Бессонов был изрядно пьян, он смолил одну сигарету за другой, в кабинете наполненным табачным дымом царил бардак: стол был завален закуской, и стоял бокал с недопитым виски:
- Чего ты хочешь скажи? - он смотрел на собеседника пьяными покрасневшими глазами исподлобья, - ты только скажи? Сколько? Не пожалею...
- Влад твоя щедрость меня удивляет, неужели ты готов выложить огромную сумму ради мести?
- Я Федя предательства не прощаю!.. Так сколько ты хочешь?
- Послушай Влад, дела не в бабках, и их количестве. Короче, схоронился твой дружок, и найти его будет не так просто. Да пойми ты, официально следственные действия по твоему Гущенко прекращены. Его никто не ищет. Ни-кто, - раздражённо протянул он, - я конечно могу пробить по базам, может подфартит, и он где-нибудь нарисуется. Раз он скрывается, думаю он не такой дурак, чтобы светиться.
- Найди Федя этого супостата. Я его лично этими руками.
- Нет его в городе, - бросил Федор, - Гущенко скрылся, и если до сих пор после официального прекращения на него дела не объявился, значит боится, что его возьмут. Он не в курсе, что его уже никто не ищет... Он никому не нужен!...
- Не нужен ментам! Послушай Федя, за мной не встанет, подумай, как можно новое дело сшить, так чтоб он не смог сбежать даже в ад? Надо, чтобы на Филю завели новое уголовное дело, и заново объявили в розыск.
- Я тебя понял Влад. Есть у меня на этот счет некоторые соображения.
- Ну???
- Нужно посодействовать!
- Говори ясней.
- Филипп непосредственно занимался наркотой, а поставщик с кем работал Гущенко может против него дать показания, что он брал товар в крупном размере...Ну короче, чтобы заново возбудить дело...
- Ты хочешь, чтобы я сдал поставщика? - Бессонов поднялся с места опершись обеими руками о столешницу, так как ноги его едва держали, и влил в себя остатки стакана виски, - тогда, я потеряю канал поставки, а найти сейчас надежного, и преданного союзника дело не из легких... Но, я готов подумать!..
* * *
Рада танцевала от счастья, душа ее была переполнена не обыкновенным чувством: рядом с ней он, и это не сон а явь. Прошло столько лет, но эти года не смогли убить в ней любовь. Филипп упоённый тем же чувством понимал, что с ним сейчас происходит:
- Ты не представляешь, как я взволнован, когда вижу тебя. Могу с тобой находиться рядом, смотреть тебе в глаза, в которых могу прочитать лишь твою любовь. Ты до сих пор меня любишь? Не отрицай Рада!
- Филипп, ты прав! Я испытываю те же чувства, как и тогда, много лет назад, когда последний раз мы с тобой виделись, - она подошла к нему, и положила руки на плечи, - мы не должны скрывать чувств друг к другу. Я свободна, ты холост. Мы можем начать все с начала, с чистого листа, - она почувствовала тревожный его взгляд, и смутилась: - что то не так?.. Да, я за эти годы изменилась...
- Нет Рада дело не в тебе! Ты правда очаровательна, и я искренен, когда утверждаю, что мне приятно быть с тобой рядом...но, не хочу чтобы новые обстоятельства разрушили наши вновь заражающиеся чувства. Я хочу быть с тобой честен...Ты должна знать про меня все!
Рада забавно рассмеялась, искренне и даже насмешливо:
- Фииля!.. Филя!... Чего такого страшного я должна узнать, что может поставить наши чувства под удар?.. За десять лет я не потеряла к тебе интереса, не уж то есть что-то, что способно разрушить мою надежду, которую я так берегла?
- Есть! - резко перебил он её, и она на полуслове, и с застывшей улыбкой уже внимательно о, и даже с опасением смотрела ему в глаза, взгляд которых был растерян, - мне страшно говорить об этом. И,.. все не так просто...
- Ну же?... Ты сам начал этот разговор, и должен закончить, - настаивала она.
- Я боюсь, что тебя напугаю...
- Я не из пугливых, - задорно ответила Рада не сводя с него взгляда.
- Знаю, но боюсь здесь речь пойдет о серьезных вещах. О моей проблеме, и все это может раз и навсегда убить между нами отношения. И вообще, я не смогу жить, если ты будешь меня бояться...
- О чем ты говоришь? Я буду тебя бояться?...
- Меня разыскивают... За убийство!...
* * *
Это было самое впечатляющее событие, Валентина под руку вела деда Валерьяна Арсеньевича в гостиную. Больничная сага пережитого наконец закончилась, и он снова в родных стенах особняка. Он нерасторопно вошел в большую гостиную, а следом за ними Капитолина. Встречать выбежала сумасбродная горничная Лёля не скрывая радости, ей было прощено её невежество тех радостных минут:
- А мы вас заждались. Так за вас переживали Валерьян Арсеньевич... Комната ваша готова, - заявила она довольно громко.
- Как же долго меня не было в этих стенах, - оглядываясь с неким сожалением признался он, - мои глаза видят всех вас! Я тоже рад вам!
- Как мило, - улыбнулась Капитолина, - и давай договоримся дорогой, домашний режим, и еще раз режим, и больше ни каких больниц!
- Как скажешь Капочка, готов тебя слушатся, от сюда только ногами вперед..
- Мне не до шуток. Мы действительно столько пережили! Кстати, Ильсия твоя сиделка остается в доме, - сказала Капитолина, - думаю тебе понадобиться помощь на первое время.
- Ну, когда у меня появилась внучка, думаю будет ещё легче.
- Не думай дорогой, что Валентина будет тебе делать поблажки, потыкать тебе во всём! Напротив, она будет строга, что касается принятия лекарств, и постельного режима, и это даже не обсуждается!
- Да! Да, конечно дорогая! Валечка, деточка, ты проводишь меня в мою комнату? - спросил он нежно, и трепетно обращаясь к ней.
Валя снова взяла его под руки, но Валерьян запротестовал:
- Ну, что ты дочка...Я сам. И силы есть... Потихоньку, но сам! Ты только сопроводи меня, - старик резко замер и обернулся, - а где Филипп? Почему я его не вижу?...
- Филипп уехал по рабочим делам, - нашлась Капитолина Аркадьевна, - я тебе потом всё дорогой объясню...
Капитолина проводила их испуганным взглядом, и строго настрого горничной дала инструкции по уходу за хозяином. А еще, Лёля ни в коем случае не должна распускать язык: что касается Филиппа. Горничная очень добросовестно относилась ко всем поручениям, и поэтому находилась на особом счету. Да и не хотелось испытать гнев хозяйки, работать в огромном доме ей нравилось, и жалование не плохое. Свободного времени правда мало - на личную жизнь, но даже здесь красотка Лёля преуспела... Вот и сейчас, забежав на кухню она столкнулась с водителем. Матвей бесцеремонно обнял её, впрочем как делал это не раз втихаря от хозяйки, и посторонних глаз, и она попыталась отстраниться, но как то играючи, не особо то и старалась... Как же ей нравились его сильные руки: лапающие, и обнимающие, шарящие под юбкой формы служанки:
- Прекрати Мотя! А, то нас могут увидеть.
- Тоже мне недотрога, кто увидит? Здесь никого нет! Они все заняты возвращением старика, - дерзко заявил Матвей.
- Всё равно, рисковать нам ни к чему. Если прознает хозяйка, то нам несдобровать, и выгонят нас на улицу. Я не готова терять тот заработок, который здесь получаю. И мне очень нравиться здесь.
- Да ладно тебе милая.
- А ты разве недоволен работой. Почти ничего не делаешь: пару раз в неделю возишь хозяйку по магазинам, да выполняешь мелкие поручения, - укорила его Лёля, но Матвей лишь сделал недовольное выражение лица:
- С появлением старика работы прибавиться.
- Мотя хватит ныть, - она ласково провела ладонью по его не бритой щеке, - у меня тоже работы прибавиться по дому.
- Пускай Ильсия занимается стариком, не зря же её оставили. А внучка то его ничего... - добавил Матвей, и уловил острый взгляд горничной, но для перчинки страстей добавил, - я б с ней того...
- Перестань злить меня!- горничную переполняла ревность, хотя она понимала: водитель попросту насмехается над ней, но от этих слов она заводилась ещё пуще.
- А что, я б с ней реально замутил.
- Даже не думай такие мысли произносить вслух! Даже у стен есть уши, - подняла Лёля указательный палец к верху, - иначе, это может плохо закончиться... Дорогой мой!
- Да ладно тебе Лёль, не злись.
- Не называй меня так! Терпеть не могу, когда меня так называют! Я лишь это позволяю делать хозяйке, и то, просто боюсь сказать ей об этом и потерять доверия...Она ко мне добра и благосклонна, уж как-нибудь стерплю.
- Ну так что Ленусик, я вечерком загляну к тебе в комнату? - настоятельно спросил он приобнимая девчонку за узкую талию.
- Хорошо, буду тебя ждать! Только смотри, чтоб ни одна живая душа об этом не знала...
- Какая ты пугливая! А мне нравятся, пугливые и кроткие..
* * *
Сильно сдала Наталья Григорьевна в плане здоровья, после смерти сына. То верно говорят, сущее наказание, когда дети уходят на тот свет раньше родителей. И, на душе печально, и тяжело. И лишь сейчас осознала: как пол года находясь на заслуженном отдыхе. Тяжко сидеть в четырех стенах. Забота о Светланке спасает, а когда внучки нету, хоть кричи от душевной боли... Нет Сережи, ушёл, и эта мысль напоминает, и откликается где-то в сердце болью. Ещё до Нового года позвонила бывавшая начальница: директор школы Маргарита Илларионовна, и поинтересовалось: как поживает на пенсии бывший сотрудник, почётный учитель, и просто приятельница. Хватает ли денег? И вообще, как оно там живется? Не просто так спрашивала Маргарита Илларионовна, и интересовалась. Огромной проблемой обернулось для неё отсутствие учителей, и жаловалась, и сетовала, что и нечем прикрыть образовавшиеся пробелы в нитках учебных часов. И мягко намекнула, что очень хочет, чтобы Наталья Григорьевна вернулась в школу - детей учить не кому. Тот разговор их закончился ни чем, у Натальи Григорьевны были особые планы, и сын был жив, и всё шло своим чередом, но произошедшие события вычеркнули разом все стремления женщины... И теперь, маясь от тягостных мыслей, она уже сидела в кабинете директора школы:
- Прости Наташа, что наша встреча носит такой повод, - по свойски сказала директриса, и сняла очки, положила их перед собой, - знаю почему ты согласилась вернуться в рабочий процесс...
- Да Маргарита Илларионовна тяжко мне, и нет ничего лучше, чем занять себя любимым делом, - призналась она, - а детей я люблю... Свою работу. Подумала тут...
- А, справишься? - спросила директриса, и вопрос тот носил абсолютную формальность, - не отразиться на учебном процессе? Ученики попадаются сама знаешь какие? Ну, что я тебе объясняю?.. Ты Наталья побольше моего в преподавательской сфере, тебе самой впору занимать руководящее место,.. и могу тебя порекомендовать кому следует... Кстати, место завуча в нашей школе скоро освободится...
- Нет, что ты Маргарита Илларионовна, мое дело учить ребят. И это главное предназначение...
- Ну что же... - директриса протёрла линзы очков и снова одела, - я очень рада Наталья Григорьевна, что вы снова готовы влиться в родной коллектив. Вам будут очень рады. Когда сможете преступить?
- Так хоть завтра, - откровенно призналась она.
- Очень хорошо, кабинет у вас будет тот же...
- Я могу осмотреть класс? Прямо сейчас! - спросила Наталья Григорьевна.
- Да конечно, - совсем не удивилась просьбе Маргарита Илларионовна, - ключи возьми в учительской...
Преподавательская была свободна от учителей, время вечернее, и к тому же шли уроки во вторую смену. Наталья Григорьевна взяла ключи от 202 кабинета, и поднялась на второй этаж. За пол года мало что здесь поменялось: кабинет русского и литературы: чистенько, и довольно скромно, салатовые шторы, серые парты, на стенах портреты классиков. Всё соответствовало тому интерьеру учебного класса, что и пол года назад. Она опустилась за учительский стол, как неожиданно открылась дверь в класс, и вошла молодая женщина. Она сделала удивленные глаза, и радостно воскликнула:
- Наталья Григорьевна? Не ожидала вас увидеть!.. Как неожиданно! - голос её был звонкий, и приветственный, - А, я смотрю: дверь не закрыта... Думаю: ни как забыли запереть класс...
- Здравствуй Анечка!..
- Наталья Григорьевна какими судьбами?
- Соскучилась... - сдержано, утаив улыбку ответила она, - пришла проситься обратно. Не могу оставаться на пенсии.
- Вот как?
Наталья Григорьевна тяжело опустила головы:
- Нет сил, надо чем то себя занять, иначе сойду с ума...
- Что то случилось? - насторожилась Аня.
- Сын... Я потеряла сына.
- Как?... - удивлённое молчание, Аня не верила словам.
- Да Сережа умер...
- О Господи... - неожиданно вскрикнула Аня, - я ничего не знала! Правда, ни от кого не слышала о вашей беде!...
- Он пытался долгое время от меня скрывать, и от жены, - что болен! И болен серьезно!.. Верил, что может сам победить болезнь, но всё закончилось очень трагично...
Аня от услышанного присела за парту...
- Неужели это может быть правдой?
-Я сама Анечка себе каждое утро, как просыпаюсь, задаю этот вопрос...
Как же Ане не хотелось верить в слова Натальи Григорьевны. Еще со школьной скамьи в этой самой школе, где сейчас она уже нашла свое место учителем, вместе с Сергеем Бурдаковым училась в одном классе. И, как же юной школьницей любила его... Да, была увлечена в мальчишку, юношеской любовью... И хотя, все в прошлом, но память откликается безмолвной болью утраты чего-то родного:
- Вот так то Анечка... Сейчас, главное для меня вернуться в строй, - улыбнулась женщина милой, но сдержанной улыбкой.
Наталья Григорьевна, да вас ребята так любили.. Я же помню, когда вы уходили, что творилось с классом? А сколько разговоров было?...
- Да Анечка ты права, - тяжело вздохнула Наталья Григорьевна.
Школьные стены помнят многое, даже то, что по отдельности каждый из учителей, или учеников не может держать в памяти, так как события для них происходили до того, как они появились здесь. Молодой девчонкой Наталья из провинциального города приехала в Красноярск, и закончив пединститут в 1972 пришла в школу. С самой юности Наташа находила особое увлечение в литературе. Любила много читать, особенно была увлечена творчеством Достоевского, за его глубокий смысл произведений, обожала поэзию Пушкина, и когда подошло время определиться, не сложно было выбрать профессиональный путь.
Юному учителю сопутствовала удача, Наташа никогда не забудет пожилого педагога: Зорькину Аксинью Федотовну, которая в профессиональной жизни девушки стала наставником. Женщина с особым запалом души к молодому поколению учителей. Ёе энтузиазм вселял надежду, и желание в своей работе добиваться успеха, и не менее был заразителен для учеников. Человек необыкновенной жизненной закалки, с удивительной, тяжёлой судьбой. Кто помнит через какой ад пришлось пройти Ленинградцам в годы блокады, тот несомненно оценит все тяготы выпавшие на плечи жителей оборонявших город от фашистов. Ася родом из Ленинграда, на проклятой войне она потеряла мужа и двух сыновей. Старший сын, как и отец пал в боях, совсем молодой девятнадцати лет, а младший сынок - Лёня умер в окружённом немцами городе. Ася как могла берегла пятилетнего мальчугана, но сынок был на столько слаб от истощения, что туберкулёз отняла его у матери. Когда пришел мир в дома Советских людей, и жизнь стала налаживаться обретая житейские черты, то на пути Аси встретился человек, по образованию инженер-строитель, и частые командировки и переезды не были чем-то не обыденным. Такая перекладная жизнь становилась новым укладом. Меняя города, наконец Аксинья остановилась в Алтайском крае, в Бийске, а после смерти супруга Аксинья Федотовна перебралась в Красноярск. И за все свои мотания по городам, женщина везде находила себя лишь в преподавательской деятельности. Наташа очень восхищалась этой добродушной женщиной, учителем от Бога, и ее неизмеримой любовью к детям. С последним супругом детей у Аси не было, и она всю любовь несла в стены школы:
- Вот Наташенька, - томно говорила Аксинья Федотовна, - все что ты вкладываешь в детей, ты вкалываешь в будущее поколение...
Аксинья не просто была наставникам, ее отношение носило нечто большее, словно материнский надзор. Молоденькая Наташа - Наталья Григорьевна, постигала не легкие узы учительства через любовь, и труд этой женщины. На тот момент Аксинье было почти 69 лет, и в мыслях имея преклонный возраст женщина не помышляла уйти на отдых, но банальное выражение: "года берут свое" съиграло здесь самое непосредственное отношение в судьбе пожилого учителя. Защемило сердце, и как не пыталась успокоить Аксинья коллег и себя, и было такое уже с ней не единожды, обыденное дело,.. ничего страшного,.. всегда таблетки под рукой, и боль отходила, приступ снимался,.. но не в этот раз...
Наташа словно осиротела, и тишина в классе: нет-нет, да наводило некое присутствие чего-то, от которого сжималось сердце. Конечно, это можно было списать на некое волнение, сопереживание, и той утраты от которой тоска поедала изнутри. Но, каждый человек по-своему чувствует то состояние пустоты... Шли годы Наталья Григорьевна профессионально росла. Учитель: и духовно, и нравственно растет, и воспитывается в стенах школы вместе со своими учениками. И первая любовь, и первая измена ничего не чуждо в этом мире... Все было в жизни молодой девушки, невзгоды и радости, ко всему относилась, как данное свыше. Рождения Серёжки стало некой наградой в жизни, и неким этапом. А так же и неким испытанием. Поднимать ребенка приходилось одной. Не смотря на тяжелую ношу, Наташа справлялась, разрываясь между школой и домом. Сын рос, крепким и высоким в отца. И чем он становился старше, тем легче ей приходилось. Его самостоятельность внушала уверенность, и гордость. Он был увлечён спортом, и после школы пропадал в спортивных кружках. В школе ему приходилось туговато, не из-за того, что не мог освоить предметы, просто Наталья Григорьевна не могла поступать иначе, как быть более требовательной к сыну, чем с другими учениками. Сережа не обижался. Да и не на что собственно держать обиду. И в классе, и в школе, маму только восхваляли, а он её не то что любил, как обычный ребенок, Серёжа ее обожал, и гордился.
Аня едва сдерживала слёз, и понимающе лишь твердила:
- Наталья Григорьевна, мы вам поможем, коллектив учителей. Да, и ребята... Они же все ваши дети... Как же они будут рады вашему возвращению! Было бы здорово если бы Маргарита Илларионовна вам отдала ваш 7 б, и вы снова стали классным руководителем? Они от счастья с ума сойдут...
- Анечка ты права, что касается меня, то я готова к любым нагрузкам.
- Вот и здорово, а то Мося совсем выбился из рук, и он подвластен только вашим словам. Как вы его дрессируете?.. Это ж все учителя от такого ученика в шоке! Чистое ж наказание...
- Мося? - смутилась Наталья Григорьевна.
- Ой простите, - улыбнулась Аня, - Петя Мосенков.
- Как ты его назвала? - улыбнулась Наталья Григорьевна.
- Ну, что вы Наталья Григорьевна, это не я - ребята его кличут в классе.
- Ну надо же, ни разу не слышала, - удивилась она.
- Да они всех Наталья Григорьевна предпочитают по кличкам различать. Даже нас с вами,.. - осторожно призналась Аня.
- Мне даже неудобно спросить...
- Я поняла Наталья Григорьевна, но что правда, то правда...Ни разу от ребят не слышала, как вас называли в неформальном общении. Я вообще подозреваю, что вы недостойны ни одной из кличек, - рассмеялась Аня, - это о многом говорит... Вы для них не просто учитель, а авторитет...