С того момента, как он решил держаться от девушки подальше, с ним начали происходить странные вещи. То ногу поранит, да так, что только Слепуша сможет его вылечить, а помогать ей конечно будет Зеленоглазка, он аж закипал от злости когда она входила в комнату, где он лежал. На самом деле он до безумия боялся обнаружить, как его тело реагирует на любое ее движение. Поэтому старался грубостью выставлять ее из комнаты как можно скорее. Девушка не оставалась безответной к его ярости, и стычки начали происходить все чаще, практически каждый раз как они встречались, причем, если раньше он начинал ссору, чтобы поскорее избавится от ее вида-присутствия, то вскоре ссоры начали полыхать по любому поводу с обеих сторон. Казалось, они безнадежно не переносили общества друг друга. И только Слепуша тайком улыбалась и кивала головой - все шло, как было уготовано Судьбой.
+++++++++++++
Она шла по тропинке к замку, Слепуша послала узнать, как рука князя, не нужно ли чего. Милава долго отнекивалась, пытаясь найти повод не ходить к нему. Но со Слепушей разве поспоришь?! Пришлось еще и прихорошиться, тоже все Слепуша виновата: "Ты в замок идешь, с князем повидаться, а не в лес травы собирать...". Прихорошилась - Слепуша хоть и незрячая, да все видит - не зря ее ведьмой кличут за глаза. Тропинка извивалась, приходилось иногда нагибаться под низко растущими ветками, иногда огибать густо растущие кусты. Она любила этот лес, любила его звуки, его дыхание. Лес был ее домом, ей здесь все было ведомо, как говорят птицы, как шепчутся деревья, как кричат звери, как поют цветы. Улыбаясь свои мыслям о лесе, который платил ей той же любовью, платя добром за добро, которое она творила, то вылечивая дерево, то птицу, а то и подранца зайчишку, она вышла из леса, приближаясь к замку, и остановилась как вкопанная, неожиданно услышав его смех.
Он смеялся! Да как! Заливисто, от души. Он стоял на открытом месте перед замком с топором в руках с закатанными рукавами в расстегнутой косоворотке, выставляя напоказ широкую шею и мускулистую грудь, и хохотал напару с какой-то девицей. Ее бросило в жар, а потом вся кровь отлила от сердца и оно перестало биться. Он, который не то что улыбнуться, слова ей доброго не сказал, все только обзывал, да обижал, он, который никогда с ней ни о чем не заговаривал после их первой встречи на реке, когда они уже стали взрослыми, он, улыбку которого она украдкой запоминала, когда он улыбался Слепуше, чтобы потом перед сном представлять будто бы он так тепло улыбался ей, и вот теперь он хохочет с какой-то девицей. Красивая девка, что тут попишеть. Боль сильно толкнула в сердце и стала невыносимой. Не помня себя она подбежала к нему и со всего размаху залепила ему пощечину. И только увидев недоумение, сменяющееся гневом в его глазах, опомнилась и бросилась в лес наутек. Он немного постоял в недоумении, потер удареную щеку ладонью, потом заревел как медведь и бросился за ней. Все стояли опешившие, никто даже не успел сообразить остановить молодого да горячего князя.
- Убью!!! - ревел он набегу, забегая вслед за ней в лес.
- Ой, убьет он ее окаянную, - запричитала бабка Пораска. - Хоть бы кто у него топор забрал, а то ведь правда зашибет девку.
- Да не зашибет, она его взглядом остановит, - вставил высоченный мужик. - Все ж ее взгляда боятся.
- Да только на него тот взгляд не действует, - ответила бабка. - Совсем девка беззащитная. Ну, дай Бог, дело молодой, может и помирятся еще.
Она неслась как лань, перепрыгивая через кусты, продираясь сквозь ветки деревьев, почему лес не помогал ей, почему не раздвигал ветки, почему не пригибал кусты, чтобы ей быстрее бежалось, чтобы уйти от погони. Сердце выпрыгивало из груди, но она слышала за спиной тыжелое дыхание князя, не отстававшего от нее и уже нагонявшего. Он ее убьет, как-то вдруг пришла эта мысль, и ей вдруг она показалась совсем не страшной. Ну и пусть убьет, чем так жить. Она завернула за большой дуб и вдруг остановилась, тяжело дыша, давая понять, что сдается. Он тоже остановился выжидая, что она сделает. И в этот самый миг до нее вдруг дошло, что она влюбилась в него, влюбилась без памяти, дошло, что они совершенно разные, что ничего их не связывает, а главнее всего, что ему-то наплевать есть она или ее нету, и будет даже лучше, если ее не будет, он хоть не будет так раздражаться, и ей вдруг стало безразлично, что он скажет или сделает.
Она развернулась к нему лицом, подняла на него свои зеленые глазищи, только ему она могла смотреть в глаза без боязни, что может убить взглядом, и горько улыбнулась:
- За что ж ты меня, князь, так люто ненавидишь, - хотела спросить гордо, да голос подвел, сломался, губы дрогнули, а глаза наполнились слезами. - Прости меня, я не хотела делать это при твоих людях. Убей побыстрее, - прошептала она, кивнув на топор, который он все еще сжимал в руке наперевес. - Все равно мне жизни нет от твоего постоянного гнева.
Топор выпал из его руки, а он сморгнул от недоумения:
- Ты что говоришь такое? - он действительно был крайне удивлен, что она могла подумать, что он сможет поднять руку на нее. А во-вторых, был сбит с толку ее словами. - Какой гнев, какая ненависть?
Она снова горько усмехнулась:
- Да ладно тебе, князь, ведь все же знают, что у тебя сразу настроение портится, как только я прихожу. Да я уже стараюсь и не приходить в замок лишний раз, чтобы тебя не сердить. А то что ты то ногу наколешь, то руку распорешь, то не моя вина, да ты все равно мне не веришь, все обвиняешь, что я лес против тебя настраиваю.
- Что ты говоришь??? - вскричал он. Неужели она слепая со всеми ее ведьминскими штучками, неужели не видит, как ему тяжело сдерживаться в ее присутствии?!?
- Да то и говорю, князь, что, что бы я не сделала, все тебе не любо, раны твои обрабатываю - лишнюю боль тебе причиняю, повязки накладываю - туго, подую, чтобы не щипало - щипет еще больше, воды подам - так пьешь как отравленную, - она уже переходила на крик. - Чем я тебе не люба, что у меня рога где или копыта, вроде все говорят, что красива и лицом и фигурой, только ты и смотреть-то в мою сторону не можешь...
- Не могу, - проревел он, хватая ее за плечи и нависая над ней как гора, глядя ей прямо в глаза, он процедил сквозь зубы, сжимая их точно от боли. - Не могу тебя ни видеть, ни слышать.
Она попыталась вырваться из его рук, но он стоял как скала, даже не пошевелился.
- Пусти, - прошептала и первая слеза покатилась по щеке. - Больше не увидишь и не услышишь...
- Не могу с тобой даже дышать одним воздухом, у меня все внутренности жжет.
Она снова рванулась из его рук, когда почувствовала, что слезы закапали ему на рубашку, а он продолжал зло цедить слова:
- Всю душу ты мне вымотала, сил больше нет. Я ни работать не могу, ни думать ни о чем. Только ты перед глазами!
Она замерла не дыша, подумала, что ослышалась.
- Целыми днями только и вспоминаю как твоя коса сбегает вдоль твоей спины, как завязка на конце косы бьет тебя по двум холмикам пониже спины, - это был уже полустон - полурык. - Все думаю только об одном, как распущу твои волосы, запущу в них руки по самые локти, - он взял ее голову в ладони засунув пальцы в основание косы. - Как поверну к себе твое лицо, - он оттянул ее голову так, что она теперь смотрела прямо ему в лицо глазами полными слез, приоткрыв от удивления рот. - Все думаю, приоткроешь ли ты губки мне навстречу, - От этих слов ее окатила теплая волна, лицо запылало, а губы пересохли, так что она неосознано их облизнула. - Будет ли твоя нижняя губка на вкус такая же как вишенка? - прошептал он охрипшим голосом и провел большим пальцем по ее нижней пухлой губке. Она еще шире раздвинула губы.
- Выгнешься ли ты мне навстречу, если я пососу твою губку? - пробормотал он хрипло, наклоняясь к самым ее губам. Она прикрыла глаза в ожидании когда случится то, о чем он говорит.
- Будешь ли ты так же сладка как мед, как в моих мечтах, когда наши языки сплетутся? - прошептал он у самых ее раскрытых в приглашении губ и услышал, как она выдохнула:
- Да...
Большего приглашения ему не требовалось. Он нежно лизнул ее нижнюю полную губку и она выгнулась ему навстречу всем телом, даже еще не осознавая, что делает.
- Да, - снова прошептала она, давая согласие на все, что бы он сейчас ни попросил или ни сделал.
Дальше терпеть ее близость у него не было сил, и он с тихим стоном смял ее губы своими, целуя, дразня, распаляя ее все больше и больше. Его язык ворвался ей в рот и начал древний танец с ее языком, доводя ее до безумия. Лес одобрительно шумел вокруг - или это шумело у них в ушах от того восхитительного чувства накала страсти, которая все разгоралась и разгоралась все сильнее - испепеляя их в своем огне.
Он аккуратно положил руку на один из ее холмиков пониже спины и на мгновенье замер в ожидании ее реакции. Когда он понял, что отказа не будет, провел рукой по ее теплым упругим ягодицам, потом сжав одну притянул ее к себе, прижав так, что она почувствовала его желание.
Он застонал уткнувшись лицом ей в ключицу. Так долго он сдерживался! Так долго не смел даже виду показать, как сильно он желал ее! Так сильно, что иногда казалось, что либо он убьет ее либо она убьет его этим невыносимым долго сдерживаемым желанием.
Его рука погладила ее бедро и пальцы стали перебирать подол юбки, поднимая его все выше и выше. И лишь когда ветерок обдал прохладой ее голые ноги, она замерла, широко раскрыв глаза и заглядывая ему в лицо, пытаясь понять, то, что они делают, правильно ли это.
Он прижал ее к себе, обняв так, как будто хотел укрыть ото всех - от всего мира.
- Ты - моя, я - твой, - прошептал он слова супружеского обета. - Что бы ни случилось. До самой смерти и после нее.
Лес замер, все звуки стихли, деревья стояли не шелохнувшись, стараясь больше не мешать влюбленным.
- Мой, - подтвердила она счастливо улыбнувшись ему зелеными глазами и смущенно прижалась к его груди, словно ища защиту и тихое пристанище.
Он с огромной нежностью поднял ее на руки и сел на мягкий мох, усадив ее себе на колени.