть до своей трагической гибели в авиакатастрофе в 1962 году. Ксения училась в МГУ на факультете журналистики, куда попала почти исключительно благодаря способностям, совсем незначительной помощи своего дяди и редкой красоте, от которой млели и таяли мужчины экзаменаторы. А невинность в глазах и нежный голос располагали к ней экзаменаторов-женщин, даже обладавших самыми черствыми сердцами.
   Училась она на отделении тележурналистики, мечтая в будущем создавать репортажи в защиту животных, природы и еще чего-нибудь, заставляющие рыдать зрителей. Всякое зверье она любила безумно и эта любовь не раз приводила к самым горьким последствиям. Принесенные кошки съедали птичек и вылавливали рыбок из аквариума. Спасенные собаки конфликтовали с кошками и время от времени устраивали погромы в квартире. Животные затем передавались в хорошие руки, чтобы освободить место следующим спасенным.
   Впрочем, в последние месяцы в квартире установилось шаткое равновесие - новый аквариум затруднял коту лов рыбы, а хомячков было решено не покупать больше, чтобы не откармливать эту огромную пушистую черную тварь с мрачными желтыми глазами. Между собакой - помесью кавказской овчарки и еще неизвестно кого и котом установилось некое перемирие, основанное на незлобивом характере первой и чудовищной наглости и хитрости второго. Короче говоря, коту удалось приспособить окружающую среду к своим взглядам на жизнь.
   Сейчас Ксения "агитировала за советскую власть", по выражению своей матери. Речь была адресована сестре младшей, шестнадцатилетней школьнице Ане, которая животных любила, но в журналисты не рвалась, а ее жизненные планы сводились лишь к победе в большинстве кубков "Большого шлема" и дальнейшему заселению своими портретами всех таблоидов мира. Для этого она пять раз в неделю проводила по три часа в теннисной школе в Новой олимпийской деревне, активно и старательно вбивая желтые мячики в покрытие корта. Кроме того, она каждый день немного времени посвящала школьным домашним заданиям и очень много времени - стоянию голышом в ванной перед зеркалом с фотографиями Курниковой и Шараповой на туалетном столике. Каждый раз, признавая, что фигура у нее не хуже чем у Курниковой, а лицо не хуже чем у Шараповой, она в целом приходила к выводу, что объединила в себе достоинства обеих и место на первых страницах журналов светской хроники лучше бронировать уже сейчас. Аня была натуральной блондинкой, среднего роста и со спортивной фигуркой, лицом неуловимо напоминавшая как мать, так и отца.
   Сестры пили чай, сидя перед барной стойкой в просторной кухне, сверкающей нержавейкой и неуловимо напоминавшей то ли морг из американского детективного кино, то ли командный пост звездолета из старой советской фантастики.
   В эту квартиру семья Дегтяревых вселилась всего несколько месяцев назад, переехав из типовой панельной многоэтажки на Мичуринском проспекте. Отец сестер, Владимир Сергеевич, был известным в академических кругах вирусологом и половину своей трудовой карьеры провел в экспедициях, в охоте на особо редкие и особо пакостные виды заразы. Опубликовал Владимир Сергеевич немало статей и монографий, что принесло ему много славы в научных кругах и очень мало денег.
   Однако около двух лет назад ему повезло. Группа, которую он возглавлял, вошла в состав смешанной российско-американской команды вирусологов. Американцы получили грант от какого-то американского же фонда, обретающегося при центре контроля за инфекционными заболеваниями в Атланте. В результате Владимир Сергеевич отправился в экспедицию не куда-нибудь, а сначала в Австралию, а потом на Гаити. Вернулся он оттуда почерневшим от загара и с новой темой для работы, в которую погрузился с головой. И сразу же вслед за этим последовало приглашение возглавить исследовательскую группу в России, работающую по этой программе. Владимир Сергеевич думал не долго, особенно когда ему рассказали о зарплате, бонусах и иных возможностях, которые позволяли поднять уровень жизни семьи на невиданную ранее высоту.
   Впрочем, чуть позднее выяснилось, что настоящим местом работы Владимира Сергеевича оказалась небезызвестная компания "Фармкор", принадлежащая не менее небезызвестному Александру Бурко - большому олигарху с наклонностями слона в посудной лавке. Именно он финансировал фонд, даром, что тот американский, а сам Бурко на сто процентов наш, посконный, из-под родных осин.
   Таким образом, Владимир Сергеевич въехал со своими сотрудниками в двухэтажное здание по Автопроездной улице, которое в былые времена было лабораторным корпусом одного из московских автозаводов. После того, как завод пришел в упадок, немалую часть его территории раскупили другие компании, и немалый кусок отхватила некая компания "Химпродукт" - одна из бесчисленных "дочек" "Фармкора".
   Место было уединенным. Въезд на него был сложным, через территорию завода, хотя сам двор примыкал к Автопроездной улице, и при желании и небольших усилиях вполне можно было организовать отдельную проходную.
   Затем в этом месте появился бывший сотрудник Главного Управления исполнения наказаний, известного еще как ФСИН, некто Оверчук Андрей Васильевич - среднего роста, плотный, с незапоминающимся лицом, но при этом наглый как танк. В настоящее время бывший "кум" Оверчук числился в рядах службы безопасности концерна "Фармкор" и занимал там отнюдь не рядовую должность. Его трудами влачившие жалкое существование дедки-вахтеры сменились на рослых ребят в черной полувоенной форме, с пистолетами и телескопическими дубинками на поясе и с самозарядными дробовиками за плечом. Затем это место заполонили рабочие, туда потянулись грузовики с оборудованием, и через шесть месяцев бывший лабораторный корпус завода, построенный из серых бетонных блоков, посеревших под дождями и навевавший уныние своей убогостью, преобразился во вполне современное с виду здание с поляризованными стеклами в окнах и с еще более современной начинкой внутри.
   Если сказать проще - такой лаборатории у Владимира Сергеевича до сего момента еще не было. Омрачало его работу там лишь регулярное присутствие Оверчука, которого Владимир Сергеевич не переносил даже на дух, подозревая в нем глубокую душевную мерзость. Впрочем, Оверчук и сам на глаза Дегтяреву не лез, появляясь на этой территории не чаще чем пару раз в неделю и ненадолго, лишь приглядывая за ней вполглаза. У него и других дел хватало.
   Еще его смущало то, что частная компания взялась за работу с малоизученными вирусами в черте города, не ставя, естественно, об этом никого в известность. Владимир Сергеевич знал, с какими мерами предосторожности работают те же военные биологи - его однокашник Кирилл Гордеев возглавлял такую закрытую военную лабораторию по разработке вакцин. Здесь ничего похожего на их меры безопасности не наблюдалось. Сам Оверчук уверял, что залог безопасности - привлекать как можно меньше внимания. Впрочем, работать с опасными культурами здесь тоже никто не собирался, так что слишком сильно об этом Дегтярев не задумывался. К тому же "Фармкор" единым махом подписал контракт с Владимиром Сергеевичем чуть ли не пожизненную занятость, положил ему поистине царскую зарплату, и посодействовал с получением льготного, почти беспроцентного кредита на покупку квартиры.
   В результате семья Дегтяревых въехала в новенький, если и не элитный, то вполне соответствующий понятию "бизнес-класс" дом неподалеку от метро "Университет", а старая их квартира была довольно удачно продана, обеспечив маму сестер, Алину Александровну, свободными средствами на покупку мебели и двух машин. Казалось, наступило благоденствие.
   Однако та пылкая речь, которую сейчас произносила Ксения перед младшей сестрой, не была хвалой Дегтяреву отцу за их улучшившуюся жизнь. Ксения открыла, что вирусологи проводят опыты на животных. Не то чтобы она не знала этого раньше, но Владимир Сергеевич больше работал "в поле" и заражали животных его коллеги. Теперь же Владимир Сергеевич стал работать в лаборатории. И однажды вечером старшая дочь задала ему как бы между делом вопрос:
   - Па, а вы каких животных используете? Ну, в смысле для опытов?
   Погруженный в свои мысли Дегтярев даже не осознав истинного смысла вопроса, машинально ответил что естественно полный набор, от крыс до обезьян. Разговор развития не получил, но Ксения мгновенно заклеймила родителя как "живодера" и "вивисектора". К тому же она имела неосторожность поделиться новым знанием со своими друзьями с факультета, по разным причинам разделявшими её взгляды на проблему защиты прав животных. В результате вокруг Ксении образовался эдакий круг единомышленников, который не давал утихнуть страстям вокруг "живодерства" Владимира Сергеевича.
   Ксения даже почти перестала разговаривать с отцом за исключением тех случаев, когда ей нужны были деньги, в которых мать её ограничивала. Но Владимир Сергеевич, работоголик в тяжелой стадии этого уважаемого заболевания, судя по его поведению, этого даже и не заметил, тем самым лишая дочь возможности ответить ему гневной отповедью на вопрос: "Ксенечка, а что случилось?". Теперь в роли папиного адвоката выступала сестра.
   - Как ты можешь его оправдывать? Он ставит опыты на животных! Ты это понимаешь? Это все равно, как если бы он ставил опыты на Барсике или на Мишке! (Так звали кота и собаку) Их ты любишь? Ведь любишь? Ты бы отдала их папочке, чтобы он заразил их какой-нибудь чумой и смотрел, что из этого получится?
   - Во-первых, отец их сам любит. Барсик вообще у него на подушке спит. Не у тебя, а у него. Во-вторых, тебе известен какой-нибудь другой способ испытывать лекарства? Насколько я слышала, такого еще не придумали...
   - Вот пусть и занимаются сначала изобретением способа, а потом своими диссертациями!
   Аня хмыкнула, затем спросила:
   - Мне кажется, отец защитил все возможные диссертации уже лет десять назад. Или больше?
   - Значит, помогает другим защищать, своим ПОДЕЛЬНИКАМ!
   - А ты хоть знаешь, чем они занимаются?
   - Не знаю, и знать не хочу! - отмахнулась Ксения. - Мне достаточно того, что они мучают животных в своей лаборатории.
   Аня пожала плечами, как будто говоря: "Что с дураками разговаривать" - но все же сказала.
   - Насколько я знаю, они занимаются возможностью сохранения организма в длительных космических полетах без замораживания. И вообще выживанием в экстремальных условиях. Типа попал в Антарктиду - замерз. Перевезли тебя в тепло - сам отмерз и дальше пошел. Еще куда-то попал - и опять с тобой ни фига не случилось. Что-то отключилось в организме, а потом включилось когда надо.
   Ксения фыркнула и уставилась на сестру, уперев руки в бока.
   - И откуда же ты этого набралась, Курникова? Тренер рассказал?
   - Я в записи отцу посмотрела. - невозмутимо ответила сестра. - Они у него все на столе лежат. Он статью или книгу пишет о своей работе. Возьми сама и почитай.
   - И ты хочешь сказать, что все поняла? У тебя по биологии что в полугодии было? - добавив в голос столько сарказма, сколько получилось, спросила Ксения.
   - Я вступление поняла. - пожала плечами Аня. - Хочешь понять остальное - читай сама, ты - умная, ты - отличница, про защиту животных скоро в телевизор попадешь. Вот иди в таком случае - и читай. Типа журналистское расследование.
   - Откуда к тебе это "типа" прицепилась? От твоих дружков-спортсменов дебильных?
   - Нет, из книжек, которые выпускники журфака пишут. Кстати, что такое "фак" я знаю. А вот "Жур" что значит? - с притворной заинтересованностью спросила Аня.
   - Ты до этого пока не доросла.
   - Ну не доросла, так не доросла. - легко согласилась младшая. - Мне пора.
   Аня вышла из кухни, подхватила с пола в прихожей свою теннисную сумку, согнав с нее разомлевшего кота, и вышла в холл. Когда она подошла к двери, зазвонил телефон связи с охраной. Аня проигнорировала звонок, лишь обернулась вглубь квартиры и крикнула:
   - Отличница! Остальные защитники прав крыс к тебе пожаловали! - и вышла за дверь.
   С "защитниками" она столкнулась, выходя из лифта. "Защитников" было четверо - одна девушка и трое ребят. Девушка Маргарита и двое ребят учились с Ксенией на одном отделении факультета журналистики. Третьим был старший брат Маргариты - Семен. Впрочем, маленький и тщедушный Семен в очках в толстой квадратной пластиковой оправе как у музыканта Моби, и совершенно не шедшей к его худому остренькому личику выглядел намного младше своей сестры. Маргарита была полновата, к тому же неудачно полновата - целлюлитные бедра образовывали "уши", которые она пыталась затолкать в слишком тесные черные брюки. Брюки "уши" не уменьшали, а наоборот - подчеркивали, к тому же жирноватые Маргаритины бока вываливались из тесного пояса и свисали как взошедшее тесто из квашни.
   Сама Маргарита почему-то считала себя богемной особой, тяготела к "готическому" стилю, поэтому красила волосы в радикально черный цвет с ярко-красными прядями и носила похоронно-черный мейкап, который вкупе с длинным носом и черными же глазами навыкате делали её образ просто пугающим. На факультет журналистики она попала стараниями своего папы, который вел все финансовые дела одного из центральных каналов телевидения.
   Семен уже заканчивал Бауманку, и был очень способным программистом. Однако применять свой несомненный талант в мирных целях ему было скучно, и однажды он настолько удачно блеснул способностями, что только благодаря вездесущему папе ему удалось миновать суд и тюрьму - гибралтарский филиал голландского банка, потерявший всю клиентскую базу данных, жаждал крови и человеческих жертвоприношений.
   Двое других ребят были отпрысками потомственных телевизионных семей. Дима, высокий, слегка косящий и рано лысеющий, был внуком известного в советские времена международного комментатора, а Игорь - сыном продюсера музыкального канала. В общем, вся эта компания образовалась из-за того, что Игорь - темноволосый, смазливый и избалованный девичьим вниманием, решил добиться благосклонности Ксении.
   В отличие от остальных девушек Игоря, Ксения не рухнула без сил перед его напором. Ксения была слишком погружена в себя и слишком себя любила для этого. Поэтому к ухажерам она относилась несколько пренебрежительно и, пожалуй, можно сказать и так - деспотично. Не всегда даже замечая факт их наличия. В результате Игорь взялся защищать животных и окружающую среду, о судьбе которых никогда в жизни не задумывался, его друг Дима присоединился к ним потому, что он всегда присоединялся к Игорю, Маргарита числила себя подружкой Димы, и все бы осталось на уровне кухонных разговоров, если бы не Семен.
   Несмотря на мирную профессию программиста, в душе Семен был пассионарием, и готов был посвящать все свое время любой форме политической активности: защите ли прав животных, борьбе за социальную справедливость, истреблению ли животных и борьбе против любой формы социальной справедливости - лишь бы это попахивало заговором и давало ему ощущение собственной исключительности и причастности к чему-нибудь эдакому. Поэтому, после того, как Семен вошел в их круг, мысли "защитников" начали принимать довольно конкретное и уже опасное направление.
   Вся компания заговорщиков, пропустив Аню и поздоровавшись с ней, поднялась на лифте на восьмой этаж и вышла в холл. Ксения уже ждала их у открытой двери. Расцеловавшись с ней, дважды чмокая воздух возле щеки, как вдруг стало, принято после показа рекламного ролика "спрайта" по телевизору, молодежь зашла в квартиру.
   - Чай-кофе кто будет? - спросила Ксения.
   Все захотели кофе. Ксения ушла на кухню, и было слышно, как там зажужжала кофемолка. По квартире потянуло ароматом хорошего свежемолотого кофе.
  
  
   Владимир Сергеевич Дегтярев, профессор.
   19 марта, понедельник, день
  
   Владимир Сергеевич Дегтярев стоял в лаборатории перед двойной стеной из толстого ударостойкого стекла, обрамленного металлом. С Дегтяревым были еще двое. Один был молод, высок, худ, жилист и слегка сутуловат, стрижен почти наголо. Второй был немолод, небольшого роста, в очках без оправы. Свои седоватые редеющие волосы он зачесывал назад.
   Высокого звали Сергеем Крамцовым, был он аспирантом, а Дегтярев был его научным руководителем. Вторым был американец из института, принадлежащего американской же фармацевтической компании "Ай-Би-Эф", доктор Биллитон. Он приехал поработать с Дегтяревым два месяца назад, и занимались они тем, что сводили воедино результаты, достигнутые в обеих странах двумя командами ученых. Он неплохо говорил по-русски, а Дегтярев сносно объяснялся по-английски, так что обходились без переводчиков.
   Сейчас они пришли в виварий "на ЧП", и вид у всех троих был весьма озадаченный. За стеклянными стенами, в несколько ярусов выстроились стеллажи с большими проволочными клетками. Стеллажи разделялись стенами на отсеки. В некоторых отсеках было пусто, а в некоторых в клетках сидели зеленые мартышки, привезенные из Африки. В первом слева отсеке был разгром и беспорядок. Одна из клеток была открыта, другая еще и сброшена на пол. Дверца ее была распахнута, в самой клетке обезьяны не было, зато пол под решетчатой стенкой был залит кровью, и в багровой, быстро густеющей, липкой луже плавали клочки шерсти и еще какие то куски.
   Одна из обезьян, с замазанной запекшейся кровью мордой, сидела на полу неподалеку, и равномерно покачивалась взад и вперед, как китайский болванчик. Вторая обезьяна сидела на перевернутой клетке, но не вся. В смысле, сидела она вся, но у нее на одной из рук не было ни единого клочка мяса или шерсти, и кое-как скрепленные друг с другом кости висели плетью. Еще у нее отсутствовала часть лица на черепе, точнее - вся левая его половина, которая была тщательно обгрызена с костей. Обезьяна сидела молча и совершенно неподвижно, и было видно, что подобные жуткие, скорее всего даже смертельные, раны ее совсем не беспокоят, словно и не случилось ничего.
   - Так, все же, что произошло? - спросил Владимир Сергеевич Крамцова.
   - Замки на этих клетках плохие, я уже несколько раз говорил. - ответил аспирант. - Открываются самопроизвольно. Рано или поздно все обезьяны разбегутся.
   - С замками понятно, их на следующей неделе все заменят, но что именно случилось?
   Крамцов кивнул на ряд компьютерных мониторов, стоящих на столе.
   - Посмотрите все в записи, а если кратко... В этом отсеке всего две обезьяны, обе были инфицированы. Сидят они уже больше месяца, чувствуют себя прекрасно.
   - Это те самые, которые ВИЧ-инфицированные. - повернулся Дегтярев к Биллитону. - Мы пытались вытеснить ВИЧ нашей "шестеркой".
   - И что получается?
   - Получается, что мы побеждаем СПИД. И не только СПИД. Все гепатиты, например, даже банальный грипп. Любые вирусные заболевания. Наш вирус не терпит вообще никаких конкурентов, особенно тех, которые вредят носителю. Если удастся довести "шестерку" до стабильного уровня, то можем ехать в Стокгольм заранее и ждать Нобелевские премии уже там. Ну и господин Бурков станет богаче раз в десять еще. Или в сто. Извини, Сережа, и что дальше?
   Крамцов кивнул и продолжил:
   - Я услышал шум, вбежал в лабораторию. Одна из обезьян сумела открыть клетку, начала прыгать по отсеку, открыла вторую клетку, а затем повисла на ее открытой двери. Вторая обезьяна тоже начала беситься, и вдвоем они раскачали клетку и уронили ее с полки так, что клетка убила обезьяну, висящую на дверце. Ее рука застряла в решетке, обезьяна не смогла увернуться, и клетка упала на нее, проломила ей грудную клетку. Если она к вам повернется другим боком, вы увидите, какая у нее рана. Все ребра сломаны и наверняка проткнуты легкие. Вторая обезьяна испугалась, и забилась в дальний угол отсека. Пока я надевал на себя защиту, намереваясь войти внутрь, и навести порядок, обезьяна, которую я считал мертвой, вдруг зашевелилась.
   Попутно Крамцов отматывал на экране компьютера до нужного места черно-белый ролик, снятый камерой слежения.
   - Вот, смотрите с этого места.
   На одном из экранов появилось изображение стоящего у стеклянной стены Крамцова в белом комбинезоне, но без шлема, на втором и третьем экранах можно было наблюдать за отсеком изнутри. Действительно, придавленная клеткой обезьяна неожиданно зашевелилась, выбралась из-под клетки, села и замерла в неподвижности. У второй мартышки она вызвала любопытство. Та медленно приблизилась к неожиданно воскресшей товарке. Но вплотную не подошла, как будто что-то удерживало ее на расстоянии. Вся ее поза выражала неуверенность. Воскресшая поначалу не реагировала на ее приближение, даже не посмотрела в ее сторону. Так прошло около трех минут. Затем раненая обезьяна молча, не издавая никаких звуков и не делая никаких предупредительных и угрожающих жестов, бросилась на вторую, вцепилась в ту, опрокинула на пол. Последовала недолгая возня, затем атакованная прекратила дергаться, и растянулась на полу, а вторая уселась рядом с ней, схватив ту за руку.
   - Это... это что она делает? - спросил Биллитон.
   - Она ее убила, и теперь ест. - ответил Крамцов.
   - С ума сойти. - словно не веря своим глазам, помотал головой американец. - Почему? В наших материалах никогда не упоминались случаи немотивированной агрессии или каннибализма. А эти мартышки вообще травоядные.
   - Наши материалы - это или полевые наблюдения за людьми, или опыты на крысах. - пожал плечами Крамцов. - Может быть вирус мутировал, а может быть это воздействие непосредственно на психику обезьяны. А агрессия очень даже мотивированная, как мне кажется - ради пищи. Какой мотив еще нужен? Вот, вот, смотрите! Вот самое главное!
   Он постучал ногтем по экрану монитора. Там происходило нечто удивительное. Одна обезьяна продолжала объедать мясо с руки второй, а вторая, мертвая к тому времени, зашевелилась.
   - Видите? Видите?
   Обезьяна-убийца неожиданно бросила свою жертву и отошла в сторону, сев на пол и делая глотательные движения. Вторая обезьяна села, и замерла. Затем начала раскачиваться вперед назад.
   - Так они и сидят уже больше часа. Ничего не изменилось. Судя по всему, обе мертвы. Тепловизор показывает, что их тела продолжают остывать. - подвел итог Крамцов.
   - И что у нас получается? Вирус работает, но не совсем в том направлении, что мы рассчитывали? - спросил Биллитон.
   - Похоже на то. - ответил за аспиранта Дегтярев. - Обе были живы, несмотря на инфекцию. Были абсолютно здоровы с виду, пока одна из них не погибла в результате несчастного случая. И тут мы видим подтверждение австралийских и гаитянских басен - мертвая обезьяна "восстала из гроба", причем классически, чтобы "питаться от живых". Хотя даже у аборигенов агрессия фактами не подтверждалась, только в сказках. Как это получилось?
   - "Портальное сердце", скорее всего, как мы и предполагали раньше. А вообще надо их поймать. И заглянуть внутрь. - сказал Крамцов.
   Биллитон внимательно посмотрел на него.
   - Вы понимаете, насколько осторожным следует быть?
   - Я понимаю. - кивнул Крамцов. - И я не намерен ловить обезьян в одиночку, привлеку лаборантов, наденем защиту. Кстати, я трижды выпускал усыпляющий газ в этот отсек - никакого эффекта. Похоже, что они совсем не дышат. Я даже проверил его действие в другом отсеке, с неинфицированными обезьянами, но там все сработало. Животные уснули через три минуты. А этим газ безразличен.
   - Да, интересно. - вздохнул Биллитон. - Что-то подобное мы предполагали, но совсем не в таком виде и не с таким эффектом. Теперь нам надо будет разобраться, что из этого следует и как это повернуть к вящей пользе человечества. У нас есть еще инфицированные экземпляры?
   - Нет, но это несложно сделать. - усмехнулся Крамцов. - Инфицируем. И лучше начнем с крыс, обезьян мало.
  
   "Террористы"
   19 марта, понедельник
  
   - Сем, а ты уверен, что твоя бомба никого не убьет? Это ведь не базы данных в банках ломать, тебя папашка тогда не спасет. - спросила Маргарита у брата.
   Семен отрицательно мотнул головой.
   - Я все измерил. Шаг бетонных плит в заборе соответствует окнам в стене здания почти стопроцентно. Пятая плита слева - как раз напротив первого окна слева в цокольном этаже. Ночью там никого не остается, окна полуподвальные. Два охранника находятся в главном корпусе, и еще один на проходной.
   - А может быть там в ночную смену кто-то работает? - снова спросила сестра.
   Чем ближе к делу, тем меньше ей нравилась вся эта затея. На стадии планирования все выглядело увлекательно, но чем ближе подходило к осуществлению планов, тем страшнее ей становилось. Семену же было все равно, он видел перед собой лишь очередную цель и шел к ней напролом.
   - Я же считал, сколько людей приходит, сколько уходит. - даже чуть возмутился брат. - В окнах цокольного этажа даже свет не горит, только дежурная подсветка. Я видеокамеру на палке через забор поднял, все снял. Ошибки быть не может. И Ксения там была, ходила к папе на работу, заглядывала в окно. Сказала, что там какая-то аппаратура и компьютеры. И, похоже, электрощит. Если все это разломать, то они долго восстанавливаться будут. И взорвется бомба даже не в здании, а снаружи. Стекла вылетят, компьютеры поломает, ущерб нанесем, и все. А то, что Ксенька предлагает - это невозможно, мы даже во двор здания не попадем.
   - Зато мы могли бы попытаться выпустить животных, а так мы можем их убить.
   Говорилось это в робкой надежде, что весь зловещий план просто обратится в шутку. И все пойдут домой.
   - Клетки совсем в другом месте стоят, ты же сама говорила. - слегка возмутился Семен.
   - Бомба есть бомба!
   - Да что ты несешь? - аж подскочил на стуле брат. - Какая это бомба? Хлопушка, из селитры с соляркой. Даже осколков не дает. Ничего не может случиться, она скорей тогда забор уронит, чем стену здания повредит.
   "Защитники животных" решили перейти к активным действиям. Как всегда бывает в подобных компаниях, одержимых радикальными идеями борьбы за какую-нибудь благородную цель, рано или поздно они делают что-то, о чем потом жалеют или сами, или еще больше жалеет кто-то другой, что бывает гораздо чаще. Каждому хотелось пойти "в борьбе" немного дальше чем другому, присутствие Семена сыграло роль катализатора, и, в конце концов они решились устроить взрыв во дворе НИИ, в котором работал Владимир Сергеевич.
   Следует отдать должное "террористам" - они старались изо всех сил избежать жертв, и даже нанести ущерб для них было не очень важно. Важно было сделать что-нибудь такое, что можно было бы потом обсуждать между собой, и что сделало бы их причастными к чему-нибудь тайному. А кроме Ксении, всем остальным судьба запертых в НИИ обезьян была "по барабану", в общем.
   Замысел особой сложностью не отличался. Где-то в дебрях всемирной паутины Семен выловил рецепт изготовления взрывчатки и детонатора. Купив необходимые ингредиенты, он соорудил из них то, что называется "безоболочечным взрывным устройством", весом около трех килограмм. Проблема была лишь в том, чтобы расположить это устройство напротив намеченных окон цокольного этажа здания, и исключить вероятность того, что бомба взорвется в другом месте, и кто-то из людей пострадает.
   Вполне изящное решение проблемы пришло в голову Семену, когда он в очередной раз проезжал по Автопроездной улице. И Семен изготовил из алюминиевого уголка нечто вроде подвесной горочки с маленьким трамплином. Если ее установить наверх забора, трамплином внутрь, аккуратно положить на нее "полено" бомбы и отпустить, то она должна была упасть на землю и подкатиться прямо к необходимому окну.
   Все же НИИ не был военным объектом, да и предполагалось, что исследования, проводившиеся в нем, никаких серьезных проблем повлечь не могут. Ну зачем врагам государства совсем не секретные материалы совсем не секретных исследований, ведущихся на международный грант, которые могут быть полезны в далеком будущем, в космической медицине, например. Поэтому охранялось здание преимущественно от воров, которым бы захотелось украсть новые компьютеры, от пьяных, которые не прочь были бы помочиться за его углом, и бомжей, которые с удовольствием ночевали бы в его подвалах, будь у них такая возможность. Три охранника, вооруженных дробовиками и пистолетом, и хорошая система сигнализации, выведенная на пульт вневедомственной охраны, были вполне достаточны для таких целей. Камеры вообще наблюдали лишь внутреннюю территорию, оставляя все пространство за забором в "мертвой зоне". Вполне можно было подойти к нужному месту вдоль забора, закрепить "горку" на стене сверху и уронить на нее заряд.
   - Ладно, Сем, покажи бомбу. - попросил Семена Дима.
   - Не вопрос, смотри.
   Семен нагнулся и резко расстегнул "молнию" на спортивной сумке.
   - Это она? Труба какая-то. - слегка разочарованно спросил Игорь.
   - Она, она. А ты что ожидал увидеть?
   - Не знаю. - Игорь сделал неопределенный жест руками. - Бомбу какую-нибудь, наверное, на ананас похожую, а это просто сверток.
   - Правильно, потому что у такого свертка не будет осколков. - кивнул Семен. - А если будут осколки, то они могут кого-то ранить, или убить, например. А форма такая для того, чтобы катилась по трамплинчику.
   - А это что? - Маргарита ткнула пальцем на пару длинных пакетов, лежащих в той же сумке.
   - Это и есть направляющие.
   - Класс. - сказал Дима.
   - Да уж наверное. - подтвердил Семен с гордостью.
   Послышался звук отпираемого замка в входной двери.
   - Тихо, убирайте все. - сказала Ксения. - Анька пришла.
   - А что, заложит, что ли? - спросил Семен.
   Вообще-то Семену Аня очень нравилась, но она относилась с настолько явной иронией и ехидством к компании "защитников животных", что Семен понимал, что пока он с ними, вероятность завести отношения с Аней равна нулю. А хотелось бы, очень даже.
   - Не заложит, но как-нибудь все испортит. Прячь, говорю! - потребовала ее сестра.
  
  
   Сергей Крамцов, аспирант, заместитель Дегтярева.
   19 марта, понедельник
  
   Вид у шефа с Биллитоном был такой, что хоть в цирк не ходи. Могу поручиться, что если бы не маски, то я увидел бы, что стоят они с раскрытыми ртами, совсем как я совсем недавно. У меня вид был попроще, чем у руководства, но это сейчас. До этого я сам выглядел не хуже. Почему? А сами посудите... Мы все втроем стояли у металлического стола, к которому была привязана препарированная обезьяна. Но при этом обезьяна не была мертва, а я никак не пытался поддерживать ее жизнедеятельность. Она просто продолжала шевелиться, распахивала пасть, пытаясь дотянуться зубами до кого-нибудь из нас и вообще не было похоже, что она собирается помереть.
   Стоп, ошибка. Она была абсолютно, на сто процентов мертва, с клинической точки зрения, но это никак не сказалось на ее активности. Несмотря на отсутствие сердцебиения, дыхания и комнатную температуру тела, она была весьма энергична и стала намного агрессивней, чем была при жизни. Вскрытая грудная клетка, растянутая в стороны, опавшее и замершее сердце, и при этом - распахнутые на всю ширину челюсти с оскаленными зубами, поблекшие глаза, кожа, там, где не была покрыта шерстью, была воскового оттенка. Легкие не работали, поэтому вместо присущего обезьянам этого вида отчаянного визга она издавала время от времени слабое скуление.
   - Сережа... вы нас просветите насчет того, что же мы все же наблюдаем? - сказал шеф, предварительно прокашлявшись.
   - Боитесь, что глаза подводят? Нет, с глазами у вас все в порядке. - начал я таким тоном, как будто собирался продать им эту препарированную обезьяну. - Вы имеете возможность видеть абсолютно мертвое существо, которое при этом отказывается таковой факт признавать. При этом существо проявляет ранее не свойственную ему склонность к агрессии.
   - Портальное сердце? - спросил Биллитон, почесав в затылке.
   - Нет. Сначала я тоже так думал... - вздохнул я и театрально скрестил руки на груди. - Впрочем, мы все так думали, и это мы наблюдали на первой стадии работы, но теперь все не так. После вскрытия этого оживленного трупа я обнаружил, что клапаны печени продолжают работать. Тогда я физически разрушил их, прекратив работу так называемого "портального сердца". Кроме того - в этой обезьяне сейчас нет почти ни грамма крови. Я ее просто откачал. Вместе с тем, как видите, она не намерена успокоиться. Если ее отпустить, она, как и подобает ожившему мертвецу, попытается нас сожрать. При этом она предпочтет нам обезьяну одного с ней вида. Склонность к каннибализму у нее доминирует.
   - Есть теория, зачем ей это? - спросил шеф.
   - Есть. - кивнул я. - Думаю, что она нуждается в генетическом материале для изменения организма.
   - Она же мертвая. - деликатно напомнил мне шеф.
   - Да. - кивнул я. - Но организм все равно живет, просто другим способом.
   Шеф замолчал, подумал, затем кивнул.
   - Согласен. Жизнедеятельность налицо. Что ты еще накопал?
   Накопал я уже немало. Все же два выходных просидел на работе, не выходя. И некоторый материал уже появился.
   - Я пытаюсь просто систематизировать то, что мы имеем в результате несчастного случая с обезьяной, и никак не могу закончить. Все переворачивается с ног на голову у нас.
   - Ну, давай кратко пробежимся по выводам.
   - Давайте. - согласился я. - Первое - мы получили вирус с очень высокой вирулентностью, чего не искали. Заражение может произойти любым путем, вплоть до воздушно-капельного. Достаточно просто находиться рядом, и ты инфицирован. Обезьяна в клетке, которую я подносил к обезьяне-"зомби", уже инфицирована, я взял анализы крови. При этом нет никаких признаков болезни, вирус ведет себя крайне неактивно. Тогда я снова взялся за крыс, и, чтобы не возиться и не мудрить, просто впрыснул четырем крысам подкожно кровь обезьяны-"зомби".
   - Откуда такая вирулентность? И что получилось?
   - О вирулентности... Вот изображение вируса... - я покликал мышкой на экране монитора, выведя изображение чего-то, напоминающего цифру "6". Поэтому и вирус мы прозвали "шестеркой". Решили, что называть "девяткой" - много чести. - Видите эти волоски? Раньше их не было, а теперь вирус "полетел", чего раньше за ним не наблюдалось. А по поводу впрыскивания крови мертвой обезьяны живым крысам... Получилось неожиданность. Все крысы умерли в течение часа, и через пять минут восстали из мертвых. Они не проявили никакого интереса друг к другу, но когда рядом с их клетками я поставил клетки с живыми крысами, "зомби" впали в агрессию.
   - Живые крысы инфицированы? - уточнил шеф.
   - Именно! - подтвердил я. - Инфицированы все до одной, но помирать не собираются и чувствуют себя прекрасно! Никаких признаков какой либо болезни. Более того, две крысы были из числа "гепатитных", и теперь вирус гепатита у них явно находится в подавленном состоянии. "Шестерка" уничтожает заразу. Тогда я сделал следующее - запустил в клетку к крысе-зомби живую крысу. Зомби намного медленней живой крысы и явно слабее, но у живой крысы началась настоящая паника, она даже не могла обороняться. Как будто все ее оборонительные инстинкты дали сбой, в них не заложена схема обороны от ожившего трупа.
   Я дал шефу с Джозефом полюбоваться на видеозапись мечущейся по клетке белой крысы. Вторая крыса неуклюже преследовала ее, переваливаясь с боку на бок.
   - Возможно. - поджав губы, произнес Биллитон. - И что было дальше?
   - Крыса-зомби сумела все же отхватить изрядный кусок мяса с живой крысы. - продолжил я. - Рана не была смертельна, я рассадил крыс снова в разные клетки, а раненой крысе даже сделал перевязку. И она умерла примерно через час. И через пять минут воскресла. Повторный опыт с этой мертвой крысой и крысой живой дал другой результат - живая крыса отбивалась, и даже напала на мертвую, сильно ту покусав.
   - И тоже умерла? - спросил Дегтярев.
   - Именно. - подтвердил я.
   Шеф помолчал, переваривая информацию, затем сказал:
   - То есть получается, что заражение, произведенное воздушно-капельным путем, делает особь просто носителем. Даже ведет к улучшению состояния. А заражение, когда вирус попадает непосредственно в кровь, ведет к смерти и последующему оживлению?
   - Именно так. - подтвердил я его выводы. - Похоже, что ударная доза чужого вируса, попавшая прямо в кровь, вырабатывает токсин. И он убивает, а дальше включается механизм оживления. Кофе будете?
   Я подошел к кофеварке и включил ее.
   - Нет, спасибо, потом ночью не усну. - отрицательно покачал головой Дегтярев. - Я лучше покурю здесь у тебя, не возражаешь?
   Как всегда. Я не курю и дым на дух не переношу, но шефу отказать не могу. Не потому, что он шеф, а потому, что он мне по человечески очень нравится. Уважаю я его. А если бы кто другой в моей лаборатории курить задумал - вылетел бы отсюда в два счета. Я даже Оверчука отсюда дважды выставлял с сигаретой.
   - Что с вами сделаешь, курите.
   Я достал из шкафа желтую пластиковую пепельницу с логотипом сигарет "Кэмел", которая хранилась у меня специально для таких случаев и выставил на стол. Откуда она здесь взялась - сам не знаю. Исторически сложилась. Дегтярев щелкнул зажигалкой, прикурил и выдохнул дым в сторону от меня. И за то спасибо.
   - Давай, Сережа, продолжай.
   - Продолжаю. - кивнул я, разогнав дым рукой. - Именно так и получается. Тогда я, к стыду своему, взял грех на душу и впрыснул одной из инфицированных, но живых крыс, раствор мышьяка. Угадайте, что получилось?
   - Крыса умерла и воскресла?
   - Именно так. - подтвердил я, после чего заявил: - То есть мы имеем ситуацию, что если этот вирус вырвется за пределы этой не слишком хорошо охраняемой лаборатории, то он вызовет гибель всей человеческой цивилизации.
   - Гхм... ты уверен? - чуть не подавился дымом шеф. - Очень уж радикальный вывод.
   Вывод куда как радикальный, надо объяснять. Попробую.
   - Я не уверен, разумеется, опыты на людях я не ставил, но полагаю, что если воскресшие обезьяны нападают на живых обезьян с целью их съесть, если воскресшие крысы нападают на живых крыс с той же целью, то и что-то подобное может произойти с человеком.
   - С этим согласен. - кивнул Дегтярев. - И что?
   - А возможность инфицироваться, просто находясь рядом с зомби, составляет почти сто процентов, вы понимаете? - я сделал некий жест, долженствующий изображать полет: - Вирус летает в воздухе, он буквально испаряется. Как будто таким образом поддерживает свою популяцию в организме не выше некоторого предела, который полагает для организма безопасным.
   - И?
   - И тогда любой мертвый восстанет, не обязательно даже быть жертвой нападения. Жертва аварии, жертва несчастного случая прямо в скорой помощи и так далее. Любой инфицированный. И нападет на живого, а живой заразится непосредственно от нападения, вскоре умрет, восстанет, и так далее. Фильмы ужасов отдыхают.
   Дегтярев вздохнул, помолчал, глядя на свое отражение в темном стекле окна. Во дворе уже ночь была. Затем он сказал:
   - Знаешь, это возможно. Опасность в том, что вирус не вызывает болезни у переносчика. Сначала переносчик должен погибнуть, чтобы "темная сторона" вируса себя проявила. А пока он жив, то и жаловаться ему не на что. Он ведь даже гриппом болеть не будет.
   Ну вот, долго объяснять не потребовалось. Шеф быстро соображает, понял, в чем настоящая проблема.
   - Именно так. В этом и опасность. - продолжил я. - Будь моя воля, я сейчас уничтожил бы все образцы этого модифицированного нами вируса. Пусть останется тот, который мы нашли в экспедиции - нулевая вирулентность, содержится исключительно в организме некоторых глубоководных рыб, и даже если ты рыбу съешь, то все равно не заразишься. Начнем работать заново, от отправной точки.
   Если честно, то у меня волосы на голове последние сутки шевелились не останавливаясь. Я просто представил себе, что же это такое. Эта зараза может распространиться по всему миру, и никто даже тревогу не поднимет. Представьте себе одну из великих пандемий прошлого, хоть ту же "испанку", благо ее природа тоже вирусная. Люди болели и именно поэтому с ней боролись, как могли в то время. А теперь представьте, что люди не болели, а наоборот - лучше себя чувствовали. Кто-нибудь стал бы бить тревогу? Сомневаюсь. Весь мир бы спокойно заразился. А затем начали бы подниматься мертвые, чтобы "питаться от живых". И тогда бороться с вирусом было бы поздно. Почему? А он уже у всех у нас внутри.
   - Это не так просто. - подумав, сказал шеф. - Он есть у американцев, например. Программа международная, и даже если мы уничтожим образцы здесь, то это мало что изменит. А вот поднимать тревогу надо, в этом ты полностью прав. Этот НИИ совершенно не приспособлен для работы с опасными инфекциями, нет ни требуемых мер безопасности, ни охраны. Я завтра же выйду на наше руководство и потребую перевести дальнейшую работу в место, где меры безопасности выше. А сейчас мы ничего дополнительно сделать не можем. Что мы еще знаем?
   - Примерно то же, что знали раньше. - ответил я. - Но есть нечто интересное. Когда из поля зрения крыс-зомби исчезла потенциальная добыча, две из них как будто продолжали искать ее, а затем впали в некую кому. Две других вели себя пассивней и впали в летаргию сразу. Однако, стоило поблизости появиться живым крысам, из числа инфицированных, и они снова начали оживать. Я пересадил крыс-зомби в одну клетку и запустил туда крысу из числа инфицированных. И они ее съели, не оставив почти ничего, но даже то, что осталась, ожило. От нее осталась голова и треть туловища, ни одной лапы, вся кровь вытекла, но она все равно ожила.
   Дегтярев кивнул, как бы подтверждая, что усвоил информацию, затем спросил:
   - Самый важный вопрос, возможно: как убить зомби?
   Верно, до этого должно было дойти. Как убить то, что уже давно мертво? Звучит странно.
   - Я пытался сделать это несколькими способами. - ответил я. - Ни яд, ни травматические повреждения на них не действуют. Удалось достигнуть результата двумя способами - разрушение мозга и удар электричеством. В первом случае я просто пробил череп крысы шилом, во втором - поднес к животному электроды и дал сильный разряд.
   - Не воскресли заново?
   - Нет. - я даже сделал жест некоего сверхотрицания. - Я не стал забрасывать их в печку пока, продолжаю наблюдать, но они стали самыми обычными трупами.
   - То есть поражение центральной нервной системы, и все? - уточнил Дегтярев.
   - Да, только центральной нервной системы. - кивнул я. - Повреждения позвоночника вызывают частичный паралич, как и у живых, разве что зомби дискомфорта от этого не испытывают, судя по всему. Просто часть тела отключается. В общем, оживший труп все же можно убить, но с большим трудом.
   - Ладно, заканчивай свой отчет, и пошли по домам. - вздохнул тяжко шеф. - А лучше - просто пошли по домам, поздно уже.
   - Может вы и правы. - согласился я. - Я скопирую отчет на диск и закончу его дома.
   Я уже на стенки от усталости натыкался, надо бы поспать. А потом можно и отчет закончить.
   - Правильно, давай.
  
  
   Дегтярев Владимир Сергеевич
   19 марта, понедельник
  
   Дегтярев затушил сигарету и вышел из лаборатории. Выводы, изложенные Крамцовым, действительно поражали. Вот так, совершенно неожиданно, они получили биологическое оружие, небывалое по своим характеристикам, апокалипсис, судный день в чистом виде, в самых ужасных его формах. Владимир Сергеевич религиозную литературу не читал, но нечто насчет: "... и мертвые восстанут из могил", все же откуда то помнил. Как раз тот самый случай. И это в исследованиях, имевших самую мирную направленность. Владимир Сергеевич вовсе не был ученым-маньяком из кино, готовым на все для продолжения исследований. Он даже не против был уничтожить полученный вирус, прозванный "шестеркой" прямо сейчас, но теперь это ни к чему бы ни привело. Остались отчеты, осталась документация по его модификации, остались образцы нового штамма в других лабораториях, работающих по этой программе. Скрыть результаты, полученные здесь, теперь даже опасней, чем опубликовать их в открытой печати. Слишком много людей уже посвящено в то, что происходит здесь.
   Дегтярев выкурил еще сигарету, глядя в окно своего кабинета. Он принял решение. Завтра с утра он официально затребует от своего руководства перевода дальнейших работ по вирусу "Шестерка" в место с повышенными мерами безопасности. Если же его начальство не сочтет необходимым принять такие меры, Дегтярев открыто передаст свои выводы по проводимым экспериментам военным. Контакты у него имелись, и кое-какие предварительные шаги втайне от своего нового руководства он предпринял заранее.
   Военные, разумеется, не самые лучшие партнеры для работы, они, скорее всего, заберут всю работу по программе себе, наглухо перекрыв к ней доступ другим, но они гарантированно переведут исследование в такое место, где безопасность проекта будет обеспечена на сто процентов. Лаборатория в закрытом городе Горький-16, в просторечии именуемый "Шешнашкой" - именно такое место.
   Владимир Сергеевич взял свой портфель со стола, вышел из кабинета, запер за собой дверь и спустился вниз. У стойки, за которой сидели двое охранников, он столкнулся с Крамцовым, сдававшим ключи от лаборатории.
   - Закончил, Сережа?
   - Да, отчет дома допечатаю.
   - Хорошо. С утра ты мне его сразу на стол. Ты прав, меры надо принимать немедленно. Пойду с твоим отчетом к начальству.
   - А начальство отреагирует?
   - Если пообещаю передать материалы в "Шешнашку", то отреагирует, никуда не денется.
   - Да, это подействует.
   Ученые вышли из трехэтажного здания института во двор. Уже стемнело, но вечер был необычно теплым для середины марта. Дегтярев, продолжая наслаждаться неожиданно возросшим благосостоянием, год назад прикупил себе уже вторую "Вольво", на которой и ездил теперь, а у Крамцова рядом с машиной начальства прямо во дворе института был припаркован пожилой, но ухоженный "Форанер" скромного серого цвета, с багажником на крыше и на высоких колесах.
   - Ладно, до завтра, Сережа.
   - До завтра, Владимир Сергеевич.
  
  
   "Террористы"
   19 марта, понедельник
  
   - Не дотягиваюсь я до верха, блин! - прошипел Дима, пытаясь надеть сооруженный Семеном "трамплинчик" на вершину институтской стены. - Раньше подумать не мог об этом?
   - Я подумал. Завязывай с истерикой, лучше подними меня, я надену. - так же прошептал Семен.
   В темноте возле забора раздалась тихая возня, затем Дима поднял к верху забора сидевшего у него на плечах щуплого Семена. Что-то металлически заскребло по бетону, и от верха забора во двор института протянулись две изогнутые металлические планки, как крючки огромной вешалки.
   - Опускай. Теперь бомба.
   Вновь послышалась возня, вжикнула застежка "молния", затем Семена вновь подняли. В руках у него была четырехкилограммовая "колбаса" взрывного устройства. Из нее сбоку свисал длинный фитиль, изготовленный из веревки, пропитанной селитрой. Горел такой фитиль намного медленней стандартного огнепроводного шнура, и имеющийся отрезок его, длинной почти в метр, давал возможность далеко убежать до того, как бомба взорвется. Семен щелкнул зажигалкой, фитиль загорелся с тихим шипением, огонек медленно пополз к бомбе.
   - Роняю.
   - Давай. Опускать тебя?
   Бомба прокатилась по направляющим и с увесистым шлепком упала на асфальт с той стороны забора.
   - Опускай. - прошептал Семен сверху. - Смываемся. Сумку не забудь.
   - Давай, держись. Опускаю.
   Семен спрыгнул с плеч Димы, подхватил с земли сумку, в которой принесли бомбу. Затолкал в нее снятые со стены самодельные направляющие. Теперь все, следы заметены.
   - Все, уходим. - сказал Семен.
   - К машинам? - глупо уточнил Дима.
   - А куда еще то? - прошипел Семен. - Валим отсюда!
  
  
   НИИ. Охрана.
   19 марта, понедельник
  
   Николай Минаев работал в службе безопасности "Фармкора" уже больше четырех лет. Начинал как охранник, затем стал телохранителем у одного из члена совета директоров концерна. Служба телохранителем была беспокойной, и вовсе не потому, что его клиенту кто-то угрожал, а потому, что была ненормированной, беспорядочной и утомительной. Поэтому недавно он попросился на другую должность, и возглавил дежурную смену в НИИ.
   Он и еще двое охранников заступили на дежурство в восемь вечера. Один из них, Ринат Гайбидуллин, дежурил на проходной, выходящей на территорию автозавода, а сам Николай и второй его подчиненный, Олег Володько, сидели в застекленном аквариуме в вестибюле института, и следили за изображениями с доброго десятка камер слежения, которыми оснастили здание НИИ после того, как оно перешло в новые руки. Туда же, на пульт, были выведены каналы сигнализации, оттуда же осуществлялась связь с ближайшим отделением милиции.
   - Коль, а что это такое? - Олег Володько постучал пальцем по экрану, который показывал проход между задней стеной здания НИИ и забором. На земле лежал какой-то предмет, которого там раньше не было.
   - Не пойму что-то... Ни на что не похоже. Может, бумагу ветром принесло?
   - Нет ветра то. Тряпка... нет, не пойму. Пойти посмотреть?
   - Да не мешало бы. Ладно, лежит, жрать не просит, все равно в обход через сорок минут, тогда и глянешь.
   - Ладно.
   Возможно, это была и ошибка, но, скорее всего Володько не успел бы что-нибудь предпринять с валяющимся возле здания свертком. Фитилю оставалось гореть совсем чуть-чуть. Сам фитиль через камеру наблюдения виден не был, и тонкую струйку прозрачного дыма от него тоже не разглядишь, потому что разрешение черно-белой камеры слежения на такие мелочи не рассчитано.
   Взрыв раздался через минуту и тринадцать секунд после того, как Володько заметил сумку с бомбой на экране. Три с половиной килограмма самодельной взрывчатки на основе селитры выбили все окна вместе с рамами в цокольном этаже здания, но окна второго этажа уцелели, лишь некоторые треснули, потому что в них вместо обычного стекла стоял, в целях безопасности, триплекс.
   Бетонная плита забора, выходящего на Автопроездную улицу, рухнула и раскололась, открыв доступ во двор института и выход из него куда угодно. Взрывная волна снесла со своих мест всю аппаратуру в двух лабораториях, уничтожила все компьютеры, перевернула столы. Как и рассчитывали "террористы", виварий с животными остался неповрежденным, разве что выбило стекла в окнах и в одном месте сорвало решетку с окна. Но произошло то, о чем Семен с друзьями не думали совсем - взрывная волна сорвала с места и опрокинула шкаф с распределительными электрическими щитками, и два оборванных кабеля сомкнулись между собой. Именно эти кабели вели к блоку дистанционного управления замками во всех отсеках вивария, с инфицированными животными, с зомби и с просто живыми. И все двери до единой открылись. В обоих контурах безопасности. Случилось то, чего случиться не могло. Шанс, что так выйдет, был один на миллион, и именно он выпал сегодня.
   Затем в здании погас свет, а резервное освещение не включилось, потому что запасной генератор стоял в той же комнате цокольного этажа, где и шкаф распределитель, и он был непоправимо поврежден взрывом.
   Во всем здании с потолка посыпалась штукатурка, по всем коридорам пронеслась волна пыли.
   - Мать твою! - Николай Минаев нырнул за стойку пульта.
   Сработали инстинкты, приобретенные в Чечне. Олег оказался рядом с ним.
   - Что это?
   - Взрыв у нас. - заявил Николай. - Проверь Рината, как он, хоть взорвалось с другой стороны. Вызывай всех подряд, я проверю, что там делается. Затем идите с Ринатом в обход по территории, посмотрите, что там и как, встречайте ментов и пожарных.
   - Понял.
   Николай вытащил из ящика стола длинный тяжелый фонарь, которым при желании можно было пользоваться и как дубиной, зажег его. Луч с трудом прорывался через завесу пыли. Скорее по привычке, чем по необходимости, он расстегнул кобуру с пистолетом, и положил на него руку.
   - Я пошел. Связь по радио.
   Володько уже вызывал по рации Рината. Николай вышел из-за стойки, пересек вестибюль. Под подошвами тяжелых ботинок хрустела штукатурка, посыпавшаяся с потолка. Минаев посветил фонарем вверх, и увидел, что местами вместо белого потолка виднелась деревянная дранка. Здание было старым, и перекрытия между этажами были деревянными. Хорошо, что пока пожара не было.
   Начать осмотр он решил с цокольного этажа, где были лаборатории. Он справедливо полагал, что-то, что охраняется лучше всего, должно быть проверено в первую очередь. Лестница в цокольный этаж вела прямо из вестибюля, всего один пролет. Дверь туда была заперта, но у Минаева были ключи. Он отпер ее, открыл, зашел в коридор полуподвала. Там пыли было намного больше, видимость в свете луча фонаря была метров пять. Зато слышимость была хороша, и то, что Николай услышал, больше всего напоминало ему фильм про джунгли. Орали обезьяны.
   Обезьян Николай не то, чтобы не любил, но и доверял им не очень. Странный зверь, привезенный непонятно откуда, крикливый и бестолковый. Что мелькнуло у Николая почти под ногами, и он уронил туда луч фонаря. Крыса бежала вдоль коридора, причем ее спинка в свете луча отливала ярко-красным, а за ней оставался кровавый след. Крыс Николай не любил, и его брезгливо передернуло. Но все же он пошел вперед, дальше.
   Больше всего его беспокоило, не начинается ли где-нибудь пожар. Мебель в лабораториях была деревянной, да и кто знает, какой химией товарищи ученые пользовались? И у генератора есть запас солярки. И сам генератор запустить неплохо было бы, хоть он должен был включиться сам. А животными пусть занимаются те, кому положено ими заниматься.
   Ущерб на этом этаже был немал. Пара дверей были выбиты взрывной волной и лежали в коридоре, под ногами хрустело стекло с потолочных плафонов. Однако металлические двери справа были целы, и даже печати на них уцелели. Там хранились в герметичных специальных шкафах "культуры", и именно это помещение следовало охранять с особым тщанием. Николай вздохнул с облегчением, комнаты с "культурами" уцелели. Снова в свете фонаря пробежала крыса, затем за ней еще одна, в пятнах побуревшей крови, и двигалась она медленно и как-то странно, неуклюже, раненая, наверное. Обе не обратили на Николая ни малейшего внимания.
   В комнате слева от коридора визг обезьян неожиданно усилился и превратился в настоящую истерику.
   - Чего разорались? - рявкнул Николай скорее для того, чтобы подбодрить самого себя, чем заставить обезьян замолчать.
   Они и не замолчали. На поясе у охранника висела телескопическая дубинка, и он вытащил ее из чехла. Минаеву не нравилось, как орали обезьяны, и он решил, что если что, то разгонит их дубинкой. Он толчком раскрыл до конца приотворенную дверь и вошел в темный зал лаборатории. Повел фонарем слева направо и обратно. Обезьян в комнате было много. Почему-то были открыты все автоматические двери в виварий, и насколько Минаев помнил, они должны были блокироваться в случае каких то проблем. Уже нехорошо, что-то пошло не так, как следовало. Обезьяны сидели на столах, шкафах, смотрели куда-то вниз и орали как резаные. Внизу, на полу, были еще обезьяны, некоторые из них явно выглядели тяжело ранеными, хотя при этом, на первый взгляд, их это не слишком заботило.
   - И чего? - спросил Николай сам себя, и вдруг почувствовал, как в правую его руку, в которой была зажата дубинка, вцепилось что-то острое. Он посмотрел вниз, и увидел буквально повисшую у него на руке обезьяну, вцепившуюся зубами в его плоть. Кровь текла по ладони, стекая прямо на ее оскаленные зубы.
   - Ах ты, сука!
   Удар тяжелого фонаря проломил обезьяне череп, и ее труп свалился на пол. Крик в лаборатории усилился, так, что у Николая уши заложило. Он глянул на руку - не слабый укус, кровь изрядно течет, хотя могло быть и хуже. Все же это не горилла, маленькая мартышка и клыки у нее мелкие. А в зале лаборатории вдруг началась суета. Две из сидевших на полу обезьян бросились на своих товарок. Те заорали, заметались по столам и шкафам. Одна из обезьян, которые атаковали своих товарок, сумела вцепиться одной из них в шерсть, и она начала яростно кусать свою визжащую и вырывающуюся жертву.
   - Да провалитесь вы! - заорал Николай, выскочил за дверь, захлопнув ее за собой.
   Не хватало еще, чтобы еще какая-нибудь из этих рехнувшихся от взрыва обезьян в него вцепилась. И вообще, ему была нужна аптечка из караульного помещения. Следовало продезинфицировать рану и перевязать. А вообще, по хорошему, попозже надо бы и врачу показаться. Если только тот не пропишет курс уколов от бешенства, этого для полного счастья не хватало.
  
  
   Дегтярев Владимир Сергеевич.
   19 марта, понедельник
  
   Владимир Сергеевич пил чай у себя на кухне, читая материалы по последним наблюдениям, когда зазвонил телефон. Звонил Оверчук, которому позвонил, в свою очередь, Николай Минаев. Владимир Сергеевич выслушал безопасника, мрачнея лицом с каждым его следующим словом.
   - Черт, черт, черт!
   С этими словами Дегтярев бросился одеваться. Он толком не понял со слов Оверчука, что случилось, но точно знал, что ничего хорошего случиться не могло. Эта жуткая зараза внутри превращала здание института в угрозу всему живому, и любое происшествие могло лишь ухудшить положение. Надо было уже сегодня бить тревогу, когда стало ясно, что новый штамм "Шестерки" - это воплотившийся в реальность кошмар.
   - Володя, куда ты? - остановила его, судорожно впрыгивающего в штанину, жена.
   - Алина, кое-что случилось, меня вызвали. Мне надо на работу.
   - Когда вернешься?
   - Не знаю. Я позвоню.
   Владимир Сергеевич несколько раз набрал телефон поста охраны со своего мобильного телефона, но там никто не отвечал.
   - Володя, что случилось?
   - Алечка, не знаю. Что-то взорвалось в здании института.
   - Это может быть опасным?
   - Не думаю.
   В кухню зашла Ксения и как-то странно посмотрела на отца. Владимир Сергеевич перехватил ее взгляд, спросил:
   - Что случилось, милая?
   - Ничего, все нормально.
   Ксения подошла к окну, встала у него, глядя на здание МГУ. Дегтярев же, уже одетый, выбежал из квартиры, вызвал лифт, и через минуту уже бежал по темной улице к подъехавшему черному "Геландевагену" Оверчука. "Безопасник" сам заехал за директором института. А еще через двадцать минут они подъехали к воротам НИИ. Обычно Оверчук въезжал во двор, равно как и остальные сотрудники, но ворота были с электрическим приводом, а электричества у института не было. Пришлось оставить машину у ворот. Возле них стояли уже несколько милицейских машин с включенными проблесковыми маячками, было людно. Но на территорию института милиция пока не заходила.
   Слева от ворот, в круге света от уличного фонаря, питающегося не от институтской сети, мелькнула какая то быстрая тень. Дегтярев остановился и почувствовал, как сердце оборвалось и провалилось куда-то в желудок. Спутать пробежавшее животное с чем-то другим было невозможно. Это была обезьяна из институтского вивария. Дегтярев бросился в ту сторону, но животного уже и след простыл. А на асфальте остались капельки крови.
   - Черт... черт... черт... Только не это!
   Дальше Владимир Сергеевич бежал бегом. Оверчук остался с милицией. Дверь в проходную была открыта, и в ней стоял Ринат Гайбидуллин. Дегтярев подбежал к нему, спросив еще на бегу:
   - Что случилось?
   - Нам бомбу подкинули, кажется. Минаев сказал, что взорвалось между забором и задней стеной, много повреждений.
   Ренат выглядел растерянным, пальцы нервно теребили ремень висящего на плече самозарядного дробовика.
   - Где сам Минаев?
   - Во дворе. - махнул рукой охранник. - Осторожней, там темно, электричество вырубилось. Внутренние телефоны тоже, а городские работают.
   - Я понял.
   Дегтярев пробежал через проходную во двор и почти сразу же столкнулся с Николаем Минаевым. Тот уже успел продезинфицировать след от укуса и перевязать ладонь бинтом из аптечки.
   - Коля, что случилось? - окликнул его Дегтярев.
   Минаев вкратце, но толково рассказал Дегтяреву все, что знал, опустив лишь эпизод с нападением обезьяны. Дегтяреву сейчас было не до того, чтобы еще принимать жалобы начальника смены охраны, а сама рана болела едва-едва.
   - А Володько где? - спросил Дегтярев, вспомнив, что не видел еще одного охранника.
   - Охраняет пролом в заборе.
   - Какой пролом? - не понял ученый.
   - Забор рухнул, две плиты, к нам теперь вход и выход свободный.
   Дегтярев даже покачнулся, поняв, что периметр вокруг института нарушен окончательно.
   - Коля, скажи мне вот что... животные разбежались? - с затаенной надеждой спросил он, надеясь на отрицательный ответ.
   - Да. - опустил его на землю Николай. - Мы смотрели со двора, там одно окно выбито вместе с решеткой. Когда мы туда подошли, последняя обезьяна ускакала в пролом. А вы разве не слышите?
   Владимир Сергеевич прислушался, и вдруг понял, что за звук так беспокоил его все время, с тех пор как он вышел из машины, но мозг отказывался его воспринимать. Кричали обезьяны. И все были слышны откуда-то издалека.
   - Коля, ты был внизу, в лаборатории?
   - Сразу же после взрыва.
   - Что было в виварии?
   - В виварии открылись все двери. Наверное, когда отрубилось электричество, блокировки сработали неправильно, или еще что. Крысы и обезьяны разбежались по всему подвалу. Обезьяны дрались как бешеные, затем начали выскакивать в окно. Там весь оконный проем и земля перед ним кровью заляпаны. Совсем рехнулись после взрыва.
   - Спасибо, Коля.
   Минаев пошел к проходной, а Владимир Сергеевич извлек из кармана телефон и набрал номер Крамцова.
  
  
   Председатель Совета директоров компании "Фармкор" Александр Бурко
   19 марта, понедельник, ночь
  
   Председатель Совета директоров компании "Фармкор" Александр Бурко, несмотря на репутацию бескомпромиссного дельца, идущего по головам, в жизни выглядел совсем по-другому. Среднего роста худощавый человек в очках без оправы, с тонким и вполне интеллигентным лицом, очень и очень нетипичным для российских олигархов. Примерный семьянин, муж очаровательной тридцатилетней женщины, искусствоведа по специальности и отец двух девочек, трех и пяти лет, он обладал недюжинной фантазией и нестандартностью мышления, что и привело его на вершину фармацевтического Олимпа.
   Его личное состояние исчислялось теми цифрами, которые заставляют редакторов журнала "Форбс" включать обладателей таких состояний в список пятисот богатейших людей мира, и в этом списке Александр Бурко числился уже два года. Несколько фармацевтических фабрик, разбросанных по России, СНГ и зарубежью приносили ему более чем изрядный доход, позволявший иметь частный самолет "Гольфстрим", настоящее поместье по Рублево-Успенскому шоссе, такое же поместье на Британских Карибах и еще одно, поменьше, но и подороже, на мысу Антиб, что на Лазурном берегу. В прошлом году он начал строительство целой усадьбы в Сочи, а во Франции стал обладателем тридцатиметровой моторной яхты "Азимут", что, впрочем, совсем не рекорд для людей с его состоянием.
   Сейчас Бурко выслушивал своего начальника службы безопасности, бывшего генерал-майора из МВД Пасечника.
   - Александр Владимирович. - обращался к начальству Пасечник - невысокий, седой, круглолицый, незаметный человек с тихим голосом. - Мне кажется, что утечка информации несет в себе большую опасность, чем утечка материала. С материалом страна так или иначе справится, а вот если удастся связать нашу компанию с этой самой утечкой, то замять скандал не получится. Сядем все. И на волю не выйдет никто.
   Бурко стоял у огромного французского окна своего домашнего кабинета и смотрел во двор, где возле подъезда стояли три черных "лэндкрюзера", которыми пользовалась служба безопасности его концерна, и скромный "Ниссан Примера", на которой ездил Пасечник, если был не на службе. Одной из черт бывшего генерала, которая импонировала Александру Бурко, была страсть оставаться в тени, не лезть на глаза публике.
   - Александр Васильевич, боюсь, что все намного хуже, чем вам кажется. - заговорил Бурко, отвернувшись от окна. - Если материал вырвался за пределы лаборатории, то остановить его сам Всевышний не сможет. Коля Домбровский со своими аналитиками просчитали эту ситуацию еще год назад, по моему заданию. Для наших такие результат внове, но кое-кто в Америке их уже получал. Получил, испугался, и прекратил опыты.
   - Так вы Дегтярева втемную использовали? - уточнил Пасечник.
   - Не совсем. Его направили по следам предшественника, но всего остального он добился сам. - Бурко замолчал, потер лицо ладонью. - Так о чем это я? Да, вот о чем: между понятиями "выход материала за пределы лаборатории" и "конец существующей человеческой цивилизации" можно ставить знак равенства. И сейчас это случилось. Поэтому я не вижу смысла заниматься чем-нибудь еще, кроме "Ковчега". Распорядитесь, чтобы через сутки максимум все было готово. Думаю, что эти сутки у нас еще остались. Проинструктируйте людей, объясните, что нас ожидает, пусть готовятся к эвакуации.
   - Хорошо. Немедленно приступаю. - ответил Пасечник и вышел из кабинета.
   Бурко остался в одиночестве и снова подошел к окну. Он увидел, как вышедший из дома Пасечник уселся в один из служебных внедорожников, вместе с двумя охранниками, и машина поехала к воротам. Две же остальных машины остались у подъезда дома - Пасечник усилил охрану резиденции хозяина, поэтому во дворе попарно прохаживались два патруля в черной форме, с дробовиками на плечах и с пистолетами в кобурах. В распоряжении СБ концерна "Фармкор" имелось оружие и посерьезней, но Пасечник решил, что пока не следует нарушать установленные для частной охраны правила. Мало ли, чем это обернется в преддверии грядущего хаоса.
   Бурко задумался. Никто посторонний не смог бы догадаться, что сейчас ощущает этот человек. Скорбь? Беспокойство? Страх? Разочарование? Предположил бы и попал пальцем в небо. Или в задницу, это уж у кого как. А Александр Бурко ощущал радость. Самую настоящую. Она охватывала его какой-то легкой, пронизанной мелкими электрическими искрами волной, он словно готов был взлететь.
   Всю свою жизнь нынешний олигарх занимался не тем, чем ему хотелось заниматься, а тем, к чему его вынуждали обстоятельства. Саша Бурко с детства мечтал о приключениях, зачитывался книгами великих путешественников и авантюристов, а сам при этом получал пятерки в школе, учился в институте, защищал кандидатскую диссертацию, работал с утра и до позднего вечера, исполнял "светские обязанности", которые тяжело и злобно ненавидел. Когда в его руки попал "материал", как он его именовал, которого он добивался, после того как узнал о результатах некоего американца, он обратился к Домбровскому. И друг детства Александра, Коля Домбровский, гений системного программирования и системной же аналитики смоделировал ситуацию, что будет, если "материал" покинет пределы лаборатории. С вероятностью "единица" получался конец света.
   Бурко пообещал Домбровскому усилить меры безопасности, и... ничего не стал делать, а доступ к выводам аналитиков закрыл. Зато отдал Пасечнику распоряжение об активизации деятельности по плану "Ковчег".
   О "Ковчеге" следует рассказать отдельно. Еще года три назад, когда "Фармкор" окончательно превратился в транснациональную компанию, а его отделения разбросало по всей стране, да и по всему миру, Бурко решил создать на базе своей достаточно компактной и эффективной для того времени службы безопасности небольшую армию. Дело в стране шло к тому, что рано или поздно частные военные компании должны были стать легальными, как произошло уже во многих местах на Западе. Пример того же "Блэкуотер" или "Эринис" впечатлял. Но пока еще властное "добро" на это не поступило, даже для "Газпрома". И как это сделать и при этом не попасть в тюрьму? Такого бы и олигарху не простили. Но если ты сделаешь это первым и будешь готов к моменту легализации первым же оказаться на рынке этих услуг - рынок твой.
   Кроме того, Бурко, по своему характеру, всегда ждал и был готов к неприятностям. Любым. Немилости властей, революции, эпидемии, пришествию инопланетян и четырех всадников Апокалипсиса. Никакая аналитика и прогнозы в стиле "все будет хорошо" его ни в чем не убеждали. Поэтому, наряду с армией, он хотел для нее серьезную базу.
   Выход предложил сам Бурко, а доработал и претворил в жизнь Пасечник. Пасечник обратился к своему другу и бывшему сослуживцу, тоже генерал-майору, Александру Богданову, который сейчас служил в системе ФСИН.
   В последние годы это ведомство, принадлежащее Минюсту, обзавелось собственным спецназом, который даже действовал в первую и вторую чеченские войны на территории мятежной республики. Появились опытные и обстрелянные кадры. И тогда, в рамках помощи "бизнес - правоохранительным органам", совершенно официально и при поддержке высокого федерального руководства, на территории Тверской области, к северу от областного центра, и совсем рядом с новой фармацевтической фабрикой, принадлежащей концерну "Фармкор", появился так называемый "Центр подготовки специальных сил Главного управления исполнения наказаний".
   Компания Бурко, не скупясь, оплатила обустройство полигонов, весьма комфортабельных казарм, на самом деле - семейных общежитий, построила боксы для техники и склады для вооружения. Службу в Центре несли исключительно "контрактники", которых лично отбирал Пасечник, и которые, на самом деле, никакого настоящего отношения к ФСИН не имели, за исключением формы и документов. Все они прекрасно понимали, что служили они в "Фармкоре", который и платил им настоящую, полноценную зарплату помимо той, что они получали через финчасть.
   Затем настала пора закупки оружия и техники. Бурко не скупился и на это. Центр получал все самое лучшее и самое современное, из того, что выпускалось в России. ФСИН был бы счастлив, если бы из этого ему что-то и вправду попадало, а не оставалось на складах Центра. Бурко поначалу хотел закупать что-то и на Западе, но Пасечник его быстро отговорил. Российские образцы в большинстве случаев были лучше западных, просто у военных ведомств не хватало средств для того, чтобы снабжать ими войска. А у Бурко средств хватало. К тому же закупка западных образцов для российского ФСИНа выглядела бы подозрительно.
   Затем Центр начал проводить семинары по спецподготовке для сотрудников частных охранных структур, которые стоили неимоверно дорого. Стоит ли добавлять, что обучались в Центре исключительно люди из СБ "Фармкора" и еще одного дочернего охранного агентства, а оплата услуг Центра позволила легализовать финансовый поток между двумя никак не связанными официально между собой структурами. Центр приносил прибыль ФСИНу, поэтому никто не рвался его проверять или закрывать. Да и не дали бы так поступить союзники главы "Фармкора" в этом ведомстве.
   Что же до самого ФСИН, то те люди, которые могли задать вопросы, получали щедрое ежемесячное вознаграждение, и вопросов не задавали. Центр же продолжал усиливаться, совершенствоваться, укрепляться и к настоящему времени превратился в настоящую крепость, на складах которой в полной готовности хранилось оружия и техники на целую бригаду легкой пехоты. Продовольственные склады могли кормить не одну тысячу человек не один год, а достаточно было обрушить пару секций бетонного забора, как Центр получал прямой проход на территорию фабрики, сливаясь с ней в единую огромную территорию, которую при необходимости можно было укрепить за один день.
   Зачем это все? Пасечник лишних вопросов не задавал, удовлетворившись прямым указанием Бурко и объяснением о предстоящей легализации частных военных компаний, а сам же глава компании "Фармкор" ждал "чего-то". Ждал и всегда хотел этого. Что хорошего в том, чтобы быть одним из многих богатых людей в этом мире? Богатство не развеивает скуку и скорее оно управляет тобой, чем ты им. Богатство заставляет тебя делать то, что тебе делать не хочется, льстить людям, которых тебе хочется просто послать, посещать места, навевающие на тебя тоску.
   А Александр Бурко хотел совсем другого, жизни яркой и полной опасностей, как в раннем Средневековье, когда люди ощущали себя в безопасности лишь в крепостях и замках, когда каждый правитель имел право жизни и смерти над каждым. И когда Бурко узнал, во что превратит мир имеющийся у него "материал", он лишь удвоил выделяемые на создание своей армии средства. Планировал ли он что-то совершить с "материалом"? Он и сам не знал. Скорее всего нет, но вдруг... А может и планировал, чего уж теперь скрывать. Все равно все произошло без его участия, надо лишь воспользоваться плодами.
   Теперь территория Центра, расположенного на берегу Волги, могла вместить в себя несколько тысяч человек, защитить их и прокормить. Бурко создавал эту базу исходя из того, что там соберутся не только бойцы его армии, но и их семьи, жены и дети, и только за то, что все эти люди получат безопасное убежище среди всеобщего хаоса и падения мира, Бурко рассчитывал получить от них взамен абсолютную лояльность. Свое княжество, свой народ.
   И было кое-что еще... "Материал". Тот самый, который мог вызвать вселенский катаклизм. Он же мог дать и вакцину против самого себя. Тот же, кто будет владеть вакциной, будет владеть и грядущим миром. Именно поэтому Пасечник и поехал в институт на Автопроездной. За "материалом". Если бы Бурко устроил все это сам, "материал" уже хранился бы у него в сейфе.
  
  
   Крамцов Сергей, аспирант
   20 марта, вторник, вскоре после полуночи
  
   Ненавижу, ненавижу, когда меня будят вот так, лишь дав уснуть. В последний раз такое со мной проделывали без риска для жизни лишь мои командиры. И наряд дурным криком: "Рота, подъем!".
   Спросонья я схватил телефон с прикроватной тумбочки, тупо посмотрел на мерцающий экранчик. "Шеф". Ох, не нравится мне такой звонок, да в такое время, да еще на фоне недавних событий. Я ткнул пальцем в кнопку "Прием". Спать уже не придется, я это чувствую.
   - Доброй ночи, Владимир Сергеевич. - пробурчал я в трубку.
   - Не доброй, Сережа. Не доброй. Приезжай в институт.
   - Что случилось?
   - Кто-то взорвал бомбу. Виварий разбежался. Хранилище уцелело, правда.
   Как будто ведро ледяной воды вылили на спину, и она побежала вниз от затылка, заливая все тело. Дыхание перехватило так, что следующую фразу я смог из себя выдавить только через минуту, да и та большой глубиной мысли не отличалась:
   - Куда... куда разбежались?
   - В город, Сережа. Забор разрушен, вот они и разбежались.
   - Все животные?
   Вопрос - лучше некуда. А если не все, но только часть - то мы спасены?
   - Все, Сережа. И они успели перекусать друг друга, перед тем как разбежаться окончательно.
   - Кто-то укушен из людей? На кого-нибудь напали? - спросил я осторожно.
   - Нет, вроде бы... - Дегтярев явно задумался. - У Коли Минаева рука перевязана, я забыл спросить, что случилось.
   Он забыл. Профессор Дегтярев в своем амплуа. Что он еще забыл? Забыл, чем это может закончиться?
   - Я сейчас приеду, а вы обязательно спросите. Милиция уже там?
   - Только приехали.
   Я задумался. Затем сказал то, что уже помочь не могло. Сказал, чтобы что-то сказать.
   - Пусть убивают обезьян. Плевать на нас, скажите, что вырвались чумные животные, или еще что-нибудь. Пусть объявляют карантин, чрезвычайное положение, что угодно. Можно даже наврать, лишь бы остановить бедствие.
   - Я понимаю, Сережа, именно это намерен сделать.
   Дегтярев отключился, а я пару минут неподвижно смотрел в пространство перед собой. Конечно, можно было сказать самому себе, что все образуется, что животных изловят, что ничего страшного, но это так, и я это понимал. Я вообще не дурак. И я понимаю лучше всех в этом мире, что случилось, потому что я знаю, что вырвалось на свободу.
   В город вырвались зараженные животные, причем с явно выраженной склонностью к агрессии. Если крысы-зомби на людей реагировали слабо, предпочитая бросаться на своих товарок, то обезьяны пытались атаковать всегда, когда была возможность. Но зараженные крысы станут источником заразы в городе. Другие крысы, вороны, голуби, кто угодно, разнесут заразу дальше. Что это значит, если говорить честно? Это значит, что начинается Апокалипсис, и следует быть готовым к худшему.
   Я сел на кровати, помотал головой, сгоняя остатки сна. Так, спешка хороша при поносе и ловле блох, но сейчас она нам только будет мешать. Попробуем разложить ситуацию на составные части. Например, сейчас я поеду в институт. Чем я там буду полезным, кроме того, что буду с шефом хором жалеть о случившемся? Ну, возьмут сначала у меня показания назначенные к тому должностные лица из соответствующих органов. А затем возьмут меня под стражу. Почему? Потому, что фигура ученого, занимающегося опытами со смертельно опасными вирусами в центре гигантского мегаполиса слишком соблазнительная добыча. А зараза уже вырвалась наружу, мой арест вовсе не сможет ее остановить. Зато снимет ответственность с ведущих следствие. Они "отреагировали". Какая от меня будет польза, если я проведу ближайшие дни в камере с бродягами, а потом, когда бедствие охватит весь город, на мне сорвут злость? А никакой. И для себя самого - в особенности.
   Другой вариант - меня не берут под стражу, а связи господина Оверчука простираются так высоко, что милиция не среагирует на происшествие. Тогда я попадаю в списки лиц, знающих о том, что частная компания вела опасные эксперименты в городе. Долго я так проживу? Сложно сказать, но не думаю, что тот же Оверчук сильно задумается, если получит команду на ликвидацию свидетелей. Идеализмом компания "Фармкор" и лично господин Бурко никогда не страдали. Им по должности не положено.
   Третий вариант - Оверчук проявляет высокую гражданскую сознательность, шеф проявляет сообразительность, органы не прикрывают задницы бумажками, а включаются в работу и благодаря этому государство предпринимает все, чтобы остановить опасность. Тогда они справятся и без меня. Не велика шишка, какой то аспирант-биолог.
   Несмотря на то, что по сюжету любой книги аспиранту Крамцову следовало быть наивным деятелем науки, идеалистом и книжным червем, на деле я совсем не такой. Разве что определение "книжный червь" ко мне еще как-то подходит. А так мой жизненный опыт давным-давно излечил меня от наивности, а освободившееся место заполнил здоровым цинизмом. "Не верь, не бойся, не проси" - истина не только тюремная, но и простая житейская. Из этого и будем исходить. Не верим никому, не боимся ничего, а просить нам и так некого. На хрен мы кому нужны?
   Я натянул растянутую футболку и спортивные брюки, в которых обычно ходил на тренировки, и босиком прошлепал на кухню, варить кофе. С кофе лучше просыпается и лучше думается. Пожужжал кофемолкой, набил металлический фильтр, нажал на кнопку с нарисованной кофейной чашкой. Темная струйка крепкого "эспрессо" полилась в чашку.
   Итак, чего следует ожидать? Главный вариант один - конец света. Я два дня и так крутил ситуацию на случай утечки заразы, и эдак, и все равно выходил конец света, других вариантов нет. А тут и утечка случилась. Винить в этом себя или того же Дегтярева не хочу - никто такого результата не ждал и не планировал, "шестерка" в своем исходном виде безопасен стопроцентно. А что случилось в институте, что взорвалось - не знаю. Лично я ничего там не взрывал. Зато я знаю, что через пару-тройку дней Москва станет одним из самых смертельно опасных мест в мире. Почему? Да потому что здесь больше десяти миллионов потенциально инфицированных. Ад разверзнется именно здесь. Что из этого далее следует? Что могут перекрыть въезды и выезды из города. И перекроют наверняка. Из этого и будем исходить.
   От скончавшейся четыре года назад бабушки мне осталась дачка на шести сотках по Ленинградскому шоссе, в пятидесяти километрах от столицы, в самом простом "институтском" садовом товариществе, без нормальной дороги, далеко от станции. Сейчас март, все раскисло, грязи там по колено. Но это как раз не проблема, мой "форанер" пролезет там, где и танк завязнет. Зато как загородная база для дальнейших действий дача подходит лучше некуда. Печка у меня там есть, даже баня есть, и с последних заработков я там все очень даже неплохо отремонтировал.
   Если честно, я только после устройства на работу в "Фармкор" зажил по-человечески. Спасибо Дегтяреву, который меня с первого курса тащил, и на работу взял, диплома не дожидаясь. Платят они очень хорошо, грех отрицать. Просто невероятно много для обычного аспиранта, хотя какого-нибудь "специалиста по ценным бумагам" такая сумма даже зад оторвать от стула не подвигла бы. Но мне, с моими запросами, хватало за глаза. Квартиру эту самую, на Бабушкинской, на улице Изумрудной, что еще от родителей осталась, до ума довел. Не "евроремонт" так называемый, но все чисто и симпатично. Сам стенки между комнатами ломал, сам белил, сам красил, сам обои клеил, и получилась удобная, просторная и светлая студия.
   Хватило и подкопить, и с друзьями скинуться, чтобы "бизнес" завести - магазинчик снаряжения, пусть и маленький, но все же что-то приносящий. Правда, все что приносит, на оплату кредита уходит, без него не обошлось. Думали, что потом отобьется, но...
   Ладно, собираться будем, и начнем с самого важного. Подставив табурет, я залез на антресоль и извлек оттуда ружье в чехле. Очень хороший ижевский помповик МР-133, "мура", если по-простому. Его мне все тот же Леха, друг мой, насоветовал. До того, как он взялся с недавних пор заправлять своим собственным магазином, он оружейником в гарантийке работал. Сам выбрал, сам провел требуемый "напилинг" после того, как я отходил всю требуемую процедуру от участкового до магазина.
   Короткий ствол, чуть длиннее пятидесяти сантиметров, с кронштейном под фонарь, сам фонарь, удлиненный магазин, вмещающий шесть патронов 76 мм, то есть "магнум". Складной автоматный приклад и пистолетная рукоятка. Хорошее оружие. Пять коробок патронов, с восьмимиллиметровой картечью, у меня имеются, по десять патронов в каждой. И еще пять с дробью "четыре ноля", то есть по пять миллиметров. Не хуже картечи. Так что сто "полноценно-боевых" патронов у меня есть. Уже сало.
   Еще чехол не слишком тяжелый, в котором лежит ижевская мелкашка "Соболь" с прицелом "Барска". Не супер, но после доводки и "напилинга" вполне нормальная игрушка для стрельбы по банкам. Мы с Лехой на природе частенько соревнования устраивали, поскольку у него тоже мелкашка имеется. К ней у меня патронов еще сотни четыре, расход двадцать второго калибра всегда был у нас высоким, так что закупался при любом удобном случае.
   Затем новый чехол появился на свет. Не удержался, раскрыл - последняя гордость, свидетельство того, что я достойно пять лет владел гладкостволом. Нарезное, одновременно с "Соболем" купил. С виду ни на что не похоже - полимерная ложа цвета хаки, телескопический приклад как на американском карабине М4, а на самом деле - "глубокий тюнинг" ижевского СКС выпуска 1954 года, выбранного вручную и проверенного всеми возможными способами.
   Полимерная американская ложа от "TAPCO" установлена вездесущим Лехой. На цевье сверху и с боков планки под всякое. На верхнюю ставлю коллиматорный прицел "BSA", или оптический "Bushnell" с переменной кратностью. Прицел "пистолетный", с большим расстоянием от зрачка, аж 45 сантиметров. Вынужденная мера поначалу была - не хотел карабин портить установкой планки, а на крышку ствольной коробки прицел ставить - вообще издевательство. Но догадался до такой схемы, подсмотрел.
   А затем даже понравилось - целиться двумя глазами просто, наводишься мгновенно, цель никогда не теряешь. И увеличение удобное, от двух до шести. С сошками да с патронами высокой кучности на ста метрах в спичечные коробки все пули укладывать получалось.
   Снизу и сбоку еще по планке, на которые есть фонарь и сошки. На стволе компенсатор как у АК-74. И магазин в два раза больше стал, теперь на двадцать патронов, торчит эдаким изогнутым пластиковым огрызком. Да еще и отъемный, у меня таких шесть штук. Плохо, что сменить его невозможно, пока затвор на задержку не встанет. Это, правда, не так чтобы законно, скорее и вовсе незаконно, но есть и десятизарядные, "парадные", парочка всего.
   И поди узнай теперь старичка Симонова. Серьезное и вполне современное оружие получилось. Ладно, не о том речь сейчас. Пересчитал только патроны по-быстрому - больше трех сотен имеется. Нормально.
   Заряжать ничего не стал. Не положено нам перевозить заряженное оружие. Если остановят, то будут проблемы. Оружие - отдельно, патроны - отдельно. Что еще? Коробка с батарейками разных размеров - в сумку. Тактический фонарь для дробовика с кронштейном. Два ножа, один армейский, с вороненым лезвием и рубчатой резиновой рукояткой, второй - тяжеленный золингеновский тесак, которым башку срубить можно. Тесак дорогущий, но мне его подарили, сам бы ни в жизнь не купил. Поверх всего - отличный восьмикратный бинокль "Штайнер" с многослойным просветлением, компактный и крепкий, в сумерках чуть ли не как ночник работает, а стоит меньше пяти тысяч рублей. И гвозди им заколачивать можно, такой прочный.
   Откуда у меня это все? Зачем столько? Во-первых, для охоты и поездок в глухомань, а во-вторых... А вот на случай, если такая, как сейчас, Великая Жопа придет. И в отличие от всех остальных, я к ней если и не готов на сто процентов, то встречать мне ее легче, с оружием, запасом патронов и с отличной экипировкой. Не велик был труд разрешения и справки собрать. А все это купить даже не труд, а удовольствие. И на стрельбище в Алабино я немало времени провел, и тоже, судя по всему, не зря. И в машине у меня еще два топора разных размеров, лопата и пила.
   В кучу на кровать в спальне полетели вещи и обувь. Нашлась охотничья разгрузка-подвесная под патроны 12 калибра. А вот под СКС не удосужился пока запастись, но это исправимо. Дай только до нашего магазина добраться, а там...
   И сам я оделся заодно, по принципу "и в пир, и в мир, и в добрые люди". Теперь только куртку накинуть, и можно выскакивать из квартиры. Упаковал рюкзак и две больших спортивных сумки. Сумки пока брошу в прихожей. Подгоню машину к дому, и затем их вынесу. Еще что? В холодильнике пусто. Только два пакета кофе в зернах, я их в рюкзак закинул. Надо будет едой запастись.
   Теперь "дачный медиа-набор". Портативный телевизор и радиоприемник. Без этого никак теперь нельзя, и вообще все куплено специально для дачи. А оставлять у нас там что-то ценное не стоит. И бомжи там шарятся, и шпана из окрестных деревень, так что "все свое вожу с собой". Ну и последнее - ноутбук. Я на него скачал все, что у меня в лабораторном компьютере есть, так что, может пригодиться. Все, можно идти.
   Я натянул "охотничью" двухслойную куртку, привычную еще с армии круглую вязаную шапочку системы ШПС ("шапка-пидорка спецназовская"), повесил на спину рюкзак, на плечо - чехол с ружьем, патронами и запасными стволами-прикладами, и вышел в подъезд. Спустился на лифте, вышел на улицу из нашей допотопной панельной "свечки", и пошел в сторону стоянки.
   На улице было необычно тепло для конца марта, я даже куртку расстегнул. Это плохо. При понижении температуры "зомби" теряют активность, а тут как назло - потепление. На часах уже второй час ночи, в нашем районе - никого, пустота на улицах. Ну и хорошо, зато если кто ненужный подъедет к моему дому, то будет как на ладони.
   Прошел через сквер, где выгуливают ранним утром собак, срезал по дорожке через газон и через пять минут зашел в ворота стоянки. Сторожем был Федотыч - болтливый, но бдительный мужичок, всегда вкусно пахнущий водкой. Мы с ним были в хороших отношениях, и ему я "слил" версию о том, что уезжаю на охоту далеко-далеко, поэтому и выезжаю в ночь. Он пожелал мне "ни пуха, ни пера", я ответил ему традиционным "к черту", и пошел к машине.
   Вот он, моя главная надежда на спасение - старый добрый "Форанер" с трехлитровым дизелем. Купил я его сам, аж в Испании, куда в первый и последний раз съездил в отпуск со своей девушкой. Купил по объявлению в маленьком городке возле Мурсии, выложив за него семь тысяч евро, которые честно скопил за три года. Машина оказалась и вправду в хорошем состоянии, довезла меня до Москвы без проблем, и в процессе растаможки не сильно убила мой бюджет. А уже потом, в течение двух лет, я ее окончательно довел ее до ума, проведя умеренно-разумный внедорожный тюнинг, такой, чтобы и по городу ездить не мешал.
   Служила она последние два года мне верой и правдой, возя и на работу, и на рыбалку. Да и отпуска проводим в Архангельской области, без дорог и удобств, зато с кострами и палатками, с рыбалкой и охотой. В общем, много полезного мне оплатила компания "Фармкор", грех отрицать.
   Сел за руль, завел. Машина была холодной, трехлитровый дизель затарахтел как тракторный, и прогрелся уже тогда, когда я заехал к себе во двор. Следов присутствия посторонних во дворе не было, поэтому я спокойно смог по одному перетаскать с балкона запасные колеса, закинув их на верхний багажник и закрепив, после чего выехал из двора, увозя в багажнике все приготовленные к эвакуации сумки и чехол с карабином.
   Прерывисто завибрировал мобильный телефон, показывая, что пришло текстовое сообщение. Я достал его из кармана, ткнул в кнопку под значком "Читать". На светящемся экране появился текст сообщения от шефа: "Сережа, не приезжайте. Все идет плохо. Если ситуация исправится - я вам позвоню".
   Вот как. Вот так. Я на ощупь набрал ответ "Я понял", и отправил его назад. Все понятно. Все идет плохо, если даже шеф это понял. Наверняка приехал Оверчук, и все пошло не так, как должно было идти. Или приехали менты, и все пошло наперекосяк. Или еще что-нибудь. А насчет личности замдиректора по безопасности я не заблуждался ни на секунду. Такие люди как он, созданы специально для того, чтобы скрывать происшествия, а не исправлять последствия. Оверчуку плевать, чем все закончится, главное - чтобы "Фармкор" к ответственности не притянули.
   И что мне теперь делать? Звонить самому? Шеф вообще эсэмэсками не балуется, если уж соизволил послать, то наверняка говорить сейчас не может. Звонить в другие места? В МЧС? В милицию? И что сказать? Что трупы скоро восстанут? И что мне там скажут? Куда-куда я пошел? Вот гадство то... Не знаю я, что делать. Точнее, знаю, но не "глобально". Знаю, что мне нужно снять все наличные, какие есть у меня на счету. Я в этом мало что понимаю, но в кино видел, как людей по кредиткам вычисляют и как беглецам эти самые кредитки блокируют. Хорошо, что у меня карта без лимита снятия наличных.
   На проспекте Мира остановился у банкомата в стеклянной кабинке, где весь пол был завален чеками, и в шесть заходов опорожнил свой счет. Снял рублями, но получилось больше трех тысяч долларов. Хорошо, что в последнее время я не "оголтевал" с расходами, вот и поднакопилось за несколько месяцев.
   Распихал наличные в карманы, вернулся к машине. Ну что, на дачу? Или подъехать к институту, посмотреть издалека, с пустыря? Там есть, где с машиной спрятаться, и откуда подсмотреть. Любопытство убило кошку, но я не кошка все же, и я аккуратненько. Может пойму, что хоть там взорвалось? Да и хочется все же шефа подстраховать, как он там справляется без меня? Он меня только не усыновил, разве что, а так я у них дома времени провел не меньше, чем у себя.
   А завтра мне обязательно надо в "Стрелец", к Лехе с Викой. Да и девушка у меня есть, я уже о ней говорил. Надо и о ней подумать, хотя... девушка у меня детский тренер по дзюдо, сама о себе позаботиться может. Нет, не в этом случае, тут уже никакое дзюдо не поможет.
   Не скажу, люблю ли я ее, но мы друг к другу привыкли и уже два года вместе. Хотя о свадьбе речь никто из нас не заводил - каждый доволен своим свободным состоянием. Она периодически живет у меня, когда ей удобно, и так же периодически живет у себя, в снятой квартире в Матвеевском. Как бог на душу положит. Тренирует детские группы на Ленинградке в большом спорткомплексе, а основное место работы у нее в Крылатском, в магазине, торгующем японскими мотоциклами, квадроциклами, лодочными моторами и аквабайками.
   Ночью движение было слабым, и уже через пятнадцать минут я припарковал машину за кустами, в сотне метров от задней стены НИИ, где теперь красовался пролом в два пролета. Плиты упали плашмя на тротуар, и образовавшаяся в заборе прореха была огорожена лишь намотанной полосатой лентой. На проезжей части стояли два маленьких заборчика с желтыми маяками и знаками, показывающими, как объехать препятствие. Значит, милиция с этой стороны уже отметилась. Я достал из сумки бинокль и навел его на пролом - там, с дробовиком на плече, маячил Олег Володько. Вот и понаблюдаю.
  
  
   НИИ. Охрана.
   20 марта, вторник, вскоре после полуночи
  
   Рука у Николая Минаева уже почти не болела, что его удивляло, но его подташнивало, во рту было сухо, а свет причинял неудобства. Он даже был рад, что электроснабжение института не восстановится до утра, потому что свет от фонарей резал глаза, они сильно слезились, и хотелось спрятаться от него в самый темный угол. Он смиренно отвечал на вопросы прибывшего милицейского следователя, но при этом хотел лишь одного - тишины и темноты. Следователь расположился со своей папкой прямо во дворе, на капоте милицейского "уазика", который все же сумели запустить внутрь, где и допрашивал всех, бывших на территории института. Когда он закончил с Николаем, тот вздохнул с облегчением, и пошел в здание. Делать в здании ему было нечего, но там было совсем темно.
   Николай поднялся на второй этаж и столкнулся с Дегтяревым, который спускался по лестнице вниз, подсвечивая себе фонариком. Дегтярев остановил Николая, придержав его за рукав:
   - Коля, я вот о чем хотел вас спросить... а что у вас с рукой?
   - Порезался стеклом. - отмахнулся Минаев.
   - Никто не укусил? - чуть нахмурясь, уточнил Дегтярев.
   - Нет, что вы. - вполне правдоподобно изобразил удивление Николай.
   Дегтярев кивнул и пошел дальше. Николай чувствовал, что он допускает страшную ошибку, может быть даже самую большую в своей жизни. Он был достаточно сообразителен, чтобы связать свое плохое самочувствие с укусом бешеной обезьяны, но желание тишины, покоя и темноты было настолько сильным и всеобъемлющим, что ему проще было соврать. Только бы спрятаться куда-нибудь, неважно, что случится потом. Хоть смерть, но сейчас он должен был отдохнуть.
   Открыв дверь одного из кабинетов, в котором обычно квартировал Джеймс Биллитон, когда находился в Москве, Минаев прошел внутрь, закрыв за собой дверь, сел за стол, во вращающееся широкое кресло. Но туда падал свет из окна, и Минаеву он мешал. Тогда он перебрался в угол кабинета, куда не попадал ни один луч света, и улегся прямо на пол, на ковровое покрытие, свернувшись калачиком. Как ни странно, в такой позе зародыша он почувствовал себя лучше. Голова закружилась даже сильнее, но головокружение не было неприятным, скорее наоборот, каким то плавным и убаюкивающим.
   Николай прикрыл глаза, и почувствовал, как приятное онемение охватывает все его тело, и он даже не чувствует под собой жесткого пола, а как будто плывет куда то в полной невесомости. Тошнота тоже начала уходить куда то, и ее место занимала блаженная дрема. Очень хотелось спать, и появилось ощущение безопасности. Николай нашел то место, где, наконец, ему станет спокойно и хорошо, и никакой свет ему уже не помешает. В какой то момент он вдруг понял, что умирает, но затем эта мысль показалась ему нелепой - умирать должно быть неприятно, а сейчас ему стало по-настоящему хорошо.
   И так он лежал, тихо-тихо, и вскоре сознание оставило его навсегда, а за ним ушла и сама жизнь. Остывающее тело неподвижно лежало на полу, до тех пор, пока дверь не открылась, и кто-то не вошел в темный кабинет.
  
  
   Дегтярев Владимир Сергеевич
   20 марта, вторник, вскоре после полуночи.
  
   Оверчук как раз "решал вопросы" с милицией, поэтому Владимир Сергеевич был один, когда столкнулся с подъехавшим на такси Джозефом Биллитоном. Тот был бледен, взволнован, путал русские слова с английскими, и вообще выглядел так, как будто его привезли на расстрел.
   - Владимир, это правда, что животные разбежались?
   - Это правда, Джо. - кивнул Дегтярев.
   - Что мы должны делать?
   В голосе американца проскальзывали панические нотки, казалось, что он вот-вот сорвется на крик.
   - Оверчук берет все на себя, но я ему не верю. - вздохнул Дегтярев. - Он скорее нас перестреляет, чтобы мы не проболтались, чем этих обезьян. Я сейчас буду звонить всем, кто с этим хоть как-нибудь связан. Пусть объявляют комендантский час, чрезвычайное положение, карантин, что угодно, но это следует остановить. Вам тоже следует предупредить своих, в Америке. Вы не давали еще туда наши новые результаты?
   - Нет, я жду отчета от Сергея. - покачал головой Биллитон. - Меня же попросят обратиться к психиатру, если я позвоню им и скажу, что у нас мертвые обезьяны питаются живыми. Надо будет отправить видеоматериалы, отчет и все, что у нас есть.
   - Это верно. Я тоже не буду говорить, что некоторые из разбежавшихся животных мертвы. Скажу, что они просто носители опасного заболевания.
   - Кому вы собираетесь звонить? - спросил американец.
   - Своему руководству. - задумчиво сказал Дегтярев. - Начну с них, по крайней мере. Если они не смогут расшевелить городские власти, то я тоже не смогу. Если я сейчас расскажу об этом следователю, то он меня арестует, меня продержат в камере как минимум до утра, а затем время будет безнадежно упущено.
   - Почему вы так думаете? - удивился Биллитон. - Опасность слишком высока, чтобы просто держать вас в камере.
   - Именно поэтому. - усмехнулся Дегтярев. - Следователь должен показать, что он "прореагировал" на сигнал опасности. Он запрет меня в клетку, и сядет писать свои рапорты, протоколы, не знаю, что они там в таких случаях пишут. Потом он потребует привести меня к нему и будет старательно подгонять дело к тому, что он ни в чем лично не виноват. Все. Это нормальная бюрократическая реакция. Я лучше бы обратился к военным.
   - У вас же есть военные на связи. Из этого, как его... закрытый город...
   Американец закрутил пальцами, пытаясь вспомнить не дающееся слово.
   - Горький-16. - подсказал Дегтярев.
   - Верно. - кивнул тот.
   - Попробую им позвонить, я сразу не подумал. - согласился Дегтярев. - Там даже не знакомые, а мой двоюродный брат. Может быть, они сообразят быстрее, что следует делать. И надо найти диски с видеозаписями с камер слежения в виварии. Мы делали копии, и они должны быть где-то в лаборатории. Если мы пошлем эти записи, то нам поверят быстрее. И в любом случае, я не буду им звонить, пока Оверчук рядом. Если и есть люди, которым я доверяю меньше, то я с ними не знаком.
   - Понимаю. В крайнем случае, попробуем действовать через меня. Я поднимусь к себе в кабинет, поищу записную книжку, и диск со своим отчетом. Может быть, это поможет заставить кого-то двигаться быстрее.
   Биллитон повернулся, чтобы уйти, но Дегтярев остановил его и спросил:
   - Дать вам фонарик? Света нет, и до утра не будет.
   - А как же вы?
   - Я возьму у охраны. У них их несколько.
   - Тогда давайте.
   Биллитон взял фонарь у Владимира Сергеевича и убежал в здание, а Дегтярева окликнул следователь, так и стоявший со своими бумагами у капота милицейской машины.
   - Владимир Сергеевич, когда сможете уделить мне внимание?
   - Послушайте... - тяжко вздохнул ученый. - Давайте я завтра приеду к вам, в ваш кабинет, и все расскажу, что знаю. Меня все равно здесь не было во время взрыва, я ничего не видел, а сейчас у меня на руках чрезвычайная ситуация. Нет электричества, отключились холодильники с культурами, вся работа летит в тартарары. Войдите в мое положение. Надо спасать ситуацию.
   Следователь задумался. Разумеется, есть определенный порядок, но он был все же нормальным человеком и понимал, что таскать на допросы людей, у которых в этот момент дом горит, не всегда разумно. Налицо сам факт взрыва, известно, что взрывное устройство забросили с улицы, и забросил его не директор. Ему уже отдали кассету с записью с камер слежения, где взрыв запечатлен, а значит, будет видно, как бомба попала во двор. Так стоит ли сейчас приставать к людям, и мешать им работать? Не стоит.
   - Хорошо. - кивнул следователь. - Скажите мне лишь одно - кто это мог сделать, по вашему?
   - Не знаю. - пожал плечами Дегтярев. - Или просто хулиганы, или "зеленые", "Гринпис" какой-нибудь. Здесь проводились эксперименты на животных. Других теорий у меня нет. Животные разбежались.
   - Это опасно? - насторожился следователь.
   Дегтяреву хотелось сказать: "Это настолько опасно, что я посоветовал бы тебе, парень, взять свое оружие, эту машину, погрузить в нее свою семью, или только жену, кто там у тебя, если я вижу только обручальное кольцо, и валить из этого города так далеко, как только сможешь". Но Владимир Сергеевич этого не сказал. Почему? Для себя это он обосновал тем же, чем обосновывал это Биллитону. Поднимать панику в городе должны были специально предназначенные для этого люди, а не сам Дегтярев и какой-то следователь, даже фамилию которого он не запомнил.
   Но на самом деле причина была другая - страх. Страх того, что следователь скажет: "Чем же вы, сволочи, здесь занимались, в центре моего города?". Страх того, что его сразу поволокут в камеру, а его собственная семья останется без его защиты. Страх того, что следователь достанет из-под пиджака свой пистолет, который висит там, в кобуре на боку, и просто застрелит Владимира Сергеевича, и будет прав.
   Ситуацию разрешил неожиданно появившийся Оверчук:
   - Здесь не работают с опасными вирусами, не то место. - решительно заявил он следователю. - Но вообще следует избегать контактов с обезьянами и крысами, хотя бы из целей обычной осторожности. Обезьяны переносят массу болезней, опасных для человека. Даже СПИД, судя по всему, появился от них. Эти "зеленые", когда устраивают что-то подобное, меньше всего задумываются об окружающих, им лишь бы себя проявить. Я только что разговаривал с вашим руководством, они сказали, что все остальные действия мы можем перенести на завтра. Официальная версия - взрыв газового баллона. Ваши уже привезли и поставили знак, огородили все лентами, а у меня с той стороны человек дежурит.
   - Но завтра я хотел бы видеть вас у себя. - следователь по-прежнему обращался к Дегтяреву, игнорируя Оверчука.
   - Обязательно. - согласился тот. - А сейчас извините, у меня хлопот выше головы.
   - Понимаю.
   Дегтярев побежал в будку проходной, где дежурил Ринат Гайбидуллин.
   - Ринат, у вас есть хороший фонарик?
   - Да, конечно.
   - Я хочу, чтобы вы пошли со мной. Нам надо спуститься в подвал, найти кое-что в лаборатории.
   - Пойдемте.
   Ринат взял из ящика стола фонарь-дубинку. Дегтярев окинул его взглядом, посмотрел на висящее на плече ружье.
   - Ринат, вы бы взяли оружие в руки. - ученый замялся. - А то... животные хоть и разбежались, но может быть и не все. А если обезьяны сильно напуганы, то могут напасть, а взрыв их напугал наверняка. Увидите их - стреляйте сразу, цельтесь в голову.
   - Вы серьезно? - у охранника глаза на лоб полезли. - Они вам не нужны разве?
   - Они были нужны до тех пор, пока не перемешались между собой. Теперь уже эксперименты с ними невозможны. Со слов Николая знаю, что там и так все разнесено взрывами, так что стрелять можно. А милицию я сейчас предупрежу, чтобы не удивлялись выстрелам.
   Дегтярев удивился, как легко и просто получалось у него сейчас врать. Никогда раньше он таким умением не блистал, и вообще частенько страдал в этой жизни от излишней правдивости и прямолинейности, а сейчас ложь и полуложь выстраивались в стройные ряды мгновенно, объясняя все, что требуется объяснить.
   - Хорошо, Владимир Сергеевич, не проблема. - сказал охранник.
   Они вдвоем вышли во двор из проходной, подошли к следователю.
   - Владимир Сергеевич, - сказал тот, - мы уезжаем, выставлять дополнительную охрану не вижу смысла. У вас своих людей хватает здесь. А завтра я вас жду у себя.
   - Хорошо. И еще, если вдруг кто-то сообщит о чем-то, похожем на выстрелы, не реагируйте. Мы сейчас пойдем в наш подвал, там могут оказаться животные. Некоторые могут быть ранены, некоторые агрессивны. Обезьяны не слишком хорошо переносят близкие взрывы, так что... сами понимаете. Возможно, придется их отстреливать.
   - Я понял. - кивнул тот. - Удачи.
   - Спасибо. - вздохнул Дегтярев. - Найдите этих идиотов, которые нам бомбу забросили.
   - Постараемся.
   "Да уж постарайтесь" - подумал Дегтярев, входя в темный вестибюль института. Теперь было важно найти диски, те самые, которые помогут доказать, что Владимир Сергеевич не сошел с ума, и не подсел на галлюциногены, а говорит правду. А правду пока знали только трое: он сам, Джозеф Биллитон, и Сергей Крамцов. Дегтярев даже не стал звонить остальным сотрудникам института, которые пребывали в блаженном неведении относительно происходящего. И Оверчук явно не рвался их оповещать.
   Ринат со щелчком сбросил флажок предохранителя, лязгнул затвором, загнав патрон в патронник. Проверил, как включается фонарь под стволом, удовлетворенно кивнул самому себе, и вышел в вестибюль.
   - Пойдемте, Владимир Сергеевич. - сказал он Дегтяреву. - Когда спустимся, держитесь у меня за спиной, не выходите на линию огня. Какая нам лаборатория нужна?
   - Большая.
   - Хорошо.
   Ринат откинул приклад дробовика, который в сложенном состоянии блокировал спуск, взял оружие наперевес и пошел вперед. До прошлого года Ринат служил в Курганском СОБРе, несколько раз бывал в командировках в Чечне, попал еще в первую кампанию в ту самую бойню шестого марта в Грозном, когда погибло двадцать пять СОБРовцев из их отряда и других, но сам выжил, а недавно неожиданно даже для самого себя женился на москвичке, уволился из милиции и через родственников жены нашел работу в службе безопасности "Фармкора". Опыт у него был, и Ринат хорошо знал, как следует двигаться по потенциально опасным помещениям. Директор и охранник зашли в подвальный этаж, охранник включил тактический фонарь, а директор - фонарь-дубинку, держа его выше плеча своего защитника. Ринат замер, внимательно оглядывая весь темный коридор перед собой, прислушиваясь ко всем звукам, но было тихо. Через минуту он сказал:
   - Пошли.
   Захрустело стекло и штукатурка под подошвами, два луча заметались по стенам и полу. Пыль уже осела, видно было далеко. Ринат за ведущего, Владимир Сергеевич за ведомого, так они дошли до двери в лабораторию.
   - Бойся! - прошептал Ринат.
   - Чего бояться? - спросил таким же шепотом Дегтярев.
   - А, неважно, привычка. - усмехнулся тот. - Просто поосторожней, вперед меня не лезьте, когда я дверь открываю.
   - Понял. - кивнул ученый.
   Ринат сначала внимательно осмотрел большой зал лаборатории из дверного проема, вошел внутрь, и луч фонаря снова заметался из стороны в сторону. Это не война, противник здесь не человек, поэтому лучше все делать не торопясь, обстоятельно. Владимир Сергеевич вошел следом.
   - Ринат, нам направо, к дальним столам.
   Он показал рукой. Охранник кивнул, сказал негромко, не опуская оружия от плеча и обводя помещение лучом подствольного фонаря:
   - Пошли.
   Они снова двинулись все в такой же "связке". Волнение немного отпустило Дегтярева. Обезьян или крыс видно не было, а Ринат действовал толково и очень уверенно. Но вскоре сердце снова запрыгало у него в груди. Весь пол лабораторного зала был заляпан кровью. В лужах крови лежали какие-то ошметки плоти, клочья шерсти. Затем в луч фонаря попал почти полностью обглоданный скелет обезьяны. Ринат выматерился, затем спросил:
   - Это что, ее другие обезьяны так?
   - Наверное крысы, они ведь тоже разбежались.
   - Сколько у вас тут крыс то было?
   - Около сотни.
   - Вот черт...
   Ствол дробовика приподнялся повыше, резиновый затыльник каркасного приклада сильнее вжался в плечо. Ринат занервничал. Крыс он не любил. Но они все же без потерь преодолели расстояние до стола. Там все было разгромлено, на столе тоже была кровь, коробка с компакт-дисками была вскрыта, и диски были разбросаны по всему полу. Очень много крови, очень. Сколько животных было искусано другими? Всего один труп на полу, значит, остальные уже могли разбежаться по всему городу, понял Дегтярев.
   Нагибаться за дисками не хотелось. У Владимира Сергеевича было ощущение, что стоит ему нагнуться, и откуда-то из темноты мертвая обезьяна прыгнет ему на спину, вцепится зубами в шею, в затылок. Дегтярев отогнал эти мысли как глупые, но не нагнулся, а присел у стола на корточки.
   Ринат прикрывал ему спину, дышал спокойно, и Дегтярев подумал, что не следует быть настолько нервным. Он быстро собрал все диски с пола, лежавшие перед ним, но ни на одном из них не было надписи маркером: "Последние наблюдения. Копия", которую он сделал своей собственной рукой. Он огляделся и увидел еще один диск, выглядывающий из-под тумбы письменного стола. Вот он куда закатился, если это он, конечно. Дегтярев протянул руку к диску, потянул его пальцами к себе, и в этот момент что-то маленькое высунулось из темноты и вцепилось ему в палец. Он заорал от неожиданности и отдернул руку. Маленькая крысиная тушка пронеслась в воздухе, сорвалась с пальца, раздирая зубами плоть, и ударившись в стену, быстро побежала вдоль нее в темноту. Но побежала той странным, дергающимся, переваливающимся аллюром, каким бегали в клетках мертвые крысы.
   Ринат обернулся на крик, водя стволом ружья из стороны в сторону, в поисках опасности. Дегтярев вытащил из кармана носовой платок, и уже заматывал себе палец.
   - Владимир Сергеевич, что случилось?
   - Крыса укусила. - неожиданно спокойным даже для самого себя голосом ответил Дегтярев. Он подобрал диск с пола. Он оказался тем самым, из-за которого они и спускался в лабораторию. - Все, Ринат, пошли наверх, я нашел то, что нужно. Мне надо себе палец там перевязать.
   - Крыса не заразная? - забеспокоился охранник.
   - Думаю, что нет. - соврал Дегтярев.
   Они быстро дошли до двери лаборатории, потом так же быстро выбрались из подвала. У самого выхода, едва закрыв за собой дверь, они столкнулись с Оверчуком.
   - Что там внизу, Владимир Сергеевич? - поинтересовался безопасник.
   - Разгром, развал. - мрачно сказал тот.
   - Порезались? - Оверчук кивнул на перевязанный платком палец Дегтярева.
   - Да, порезался. - кивнул ученый. - Стекло битое кругом. Я буду у себя в кабинете, и мне очень хотелось бы с вами переговорить, Андрей Васильевич.
   - Хорошо, разумеется. - кивнул безопасник.
   - Я перемотаю руку, и если вас не затруднит, то минут через пять зайдите ко мне. Там достаточно света от фонарей с улицы, мы сможем разговаривать.
   - Хорошо. А пока Минаева отыщу, что-то я давно его не видел. - Оверчук повернулся к охраннику, спросил: - Ринат, не видел?
   - Нет, Андрей Васильевич. - помотал тот головой.
   - Черт, я без рации. - вздохнул Оверчук. - Ну-ка, вызови его.
   Дегтярев отдал фонарь Ринату. В окна попадало достаточно света с улицы, а глаза уже привыкли к темноте, и он оставил безопасников в вестибюле, поспешив наверх. Он уже сознавал, что обречен, и как ни странно, это знание сделало его удивительно спокойным. Была минимальная вероятность того, что укус крысы не заразен для человека, но вероятность такого исхода была ничтожна. Вирус еще не успел бы мутировать настолько, попав в крысиный организм, а этот вирус был универсален, годился для любой теплокровной жизни, судя по всему, хотя первый его штамм был добыт из организма глубоководной рыбы. И Дегтяреву нужно было сделать несколько вещей. Сначала ему нужно было послать сообщение Сергею Крамцову. Это был единственный человек, которому он доверил бы заботу о своей семье. Тем более, что у самого Сергея не было ни единой родной души в этом мире, да и сам аспирант стал вполне родным Владимиру Сергеевичу.
   Затем он собирался звонить по телефону. Звонить военным, звонить городским властям, звонить куда угодно, лишь бы город спохватился, начал бороться за жизнь. Потому что из стен этого маленького института вырвалась "НеЖизнь", питающаяся жизнью. А затем надо было найти способ покончить с собой, не дожидаясь, пока ты превратишься в зомби. И это было настоящей проблемой, потому что огнестрельного оружия у Владимира Сергеевича не было, а без него найти способ пробить себе голову проблематично. Зато оружие было у охраны и у Оверчука. Рукоятка пистолета несколько раз за сегодняшнюю ночь высовывалась у того из-под пиджака. Обычно Оверчук так оружием не козырял, скорее всего, даже не носил его с собой, но сегодня прихватил.
   В темноте было видно, что в дверях кабинета Биллитона кто-то стоял. Когда Владимир Сергеевич подошел к двери своего кабинета, человек сделал движение, как будто собираясь пойти в его сторону, но Дегтярев почти крикнул: "Мне нужно пять минут, потом поговорим, Джозеф!", затем проскочил в свой кабинет и захлопнул за собой дверь, повернув защелку под ручкой, чтобы никто не мог войти следом. Быстро подошел к окну, раскрыл его, выглянул наружу. Ударостойкие стекла в окне уцелели, разве что наружное треснуло в нескольких местах. Взрыв произошел слишком близко к стене здания, ударная волна прошла вверх.
   Между задней стеной института и забором прохаживался Олег Володько, охраняющий пролом в заборе, закрытый лентой и переносными барьерами. На проезжей части с двух сторон стояли знаки, предупреждающие о препятствии, и горели оранжевые фонари. Действительно, милиция постаралась, но выглядело это все как что угодно, но вовсе не зоной бедствия. Затем Дегтярев достал из кармана мобильный телефон, набрал номер Крамцова. После двух гудков тот ответил, как будто специально ждал звонка.
   - Слушаю, Владимир Сергеевич.
   - Слушай внимательно, Сережа, не перебивай меня и не спорь. Хорошо?
   - Я слушаю.
   - Сережа, я инфицирован. Поясню - инфицирован укусом, то есть... дальнейшее тебе известно. - говорил он абсолютно спокойным, размеренным тоном, как будто надиктовывал статью. - Не знаю, сколько мне осталось, но я сейчас начну звонить всем, кого знаю и кому смогу дозвониться. Мне уже все равно, но люди должны знать, что грядет.
   - Владимир Сергеевич...
   - Ты об этом не беспокойся, я все беру на себя. - перебил Сергея Дегтярев. - Ты же должен приехать ко мне домой, взять из верхнего правого ящика моего стола все диски, которые там есть, все папки с полки над столом, и мой ноутбук. Все это должно попасть в Горький-16, к Гордееву Кириллу, моему другу и однокашнику. Они смогут разработать вакцину, нет никого лучше, чем они, если у них будет исходный образец "Шестерки". Это единственное, что есть хорошего из новостей. Как мы его модифицировали - это все есть в моих бумагах. Они элементарно это повторят. Телефоны Гордеева есть в большом блокноте, он лежит на моем столе слева от компьютера. Ты все запомнил?
   - Я могу прийти к вам. - послышался голос Крамцова в трубке. - Я совсем рядом, метрах в двухстах, наблюдаю за институтом.
   - И прячься дальше, даже не смей приближаться к институту. - ответил Дегтярев. - Оверчук что-то задумал, я это чувствую, он сумел отправить всю милицию, которая здесь была. А обо мне заботиться поздно. Я уже инфицирован.
   - На вас вирус может не подействовать.
   - Подействует. И я это знаю, и ты это знаешь. Мы оба знаем. Второе. Побудь до завтра с моей семьей, посмотри, как развивается ситуация. Если станет совсем плохо - бери мою машину, всю мою семью, и вези их в Садов, к Кириллу. Он сумеет организовать вам пропуск, а места безопасней, чем там, нет на всей земле. Ты понял меня?
   - Я понял.
   - Там ты будешь на своем месте, работайте над вакциной, спасите мир. Все, прощай, у меня мало времени, и много надо сделать. Не перезванивай мне, я даже не отвечу на звонок.
   Не давая Сергею ничего сказать, Дегтярев отключил телефон. За спиной послышался шум, он обернулся. Дергалась ручка двери, как будто кто-то лениво играл с ней с той стороны. У Дегтярева в душе полыхнуло бешенством. Он представил, как Оверчук стоит с той стороны двери и с обычной своей вальяжной улыбочкой развлекается тем, что нажимает на ручку. "Сволочь, даже постучать по человечески не может, везде надо важность свою продемонстрировать!". Почему-то в этот момент Дегтяреву не показалось, что представившаяся ему картина нелепа и Оверчук в жизни бы так не поступил. В такой форме долго копившаяся злость на Оверчука нашла выход. Владимир Сергеевич быстро подошел к двери, отпер ее и рывком рванул на себя. С той стороны ручку держали и не успели вовремя отпустить, поэтому человек почти ввалился из коридора в кабинет. И это был вовсе не Оверчук.
   - Коля? - удивился Дегтярев. - Что случилось? Тебя же Оверчук... Коля?
   Николай Минаев стоял перед Владимиром Сергеевичем, не шевелясь. Нижняя часть лица его, руки, грудь, плечи были буквально залиты кровью. Ее металлический запах волной ударил в Дегтярева. Но самым страшным было ни это. Самым страшным были глаза Минаева. В них не было ничего. Никакого выражения вообще. И в них не было даже жизни. Как будто подернутые какой-то мутной пленкой, не мигая, и не отрываясь, они смотрели на Владимира Сергеевича.
   Он почувствовал, как по спине поползли мурашки, и волосы на голове встают дыбом. Никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас, когда он посмотрел в глаза ожившего трупа. А то, что он смотрит в глаза трупа, Дегтярев не усомнился ни на мгновение. В них было нечто, на что не должен смотреть человек, что ему не положено видеть. Владимиру Сергеевичу показалось, что если он будет смотреть в них еще одну секунду, он просто обмочит штаны от страха. И он попятился назад.
   Его отступление как будто послужило сигналом для зомби. До того стоявший неподвижно, он вдруг вытянул руки, и пошел следом, очень неуклюже, но неожиданно быстро. При этом он издал какой придушенный, скулящий звук, напугавший Дегтярева еще больше. Он заскочил за свой стол, широкий и массивный, оглядываясь в поисках чего-либо, что может послужить оружием. Оружие настоящее, пистолет, висело у Николая на поясе, в открытой кобуре, но с тем же успехом оно могло лежать на заводе, где его сделали.
   Стол задержал мертвяка, он как будто растерялся, не зная, с какой стороны ему пойти. Затем начал обходить его по часовой стрелке, но Дегтярев, как будто играя в детские "догонялки", тоже сместился в сторону, оставляя расстояние между собой и противником неизменным. Мертвяк остановился, затем снова пошел. Дегтярев тоже двинулся по кругу. Стол был тяжелым, в одной его тумбе был встроенный сейф, поэтому Владимир Сергеевич не боялся того, что противнику удастся отшвырнуть его в сторону. И пока стол был ему единственной защитой, потому что ничего, что может быть оружием, он по-прежнему в своем кабинете не видел. Надо было добраться до пистолета, торчащего из открытой кобуры на поясе у Минаева. И еще вспомнить, как из пистолета стреляют.
   А еще можно было убежать вниз, где есть вооруженная охрана, и с ней вооруженный Оверчук. И это, пожалуй, лучший выход, если его противник даст ему шанс выскочить в дверь. И еще можно заорать, призывая помощь. В пустом здании слышимость хорошая, и если Оверчук с Ринатом еще в здании, то они обязательно прибегут. Но орать Владимир Сергеевич почему-то боялся. Он сообразил, что Минаев вышел из кабинета Биллитона, а самого Джозефа тоже давно не видно, поэтому, кроме помощи снизу, в кабинете может появиться еще один противник. И тогда гонки вокруг стола не получатся.
   Мертвяк между тем ходить по кругу прекратил. Вновь уставившись своими жуткими глазами на Дегтярева, он снова издал этот скулящий звук, и вдруг довольно ловко вскарабкался на четвереньках на стол и быстро пополз к Дегтяреву. У того сердце в пятки ушло, но тело, как ни странно, среагировало правильно. Вспомнилось еще студенческое увлечение самбо. Откуда что и взялось...
   Он схватил Минаева рукой за воротник плотной форменной куртки, и с силой потянул к себе. Не толкнул от себя, что было бы естественно, и при этом ошибочно, а именно к себе, так, что руки мертвяка потеряли под собой опору, и тело его начало валиться со стола вниз. Но и упасть окончательно Владимир Сергеевич ему не дал, придавливая того к столу так, что зомби был вынужден упереться руками в пол, удерживая себя в этой нелепой позе. И тогда Владимир Сергеевич, придавив мертвяка своей тяжестью, обеими руками ухватился за кобуру, оказавшуюся так близко. Со щелчком отстегнулся клапан-ремешок, и тяжелое тело пистолета просто выскользнуло из кобуры в руку Дегтярева.
   Рука мертвяка вцепилась ему в ногу, заставив дернуться, и Дегтярев отскочил назад, вырвав ногу из захвата. Мертвяк с грохотом свалился со стола на пол, головой вниз. На пистолете должен быть предохранитель, это Дегтярев помнил еще со времен военной кафедры в институте. Он посмотрел на оружие справа, а затем слева. Такой же ПМ, как и тот, из которого он стрелял, только щечки рукоятки черные и на затворе надпись "ИЖ-71".
   Предохранитель он узнал сразу, вспомнились времена военной кафедры и сборы, но озадачила красная точка. Что это значит? Красный в смысле "огонь!" или красный в смысле "фиг выстрелишь"? Забыл.
   В кобуре пистолет был наверняка на предохранителе, сообразил Дегтярев. Он сдвинул флажок, направил ствол пистолета в голову уже стоявшего на четвереньках мертвяка, и нажал на спуск. Тот оказался неожиданно тугим, но все же курок щелкнул, хоть и вхолостую. Может быть, Минаев носит пистолет без патронов? Нет, такого не может быть. Владимир Сергеевич вспомнил, как они на единственных за время учебы стрельбах из пистолета затвор передергивали. Патрон-то он не дослал!
   Он вцепился левой рукой в рифленые боковины затвора, сжал его и резко потянул на себя. Тут упруго сдвинулся, в окошке мелькнул латунный бок патрона. Дегтярев отпустил затвор, который с лязгом встал на место. Минаев уже был на ногах и пошел прямо на него. Ученый снова нажал на спуск. На этот раз спусковой крючок подался очень легко, грохнул выстрел. Пистолет ощутимо подскочил в руке, а мертвяк рухнул навзничь. В середине его лба появилось круглое отверстие.
   - Вот так... и биолог что-то может, когда задницу припечет. - прошептал Владимир Сергеевич, глядя на труп.
   - Эй, что там у вас? - раздался крик Оверчука в коридоре, а потом до Дегтярева донесся топот двух пар ног.
   И в ту же секунду навстречу бегущим мимо двери прошел окровавленный и сильно хромающий Биллитон. Того мгновения, что он был виден в дверном проеме, Дегтяреву хватило для того, чтобы понять, что его коллега Джозеф Биллитон обратился в ходячего мертвеца, в зомби. Потому что живым он не смог бы ходить с выгрызенным и разорванным горлом.
   - Господин Биллитон? - послышался окрик Оверчука.
   - Оверчук, стреляй ему в голову! - отчаянно закричал Дегтярев. - Стреляй, твою мать!
   Из коридора послышалась возня, звуки драки, затем всплеск матерной брани, стук падения тела. Дегтярев выбежал туда, но ничего не смог разглядеть. Кто-то лежал на полу, а кто-то стоял на ногах, матерясь. Сзади к матерившемуся бежал еще один человек. Было слишком темно, чтобы стрелять, Дегтярев беспомощно держал пистолет перед собой. Неожиданно вспыхнул фонарь под стволом дробовика в руках у Рината Гайбидуллина, высветив всю картину драки. Биллитон был, несомненно, мертв, превратился в зомби и сейчас пытался подняться с пола. Оверчук стоял на ногах, вынимая из наплечной кобуры большой угловатый пистолет. Рука, которой он отогнул полу пиджака, была окровавлена.
   - В голову ему стреляйте! В голову! - крикнул Дегтярев.
   - Кому? - с удивлением посмотрел на него Оверчук. Ринат зашел справа от него, встал, направив ствол "Вепря" на Биллитона, но направив его тому в грудь.
   - Ринат, стреляй!
   Биллитон поднялся на ноги. Ринат вскинул дробовик, Оверчук тоже навел свой большой угловатый пистолет американца, и оба заорали дурными голосами:
   - Назад! Мордой в пол! Руки за голову!
   Все же милицейский инстинкт силен, но не всегда уместен. Дегтярев аж за голову схватился от отчаяния, и заорал, что было сил: "Огонь!". И Ринат выстрелил. Грохнуло как из пушки, акустика в коридоре была хорошая, вспышка пламени вылетела из дула на полметра, на мгновение осветив все вокруг. Заряд крупной дроби отшвырнул на несколько метров и опрокинул Биллитона на спину.
   - Ты что сделал? - спросил того совершенно сбитый с толку Оверчук.
   Ответить Ринат ничего не успел, потому что Биллитон, как ни в чем не бывало, поднялся на ноги.
   - Ох, бля... - протянул Оверчук, глядя на это.
   Разорванное горло, дыра от заряда крупной дроби, выпущенного чуть не в упор, в груди, и этот человек снова поднялся на ноги.
   - В голову его, он уже мертв, вы не поняли, что ли, олухи? - в отчаянии закричал Дегтярев. - Он сожрет вас, идиоты!
   Биллитон вновь пошел на своих обидчиков, и на этот раз выстрелил Оверчук. Хлопнул одиночный выстрел, из затылка мертвяка вылетело облако крови, мозгов и осколков кости, тело упало на спину и уже не шевелилось.
   - Ринат, тебя не укусили? - спросил Дегтярев.
   - Нет, Владимир Сергеевич. - испуганно оглядывая себя, ответил охранник.
   - Тогда иди к Олегу Володько, не ходите больше по одному здесь. А мы с Андреем Васильевичем разберемся сами.
   Услышав Дегтярева, Оверчук возражать не стал, даже наоборот, подтвердил приказ директора. Ринат ушел, а Оверчук зашел в кабинет. Увидев пистолет в руке у ученого и труп Минаева, он спросил:
   - Такой же, как тот? - и показал себе за спину.
   Как ни странно, но он не выглядел напуганным или обалдевшим. Скорее собранным и о чем-то всерьез задумавшимся. Дегтярев кивнул.
   - Да, точно такой же.
   - Кто они? - спросил Оверчук.
   - Вы не поняли еще? - усмехнулся ученый. - Живые мертвецы, скоро таких будет много в городе. Очень много. Вас укусили?
   Оверчук посмотрел на свою окровавленную левую ладонь, медленно кивнул.
   - Да, этот придурок зубами вцепился, когда я его хотел оттолкнуть. Схватил мою руку своими, и прямо в рот себе затолкал. Это плохо?
   - Это очень плохо. - не стал обманывать Дегтярев.
   - Я что... стану таким же?
   - Да. Я тоже. - Дегтярев показал свою перевязанную руку. - У меня тоже укус.
   - И что мы будем делать? - с каменным выражением лица спросил безопасник.
   - Жрать живых людей. - криво усмехнулся ученый. - Но думаю, что мы этого даже не заметим, и не узнаем. Мы к тому времени умрем, а наши трупы пойдут питаться от живых.
   - И что нам делать? - не изменившись в лице так же спокойно спросил безопасник.
   - Ничего. - развел руками Дегтярев. - Лучше всего пустить себе пулю в лоб самому, пока не началось. Зомби можно убить лишь выстрелом в голову, или другим способом повредить мозг. Все остальное на него не действует.
   - Что вы будете делать?
   - Буду поднимать панику. Вас это еще заботит?
   Оверчук подумал минутку, затем отрицательно мотнул головой.
   - Теперь уже ни капли. Делайте что хотите. - затем спросил, вздохнув: - Сколько у меня времени?
   - Не знаю точно. - пожал плечами ученый. - Час, возможно.
   - Час, час... что можно успеть за час?
   - Предупредить семью. Попрощаться с людьми.
   - Да, пожалуй. - кивнул тот. - Не смею задерживать, у вас тоже часы тикают. Если что, то я во дворе.
   - Да, разумеется. - пожал руку Оверчуку ученый. - Но думаю, что мы можем прощаться. Услышите выстрел - значит, я ушел, как положено. Если в течение часа охрана выстрела не услышит, пусть поднимутся меня добить.
   - А вы убредете куда то по зданию, и ищи вас тогда в темноте. - возразил Оверчук.
   Дегтярев задумался. затем кивнул, соглашаясь.
   - Я сейчас себя за ногу привяжу к столу гардинным шнуром. Я заметил, что эти мертвые ребята совсем тупые, им и простой узел развязать не под силу, а я такого напутаю... Поэтому, даже если я превращусь, то они найдут меня здесь же.
   - Хорошо, я дам распоряжение. Прощайте.
   - И вы прощайте.
   Руки расцепились, и Оверчук вышел из кабинета, оставив Дегтярева одного. Однако пока пускать себе пулю в лоб он не собирался. У него были совсем другие планы, и тому, что сказал ему Дегтярев, он не слишком поверил, а если поверил, то убедил себя в том, что не верит. Мозг бывшего тюремного "кума" заработал в другом направлении, старясь направить поток мыслей в русло привычное, "деловое", чтобы не давать размышлять о плохом. Да и зачем так вот запросто смиряться с тем, что тебе говорят? Мол, ты умрешь, а остальные нет. А мы вот еще посмотрим, кто умрет.
   Андрей Васильевич достал из кобуры пистолет, девятимиллиметровый "Грач". Такие недавно хитрым путем закупили для руководства СБ концерна "Фармкор" и для телохранителей Первого Лица. На этом уровне вопрос легальности уже не стоит, все решается.
   - Мы еще посмотрим, кто кого... - пробормотал Андрей Васильевич.
   Если бы его сейчас спросили, что он имел в виду, то, скорее всего, он даже не смог ответить. Андрей Васильевич просто не хотел умирать, а как этого избежать, он не знал. Поэтому он вышел во двор, держа пистолет стволом вниз в опущенной руке и чуть сзади, обошел здание и увидел стоящих у пролома Рината и Олега.
   - Эй, хлопцы! - позвал он их.
   - Что, Андрей Васильевич? - обернулись охранники.
   - Вы поняли, что это было? - спросил он их. - С Биллитоном?
   - Не понял я ничего. - отрицательно помотал головой Ринат.
   - Ну и не надо!
   С этими словами Оверчук вскинул пистолет и дважды выстрелил тому в грудь, а затем перевел ствол на совершенно растерянного Олега, и тоже выпустил ему две пули в сердце. Выстрелы эхом метнулись между стен, и звук затих. Промзона, никому дела нет. Оба охранника повалились на асфальт, просто обмякнув, как будто из них выдернули какой то стержень, который до того держал их в вертикальном положении.
   "Контроль" Оверчуку не требовался, он точно знал, что двумя пулями и с такого расстояния он всегда попадает в сердце безошибочно. Для него в этом был некий старомодный шик, стрелять только в сердце. Он усмехнулся, глядя на лежащие на земле тела своих бывших подчиненных, и снова сказал:
   - Мы еще посмотрим, кто кого.
   Он быстрым шагом направился обратно, не оглядываясь, погруженный в свои мысли, путанные и горячечные. "Мы еще посмотрим!" - пульсировала в его сознании одна и та же фраза. Свернул за угол, распахнул дверь проходной, как вдруг его окликнули сзади, причем голос был знакомый:
   - Андрей Васильевич!
   Он резко обернулся, вскидывая пистолет, и встретился со вспышкой сверхновой звезды, заполнившей весь мир и затем погрузившей его навечно во тьму.
  
  
   Крамцов Сергей, еще аспирант
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   Звонок Дегтярева застал меня в машине как раз в тот момент, когда я размышлял над тем, позвонить шефу, или не стоит. У меня даже палец лежал на клавише быстрого набора номера Дегтярева, когда экран вдруг засветился, замигала надпись "Шеф", а аппарат завибрировал в ладони. После того, как он отключился, я понял, что звонить не стоит. Шеф уже себя похоронил, хоть и с излишней поспешностью, на мой взгляд. Его укусила крыса, а вирус "шестерка" мутирует с огромной скоростью. Возможно, что в организме крысы он уже изменился так, что человеку не опасен. Маловероятно, но возможно.
   Кроме того, я не мог себя заставить бросить Дегтярева просто так, даже не увидев его. Что греха таить, он для меня был если и не как отец, то как любимый родственник. друг, не знаю кто. И его семья если и не заменила мне мою семью, которой у меня не было, то была очень к этому близка. А его младшая дочь, как мне кажется, даже излишние знаки внимания мне оказывала. Нет, просто так Дегтярева я бросить не могу, что бы он мне в телефон не говорил.
   Пока я так размышлял, за окном его кабинета сверкнула вспышка, и раздался хлопок, очень похожий на выстрел из пистолета. У меня сердце замерло на полустуке... Что за дела? Он сам себя, что ли? Но ведь он собирался звонить... Короче, надо идти на разведку, нет других вариантов, много здесь на заднице не высидишь. И идти "тяжелым", раз уж там до стрельбы дошло. Я вытащил помповик из чехла, затолкал в него через окошко шесть патронов с картечью. Передернул цевье, загнав один в патронник, и добавил еще один патрон в магазин. Семь. Еще три патрона из этой коробки и два из другой я воткнул в пластиковый подвесной патронташ, что держался сбоку ствольной коробки, а оставшиеся восемь высыпал в карман куртки.
   Со стороны института снова донесся выстрел, гулкий, увесистый, явно из дробовика. Животных отстреливают, что ли? Я вышел из машины и перебежал на противоположную сторону улицы, чтобы не быть заметным из пролома, где стоял Володько. Тяжесть ружья в руках придавала уверенности. Еще с войны знакомое чувство - когда в руках у тебя оружие, тебя уже "так просто не возьмешь", ты не беззащитен.
   Снова два выстрела, из ружья и пистолета. Точно, отстреливают кого-то. Не все зверье разбежалось? Естественно, кто-то ведь укусил шефа. Я перешел на тихий шаг, прижался к забору, подняв оружие в положение "наизготовку". Тихо, тихо. Ночью слух дает больше информации, чем зрение, надо просто уметь ей пользоваться. Голоса. Я замер, прислушался. Олег с Ринатом. Ринат что-то рассказывает, очень экспансивно. Олег недоверчиво переспрашивает. Что-то про Джозефа говорят. Лучше к ним открыто подойти, а то не поймут прикола, чего это я крадусь, да и грохнут на месте. Ринат вполне сумеет.
   Только собрался расшифроваться, как услышал голос Оверчука. Вот этого-то гондона и даром не надо, подумалось мне, лучше пока тихо посижу. Он только пару слов сказал, а затем дважды треснули двойные пистолетные выстрелы, и затем два тела рухнули на асфальт, загремев оружием. Затем Оверчук пробормотал что-то, и шаги медленно удаляться начали.
   "Ты что же делаешь, тварь, дух поганый?" - подумал я. Меня окатило злобой как волной кипятка, аж в ушах зазвенело. - "Что он сделал? Что они ему сделали, сволочи такой? Это он у Дегтярева в кабинете стрелял? "Хвосты" подчищает? Я тебе постреляю, гнида..."
   Я быстро и тихо дошел до пролома, держа ружье на уровне глаз, заглянул внутрь. Оверчук уже свернул за угол. Он шел быстро, почти бежал. Стараясь не шуметь, я рванул следом, чувствуя, как бешенство охватывает меня, такое, что волосы зашевелились, а челюсти сжались до судороги.
   "Убью, сволочь!" - четко оформилась мысль.
   Выглянул за угол, и понял, что отстаю - безопасник наддал и уже подходил к флигелю проходной. Я перешел на бег, вскинув ружье, понимая что могу обнаружить себя, но он не обратил никакого внимания. Распахнул дверь, шагнул внутрь. Сейчас дверь захлопнется, и все усложнится.
   И тогда я его окликнул. До Оверчука было метров шесть, не больше, он был ко мне спиной. Прицелился ему в затылок, выбрал свободный ход спускового крючка, и окликнул его:
   - Андрей Васильевич!
   Мой голос отразился эхом в пустом дворе. Оверчук обернулся, одновременно поднимая пистолет. Все равно не успеешь. Я сдвинул указательный палец, дробовик дернулся в руках, а осыпь картечи разнесла голову Оверчука на кровавое облако. Осталась на месте только шея и нижняя челюсть. Тело рухнуло на спину, в коридор проходной, пистолет со стуком упал на асфальт. Грохот выстрела из двенадцатого калибра эхом проскакал по окрестностям и замолк.
   - Вот тебе, сука... - прошептал я.
   Передернул цевье, достал из кармана еще один патрон с картечью, затолкал снизу в магазин. Огляделся вокруг - никого. От обезглавленного тела растекалась лужа крови. Куда теперь?
   - Сережа! - окликнули меня сверху.
   Точнее - шеф окликнул. Я его голос никогда не спутаю ни с чьим другим. Я поднял глаза. Дегтярев стоял в окне кабинета Биллитона, вполне живой.
   - Владимир Сергеевич, как вы? - спросил я.
   - Сережа, нормально. А ты все правильно сделал, я все видел. Он был мерзавцем. - он потер ладонью лицо, я увидел бинт на руке. - А мы опоздали объявить тревогу. Трусость - страшный порок, Сережа. Я сейчас успел позвонить военным, Кириллу Гордееву, и объявить о биологической угрозе. Может, мне и поверили. А может быть и нет. Кирилл не самый главный в системе, его полномочий объявить тревогу на всю страну не хватит. Сейчас я позвоню в милицию, затем в мэрию, а затем позвоню в МЧС. Но я не буду этого делать, пока ты не уедешь отсюда, и не направишься ко мне домой. Это важнее, а у меня осталось мало времени. Это приближается. Возьми все оружие, которое видишь, не трогай только пистолет Оверчука. Это орудие убийства. Еще одно орудие убийства у меня, и пусть оно здесь и останется. Возьми вот это...
   Дегтярев исчез в окне, затем сказал: "Лови!" - и бросил что-то вниз. Белый полиэтиленовый пакет, в котором что-то звякнуло, упал прямо мне под ноги. Я заглянул в него. Там лежала связка ключей. Я вопросительно посмотрел на шефа.
   - Спустишься в лабораторию, откроешь хранилище номер два. - сказал шеф. - Вытащишь оттуда два оранжевых пенопластовых блока, заберешь с собой. В блоках, внутри, титановые капсулы с исходным вирусом. Разбить, сломать или что-то еще сделать с этим хранилищем невозможно. Вирус в сухом состоянии, так что о каких-либо температурных условиях тоже заботиться не надо. Отдай их Кириллу. Понял?
   - Да, понял. - кивнул я. - А как насчет разрушенной биозащиты в здании?
   - Ты серьезно? - он нашел в себе силы усмехнуться. - Вирус уже вырвался. Ты сам знаешь степень его заразности. К тому же, пока ты живой, он ничем тебе не грозит. Неужели ты сам этого еще не понял? Здоровее будешь!
   Я хмыкнул, пожал плечами. А ведь верно, чего теперь то бояться? Зато у меня будет гарантированный иммунитет против гриппа и любого вирусного заболевания. Даже СПИДа могу не бояться. Плохо, что ли?
   - Все животные разбежались, эпидемия начнется уже сегодня ночью. - продолжил Дегтярев. - Это неизбежно, Апокалипсис начинается, мертвые пойдут по земле. Коля Минаев обратился, и напал на меня. Я убил его выстрелом в голову. Джозеф Биллитон тоже обратился, и его тоже убили выстрелом в голову. До этого Ринат выстрелил в него из ружья, в грудь, но Джозеф даже не поморщился. Стреляй в голову. И увози мою семью в Садов. Я успел сказать Кириллу о вас, он ждет. Все, езжай, не забирай мои последние минуты, я хочу успеть позвонить семье. Ты понял меня? Что ты молчишь, как пень?
   В голосе шефа послышались нотки отчаяния. Я закивал, крикнул:
   - Я понял!
   - Я скажу им, что уехал с военными в секретный центр, в Кошагач, в Горный Алтай, иначе Алина никуда не поедет. И ты это подтверди, понял? Скажи им, что позже мы встретимся в Горьком-16. Скажи им правду позже, лишь когда приедете в "Шешнашку". Обещай мне это.
   - Я обещаю. - кивнул я.
   Я почувствовал, что начинаю плакать. Я никогда в жизни не плакал, даже в детстве, кажется. Только, когда погибли родители и после похорон бабушки, в одиночестве. Слезы залили глаза, защипали, я заморгал.
   - Тогда собирай все оружие, что видишь, возьми контейнеры и иди. - махнул он рукой. - Я уже не выгляну из окна, а если ты попробуешь подняться ко мне, я застрелюсь раньше, чем собирался. Иди.
   - Прощайте.
   - И ты прощай, Сережа.
   Дегтярев исчез из оконного проема, и вскоре оттуда послышался разговор. Он еще кому-то дозвонился. Ну и пусть, может и выйдет из этого что-то.
   Я подошел к трупам Рината и Володи, подобрал похожие на "калаши" дробовики "Вепрь", взял запасные магазины, фонарики, радиостанции "Кенвуд". Сейчас заберу контейнеры из хранилища, а заодно и зарядники из караулки прихвачу. И тихо уеду. Но пистолет Оверчука подберу все равно, не побрезгую. Зашел в проходную, подобрал с пола "грач", протер его от крови полой плаща убитого. Затем нашел на нем подвесную кобуру и два запасных магазина на поясе. Почему-то вспомнилось, как я снимал с убитого возле Алханкалы "духа" добротную китайскую разгрузку, а потом отстирывал ее от крови - пуля пробила тому сонную артерию.
   Подвесил пистолет подмышкой, прицепил кожаные подсумки с увесистыми магазинами на ремень. Мой дробовик теперь тоже орудие убийства, и что же, мне и его выбрасывать? Не дождетесь.
   До хранилища добрался без приключений. Людей в здании не было, животных тоже. Но шел осторожно, светя фонарем и проверяя каждый шаг. Сейф открылся легко, два оранжевых пенопластовых блока размеров в два кирпича каждый нашел сразу. Обратно шел уже опасливей - висящие на плече "Вепри" вместе с контейнерами мешали держать оружие. Надо было с рюкзаком сюда идти.
  
  
   Дегтярев Владимир Сергеевич
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   Владимир Сергеевич успел дозвониться многим. Его воспринимали по-разному. Последний, кому он позвонил, был следователь, приезжавший сегодня в институт. Именно он, кажется, воспринял Владимира Сергеевича всерьез, выслушал его рассказ о том, что Оверчук убивал здесь людей, пытаясь замести следы, и пообещал срочно принять меры. Но больше всего Дегтярев рассчитывал на Гордеева, своего давнего друга, который был слишком большим авторитетом в такой области, как биологическая угроза, и не прислушаться к нему просто не могли.
   Он позвонил домой, разбудив жену. Они поговорили минуты три, после чего он ей сказал, что уезжает с военными специалистами в лабораторию в Кошагаче, что в Горном Алтае, и когда вернется обратно - неизвестно. Отвертеться, дескать, не может, дело идет к катастрофе. Она пришла в ужас, стала требовать сказать ей, куда она может приехать, или хотя бы пусть скажет, когда он вернется, но он ей сказал, что хода к нему нет, он вылетает военным бортом. И сколько он проведет там времени - неизвестно, потому что никто толком о новом вирусе не знает, а потом он наверняка окажется в "Шешнашке", у Кирилла. Она заплакала, но он все же вырвал у нее обещание во всем слушаться Сергея Крамцова, который вскоре приедет и который все знает. Он знает, что следует делать, потому что завтра в Москве начнется эпидемия, это он говорит ей так точно, как только может знать профессиональный вирусолог. Затем он попрощался с ней, пожаловавшись на то, что садится батарейка в телефоне, которая и вправду садилась, напоминая о себе настойчивым писком, после чего отключился.
   Вот так все и произошло, как уже не раз происходило в истории человечества. Любознательные и беспечные как дети ученые довели его до очередной катастрофы, и возможно - уже последней. Разумеется, они не предполагали такого конца своего эксперимента и не стремились к нему, но как они вообще додумались начать эти работы? Ехать на край света в поисках вируса, который встречается в организме одной единственной глубоководной рыбы, и при помощи которого вудуистские колдуны производили зомби согласно легендам. Затем этот вирус модифицировали, и новый штамм оказался легко и быстро мутирующим, и первая же мутация оказалась сверхвирулентной, потому что вирус таким способом осуществил то, что заложено природой во все сущее. Он оказался даже близок к понятию "идеальный вирус", потому что вирусы, убивающие своего носителя, скорее "испорченные", "некачественные", они тем самым совершают самоубийство, а этот вирус, "Шестерка", встраивается в организм, объединяется с ним, даже защищает его от других вирусов и прочей заразы. А если носитель все же погибает, то вирус перестраивает организм так, что возвращает его к жизни, пусть и к чудовищно извращенной ее форме.
   Дегтярев чувствовал, что смерть приближается. Совсем недавно его тошнило, а теперь тошнота ушла, и по всему телу разливалась свинцовая слабость. Если он протянет еще немного, то уже не сможет заставить себя взять в руку пистолет, и превратится в безмозглого вурдалака, привязанного к собственному столу. Он посмотрел на толстую синтетическую веревку, которая тянулась от его колена до ножки стола, так туго намотанную, что нога ниже колена онемела, посмотрел на труп Николая Минаева, измаранный кровью, уставившийся неподвижными глазами в потолок. Теперь у него были просто глаза покойника. Покойные. Не было уже в них той жути, которая была, когда он восстал и пошел по земле.
   - Прости Коля. Простите все. Мы не хотели, чтобы так получилось.
   Владимир Сергеевич взял со стола пистолет, приставил его к своему виску и нажал на спуск. И в последнее мгновение перед тем, как пуля разрушила его мозг, он вспомнил, что Оверчук застрелил охранников выстрелами в сердце, не в голову. Но остановить уже летевшую из пистолетного ствола пулю он уже не мог.
  
  
   "Террористы"
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   За полтора часа до этого Семен вышел из машины в кусты, чтобы помочиться. Они не уехали далеко. Игорь с Димой поехали домой на машине Игоря, а Семен остался. Не смог он уехать и не посмотреть на дело рук своих. Он сидел в своем "Чероки", спрятанном в кустах на пустыре, всего лишь в трехстах метрах дальше по улице, наблюдая за суетой возле института. Судя по всему, бомба сработала как надо. Были выбиты стекла, приехали пожарные и множество милицейских машин. У Семена пела душа, он ощущал себя сейчас как "Аль-Кайда", "Красные бригады" и "Ирландская Республиканская Армия" вместе взятые. Про то, что целью было прекратить мучения зверюшек, он успел забыть, и выдумывал сейчас всевозможные политические требования, которые неплохо звучали, если бы их кто-то выдвинул. Он даже подумал, что может есть смысл послать анонимную электронную почту во все главные издания страны, но тут почувствовал, что мочевой пузырь дает ему понять, что пора его опорожнить.
   Он тихо выбрался из машины, старясь не хлопать дверью. Передернул плечами, пробормотал "бр-р". Ночь была холодной, а мотор машины он не заводил, чтобы не выдавать свою позицию. Он не стал отходит в сторону от "джипа", лишь повернулся к нему спиной и расстегнул ширинку. Послышался звук льющейся на землю струи, и в этот момент что-то невероятно больно вцепилось ему в голень. Боль была такая, что Семен даже не смог закричать, лишь инстинктивно рванул ногу вперед, вместе с тем, что на ней повисло. Он успел понять, что это обезьяна, как она вдруг отпустила его, и заскочила обратно под машину, откуда она выскочила. Семен же прыжком запрыгнул на водительское сиденье, и захлопнул аз собой дверь.
   - Тварь проклятая... - пробормотал он дрожащим голосом.
   Он посмотрел вниз - на джинсах расплывалось кровавое пятнышко, но совсем небольшое. Плотная ткань не дала обезьяне нанести серьезное ранение. Так, небольшая ранка. Семен был умным молодым человеком, и понял, откуда обезьяна.
   - Ладно, сволочь такая, живи. Мы вас хотя бы освободили. А ты не заразная часом? - вдруг осенило его. Папаша Ксении вирусолог все же, а не директор цирка. Семена бросило в холодный пот. В больницу, срочно! С укусом обезьяны после взрыва в институте? Ни за что. Домой. Дома есть папа, папа позовет нужного врача. Домой, домой.
   Семен повернул ключ в замке зажигания, и выехал на дорогу.
  
  
   Пасечник Александр Васильевич, генерал МВД в отставке
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   - Александр Васильевич. - обратился к сидящему на заднем сидении "лэндкрюзера" водитель. - Что-то там не так. В проломе никого, а должен быть пост.
   Большая черная "Тойота", в которой сидели Пасечник с двумя охранниками, тихо подъехала к пролому в институтском заборе.
   - Дима, проверь. - тихо сказал Пасечник сидевшему на правом переднем сидении охраннику, высокому, плечистому, коротко стриженному мужчине лет за тридцать.
   Тот быстро выскользнул из салона, извлек из кобуры подмышкой "грач" и бесшумно пошел к обрушившимся на асфальт бетонным блокам. До недавнего прошлого Дима Мальцев служил в отряде спецназа МВД "Рысь", немало повоевал, а теперь, вместе со своим бывшим сослуживцем Васей Серовым, составил неразлучную пару, всегда находившуюся рядом с Пасечником. Его помощники, телохранители, адъютанты - да кто угодно.
   На следы крови Дима наткнулся сразу же, как заглянул в пролом. Ошибиться было невозможно, что это за красные, отблескивающие в свете фонаря лужи, но трупов или раненых не было. Оверчука, лишившегося головы, нашли позже, при осмотре территории, и опознали лишь по одежде. Машину подогнали к самому проему, водитель вышел и остался возле нее. Пасечник же осмотрел труп Оверчука, ничего не сказал, лишь хмыкнул, мысленно отметив, что исчезло все оружие и радиостанции. Затем он махнул рукой Диме, приказывая осматривать территорию и здание дальше.
   Через пятнадцать минут Пасечник звонил хозяину с нерадостной вестью - из сейфа в хранилище исчезли пенопластовые блоки с закупоренными внутри контейнерами с "исходным материалом", а все научное руководство проекта мертво и успело остыть, включая самого Дегтярева. Выслушав своего главного безопасника, Бурко секунд тридцать молчал, затем сказал:
   - Начинайте работу по "Последнему Плану". Эвакуацию завершить в течение двух суток. Оставьте в городе лишь группу быстрого реагирования. Ее задача - найти материал. Не думаю, что сложно будет вычислить, кто его взял.
   - Александр Владимирович, не торопимся с "Последним Планом"? - спросил Пасечник.
   - Нет. - ответил Бурко. - Еще пара дней и будет уже поздно. Приступайте.
   - Есть. - по-военному ответил бывший генерал, отключился, после чего набрал следующий номер.
   Ответили после первого же гудка, как будто абонент так и держал аппарат в руке.
   - Сережа? Пасечник. - командным голосом заговорил начальник СБ. - Бегом в офис, собирай своих и дуйте сюда, в институт. Прими во внимание то, что здесь придется подчистить. Да, именно. И сделай так, чтобы люди были готовы действовать по второму плану. Понял меня? Да, снабди их. Все, жду.
   Пасечник задумался. Ему было известно, что кроме Бурко и самого Пасечника, о существовании и содержании пенопластовых контейнеров были осведомлены всего два человека, Дегтярев и Биллитон. О том, чем занимался институт, знало больше людей, но именно о контейнерах - двое. Оба мертвы. У обоих следы укусов, и Пасечник догадывался, каких именно. Дегтярев, судя по всему, успел застрелиться. Пасечник проверил его мобильный телефон, куда он звонил, но Дегтярев оказался достаточно сообразительным, чтобы стереть всю память аппарата.
   Разумеется, проверить его звонки можно и другим способом, но на это нужно время. До начала рабочего дня нечего и надеяться, нужные люди еще не появились на рабочих местах. Еще есть семьи. У Биллитона семья в Америке, у Дегтярева - здесь, в Москве. Его близкий друг и однокашник, насколько Пасечник помнил из досье - военный биолог, работает в сверхсекретном центре в Горьком-16. Вот и первая зацепка. Только толку с такой зацепки не так уж и много. Подобраться к Гордееву по месту его службы нереально, безопасность там как на ядерном центре.
   - Дима, Вася. - подозвал помощников Пасечник. - Езжайте по домашнему адресу Дегтярева, узнайте, не передавал ли наш покойный профессор им два оранжевых пенопластовых контейнера. А я тут пока покараулю, дождусь остальных.
   Бывшие спецназеры закинулись в машину, не задавая лишних вопросов, и большой черный внедорожник сорвался с места. Пасечник остался один, ожидать, когда приедет группа быстрого реагирования. Было темно, мрачно, и хотя Пасечника можно было называть смелым человеком, и доказывал это в своей жизни он не раз, но сейчас ему было страшновато. Поэтому он вытащил из наплечной кобуры свой "грач" и так и стоял у институтского подъезда, держа пистолет в руке.
  
  
   Сергей Крамцов, уже не аспирант
   20 марта, вторник, раннее утро.
  
   То, что Ринат и Олег были убиты не выстрелами в голову, мне так и не пришло на ум, слишком много на меня сегодня свалилось. Но когда я не обнаружил их в проломе забора, то уже не удивился. Если они инфицированы, то должны были встать. И идти искать пищу. Они могли пойти к убитому мной Оверчуку, но он был далеко и вообще в домике проходной. Они об этом не знали, поэтому они свалили куда-то еще. Искать я их уже не стал - побоялся крутиться в месте, где и без того изрядно постреляли. Странно, что до сих пор ни одной милицейской машины там не было.
   Да и просто сама идея о том, что если кто-то умер, но голову ему не прострелили, то он встанет и пойдет, пока не укладывалась в сознании. Это придет позже. Поэтому, пока я ехал к дому Дегтярева, я думал о чем угодно, кроме того, что охранники уже обратились.
   Я думал о том, что близкий и очень любимый мной человек погиб. Новая утрата в этой жизни, и даже не на войне. О чем он думал перед смертью? О том же, о чем и я сейчас? О том, что снова доигрались жрецы науки. Глупо снимать с нас вину, пусть и невольны мы в своем преступлении. В первый же момент, когда стало ясно, что вирус опасен, надо было кричать, бить в колокола, плевать на лояльность к компании, плевать на научное любопытство, а требовать немедленно перевести исследования туда, где и должны они проводиться с опасными культурами. Мы из того же любопытства все оттягивали этот момент, пытаясь разобраться самостоятельно, что же такое мы получили в результате наших экспериментов?
   Остановит ли теперь хоть что-нибудь эпидемию, которая уже наверняка начинается в городе? Как останавливать эпидемии, знает любое мало-мальски развитое государство. Но оно ничего не знает о том, как останавливать такие эпидемии. Когда зараза разносится разными видами живых существ, и когда каждый носитель заразы агрессивно пытается ее распространить, сам при этом превращаясь разве что не в бессмертное существо.
   Размышляя таким образом, я доехал до дома, где жили Дегтяревы, припарковался перед ним на улице. Ружье вновь заняло своем место в чехле, патроны были вытащены и уложены в коробку. Два самозарядных "Вепря" лежали под задним сиденьем вместе с запасными магазинами. Я примерился к пистолету - удобно, ухватисто, упругая пластмасса рукоятки как влитая лежит в руке. Серьезный ствол, вызывает уважение. Сунул его в кобуру, снятую с Оверчука. Плевать на милицию, с пистолетом теперь вообще не расстанусь.
   Сомнительно конечно, что кто-то нападет на меня в охраняемом доме, где живет семья Дегтяревых, но дьявол уже вырвался на волю, и следует быть готовым ко всему. В конце концов, я уже видел всего полчаса назад, как Оверчук убил двух человек своей собственной рукой, и вполне возможно, что сделал это он не по своей инициативе. Например, кто-то "над ним" решил, что лучше истребить всех, так или иначе связанных с программой. А больше меня с ней мало кто связан. И я совершенно не желаю стать истребленным.
   Я вспомнил, как вдребезги разлетелась голова Оверчука, и не испытал при этом никакого сожаления, только некое мстительное удовлетворение. По крайней мере, Олег и Ринат неотомщенными не остались. А эту сволочь ни капли не жалко, кошмары меня мучить не будут.
   Вылез из машины, припаркованной у въезда не территорию дома и подошел к подъезду. Охранник лишь кивнул мне. Судя по всему, Алина Александровна его предупредила, да и знает он меня в лицо. Я хотел, было, предупредить его, что теперь надо быть очень осторожным, но так и не придумал, как это сделать. Как все то, что мне известно, объяснить нормальному человеку? Понятия не имею. Сначала должно что-то случиться, чтобы люди начали хотя бы понимать, о чем я говорю. Да и не могли пока досюда добраться носители вируса. Сегодня эпидемия начнется в районе улицы Автопроездной.
   Лифт поднял меня на нужный этаж, и когда двери его раздвинулись, то я увидел у открытой двери в квартиру Алину Александровну, одетую и собранную. Высокая, стройная, темноволосая женщина лет пятидесяти, с все еще хорошей фигурой и тонкими чертами лица. Она жестом пригласила меня пройти в квартиру.
   - Сережа, проходите, мы вас ждем.
   Я вошел в квартиру, дверь за мной захлопнулась.
   - Сережа, что случилось? Где Владимир? - спросила она сразу.
   Вид у нее был очень взволнованный. Она нервничала и говорила быстро, как-то скомкано, перескакивая с одного на другое.
   - Пойдемте, я вас кофе напою, у вас вид усталый.
   Мы прошли на кухню, где уже сидели обе дочки Сергея Владимировича, обе с кофейными чашками. Все уставились на меня, ожидая с затаенным страхом того, что я могу сказать. Я прокашлялся, затем сказал:
   - В институте был взрыв. Какие-то кретины взорвали самодельную бомбу. Погибли люди, разрушены зоны строгой изоляции, Владимир Сергеевич на свой страх и риск привлек военных специалистов. Компания склонна была замолчать дело, хотя и надвигается катастрофа. Его увезли военные в свою лабораторию на Алтае, там до него никто не доберется.
   Конец фразы я проговорил скороговоркой, чтобы не сбиться. Ксения стояла прямо напротив меня и как-то странно изменилась лицом на мои слова, особенно на "погибли люди". Не собралась заплакать, а... трудно объяснить. Просто странно.
   - Сережа, кто погиб?
   Алина Александровна была знакома со всеми, кто работал в институте.
   - Погибли Коля Минаев, Ринат, Олег, Джеймс Биллитон и Оверчук. И хуже всего другое - начинается эпидемия в городе. Она начнется обязательно, уже сегодня к вечеру в городе будут проблемы. Сергей Владимирович сказал, чтобы я увез вас в Горький-16, к Гордееву. Вы знаете такого?
   - Да, конечно, это старый друг Володи, они вместе учились и он сейчас военный. Но почему? Что это за эпидемия такая? Чем вы там занимались? - она посмотрела мне в глаза, прямо и пристально.
   - Это вышло случайно. Если бы те, кто взорвал бомбу, сделали это два дня назад, или завтра, ничего бы не случилось. Но мы лишь успели обнаружить, что вирус, который изучался, из безопасного превратился в опасный, и тут этот взрыв... Гордеев может разработать вакцину, нам надо туда.
   Неожиданно Ксения быстро вышла из кухни, не глядя ни на кого, все с удивлением посмотрели ей вслед. Я повернулся к Алине Александровне:
   - Вы соберите свои вещи, пожалуйста. Нам надо будет выехать как можно быстрее. Если в городе начнется паника, дороги могут быть забиты или перекрыты. У меня есть место, куда вас отвезти сейчас. А пока мне нужен рабочий стол Владимира Сергеевича, он просил взять с собой его компьютер и документы по программе. У вас есть крепкая сумка?
   Главное, чтобы мне удалось увезти их на дачу до того, как начнутся истерики. Я не умею справляться с женскими истериками и их боюсь.
  
  
   БОМЖ Сивый
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   Сивый бомжевал уже пятый год. Он был москвичом по происхождению, никогда не сидел в тюрьме, окончил школу и даже три курса института. Он не был в прошлом преступником, как многие бродяги, вырос в приличной семье. Но в нем сидели два беса, которые и вели его от одной беды к другой. Сивый, которого раньше звали совсем по-другому, любил выпить, а выпив, склонен был играть. Бес пьянства и бес игры превратили его в вечного должника, вынужденного занимать у одних, чтобы расплатиться с другими. Однако даже занятые для выплаты долгов деньги чаще всего не доходил до адресата, оседая во всевозможных залах игровых автоматов. В конце-концов все пришло к закономерному концу, терпение кредиторов истощилось, некоторые из них были склонны решать такие проблемы крайне радикальными способами, и Сивый просто исчез, ушел, растворился.
   Сейчас ему шел тридцать четвертый год, но с виду он тянул лет на шестьдесят. Одетый в тряпье из помойных контейнеров, с распухшим небритым лицом, без половины зубов, в разных ботинках, он даже на бомжевском конкурсе красоты занял бы самое последнее место. Жил он неподалеку, в коллекторе отопления, где соорудил себе почти королевское ложе из найденного у мусорных контейнеров старого матраса и кучи тряпья. Раньше с ним жила бомжиха по кличке Василек, получившая такую погремуху по причине постоянно подбитых глаз, но недавно она от него ушла к другому, у которого чаще и в больших количествах имелось дешевое бухло, и сейчас Сивый жил в одиночестве.
   Он шел вдоль ряда мусорных контейнеров на своей территории, тщательно перерывая весь мусор в каждом из них. Район был не самым лучшим, но все же часто попадалось что-то полезное, а зачастую можно было найти и еду. Ему удалось найти уже шесть пустых бутылок, банку рыбных консервов и нераспечатанный пакет просроченного томатного сока, и он был в хорошем настроении. В коллекторе у него была припрятана бутылка дешевого портвейна, так что он уже предвкушал пир. Копаясь в контейнере, он вдруг почувствовал острую боль в пальцах и от души выматерился. Крысы кусали его не в первый раз, но каждый раз от этого случались проблемы, раны всегда загнаивалась.
   Эта крыса вообще оказалась упорной, и когда Сивый выдернул руку из контейнера, она так и продолжала висеть на ней, вцепившись зубами в мякоть ладони.
   - Ах ты маруда.... - прохрипел Сивый, глядя на крысу с ненавистью.
   Он положил ее боком на острое ребро контейнера, и силой ударил по ней ладонью другой руки. Обычно крысам этого хватало для того, чтобы мгновенно умереть, но эта оказалась на удивление живучей. Она выпустила руку Сивого и свалилась на землю, у нее был сломан позвоночник, но она пыталась ползти к нему на передних ногах, волоча за собой заднюю часть тела, и пасть у нее была угрожающе раскрыта.
   - Ага, покусайся мне. - сказал ей Сивый и с силой опустил ей на голову каблук ботинка. Этого оказалось достаточно для того, чтобы крыса затихла.
   Сивый осмотрел ладонь. Рана была изрядной, кровь капала на землю. Сивый выругался, слизал кровь и пошел в коллектор, решив, что на сегодня приключений достаточно. Лучше выпить винца в спокойной домашней обстановке и закусить сардинами из найденной банки.
  
  
   Председатель Правления компании "Фармкор" Александр Бурко
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   После разговора со своим начальником службы безопасности, Бурко несколько минут думал, откинувшись в массивном кресле и прикрыв глаза. "Материал" исчез. И это всерьез вредит его планам, хоть и не рушит их. Он посмотрел на часы. Пять утра, шестой час, за окном еще ночь глухая. С минуты на минуту подъедут два человека - Коля Домбровский и Марат Салеев. С Домбровским Бурко дружил с института, с первого курса, а с Маратом они даже выросли в одном дворе в городе Твери, в те времена - в Калинине, названном в честь родившегося неподалеку "Всесоюзного старосты". После школы их дорожки разошлись - Александр поступил в Московский авиационный институт, а Марат - в Рязанское воздушно-десантное. Прошел Афганистан, Баку, Карабах, первую и вторую чеченские, дослужился до подполковника, но в последнюю войну на Кавказе был ранен и почти что потерял зрение.
   Абсолютно случайно об этом узнал Бурко. Именно он организовал старому другу операцию в Германии, оплатил ее, а после того, как Марат был все же вынужден оставить службу (зрение восстановилось, но не полностью, пришлось надеть очки, да и головные боли мучили часто), Александр пригласил его себе на работу. Кем? Марат взялся за организацию боевой подготовки в том самом тверском Центре, официально принадлежащем ФСИН, гоняя бойцов до седьмого пота. А ведь с улицы туда людей не брали, только с подготовкой и боевым опытом, так что серьезное получилось воинство.
   Он был единственным, кто знал, что его старый друг всего-навсего готовится к концу света. И что самое интересное - вовсе не считал это блажью, а полагал, что если кто может позволить себе содержать собственную профессиональную армию, то пусть содержит, хуже не будет. К тому же его заместитель, бывший капитан-спецназовец Баталов, успел послужить не только в Российской армии, но и в одной британской частной военной компании, которая как раз такую профессиональную частную армию и представляла из себя, так что никто не удивлялся.
   Салеев в основном находился в Твери, но вчера приехал в Москву, и как выяснилось - как нельзя кстати. Именно он должен был привести "Ковчег" в действие. Домбровский же должен был неотлучно находиться при Бурко в ближайшие дни. Даже самому себе Александр не доверял так, как Николаю. Тот был прирожденным аналитиком, свободным от эмоций, не голова, а настоящий компьютер.
   В голове все уже выстроилось в стройную и понятную схему. Надо уезжать в Центр и готовиться наследовать Землю. Надо быть готовым к борьбе за существование, надо собирать людей, надо становиться тем, кем он втайне мечтал быть всегда - вождем воинственного и сильного племени, а вовсе не владельцем фармацевтической компании. Если для всего остального мира это будет концом, то для Александра Бурко - началом. Началом новой, настоящей жизни, интересной и полной приключений.
   Он обвел взглядом свой кабинет - английская мебель ручной работы в викторианском стиле, картины на стенах, корешки книг. Не даром он когда-то усадил четверых друзей программистов для того, чтобы они пересканировали все книги из библиотеки в электронный вид. Книги Бурко любил и грядущая катастрофа вовсе не вынудит его с ними расстаться. С человечеством расстаться было проще.
   Человечество он не любил, кстати. Любил семью, любил друзей, ценил работников, но не более. Человечество же, перенаселившее планету и установившее свои дурацкие правила проживания на ней, ему не нравилось. Давно, когда он только делал первые шаги к своему нынешнему положению, ему было интересно. Это была борьба, риск, авантюры. Теперь же... Скука, чванство и глупость окружающих, теснота на "ярмарке тщеславия", и никакой свободы, а лишь ее иллюзия. Деньги и власть не освободили. Деньги привязали к себе, а власть была лишь иллюзорной - в ней и без него хватало тех, кто умел ворочать рычаги мироздания. А он оказался на положении скорее дойной коровы, хоть и рекордной по удоям.
   Ну ладно, этот порядок вещей подошел к своему концу. Вскоре все изменится. Выживут быстрые, смелые и сильные, и они населят ставшую враждебной планету. Причем населят, чего уж скрывать, не слишком густо. Зато с такими интересно будет жить.
   Он открыл ящик стола, на самом деле представлявший собой маленький встроенный сейф, достал оттуда пистолет. Дорогущий швейцарский "Сфинкс 3000Т", малосерийный, выполненный из дымчатой дамасской стали, качественный и надежный как швейцарские же часы. Выудил из этого же ящика поясную кобуру и запасной магазин, затем достал несколько коробочек патронов сорокового калибра "Голден Сейбр" с "пустоголовыми" пулями, и начал не спеша набивать магазины. Он решил, что теперь уже не стоит расставаться с оружием. Разумеется, охрана у него хоть куда, но элемент игры... Да и любил он пострелять, прямо в подвале его дома был отличный 25 метровый тир.
   Да, элемент игры в этом во всем какой-то есть. Бурко сам втайне признавался самому себе, что не окончательно вышел из подросткового возраста. Он жаждал приближающейся катастрофы с тем восторгом, с каким смотрят дети на устроенный ими пожар. Да и черт с ним, пусть горит.
   Разумеется, его семья встретит приближающийся конец света вовсе не так радостно, как он сам, но даже в том, мрачном постапокалиптическом будущем, они все равно будут первыми среди прочих. Не зря ведь старая латинская пословица говорила, что лучше быть первым в галльской деревне, чем последним в Риме. И с этим утверждением он был полностью согласен. С той силой, которую он исподволь накопил, он станет сам высшей и окончательной властью на той земле, где утвердилась его крепость, его замок. Вот только этот чертов пропавший "материал"... Если его не будет, то придется спускаться от величия божественного к царскому.
   - Александр Владимирович, Домбровский и Салеев приехали. - заговорил голос в интеркоме, стоящем на письменном столе, заваленном бумагами.
   - Я в кабинете.
   Он отложил пистолет в сторону, но прятать его уже не стал.
   Друзья появились через минуту, вид у обоих встревоженный. Все расселись на диванах возле маленького камина, пристроившегося в углу кабинета, где плясал небольшой огонь. Вошла заспанная домработница, внесла три чашки с кофе, поставила на низкий столик и удалилась.
   - Саша, насколько я понимаю - сбывается мой прогноз? - сразу перешел к сути Домбровский, худой, бородатый, растрепанный, в толстых очках и мятой одежде.
   Он уже достал из сумки ноутбук и открыл его, пристроив у себя на коленях. Был слышен звук раскручивающегося винчестера.
   - Да, так получилось. - ответил Бурко. - Был теракт, предположительно - "зеленые", наверняка из окружения кого-либо, работавшего или работающего в институте. Взорвали самодельную бомбу, инфицированные животные оказались на свободе. Есть погибшие.
   - В таком случае до наступления хаоса осталось дня три-четыре. Не больше. - категорично заявил Домбровский. - Я же делал модель, ты помнишь.
   Салеев молчал, задумчиво глядя в огонь в камине. Бурко обратился к нему.
   - Я тоже так полагаю. Поэтому, Марат... - Салеев поднял голову. - Марат, начинай принимать меры по "Последнему Плану". Семьи тех, кто в списке, должны быть эвакуированы до послезавтрашнего утра, максимум. И начинайте укрепляться. Ты езжай сразу в Центр, командуй, а мы составим оперативный штаб, плюс Пасечник, разумеется, задержимся здесь. Поэтому у нас все должно быть готово к тому, чтобы мы не просто смогли уехать, а еще и прорваться через беспорядки.
   - Я вертушки поставлю на готовность, дальности им хватит долететь досюда и обратно. - сказал Марат. - И место для посадки во дворе нормальное. Дадите отмашку, и они вылетят. Я останусь здесь, там и Баталов легко управится. Если закроют полеты, то прорвемся на машинах, а нам вышлют бронегруппу навстречу.
   - Хорошо. - кивнул Бурко.
   В том же Центре находились четыре новеньких вертолета Ми-8МТВ, официально принадлежащих все тому же Минюсту и предназначенных для "тренировочных целей", хотя на самом деле их готовили как раз для таких экстренных случаев. Все были в идеальном состоянии, а на складах лежали запчасти к ним, которых лет на двадцать хватило бы при активной эксплуатации.
   - Пусть завезут оружие и экипировку твоей охране, распорядись. - продолжал командовать Салеев. - Моей команды Пасечнику не хватит. И на всякий случай надо всю охрану обеспечить нормальными документами, пусть становятся "контрабасами". Тогда комар носа не подточит под вашу оборону. Заборы у тебя высокие, электроника на уровне, так что будем здесь как в крепости. По плану здесь будет двадцать четыре человека с настоящим оружием, так что безопасность обеспечим. Что с семьями решили?
   - Моих оповещу, как проснутся... - кивнул Бурко, повернулся к Домбровскому. - Коля?
   - Моим я уже сказал. - ответил тот на невысказанный вопрос. - Собирают вещи.
   - Хорошо. - удовлетворился ответом Бурко. - Семьи поедут прямо сегодня, на служебных машинах, с ними - десять человек, тоже с документами Минюста и с полноценным оружием.
   - Это нормально. - согласился Салеев. - Сегодня на дорогах будет еще спокойно, да и будний день... За пару часов доедут, если с мигалками.
   - С этим решили. - сказал Бурко и поставил опустевшую чашку на столик. - А теперь самое главное - пропал исходный "материал". И мы сейчас будем думать, чем это нам грозит, что случится, если мы его не найдем, а главное - где и у кого его стоит искать?
  
  
   Дворник
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   Дворник Петр Дьяков, работавший еще и художником-оформителем по совместительству, проснулся от ощущения того, что в комнате есть еще кто-то, кроме него. Он жил на первом этаже панельной девятиэтажки, в служебной квартире, ради которой, собственно говоря, и поступил на эту работу. Как еще приезжий человек творческой профессии может найти в Москве квартиру по карману?
   Вообще Дьяков был дворником "новой генерации", как он сам себя называл. Интеллигентный человек лет тридцати, с бородкой и в очках, всегда в чистом и выглаженном оранжевом комбинезоне и красной бейсболке, доброжелательный и вежливый по отношению к жильцам. Двор у него всегда был в чистоте и порядке, и местные бабушки не могли намолиться на него.
   Спал он всегда с открытыми окнами, даже зимой, а от вторжения врагов его защищали толстые решетки. Ничего больше кошки в эту решетку проскользнуть не могло. Кошки заскакивали, это случалось, но что совершенно противоестественно для дворника, Дьяков кошек любил, и многие из них даже находили у него временный кров и пищу. Поэтому сейчас, когда он приоткрыл глаза и увидел темный силуэт на подоконнике, он подумал, что к нему заскочила одна из его постоянных посетительниц. Но затем Дьяков понял, что это не так, силуэт был больше кошачьего и совсем другой по форме. Едва он успел об этом подумать, как животное с подоконника перемахнуло к немцу на кровать и не издав ни звука, вцепилось зубами ему в руки, которым он едва успел прикрыть лицо. Непонятная, мерзко пахнущая тварь навалилась сверху и трепала зубами его предплечья, как будто пытаясь вырвать кусок мяса.
   Дьяков отшвырнул тварь от себя, она была не тяжелой. Тушка непонятного животного отлетела в другой конец комнаты и покатилась по полу. Дьяченко вскочил на ноги и подбежал к выключателю. Зажегся свет и дворник увидел на полу перед собой обезьяну. "Вот зараза, из зоопарка сбежала" - мелькнула у него в голове мысль. В углу комнаты стояла ручка от швабры, которую Дьяков как раз вчера собирался починить, но отвлекся на футбол, который передавали вечером по первому каналу. Он схватил длинную палку и выставил ее перед собой в сторону сумасшедшего животного, которое явно собиралось повторить нападение.
   Он бросил взгляд на свои руки. Они были исцарапаны, а из крупной рваной раны на пол текла кровь. Обезьяна снова бросилась на него, но вовсе не так быстро и ловко, как следовало бы от нее ожидать, Дьяков видел обезьян в зоопарке, видел, с какой непостижимой легкостью и скоростью они прыгают по веткам, и боялся, что если она нападет снова, то он даже не сможет отбиться. Эту же он остановил легко, безошибочно ткнув ее концом рукоятки швабры. Она даже не сумела увернуться. Раздался глухой стук, когда деревяшка угодила обезьяне прямо в морду.
   - А вот так вот! - сказал Дьяков, и начал наступать на обезьяну, делая выпады словно штыком.
   Однако обезьяна, казалось, не обращает никакого внимания на сыпавшиеся на нее удары. Каждый из них отбрасывал ее еще дальше и дальше назад, но отбрасывал просто своей силой, тварь вовсе не отскакивала, а пыталась ломиться вперед. В конце концов, Петру Дъякову удалось загнать тварь в угол комнаты и прижать ее там, упершись в нее палкой с такой силой, что затрещали ребра. По всем канонам жанра обезьяне следовало бы визжать от боли, равно как и любому другому существу, у которого концы ребер прорвали кожу и вылезли наружу, но обезьяна молчала, хватала лапами палку и разевала окровавленную пасть с мелкими острыми зубами.
   Дьяков был в растерянности. Противник был побежден, но не повержен. Что делать теперь? Если отпустить обезьяну, то снова придется с ней драться, а как убить эту невероятно живучую тварь, он не знал. Патовая ситуация, но из нее как-то надо выходить. Не стоять же так вечно, удерживая палкой бешенную обезьяну. Дворник отдернул конец палки, и снова ударил, целясь прямо в оскаленную морду. Удар пришелся вскользь, он сорвал кожу с обезьяньей морды, но сила его оказалась достаточна для того, чтобы отбросить тварь назад и удержать ее там до следующего удара. Следующий же пришелся прямо в оскаленную пасть, выбил зубы, прошел голову насквозь и сломал позвоночник. Обезьяна обмякла.
   Дворник отскочил назад, глядя на лежащую на полу серую тушу. И вдруг понял, что несмотря на неподвижность, обезьяна жива. Она смотрела на него и раскрывала пасть, зрачки шевелились, и это вовсе не выглядело предсмертными конвульсиями. Лишь тело ее было неподвижно совершенно.
   - Да что же ты такое? - спросил тихо Петр Дьяков, и пошел звонить в "скорую" и милицию, не выпуская, впрочем, спасительную дубину из рук.
  
  
   Собаки
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   Эта стая собак давно облюбовала окраину заводской территории как свой ареал обитания, и защищала его от конкурирующих стай со всей возможной яростью. Здесь было где и чем поживиться на помойках, и к тому же здесь водилось немало крыс, популяцию которых собаки изрядно сокращали, тем самым оказывая городу настоящее благодеяние.
   Сегодня стая наткнулась на нескольких крыс, поймать которых оказалось удивительно легко. И они их поймали, разорвали, и сожрали всех, от первой до последней. Правда сейчас стая чувствовала себя больной, собаки лежали на земле, вывалив языки, некоторых из них тошнило.
   На заборе, поодаль от собачьей стаи, сидел полосатый кот. Одноухий и куцехвостый, настоящий боец и бродяга, он тоже попытался охотиться на крыс, что дела уже не раз. Поймав одну, он успел вонзить острые клыки ей в загривок, ломая позвоночник, но сразу же отскочил назад, почувствовав привкус гнилья в добыче. И еще он запомнил странный запах не понравившейся ему крысы. На таких он больше решил не охотиться. Зато он остался голодным, и видя. Что собаки не обращают на него никакого внимания, спрыгнул с забора вниз, на мусорный бак. Запах недавно выброшенной сосиски он ни с чем бы не спутал.
  
  
   "Скорая"
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   "Скорая помощь" уже не спешила, потому что тот, кого они везли в больницу, скончался в машине. Мужчина, работавший ночным сторожем в автосервисе, вышел с работы в круглосуточный магазин напротив, за сигаретами и бутылкой "колы". На обратном пути он подвергся нападению какого-то сумасшедшего в залитой кровью форме, напоминающей форму охранника. Со слов пострадавшего, тот повалил сторожа на землю и несколько раз укусил, вырвав большие куски мышечной ткани и нанеся тяжелые ранения. Сторожу насилу удалось вырваться, а его противник оказался не слишком проворным. Запершись в автосервисе, сторож вызвал "скорую" и милицию.
   Когда милиция подъехала, нападавшего на улице перед воротами не было, а пострадавший чувствовал себя очень плохо. Ему оказали возможную первую помощь, израсходовав все бинты из аптечки, имеющейся в сервисе, и той, которая была в патрульной машине. Затем прибыла "скорая", которая забрала теряющего сознание человека, а милицейские машины покатили осматривать район в поисках опасного психа.
   К удивлению медиков, хотя раны, несмотря на их тяжесть, не должны были угрожать жизни пациента, тот скончался через семь минут после того, как его уложили на носилки. И медики смотрели в другую сторону, когда труп начал шевелиться.
   Саму "скорую", с обильными следами крови внутри, обнаружили лишь через два часа, врезавшуюся в ствол дерева и перевернутую. Ни пациента, ни водителя, ни доктора с медсестрой в ней не было.
  
  
   Милиция
   20 марта, вторник, очень раннее утро.
  
   - Смотри, не он?
   Водитель патрульного "уазика", младший сержант Мухин, показал на человека, стоящего у стены дома и тупо глядящего на подъехавшую машину.
   - А вот посмотрим... - сидящий рядом старшина Иванов направил на того луч прожектора. - Точно, он.
   Человек, которого обнаружил патруль, был одет в черную форму с шевроном на рукаве, высокие ботинки-"берцы". Очень бледный, лицо, измазанное кровью, кровью пропитана вся одежда спереди, даже на черном фоне это было заметно.
   - Итить твою мать... вампир прямо... жуть. Что у него с глазами?
   - Вроде ничего, просто дурные. Псих все же, или обдолбался чем-то. Выходим. Страхуй меня с автоматом, черт его знает, на что он способен. Видишь, какой здоровый...
   Милиционеры вышли из машины. Мухин с АКСУ в руках сместился левее, а Иванов положил руку на дубинку.
   - Уважаемый! Документы можно ваши посмотреть?
   Остановленный никак не прореагировал на окрик старшины, продолжая просто разглядывать того. Иванов сделал пару шагов ему навстречу, чуть забирая правее, чтобы не перекрыть сектор огня Мухину.
   - Документы попрошу.
   Подходить ближе к остановленному старшине не хотелось, и виной всему был его взгляд. "Как будто сожрать собирается" - подумалось милиционеру. Он вдруг вспомнил, где он видел похожий взгляд - в передаче про акул по телевизору, которую смотрел с детьми в воскресенье. Точно такой же, черный как сама смерть и немигающий.
   - Ну что там непонятно? - повысил голос Иванов, но не для того, чтобы напугать задержанного, а скорее для того, чтобы заглушить свой страх, который ему внушал этот слегка покачивающийся, испачканный в крови бледный человек со страшными глазами. Старшина даже вытащил дубинку из кольца. Хотелось вытащить пистолет, но противник пока не угрожал оружием, и к тому же старшина управлялся дубинкой очень ловко. Мухин слева лязгнул затвором автомата, показав задержанному, что шутить здесь никто не намерен.
   Движение с дубинкой как будто послужило сигналом психу, и тот рванулся к Иванову, вытягивая руки и раскрыв окровавленный рот. Рефлексы старшины сработали раньше его разума, и дубинка, описав дугу слева направо и снизу вверх, пришла в соприкосновение с правой скулой нападавшего. Этого точного удара всегда хватало для завершения дискуссии. Но измаранный кровью атакующий псих как будто даже не почувствовал этого. Он схватил руку Иванова и вцепился в нее зубами со страшной силой, будто зажав в тиски.
   - М-мать! - заорал старшина, стараясь вырвать руку, и осыпая напавшего ударами дубинки, которых тот по прежнему словно и не чувствовал.
   Плотная ткань формы все же подалась под зубами психа, показалась кровь. Глаза напавшего при этом смотрели в лицо Иванова, и тот почувствовал, как на него накатывает волна самого настоящего, невероятного ужаса. Краем глаза он увидел, как слева подскочил Мухин и со страшной силой ударил психа по голове каркасным прикладом автомата. Удар был очень силен, Мухин был парнем молодым и здоровым, психа отшвырнуло в сторону и бросило на асфальт. Иванову показалось, что он услышал, как треснул череп нападавшего. Милиционеры же, не сговариваясь, вместо того, чтобы вязать наручниками поверженного противника, отбежали к машине. Слишком он был странный и слишком страшный. Иванов бросил дубинку на асфальт и выхватил из кобуры новый ПММ, которыми их перевооружили совсем недавно. Мухин навел на лежащего на асфальте противника ствол автомата.
   - Уб-б-бил? - спросил его Иванов, заикаясь от страха.
   - Не знаю, наверное... - дрожащим голосом ответил Мухин. - Так дал, что руки заболели. Смотри, ни хрена, шевелится!
   Действительно, противник зашевелился и начал вставать на ноги.
   - Итить твою, он что, Терминатор? - пробормотал Мухин.
   - Не знаю... у психов бывает такое, говорят. Эй, ты, лежать! - заорал старшина.
   Окровавленный бледный человек не обратил на крик никакого внимания, а встал и решительно направился к милиционерам. Нервы у тех сдали окончательно, и в грудь их противника ударили пули из автомата и пистолета. Человек в черной форме покачнулся, и даже не моргнув, пошел дальше.
   - Опаный по голове, да что же это? - крикнул Мухин, попятившись.
   - На, зараза! - заорал, заглушая свой страх, Иванов, и один за другим выпустил все десять оставшихся в пистолетном магазине патронов в голову противника. Тот упал, и больше не шевелился.
   - Во как... Вот так и лежи. - сказал Мухин. - Я наших вызываю.
   - Перевязаться помоги мне, прокусил он мне рукав, сволочь такая. Хрен его знает, когда он зубы чистил. И кровищи там у него... еще СПИДом наградит.
  
  
   "Террористы"
   20 марта, вторник, раннее утро
  
   Маргарита уже пять минут стояла возле двери в комнату Семена и стучала в нее. За ней стояли Давид Самуилович, их папа, доктор Лозовский, приятель папы, которого вызвали на дом, там же стояла мама, Белла Семеновна. Дверь была заперта изнутри, за ней были слышны какие-то звуки, но никто не открывал.
   - Сеня! Сеня, открой нам пожалуйста! - крикнула Белла Семеновна.
   Никакой видимой реакции на ее слова не произошло. Дверь по-прежнему была закрыта, за ней слышалась возня.
   - Нет, ну сколько так может продолжаться! - заявил Давид Самуилович, среднего роста массивный широкозадый мужик с поразительно нахрапистым характером, благодаря которому он и сделал свою телевизионную карьеру. - Семен, открой немедленно или я вышибу дверь! Доктор приехал!
   - Может не стоит так сурово? - тихо спросил Лозовский.
   - С этим лоботрясом еще не так надо! Мало я его от тюрьмы в свое время отмазывал? А что он сейчас натворил? Он даже не говорит! Семен, открой, я сказал. Открой! - еще повысил голос Давид Самуилович, продолжая колотить жирной волосатой ладонью по дверной филенке..
   - Ой, Додя, не надо так, у тебя же сердце! Сенечка, открой папе, пожалуйста! - запричитала Белла Семеновна.
   Эти призывы тоже цели не достигли, и тогда Давид Самуилович впал в ярость. Покраснев как рак, он растолкал семейных у двери, встал напротив, качнулся и ударил в дверь плечом. Та затрещала, с косяка посыпались крошки штукатурки, а Белла Семеновна с криком "ой! ой!" отбежала назад.
   - Семен, открой, я вышибу дверь! - закричал Давид Самуилович, набычился и снова приложился в дверь плечом.
   Затрещало, дверь распахнулась, и он почти ввалился в комнату сына. В комнате было темно, плотные шторы задернуты и свет выключен. Ввалившись внутрь со света, Давид Самуилович заморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть. В затылок ему дышал Лозовский, того подпирала сзади Маргарита, а сзади всех толкала внутрь Белла Семеновна, громко выкрикивая:
   - Сенечка, где ты? Что с тобой, Сенечка? Сенечка, где ты?
   Что-то неприятно пахнущее вдруг навалилось из-за открытой двери слева на Давида Самуиловича, вцепилось ему руками в шею и лицо, и чьи-то зубы сомкнулись на его толстой шее, там, где под слоем жира по сонной артерии струилась кровь. Страшная боль пронзила все тело Давида Самуиловича, из вскрытой артерии ударила струя крови, плеснув на стену и потолок. Ноги отца запнулись за что-то, и он повалился вперед вместе с вцепившейся в него тяжелой тварью.
   - Сеня, что ты делаешь? - истошно закричала Белла Семеновна, увидев, как ее сын пытается перегрызть шею своему отцу, навалившись на того сверху.
   Жуткий фонтан крови брызгал во все стороны, тело Давида Самуиловича уже начало биться в конвульсиях. Лозовский выронил свой чемоданчик, бросился вперед, вцепился руками в плечи Семена, потянул того от лежащего на полу тела. Семен неожиданно легко отпустил отца, поднялся на ноги и навалился на Лозовского, раскрыв рот и пытаясь укусить того. Лозовский увидел в полуметре перед собой невероятно страшные глаза и раззявленный окровавленный рот. Как будто не Семен, а кто-то другой, жуткий и голодный, смотрел на него через эти помутневшие зрачки. Ужас накрыл доктора холодной волной, и он, даже не понимая этого, закричал по-женски тонким голосам, стараясь вырваться из захвата, убежать: "Нет, не надо, пожалуйста, ну не надо!". Он повалился назад, сбивая с ног Маргариту, а то, что еще недавно было симпатичным умным мальчиком Семеном, карабкалось на него с каким-то утробным скулением, и пыталось укусить, вырвать кусок драгоценной его плоти.
   Белла Семеновна отскочила назад, закричав на одной высокой ноте. Маргарита кое как выбралась из под навалившегося на нее доктора, встала на ноги, перебралась через дерущихся. Оказавшись за спиной у Семена, она вцепилась ему руками в волосы и потянула на себя. Этот прием она выработала в драках с подружками в школьные годы, и он всегда действовал безотказно. Но Семен даже как будто не почувствовал этого. Он продолжал наваливаться на доктора и в конце концов сумел впиться зубами тому в ладонь, которой он отбивался. Доктор закричал громче, ему в лицо брызнула его же собственная кровь.
   Белла Семеновна увидела, как ее сын судорожными глотательными движениями старается сожрать выхваченный из руки доктора кусок, и лишилась чувств, рухнув на пол в коридоре. Маргарита беспомощно оглянулась. Она держала за волосы не обращавшего на нее ни малейшего внимания брата, за спиной у нее лежал массивный труп отца, крови на полу было столько, что в ней начинали скользить ноги, доктор бился в истерике. Семену удалось выхватить у того еще один кусок плоти из руки.
   Маргарите стало плохо, накатила тошнота. Она поняла, что уже не способна никого защищать, она хотела выбежать из квартиры, из дома на улицу, и бежать, бежать, бежать. Она отпустила волосы окончательно ополоумевшего брата, и в этот момент кто-то невероятно тяжелый навалился на нее сзади. Толстая волосатая рука обхватила ее за шею и в плечо вцепились чьи-то зубы. Напавшая тварь обдала ее запахом любимого одеколона Давида Самуиловича, который всегда злоупотреблял мужской парфюмерией.
   Самым плохим в случившемся было то, что доктор Лозовский, прежде чем умер, открыл входную дверь на лестницу, так ее и оставив. Сам же он успел убежать до своей машины, припаркованной на улице, завел ее и уехал. Умер он уже подъехав к своему дому в Крылатском, открыв дверцу и вывалившись на улицу. Через минуту он снова поднялся, и побрел спотыкающейся походкой куда-то в темноту дворов.
   Но чуть раньше из квартиры на лестницу вышла Маргарита в пропитанной кровью одежде. Кровь еще продолжала литься из страшных ран на плече и шее. Она скончалась от гигантской кровопотери, была бледна как мел, и в сочетании с ее растрепанной прической, в которой смешались черные и красные пряди, она выглядела как воплощение смерти. Ее большие черные глаза навыкате бегали из стороны в сторону, и сквозь них смотрела все то же страшное существо, которое выглядывало из зрачков каждого зомби. На лестнице никого не было, кого можно было бы счесть добычей, и Маргарита просто остановилась, неподвижная как статуя. Больше из квартиры никто не выходил, но оттуда доносилось чавканье. Это Давид Самуилович с Семеном ели Беллу Семеновну. Она еще не успела восстать. Маргарита потопталась, и вскоре вернулась к ним.
  
  
   Сестры
   20 марта, вторник, раннее утро
  
   Сергей Крамцов упаковывал все бумаги и диски с рабочего стола Владимира Семеновича, Алина Александровна собирала вещи себе и дочерям. Ксения ушла в свою комнату, и никто, кроме ее младшей сестры, не заметил, как изменилось ее лицо. Она вышла с кухни и пошла следом за ней. Дверь в комнату Ксении была прикрыта, и было слышно, как та разговаривает по телефону. Слов было не разобрать, как ни прислушивайся. Тогда Аня поступила проще - открыла дверь и вошла. Ксения вздрогнула, сказала: "Я перезвоню!" и отключила телефон.
   - С кем ты разговаривала? - злым голосом спросила она.
   - А тебя это каким боком касается? - изобразила возмущение Ксения.
   - А таким! Я уверена, что все произошло из-за того, что вы что-то натворили, "Гринпис" недоделанный. Вы что-то замышляли сегодня, я знала, у вас по рожам это было видно. Когда отец убежал из дома, у тебя был вид такой, как будто Новый Год наступил и тебе сейчас подарки начнут дарить. А когда Сергей сказал, что погибли люди, тебя так перекосило, что я испугалась. Что вы сделали?
   Аня говорила тихо, яростным шепотом, почти шипела. Вид у нее был такой, что Ксения заметно испугалась.
   - Ничего. Запомнила? Ничего! А если начинается эпидемия, то это вина отца, который разводил свои вирусы в городе, а вовсе не... - тут Ксения осеклась.
   - Вовсе не... - зло и вкрадчиво заговорила Аня. - Ты продолжи, пожалуйста. Вовсе не чья вина? Не твоя?
   - Неважно, у меня нет времени и желания с тобой это обсуждать. - прибегла Ксения к стандартному ответу, помогавшему ей избавляться от обычно охочей до споров сестры.
   - Важно. А желание ты лучше найди, и время тоже. - продолжала давить Аня. - Знаешь, сестрица... Тебя всегда считали умной в семье, раз ты хорошо училась, и тебя любили учителя. И только я всегда знала, что ты идиотка. Тебе можно внушить все, что угодно, ты придумываешь себе что-то, и сама в это веришь. А сейчас ты придумала себе борьбу за права зверюшек. Я знаю, что ваша компания дебилов даже говорить больше ни о чем не могла. И вы устроили этот взрыв. Вы, я знаю точно.
   - Что ты несешь, дура? - встала и выпрямилась во весь рост Ксения.
   - Дура? - подняла светлые брови младшая. - А если я просто пойду в милицию и скажу о своих подозрениях, как думаешь, они не смогут найти доказательств? Твои модные сопляки Дима и Игорь первыми не настучат друг на друга? А Маргарита, эта корова полосатая? Ты думаешь, это игры? Кто будет дурой в таком случае?
   Аня резко повернулась и пошла к двери, даже успела ее открыть, но Ксения схватила ее за плечо.
   - Даже не вздумай куда-то звонить! - почти крикнула она.
   - Дай мне хоть одну причину этого не делать. - резко повернулась к сестре Аня. - Если ты думаешь, что мне достаточно того, что ты моя сестра, чтобы простить тебе то, что отец черт знает где, что погиб Биллитон, который бывал в нашем доме и никогда не приезжал без подарков, что погибли другие, и сколько погибнет еще, неизвестно, то ты ошибаешься. Я не прощу тебе этого, и никогда не забуду.
   - Это не мы разводили опасный вирус в городе! - даже взвизгнула Ксения.
   - Зато вы его выпустили, сволочи! - крикнула в ответ Аня. - Если бы вы не полезли со своим кретинским терроризмом в дело, которое вас не касается, то ничего бы не случилось! Он был в безопасном месте, где не должны взрываться бомбы, сделанные идиотами.
   - Ой... - сказала Ксения, глядя через плечо сестры.
   Аня обернулась. В дверях стояли мать и Сергей Крамцов.
   - Ксения, что ты сделала? - спросила мать.
   - Ничего...
   - Ответь мне, что ты сделала? - спокойным голосом повторила Алина Александровна.
   Ксения зажмурилась, набрала воздуха в легкие и выпалила:
   - Это мы выпустили животных из папиного института. Мы не хотели никому причинить вреда, мы специально все придумали так. чтобы никто не пострадала ни одна живая душа, мы же не убийцы, мы не хотели-и-и-и....
   Лицо ее искривилось, и она зарыдала, упав на колени, как будто ее оставили силы...
   - Ксения... как ты могла... - схватилась за сердце Алина Александровна.
   - Не стоит ее винить. - совершенно неожиданно для всех сказал Сергей. - Вина есть на всех. Мы не должны были вообще заниматься этим, когда узнали, что вирус опасен. Владимир Сергеевич должен был раньше сообщить властям о том, что в институте частной компании работают с вирусом, самым страшным за всю историю. Или я должен был заявить об этом. Мы должны были уничтожить эту заразу немедленно, когда узнали, что она собой представляет, но не сделали этого. Пожалели плоды трудов своих, и хотели узнать о нем больше.
   - Отец говорил, что он работает с безопасным вирусом... - сказала Аня. - Я же сама его об этом спрашивала.
   - Он был безопасным. - согласился Крамцов. - Но изменился, мутировал, и стал смертельно опасным. Мы должны были тогда прекратить это, но не сделали того, что должны. Теперь поздно говорить. Вина на всех, а за окном начинается конец света. Если мы не покинем город до утра, неизвестно, сможем ли покинуть его вообще, и что здесь начнется.
   - Разве болезнь так трудно остановить? - спросила Алина Александровна. - Есть же целые государственные структуры, для этого предназначенные, МЧС, карантины и прочее.
   - Да, карантины работают, если переносчики инфекции сотрудничают с властями, стремятся спастись сами и не заразить других. - кивнул Крамцов. - Здесь же... вы потом поймете, скорее всего, даже увидите, но это нечто вроде бешенства. Переносчик сходит с ума, бросается на людей и пытается распространить заразу. В таких обстоятельствах карантины и заслоны не действуют. И еще животные, те самые, которые разбежались. Они бешенные, они кусаются, и до утра они перекусают массу других жертв. Уже с рассветом в городе начнутся проблемы, я уверен. Теперь уже не важно, что сделала ваша дочь. Просто надо спасаться, и я обещал Владимиру Сергеевичу, что буду вас защищать. Я смогу вас защитить, я был на войне, я умею стрелять, у меня мозги еще работают, но мне нужно, чтобы вы мне помогали. Ксень, встань с пола, ты тоже нужна. Сейчас мы решим, как будем действовать дальше.
   Как ни странно, но его слова возымели действие. Не то, чтобы Аня и Ксения бросились друг другу в объятия, но, по крайней мере, они прислушались к его словам. Сергей даже попросил Алину Александровну сварить всем кофе, чтобы отвлечь ее от размышлений о муже и старшей дочери. Девушки тоже сели на высокие стулья у бара, хоть Ксения и продолжала хлюпать носом.
   - Нам ехать около тысячи километров от Москвы, может быть, чуть меньше. - начал объяснять он. - А скорее всего, получится даже больше. Самое сложное, что может встретиться нам, это карантины и заслоны. Государство - странная штука. Если что-то происходит в стране, оно реагирует самым нелогичным образом. Если на людей начнут нападать, то они попытаются отобрать у всех оружие, например.
   - Для чего? - спросила Аня.
   - Для чего? - переспросил Крамцов. - Чтобы люди не напали на них, неспособных этих самых людей защитить. Если начнутся эпидемии, то, скорее всего, основные усилия правительства будут направлены на то, чтобы обезопасить самих себя, пусть даже за счет остальных граждан страны. Правительства так уж устроены, что главным их приоритетом является сохранение власти любой ценой.
   Сергей взял из рук Алины Дегтяревой чашку с кофе, благодарно ей кивнул, отпил немного, затем продолжил:
   - У нас есть две возможности. Первая - сразу поехать в Горький-16. Может быть, мы проскочим раньше, чем начнут перекрывать дороги. Вторая возможность - укрыться на моей даче, в деревне, на какое-то время, пока ситуация не прояснится. Она может улучшиться, и мы сможем вернуться, а может и ухудшиться. Дача у меня за шестьдесят километров от города, никто о ней не знает.
   - Сережа, а что вы предлагаете? - спросила Алина Александровна.
   Сергей кивнул, как бы подчеркнув серьезность заданного ему вопроса, затем сказал:
   - Лучше всего будет поступить так: мы едем туда, на дачу, на моей машине, вы следуете за мной. Там я вас оставляю, и еду в город, надо запастись кое-чем, у нас впереди тяжелые времена.
   - Сережа, куда повезут Володю? - спросила Алина Александровна.
   - Я не знаю. - покачал он головой. - У меня нет допуска, но знаю, что далеко, куда то на Урал. Знаю, что в Кошагач, но даже не знаю толком, что это такое и где это. Но потом его доставят в Горький-16, это я знаю точно.
   - А его могут привезти в Москву обратно, когда нас не будет?
   - Я так не думаю. Он сказал, что сам вас найдет в "Шешнашке", если все будет хорошо. - ответил Сергей.
   - А что может быть плохо?
   - Плохо? - удивился вопросу Сергей. - Плохо то, что с минуты на минуту может наступить судный день. Куда уж хуже? Что можно всерьез предсказывать при таких обстоятельствах?
   - Понимаю.
   - Боюсь, что нет. - Сергей помолчал, затем продолжил. - На свободу вырвалось то, что не должно было вырваться. Никак не должно. Не должно даже существовать такое, а оно существует.
   - Сережа, что это за болезнь?
   - Я покажу вам съемки. - вздохнул он. - Иначе вы мне не поверите.
   - Покажите.
  
  
   Дегтярева Алина Александровна
   20 марта, вторник, раннее утро
  
   - Сережа, могу я вас кое о чем спросить?
   - Да, Алина Александровна?
   - Какой воспаленный ум догадался отыскать за тридевять земель этот вирус и притащить его в наш город?
   - Все было не совсем так, как это выглядит сейчас.
   - А как? Вы уж нас просветите.
   - Казалось, что найден "идеальный вирус"...
   - Лучший убийца? - спросила Ксения.
   Сергей слегка поморщился, но объяснил:
   - Нет. Лучшие убийцы - это бракованные и ни на что не годные вирусы, отходы эволюции. Вирусы, как все сущее, стремятся к одному - размножению, воспроизводству. Если вирус убивает своего носителя, то он совершает при этом самоубийство. Идеальный вирус должен не убивать, а наоборот, всячески укреплять своего носителя, лечить его, защищать, не давать воспроизводиться в нем вирусам другого вида.
   - Вы имеете в виду, что искали такой вирус, который будет защищать организм от конкурентов, не вредя ему? - уточнила Алина Александровна.
   - Если в общих чертах, то да. - кивнул Крамцов. - И еще будет лечить этот организм. Такой вирус нашли. Он находился в организме потрясающе живучей глубоководной рыбы. Колдуны Вуду и шаманы австралийских аборигенов прокалывали своим жертвам сердце костью этой рыбы, и получали в финале процесса зомби. Введенный в организм вирус не давал умереть до конца даже трупу, начинал бороться за его жизнь, включались альтернативные механизмы поддержания жизни, то же "портальное сердце".
   - Что это?
   - Представьте себе ситуацию, когда печень пытается заменить собой сердце и начинает качать кровь. Медленно, слабо, но качает.
   - И что это даст?
   - Может быть, введение такого препарата дало бы пациенту лишний десяток-другой минут до того, как его доставят в реанимацию? Без необратимых повреждений мозга? Как думаете? - ответил вопросом на вопрос Крамцов.
   - Понимаю...
   - Много критических для человеческой жизни ситуаций можно было бы выиграть в пользу жизни, если бы был такой препарат. Но "Шестерка", так назвали вирус, имел один недостаток - он был слишком незаразным. Он не только не вредил, он еще упорно не заражал. Колдуны вводили его прямо в сердце своим жертвам, убивая их при этом, лишь потому, что даже внутривенно он, скорее всего, не выжил бы в человеческом организме. Надо было сделать его чуть более стойким и чуть более заразным, чтобы на его базе создать такой препарат, который можно было бы ввести внутримышечно, раненому, например. То, что вы видели, был "первый блин", который комом. Надо было дальше работать над первичным штаммом, а этот уничтожить. И тут этот взрыв... остальное вы знаете.
   - Но восставшее мертвые... это откуда?
   - Модифицированный вирус оказался слишком живучим и слишком приспосабливающимся. Он не смиряется со смертью организма и переводит его в другую форму жизни, с ограниченными функциями. Очень экономичную, надо сказать.
   - Но нападать на живых...
   - Белок особи своего же вида для человека-зомби - горючее для дальнейших мутаций и модификаций. - объяснил Сергей. - Мертвые крысы, которые получили чуть больше крысиного же мяса, начинали изменяться. Становились быстрее, зубы меняли форму, даже некоторые мышцы начинали развиваться по-другому. Любой другой белок - просто пища, только она усваивается не так как раньше, а прямо клетками стенок пищевода и прочим. Я думаю, что даже если к зомби привязать кусок мяса, он его сумеет усвоить поверхностью кожи, рано или поздно. Просто питание при помощи рта и зубов более традиционно. Даже атмосферное тепло воспринимается измененными клетками, и поглощается как энергия. Любая энергия усваивается, и всегда идет на поддержание существования носителя.
   - А если нет еды и холодно?
   - Зомби впадает в кому, отключая почти все процессы в теле. Если рядом появляется потенциальная пища, он снова "включается".
   - И сколько он может прожить?
   - В таком экономичном режиме? - Сергей хмыкнул, пожал плечами. - Не знаю, думаю, что несколько веков. Это как компьютер в "режиме сна". Не выключен до конца, но экран темный и лишь мигание одного светодиода показывает, что он все же не отключен. Однако, стоит задеть любую клавишу, как слышится звук раскручивающегося жесткого диска, и экран вспыхивает.
   - Он что, почти бессмертный? - удивилась Аня. - А разложение?
   - Разложение начинается после смерти и длится до тех пор, пока выделяется от этого достаточно тепла в теле, которое усваивается самим организмом, и пока это способствует перестройке. А потом останавливается, после того как часть органов и тканей отмирает, и перестает потреблять энергию. И на поддержание состояния тканей тоже не нужна энергия. Меняется химический состав тела, оно становится не подвержено разложению свыше того, что необходимо. Начинается передача жидкостей на межклеточном уровне, что заменяет кровеносную систему. Получается нечто совершенно новое в эволюции, отвратительная тварь, полуразложившийся труп, но он по-своему совершенней нас. Мозговая деятельность тоже почти отключается, за ненадобностью и энергоемкостью.
   - Сережа, скажите вот что... - начала было Дегтярева, но Сергей ее перебил:
   - Алина Александровна, на даче или в дороге я расскажу вам все, что угодно. Но нам надо торопиться.
   - Хорошо. - согласилась она. - Мы почти собраны. Что еще нужно?
   - Соберите все съестное из холодильника, консервы, макароны, если есть, и прочее. - начал раздавать он указания. - Надо, чтобы еды хватило бы хотя бы до завтрашнего вечера. Возможно, нам придется долго прятаться на даче, и вообще, считайте, что за окном начинается война. Лишняя предосторожность всегда будет кстати. Возьмите все наличные деньги и драгоценности, но спрячьте поглубже. Если есть кредитные карты, то возьмите их тоже, и лучше будет снять сколько-то денег со счета. Лучше всего - все деньги, до копейки. Иначе их наличие будет зависеть от того, есть электричество в городе, или нет. И я не думаю, что нам по дороге в Горький-16 попадется много банкоматов. У Владимира Сергеевича не было оружия?
   - Откуда? - удивилась она.
   - Хорошо. А жаль. - вздохнул Крамцов. - Да, напоминаю - все едем на моей машине, она достаточно большая.
   - Мы можем взять одну из наших. - удивилась Алина Александровна. - У Володи большая машина.
   - Она не проедет ко мне на дачу, там грязь по колено.
   - Может, есть смысл остаться здесь?
   - Категорически нет. - решительно ответил он.
   - Почему? - нахмурилась она.
   - Потому что некогда спорить. И Владимир Сергеевич имел основания послать меня сюда, чтобы я вас увез. Все, уходим!
  
   Сергей Крамцов
   20 марта, вторник, раннее утро
  
   Все милицейские посты до самой дачи мы преодолели свободно, никто нас не останавливал, не обыскивал. И за это спасибо, потому что с нашим арсеналом обыск нам никак бы не подошел. К тому же три единицы стрелкового оружия были просто взяты мной с места преступления, никаких документов на них не было, поэтому не думаю, что это сильно понравилось бы милиции.
   В пять часов утра на дорогах не было ни души, и наша машина быстро добралась до поворота сначала с трассы, а затем с двухполосной асфальтовой дороги. Дальше пошла раздолбанная грунтовка, местами посыпанная гравием, машину стало раскачивать, Алина Александровна, сидевшая справа, вцепилась в ручки на панели и стойке стекла.
   Прямо за спиной у меня сидела Ксения, которая всю дорогу хлюпала носом и не проронила ни звука. Сидевшая рядом с ней Аня была на нее зла, время от времени тихо говорила ей гадости, но я не вмешивался ни во что и помалкивал. Моя задача их спасти, а не рассудить, кто из них и в чем виноват. Я время от времени поглядывал на нее в зеркало заднего вида, опасаясь, что она, мучаясь совершенным, отчудит что-то совсем неразумное, но девушка просто пребывала в состоянии ступора.
   Пса загнали в багажник, где он завалился на сумки, и я постоянно слышал его тяжелое дыхание сзади. Кот молча лежал на коленях у Алины Александровны.
   Возле закрытых ворот садового товарищества "Институтское" мы остановились. Справа от ворот был домик сторожа, там же была открытая калитка, через которую можно было пройти внутрь и открыть ворота изнутри, что я и сделал. Сторож здесь был, но по ночам он спал. Днем он наверняка зайдет ко мне за бутылкой, которую я предусмотрительно изъял из бара Дегтяревых "на благотворительные цели".
   Мы въехали в ворота, которые я снова запер на засов за нами, и поехали между кажущимися бесконечными рядами узеньких грязных улочек, застроенных летними домиками. Если не показать, где я живу, то найти мой участок на самом отшибе дачного поселка почти нереально. Мы миновали целых шестнадцать отходящих в сторону проулков, после чего я свернул направо, промесил грязь колесами еще минуты три, не торопясь преодолевая очередную улицу до конца, и остановился у последнего забора справа. Приехали.
   - Еще минутку. - сказал я своим пассажирам, после чего вышел из машины.
   Отпер ворота, загнал машину, заглушил движок. Все, теперь точно приехали.
   Задняя дверь "форанера" поднялась, и оттуда вывалилась мохнатая туша пса Мишки. Кот выбрался сам, и немедленно увязался за всеми. Я достал из-под заднего сиденья все оружие, оба "Вепря", свой помповик и чехол с карабином. Теперь надо привыкать с оружием не расставаться, будем жить по законам военного времени.
   Поднялся на деревянное крыльцо-веранду, отпер входную дверь, сделал приглашающий жест:
   - Проходите.
   Пощелкал выключателем. Свет был, слава богу, потому как здесь это совсем не правило. Аня привязала кобеля к перилам веранды, а сама с матерью и сестрой зашли внутрь. Вход в мою избушку через маленькую летнюю кухню.
   - Класс! - сказала Аня. - Мне нравится!
   Ксения поморщилась оглядевшись, но сестра толкнула ее в бок.
   - Ладно, барыня, не выпендривайся. - возмутилась сестра. - Несколько лет назад у нас даже такой дачи не было. Нашлась аристократка.
   - Я не из-за этого. - тихо ответила Ксения, против обыкновения не "наезжая" на младшую сестру. - Просто... видишь, что приходится теперь делать...
   Аня ничего ей не ответила, просто мрачно посмотрела искоса. Я решил не давать им развивать эту тему, и взял инициативу в свои руки.
   - Уважаемые дамы и девицы. Попрошу минутку внимания.
   Все действительно повернулись ко мне, даже вошедший с улицы кот.
   - Я сейчас вас оставлю здесь одних. - сказал я. - Оставлю надолго, почти до вечера.
   - Это необходимо? - спросила Алина Александровна.
   - Алина Александровна, необходимо. - ответил я. - Владимир Сергеевич поручил мне спасти его семью, но у меня еще есть девушка, и есть друзья. Они пока понятия не имеют, что происходит в городе. Мне есть, о ком еще позаботиться.
   При слове "девушка" по лицу Ани промелькнула легкая тень, но я сделал вид, что ничего не заметил.
   - Кроме того, у нас мало оружия, мало еды, всего мало. - дополнил я список наших проблем.
   - Даже оружия? - спросила Алина Александровна, эдак брезгливо кивнув на разложенные по столу стволы.
   Нет, некоторые люди меня просто восхищают. Относиться к оружию так, когда есть риск, что ожившие мертвецы разорвут тебя на куски... Есть другие варианты, что ли? По телевизору к ним обратиться, может быть? Сказать, чтобы не безобразничали? Крестным ходом пройтись?
   - На один день - достаточно, но... термин "конец света" мы уже обсуждали, верно? - ответил я, затем спросил: - Разрешите, я продолжу?
   Терпеть не могу, когда меня перебивают после каждой фразы только для того, чтобы продемонстрировать факт наличия собственного мнения. А мое уважение к присутствующим не простирается настолько далеко, чтобы терпеть это бесконечно, могу и нагрубить.
   - Извините, Сережа. - сделала неопределенный жест рукой Алина Александровна. - Продолжайте, разумеется.
   - Спасибо. - подчеркнуто вежливо поблагодарил я ее. - Я поеду в город, чтобы привести еще людей, которые хорошо подготовлены. Которые умеют водить машины, владеют оружием и которые в общих чертах знают основы выживания. У вас я пока таких знаний не вижу, если быть до конца откровенным.
   - С чего ты это взял? - с некоторой обидой спросила Ксения.
   Так мы никогда не закончим. Я понимаю, что эго профессорской семьи кричит и протестует от необходимости подчиняться профессорскому аспиранту, но что поделаешь?
   - Из ваших вопросов. Основа выживания - это вовсе не необходимость спорить после каждой фразы. Я продолжаю, с вашего позволения. - я откашлялся. - Итак: я привезу еще как минимум трех человек и еще одну машину. Будет еще оружие, а вы все будете учиться им владеть. Спорить по этому поводу вы сейчас не будете, просто запомните - если ситуация начнет развиваться по худшему сценарию, то каждый, не владеющий оружием, превращается не только в обузу, но и в угрозу тому, кто вынужден его защищать. Я хочу, чтобы все подтвердили, что они это поняли.
   Как ни странно, но права качать никто не стал, а все согласно кивнули.
   - С этим разобрались. - для внушительности я даже слегка стукнул по столу. - Мне трудно сказать сейчас, что мы будем делать дальше. Сначала посмотрим за развитием обстановки, потом решим все вместе. Пока поживем здесь, возможно, что несколько дней. Здесь две комнаты на первом этаже и маленькая спальня в мансарде. Распределимся как-нибудь, не до жиру. Самое важное - вы никому не должны сообщать, где вы находитесь. Особенно, если вам будут звонить с работы Владимира Сергеевича. Лучше всего вообще не отвечать ни на какие звонки, кроме моих. Но если невмоготу, то отвечайте исключительно на звонки людей действительно близких и ни в коем случае не говорите, где вы. Хорошо?
   Все снова подтвердили, что до них дошло, что я сказал. Осталось только надеяться, что они и вправду так сделают. Тогда я продолжил инструктаж:
   - Запомните самое главное - компания "Фармкор" оказалась виновной в организации конца света, поэтому прошу вас быть уверенными, что эти ребята убьют любого, кто сможет их выдать. Поэтому наших работодателей опасайтесь пуще сглазу, а заодно и всех коллег. Они могут и заставить кого-нибудь позвонить.
   - Сережа, вы уверены в том, что говорите? - спросила Дегтярева, насторожившись.
   - Вы сами в этом уверены, Алина Александровна, просто ваша интеллигентность не дает вам признать это вслух. Когда в нашей стране крупные компании страдали избытком порядочности? - задал я вопрос.
   - Понятно. - кивнула Дегтярева. - Мы не будем отвечать на звонки, я обещаю.
   - Спасибо. Я на вас надеюсь. Теперь самое главное.
   Я взял со стола один из "Вепрей", поставил его перед собой вертикально, опирая на приклад. Хлопнул ладонью по цевью.
   - Это самозарядный гладкоствольный карабин "Вепрь-двенадцать-Молот". - заговорил инструкторским тоном. - Мощное и надежное оружие, идеальное для неопытного стрелка, если он выдержит отдачу. Другого нет, поэтому надо выдерживать. Оба ружья останутся здесь. Хочу знать, кто готов ими воспользоваться?
   - Я готова. - как примерная школьница, подняла руку Аня.
   Остальные промолчали, но я и не рассчитывал на другой результат. Поэтому обратился к младшей сестре:
   - Пользоваться автоматом Калашникова тебя не учили?
   - Нет. - покачала головой она.
   - Проще пареной репы.
   Я показал ей, как взводить затвор, как менять магазин, как ставить на предохранитель и снимать с него. И даже как включать подствольный фонарь, который так и висел на цевье. Аня усваивала все мгновенно, легко повторяла.
   - Здесь два таких карабина, поэтому было бы неплохо, чтобы кроме Ани кто-нибудь еще сейчас поучился. - более чем прозрачно намекнул я, но ни Алина Александровна, ни Ксения снова не прореагировали.
   Тогда я продолжил:
   - Запомните, что любой незнакомый человек может оказаться врагом. Здесь сейчас почти никого нет - дачный сезон еще не начался, дорога раскисшая, так что единственный человек, кто может появиться здесь без моего сопровождения - это сторож. Такой рыжий-рыжий и с бородой. Отдайте ему вот эту самую бутылку...- я тряхнул бутылкой "Русского Стандарта", - ...и он больше никогда здесь не появится. Это его законный налог. Любой другой незнакомец с вероятностью в девяносто процентов намерен вас убить. Это понятно?
   За всех ответила Алина Александровна.
   - Нам понятно.
   - Хорошо.
   Действительно хорошо, хоть в этом не надо их убеждать. Впрочем, я успел им рассказать еще в Москве, что Оверчук перестрелял охранников. Отчасти я рассказал это для Ксении, чтобы она не принимала все трупы на счет их дурацкого теракта, отчасти для того, чтобы заставить их шевелиться быстрее.
   - Никуда из дома не уходите, по поселку не гуляйте, даже до ветру ходите осторожно, храните бдительность. Считайте, что за нами гонятся, что более чем возможно. Оверчук убит, но у них в службе безопасности еще добрая сотня таких Оверчуков имеется. Вечером здесь будут еще люди с оружием, тогда все станет проще. А за пару дней из них плюс ваши дочки мы настоящий отряд сколотим.
   Аня подняла сжатый кулак в жесте "Рот-Фронт". Ей эта идея пришлась по душе, как я и думал.
   - И последнее... - сказал я. - Я сейчас подключу телевизор и радио. Важно, чтобы вы смотрели и слушали все новости. Возможно, это подскажет нам, как поступать дальше. Я приеду, а вы мне расскажете, что видели и слышали.
  
  
   Сергей Крамцов
   20 марта, вторник, утро
  
   Выехать с дачи мне удалось около семи утра. Не думаю, что сегодня женщинам может угрожать реальная опасность, но все же лучше, если они будут настороже. Как ни странно, я совершенно не беспокоился за шестнадцатилетнюю Аню. Был твердо уверен, что она сумеет воспользоваться оружием и защитить свою семью. Что-то такое в этой девочке чувствуется, настоящая внутренняя сила. Крепкий ребенок.
   Да и кобель Мишка уже освоился во дворе и взял его под свою охрану, так что незаметно пробраться во двор уже не получится. А Мишка даром, что смесь беспородная, но размером с хорошего сенбернара и клыки у него такие, что голову запросто откусит. Так что за них я пока не волновался. Если они не проколются с телефонами, то найти их за сегодня никто не сможет. Факт наличия у меня дачи я на работе особо не афишировал, и никто из института здесь не был, так что, есть вариант, что о ней вообще не узнают.
   Дорога давала время поразмышлять о планах на будущее. На ближайшие дни дача - лучшая оперативная база, какую можно представить. Укромно, безлюдно, любой посторонний как на ладони. Лучше выждать дальнейшего развития событий. Что будет в городе и в стране? Бардак и анархия, или военное положение с перекрытыми дорогами? Когда прояснится, тогда от этого и будем плясать. В любом случае ехать в Садов по центральным дорогам нельзя. Их будут перекрывать в первую очередь, именно они и опасны заторами. А затор на огороженной трассе может быть вечным - те же барьеры на МКАД никакой "патруль" не преодолеет, а если еще застрять где-то в средних рядах...
   Поедем мы по второстепенным и проселочным, по картам. Их и перекрывать будут с меньшей вероятностью, и съехать с них на бездорожье можно в любой момент. К счастью, хороший атлас у меня имеется.
   Еще о машинах. Нас сейчас четверо, плюс кот и огромная собака, успешно занимающая весь багажник, хоть он в "форанере" не маленький. Затем я привезу Татьяну, свою девушку, и нас станет пятеро - предел, фактически. Дополнительных сидений у меня нет, да и толку от них... А еще груз, а еще много чего. Сверху у меня багажник во всю крышу, но у него по весу ограничения есть, и там запаски ездят. Да и вообще не годится на одну машину рассчитывать.
   Если друг мой Леха, владелец еще одного старого вездехода, отправится с нами, на что я всерьез рассчитывал, то будет проще. У него старенький "крузак-восьмидесятка" с атмосферным дизелем, и тоже под внедорожные поездки машина умеренно заточена. Их двое, так что хватает места и под груз. Сразу все упрощается. Но не следует забывать и третьем моем друге - Мишке Шмелеве, с которого вся эта эпопея с джиперством и началась - он всех заразил этим, и он работает в сервисе, где тюнингом этих самых джипов занимаются. И водила он первоклассный, и механик...
   Мотор сыто рычал, умеренно зубастые покрышки все же гудели по асфальту, серая лента шоссе плыла подо мной, увесистый "грач" приятно оттягивал левое плечо, на соседнем сидении лежал помповик без патронов в магазине. Вдруг проверят? Как говорил мой ротный в свое время: "Здоровая бдительность и тяжелая паранойя - суть синонимы". По этому правилу и живу. Но сейчас как-то даже успокоился. Решение принято, что делать знаю.
   В восемь утра я уже подкатывал к улице Автопроездной. Движения еще толком на улицах не было, вот и доехал быстро. На первый взгляд на улицах было спокойно, но мне показалось, что раньше мне ни разу не доводилось видеть столько милицейских машин, спешащих куда-то с включенными проблесковыми маячками. Похоже, что в городе начинаются проблемы.
   Леха открывает свой магазин снаряжения в десять утра, поэтому у меня осталось еще два часа на разведку. Я думал снова занять место в машине, откуда можно было бы обозревать здание нашего института в бинокль, но подъехав ближе, понял, что этого уже не требуется. Проезд по улице Автопроездной был перекрыт, на перекрестке стояла машина с надписью ДПС на борту, и усталый гаишник с лейтенантскими погонами отправлял всех в объезд на параллельную улицу, вокруг лесопарковой зоны. Похоже, что наша ночная стрельба даром не прошла. Я подъехал к нему, высунулся в окно и спросил:
   - Слушайте, а как мне попасть в четырнадцатый дом? Я там в автосервис с утра записан.
   Следующим после нашего института зданием был автосервис, хоть и располагался почти в пятистах метрах дальше по улице. Как повод заехать на Автопроездную он вполне годился.
   - А никак, уважаемый. Закрыт сегодня сервис и вся округа. - решительно заявил гаишник.
   - А что случилось?
   - Никто толком не знает, то ли убийство, то ли чуть ли не массовое убийство. - к моему удивлению, ответил милиционер. Обычно они не настолько откровенны. - Короче, по всем окрестностям ОМОН шарится, так что плюнь на свой сервис, езжай домой.
   Действительно, в оцепленной зоне были видны омоновские автобусы, и возле них топтались несколько фигур в городском камуфляже и с автоматами. Очень похоже даже не на оцепление, а на начинающуюся облаву.
   - Понял, спасибо.
   Я вернулся к машине, сел за руль. Тронул "патруль" с места, вывернул руль до упора, слава богу, что теперь гидроусилители устанавливают, и поехал на перпендикулярную улицу. И так понятно, что в институте больше делать нечего. Вообще. Едва повернул, как увидел, что стоявшие возле автобуса фигуры в камуфляже вдруг дружно бросились куда-то в лесопарковую зону, на пустыри, попутно срывая с плеча автоматы. И оттуда донеслись звуки автоматной стрельбы. Уж это я никогда в жизни не спутаю! И стреляли где-то совсем рядом, за ближайшими кустами.
   Я прижался к тротуару, остановился, не глуша мотор. Снова вспышка стрельбы, донеслись чьи-то крики. А затем я увидел, как через заросли голых кустов переваливаясь бредет какая-то странная, похожая на бомжа фигура, в которой было что-то очень, очень неправильное. Неправильное в походке, неправильное... во всем неправильное, я не могу объяснить. Я понял, что я воочию вижу ожившего мертвяка. Я не сомневался в этом хотя бы потому, что направлялся он в сторону раздававшейся стрельбы, в то время как любой нормальный человек двигался бы в противоположную сторону, и двигался бы очень быстро.
   Что-то с силой ударило машину в правый борт, так неожиданно, что я аж подскочил на месте, выматерившись вслух. Прямо возле окна пассажирской двери стоял человек. Бомж. В отрепье, пропитанном... кровью? Бледное до синевы лицо, блеклые бельма мертвых глаз... Очень страшные глаза. Как сама смерть на тебя уставилась. У меня мороз пошел от затылка волной до самой задницы, сменяясь жаром. Аж руки задрожали. Блин, у него же горло разорвано... Оттуда столько крови на рваном ватнике. И что делать? Я в машине, я в безопасности, но если я уеду, он пойдет к людям. К тем людям, которые еще и попытаются оказать ему помощь. Не надо ему никуда ходить.
   Я сунул руку под куртку, нащупал рукоятку пистолета. Стоп! А если кто-то прибежит на выстрелы? Тем более, что мне придется выйти из машины, электроподъемников стекол у меня отродясь не водилось. И что тогда? И засадят меня за убийство бомжа. Как доказывать, что он и без того мертвый был? Нет, стрелять я не буду...
   Врубив первую передачу, я вывернул руль вправо до отказа и нажал на газ. "Форанер" рывком тронулся с места, бортом сбив мертвяка с ног, что и требовалось. Теперь вперед, вперед чуть-чуть. Я через бревна на нем переезжаю, не то что через бомжей... Взгляд в правое зеркало - зомби ворочается на земле, пытаясь подняться. Теперь задний ход и снова газ. Вездеход снова дернулся, и я почувствовал, как большие колеса правого борта проскакали по ногам мертвяка. Дальше, дальше назад, пока я его не увижу. Есть! Встать он уже точно не сможет - я проехал прямо по коленям, ноги аж выгнулись в обратную сторону, только не понятно, заметил ли он это вообще? А теперь снова вперед.
   Вновь машина четырежды подпрыгнула, мне даже показалось, что я слышу треск ломаемых костей. Отъехал дальше, остановился. Вроде бы никто за нами не наблюдал. Все, он уже не ходок, но пытается ползти, опираясь на одну руку. Вторую ему тоже сломало. Зато теперь есть надежда на то, что те, кто его обнаружит, поймут, что с ним что-то не так. Все же есть предел человеческой наивности, пожалуй, разберутся, что к чему.
   - Вот, хорошо, так и лежи там, дай людям возможность тебя рассмотреть. - сказал я, переведя дух.
   Ну и все, больше мне здесь делать нечего. Я съехал с тротуара, покатил дальше. Дорога была совершенно пустой, машин не было. Стрельба сзади тоже затихла, и не думаю, что зомби-бомжи сожрали ОМОН. Навстречу мне попалась лишь одна милицейская машина, и тоже с включенным маячком.
   Дорога пару раз вильнула среди серых бетонных заборов и пустырей с чахлыми кустами без листьев, а затем впереди показались девятиэтажные панельные "хрущобы". Возле крайнего дома стояла толпа людей, снова виднелись милицейские машины. Продолжение проблем с мертвяками?
   Я снова остановился, заглушил машину и направился к кучке бабок, среди которых выделялась одна, невысокая и шустрая, в пуховом берете, которая явно рассказывала своим товаркам о том, что происходит. Не думаю, что она откажется все повторить заново - не тот народ эти бабки.
   - Бабань, а чего за шум то? - спросил я ее негромко.
   - Да там в девяносто восьмой жильцы то ли перепились, то ли наркоманы они теперь, хотя раньше пили не просыхая. - охотно начала она рассказывать. - Сосед мой к ним с утра зашел, Петрович, на опохмелку попросить, а они его искусали, веришь? Прям как собаки кинулись! И ну его кусать! Тот едва дверь за собой захлопнул, счас его "скорая" увезла, в крови весь был. А туда милиция ломица, грит штоб им дверь открыли, а те ни в какую.
   Я глубоко вздохнул. И что толку, что Дегтярев перед смертью звонил везде, куда мог? До сих пор милицию даже никто не предупредил, с кем они имеют дело. Искусанного увезла "скорая", а он обратиться вскоре, если уже не обратился. Милиция пытается вломиться в квартиру и арестовать оживших мертвецов. Новые укусы гарантированы. Почему их никто не предупредил? Не "довел до личного состава"? Я огляделся, увидел двух милиционеров в форме у подъезда, подошел к ним. Один был совсем молодой, высокий, с погонами младшего сержанта и с "ксюхой", висящей на плече стволом вниз. Второй был чуть постарше, и погоны у него были с тремя лычками, сержантские. Я обратился к ним:
   - Ребята, вы еще в квартиру не вошли?
   - А вам какое дело? - мрачно спросил младший сержант.
   Лицо у него было усталое, как после бессонной ночи. наверное, прошлую смену никто не поменял, всех оставили на службе.
   - Не входите туда. - сказал я ему. - Я знаю, о чем говорю, просто слушайте. Если они на вас бросятся, не давайте себя укусить. Это бешенство, это сегодня ночью, во время взрыва, зараженные крысы и обезьяны по всему городу разбежались. Перекусали людей, теперь те на других бросаются.
   - А откуда ты... - начал второй, с погонами старшего сержанта, но младший его остановил, причем в глазах у него засветился интерес.
   - Продолжайте, пожалуйста.
   Врать так врать. Не объяснять же, что я на самом деле знаю?
   - Это эпидемия. Я врач, я знаю, я уже не раз столкнулся с такими за ночь. Они бросаются на людей, кусаются, не чувствуют боли. - я врал уже вполне вдохновенно. - У нас в приемном покое за сегодняшнюю ночь трое таких взбесилось. Их только пулей в голову можно убить, в тело они не чувствуют. И они смертельно опасны - укус, и ты заражен.
   - Точно. Так и было! А вы меня за дурака держите! - вдруг торжествующе закричал младший сержант. - Иваныч этой твари весь магазин в башку засадил, пока тот свалился. Я четыре пули из "ксюхи" в грудь ему влепил, а тому хоть бы хны! Слышишь, что доктор говорит? Ох, елки... он же укусил Иванова-то!
   - И где Иванов? - спросил осторожно я у младшего сержанта.
   - Домой с дежурства пошел. - немного растерянно ответил тот.
   - Давно?
   - Давно. - кивнул молодой. - Он почувствовал себя плохо, отпросился. А так у нас вот... час назад смена должна была случиться, да не случилась.
   - У Иванова вашего семья есть? - все так же тихо спросил я у них.
   - Есть, жена, две девочки... а что? - вступил в разговор старший сержант, заметно напрягаясь.
   - Пошлите туда кого-нибудь. Хотя... убил ваш Иванов уже семью свою, и съел. - махнул я рукой.
   - Как? - не понял сержант.
   - Вот так: ням-ням... - меня начала пробивать беспричинная злость непонятно на кого, возможно и на самого себя. - Если поедет туда от вас кто-то, пусть стреляет их всех, кто шевелится. Иначе они вас уже всей семьей сожрут. Да предупредите ваших наверху, чтобы дуром в квартиру не лезли. Один укус и смерть. Точнее - таким же станешь, кусаться начнешь, а потом уже помрешь, не сразу. Это как собачье бешенство, думайте. Думайте башкой!
   Последние слова я сказал, уже уходя, но все же услышал, как младший сержант взялся за рацию, вызвал кого-то и уходя я слышал, как тот говорил в нее: "Доктор здесь из "скорой" был. У них таких бешеных пруд пруди за ночь было. Не лезть туда, говорит, они заразные хуже чумных! Да!... Просто не суйтесь без защиты!". Я мысленно похвалил сообразительного младшего сержанта. Не стал тот объяснять все как есть, чтобы просто не послали подальше, а зацепил коллег тем, что больше всего напугает - небывалой заразой. А потом уже можно и подробности рассказать.
   Я уже подходил к своему вездеходу, как мимо, рыча мотором, пронесся милицейский "уазик" с обоими сержантами внутри. Наверное, поехали проверять семью того самого Иванова, который ночью высадил весь магазин пистолета в голову зомби, но был укушен.
   Я достал из кармана мобильный телефон, набрал номер Алины Александровны. Та узнала его по определителю номера, потому что она сразу встретила его словами:
   - Да, Сережа?
   - Беспорядок уже начинается. - известил я. - В городе атаки зомби, я сам был свидетелем. Один бросился на мою машину. Местами случается стрельба. Много разговоров об укушенных, которых увозит "скорая". "Скорая помощь" распространит заразу окончательно, похоже, что их никто и ни о чем не предупреждал. Я куплю все, что нужно, встречу своих друзей, и мы поедем в Садов. К вечеру в Москве начнется кошмар, это уже сейчас видно.
   На той стороне линии послышался тяжелый вздох, затем меня спросили:
   - Володя не звонил?
   - Нет, и не позвонит. - успокаивающим тоном ответил я. - Я только слышал об этом месте, куда его увезли. Это еще хуже чем Садов по режиму, где-то в Горном Алтае. Никто ему там никакой телефон не даст.
   - Сережа, вы мне правду говорите?
   В голосе у нее проскочило подозрение. Не вся лапша на ушах держится.
   - Конечно. - уверенно ответил я.
   - Приезжайте скорее. - попрощалась она со вздохом.
   Телефон отключился. Вот так и придется теперь врать, до самого Горького-16, или "Шешнашки", как его часто зовут, если мы туда доберемся. Я поехал дальше, объезжая толпу. После жилого района дорога шла через небольшой лесопарк, и там я увидел врезавшуюся в дерево и лежащую на боку карету "скорой помощи". Возле нее стояла одинокая милицейская машина с буквами ДПС на боку. Один из милиционеров заглядывал внутрь машины, а второй пристально смотрел куда-то в лес. Попробуем угадать, что же здесь произошло? Мертвый пациент обратился? Думаю, что угадал, могу купить себе пирожок.
   Снова набрал номер. Откликнулся молодой женский голос:
   - Привет, любимый.
   - Привет. - сказал я, затем спросил: - Ты сегодня в магазине?
   - Нет, я сегодня тренирую. - ответил голос. - А что?
   - Я тебя заберу. В городе беспорядки начинаются, думаю, что даже дети к тебе не придут. Может, я тебя из дома заберу?
   - Куда заберешь? - удивленная интонация.
   - В безопасное место. Потом объясню.
   Пауза, затем вопрос:
   - Мне что, вещи собирать?
   - Лучше всего. Собирай для природы, может быть, на даче отсидимся.
   - Вдвоем?
   - Нет. Леха, Вика. Еще там люди будут. Правда, большие проблемы накатывают.
   - Хорошо. Заезжай, потом обсудим. Но заезжай на работу, я все же поеду туда, в любом случае надо забрать кое-что, да и детей по домам распустить, если приведут.
   Я отключился, и решил, что теперь я поеду за новыми СИМ-картами для мобильного телефона. Моя нынешняя болтливость - уже излишество. Если меня точно не запеленгуют, то смогут запеленговать дачу, с которой мне звонили. А этого делать не надо.
  
  
   Начальник службы безопасности концерна "Фармкор" Пасечник.
   20 марта, вторник, утро.
  
   - Дегтяревы исчезли. Уехали в сопровождении человека, очень напоминающего помощника Дегтярева.
   - Крамцов? - переспросил Пасечник в трубку.
   - Охранник в доме, где живут Дегтяревы, фамилии не знает. Зовут Сергей. - доложил голос на линии.
   - Крамцов. - кивнул главный безопасник. - В квартиру входили?
   - Нет, рискованно. - ответили ему. - И дверь такая, что без шума не вскроешь. Но уверены, что там ничего интересного. Важно то, что все уходили с огромными сумками, и даже с собакой и котом. Похоже на переезд.
   - Возвращайтесь. - скомандовал Пасечник.
   Он сидел в кабинете Дегтярева, откуда тело директора института уже унесли. Все трупы пока складировали в холодильнике в подвале, который запитали от генератора. От генератора же питались и лампочки в здании. Сейчас здесь находилось около пятнадцати человек из СБ, а заодно и несколько оперов из Центрального следственного управления по г. Москве, которых прислали по просьбе самого Пасечника для того, чтобы они заворачивали всех других любопытных ментов.
   Группа из четырех человек закладывала заряды тротила во всех ключевых точках института. После отъезда всех в Центр здание планировалось взорвать под корень. Еще четыре человека были "силовиками", причем такими, применение которых обычно не афишируется. Подготовка у них была не спецназовская, скорее просто приемлемая, зато о моральной стороне своей работы они думали меньше всех, и в этом была их сила. Сейчас их отправили в квартиру Крамцова, чтобы устроить там засаду. Ерунда, конечно, тот не такой дурак, чтобы туда возвращаться.
   А еще одна группа, вся целиком составленная из бывших работников уголовного розыска, занималась главным делом - искала следы пропавших контейнеров с "материалом". Им уже удалось узнать, что Дегтярев несколько раз связывался с Крамцовым. Посланные "силовики" проникли тому в квартиру, и обнаружили, что жилец, судя по всему, съехал окончательно и в неизвестном направлении . Они выяснили номера машины Крамцова и даже хотели объявить ее в областной розыск, но в городском УВД им сказали, что искать машину теперь просто некогда и некому, в городе творится черт знает что. В общем, вежливо послали. И с этим Пасечник согласился и такую соблазнительную возможность найти потерявшегося Крамцова пришлось оставить.
   Путем опроса сотрудников, сидевших по домам, удалось выяснить, что у Крамцова где-то есть дача, но ничего точнее о ее местонахождении никто не мог сказать. Даже указать направление от города. Но все же хорошие связи есть хорошие связи, и буквально пять минут назад Пасечник послал во все областные организации, занимающиеся учетом и регистрацией недвижимости целую команду следователей из того самого ЦСУ УВД Москвы, потому что своих людей не хватало, да и удостоверения у настоящих ментов были поавторитетней, чем у его эсбэшников.
   Сам Пасечник для себя уже смирился с тем, что существующий уклад жизни летит в тартарары. Его семья примерно через час, собрав вещи, отправится в Центр в Тверской области. Объяснил они им необходимость такого отъезда грядущими гражданскими беспорядками. Их будут сопровождать такие же как Дима и Вася, самые надежные и проверенные, его личные "преторианцы", с удостоверениями сотрудников ГУ ФСИН и, как следствие, вооруженные до зубов. Прорвутся, потому что "пока еще не началось". Сам же он со своей командой должен был отсюда перебраться в усадьбу Бурко, откуда их и должны были эвакуировать.
   Вопросами эвакуации занимался не он, а друг детства хозяина бывший десантник Салеев, но Пасечник вовсе и не претендовал на первенство в этом вопросе. Он и сам считал, что лучше всего обязанности делить. В структуре "Фармкора" и в будущем княжестве Бурко ему логично переходила должность "Председателя КГБ". Салеев же брал на себя функции "Министра обороны". У них даже люди у каждого были свои, подобранные лично. У Салеева все больше вояки, из армейских или флотских, у Пасечника - МВД или иные "органы".
   Оспаривать же власть самого Бурко он не хотел. Ему и в своей шкуре было комфортно. К тому же он признавал, что Бурко умнее его. Умнее может быть не во всем, но прозорливей - наверняка. Никто вокруг Бурко не умел настолько хорошо видеть всю картину происходящего, как он сам. Да и относился к своим людям он так, что мало кому хотелось его предавать. Тот же Крамцов вообще-то совесть должен был иметь, а не сбегать с контейнерами, он со студентов работал за такую зарплату, о какой не всякий и мечтает. Бурко полагал, что если человек толковый, и работает с секретными материалами, от которых будущее компании зависит, то и платить ему надо так, чтобы не хотелось перебежать к конкурентам. Именно поэтому Бурко люди служили за совесть, а не за страх, хотя, при желании, страху он тоже мог нагнать.
   Сейчас Пасечнику было делать нечего, он ждал результатов. Дергать своих людей постоянными указаниями только для того, чтобы показать, что "начальство бдит" он тоже не любил. Поэтому стоял у окна, куря и наслаждаясь задуваемым с улицы холодным весенним ветром. Неожиданно он услышал звуки, которые не спутаешь ни с чем - вспышку автоматной стрельбы. Очереди то становились интенсивней, то реже, но стрельба не замолкала. Двое охранников, охранявших пролом, выскочили на улицу и стали что-то высматривать, показывая друг-другу руками на что то справа, то, чего Пасечнику не было видно из окна. Он не выдержал, высунулся наружу чуть не по пояс.
   Вдалеке, в зарослях кустов на пустыре, что-то происходило. Там виднелись фигурки омоновцев в городском камуфляже, какие-то тела кучами тряпья лежали на земле. Чуть дальше грязную поверхность пустыря пересекала серая полоска дороги, и по ней, не торопясь, от места боя уезжал серый джип на высоких колесах. "Правильно, мужик, беги отсюда подальше" - мысленно сказал Пасечник водителю серого вездехода, даже не подозревая, что обращается он как раз к разыскиваемому Крамцову.
  
   Мария Журавлева, мать двоих детей.
   20 марта, вторник, утро
  
   Маша Журавлева была матерью двоих детей, восьмилетнего Саши и четырехлетней Лики, рыжей, восхитительно хорошенькой женщиной тридцати лет, с ни капли не испорченной родами фигурой, миндалевидными зелеными глазами и очень белой кожей. Она собирала детей, собираясь вести Лику в детский сад, а Сашу в школу. Потом она поедет на работу в банк "МосФинанс", где с прошлого года возглавляет отдел, чем без меры счастлива.
   После случайной и трагической гибели мужа почти три года назад, растить детей одной было тяжело. Еще не оправилась от родов, и тут на нее сваливается такое горе. Повезло хоть в том, что при жизни Павел, ее муж, неплохо зарабатывал, и успел купить трехкомнатную квартиру в новом каркасном доме возле метро "Проспект Вернадского", и оставил машину, совсем новую "Рено Меган".
   Не имея возможности догулять "декрет", Маша досрочно вышла на работу в тот самый банк, в котором работала до гибели Павла. Работа помогла ей отвлечься от своего горя, да и дети скучать не давали. Вся ее совсем не высокая зарплата уходила на еду, детскую одежду и оплату няни, самой ей почти ничего не оставалось. В течение года она даже журналы не покупала, настолько экономно она жила. К счастью, управляющий филиала, пожилой дядек маленького роста, но с большим сердцем, Борис Львович Герцман, порекомендовал ее повысить до начальника отдела, искренне пытаясь помочь молодой одинокой матери. И помог. На нынешней же должности ей платили чуть не в три раза больше, не считая всевозможных бонусов, и жить стало не в пример легче. Но и работать приходилось много, так что спуску детям она с утра не давала, и все они всегда были одеты для выхода абсолютно своевременно.
   Они спустились на лифте, вышли в огороженный двор, где был припаркован их небольшой и симпатичный автомобиль. По крайней мере, он всем им нравился. Машина мигнула фарами, открывая двери по сигналу с брелка, дети полезли на заднее сиденье, а мама села за руль. Двухлитровый мотор тихо заурчал, как просыпающийся кот, и машина выехала на улицу. До детского сада было всего пять минут езды, а оттуда до школы - еще десять. На работу Маша обычно приезжала за четверть часа до начала рабочего дня. Ежедневные поездки были похожи друг на друга как две капли воды, и время она могла прогнозировать с точностью до минуты. Однако сегодня что-то пошло не так. И машин было меньше на улице, и людей, и вообще словно в воздухе что-то носилось нехорошее. Уже на подъезде к детскому саду она увидела две милицейские машины. Ближе ее не пропустили, подъездная дорожка была ими перекрыта.
   Приказав детям сидеть в машине, Маша подошла к одному из милиционеров, немолодому, с погонами капитана, и спросила, что случилось. Тот обернулся с явно заметным выражением лица в стиле: "Проходите, не толпитесь", но увидев Машино лицо, смягчился, и сказал:
   - Какие то психи забрались ночью в детский сад, напали на одну из воспитательниц. Можете ехать домой, сегодня уже они работать не будут. И если по-хорошему, то езжайте вообще домой, не выходите на улицу. Все как с ума сошли, всю ночь вызовы. Пятна на солнце, что ли? У всех психов обострение.
   Маша поблагодарила и вернулась к своей машине, чувствуя себя совершенно озадаченной. Можно сейчас отвезти Сашу в школу, но Лику девать некуда, нужно договариваться с няней, вовремя на работу она все равно не успевает. Надо звонить Борису Львовичу. Она извлекла из сумочки мобильный телефон, и набрала своего начальника. Герцман наверняка был уже на работе, он приходил невероятно рано, часа за два до открытия. Немолодой убежденный холостяк, он все свое время проводил в обществе финансовых отчетов, и лишь наедине с ними чувствовал себя по настоящему счастливым. Ответил он сразу:
   - Герцман.
   - Борис Львович, это Мария Журавлева. - затараторила Маша. - У меня возникли некоторые затруднения, и я могу опоздать. Дело в том, что неожиданно закрыли детский сад, причем закрыла милиция, и я не могу...
   - Машенька, подождите. - перебил ее начальник. - Что там происходит в городе, скажите мне? Уже половина сотрудников позвонила, и все рассказывают какие то странные вещи. Лена Вартанян из операционного зала даже сказала, что у нее в подъезде стреляли, и там полно милиции, и кто-то погиб. И милиция их не выпускает из квартир, пока кого-то не поймает.
   - Борис Львович, мне милиционер сказал, что какое-то массовое помешательство у всех психов сегодня началось. Он еще сказал, что... - закончить фразу она не успела, потому что в том месте, где стояли два милицейских "форда", вдруг громко и часто захлопало, раздались отчаянные крики, как будто кто-то от кого-то требовал, чтобы тот ложился.
   - Ой! - крикнула Маша прямо в трубку, и заскочила в машину, поближе к детям. - Борис Львович, они стреляют в кого-то! Милиция стреляет! У меня же дети в машине, как они могут!
   - Машенька, берите детей и немедленно езжайте домой. - закричал в трубку Герцман. - Все, к черту, я не открою сегодня филиал. Закрыто по техническим причинам, руководству скажу, что сбой системы. Будем сидеть здесь с охраной. Что же случилось в этом городе?
   Маша плюхнулась за руль, включила заднюю передачу, и быстро выехала на дорогу, причем так решительно, что какая-то "девятка" еле увернулась от нее и разразилась отчаянным бибиканьем. Стрельба было смолкла, но вдруг разразилась с новой силой. Маша решила не дожидаться развязки, и рванула домой. По пути она догадалась включить радио, городскую новостную станцию. В эфире шел разговор в прямом эфире, ведущий говорил с кем-то позвонившим по телефону, обладателем старческого голоса:
   "... - и вы это сами видели?
   - Я вижу это прямо сейчас. Они стреляли в этих людей, те падали, а потом снова вставали. Кто-то был ранен.
   - Это была милиция?
   - Они похожи на ОМОН, такие же пятнистые костюмы у них. А те, в кого стреляли, одеты по-разному, как все.
   - Почему милиция в них стреляла?
   - Я не знаю, но они не убегали от милиции, наоборот! Те стреляют, а эти идут прямо на них!
   - Сколько их было?
   - Несколько милиционеров, пять или шесть, и трое тех, убитых. Один милиционер ранен, кажется. Один из нападавших успел его схватить, но я не видел, как он его ранил".
   - Мам, о чем они говорят? - спросил Саша.
   - Я, Сашка, пока сама не пойму. - растеряно ответила Маша. - Что-то происходит в городе.
   - Это про тех, которые сейчас стреляли, говорили?
   - Нет, не похоже...
   Маша пультом подняла шлагбаум на въезде во двор, припарковала машину на свое место. Вывела детей, схватила их за руки и быстро повела в дом, в безопасность. Как будто в воздухе уже носилось предчувствие большой беды.
  
  
   Сергей Крамцов, уже не аспирант
   20 марта, вторник, утро
  
   Проезжая через город, я еще в двух местах заметил непонятную суету и присутствие милицейских машин. Кое-где видел людей, собравшихся группками, но для начала рабочего дня их было маловато. И машин на дороге. Все же город что-то чувствует, замечает. В воздухе повисло как будто предчувствие грозы. Серое мартовское утро, низкие тяжелые облака, грязь у тротуаров, оставшаяся после схода снега и еще не убранная, все это как гнет на душе.
   По радио тоже начали говорить о непонятных происшествиях, начавшихся этой ночью, и все больше и больше распространяющихся по городской карте. По слухам, уже первые сообщения о непонятных происшествиях поступили даже из Санкт-Петербурга. Вот что значит всего сорок минут полета. Инфицированный не успел бы даже почувствовать себя плохо, особенно если это была жертва укуса крысы, или что-то в этом духе, без серьезных повреждений. И уже в городе на Неве он бы обратился, и понес разносить эпидемию дальше. Или кто-то успел заразиться в Москве, а в Питере попал под машину. Погиб и воскрес. Надо бежать как можно дальше от Москвы. Чем больше людей, тем в страшнейший кошмар превратится это место вскоре.
   Магазин, в который я ехал, находился в переулке возле Проспекта Мира, неподалеку от Института Склифосовского. Во дворе клиники стояли омоновские автобусы, вокруг них толпились люди в камуфляже. Кто-то бегал по двору с оружием, тащили носилки с лежащим на них телом. Или началось поедание одних трупов другими в морге, или обратившиеся пациенты бросаются на остальных. Одним из немногих верных путей предотвратить эпидемию являлся бы запрет на оказание медицинской помощи укушенным, немедленная их изоляция или даже убийство, но кто сможет так поступить? И больницы вместо того, чтобы служить убежищем, превращаются в источник заразы.
   "Патруль" бодро ехал по полупустым улицам, я пару раз вильнул по переулкам и остановился у невзрачного, расположенного в полуподвальном этаже, магазинчика с зарешеченными окнами, на котором висела вывеска "Стрелец". Лехиной машины видно не было, но он всегда ставил ее во дворе.
   Я припарковал машину, сначала огляделся, лишь затем выбрался из нее и зашел в дверь, над которой мелодично блымкнул колокольчик. Я огляделся. Два маленьких зала, тот который слева - еще даже не закончен и закрыт для покупателей. В правом зале все забито всевозможной воинской и охотничьей справой, одеждой и обувью, разгрузками, с этим всем вперемешку палатки и резиновые лодки, стойка с радиостанциями и приборами GPS, пневматическое оружие, бинокли и прицелы, в общем - черт ногу сломит, а необходимость скорейшего завершения ремонта во втором зале видна невооруженным глазом. Но успеется. Хорошо, что на ремонт сумели денег набрать.
   За кассой сидела девушка Вика, смотрящая в экран подвешенного под потолок маленького телевизора, с волосами, покрашенными в "радикально черный цвет", убранными в конский хвост . Когда я с ней познакомился, то даже встречался с ней пару месяцев, хоть дело так и не дошло до постели. Вика - девушка с правилами, и все было вполне невинно. Но потом она ушла от меня к Лехе, а я даже ничуть не обиделся. Все же он мне не только лучший друг, но он еще с ней работал. Он был оружейником в гарантийке, а она в том же магазине работала в зале. По крайней мере, они теперь могли проводить вместе больше времени, чем она могла проводить со мной, постоянно пропадающим на работе. И мы все трое оставались друзьями.
   Наверное, не так уж я и влюблен был в Вику, чего не скажешь о Лехе. Вот у них сейчас все серьезно. А так мы вместе проводили отпуска, почти все выходные в теплое время они обитали у меня на даче, на шашлыках или на рыбалке. И вот однажды Вика пригласила с собой новую подругу, одну очень молодую и симпатичную тренершу по дзюдо. Среднего роста, стройную, стриженную под мальчика, русоволосую, со строгими серыми глазами и очень, очень хорошеньким лицом. Тренершу звали Татьяной, она любила поговорить о единоборствах и мотоциклах, и после первого долгого разговора она спокойно и без излишней застенчивости оказалась в моей кровати, где понравилась даже еще больше. Так Татьяна стала "моей девушкой", а в компании нас стало четверо, и мы достигли окончательной гармонии в отношениях.
   - Вик, привет. - поздоровался я, воздев правую руку в римском приветствии "Ave!".
   - Ой, Серега! Давно не видели. - обрадовалась она и позвала: - Леха!
   Вика поцеловала меня в щеку, а я поцеловал ее в щеку. Из подсобки вышел Леха - высокий, плечистый, белокожий, с короткими светлыми волосами, как с плаката какой-нибудь русской националистической партии. Крепко пожал мне руку и, по своему обыкновению, хлопнул по плечу.
   - Какими судьбами с утра пораньше? - спросил он и добавил: - На тебя не похоже.
   - Вы там... - я показал большим пальцем себе за плечо, подразумевая мир за стенами магазина "Стрелец". - Там ничего не заметили? Ничего странного? Необычного?
   - В смысле? - нахмурился Леха.
   Он вообще загадками говорить не любил, во всем предпочитая немедленную и полную ясность.
   - Суета. Стрельба местами. - я изобразил нечто неопределенное руками. - Милиция нервная. Людей маловато на улицах. Машин мало. Уже пора пробкам начаться, а улицы полупустые.
   - Это да. - согласился Леха. - Мы вроде как даже отсюда выстрелы слышали, но так и не поняли, откуда они. Новый путч начинается, что ли?
   - Нет, не путч. - скромно сказал я. - На самом деле начинается конец света.
   - Это ты о чем?
   Леха посмотрел на меня так, как будто хотел померить мне температуру взглядом. Но не преуспел. И температура у меня была самая нормальная, я это точно знал.
   - О том, что там на самом деле. - сказал я. - Слушать будете? Рассказываю один раз и только чистую правду. Повторять не буду, некогда.
   Леха скрестил мощные ручищи на груди и оперся задницей на прилавок.
   - Будем, говори. - сказал он.
   В общем, на рассказ у меня ушло минут тридцать. Прерывался я только тогда, когда в магазин заходил посетитель. Но заходили немного, так что рассказывал почти без помех. Обычно даже в будни с утра народу здесь больше.
   Когда я закончил, по выражениям лиц Вики и Лехи я понял, что мне вроде как поверили... но не вполне. Единственное, что их поколебало, так это сообщение о том, что Дегтярев застрелился. Они заочно знали моего научного руководителя, знали о наших отношениях и знали меня. Так тупо даже я не сумел бы пошутить. Однако и я их тоже понимал, рассказанное мною тоже не лезло ни в какие ворота.
   - Ладно, сейчас можете сомневаться, но к вечеру все станет ясно. В городе начнется кошмар. - подвел я итог своей речи.
   - Что ты предлагаешь? - спросил Леха.
   - Надо покидать город. - начал я предлагать. - У меня на даче семья Дегтярева. Я обещал их увезти в безопасное место, военную базу с мерами повышенной безопасности, где нас будут ждать, и где вы, Танька и я тоже сможем найти убежище. И Шмеля вызовем. Москва обречена. Здесь слишком много людей, зараза распространяется ураганно. Вскоре этот город будет натуральным отображением преисподней. Здесь миллионы людей, а вскоре будут миллионы ходячих мертвецов. Леха, твоя машина здесь?
   - Здесь, за магазином. - кивнул он на заднюю стену.
   - Хорошо. - сказал я. - Тогда начнем грузиться. И закроемся. Повесим табличку "Учет" на дверь и займемся подготовкой к концу света.
   - Ну, ты и нахал... - протянул Леха. - так прямо и закроемся?
   - А ты не просто закроешься. - ответил я. - Ты уедешь отсюда, сам знаешь куда, и привезешь оттуда патронов, столько, сколько получится. А Вика сразу начнет вызванивать Шмеля, пусть подтягивается.
   Леха был в настроении спорить, а спорить он мог долго. Всерьез он меня не воспринял, и шевелиться лишний раз ему было явно лень. А без него никак, он с половиной московских оружейных магазинов связан, он всех там знает, он был лучшим гарантийщиком, и только он сможет пополнить скудный наш боезапас. Оружие то и у него самого здесь есть в подсобке, что расположилась здесь в задней комнатке. Он там "Сайгу" для вящей безопасности держит. И дома у него ствол имеется. А вот патроны...
   У меня заранее начало падать настроение в предчувствии бесконечного спора, как вдруг случилось нечто, изменившее его мнение. Прямо перед магазином раздались выстрелы. Громкие и резкие как удары доской о доску. Мы разом пригнулись за прилавок - инстинкты сработали. Слышишь стрельбу - укройся, а потом уже выясняй, в кого стреляют.
   - Итить... чего это? - прошептал Леха.
   - То, о чем я тебе говорил. - довольно зло от собственного испуга ответил я. - Пошли, посмотрим.
   - А ну, пошли...
   Леха заскочил в подсобку и вышел оттуда с "Сайгой 12К" с резиновым амортизатором на прикладе. Тоже его произведение. Я сунул руку под куртку, к кобуре, но вытаскивать пистолет не стал - не такой уж он законный, чтобы его на улице светить без нужды. Так мы добрались до выхода. Я приоткрыл дверь, а Леха взял уходящие вверх ступени на прицел.
   - Пошли! - шепнул он.
   Я кивнул. Леха пошел впереди, я чуть сзади, сжимая пистолет под курткой и подстраховывая его. Поднялись на тротуар и увидели труп, лежащий буквально в десяти метрах от подъезда магазина. Во лбу две дыры от пуль, но крови почти не видно. Рядом стоял патрульный милицейский УАЗ, возле которого стояли три милиционера в форме, все с "ксюхами" в руках.
   - Эй, мужики, что случилось? - окликнул их Леха.
   Старший из милиционеров посмотрел на Леху, держащего ружье, но ничего не сказал. Может милиционер понял, что ружье наверняка легальное, а может им было уже все равно.
   - Психи в городе. - сказал патрульный. - Вы лучше у себя там запритесь и никого не пускайте к себе.
   - Что за психи? - изобразил удивление я.
   - А х... их знает. - пожал тот плечами. - На людей бросаются, говорят, что заразные. Бешенство или что-то в таком духе. Увидите кого-нибудь, кто кусаться лезет, так сразу и стреляйте ему в башку, коли ружье есть.
   Вид у милиционеров был безнадежно усталый. Откуда-то из-за поворота подъехала раздолбанная "скорая помощь".
   - Ну, вот и труповозка. - сказал старший остальным патрульным. - Поехали дальше.
   Они погрузились в УАЗ, который, зарычав мотором, тяжело тронулся с места.
   - Пошли Леха, собираться. - тронул я друга за рукав.
   - Подожди... - остановил он меня. - А чего это с ним?
   Я присмотрелся к лежащему трупу. Несмотря на холод, он был босиком, в тренировочных штанах и майке, все левое плечо было в следах укусов, оттуда были вырваны куски плоти.
   - Лех, я же рассказал тебе. Его жрал другой такой же, а потом этот обратился. Так все и происходит. Теперь ты мне веришь? Все понял? - надавив на "Все", спросил я.
   - Верю. Понял. Пошли. - последовательно ответил на все вопросы Леха.
   Видать, на самом деле сомнения его отпали. И действительно, в магазине Леха развил бурную деятельность. Он повесил на дверь под домофоном объявление с текстом: "В магазине учет. Если ОЧЕНЬ нужно - звоните", дважды подчеркнув слово "ОЧЕНЬ". Все же свинством будет закрыть магазин в такой момент. Нам все имущество оттуда все равно не вывезти. Хотя... если постараться...
   Дальше я еще раз переговорил с Лехой. Вроде как задачу ставил. На то, чтобы везти патроны для того, что у нас есть в наличии, и как можно больше. На бартеры пока желательно не договариваться, а за все платить деньгами. Даже отдал ему две тысячи долларов из своих запасов, а сам Леха, ничтоже сумняшеся, выгреб кассу.
   - Лех... Шмель не отвечает. - сказала от телефона Вика.
   - Вне зоны или не берет трубу? - уточнил Леха.
   - Вне зоны. - ответила она.
   - Если он в своей мастерской, то там сигнала во многих местах нет. - сказал Леха. - Сообщение ему отправь, и будем дозваниваться время от времени.
   Леха схватил пару больших сумок, пошел к двери, а я обернулся к Вике:
   - Начали, в общем. Пошли все разорять.
   Леха, схватив свою "Сайгу", причем уже совершенно открыто, убежал на улицу. Может, и я зря стесняюсь? Я выскочил следом, махнул рукой остановившемуся вдруг Лехе, мол "я не за тобой", и выволок из своей машины чехол с помповиком и патронами. А то и вправду, еще дернет кто машину, так останусь и без нее, и без ружья. С чехлом в руках сбежал по лестнице и ворвался обратно в магазин. Вика уже начала доставать из полиэтиленов большие "тактические" сумки и раскрывать их, чтобы упаковывать добро. Умница, прирожденный мародер.
   - Вик, держи...
   Я плюхнул перед ней на прилавок свой помповик в чехле. Она, как Лехина подружка, обращаться с ним умела прекрасно.
   - Заряди и пусть под рукой будет. - добавил я - Мало ли? Уже у дверей стреляют. Кстати, у тебя же есть ружье? Не здесь случайно?
   - Нет, откуда. - даже чуть удивилась она. - Дома, в шкафу.
   - Ладно, потом об этом. Держи мое под рукой, на всякий случай. - сказал я. - На складе есть что?
   - Под потолок. - Вика подняла руку над головой. - Завалит. Для второго зала весь товар уже здесь. Вместе выгребать будем.
   - Есть что стоящее? - уточнил я.
   - У нас все стоящее. -решительно заявила она, попутно заталкивая патроны в помповик. - Или "Спецоснащение", или "Армоком". Ерунды не держим. А тебе бы полезно побольше интересоваться ассортиментом магазина, в котором ты один из владельцев.
   Интересней всего мне был один шкаф в подсобке, где Леха держал всякие оружейные приблуды. Он подрабатывал тюнингом оружия заодно, так что что-то полезное у него всегда было.
   При осмотре верхней полки шкафа у меня сердце от радости подпрыгнуло. Пистолетная рукоятка на ижевские дробовики МР-133 и МР-153. Причем совмещенная со складным прикладом, который не блокирует УСМ. Что еще надо? Куда удобней, чем складной автоматный приклад, что у меня стоит. Какой-то он... не в кассу. Вскочил из-под стола, выбежал в торговый зал, где Вика громоздила горы всякого барахла возле огромных сумок, схватил свой дробовик, утащил в мастерскую. Еще через десять минут я проверял, как складывается каркасный приклад, и достаточно ли я затолкал под его резиновый затыльник овальчиков-надставок. Отлично! Затем вернул преобразившееся ружье Вике, продолжавшей трудиться в поте лица.
   В общем, в мастерской нашлось много полезного. Даже такая штука, как хорошие ружейные чехлы, в дальних поездках всегда пригодится. А так нашлись цевья и накладки на газовые камеры, все с планками Пикатинни, тактические рукоятки, пистолетные рукоятки эргономичной формы, выносные кнопки для ЛЦУ и тактических фонарей. И все ижевское, кстати, там такая фирма-производитель недавно открылась. Повезло. И еще немного от американской TAPCO оказалось. Все пригодится.
   Было у нас и немного оптики, тех же отечественных коллиматорных прицелов несколько штук, кронштейны, переходники, кольца. Этому вообще цены не будет. И коробка батареек россыпью. Все свалил в сумку, которую вытащил в торговый зал. Заметив меня, Вика подняла голову и сказала:
   - Помогай барахло собирать.
   Сейчас перед ней была настоящая гора ботинок с берцами на все сезоны. Все, как на подбор, американские "Коркоран", крепкие и непобедимые. Это Леха недавно умудрился здоровую партию их перехватить у разоряющейся фирмочки и завезти сюда. А вообще, самым большим дефицитом в тяжкие времена всегда становилась обувь. Даже одежду можно пошить и перешить, а для нормальной обуви нужен материал, и нужно умение. Возможно, что за эти ботинки мы через год себе танк выменяем. В общем, наш запас обуви всех размеров с трудом влез в две огромные сумки, как их не уминали и не перекладывали. Ну и ладно. Имелись у нас и резиновые сапоги, каким тоже ни сносу, ни цены не будет.
   А еще мы торговали военным камуфляжем, и он у нас самый разный, и зимний, и летний, и осенний. К моей радости, нашлось несколько коробок с "горками". Отличная штука. Анорак, он же парка, он же "кенгуруха" с капюшоном, брюки с хитрыми манжетами внизу, одновременно и в берцы, и поверх них расправляются, колени и локти укреплены, в штанинах вшиты резиновые стяжки, чтобы не парусило. Леха "горки" продавал, кстати, как энцефалитки, и шли они на "ура". Все ценили.
   Я сразу схватил один комплект "горки", берцы с носками, наколенники с налокотниками и штурмовые перчатки, которые у нас пошли в продаже почем зря с тех пор, как народ страйкболом и хардболингом увлекся, и метнулся переодеваться. Через пару минут я запихивал в рюкзак всю одежду, что снял. Как ни странно, но в практически военной форме и тяжелых, еще не обмятых берцах, почувствовал себя лучше и уверенней, как будто приготовился к драке. Покопался в шкафу, к своему удивлению нашел кордуровые поясные кобуры под "грача". Все остальное более или менее стоящее из кобур пересыпал в сумку. Один пистолет уже есть, может быть, в будущем еще разживемся.
   Вика тоже убежала на склад переодеваться, поддавшись заразительному примеру, а я начал классифицировать разгрузки. В армии разгрузки, наряду с водкой и берцами - самая расхожая валюта. И заменить их ничем нельзя, разве что самому шить. Поэтому я для нас откинул несколько комплектов подвесной "Смерш", а все жилеты упаковал в отдельную сумку, с навесными подсумками вместе. Это будет "обменно-торговым" фондом.
   Затем распорол полиэтиленовый пакет с одним из "Смершей", быстро натянул на себя и подогнал. Эта подвесная весь груз размещает низко и с боков, соответственно - центр тяжести оптимальный. На спину можно прицепить еще небольшой рюкзак-однодневку, на грудь - "лифчик" для магазинов, тот, что американцы зовут "чи-ком". А можно только "лифчик", например. То есть гибкость применения высокая, куда выше, чем в "тактическом жилете". И одежду не так прижимает к телу, меньше потеешь и меньше мерзнешь.
   Жаль, специально для "Смерша" нет подсумков на двенадцатый калибр. Но ничего, подойдет обычный охотничий патронташ, его через плечо закинуть удобно.
   После почти часа усиленной возни в торговом зале собралась куча аж из десятка огромных сумок и рюкзаков. А ассортимент в этом самом торговом зале почти иссяк. Мало что осталось. Последними поставили на зарядку четыре рации-трансивера "Айком", а всю остальную связь, вплоть до самой дешевой, вместе с приемниками GPS, тоже упаковали. Сели. В дверь магазина так никто и не постучался, да и перед окнами на тротуаре ноги тоже мелькали редко. Время от времени пролетали машины. Несколько раз слышались отдаленные выстрелы.
   - Чай будешь? - спросила меня Вика, утерев пот со лба.
   Я заметил, что и сам неслабо запыхался от долгой возни с кучей товара.
   - Нет, некогда. - отказался я. - Поеду в магазин за едой, а потом подхвачу Таньку в спорткомплексе.
   - А нам что делать?
   - Заскочите домой, схватите все, что там нужно, и езжайте за мной следом. Если задержитесь - дождусь вас на выезде с территории спорткомплекса. Прямо на газоне встану.
   - Хорошо. - кивнула Вика. - Леха с минуты на минуту будет, звонил. Говорит, что везет что-то.
   - Ну и отлично. И до дома вам отсюда пару минут. Как он приедет, я сразу сваливаю.
  
   Валерий Воропаев, глава строительной компании, зять.
   20 марта, вторник, утро
  
   Когда Валера познакомился с Ксюшей Братской, он понял, что поймал судьбу за хвост. Сначала она, Ксюша и судьба в одном лице, что греха таить, привлекла его не слишком - чуть сутуловатая, высокая, с узким лицом и улыбкой, некрасиво обнажающей десны, плоскозадая и плоскогрудая. Познакомились совершенно случайно, через знакомых его знакомых, на вечеринке в ресторане гостиница "Националь", которую устраивало агентство по недвижимости для своих клиентов и партнеров. Валера работал в агентстве, агентом, а Ксюша Братская оказалась там с подругой и по своей привычке вообще ни одну тусовку не пропускать. Там они и познакомились. Сначала она начала делать знаки внимания молодому спортивному мужику с широкой белозубой улыбкой, а потом и он ей, когда кто-то из начальства шепнул ему, что эта некрасивая девица - дочка "того самого" Братского.
   До того Валере везло не так, чтобы очень. Почти закончив военно-морское училище в Петербурге, он обнаружил, что больше погоны лейтенанта ВМФ не ведут к процветанию, и начал судорожно искать способ сойти с поезда. Получилось это лишь одним способом, для курсантов тех времен стандартным: пьянка, умышленное попадание патрулю, гарнизонная гауптвахта, отчисление "за дискредитацию" и служба в морской пехоте в Заполярье, правда всего год, до выхода в запас в звании старшего матроса.
   Сам из Мурманска, он вместо возвращения на родину, направил свои стопы в Первопрестольную, в поисках судьбы и лучшей жизни. К счастью, не с нуля, был у него там друг, с которым вместе учились в спортшколе, деля одну парту, вместе занимались самбо, уже давно перебравшийся в столицу с отцом-военным, и который теперь вроде как был "при делах" и звал туда не раз.
   Друг не подвел, валеркиному приезду обрадовался, отметил его как следует, и помог устроиться на первых порах. "Дела", при которых друг оказался, были уж очень специфические, а Валера в чистый криминал пока не рвался, поэтому друг нашел ему место на стороне. Влияния Володи, которого в миру знали теперь больше как Вову Самбиста, за поведение, за прошлое и за физические габариты, хватило на то, чтобы устроить Валеру на особых правах в "прикрученное" агентство по недвижимости, обслуживающее интересы той самой ОПГ, где далеко не на последнем месте числился этот самый Самбист.
   Жизнь более или менее наладилась. Затем агентство вывалилось из-под прямого контроля группировки, и было поглощено другим агентством, крупным и хорошо известным, которое крышевалось людьми в погонах и больших чинах, кому Вова Самбист со товарищи были совсем не конкуренты, почему они и предпочли просто отойти в сторону, сохранив лицо. Для самого Валеры это сработало только в плюс, доходы выросли, ну и с Володькой у них отношения не испортились - дружба у них была настоящая, с детства, какая не портится обычно.
   Денег ему хватало. Не то, чтобы купался в них, но снимать терпимую квартирку получалось, выбираться куда-нибудь с девушками, одеться, ну и на машину набралось - далеко не новую, но вполне приличную полноприводную "Импрезу" с турбомотором, о какой мечтал давным-давно. Так и жил - не тужил до тех пор, пока не познакомился с Ксюшей.
   Ксюша излишней застенчивостью не отличалась, и уже после второй их встречи Валера оказался у нее в постели, несколько разочарованный обильным дряблым целлюлитом и некрасивой отвислой грудью с огромными бледными сосками. Зато эта постельная встреча вдохновила его тем, что Ксюша намекнула на длительные и серьезные отношения, в том виде, каком она их понимала. Он не стал отнекиваться, подозревая, что уцепился за хвост капризному зверю удачи - и не прогадал. Свадьбу сыграли вскоре, а со временем и грудь с целлюлитом исправились - пластическая хирургия творила чудеса напропалую. Заодно и лицо во многих местах подправили, лучше стало. По крайней мере, кличка "Лошадка" стала от нее отлипать, а в светских тусовках все чаще стали называть ее за глаза Псюшей - за склочность.
   К тому же, что Валеру удовлетворяло полностью, Ксюша оказалась женщиной "общественно активной", то есть могла перемещаться с одного мероприятие на другое месяцами, вовсе не настаивая на присутствии мужа, который ей бы даже там мешал, отвлекая от главного - от себя. А Валеру же взял под крыло тесть, Петр Витальевич Братский, работавший на таких вершинах государственной пирамиды, о каких иной гражданин и не слышал, что такие вершины вообще бывают. Не то, чтобы Петр Витальевич полюбил Валеру как сына, он кроме себя никого не любил, и регулярно ему напоминал, что "с помойки тебя взял, и моей милостью живешь", но и милостей было много. И уже через полгода после свадьбы Валера возглавил новую строительную компанию, на которую как из рога изобилия посыпались государственные заказы.
   Работа была денежная, несложная, и, пожалуй, что и непыльная, к каким чаще всего относится известный термин "синекура". Валере хватило ума (а ума ему хватало почти всегда, дураком он вовсе не был) нанять нескольких толковых профессионалов и платить им достойным образом, поэтому на нем остались лишь контрольные и представительские функции. Ну и прибыль он должен был извлекать и делить - две трети Петру Витальевичу, и треть им самим с Ксюшей. Впрочем, треть тоже была куда как велика, Петр Витальевич потрошил госбюджет железной рукой, не стесняясь, и ни в чем себе не отказывая, так что на работу Валера ездил теперь не на хулиганской "Импрезе", а на аристократическом "Рэйндж Ровере", или продвинутой БМВ седьмой серии. Да и работа была не столом в агентстве, в общей комнате, а огромным кабинетом с панорамным видом на Москву-реку и здание МИДа. При этом он отдавал себе отчет в том, что его необходимость для ведения дела нужна была чисто номинально. Посади в его кресло манекен, и эффективность работы не изменится. Но это знал он сам, а для окружающих он был "успешным бизнесменом", и такой статус ему нравился.
   Личная жизнь тоже наладилась. Окончательно свихнувшаяся на тусовках Ксюша хоть и была ревнива, но мужа видела редко, а он же выдумал себе массу командировок на объекты, которые были разбросаны по всей стране, за время которых и отрывался, ни в чем себе не отказывая, впрочем, редко при этом на самом деле Москву покидая. Снимал он себе пристойную квартирку в центре, куда и водил девиц вроде стриптизерш или даже вовсе официанток - "гламурных" он не любил, собственно говоря, поэтому и не попадался, наверное.
   Единственной трудностью в жизни Валеры были семейные визиты в резиденцию тестя и тещи по большим праздникам. Долгое сидение за столом, во время которого тесть рассказывал все больше о своей бесконечной мудрости, а теща "грызла мозг", как определял этот процесс он сам, избегая нецензурных определений. Но к счастью, такие обязательные визиты совершались в год не чаще четырех или пяти раз, так что перетерпеть все это было можно. Так что последние годы жизни можно было считать вполне благополучными - хорошее деньги, поездки, дом на мысе Антиб и квартира в Лондоне, в Вест-Энде, в общем, жить можно. Так и жили, беспечно и бездетно, ни в чем друг друга не стесняя.
   Не расстался Валера и с Вовкой Самбистом, который тоже заметно цивилизовался и звался теперь Владимиром Аркадьевичем. Теперь он уже возглавлял свою группировку, после безвременной кончины предшественника, процветал и даже косил под "успешного бизнесмена", хоть и не слишком активно. Впрочем, он остался завзятым холостяком, любителем саун с девицами и дорогих борделей, какие интересы делил с ним и Валера, так что время они проводили вместе и весело. К тому же Самбист связей в кругах "коллег" имел немало по всей России, поэтому несколько раз оказывал серьезные услуги компании "Спецмонтаж", которую Валера и возглавлял. В общем, дружба крепла.
   Сегодня он проснулся по будильнику, в пустой супружеской спальне, совершенно один. Ксюша улетела на Лазурный берег на какую-то то ли свадьбу, то ли развод, но все это должно было отмечаться на борту огромной яхты. Звала и его, все по-честному, и он бы даже полетел, поскольку с хозяином вечеринки был в приятельских отношениях, но на этот раз действительно не смог, дела держали. Тесть на завтра организовал его встречу с большим человеком, заведующим федеральным имуществом, и разговор шел о передаче в управление немалого количества объектов. Если бы Валера это пропустил, то папа-Братский компанию "Спецмонтаж" разорвал бы и съел, а скорее всего, выкинул бы оттуда Валеру без всякой пощады. Речь шла о миллиардах.
   Поэтому он встал и, зевая на ходу, поплелся на кухню, шаркая по теплым керамическим полам аристократичного вида замшевыми зелеными тапками с золотыми вензелями. И принялся варить себе кофе, потому что прислугу на время отсутствия жены всегда отпускал.
   Заглянул в холодильник и обнаружил там торт "тирамису" в прозрачной упаковке, который сам купил вчера по пути домой. Он был каким-то "приманьяченым сладкоежкой", мог обходиться без сладкого месяцами, или вдруг купить целый торт и сожрать в один присест. Как сейчас и вышло, хотя половина торта еще оставалась на месте.
   Зазвонил телефон.
   - Алло.
   - Как сам? - послышался в трубке голос Вовки.
   - Да нормально, живой. - зевая, ответил Валера. - Даже без признаков абстиненции. А ты как?
   Вечер вчера они закончили в сауне, в компании девок, и еще двух приятелей, но против обыкновения, сильно не напивались. Вообще оба были не дураки насчет "на пробку наступить", так что всякое бывало.
   - Да я нормально тоже. - ответил Самбист и спросил: - До тебя слухи новые дошли?
   - Это какие? - не понял Валера.
   - Да беспорядки какие-то начинаются. Мне тут мусор знакомый маякнул, что даже из области в Москву ментов перебрасывают, местные не справляются. Стреляют даже в городе. Не слышал?
   - Неа, не слышал ничего. - ответил Валера, попутно пытаясь не уронить с чайной ложки здоровенный кусок торта и балансируя им возле рта.
   - Ты чего там, жрешь, что ли? - поинтересовался Самбист.
   - Ну, вроде того. - ответил Валера. - Торт вчера купил и фигачу.
   Манера общаться друг с другом у них с самого детства не изменилась.
   - Фигасе. Когда успел?
   - А на обратной дороге, уже здесь, на Рублевке. - ответил Валера.
   Тоже признак его нынешнего успеха. Этот дом не был прямым подарком тестя - все деньги до копейки за него были выплачены Валерой лично. Пусть и не Горки-10, но Николина Гора тоже куда как неплохо. А кусок торта все же угодил в рот, и был проглочен.
   - Ладно, жри, смотри, чтобы булки не слиплись. - гоготнул Самбист. - Так о главном, чего звоню-то... Какие-то дела нехорошие в Москве, ты бы поостерегся.
   - А чего именно стеречься надо? - насторожился Валера. - По мне, так чтобы тестя с работы не скинули, главное.
   - Да тут такое болтают, что и сам не верю. - как-то странно ответил собеседник, пропустив шутку про тестя мимо ушей. - Но при этом вроде бы такие люди говорят, что и не верить грешно. Эпидемия бешенства какая-то по городу пошла. Люди друг на друга бросаются, трупов куча. Или я дурак, или одно из двух, но в любом случае, поопастись бы надо.
   - А ты где? Дома? - спросил Валера.
   - Пока дома, а сейчас ребята заедут, по делам сгонять надо. - ответил Самбист. - Ты звони, если чего. Или если узнаешь интересное - тоже звони, понял?
   - Давай, Вовка, удачи. - пожелал другу Валера. - Береги себя. Я позвоню.
   Собеседник отключился, а Валера изрядно озадачился. Подумал было позвонить тестю и узнать у того, что слышно, но больно уж общаться не хотелось, просто разговаривать и не хамить тот просто не умел. Позвонить жене? А зачем? К жене как таковой он был равнодушен, как и она к нему, в общем, и перезваниваться у них привычки не было. Тогда он поступил проще - включил телевизор. Но так ничего нового и не узнал. Ни намека.
   Что еще оставалось? В любом случае, сегодня у него тоже дел хватало, тесть толкал его в новый большой проект, так что ехать надо было. Ну а насчет "психов, на людей кидающихся"... На этот счет он тоже давно обеспокоился, помог человек из охраны тестя, порешавший нужные вопросы с нужными разрешениями. Валера прошел в кабинет, открыл ящик письменного стола и выловил из него серую пластиковую коробку с застежками, раскрыл ее.
   На сером поролоне подкладки лежал черный пистолет с двумя магазинами. На затворе надпись МР-446 "Viking". Кроме коробки, нашлась в столе и черная синтетическая кобура с наплечными ремнями, и две коробки с патронами, с надписью белым по зеленому "Ремингтон". Валера достал одну коробочку, открыл. Примерно половины блестящих латунных цилиндриков, торчащих донцами из пластиковых поддончиков, не хватает - это он оружие на природе опробовал. Понравилось оружие, кстати, хоть и напугало в один момент - Валера попытался "по-боевому" заменить магазин, с патроном в патроннике, а пистолет вдруг пальнул сам. Такая вот конструктивная ошибка. Но в остальном отлично - и ухватист, и спуск плавный и нежный, и вообще с виду ничего. И самое главное - легальный, и все требуемые разрешения, кем надо подписанные, на него есть, не прикопаешься. А вот это уже многого стоит.
   Вынимая по одному патроны из гнезд, он быстро снарядил оба магазина, после чего натянул кобуру на сорочку и ловко ее подогнал. Сунул в нее оружие, приятной своей тяжестью придавшее уверенности, воткнул запасной магазин в гнездо, и натянул сверху твидовый пиджак. Не слишком удобно, но если не застегивать, то и кобура не заметна на его еще вполне атлетической фигуре - Валера хоть и прибавил килограмм десять излишков за последние годы, но все же спортзалом не пренебрегал, и на тренировки ходил регулярно, любил это дело с детства. Да и вообще был мужиком здоровым.
   Через пять минут со двора, в автоматически распахнувшиеся решетчатые ворота, выехал бледно-зеленый "рэйндж ровер", и взрыкнув большим мотором, покатил по улице поселка в сторону Рублевки, на которой уже собирался утренний поток машин, идущих в город в состоянии перманентной пробки - шоссе было узким, а народу вокруг него жило много.
   К его удивлению, движение было не таким интенсивным, как обычно. Машин было эдак раза в два меньше, чем обычно, и он почти что пулей долетел до МКАД. Рублевка в городе тоже поразила пустоватостью, зато он несколько раз видел милицейские машины, несущиеся куда-то с включенными мигалками. Обычно они так часто не попадаются, поэтому он сразу уверовал, что в городе что-то происходит. Да и как не поверишь, Вовка зря трепаться не будет, не тот человек, чтобы зря балаболить.
   Ближе к Кутузовскому машин стало немного больше, и на развязке ему даже пришлось потолкаться, хоть и не так долго, как обычно. Но все же приехал в офис он минут за пятнадцать до того времени, к какому приезжал в другие дни. Рекорд своего рода, а это значит, что точно движение уменьшилось, а не показалось ему. Бросив машину на стоянке у входа, на которой было сегодня на удивление много свободных мест, оно пробежал к подъезду офисной высотки, придерживая рукой норовящие распахнуться пальто с пиджаком - кобуру светить не хотелось. Поздоровался с каким-то напряженным охранником на входе, направился к лифту.
   У лифта топтался Посохов - одетый у лучших лондонских портных благообразный мужичок, еще из советской комсомольской номенклатуры, который теперь называл себя "инвестором", и на самом деле колотил неслабые деньги на обязательной автогражданке, беспощадно используя свои старые связи.
   - Валерий Палыч. - улыбнулся он, сверкнув безукоризненными зубами "от лучших стоматологов" и протягивая руку - сухую и вялую ладонь, которую Валера, парень крепкий и сильный, каждый раз пожимал с некоторой опаской - как связку толстых макаронин. - Как дела? Что слышно?
   - Да вот слышно... непонятное. - ответил Валера, подозревая, что Посохов должен знать больше и надеясь, что он его просветит.
   - Верно, непонятное - вздохнул Посохов. - Мне несколько человек звонили, говорят разное, и секретарши на работе нет и дозвониться до нее никто не может. Даже кофе сварить некому.
   Это он так пошутил, наверное. Вообще-то насчет его секретарши - манерной и томной двадцатилетней девицы, слухи ходили совсем другие, что она не только кофе варит.
   - А что точно говорят? - спросил Валера, пропуская Посохова в распахнувшиеся перед ними с мелодичным звоном двери лифта.
   - Да разве поймешь? - вздохнул он. - Все разное говорят. Я ребят из охраны попросил по своим друзьям уточнить, что же именно происходит. Они у меня из МВД все больше, служили там, должны выведать.
   Еще Посохов был известен тем, что никуда не ездил без как минимум четырех телохранителей и джипа сопровождения, хотя Валера был уверен, что этот финансовый паразит точно никому не был нужен и ему ничего никогда не угрожало. По крайней мере до тех пор, пока плательщики страховых взносов не заинтересуются, кто именно и через какие схемы крутит их трудовую копейку. Но если узнают, то Посохову никакая охрана не поможет.
   - Если разузнают, то вы не сочтите за труд, наберите меня. - попросил Валера. - А я вам позвоню, если новости будут.
   - Договорились. - кивнул Посохов, снова протягивая руку Валере.
   Лифт остановился и Посохов вышел. Валера посмотрел с неприязнью на его худую спину под пиджаком в тонкую полоску и нажал на кнопку своего этажа. Лифт мягко тронулся, и через минуту Валера вошел в приемную своего офиса, где уже сидела за столом и пила чай из большой зеленой кружки Татьяна Борисовна, дама за сорок, в строгих очках и без всякой косметики, напоминающая строгую училку из детского фильма.
   - Доброе утро, Валерий Павлович. - поздоровалась она. - Чаю или кофе хотите?
   - Если чайку сделаете, благодарен буду. - улыбнулся ей Валера. - Что слышно?
   - Слышно, что Свиридов и Пономаренко на работу не придут. - ответила секретарша. - Позвонили оба, сказали, что какие-то серьезные проблемы у них.
   -А что за проблемы? - задержался в дверях кабинета Валера.
   Татьяна Борисовна несколько замялась, и Валера правильно оценил причину заминки - она не решалась повторить то, что слышала. Она всегда слыла дамой разумной и словами взвешенной, к сплетням не склонной.
   - Татьяна Борисовна, мне с утра уже всякое рассказывали. - улыбнулся он. - Не стесняйтесь, говорите.
   - Ну, в общем... - она вздохнула, затем продолжила: - Что-то в подъездах у обоих случилось, вроде бы даже убийства. И вроде бы милиция все заблокировала, выходить не дает. Странно, что два человека повторяют одну и ту же историю.
   - Понял... - задумчиво кивнул он и зашел в кабинет.
   Кабинет был велик, пустоват - Валера любил минимализм в обстановке - а еще из гигантского окна во всю стену открывалась великолепная панорама Москвы. Валера, повесив пальто на вешалку, подошел к окну и остановился у стекла, доходящего до пола, чувствуя исходящий от него холод. Сейчас панорама великолепием не поражала - город, серый и мрачный в это весеннее утро, лежал перед ним, своим видом вгоняя в глухую тоску.
   - Ну, и что же к нам пришло? - спросил Валера сам себя. - Что там случилось?
   И ничего себе не ответил. Зато внутри него, где-то в самой глубине, начала укореняться уверенность, что случилось нечто очень плохое, такое, чего раньше этот мир не знал. Почему так - он бы даже сам себе обосновать не смог, но уверенность крепла и крепла.
  
  
   Председатель Правления компании "Фармкор" Александр Бурко.
   20 марта, вторник, днем
  
   Семьи самого Бурко и его приближенных уехали в сторону Твери около часа назад. Колонна из нескольких черных "лэндкрюзеров" вышла из ворот, а на освободившееся место въехали сразу три тентованных КамАЗа. И теперь целая бригада крепких и молчаливых грузчиков паковала мебель, книги, картины. Бурко не собирался бросать ничего из своих любимых вещей. А в Центре специально для него и его семьи был выделен третий этаж так называемой "Гостиницы". Первые два должны были занимать его приближенные с семьями, такие как Салеев, Домбровский, Пасечник. Эта территория отделена была от остальной забором с проходной. Внутри же было сделано все, чтобы жизнь обитателей была комфортна. Два теннисных корта, бассейн, зеленые газоны с детской площадкой. Немного, в общем-то, но в случае всемирной катастрофы мало кто рассчитывал на жизнь роскошную.
   Сам Бурко с радостью был готов поменять нынешнюю жизнь на ту, которая ждала его впереди. Таких настроений ему добавляла суета в его кабинете, который превратили в штаб, установив, где можно средства связи, компьютеры, дополнительные телефоны. Во дворе и доме прохаживались патрули в военной форме, уже с документами сотрудников ФСИН, с новенькими АК-74М на плече. И вроде бы и форма обычная для военных у них, но все же что-то не то. Слишком новый и слишком современный у всех камуфляж, из специальной ткани, "размывающей" тепловую сигнатуру тела, у всех легкие и прочные, маленькие как хоккейные, арамидные шлемы в чехлах, ботинки из "баллистической ткани", которую даже осколки не пробивают. Легкие бронежилеты под модерновыми разгрузками, у каждого на шлеме крепление для ночных очков и сами очки в специальном футляре на разгрузке, рядом с ночником к автомату. Увидел бы кто такую роскошь, и поразился, как хорошо снабжать российских "силовиков" стали.
   Соседи Бурко вдруг начали держаться от него подальше и даже старались не проезжать мимо его ворот. Неправильно поняли изобилие вояк на его территории. Решили, видать, что пришли Бурко "брать" со всей возможной помпой. У нас это любят.
   А между тем даже сам Бурко приоделся в нечто военное по стилю. Крепкие ботинки, брюки хаки, военного покроя свитер с тканевыми вставками в плечах и пистолет в кобуре на поясе. И чувствовал себя самым настоящим командующим. Романтика поперла, короче.
   Разочаровывал, правда, Пасечник. Ему никак не удалось поймать семью Дегтярева и Сергея Крамцова, сотрудника института, который эту семью увез в неизвестном направлении. По тем материалам, которые Пасечнику удалось получить от компании - оператора сотовой связи, удалось выяснить, что был один звонок с телефона Дегтяревой на телефон Крамцова. Затем звонок с телефона Крамцова на неизвестный ранее номер, принадлежащий некоей Татьяне Лапиной. Резонно предположить - девушке Крамцова. Удалось установить примерные районы нахождения Крамцова и Лапиной, в зоне действия какой "соты" они были в тот момент, а вот с Дегтяревой так не получилось, Бурко не понял, в чем проблема с этими загородными ретрансляторами. Но было известно, что звонили из области.
   Впрочем, Пасечник считал, что все скрываются у Крамцова на даче, а сам Крамцов сейчас в городе, затаривается запасами. О нем удалось узнать то, что служил, воевал в Чечне, в составе разведроты в мотострелковом полку, увлекался внедорожными гонками и владел оружием, причем в обоих смыслах - имел оное и умел его применять. Хобби у него такое. Известно было все о нем, кроме адреса пресловутой дачи. Но его должны были добыть проплаченные стражи закона.
   Салеев ему доложил, что "Ковчег" осуществляется по графику. Семьям всех служащих "Фармкора", которым выпал жребий "жить", дали время собраться и приготовиться к эвакуации. Их предупредили о грядущих беспорядках, люди слышали стрельбу, поэтому с благодарностью принимали предложение переждать тяжелое время в безопасном месте.
   К вечеру в город должны были войти небольшие колонны. Каждая состояла из автобуса, куда грузили людей, большого грузовика для багажа, люди везли с собой многое, и с каждой из таких колонн шли два легкобронированных внедорожника "Тигр", в каждом из которых сидели четверо вооруженных до зубов "сотрудников ФСИН", находящихся "при исполнении". В одной из машин в багажнике лежал пулемет ПКМБ с огромным запасом патронов, во второй - такой же новенький автоматический гранатомет АГС-30. Установить их на турели - дело секунд. Кроме того, еще по два вооруженных бойца находились в автобусе и грузовике. Немалая сила.
   Все эти колонны выходили из города по Ленинградскому шоссе, где в дальнейшем собирались в общую колонну на гигантской парковке за одним из торговых центров, после чего все вместе двигались в Тверскую область, в Центр. И там они должны были расселяться по казармам и общежитиям, на территории, укреплением которой занимались уже сейчас местные рабочие фабрики, и вояки, находящиеся в Центре. И все эти люди должны были в будущем составить костяк нового народа, народа, управляемого Александром Бурко, сильного и агрессивного в новом мире. Народа, который будет производить лекарства, которых всегда не хватает, и народа, у которого будет Вакцина. Вакцина от НеЖизни.
  
  
   Мария Журавлева, мать двоих детей.
   20 марта, вторник, днем
  
   Маша Журавлева усадила детей в гостиной за мультики, а сама ушла на кухню, где налила себе чаю и включила телевизор. Пощелкала каналами, пока не наткнулась на московский городской, но там о происходящем на улице не говорилось ни слова. На центральных каналах тоже шли обычные утренние передачи, для детей и домохозяек. Она переключила телевизор в режим радиоприемника и после недолгих поисков настроилась на две городских новостных станции. На радио уже говорили о том, что происходит в городе, но именно - говорили. Потому что "знать" и "говорить" - вещи разные, и зачастую они совершенно не обязательно идут рука об руку. Похоже, что знали на радио мало. Версии выдвигались разные, одна другой противоречивей, в студию звонили очевидцы каких-то происшествий, просто любопытные и желающие хоть что-то сказать в эфир, все это периодически прерывалось рекламой.
   С чашкой чая в руках она подошла к окну. Утро было серым, пасмурным, двенадцатиэтажные панельные дома напротив смотрелись особенно старыми и обшарпанными. Широкий газон между ними и дорогой, скорее даже сквер, тоже выглядел грязно. Зеленой травы пока еще не было, и на нем были лишь отдельные участки травы желтой, прошлогодней, освободившейся из-под сошедшего снега. Стандартный московский серый и грязный март. Людей на тротуаре было не много, и шли они быстро, как будто торопились куда-то добраться. Машин тоже было меньше, чем обычно.
   Внимание Маши привлек появившийся из-за угла стоящего напротив дома человек. Странным было даже место, откуда он вышел, потому что дорожка, ведущая к подъездам и соседним домам, проходила с другой стороны, и человек был вынужден идти по сырому, раскисшему газону. Второй странностью было то, как он одет. На нем был какой-то пятнистый свитер и черные брюки, но куртки не было. Не совсем подходящий наряд для конца марта. Но, приглядевшись к его походке, она поняла, что перед ней пьяный, и это все объясняет. Если человек пьян настолько, что ходит раскачиваясь, то он может и куртку потерять, и зайти в такое место, куда нормальный человек не зайдет. Хотя он скорее даже не раскачивался, но походка была дерганая и какая-то... непонятная. Координация движений у пьяного была явно не на высоте. Человек замер, уставившись в одну точку перед собой.
   Маша бросила взгляд на часы - по времени должны были начаться новости по телевизору, по первому каналу, и она отошла от окна. Взяла "лентяйку" со стола, переключила каналы с радио на телевидение. Почти сразу же появилась заставка выпуска новостей, но в анонсе так ничего и не прозвучало по поводу беспорядков и стрельбы в городе. Странно. Простояла минут десять у телевизора, не отрываясь от экрана, держа в руке чашку с недопитым, и уже остывшим чаем, но так ничего и не узнала. Переключила несколько каналов, но по всем шла обычная утренняя "солянка". Тогда она вновь включила радио. Одна из станций работала в прямом эфире в диалоговом режиме, и они там хотя бы пытались разобраться, что происходит в городе, но мнений было больше, чем участников.
   Где-то вдалеке послышались звуки, будто ломают сухие деревянные рейки. В другой день Маша на это не обратила бы внимания, но сегодня она такой звук уже слышала. Слышала, когда милиция начала стрельбу возле детского сада. Она подбежала к окну, выглянула, но ничего не увидела. Стреляли где-то далеко. Вскоре стрельба прекратилась. Маше попался на глаза давешний пьяный. Сейчас он стоял посреди газона и крутил головой. По тротуару быстро проходили люди, он иногда делал такое движение, как будто хотел к кому-нибудь подойти, но не успевал, потому что соображал медленно. Маша подумала, что следовало ли человеку так напиваться в такую рань? Или он со вчерашнего дня еще не "просох"?
   Пьяный между тем подошел совсем близко к тротуару, и стоял там, беспомощно оглядываясь. Странно, но ему до сих пор явно не было холодно, несмотря на отсутствие теплой одежды. Со двора вышла немолодая и очень полная женщина, в коричневом пальто, вязаной шапке и с сумкой в руках. Она шла вперевалку, медленно, по дорожке, ведущей со двора на улицу, и приближалась к пьяному со спины. Тот, по всей видимости, услышал ее шаги и пыхтение, потому что повернулся и своей спотыкающейся походкой пошел к ней. Женщина увидела его и сделала рукой жест "отвали", но пьяный не прореагировал. Маша видела, как женщина пригляделась к пьяному повнимательней, остановилась, а потом Маша услышала какой то протяжный звук, как будто у кого то закипел чайник со свистком. Она не сразу сообразила, что это визжит толстая женщина на улице. Женщина даже сделала движение, как будто собирается бежать, но была слишком тучна, чтобы суметь это сделать. Приблизившись к ней, пьяный неожиданно ускорился, перейдя если не на бег, то на быстрый спотыкающийся шаг, схватил ее руками за пальто и повалил вперед, наваливаясь на нее сверху.
   У Маши глаза из орбит полезли от удивления и страха. Когда пьяный бросился к толстухе, она уже поняла, что у него агрессивные намерения. Она ожидала, что он ее ударит, может быть начнет грабить, но не то, что он повалит ее в грязь, навалившись сверху... и зачем? Что он делает? Со стороны выглядело, как будто он пытается поцеловать барахтающуюся под ним женщину, но разглядеть что-то детальней было невозможно, не позволяло расстояние. Неожиданно пьяный поднялся с женщины, схватил ее за руку, потащил в сторону, как тюк с тряпьем. Женщина не шевелилась. Он прижался лицом к ее ладони, и Маше показалось, что он жует ладонь женщины. И еще Маша не могла понять, почему женщина не шевелилась? Не убил же он ее? Хотя... Машу обдало холодом с ног до головы. Он что, убил ее зубами?
   Чувствуя, как у нее от страха отнимаются ноги и леденеет спина, она поставила чашку на подоконник. Она должна разглядеть, что там происходит, должна понять, или она решит, что сошла с ума. Как это сделать? Видеокамера! Она купила видеокамеру, чтобы снимать детей, и сейчас она лежала в гостиной, в шкафу. У видеокамеры есть цифровое увеличение, можно все увидеть в видоискатель. Она побежала в комнату, где дети смотрели "Том и Джерри", открыла шкаф, достала оттуда камеру. Включила. Замигал индикатор низкого заряда батареи. Зарядное устройство лежало там же, и она тоже прихватила его. Со всем этим она прибежала на кухню, воткнула штекер кабеля в камеру, поискала, в какую розетку воткнуть вилку. В конце концов, решила выдернуть из сети микроволновку, воткнула в нее "вилку". На видоискателе камеры появилась надпись "Зарядка" и на индикаторе с изображением батарейки появилась бегущая полоска. Маша вскинула камеру и максимально приблизила к себе изображение. Сначала объектив сфокусировался было на оконном стекле, отчего все расплылось, но затем он захватил пьяного и по-прежнему лежащую на земле женщину. Лицо пьяного приблизилось так, как будто он находился прямо перед окном.
   Маша все увидела сразу, но объяснить себе, что же она видит, смогла лишь через пару минут, когда снова поймала дыхание. Лицо пьяного было до самых глаз измазано кровью, как и рука женщины, которую он держал. Он сидел прямо в грязи и жевал. Что жевал? Маша увидела, как пьяный открыл рот, вцепился зубами в толстую окровавленную кисть, задергал головой, силясь оторвать кусок плоти, оторвал все же и начал его заглатывать.
   - Мамочка моя... что же это? Что он делает? - прошептала она.
   Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, и ее чуть не вырвало. Она часто задышала, подавив приступ тошноты.
   Двое людей, пожилые мужчина и женщина, проходившие по тротуару остановились напротив лежащей в грязи женщины и "пьяного", что-то закричали им. Женщина размахивала руками, но сделать они ничего не пытались. И Маша чувствовала, что им нельзя подходить близко к происходящему перед ними, что это опасно, невероятно опасно. Она даже хотела, чтобы они не обратили внимания на то, что видят, и как можно быстрее прошли дальше, как можно дальше от этого кошмара.
   Неожиданно "пьяный" выпустил руку лежащей толстухи и начал подниматься на ноги. "Бегите же!" - прошептала Маша, как будто пожилая пара могла ее услышать. И вдруг, к ее ужасу, начала подниматься и толстуха. Маша была уверена, что та мертва. Вся грязь вокруг нее была буквально пропитана кровью, "пьяный" отрывал зубами и пожирал ее плоть, а она на это не реагировала, и вдруг она зашевелилась и начала вставать. Она не пыталась зажать жуткие раны на руке или шее, она оперлась прямо в грязь изорванной ладонью. В видоискателе камеры все было видно, как будто ты сидишь в первом ряду.
   Пожилая женщина сделала шаг в сторону толстухи, явно что-то спрашивая, но мужчина уже заподозрил неладное, и удержал ее. Маша вновь оторвала взгляд от видоискателя, посмотрела просто в окно, не опуская камеру, правда. Со стороны ее дома в сторону пожилой пары бежал человек в темно-синей форме, с желтыми шевронами на рукавах. Правой рукой он придерживал кобуру на поясе. Маша узнала его, это был Сергей Сергеевич, сотрудник охранного агентства, постоянный дежурный охранник из их дома, в прошлом военный, кажется. Он явно что-то кричал пожилой паре и махал им рукой, призывая их идти к нему. Между тем "пьяный" пошел к ним, а следом за ним, тяжело переваливаясь, поковыляла окровавленная и испачканная в грязи толстуха. Маша вдруг поняла, что сейчас должно случиться что-то еще более страшное, чем то, что она только что видела.
   Пожилой человек схватил свою жену за руку, и потащил ее назад, но она почему-то уперлась, вырвала свою руку из его руки. Маше показалось, что она просто не любит, чтобы ее куда-то тащили. Пока она демонстрировала характер, "пьяный" успел схватить ее за плечо, попытавшись свалить ее таким же толчком вперед, как он свалил толстуху, но пожилой мужчина удержал ее на ногах, отталкивая своего противника.
   Сергей Сергеевич подбежал к ним, с силой оттолкнул "пьяного", который чуть не повалил женщину, заваливаясь на спину. Охранник показал пожилой паре направление к подъезду дома, из которого он выбежал. Они, наконец, сообразили, что нужно делать и побежали туда, и сам Сергей Сергеевич начал пятиться следом за ними. Мимо этой сцены несколько раз проезжали машины, одна из них даже притормозила, но никто не остановился.
   Пожилая пара успела перебежать дорогу, мужчина зажимал ладонь правой руки левой, охранник следовал за ними, но тот, кого Маша уже мысленно именовала как "пьяный", подошел к нему почти вплотную. Тучная женщина плелась где-то сзади. Неожиданно из пистолета, который Сергей Сергеевич удерживал направленным на противника, дважды подряд и после паузы, еще раз, вылетела струйка прозрачного дыма, и Маша услышала уже знакомые ей хлопки выстрелов. "Пьяный" качнулся назад, дернул головой и повалился на спину. Толстуха, тоже подошедшая близко, остановилась, затем вдруг повернула в сторону, и пошла куда-то по тротуару. Охранник побежал к дому.
   Маша сама не верила тому, что видела. Вздохнула, посмотрела на свои руки, в которых по-прежнему была зажата камера, выключила ее и положила на стол. Заметила, что все это время шла запись - палец сам нажал на кнопку, по привычке. Выбежав в гостиную, она сказала Саше:
   - Сашка, смотри мультики, приглядывай за Ликой. Я спущусь вниз.
   - Ты надолго?
   - Нет, я просто на первый этаж, скоро приду. Совсем не надолго.
   Сашка был парнем самостоятельным, поэтому он просто кивнул и уставился в телевизор. Лика сидела рядом на ковре и играла с кубиками. Маша натянула на ноги кроссовки, накинула кожаную куртку-"косуху", которой было лет десять, которая осталась у нее от "веселой молодости", когда Маша каталась на мотоцикле, и которую она до сих пор иногда носила. Куртка висела на вешалке ближе всего, поэтому она ее и надела. Затем вытащила из замка ключи и вышла на лестницу, заперев за собой дверь. Она должна была понять, что она все же видела из окна, потому что никаких разумных объяснений этому не находилось.
   Лифт подошел быстро, она зашла в кабину и нажала кнопку первого этажа. Когда она вышла в вестибюль, то увидела обоих пожилых людей, стоящий возле застекленной будки охранника, и самого Сергея Сергеевича, запирающего подъезд изнутри.
   - Сергей Сергеевич, что случилось? - закричала Маша почти от лифта. - Я все видела из окна, но ничего не понимаю. Кто был этот человек?
   - А, Мария Николаевна! - откликнулся Сергей Сергеевич. - Сможете помочь человеку? У него рана на руке, надо промыть и перевязать. Там в аптечке еще немного бинта осталось, маленькая упаковка. Коломиец с двенадцатого этажа тоже покусанным с утра домой прибежал, на него бинт извели. А я не хочу отходить от двери, вдруг кто внутрь попросится, а дверь заперта. Видели, что на улицах творится?
   - А что такое творится? - спросила Маша. - Я вообще не понимаю! У детского сада сегодня стреляли, здесь тоже стреляли. Ладно, позже об этом.
   Маша медиком не была, но в дни своей мотоциклетной молодости ей пришлось познакомиться со всеми видами ран и травм, которые случаются после падения с мотоцикла, так что помощь она могла оказать вполне квалифицированную. В помещении охраны была аптечка на стене, откуда Маша достала бинт, вату и флакон с перекисью водорода. Мужчина, интеллигентного вида, лет пятидесяти, в сером пальто, спокойно стоял рядом, зажимая рану на запястье носовым платком. Кровь на платке была видна, но не слишком много. Женщина, которая была с ним, тоже была рядом, и вид у нее был очень виноватый. Она говорила мужу: "Дима, прости, ну ты же знаешь, как я реагирую, когда меня куда-то тащат", на что он ответил ей: "Люда, все нормально, там просто царапина".
   Маша провела мужчину в туалет, открыла кран с холодной водой и сказала:
   - Показывайте руку.
   Тот спокойно убрал платок, протянув ей правую руку. С виду ничего особо страшного не было. Это был укус, который разорвал в двух местах кожу до крови, и слегка свез ее вокруг.
   - Ничего страшного, сейчас промоем перекисью и перебинтуем. Бывает и хуже.
   - Я вижу. Вы с ватками не мучайтесь, просто полейте на рану. Я не слишком чувствительный, а так быстрее и промоется получше. - сказал пациент.
   - Может защипать.
   - Пускай, все в порядке. - улыбнулся он.
   - Как скажете. - согласилась Маша.
   На самом деле Маша сама в свое время предпочитала такие же радикальные методы лечения и дезинфекции ран. Лучше было один раз плеснуть на рану антисептикам, пару минут поругаться и смело бинтовать, чем долго и мучительно прикладывать смоченную в чем-нибудь ватку к каждому миллиметру кожи. Как кошке хвост рубить по частям. Поэтому она не стала долго гадать, а густо смочила перекисью двойной ватный тампон и просто выдавила его на рану мужчине. Кровь зашипела, встретившись с перекисью, мужчина поморщился, но не издал ни звука, за что Маша его мысленно похвалила. Затем она снова намочила тампон, плюхнула его на рану сверху, вроде как протерла, выбросила тампон в пластиковое ведро под раковиной. Вытащила из упаковки стерильную марлевую подушечку, наложила на рану и аккуратно забинтовала оставшимся бинтом. Как раз хватило.
   - Вот так. Но вам бы лучше показаться врачу потом. Это ведь укус?
   - Да, этот псих меня укусил. - кивнул мужчина.
   - А на зубах какой только дряни не бывает, тем более у него. - сказала Маша. - Видели, что он там делал? Обязательно сходите к врачу.
   - Хорошо.
   Они вышли в вестибюль, где у застекленной стены стоял Сергей Сергеевич, глядя на улицу. Труп мужчины так и лежал на газоне, на противоположной стороне улицы, редкие торопящиеся прохожие старались его не замечать. Это было уже явным признаком надвигающегося бедствия, когда никому нет дела до лежащих на улице покойников.
   - Сергей Сергеевич, что делается? - спросила Маша, остановившись у окна рядом с охранником.
   - Никто не может понять, Мария Николаевна. - ответил тот. - Со мной связались из нашего агентства и сказали, что в городе какая-то массовая истерика или эпидемия бешенства. Сказали стрелять во всех, кто пытается кусаться.
   - Пытается кусаться? - переспросила Маша. - Я не ослышалась?
   - Нет, вы не ослышались. - покачал головой Сергей Сергеевич. - А вы разве не видели?
   - Я видела, но не верю тому, что видела. Так не бывает.
   - Бывает, милая. - сказала сзади женщина. Голос у нее был приятный, чуть хрипловатый. На вид ей было около пятидесяти, она хорошо сохранилась, но было видно, что она, как и ее муж, не богаты, скорее похожи на институтских преподавателей. - Бывает. Вы знаете, почему мы остановились? Этот человек ел лежащую женщину. Отрывал от нее зубами куски, и ел.
   - И зачем же вы остановились? - обратилась Маша к ней. - Это он ее убил, я видела из окна. Он и вас убил бы, если бы не Сергей Сергеевич.
   - Возможно. - кивнула женщина. - Но это было так... непонятно... иррационально... Я не верила своим глазам и остановилась, как я думаю, именно поэтому. Вроде как покричишь, и кошмар развеется.
   С улицы раздалась короткая автоматная очередь, затем еще одна. Женщина вскрикнула, а Сергей Сергеевич оттащил Машу от окна, пробормотав: "Осторожней, осторожней". Мужчина, который приводил в порядок пальто в туалете, подбежал к ним, обнял жену за плечи.
   - Что случилось?
   - Пока не понятно. - ответил охранник.
   К шлагбауму на въезде во двор подкатила милицейская "десятка" с буквами ДПС на боку, и взвыла сиреной. Сергей Сергеевич нажал на кнопку открытия шлагбаума, машина заехала на стоянку и остановилась у самых дверей. Маша обратила внимание, что капот милицейской машины был помят, испачкан кровью, а на лобовом стекле виднелась глубокая вмятина с сеткой трещин, как будто туда ударило что-то тяжелое и круглое. Против обыкновения, в машине вместо двух милиционеров сидел один.
   Он вышел с водительского места, подошел к двери дома. Сергей Сергеевич отпер дверь, лязгнув замком, пропустил его внутрь. Это был немолодой человек, высокий, плотного телосложения, в фуражке, в теплых штанах и куртке с блестящими полосами и буквами ДПС на спине. На погонах у него было по одной большой звезде. В руках у него был короткий автомат с деревянным цевьем и пластмассовым изогнутым магазином какого-то рыжего цвета. На поясе висела кобура с пистолетом и брезентовый подсумок, в котором виднелись еще три рожка к автомату.
   - Здравствуйте, сигнал на вас поступил. - сказал милиционер. - Говорят, что человека убили.
   Майор показал на труп, лежащий на газоне на противоположной стороне улицы.
   - Убили, верно. - ответил Сергей Сергеевич. - А с чего вдруг ДПС по вызовам ездит? Целый майор, да еще и в одиночку?
   - А кому еще ездить? - пожал тот плечами. - Вытащили из кабинета и погнали, хоть я на улице служил лет пять назад в последний раз. Знаете, что в городе твориться? Это еще ладно, что меня прислали, могли и вообще никого. По всему городу такое, я сам толстую тетку только что машиной сбил и потом застрелил.
   - Очень-очень толстую? В той стороне? - Маша показала в направлении, откуда подъехал милицейский "жигуль".
   - Верно, очень толстую, в крови с головы до ног. - подтвердил тот. - Она мне прямо под машину пошла. Я сдуру выскочил, проверить, жива ли, а она меня за руку укусила. У вас бинта нет случайно, а то я свою аптечку из машины уже всю извел сегодня. Много раненых, и все с укусами. Что делается, не знаете?
   - Я думала, вы нас просветите. - разочаровано сказала Маша. - По телевизору лишь визит президента в Брюссель освещают, да экономические новости. А перевяжу я вас дома, я на восьмом этаже живу. Здесь бинт уже закончился.
   - А у нас кто что говорит. - вздохнул гаишник. - Массовое бешенство в городе, люди едят друг друга, каннибализм, вампиры, черт знает что еще. Ночью началось, а сейчас с каждым часом все хуже и хуже. Начальство требует не паниковать, обещают какие-то меры, но ничего не видно. Говорят, в город ввели Софринскую бригаду внутренних войск, но всю ее бросили на охрану Рублевки. Там действительно все перекрыто.
   - Кто же сомневался? - сказал мужчина. - У нашей власти основной инстинкт один - самооборона.
   - Верно подметили. - усмехнулся майор. - У нас знаете, какой приказ? Срочно изымать у людей все оружие, какое есть, даже законно приобретенное. Как говорят, "во избежание массовых беспорядков". Мы людей защитить не можем, бегаем с вызова на вызов, но начнем изымать оружие. Уф, душновато здесь... Или я устал? С вечера на ногах, на минуту еще не присел.
   Он снял фуражку с лысеющей головы, вытер лоб рукавом.
   - Пойдемте, я вас перевяжу. - позвала Маша майора.
   Гаишник пошел следом за ней. Было видно, что он и вправду не очень хорошо себя чувствует. Мешки под покрасневшими глазами, испарина. Они вместе зашли в лифт, с мелодичным звоном распахнувший перед ними свои двери, Маша ткнула пальцем в кнопку восьмого этажа. Двери тихо закрылись, лифт плавно, в два ускорения, набрал скорость, затем он затормозил, и двери раскрылись.
   - Нам сюда. Проходите сразу на кухню, у меня там аптечка. - показала она.
   - Спасибо.
   Милиционер, судя по всему, чувствовал себя в квартире Маши немного неловко. Он посмотрел на свою обувь, но Маша поняла его смущение и сказала: "Проходите, проходите!". Он пошел по коридору, увидел детей у телевизора, сказал им: "Привет, бойцы!", и зашел на кухню. Маша помыла руки в ванной, затем пришла следом. Открыла один из висячих шкафов, вытащила оттуда коробку с красным крестом.
   - Давайте сюда вашу руку. - скомандовала она. - Когда дома дети, всегда запас бинтов и пластырей нужен. У вас дети есть?
   - Да, тоже двое, мальчик и девочка.
   Милиционер встал со стула, оставив автомат на кухонном столе, подошел к раковине. Маша повторила с рукой милиционера все те же манипуляции, которые совершила с раненым внизу. Перекись водорода, подушка, аккуратно наложенный бинт. Затем буквально приказала порывавшемуся было уйти майору сесть за стол, и взялась варить ему кофе. На самом деле ей не очень хотелось его отпускать. От этого немолодого, но явно очень сильного и спокойного человека веяло какой-то уверенностью в себе. Да и наличие рации, по которой непрерывно переговаривались какие то хриплые голоса, оружия и формы в совокупности, тоже действовали на нее благотворно. Она включила телевизор, попереключала каналы, пока кофе из кофеварки лился в чашку.
   - Нет, вы видите? - возмутилась она, указав в экран. - Ни слова о том, что делается. Только у меня на глазах сегодня трижды стреляли, а по телевизору ни слова.
   - Думаю, что скоро заговорят. Вы слышите, что творится? - милиционер покрутил регулятор громкости на своей радиостанции. - Вот, слушайте... Люди никуда не успевают, никто не сменился. У нас есть раненые.
   Действительно, рация не молчала ни секунды. Среди хрипа и помех Маша слышала обрывочное: "...Применено оружие... "скорую" не надо, труповозка нужна... сосед соседку... кровотечение, срочно "скорую"... мы не успеваем туда, у нас еще здесь...".
   - Слышите, что творится? - кивнул на рацию майор. - Мы тонем в вызовах, никуда не успеваем, прошлая смена осталась на дежурстве, все, кто в кабинетах сидел, сейчас на улице, но в городе с каждой минутой ситуация все хуже.
   - Кто это такие? - спросила его Маша. - Которые на людей бросаются?
   - Я не знаю. - устало покачал он головой. - Упыри, вурдалаки, как хотите, так и называйте. Но я сам видел уже двоих, которые ели других покойников. Своими глазами, сегодня утром. А сейчас сам застрелил какую-то толстую тетку, которая полезла кусаться. Я бы в другой день ей бы просто подзатыльник дал, но дело в том... Я не верю, что она была живой. Она была мертвой, когда кусалась.
   - Что вы имеете в виду? - чуть не подскочив на месте, спросила Маша.
   - У нее было горло перегрызено. - с расстановкой ответил собеседник. - Не надо быть Склифосовским, чтобы понимать, что человек без гортани и сонной артерии не может быть живым. Моих знаний хватает, чтобы понять это. У нее вся кровь давно вытекла, а ее одежда была пропитана ей насквозь, как будто ее искупали. А она бросилась мне под машину, и потом укусила меня.
   - И что теперь? - прищурилась недоверчиво Маша. - Это покойники ожили, или что?
   - Как хотите, так и понимайте. - пожал широкими плечами майор. - А я думаю, что это ожившие мертвяки. Я два часа назад видел, как омоновец такому мертвяку, который доедал свою семью, с расстояния в метр выпустил в грудь весь рожок из автомата, а это тридцать пуль в него угодило, почти пополам перерезало, а тот только покачнулся.
   - Но я сама видела, как Сергей Сергеевич застрелил того, на улице. - Маша показала рукой куда-то за окно.
   - Он ему в голову выстрелил, значит. - согласно кивнул он. - Если в голову, то они сразу умирают, как обычные люди. Ребята в дежурке сказали, что видели одного, которого в метро поездом располовинило, так верхняя часть на руках ползла вдоль платформы и пыталась кусаться. Потом ему в голову стрельнули, и он сразу затих.
   - Что же происходит? - спросила Маша, судорожно прижав руки к груди.
   - Не знаю. - качнул тот лысеющей головой. - Грех наших ради, как у нас уже кто-то сказал.
   Маша поставила перед майором большую чашку крепкого кофе, сахарницу, жестяную коробку датского печенья.
   - Угощайтесь. Вы с молоком пьете?
   - Нет, черный, только сахара побольше.
   - Сахар вам сейчас нужен. - согласилась она. - Вы знаете, что кофеин без сахара почти не действует, как я где-то читала?
   Где-то вдалеке за окном ударил сдвоенный гулкий выстрел. Маша даже не вздрогнула уже.
   - Вы слышали? Из двустволки кто-то бабахнул. - сказал милиционер. - Люди защищаются, а начальство наше мудрое требует у них эти двустволки отобрать. А сами себя войсками окружают, и у каждого по взводу личной охраны, и это как минимум.
   - Начальство у нас всегда было мудрым.
   В комнате зазвонил телефон.
   - Я подойду к телефону, а вы не стесняйтесь, угощайтесь. Если надо, я еще потом сварю.
   - Все хорошо, спасибо. Я отдохну чуть-чуть, а то совсем расклеился от усталости. А у вас хорошо так, разморило.
   - И на здоровье.
   Маша прикрыла дверь на кухню, чтобы милиционер чувствовал себя спокойно, и сама пошла в холл, где висел на стене телефон.
  
  
   Сергей Крамцов
   20 марта, вторник, днем
  
   Машин было совсем немного, как будто рабочий день и не наступал. Пару раз через приоткрытое окно я слышал отдаленную стрельбу. Один раз стреляли очередями, второй раз явно бухали дробовики. Немногие прохожие, быстро идущие по тротуарам, при звуках стрельбы вжимали головы в плечи и ускоряли шаг. До Ленинградки мне удалось добраться от проспекта Мира минут за десять, максимум - пятнадцать, что для часу дня в Москве, в будний день, просто невероятно. Возле стадиона "Динамо" стояло множество милицейских машин, пара омоновских автобусов. Здесь тоже что-то происходило.
   Я проехал дальше. После "Динамо" было вообще пусто на улице, а уже подъезжая к огромному зданию автодорожного института, я увидел двух бредущих вдоль по улице зомби. И что делать? Пустить их гулять дальше или рискнуть проблемами с милицией, но спасти их будущих жертв? Вот вопрос вопросов, когда законы расходятся с разумом. По логике один гражданин должен спасать других, если имеет оружие и умение его применить. А по правилам я буду кругом злодеем и положительным персонажем стану лишь в том случае, если наплюю на все. Плевать не хочется.
   Я сбросил скорость, прижался к тротуару. Мимо меня проносились редкие машины, милиции не было видно. Милиция, пожалуй, не успевает по бесконечным вызовам носиться, вряд ли им будет дело до какого-то мужика в военной форме, который застрелил бродячих мертвяков. Я протянул руку, взял "помпу". В конце концов, это легальное оружие, купленное для самообороны. Я выйду из машины, на меня нападут, хоть и без оружия, и получится эта самая самооборона. Маразм конечно, но оправдывает поведение. Наверное.
   Заглушил двигатель, выбрался, оглядываясь. Обошел машину с противоположной стороны, так, чтобы ружье не было заметно с проезжей части. Откинул приклад, передернул цевье, патрон улегся в патроннике. На этот раз я уже вез его заряженным.
   Мертвяки меня заметили. Как будто поколебавшись, оба повернули ко мне. Впереди шла молодая женщина с иссиня-бледным лицом и следом единственного укуса на правой руке. Она была одета в халат продавца из продуктового магазина, на груди даже уцелела табличка с именем. Следом за ней, отставая метра на четыре, шел такой же бледный мужичок в дешевом сером костюме, классический тип "инженера на зарплату". Коротко завязанный галстук свисал до середины груди, ни пальто, ни куртки на нем не было. Этому в свое время досталось больше. Вся рубашка на груди была изорвана, все пропитана уже запекшейся кровь. Изорваны рукава пиджака, видимо он пытался защититься, подставляя руки. И опять у обоих выделялись глаза. Бешеные? Безумные? Никакие? Не могу подобрать я этому определение, но с ними что-то было не так, даже для мертвеца.
   Я подождал, пока до женщины останется метров десять, затем вскинул ружье, нажал указательным пальцем левой руки на кнопку фонаря, закрепленную на цевье. Сейчас пасмурно, чуть ли не сумерки, луч тактического фонаря яркий и контрастный. Пятно повышенной яркости в середине луча было прекрасно заметно, и я навел его прямо на середину лба бывшей продавщицы. Потянул спусковой крючок. Грохнуло, толкнуло в плечо, струя дроби разнесла верх черепа мертвой женщины вдребезги. Ее отшвырнуло назад, на второго мертвяка, который тоже свалился. Кегли просто...
   Я огляделся вокруг. Машины также проносились мимо, никто не бежал на выстрелы. Тогда снова перевел взгляд на второго зомби. Он уже поднялся, сильно наклонился вперед и очень быстро пошел ко мне, почти побежал, открывая на ходу рот с перемазанными кровью зубами. Резвый какой! Я поймал его голову в прицел и снова потянул за спуск. Снова гулкий грохот, тяжелый толчок в плечо и брызги мозгов с осколками кости вперемешку из его головы. И его тоже как ударом тарана швырнуло назад. Все. С картечью не поспоришь, не хухры-мухры. Надо бы разрядить ружье, да черт с ним. Я уже стреляю на улицах, не до того, чтобы законы соблюдать. К тому же у меня в кобуре, скрытой полой анорака, нелегальный пистолет, так что...
   Огляделся вокруг - машины все так же торопились, пешеходов в этом месте не было вообще, к валяющимся на тротуаре трупам никто не торопился. Кажется все, катастрофа началась, всем на все плевать.
   Я врубил первую и отъехал от тротуара. Надо валить, валить за пределы города, который скоро превратится в гигантскую ловушку для всех его обитателей. Снова донеслась отдаленная стрельба, трижды я видел милицейские машины и машины военной комендатуры, несущиеся куда-то с включенными маячками. Было много "скорых помощей".
   С часу на час в город должны ввести войска, никуда от этого не денутся. Скрыть и замолчать уже ничего не получится, бедствие с каждым часом становится все страшнее и страшнее. Если бы чрезвычайные меры были приняты еще ночью, то, возможно, удалось бы как-нибудь стабилизировать ситуацию. Теперь же...
   Зараза разошлась по городу. Ведь не обязательно быть укушенным, чтобы стать носителем вируса "Шестерка". Достаточно просто постоять рядом с другим носителем. И никто никогда не заподозрит, что заразился, ведь никакой болезни от этого не случится! Совсем никакой! Может быть даже, человек излечится от других инфекций, вирус "Шестерка" по первым экспериментам на обезьянах подавлял ВИЧ-инфекцию, настолько он боролся за здоровье своего носителя. И лишь когда носитель умрет, вирус частично оживит его, не желая смиряться с гибелью носителя и своей собственной.
   И что все это значит? Это значит, что теперь для этого вируса нет границ. Он разойдется по всему миру в ближайшие дни. Разойдется с уезжающими иностранцами, которые будут срочно покидать терпящую бедствие страну. А там, на родине, они заразят остальных и вскоре, очень-очень вскоре, может быть через считанные часы, в их странах начнут подниматься мертвецы. Догадается мир принять срочные меры в виде немедленного обезглавливания всех покойников или что-то в этом роде? Сейчас - сомнительно, лишь потом, когда станет поздно. Люди склонны покойных уважать, а вот покойные становятся склонны людьми питаться.
   Насчет себя я был уверен, что уже инфицирован. Я гарантированно заразился, когда спустился в подвал за пенопластовыми блоками и шел мимо разбитого лабораторного оборудования. Инфицированы от меня и Леха с Викой, и семейство Дегтяревых. Но это не страшно, скорее даже наоборот. Тот же грипп нам уже не грозит, например, а если бы мы были наркоманами, то могли бы смело ширяться одним шприцем, и никакой гепатит нас бы не брал. Но помирать теперь нужно с предосторожностями, чтобы твои скорбные останки не проявили неуместной резвости, и не повадились питаться окружающими гражданами.
   В общем, как ни крути, а на дворе не только конец марта, а еще и конец света. Остается бороться за то, чтобы не попасть под новую волну "естественного отбора", а постараться оказаться в числе тех, кто унаследует Землю, какой бы она не стала после того, что грядет сейчас. А то, что будут выжившие, что будут те, кто на развалинах старой цивилизации построят цивилизацию новую, сомневаться не приходится. Всегда и везде есть такие люди, которые выживут при любой катастрофе. Вот в списки таких людей и намерен я себя включить. Погибать я категорически не согласен.
   А если не погибать, то надо питать свое бренное тело. И мысль, совершив петлю, вернулась к продуктам, которыми следовало запастись. Я подумал, что самым подходящим местом для того, чтобы закупить продукты, может быть один весьма средних размеров супермаркет под названием "Проспект" на Ленинградском шоссе, в котором никогда не было много народу. Там и цены были чуть повыше, чем в других местах, и парковка похуже, просто вдоль тротуара, и зал в нем узкий и длинный, люди с тележками сталкиваются, но стандартный для любого магазина набор продуктов там был, и именно это и требуется. Затем мы сделаем еще один, общий выезд за припасами, наверное, но нужно набрать еды на всю толпу на ближайшие несколько дней. Кто знает, как будут развиваться события?
   Я подъехал к "Проспекту", размещавшемуся на первом этаже обычного кирпичного дома, припарковался, но выскакивать не спешил - уже начала появляться полезная привычка осматривать территорию вокруг. Судя по тому, что в этом месте были припаркованы всего две машины, в супермаркете должно быть пусто. Впрочем, особенно людно там никогда и не было, в основном там закупались продуктами жители близлежащих домов. Я даже забеспокоился, не закрыт ли он, но увидел открытую дверь. Тогда я снова тронулся с места, и вывернув руль, направил машину малым ходом прямо на газон, наплевав на все приличия. Раз никто не мешает, то подъеду к самому входу. и пусть кто попробует что сказать. Не хочу я машину с ружьем в салоне далеко от себя оставлять.
   Дизель рыкнул чуть громче, выпустив клуб темного дыма из шноркеля, резина скрипнула по бордюру и "Форанер" непринужденно залез на газон. И через пару секунд я уже запирал машину у самого входа в магазин.
   Действительно, людей в супермаркете не было. У входа стоял охранник в синей форме, за кассами сидели две женщины, еще одна находилась в отделе цветов, громко разговаривая с бездельничающими кассиршами. Я схватил тележку и покатил ее вдоль полок, методично загружая в нее то, что могло долго храниться, что немного весит и занимает мало места. В корзину я бросал спагетти, супы-концентраты целыми упаковками, мясные консервы, отдавая предпочтение обычной тушенке, чай, банальные соль и сахар, все, чем принято у нас в стране было запасаться в ожидании войны.
   Сочетание тушенки и макарон дает такое блюдо, как "шланги с мусором", оно же известно еще и как "макароны по-флотски", и предоставляет возможность накормить одной пачкой хорошо разваренных макарон и одной банкой тушенки сразу четырех человек. Если ты вынужден думать, насколько у тебя хватит запасов, то это - оптимальный вариант.
   Когда я в первый раз подтащил тележку с продуктами к кассе, женщина за перегородкой даже пошутила: "К войне готовитесь, молодой человек?" Интересная женщина. Я поинтересовался у нее, слышала ли она стрельбу в городе? Та ответила утвердительно, и тогда я спросил ее, почему она не делает то же самое, учитывая, что с каждым часом обстановка ухудшается? В городе стреляют, нападают на людей, вся наша генетическая память должна кричать, требуя запасаться продуктами и прятаться. Она ничего не ответила, но обе кассирши явно задумались.
   Я разгрузил пакеты с продуктами в багажник машины, и снова направился в магазин, толкая тележку перед собой. В этот момент в кармане завибрировал мобильный телефон. У меня уже новый номер, я сменил "симку", знают его немногие. Я разослал его СМС-кой Лехе с Викой и Татьяне. Все. Посмотрел на экран - там мигала надпись "Леха". Я ответил на звонок. Точно, Леха.
   - Серый, я приволок две здоровых сумки патронов, но надо будет кое-что отдать из того, что у нас есть. - послышался голос моего друга в телефоне. - Деньги взяли, но просят и товар. Сейчас загружаемся, на минутку забегаем домой, и выезжаем следом. Шмелю дозвонился?
   - Даже не пытался. - ответил я. - А вы?
   - Все еще вне зоны. - сказал Леха. - Уже беспокоюсь. У нас уже второго рядом с магазином завалили, и нескольких мертвяков я в городе видел.
   - Думаю, с ним все нормально будет. Застрял в своей деревне.
   - Все, грузимся и едем за тобой.
   Молодец Леха, реалист и не заморочен идеальным восприятием действительности. Если человек видит звиздец собственными глазами, то он так и говорит себе: "Это звиздец, и он, скорее всего, не лечится. Или его не будут лечить". Большинство же пытается спорить с самим собой, предполагая: "А может пока не звиздец?", как в том старом анекдоте про ковбоя, убегающего от индейцев и его ангела-хранителя. Не помните? Когда уже пойманного в плен ковбоя ангел успокаивает: "Нет, друг, это еще не звиздец. Теперь пни их вождя по яйцам!". Ковбой пинает, вождь сгибается пополам, а ангел хранитель шепчет: "Ну вот, а теперь - точно звиздец".
   - Хорошо, будем ждать. - сказал я.
   Сказал, и покатил тележку дальше. На этом заходе помимо еды я загрузил в тележку ящик хорошей водки, двенадцать бутылок. Даже дети знают, что в нашей стране бывают такие проблемы, которые ни за какие деньги не решаются, а за бутылку - так и нет никаких проблем. Воду я решил не покупать, потому что в нашем дачном поселке если и есть что хорошее, так это вода из артезианских скважин, холодная и вкусная, лучше любой разливной. И пластиковые канистры для воды у меня на даче есть, так что нечего сейчас место в багажнике занимать. Набрал упакованного в полиэтилен хлеба, и взял несколько буханок черного, исходя из идеи "сушить сухари" из него. Вообще то я не любитель бутербродов, даже обедать всегда без хлеба предпочитаю, но есть большая разница между понятиями "есть" и "набивать брюхо". Второе теперь становится важнее, чем первое. А когда надо питаться несколько дней семерым людям, то и хлеб необходим "для весу" в рационе.
   В заключение бросил поверх всего два огромных мешка собачьего корма и мешок кошачьего. Какой брать, я заранее спросил у Ани. Не торопясь и придерживая рукой гору товара, я покатил тележку к кассам. Неожиданно от входа в "Проспект" послышался грохот, раздались отчаянные крики кассирш.
   Сказать что я "предположил нехорошее" будет неправильно. Я был "уверен в нехорошем" и даже знал, какого оно рода. Я рванул вперед, оставив тележку, нащупывая на бегу рукоятку "грача" в поясной кобуре.
   Оказалось, что пока я бродил между полок и набирал продукты, в магазин забрел мертвяк, причем такой, какой не вызывал никаких сомнений в своем статусе. Часть плоти с лица была объедена, и сквозь рваные мышцы виднелись белые кости черепа. Скальп с головы частично сорван и сдвинут вбок, как косо нахлобученный парик. Глаз с правой стороны, не удерживаемый веками, вывалился и висел на жгутике нервов. Одежда пропитана уже побуревшей кровью. Один рукав прежде дорогого костюма оторван, и мышцы с левой руки тоже частично обгрызены. И он смердел, тяжело и отвратно.
   Мало того, что он прошел через дверь, но еще и набросился на охранника, вцепившись ему в одежду и повалив того на кассу так, что не было никакой возможности его оттолкнуть. Охраннику лишь удалось упереться одной рукой в подбородок зомби, не давая себя укусить, а мертвец скулил и тянулся зубами к охраннику, причем было видно, что часть зубов представляют собой отлично изготовленный протез.
   Проход между кассами закрывала тучная кассирша, замершая как соляной столп, смотрящая на схватку и прижавшая руки ко рту. Я схватил ее за руку, и она взвыла как сирена от неожиданности, но мне удалось затащить ее из прохода в зал и проскочить между кассами на помощь охраннику. Охранник уже выбивался из сил, слишком в неудобной позиции он находился. Я выдернул пистолет из кобуры правой рукой, сбросил большим пальцем флажок предохранителя. Патрон был уже в патроннике. Левой рукой я вцепился в воротник того, что недавно было хорошим костюмом. Положение мертвеца не мешало выстрелу, но его голова находилась прямо над лицом охранника, и я понятия не имел, что будет, если частицы крови зомби попадут охраннику в рот, который у него был открыт, и откуда вырывалось тяжелое дыхание. Однако мертвяк слишком крепко вцепился в живого, и мне не удалось его даже на пару сантиметров сдвинуть с места. Он наваливался на свою жертву совершенно беззвучно, и это было особенно страшно.
   Я сдвинулся снова чуть левее и с силой толкнул мертвяка в плечо. Это сработало, он потерял равновесие, завалившись вбок, и в этот момент я навел ствол пистолета ему в лоб с расстояния в полметра и нажал на спуск. "Грач" слегка подпрыгнул в руке, хоть и не так резво, как ПМ, к моему удивлению, громкий хлопок эхом пронесся по пустому магазину, а пуля пробила дыру во лбу зомби. Тот отпустил куртку охранника и свалился в проход между кассами, зацепив стенд с лезвиями для бритв с соседней кабины и с грохотом обрушив его на себя. Я взял пистолет в две руки, аккуратно заглянул туда. Все, с этим покончено. Обернулся к охраннику, который с судорожным вздохом выпрямился, держась одной рукой за поясницу, второй опираясь на бортик кассовой кабины.
   Я снял пистолет с боевого взвода, поставил на предохранитель, убрал в кобуру. Повернулся к пытавшемуся дышать охраннику.
   - Слушай, ты кем здесь работаешь?
   - В охране. - прохрипел тот в ответ, держась за шею.
   - А где твое оружие?
   - Мы тут без оружия, только за кражами следим. - покачал он головой.
   Я вздохнул. Все понятно, от такой охраны пользы не будет.
   - Краж уже не будет. - сказал я ему. - Если и будет что, то только такие вурдалаки, как этот, или вооруженный грабеж. Ни в том, ни в другом случае ты не котируешься как надежная защита.
   - И что делать? - спросил тот.
   - Шли бы вы по домам...
   - У нас смена только началась - вмешалась в разговор толстая кассирша.
   - Теть... она ведь может на кладбище сегодня закончится. - попробовал я их увещевать. - В городе беспорядки. Закрыли бы магазин, а завтра, если вдруг станет потише, открыли бы снова. Убить ведь могут.
   - Нет, нет, так мы не можем. - замотала она головой, словно пытаясь отогнать вредные мысли..
   Ну и как их убеждать? Я взял ее под руку, подтащил к валяющемуся объеденному трупу.
   - Вы это видите?
   - Кто это? - шарахнулась она назад, пытаясь подавить тошноту.
   - Это было человеком, пока его не покусал такой же. - объяснил я, подталкивая ее в спину, чтобы дать насладиться зрелищем. - Он превратился в упыря и пытался покусать вас. Если бы меня здесь не было, он бы уже гонялся за вами вместе с вашим охранником, который бы тоже стал таким же. Закрывайте магазин, идите домой.
   - Нет, нет! - снова замотала головой тетка. - Нам не положено!
   Она цеплялась за свой магазин как за осколок нормальной жизни, и готова была умереть здесь, но не уходить из него. Я повернулся к охраннику, спросил:
   - У вас входные двери крепкие? Стекло небьющееся?
   - Крепкие, только танком разбивать. - уверенно сказал он.
   - Запри их. Каждого человека пускай внутрь только после того, как он с тобой поговорит. Эти... - я показал на валяющийся на полу труп, - ...говорить вообще не умеют. Если заговорил, то значит нормальный. Искусанных тоже не пускай, они могут обратиться в любой момент. Усек? Машина у кого-то есть?
   - У меня "жигуль". - ответил он.
   - Женщин домой потом отвези. Пешком ходить в этом районе - смерть, я уже третьего такого за последние полчаса завалил. Понял?
   - Понял. - кивнул тот, растирая отбитую углом кассы поясницу.
   - Тогда пробивайте товары, и вытащим этого на улицу.
   - Не надо денег. - сказала кассирша. - Вы нам жизнь спасли. Сумеем списать. Идите с богом.
   - Спасибо.
   От такого предложения грех отказываться, вот я и не стал. Мы с охранником выволокли тело на улицу, бросив его на газоне перед магазином. Я специально не хотел его прятать, чтобы теткам было постоянное напоминание, что на улице опасно. Затем я перебросил все пакеты в багажник, подкатил тележку к входу и вернулся к машине. За все это время по улице прошли лишь два человека, почти бежавшие, и не обратили на труп почти никакого внимания. Машин тоже стало еще меньше, на первый взгляд. Снова завибрировал телефон. На экране - "Таня".
   - Да, золотая? - ответил я.
   - Ты далеко?
   Голос тихий и очень напряженный. Мне это сразу не понравилось. Обычно звучит она вопиюще беспечно.
   - В пяти минутах, к тебе направляюсь.
   - Быстрее можешь?
   - Могу. - я завел машину и тронул ее с места. - Говори, где ты и что случилось?
   - Помнишь комнатку со старым гимнастическим инвентарем?
   - Помню, конечно.
   Еще бы не помнить. Там мы придумали и применили новую позицию для занятий сексом, с использованием гимнастического коня и параллельных брусьев, приставленных к нему. Где такое еще сделаешь, как не на складе гимнастических снарядов? И как забудешь такой хороший и полезный склад?
   - Здесь какие то... упыри, или не знаю кто, за дверью. Я забаррикадировалась, но дверь хлипкая, со стеклом. Если полезут внутрь, не отобьюсь.
   В голосе заметен страх. Это совсем серьезно.
   - Я понял. Еще живые люди в здании есть?
   - Живые? - ее голос прозвучал удивленно.
   - Ну, нормальные, обычные.
   - Нет. Никого нет, кажется, только эти. Я пыталась милицию вызвать, но не могу дозвониться, там все время "занято".
   - Я близко от тебя, очень близко, буду очень скоро. А милиция не знает, что с такими делать, зато я знаю. В общем, держись.
   - Осторожней.
   - Все нормально, я действительно знаю, что делать. Отключаюсь.
   - Я жду.
   Я очень, очень хорошо помнил, где этот спортзал. И был он действительно совсем рядом, буквально на противоположной стороне улицы, за высоким забором. Машин на дороге было немного, милиции в прямой видимости тоже, да и не до правил дорожного движения им уже, так что я решил развернуться на красный свет и под запрещающий знак, что и сделал. Затем придавил педаль газа. Вездеход рыкнул дизелем и набрал скорость, не быстро, но как сумел. Не приспособлен он для гонок.
   Я оказался у въезда на территорию спорткомплекса уже через три минуты, тормознув в воротах, у широкой застекленной будки. Обычно возле шлагбаума в этой самой будке сидел дежурный, но сейчас там никого не было, а шлагбаум был опущен. Таранить его машиной тоже никто не собирался, не в кино, поэтому дураков нет.
   Я поднял с пола у переднего сиденья охотничью сумку-патронташ, где покоились пятьдесят патронов с картечью, натянул ее на себя, застегнул. Подогнал я ее еще в магазине. Огляделся.
   Все также пусто вокруг, редкие машины едут быстро, на территории спорткомплекса в поле зрения - ни единой души, ни живой, ни мертвой. Я вышел из машины, заглушив мотор и убрав ключи в карман. Не хватает, чтобы кто-то увел машину из-под носа. Так что с ключами - инстинкт. Еще один день, и каждый внедорожник будет на вес золота. А еще через некоторое время будут цениться лишь вот такие старички, простые и пригодные к ремонту в полевых условиях. Вообще УАЗ теперь было бы неплохо добыть, но об этом потом будем думать.
   Я взял дробовик наперевес, приподнял к плечу, аккуратно, по большому кругу обошел будку охраны. Новые ботинки тяжелые, в пятке и носке прокладки из ударопрочного пластика, в подошве стальные пластины внахлест, чтобы ногу не пропороть, но сама подошва "Вибрам" мягкая, двигаешься почти бесшумно. За будкой никого. Заглянул через стекло внутрь. Тоже пусто. Подергал дверь. Дверь оказалась открытой. Толкнул ее, быстро вошел внутрь. Никого внутри, два стула, телефоны, на пульте управления воротами и камерами лежит записка на большом листе бумаги: "Сами свои ворота открывайте. На хрен такие удовольствия. Я пошел отсюда". Ну и славно, по крайней мере, этот сторож живой, не сожрали его здесь. Я нажал всей ладонью на большую грибовидную кнопку с пиктограммой шлагбаума под ней, тот плавно открылся.
   Ладно, это сделано, но расслабляться не следует, как в кино, когда главный герой расслабляется, выходит откуда-то, а тут... и сзади... и как!... Вышел я как и вошел, с ружьем наизготовку, скользящими тихими шагами. Пока никого вокруг. И не надо. Не подходите близко, убить ведь могу.
   Вернулся в машину, расположил дробовик прямо на коленях, снова сложив приклад для удобства, завел мотор и, не торопясь, поехал к спортзалу, где пряталась Татьяна. Можно и быстрее, но спешка хороша при поносе и только, даже при ловле блох она мешает. У Татьяны я сейчас единственная надежда на спасение, так что не следует лишать ее этой надежды глупым поведением. Попутно следует рассмотреть, что делается на этой гигантской территории. Обычно в это время здесь оживленно, но сейчас ни души. Хотя...
   Впереди показалась одиноко бредущая фигура. Когда до нее осталось метров пятьдесят, я притормозил, вгляделся. Или пьяный, или мертвяк. Второе вероятней, но и первое исключать нельзя, может кто от нервов лечился. Шаг неровный, спотыкающийся. Я снова вышел из машины, снова огляделся. Да, виден только один, больше никого. И идет прямо ко мне. Чтобы не тянуть время, пошел к нему навстречу, вглядываясь. Метрах в пятнадцати я остановился, прицелился в голову. Нажать на спуск, и "крышу снесет" в прямом смысле. Кулак картечи - вещь серьезная. За последние сутки такое явление трижды наблюдал, с Оверчуком и двумя мертвяками у МАДИ. Еще присмотрелся к бредущей фигуре, сомнения отпали. Глаза эти самые дурные и бледность. Особенно глаза. Но все же я решил перестраховаться, крикнул:
   - Стой! Замри! Скажи что-нибудь вслух, ясно и громко, или открываю огонь!
   Никакого эффекта, только чуть шаги ускорились. Ну и черт с тобой, золотая рыбка, плавай. Я подпустил его метров на пять, вглядываясь в мертвую образину, после чего нажал на спуск. Гулко грохнуло, в деревьях забегало эхо. Лязг передернутого цевья и звук падения пластиковой гильзы. И этот мертвяк лишился верхней части черепа вместе с глазами, превратившейся в красные брызги, отлетел назад. Я снова огляделся вокруг. Никого. Это радует. Достал два патрона из патронташа, зарядил их. Теперь у меня один в патроннике и полный магазин. И пять в зажиме на ружье. Поехали дальше.
   Вернулся в машину, покатил по территории. Теперь передо мной был большой бетонный куб спортзала, дорожка огибала его против часовой стрелки. Я сюрпризы не люблю, поэтому загнал "форанер" на газон, вскарабкавшись на бордюр, и объехал поворот по большому кругу. Остановился поодаль, оглядел площадку перед главным входом. Людей и мертвяков нет, а есть собаки, целая стая. На этой территории вообще хватало бродячих собак. Днем они прятались, а ночью пытались править территорией, и многие женщины вечером боялись ходить до ворот. Вот и сейчас расположились по-хозяйски у входа, хоть и странно это, день все же.
   Я присмотрелся к собакам повнимательней. Так, вопрос на засыпку: а могут быть собаки мертвыми собаками? Собаками-зомби, например? Судя по неподвижности этих собак - очень даже могут. Как нефиг делать могут. Собаки, если не спят, то неподвижными не бывают. Или язык вывален, или чешутся, или зевают, или хвостом эмоции выражают. Тем более - целая стая. А эти вообще неподвижны. Две из них стоят, но вообще не шевелятся. Остальные лежат, но подвижно как чучела. Ну и как теперь поступать с ними? Нет, главная идея мне понятна и я не возражаю. Но их семь голов, если кинутся разом, то никакой стрелок их уложить не успеет, тем более, целясь каждой в голову. А вот если опустить стекло в водительской двери, высунуть ствол ружья и так подъехать поближе? Можно повоевать, а в случае чего - дать по газам. Это идея.
   Включил первую передачу и поехал к собачьей стае, сначала прямо на них, а потому чуть забирая вправо. Так они у меня все время в секторе огня будут. И здорово я придумал, судя по всему, потому что машину собаки к добыче причислять пока не собирались, а человека в ней не замечали. Я еду, а им все равно. Когда до них осталось не больше пятнадцати метров, и вся стая отлично разместилась в секторе огня, я тщательно прицелился в самую крупную псину, размером с датского дога, но неизвестной породы. Навел ствол прямо между ушей, потянул за спуск. Звуковой удар выстрела, движение цевья, удар выброшенной гильзы по правому колену. Дробовая осыпь ударила прямо в морду собаке, опрокинув ее на бок. Тут же ловлю в прицел вторую голову, снова выстрел, толчок отдачи, перезарядка...
   Пока собаки сообразили, что на них напали, я успел вышибить мозги четверым из семерых. Три оставшихся поступили по-разному. Две побежали, а одна бросилась вперед, подскочила к машине, без единого звука разинув пасть и поставив лапы на водительскую дверь. Даже у собаки глаза такие же безумные, как и у зомби людской разновидности. Из пасти пахнуло отвратительным смрадом, смесью мертвечины с какой-то химией, что ли... Я направил дробовик ей прямо между распахнутых челюстей, нажал спуск, и мертвую дрянь снесло назад, отбросив от машины метров на пять. А две оставшихся собаки к моему удивлению проявили инстинкт самосохранения - бежали. Бегали они плохо, кстати, неуклюже, какими-то нелепыми прыжками. Я втолкнул еще пару патронов в окошко, выпустил три им по ногам, стараясь перебить суставы. Одна свалилась, но вторая убежала.
   Набив магазин дробовика патронами заново, я тронул машину с места, подъехал к лежащей, но дергающейся собаке с перебитыми ногами, и снес ей голову выстрелом с близкого расстояния, прямо через окно, не выходя наружу. Осталась одна, и даже если она вернется, когда я буду выходить из зала, я с ней как-нибудь разберусь. Снова втолкнул патрон на освободившееся место.
   Теперь о стрельбе. Интересно бы узнать кое-что. Все же не в лесу, не привлек ли шум внимания милиции, например? Милиция сама с утра стреляет по всему городу, но все же... Я еще раз огляделся. Нет, никого. Ни мертвяков, ни собак, ни милиции, ни просто людей. Затем сдал на машине задом почти до самого центрального входа в спортзал, припарковал ее чуть правее крыльца, так, чтобы удобно было добираться до водительской двери. Заглушил мотор, вышел из машины, быстро отошел от двери здания. Не отводя глаз от дверного проема, достал из кармана мобильный, снова набрал Татьяну.
   - Ты как там?
   - Прячусь. - говорит шепотом. - Это ты стреляешь на улице?
   - Я. Скоро приду к тебе. Много этих уродов внутри?
   - Я троих видела. Один или два пытаются войти ко мне, поторопись, пожалуйста. И поосторожней, здесь света нет, почему-то.
   - Хорошо.
   Если уж Татьяна начинает паниковать, то повод есть, ее напугать очень непросто. Я убрал телефон в карман, зажег тактический фонарь под стволом "помпы". Вообще то сначала я думал постоять перед зданием на виду немного дольше, как-нибудь выманивая мертвяков оттуда на открытое место, где их можно перестрелять без проблем. Сейчас ко мне ни откуда невозможно подойти незаметно. Все просматривается хорошо и далеко. Но если дела у Татьяны ухудшаются, следует идти внутрь. То, что света нет - это плохо. Помнится, некоторые места весьма темные будут, хорошо, что тактическим фонарем карабин оснастил. Я молодец. Ладно, хватит оттягивать время.
   Я глубоко, до гипервентиляции легких вздохнул, и медленно пошел внутрь спорткомплекса. Это не на открытой местности по собакам из машины стрелять, там пострашней будет. Темно, множество дверей и не просматриваемых углов. Луч фонаря свои пределы имеет, а если он светит, то все, что вне луча, видно еще хуже. Я попытался точно вспомнить планировку спортзала и продумать свой маршрут. Планировка хитрая. Комната со старым гимнастическим инвентарем находится с другой стороны от большого спортивного зала, где сейчас проводятся тренировки по дзюдо. Если зал открыт, то можно пройти через него насквозь прямо к нужному месту. Если же зал закрыт, то надо будет подняться по лестнице на второй этаж, там по длинному коридору обойти его весь по окружности, спуститься снова на первый этаж, и лишь там, по заваленному старым хламом редко используемому коридору можно дойти до нужной комнаты. Такой маршрут злейшему врагу не выдумаешь и не предложишь.
   Трудное место впереди, сразу за дверями. Холл сложной формы, справа и впереди гардероб, слева еще какая-то стойка, заслоняющая обзор, слева сразу три двери, из подсобки и двух туалетов, уходящий коридор к раздевалкам, еще закрытое пространство впереди и справа две двери, только успевай вертеться. В такие места надо парой или тройкой входить, распределив сектора огня. Я тихо вошел внутрь, замер, быстро повернулся направо, затем перевел луч с ярким пятном в центре влево. Но даже больше я старался слушать, чем смотреть. Мертвяки неуклюжие, тихо ходить не смогут. А вот собаки? Хоть убей, не помню, шумно двигались собаки или тихо.
   Вроде бы никого. Теперь проверить, открыты ли двери в зал. Вперед. Быстро пройти справа от стойки, ствол вниз, за нее, мало ли что там? Прицел вперед, чуть правее... мать твою! Я просто подскочил от неожиданности, чуть не выронив ружье. Прямо за стойкой, буквально в двух метрах от меня, совершенно неподвижно, стояла мертвая бабушка. Гардеробщица, в синем рабочем халате. Стояла совершенно неподвижно, не издавая ни звука, и лишь в упор смотрела на меня своими мерзкими мертвыми глазами. Я заметил ее, но мозг не усвоил информацию из-за этой самой неподвижности, она просто сливалась с висящей сзади одеждой.
   Мы встретились глазами, и у меня мороз пошел волной по коже. Я даже зябко передернул плечами, а потом выстрелил ей в лицо. В замкнутом пространстве выстрел из ружья прозвучал как из главного крейсерского калибра, эхо улетело вглубь здания и вернулось обратно. Нежить снесло, выбив из ее головы целый фонтан брызг на белую стену. Пустая пластиковая гильза, выброшенная ружьем, покатилась по гранитному полу, звонко постукивая латунным донышком.
   - Тьфу на тебя, нежить чертова! - прошептал я, оглядываясь во все стороны и с трудом приходя в себя. - Вот ведь напугала, тварь!
   Еще сложное место за гардеробом, пока не зайдешь - не увидишь, при этом дверь в спортзал прямо за спиной остается. Быстро вперед, ствол вправо, никого, быстрым шагом туда, разворот назад, дверь в зал на прицел. Тихо. Вся надежда на то, что мертвяки все же медленные, медленней человека. Мне пришлось в прошлом зачищать здания, я очень хорошо помню, как следует двигаться. Но я никогда не зачищал здания в одиночку, и в сомнительные места можно было бросать гранаты, а потом разбираться. что там было. А гранат у меня и нет. И бросать их нельзя здесь. А если бы были? Интересно, смогла бы граната, брошенная в комнату, убить зомби? Пробить ему осколками череп? Это если только "фенька", от РГД-5 той же осколки легкие, они только в мягкие ткани проникают. Ему эта РГД как мертвому припарка. А он и есть мертвый.
   Теперь проверить двери в большой зал. Все зависит от этого, каким путем идти дальше. Я тихо подошел к ним, подергал ручку. Заперто. Эх, были бы они потоньше, можно было бы выбить замок из дробовика, но тут не выйдет, очень уж толстые и массивные, такие и винтовочная пуля не вдруг возьмет. И кто такие придумал? Придется сейчас по темной лестнице подниматься, на ней ни одного окна до второго этажа. Лестница в конце вестибюля, широкая, ведущая во тьму. К ней и подходить то не хочется. Эх, со светом насколько лучше было бы, чем с тактическим фонариком.
   Стоп. А где у них рубильник, интересно? Шлагбаум электрический работал, и над самим подъездом забытая лампа светится, а внутри света нет. Почему так? Распределительный щит всегда недалеко от входа, иначе не бывает. В любом проекте щит у входа в помещение, потому что если кто-то входит куда-то, а там темно, то он должен иметь возможность проверить пробки. Это аксиома.
   Снова схватился за телефон, набрал номер Татьяны. Она ответила в ту же секунду, опять шепотом:
   - Да?
   - Ты не знаешь, где в здании распределительный щит? Где свет отключается?
   - Сразу, как в здание вошел, налево. Дверь перед стойкой, не доходя туалетов.
   - Понял.
   Телефон в карман. Вот как важно вовремя подумать. Подумать вообще важно и полезно, а вовремя - так и в двойне. Ружье наизготовку, особое внимание дверям в туалеты. Там тихо, кажется. Ну и пусть дальше будет тихо, а все здание мне проверять и зачищать некогда, да и неохота вовсе. Я здесь за своей девушкой, а не карать виновных. Так, прямо напротив двери в щитовую еще одна дверь. Куда ведет, я не в курсе. Надо будет смотреть в обе стороны. Но пока тихо, везде тихо. Только тихие шаги моих ботинок по граниту. Хорошие подошвы, на скользком камне вообще не скользят. И почти не поскрипывают.
   Я вытянул левую руку, подергал ручку двери в щитовую. Заперто. Но дверь легкая, из древесно-стружечной плиты, обклеенная ламинатной пленкой. И замок понятной конструкции. Я сделал пару шагов назад, прицелился ниже и правее дверной ручки, с расчетом, чтобы картечь ушла вправо и вниз, не повредив особо ничего с той стороны, выстрелил. Грохнуло, вспыхнуло, замок вбило внутрь. Снова в гулкой, наполненной отзвуками эха тишине звук катящейся пустой гильзы. Я подошел ближе, толкнул дверь ногой, и та открылась. Щит прямо передо мной. Пошел вперед!
   Черт, тесновато здесь для ружья. Пришлось стволом оттолкнуть дверь левее, еще шаг вперед. Дверь дернулась назад, из-за нее появилась бледная и грязная рука, вцепилась в ствол ружья, дернула.
   - Мать! - крикнул я с перепугу, а затем прошипел: - Пусти, тварь!
   Я рванул ружье на себя, но в результате лишь вытащил из-за двери скрывавшегося там мертвеца. Он вцепился в ружье уже двумя руками, заскулил, оскалив зубы, и уставился мне в глаза. Пахнуло тяжелой тошнотворной вонью. Уже привычное ощущения накатившей волны страха от взгляда нежити. И сзади послышались шаркающие шаги. Еще один!
   Я рванул ружье еще раз - бесполезно, тот просто повис на нем и я подтащил его ближе. И тут меня осенило: а для чего взял с собой пистолет? Вот именно для этого, для таких случаев. Я отпустил дробовик, отскочил назад, выдергивая "грач" из кобуры, оглянулся. Второй мертвяк был еще далеко, на полпути от лестницы, ведущей на второй этаж, просто эхо приближало шарканье его шагов.
   Я не ставил пистолет на предохранитель, патрон был в патроннике, но курок был не на боевом взводе. Для нормального стрелка это тоже хороший способ безопасно держать оружие в готовности к открытию огня. Сейчас курок спущен, чтобы взвести его, надо сильно нажать на спуск, с усилием большим, чем можно случайно к нему приложить, вытаскивая оружие из кобуры. Я упер правую ладонь в левую, прицелился в лоб мертвяку, тупо глядящего на ружье у себя в руках. Оно мешало ему нападать дальше, заняв руки, но при этом он не догадывался его просто выпустить.
   Видишь, какой ты тупой? Я плавно потянул спусковой крючок. Хлопок, гораздо более тихий, чем ружейный, но все равно вызвавший долгое эхо в пустом здании, синеватая дульная вспышка. Пуля попала точно в середину лба зомби, свалила его навзничь. Я быстро повернулся ко второму, а тот уже близко, метрах в пяти-семи. Идет враскачку, одна нога повреждена, на ней следы укусов, поэтому трудно поймать голову в прицел, и темновато здесь. Прицел на него, один выстрел, второй, прыгает ствол, выплевывая язычки синеватого пламени. Есть контакт! На бледном лбу черное круглое пятнышко появилось как будто само собой. Мертвяк упал лицом вниз, громко стукнув головой о камень пола. Я снова направил пистолет влево, мало ли кто еще в щитовой был? Но там было тихо, труп лежал лицом вверх, мое ружье поперек его груди.
   Не опуская пистолета, я вошел, перепрыгнул через труп, забежал в дальний угол тесной комнатки, направив ствол в угол за дверью, но там никого не было. Выглянул наружу, но в вестибюле тоже никого. Ну и хорошо. Быстро заменил магазин в пистолете на полный, а начатый убрал в подсумок на поясе. Подобрал дробовик. А вот и он - распределительный щит. Щит как щит, только большой. Куча предохранителей с рычажками, под каждым надпись. Но сначала надо проверить два - общий и так называемый УЗО. Так и есть, общий отключен. Я протянул руку и с усилием сдвинул вверх плоский пластмассовый рычаг. И с радостью услышал, как защелкали, включаясь наперегонки, лампы дневного света в вестибюле.
   - Ура! Ититска сила, ура! - сказал я вслух. - Да будет свет, мать его яти!
   Затолкал еще один патрон в дробовик. Пусть будет полным. Двигался дальше я все с той же осторожностью, как и в темноте, но скорость движения выросла, как ни крути. Не надо было отдельно осматривать каждый угол, освещая его узким лучом тактического фонаря - теперь все как на ладони. Еще раз повел стволом за стойку, загораживавшую проход, заглянул в гардероб, где лежал почти обезглавленный труп гардеробщицы, направил ствол на мертвеца, которого застрелил из пистолета. Тот тоже не шевелился. Дальше, до самой лестницы, все просматривалось хорошо, и я преодолел этот отрезок пути бегом.
   Поднялся до середины первого пролета, поднял ружье, направив его на верхнюю площадку, но там тоже никого не было. Снова пошел вперед, стараясь слушать, что там, наверху, но кроме своих тихих шагов, не слышал ничего. Когда поднялся почти до верха, пошел осторожней, осматривая все вокруг и ожидая нападения с любого направления. И опять никто не напал.
   Второй этаж состоял из длинного и широкого коридора с большими окнами справа, перед которыми стояли пластиковые скамейки со спинками. Слева было несколько дверей, которые вели на балкон, идущий над всем спортивным залом по периметру. Его тоже следовало проверить. Я тихо подошел к ближайшей двери, подергал ее. Открыто. Распахнул рывком, и рывком же вошел на балкон.
   Никого на первый взгляд, балкон просматривался до самого конца, он был огорожен горизонтально идущими трубами с полированным деревянными перилами наверху, спрятаться было негде. Посмотрел вниз. Электрическое освещение в спортивном зале было выключено, свет попадал в него лишь через забранные стеклоблоками окна под самым потолком. Я посмотрел с балкона вниз, увидел человеческую фигуру, неподвижно стоящую посреди спортивного зала. И справедливо счел ее мертвяком, потому что нормальный человек, услышав выстрелы, уже давно проявил бы себя, радуясь подмоге. До мертвяка было около пятнадцати метров сверху, вполне можно стрелять. Аккуратно прицелился, наведя яркое световое пятно на верх черепа так и не обращавшего на меня внимания зомби, нажал на спуск. В пустом зале грохот выстрела образовал стоячую звонкую волну, гулявшую от стены к стене несколько секунд. Картечь ударила мертвяка в голову, свалила. Не то расстояние, чтобы сносить черепа, но для того, чтобы убить, энергии и плотности картечной осыпи хватило. Шесть в помповике осталось. Я всегда считаю, непроизвольно. Полезная привычка.
   Хоть и виден был весь коридор до того, как я вышел на балкон спортивного зала, но и с балкона я вернулся туда со всеми мерами предосторожности. Мало ли кто успел за это время сюда пригулять? "Осторожность еще никого не убивала!" - говорил наш ротный, и в этом вопросе я всегда предпочитал ему верить. Но в коридоре было также пусто, как и перед этим. Можно немного расслабить плечи, опустить ружье. Руки устают от такого положения, и если есть возможность дать им отдохнуть, то возможность надо использовать, не сомневаясь. И можно снова прибавить ходу.
   Если бы я воевал с людьми сейчас, например, то именно длинные простреливаемые пространства отпугивали бы меня больше всего. Я бы искал укрытия и перемещался перебежками, ожидая выстрела с любого направления. Но если твой противник - животные, или существа с повадками животных, такие как эти самые зомби, то открытые пространства становятся твоим союзником. К тебе не подойдешь скрытно, не бросишься из-за угла, у тебя всегда есть время прицелиться. Поэтому и надо держаться подальше от углов, укрытий, поворотов.
   В конце коридора была еще одна лестница, ведущая обратно на первый этаж, но уже не такая широкая, как та, по которой я поднялся. Эта лесенка вела в царство завхоза, туда, где склады и подсобки, поэтому была узкой и незаметной. Все габаритные грузы носили туда и оттуда снизу, через открытые двери спортивных залов, а люди ходили сверху, если им что-то там требовалось. Как, например, нам с Татьяной в тот самый памятный мой визит, когда мы сексуальной акробатикой занимались. Я тогда заехал к ней после того, как она закончила вести занятия с детской группой. Мы вчетвером собирались выехать на рыбалку в Тверскую область, и моей обязанностью было забрать ее с работы. Татьяна встретила меня халате, уже вышедшая из душевой, но еще не переодевшаяся, вдруг потащила в тот самый склад, в котором сейчас пряталась, где и выяснилось, что под халатом у нее ничего нет, а наличие гимнастических снарядов добавляет много возможностей для изобретательного ума. В результате мы опоздали почти на час к ожидавшим нас Вике с Лехой, наврав про чудовищную пробку.
   Дверь на лестницу была открыта, и пролет до следующей площадки просматривался сверху. Мне вообще не нравятся закрытые двери в зачищаемых зданиях, это уже рефлекс. Здесь, к счастью, не надо было ожидать растяжек и выстрелов из укрытия, но все равно, велика была вероятность того, что прямо за этой самой дверью стоит безмозглая, хищная и смертельно опасная тварь, один укус которой может превратить тебя в такую же, и напрягает остатки мозгов, силясь понять, как ему эту дверь открыть. А ты ему оказываешь такую любезность. К тому же, в такие моменты ты вынужден снимать руку с цевья дробовика, и немедленно открыть огонь ты не можешь. Вообще всем этим надо заниматься в паре, а еще лучше - действовать тройкой, прикрывая и страхуя друг друга.
   Я вошел на тесную верхнюю площадку, перегнулся через перила, посмотрел вниз. Тоже никого. Откуда-то издалека слышен равномерный глухой стук. Навел ружье на нижний пролет и начал спускаться боком, не сводя прицела с открывающегося перед ним по мере продвижения пространства. Только так, и никак иначе следует двигаться по лестницам. Поворот на средней площадке, дверь снизу закрыта, справа от лестницы плохо просматриваемое место. Вот не люблю я такие места. Присел на корточки, заглянул через край пролета. Пусто, только картонная коробка с какими-то "методичками" валяется. Ну и хорошо. Тогда все внимание на дверь. Дверь открывается от меня, поворотом ручки, не запирается. Я тихо-тихо подошел к ней, повернул ручку, чуть приоткрыв, отступил назад, прицелившись прямо в филенку. Нет, никто не бросается оттуда на меня. И не надо бросаться, мы уж так как-нибудь...
   Не опуская ружья, я толкнул дверь ногой, не слишком сильно, чтобы она не отскочила назад, ударившись обо что-нибудь. Быстро заглянул в щель между полотном и косяком - за ней никого не было. Коридор прямо от двери поворачивал направо, а слева оставалось лишь маленькое пространство за самой дверью. Я заскочил в коридор, направив в него луч фонаря. Света здесь не было, в ярком луче тактического фонаря коридор просматривался до конца, но не весь. Вся правая его сторона была заставлена какими-то коробками, старыми шкафами, чем-то еще. Между этими завалами были еще двери, ведущие в туалеты, в какие-то каморки, в кабинет завхоза, и еще куда-то. И из темноты продолжал доноситься стук, как будто кто-то колотил в дверь, и попутно - какая-то возня. Я огляделся в поисках выключателя, сразу же нашел его рядом с дверью, слева от нее. Протянул руку, включил. Тихо щелкая, включились лампы, коридор осветился. Он был в длину около двадцати метров, и стоящие вдоль стены завалы старого имущества не давали видеть, что происходит вдали, что это за стук.
   С дробовиком идти между всех этих завалов было неудобно, все повороты были направо, что было бы удобно лишь левше, а я левшой никогда не был. Поэтому я включил предохранитель и закинул дробовик за спину, а в руку взял пистолет. Поднял перед собой на уровне груди, и пошел вперед. Первая дверь справа за кучей коробок и старым несгораемым шкафом. Там кабинет завхоза был. Дверь закрыта, проверять некогда, и проходим дальше. Снова коробки, ящики, старые шкафы, пожарного инспектора бы сюда. "Держи проходы свободными" и все такое. Еще дверь, в туалет, дверь открыта, все внутри просматривается. Никого. Иду дальше. Дверь справа, второй туалет, закрыто, а впереди - два мертвяка, бьющиеся в закрытую двустворчатую дверь. Дверь хлипкая, со стеклом. Один из мертвяков, весь перемазанный кровью, стоит на коленях и колотит руками по деревянному полотну двери, его я и слышал все время, второму же удалось выбить стекло, и он пытается лезть через образовавшееся отверстие, не обращая внимания на торчащие из рамы острые осколки стекла. Из-за двери его отталкивают длинной алюминиевой палкой, явно старясь попасть в глаза, но не попадая. Ну, и что делать в первую очередь? Спасать Татьяну или проверить туалет справа от себя?
   Я все же решил проверить, опасаясь оставить какую-нибудь мертвую тварь у себя за спиной. Татьяна пока держится, мертвяк даже плечи не сумел еще засунуть в окно, и вряд ли засунет, так что лишних десять секунд ничего не изменит. А пока не выйдешь на пространство перед дверью в туалет, не оставишь ее с незащищенного своего бока, не сможешь прицелиться в зомби, ломящихся в склад, такая вот получается геометрия.
   Я сделал быстрый шаг вперед, толкнул ногой дверь в туалет. Заперто изнутри, а это значит, что там кто-то внутри есть. Или живой, или мертвый, но при этом тоже очень живой. Но не услышать, как открывается защелка, я не смогу, так что неожиданно на меня не нападешь. Я аккуратно прицелился в голову мертвяка, сидящего на полу, прицелился тщательно, выстрелил и не промахнулся. Пуля попала прямо над ухом и опрокинула мертвеца на второго, лезущего в окно двери. Тот повернулся на звук выстрела, я снова выстрелил, но пуля попала ниже, в середину лица, толкнула его назад, сбивая с ног, но не убив. Послышался шум справа, за дверью, но звука открывающейся защелки не было слышно, поэтому я снова прицелился и сделал еще выстрел и еще один, уже ненужный, в того, который лез в склад. Обе пули попали в лоб, с пяти метров, промахнуться сложно. Шаг вперед, поворот, прицел на дверь туалета.
   - Татьяна, в коридоре безопасно, выходи! - крикнул я во весь голос. - Если в туалете кто-то живой - подай голос! В любого не отзывающегося стреляю на поражение!
   - Открываю! Не стреляйте! - донесся голос из-за двери.
   Послышался звук отодвигаемой щеколды, дверь туалет распахнулась. За ней оказался маленького роста немолодой мужик в спецовке, зажимающий какой-то тряпкой раны на левой руке.
   - Ты там один? - я кивнул на дверь, в которой мужик стоял.
   - Один. Я тут прятался от этих...
   Сзади с грохотом распахнулась дверь. Из склада инвентаря выбралась Татьяна, одетая уже по-уличному, в куртке, с рюкзаком за плечами и большой спортивной сумкой в руках. Собрала все же вещички к отъезду, молодец. Лицо спокойное, как будто не к ней сейчас ломились два оживших мертвяка. Перешагнула через них, старясь не наступить новыми белыми кроссовками в кровавую лужу.
   - Привет, Сереж. - осведомилась она совершенно спокойным голосом. - Я уже вне опасности?
   Я вытащил магазин из пистолета, достал из разгрузки последний полный, вставил в рукоятку и протянул пистолет Татьяне рукояткой вперед.
   - Опасность теперь везде и всюду. - ответил я с неким оттенком патетики, а затем спросил ее: - Помнишь, как пользоваться?
   - За дуру держишь?
   В нашей компании стрелять умели все, даже на даче составной частью развлечений всегда была стрельба из "мелкашки" на природе. А поездки на стрельбища... А уж в отпуске, в карельской глуши... Лучшим стрелком среди нас Татьяна не была, но умела обращаться с оружием хорошо. Она со всем обращалась хорошо, что ни дай в руки.
   - И вот еще... на... держи... - я вытащил частично опорожненный магазин, тоже протянул ей.
   - Спасибо.
   Она быстро, но крепко поцеловала меня в губы. Я сам снял с плеча дробовик, и снова повернулся к мужику в спецовке, спокойно ожидавшего окончания нашего разговора.
   - А с рукой у тебя что?
   - Завхоз наш, Геннадий Федорович, покусал, сволочь. - ответил тот.
   Я что-то такое и предполагал, но все равно, жалко мужика. Видимо, я в лице заметно изменился, потому что мужик посмотрел на меня, спросил:
   - А что? Плохо?
   - Очень плохо. - кивнул я. - Нельзя им давать себя кусать.
   А что тут еще ответишь? Успокаивать, говорить, что все будет хорошо? Так он сам вскоре все поймет.
   - Да разве я давал? - возмутился тот. - Я к нему в кабинет зашел, а он из угла как кинется! Морда в крови, зубы оскалены, я чуть в штаны не накидал. Пока я от него отбивался, он и покусал.
   - Как чувствуешь себя?
   - Хреново. - вздохнул мужик. - Тошнит что-то. Погоди... это ты к чему все?
   Я промолчал, глядя в сторону. Язык не поворачивался ответить. И что с ним теперь делать? Вести этого человека с собой было бесполезно, ему оставалось жить совсем не долго. Бросить здесь, чтобы он потом обратился, тоже нехорошо. А застрелить еще живого... это вообще, ни в какие ворота не лезет.
   - Ты чего молчишь? - спросил мужик в спецовке снова. - Я что, тоже... таким же?
   - Таким же. - кивнул я. - Извини, не буду врать.
   - Скоро? - немного помолчав, спросил он.
   - Скоро. Ладно, пошли с нами. - принял я решение.
   В конце концов, он еще живой, нельзя бросать его. Пусть пока с нами идет, а дальше... посмотрим.
   - А если я в такого же по дороге превращусь? И на вас кинусь? - мужик держался удивительно спокойно.
   - Сперва для этого помереть надо. Так что, успею среагировать.
   - Понял. Это... - он показал на два трупа у дверей в склад. - Они мертвые?
   - Сейчас или...?
   - Когда ходили.
   - Мертвые. - подтвердил его догадку я. - Мертвее некуда.
   - Ты, парень, вот что... - мужик помолчал, пожевал губами, затем продолжил: - Если помру, то ты мне просто встать потом не дай, хорошо? Не хочу в таком виде землю топтать, я человек все же, не тварь.
   - Договорились.
   А что я могу еще для него сделать? Да и я был бы рад, случись со мной такое, чтобы кто-то оказал такую услугу и мне.
   - Тогда пошли. - сказал мужик. - У меня ключи от зала есть, я вас короткой дорогой проведу. Только, там в зале тоже один был, я поэтому туда не пошел.
   - Я его уже завалил, с балкона.
   - Тогда пошли.
   Мужик достал из кармана спецовки связку ключей, отпер замок на боковом входе в спортзал, открыл дверь. Я оттер его в сторону, вошел первым. Осторожность лишней не бывает. В зале было пусто, лишь посередине недвижимо лежало тело застреленного зомби. Крови на полу почти не было.
   - Никого, пошли.
   Мы быстро пересекли зал, подошли к главным двустворчатым дверям. Мужику было плохо, он был весь в поту, тяжело дышал. Он отпер и эти двери тоже. Я попросил открыть их по моей команде, затем поднял дробовик, сказал: "Давай!" Мужик вцепился в одну створку, Татьяна во вторую, они резко распахнули двери. За ними никого. Я быстро вышел в вестибюль, готовый выстрелить, но там никого не было.
   - Пошли.
   Со всеми предосторожностями я пошел на крыльцо, ни на секунду не опуская ствол, Татьяна тоже держала пистолет двумя руками в готовности к открытию огня в любую секунду, как я ее учил. Дядек в спецовке шел следом.
   - Оружие бросили быстро! - услышали мы команду, которая, впрочем, неожиданной для нас не была. Тот, кто ее отдал, был уже у нас на прицеле.
   Возле крыльца стоял бело-синий милицейский уазик, а возле него - двое в форме, молодых, один в звании младшего сержанта, второй вообще с погонами рядового. Я, кажется, никогда и не видел таких в милиции. У обоих были АКСУ в руках, направленные от груди в нашу сторону, картинно, но не эффективно. Дойди до драки, скорее всего я успею уложить их обоих. Фонарь моего ружья светил прямо в круглое упитанное лицо младшего сержанта, заставляя его щуриться. Татьяна целилась во второго. Мне показалось, что она заколебалась, после того, как разглядела, кто у нее на мушке, но я громко сказал:
   - Не вздумай опустить ствол!
   Татьяна колебания отбросила и хватка снова окрепла.
   - Вам что нужно? - спросил я стражей порядка.
   - Сдайте оружие, предъявите документы. - заявил младший сержант.
   - Еще пожелания? - с долей ехидства поинтересовался я.
   - Оказываете сопротивление? - важным голосом спросил он.
   Все знают такой тип стражей порядка, причем всегда из числа молодых. Именно они идут служить в милицию, точно зная, что будут обирать пьяных, брать взятки, вымогать деньги у задержанных, бесплатно обслуживаться у проституток. Тяга к мелочной власти, внутренняя неуверенность в себе. Смелости нет, но есть глупая самоуверенность, диктуемая статусом.
   - Сержант, ты бы делом занялся. - спокойно сказал я ему. - Нас тебе не задержать, так лучше иди по своим делам.
   - А то что, стрелять в милицию будете?
   Сказано как бы грозно, но уверенности в голосе - ноль. А как и вправду будем?
   - Ты, сержант, видать еще не понял ничего. - вздохнул я. - Нет больше твоей милиции, или через пару часов не будет больше. И формой своей ты уже никого не поразишь. Ни формой, ни ксивой. Люди сами себе власть, раз власть государственная их защитить не может, так что угомонись. Лучше людей иди спасай, кого еще возможно, а мы за себя постоять можем, в отличие от других. А насчет разоружать кого... думаю, что лучше этого не делать тебе. Люди будут нервными, могут и пришибить. Или самого разоружат. Мне вот твой "укорот" очень нравится, например. Пригодился бы.
   При этом я не отводил ствол ружья от лица сержанта, чтобы у того все время была возможность заглядывать в него, в черный широкий провал ствола, представляя, как оттуда вылетит пучок дроби, если он поведет себя неправильно. И еще я был уверен, что пока оружие и нас, и их направлено друг на друга, милиционеры не выстрелят, побоятся. А вот если мы с Татьяной стволы опустим, то тогда тот же сержант выстрелит сразу, у него это в глазах читается. Выстрелит со страху, чтобы перестать бояться и доказать самому себе и младшему коллеге свою крутость. А пока там читалось сомнение.
   - А ты что предлагаешь? - с напором спросил он. - Там на дорожке трупешник лежит почти без головы, убийство налицо, нам это так оставить? И вызов был на стрельбу.
   - Это я его, он из этих, от кого все проблемы в городе. - ответил я. - Там в зале еще штук пять таких лежит, и собак видишь? Тоже такие же были.
   - А ты что здесь делал?
   - Я за своей девушкой приехал, она из-за этих тварей выйти не могла. - вполне вежливо ответил я. - Кстати, а к нам подкрепление.
   Действительно вдали на аллее показался грязный серый "крузак" несгибаемо-внедорожной конфигурации, дальний родственник моего "форанера". Молочный брат, так сказать. Ситуация разрешалась в нашу пользу. Сержант, не опуская автомат, обернулся.
   - Это кто?
   - Друзья, и все с оружием. - заявил я. - Лучше давай стволы опустим, а то они не поймут с ходу, что здесь делается, мало ли что подумают? Занервничают, стрелять начнут.
   - Давай, ствол в землю, ставь на предохранитель. - скомандовал сержант своему напарнику, и сам проделал то же самое со своим оружием.
   Ну и мы тоже опустили оружие. Жест доброй воли, так сказать. Теперь-то они уже точно не рыпнутся, это без вариантов.
   - Оружие-то у вас откуда? - спросил сержант. - Мне уже по-любому рапорт писать.
   - Оружие легальное, на каждый ствол разрешение. - приврал я, давая тем самым сержанту путь к отступлению. - Чистая самооборона, все законно.
   Неожиданно в разговор вступил мужичок, который вышел с нами из спорткомплекса и о котором, ввиду накаленных страстей, успели забыть.
   - Слышь, сержант, правда это. Я думал, что хана нам там, если бы этот парень с ружьем не пришел. Видишь, что сделали со мной? - он показал милиционерам искусанную руку, из которой продолжала течь кровь.
   Я присмотрелся к нему. Мужик выглядел плохо, был очень бледным, его покачивало. Судя по всему, оставалось ему недолго.
   "Крузак" подъехал к нам вплотную, фырча дизелем и грызя асфальт покрышками, из него вышли Леха и Вика, оба в "Горках", разгрузках и с "Сайгами-12К" в руках (это у них типа семейное оружие такое). В шапочках-"чеченках" и штурмовых перчатках - даже не поймешь, кто такие, городские рейнджеры просто. У милиционеров при виде такого численного превосходства противника теперь совершенно исчез агрессивный настрой. Сержант спросил:
   - А что происходит? Нас из Подмосковья в город вызвали, вообще мы из Солнечногорска.
   Я глянул на номера милицейской машины - действительно, областные, своей милиции городу уже не хватает. Оперативно призвали подкрепления, только вот... а в самом Солнечногорске как? Скоро будем проезжать через него, увидим.
   - А что ты вообще что знаешь? - спросил я его.
   - Знаю, что в городе или беспорядки, или психи разбежались, а толком ничего не сказали. - сказал младший сержант, вешая автомат на плечо. - И похоже, что толком и не знает у нас никто. Дали команду поддерживать порядок, пресекать попытки насилия, отбирать у граждан оружие. Все.
   Понятно. Подкрепления ввели, но нацелить их на что-то полезное не хватило ума. Я снова бросил взгляд на мужика в спецовке. Тому, судя по всему, уже недолго оставалось. Жалко дядьку, но... уже ничего не исправишь. Он стоял, покачиваясь, вид был отрешенный. Я подошел к нему, наклонился, шепнул ему на ухо: "Ты бы друг сел пока вон туда, на скамейку. Ты извини, но ты уже вот-вот... Мне неудобно тебе говорить, но... И упасть можешь". Тот не дал мне даже закончить, просто кивнул и очень спокойно сказал: "Я понял. Ты помнишь, что обещал?". Затем он отошел на скамейку, стоящую метрах в десяти, и присел на нее, продолжая удерживать намотанную на руку тряпку.
   Я повернулся к милиционерам.
   - Смотри на него сержант, сейчас сам все поймешь. В городе эпидемия вот этого самого, завтра уже во всем мире начнется.
   - Что за эпидемия?
   Сержант явно вообще не владел ситуацией. Неужели его начальство настолько до сих пор было не в курсе, или просто не считало необходимым информировать подчиненных? Его московские коллеги уже явно поняли, с чем имеют дело, так что недостаточную информированность прибывших к ним на подкрепление можно отнести лишь на просчеты высокого начальства.
   - Сейчас сам все увидишь, минут пять осталось, не больше. И вас касается! - я обернулся к друзьям. - Я хочу, чтобы вы увидели все сами, своими глазами, что нас ждет.
   - Серег, мы же видели сегодня, - сказал Леха.
   Ага, видел он, как же. Видел труп на тротуаре, а вот то, что это на самом деле...
   - А теперь и поучаствуй. - тихо сказал я ему, так, чтобы раненый не услышал.
   Мужик достал из нагрудного кармана спецовки пачку "Золотой Явы", вытащил сигарету, но никак не мог прикурить трясущимися руками. После того, как он впустую крутанул колесико несколько раз, я подошел к нему, взял у него из рук маленькую прозрачную зажигалку, щелкнул, поднес огонек к сигарете. Тот затянулся, сказал: "Спасибо". Я вернул ему зажигалку, подумав при этом отрешенно, что и зажигалок нам тоже не мешало бы запасти, и отошел к выстроившимся почти что в шеренгу людям. Все молчали, молчал и сидящий на скамейке мужик, глядящий куда-то в небо. Он даже не докурил сигарету, не успел. Минуты через три она выпала у него из пальцев, а сам он завалился на скамейке вбок, протяжно вздохнул, и скончался.
   - Он умер. - сказал я, обращаясь ко всем. - Теперь смотрите на него.
   - И что? - спросил сержант с оттенком недоумения.
   - Просто смотри. Сейчас все поймешь.
   Тот пожал плечами, повернулся к сидящему на скамейке. Так в молчании мы провели минуты две. Затем мертвец на скамейке вдруг открыл глаза и уставился на стоящих перед ним людей.
   - Твою мать! - охнул младший сержант и даже попятился назад, вскидывая автомат, после того, как встретился с ним взглядом.
   Да и все остальные не промолчали. Возможно, большинство из них впервые посмотрели в глаза воплощенной смерти. Мертвец начал было приподниматься на скамейке, но координация его движений была пока нарушена, и он просто свалился с нее. Встал на четвереньки. Оперся рукой на сиденье и поднялся на ноги. Обернулся к людям, как-то тихо заныл и переваливающейся походкой пошел к ним.
   - Ну что, сержант, стреляй ему в грудь. Он сейчас кусаться начнет. - сказал я милиционеру, попутно приподняв ствол ружья, чтобы в случае чего самому поставить в этом спектакле точку.
   Сержант вскинул автомат и нажал на спуск. Грохнула короткая очередь, легкие и быстрые автоматные пули ударили зомби в середину груди, пробив его насквозь и выбив из его спины кровавые фонтаны, но тот даже не покачнулся. Сержант выстрелил в него еще раз, к нему присоединился рядовой, но попадания в грудь даже не задержали приближающегося мертвяка.
   - Татьяна, теперь ты, в голову! - скомандовал я.
   Татьяна прицелилась, хладнокровно выждала момент, и когда их отделяло друг от друга не более трех метров, выстрелила. Хлопок "грача" был тише, чем автоматные выстрелы, но мертвяк, обзаведясь отверстием в лобной кости, рухнул навзничь. Все опустили оружие.
   - Видели все? Видели всё? Есть еще вопросы и сомнения? - громко спросил я у всех присутствующих, цицероновым жестом указывая на лежащего на асфальте зомби. - Это и есть то, что нас ждет, будущее нашего мира. Не хотите стать такими же? Значит, защищайтесь. У кого какие вопросы?
   - Что это вообще? - спросил сержант. - Этот мужик умер?
   - Да, умер. И мертвый встал.
   - Вампир, что ли?
   - Зомби, если угодно. Знаешь, что это?
   - Кино смотрю. - кивнул сержант.
   - Вот как в кино и есть. Как убивать их понял? - поинтересовался я.
   - Понял. - подтвердил он. - В башку. Как в кино.
   - Правильно. - похвалил я его за понятливость и сообразительность. - Чем больше убьешь, тем больше у других людей шансов уцелеть. И последнее объявление, до того, как поедем. Прошу всех внимательно выслушать. Животные тоже бывают зомби, мертвыми и агрессивными. Отличить от нормальных их сложнее, но можно. Я видел пока лишь собак, обезьян и крыс, все они странно двигаются и надолго впадают в полную неподвижность. Неподвижность - это, пожалуй, их главная отличительная черта. А вообще, держитесь пока от всех подальше. Поехали. Покеда, товарищи милиционеры.
   Я махнул своим рукой, призывая грузиться в машины.
   - И тебе покеда, боец. - ответил младший сержант, впавший в глубокую задумчивость.
   Ох, не знаю. До чего такой персонаж додуматься может. Почему-то не верится. Что до хорошего. Ну да ладно, бог ему судья.
   Мы с Татьяной уселись в "форанер", Вика с Лехой вернулись в свой "крузак", и маленькая колонна из двух машин направилась к выезду. Милиционеры остались возле спорткомплекса.
  
  
   Мария Журавлева, мать двоих детей.
   20 марта, вторник, днем
  
   Маше позвонила подруга, Елена Вартанян, работавшая в том же отделе в "МосФинансе". Она сказала, что не смогла попасть на работу, что-то случилось в их подъезде, отчего милиция три часа не выпускала людей из квартир. Вроде бы кто-то из соседей сошел с ума и перебил всю свою семью, или вся семья сошла с ума и перебила друг друга. Маша тоже рассказала, что сегодня видела. Елена вообще была женщиной многословной, и ей всегда было что сказать, по любому поводу, поэтому Маша, хоть и не была расположена к долгой беседе, простояла с телефонной трубкой в руках минут двадцать. Милиционер на кухне ничем себя не проявлял, и она решила, что раз уж ему выпала возможность отдохнуть, то пусть отдыхает. Вид у него был действительно переутомленный, если не сказать, что больной. Минут через двадцать ей удалось отделаться от Елены, она повесила трубку и заглянула в гостиную. Дети ни о чем не задумывались, и наслаждались неожиданно выдавшимся выходным. Сашка вместо мультиков играл в видеоигры, а Лика продолжала возводить из кубиков что-то грандиозное.
   Маша пошла на кухню, стараясь ступать потише. Судя по тишине, майор мог и задремать. Тихо приоткрыла дверь, заглянула. Так и есть. Милиционер лежал головой на столе, уронив ее на скрещенные руки. Одна из них лежала на автомате, и Маша поразилась синеватой бледности кожи. Когда она милиционера видела, он не был таким бледным. У Маши была великолепная, даже уникальная зрительная память. Она не запоминала телефоны и имена, но любую картинку помнила долго и в деталях, поэтому такое побледнение кожи ей бросилось в глаза. Маша остановилась, глядя на эту бледную руку, не зная, что ей дальше делать. Проверить, не потерял ли майор сознание, если он такой бледный, или наоборот, оставить человека в покое?
   В этот момент майор поднял голову, и Маша, собиравшаяся все же что-то сказать, буквально подавилась своей фразой. То, что смотрело на нее, уже не было тем немолодым, доброжелательным милиционером, которого она угощала кофе. Иссиня-бледное лицо, какое-то обвисшее, и ужасные глаза, поблекшие, как будто покрывшиеся пленкой и в то же время бегающие и смотрящие так, как на нее еще никогда и никто не смотрел. Казалось, ледяной душ обрушился на нее, даже дыхание от страха перехватило. Маша попятилась назад, в коридор. Тварь, сидящая за столом, просто смотрела на нее, но ничего не предпринимала.
   Так и пятясь задом, Маша вышла за дверь и прикрыла ее за собой. Дверь была с матовым стеклом, никакой преграды она собой не представляла, и к тому же не запиралась, но Маша хотела хоть как-то отделить себя от смотрящей на нее смерти, смотрящей глазами того, кто совсем недавно был человеком. Из гостиной доносились звуки видеоигры, Лика о чем-то болтала сама с собой, как всегда, когда возилась с игрушками. Если тварь с кухни вырвется... Маша не заблуждалась, что случится, того, что она уже сегодня видела, ей было достаточно.
   Задавив в груди судорожное паническое дыхание, она неколько раз глубоко вздохнула, понимая, что запаникуй она - и дети погибнут. Нет у нее права на панику. Сработало. Стараясь ступать бесшумно, она заглянула в гостиную - дети пока ничего не заметили. На кухне послышался какой-то шум и она оглянулась. Тварь на кухне встала из-за стола и стояла у двери. На матовом стекле четко виден был ее силуэт. Однако, вместо того, чтобы открыть дверь, это создание зачем-то трогало стеклянную преграду, было слышно, как ногти скребли по ребристому стеклу.
   - Сашка, у нас беда. Бери сестру, и идите... - Маша осеклась.
   Она хотела вывести детей из квартиры, затем выйти следом, спуститься вниз, к Сергею Сергеевичу, и попросить о помощи его, или вызвать помощь откуда-то еще. Но вдруг все происшедшее за сегодня связалось в ее сознании в единую картину, мгновенно, как вспышка. Все непонятное стало понятным теперь. Толстая женщина на улице, искусанная "пьяным". Она потом встала и укусила милиционера. Милиционер был явно болен после этого, и ему становилось хуже. Мужчина, которого Маша перевязывала внизу, который пожаловался на плохое самочувствие. Он тоже укушен. Бинты из аптечки Сергея Сергеевича, израсходованные на искусанного соседа с двенадцатого этажа, который пошел домой. Не нужно быть гением, чтобы понять, что именно укусы превращают людей в этих вурдалаков. И если они выйдут на лестницу, или спустятся вниз, не ожидают ли их там обратившиеся охранник и жена искусанного мужчины? Не гуляет ли по лестнице сосед с двенадцатого этажа?
   - Мама, что? - Сашка выглядел испуганным. Его напугало выражение лица матери.
   - Пойдемте со мной!
   Надо найти укрытие для детей где-нибудь за пределами квартиры, потом думать, как действовать дальше. Она схватила Сашку за руку, и вдруг из коридора послышался звон лопнувшего и обрушившегося на пол стекла, что-то тяжелое упало на пол. Поздно! Вурдалак выбрался из кухни, и теперь ей самой надо думать, как защитить детей. Она посмотрела сыну в глаза, взяла его за плечи и тихо прошептала.
   - Сашка, бери сестру, и запритесь с ней в ванной, слышишь? И не открывайте никому, кроме меня, сидите там тихо, как мышки! Бегом!
   Она ожидала, что сын испугается, начнет спрашивать, что случилось, но он не сказал ничего. Вот Лика выглядела испуганной и явно намеревалась заплакать, но Сашка схватил ее за руку, сказал удивительно спокойным голосом: "Слышишь, что сказала мама? Пошли!" - повел ее из комнаты.
   Маша вскочила на ноги, прислушалась. Из коридора доносилась какая-то возня, как будто кто-то пытался подмести выбитое стекло. Она выглянула из гостиной. Милиционер выбил стекло и попытался выйти в холл через образовавшееся окно, но зацепился ногами за низ двери, и просто выпал наружу. Сейчас он пытался подняться, но для этого ему надо было подтянуть ноги. Носки его ботинок цеплялись за низ рамы, и встать не получалось. Руки милиционера были изрезаны о стекло, он шарил ими по паркету, оставляя кровавые разводы. Он увидел Машу, задергался сильнее, но по-прежнему безуспешно. "Тварь безмозглая!" - даже подумала Маша, к собственному удивлению почти не ощущая себя испуганной. Дети. Материнский инстинкт полностью задавил страх. В другой момент вид валяющейся на полу и намеревающейся броситься на нее твари привел бы ее в ужас, но сейчас, когда она осознавала, что этого упыря и ее детей отделяют лишь тонкая дверь ванной комнаты и она сама, то страх ушел.
   Она попыталась сообразить, что можно использовать как оружие, но ничего не приходило в голову. У нее не было ничего подходящего в квартире, ничего, чем можно было бы размахнуться и ударить, и даже кухонные ножи находились там, где им положено находиться, в кухне, за спиной у противника. Оружие. Она увидела оружие. Короткий автомат милиционера так и лежал на кухонном столе. Какие еще к черту ножи? И более того, автомат выглядел почти так же, как те, которые ей довелось разбирать в школе, на уроке военной подготовки, разве что этот был короче. У автомата был такой же изогнутый рожок магазина, и эта рукоятка, которую надо было дернуть, чтобы взвести оружие, была похожа. И передвижная планка предохранителя, запирающая движение этой самой рукоятки. Она наверняка справится с этим оружием, если оно заряжено, а кто будет носить с собой незаряженный автомат?
   Решение пришло в голову само собой, и Маша не успела поразиться его наглости, как ее тело само пришло в движение. Увернувшись от вытянувшейся в ее сторону окровавленной ладони с застрявшим в ней большим осколком стекла, она встала на спину упыря, придавив его к полу. Оперлась рукой на стену справа от себя, чтобы не свалиться, сделала еще шаг, затем еще один, и вошла в кухню прямо через выбитое окно, пройдя по лежащему телу, как по лестнице, и лишь пригнувшись, чтобы не задеть раму головой. Упырь остался за спиной, разве что задергался сильнее. Он обернулся на нее, положение его тела изменилось, и ноги освободились. Маша подбежала к столу, схватила неожиданно увесистый автомат. Большим пальцем осторожно нажала на сдвигающуюся планку справа, и та со щелчком перескочила в среднее положение, к буквам "АВ". Обернулась к уже освободившемуся, но еще не вставшему на ноги упырю, зацепила сгибом указательного пальца изогнутый, торчащий вбок рычаг, с силой рванула на себя. Она точно помнила со школы, что нужно обязательно было дернуть с силой, а потом отпустить.
   Рычаг упруго подался назад, и, отпущенный, с громким лязгом вернулся на место. Из длинного отверстия справа вылетел конический патрон с тонкой острой пулей, покатился по полу. Что она сделала? Еще есть патроны? Разумеется, есть, их в автомате много. Она не помнила сколько, но помнила, как их учили набивать патронами автоматные рожки, засекая при этом время. Много, у нее пальцы болели после того, как она запихивала все патроны в рожок. Пружина становилась все туже, и каждый следующий патрон влезал все с большим усилием. Еще у автомата в школе был приклад, а у этого нет. Маша схватила маленький автомат за рукоятку и за изогнутый магазин, подняв его перед собой и подумав, как же неудобно его держать, наверняка она делает что-то неправильно.
   "Упырь", как его мысленно уже прозвала Маша, все же встал на ноги, шагнул в ее сторону, но наткнулся ногами и плечом на раму двери, заставив дверь задребезжать. Маша вскинула автомат, пытаясь вспомнить, как надо целиться, но все расплывалось перед глазами, а руки дрожали. "Упырь" тихо зарычал или застонал, и начал поворачивать назад. Маше представилось, как он сейчас пойдет в комнату, и будет биться в запертую дверь ванной, где спрятались ее дети, и тогда она закричала: "Куда пошел, сволочь?", подскочила ближе к двери, и, почти уперев ствол автомата в голову "упырю", нажала на спуск.
   Грохот очереди, казалось, расколол воздух, автомат задергался у Маши в руках и вскинулся чуть не в потолок, зазвенели стекла от акустического удара, струя гильз хлестнула по мойке из нержавеющей стали. С перепугу Маша отпустила спусковой крючок, чуть не уронив при этом тяжелую железяку. Пули прошили голову бывшего милиционера насквозь, прострочив ее от шеи до затылка, тело тяжело рухнуло на паркет, зазвенев битым стеклом, рассыпанным по полу.
   - Ты не пойдешь к моим детям, скотина. - сказала она, опустив ствол автомата в пол.
   Почему так неудобно было стрелять? Она вновь посмотрела на оружие, и обнаружила откидной приклад, прижатый к корпусу автомата слева. Судя по всему, приклад должен был откидываться, и найти, как он фиксируется, труда не составило. Она откинула его, уперла в плечо. Все равно левой рукой неудобно держаться за изогнутый рожок. Она попробовала взяться за горизонтальную деревяшку перед коротким стволом с маленьким раструбом на конце. Вот теперь удобно, и оружие даже не кажется очень тяжелым.
   Дети сидят в ванной, дети слышали выстрелы. Надо их успокоить, но пусть пока не выходят. Пол, залитый кровью и труп человека в квартире не самое лучшее зрелище для них. Маша открыла дверь из кухни, и остановилась на пороге. Он точно мертв? Не схватит он ее рукой за ногу, когда она будет проходить мимо? Крови под головой трупа натекло совсем немного. Маша подняла глаза и увидела, что вся стена слева вверху и частично потолок в красных брызгах. Нет, не может он быть живым, четыре маленьких дырки в голове на обожженной коже видны ей прямо отсюда, даже волосы еще дымятся, обожженные струей огня из надульника. Никто не выживет после такого. Она быстро обежала лежащее тело, пронеслась через гостиную, постучала в дверь ванной между двумя детскими.
   - Саша, это мама, открой. - сказала негромко.
   Запор двери щелкнул, дверь открылось. Сын стоял за дверь, спокойный и серьезный. Лика сидела на маленькой табуретке возле ванны.
   - Саша, все хорошо, нам ничего не грозит. - успокаивающе затараторила она. - Но вы пока не выходите из ванной еще пять минут, хорошо?
   - Почему? - спросил сын.
   - Мне надо... - она чуть растерялась, не зная что сказать. - ...кое-что сделать еще, я вас позову.
   - Ты убила этого дядьку?
   Маша не нашлась что ответить, но Саша спросил снова:
   - Что он хотел с нами сделать?
   - Съесть? - подала голос Лика.
   - Да, милая, съесть. - подтвердила Маша. - Но у него уже не получится, он...
   - Ты победила его? - спросила дочка.
   - Да, победила, ничего не бойтесь теперь.
   Дочка кивнула головой с видом все понимающего человека, а Сашка спросил:
   - Мам, а можно мы поиграем пока у меня в комнате, и не будем выходить? Там лучше, чем в ванной.
   Действительно, подумалось Маше, а почему бы и нет? Они все равно по пути в детскую не увидят труп на полу в холле.
   - Хорошо, но до того, как я вас не позову, вы даже дверь не открывайте, хорошо? - выставила условие она.
   - Хорошо. - серьезно согласился Сашка. - Лика писать хочет. Я хотел помочь, но она сказала, что будет писать только с тобой.
   - Как всегда. - вздохнула Маша. - Ладно, давай в свою комнату, а я ее приведу.
   - Это его автомат? Он настоящий? Это из него так стреляли сейчас? - спросил Сашка.
   - Да, давай в комнату, я все тебе потом расскажу.
   - Хорошо.
   Сашка ушел в свою комнату и честно захлопнул дверь за собой, а Маша уложила на унитаз детское сиденье и усадила на него дочку. После того, как все дела были сделаны, и исполнение всех желаний было подтверждено с самым серьезным видом, она отвела дочку к брату. Тот даже запер дверь изнутри на защелку. Маша считала, что в восемь лет дети имеют право на личное пространство, и наличие защелки не оспаривала.
   Оставив детей, Маша побежала обратно. В холл она вышла, подняв автомат, но труп был неподвижен, в воздухе стоял резкий запах сгоревшего пороха, крови и паленой шерсти. Маша хотела вытащить труп из квартиры, но в последний момент спохватилась - на милиционере висело множество всего, что еще пригодилось бы. Преодолевая брезгливость, она с трудом перевернула тяжелое обмякшее тело на спину, и вскрикнула в ужасе. Маленькие дырочки от пуль, которые были с той стороны, с этой превратились в жуткие рваные раны, откуда торчали кости, куски плоти и что-то еще. А кровь почти не текла. Маша не знала, что кровь течет сильно лишь тогда, когда сердце ее гонит по сосудам, она же застрелила ходячий труп.
   Взявшись за пряжку ремня, она расстегнула его, увидела, что он соединен с ремнем наплечным, расстегнула и тот. С усилием вытащила ремень из-под тела, при этом с него слезла и осталась лежать на полу брезентовая сумка с тремя длинными карманами. Маша подобрала ее, откинула клапан, заглянула внутрь. В сумку стоймя, каждый в свое отделение, были вставлены три автоматных рожка, в каждом матово блестели плотно уложенные патроны.
   Еще на ремне была кобура, Маша открыла ее и вытащила небольшой увесистый вороненый пистолет с черной пластиковой ручкой. Еще в кобуре, в специальном кармашке, был запасной магазин, она его тоже вытащила, покрутила в руках. Куда он вставляется? Она заметила, что рукоятка пистолета снизу заканчивается точно такой же "пяткой", как и магазин. Возле нее было нечто вроде ребристой пружинной защелки, и Маша попыталась ее отогнуть. Точно, магазин после этого легко вышел наружу. Автомат надо было взводить для первого выстрела, оттянув ручку назад, а как взводить пистолет?
   Звонок в дверь заставил Машу подпрыгнуть на месте. Она схватила с пола автомат, с которым уже знала, как управляться, и прислушалась. Снова звонок, затем стук ладонью по двери, и голос:
   - Мария Николаевна, это Сергей из охраны, у вас все в порядке?
   Маша с облегчение вздохнула. Сергей Сергеевич, единственный человек, которому точно не нужно было объяснять, что случилось, он должен все понять.
   - Иду! - крикнула Маша, подбежала к двери и отперла замок.
   - Ничего себе... - присвистнул Сергей Сергеевич, заходя в квартиру и глядя на труп милиционера. - Чем это вы его?
   - Из его же автомата.
   Маша подняла оружие перед собой, показывая.
   - Вы молодец, Мария Николаевна. - с уважением сказал Сергей Сергеевич. - Как детишки? Он никого не укусил?
   - Нет, не успел. Сергей Сергеевич, а мужчина... которого я перевязывала. - Маша вопросительно посмотрела на охранника.
   - Он тоже. - кивнул тот. - Успел убить свою жену, я в туалете был. И она тоже встала, пришлось убить обоих. А как вы догадались в голову стрелять?
   - Он сам научил. - сказала она, показав на мертвого милиционера.
   - Впредь стреляйте только в голову, если, не дай бог, такое снова случится. Больше их ничем не убьешь, они уже мертвые. И еще... вы бы поделились со мной трофеями, а то у меня всего один магазин к пистолету остался, а дела наши чем дальше, тем хуже.
   - Конечно, конечно! - Маша протянула Сергею Сергеевичу автомат, но он отрицательно покачал головой:
   - Нет, это вы себе оставьте, раз уж вы им сумели воспользоваться. Я пистолет тогда заберу с магазином, все же еще шестнадцать выстрелов... хотя...
   Сергей Сергеевич взглянул внимательно на магазин милицейского пистолета
   - У них новые пистолеты, как я вижу, ПММ-12. Значит, у меня будет двадцать четыре запасных и в моем еще десяток остался. Неплохо. Рация милицейская вам не слишком нужна, как я думаю?
   - Нет. - отказалась Маша.
   - А мне пригодится, может быть удастся подмогу вызвать, или хотя бы знать будем, что делается вокруг. - он показал на распростертое на полу тело. - Давайте вытащим наружу, чего ему здесь лежать? На пожарной лестнице пока положим.
   Он схватил труп майора за шиворот и быстро потащил его волоком на лестницу, затем вернулся в квартиру.
   - Сергей Сергеевич, а если узнают, что я его...
   - Мария Николаевна, мне кажется, что уже всем все равно. - усмехнулся Сергей Сергеевич. - В крайнем случае, скажем, что он уже такой пришел. И главное - без оружия, запомнили? Как говорится, война все спишет.
   - Да...
   - Вот и хорошо. - он слегка тронул ее за локоть. - Вы приберитесь пока, чтобы дети не видели этого всего, а я двенадцатый этаж проверю, что-то жилец не отзывается на телефонные звонки, постучу ему.
   - Сергей Сергеевич, а он ведь уже тоже должен был быть... как этот. Вы говорили, что он уже покусанным пришел?
   - Верно.
   - Милиционеру сорока минут хватило, чтобы превратиться, и мужчине внизу не больше. - закончила Маша свою мысль.
   - Тоже верно. Я уже думал об этом. Надо посмотреть пойти.
  
  
   Александр Бурко.
   20 марта, вторник, днем
  
   К середине дня Салеев ему сообщил, что вдоль Рублево-Успенского шоссе занимает позиции Софринская бригада ВВ. Бурко спросил своего военспеца, что это изменит, на что получил ответ от Домбровского, слушавшего весь разговор: "Ничего". Это подтверждало мысли самого Бурко и он лишь кивнул головой.
Оценка: 5.73*70  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"