Круглова Полина : другие произведения.

Сага. Холод огня (Владимир)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.56*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга Третья: Лизонька Облонская выходит замуж за друга детства Владимира Ипатьева-Артемьева, но их долгий путь к счастью и пониманию со свадьбой только начинается: недопонимания, ревность и условности постоянно разводят их в стороны друг от друга. ЗАКОНЧЕНО!!!, но не вычитано. Осторожно, присутствуют откровенные сцены!!!!!
  'Моя супружеская жизнь не удалась' - записала Елизавета Алексеевна Ипатьева-Артемьева, в девичестве Облонская, в своем дневнике. Одинокая слеза упала на раскрытую страницу, Елизавета Алексеевна задумчиво промокнула ее изящным батистовым платочком, обшитым бельгийскими кружевами.
  Еще не смолкли последние пересуды об их роскошной свадьбе (конечно, ведь князь женил первого из трех своих детей), а она уже сидит в одиночестве и недоумении.
  Она перевела взгляд с бронзовых завитков бюро на безымянный палец правой руки, на котором красовалось обручальное колечко, навсегда связавшее ее с Владимиром. Еще совсем недавно он был смыслом ее жизни, предметом восторгов и девичьих грез, а ныне - источник душевных мук и страданий.
  Муж отдалился от нее и, казалось, даже не выносил ее общества с самой брачной ночи. Она не могла сказать, что супружеские обязанности принесли ей удовольствие (больно было безумно), но ведь это не повод их избегать, как делал ее супруг. В конце концов, они обязаны зачать наследника. А даже она, со своим трепетным воспитанием, знала, что без определенных маневров на супружеском ложе дети не появятся. Правда она имела довольно смутные представления о самих маневрах, и, доверившись мужу, в первую ночь уяснила, что все, что предвосхищает болезненную часть маневров, довольно приятно, хотя как-то неправильно, стыдно и не эстетично, но вот болезненная часть... Но если без нее не обойтись для появления деток, ну что ж, она сможет потерпеть. Может со временем, она привыкнет и ей будет не так больно?.. и не так странно... В конце концов, если Владимир будет рядом и будет гладить и обнимать ее, как в ту ночь и если при этом она будет в более закрытой сорочке... Надо будет как-то выяснить сколько раз нужно потерпеть, чтобы у нее появился ребеночек.
  Елизавета Алексеевна тяжело вздохнула, у нее язык не повернется сказать об этом Владимиру, попросить его об этом, а сам он, как видно, и не собирается наведываться в спальню к молодой жене.
  Он изменился, изменились их отношения, вернее они куда-то подевались. Вот только куда? Елизавета Алексеевна никак не могла взять в толк, как случилось, что после свадьбы муж, который должен был стать самым близким человеком для нее, ее половинкой - стал чужим... После той злополучной ночи она называла его не иначе как Владимир, даже про себя. Детское прозвище 'Мира', сокращенное от Владимир, уже не подходило этому мужчине, враз ставшему холодным, неулыбчивым и уж очень официальным.
  Она вспомнила мальчика с васильковыми глазами, с которым когда-то играла в детстве, как ей нравилось называть его детским семейным прозвищем 'Мира'. Потом мальчик превратился в юношу, и, так же, как худенький нескладный подросток превращается в высокого, уверенного в себе молодого человека, так и прозвище 'Мира' превратилось в более соответствующее 'Мир'.
  И как-то незаметно их отношения переросли детские игры, они стали все больше времени проводить вместе, обсуждали прочитанное, рассуждали о будущем и поступках знакомых. Сейчас она с ужасом осознала, что даже не помнит его брата Никиту и Александру, его сестру, как будто их и не было рядом. Так оно и было, для нее никого не существовало, кроме Мира. Она еще не могла назвать его своим, но стеснение в груди при каждом взгляде на него говорило ей, что она безнадежно влюблена. Видимо, он отвечал ей взаимностью, потому что предпочитал ее общество кому-либо другому, даже брату-близнецу, за что терпел немилосердные насмешки от последнего. Семьи с обеих сторон не видели препятствий в их привязанности, которая намечала вырасти во что-то большее. Их безбоязненно оставляли наедине, доверяя такой благопристойной девушке, как Лиза, и такому правильному юноше, как Мир. Она вспомнила, как горячая волна захлестывала ее при его приближении, как потели ладошки, когда он приглашал ее на танец. Как таяла она, если вдруг их взгляды встречались, и она тонула в васильковой глубине его глаз.
  Их свадьба ни для кого не была секретом, кроме них двоих. Они оба жутко смущались при малейшем намеке на их совместную жизнь, ведь они еще не признались друг другу да и сами себе, что влюбились первой восторженной нежной любовью.
  Они, наверное, и не решились бы на признание, если бы не Екатерина Михайловна, мать Мира. Она довольно прозрачно намекнула сыну, что пора бы уже делать предложение, а то по Петербургу ползут слухи: Лизоньку Облонскую уже давно видят с молодым Артемьевым-Ипатьевым, но что-то дело никак не решается.
  Мир чуть ли не в тот же день сделал предложение Лизе. Как честный человек не мог допустить, чтобы хоть тень сомнений легла на его даму. Об этом Лиза узнала от матери уже после того, как она дала свое согласие. Если быть до конца откровенной, ей не очень понравилось, что Мира почти вынудили к этому предложению, но он так мило встал на колено у ее кресла и говорил такие красивые слова и ... тогда он впервые признался, что испытывает к ней нежные чувства... Лиза просто не могла не принять его предложения.
  Как и положено, он предварительно попросил ее руки у графа Облонского. Обе семьи вздохнули с облегчение и дружно и споро занялись приготовлениями к шикарной свадьбе, на которую была приглашена чуть ли не половина Петербурга. Бал по случаю свадьбы давали в богато украшенной усадьбе Ипатьевых, даже их величества почтили своим присутствием, пожелав молодым долгой счастливой супружеской жизни.
  Лиза печально улыбнулась: 'долгая и счастливая супружеская жизнь...' - это не про них.
  Она с трудом помнила полгода, пролетевшие со времени предложения Мира до свадьбы, ее почти насильно закружили в предсвадебной суете. С Миром они виделись крайне редко, их почти не оставляли наедине, в большинстве случаев даже на балах им редко удавалось выкроить время в бесконечных разговорах, обсуждениях, советах, рекомендациях, чтобы просто потанцевать, вспомнить прикосновения друг друга, вспомнить зачем вообще они собираются венчаться. Из того времени ей помнились только улыбающиеся васильковые глаза и дикая усталость от бесконечной кутерьмы вокруг.
  А потом ... потом несколько месяцев, по скором возвращении из поместья мужа, куда он увез ее сразу же после свадьбы, она вынуждена была отвечать на настойчивые и даже назойливые намеки-вопросы о ее самочувствии. Всем было крайне интересно, находится ли уже молодая княгиня в положении. Это еще больше вводило ее в ступор.
  Тем не менее, многолетнее строгое воспитание и вбитые с детства манеры спасали ее даже в самые острые моменты. Она гордо поднимала голову и в лучшем случае отделывалась от нарушителя ее спокойствия шуткой. В худшем случае он испытывал на себе весь холод, которым умела замораживать неугодных Лизонька Облонская, а ныне молодая княгиня Ипатьева-Артемьева. Старожилы поговаривали, что нынешняя княгиня Екатерина Михайловна Ипатьева-Артемьева в молодые годы была в этом похожа на Елизавету Алексеевну, ее даже прозывали в свое время 'ледяной принцессой'.
  Лиза горько улыбнулась. Только гордость Облонских и спасала ее от слез, готовых брызнуть каждый раз при поздравлении со свадьбой или пожелании счастья в замужестве.
  В это же время она стала все больше сравнивать себя с другими женщинами, и сравнение было не в ее пользу. Она вдруг обнаружила, что слишком высока для женщин ее круга, а кроме того еще и не слишком округла в нужных местах, через чур бледна, да и вообще крайне не привлекательна на ее взгляд.
  Но особенно тяжело ей было в доме родителей Владимира в Петербурге. Атмосфера любви и взаимопонимания, царившая там, давила на нее тяжестью вины, что это она не смогла сделать приятное мужу, она не сделала чего-то такого, что должно было поддержать их чистую платоническую любовь. Глядя на Екатерину Михайловну, идеал любящей и любимой жены и заботливой матери, Лиза все яснее чувствовала угрызения совести, что это именно ее вина, что отношения разладились и с каждым днем они с мужем отдалялись все больше и больше...
  ***
  'Моя супружеская жизнь не удалась' - грустно думал Владимир, уставившись в книгу невидящим взглядом. После неудачного разговора с Никитой о том, что же его так гнетет, Владимиру стало совершенно ясно, что его брак терпит крах.
  Ника знал его как облупленного, не зря он был его отражением, его точной копией, его половиной. Уж кто-кто, а брат-близнец точно знал, если Мир, как звали его с детства все домочадцы и друзья, не хочет говорить, из него ничего клещами не вытащишь.
  Это безумно разозлило Нику, ведь он хотел помочь. Наблюдая как изо дня в день, как Мир с Лизой все отдаляются друг от друга, Мир все больше замыкается в себе, а Лиза становилась все бледнее, руки Ника непроизвольно сжимались в кулаки от бессилия. Но, не зная причину, трудно помочь брату.
  Строчки любимого Вольтера сливались перед глазами Владимира в мешанину прямых линий. Вспоминая разговор с братом, Мир осознал, что ко всем его переживаниям добавился еще и мерзкий осадок от невозможности объяснить все Нике. Теи не менее чувство вины перед женщиной, оказавшей ему такую честь, ставшей его женой, переполняло, затапливало. А тело предавало. Воспоминания о ночи, когда он причинил Лизоньке немыслимую боль, жгли огнем. Он старался засунуть их как можно глубже в себя, чтобы иметь возможность хотя бы нормально существовать, общаться с родными, с друзьями. Но как только он с невероятным усилием задвигал воспоминания о его вине перед супругой на второй план, его ненасытный дружок тут же поднимал голову при одном упоминании о Лизе.
  Он проклинал себя, ненавидел свое тело, но как трезво мыслящий человек, должен был признаться самому себе: он хотел свою жену! Жену, которой причинил столько боли и страданий! Жену, которая и смотреть-то на него не могла. Жену, которую он сделал женщиной, будь проклята их брачная ночь! И тем не менее при одном взгляде на которую все его мысли вылетали из головы, тело горело огнем, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Не говоря уже о моментах, когда им необходимо было прикасаться друг другу.
  Посещая балы, она опиралась на его руку, вот это была пытка! Вся рука его немела, язык прирастал к гортани, и, чтобы не дать эмоциям проявиться, он надевал на лицо неподвижную маску. Он старался даже не дышать, во-первых, чтобы, не дай Бог, не вдохнуть запах ее сводящих его с ума духов, во-вторых, чтобы при выдохе нечаянно не застонать от наслаждения ощущать тепло ее ладони сквозь рукав мундира. На всех балах и раутах он старался сразу же сбыть жену в надежные руки, а сам устремлялся в прямо противоположном направлении, чтобы даже случайно не увидеть, как она будет танцевать. Не увидеть, как ее гибкий стан будет изгибаться в чужих мужских руках, как она будет наклонять изящную головку набок, то опуская, то поднимая опахала длинных ресниц, обрамлявших ее огромные ореховые глаза. Его жена была красива, стройна, умна, она была идеалом женщины, она могла бы быть музой для поэта или художника, сводить с ума их своими дивными чертами лица, тонкой талией, стройными ножками. Ему ни в коем случае нельзя было видеть этого, нельзя было ревновать!
  Однажды на одном из таких балов он впервые испытал это чувство, познал жало змеи по имени ревность, почувствовал как туго она стягивает своими кольцами сердце. Тогда он бросился к первому попавшемуся слуге, разносившему напитки, пытаясь глотками алкогольной жидкости погасить пылающее пламя внутри, украдкой вытирая выступивший пот со лба. Физическая боль ничто по сравнению с этой болью!
  Постепенно он старался под любыми предлогами уклоняться от светских мероприятий. Все реже они выезжали вместе. Все реже он бывал дома: помогала служба. Он полюбил отлучки, поездки по государственным делам. Грешным делом даже жалел, что в этот год не оказалось никаких войн, приличных для его участия.
  
  Общими усилиями этим двоим удалось свести к минимуму их супружество.
  
  ***
  Несмотря на абсолютную холодность в их отношениях Лиза исправно выполняла обязанности супруги и хозяйки. И когда, по долгу службы Владимиру пришлось на время переехать из Петербурга в Москву, Лиза, конечно, последовала за ним. Обустройство дома, в котором останавливались все Ипатьевы-Артемьевы, когда бывали в Москве, новые знакомства, несколько иной уклад жизнь, нежели в Петербурге, на некоторое время отвлекли ее от размышлений о своей так и не создавшейся семье. Она с удовольствием принимала приглашения и сама устраивала чаепития, излюбленное времяпрепровождение в Москве, в отличие от Петербурга, где чаю предпочитали кофе. Как замужняя дама выслушивала последние сплетни местных дам. В частности наслушалась рассказов о шалостях младшего брата Владимира, Никиты, который уехал из Москвы за месяц до их переезда. Поговаривали, что он здорово покуролесил здесь, а также прозрачно намекали ей, что пора бы уж Никите Константиновичу найти невесту и остепениться, наконец. Она улыбаясь кивала, но не подавала никакой надежды тем, у кого дочери были на выданье. Женить Никиту - это надо очень исхитриться! Этот великовозрастный шалопай уже давно напрашивался в супружеское ярмо, но сам, добровольно сдаваться ни в какую не хотел. Как ни старались родные его образумить, все было напрасно.
  В общем и целом Лиза довольно приятно проводила время в Москве, пока...
  Встреча с симпатичной девушкой в потрепанном старомодном платье у дверей их московского дома повергла Лизу в глубокий шок: Владимир завел себе любовницу. А самое главное у этой любовницы будет то, чего она не может дать Владимиру - ребенок.
  Они возвращались после ответного визита графам Черкасовым. Решили пройти пешком по московским улицам. Осень отвоевывала свои позиции у лета, солнышко еще по-летнему припекало, но в воздухе уже чувствовалось приближающееся морозное дыхание зимы, деревья были 'одеты в багрец и в золото'.
  Она любила свои обязанности жены именно потому, что они позволяли ей наслаждаться прикосновениями Владимира. Вот и сейчас она настояла на прогулке под благовидным предлогом подышать свежим воздухом, только чтобы подольше ощущать тепло его поддерживающей крепкой руки.
  Она чувствовала, как он напрягается всякий раз, когда обстоятельства вынуждают его прикасаться к ней. Осознание того, что ему это неприятно, причиняло почти физическую боль. И все же она наслаждалась такими моментами. Можно просто идти, опираясь на его руку, и представлять что они настоящая семья, любящая друг друга пара, а дома их ждут трое прелестных малышей.
  Мечты разбились вдребезги на подходе к их дому, практически в дверях столкнувшись с НЕЙ. Она как раз поворачивалась, чтобы уходить, после разговора с дворецким, уже закрывавшим входную дверь.
  -Здравствуй, - небесно голубые глаза с надеждой смотрели прямо в лицо Владимира, как будто пытались найти там что-то очень важное.
  Елизавета Алексеевна быстро окинула незнакомку, осмелившуюся заговорить с ее мужем, цепким взглядом, отметила вышедшее из моды, но опрятное платье, небольшой рост, округлые формы, полная противоположность ей, Лизе.
  - Добрый день, - вежливо ответил Владимир, поднеся руку к шляпе в приветствии (то, что перед ними дворянка, не было никаких сомнений).
  Как не искала Лиза дрогнувшего голоса, отведенного взгляда, хоть чего-нибудь, что указало бы на его вину, так ничего и не нашла.
  Молчание затягивалось. Лиза видела, как надежда еще теплится в голубых наивных глазах. Почему-то ей стало жаль эту девушку.
  - А это ваша сестра? - надежда постепенно уходила из голубых глаз, так песок сыпется в песочных часах.
  Сердце Лизы пропустило удар, она забыла, как дышать.
  - Супруга, - отчеканил Владимир не грубо, но достаточно холодно, чтобы дать понять этой сумасшедшей, что разговор необходимо свести к завершению.
  Лиза увидела, как в миг боль разлилась в голубых глазах, которые, Лиза была в этом уверенна, будут преследовать ее по ночам.
  Незнакомка открыла рот, пытаясь что-то сказать, но слова не шли.
  Лиза готова уже была предложить незнакомке пройти к ним в дом, когда услышала ее шепот:
  - Я беременна...
  Кровь отлила от лица, все тело одеревенело, Лиза как будто со стороны услышала голос Владимира:
  - Мои поздравления, - увидела, как он снова приложил руку к шляпе, и почувствовала, как он подталкивает ее к открытой двери особняка, у которой уже стоял на вытяжку Федосий, их дворецкий.
  Звук закрывшейся за ними двери вывел ее из ступора. Где-то в груди давила невыносимая боль. Она не давала ни вдохнуть, ни выдохнуть. Собрав все силы, Лиза сделала пару шагов по холлу, потом повернулась к Владимиру, он как раз отдавал шляпу и перчатки Федосию.
  - Я надеюсь, вы не оставите своего ребенка на произвол судьбы, - услышала она свой надломившийся голос.
  Увидела, как Владимир удивленно поднял на нее глаза:
  - Что...? О чем...? - после секундного замешательства он посмотрел на закрытую дверь, наконец связав фразу Лизы с появлением незнакомки: - Какая-то сумасшедшая..., - начал он, указывая рукой в сторону двери в полном недоумении.
  - Увольте меня от объяснений, - бросила она ему брезгливо, развернулась и бросилась в свои покои.
  Только оказавшись за закрытой дверью, Лиза смогла выдохнуть. Боль разрывала грудь, она быстро сбросила накидку, принялась нервно расстегивать дрожащими пальцами лиф платья.
  У него будет ребенок! То, что она так и не смогла сделать, дала ему другая женщина. Обман! Измена! Предательство!
  Она перегнулась пополам в попытке вдохнуть или выдохнуть и из груди с выдохом вырвались рыдания. Все ее тайные надежды на восстановление их разрушающегося брака рухнули в одночасье. Даже то, что ее муж спал с другой женщиной, не было бы ТАК больно, если бы не это известие о ребенке.
  ***
  Вскоре после визита незнакомки Лиза уехала в их имение, попросив дать ей время и не беспокоить.
  Воспоминания о неудачной брачной ночи в спальной усадьбы меркли перед взглядом наивных голубых глаз, так и стоявших перед глазами Лизы, и невыносимой боли от того, что ее Мира смог сделать такое.
  Поначалу она не хотела даже есть, сидела взаперти. Со временем начала выходить на неспешные прогулки по парку. Постепенно румянец вернулся на ее щечки. Юность и жажда жизни брали свое: она начала много читать, ездить верхом, заглядывала даже на скотный двор, просто из любопытства. Жизнь снова вошла в более-менее нормальное русло.
  Только вся поступающая почта все еще не вскрывалась. Она не хотела знать ничего из того, что происходит за пределами усадьбы. Визиты и приглашения соседей под разными предлогами отклонялись, так что по окрестностям поползли слухи, что молодая княгиня либо слишком слаба здоровьем, либо слишком надменна - ни с кем не хочет знаться.
  Прошло уже немало времени с момента ее приезда в имение. Она читала Руссо, удобно устроившись в кресле у окна, когда в комнату ворвался Никита. Похожий на своего прадеда, он никогда не входил тихо или робко, напротив его появления всегда были внезапными и решительными.
  - Привет, сестренка, - произнес он бодро, подскакивая к ней и целуя в щеку. Сразу же после их свадьбы с Владимиром Никита начал называть ее не иначе как 'сестренка', в этом было и одобрения выбора Владимира и желание поприветствовать ее вхождение в семью и просто дружеская поддержка. С Никитой они так и остались в ровных дружеских отношениях, женитьба его брата на Лизе на это никак не повлияла.
  Удивленно взглянув в васильковые глаза, точь-в-точь как у Мира, она вежливо кивнула:
  - Здравствуй, Ника. Тебя каким ветром принесло?
  - Вот как? Что даже чаем не угостишь? - усмехнулся Никита. - Или сразу выгонишь вон?
  Она округлила глаза и уже открыла рот, чтобы возразить на такой несправедливый упрек, но Никита, рассмеявшись, перебил ее:
  - Да шучу я, шучу!
  Она улыбнулась в ответ и спросила притворно-официальным тоном:
  - Так чем обязаны такому неожиданному визиту, Никита Константинович?
  Упав на софу, Никита расхохотался во весь голос:
  - Ну, насмешила, сестренка! Вот умеешь ты навести холодности!
  Улыбка на губах Лизы поблекла, а Никита, ничего не заметив, перешел на серьезный тон:
  - Послушай, у меня к тебе просьба.
  Лиза приготовилась выслушать и сделать все возможное.
  - Ты тут заперлась в четырех стенах, и никто не может тебя отсюда выманить, вот послали меня, - и предваряя любые возражения с ее стороны, быстро продолжил:
  - Видишь ли, я женюсь!
  - О, Никита, поздравляю тебя, - она даже привстала от неожиданной радости.
  - Да, вот хотел сказать, что женюсь только для того, чтобы выманить тебя вернуться в Петербург, да тебе врать не буду. Я влюбился, представляешь?!
  - Ты? И кто же эта женщина, сумевшая тебя окрутить? Очень хочется на нее взглянуть.
  - Я за тем и приехал! Видишь ли, свадьба будет немедленно, как только соберется вся семья. Ждать мы не можем, так как... - Тут Никита Константинович замялся и, собравшись с духом, выпалил одним махом. - В общем мы ждем ребенка, поэтому вот... - он развел руками: - Не хватает только тебя!
  - Она в положении? - ахнула Лиза.
  - Ну да, так получилось, - покраснел Никита. - Я и сам не знал, что Варя забеременела. Это Мира с матушкой вывели нас на чистую воду, теперь вот приходится жениться, - рассмеялся он. - А ты ее видела, кстати! Помнишь, вы с Миром встретили ее на улице? Она тогда сказала, что беременна, перепутала меня с Миром, помнишь?
  Вся кровь отлила от щек Лизы, она резко встала и начала ходить по комнате.
  - Так значит это твоя невеста?
  - Дааа, - протянул Никита, понимая, что неразбериха в его жизни каким-то образом повлияла и на жизнь его брата с невесткой. - А ты случайно ничего про Мира не подумала?
  - Я... гхм... - Лиза попыталась прочистить горло, но неожиданное облегчение от известия, что у ее мужа нет любовницы и ребенка тоже, превратилось в муки совести, что она могла так подумать о Мире.
  - Понятно, - заключил Никита. - В общем так: собирайся, мы сегодня же выезжаем, а там ... разберетесь с Миром как-нибудь.
   Он дружелюбно подмигнул ей и зашагал к выходу. В дверях остановился, повернулся к ней и спросил:
  - Так ты чаю-то мне нальешь?
  Лиза рассмеялась, впервые за много-много дней, так счастливо и легко, как, наверное, не смеялась со дня свадьбы.
  ***
  Екатерина Михайловна выбежала из гостиной.
  - Владимир Романович, приехали! - крикнула она в сторону кабинета и, не дожидаясь мужа, бросилась к входной двери, в которую уже входили Владимир и Лиза.
  Екатерина Михайловна сжала холодные руки невестки.
  - Лизонька-лапушка, замерзла! Бледненькая какая, - начала причитать она.
  - Мама, - кинулся к матери Владимир. Они обнялись, мать долго не хотела выпускать сына из объятий, наконец, хозяйка взяла верх над матерью:
  - Лиза, идем, милая, скорее в тепло. Пока будут переносить вещи в ваши комнаты, я тебя горячим чаем напою.
  - А мне и чая не нальют? - смеясь, спросил Владимир.
  - И тебя напою горяченьким, - улыбнулась Екатерина Михайловна и как будто в качестве извинений взяла лицо сына обеими руками и поцеловала в щеку.
  - Ага, приехали! - наконец появился Владимир Романович. - А то Екатерина Михайловна целый день от окна не отходит, - подсмеиваясь в усы, подмигнул он сыну.
  - Отец, - они обнялись. Вслед за сыном Владимир Романович приобнял невестку, приложив губы к ее гладкому лбу:
  - Здравствуй, Лизонька, что-то ты бледненькая, - озаботился он. - Не заболела?
  - Нет-нет, спасибо, все в порядке, - заторопилась разуверить их Лиза. Но грустные глаза и заострившееся лицо выдавали, что далеко не все в порядке.
  - У тебя всегда все в порядке, а нос красный от холода. Идем, дорогая, - почти силой уволокла ее Екатерина Михайловна. - А вы присоединяйтесь к нам побыстрее, знаю, все равно сейчас дела обсуждать будете, - бросила она на ходу сыну и мужу.
   После свадьбы Лиза всегда чувствовала себя неуютно в доме Ипатьевых-Артемьевых старших. Глядя на отношения родителей мужа, ей становилось не по себе, она еще больше замыкалась в себе, потому что понимала, муж, воспитанный родителями в такой вот обстановке любви и дружелюбных подшучиваний друг над другом, ждал от нее того же. Но у нее ничего не получалось. Тепло, веселый смех, подначивания собравшихся на рождество в родительском доме трех пар делали ее еще более неразговорчивой и грустной.
  Не помогло даже их временное перемирие, установившееся на свадьбе Никиты. Она тогда смущенно попросила прощения у Мира и он доброжелательно принял его. И даже как будто между ними что-то проскочило, какая-то искорка тепла и надежды. Они могли смотреть друг другу в глаза, улыбались и держались за руки. А потом все снова вернулось на круги своя, их отношения словно замерли, будто их заморозили во льду. От этого было неуютно, странно и обидно.
  Она пыталась улыбаться и принимать участие в общем веселье в доме родителей мужа, но надевать эту маску надолго - было выше ее сил.
  Поэтому каждый день ей как воздух необходимо было уединиться, подумать в тишине, как же так? Почему ее замужество, казалось бы, обреченной на счастье, на деле оказалось таким неудачным. Куда девались те юноша и девушка, влюбленные друг в друга первой нежной любовью? Почему теперь они с мужем не могут так легко и открыто улыбаться друг другу, как другие пары. Для них посмотреть в глаза друг другу уже было невиданным откровением, что уж говорить об остальном.
  Каждый день Лиза находила спасение в библиотеке. Самая тихая и безлюдная комната во всем доме, сделанная с большим вкусом и любовью, потому как все домочадцы очень любили читать. Удобно расставленные кресла и диванчики, разбросанные подушки и пледы, все это было из той эпохи, когда дети еще жили дома и вся семья собиралась длинными зимними вечерами за чтением. Обычно это делалось в гостиных, но именно Ипатьевы-Артемьевы завели такую манеру читальных вечеров в библиотеке.
  Лиза знала эту комнату, она навевала на нее сладкие детские воспоминания, когда она, будучи ребенком, присоединялась ко всему семейству, в то время, как гостила с родителями у Ипатьевых-Артемьевых, и слушала, как Владимир Романович или Екатерина Михайловна читали детям. Оба были мастерскими чтецами, причем на любом языке, будь то французский или английский роман или русские былины.
  Особенно запомнила она свой приезд к ним, когда они читали 'Робинзона Крузо'. Ей тогда было лет семь. Детей было много: трое Ипатьевых-Артемьевых, двое Емельяновых и четверо их, Облонских. Всех рассадили по диванам впритык друг к дружке, укрыли пледами.
  Она помнила это ощущение волшебства, когда свет свечей падал на бесконечные, как ей казалось в детстве, ряды книг, корешки которых она до сих пор любила трогать, и завораживающий голос переносил их в другой пленительный красочный мир. Отблеск свечей танцевал на кожаных переплетах, на начищенных бронзовых бюстах Мольера и Дидро. Помнила она, как все ерзали, пинались и щипались, посмеиваясь друг над другом, пока не начинали читать. Помнила, как уютно ей было сидеть между двумя близнецами Артемьевых-Ипатьевых - их боялись садить рядышком, потому что больно уж они были проказливые, когда оказывались в непосредственной близости друг от друга, поэтому их всегда старались кем-то разрядить. А кто же подойдет на эту роль лучше, чем спокойная благовоспитанная Лизонька Облонская?!
  Помнила она, как они погружались в мир необитаемого острова, описанного Даниелем Дефо, сопереживали главному герою, как с открытыми ртами ловили каждое слово. Как постепенно глаза начинали слипаться, чтение прекращалось, и заснувших детей разносили по комнатам. Как их троица - она и близнецы Никита и Владимир (Ника и Мира как прозывали их тогда) - гордились тем, что они постарше и уже не засыпают как эти малолетки. С улыбкой вспоминала, как они сонные со слипающимися глазами все продолжали упрашивать, чтобы им еще почитали. А Владимир Романович улыбаясь отвечал:
  - Вы же мужчины, вы должны всегда предугадывать желания дам. Посмотрите на Лизоньку, ей очень хочется спать, но она из вежливости не говорит об этом. Вы должны первыми предложить гостье пойти отдохнуть и отправиться вслед за ней.
  - Но папа... - начинал обычно бойкий Никита.
  - Никаких 'папа', - в тихом голосе Владимира Романовича моментально появлялась сталь. - Посмотрите и маменьке уже давно пора спать. Все устали, только вы никак не запомните, что нужно соразмерять свои желания с пожеланиями окружающих.
  Тихий выговор сыновьям от отца. Ласковый поцелуй от Екатерины Михайловны, расправляющий насупленные брови сыновей в сонные улыбки, озноб, пробирающий до костей, когда плед отбрасывали, и желание никогда не покидать эту теплую комнату, полную чудесных странствий и приключений.
  Теперь эта комната пустовала, она уже не была местом для чтений. Дети выросли, женились и каждый жил своей семьей. Единственный внук еще был слишком мал, чтобы посещать библиотеку и довольствовался разве что сказками, которые его мама, Варвара Ильинична любила читать своему первенцу. Взрослые же брали книги читать в свои комнаты или гостиные. Да в рождественские праздники, когда собиралась вся семья, особо и читать было некогда. Балы, рауты, посещение знакомых, ответные визиты - светская жизнь в столице отбирала все силы и время. Бесконечные переодевания, примерки, покупки, подарки, все это и так было тяжким бременем для Лизы, выросшей в деревне. А еще и нелады с мужем, которые по негласному уговору с ним нужно было тщательно скрывать от его, да и ее, семейства.
  Уединение в библиотеке, погружение в книжный мир фантазий - единственное, что помогало ей продержаться так долго.
  В предвкушении чтения чего-нибудь интересного Лиза смело толкнула дверь. И.... застыла на месте от неожиданности.
  Варвара Ильинична стояла в профиль к двери, прислонившись к столу. Никита крадущейся походкой подбирался к ней.
  Почему эта сцена так впечатлила Лизу, она не смогла бы дать внятный ответ, но, тем не менее, она замерла на месте, пригвожденная каким-то чувственным флером, витающим в воздухе.
  - Даже не смей ко мне подходить! - угрожающе произнесла Варенька.
  Лиза было собралась войти в комнату, чтобы помочь невестке спастись от деверя, но что-то в лице Вари остановило ее. Только через мгновенье она с удивлением поняла, что Варя говорила с какой-то заманивающе-игривой улыбкой.
  - Почему это я не могу подходить к своей жене? - спросил Никита, подойдя к Варе вплотную.
  - Потому что мы не можем пойти сейчас же в наши комнаты, - ответила она, выставляя вперед руку, как будто эта слабая преграда могла удержать его на расстоянии.
  - К сожалению, мое счастье, действительно не можем, - со вздохом подтвердил он, беря ее вытянутую руку и повернув ее запястьем к себе, нежно прижавшись к нему губами.
  Глаза Лизы округлились. Она никогда не видела, чтобы мужчина и женщина вели себя так... так недостойно? Нет, непринужденно друг с другом. Неужели муж и жена могут так общаться?!
  Послышавшийся стон Вареньки вернул Лизу к происходящему. Никита тем временем целовал уже обнаженное плечико жены, предварительно освободив его от платья, и все ближе подбираясь к изгибу шеи.
  - Никита, - с упреком простонала Варя, снова пытаясь остановить мужа, уперев руки в его грудь.
  Лиза не мигая смотрела на запрокинутую голову Вари, на блуждающую улыбку на ее лице, говорящую об ... удовольствии? нет, о наслаждении, которое доставляют ей поцелуи Никиты.
  - Нечего было так смотреть на меня во время чаепития, - пробормотал он, продвигаясь к ее белым вздымающимся полушариям.
  - Как так? - уже задыхаясь, продолжала кокетничать Варя.
  - Как ты смотришь на меня, когда хочешь, - горячо зашептал он, поддев пальцем лиф ее платья и потянув его вниз, пытаясь обнажить как можно больше ее грудь.
  - Никита! - укоризненно вскрикнула Варя, тем не менее, откинув голову, подставляя всю себя его поцелуям. И сладко застонала, когда он провел языком вдоль ее низкого декольте. - Ты сводишь меня с ума!
  - Мадам, это вы свели с ума своего мужа. Я не доживу до ночи, когда мы, наконец, сможем остаться одни в спальне, - ответил он, прижимая ее к себе еще теснее.
  - Пойдем сейчас, - взмолилась Варя.
  Лиза не верила ни своим глазам, ни ушам. Жена сама просила мужа пойти в спальню?! Как такое возможно? Ей нравилось все, что делал с ней Никита? Так странно было видеть точную копию своего мужа с другой женщиной. Тем не менее, это был не Владимир. Он никогда бы не поцеловал ее, Лизу, так, как сейчас целует Никита Варю, так как будто от этого зависит его жизнь, как будто Варя источник чистой родниковой воды, а Никита припадает к этому источнику, как будто он не пил целую неделю. Он целовал Варю так, как Лиза и не знала, что можно так целоваться, с открытым ртом, прикасаясь языком к ее язычку?! И, по-видимому, Варе это не просто нравилось, она хотела большего, потому что сама притянула голову мужа к себе, страстно целуя.
  А потом... потом... Лиза даже подумала, что она случайно открыла дверь в какой-то другой мир: Никита подсадил Варю на стол и, подняв подол платья, начал ласкать ножку, затянутую в шелковый чулок, продвигаясь все выше и выше.
  Дальше Лиза смотреть уже не могла. Она постаралась бесшумно закрыть дверь и быстро прошмыгнуть в свою комнату. Картина большой мужской руки, нежно обхватывающей женское бедро, задрапированное в тончайший батист, так и стояла перед ее глазами.
  Войдя к себе, она бросилась к окну, прижала лоб к замерзшему стеклу, чтобы хоть как-то остудить сжигавший ее жар. Руки тряслись, щеки пылали, глаза лихорадочно горели. Она никак не могла поверить, что она видела все на самом деле. На самом деле, Варенька и Никита... О Боже! Дай ей сил!
  Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она старалась даже не моргать, как только закрывала глаза, тут же всплывала картина мужской руки на нежном женском бедре. А что было бы, если бы она не убежала. Куда продвигалась рука? Как Варя позволила себе так сидеть на столе, позволила Никите стоять меж ее расставленных ног? Как могла она закинуть ногу ему почти на талию, так что он мог при желании беспрепятственно поцеловать ее коленку.
  Что почувствовала бы она на месте Вареньки, если бы ее ТАК целовал Владимир? Если бы он склонился к ее обнаженной коленке? Если бы он прикоснулся губами к ее нежной коже, скользнул ниже, прижался к внутренней поверхности бедра.
  Лиза со стоном закрыла глаза и тут же открыла их. О чем она думает? Что на нее нашло? Наважденье!
  Она прижала ладони к холодному окну, набрав холода, прижала руки к пылающим щекам. Как успокоиться? Как избавиться от этой картины переплетенных тел, языков, мужчины и женщины, мужа и жены, картины, которая с упорством продолжала стоять у нее перед глазами.
  Надо выйти в самую холодную комнату. А что может быть холоднее бальной залы, которую топили только накануне больших балов, даваемых пару раз в год.
  Лиза набросила шаль на плечи и выскочила в коридор. Пробегая мимо библиотеки, увидела приоткрытую дверь. Остановилась, прислушалась, комната казалась пустой. Приоткрыв дверь еще больше, осторожно проверила - там действительно никого не было. Лиза со вздохом облегчения вошла. Все-таки нечто неизведанно-притягательное манило ее к этому месту. Месту, где только что ей приоткрыли завесу на отношения между мужчиной и женщиной. Весь ее мир перевернулся!
  Ноги сами понесли ее поближе к столу. Никаких признаков недавней сцены не было. Может ей все показалось. Это просто ее воображение разыгралось! Ведь не может же такого быть на самом деле! Когда она уже почти уговорила себя, что ей все померещилось, краем глаза она заметила что-то бело-голубое, выделяющееся на фоне ковра. Подвязка! Варя потеряла подвязку! Или Никита снял ее с Варенькиной ножки. А когда снимал, прикасался пальцами к ее ноге... Мысли настойчиво уносили ее все дальше и дальше по дорожке, по которой она не хотела идти. Ни одна благовоспитанная женщина не позволит себе такого поведения! Но ведь Варенька позволяла! Значит она не благовоспитанная? Нет! Варенька! Их Варенька! Такая мягкая и добрая со всеми - нет, не может такого быть! Варенька всегда была кроткой и милой! Ее все любили! Это ее, Лизу, все считали холодной и немного сторонились. Не поверяли ей своих тайн, потому что думали, что она не поймет, потому что не умеет чувствовать. Может она действительно не может ничего чувствовать? Может Бог не дал ей никаких чувств? Поэтому она холодна как лед и муж сторониться ее?
  - Лиза? - она вздрогнула от удивленного возгласа Вари и резко повернулась ей навстречу.
  - Варя? - не менее удивленно произнесла Лиза, никак не надеясь на такую встречу.
  - Ты верно зашла за книгой? - спросила Варя, осторожно поглядывая по сторонам.
  - Да, хотела что-нибудь почитать, - пробормотала Лиза.
  - Да, у Владимира Романовича прекрасная библиотека. Я сама недавно заходила за книжкой и кое-что обронила.
  Увидев подвязку и понимая, что Лиза точно ее видела, покраснела как маков цвет.
  - Я... прошу прощения... не знаю, как это получилось... - бормотала она, наклоняясь, чтобы поднять злополучную интимную деталь туалета.
  - Не страшно, - проговорила Лиза. - У всех бывает.
  - Но не у тебя, - с долей восхищения ответила Варя.
  - Почему? - искренне изумилась Лиза.
  - Ну ты всегда такая...
  'Холодная', - подумала Лиза.
  - Идеальная, - наконец подобрала слово Варя. - У меня всегда что-нибудь не так с туалетом, то лента не на том месте, то складка появится, то бантик оторвется, а у тебя всегда все в таком идеальном порядке!
  Если бы Лизе сказали эти слова еще полчаса назад, она бы приняла их за комплимент, а сейчас сердце ее сжалось от неведомого чувства зависти к невестке. Ведь наверняка все ее нелады в туалете от того, что Никита любит прикасаться к своей жене и не преминет лишний раз обнять и приласкать. Не то что Лиза! Ее уж точно никому и в голову не придет обнимать и тем более целовать, прижимать к себе и проводить рукой по ее ноге, так что у нее вообще нет никакой надежды потерять подвязку! И бантики и ленточки у нее всегда все на месте, просто некому прикасаться к ней, некому привести ее наряд в очаровательный беспорядок.
  Глаза против ее воли наполнились слезами .
  - О Господи, Лиза, что я сказала? Прости, я ведь ничего такого не имела в виду! - торопливо стала извиняться Варенька.
  Лиза села в ближайшее кресло, уронила голову на руки и горько разрыдалась. То ли от жалости к себе, то ли от Вариного участия, то ли от шквала чувств и эмоций, посыпавшихся на нее сегодня как из рога изобилия. Но она быстро взяла себя в руки. Воспитание взяло верх над эмоциями. Она аккуратно промокнула уголки глаз и подняла лицо к Варе:
  - Спасибо! Извини, у меня что-то нервы не в порядке, - надев улыбку, произнесла она.
  - Боже мой, Лиза, - рассмеялась Варя. - Да если бы я так разрыдалась, как ты сейчас, через минуту стала бы похожа на рябую девку Хавронью, а ты промокнула глазки и как и не плакала вовсе! Ну как тебе так удается?
  Лиза пожала плечами:
  - Не знаю, - честно призналась она. - Меня с детства мама учила всячески скрывать свои чувства от других, никому ими не досаждать.
  Варя в растерянности присела напротив:
  - Но ведь если ты никому не показываешь своих чувств, никто и не знает, что тебя тревожит или от чего ты счастлива. Я, конечно, тебе не советчик. Поговори лучше с Владимиром, думаю, он развеет все твои печали.
  Лиза удивленно смотрела на Варю, и вопрос вырвался у нее прежде чем она смогла ухватить его и удержать:
  - А ты все рассказываешь Никите?
  Настал черед Вари удивленно всматриваться в лицо Лизы.
  - Д-да, ведь у мужа и жены не должно быть секретов друг от друга. А разве нет? А иначе как? - Варя искренне недоумевала, не зная других отношений, кроме тех, что они выстроили с Никитой.
  - Да, верно, - подтвердила Лиза, совершенно не понимая, как можно все говорить мужу. Он ведь и не слушает ее вовсе.
  
  ***
  Вечером лежа в постели, уютно утроившись под боком у мужа, Варя вдруг вспомнила разговор с Лизой:
  - Ника, - позвала она. Она очень быстро привыкла к семейному прозвищу мужа, оно ей даже казалось милым, поэтому переняла эту привычку.
  - Мммм, - сонно пробормотал он.
  - Что-то не так у Лизы...
  - С чего ты взяла?
  - Ну, она сегодня расплакалась в библиотеке, но причину так и не сказала. И мне кажется у них непростые отношения с Миром.
  - Варюш, не лезь туда, - со вздохом сказал Ника, нежно целуя жену в ямочку на щеке.
  - Да я и не лезу... Просто они такие оба ... странные... Мне кажется, они несчастливы?! - это прозвучало как утверждение и вопрос одновременно. Она пытливо заглянула в васильковые глаза.
  - Не тебе одной так кажется. Только разобраться они должны сами.
  Они немного помолчали.
  - Ты знаешь, мне кажется, Лиза видела нас в библиотеке, - прошептала Варя. - По крайней мере, она видела мою подвязку. И что-то ее так расстроило, что она расплакалась.
  Ника с силой выдохнул воздух:
  - А может это пойдет на пользу этим двум балбесам... - задумчиво протянул он.
  - Почему?
  - Спи, родная.
  
  ***
  Многомесячная бессловесная супружеская жизнь закончилась однажды утром, когда Владимир получил письмо от друга по учебе в корпусе Федора Дмитриевича Лепонина. Тот сообщал, что наконец-то принимает приглашение друга погостить у Владимира в имении. Владимир вкратце рассказал жене о приезде друга, и выразил надежду, что они сделают все, чтобы Федору понравилось пребывание в их доме.
  Дела поместья занимали большую часть времени, но Владимир замечал, что друг совершенно не скучает в обществе Лизы. Они даже сдружились. Теперь он частенько слышал ее смех, и ему хотелось продлить эти счастливые дни как можно дольше.
  Спустя же всего пару недель Федор Дмитриевич к огромному удивлению Владимира собрался уезжать.
  - Что же ты, брат, обещался погостить с месяцок, а не прошло и двух недель, как уже собираешься нас покинуть? - шутливо пытал друга Владимир. Они удобно расположились в гостиной, после того как Федор Дмитриевич высказал желание уехать.
  - Да, что-то загостился я у вас, надо и честь знать, - с трудом улыбнулся Федор.
  - Или ты на меня сердишься, что я тебе не уделяю должного внимания? Ты прости меня, неотложные дела требуют постоянного моего присутствия, - Владимир даже вперед подался, пытаясь понять, почему друг так быстро изменил решение.
  - Что ты! Я все понимаю и не имею никаких претензий к тебе, - махнул рукой Федор, - Просто я думал, что нам и месяца не хватит, чтобы вспомнить былые деньки, а вижу, ты теперь человек женатый, обремененный разного рода обязательствами. Не хочу тебе докучать своим присутствием...
  - Федор, ты право меня обижаешь, если думаешь, что можешь мне докучать, - с этими словами Владимир подошел к столику, чтобы налить себе и Федору по бокалу бордо. - Не уезжай, побудь с нами еще немного. Вот и с Лизой ты сдружился...
  - Владимир, дело решенное, завтра же утром поеду, - упрямо отрезал Федор.
  - Тебя прямо никак не уговорить. Может вы с Лизой съездите ...
  - Я люблю твою жену! - не выдержав этого напора дружеского подтрунивания, выкрикнул Федор и сам испугался того, что сказал.
  Владимир замер с бутылкой бургундского в руке. Он стоял спиной к Федору, и тот видел, как напряглась его спина. Спустя мгновенье наполовину наполненный бокал упал, покатившись по обюссонскому ковру, разливая густую кроваво-красную жидкость.
  - Что? - выдохнул Владимир боясь повернуться, словно закрываясь от обрушившейся на него правды. Словно повернувшись и встретившись лицом к лицу с надвигающимся ужасом, может не выдержать и переломиться как спичка.
  - Прости, Владимир, прости меня! Я не должен был... Я не хотел! Я не думал... Завтра же утром я уеду и больше вас не потревожу! - выдохнул Федор в заключении, уронив голову на сложенные руки.
  Молчание длилось невероятно долго. Ни один из них не двигался и почти не дышал.
  - А... а она? - рука Владимира сжимала горлышко бутылки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
  - Я ... не смел... как я могу открыться Елизавете Алексеевне! Это невозможно... недостойно...
  Владимир резко обмяк и даже присел, ноги его не держали. Помедлив немного и придя к какому-то одному ему ведомому выводу, он произнес тихо, не поднимая глаз на Федора:
  - Я думаю, тебе стоит поговорить с Елизаветой Алексеевной.
  Федор поднял голову и уставился на товарища по учебе. Он увидел, как судорожно тот сглотнул, как поднял на него синие пронзительные глаза, в которых плескалось принятое решение.
  - Но... нет, Владимир... это невозможно!
  - Ты наверняка заметил, что мы давно не являемся супругами с Лизой. Мы скорее добрые друзья, - ответил Владимир спокойно, ничто не выдавало его чувств, ни один мускул не дрогнул, когда он сам, своими руками сейчас отдавал любовь и смысл всей своей жизни своему товарищу.
  - Я видел, что Лиза благоволит тебе, ей нравится твое общество, по крайней мере, ты определенно единственный мужчина, с которым она проводит так много времени за последние несколько лет.
  Увидев, что Федор пытается возразить, он поднял руку, прося его дать ему высказаться.
  - Я считаю, тебе нужно поговорить с ней. Уехать ты всегда успеешь, а потом можешь пожалеть, - голос его звучал глухо и монотонно.
  - Ты в своем уме, Владимир? Ты понимаешь, о чем ты говоришь?
  - Если и Лиза испытывает к тебе нежные чувства, я буду только счастлив за вас. Не в моих силах освободить ее, но вы сможете рассчитывать на мое полное содействие.
  Он провел рукой по лбу, пытаясь продержаться под этой пыткой еще немного:
  - Советую, не тянуть с разговором. Я не сомневаюсь в положительном исходе. А если так, то вы завтра же сможете уехать в твое имение. Я всем скажу, что Лиза решила погостить у тебя.
  - Владимир... - прошептал Федор, не в состоянии прийти в себя, сначала от неожиданного даже для него признания в любви к жене друга, а потом в еще более неожиданном повороте, который принял их разговор.
  Владимир проигнорировал готовые вырваться возражения Федора:
  - А теперь извини меня, мне нужно еще кое-что сделать. Будет лучше для всех, если вы оставите только записку. Мне не хотелось ... - голос его все-таки сорвался, но он продолжил почти шепотом, судорожно сглотнув: - Мне не хотелось бы видеть ее до отъезда. Может потом...
  С этими словами он резко вышел из гостиной.
  Бездумно постояв некоторое время, вперившись в одну точку, он усилием воли резко вырвал себя из состояния прострации и бросился в конюшню. Приказал оседлать Вихря, его боевого коня, прошедшего с ним все радости и горести военных лет и понесся по полям, пытаясь убежать-ускакать от разрывающей грудь черноты, норовящей поглотить всего его.
  После нескольких часов безумной скачки он вернулся в дом, сразу же пройдя на свою половину. Что делать, как пережить эту ночь, он не знал. Для начала приказал сделать себе ванну, ложиться в постель, воняя конем и потом, совсем не хотелось. Вода смыла омерзительное чувство пустоты и надвигающегося мрака. Завернувшись в шелковый расшитый халат, подошел к окну и долго вглядывался в черноту ночи, словно хотел увидеть там пусть слабый и пусть даже отблеск но надежды. Однако темнота за окном не дала никакого облегчения. Потом вдруг возникла мысль уехать из поместья сегодня, прямо сейчас. Пытаясь осмыслить правильность такого решения, он подсел к письменному столу. Наверное, нужно написать объяснительное письмо Лизе.
  Мокрые волосы приятно холодили лоб и затылок. В данном состоянии это отрезвляло.
  Он уже взялся за перо, когда услышал неясный приближающийся шум за закрытыми дверями. Нахмурив брови, он решил, что его камердинер, Степан, справится с любой ситуацией. Он снова переключился на письмо, которое нужно было оставить Лизе.
  В этот момент дверь распахнулась, и в покои влетела разъяренная Лиза. Такой он никогда еще ее не видел: несколько локонов выбились из прически в греческом стиле, перевитой ниткой жемчуга, расстегнутая шемизетка свисала с одной руки и чуть ли не волочилась по полу, грудь вздымалась, являя взору белоснежные полушария, то и дело показывающиеся в глубоком вырезе. Она всегда соблюдала спокойствие и этикет! Сейчас она походила на растрепанную фурию.
  - Уйди, - бросила она Степану, пытавшемуся видимо не дать ей войти в покои барина.
  Дав рукой знак Степану удалиться, он краем глаза отметил закрывающуюся дверь и в недоумении уставился на лицо жены.
  Стремительно преодолев расстояние до Владимира, она остановилась в полушаге от него, гневно сверкая глазами:
  - Не соблаговолите ли объясниться, милостивый государь! - выкрикнула она, в гневе раздувая ноздри своего маленького хорошенького носика.
  - Лиза? - только и смог выговорить Владимир ошарашено, сверху вниз глядя на нее.
  За этим последовал звук пощечины. Он даже не сразу почувствовал боль, так был ошеломлен внезапным появлением бешенной тигрицы, в которую превратилась его всегда уравновешенная жена.
  - Что же вы молчите? У вас нет никаких объяснений? Ммм?
  Она то сжимала руки в маленькие кулачки, словно хотела поколотить его, то разжимала их. Он зачаровано наблюдал за ее действиями, находясь в полном изумлении от такого непредсказуемого поведения всегда холодной и вежливой Лизы.
  - Я ненавижу вас! - попыталась выкрикнуть она, но голос сорвался, и из глаз полились слезы. Потрясая кулачком, она продолжила сквозь зубы, как будто сдерживая рвущуюся наружу боль: - Вам мало того, что вы посещаете постели всех кого угодно, только не вашей жены. Вам недостаточно, что мне приходится отвечать на бесконечные вопросы, почему я до сих пор не обеспечила вас наследником. Вам этого показалось мало! В добавок ко всем моим унижениям вы решили сделать из меня игрушку для ваших приятелей?! Ну конечно! Вас же не привлекают мои прелести! Лучше отдать меня Федору Дмитриевичу, да? Что зря добру пропадать, пусть хоть друг потешится!
  - Остановись! - сказал он достаточно громко и властно, чтобы остановить поток ее необоснованных обвинений.
  Но Лиза была не в том состоянии, чтобы остановиться.
  - Что вас во мне так не устраивает, что вы даже не смотрите в мою сторону, а? - выкрикнула она, топнув ножкой так, что еще пару локонов выпали из замысловатой прически. - Чем я так плоха, что вы ...
  Горячие слезы полились из глаз еще больше, когда она тихо прошептала:
  - Что мне нужно было сделать в ту ночь, чтобы ты остался со мной?
  - Боже мой! Лиза! - он резко притянул ее к себе, обхватил ее головку руками и прижался губами к ее губам. Почувствовав соленые слезы, нежно слизнул их с ее верхней губы. Ее губы раскрылись, он тут же накрыл своим ртом, лаская языком ее теплый рот.
  Страсть вспыхнула в обоих так же как вспыхивает пламя от искры, попавшей на сухой хворост. 'Прости', - шептали его губы, сцеловывая соленые капли слез с ее гладких нежных щек. 'Прости', - молил его язык, лаская ее язычок. 'Прости', - кричали его руки, гладя ее тело, пытаясь охватить всю ее, обнять, согреть в своих объятиях, приголубить, утешить, вымолить прощение.
  - Прости меня, - прошептал он, нежно прикусив розовую мочку ее ушка. Она вся выгнулась ему навстречу.
  Что происходило с ее телом, она не могла сказать, но оно совершенно не подчинялось разуму. Она как будто со стороны смотрела на то, как отзывается вся она на малейшее его прикосновение, на его легкое дыхание возле ее ключицы. Руки сами обняли его широкие плечи, им, этим рукам хотелось разорвать его халат, прикоснуться к обнаженной коже его груди. Губы помимо ее воли отвечали на его поцелуи, и сами целовали куда придется, когда его голова склонялась ниже, к ее груди.
  Где-то внизу ныло и тянуло и просило чего-то большего, запретного, манило одновременно в топкие сладострастные глубины и одновременно в далекие неизведанные выси, туда, где бабочки, запертые в ее лоне, обретут долгожданную свободу. Греховно, да, но как сладко!
  Она и не заметила, когда он стянул рукав ее платья, обнажив грудь. Обнаружила это, только когда его губы сомкнулись вокруг ее затвердевшего соска. Вторая грудь все еще оставалась в плену платья, и он осторожно провел большим пальцем по выпирающему бугорку сквозь мягкую ткань. Она ахнула и впилась пальцами в его плечи, выгнувшись еще больше.
  Не говоря ни слова, он подхватил ее и понес в соседнюю комнату к огромной постели.
  Неожиданная пауза принесла некоторое облегчение того дикого напряжения, которое они оба испытывали. Когда тянущая сладкая боль внизу живота немного ослабла, Лиза осознала, что лежит в руках Владимира, сейчас он снова Владимир, холодный профиль которого четко выделяется на фоне свечи. Страх возвращения к прошлой жизни неприятно заморозил затылок. Она застыла, с ужасом ожидая, что будет дальше. С каждым его шагом холод все больше сковывал ее. Она никогда не была здесь, куда он ее несет? Что это за умопомрачение было между ними минуту назад?
  Владимир аккуратно уложил свою драгоценную ношу поперек кровати и снова припал к дерзко выдающемуся соску.
  Бабочки снова заметались с удвоенной силой, все усиливая невероятное и незнакомое натяжение внизу. Они снова отвлекли ее и заставили пропустить момент, когда и как ее платье оказалось поднятым чуть ли не до талии, а его рука гладила ее бедро сквозь тонкий батист. Он опустился, встав на колени возле кровати, с удовольствием рассматривая ее ножки. Она уже было открыла рот, чтобы возмутиться, но в тот же момент он снял подвязку с ее ноги, освободил от чулка крохотный кусочек ее кожи на внутренней стороне колена и прижался к нему открытыми губами.
  Бабочки внутри нее заметались в бешенном темпе, причиняя почти боль. Что сделать, чтобы избавиться от напряжения и этой приятной боли, она не знала. Как не знала, зачем он перевернул ее на живот, предварительно стянув с нее платье. Она лежала спиной к нему в прозрачной сорочке и штанишках, в одном чулке - туфли и второй чулок уже давно валялись на полу.
  Он провел рукой по ее теплой ягодице, призывно розовевшей в пене белого батиста и кружев. Сдерживать себя дальше не было сил и он прижался губами к этой сводящей его с ума розовости. Услышал ее ответный стон, почувствовал как она выставила попку навстречу его губам. Он попытался унять дрожь в руках, чтобы развязать тесемки ее штанишек и, наконец, выпустить на свободу красоту ее мягких округлостей. Стащив их с нее, одновременно перевернул на спину, и чтобы она не успела испугаться, прижался ртом к внутренней стороне бедра, полизывая, стал продвигаться все выше и выше.
  Она все-таки испугалась и, тихо ахнув, выдохнула:
  - Ми-и-иир...
  От одного только звука его имени, произнесенного ею, последние остатки терпения покинули его, и он прижался ртом ко входу в ее глубины. И почувствовав ее влажность на своих губах, совсем потерял разум. Его язык прошелся снизу вверх, раздвигая ее губки, походя коснувшись самого чувствительного места ее тела. Она снова ахнула от удивления, голова заметалась по покрывалу, разбрасывая волосы в разные стороны. Спустя мгновенье он снова провел языком снизу вверх, закрепляя эффект, видя, что она уже не осознает происходящего.
  Бабочки рвались наружу, щекоча нежными крылышками ее изнутри. Ей хотелось выпустить их, освободить. Она цеплялась пальцами за покрывало:
  - Мир... я... нет... да...о-о-о, да!
  Придавив нежный упругий бугорок языком, он почувствовал приближающиеся судороги, и, усилив нажим, задвигал языком, приближая, усиливая первый в ее жизни оргазм. Нежное тело его жены забилось на его постели от наслаждения, а он, не отрывая рта от самой ее сердцевины, пил этот миг полного освобождения вместе с ней.
  И не дав ей прийти в себя, вошел в тесные влажные, такие манящие глубины. Она широко открыла удивленные глаза от незнакомого ощущения заполненности, законченности внутри, единения. Не было ни неловкости, ни стыда, ни вопросов, все было правильно, так как и должно было быть. Она отдалась волнам наслаждения, набегавшего всякий раз, как он глубоко входил в нее. Она держалась за его плечи, как будто вихрь страсти мог унести ее далеко отсюда, от него. Почувствовав новое освобождение бабочек из плена, она прижалась к нему так сильно, как только могла. В последний момент он прижался к ее губам и оба разлетелись на светящиеся точки в едином небе.
  
  Мир рассматривал ее своими васильковыми глазами, приподнявшись на локте, другой рукой неосознанно поглаживая ее обнаженное плечико.
  - Какой я идиот! - прошептал он наконец.
  Она улыбнулась и посмотрела ему прямо в глаза.
  - Да, - согласилась Лиза.
  - Но я думал, что сделал тебе так больно, что ты и смотреть-то в мою сторону не хочешь.
  - А мне казалось, что это ты жалеешь о нашей женитьбе, что я сделала что-то не так...
  Он закрыл ей рот нежным поцелуем.
  - Вина полностью на мне. Прости меня, - шептал он, нежно целуя ее все еще розовый от недавних утех подбородок.
  - Никакой вины нет, не за что прощать, - шепнула она в ответ, потеревшись щекой о его щеку. - Или нет, - встрепенулась она, радостно улыбаясь. - Я передумала!
  Он замер в ожидании ее приговора.
  - Если ты всегда будешь ТАК просить прощения, то я согласна, чтобы ты всегда был виноват, - выпалила она, очаровательно покраснев.
  - Ах, ты, шалунья! - рассмеялась он, нависнув над ней. - Тогда мне вдвойне приятно заглаживать свою вину, - страстно прошептал он ей в ушко, нежно сжимая ладонью мягкое полушарие ее груди.
  
  ***
  Она проснулась от шороха. Приоткрыв один глаз, откинула растрепанные волосы с лица и попыталась найти причину издаваемых тихих звуков. Это оказалась Глашенька, ее горничная, тихонько собирающая разбросанную по полу одежду.
  - Поди, - простонала Лиза, переворачиваясь на другой бок и поглубже зарываясь в перину. - Мне снился такой чудесный сон...
  - Доброе утро, барышня, - негромко сказала Глашенька, будучи крепостной еще у родителей Лизы, она привыкла так звать Лизу. - Владимир Константинович приказали вас не будить как можно дольше, сказали, чтоб вы поспали подольше.
  Лиза замерла, все остатки ее сладкого утреннего сна в миг разлетелись в разные стороны.
  - А... а сам он где? - не надеясь что все произошедшее может быть явью, спросила Лиза.
  - Уехали куда-то, сказали по делам-с. А еще сказали передать вам, когда вы проснетесь, что его сиятельство обязательно поспеет к завтраку, чтобы вы его дождались.
  Лиза резко села на постели и, наконец, огляделась. Это была не ее спальня, не ее ковер, на котором все еще лежали ее штанишки - доказательство вчерашних событий. Лиза покраснела от промелькнувшей перед глазами картины его широкой руки с длинными пальцами, ласкающей ее обнаженную грудь.
  - Подай пеньюар и пойдем одеваться.
  
  ***
  Время завтрака уже прошло. С каждым тиканьем часов в гостиной надежды Лизы на то, что все ночные события были правдой, таяли. Она ходила из угла в угол в ожидании, когда же откроется дверь. Периодически бегала к зеркалу проверить все ли в порядке с прической. И каждый раз задерживалась, рассматривая непривычно алые припухшие зацелованные губы, несходящий румянец щек и сумасшедший блеск глаз. Так странно было видеть эти изменения на своем привычном лице, как будто из зеркала на нее смотрела незнакомка. Но даже они, эти явные признаки вчерашнего, не могли убедить Лизу до конца. Чтобы поверить, ей нужен был он, его голос, его улыбка, его глаза. Заглянуть бы в васильковые глаза с прищуром и ... утонуть в их глубине!
  Неожиданно послышался шум, приближающийся к дверям гостиной. Сердце замерло. Что кроется за закрытыми дверями: оправдание всех ее надежд или разрушение иллюзий? Она неотрывно смотрела на двери.
  Владимир вошел в комнату легкой походкой.
  - Доброе утро, моя душа! - улыбнулся он ей так привычно, будто делал это всегда, каждый день их жизни. - Прости за опоздание, задержали. Ты уже позавтракала?
  - Нет, - ответила она, вглядываясь в него, все еще не в силах поверить, ища в нем то, что могло бы разрушить это солнечное утро. - Тебя ждала, - прошептала.
  Он резко остановился, огромная теплая волна окатила его с ног до головы. Она ждала его! Ждала все годы их супружества! Метнулся к ней и крепко прижал к себе.
  - Ты моя жена!? - прошептали его губы.
  То ли вопрос, то ли утверждение...
  Она, улыбнувшись, покрутила перед его лицом правой рукой с обручальным кольцом, явным доказательством, что она его венчанная жена.
  Он отрицательно покачал головой:
  - Теперь ты моя жена!
  Она всмотрелась в васильковые глаза с прищуром и ... утонула в их глубине.
  
  Конец
  
Оценка: 7.56*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"