- Ты и Анатолий Бори... - с выпученными глазами Томка замерла на полуслове, - ой Тонька, даже не знаю чего тебе и сказать! Полный отпад... И ты мне ничего об этом не говорила? Утаила?...
- Толя очень просил... Никому...
- Ты боялась, что я всем разболтаю? - обидчиво нахмурилась Тома, - я ж могила...
- Знаем мы эту могилу. Ты извини Тома, но тайна эта не только моя.
-Ну и чего ты добилась? - хмыкнула Тома, - и всё равно кто-то вас разоблачил. И что теперь будет?
- Не знаю, - пожала плечами Тоня, - Уж точно ничего хорошего. Меня исключат из студентов.
- Как это? У нас выпускные экзамены на носу?
- Я то что, переживу, а вот Толя. В лучшем случае будут какие то приняты к нему серьёзные меры.
- А в худшем?
- А в худшем уволят. И он никогда не сможет занимать должность педагога. А всё потому, что закрутил роман в стенах училища с учащейся.
- А ты эту анонимку лично читала? - допытывалась Тома с любопытством, - может эта чья то шутка?..
- Да, лично видела этот корявый почерк... какая там шутка, если собирают педсовет по этому поводу.
- Ой Тонька, чем тебе помочь?..
- Чем ты мне поможешь? - едва улыбнулась тяжёлой улыбкой Антонина, - родителей жалко. Если меня отчислят перед самым дипломом, не знаю, как переживёт мама.
Тоня загрустила от собственных мыслей. Марья Васильевна всегда в душе знала, что дочь у неё прилежная, и уж такого поворота явно не ожидает. Как же Тоня корила себя за то, что в каникулы, когда Анатолий наведывался в посёлок, чтобы хоть на миг увидеть свою Тоню, то не хватило духу познакомить его с родителями. Сейчас, эта история в глазах родителей будет выглядеть совсем по другому. А когда узнает больной отец?.. Не хотелось даже думать об этом...
* * *
Утаивать то, что невозможно он не хотел. Он взрослый человек, и за свои поступки должен отвечать сам. Анатолий Борисович не пытался скрыть тот факт, что в стенах училища действительно встречался со своей студенткой, и готов нести ответ перед коллегами.
- Да поймите вы, - Вера Никаноровна озабоченно твердила, - мы можем это расценить как некое недоразумение, постараемся не выносить ссор из избы. Уладим в стенах училища. Будут конечно злостные порицания в ваш адрес Анатолий Борисович, и нам достанется, но думаю переживём... С ученицей всё сложнее... Я даже уверена, что именно она вас поставила в такое неловкое положение... И вообще, интересовались из "ГОРОНО", - завуч ткнула в потолок указательным пальцем, - понимаете меня? Если сейчас конфликт не уладить...
- Благодарю вас Вера Никаноровна за заботу, но я не хочу прятаться, как шкодливый пёс нагадивший на ковёр хозяина...
-... о как? - осеклась завуч, и её очки опять сползли на нос, - скажите мне дорогой друг: неужели вы готовы поплатится карьерой из-за мимолётного влечения? Все мы люди, я даже вас очень понимаю, и симпатизирую вам, иначе бы этого разговора не было! Но...
- Отчего же мимолётного Вера Никаноровна? самые настоящие чувства...
- Анатолий Борисович, вы на столько молоды, что у вас ещё будут я уверена самые настоящие чувства, любовь прекрасно, но только за стенами учебного заведения, не здесь. Услышьте меня! Это не приемлемо для педагога! И со всей прямотой должна вас предупредить, что вы легкомысленно относитесь к данной проблеме.
- Лично я не вижу никаких проблем, - было огрызнулся он.
- Вы же всё таки здравомыслящий человек, и понимаете какой сейчас разразиться резонанс в педагогическом коллективе, - продолжила она, но уже резким тоном, словно отчитывала, - вас сожрут с потрохами дорогой мой. Директор училища просто в истерике... Ваша судьба уже решена. На педсовете вас вышвырнут. Вот помяните моё слово!
Собственно, так всё и произошло. Нужно отдать должное тому времени, что на обсуждение выносилось всё, что так или иначе порочит честь советского человека, Советский устой диктовал свои требования. И если такие проявления имели место быть, то следовало незамедлительное вмешательства общества. Звучали такие слова:" товарищ Максимов порочит честь советского учителя, и доверия к нему нет, и снисхождения быть не должно." Ни один из педагогов не выступил в защиту. Боялись? Каждый за себя, была свойственная идеология понятная лишь советским людям: видеть в каждом врага, и конечно же разоблачить.
- Может вы товарищам - коллегам, что то хотите разъяснить Анатолий Борисович? - на совете спросил директор обведя тяжёлым взглядом преподавателей.
-Я соглашусь с вашим любым решением, - сказал он, - если коллеги считают меня таким аморальным, как тут было заявлено, то готов понести любое наказание. Но, я прошу об одном, какое бы вы не вынесли решение на коллегии, прошу вас товарищи не применять ни каких мер против учащейся Антонины Максимовой, и дать возможность получить диплом. Вся вина лежит на мне. И только на мне!
- Это очень похвально, что вы проявляете заботу о подопечных, но в стенах училища такое попустительство может нам стоить новых проблем. Наказание должно быть неотъемлемой частью воспитания советского гражданина.
- И всё же я настаиваю сейчас, как ещё классный руководитель этой группы... Я прошу вас, товарищи...
* * *
Под общим призрением со стороны коллег Анатолий Борисович вынужден был покинуть училище. Проблемы для него только начинались, и чёрная полоса заполнила жизненный уклад. Тоня переживала этот не лёгкий период, коллегия преподавателей дала возможность закончить училище, и получить диплом. Анатолий же не видел дальнейшую жизнь без преподавательской деятельности: он любил этот процесс: ребят, студенческую жизнь, но устроиться педагогом не было не единого шанса; все директора училищ и школ куда бы он не обращался словно сговорившись после вполне удачного собеседования отказывали в трудоустройстве. Всё в дело в том, что не смотря на дефицит специалистов в любом учебном заведении на преподавателей существовало негласное распоряжение сверху: о заслугах учителя узнавали из первых уст, и если по каким то идеологическим принципам соискатель не подходил, то дорога была закрыта для таких педагогов навсегда. Аморальное поведение считалось наивысшим деянием для любого, даже самого значимого педагога, за этим следовали незамедлительные строгие действия. Приходилось подрабатывать кем придётся, но только не преподавать.
Антонина же устроилась на железнодорожную товарную станцию. Осенью 1975 года они поженились. Жизнь их потихоньку втягивала в ежедневный семейный быт, не отличающийся ни чем, как и у миллиона советских людей. Анатолий хоть как-то себя пытался реализовать: вёл кружки в "доме пионеров", где обучал ребят техническому моделированию, это как-то помогало отвлечься, и настроиться на жизнь, но каждый раз Тоня замечала в его глазах тоску по любимому делу.
Всё разом перевернулось в семье Максимовых, когда Марья Васильевна как-то посетовала на то, что со слов её родной сестры Анны Васильевны в их посёлке под Красноярском простаивает школа без учителей, многих не хватает, и глубинка живёт словно в средневековье. Не хочет молодёжь ехать в посёлок, а своих не хватает преподавателей.
- Поговори с Анатолием, всё же лучше быть при деле, пускай и не в городе... А поди не всё так плохо, лишь бы взяли, суеты меньше и местной бюрократии. Сестра в той школе уборщицей работает, и очень в хороших отношениях с директрисой. Замолвит слово...
Анатолий заинтересовался, ночами и днями обдумывал, и не хотелось упускать такой шанс, и как-то сказал супруге:
- Тонюсь, ты же знаешь, что для меня значит вернуться в профессию... Я влюблён в работу, но возможно даже больше чем в тебя, - он искренне заулыбался, и обнял Тоню, - Тонечка, но я не буду счастливым, если ты будешь несчастной. Ты понимаешь, что такое село? А как мы освоимся? Где там найти работу? Пойдёшь работать дояркой в колхоз?
Какой ты смешной Толя... Ради тебя пойду, - засмеялась она, - есть там у них железнодорожная станция, правда добираться придется сельским автобусом. Я с тёткой лично разговаривала, так что самое сложное для нас это свыкнутся с новой жизнью, и всё же Толя, подумай такая возможность вернутся в профессию, ты ж только об этом и мечтаешь - заниматься любимым делом, а здесь хоть и большой город, но себя ты найти в профессии не сможешь... За тобой я готова поехать хоть на край земли..
Расставались с родителями долго и томно. У Анатолия тоже остались здесь родители, но решение переехать в глубинку было общим желанием, и как бы тяжело не было Максимовы поехали за новой жизнью. Скорее это послужило новым витком в судьбе Антонины. Бывают же события, которые знаменуются решающими в дальнейшей жизни, так и здесь: никогда не знаешь, как сложатся пазлы судьбы. Удалённый посёлок приветливо встретил своих новых сельчан. Тётка Анна отварила двери дома покойной матери Прасковьи, когда то жившей здесь. Ветхий, но большой дом уже пустовал почти 6 лет, и новые жильцы были довольны, что есть крыша над головой на первое время, а дальше как-нибудь обживутся. Тётка первое время всячески помогала молодым. Анатолий без особых сложностей устроился в школу учителем, и преподавал историю. Директриса пожилая женщина не стала выпытывать у молодого педагога всю подноготную своей не долгой карьеры. Анатолий понимал, что тётка Анна замолвила слово перед начальницей, и в дальнейшем директриса всячески поощряла молодого учителя, видела в нём перспективного педагога.
Жизнь снова закружила их в водовороте житейских проблем. Шёл 1983 год. Детишками так и не обзавелись. И проблема крылась вовсе не в том, что не хотелось детей, просто ряд основательных причин заставляли повременить. А время сыпалось, словно песок сквозь ладони унося молодые годы. И давняя болезнь Анатолия всё чаще напоминала о себе. Проблема с лёгкими из-за которой он пару раз лежал под капельницами, на этот раз вышла с осложнениями с которыми справиться сельская медицина была не в состоянии, и ближе к зиме когда в очередной раз он слёг, то его незамедлительно Антонина перевезла в областную больницу Красноярска.
За год до выше описанных событий, когда ей удалось отбить у диких животных грудного ребёнка случилось то, что так боялась даже в мыслях помышлять женщина - скончался Толя: тихо, не приходя в сознание. Жизнь после смерти супруга словно оборвалась. Антонина не представляла другого мужчину рядом с собой. Жизнь протекала тяжко, и монотонно, и едва горе от потери притупилось, как судьба подкинула новое испытание. Появление в её жизни приёмной дочурки. Валюшку она вырвала из клыков смерти, но поплатилась здоровьем. Позже, всё скажется, и Антонина лишиться возможности ходить, когда ребёнок будет называть её мамой. От предприятия Антонина получила квартирку в Красноярске. Не большую, но для жития с дочкой вполне приемлемая. Переезд в большой город принесёт новую череду событий. И появление в её жизни ещё одного человека без которого Антонина Михайловна не представляла жизни. Клавдия - соседка, она ворвалась в её жизнь так, словно бог предполагая тяжёлые испытания, которые произойдут в судьбе женщины смилостивился, и послал человека с ангельским характером, и тёплой душой. Инвалидность Антонины легла не лёгкой брешью на плечи Клавдии Степановны, хотя у неё самой были проблемы с подрастающим сыном, который доставлял матери не мало хлопот, но она справлялась.
Начало 90-х не сулили ничего хорошего. Не зря получили они название - "лихие". Тяжёлая жизнь советских людей, процветающий бандитизм, и все прелести ещё не развалившегося на отдельные государства Советского союза, но всё это впереди, а тем временем...
Антонина подрабатывала кем придется, хоть какую то копеечку, чтобы продержаться с дочкой. Однажды на глаза ей попалось объявление: "требуются люди с ограниченными возможностями для не сложной работы". С этого всё и началось... Он представился как: Аристарх. Довольно сложное имя, но все его звали: блондином. Обаятельный подлец, всё что будет связано с этим человеком для Антонины обернется ловушкой из которой будет сложно выбраться. Это уже позже Тоня поймёт в какую западню попала. Аристарх попросту был главарем небольшой банды. А люди не благонадёжные: бомжи и пьянчуги, контингент которым легко управлять для зарабатывания денег по сбору подаяний на вокзалах, и людных местах города. Собственно этим и промышлял Аристарх имея в банде парочку надзирателей, и помощников, ребят накаченных, и просто готовых преступить закон. Вседозволенность в то время зашкаливала. И, уж конечно, особенно ценились инвалиды: те, кто без рук или ног, им подавал сердобольный народ куда больше. Любыми способами вызвать у людей жалость, чтобы копеечка зазвенела падая к ногам просящих, где красовалась надпись:"Помогите", или же приходилось зазывать:" люди добрые! Помогите чем можете..."
Аристарх едва увидев Тоню, хрупкую, нежную и в инвалидном кресле изначально с наглой бандитской манерой стал настойчиво показывать к ней интерес. Узнав суть работы, она попыталась отстраниться, неспособная она на такое, но блондин умел уговаривать людей.
- Подумай дурёха, кому ты нужна в этом кресле? А у тебя дочка подрастает? Я ж тебе реальный заработок предлагаю.
- Но это ж не правильно?.. Обман людей получается
- Глупенькая, - ласково говорил он, - в чём же обман? Ты инвалид... разве ты не нуждаешься?
- Дай Бог хватает...
- Подумай о дочке... Да не обеднеет рука дающего... Народ глупый, и сострадательный, он сам рад тебе денежку нести...
- Мне это всё не по душе...
- Так и будешь влачить жалкое существование? А будешь работать с нами - не обижу. Посмотри какие времена настали? Не дури Тоня...
Тоню манили обещания, деньги действительно были необходимы. И она решилась. Соседке лишнего не рассказывала, ни с кем не делилась, но Клавдия Степановна учуяла не ладное, когда каждое утро за Тоней заезжала машина с бойкими ребятами, которые увозили её, и поздно вечером привозили обратно. Как-то она поинтересовалось, но Антонина робко отмахнулась:
- Лучше и не спрашивай Клава, - сказала она, - работаю.
- Уж очень подозрительная у тебя работа...
- Ты вот что Клава, позаботься о Вале. Меня целыми днями нет дома, а она со школы приходит. Когда встретить придётся.. Накормить..
- Не переживай, - как-то тяжело произнесла соседка, - позаботюсь. Она у тебя самостоятельная... Ты, вот что Тоня, - Клавдия осторожно взяла её за ладонь, - береги себя... Не буду я тебя пытать, но мне кажется, ты занимаешься не правильными вещами, и опасными.
Тоня опустила голову:
- Так я могу на тебя рассчитывать? Посмотришь за дочкой?..
- Ну о чём ты говоришь... Мне не в тягость будет. Я своего охламона воспитываю, Димка вообще от рук отбился... не знаю, что с ним и делать. А твоя то Валя покладистая, с ней проблем не будет.
* * *
Никогда Тоня не думала, по наивности или собственной доброте, что люди способны проявлять не слыханную жестокость схожей со звериной. Жить с той жестокостью, и пренебрежением к другим людям ради выгоды, и наживы. Алчный, корыстный и хитрый, беспощадный к людям, не испытывающий сострадания - характеризующий портрет Аристарха Акимова. Антонина не сразу осознала угрозу исходящую от этого человека. Аристарх даже вызывал в ней симпатию. Какой же она была глупой, в людях не сразу могла распознать скрытый гнилой характер. В тридцать шесть лет, когда молода и прекрасна, но инвалидная коляска ставила крест на личной жизни, а здесь проявление особого внимания, которым Тоня долгое время была обделена. Она не вникала в его деятельность, не хотела, не желала занимать себя сомнительными мыслями, и это безрассудство будет стоить ей дорого, под угрозой окажется собственная жизнь.
По началу всё шло очень не плохо. Ребята Аристарха привозили Тоню до точки: в людное место, где до вечера она собирала с добродушных граждан подаяния. Такие места, как вокзалы, или вблизи рынков, торговых центров, где народ был при деньгах, пользовались большим преимуществом, народу здесь хаживало много, а значит и копеечка звенела куда чаще. Вечером приезжали смотрители за выручкой, а Тоню отвозили домой. На утро же: всё повторялось заново. Каждую неделю Аристарх лично выдавал заработанный барыш. Он казался куда меньше тех денежек, что собирала Антонина каждый день просиживая перед толпами людей в инвалидной коляске. Жаловаться была не на что, сама решила свою судьбу, и сама получала воздаяния по заслугам. Аристарх казался на столько добрым, и обходительным, что его проявления внимания Антонина расценивала как ухаживания.
- Вот Тоня твоя недельная выручка, - он отдал конверт, и коробку с конфетами, импортными, такие в магазине и не купишь, - а это лично от меня презент, в знак симпатии.
Она была неслыханно счастлива, и благодарна, и щедро одарила Аристарха улыбкой. - Но, ты можешь получить гораздо больше, - продолжил он не сводя с неё сверлящего взгляда, - если будешь умничкой...
Он осторожно дотронулся до её ладони, поглаживая, и не переставая повторять:
- Ты же всё понимаешь? Умница!...
От его броского, но тяжёлого взгляда Тоне становилось не по себе:
- Я не готова... Аристарх, давай повременим? Мы ещё совсем не знаем друг друга.
- Вот и узнаем, - его губы слегка растянулись оголив неприятный оскал.
- Нет, нет... Я так не могу, - сказала она едва переводя дыхание.
- Но, Тонечка... Что ж ты так? Неужели ты не видишь на сколько я к тебе благосклонен? Разве я не обходителен с тобой? А, может ты меня боишься? Ты не просто мой работник, которому я плачу, ты для меня больше...
- Хочется в это верить, - тихо прошептала она.
* * *
Это произошло в пешеходном переходе, аккурат у автовокзала. К Антонине привязался, словно банный лист подвыпивший мужичок, довольно похабный и нахальный. Не зря говорят:"что у трезвого в голове, то у пьяного на языке...". Он начал настойчиво донимать, и всячески подтрунивать, и никакие уговоры оставить её в покое на него не действовали, а затем и вовсе принялся оскорблять:
- Побирушка... - с налитыми от злобы глазами кричал он, и эхо в пешеходном тоннеле разносилось. Люди оглядывались на выходку подвыпившего мужика, и проходили дальше словно не замечая.
- Разве ты не видишь, что я в инвалидном кресле?
- Кто тебе поверит? - завопил он.
Любопытный народ стал собираться поглазеть. И чем больше пускался он с оскорблениями в адрес Тони, и тем больше людей останавливалось, чтобы лицезреть представление. Не затем, чтобы как-то угомонить дебошира, а просто следуя свойственному человеческому любопытству, узнать чем же закончиться эта перепалка.
- Ты посмотри на себя? Если ты в коляске, то мы обязаны верить в твою болезнь? Вас - побирушек расплодилось столько, просто дохе..., гнать вас всех. У тебя есть ноги. Вставай, не дури людей...
- Я не могу ходить, - с испугом ответила Тоня, но это лишь подзадорила выпивоху:
- Вставай, тебе говорят, и убирайся от сюда...
Он агрессивно завопил, и вцепился в коляску обеими руками, и с силой начал раскачивать. Тоня перепугалась едва удерживаясь, и крепко ухватившись за ручки. Лишь из толпы одна женщина попыталась угомонить его, но он вошёл в такой кураж, что и слушать не хотел:
- Вытряхайся тварь!...
Коляска стала заваливаться на бок, и Тоня не удержалась, оказалась на бетонном прохладном полу. От боли она завопила, но это похоже ни сколько не смутило дебошира, ни тех зевак, что так и не захотели вступится, лишь глазели.
- Не придуривайся, вставай!
Появление сотрудников милиции усмирило пыл агрессивного пьянчужки. Надо отдать должное: они всегда появляются неожиданно, и вовремя. Этот день для Антонины закончился поездкой на "скорой" в ближайшую больницу, где её осмотрели, и перевязав ушибленную руку отпустили. Несколько дней она не выходила на подработку. Аристарх дал выходные. Эти дни Тоня провела в полном осмыслении, случившееся в переходе потрясло её, сильно затронуло, чтобы собраться с силами, и признаться Клавдии.
- Я так и предполагала, - сказала та, - Тоня... Тоня... Неужели ты не понимаешь во что вляпалась? Какую беду на себя кличешь... Ты занимаешься плохим делом. У тебя же ребёнок! Подумай о дочке...
- Клава, я же ради Валечки и решилась. Ну скажи: кому я нужна в инвалидной коляске? Сейчас такое время, и работу просто так с инвалидностью не найти.
- Так оно, - согласилась соседка, - но, разве тебе самой не страшно за себя? Это ж бандиты самые настоящие, которые помышляют сбором денег, и Бог знает чем ещё?
- Аристарх ко мне очень хорошо относиться.
- Нашла чем похваляться, не поймёшь ты глупая куда влезла. Ты обманываешь людей, клянчишь деньги... а, весь доход получает твой "блондин"... Они используют вас.
- Послушай Клава, ну что мне делать? Как поступить? Думаешь я сама не соображаю?
- Посоветую тебе подруга только одно: беги! Беги пока не поздно подальше от таких людей, и от твоего Аристарха. К добру это не приведёт если не одумаешься, вот попомни мои слова! Ты должна решиться...
И Антонина решилась: когда утром за ней заехали бритоголовые пацаны Аристарха, она отказалась ехать.
- Что передать "блондину"? - вращая в руках ключи от авто прошепелявил охранник.
- Я больше не могу заниматься этим, - не хочу, - добавила она, - оставьте меня в покое...
- Ну как знаешь, пробубнил он, и бросив грубый взгляд исподлобья скрылся в сером подъезде.
На следующий день, когда Клавдия Степановна привела Валю из школы, дверь квартиры подозрительно была раскрыта. Антонины нигде не было, а кругом стоял жуткий бардак с перевёрнутыми, и вываленными на пол вещами. Соседка поняла, что с Тоней произошла беда...
* * *
Антонину силой вывези, и она оказалась в убогой квартире барачного типа где-то на окраине города. Здесь она была не одна из тех несчастных узников, которых пленили, и держали под надзором два бритоголовых пацана Аристарха. Всё тот же контингент из числа людей инвалидов, и пьянчуг, готовых работать на точках за копейки, или за выпивку. Кормили скудно, а утром охранники всех увозили на работу. Тоню же первые дни оставляли в квартире не спуская с неё глаз, можно подумать она способна была бежать... Двоя охранников постоянно находились в квартире. Тоня осмелилась, и потребовала немедленной встречи с Аристархом, и он появился уже на следующий день. Холеный, и властный. Как же тогда она ненавидела его, презирала, и этот шрам на лице вызывал в ней неподдельный страх, который она не могла утаить.
- Ты хотела меня видеть?
- Почему я здесь? - спросила она, понимая, что ответ явно очевиден.
- Потому что ты ослушалась... Что тебе не хватало? Может тебе нужно было больше платить?.. Чем остальным нищебродам?
- Но, я ничего не сделала...
- Ты отказалась работать! Решила соскочить? Нет, дорогая моя! Не выйдет!
- Я больше не хочу, и не буду этим заниматься! Я поняла что...
- Что ты поняла дурёха? - надменно улыбнулся он.
- Я не могу против собственной воли идти. Аристарх опусти меня, я не буду больше собирать деньги...
- Будешь, дорогая моя! Ещё как будешь! У тебя же дочка подрастает... Ты же не желаешь лишиться дочери?...
- Как ты можешь, - глаза её заблестели, - не смей!
- Успокойся, всё в твоих руках! Будь молодчинкой, и дочку твою не тронем. Не расстраивай меня! - бросил он, и вышел из комнаты оставив Антонину в тишине.
* * *
Тоня покорно выполняла работу. Утром охранники всех невольников развозили по точкам, и до самого вечера невзирая на погоду невольники собирали подаяния, выманивая и клянча, давя на жалость. Не раз приходилось Тоне наблюдать, как охранники избивают пленников, тех кто не достаточно собрал денег, или в чём то провинился. Наказывали жестоко. Порой не давали еду, и всячески унижали. День за днём её мысли были лишь о Валечке. В одном была уверена Антонина, что Клавдия Степановна присмотрит за дочкой, и ребёнок не останется голодным. Но страх оставался, Аристарх мог и похитить ребёнка, выполнить свою угрозу. Поэтому Тоня готова была работать, и нести деньги для банды этого мерзавца.
В один из дней, когда подневольных погнали с утра по точкам, Антонину как не странно оставили в квартире, и это не сулило ничем хорошим. А затем приехал Аристарх, и Тоня догадалась зачем он здесь. На этот раз он не церемонился с ней и сразу заявил:
- Хочешь увидеть дочку здоровой, и невредимой? - спросил он выказывая свой дикий нрав, - ну же Тоня, от тебя требуется совсем малость... Ласки и тепла. Удели мне внимания!
- Какой же ты мерзкий...
- А ты не благодарная, - кинул злобно он, - как же быстро ты забыла...
- Между нами ничего не было...
- Не было, потому что ты строптивая. Не объезженная кобылка, но это мы поправим...
Он словно животное, дикое и голодное набросился срывая с неё одежду. Тоня кричала, и царапалась. Отбивалась, но получив по лицу пару ударов - смолкла. Когда всё закончилось, прежде чем уйти Аристарх бросил ей одежду:
- Оденься сучка, а то мои пацаны не утерпят...Оприходуют тебя!...
Несколько дней Антонину не выпускали на работу. На лице красовались следы визита Аристарха: покрасневший глаз ни как проходил. Тоня находилась в жутком состоянии. Она потеряла счёт дням. Все они казались серыми, и унылыми. Она понимала, что жизнь её скорее всего завершиться, как и у тех несчастных невольников, которых куда то увезли, и они больше здесь не появлялись. Она догадывалась, что эта банда куда страшнее, и опаснее. Творятся страшные вещи, о которых страшно даже думать, и остановить безумства этого зверя не кому. Оставалось совсем не много времени... Её ни за что не выпустят. Оставалось только смириться со своей участью.
Но произошло то, что никто не ожидал, ночью в квартиру ворвались сотрудники милиции в масках. Эта была спецоперация. "ОМОН" уложил охранников на пол, и обезвредил.
В ту ночь Тоня получила свободу. Как оказалось, после того, как соседка поняла, что Антонину увезли, незамедлительно обратилась в правоохранительные органы. Не сразу удалось выяснить местоположения удерживаемых в неволе людей. Банду накрыли, но Акимову удалось бежать, уже позже прошёл слух, что кто-то помог из "ментов" - вовремя предупредили. В ходе обыска у бандитов нашли и документы Антонины. Самой страшной правдой стало то, что банда промышляла продажей квартир своих жертв через поддельные подписи, и бумаги, подкупных юристов, всё было поставлено на поток, а сами хозяева исчезали навсегда. Тоню ждала та же участь.
Но история на этом не закончилась. Тоня носила под сердцем ребёнка Аристарха, и начавшаяся из-за этого затянувшаяся депрессия довела её до психологического кризиса. Постоянные нервные срывы привели к истощению. Ей несколько раз оказывали психологическую помощь.
- Я не желаю этого ребёнка! Не желаю... - истомно кричала она.
Когда пришло время появления малыша на свет, то она точно знала, что никогда не примет, и не прижмёт дитя к груди...