Моросивший с утра дождь наконец-то угомонился, и Рахтар повернул голову к окну, надеясь увидеть если не голубое, то хотя бы светлеющее небо. Убедившись, что его ожидания напрасны, магистр перевёл взгляд на лежавшее рядом с креслом письмо Верджиса, представлявшего интересы танкисов среди анеров клана Берто. Рахтар ценил этого полноватого ловкача, начинавшего свою карьеру простым охранником в турдушском лагере, поэтому не видел оснований не доверять сообщению о начале отхода степняков от Молавских гор. По всему выходило, что оплаченная танкисами война между двумя ханствами заканчивается, и через несколько недель (это в лучшем случае) меднолицые бойцы Дофатамбы высадятся на восточном побережье Тивара. К этому времени вдоволь пограбившие анеры уже вернутся в свои заросшие лесами горы, а непшитский герцог будет ломать голову над тем, как сохранить свою корону.
Больше всего магистра огорчало понимание того, что ничего нельзя было ни изменить, ни исправить. Время было упущено, к тому же основной причиной ухода степняков стало, видимо, ухудшение состояния хана, потенциальные наследники которого предпочитали в столь важный момент находиться поближе к священному кургану. Молодые вожаки степных волков жаждали ханской власти, и никакое золото ордена уже не могло заставить их повернуть назад. Довольно скоро хозяин единственного в Тринери каменного дома отправится к праотцам, и многие тысячи меднолицых бойцов станут ждать решения совета вождей, собравшегося в парчовом шатре у подножия кургана. Не всех устроит результат, из-за чего новый хан будет вынужден силой утверждать свою власть над меднолицыми соплеменниками. На несколько недель, а то и месяцев Великая степь погрузится в кровавую междоусобицу, исключающую любую возможность использовать её безжалостных бойцов.
Само по себе письмо Верджиса было не более чем ещё одной неприятной новостью, но после капитуляции небрисской армии и переворота в Стабуре один вид этого сложенного вчетверо листа бумаги вызывал у Рахтара изрядное раздражение. Вновь и вновь вспоминая подробности событий в Ферире и Каулоне, магистр проклинал высокомерного ублюдка, возомнившего себя великим стратегом и искусным интриганом. Уверовав в свою способность перехитрить врагов и союзников, Шинат фос Скифест дважды потерпел сокрушительное поражение, создав реальную угрозу великому плану танкисов. Тильодану следовало нанести удар после первого же сражения в Междуречье, лишив герцога свободы манёвра. Но нет, этот заносчивый глупец тянул с высадкой до последнего, потеряв в Ферире собственного брата и лучшие пехотные полки своей армии!
Следовало, однако, признать, что куда больше магистра беспокоило стремительное изменение расклада в Совете двадцати пяти и Стабуре в целом, разом лишившее орден не только скрытой поддержки, но и надежды на некий, хотя бы временный, нейтралитет. И это после того, как Небрис, потратив несметное количество золота на епископов и шпионов, был уже в одном шаге от Престола Отелетера, ведь своевременная кончина Фусулара и голосование в Совете не являлись сколь-нибудь значимыми проблемами.
Главе Ордена танкисов не довелось самому встретиться с Травиасом, но побывавшие в Каулоне Мантер и Белувак заверили его, что этот епископ способен не только возглавить церковную иерархию Бонтоса, но и жёстко противостоять всем своим противникам, будь то служители церкви, простонародье или аристократы. Порадовало танкисов и здравомыслие Травиаса, быстро сообразившего, кто на самом деле является главной движущей силой этой войны, а кому отведена роль исполнителей и временных попутчиков. При этом у епископа хватило ума прислушаться к совету Мантера и не единым словом не дать понять, что он уже начал служить новому, намного более могущественному хозяину. Это вполне устраивало Рахтара, ведь существенное изменение церковных приоритетов неизбежно должно было вызвать возмущение значительной части горожан, которое разумно было направить в сторону Тильодана, считавшегося бы ответственным за возвышение Травиаса. Ещё одной страховкой танкисов от свойственной людям продажности стала татуировка-парокка, которую Белувак уговорил сделать Травиаса, убедив епископа, что она сможет защитить его от изощрённой магии Серого ордена (тогда Рахтар ещё не видел признаков возвращения теней, но разве это имело значение?)
Мало кто сомневался, что влиятельный Орден защитников не жаловал Травиаса и его подручных, однако это не слишком заботило Рахтара, ведь защитники были связаны священной клятвой, обеспечивающей неприкосновенность епископов и тем более Верховного Хранителя. Каулон был наводнён шпионами и наёмниками Небриса, желанный плод уже был готов упасть в руки, но следовавший одному ему понятной логике фос Скифест сумел загубить и это верное дело. Всё рухнуло в один день, когда магистры защитников провернули редкую по наглости операцию, устроив представление на главной площади, предварительно изолировав членов Перовой скамьи.
Обезумевшую толпу довели до экстаза объявлением Божьего суда, после чего воющее от восторга стадо вроде как наделило Адольгора невероятным по возможностям статусом Руки Альфира. Кое-кто из людей Шината пытался противостоять этому буйству, случались даже попытки освободить Травиаса, но всё это были уже не более чем предсмертные судороги (при подобных обстоятельствах старый король Дьярноста говорил, что с ножом в спине на баб не лезут).
Первые же сообщения из Пуленти заставили магистра пожалеть об отсутствии в Каулоне верного и толкового человека, который мог бы не только смотреть, но и понимать суть происходящего. Потребовалось несколько дней, чтобы составить цельную картину событий, в полной мере оценив всю глубину и последствия случившейся катастрофы. Когда схлынула перехватившая дыхание ярость, настало время делать выводы, и Рахтару пришлось признать, что Флеонский паук оказался намного более опасным противником, сумевшим вчистую переиграть и орден, и Тильодан. Да, многое было можно, конечно, списать на ошибки фос Скифеста и действия возникших из ниоткуда теней, но, прислушайся он к Мантеру, ещё зимой предложившему убить эту жирную тварь, ситуация сейчас могла бы быть совершенно иной. И ради этого стоило бы перетерпеть гнев защитников, возжелавших отомстить за смерть своего викария...
Неудачи и разочарования последних дней изрядно подкосили магистра, вынудив его всё чаще использовать магические способы восстановления пошатнувшегося здоровья. Впервые Рахтар ощутил потребность в целебных эликсирах ещё в Турдуше, несколько месяцев подряд штудируя книги о таинствах Танкилоо. Это не стало для него неожиданностью, ведь в тех же потёртых томах настойчиво проводилась мысль, что Танкилоо - не просто свод могущественных магических формул, а целостная система взглядов на мир, власть и предназначение танкисов как носителей высшего знания.
За приобщение к элите надо было платить, к тому же готовность человека положить на алтарь Танкилоо собственное здоровье позволяло судить о его преданности и способности властвовать. Пройдя первую проверку (пара недель мучительной боли того стоили), магистр наконец-то смог понять скрытый смысл некоторых сложных формул, среди которых были способы изготовления лайльаки - зелья силы и передачи жизненной энергии от одного человека к другому. С третьей попытки сумев приготовить зеленоватое снадобье, Рахтар помолился Молкоту и осторожно пригубил терпкую на вкус жидкость. Оставив во рту и пищеводе слабое жжение, лайльака скатилась в желудок, и через несколько мгновений обильный пот уже струился по лицу и спине танкиса. Медленно поднявшись на ноги, магистр ощутил мощный прилив сил, шагнул к к камину и одним движением согнул стоявшую возле него железную кочергу.
Снадобье оказалось весьма действенным: двух-трёх глотков хватало, чтобы Рахтар мог целую неделю заниматься делами от рассвета до полуночи, не чувствуя ни малейших признаков усталости. Боги, однако, позаботились, чтобы ему было не слишком хорошо. Больше всего магистра злило, что после приёма лайльаки он довольно долго буквально истекал остро пахнущим потом. Впадая в бешенство, танкис срывал с себя отсыревшую одежду, но зачастую это приходилось повторять и два, и три раза. Рахтар воспринимал подобную слабость как унижение, поэтому кроме пары личных слуг, Мантера и Курхаса до последнего переодевания и проветривания никто не смел даже подойти к дому некоронованного властителя лесного лагеря.
Недовольство магистра вызывала и длительность изготовления снадобья. Корпеть по полдня над ретортами он считал недопустимой расточительностью, поэтому довольно скоро его учениками вновь стали два самых доверенных танкиса. Первым зелёное зелье смог изготовить Курхас, затем сквозь дебри трёхуровневой формулы удалось пробраться и Мантеру. Так как Рахтар не мог проконтролировать каждый этап преобразования исходных ингредиентов, он приказал проверить действие новых порций лайльаки на рабах и пойманных в окрестностях лагеря людях. Самой страшной смертью умер невезучий местный охотник, два раба из-за обезвоживания превратились в мумии, а проштрафившийся охранник оказался парализованным после двух суток безостановочной беготни по лагерю. Ещё несколько человек смогли пережить это испытание с минимальными повреждениями тел (после некоторых колебаний магистр отдал их Курхасу для опытов с изготовлением харварлов), затем три раба подряд пережили употребление лайльаки безо всяких видимых последствий. Желаемый результат вроде бы был достигнут, Рахтар не собирался рисковать, предпочтя обратиться к формуле передачи жизненной энергии.
Эта магическая формула была ещё более сложной, но магистр видел в подобном способе оздоровления ряд несомненных преимуществ. Важнейшим из них было сохранение полного контроля над процессом, благодаря чему при малейшем сомнении в правильности происходящего он мог без каких-либо последствий остановить или ослабить поток перетекающей в его тело энергии. При этом Рахтару не надо было опасаться чьей-то ошибки, ведь он сам формулировал свою часть заклинания. Ошибаться мог другой, не столь опытный маг, заклинание которого начинало высасывать энергию из донора (в священных книгах Танкилоо этих людей без лишних церемоний называли просто жертвами, но магистру, ценившему двусмысленную иронию, понравилось это слово из лексикона целителей).
Поначалу в роли второго мага выступал Курхас, но он слишком часто предавался размышлениям о своих харварлах, из-за чего терял контроль над истекающим потоком энергии (её запас и доступность у всех людей были различными, к тому же душа и мозг даже находившегося в бессознательном состоянии донора пытались противиться постепенному умерщвлению тела). Когда это повторилось в пятый раз, взбешённый магистр вспомнил о своём ученике Двараасе, чуть больше года назад ставшим полноправным членом ордена. Исполнительный и внимательный лиштоинец на удивление быстро освоил свою часть магической формулы, став с тех пор неизменным спутником Рахтара.
Полностью избавиться от досадных сбоев однако не удалось, но уверенный в правильности своих действий Двараас не только молча выслушивал упрёки магистра, но и старался найти их причину. Нарисовав на большом листе плотной бумаги цветную объёмную схему своей части формулы, он предположил, что некоторые её элементы могут быть искажены из-за воздействия каких-то посторонних магических проявлений. Воспользовавшись благосклонностью Рахтара, которому понравился творческий подход к делу молодого танкиса, Двараас провёл несколько опытов с участием доноров, вынужденных изливать свою жизненную энергию в пустоту.
Догадка лиштоинца о причинах появления помех подтвердилась, однако устранение этих причин оказалось весьма непростым делом. Проблема была в том, что изменения поля Ванат, вызванные теми или иными магическими действиями, при определённых условиях могли оказаться очень похожими, вызывая нечто вроде взаимного резонанса. Когда активировали формулу истечения жизненной энергии, поле Ванат вокруг донора, Дварааса и Рахтара изменялось, становясь особо чувствительным к находившимся поблизости защитным и сигнальным завесам. Вернее, не к самим завесам, а к магическим связям между ними и установившими их танкисами.
Исключить вероятность подобного резонанса было достаточно легко в Нераше - лагере танкисов в турдушском лесу, где Рахтар перед активацией формул оздоровления просто объявлял запрет на любые магические действия (подобной привилегией иногда пользовались и старшие члены ордена). На безопасность лагеря это особого влияния не оказывало, ведь в Нераше хватало охранников и сторожевых псов. Многое изменилось, когда Рахтар перебрался в Фур-Утиджи - столицу союзного Тангесока. Магистр не сомневался, что шпионы рит Корвенци ещё до начала войны проявят живой интерес к новому обитателю окружённой стеной резиденции, в которой располагались самые высокопоставленные гости короля.
У ворот резиденции и на её стенах несли службу королевские гвардейцы, но на взгляд Рахтара этим напыщенным бездельникам нельзя было доверить даже мало-мальски приличный бордель. Пока в Фур-Утиджи не приехали два десятка уритофорцев во главе со старым знакомым магистра Вабазулом, все танкисы по очереди удерживали вокруг основного здания резиденции сплошное сигнальное поле (по хорошему, завесу надо было бы ставить на стенах, но снующие под ним гвардейцы раздражали магов не хуже благочестивых епископских проповедей). Ожидая наёмников, Рахтар изготовил семь уникальных амулетов, позволяющих их обладателям оставаться невидимыми для сигнальных завес.
Благодаря амулетам и бдительности уритофорцев удалось перенести сигнальное поле на стены резиденции, при этом его плотность была существенно снижена, что позволило управляться с ним даже ученикам магистра. Все эти ухищрения, к сожалению, не избавили процесс передачи энергии от помех и сбоев, которые в последнее время стали плохо сказываться на самочувствии Рахтара, с утра до вечера занятого переговорами и планированием наступления. Волей-неволей пришлось действовать проверенным в Нераше способом, снимая сигнальные завесы на время проведения процедуры. Чтобы безопасность магистра оставалась на достаточном уровне, решено было компенсировать отсутствие магии увеличением количества дежуривших на стенах наёмников. Отвечавший за безопасность главы ордена Супхун справедливо заметил, что таким образом вражеский наблюдатель сможет прийти к нежелательным умозаключениям. Для устранения подобной возможности Вабазул предложил выводить своих бойцов на стены в два-три раза чаще, чем это требовалось Двараасу.
Приемлемое решение наконец-то было найдено, однако оно не удовлетворило приехавшего в Фур-Утиджи Мантера. Отчитав Супхуна, он потребовал, чтобы на время снятия сигнальных завес прилегающие к резиденции улицы патрулировались учениками Рахтара, умеющими распознать любые проявления магии (вообще-то Мантер много чего ещё потребовал, но утомлённый спорами Рахтар приказал всем заткнуться и оставить всё, как есть.) Несколько месяцев спустя дежуривший на улице ученик магистра помог разоблачить тиварских шпионов, однако это событие только усилило беспокойство танкисов, лишний раз убедившихся, что смелые и умелые враги всегда где-то рядом.
После того случая мысли о вездесущих шпионах герцога не оставляла танкисов ни днём, ни ночью. Неугомонный Супхун, сопровождаемый бойцами королевской армии, уже осмотрел все окружающие резиденцию здания, заглянув в каждый подвал и поднявшись на каждый чердак. Двараас начал было разбираться с появлением шпионов в "Хитром муле", но неважно чувствующий себя Рахтар наорал на танкиса, потребовав, чтобы даже за ворота он выходил только с его разрешения. Причина подобной реакции не вызывала особых сомнений: ход войны мало напоминал первоначальный план, число погибших танкисов превосходило все ожидания, а король Тангесока явно не торопился с формированием новой армии, ссылаясь то на нехватку средств, то на недостаток желающих отправиться за перевалы.
Ещё несколько месяцев назад Рахтар рассматривал Тангесок как временную базу ордена (нечто вроде тысячекратно увеличенного Нераша), которая должна была обеспечить их солдатами для завоевания богатого Тивара, призванного стать домом танкисов на ближайшие десятилетия. Однако уже после первых сражений магистр почувствовал, что для выполнения всего задуманного сил может и не хватить. Нужны были новые полки, но Апсама фос Нкаревшит только кивал головой и разводил в стороны пухлые ручонки. С помощью взяток и угроз (пригласить, например, в Тангесок ещё тысяч десять коренжарцев), дело удалось сдвинуть с мёртвой точки, но до превращения стада ленивых баранов в некое подобие армии было ещё далеко.
Между тем времени на неспешное ведение дел с каждым днём становилось всё меньше. После неудач в Ансисе и Ферире значимость Тангесока многократно возросла, и речь теперь шла не о плацдарме для наступления, а об убежище, в котором ордену предстояло пережить как минимум несколько тревожных лет. Горные и речные границы благоволили танкисам, но для их защиты нужны были настоящие солдаты, а не тупое мужичьё в зелёной форме, безразличное ко всему, кроме денег и дармовой кормёжки. Нет, Тангесок (а заодно с ним и танкисов) должны были защищать отважные бойцы, свято верящие в то, что они будут сражаться за свои дома, поля и города, то есть за всё то, что историки и романисты называли родиной.
Проблема была в том, что для ведения такой войны у страны должен был быть вождь, которому солдаты не только бы верили, но и готовы были по одному его слову идти на смертельный риск. Увы, но Апсаме фос Нкаревшиту подобная роль была явно не по плечу. Ещё во время своей первой встречи с королём Рахтар понял, что управлять этим недалёким, но самодовольным человеком не составит особого труда. Как всегда, он оказался прав - с помощью лести и пригоршни драгоценных камней в Фур-Утиджи можно было решить любой вопрос. Это было очень удобно во время подготовки к войне, но никакие камни и золото не смогли бы купить доверие тысяч рекрутов и волонтёров. Король, которого не любило простонародье и презирала добрая половина знати, не мог претендовать на статус вождя. И эту проблему нужно было решать.
Перебравшись в Тангесок, магистр счёл полезным изучить историю королевства, уделив внимание не только официальной версии, но и летописям времён становления государства. Он знал, как Эстекат фос Нкаревшит сумел основать правящую династию, чем эта страна обязана герцогу Симпасу фос Бетлартору и кто такие запрещённые, но от этого не менее легендарные чёрные уланы. Тогда Рахтар только порадовался, что на троне в Фур-Утиджи сидит не один из потомков фос Бетлартора, ведь при таком раскладе подмять по себя Тангесок оказалось бы намного сложнее. С тех пор многое изменилось, и теперь безвольный Апсама, не способный превратить свою страну в военный лагерь, стал для ордена танкисов обузой. Не составляло особого труда заставить это убогое создание произносить нужные слова, но порождённого магией словоблудия было уже недостаточно для спасения Великого плана Танкилоо. Пришло время по-настоящему решительных действий.
Вновь и вновь сопоставляя историю и сегодняшний день Тангесока, магистр всё больше утверждался в мысли, что встряхнуть это протухшее королевство можно было одним-единственным способом - возведением на трон человека, родовое имя которого давно стало символом благородства и воинской доблести. Более полутора веков люди вспоминают отчаянную атаку ведомых фос Бетлартором бойцов, ставшую переломным моментом той кровавой войны. И наплевать, что в том бою тангесокцы громили своих сегодняшних союзников-коренжарцев - они сражались за свободу своей страны, и для поднятия духа этого будет достаточно. Тем более что прямой потомок героя, полковник Туслонс фос Бетлартор, до своей отставки командовавший теми самыми чёрными уланами, и сегодня живёт в Фур-Утиджи.
Рахтар вновь подошёл к окну, всматриваясь в серые облака, плывущие куда-то в сторону моря. Облака были послушны воле ветра, но люди сами могли выбирать, подчиняться ли им давлению обстоятельств или наперекор всему добиваться намеченной цели. А уж если появлялась возможность наполнить свои паруса попутным ветром, надо было быть последним идиотом, чтобы не использовать подобный подарок богов.
Возвращаясь в своё любимое кресло, магистр усмехнулся, подумав о том, что именно ему предстоит восстановить попранную справедливость, вернув трон и корону достойному продолжателю рода фос Бетларторов.