Имперская столица всё меньше напоминала тот страшно унылый, разваливающийся, перенаселённый, бесформенный город, с которым я познакомилась в гостях у Большого Белого Брата. Сквозь мерцающую пелену, напущенную богом вечного сна, я увидела жалостливое и устрашающее поселение мёртвых и сразу отчётливо поняла, чего не хочу, чего не приемлю по эту сторону жизни. И вот по моему велению, во всех крупных городах страны началась грандиозная стройка, хотя поначалу это выглядело как безоглядный снос. Армия принимала живое, немного брутальное участие, поскольку в этих работах была важная оборонная составляющая. Повсеместно стали распространены комплексные профессии - военный строитель, военный архитектор, военный дизайнер, военный бухгалтер и т.п. Много стало военных учёных и учёных военных. Штатские влились в армию, сильно разбавив начальный состав. Однако не всем это понравилось, так же как не всем нравилась я. Ничего удивительного, что возник заговор. А возможно, и несколько. Образовались гнёзда недовольства. Внедрённые шпионы потянули язычки к запретной информации. Наконец, озверевшие заговорщики подорвали плавучий концертный зал "Всплеск", когда там выступала моя сестра. Они думали, что и я буду на том судне. Они не прогадали, я действительно там была. Но только не в качестве жертвы - а как судия. Для меня была вполне очевидна вина большинства людей, носящих военную форму: они сочувствовали антинародному режиму Гипербореи и вчуже одобряли её методические приготовления к мировой войне. По сути, это были готовые изменники, их надо было только вовремя активировать.
Опытные следователи надевали маски сказочных существ. Широко применялись жестокие розыгрыши, моральные пытки, дурманящие вещества и, само собой, колдовство. "Высший суд", как отстроенный станок, штамповал приговоры. Стандартные приговоры, к моему сожалению, были щадящие; они проходили по каталогу как "общественное порицание". Получившие такое общественное порицание обязывались к отработке и сдаче несложных зачётов: по военной подготовке, по земледелию и садоводству, по истории Атлантиды, по политической зрелости. С теми, кто не справлялся или проявлял строптивость, программа "Комсорг" церемонилась до тех пор, пока из них не получались порядочные граждане. Это была добрая и терпеливая программа. Не раз и не два она конфликтовала с другой программой "Демиург", которая отвечала за стратагему новой власти. В случае такого спора, я неизменно занимала жёсткую сторону.
Что касается истинных заговорщиков, то их число, к сожалению, было сравнительно не велико. Любой грамотный Страж среднего ранга легко мог узнать их по особому выражению глаз. С головой выдавали их также слова и жесты. От них и пахло иначе. Порою от них буквально разило - затаённой болью, страхом и ненавистью. Это были самодовольные свиньи, разом изгнанные из уютных свинарников, это были фанатики, потерявшие идолов и извращенцы, лишённые возможности утолять тёмные страсти. Главарь заговора, известный обеим системам как майор Гондра, проявил завидную прыть и выскользнул из-под надзора. А без него заговор был пресен, его объективная картина была смутно прописана. Хунта едва народилась, проклюнулась, а новоявленные масонские ложи пока не успели обрасти мясцом. Многие из тех, кто являлся частью этой эмбриональной измены, действовали неосознанно и шли к своей роли слепыми шагами. Им ещё требовалась доказать их неправоту, вскрыть в них червоточину.
Генерал Шкрабанец, к примеру, одна из проходных пешек в заговоре Дракона. Он так мне сказал, признался, то есть: "Мы думаем, что ваша политика в корне ущербна, ибо предполагает утопию. А когда вы сказали, что способны одна, в одиночку справиться с Гипербореей, многие всерьёз вам поверили и стали размышлять - а что будет с армией дальше?"
Что он понимал под армией - себя, что ли?
Другой генерал, Мраков, который обвинялся в больших растратах, сказал мне: "У нас, у людей преклонного возраста, совсем немного шансов быть принятым в Партию". На что я ответила: "И правильно. Нехрен тебе там делать. Ты говно, а не Страж". Совсем одуревший от допросов генерал Гнайзенау прямо обвинил меня в том, что я сама себя взорвала. Этот офицер, разжалованный из Стражи за рукоприкладство, ранее пользовался моим доверием, а ныне буквально светился от устойчивой связи с Гондрой. Точно такое же муторное свечение предательства исходило и от других контактов Гондры. Я решила отправить этих лже-патриотов вослед масонам, - и сосредоточиться на других, более важных вещах. Но тут, к моему удивлению, взбунтовалось моя тесная говорильня, моё Политбюро. Это случилось примерно на семьдесят пятый день Срока. Общую позицию выразили Кругляш и Катя Поспелова. Они выступили застрельщиками, как Бонни и Клайд.
-Комсорг очень перегружен. А Демиург сигнализирует об опасном крене вправо, - поведал собранию безумный изобретатель Кругляш.
От его важного сообщения запустилась слюнявая волна. Она немедленно докатилась до меня через светлые головы членов Политбюро.
- Если и дальше их так перегружать, может начаться неконтролируемый рост ошибок. Сто с лишком смертных приговоров - это серьёзная нагрузка. К тому же, вы сами отменили смертную казнь. У нас уже не казнят преступников, как в той же Фарфоровой стране.
- Эти системы - всего лишь первобытные приблуды, весьма грубые и неточные, - ласково сказала я. - Садись, Кругляш. Я пока что приняла ручное управление. Это нужно сделать. Казнить изменников. И всех, кто ещё колеблется. Кто ещё думает, что он супермен. Мне тут не нужны супермены. А если кто чувствует в себе страх и недоверие - тех надо обнадёжить и обкормить. Скажите мне, как ещё пасти это стадо в полтора миллиарда голов?
Мои слова столкнулись со стеной молчания. Все двенадцать Стражей, все двенадцать моих клевретов о чём-то задумались. От их склонённых голов пошли пенные разноцветные волны. Мои друзья и помощники заходили по каким-то своим внутренним ковровым дорожкам.
- Но разве мы пришли не затем, чтобы дать людям свободу? - звенящим голосом спросила Поспелиха. - Ведь в этом же состоит дух русского леса! В свободе.
- А где она? У тебя она есть? - прервала я свою воспитанницу. - Поделиться хочешь? Нет, вы пришли для того, чтобы отыскать свободных людей. И обменять их свободу на что-нибудь другое. Мы уже два с половиной года собираем урожай свободы. Щедрый урожай.
Взор Поспелихи потемнел от возмущения, на щеках проступили пятна.
- А ради чего мы тогда? - воскликнула она и осеклась.
- А ради чего мы тогда, - с интеллигентной улыбкой подхватил Кругляш, - уничтожили коррупцию и прежние субъективные, продажные суды? Правильно - чтобы установить равенство перед законом. И повысить ответственность за жизнь.
- Тебя слушать противно, - сказала я. - Ты зачем на меня эту тухлую публицистику льёшь?
- Высший суд не даёт добро, - встал с места Лимон и слегка кивнул. - Недостаточная база.
- Весь этот люд, - щёлкнув пальцами от досады, сказала я - и в полусвете Круглого зала пронеслись чёрно-белые призраки, - выразил мне в лицо свою ненависть. Чего ещё надо? Да они фактически убили меня. И с вами они поступят так же. У них слюна капает, когда им о вас говоришь. Так что не надо тут ерунды про базу.
- Но позвольте, - поднялся Иночкин, - а существует ли вообще этот ужасный майор Гондра?
- Конечно. А ты ещё сомневаешься, несчастный? - спросила я. - И он, и ещё другие головы Дракона. Каждую ночь они скалят клыки над твоим раздобревшим телом, Иночкин. С их точки зрения, ты занимаешь свой высочайший пост не по чину.
- Вы нам просто столько раз говорили про этого Дракона, - визгливо вмешалась Калька. - Но его никто кроме вас не видел. Покажите же.
- Вот когда он будет мёртв, вы сможете лепить его из мокрого песка, - стараясь ровно дышать, ответила я. - А потом разглядывать.
- Хэй, - как школьница, вытянула нелёгкую руку Ада Ладова, - у меня вопрос. Шришри, вы, правда, считаете свой народ стадом? Или это у вас просто так вырвалось, в пылу полемики?
Заседание Политбюро началось в Круглой зале Коробка, а продолжилось уже на открытом воздухе. Я вывела всех из напыщенных стен в прозрачную берёзовую рощицу. Там была круглая поляна, красиво заросшая пучками ковыля, а рядом был мой шалаш. Точнее, уже не шалаш, а блиндаж, сделанный по всем правилам. Я дала команду построиться. Надо отметить, мои ребятишки серьёзно заматерели в переустройстве общества; они больше не напоминали хиппи из студенческого отряда. Это были хищники, способные растерзать любого. Свобода сделала из них взрослых бесстрашных людей. Всем пылким сердцем они полюбили Русский лес и сжились с делом его возрождения. Но вместе с тем, чувствуя мою заботу, распустились и нередко мне перечили. А некоторые - так и вовсе хамили.
Как, например, Ада Ладова. Она стоит в строю первой, прижав к литым бёдрам обтянутые красной парчой кулаки. Её сестра Лада Адова с брезгливым видом стоит рядом, вонзив свои каблуки в раскисшую после дождя почву. Обе выше меня ростом на целую голову. Эти валькирии создали и внедрили новое облегчённое ярмо, не натирающее язв на теле населения. Победили бедность, безработицу, неравенство, хищный процент. За два года они сделали больше, чем все социалисты и экономисты вместе взятые.
Дальше в строю зияло пустое пространство - в нём незримо присутствовал трагически погибший на "Всплеске" Полимрак. Светлая голова, прекрасный человек, подаривший мне программу-ведунью "Маруся". После его ухода из жизни о существовании "Маруси" больше не знал никто. Он объяснил, как она служит, но я почти ею не пользовалась. До той поры, пока интуиция не подсказала мне о существовании заговора. И тогда моя электронная тень поведала мне много полезной информации. Эти "избранные места из переписки с друзьями" пошли в Имперский Дозор, после чего работа над заговорщиками закипела. Я не была голословна, когда сказала ребятам, что знаю своих врагов в лицо. В их длинном списке были не только военные, но и учёные, писатели, артисты. Довольно скоро у всех у них возникли серьёзные проблемы. Под это дело, я решила разгромить все чванливые "масонские университеты", чтобы тем самым открыть широкий путь для истинно народного образования. Для многих интеллектуалов и военных наступила пора трепета и страха. Ученикам я сказала, что теперь Полимрак в русском лесу. Но скорее всего, там его не было. Твёрдая душа безвременно ушедшего Полимрака всегда была полна веры в Большого Белого Брата. К этому страшному богу она, вероятно, и отошла. Полимрак был программистом от бога загробного мира. Настоящим понком. Надеюсь, он там, за поворотом, неплохо устроился и ни о чём не жалеет.
Вместо Полимрака третьей по росту осанисто стояла Елизавета Бах. По роду занятий - социальный дизайнер, по виду - настоящая семипудовая купчиха. Я сделала её прокуратором потешной республики Маруссия и предоставила свободу творчества. У Елизаветы были золотые руки и синие очи, она умела лепить человечков, писала инструкции, как жить, она была матерью многократно улучшенного буржуа, она разделяла мои передовые взгляды на общественное устройство, в её лояльности я ещё ни разу не усомнилась. Недостатки - большой вес, непомерная похотливость и какой-то настырный, свой запах.
Следующим стоял Лимон, человек, с чрезвычайно развитым чутьём на драконизм. Далее - Иночкин, первый министр Перехода, талантливый клоун, остроумный демагог, убеждённый анархист. Рядом с ним замер мой личный палач Иванов-альфа. Я ввела Иванова в Политбюро только потому, что освободилось место после Колобко. Объяснила ребятам, что Иванов - ниндзя и умеет мгновенно перемещаться в пространстве. Я назначила его замом министра по региональной политике. По соседству с Ивановым смущённо поглаживал вислые серые усы безумный изобретатель Кругляш. Он жил в страшной военной тайне, поэтому немного заикался и трясся. В Кругляше причудливо переплелись юношеский идеализм и безжалостная пытливость. Он ещё не допёк, что бесплатного сыра в магической мышеловке не бывает. Скорее всего, Кругляш и был заводилой этой смехотворной фронды. Хотя - как посмотреть. Рядом с ним, стройная, как берёзка, стояла Катя Поспелова, "космическая" штучка, самородок (я нашла её в библиотеке). Не так давно Поспелиху избрали мэром столицы. Иначе и быть не могло, ведь она была феей Дегеле, а её предки жили в этом городе с беспамятных времён. Белая, совершенно белая, без пятнышка, аура. Кажется, я смотрюсь в зеркало и вижу там себя, только доведённую до совершенства. Иногда сложной магической индустрии, чтобы начать точную и отлаженную работу, не хватает одной детали, изящной безделицы. Так вот Поспелиха похожа на такой инициал. Вот только, в отличие от меня, ей нужны рыцари. Целый галантный двор. Уверена, без комфортного окружения её благородный либерализм быстро бы истаскался.
Немало слов я могу сказать и о других девочках. Далее в порядке убывания стояли белые ведьмы Таня Краснова и Саня Фирсова. Замыкали строй самые злые и невысокие - Калька и Тихушница. Все разодетые кто во что горазд и красивые от природы. Краса твёрдой рукой держала Главк. Впервые я узнала её в толпе, по летящей походке. Саня Фирсова, или Фря, работала в области культуры и мотивации, то есть была одарённый идеологический работник. Эти хорошие девочки умели разбираться с плохими парнями. А у плохих девочек были свои таланты. Достаточно сказать, что Калька была ответственный секретарь Партии. Все кандидаты в Стражу проходили через неё, как через фильтр. Тихушница была у меня для особых поручений. Не хочу раскрывать её козыри, скажу только, что она была способна на всё - чувственна, обаятельна без меры. У двух крайних справа девочек были переливчатые, сложные по цвету, тёмные ауры, но я была склонна к упрощению и представляла их просто очень тёмными.
Вот такая у меня, значит, команда. С полузакрытыми глазами я прошла вдоль строя туда-сюда. В сердце котёнком ткнулась тревога, когда я проходила мимо Кальки и Кругляша.
- Поздравляю, - наконец, промолвила я. - Сегодня у нас знаменательный день. День, когда родилась настоящая оппозиция. Ну, давайте проголосуем, что ли. Итак, кто за репрессии? Сделайте шаг вперёд.
Елизавета Бом, Иванов и Тихушница сделали шаг вперёд.
- Нет уж, воздерживайтесь в своей личной жизни. Это такое жёсткое голосование, - сказала я.
- Да уже и так всё понятно. Математика, - возразила Лада из раковины своего дорогого туалета.
- Так. А теперь либеральники, хорошо подумайте и сделайте шаг назад, - сказала я.
Никто не двинулся, только Кругляш забавно припрыгнул на месте.
- Тоже, что ли, воздерживаетесь?
- Нет, мы просто голосовать не хотим, - заносчиво ответила Ада Ладова. - Вы же диктатор, вы и решайте. Что ерундой-то заниматься?
- Ага! - я прошла вдоль строя. - Вот то-то и оно. Этот вопрос не вашей компетенции. Этим вопросом занимается Имперский Дозор. А он независимый орган, не подотчётный никакой политической партии. Сто отжиманий. Лизавета, ты просто подпрыгивай и щекочи духа местности. Кругляш, пойдём в шалаш на приватную беседу.
Члены Политбюро аккуратно попадали на выстланную ковылём влажную почву и стали упорно отжиматься, вдыхая терпкий дух крепостной земли. Елизавета Бом, прикрыв серафимовы очи, стала раскачиваться и подпрыгивать этаким самоваром. Иночкин трагически запыхтел уже после первых отжиманий. Я взяла изобретателя за руку и завела в свой шалаш. Там стояла раскладушка, валялись пустые бутылки, шприцы. У Кругляша был одухотворённый лоб. Его интересное лицо от широких скул резко сужалось и заканчивалось жалкой ржавой бородкой. Сначала я хотела его немного побить, но потом передумала.
- Я тобой дорожу, Кругляш, - сказала я. - Хорошо. Не будем никого казнить. И пусть наши враги нас убьют. Замочат. Помолчи. Давай просто вместе помолчим и душевно подумаем. Отключи мозги. Все отключи. Давай представим, как устроена система "Глагол", давай просто на неё молча полюбуемся. Видишь?
Я взяла Кругляша за шею и пригнула его голову к своей. Пару минут мы стояли так, неподвижно, упершись лбами. Потом я слегка толкнула его в грудь. Кругляш сел на табуретку и помотал головой. Глаза его стали стеклянные, из носу и по усам тёк пот.
- На что похож "Глагол"? - тихо спросила я.
- На древний ткацкий станок, - поколебавшись, ответил он.
- Тебе повезло, что ты не знал генерала Рю, - обычным голосом сказала я. - Это существо представляло собой центр силы, опору масонского режима. Генерал делал, что хотел. Ел людей, обирал, угнетал, насиловал их, пытал, рубил конечности. Потому что был настоящий хозяин. Но пришла я и убила его. А сейчас у Дракона осталось ещё пять воплощений. И каждое - смертельно опасно. А ты говоришь - прощение, процессуальные тонкости. Идёт война, понимаешь?
- Избирательная жестокость, - кивнул Кругляш, уставившись в одну точку.
- Вот именно. У Дракона две цели. Одна - это я. Другая цель куда более уязвима. Я говорю про наши неслыханные технологии. Гиперборея потому только ещё не напала на нас, потому что там знают: у нас есть какое-то новое оружие. Мы высаживаем их на измену. Иначе бы давно уже шла война. Без конца и без края. Возможно, в твоём окружении есть шпионы. Наше оружие - это сразу и блеф и не блеф. Понимаешь, о чём я тебе говорю? А если шпион это ты?
- Нет, это не я, - Кругляш нервно закрылся руками; мои чувства царапнул образ его неухоженных, пожелтевших от табака ногтей. Насколько я знала, у него никого не было. Он даже не мастурбировал. Только много курил и думал. Что говорить, настоящий подвижник, творец.
Я бросила Кругляшу волшебный кубик с перемётными долями. Он инстинктивно поймал его обеими руками.
- Это маленькая уловка. Позволяет обмануть пространство. Принцип примерно тот же, что и в системе "Коло". Ты должен поторопиться c "Коло". Мы заранее выиграем войну, как только система создаст единое игровое пространство. Даю тебе крайний срок. Два месяца.
- Да верхний обод уже готов, - тревожно задумался изобретатель. - А для нижнего обода требуется подходящее место. Как попасть в Антарктиду, вот в чём вопрос. Их "Плетень" очень грамотно выстроен. Хотя ему, конечно, далеко до нашего "Гребня".
- Есть такой остров Бардов. Он перешёл к нам после войны. Там ничего нет. Просто камень, гигантский чёрный булыжник. Я легко могу вернуть его Антарктиде. Жест доброй воли.
- А это идея! - приободрился Кругляш. - Мы там так всё оборудуем, что никаких концов не сыщешь.
- Я дала тебе ловкий кубик, чтобы ты не тратил время на трансконтинентальные перелёты. Северный модуль "Глагола" должна быть готов... - я задумалась и сказала. - Немедленно.
- Но это же нереально! - панически сжался Кругляш.
- Да поможет тебе Русский лес! Не сомневайся, он даст тебе помощь. Всё улажено, - успокоила я. - Срочно устраняй недоделки и начинайте трансляцию. Вот поставим системы на боевое дежурство - потом можно и полиберальничать. Слава Атлантиде!
- А как же? Слава, конечно! - как неживой, подпрыгнул Кругляш.
Я провела рукой перед его глазами и вернула им прежнее, осмысленное выражение.
- Ты это, не динамь, - добавила я, - Не то лично отрублю тебе голову.
Пока мы разговаривали, члены Политбюро сделали по сто отжиманий. Только Иночкин сделал всего пятьдесят шесть.
- Что встал? - прикрикнула я. - Я что - не вижу, когда сачкуют? Давай, мы подождём. Подождём тебя, барина.
Иночкин потёр испачканные землёй руки.
- Можно, я потом докончу? - нерешительно проговорил он.
Я легонько его попинала, стараясь не уронить его достоинство. Иночкин снова упал, причём нарочно выбрал самоё грязное место - неширокую лужицу. Я отвела в сторону Кальку и шёпотом спросила:
- Конструкторское бюро Кругляша. Был приём новых людей?
- Да, был дополнительный набор после трагедии в Шангри-Ла, - чётко доложила Калька. - Сорок четыре человека. Всех лично проверила. Всё нормально. Были ещё три девицы. Вот их я не проверяла. Потому что не по этой части, - она сверкнула острыми глазками.
- Чёрт! Чую, этот проклятый майор совсем близко подобрался к нашей военной тайне, - я обняла Кальку за шею и поцеловала в сочные, пахнущие вишней губы.
- Ох! - охнула Калька.
- Ещё раз всех проверь. И с девицами у тебя тоже всё должно получиться.
- Ну, а если я его вычислю? Можно я его? Сама, а? - Калька, как кошка, потёрлась о мою ногу.
- Нет, - запретила я. - Тебе не справится с ядом Дракона. Ты лучше вот что, хороших сменщиц себе подбери. Мы будем значительно расширять Корпус Стражей.
- Есть на примете кадровицы. А может, я и сама справлюсь?
- Нет, дурочка. Даже ты столько не потянешь.
Подойдя к премьер-министру Иночкину, я наступила ему на спину. Он затих, смешно изображая движения лягушки. Атмосфера стала лёгкой и наполнилась неизречёнными мыслями.
- А теперь, - голосом гида сказала я, - давайте просто побродим, посидим. Пусть каждый из вас попробует по отдельности, своими силами, на свой страх и риск - попасть в Русский лес. Сейчас мы с вами находимся в самой интимной полости Коробка, древней крепости, построенной нашими врагами - масонами. Когда-то давным-давно, в неразличимые времена, масоны срубили весь окрестный лес и натаскали сюда тяжеленные камни. Потом на это место стал наворачиваться ушлый народишко. И возник, вознёсся великий город на семи реках. Столица нашей империи. У масонов было принято строить и воевать чужими руками. Мы с вами - другие. Мы пожертвуем Русскому лесу жирных генералов и напыщенных академиков. Если понадобится, мы пожертвуем Русскому лесу себя. Сила возрождённого Русского леса да наполнит "Глагол"! Да смутятся наши враги и разбегутся попутчики! И тогда мы просто пойдём и возьмём то, что нам глянется. Мы превратим войну в театральное действо. А вслед за войной, и мир станет театр. Саша, - обратилась я к Фре, - ты будешь вести, если у кого-то не получается. Пора вам привыкнуть совсем без меня. Больше я вам не нужна. Вы уже сами свободные люди.
Мои ребята разбрелись по рощице. Её площадь была не больше десяти соток. Юные берёзки росли беспорядочным строем, одной просветлённой коммуной, а между их ровными стволами мерцали лужицы и качался ковыль. Один за другим мои ученики позабывали этот мир, отпустив свой разум в сторону чистейшей фантазии. Даже Иванов, который по своему обыкновению решил притвориться, легко повёлся, когда Фря взяла его за руку. Я смотрела на отрешённых путешественников, со счастливыми улыбками переживающих красоту первозданного Русского леса, и слегка им завидовала. То, что росло у меня внутри, намертво привязало меня к этому миру. Русский лес мне больше не отвечал.
Что такое свобода? У неё в человеке есть своя химия. Поэтому свобода - не чистая магия. То же самое верно по отношению к вере, надежде, к чувствам покоя и собственного достоинства. Вот любовь, пожалуй, она выше химии. Её чуткий дух точно не от мира сего. Я имею в виду не банальное приворотное зелье, которое способна изготовить любая толковая ведьма. Любовь падает в душу непосредственно, в обход материи. А потом из души попадает в кровь. Как это происходит, я могу только догадываться. Любовь способна творить с человеком чудеса. Хорошо, что никто из людей не владеет её формулой. Хорошо, что "настой любви" не существует в природе. Хорошо, что любовь не решается как теорема. Иначе бы такой ералаш начался.
Другое дело, "настой свободы" или, как его отрекомендовали в научных кругах, "спиритус Љ 12". Дух свободы, он пограничный. Связать его числом и опытом оказалось не просто. Учёные из команды доктора Таблеткина сумели добиться большого сходства между моими магическими зельями и серийными препаратами выпуска "Пробирочной палатки". Лекарства, известные как "спиритусы" наверняка излечивали многие тяжёлые и наследственные болезни. Такие, как наркомания, шизофрения и гомосексуализм. Кряжистая служанка истины, наука шла к истине случайными, кружными путями, в смирительной рубашке барыжничества, спотыкаясь о хитрые подлянки морали. А ей так не терпелось рвануть напрямик, прорваться через все заставы. Чтобы жрать, давиться и жрать. Эта наука, она такая. Эти учёные - все безумны.
Судя по сводкам и аналитике, в суровой Гиперборее произошла настоящая научная революция. Наука там сделалась не экономкой истины, как у нас. Нет - её компаньонкой, душеприказчицей. Позитивизм получил там все права на человека и его смыслы. После поражения в последней мировой войне, гиперборейцы наплевали на все условности, отбросили свои касты и мифы и сделали ставку на научный прогресс. Это привело к тому, что у наших заклятых врагов из Верхней зоны наука, по всей видимости, приняла совсем уж нестерпимую форму. Если бы прежняя криминальная власть Атлантиды продержалась ещё несколько лет, у великой Срединной Империи не осталось бы ни малейшего шанса сохраниться под натиском высокотехнологичного "соседа с верхней полки". Но явились Стражи и нечеловеческим усилием запустили колесо Истории обратно. Передовые люди, они хорошо понимали, что наука для человечества ещё вреднее религии. А уж вместе наука с религией образуют и вовсе убойный коктейльчик. Но чтобы окончательно вырубить естественную науку, требовалось политически подчинить Гиперборею и Антарктиду. Таким образом, грядущая мировая война должна была стать, прежде всего, антинаучной. Или, если взять шире, анти материальной войной.
К сожалению, кроме меня, понимали всё это не многие. Но те, кто был в теме, кто не тратил силы на притворство, кто видел расклад, - те становились моими верными соратниками. Были такие люди и среди военных, и среди учёных. Чем больше я карала врагов, тем больше у меня становилось друзей. Тем больше у Корпуса Стражей становилось завистников и поклонников. На одном из пленумов я, сквозь исказитель, произнесла знаменательную фразу: "Заниматься наукой скоро смогут только получившие аттестацию, морально устойчивые личности, преданные Родине и мне. Любая подпольная либо контрабандная наука будет приравнена к изготовлению фальшивых дензнаков".
Я призывала Стражей как можно пристальнее вникать в свежее предание о сверженных хозяевах Атлантиды. Как мало утекло времени с тех пор, как эти мутанты вольно паслись на природе, чувствуя себя ни кому не обязанными и совершенно не уязвимыми! Трудно представить, до каких уровней низости падали эти драконовы дети. Вы станете таким же говном, говорила я, если перестанете работать над собой. Глядите на них со стороны, изучайте их как разборные макеты, и понимайте, почему они вам просрали. Продолжайте ненавидеть их за то, что они ещё отбрасывают тени. Что до меня, я всё меньше ненавидела мёртвых масонов. Тем более что и при жизни своей они уже были порядком мертвы, принимая за волю свою хер Дракона. Они были обречены на провал. Их тупость была похожа на тупость материалов, из которых они строили свои пирамиды и башни. У них не было ничего, помимо этого островного и плоского мира, а они хотели наверх, толкались лапками, точно глупые лягушки. У них не было Русского леса. Их культура не просто сгнила - она рассыпалась в порошок. Да к тому же, у них не было "духа свободы". Про это зелье я немного скажу особо.
Всем известно, что в быту ведьма окружена нечистыми животными, а также разными полезными ископаемыми заначками, из которых варится зелье. Мнение, в общем, не далёкое от истины. Если забыть о том, что настоящие ведьмы былых времён являлись, прежде всего, воинами, а не домохозяйками. У каждого достойного полководца имелся отряд этих тварей. Они превосходно владели мечом и луком. И только в свободное время они делали из мужчин животных и готовили колдовские снадобья. Мне повезло, я получила классическое колдовское образование. Поэтому я, в отличие от выродившихся современных ведьм, умею стрелять не только глазками, разбираюсь в травках и минералах, не гнушаюсь ковыряться в парше и гнили. Любого мужчину я легко могу превратить в труп. Вдобавок, в детстве я немало пошлялась по соседству с реальностью и везде чему-то училась, что-то обнаруживала для себя интересное. Признаюсь, яды - моя страсть.
Что такое яд? Это материализация духа, враждебного человеку. Яды не нужны, когда человек здоров, силён, бодр, идеален. Но зачастую это не так. Не для протокола будет сказано, но идеальных людей попросту нет. И идеальный мир никому не построить. Вот почему человек вынужден сожительствовать с духами. Вступать с ними в меновые отношения. Тип современного гражданина, горожанина почти целиком сформирован под воздействием враждебных духов. Если он оторвётся от них, то сразу растечётся поносом. А вот в прежние времена люди были добрее, спокойнее, чутче, мудрее. Правда, их было значительно меньше.
Дух с порядковым номером 12 - резвый, шалый, утешительный, весенний дух. Он ценен тем, что разгоняет облако духов-угнетателей. Эмоционально ему соответствует чувство веры во что-то хорошее, удивление, жажда справедливости, преодоления, благодать, ностальгия. Правда, далеко не всем он показан. Ведь поначалу он задумывался как сильный яд. Враги распускают слухи, что Белая ведьма якобы опаивает своих приверженцев зомбирующим настоем. Это, конечно, полная чепуха. Да даже если бы и опаивала, кого это ебёт? Ничего такого коварного я в причастие Стражи не добавляла. В основном, прели, плесени, гнили, а также особый мох. Изготовленное мною лично, заклятое моим голосом, оригинальное зелье принимали только самые первые Стражи, и было это ещё при масонском режиме, в глубоком подполье. Члены Политбюро и ещё порядка сотни человек. А сейчас я бы уже и не смогла корректно его сварганить. Да это и ни к чему. Потому что такое радикальное общественное движение как Корпус Стражей не может всё целиком базироваться на каком-то наркотическом веществе. Это же яснее ясного, тут и спорить не о чем. КС - это особая синергия, особый стиль, новая эра.
Про себя я сейчас называю заветную прививку свободы смешным детским словом - "нетка". Слово это родилось недавно. У настоящих ядов вообще не бывает имени. Только прозвища, клички. Скажу по секрету, могучие ведьмы былых времён фанатично изыскивали свою рецептуру. Порою нужно процеживать целую жизнь, чтобы "написать" такой яд. Мне же ужасно повезло: ещё маленькой девочкой я научилась варить своё "фирменное блюдо". Не хочу вспоминать подробности. Тогда вокруг меня витало много таких людей, которые очень мучились, но не умирали. Духи-угнетатели надёжно крепили их к жизни, грехи и угрызения не отпускали от холода и голода. Для таких вот испытуемых жизнью людей я и сварила яд. Сварила - как оторвала от сердца. Кривые, горбатые старухи дали мне древний рецепт. Кое-что я внесла сама, от себя. Конечный продукт очень зависел от моего настроения. Дозировка была не столь важна. На выпускном экзамене я дала своё зелье одному старичку, доходяге. Это был замечательный человек, чистый, смиренный, доброжелательный, анархист с полувековым стажем. Его все чморили, но он никогда не унывал. Меня он почему-то полюбил, хотя я его презирала. Что он сделал со своей жизнью, думала я. Ради чего такая самоотверженность? Отвечали лукавые излучины вокруг бледно-бирюзовых глаз и ввалившийся бескровный рот, кривящийся то ли от боли, то ли от умиления. Этот старик где-то неделю страдал, угасая от голода, не в силах пошевелить рукой, только делал губами такое: "тю-ю-ю, тю-ю-ю". Ты хочешь умереть, - наполовину спросила я. Не сразу он слабо кивнул. Я влила в него яд, зловонную чёрную жижу, примерно полтора напёрстка. После этого старик с блаженным видом притих. Через три дня его хватилась не слишком расторопная охрана. Лагерный фельдшер зафиксировал смерть. Труп отнесли в спецместо. Ну а ночью в дверь барака кто-то крепко постучал. Это был воскресший старик Лавкам с обмороженными конечностями. Он, конечно же, умер потом. Его добили лагерные лепилы.
Говоря по-научному, в раннем детстве я практиковала эвтаназию. Благодаря этой практике, я научилась точному применению и тонкому пониманию яда. В отдельном случае смертельный яд мог превратиться в волшебное средство. И тогда сладко заснувший человек через какое-то время просыпался совершенно здоровым и полным сил. Так случилось в лагере с одним фальшивомонетчиком по прозвищу Гривна. Он сам попросил дать мне настой. А взамен объяснил мне теорию денег и сущность мировой финансовой системы. Помню, Гривна высказывал опасение, что сложившийся мировой порядок может просуществовать вечно. Как это вечно, недоумевала я. Гривна рассказал мне о тайной организации масонов, людей выделенных богатством, талантами, происхождением. Людей, считающих себя ближе к богу, чем все остальные. От него я впервые услышала такие понятия как "социальный дизайн" и "геополитическая модальность". Гривна уверял меня в том, что только чудо может помешать исполнению чудовищных масонских планов. Потому что вся причинно-следственная решётка уже просчитана, и все противные факторы устранены.
"Ты родилась в загоне для скота, - сказал он мне. - Даже если тебе очень повезёт, и ты пробьёшься в люди, тебе никогда не попасть в категорию небожителей".
Едва пригубив моего снадобья, Гривна крепко заснул и проспал около семи часов. Потом он проснулся и совершил дерзкий побег. Без всякой подготовки он бежал через заснеженную пустыню, поросшую непроходимым лесом. Его так и не смогли найти. Следы обрывались в пустоту, словно Гривна сбежал не только из лагеря, но и, хорошенько разогнавшись, рванул вон. Вообще, вон. Жаль, из него получился бы дельный министр финансов в правительстве Иночкина. Спустя много лет, когда власть масонов была низвергнута, а их немыслимые капиталы перешли в чистые руки, я вспомнила о первых Стражах. В честь Лавкама и Гривны были названы новые улицы, фонды и институты.
Полученный в лабораторных условиях медицинский препарат "спиритус Љ 12" мог стать настоящим королём в линейке "спиритусов". Он излечивал все виды нервных расстройств и превосходно способствовал социальной адаптации. Кроме того, его можно было использовать как укрепляющее и обезболивающее. Он обновлял, молодил. Но в широкую продажу он так и не поступил. Это я не пустила его в народные массы. Препарат был слишком хорош. Я недооценила этих маньяков - учёных.
Я рекомендовала "Пробирочной палатке" снять новинку с конвейера. Поскольку национализированный гигант фармакологии подчинялся Главку, мою рекомендацию довела до сведения его руководства Таня Краснова. Краса умела договариваться с советами директоров даже частных компаний. А тут речь фактически шла о режимном государственном предприятии. Однако акциями "Пробирочной палатки" владело не только государство в моём прекрасном лице. Остаток пакета растащили по норкам довольно уважаемые учёные и спекулянты. Незначительной долей владел основатель концерна доктор Таблеткин. А треть "Пробирочной палатки" принадлежала моему бывшему жениху Барнабасу. Но Барни после своего воскресения был совсем блаженный. А доктор Таблеткин и вовсе был мой раб. Поэтому я очень удивилась, когда управленцы "ПП" дали Красе отворот-поворот. Это было неслыханно. С тех пор, как я разгромила масонов, из предпринимателей мне не перечил никто. Племя новаторов-выскочек меня боготворило. А те, кто остался от старой школы, стали убеждёнными социалистами. Перевоспитались, выкинули из головы примитивное понимание прибыли, отказались от строительства приватной лестницы, ведущей на небеса. И в этом была огромная заслуга директора Главка Тани Красновой, её обаяния, честности, доброты.
Краса деликатно изложила мне своё видение ситуации. Сказала, что коллектив "ПП" чувствует себя отдельным государством, и всё дело, наверняка, в особом благоволении с моей стороны. Моя девочка была права. Пришлось заняться самой. Не составило большого труда разузнать, что главкомы "ПП" погрязли в хищениях и финансовых махинациях. Обидно - иные буквально вылезли из грязи в старшины благодаря моей протекции. Схемы, которые использовали мошенники, были мне до боли знакомы. Так знакома гадалке любимая колода карт. С этими гадами я бы не стала церемониться, если бы не одно обстоятельство, которое я поначалу упустила. Оказывается, мой старый знакомец, адвокат Шарпер, вот уже полгода пытался затеять процесс о неправомерной национализации "ПП". Когда мне об этом донесли, то показалось, что я смотрю какое-то старое, замусоленное кино с механическими спецэффектами. Сразу поднялись в памяти беспорочные, светлые годы юности, забавные персонажи, дела. Бывало, что умница Шарпер вынимал меня с кичи, а у ворот изолятора ждал лимузин. Там где-то промелькивал Док со своими душеспасительными эвдемоноидами. И - всех затмевал живой Барнабас, здоровяк, весельчак, лоботряс, сорвиголова. Никого не боялся, приставал ко мне, как банный лист. А я ему так и не дала. Вроде, и времени с тех пор прошло не шибко много. Но какими же далёкими и игрушечными показались мне те кровавые одноактные пьески. Сам театр, в котором они были поставлены, погорел, да и чёрт с ним.
Я встретилась с Шарпером в обычном кафе. Сначала вспомнили, как шесть лет назад он в последний раз вытащил меня из тюрьмы. Обвинения тогда против меня выдвигались жестокие. Формально я ему была должна. Но на самом деле, взятки и адвокатское крючкотворство в те давние времена уже утратили своё волшебное влияние. Система занесла ногу над пропастью, дела стали решать не адвокаты и судьи - а реальные колдуны. Шарпер всё это проморгал и никак на смену политических сред не отреагировал. Даже внешне ничуть не изменился. Разве что раньше он защищал мафиози, а ныне - разных извращенцев и правозащитников. Его заряженность на работу внушала мне уважение. Видом дохлый и неказистый, он никогда не употреблял никаких хелперов. Что значит старая закалка! Времена изменились, адвокатов больше не чесали за ушком, да и люди стали проще, прозрачнее. А Шарпер всё так же вёл свою вялую, не знаю, то ли тяжбу, то ли войну с государственными институциями.
- Так кто же твой клиент? - спросила я.
- Ты знаешь, - быстро ответил он и посмотрел на часы, словно и вправду мог торопиться.
- Он сам тебя попросил постряпать? Как это было?
- Нет. Но он был не против.
- Откуда ты знаешь? Он же всё время молчит? Да он же не в теме, поди?
- Таблеткин его как-то понимает, - смутившись, ответил Шарпер. - Они общаются. Между ними существует медиация.
- Вот как? А Док мне ничего не говорил, - удивилась я. - Так значит, это Таблеткин тебя попросил за дружка своего вписаться?
- Получается так. Док передал мне поручение Барни, - кивнул Шарпер.
- А кто ответчик? Против кого хочешь процесс возбудить? - еле сдерживая улыбку, спросила я. - Есть кто-нибудь на примете?
- Э, - Шарпер побормотал перед собой руками, словно хотел отогнать меня от себя. - Преступники, которые отняли у Барни его корпорацию - да, кто же они, эти негодяи?
- Может быть, это я? Или Стражи? - пришлось подсказать ему.
Шарпер пожал плечами и уставился мне в грудь. Я взяла его за шею и осторожно приподняла над собой. Он продолжал зарываться взглядом в уютное местечко, образованное широким вырезом моего строгого платья.
- Давай я так скажу. Не переживай за своего клиента. Я сохранила и даже преумножила его состояние. В эти мутные годы много ли уцелело богатых людей? Барни по-прежнему чудовищно богат. Из него одного можно напилить столько среднего классу! Но ответь мне, зачем ему это богатство, если он не в себе? Если он не способен ощутить его вес, его силу? Оно ему как мёртвому припарки.
Шарпер с отстранённым видом кивнул.
- Понял. Вы, вроде, люди свои. Не люблю совать нос не в своё дело.
- Нет, не свои. Чужие мы, - возразила я. - Я его не узнаю. А он... Что у него на уме, одному богу известно, - тут я подумала о том, что погрузившись в диктаторство, совсем забыла про несчастного Барни, и мне стало стыдно. - А может, он уже пришёл в себя? Опомнился и только притворяется таким ебанушкой? А что если вы там все сговорились, чтобы деньги казённые пиздить?
- Вопрос не ко мне, - мужественно возразил Шарпер. - А к твоим управляющим. Ты сама посуди, зачем Барни красть свои деньги? Это же его, по сути, компания. А вот у него действительно пиздят. Скупают какие-то захудалые больницы. Содержат каких-то непонятных людей.
Узко тренированный интеллект адвоката не мог вместить больше положенного. Поэтому я хлопнула его по плечу в знак окончания беседы.
- Надо как-нибудь устроить пикник.
- Зачем? - сразу встревожился он.
- Как зачем? Оттянуться. Да ты что, боишься меня, что ли? Если ты не в доле с расхитителями, бояться тебе нечего. Ещё не один честный человек не пострадал от новой власти.
Шарпер стоял с потерянным видом и морщил лоб.
- Пообщаемся на природе. Мы ведь так и не отпраздновали выздоровление Барни. Тихо отметим, по-семейному. Ступай, тебя вызовут.
Я не хочу знать о себе правду. Не хочу знать, зачем родилась. Звучит странно, не правда ли? Как мне представляется, любое действие изначально лишено смысла. Не потому лишено, что оно есть повторение и не потому, что оно обречено на провал. А потому что заранее в любом действии нет никакой логики. Нет никакой возможности быть одобренным и понятым, в том числе и самим собой. В этом ракурсе, быть диктатором - очень удобно. Ибо главный смысл диктатуры заключается в ней самой. Это власть ради удержания власти. Быть беременной тоже удобно, ибо главная цель беременности сводится к разрешению от плода. Будучи беременным диктатором, я была вдвойне застрахована от того, чтобы впасть в бессмысленность существования. Это придавало сил. Но и разительно отличало среди людей. У меня больше не могло быть привязанностей и долгов. Друзья и враги слиплись, сплелись в одномерном танце.
После сказочного "залёта" в Шангри-Ла, я стала меньше пить водки. Зато обратилась к морфию. Водка давала возможность сосредоточиться на происходящем. А морфий развеивал чёрные думы, делал меня чутче, добрее. Неприятная ситуация с "ПП" требовала скорейшего разрешения, и я, не откладывая, взялась за дело. Я сама создала с нуля эту корпорацию. И превратила её в настоящего капиталистического монстра. Настала пора уничтожить это чудовище. А лучше сказать - приручить, одомашнить, сделать полезным для общества.
Что будет с лицом, если с него содрать маску? Что происходит с человеком, которого выудили из его пожизненной игры, ставшей для него второй кожей? Как себя чувствует актёр, которого проглотил наблюдающий глаз? Признаться, никогда не любила таких вот актёров по жизни. Среди моих Стражей были очень разные люди, не только талантливые, не только добрые и хорошие. Но у всех, пожалуй, была общая, можно сказать, странная черта - неумение притворяться, нетерпение к правилам, которые были заданы Драконом. В этом смысле, доктор Збигнев Таблеткин, хоть и был из старшего поколения, но вполне соответствовал типу Стража. Это был увлечённый человек, фанатик своего дела. Эвдемоноиды, которые он изобрёл, в самом деле, облегчали жизнь. Без меня, без моей заботы и помощи, он бы наверняка погиб. Помню, как он объяснял разницу между наркотиками и своим изобретением, в котором, надо это признать, была изрядная доля магии, остроумной хитрости.
"Когда человек принимает наркотик, он становится заложником времени. Наркоман всё время наблюдает, как благость, которую он в себя принял, утекает, выветривается. Благость, которую даёт наркотик, обязательно со временем уменьшается. С эвдемоноидами - не так. Они создают форму, ёмкость, в которой благость копится или остаётся на прежнем уровне. Я верю, что люди рождены для того, чтобы быть довольными и счастливыми. А само счастье человеческое буквально растворено в воздухе. Оно повсюду. Просто нужно уметь его улавливать и конденсировать. А ещё важно заделать дыры, через которые оно утекает".
Не знаю, прав был доктор или заблуждался; проблема человеческого счастья мне была безразлична. Но я видела, что доктора понужают истинно добрые намерения, что в нём зудит и шевелится истинно научное любопытство. Да, хоть он и тяготился моим руководством, искренне полагая меня воплощением зла, но никогда бы не осмелился восстать против моей воли. Поэтому когда Шарпер намекнул, что доктор - коррупционер и несёт ответственность за злоупотребления в "Пробирочной палатке", я сразу поняла, что это чушь. Таблеткин не умел притворяться, да и на деньги ему было наплевать. Дошлый адвокатишка пытался отвлечь моё внимание от настоящей фигуры. В продолжение нашей беседы образ этого преступника постоянно всплывал в его сознании. Шарпер очень его боялся и имел на то все основания.
Сразу же после встречи с адвокатом я позвонила в Имперский Дозор. Новый директор этой почтенной конторы быстро сказал:
- Колобко на проводе.
- Как там мой бывший телохранитель? До сих пор на свободе?
- Насколько мне известно, Пунц всё время торчит в своём клубе. В "Церковной мыши", - ответил Колобко, сразу и важно, и вежливо.
- Однако пора, - сказала я. - Пора его брать. Загулялся он.
- Вот именно. Мы совсем про неё забыли. Только вы там с ним поаккуратнее, - предупредила я.
В тот же день последний мафиози Атлантиды был арестован.
Пунц сдался легко, безмятежно. Когда за ним пришли, он один, без охраны сидел в верхнем баре "Церковной мыши". Арест Пунца неприятно напомнил мне о том, с какой обречённостью и воистину бараньим смирением сдавались новой власти заядлые масоны. Да, с какого-то момента земные враги перестали доставлять мне удовольствие.
Как ни странно, Пунц попал в заключение впервые в жизни. Ныне все его связи были оборваны, все рычаги - заклинены. Его доставили во внутреннюю тюрьму Имперского Дозора на Ледяной площади и посадили в обычную двухместную камеру без джакузи. Через пару часов он задушил своего соседа. Когда я пришла к нему, шёл девяностый день моего Срока и третий день его срока заключения. Без носков и ремня он валялся на нарах и пялился в потолок.
- Знаешь, когда я впервые увидел тебя, то подумал, что тебе просто нравится издеваться над богатыми мальчиками, - лениво заметил он. - Я и предположить не мог, во что это может вылиться. Это действительно ты? - он приподнялся на локте и смерил меня насмешливым взглядом. - Или твой двойник?
- Не люблю я людей, - после паузы сказала я; показалось, кто-то говорит из меня, моим голосом, низким и дрожащим, - не люблю существ, которые притворяются, выгадывают что-то для себя, в игры глупые играют. Я пришла убедить тебя всё рассказать следователям. Иначе сам знаешь, во что тебя превратят.
- Да ладно. На самом деле, я только недавно замутил эту темку. С "левыми" препаратами. Честно. Никто больше в этом не замешан. Ни Таблеткин, ни Шарпер, ни Карачун.
- А Барнабас?
- Да ты что, - Пунц взглянул с удивлением и злобой. - Он же овощ. В детство впал. По твоей же милости. Короче, Марго. Всех ребят своих я заранее распустил, чтобы легли на дно и не дёргались. Никого я сдавать не буду. Я виновник. Они не при чём.
- Но зачем? - я осторожно присела на соседние нары. - Тебе что - денег было мало?
- Да что тут непонятного? Скучно же! Отродясь не жил по лоховским законам, - Пунц фальшиво рассмеялся. - Теневой бизнес - моё призвание. Смотри, лапа. Проституции нет, - он стал загибать пальцы. - Наркомании нет. Игровой бизнес тоже зачах. И вымогать больше не у кого. В долг давать под проценты - извини, я не жидяра. Что остаётся? Мне что, пойти авоськи у бабок отжимать? Ты лучше сама скажи, вот зачем ты всё это учинила? Весь этот пиздец? А?
- Не понимаю, о чём ты говоришь, - сухо ответила я. - Я просто говно подтёрла, да срань прибрала. Неумех и тупиц на место поставила. Пнула трухлявый пень. Вот и всё.
- Перезагрузка? - модное словечко резануло мне слух.
- Как угодно. Всё ништяк. Где тут пиздец, я не пойму.
- Думаешь, твои Стражи - лучше масонов? - Пунц тоже сел и тяжело уставился мне в грудь. - Не вижу разницы. Те же мутные ритуалы, то же богопротивное высокомерие. Нет, ты, конечно, крутая. Провела полный передел собственности. Согласен, это был грандиозный захват. Ты провела в жизнь великую воровскую мечту. Но ведь саму жизнь ты не изменила. Пройдёт какое-то время, и все снова начнут топтаться, жить по понятиям. Потому что понятия сильнее тебя и твоих упырей. Вот так.
- Глупо с тобой спорить. Кто ты, и кто я. Чуешь разницу?
Пунц сжал губы так, что они посерели, и смиренно кивнул.
- У меня нет времени заниматься твоей шантрапой. На то есть народная милиция.
- Милиция, - передразнил он. - Тьфу! Как ты могла так низко пасть?
- Но мне известно, - не обращая внимания, продолжала я, - что ты контактировал с Гипербореей. Ага, чего заёрзал?
- Чистая коммерция, - вздохнув, сказал Пунц. - Мы собирались толкать им эти новые разработки Таблеткина. Гигантский девственный рынок. Ну, и так, по мелочам. Нефть, уран в обмен на гуманитарную помощь.
- Ничего себе коммерция! Сдай мне свои контакты. Хоть раз в жизни послужи родине.
Поколебавшись, Пунц встал, повернулся ко мне спиной и скинул с могучих плеч свою белоснежную рубаху. Я увидела у него на спине свежий уродливый шрам в виде пустого креста.
- Один хрен - узнаешь. Всё ясно? - спросил он и снова надел рубаху. - Вот они, мои контакты.
Признаться, мой старый знакомый меня огорошил, шокировал. Я почувствовала сильный позыв тошноты и проблевалась, наклонившись над смердящим отверстием в углу камеры. Пунц снисходительно наблюдал за мной со своих нар.
- Ты скоро сдохнешь, да? - тихо, с надеждой спросил он.
- Не твоё дело, - ответила я и вытерла рот краем юбки. - Что за странная, нечистоплотная выходка? А? Какого хрена, Пунц? Вот уж не ожидала, что ты попадёшься в сети религиозных фанатиков.
- Тебе не понять, - бросил он и отвернулся. - Потому что ты ведьма.
- Ну-ка, ну-ка, - я подошла и присела на его нары; он тут же отодвинулся на самый край. - А вот теперь ты точно что-то не договариваешь.
- Сколько тебе? - отрывисто спросил он. - Ну, лет?
Я задумалась.
- Двадцать три.
- Да? А я бы дал тебе все тридцать три.
- Ты что, правда, уверовал? Ну, давай, колись, - мягко произнесла я и сняла чёрные очки, чтобы не пропустить отблески правды. - Ха! Да тебя реально вштырило, супермен. Что, спойлера насмотрелся? Я про комикс этот говорю. Картинки детские про конец света. Откровение протопопа Менделя. Тебя же зомбировали, дурилка.
Пунц весь ощетинился и, отвернувшись, сполз на нечистый пол. Я слегка похлопала его по бритому затылку и дёрнула за ворот рубахи.
- Не заставляй меня отключать твою волю, - ласково предупредила я. - Будь мужиком.
Пару минут он сидел, спрятав голову между колен. Потом вздрогнул и посмотрел на меня.
- Вера, она, знаешь, как глубоко в человеке заныкана? - взволнованным голосом произнёс новоявленный крестоносец. - Её никакими клещами не вытащишь. Все мы рабы, ты понимаешь? Сколько не дави свою природу, не претворяйся - все равно, вылезет, как чирей.
Я поняла, что он имеет в виду. И знаком показала - давай, выкладывай. Так же знаком он ответил - давай, мол, спрашивай. Откровения Пунца я записала на плёнку.
- Расскажи, как тебя завербовали крестоносцы.
- Меня никто не вербовал.
- Хорошо. Расскажи, как ты стал крестоносцем.
- Это не просто объяснить, детка. Надо начать издалека.
- Давай. Только мозги мне не пудри.
- В детстве я жил у своего деда. В старой столице. Дед был очень большой человек. Владел предприятиями, трастовыми фондами. Скорее всего, он был масон очень высокого уровня посвящения. Так вот, у деда была богатая библиотека. Он туда никого не впускал, это было заповедное место. Мне было, наверное, столько же, сколько сейчас твоему пацану, когда я подделал ключ и забрался в подвал, где она размещалась. Читать я не любил, но мне было жутко интересно, что там за сейфовой дверью, в подвале? Я любил приключения. И потому туда залез. И это приключение обошлось мне очень дорого. Как в страшной сказке. Там было много книг, от которых противно пахло старостью. Все они стояли на книжных полках или были просто свалены в пыльные груды. И только одна книга лежала под стеклянным колпаком. Я включил специальную лампу и увидел, что это даже не книга, а просто толстый потрёпанный альбом. Любопытство заставило меня разбить стекло молотком. Я достал из-под осколков этот альбом и убежал в сад. Целый день я разглядывал красивые рисунки, выполненные с болезненным изяществом. Они никак не были подписаны, но мне показалось, что все вместе они образуют какую-то тёмную историю. Там были какие-то люди, чудовища и другие диковинные существа. Таинственные символы. И эти рисунки как бы светились, жили, оставаясь неподвижными. Мне хотелось смотреть ещё и ещё. У меня в груди точно образовалась сладостная воронка. А сознание стало чистым и восприимчивым. И тогда во мне заработал ксерокс. Эти картинки глубоко в меня впились, впечатались. Я так увлёкся их разглядыванием, что не заметил, как ко мне подошёл дед. Когда я взглянул на него, то обмер от страха. Лицо деда превратилась в маску ярости. Он вырвал из моих рук альбом и стал молчаливо избивать меня толстой палкой. Если бы не вмешались слуги, он бы наверняка уходил меня до смерти. У меня до сих пор на голове несколько шрамов, оставшихся от той незабываемой трёпки. После этого случая моя жизнь круто переменилась. Меня отдали в военное училище. Там надо мной поначалу все издевались. Родственники прекратили со мной всякие отношения. Я совершил какой-то чудовищный проступок, и не было мне прощения. Тошно и смешно сейчас об этом вспоминать. Я не сломался. Выжил. Потом, уже в студенческие годы, я узнал, что мой дед разорился. А отца моего застрелили. Я стал жить уже сам по себе, взрослой жизнью. И много чего добился. В академии госбезопасности на меня вышли очень важные люди. Они рассказали о моей семье, о том, куда разошлось её имущество и активы. Они предложили работать на них. Я согласился, но всех их потом убил. Я очень многих людей бортанул с этого света. Мне нравится убивать. Про семью свою и про то, как был из неё изгнан, я вспоминал не часто. Да и вовсе не вспоминал. Пока не увидел в руках у твоего пацана альбом для рисования. Оказывается, те подсмотренные картинки не изгладились из моей памяти. Я сразу узнал руку художника. Только вот сами картинки, которые рисовал твой пацан, они были немного другие. Понимаешь? Манера была та же, а содержание рисунков - другое, подменное. Я догадался, что это неспроста.
- Погоди. Ты хочешь сказать, что спустя столько лет ты смог узнать руку художника, чьи рисунки видел всего один раз в жизни, в саду у своего деда?
- Говорю, это всё очень странно звучит. Но я сквозь всю жизнь пронёс в себе тот роковой день. Я запомнил проклятый комикс. Там было что-то незабвенное, что-то поразительное. Теперь-то я знаю, что это был за альбом. Это потом уже с него понаделали офортов. И ни одна из копий не дошла до наших дней. Об этом позаботились. Сама знаешь кто.
- Ты имеешь в виду масонов?
- Конечно. Они уничтожили все черно-белые копии. Они истребили всех крестоносцев. Знаешь, почему?
- Мне нет дела до распрей между безумцами. Значит, ты утверждаешь, что в детстве ты держал в руках оригинал откровений протопопа Менделя?
- Думаю, это так.
- А у Альки в рисунках что не так? Ты можешь внятно объяснить?
- Нет, не могу. У Альки они словно недорисованные. В них как будто отсутствуют какие-то важные элементы. И потому это просто детские рисунки, пусть даже очень талантливые.
- Как считаешь, Алька - аватар протопопа?
- Не совсем так. Мы считаем, что протопоп действительно время от времени возвращается в наш материальный мир. Через одарённых детей. Но его дух сознательно искажает послание. Выражает только малую его часть. Отсутствующая часть должна быть дополнена тем, кто воспринимает рисунки избранного ребёнка. Это как с порванной банкнотой. Большинство ничего в них не видит. Просто каля-маля. И только в особых случаях в душе возникает отклик, и начинается ответная работа по восстановлению оригинала. В общем, рисунки твоего Альки - это такой шифр. Сам мальчик совершенно нормален. В какой-то момент эта сила его отпустит.
- Рада слышать. Ладно, что там ещё у тебя? Всё выкладывай!
- Ты же знаешь, Марго, я всегда к тебе очень трепетно относился. Может быть, даже любил тебя. Ну, немного. И пацан мне твой сразу понравился. Ты правильно сделала, что забрала его у крестоносцев.
- Да ладно тебе.
- Нет, я серьёзно. Но сейчас-то я понимаю, что ты ведьма и напустила на меня какие-то свои чары.
- Ты заблуждаешься. Для тебя я диктатор, а не ведьма. Говори, раб, как ты стал крестоносцем?
- Помнишь, я провожал тебя на аэродроме? Когда ты так глупо ломанулась в Шангри-Ла? В тот момент у меня был инсайт. Я чётко представил, чем это может для тебя обернуться. В памяти что-то вплыло такое. Листочек из того самого комикса. И буквально на следующий день это ощущение повторилось. Я был на острове Моро и наблюдал за тем, как Алька и Барнабас дурачатся, играют в какую-то детскую игру.
- Алька и Барнабас? Что ты несёшь такое?
- Ты разве не в курсе, что они большие друзья? Когда ты оставила Альку на острове, они встретились и сразу стали общаться. А до того Барни ни с кем словом не обмолвился. Всё молчал, как надутый индюк. Таблеткин вообще не следил за Алькой, пока ты была в отъезде. За ним присматривал Барни и эта твоя егоза, как её там, Тихушница. Мне это всё показалось немного странным, и я решил, что наш Барни впал в детство. Однако я это уже видел раньше. Что-то подобное. В том оригинальном комиксе. Это ощущение узнавания преследовало меня, оно было таким неприятным, настойчивым, вяжущим. Я подумал, что начинаю сходить с ума. Мне нужно было во всём этом разобраться. И тогда я отправился во Владимирский централ.
- Это ещё зачем?
- А там содержат крестоносцев, которых закрыли твои хлопцы. Мне кажется, ты в последнее время стала немного рассеянна. И кое-что упускаешь из виду. Знаешь ли ты, на ком испытывали двенадцатый спиритус? Вижу, тебя мой вопрос поставил в тупик. Вот на зэках его и испытывали, пока ты занималась своими важными делами. В тюрьмах и зонах его испытывали. Я-то в курсе. Потому что после отпадения Барни сам веду все дела "Пробирочной палатки". Кто-то должен же был следить за активами, в которых мы вбухали столько сил.
- Это ты придумал? Испытывать "дух свободы" на заключённых?
- Гениально, не правда ли?
- Скорее, цинично.
- Нет, это придумал не я. Учёные придумали. А я предоставил им такую возможность. Новый препарат отлично себя показал.
- Это уже не важно, как он себя показал. Давай, не виляй. Что там с крестоносцами?
- Не все зэки согласились принимать новый наркотик. Некоторые утверждали, что это не научное изобретение, а колдовство. Пагуба. Почти все отказники были резко настроены против режима и носили особую мету - пустой крест. Я встретился с лидером сектантов по имени Блудомир. Мы общались несколько раз, на протяжении недели. После чего, я сам принял крест.
- Почему?
- Я кое-что узнал. И всё встало на свои места, - голос Пунца сделался твёрдым и невыразительным. - Те крестоносцы, что живут в Гиперборее, и те, что у нас, немного расходятся в своих взглядах. Насчёт того, что станет конкретной причиной Чуки. Южане уверены, что причиной будет научное колдовство. А северяне ставят на масштабное природное бедствие. Но сути дела это не меняет. Главное в нашей вере - фатализм. Все мы живём накануне.
- Мне это уже известно. Вы - ебанутые эскаписты.
- Ты, вероятно, судишь по всяким профанам. Настоящих крестоносцев не так уж много. Это те, кто носит пророчество Менделя внутри себя. Как я. А то, что рисует твой мальчик, это просто агитационная шляпа, не более того. У Альки чистая, добрая душа. Она заклинает, обуздывает сказуемую мощь оригинала. Ведь на самом деле, всё обстоит гораздо ужаснее, чем это может быть выражено при помощи красок и линий. Понимаешь?
- И ты, значит, откупорил это в себе? Этот ужас?
- Да, мне помогли, вызвали. Сам бы я, наверное, не смог.
- Ну, а как бы ты, как посвящённый, выразил главную идею своей веры? Можешь дать выжимку?
- Дай подумать, нелёгкая, - Пунц вернулся к насмешливому тону. - Может, лучше тебе спросить у Блудомира?
- Нет, Пунц, я брезгую встречаться с твоими единоверцами, если честно. В натуре, заразные твари.
- Точно так же им претит твоё колдовство.
- Давай, говори, что ты мнёшься?
В этот момент во внутреннем дворе тюрьмы деловито застучал станковый пулемёт.
- Кого это там, а?
- Кого надо.
- Вот смотри. Наши учёные уже докопались до устройства души человеческой. А в Гиперборее учёные очень близко подошли к постижению материи. Ходит слух, что в Антарктиде люди построили идеальное общество. Что всё это значит?
- Ну, и что?
- А то, что человек окончательно разгадал этот мир. Из чего можно сделать вывод: этот мир ненастоящий. Мы живём в обманном мире. И пропади он пропадом. Чем скорее, тем лучше. Но тот, кто разделяет мою веру, у того есть возможность перенестись в настоящий мир. Через особое тайное славословие. Понимаешь?
- Какая забористая и опасная чушь! А вот евреи, к примеру, считают, что только у них есть особое право на выживание. И у шерпов, допустим, есть свои козыри. Да мало ли ещё у кого! Сколько людей - столько и истин. Все хотят выжить, все держат пальцы крестиком. Ладно, Пунц. Приятно было с тобой пообщаться. А теперь прощай.
- Постой, - он схватил меня за руку; тут в запись ворвались какие-то потусторонние шелесты и вздохи, словно кто-то ещё, кроме нас двоих, находился, дежурил в камере. - У меня к тебе просьба, ведьма.
- Что ещё за просьба? Ты теперь крестоносец, сектант. Ты мне больше не друг. Правильно я тебя посадила. Вот до этого не знала за что. А теперь знаю.
- Дай мне пистолет с одним патроном. А я тебе кое-что расскажу.
- Да мне от тебя больше ничего и не нужно, твёрдоверец.
- В том комиксе была героиня. Черноволосая девочка со злым лицом. На некоторых рисунках она как бы двоилась. Часто рядом с нею были отвратительные чудовища. На одной из картинок она плывёт на корабле и растворяется в яркой вспышке.
- Слушай, Пунц. Я догадываюсь, к чему ты ведёшь. Хочешь мне так всю малину забрызгать? Да плевать на твоего протопопа и на его пророчество. Ясно?
- Кажется, я знаю, кто приобрёл библиотеку моего деда.
В этом месте возникла напряжённая пауза.
- И я теперь это знаю, - наконец, я обрушила вязкую тишину. - Пунц, у тебя все мысли на виду лежат, как горшки у торговки. Ты так и не смог повзрослеть, несчастный. Взял все высоты одну за другой. И остался шкодливым ребёнком. Мне очень жаль. Прощай, дружок.
Я, Тихушница и Алька сидели в помпезном чёрном внедорожнике с затемненными стёклами. Машин, подобных этой, зловонных, прожорливых и наглых, практически не осталось на улицах нашего славного города. Они все вымерли, как легендарные динозавры. От Коробка до Цыганского посёлка было рукой подать, мы могли бы и пешком сюда добраться за полчаса. Но мне захотелось вспомнить ощущения моей яростной юности, когда я не могла жить без могучих моторов и убийственных колёс. Через дорогу, за строем кедров, виднелись знакомые очертания дома, в котором я не была уже много лет. Воспоминания нелепо шагали во мне и подпрыгивали, точно заводные пластиковые игрушки. Я не чувствовала ни боли, ни радости, ни сожаления.
- В детстве меня приютили цыгане, - рассказывала я. - Тут жил цыганский барон. Он был главный наркоторговец столицы. Страшный человек со стальными нервами. У него была сестра-ведьма, она меня боялась и ненавидела. А он сосал из меня энергию, жизнь. Но я была тогда настоящая беспредельщица, сил во мне было тогда немеренно. Вот как в тебе сейчас, - в ответ Тихушница с пониманием кивнула. - Дома я почти не ночевала. И всё-таки чувствовала себя несвободной. У меня не было цели, а энергии было - через край. Такое вот противоречивое было время. И самое главное, что меня тогда тяготило, - я поймала прозрачный взгляд своей воспитанницы, - так это моя невинность. Очень хотелось избавиться от неё. Я жаждала секса с мужчиной. Вот это было действительно нелегко обуздать. Но постепенно и это прошло. Я обрела внутреннее равновесие. Мужчина, любой мужчина - просто инструмент, конь, боевая единица.
- Ну, вам так было надо, - Тихушница отвернулась. - Но это не мой путь. Я так не хочу.
- Да я тебя и не заставляю жить, стиснув коленки. Просто советую не спешить. Чтобы больше скопилось силы. Секс - для слабаков.
Тихушница весьма подросла и окрепла за последнее время. Она подражала мне в одежде и жестах. И даже нередко думала так же, как я.
- Зачем мы сюда приехали? - она с беспокойством оглянулась на Альку; мальчуган был поглощён какой-то компьютерной игрой. - Тут так уныло.
- Покопаемся немного в моём прошлом, - я надавила на газ и направила машину прямо на решётчатые ворота, запертые на пудовый кулацкий замок. Со страшным скрежетом ворота опрокинулись, хлестнув по бамперу массивной цепью. Мы залетели на частную территорию и, отчаянно скрипнув тормозами, остановились напротив главного входа. Всё это давно могло быть моим, если бы меня привлекала чужая собственность. Несмотря на произведённый шум, никто не вышел навстречу. Я посигналила. Дом был похож на труп. И не требовалось заходить внутрь, чтобы почувствовать дух разорения и упадка.
- Пусть все, кто там есть, выйдут наружу, - сказала я.
Тихушница выскользнула из машины и размашисто хлопнула дверью. Уперев руки в бока, слегка наклонилась вперёд и стала смотреть на дом. Через минуту из дверей осторожно показались какие-то невообразимые голодранцы. Чумазые, грязные, с тупыми плоскими лицами, они выстроились в ряд, заложив руки за голову. Всего - человек десять. Это были беженцы из Фарфоровой страны.
- Они говорят, что хозяева давно уже съехали, - обернулась Тихушница.
- Отправь их в миграционную службу, - сказала я.
В прежние времена таких, как эти несчастные, просто топили в заливе Кишок. Ныне их мыли, кормили, лечили и отправляли восвояси. Разумеется, за счёт государства. В результате, нищих и бездомных в столице почти не осталось.
Маленькая ведьма взмахнула рукой, и группа сквотеров послушно направилась в пункт назначения. Их лица светились дружелюбием. Они были похожи на оживших мертвецов.
- Полоумная старуха ещё, на втором этаже, - доложила Тихушница.
Мы вошли в брошенный дом. И снова я ничего не почувствовала. Разве что гарь и вонь. Первый этаж превратился в помойку. Пол и стенная обшивка были содраны. Раньше здесь жили воры и убийцы. А потом здесь жили изгои. Гнилая сущность этого дома долго скрывалась, копилась и вот - выявилась.
- Здесь не место ребёнку, - рассудила Тихушница и цапнула алькину руку.
- А я хотела показать ему библиотеку.
- Да какая к чёрту библиотека? Тут давно уже никто не живёт.
Пыльная лестница без перил вела на второй этаж.
- Ладно, поиграйте во дворе, - обернувшись, сказала я. - Отойдите подальше от этого страшного дома. Не то замараетесь.